Аннотация: начинаю выкладывать 4-ю книгу саги об Илуге и Юэ.
Книги Илуге
Книга 4
ГОСПОДИН ШАФРАНА
"Кончаются и снова начинаются - таковы солнце и луна; умирают и снова нарождаются - таковы времена года, Тонов не более пяти, но все изменения пяти тонов расслышать невозможно. Цветов не более пяти, но все изменения пяти цветов видеть невозможно. Вкусов не более пяти, но все изменения пяти вкусов ощутить невозможно. Боевых маневров существует два, - регулярный и нерегулярный, - но все превращения регулярных и необычных действий сосчитать невозможно. Действия регулярные и необычные взаимно порождают друг друга, и это подобно круговороту, у которого нет конца. Разве может кто-нибудь их исчерпать?"
Сунь Цзы
Глава 1. Правило воды
Они появились, когда Юэ приказал погасить светильники в неверном свете занимающегося утра. Эта бессонная изматывающая ночь навсегда запомнится и ему, и тем, кто ожидал вместе с ним в роскошном походном шатре командующего армией. Девять человек неподвижно застыли вдоль матерчатых стен. Тянь-гу - командующий орудиями. Дэн-гу - командующий войсками снабжения. Лэнь-гу - командующий насыпными работами. Сэи - командир разведки. И пять той-хайбэ, под началом каждого из которых находилось десять тысяч воинов, построенных согласно разработанной им диспозиции. Все они, в отличие от него, не были новичками на своем посту, и теперь за непроницаемыми лицами Юэ читал, как ему казалось, скрытую настороженность.
Однако сейчас, - наконец-то! - знаменитая воинская дисциплина Срединной империи работала на него. Потому что месяц назад господин Бастэ, командующий армией и его, Юэ, наставник, неожиданно умер в столице. Почти одновременно с этим известием, загоняя коня, пришел ото-ри от военного министра Жень Гуя. Юэ вызывали к императору.
Юэ до сих пор ощущал мучительный стыд при этом воспоминании: как он ехал, преисполненный страха, гордости и жгучей надежды. Ибо только последний дурак в ставке мог не понять, что означает такой вызов. Всю дорогу Юэ гадал, каким образом так оказалось, что ничтожный сын писаря привлек внимание самого Господина Шафрана, пусть даже ( он был в этом уверен) его досье и украшено несколькими победами, достойными звания той-хайбэ, которое он носил.
И только когда, ошарашенный грандиозной роскошью Яшмового Чертога, он прошел по прозрачному полу Зала аудиенций, пугая красноватых рыбин, живших под его ногами своей неторопливой жизнью, Юэ понял. Потому что, в нарушение протокола, осмелился поднять глаза. И увидел справа от императора Ы-ни, ослепительно прекрасную в одеждах цвета Шафрана - цвета, который теперь, после смерти императрицы-матери, смела надеть лишь одна-единственная женщина под небесами. Ее влажные темные глаза, широко раскрытые и бездонные, причиняли боль более острую и невыносимую, чем все изощренные пытки куаньлинских палачей. Теперь она становилась действительно и навсегда недосягаемой, - золотой сверкающий символ в шафрановых шелках. Императрица. Ему следовало навсегда забыть о ней.
Юэ встал. Сквозь прорези громоздкого узорчатого шлема происходящее казалось нереальным, зыбким. Следом, бряцая пластинчатыми доспехами, поднялись его военачальники. Необходимости в словах не было, - каждый из них не раз уже побывал у Юэ, и каждый знал, что теперь от него требуется.
- Да пребудет с нами милость Синьмэ, - проговорил он, как часто говорил господин Бастэ до него. Юэ посетил его могилу, когда был в столице. Говорили, что его могли отравить - слишком уже неожиданным оказалось его " желудочное недомогание". Юэ не обольщался на этот счет. Он ведь помнил ужасную публичную казнь Мяде-го, командующего армией во Второй Южной войне. Империя не выносит поражений.
Отмахнувшись от причиняющего боль воспоминания, он вышел из шатра, пристально всматриваясь в горизонт. Туман еще не рассеялся под лучами необычно жаркого для этого времени года солнца, и долина была окутана влажным, сырым сумраком. Но на западе неровная линия холмов расплывалась и колыхалась, - там, взбивая пыль тысячами копыт, катилась в долину волна всадников в круглых кожаных шлемах с султанами из конского волоса. Степной угэрчи принял бой.
Юэ трижды отступал, выбирая место для решающей битвы. Как пишут древние мудрецы, "при выборе местности следует не забывать " правило воды" и "правило камня".
"Вода, с виду не прилагая к этому никаких усилий, течет, следуя рельефу местности, однако остановить ее невозможно, ибо она следует своей сути. Подобно этому, камень становится легким только тогда, когда он имеет круглую форму и катится с вершины горы. На равнине же камень с плоскими гранями сдвинуть невозможно. Сила войска, соблюдающего " правило воды" и " правило камня", проистекает из тех же причин и столь же неостановима" .
Эта небольшая долина на юге провинции Восточный Гхор была словно создана для его плана : почти идеально круглая, ограниченная с трех сторон обрывистыми сопками, а с четвертой - рекой Мажонг. Войско Юэ занимало восточную часть долины, и момент для битвы был удачным : солнце, встававшее из-за сопок, теперь будет бить противнику в глаза, слепя вражеских лучников. Однако ветер был западный - это значит, что его собственным лучникам придется стрелять против ветра, что ослабляет силу и точность удара. Впрочем, на стороне куаньлинов было также и " положение хозяина", - заняв эту долину первыми и без спешки расположив свои боевые построения, они встречали утомленных переходом " гостей".
В другой ситуации Юэ , возможно, не слишком сомневался бы в исходе битвы. Но не в этом случае. Длинный ряд поражений куаньлинской армии, значительно превосходившей варваров численностью и организованностью, был тому подтверждением. Не следовало недооценивать исключительную выносливость степняков, их тактику молниеносных рассеивающих ударов и обманных маневров. И недооценивать угэрчи Илуге тоже не стоило. Юэ это знал.
За эти годы Юэ уже научился угадывать стратегический почерк своего врага. И теперь не удивился тому, что, в отличие от высказанных предположений своих военачальников, он оказался прав: варвары не пошли в бой неорганизованной орущей ордой, а выстроились длинной цепью, плотно смыкая ряды. Такое построение никак не обнаруживает намерений командующего, но позволяет максимально использовать лучников. А каждый варвар в войске угэрчи обучен не хуже, чем в его специализированных лучных отрядах.
Юэ прикусил губу, чувствуя, как изнутри по телу разливается горячая волна предвкушения. По его подсчетам, угэрчи привел сюда, в долину Шилои, не меньше пятидесяти тысяч воинов. Юэ достаточно знал об устройстве войска противника, чтобы различить бунчуки всех двенадцати степных племен. Их силы примерно равны, хотя, признаться, Юэ рассчитывал, что весенняя воинская повинность принесет свои плоды, и ряды его воинов пополнятся как минимум вдвое. Пришлось исходить из наименее благоприятных условий - Юэ уже привык по опыту обнаруживать, что именно такой расчет сил и оказывается наиболее реальным в конечном итоге. Известие о новобранцах, словно в насмешку, он получил вчера : набранное войско еще только прибыло в столицу для обучения и формирования. В этой битве из них, пожалуй, в лучшем случае выжил бы один из трех.
Длинная цепь всадников превратилась в молчаливую, угрожающую, колышащуюся ржаво-серую ленту, затем наползла на долину и холмы, будто покрывало, до самого горизонта. На противоположном холме он различил взблескивание металла - там, должно быть, подобно его собственному, поставлен шатер угэрчи. Юэ чуть улыбнулся. Ему снова вспомнилось странное лицо своего врага - узкие высокие скулы, белые волосы, холодные и прозрачные, как хризолит, глаза. И восторг , восторг, равного которому он не испытывал и, наверное, уже не испытает никогда. Потому что в тот далекий день на площади Йоднапанасат, столицы Ургаха, они были с угэрчи ближе, чем родные братья, ближе, чем любовники, охваченные смертельным и прекрасным безумием поединка.
Солнце вставало, растопив остатки тумана. Горы всегда приносили туманы в эту часть Гхор, и весной - особенно. Шлем, доспехи, упряжь, - все покрылась крошечными каплями, быстро исчезавшими в уже по-летнему жарких солнечных лучах. Юэ знал, что глаза сотен сигнальщиков, занявших места на склонах, теперь прикованы к нему. От того, насколько быстро и точно сегодня будут исполняться его команды, сегодня зависело все.
Первые поражения куаньлинов, - и в том числе беспрецедентное падение Шамдо, самого крупного из городов в этой части страны, были обусловлены новой , непривычной тактикой, которую применили против них варвары. С тех пор у Юэ было время ее изучить. Теперь же пришло время применить плоды своих размышлений.
Сверху, с холма, застывшие в напряженном ожидании войска были так красивы, что у Юэ захватывало дух. Ровные квадраты, которыми было выстроено куаньлинское войско, радовали глаз рядами алых плащей, развевающихся золотисто-алых флагов, безупречно начищенными боевыми зубцами колесниц. Линия варваров, напротив, волновалась, словно воды широкой и мутной реки, бьющие о песчаный берег. Казалось, силы хаоса и порядка, извечных начал всего сущего, сошлись на этом поле в первый день месяца Пиона. Сердце Юэ отсчитывало в его груди удар за ударом, и сейчас он отчетливо чувствовал, как в унисон с ним бьются семьдесят тысяч сердец его войска.
Над долиной мгновение за мгновением висела тишина. Словно в схватке, где сошлись опытные бойцы, и каждый выжидает, когда противник выдаст себя необдуманным движением.
Наконец, Юэ скорее уловил, чем увидел, как повисли знамена, до того трепетавшие на ветру. Он поднял руку. Замелькали флажки сигнальщиков, и лучники Юэ обрушили на степняков густую тучу стрел. Те ответили тем же. Стрелы сталкивались в воздухе, рождая глухой звенящий гул.
Наконец две гудящие, словно рои гигантских ос, тучи, почти одновременно обрушились на противников. Юэ увидел, как падают люди, как помчалась прочь обезумевшая лошадь без седока... Он снова вскинул руку.
" Выверяй свою тактику по положению противника." Этот совет господина Фэня воистину мудр и воистину бесполезен для человека, который не знает, как им воспользоваться. Юэ знал.
Разыгрывая, будто в шашки, классическое начало сражения, Юэ позволил лучникам трижды взметнуть в небо стрелы. Ему нужно было время, чтобы отвлечь противника от движения в рядах своих войск. В лучном деле варвары были сильнее и, как он и ожидал, угэрчи в полной мере воспользовался своим преимуществом. Передние ряды его войска сильно поредели под градом свистящих белых стрел, однако никто не дрогнул, и Юэ почувствовал прилив гордости.
Ряды степняков заволновались, готовясь к атаке, и Юэ отдал приказ готовить колесницы. В одном из боев прошедшего года использовать их было ошибкой - местность была слишком неровной, и атака колесниц захлебнулась. Юэ , поставленный Бастэ на правый фланг вместе с остатками ургашского гарнизона, потерял много людей в отчаянной, самоубийственной атаке, которая позволила куаньлинской армии сохранить ряды и удержала ее от полного разгрома. После того боя Бастэ отдал ему командование правым флангом и назначил своим заместителем.
Однако здесь, на свежей зеленой траве поймы, они должны использовать свои преимущества в полной мере. Куаньлинские колесницы использовались именно против конных атак противника, снабженные с обеих сторон широкими бронзовыми плоскостями, непоправимо калечившими лошадей. Для устойчивости каждую колесницу тянула четверка лошадей, и, при условии сохранения рядов, боевой строй колесниц напоминал гигантскую косу в руках косаря. Впервые эту тактику применил великий стратег древности господин Бусо при сражении у реки Лэ, нанеся страшное поражение лэсцам и присоединив мятежную провинцию к землям Срединной.
Дождавшись, когда линия всадников противника дрогнет, набирая ход, Юэ дал знак сигнальщикам. Алые плащи заколыхались, расступаясь и обнаруживая колесницы, быстро и слаженно выезжающие навстречу. Сомкнувшись в сплошную линию, колесницы начали набирать скорость, сверкая отточенными лопастями лезвий. Юэ до боли сжал кулаки: так и есть, первая линия всадников с размаху напоролась на них. Мучительные крики покалеченных лошадей резали слух, всадники вылетали из седла, тут же попадая под страшные косы. Вот кто-то из варваров прыгнул с седла на одного из возниц и оба скатились под копыта. Ход колесницы замедлился, ее погребло под грудой тел. Стройная сверкающая линия колесниц нарушилась, и в образовавшийся проход ринулись всадники.
Глядя, как они текут, словно песок сквозь пальцы, через сверкающие ряды колесниц, Юэ размышлял о том, какой неистовой храбростью должны обладать эти на его глазах гибнущие люди. Боевое крыло колесниц, несущее страшную и мучительную смерть, устрашило бы многих - но не их.
Впрочем, он этого ожидал. Флажки замелькали, подавая возницам знаки прорываться к флангам и возвращаться, в то время как по густо усеянному свежими трупами полю на степняков ринулись куаньлинские всадники. Закипел ближний бой. Плотно выстроив свои сотни и вооружив воинов пиками, Юэ хотел помешать варварам использовать свою обычную столь успешную тактику : широким веером нестись на врага, проходя сквозь его ряды, словно нож сквозь масло, и расстреливать полные колчаны, чтобы затем возвращаться, обновляя запас стрел.
На этот раз их атака увязла, и его сердце радостно забилось, когда он увидел, как волна серых всадников, пенясь и кипя, оседает перед непроницаемыми рядами куаньлинов, где на место павшего всадника немедленно вставал другой.
Теперь Юэ ожидал атаки с фланга. Такого решения следовало бы ожидать от полководца, чья лобовая атака только что не удалась , и располагающего еще достаточным количеством свежих сил для того, чтобы вернуть себе инициативу битвы.
Он смотрел, как невыносимо, на его взгляд медленно, передвигаются по полю битвы люди, как степняки, поняв бесполезность своих усилий, нехотя откатываются назад.
Юэ бросил взгляд на тень от воткнутого в землю копья. Солнце уже поднялось вверх на половину его длины, и теперь тень начнет укорачиваться - солнце начало свой путь к зениту. В этом сражении время могло быть противником и союзником - одинаково беспощадным к малейшему промедлению. Юэ подумал о тысячах причин, по которым люди, с величайшими предосторожностями отправленные три дня назад на запад, не смогли добраться до назначенного места; о сотнях опасностей, подстерегающих выпущенную в небо над вражеским войском птицу, несущую алый лоскут, - знак того, что им надлежит начать выполнять указанное; о десятках способов, которым враги или обстоятельства могли им помешать. Потом он запретил себе думать.
" Великие дела нужно делать легко, - писал господин Фэнь в своем " Трактате о феномене власти", - Но это не означает небрежности. Это значит, что до момента действия следует обдумать все возможные пути того, как следует совершить задуманное. Но, когда этот момент придет, следует действовать с легким сердцем и пустой головой, не отравляя свой разум напрасными сомнениями и сообразуясь с обстановкой. Вот что значит, что великие дела делаются с легкостью."
Над долиной повисли плотные клубы пыли, взбитой из-под копыт, и низкий, звериный гул битвы. Юэ почувствовал, что его дыхание становится неровным, руки инстинктивно вцепились в рукоять меча. Его той-хайбэ сейчас не без труда пытались удержать фланги под бешеным натиском отборной конницы угэрчи. В некоторых местах, где схватка кипела особенно жестоко, уже образовались груды из опрокинутых колесниц, искалеченных и мертвых человеческих и лошадиных тел. Алая и ржавая волны попеременно захлестывали эти страшные рукотворные кучи, чтобы затем снова отхлынуть, оставляя на поле новые и новые трупы.
Юэ ждал, а ждать, когда на его глазах каждое мгновение умирали десятки людей, было труднее всего. Наконец его глаза различили неуловимое изменение рисунка битвы: атака варваров будто бы стала слегка ослабевать. Куаньлины многоголосо заревели, чувствуя, что натиск противника ослабевает, и начали теснить врага. Сердце Юэ обрадовано трепыхнулось, но он тут же резко оборвал себя. Сейчас и здесь он, Юэ, командующий армией, должен превратить свое сердце в камень, неподвластным никаким человеческим слабостям. Ему недоступны равно ужас, жалость или ликование - каждое из этих чувств, затмевающее разум, может стать гибельным. Он чувствовал на себе горящие мукой и азартом взгляды своих военачальников: им столь же тяжело наблюдать, как гибнут преданные им люди на равнине, и ждать, когда же наконец будет отдан приказ о решающей атаке. Он прикрыл глаза, сосредотачиваясь.
Ряды степняков становились все более рваными. Вот часть из них, вероятно, потеряв командира, развернула коней к ущелью, по которому армия угэрчи вошла в долину и бросилась назад. Нехотя, понемногу, словно отступающая волна, фланги варваров начали съеживаться, стекаясь к нему.
- Это победа! - выкрикнул кто-то из его той-хайбэ, с лихорадочными темными пятнами румянца на щеках, - Они отходят!
Юэ широко раскрыл глаза, словно удивленный неожиданным нарушением церемониала. Кричавший, - его звали Ван Ни, - осекся и замолчал, тяжело дыша.
- Нет, - мягко, почти ласково сказал Юэ, - это засада, рассчитанная на глупцов.
Он знал это, знал не рассудком, а тем сокровенным чутьем, которое позволяло ему почти что чувствовать, какие мысли обуревают того, другого человека, стоящего сейчас на холме напротив. Возможно, более глупый или более осторожный военачальник на месте Илуге и впрямь предпочел бы отступить для перегруппировки. Но не угэрчи.
Степняки уже почти вплотную отошли к разорванной цепи невысоких скал, уступами поднимавшихся к широкому горлу ущелья. Куаньлины, распаленные боем, преследовали их по пятам, сжимая полукруг, как охотники на гоне прижимают к скалам охромевшую добычу.
Юэ поднял руку.
- Я приказываю отступать!
Он спиной чувствовал бешеные взгляды своих той-хайбэ. У Ван Ни даже голос осип, когда он с усилием протолкнул сквозь горло эти слова для своих сигнальщиков. Замелькали флажки.
Должно быть, и разъяренные преследованием сотники не сразу поняли переданную сигнальщиками команду. Большинство начали замедлять ход, заворачивая разгоряченным коням хрипящие морды. Однако некоторые, не увидев или не осознав команды, уже влетели на склон. Юэ обреченно, медленно выдохнул, увидев, как из-за каменистой гряды в них сплошной жужжащей стеной полетели стрелы.
Флажки в руках сигнальщиков продолжали мелькать. Медленно, - даже чересчур медленно, словно бы через силу, куаньлинские сотни начали откатываться назад. Степняки, озадаченные происходящим, остановили отступление и сгрудились у горла ущелья, не решаясь атаковать. Юэ отсюда видел, как лошади, топчась на месте, встают на дыбы, и всадники закидывают лица вверх, к шатру угэрчи.
Решающий момент наступил. Сейчас угэрчи примет решение - либо продолжать задуманное и отойти, - либо рискнуть и перейти в нападение. Всадники Юэ строились в боевое построение " убывающая луна", направляя концы полумесяца в сторону ущелья. Известный маневр, часто применявшийся куаньлинами : из такого построения удобно действовать в круглой долине, чтобы замкнуть противника в кольцо. Угэрчи должен был видеть, как в прошлой битве такой строй сомкнулся на его левом фланге, и только самоубийственный, безумный бросок, потопивший оба лагеря в крови, позволил тогда варварам вырваться из окружения.
Юэ медленно, осторожно выдохнул, все еще боясь верить: степняки приняли бой! На этот раз всадники выстроились в плотный неправильный клин, прикрывшись щитами, которые с последнего раза, насколько их помнил Юэ, вдвое увеличились в размерах , почти сравнявшись с куаньлинскими. Юэ скупо улыбнулся: угэрчи Илуге учится. Небольшие круглые степные щиты, незаменимые в излюбленной степной атаке " россыпью", легкие в переноске, были предназначены для длительных рейдов или небольших рассеянных атак - и плохи против массированного обстрела регулярными частями куаньлинских лучников. Длинные же щиты куаньлинов лучше защищали от стрел и сами по себе служили оружием в ближнем бою, особенно в сильных руках варваров. На этот раз угэрчи вооружил свои войска куаньлинскими щитами. И, скорее всего, они только что сменили свои пустые колчаны на полные, так что при попытке их атаковать они будут расстреливать нападающих в упор, оставаясь под защитой щитов практически неуязвимыми.
- Что ж... достойная попытка, - все еще улыбаясь, пробормотал Юэ. Пожалуй, если бы он действительно собрался повторить маневр Бастэ со взятием в кольцо, он бы потерпел поражение. Но..
" Регулярным действием следует противостоять противнику, нерегулярным, необычным маневром - достигать победы. Тот, кто владеет нерегулярным, постигает суть изменений тысячи вещей, и недосягаем, как солнце и луна, неисчерпаем, как реки и потоки".
В свое время Юэ, еще ученику, этот пассаж господина Фэня казался ни к чему не обязывающей риторикой. Сейчас он понимал, что имел в виду великий стратег.
Даже удары собственного сердца сейчас казались ему чересчур медленными. Куаньлины медленно растекались алым кольцом по долине, прижимаясь к склонам. Степняки, занимая середину, предусмотрительно держались на расстоянии, недосягаемом для лучников и медлили с атакой. Юэ насторожился. Почему?
Он не сразу понял, что произошло. Только когда сзади кто-то глухо охнул, выбросив руку вверх, Юэ понял: угэрчи выслал лазутчиков, которые с ужасающей меткостью одного за другим снимали с занятых мест его сигнальщиков. Сколько из них рухнули на землю со стрелой в спине, не успев издать ни звука, прежде чем один, - тот, которого заметил Ван Ни, - с протяжным криком сорвался с утеса?
Внутри Юэ все похолодело: его план был выстроен целиком на своевременности.
- Сэи! - резче, чем следовало, выкрикнул он.
Грузный командир разведки вытянулся.
- Немедленно пошлите своих людей! Последите за этим сами! - приказал Юэ, - Мне нужно, чтобы каждый пост был восстановлен. Немедленно. Любой ценой. На место каждого погибшего сигнальщика поставьте своего человека. Каждый из них должен смотреть только на меня и повторить каждый мой жест.
- Как прикажете, господин яньтэ ( командующий), - коротко поклонился Сэи. Он подозвал к себе своих вестовых и скороговоркой передал им поручение. Однако потом нерешительно замялся.
- Мой господин... Кто же будет передавать ваши команды?
Именно Сэи за его спиной переводил его приказы на язык флажков.
Юэ смерил взглядом своего подчиненного. Из них всех он один был в серой неприметной одежде, и потому два привязанных к локтям алых лоскута ярко пламенели на ее фоне.
Юэ сдернул с плеча алый, густо затканный золотом плащ командующего и под его тяжелым взглядом командиры тоже принялись бросать в пыль свои сверкающие знаки отличия. Только после этого Юэ взял свой плащ и хладнокровно отрезал от него два длинных лоскута.
- Теперь даже необученные воины смогут видеть меня. А вы, - вы должны обеспечить, чтобы ни один пост не был пустым. От этого зависит исход битвы.
Сэи еще раз коротко кивнул. Юэ показалось, что под набрякшими, вечно сонными веками этого обманчиво спокойного человека промелькнуло одобрение. Сэи был в числе двух человек, с которыми Юэ посчитал нужным обсудить свои планы. Остальным надлежало только выполнять. В том числе по причинам, о которых Юэ доложил тот же Сэи: в его войске почти наверняка есть лазутчики угэрчи.
Тем временем, пользуясь замешательством куаньлинских сотников, лишенных ориентации, степняки перешли в атаку. Заняв позицию в центре долины, его войско будто взорвалось : внешнее кольцо всадников рванулось во весь опор по широкой дуге, осыпая растерявшихся куаньлинов стрелами. Описав полукруг, варвары возвращались и становились в строй, чтобы дать место следующей шеренге всадников со свежими лошадьми и полными колчанами. Юэ против воли ощутил восхищение перед этой новой, неожиданной, невиданной тактикой: сверху варварское войско напоминало огромного, рыжего, кружащегося на месте паука, ткущего свою смертельную паутину. Меткие стрелы степняков снимали обильный урожай в рядах куаньлинов, которым некуда было отступать, так как выше, на склонах, они служили еще лучшей мишенью. Юэ каким-то чутьем чувствовал, как там, внизу, к горлу его воинов подступает паника. Еще немного - и он вынужден будет сломать всю диспозицию, иначе потеряет половину войска, и....
Его ухо первым уловило то, чего в шуме битвы не услышали другие : ровный, нарастающий гул.
Юэ выпрямился, раскинув руки с привязанными лоскутами и, точно простой сигнальщик, принялся подавать знаки. Он не забыл уроков Второй Южной войны, и теперь к подаваемым им сигналам присоединились и гонги, отбивающие по три удара с длинными промежутками.
Предупрежденные заранее, сотники, невзирая на град стрел, бросили своих людей вверх, на склоны. Таща за собой упирающихся лошадей, бранясь и оскальзываясь, люди карабкались что было сил. Склоны холмов мгновенно покрылись алыми пятнами.
Теперь гул уловили и степняки, почувствовали дрожь земли под ногами и тоже рассыпались по долине. Часть войска попыталась было вернуться к ущелью, но в этот момент то, чего так ожидал Юэ, случилось : спокойные воды реки Мажонг, рыжие и мутные, вспенились высоким гребнистым валом и обрушились на долину с юга. Юэ потер лоб внезапно задрожавшей рукой, глядя, как могучая река, чье русло уже полтора века сдерживалось мощной плотиной в трех сотнях ли выше по течению, вырывается на свободу, будто огромный рыжий обезумевший зверь. По пути сюда она уже вырвала с корнем деревья, проломила плотину и теперь мутные воды кружили в чудовищных воронках целые стволы с путаницей корней, обломки бревен, сорванные со стен соломенные крыши и столетние валуны, устилавшие прежде спокойное русло. Над долиной повисли вопли ужаса. Тех, кто пытался вернуться к ущелью, подхватила , закрутила и бросила на камни волна в полтора человеческих роста, полная грязи, бревен и камней. С зачаровывающим ужасом Юэ смотрел, как воплощается в жизнь его план, как головы в круглых кожаных шапках с султанами мелькают среди мутного потока, стремясь обрести почву под ногами. Те немногие из них, кто спасся следом за куаньлинами на вершинах холмов, окаймлявших долину, сейчас вели неравный и отчаянный бой, вынужденные находиться в самой невыгодной из возможных позиций : недаром же говорится : нет хуже, чем нападать, идя вверх по холму, и нет лучше защищаться, стоя на его вершине .
Удивленный затянувшимся молчанием, Юэ обернулся к своим той-хайбэ: они смотрели на него молча, раскрыв рты, в каком-то немом благоговении. Наконец, Ван Ни очнулся и заговорил. Против обыкновения, в его голове не было ни капли сдерживаемого недовольства ( именно он, как чувствовал Юэ, был больше всех недоволен его неожиданным назначением):
- Мой господин, - слова давались ему нелегко, - Битва в долине Шилои войдет в лучшие анналы куаньлинских хроник. Даже господин Фэнь не смог бы одержать более блистательной победы!
Той-хайбэ, словно очнувшись ото сна, шумно загомонили, выражая свое согласие.
Юэ устало махнул рукой:
- У нас тоже будут потери. Прикажите своим хайбэ отходить на исходные позиции.
- Вы не хотите уничтожить варваров сейчас? Вырезать их всех до последнего? Такой удачный момент представляется нечасто, - вкрадчиво спросил Ван Си, еще один из его той-хайбэ. Юэ безошибочно распознал в его голосе охотничий азарт, и его неожиданно замутило.
- Я не мясник, а командующий армией, - сухо сказал он. Потом, помолчав, добавил: - В древних военных трактатах говорится, что не стоит загонять в угол опасного противника. Ибо отчаявшийся человек сражается с удесятеренной силой. Победа хороша, когда ее цена не слишком высока. А бескровная победа - лучшая из побед.
Ван Си отступил, пряча глаза.
" Тоже хочет отличиться", - мысленно хмыкнул Юэ. Теперь, когда напряжение начало спадать, он чувствовал одну только усталость. Ему не хотелось больше смотреть в долину, где вода уже начала спадать, оставляя толстый слой непролазной грязи, в котором копошились живые и, точно сломанные куклы, валялись мертвецы. Покрытые слоем грязи, они казались одинаковыми, - свои, чужие. Словно бы великий скульптор изваял здесь чудесное глиняное войско, и чья-то гигантская рука вдруг смяла и исковеркала его, разбросав в своей злобной прихоти.
Юэ резко развернулся и под ликующие вопли собственного войска вошел в свой шатер. Сейчас он отчетливо видел каждую допущенную им ошибку. Не следовало давать степнякам преимущество в самом начале. Не следовало недооценивать угэрчи и приставить к сигнальщикам охранные отряды. Не следовало так долго ждать... Это, быть может, действительно великая победа ( глубоко внутри Юэ, конечно, осознавал это), но на этом поле, по его подсчетам, он оставил не менее пятой части своего войска. Десять тысяч человек. Когда-то, когда он только мечтал о должности той-хайбэ, командование таким огромным количеством людей представлялось ему невероятным, невозможным. Отправить их на смерть оказалось...легче.
***
- Поступили данные о наших потерях, - Дэн-гу, командующим войсками снабжения, даже не пытался скрыть проступавшие в голосе хвастливые нотки, - Около двух тысяч погибших. Тысяча раненых. Такой победы еще не знали со времен великого Бусо!
Юэ захлопнул открывшийся рот так, что клацнули зубы. Выдавил из себя улыбку под лучащимся взглядом подчиненного.
- Я...рад. Прикажите своим людям оказать раненым помощь.
- Уже сделано.
- Ото-ри к военному министру?
- Уже послан.
- Тогда пусть воины отдыхают. Караулы выставлены?
- Да. Хотя вряд ли варвары нападут. Они разбиты наголову.
- В любом случае.
- Как прикажете, господин яньтэ.
Видя, как Дэн-гу мнется в дверях, Юэ вскинул бровь:
- Что-то еще?
- Прикажете.. отпраздновать победу?
- Прикажу, - равнодушно кивнул Юэ. Это его долг - разделять со своими воинами и радость тоже. Даже если он ее, этой радости, не чувствует.
Когда Дэн-гу, несколько разочарованный его прохладной реакцией, удалился, Юэ долго сидел неподвижно. Известие не обрадовало, а встревожило его.
Того, что сказал Дэн-гу, просто не могло быть. Он сам видел, своими глазами. Ни количество убитых, ни количество раненых не соответствовало той картине боя, которая снова и снова вставала у него перед глазами. Даже если допустить вмешательство сверхъестественных сил, - он, Юэ, не мог ошибиться настолько. Умение рассчитывать свои силы и силы противника он считал одним из самых значимых своих талантов. Он бы заподозрил Дэн-гу в стремлении приукрасить действительность из желания выслужиться, если бы не его неподдельно довольный вид.
Юэ растерянно уткнулся лицом в ладони. Что-то в этом всем... тревожило его. Внутренний голос предательски нашептывал, что теперь эту победу действительно стоит счесть величайшей. Таких малых потерь при столь впечатляющем результате не было и у Фэня. Но...исходя из стратегического рисунка, столь великой милости не следовало бы ожидать. Не следовало...
Юэ резко поднялся и потянулся к своим выкладкам. Уже давно, еще со Второй Южной войны, он вел заметки, подробно описывая каждую битву, о которой ему доводилось слышать или в которой участвовать. Он разложил хрусткие свитки перед глазами, снова и снова просматривая свои записи. Следует сделать скидку на неумелое командование и другие условия, но все же... За те три года, что длится Северная война, количество убитых в куаньлинском войске постоянно уменьшалось относительно общей численности. Это было странно, хотя раньше и не бросалось в глаза настолько. Юэ выложил перед собой лист бумаги и принялся покрывать его расчетами.
Въедливый голосок в его голове продолжал назойливо жужжать о том, что нельзя быть настолько не уверенным в себе, чтобы искать подвох в его блестяще проведенном маневре. Известно ведь, что уверенность в победе, которую командующий передает войску, пробуждая его дух, способна творить чудеса. Собственно, Юэ и не сомневался в победе. Он сомневался в том, насколько верны предоставленные ему данные.
Кончилось все тем, что он лично обошел палатки раненых. Останавливался поговорить с лекарями, говорил ободряющие слова. Солдаты, польщенные и взволнованные присутствием столь важного человека, шумно радовались, невзирая на раны.
- Я думал, нам конец приходит, - чересчур громко и взбудораженно рассказывал ему один из колесничих, с широкой рваной раной в боку, совсем недавно пришедший в себя после операции, - Чудом остался живой, чудом! Из пяти колесниц, что со мной, думал, никто живым не останется, - Чу вон на моих глазах бросило под копыта, всмятку, прямо, всмятку! А потом смотрю - поднялся ведь, обезъяна! Так и я... точно говорю, в этой битве сам Синьмэ был на нашей стороне!
Юэ рассеянно кивал и обещал каждому из раненых повышение и награду. Слова Дэн-гу подтвердились , и когда он вернулся проследить за погребением убитых. Глядя на длинные ряды завернутых в дерюгу изуродованных тел, Юэ ощущал стыд от того, что его сюда привело не чувство долга, а какие-то невероятные подозрения. Возможно, от этого он задержался, медленно проходя между рядами. Он уже почти уходил, когда приглушенные вскрики привлекли его внимание. И сам почувствовал суеверный ужас, когда одно из накрытых дерюгой тел вдруг зашевелилось, грязная рука откинула полог с лица и воин, которого сочли убитым, сел, растерянно моргая.
- Мне показалось, у него проломлен череп, - растерянно бормотал идущий рядом с Юэ лекарь, - Наверное, из-за этой грязи обознался... Счастье-то какое...
Юэ кивнул. Вернувшись в шатер, он еще какое-то время посидел молча, а потом принялся сосредоточенно копаться в своих личных вещах. Ему не хотелось этого делать. Очень не хотелось. Но он все-таки достал изрядно потрепанное, последнее письмо от отца, которое получил от него из столицы. Юэ тогда несказанно удивился, узнав, что его отец, добродушный толстяк и домосед, безропотно сносивший властные ухватки госпожи А-ит, оказался столь далеко от родного дома. Помимо всего прочего, письмо не содержало никаких обычных в таком случае прелюдий и пожеланий. И никаких имен. Юэ узнал адресата только по почерку - почерк господина Ито, в свое время окончившего известную школу каллиграфии, был безупречен даже для знатоков. И имел свои характерные детали, по которым Юэ узнал его.
Письмо было написано больше года назад, еще в то время, когда Юэ находился в Ургахе. И до того, как угэрчи Илуге занял трон могущественных князей Ургаха, смешав все планы куаньлинского командования относительно этой таинственной горной страны.
Юэ развернул истершуюся на краях до полной прозрачности бумагу:
" Насколько я знаю, ты сейчас находишься в Ургахе, - гласило письмо безо всяких предисловий, - Для тебя и блага Трижды благословенной Империи жизненно важно разузнать все о гулях и о таинственной связи, которая якобы существует между гулями и существом по имени Я-Лунг. Это существо якобы помогало ( или было иным образом связано) с придворным магом Жуй Дэмином, остановившим нашествие гулей пятьсот лет назад. После того, как Жуй Дэмин попал в немилость к императору, ему удалось бежать, предположительно в Ургах, где он должен был оставить какой-либо след. Веди свои дела с исключительной осторожностью. И ни при каких обстоятельствах не снимай амулет, который я тебе переслал. Кроме того, тебе следует внимательно присматриваться к своему окружению. В Ургахе ты, я думаю, в безопасности, но тем не менее, проследи, кто из твоего ближайшего окружения не выносит прикосновения к воде. И избегай их настолько, насколько сможешь. Это вопрос жизни и смерти. Письмо это сожги, оно может стоить тебе жизни. И не пытайся меня искать. Успокой свою матушку, как можешь, я оставил ее в большой опасности, но не мог поступить иначе".
Нужно было знать добродушного и наивного господина Ито, чтобы встревожиться, получив от него такое письмо. Но нужно было также знать пристрастие господина Ито к великим делам древности и его удивительную память ( и удивительную правдивость), чтобы знать, что сам господин Ито действительно верит в эти довольно долго гуляющие в последнее время по империи сказки. Юэ был его сыном.
О гулях он слышал давно, еще во время своего назначения в Шамдо. Слухи эти упорно гуляли среди простонародья, заставляя горожан и торговцев настороженно относиться к незнакомцам. По Шамдо тогда, точно вездесущие крысы, распространялись басни одна другой нелепее. В одном слухи сходились : гули могут принимать человеческий облик, постепенно или сразу высасывая силы из облюбованной жертвы, которая в результате умирала, рассыпаясь в серый песок. Гуля же в человеческом обличье распознать практически невозможно, так как он копирует свою жертву в точности, до самых мелких деталей. Однако убить гуля обычными человеческими средствами невозможно. В Шамдо тогда шептались, что сам наместник.... был гулем. Что, по большому счету, единственное объясняло, каким образом наместнику удалось спастись с небольшой группой приближенных после падения города, который горел целый месяц.
Истории о гулях Юэ в свой последний визит слышал и в столице. Поговаривали, что сам Цао, бывший наперсник императора, превратился в гуля и только чудо спасло Шафранового Господина от ужасной участи. Поведение людей в столице в последний визит Юэ тоже было каким-то странным: некоторые казались сильно испуганными, но большинство выглядело безучастными, с каким-то до странности одинаковым выражением лиц. В отличие от прошлых лет, когда в Хэйлун тянулись вереницы преступников, воров, нищих и разоренных крестьян со всех провинций, Юэ обратил внимание, что на подъездах к городу пригороды будто вымерли. Тогда он счел, что это из-за вновь введенной воинской повинности.
Юэ со вздохом отложил письмо. Страшное подозрение, которое смутно шевелилось у него в груди, настолько не укладывалось в голове, что он не хотел даже думать о нем. С другой стороны, если в его войске есть гули, это могло бы объяснить столь малые потери. И рассказ солдата. И неожиданное " воскресение" мертвеца, которого лекарь счел безнадежным. Или он, Юэ, просто спятил вслед за своим пропавшим отцом ( по крайней мере, так считала безутешная госпожа А-ит, присылавшая Юэ одно слезное письмо за другим, особенно после его последнего повышения по службе)?
- Господин яньтэ, - Дэн-гу снова заглянул в шатер, - Я нижайше прошу вас почтить присутствием своих той-хайбэ по случаю этой великой победы.
Юэ вспомнил, что он так и не оделся к праздничному пиру. Его роскошный изрезанный плащ так и остался лежать в пыли. Он раздраженно передернул плечами, нахлобучил на голову шлем и вышел из шатра все в том же кожаном панцире и простых черных шелковых шароварах, в которых следил за битвой. " Пускай думают, что я решил поучить их скромности" - невесело подумал он, следуя за Дэн-гуном. Дорога от его личной палатки к величественному, празднично убранному шатру Совета была заполнена восторженно приветствующими его воинами. Должно быть, им уже раздали вино. Юэ вскинул руку, и разрозненные крики слились в один ликующий рев.
Организация снабжения у Дэн-гу была поставлена выше всяких похвал. Глядя на эти идеально чистые шелка светлых тонов, узорчатую мебель, сияющие золотом и нефритом кубки и пиалы, вдыхая ароматы драгоценного жасминового риса с горных плантаций, политой сливовым соусом птицы и великолепного абрикосового вина, нельзя было даже заподозрить, что столь изысканное пиршество приготовлено буквально за один час. Согласно установленному этикету, он пришел последним, и его военачальники ожидали в своих лучших одеждах, не смея нарушить сложную красоту сервировки.
Зазвучали вычурные тосты. Его военачальники явно заготовили каждый свою речь, и некоторые оказались неплохо подкованы в военной истории и поэзии. Ван Ни, например, прочитавший по этому достославному случаю какую-то невероятно древнюю и напыщенную поэму.
Юэ благодушно кивал, радуясь, что шлем полностью скрывает выражение его лица. Его глаза тем временем с новым, болезненным любопытством следили за каждым жестом окружающих его людей.
" Ван Ни - точно нет. Он влил в себя одним глотком столько, что хватило бы на десятерых. И Дэн-гу. Неужели гуль может притворяться настолько? Он же сияет, как начищенный медный горшок! Или может? Наверное, я все же схожу с ума... А вот Сэи - почему ничего не пьет Сэи? Ах да, в его задачу входит обеспечение безопасности. Надо послать ему гранатового сока из своих рук... Нет, выпил... А, вот Тянь-гу кажется уже захмелевшим. Когда это он успел столько вылакать? Или...куда он дел свою пиалу? Ах вот она...пустая. Он ее вылил. Вылил! Но почему? Возможно, я бы на его месте тоже выливал вино под стол - здесь не вечеринка с певичками... Но... что это? Предосторожность человека....или...или отец был прав?"
Теперь все в лице человека, к которому он еще сегодня относился с уважением и симпатией, настораживало его. Ему казалось, что за вежливым и доброжелательным фасадом скрывается что-то холодное, пустое и злое. Что-то нечеловеческое. Увидев, что командующий разглядывает его, Тянь-гу медленно поднял свою пиалу, прикоснулся ею к губам. Улыбнулся, приподнимая ее в знак уважения. Остальные хайбэ разразились волной приветственных криков.
" Великий Синьмэ, неужели я должен подозревать всех и каждого? Засыпать, замирая от страха и ожидая, как к горлу тянутся холодные пальцы нелюди? Или я должен завтра же выстроить стражников и влить в каждого в моем войске по ведру воды? Не говоря уже о том, что этой процедурой я наживу себе врагов и среди людей... Но ...а если ты завтра же обнаружишь гуля среди своих приближенный, друг мой Юэ, - по старой привычке обратился он к себе, - Если ты обнаружишь, что половина твоей армии - нелюди... Что ты будешь с этим делать? Что?"