Для совести или спасенья для
Начать сначала! Попытаться снова!
Но там - стена. Непоправимость слова.
Необратимость прожитого дня.
Любой поступок, малая промашка,
Пометка на листке календаря
В прошедшем дне - как древняя букашка
В окаменевшей капле янтаря.
И твой каприз,
И даже голос твой,
И всё что было - доброе и злое -
Застыло там, в полупрозрачном слое,
За оборотом стрелки часовой.
Всё понимаю, сам себя кляня.
Но боль пройдёт
И забываю снова
Необратимость прожитого дня,
Непоправимость сказанного слова.
***
Я как-то медленно читаю -
Вникать в прочитанное тщусь,
То запятые расплетаю,
То к прежней фразе возвращусь.
Что делать.... Даже в том журнале,
Что в электричку взять могу,
Статейку по диагонали
За пять минут не пробегу.
Она мешает мне немного,
Моей профессии печать -
Привычка все оттенки слога,
Оттенки смысла различать.
И крик души, и пафос ложный,
И что-то бывшее уже...
Так старый служащий таможни
В нехитром шарит багаже.
Давно привыкший к разным штукам,
Он вещи двигает, пока
Не отзовется гулким звуком
Двойное днище сундука.
Игры я этой правил не нарушу
Случается -
То дома, то в дороге,
То на пиру, то в час, когда грущу, -
Я вместо струн перебираю строки,
Их тайную гармонию ищу.
Мне дорого, как щёголю обнова,
Как воину его тяжёлый меч,
Желание из будничного слова
Серебряную музыку извлечь.
Но странно разговаривают струны
Которые томила немота:
То грянут красноречием трибуна,
То прозвенят бубенчиком шута.
И занавес колышут эти звуки,
Где солнце нарисовано с луной,
Когда в мольбе протягивает руки
Трагедия, придуманная мной...
Смешной поэт,
Безумный литератор,
Страданья раскалённая игла
Зачем тебе? Ведь это лишь театр -
Правдивая, но все-таки игра.
Её высоких правил не нарушу,
Но знать бы, что возвышенная речь
Способна хоть одну живую душу
От роковой ошибки уберечь,
Любовь вернуть, когда мы одиноки,
Надежду дать, когда обречены.
И вдохновить, когда повиснут строки,
Как два конца оборванной струны.
***
Знатная затеяна охота,
Да не волчья куплена картечь....
Пожалей! Должны же мы кого-то
На последнем шаге уберечь.
От станка, от пишущей машинки
Надо же сойти хоть иногда
К озеру, где сонные кувшинки
Держит неподвижная вода.
Так зачем? При огненном закате
Разве ты не слышишь, лиходей,
Этот крик, похожий на заклятье:
Не стреляйте в белых лебедей!"
Каждая дробинка ищет крови...
Или под созвездием Стрельца
Нет забавы радостнее, кроме
Из засады бьющего свинца?
За черту, за общую ограду
Иногда уходим и стоим
Над хранящим чистую прохладу
Лебединым озером своим.
Красота - она вернет сторицей.
Не губи! Хоть чуть похорошей...
Но следят за белокрылой птицей
Два ствола у ржавых камышей.
Трофей
Богатырь -
На снимке сером
Он стоит не при мече,
А в обмотках, с ПТРом
Тяжеленным на плече.
В пухлом плюшевом альбоме
Среди всей своей родни
Держит ствол, готовый к бою
Против танковой брони.
Был огнём крещен и мечен,
Пересилил смерть саму...
Всем за доблесть обеспечен,
Что положено ему.
Он сегодня выпьет малость.
Он наденет ордена.
... А ещё с войны осталось
Вещь трофейная одна.
Иногда солдат и ныне
В тишине родимых стен
Гонит по седой щетине
Бритву фирмы "Золлинген".
Сам себе, кончая бриться,
Подмигнёт: "и все дела.
Хоть женись! А сталь у фрица
Всё же знатная была".
Из больничного окна
Как цепок взгляд, который замер
В просвете крепостных бойниц,
За прутьями тюремных камер
И занавесками больниц!
Когда из прежней жизни выбит
И все заслуги ни к чему,
Вы знаете, так много видят
Глаза, глядящие во тьму...
Больница.
В пятнах откровенных
Казённый байковый халат.
Неяркий свет на белых стенах,
Неясный шорох из палат.
И санпросвет - его картинок
Наглядность, как заведено...
Похоже на рентгеноснимок
Ночное тёмное окно.
Но чёрный глянец,
Серый глянец
Всё будет блекнуть. И в конце
Заря проступит, как румянец
На обескровленном лице.
Она спокойно обозначит
Простор больничного двора.
Где будки сторожа маячат,
Две птицы сизого пера...
Газоны зеленеют мокро,
И гребни крыш озарены,
И чуть видна дорожка к моргу
В кустах цветущей бузины.
Баллада о влюблённом самурае
Дождик лил на Фудзияму,
А влюбленный самурай
Так желал чужую даму -
Хоть ложись да помирай.
И воспел на тонком шелке,
Черной кисточкой водя,
Эти губки, эти щелки,
Эти дивные грудя.
Преисполнившись отваги,
Самурай явился к ней -
В дом из рисовой бумаги,
В сад из розовых камней,
Где стихи с его мечтами
Прочитала госпожа,
На соломенных татами
Аппетитно возлежа.
Он стоял желтее сливы,
Полон скрытого огня.
И услышал: "Да пошли вы!
Это глупость и фигня".
Самурай слезу печали
Уронил на кимоно.
Там, куда его послали,
Было сыро и темно.
И пошел влюбленный воин,
Опоясанный мечом.
И страдал, и был не волен
Больше думать ни о чем.
Это горе, эти гири
Он не мог уже нести
И под вечер харакири
Сделал, бог его прости.
А она опять лежала
С хризантемою в руке,
После чая освежала
Тело белое в реке.
По утрам была румяна,
Как прохладная заря...
Вот такая икебана,
По-японски говоря.