Утка, пробитая стрелой в шею, упала к ногам князя. Ярослав Владимирович недоуменно перевел взгляд с птицы на свою свиту. В левой руке он держал составной, на осетровом клее, из березы и можжевельника лук, в другой: так и не выпущенную стрелу. Утка вылетела из камышей и он уже приготовился выпустить в неё "коленную", в очередной раз продемонстрировав свою меткость, но кто-то его опередил.
-Кто посмел? - грозно спросил князь.
Ярослав любил и соколиную охоту, нередко "запускал кречетов" с братом Мстиславом, пока между ними не пробежала черная кошка, и они не стали драться за Киев. Потом вроде бы помирились - за Ярославом остался Киев, Мстислав получил Чернигов, но прежней братской дружбы уже не было. А в начале лета Мстислава на охоте заломал медведь. Зверя "пустили на мясо и шкуру", но князь получил сильные раны и умер. Теперь Ярослав, прозванный Мудрым, стал "самовластцем на Русской земле".
Из приозерных зарослей вышел высокий, крепкий человек с пегой бородой. На нем были простой армяк, серые "мятые" порты, на голове шапка - валенка, надвинутая на глаза, на ногах лапти. На вид - простой крестьянин. Но....На веревочном поясе висел дорогой колчан со стрелами, за спиной - византийский лук. То, что лук был константинопольский, опытный глаз князя определил сразу.
-Ты что ли мою добычу посмел присвоить? - спросил Ярослав, бросая к ногам мужика убитую утку.
-Я - ответил человек, даже не поклонившись.
-А, знаешь ли, вымесок, с кем говоришь?
-Как не знать. Ты Рюрикович, великий князь всей Руси Ярослав Владимирович.
Князь ухмыльнулся:
-Отчего же шапку не ломаешь и откуда у тебя, валандай, такой знатный лук? Ограбил честного воина?
-Не положено мне шапку лопать, - спокойно сказал "валандай".
Теперь Ярослав не смог сдержать гнева, хотел уже приказать своим людям как следует взгреть мужика за дерзость, да допросить нещадно. Однако все же спросил:
-Отчего же тебе не положено, песья твоя голова?
-Оттого, что я тоже вроде как Рюрикович.
И князь, и вся его свита замерли, потом Ярослав разразился громким хохотом:
-Да это же ащеул бзырный, скудоумец окаянный! Ату его, ребята, пустим по полю аки зайца. Не задалась утиная охота, так хоть заячья получится. Ха-ха.
"Скудоумец" сдвинул с глаз шапку.
-Не узнаешь, великий князь?
Лицо Ярослава изменилось:
-Никита? А мы тебя давно в Вальгаллу, в небесный чертог Асгард отправили....Почему сбежал из Киева и где пропадал?
Христианство на Руси только "обживалось". Теперь здесь была гремучая смесь из язычества, греческой веры и скандинавского, варяжского эпоса. "Рюриково", скандинавское поклонение верховному богу Одину мирно сосуществовало с православием. А вот язычники проявляли агрессию, неприятие иных богов, и Ярославу приходилось с ними бороться. Словом бороться, не мечом. Для того писал сам "христианские наставления", лично переводил множество греческих церковных книг.
Ответы на эти вопросы Ярослав получил уже в своем, довольно простом тереме, недалеко от свежего и легкого, как майское облако, Софийского собора. Расположились в светлице за длинным дубовым столом. На стенах: скандинавские гобелены, портреты конунгов, форингов. Среди них во весь рост возвышался воин в остроконечном шеломе, кольчуге, с длинными рыжими усами, тонкой бородкой, голубыми глазами. Он опирался на двуручный меч. Под ним надпись: "Рорик". Рядом - изображение старца в длинном одеянии, опиравшегося на кривой в ручке посох.
-Староста новгородский Гостомысл, - пояснил Никите князь. - Это он посоветовал старейшинам племен призвать из-за моря варяга - руса Рюрика. Знаешь, вестимо.
-Знаю.
-Для чего в Царьград-то сбежал?
-А куда еще отставному воину податься?
-Разумно. Хотя тебя лично я не отставлял. Войско псковское распустил, да, но ты мог бы у меня...Ладно. И как приняли?
- С распростертыми объятиями. - Никита раздвинул руки, показав широту приема. - Теперь мы все для Царьграда безоглядные варяги - русы,- уточнил Никита. - Они нас боятся, за это уважают. И ненавидят.
-Так и впредь будет с нами, с русскими. Забурлила, закипела кровь славянская в купе с кровью викингов и степняков. Никому покоя и спуску не дадим. И не будет отныне у нас нигде друзей. Только меч наш, да храбрость станут нам верными друзьями. И не падет Русь Рюрикова, пока будет так.
Ярослав поднял кубок, явно предлагая выпить за Русь, Киевское княжество, которое теперь и стало олицетворением всей Руси, "великую победу" над печенегами.
Узнав, что Кот сбежал из Константинополя, испугавшись "заигрываний" императрицы Зои, рассмеялся.
-От жен одни беды. Особенно, когда их вокруг тебя мало. А вот когда много, их не замечаешь и душа спокойна. Ты для чего так странно со мной встретился, меткость свою решил напомнить?
Ярослав сузил глаза, в них проблеснули укор и, как показалось Коту, зависть - сам князь, как известно, меткостью не отличался. А вот рубил мечом отменно.
-Что ты, великий князь, иначе меня просто не подпустили бы к тебе. Кто я такой? Одет, аки калик перехожий, из смердов.
-Да, одежонка на тебе знатная. Неужто твой поп не мог найти тебе что-то получше? А раз ты служил у императоров, наверняка дорогой наряд имел.
-Имел,- согласился Никита, - да все гостям проворным за дорогу отдал. Только вот лук и колчан уберег, великий князь.
Ярослав поморщился:
-Не называй меня "великим князем". Ты всё ж, какой ни какой, а тоже Рюрикович. До сих пор не пойму, как троюродная сестра брата моего Всеволода, которую я и в глаза никогда не видел, сумела сойтись с форингом шведского короля, отчего народился ты. Как он вообще попал в Волынь и для чего. Но этого мы уже не узнаем никогда,- тяжело вздохнул Ярослав.- Брат Всеволод рано ушел в Вальгаллу или в рай, неважно. Но в записях своих велел привечать тебя как Рюриковича. Дальний ты мне, но все ж таки племянник. Надеюсь, не собираешься претендовать на Киев? Ха-ха.
Ярослав рассмеялся так, что зеленое "римское" вино из его кубка выплеснулось на стол. Изрядно захмелевший, но не потерявший ясность ума, он вытер винную лужу рукавом бархатного камзола.
-Так что же тебя привело ко мне, Никита Всеволодович? Извини, не знаю, как величали твоего шведского родича, брат не указал, так что уж будь Всеволодовичем. Сразу предостерегу: не спрашивай за что и для чего я посадил в темницу брата моего Судислава. И тебя бы надо...
В глазах Ярослава появилась "боевая" злость и жесткость, но почти сразу пропала.
-Изольда и дети княжеские - не на тебе. Поганые виноваты в их смерти, но они получили от меня!
Князь показал сжатый кулак в сторону входной двери.
-Так вот. Судислав сидит в подвале за дело. На то моя воля. Ежели пришел просить его освободить, не пощажу.
-Нет, великий...Ярослав Владимирович. Я по поводу сестры твоей Предславы, которая томится в неволе у польского короля Болеслава Храброго.
-Не знаю, томится ли,- ухмыльнулся князь.- Говорят, Болеслав ее жемчугами да драгоценными каменьями обкладывает. Живет она припеваючи, чуть ли ни в хрустальном дворце на Ледницком острове. А тебе-то что за дело до Предславы?
-Это ж дети сестры ее Изольды и она сама погибли по моей вине.
-По вине печенегов,- твердо, словно забивая гвоздь, сказал Ярослав.- Вернее, злобного Локи или дьявола, представшего в виде черного ворона и подтолкнувшего твою руку, правильно говорит твой поп.
-И все же, я не снимаю с себя вины. И не успокоюсь, пока....Пока не совершу хотя бы одно благое дело, не спасу живую душу. Так я для себя решил.
-Утомил ты меня, племянник. Пей лучше вино. Или ты в Царьграде вдоволь им налакомился. А скажи честно, почему от императрицы сбежал? Не сделал ли ты ей нежданного наследника, а?.. Вот было бы дело: Рюриковичи породнились с византийскими императорами. Славно!
Снова стены терема содрогнулись от хохота князя. В светлицу в испуге заглянули холопы.
-Вина! - крикнул им Ярослав. - Да уток жаренных сюда! Даром что ли их Никита Всеволодович настрелял. Ха-ха. - Так какое же благое дело ты задумал?
-Пошли меня в Польшу, князь. Я освобожу Предславу Владимировну.
-Зачем? Святополку Окаянному, братцу моему, предавшему меня и весь наш род, повинному в пленении Предславы, уже не отомстишь. У Одина теперь безобразит. Король Болеслав хорошо относится к сестре...
Никита посмел перебить князя:
-Порой золотая, вернее как ты говоришь, хрустальная клетка, бывает хуже смерти. А Болеслав должен знать, что ты - великий, мудрый князь, победитель степняков, не желаешь мириться с лукавством этого чужеяда. И честь рода Рюриковичей тебе важнее всего.
-Чужеяда, - повторил Ярослав слово, означавшее презренного человека, паразита, живущего за счет воровства.
Холопы принесли вина, овсяного и ржаного хлеба, которого и так было много на трапезном столе, сказали, что утки жарятся и скоро будут поданы.
Князь махнул на них рукой:
-Пошли прочь.
Когда прислуга удалилась, осушил кубок, хлопнул себя по коленям:
-Добро, езжай в Польшу. Но с одним условием.
-Каким?
-Я поеду с тобой.
Никита, привыкший в Византии к вину, которое теперь его сильно не забирало, решил, что князь все же захмелел.
-На кого же оставишь Киевское княжество? - спросил он.- Снова наползут поганые, а то и братья твои неведомые объявятся.
-Какие еще братья? - хмельно вскинул голову Ярослав.
Кот задумался: отвечать - не отвечать, обидится еще князь. С другой стороны, это ведь ни для кого не секрет, а он тоже Рюрикович и имеет право на откровение с князем.
-У Святого Владимира в каждом городе было по сотне наложниц: и замужние, и девицы, - сказал он. - Глядишь, еще один братец объявится. Я вон тоже не пойми от кого, а Рюрикович. Да и сам Владимир Святославич от ключницы вышел.
Ярослав ударил по столу, миски с хлебом, рыбой, печеной курятиной подпрыгнули, часть упала на пол.
-Я один и единственный законный правитель Рюриковой Руси. Глаголют, что я, мол, свою Русь, Киевскую создал, под себя. А нет никакой Киевской Руси! Я свято чту память великого Рюрика и есть только одна Русь - его, Рюрикова! А мы, Рюриковичи - все его последователи, и Киев для нас лишь желанная вотчина. Так уж вышло, после того, как воеводы Рюрика Аскольд и Дир прогнали из полянского Киева хазар.
Ярослав неожиданно обнял Никиту, поцеловал в лоб:
-Не думай, что я пьян, а потому многоречив. Вино мои чресла расслабляет, ум укрепляет. Мудро говоришь, нельзя мне Киев оставлять. А ты бери людишек с пяток и езжай в Польшу. А там уж смотри сам, как тебе сподручней поступать.
-Не надобно мне столько людишек, - ответил Никита. - Возьму с собой только одного человека, друга своего Данилу Сугроба.
-Кто таков?
-Моя правая рука в псковской дружине князя Судислава.
Ярослав сверкнул глазами при упоминании томившегося в его темнице брата.
-Ладно, - кивнул князь. - Дам вам лучших коней, тебе своего, "тимурского" подарю, добротного, дорогого снаряжения, денег на дорогу. Чтоб признавали ляхи в вас знатных, почетных людей. Спасай, ежели сможешь, Предславу. В Польше ведь и сестра Мстислава обретается. А где она, что с ней, неведомо.
-Благодарю, Ярослав Владимирович. - Никита приложил руку к сердцу. - Только ни коней, ни дорогого снаряжения мне не понадобится. Не твоим посланником я в Польшу отправлюсь. А тихим, незаметным странником.
-Делай, как знаешь, - сказал Ярослав, прилег на лавку, захрапел.
Тут же, словно подслушивали под дверью, вошли слуги, вынули из рук князя недопитый кубок, бережно подняли, понесли в опочивальню.
Через несколько дней пресвитер Варфоломей благословил на дальнюю дорогу двух странников: Никиту и Даниила, облаченных в простые холщовые рубахи. В руку Кота поп вложили пучок сушеной травы.
-Лавандовый цвет, - пояснил пресвитер. - Пусть он оберегает вас, через мои молитвы, от всех напастей.
Ранним утром, в первый день наступившей осени, двое "странников" отправились в путь.