Праздник Выпускников близился к концу. Выпуск отмечали на стадионе 'Спартак'. Учителя сидели на трибунах ближе к полю, ученики... вернее, уже бывшие ученики, подальше. А еще - мамы и папы, друзья и знакомые...
Уже были просмотрены записи лучших выступлений спортсменов, удачные школьные театральные постановки, диспуты, оригинальные музыкальные номера, Учителя сказали напутственные слова, а Выпускники пообещали выполнить...
Коллективные встречи были редки: Школы давным-давно перешли на свободную отдачу знаний по индивидуальным программам, а ученики жили и одновременно учились в домах своих родителей или воспитателей.
Учителя редко встречались с ними - вели уроки, находясь перед экранами - они могли быть и в другом городе или в другой стране. Многие из Учителей успешно совмещали преподавательскую деятельность с одной - двумя специальностями, не связанными с учебным процессом.
Бумажный самолетик спланировал на колени юноше в песочном костюме, светлой широкополой шляпе и светло-коричневых ботинках. Он сидел несколько поодаль учеников своего класса. Юноша бережно спрятал его в нагрудный карман.
- Это тебе на счастье! - на скамейку бухнулся светловолосый, вихрастый парень в клетчатой рубахе с завернутыми рукавами и зеленых штанах. Он небрежно свалил в проход объемистый пакет с баночками, бутылочками и кульками.
- Куда столько?.. - спросил юноша. - Здесь человек на десять!
- Да брось ты, Сандро, волну поднимать! - буркнул вихрастый. - В самый раз!
- Тогда девушек угости, - посоветовал юноша, приметив невдалеке двух девиц.
- Сам угощай!
Девушки в одежде, меняющей цвет под настроение, обсуждали происходящее. Цвета были яркие, кричащие...
Они встретили его улыбками и смехом. Короткое платье одной и шорты и блузка другой приняли одинаковый фиолетовый цвет, что, вероятно, означало любопытство.
- Мой товарищ, Петр, предлагает напитки, шоколад, орехи!
- А что предлагаешь ты? - спросила блондинка.
- Свое общество.
- И только-то?
Ее спутница, яркая брюнетка с челкой до бровей в полупрозрачной блузке и шортиках презрительно скривила накрашенный рот.
- Нам сегодня предлагали свое общество много-много раз! Ты не оригинален!
Юноша поклонился.
- Луну с неба достать не могу, - он обвел небосвод, - ее нет. Солнце... тоже... слишком горячее!
Он стоял над ними - стройный, худощавый, безукоризненно одетый.
- Ничего-то ты не можешь... Сандро! - засмеялась брюнетка. - Иди отсюда... к своему товарищу!
Юноша улыбнулся и зашагал прочь. Вслед ему понеслись смешки и ехидные замечания.
- Что, откат? - поинтересовался Петька, с хрустом разгрызая орех.
Со стороны девушек донесся громкий смех.
- Забудь, - посоветовал он, сминая обертку и засовывая под сиденье в мусорный контейнер. - Две молодых... пустышки, как вот эти - он постукал бутылочками из-под сока - тебя уже не наполнят! Разве что вакуумом...
- Болван! - пискнула одна из девиц, вторая прошипела что-то ругательное. Сандро обернулся: цвета одежды девушек изменились - теперь преобладал грязно-коричневый... Девицы взглянули друг на друга, и вопли отчаяния прорезали шум. Многие повернулись в их сторону. Неопрятные фигуры, шипя от ярости и унижения, пронеслись по рядам и скрылись в проходе.
Особенность одежды, меняющей цвет от настроения - нужно быть смелым или наоборот - неумным, чтобы ее надевать.
Юноша снял шляпу и промокнул платком лоб, шею, щеки. Лоб у него был высокий, лицо правильное, нос прямой с небольшой горбинкой. Губы чуть-чуть тонковаты, что выдавало человека насмешливого.
Он слегка растрепал черные волосы, потер виски.
- Много народа... шумно... Ты не устал?
- Есть немного, - признался Петр. - Двигаем вниз, где у них машины, и выберем пару, пока есть из чего...
- Пожалуй, - отозвался его спутник.
Петька подхватил изрядно опустевший пакет и зашлепал к выходу.
В просторном, ярко освещенном ангаре под трибунами сиротливо жались к стене несколько трехколесных велосипедов.
- Так я и знал! - простонал Петька, роняя пакет на пол. - И здесь труха! Что же теперь, на метро ехать? С малышней и Учителями??
- Смотри - 'Вихрь'. Известная марка скоростных машин, - воскликнул юноша.
- Довольно легкий... ага, тут и переключение звездочек есть!
Он вскочил в седло и нажал на педали. Сделав несколько кругов и опробовав переключатель, затормозил.
- На нем поеду! А ты как хочешь...
- Засмеют нас, - сказал Петька, швыряя в багажник другого велосипеда пакет с продуктами. - Со смеха попадают!
Он неловко взгромоздился в седло.
Народ валил со стадиона. Откуда-то вдруг появились велосипедисты и подкатили к западным воротам. Это были юноши, которые решили проехаться до набережной с ветерком. К удивлению Петьки, некоторые парни сидели на трехколесных велосипедах... они держались отдельной группой и выглядели сконфуженно.
Прошло еще несколько минут и объявили общий старт.
Распахнулись ворота и по шесть человек в ряд они выкатились на неширокую улицу Державина. Впереди, на двухколесном 'Урале', понесся черноволосый парнишка в джинсах, рубашка пузырем вздувалась на спине. Он должен был успеть к светофору - опередить автоматику и переключить его в режим пропуска Выпускников. Мальчишка успел - лихо затормозил, так что велосипед пошел юзом и дотянулся до кнопки. Теперь для Выпускников на всех перекрестках зажегся 'зеленый'...
Солнце выглянуло из-за высотки Гуманитарного института и осветило склоненные к рулям фигуры, вращающиеся ноги и бешено крутящиеся колеса. Спицы, как тонкие ножики, кромсали лучи и бросали на асфальт. Под шорох шин и разноголосицу звонков, клаксонов и трещоток, по широкой дуге, свернули на проспект.
Набрав приличную скорость, велосипедисты лавой ринулись в проход, зажатый ажурной решеткой сквера с одной стороны, и домами-магазинами с другой. Люди на тротуарах и жители, высовывающиеся из окон, кричали и размахивали руками. Казалось, весь город приветствует Выпускников!
И вот уже главная площадь выстлалась под колеса. Словно салютуя статуям рабочих, крестьян, солдат и Оперному театру, они отчаянно рванули сигналы!
Проспект пошел под уклон и, снижая скорость, подъехали к набережной и, влившись в толпу приехавших велосипедистов с других районов, растворились в ней.
Ребята разбрелись, Петька нашелся и снова потерялся. Александра его общество уже тяготило, да и вообще обилие народа, шум и толкотня начали раздражать. Но мать обязательно будет подробно расспрашивать его о световом празднике, и он решил потерпеть.
Протолкавшись к парапету, он некоторое время наблюдал, как трехпалубное судно на воздушной подушке 'Академик Лаврентьев', раздвинув высокими бортами корабельную мелочь - скутеры, лодки, катамараны - причаливает к берегу.
Новая порция пассажиров заставила любителей огней в небе потесниться и перейти с аллей на газоны. Несколько раз Александр натыкался на какие-то живописные фигуры то ли в бурнусах, то ли в кимоно, слышалась разноязыкая речь. Похоже, световое шоу сибиряков, получило международную известность.
Весь день он чувствовал себя неспокойно: заканчивалась размеренная жизнь школьника, где на первом и главном месте были уроки и четкое их выполнение. Индивидуальная программа выявила у него склонность к поэзии и графике - его работы были выставлены в картинной галерее, а несколько песен, пели под гитару. Это было приятно, но почему-то больше не хотелось, ни сочинять, ни рисовать.
'Кем быть?' - этот вопрос волновал его с пятого класса. Родственники, каждый со сложной и серьезной специальностью, втайне желали видеть Александра продолжателем именно своего дела и часто рассказывали о своей профессии интересные подробности.
Александр давно понял, что означают эти разговоры по душам. Он слушал внимательно, задавал вопросы, но ловил себя на том, что беседы как-то пролетают мимо сознания. Потому, что требовали они больших знаний, кропотливой и усидчивой работы...
Солнце пыталось скрыться за тучами несколько раз, но они предательски уползали прочь, открывая взорам его темно-красный диск. Наконец, оно нырнуло вниз и пропало и звезды, ждавшие этого мгновения, рассыпались по темному вельвету неба.
Ниоткуда взявшийся красноватый луч, небрежно начеркал на небе изломанные линии - началось шоу.
Стихли все разговоры, люди задрали головы, пытаясь вникнуть в замысел невидимого художника. То, что вычерчивал в небе луч, могло означать, что угодно и зрители недовольно зашумели! Но вот изломанные линии пересекла волнистая линия, еще одна и стало понятно, что это тропинка между скал и по ней... - зрители ахнули - стал подниматься женский силуэт, удерживая на плече изящную амфору! И вот, на вершине, девушка оступилась и выпустила амфору из рук... ах! драгоценный сосуд, кувыркаясь, летит вниз и разбивается вдребезги! Брызги и осколки летят во все стороны, светящимся дождем падают на воду и сушу, на палубу корабля, мелким бисером рассыпаются по воде и гаснут, уходя в глубину.
Рисунок в небе поблек и исчез, стало совсем темно.
И снова появился луч, только уже желтый, нарисовал берег реки на той стороне, переместился на эту и отделил реку от зрителей, проведя светящуюся черту перед их ногами. Там, где был парапет, вознеслись пять или шесть берез с раскидистыми кронами. Все это было нарисовано быстро, точно и достоверно.
Подул ветер - настоящий... его влажное дыхание овеяло лица, и от нарисованных ветвей взметнулись ввысь тысячи светящихся точек, полетели, превращаясь в листья - настоящая осенняя метель... и падали в реку, плыли... постепенно угасая.
Словно бы ниоткуда полилась печальная лютневая мелодия.
Это было так прекрасно, что комок подкатил к горлу, невидимый художник почувствовал, как уже рвутся нити, связывающие бывших школьников и их родителей, родственников, друзей...
Несколько фигур, стоявших впереди, вдруг придвинулись друг к другу и обнялись, послышались сдерживаемые рыдания.
С неба уже сыпались серебристые снежинки, но Александр, чувствуя потребность быть сейчас не здесь, а рядом с матерью, дедом, сестрой протиснувшись между стоявших в оцепенении людей, заторопился к метро.
Наклоняясь и изгибаясь, лента эскалатора понесла его под землю. Светящиеся панели потолка слились в одну непрерывную дорожку...
За очередным поворотом открылась станция - полукруглый арочный потолок, гранитный пол из красноватых, с прожилками плиток, прозрачная стена, за которой несла свои воды величавая Обь... вода, взбаламученная пролетающими глиссерами, с силой ударяла в стенку, слышался неумолчный плеск, шорох и отдаленный гул двигателей.
Из черноты справа, высунул острый нос поезд, и матовый цилиндр бесшумно проплыл мимо платформы и встал точно от туннеля до туннеля. Беззвучно поднялась стенка, открыв длинный ряд кресел. Александр занял ближайшее, справа и слева сели еще люди. Поезд заполнился, стена стала на место, а вагон, покачнувшись, двинулся и стал набирать ход.
В ручке своего кресла Морозов тронул кнопку рядом с надписью 'Вишневый сад' и удобно откинулся в кресле. Вагон шел ровно, едва покачиваясь, слышался едва заметный свист воздуха, проносившего вдоль стенок.
До своей станции он доехал минут за двадцать... против кресла открылся проем и он, шагнул на платформу. Стенка вагона опустилась, погасла и рубиновая стрелка на полу. Поезд нырнул в туннель.
Александр считал оформление этой станции самым лучшим. Свод поддерживали тонкие колонны, представлявшие собой стволы вишен, раскинувшие ветви с листьями и плодами под самым потолком. Извечный гранит пола укрыли черным покрытием, имитировавшим землю с искусно нарисованными опавшими листьями и островками зеленой и пожухлой травы. Аромат вишни плыл в воздухе и иногда пчелы, привлеченные пряным запахом, кружили под потолком, садились на каменные листья и цветы и, сердито жужжали, не находя настоящих цветков.
Ступив на настоящую землю, Александр пошел знакомой дорогой.
Ярко светила полная луна, перемигивались крупные звезды, прохладный ветер налетал порывами. Едва он стихал, над травами взлетали светляки, что-то щелкало и потрескивало невдалеке, негромко вскрикивала какая-то птица.
Весело шагая, Саша добрался до улицы Оранжевой и их дома, третьего с краю.
Калитка распахнулась, едва он коснулся щеколды. На веранде перемигивались фонарики - огоньки взбегали по резным столбам под крышу, перескакивали на потолок и собирались в затейливый узор.
Гостиная была освещена. Шкафы из мореного дуба вдоль стен, широкий диван с множеством подушек, массивное кресло деда с прямой спинкой в одном углу, оттоманка, изящное кресло Александра - в другом, застекленные шкафы и стеллажи по обе стороны лестницы, ведущей на второй этаж...
В центре гостиной, стоял прямоугольный стол, одетый парадной скатертью кофейного цвета. Поодаль, выгнув спины, расположились стулья темного дерева с обивкой вишневого цвета.
На старинном чеканном подносе, пыхал и сипел ведерный самовар. Вазочки с вареньем, бутылочки с вином обступили тарелку с тортом. Четыре чашки с блюдцами из маминого любимого сервиза, красовались снежно-белыми боками с затейливыми вензелями.
Они спускались по лестнице: мать, в красивом вязаном платье, с замысловатой прической, дед приоделся в серые брюки старомодного покроя, синий джемпер, сестренка, оглядывала новое платье, синее в белый горошек.
- Здравствуй, сын! - произнесла мама звучным голосом. - Мы садимся за стол и ждем тебя. Переодевайся и приходи!
Душевая была рядом и он, вытаскивая на ходу все, что было в карманах, сунув на полочку, как был в шляпе и костюме, встал под душ. Полилась вода - искусственная одежда съежилась, потеряла целостность, и кусочками уносилась в слив. Александр остроумно называл этот процесс 'рождением человека'.
Тут же, в гардеробной, он облачился в свежее белье, выглаженные хлопчатобумажные брюки и кремовую рубашку из тонкого льна. Дома носили все натуральное, берегли эти вещи.
- Красив, красив! - воскликнула мать. - Тебе очень идет!..
Сестренка протянула ему ручки. Он сжал ее тоненькие мягкие пальчики и коснулся губами поочередно левого и правого запястья. Этим манерам Александр научился у деда, а тот, то ли придумал, то ли вычитал в старинном романе.
Мама с дочкой сели по одну сторону стола, дед - по другую, Александру досталось почетное место во главе...
- Как все прошло? - спросила мать, вглядываясь в сына.
- Ничего особенного, - ответил он, придвигая чашку с чаем. - Ты же знаешь, мама, как это бывает... довольно скучно... Вот на трибунах веселились от души!
Он отпил глоток.
- Думал, что на нашем-то выпуске будет иначе, но... - он состроил унылую физиономию. - Думаю, остальные поняли, потому и действо быстро подошло к концу.
Мать нахмурилась.
- Вот дорога до набережной!.. - воскликнул он.
- Разумеется, на велосипедах, - недовольно произнесла она, - что здесь интересного...
- Мне достался трехколесный 'Вихрь'! - с восторгом произнес Александр. - Отличная машина! На раму можно закрепить детское кресло, сзади - на кронштейне - Лолкин велосипед.
- Это хорошо, - сказала она, гладя дочь по голове. - Значит, чаще будете ездить в лес.
- Завтра приеду на трехколесном велосипеде.
- Да-да, завтра, - произнесла она, морща лоб. - У вас завтра последняя встреча?
- У 'Победы'... пройдемся по центру, возложим цветы героям революции, наверное, в Оперный заглянем... по набережной прогуляемся... общий снимок и все!
- А почему так срочно? Кто-нибудь уезжает?
- Да, - ответил он легко. - Влад Сергеев... за границу, в Италию, кажется, Наталья Петрова с родителями в Варшаву, Борис... в Московский университет... Семенов - в Ленинград... на Путиловском у него практика... Симонова будет учиться в Санкт-Петербургском историческом...
Он сделал несколько глотков и откусил маленький кусочек торта.
-... несколько человек едут поближе - Омск, Хабаровск, Чита...
- А ты? - спросила мать.
- Я остаюсь с вами! - сказал он и подмигнул Лолке. - Мне лучше здесь...
- И чем ты будешь заниматься? Уже есть идеи?..
- Пока не знаю, - вздохнул он, - нужно подумать.
- Наши занятия тебя не увлекают? - глуховатым голосом спросил дед. - Кажутся трудными?
- Не увлекают, - признался Александр. - Я много думал, кем бы мне хотелось стать...
Он опять подмигнул сестричке.
- Извините, дорогие родители и родственники, мое призвание - в другом...
- В чем же? - вкрадчиво спросила мать.
- Пока не знаю, - ответил он, глядя в окно. - Чувствую, что дело это рядом! И оно важнее исследования полярных шапок на Марсе, туманностей или обучения школьников.
Мать погрустнела.
- Что же это за важное дело? Чье это дело?
Александр пожал плечами.
- Пока оно скрыто... неясно... и такое впечатление, что выбор будет сделан не мной.
- Кем?
- Не знаю, мама... - он боялся посмотреть на нее, - кто-то решит за меня... он укажет направление, и я сразу пойму, что мне туда...
- Кто этот человек? - строго спросила она.
Он опять пожал плечами.
- Выбор сделают за тебя, - вдруг сказала мать, - и ты, если разонравится, объявишь, что путь указан неверно и дорога эта не твоя. Как жаль, что приходится возвращаться! И ждать, что кто-то другой покажет новый путь.
- Может и так, - тихо сказал он, - может, и нет.
В столовой вдруг раздался низкий басовитый звук, словно кто-то подул в трубу, холодом пахнуло от окна, качнулась ветка яблони.
- Солнце заходило красное-красное, - сообщил Александр, - прямо кровавое!
- Завтра будет ветрено и дождь, - ответил дед. - Неудачное время для последней встречи.
- А мне было объявлено, что на окончание школы будет открыта тайна семейной реликвии, - неожиданно сказал Александр. - Ты мне это сказала, мама!
- Не помню, - ответила она, не смотря на него. - Ты что-то путаешь!
Звук возник снова, но тоном ниже и оборвался, ветер с натугой приоткрыл створку окна и вздыбил штору
- Проверьте окна - закрыты ли, - попросила мама, - и возвращайтесь - продолжим наш разговор.
Дед поднялся к себе, а Александр пробежался по дому.
Когда он вернулся в гостиную, дед уже был там.
- Так как же с семейной реликвией? - спросил Александр. - Я получу ответ или нет?
- Не помню я такого разговора, - ответила мать.
- Дед... деда Валя! А ты помнишь?..
Дед задрал бровь и хитро подмигнул Александру.
- Семейная реликвия есть! - воскликнул он, поднимая чашку, и тут же скривился, словно от зубной боли, почти уронил ее на блюдце и принялся тереть ногу под столом.
- Екатерина Васильевна! Осторожней с ногами, вы сделали мне больно!
- Ах, извините, Валентин Николаевич! - преувеличенно любезно ответила мать. - Это произошло случайно!
Александр и Лола сочувственно посмотрели на деда.
- Саша! Ты уже попил чаю? - спросила мама. - Тогда иди к себе, отдыхай... нам нужно поговорить с дедушкой.
Саша встал, поблагодарил и двинулся к лестнице. Взявшись за перила, обернулся и увидел, что мать сердито грозит деду. Поймав недоуменный взгляд сына, она мило улыбнулась и поправила локон у щеки.
- Иди, иди, Саша! У нас взрослый разговор.
Дождь начался неожиданно: капли забарабанили по крыше, хлестнули по стеклам. В комнате, с едва теплившимися световыми панелями, он долго стоял у окна, вглядывался в темноту, слушал скрип и шорох веток, ежился от струй влажного воздуха, вливающегося в форточку, смахивал с лица капли... потом, разобрав постель, разделся, лег и, завернувшись с головой в простыню, крепко заснул.