Случилось это в 30-е годы прошлого века. Мой дед тогда еще ходил под стол пешком. Жили они с матерью в небольшом хуторке, каком - не помню. Гнилой колодец там был. Но об этом речь моя позже. Отец деда - мой прадед сгинул в гражданскую, оставив вдову с пятью постреленышами - мал мала меньше. Женщина она была скромная, трудолюбивая, богомольная. Достатка в осиротевшей семье, прямо скажем, не было. Бедствовали. Но все ж как-то выживали.
Старший брат моего деда - Колька - в семье за хозяина был. Хотя какой: младших братьев своих дразнил, обиду им часто чинил, подзатыльниками по делу и без оного награждал...
И вот под Рождество передал ребятне кто-то из дальней родни гостинчик - пряник размером с ладошку. Это сегодня такое лакомство не в диковинку, а тогда оно было самой что ни на есть ценностью. Колька взял да продул его соседской ребятне в айданчики. Дождался, пока мамка с утра на работу в колхоз уйдет, хвать пряник из сундука и айда к дружбанам на улицу.
А там сорванцы уже новую шалость чинили: кто в ночь, на спор, в гнилой колодец полезет - сокровища атамана доставать. Был, старики говаривали, в хуторе такой, в Гражданскую войну где-то под Крымом и сгинул. Курень-то его сгорел, а колодец, что был на подворье, остался. Воды в нем никогда не водилось. Токмо засыпать его у хуторян руки не налегали. Да еще больно нехорошие слухи про колодец ходили. Вроде как нечистый там живет и по ночам то филином ухает, то волком воет, а то и вовсе - человеческим голосом стонет.
А еще старики говаривали: атаман тот сгинувший напоследок, уезжая на войну, в колодце клад припрятал. Церкву к тому времени в нашем хуторе закрыли. Атеисты местные над такими байками, конечно же, посмеивались. Но сколько и выискивалось охотников до чужого добра - обратно никто из колодца живым не вертался.
Колька и вызвался, как самый удалой и добытной, сокровища атамана на свет божий достать. Как только стемнело, он, прихватив веревку, отправился к гнилому колодцу...
Вечером, когда в курене Кольку домашние вечерять ожидали, раздался стук в дверь. Вдовица - открывать, а там - седой, как лунь, старик. Назвался он дедом Николой, попросился переночевать - дескать, сбился с пути в райцентр, где внуки его с гостинцами ждут. Колькина маменька его и впустила.
Сели, не дожидаясь больше, вечерять. Вдова позвала за стол деда Николу. Угощение - нехитрое: на воде сваренная каша пшенная без масла да капуста, которую маменька Кольки смогла насолить на зиму впрок.
Старик же достал из котомки краюху черного хлеба, перекрестил ее степенно и поделил по кусочку между всеми за столом сидящими, взяв себе самую малую долю. Вдовица разделила отделенную ей часть хлеба пополам и в тряпицу белую завернула.
- Кому? - спросил дед Никола.
- Сыну, - ответствовала та. - Придет - порадую.
Покачал головою гость так задумчиво. А тут пулей в курень влетела соседка вдовицы - баба Глаша - и как закричит:
- Дарья! Твой оглоед в колодец гнилой полез!
Вдовица кинулась было из куреня - сына своего балахманного выручать. Но дед Никола придержал ее и строго так гуторит:
- Будь в курене и молись за сына. Слыхано ли дело: прямо к нечисти в рождественскую ночь в пасть идти? И душу погубишь, и сына не спасешь. Молись: материнская молитва не то, что из колодца гнилого, - со дна моря достанет! С Божьей помощью я в колодец спущусь. Только веревку дай подлинней. А вы, малые, - обратился он к братишкам Колькиным, - котомку мою стерегите - там харчей вам до самой весны хватит.
И такая в голосе старика была сила, что все послушались.
А дед Никола подошел к гнилому колодцу, прикрепил веревку и стал спускаться вниз, строго-настрого запретив всполошившимся хуторянам близко подходить к колдовскому месту. Вдруг непонятно откуда, было ведь совсем безветренно, закрутился, завыл над колодцем ветер. Из-за него никто и не узрел, как старик с Колькой на руках из колодца выбрался. А колодец тот колдовской с гулом страшенным под землю ушел.
На руках занес дед Никола постреленыша в курень. Вдовица расплакалась, стала сына в чувство приводить. Тот очнулся, начал, всхлипывая, что с ним приключилось, припоминать: как веревка, по которой он в колодец спускался, оборвалась, как вниз, в бездну, полетел, как какой-то старик седой на руки его подхватил и наверх вынес.
Оглянулись: а деда Николы и след простыл. Только котомка его в курене осталась.
Подняла Дарья глаза к иконам, которые она из красного угла, сколь не убеждали ее местные атеисты, не убирала, и... как пелена с глаз спала. Вот же он, дед Никола, на иконе! Смотрит так строго, но по доброму.
Развязали сыновья Дарьины котомку. А там: мука, крупа, соль; чабрец, зверобой, душица сушеные - так в чай и просятся. Вдовице с ее постреленышами, аккурат по слову деда Николы, всего этого богатства до самой весны хватило. Поверху же всех гостинцев лежал в котомке пряник. За рождественской трапезой его и поделили.
Долго еще о деде Николе и о Колькином чудесном спасении Дарья и ее домашние вспоминали. Да только, вот какое дело оказалось-то: никто, кроме них, в хуторе и не помнил про деда Николу. И о гнилом колодце хуторяне словно и вовсе напрочь забыли.