Аннотация: Воспоминания не купить и не продать, они дороже всего, как и мелочи, греющие сердца потерянных, одиноких людей. Вкупе всё это помогает пережить один день за другим. *Причин конца света в драббле нет, так как на течение зарисовки это никак не влияет.
Воробьи прыгали с места на место и крутили головами. Иногда хохлились, как будто к ним липла морось или холод пробирался под перья. Но жаркий июль изнурительно шёл по пятам за всем живым в округе и оседал пылью на листве и забытых временем вещах.
Птицы вспорхнули и покинули удобный череп, когда узкая и длинная тень коснулась тела.
Вместо носа пилот -- прочь, сомнения: до сих пор никто не стянул с его головы защитного оливкового цвета наушники, изрядно подпорченные непогодой, -- обзавёлся мягким мхом, а на щеках разросся кукушкин лён. Под головой видавшая лучшие времена шпала, ныне же твёрдая подушка, до тех пор, пока наверняка смелый вояка не истлеет окончательно. Дёсны зеленели, в зубах копошились деловитые муравьи, а на подбородке обосновалась плесень.
Полуистлевший бедолага лежал, чуть запрокинув голову и закрыв впавшие сухие веки. Следующим летом, если голодным собакам не повезёт найти остатки этого шведского стола, вояка посмотрит на небо глубокими глазницами, наполненными паутиной. Как ракушка, с виду она нужна, чтобы пополнить полку очередной безделушкой, а стоит её понюхать, так сразу ясно: к чёрту такую находку.
Ила выпрямилась, убрав от носа рукав, и переступила через полуистлевшего пилота. Между его рёбер пробился к свету лист одуванчика и вытянулся бутон на мясистой ножке. Ила задела его ботинком. На крыше одноэтажного дома пели птицы, перекликаясь с другими пернатыми. Те отзывались каждый раз со всех сторон, без всякого такта перебивая друг друга.
Над выбитой витриной ещё уверенно держалась выцветшая и поросшая мхом вывеска "Фортуна". Ила толкнула дверь сувенирной лавки, колокольчик тонко и тихо звякнул, приглашая войти. Под ногами хрустнули осколки, потревоженные жуки поспешили спрятаться кто куда. Хозяин любил своё дело и, наверное, много путешествовал: Ила коснулась одного из нескольких глобусов и осторожно покрутила земной шар, оставив в пыли отпечатки. Сейчас он не блажь богатых туристов и деловых коллекционеров, а макет новой действительности.
Ила отложила в сторону резную дощечку с аккуратной педантичностью выжженным "Не садиться" и опустилась в плетёное кресло-качалку. Бросила рядом рюкзак, оттолкнулась от пола и положила руки на бурые боковины. Откинулась на спинку и прислушалась к тихому скрипу, такому же аристократичному и ненавязчивому, как звон колокольчика над входом.
За занавесками из паутины на полках шкафов таились бесценные, но в то же время бесполезные ныне сокровища. Вазы из камня, глиняные парочки котов, деревца из бисера и накрахмаленной ткани. Восковые розы и лилии, как живые, застывшие навеки в причудливых фантазиях неизвестного мастера. На перекладинах витрины лежала кем-то вынутая из футляра скрипка, а рядом -- смычок. Между струн пауки натянули паутину, в пыли застыли мухи-коконы и жуки-обёртки. Всё, что осталось от шведского стола насекомых.
Напротив шкафа нарядную, оклеенную кремовыми обоями стену украшали часы. Круглые, квадратные, в виде штурвалов, вставленные циферблаты в животы полуобнажённых соблазнительниц, луна со стрелками, Сатурн, компас и множество причудливых и изысканных форм и размеров. Стрелки не двигались. Одни показывали восемь пятнадцать, другие десять сорок, и ещё множество замерших мгновений. У каждой тикающей смерти своё время.
Из-за витрины с забытой скрипкой выглядывали неприлично разинувшие пасти коробки из-под сигар. Неумно надеяться, что полные. Кто в здравом уме оставит про чью-то чужую честь такую находку? За опрокинутыми ящиками притаилась деревянная этажерка. Четыре её секции занимали они.
Они поманили Илу подняться из удобного кресла, отогнали усталость и лень подальше в угол и предстали как есть. Портсигары и табакерки. Несколько штук отсутствовали -- между рядами зияли пыльные пустоты. Вот чего не заберёшь с собой всё сразу, чем не пожадничаешь. К чему носить с собой дюжину папиросниц? Даже самые капризные на вид коробочки вряд ли удастся обменять на что-то необходимое. Такие вещи или находят в лавках, или забирают у мёртвых. Ила потянулась к одной приглянувшейся коробочке, но не коснулась её. Или забирают силой у живых, другим словом, грабят. Никто не пойдёт мстить за такую безделушку, даже если она наполнена ароматным табаком, а карман непривычно пуст без неё.
Замшевый, окрашенный под зебру портсигар неприлично призывал взять его в руки. Ила смотрела на него, но не касалась. Он как будто говорил ей: "Когда меня увидят в твоих хрупких ручках, когда пальчики откроют крышку, любой клюнет на крючок -- с тобой всегда можно договориться, крошка. Мы выберемся из любой передряги, если у меня есть ты, а у тебя -- крепкий зад".
Кофейный футляр из крокодиловой кожи выглядел строго. Не в пример зебре. Такие носят с собой деловые мужчины, у которых нет времени на пустые разговоры. Они не ездят на общественном транспорте и первые погибают в передрягах вроде царившего краха человечества за выбитыми окнами лавки. Никому не нужны бесполезные вклады толстосумов в банках мира, на них не выменяешь и литр бензина. Даже кусок мыла не выторговать.
Женский серебристый портсигар, тиснение золотом, резьба, цветочные узоры. Как будто он выпал из начала прошлого века, преодолел временные преграды и теперь недоумевал: "Я утончённый, меня придерживают подушечками пальцев, но не касаются мизинцем. Я брезглив, кокетлив и неприступен. Пожалуйста, оставьте меня там, где нашли, мне в тягость все эти ваши путешествия и запах неделями немытых тел".
Со львами, орлами, ковбоями, на любой пытливый взгляд. Украшенные камнями и в виде синих аккуратных жуков-гигантов, таскающих в брюхе папиросы. Марокканские узоры и полуобнажённые стальные девицы, с одного даже улыбалась Мона Лиза. Ила рассматривала сокровищницу вредных привычек и прислушивалась к внутреннему голосу. Деревянный с отодвигающейся крышкой привлекал простотой и отсутствием всего лишнего. Ни единой надписи или улыбки, ни одного ковбоя, только выкрашенное в приятный жёлтый дерево. Этот портсигар не нуждался в громких словах, он сам себе адвокат одним только видом: "Да, я прост, но ведь и ты не алмаз".
Ила протянула руку, пронесла ладонь над футлярами и осторожно взяла один: не менее скромный, но и не крикливый. Никакой старательно вытертой старины, никаких модных завитушек без смысла и вкуса. Аккуратный чемодан изумрудного цвета, серебристые металлические ремни и такая же маленькая ручка, подвижная, в качестве приятного дополнения. Чемодан -- символ свободы, бегства, скитаний, переездов, новизны, а ещё усталости и кругов под глазами. Ила села в кресло и порылась в рюкзаке. Из его недр вытянула на свет небольшой мешочек, сдула пыль с портсигара и открыла его. Она заполнила непривычную чистоту остатками высыпавшегося старого табака, тремя смятыми окурками и двумя целыми сигаретами с фильтром. Переложила спичечный коробок в нагрудный карман синей ветровки и похлопала по нему.
На этажерке освободилось ещё одно место. Другие табакерки Ила не тронула и не сгребла жадной рукой в рюкзак. Пусть и другие попытают счастье найти карманную сокровищницу.