"Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми и событиями чистая случайность".
На безмолвные горы, тяжелым мокрым одеялом навалился густой туман, белый как молоко, он ограничивал видимость и затруднял ориентировку на незнакомой местности. Выпавший накануне снег мешал разведчикам уйти от погони. Утоптанная тропинка вьющаяся змейкой по заснеженному склону, даже в таком густом тумане не давала возможности противнику потерять их след. Измученный многодневным переходом по горам отряд специального назначения ГРУ тщетно пытался оторваться от врага. На третьи сутки погони беглецов и преследователей разделяли всего две сотни метров. И если бы не сплошная белая пелена, то замыкавшие отряд разведчики разглядели бы фигуры бойцов вражеского головного дозора. Личный состав разведывательно-диверсионного отряда измотанный многокилометровым маршем по горам, уже двое суток обходился без сна и пищи, а редкие кратковременные привалы не давали полноценного отдыха. Выпавший снег местами глубиной по колено, вооружение и обмундирование замедляли скорость передвижения диверсантов, в то время как преследователи шли налегке. Под снегом местами скрывался слой густой глины, в котором ноги вязли как в пластилине. Глина налипала на подошвы, мешая разведчикам идти.
Знание местности, горных троп, налаженная связь позволяли боевикам перебросить для уничтожения отряда федералов достаточно крупные силы. Отсутствие у спецназовцев проводника из местных жителей, обещанного командованием, усугубляло ситуацию, давало противнику преимущества.
Боевая задача разведчиков заброшенных в тыл чеченских боевиков была провалена сразу после высадки отряда. Хотя вертолетчики и имитировали десантирование в различных точках, что бы сбить противника с толку, в тот же день служба безопасности Ичкерии получила от местных жителей точную информацию о русских с указанием района десантирования. Разведчики еще не подозревали что попали в ловушку, а противник уже перебрасывал силы боевиков, формировал из бойцов самообороны окрестных сел группы преследования, выставлял дозоры на горных перевалах,блокировав местность.
Понимание провала операции пришло к командованию отряда уже к исходу первых суток, во время тяжелого марша в район выполнения боевой задачи, когда тыловой дозор внезапно обнаружил настойчивое преследование. Случайность? В организованную диверсантами засаду угодило двое вооруженных сепаратистов. На допросе пленные показали: они - местные жители, которым поручили наблюдение за русскими, передовая группа отряда местной самообороны численностью пятьдесят человек. Он скрытно перемещался за спецназовцами следом, не отставая ни на шаг, держась в отдалении, избегая столкновения. Пленные утверждали, что у них в отряде имелись радиостанция и спутниковая связь, это позволяет им координировать свои действия с другими отрядами. Им предписывалось следовать за русскими, не вступая в бой, передавая в штаб координаты маршрута.
Спецназовцы в этом районе представляли серьезную угрозу путям снабжения и отхода боевиков с равнинной части Чечни в горы. Месяц назад другая группа российских диверсантов, действовавшая в тут удачно взорвала стратегически важный мост, что вызвало скопление боевиков, военной техники и транспорта у разрушенной переправы через горную реку и российская авиация четырежды успешно отбомбилась по целям. Пленные чеченцы настаивали, что боевиков задействованных в операции насчитывалось более пятисот человек, так же ожидалось привлечение выведенного накануне из Грозного на отдых, батальона регулярной армии Ичкерии, а это ещё двести духов. Итого: отряду в тридцать четыре бойца противостояли семьсот боевиков.
Командир разведчиков майор Ивлев на коротком привале довел полученную от пленных информацию до своих подчинённых, при этом озвучил вывод, что диверсионный отряд потерял главное свое преимущество перед противником скрытность,и выполнение поставленной перед ними боевой задачи стало невозможно, враг как клещ повис на хвосте, вцепился мертвой хваткой. Из охотников спецназовцы сами превратились в добычу. Ситуация напоминала Ивлеву загонную охоту, когда добычу заставляют бежать на стоящих под номерами охотников. Запланированный рейд по тылам боевиков, взрывы линий ЛЭП, минирование дорог, засады, сбор информации, диверсии стали невозможны. Вместо этого актуальность приобретала задача спасения самого разведывательного отряда, и командир диверсантов немедленно запросил у центра боевого управления разрешения на эвакуацию. Но не тут то было. Ответ на запрос из центра боевого управления пришел быстро, центр жестко упрекнул командира в необоснованной панике, указал, что Ивлев неправильно оценивает сложившуюся ситуацию, легко поддается эмоциям, обращает внимание на какие-то жалкие отряды местной самообороны, состоявшие по мнению командования, из диких жителей горных сел, не имевших современного вооружения и достаточной военной подготовки. Всерьез, этих колхозников и пастухов принимать не стоило, мол, разбегутся после первого выстрела, а боеспособные регулярные силы мятежников сражаются далеко в Грозном и там в горах их нет и быть не может. Командиру предписывалось немедленно прекратить истерику, взять себя в руки, и продолжить выполнение поставленной задачи. Уже тогда сердце "старого" тридцатипятилетнего майора - афганца защемила тоска и предчувствие неотвратимой беды.
Пятое чувство у разведчиков называемое "чуйкой" говорило, что надо уносить ноги пока не поздно, всё складывается не так как надо. Командование явно недооценивало сложившуюся обстановку, игнорируя очевидные угрозы в угоду личным иллюзиям. "Боевые" полковники и генералы из центра боевого управления видевшие по большей части войну лишь в кино и на учениях, предпочитали за сотню километров от района боевых действий обманываться напрасными надеждами на успех. Месяц тяжёлых боёв в Грозном, провал новогоднего штурма ни чему не научил разведуправление...
Продолжая движение, диверсанты установили за собой по ходу маршрута движения, на горных тропах сигнальные мины, которые вскоре сработали, обнаруживая близость погони. Применение следом за сигнальными боевых мин и растяжек задержало преследователей, но ненадолго. Оторваться не удалось. Духи стали осторожнее, замедлили темп погони, избегая напрасных потерь. Ко второму дню рейда боевики повели себя наглее, они сократили расстояние между отрядами до двухсот метров, перестали прятаться, но по прежнему в бой не вступали.
На второй день рано утром выпал снег и Ивлев утратил веру в то, что разведчикам удаться затеряться в лесистой местности горного склона и уйти от назойливой погони. В тот же день тыловой дозор диверсантов дважды вступал в перестрелку с противником. Духи держались в отдалении, не атаковали, лениво, отвечали разведчикам редкими выстрелами,выдвигая группы в обход вставшего на их пути заслоном арьергарда. Разведка установила преследователей набралось примерно двести человек. Майор снова и снова запрашивал у командования эвакуацию, ответ был один и тот же: продолжайте выполнение боевой задачи. В Афгане, где Ивлев служил еще молодым лейтенантом, выводы о сложившейся обстановке сделанные командирами разведгрупп действовавшими тылу врага учитывались, людей берегли, командирам доверяли, Но здесь ослепленное своими мыслями начальники полагались на авось, разведчиками командовали как оловянными солдатиками в детской игре, забыв что они по-мимо всего прочего - люди, не из железа, а из плоти и крови, а война это не покер, где в случае проигрыша будет новый кон, в котором можно будет отыграться. А ведь и сам Ивлев был уже далеко не мальчик,а опытный разведчик, заместитель командира батальона, у которого за плечами целых пять лет войны в Афганистане и более тридцати рейдов в тыл матерого врага, каким были афганские моджахеды. Но штабные офицеры, его майора спецназа услышать не захотели. Им сидящим в теплых кабинетах из Моздока было видно лучше, что, как и почем. На что эти руководители рассчитывали? На то что отряд оторвется от преследования и скроется в лесу, а потом чудесным образом проберется горными тропами в район выполнения боевой задачи ? Но каким образом? Как? Ответа на этот вопрос не было. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Центр боевого управления на этот счет молчал.
Отчаявшийся майор напрямую запросил командира своей бригады, выслав тому подробный доклад о сложившейся обстановке в надежде, что хотя бы он, как непосредственный начальник сумеет правильно оценить ситуацию и убедить руководство пока еще не поздно вытащить отряд из ловушки.Надежды оправдались. Что там было, какие доводы приводил командира бригады неизвестно, главное - они возымели силу. Решение об эвакуации отряда было принято. Но это решение безнадежно запоздало, погода в горах испортилась.
Только ночью со второго на третий день, изнервничавшийся от ожидания, Ивлев получил координаты точки эвакуации. Тяжёлый ночной переход длился пять часов, силы усталым разведчикам придавали мысли о том, что вскоре их вытащат из этой западни. На рассвете следующего дня к восьми часам усталые и голодные, они добрели к поросшему кустарником и редким лесом холму, который одиноко возвышался над горным склоном. Для них это значило что отряд вышел к запланированному месту эвакуации.
К южному склону холма примыкал густой лес, а его вершину венчала ровная площадка похожая на залысину, окаймленная кустарником и одинокими деревцами, удобная для посадки вертолетов. Кустами и редким лесом, торчавшими как неряшливые волосы в разные стороны, поросли и другие склоны холма. У самого основания с трех сторон с севера, востока и запада полумесяцем вершину обхватывал глубокий овраг по дну которого проходило русло горной речушки. За оврагом чернел лес ощетинившийся пиками веток, взбираясь по склону вверх и спускаясь в предгорье вниз он растворялся в густом тумане. Все склоны холма кроме южного, пологого, были круты для подьема, но не обрывисты. Взбираться по ним на верх было трудно, особенно в снаряжении и с оружием, точно так, как и спускаться вниз - холм был удобен для обороны. Приземлившийся на вершине вертолет хорошо просматривался только с подножия холма с пологой южной стороны, хоть обзору и мешали деревья, крутые склоны с других сторон не давали возможности видеть вершину.
Это место при планировании операции обозначалось на картах как запасное, для эвакуации отряда в случае крайней необходимости. По-мимо очевидных достоинств оно имело серьезные недостатки - уйти с холма так же сложно, как и залезть на него.
Оглядев местность, Ивлев приказал разведчикам заминировать подступы к южному склону холма, подготовить позиции для обороны, вырыть окопы. Как бы люди не устали, необходимо быть готовыми к бою. На южном склоне Ивлев сосредоточил основные силы отряда, остальных - группами по три человека, тройками распределил по другим склонам холма, приказав им скрытно расположиться в густом кустарнике и редколесье и не обнаруживая себя вести наблюдение за подступали к оврагу и лесом за ним. Эти секреты выставлялись в пределах видимости друг друга, для поддержания визуального контакта, передачи сигналов и огневой поддержки. Уже на месте Ивлев указал сектора наблюдения для каждой тройки отдельно. В состав этих троек майор отобрал контрактников по опытнее,назначив их старшими. Между секретами расположившимися по периметру холма,командованием и основными силами наладили радиосвязь. Таким образом, Ивлев организовал круговую оборону.
Два месяца назад при подходе к Грозному, измотанную многодневными переходами, группу спецназа, проводившую разведку маршрута выдвижения мотострелкового полка, уничтожили духи. Вина в гибели группы целиком лежала на ее командире. Неопытный капитан спецназа и его бойцы преждевременно расслабились, и повели себя словно они не на войне, а на тренировочном полигоне.были проигнорированы элементарные требования. Разведчики не выставили боевого охранения, не провели разведку и наблюдение за подступами к месту своего привала. Противник воспользовался этим и подошел к дневке спецназовцев скрытно с тылу и в упор расстрелял их из огнеметов и гранатометов. Раненных разведчиков духи добили на месте ножами и выстелами в упор. И хотя личному составу группы и дали посмертно ордена мужества и приписали подвиги, в действительности причина гибели бойцов была элементарная халатность. В нарушение боевого устава, разведчики сложили оружие в пирамиды и развели костер для приготовления пищи, хотя это категорически запрещено. Дым такого костра заметен издалека,он демаскирует место привала. В боевых условиях даже находясь на отдыхе, спецназовец не должен выпускать свое оружие из рук, так и согревать пищу на костре нельзя. В этих случаях еду греют на огне сухого горючего. Первая же разорвавшаяся граната вывела из строя единственную радиостанцию и поэтому подкрепления или артиллерийской поддержки спецназовцы получить не могли. Бой длился не более двадцати минут, в живых остался один тяжело раненный солдат которого боевики в спешке приняли за мертвого и не наградили контрольным выстрелом в голову как остальных. А Ивлев как никто другой и сам знал не по наслышке, что боевой устав написан не чернилами, а кровью...
Туман постепенно рассеивался. Направления с севера, запада и востока прикрытые оврагом и крутым склоном никак не годились для атаки. Преодолевающий сначала овраг, а потом крутой склон, противник превращался в отличную мишень. Майор не планировал долгого боя на высоте, рассчитывая, что вертолеты уже к обеду эвакуируют его немногочисленный отряд. Через час в чаще за оврагом дозорные заметили людей. Те неумело изображали заготовку леса. На южном склоне наоборот никакого движения не было. Шифрограмма в центр боевого управления о том, что отряд вышел на точку эвакуации, ушла. Ответ задерживался, бойцы и офицеры начали нервничать. Все ждали вертушек.
Еще через сорок минут громыхнул взрыв на подступах к южному склону и в небо взметнулся столб дыма, полетели комья земли, камни. Когда дым рассеялся, то бойцам никого обнаружить не удалось. Создавалось впечатление, как- будто заплутавший зверь заставил мину сработать. Несмотря на то, что боевиков засечь не удалось, майор заподозрил, что враг скрытно пытается подобраться к позициям отряда, прощупывает его оборону. Подтверждением этому послужила ещё одна попытка боевиков подойти к холму. На восточном склоне дозорные из секрета расположившегося на склоне скрытно в густом кустарнике заметили группу из четырех человек в белых маскхалатах. Духи пытались перебраться через овраг, но оказались у разведчиков как на ладони. По приказу Ивлева эту группу противника обстрелял из бесшумной винтовки снайпер, в результате двое из четырех боевиков убиты на месте, один ранен. Уцелевший и раненный боевики укрылись от поражения в мертвой зоне на дне оврага. Дальнейший огонь по ним прекратили.
В ответ на стрельбу из леса за оврагом боевики открыли огонь по склону холма, но безрезультатно. Стрелявшие из бесшумного оружия разведчики не дали себя обнаружить и огонь вёлся вслепую. Ивлев же приказал в ответ не огня не открывать и продолжать наблюдение за противником.
Было ясно - враг копит силы, прощупывает подступы к высоте, готовится к предстоящему штурму. Холм стал одновременно крепостью и в тоже время ловушкой для спецназавцев из которой легко не уйти, дверь в темницу захлопнулась и боевики закрыли ее на замок, взяв вершину в кольцо. Оставалась надежда,что отряд вырвется из западни по воздуху.
В пол одиннадцатого командир послал в центр очередную шифрограмму: "нас окружили, ждем эвакуацию".
Спустя пятнадцать минут радист сообщил Ивлеву, что из центра боевого управления пришел ответ. Пока копались с расшифровкой, майор заметил, что вокруг воцарилось такая тишина, словно бы нет и никогда не было в этих местах никакой войны. Воздух замер в молчании, деревья застыли не шевелясь. Такая абсолютная пронзительная звенящая кричащая на войне бывает лишь перед боем. Безмолвные горы жили своей жизнью, равнодушные к происходящему вокруг. Целые века для них были лишь мимолётными мгновениями в бесконечной череде тысячилетий и как могли они заметить в своем торжественном величии любуясь сами собой, такое ничтожное явление как человек? Гибли в огне войн государства, исчезали народы, рушились империи, стирались с лица земли их следы и забвению предавалась память о них. Чужестранные армии топтавшие эти склоны канули в небытие. Оставались только они - горы, холодные и безразличные ко всему, вечные как небо над их седыми вершинами.Лес уснул,укутанный туманом.Разведчики в ожидании вертолетов,напряжённо прислушивались, надеясь, что скоро все закончится, война в этот раз обойдет их стороной, а коварная смерть промахнется. Но услышать подлетающих машин так и не довелось. Судьба распорядилась иначе. Обещанных вертушек не было, ничто не нарушило безмолвия гор в этот раз. Время застыло в ожидании, как капельки оттаявшей воды на голых ветках, тянулось вереницей облаков медленно плывущих по небу .
Предчувствие не подвело майора в полученной шифрограмме говорилось: из-за низкой облачности в горах их эвакуация откладывается на неопределенное время.
-А как же мы? - спросил у него усталый шифровальщик показывая текст полученный из центра боевого управления. Что Ивлев мог ответить ему? Что так бывает, что не все в наших руках? Командующий группировки запретил полеты в предгорье из-за плохих погодных условий. Вот бы и война прекратилась из-за этого.
-Ничего прорвемся, - улыбнулся шифровальщику Ивлев - командиру нельзя показывать растерянности или испуга.
"А как же мы?" - хотел задать вопрос майор командованию, колдующему в далеком Моздоке над картами, спросить точно так же, как только, что спрашивал его самого растерянный шифровальщик.
"Как же мы?" - звуки растворились в безмолвии гор, остались без ответа. Война не прощает ошибок, она предъявляет счет, который придется оплачивать кровью. Возможно, так будет и в этот раз, здесь и сейчас. За сухими словами докладов, разноцветными кружочками и стрелочками на картах всегда стоят живые люди. Люди это цифры потерь, убитых и раненных, пропавших без вести. Кровь - валюта войны, которой щедро оплачиваются успешные и неуспешные военные операции, победы и поражения. Судьбы, жизни, сломанные и искалеченные - такая расплата, небрежно брошенная в кровавую топку судьбой, слепой и безразличной к человеческим страданиям. Немногие знают, что кроется за словом победа, такая ненасытная хищница требующая жертв. Ради чего?
"Как же мы?". Молчали горы, небо. Майор запросил центр еще раз, в шифрограмме повторно указав, что отряд окружен превосходящими силами противника, и ждет в указанной точке немедленной эвакуации.
"Против вас одна - две сотни плохо вооруженных крестьян" - поучительно отвечал далекий центр. "Приказываю: внезапной атакой, осуществить прорыв и форсированным маршем выдвинуться на высоту Народная, в шести километрах от вас к западу." Удивленный майор даже присвистнул. На карте Ивлев нашел эту отметку, вершина располагалась над уровнем облаков, что позволяло провести эвакуацию в сложившихся неблагоприятных метеоусловиях. Но как туда добраться? Это марш на незнакомой местности вверх в горы. Как? Да кто их выпустит из ловушки, как они смогут под огнем превосходящих сил противника туда дойти?
-Мы туда просто пройдем, у нас нет никаких шансов! - покачал головой майор, горную вершину с холма рассмотреть было нельзя - она пряталась за облаками, склоны поросли густым лесом.
Ради чего все это? - беспокойно в груди застучало сердца. Оно чувствовало себя неуютно, билось, как будто пыталось вырваться наружу. Надо успокоится. Если есть ради чего, то человек готов идти на все, на смерть, пытки, на Голгофу. А когда нет цели, идеи, смысла, зачем надо жертвовать собой и другими? Разменять жизни солдат, на кем-то отмытые и украденные деньги, которые осядут на иностранных счетах, каких-то людей презирающих эту страну, этот народ, наживающихся на чужой крови.
Майор вспомнил, как совсем еще недавно декабре прошлого года у них в бригаде перед строем на плацу зачитали указ президента о проведении на территории Чечни контртеррористической операции. Как же так? - изумлялись многие: ведь еще несколько лет назад выводя из мятежной республики войска, оставляя технику и вооружение бандитам, офицеры недоумевали, с какой целью все это делается? Подавить преступный режим можно было гораздо раньше, ещё в самом зародыше. А потом когда с молчаливого благословения Москвы Дудаевский режим вырос в хищного кровавого монстра, вышедшего из-под контроля хозяина, недальновидной кремлевской власти понадобилась эта война. И этот вооруженный конфликт не безосновательно рассматривался большинством военнослужащих как разборка московских олигархов и чеченских бандитов, не поделивших между собой доходы, в которую теперь втянули многострадальную армию. Не желая командовать сбродом людей в форме и кучей неисправной техники, которых по чьей-то нелепой ошибке или по недоразумению все еще назывались вооруженными силами, из армии побежали как крысы с тонущего корабля генералы и офицеры. Они как никто понимали, что война это когда кому-то приходится умирать, и ехать в Чечню категорически не желали. Они дружно писали рапорта на увольнение, освобождая дорогу следующим.
В новом мире после распада Союза - каждый сам за себя, на другого, плевать. Эти новые правила провозглашала новая правящая элита. Она выросла из развращенной партийной бюрократии, долго сидевшей у властной кормушки и теперь приватизировавшая великую страну, построенную руками трудового народа. Эта элита откровенно презирала свой народ, не стесняясь глумливо с экранов телевизоров обманывать его, она паразитирующая на людях, смеялась над гражданами своей многострадальной страны. Ивлев помнил, как пошло кривлялись, на экранах телевизоров эти актеры и певички, развлекая отупевший от водки, народ в ту новогоднюю ночь, когда в Грозном взрывались и горели танки и БТР российской армии. Погрязшей в разврате и вседозволенности новой элите было на это плевать, она буквально делала деньги, на всем, в том числе и на этой войне. Как хотел тогда Ивлев и его товарищи двинуть железные батальоны на Москву, пройти парадным маршем по столице и вынести эту нечисть из Кремля, выкорчевать ее, сжечь, задушить, задавить. Точно так же как после прохода колонны пленных немцев по Москве в годы Отечественной войны смыта была за ними грязь со столичных улиц. ...
Многие офицеры соглашались с тем, что эта война была жизненно необходима. В них понимание государственности, было выше чем у иных близоруких недалеких государственных деятелей, предлагавших отпустить Кавказ на все четыре стороны. Они понимали - будет как с Восточной Европой, этим маленьким огрызкам великих держав, карманным республикам никогда не кто не даст быть независимыми и взамен российских войск и власти, туда придут турецкие или натовские войска, эти страны никогда не станут свободными - они лишь перейдут из-под одной сферы влияния в другую. Отторжение Чечни запускало механизм, развала всей России, случившийся прециндент превращался в закон. Для сохранения России надо навести в Чечне порядок. Но многие все же не понимали ради, чего они должны там воевать? Что бы оставить детей сиротами, жену вдовой в беспросветной нищете? Пресловутая целостность огрызка державы под названием Россия, не вдохновляла многих военных на ратные подвиги. Ограбивший страну Ельцинский режим был многим ненавистен. Тогда в армейском строю оставались лишь те немногие кто держался как за спасательный круг за такие понятия как долг и присяга, боясь потерять самих себя в смутное время или же те, кому совсем не куда было податься, те, кого никто нигде не ждал. Им не платили жалкое денежное довольствие месяцами, не давали жилье, унижали, оскорбляли, но вопреки всему эти люди сохраняли верность присяге, совершали подвиги, умирали как герои, сражались. Ради чего? Ради родины? И выходило так, что одни легко предавали свою отчизну, в то время как сама отчизна бессовестно предавала других.
Ивлев приказал собрать офицеров. На вершине у южного склона, в естественном углублении, оборудованном в укрытие, разведчики развернули командный пункт отряда. Яма имела площадь три на три метра, глубину метр и замаскированная густым кустарником, располагалась за позициями спецназовцев растянутыми в линию ниже по склону. Место было выбрано очень удачно, оно давало отличный обзор всего южного склона и прилежащего к нему леса.
Офицеры застали командира сидящим в раздумье перед развернутой картой. Капитан Хлопов, как заместитель командира отряда доложил - прибыли все. Ивлев кивнул им, пригласил расположиться рядом, присесть. Те отказались, предпочитая стоять, их лица выражали тревогу и озабоченность происходящим, было понятно - решалась судьба отряда. Рядом с радиостанцией дремал усталый шифровальщик, центр молчал, новой информации оттуда не поступало. Внимательно оглядев собравшихся, майор без лишних слов протянул Хлопову, клочок бумаги с текстом полученной из центра боевого управления, шифрограммы. Капитан пробежал текст глазами, но так же как и командир читать вслух его не стал, передав бумажку остальным. Ознакомившись с содержанием приказа, другие офицеры в свою очередь уже не скрывали возмущения:
- Да они охренели, что ли совсем? Мы на боевом задании, а не на прогулке, и это не игрушки в войну, загнали нас сюда на эту сковородку. А кто нас забирать отсюда будет? Может, думают, что мы сами своими ногами до расположения дойдем?
Прапорщик Одуев разгневался:
- Ну, я командир от этих штабных упырей другого и не ждал, так и будут нас по хребту гонять до второго пришествия? Третий день этим баранам письма шлем, а они нас все динамят...
Прапорщик, был в отряде колоритный персонаж, он как и майор, прошел Афган, сам из донских казаков много лет добросовестно прослужил в бригаде, старшиной роты. В ноябре находясь в наряде по части поймал начальника продсклада с поличным, тот воровал тушенку. Ее повара недокладывали срочникам в порции в столовой. Вся бригада знала, что ушлый тыловик приторговывает краденным. Человек вспыльчивый и прямолинейный, старшина разбираться не стал и разбил начальнику склада лицо. Дело о воровстве замяли, но пострадавший жулик написал жалобу в прокуратуру, и даже где-то снял побои. Комбат, что бы страсти поутихли, быстренько отправил Одуева от греха подальше в командировку. Прапорщик - мастер спорта по тяжёлой атлетике, отец пятерых детей великолепно разбирался в подрывном деле. Физически крепкий и рослый он тяжело перенес многодневный переход из-за возраста, хотя старался этого не показывать.
Прочитав шифрограмму несколько раз, опытный старшина махнул здоровенной ручищей куда-то неопределенно в сторону и нервно закурил. Все шло как-то не так, не так как их учили, совсем не так как должно, не так как было тогда, в той войне, в другой жизни, в далекой горной стране, где еще совсем недавно наши воины проливали свою кровь.
Сейчас их оставляли без помощи в крайне тяжелой, почти безвыходной ситуации. Им приказывали совершить немыслимый прорыв через позиции боевиков, самоубийственный марш по заснеженным горам, по местности, которую они не знали, к труднодоступной горной вершине.
В воздухе знаком вопроса повисло напряженное молчание. Молодой лейтенант Файруллин, отличник, выпускник Рязанского высшего военного десантного училища прошлого года, сам направившийся в спецназ назидательным тоном сделал прапорщику замечание:
- Товарищ старший прапорщик, ни вы, ни я, ни командир, и никто из нас просто знать не можем всего. Вы зря вы так их ругаете, нам неизвестна полная картина складывающейся боевой обстановки в данном районе, да и вообще. И мы не можем знать всех тех обстоятельств, которые помешали вышестоящему командованию осуществить нашу эвакуацию раньше, а я думаю, эти обстоятельства временные и мы с вами как никто другие должны понимать это! Правильно, говорю товарищ майор?-
Голос его звонко и бодро, прозвучал как на экзамене. Он был полон оптимизма, неуместной бравады столь свойственной для молодого офицера. Говоря это все сам Файруллин, пытался поймать взгляд Ивлева и найти в его глазах хоть какую-то поддержку и одобрение. Майор прятал глаза.
Одуев раздраженно засопел:
- Да к такой-то матери, какие обстоятельства? Не можешь всесторонне обеспечить операцию - не начинай ее. В Афгане за это голову бы оторвали! Вот будешь, генералом Эдик - не делай так!
Ивлев вмешался в их диалог, поправив прапорщика:
- Мы не в Афгане, мы в Чечне.-
-Да хоть в Зимбабве, что это меняет!- на сдавался Одуев.
-Я попросил бы всех высказаться по существу. Про Зимбабве пока не стоит, - тихо сказал командир.
По существу говорить было не о чем. Все вдели проблему одинаково - прорыв из окружения возможен лишь в ночное время. Но до ночи надо было еще дожить.
В спецназе, в элитных разведывательно-диверсионных подразделениях, как нигде, авторитет командира абсолютно непререкаем, его решения не обсуждаются, а исполняются строго в срок, любой ценой. Выше жизни стоит такое понятие, как выполнение поставленной боевой задачи. Умри, но сделай. В действующих в тылу противника разведгруппах и отрядах это крайне важно. Разведчики, как подводники, от одного правильного решения командира зависит жизнь всего экипажа. Груз принятия рокового решения целиком ложится на плечи командира. Ивлеву вспомнились слова которые он запомнил ещё в Афгане: "Я не могу отвечать за каждого человека в этом мире, я не бог, но я отвечаю за жизнь своих солдат".
Хорошо быть командиром или начальником в мирное время, когда у кормушки при распределении общественных благ ты стоишь в первых рядах и выносишь судьбоносные решения, которые сказываются на других, но не тебе самом. Ты пользуясь правом хозяина положения, безнаказанно и безапелляционно оцениваешь подчиненных, даешь им премии и характеристики. Война - другое дело, тут от служения делу не уйдешь ни куда. На войне враг все рассудит в ближайшем бою, все допущенные просчеты четко обозначатся в цифрах потерь и полученном результате. В мирное время любую проверку можно подкупить, напоить, ублажить в бане и ты выкрутишься, выйдешь сухим из воды. Все не сделанное тобой, все допущенные ошибки и недочеты, все твои недоработки, будут прикрыты как срам фиговым листком, и прощены. И ты даже как "свой среди своих" сможешь легко пойти на повышение, потому что все в твоей службе, в том числе и оценку того как руководишь, дает такой же как и ты только рангом повыше начальник, ублажив которого ты устранишь все свои проблемы. Война другое дело, с врагом так просто не договориться - это предательство. Да, что и говорить, для одних власть это блага, возможности, а для других тяжкое бремя, невыносимая ноша личной ответственности, которую порой хочется, но увы абсолютно не с кем разделить. Нет, советчики найдутся всегда, только позови, прибегут, помогут, но они не возьмут даже малую часть этого бремени на себя, и как бы ты не хотел, все равно решение принимать тебе и отвечать тебе, тебе одному. Отвечать опять таки не перед начальством, которое все спишет, у которого все замазано и шито-крыто, и никогда не найдешь концов. Начальству у которого виноватых назначают, невиновных награждают, можно отбрехаться, а отвечать приходится перед собой, своей совестью и тут не будет никаких адвокатов. Отвечать надо перед павшими, перед их семьями, перед их родными и близкими. Все ли ты сделал, что бы они вернулись живыми с задания домой? Все ли продумал, все предусмотрел? Сколько разговоров провел майор по ночам в своей собственной голове с разными людьми, подробно в деталях, как на допросе, объясняя им обстоятельства гибели их родных и близких, оправдываясь за свои и чужие ошибки и просчеты. Сколько раз он прокручивал в голове, обвинял, критиковал и опровергал собственные решения и возвращался к этому снова и снова в долгие бессонные ночи.
Однажды, сказав себе: "все хватит бегать с автоматом" Ивлев попросился на штабную работу. Ему отказали, просили не уходить, обещали должность командира батальона, академию. А месяц назад майор, не смог отказать в просьбе комбригу, для отряда спецназа отправляемого в тыл боевиков искали опытного проверенного командира, и выбор как ни странно пал на него...
Нахмурившись Ивлев продолжил:
- Итак, в эвакуации нам отказано. То, что нас не атакуют, говорит о том, что у противника пока недостаточно сил для штурма.
Хлопов пристально посмотрел на командира:
- Будем прорываться сейчас? Пока их еще мало?
- -Мало для штурма, но для того, чтобы не дать нам уйти более чем достаточно. Их в несколько раз больше нас, у них больше боеприпасов.
Командир отряда отрицательно покачал головой продолжая свою мысль:
-- Нет люди измотаны.. Решено - прорываться будем ночью. Сейчас всем нужен отдых!
Майор распорядился отряд: использует время затишья для сна и отдыха. Наблюдение за подступами к холму осуществляется минимальным количеством людей, которых чередуют, распределив между ними дежурства. Наблюдатели постоянно находятся на радиосвязи с дежурным офицером, и каждые пятнадцать минут докладывают о состоянии дел в своем секторе.
Прапорщик Одуев скрытно заминировал передний край южного склона, оставив в минном поле узкие проходы. А командир и Хлопов детально исследовав овраг, обнаружили участок поваленных деревьев, по стволам которых можно было перебраться в темноте на другую сторону. Ивлев выбрал именно это место для предстоящего прорыва из окружения. Его план был таков: сначала имитация атаки на южном склоне со стрельбой, потом на восточном склоне группа из четырех человек - Хлопов и три контрактника изображают атаку, привлекая на себя как можно сил противника. На второй раз духи точно должны были купиться. А в это время, пользуясь суматохой, передовая группа капитана Миронова и прапорщика Одуева по поваленным деревьям перейдя через овраг, снимет мины и растяжки, обеспечит выдвижение остального отряда на ту сторону оврага в лес. А далее начнётся быстрый прорыв через кольцо чеченцев с восхождением к намеченной вершине. С собой брали минимум снаряжения, боеприпасы, в прикрытие выделялась группа Хлопова.
Ивлев сомневался в достоверности карты местности. Выпущенная примерно в начале 70 годов она уже совсем безнадежно устарела. Он вспомнил как при постановке боевой задачи на местности полковник службы разведуправления, отвечавший за топографическое обеспечение отряда, на замечание по-поводу карт, ответил: других нет, а за тридцать лет в этих горах мало, что изменилось. Но это была неправда, изменилось многое. Годы советской власти не прошли для региона даром, да и природа брала свое. В первый же день рейда разведчики пересекли асфальтированную дорогу, которая была на карте не обозначена, а затем вышли к руслу горной реки, нарисованной совсем в другом месте. Урочище на склоне хребта отступило на несколько километров, там, где когда-то рос лес, пустовало заснеженное поле. Карты нуждались в серьезных правках, их неточности становились источником проблем.
3
Туман рассеялся и уже миновал полдень, когда Ивлева разбудил взволнованный Хлопов:
-Андрей Иванович, там внизу духи - на переговоры зовут.
Майор открыл глаза, ничего не понимая спросонья. Пока капитан докладывал, что перед южным склоном с белым флагом появился безоружный чеченец и требует командира русских на переговоры, Ивлев смог привести себя в порядок.
- Товарищ майор, может, пошлем его, куда подальше с этими переговорами? Ну скажите о чем нам говорить? -
Предложил капитан.
-Это конечно можно, - нехотя согласился Ивлев:
-но, подожди, не спеши, давай сначала все- таки попробуем узнать, чего этот абрек от нас хочет. Переговоры для нас это сейчас очень хорошо. Это значит, пока опасаются с нами биться. Думают начать торговаться. Как на базаре - восток дело темное. А это нам и нужно, глядишь, так и протянем до наступления темноты.
У подножия холма на заснеженной поляне, где кустарник начинал карабкаться вверх по склону, и деревья, словно расступившись в стороны, стояли полукругом, человек в камуфляже о чем-то перекрикивался с разведчиками бывшими в окопах в дозоре на передовых позициях. С вершины холма разобрать их речь не удавалось -туда долетали только обрывки слов и фраз. Хлопов и командир, прячась за густым кустарником, сгустились вниз. Снайпер по рации доложил: человек на поляне взят на прицел, он готов открыть огонь на поражение. На передовом крае бойцы подтвердили - чеченец представился как командир отряда боевиков, желает с кем-нибудь из русских офицеров переговорить лично, лучше с главным.
- Надо всё-таки послать его,- махнул рукой Хлопов.
Ивлев задумчиво покачал головой, предчувствие неотвратимой беды вновь овладело им. Что неужели этот чеченец хочет предъявить им ультиматум?
Что ж, будет штурм, - тотчас подумал он:
-Доигрались козлы в разведчиков. Вооружённые крестьяне окружили и собираются взять нас в плен. Надо постараться как-нибудь дотянуть до темноты. Если будет бой, то без больших потерь точно не уйти. Если уйти вообще удастся.
-Саша, - Ивлев обратился к Хлопову:
-К нему на переговоры пойдешь ты, обязательно надо его выслушать, узнай, что он хочет. Будут пугать, плюй на это. Не слушай. Было бы достаточно сил, не вели переговоров. Тяни время, торгуйся. Как можешь долго тяни. Снижай цену...
Капитан нехотя собрался, скинул оружие, бронежилет и не спеша как на прогулке легко спустился вниз по склону. Далее Хлопов прошел по тайному проходу через минное поле на поляну к парламентеру, который терпеливо ждал его. Сердце бешено колотилось в груди, хоть было и не жарко, но Хлопов почувствовал, как капли пота выступили у него на лбу. Волнение овладело им, он шел, буквально ощущая кожей множество глаз по обе стороны следящих за ним, за каждым его шагом.
Вот враги встретились, смерили друг друга оценивающими взглядами. Точно, так как бойцы перед схваткой. Они не подали друг другу рук, как делают мужчины, а некоторое время молча стояли напротив в упор разглядывая друг друга, потом их взгляды встретились в немом поединке, где каждый не желал уступить.
Хлопов не испытывал страха, даже понимая то, что сейчас в лесу напротив кто-то невидимый, наблюдает за ним через оптику снайперской винтовки готовый в любое мгновение спустить курок и всадить в него смертоносную пулю. И это лишь предавало капитану внутренней твердости. Чего стоит жизнь солдата на войне? Ничего. За нее и как говорят ломанного гроша не отдашь. Чего вообще стоит нынче жизнь человека? Кто-то лицемерно твердит: она - бесценна, но разве это так? Как и все в этом мире жизнь человека, продается и покупается, а если её невозможно купить то ее просто как вещь, отнимают или крадут.
Сквозь облака на миг выглянуло солнце, косыми лучами ослепив Хлопова. Тот зажмурился и невольно улыбнулся ему, лесу, застывшему в снегу, седым горам и высокому небу. И все происходящее показалось Александру дурным сном, который вот вот закончится, а он проснется и будет жить своей привычной будничной жизнью дальше. Чеченец понял улыбку капитана, по-своему отвёл взгляд, криво усмехнулся. Хлопов взял в ладонь горсть колючего снега и обтерев им лицо, не почувствовал ничего - ни боли, ни холода. Окружающее было явью. Самой настоящей явью. До удивления банальной, такой как будто бы он был сейчас не на войне, а где-то в загородном парке, катается на лыжах. Капитан вдохнул холодного зимнего воздуха.
Чеченец стоял пред ним безоружный, одетый в камуфлированную форму Российской армии. Откуда она в таком изобилии у них? С одних и тех же закромов досыта снабдивших оружием и обмундированием обе воюющие стороны. От чеченца как не странно, не исходило какой-либо ненависти или злобы Хлопову казалось, что перед ним самый обычный человек, такой же как и он сам. Пауза длилась всего несколько секунд. Первым нарушил молчание боевик:
-Здравствуй командир, - произнес он.
-Здравствуй, - кивнул Саша:
-чего звал? -
Чеченец оглядел его пристально:
-Где Ивлев, я звал сюда его! Я просил придти вашего командира, а не тебя! Ты кто такой будешь? Ты не Ивлев! -
-Ерунда. Не знаю кто такой Ивлев. Я - командир. Говори, что хотел или я пойду, -
Чеченец понимающе покачал головой.
-Хорошо, все понял, стой командир не спеши, просто скажи сначала, он жив, не ранен? - лицо парламентера выражало озабоченность, будто майор Ивлев был его родственник или близкий друг.
"Откуда он его знает? Откуда ему все известно? " - пронеслось в голове Хлопова. Эта мысль заставила его вздрогнуть. Как? Зачем? Кто? Неужели духи купили информацию об отряде, точно так же как покупают оружие, людей, перемирие с федералами, когда те их крепко прижмут. Вот сволочи!
-Если все нормально с ним, то просто кивни, - едва слышно попросил чеченец.
-Прошу тебя, просто кивни!
Саша кивнул. Почему именно Ивлев? Это личный интерес?
-Спасибо, - как то сразу успокоился чеченец и продолжил разговор более доверительно :
-Теперь о главном, Раз командир ты, то слушай внимательно. Я старший офицер службы государственной безопасности республики Ичкерии Аслан Асламбеков, прошу, запомни мое имя и фамилию, кто надо поймет, ты услышал меня командир? -
-Не глухой. Что еще? - выдавил из себя Хлопов
-Еще тебе для размышления. Вы окружены, у нас более пятисот хорошо вооруженных бойцов, и самое неприятное, у нас есть минометы, и мы в два счета в раскатаем вас под орех. Если вы сдадитесь, то я лично обещаю, даю слово офицера, что вы все вернетесь домой целы и невредимы. Но если начнете,и у нас будут ещё потери, то я уже вам ничем помочь не смогу - пленных не будет. Это наши условия. Мы и так потеряли пятерых бойцов из-за вас.
-Это все? - спросил Хлопов с равнодушием.
-Передай это Ивлеву,меня зовут Аслан Асламбеков, он поймет, вы конечно можете делать как хотите. Но видит Всевышний,я не вижу другого выхода, иначе вы все тут погибнете. Не пойму только ради чего? На хрена?Обязательно передай это Ивлеву! Вам время на раздумье - час, через час мы начнем миномётный обстрел. Мы все тут смешаем с землей, а потом возьмем высоту и перебьем вас всех. Пощады не будет никому, наши воины хотят крови! -
-Это все что ты хотел мне сказать?-
- Все! Просто подумай ради чего вы положите здесь своих ребят.-
-Я услышал тебя, разговор закончен. Стой здесь пока я не поднимусь, уйдешь после меня! -
Хлопов по своим же следам пошел обратно. Он забыл про необходимость тянуть время и торговаться, про то, что до темноты времени ещё целый вагон и надо максимально затягивать переговоры. Прямолинейный капитан провалил их, не умея врать и торговаться, хотя от этого зависела его жизнь.
- Если Ивлев сам захочет меня увидеть и переговорить, пусть приходит сюда сам, пусть зовёт. Я жду сигнала. Запомни и передай ему, - Аслан Асламбеков, он все сразу поймет! - прокричал чеченец ему вслед.
Тот кивнул: - Два раза просил, что бы я это запомнил.
-А выглядел как он? Хотя, черт они для тебя все на одно лицо...-
-Командир ты думаешь про минометы это правда? - вздохнул капитан.
Ивлев не ответил ему, он не услышал этого вопроса. Разглядеть лица чеченца толком не смог или не узнал Аслана? Сколько лет они не виделись? Пять с 90 года. Сколько всего за это время случилось. Уму непостижимо.
Командир застыл погруженный в эти мысли. Ему вспомнились другие горы, другая далекая страна, где он служил еще совсем "зеленным старлеем", командиром разведгруппы. В его подчинении среди прочих тогда находилось два чеченца - сержант Аслан Асламбеков и рядовой Рамзан Салаев.
-Как в кино, - рассмеялся он вслух, удивляясь судьбе. Хлопов понял это по своему и нахмурился, внутренне недоумевая, причем тут кино и минометы.
В Афганистане в разведгруппе, где служили оба чеченца за те полтора года никто не получил тяжелых ранений и не погиб. Старший лейтенант Ивлев слыл самым удачливым командиром в отряде, все задания выполнялись его группой четко и в срок. Он тогда был не на много старше своих солдат, и та разведгруппа стала первой, которую он лично готовил и с которой ходил на боевые задания в горы. Узы дружбы прочно связали бойцов и командира на всю жизнь. Потом Ивлев командовал другими группами, не менее успешно но уже никогда не возникало такой дружбы как с теми самыми первыми его солдатами. Даже спустя годы они сохраняли эту дружбу, писали, звонили, приезжали в гости друг к другу, и по - прежнему называли его не иначе как командир.
-Мне нужно переговорить с этим Асланбековым! - сказал Ивлев.
Да, надо увидеть Аслана. Тот не станет врать и поможет, скажет то, что не сказал Хлопову, что не сможет сказать никому кроме него. Сомнения на миг возникли в его душе, но тут же отбросил в сторону - не верю!
Да война, да они встали по разные стороны, но что ничего это меняет, Аслан его друг и если бы тому нужна была помощь, Ивлев разбился бы вдребезги, но помог. Аслан не может обмануть.
Звать долго не пришлось, чеченец ждал этой встречи. Он сразу как по команде появился из леса, показывая жестами, что безоружен. Ивлев между кустов по следам Хлопова на снегу спустился вниз, и осторожно не спеша, держась ориентиров прохода в минном поле, вышел на поляну. Они, наконец-то встретились лицом к лицу и сразу узнали друг друга. Кто бы мог подумать, что им придется увидеться, не за праздничным столом, а вот так как враги на поле кровавой брани.
-Ну, здравствуй командир, - обрадовался Аслан, глаза его загорелись веселыми огоньками радости.
-Здравствуй Аслан, - ответил Ивлев. Они погасили свои первые внутренние порывы и не обнялись и не пожали друг другу рук. Оба понимали, что сейчас не одни, что сейчас на этой поляне они как актеры на сцене театра стоят под прицелами многих чужих глаз и им надо играть свои роли согласно сценарию.
-Откуда ты узнал, что я тут? - спросил майор у боевика. Тот пожал плечами:
-Я узнал о вас и о тебе по нашим каналам, мне сразу сообщили твою фамилию, как командира диверсионного отряда, забрасываемого к нам в горы. Накануне дня за три до вашей высадки.
-Кто? Откуда? Почему? У вас что есть свои люди в штабе и разведуправлении?- удивился Ивлев.
- Много вопросов командир, на которые я не знаю ответов. Прямо допрос ты мне устроил с пристрастием! - рассмеялся чеченец.
-Кто нас продал? Свои?- разведчик ни как не мог успокоиться. Их предали, слили, бросили, но почему?
Аслан пожал плечами:
-Командир, да в этом мире все продают друг друга, что у нас и что у вас. Мы же все из одной песочницы вышли. В вашем правительстве и в военном руководстве предостаточно людей, которые не то что разведотряд, но и мать родную за деньги продадут. Мы вас ждали, хотя точно место высадки нам было неизвестно, мы заранее готовились к вашему появлению в этом районе, а предварительные данные в планируемой операции я получил ещё на прошлой неделе.
-А ты Аслан за сколько продался?-
- Зачем обижаешь? Я -не никому продался, я здесь за своих воюю,-
- И кто теперь свои для тебя? Дудаев что ли?
- Дудаев когда-то с нами в одной армии служил, командир! Генералом вроде как был!
Ивлев вздохнул, - все верно:
-Ты чего звал меня Аслан? -
-Поговорить надо с тобой командир, здесь и сейчас, решить все вопросы, а иначе потом боюсь, будет уже поздно!-
Эти слов позвучали как угроза.
-Что ты хочешь Аслан? -
-Ты знаешь командир, что мне дал Афган тогда, он мне дал настоящих друзей, ставших мне братьями, это то, что не купить за какие деньги. Видит Аллах, я не умею красиво говорить, командир, но я прошу тебя, я готов встать на колени перед тобой, прошу, сдайся командир. Сдайся мне. Во имя всего святого. Все ваши попытки оказать нам сопротивление лишены всякого смысла. Вас просто перебьют. Нас больше в двадцать раз, у нас миномёты, вы не выйдете с этой высоты живыми. Никаких вертушек не будет. Я не уполномочен вести такие переговоры, у меня приказ вас уничтожить. Но я так не могу... Видит бог, я хочу спасти тебе, вам жизни...
- Аслан я не такой большой начальник, что бы решать такие вопросы. Сам знаешь, у меня есть приказ и мне надо его выполнять!-
-Какой приказ, чей командир, ради чего? Раньше всё было просто и ясно, была Родина, была армия и друзья, сейчас ради чего? -
-Аслан, я не могу не выполнить приказа, я офицер, я присягу давал!
-Брат и у меня есть приказ! И что ты считаешь, теперь все идиотские приказы надо выполнять? Вот я не выполняю, я всем рискую, что бы спасти вас...
- А как же моя присяга Аслан?
- Да какая присяга, просто ответь, какая такая высокая идея заставляет тебя похоронить здесь весь твой отряд? Закопать тридцать с лишним человек в горах? Раи того что бы ваш Ельцин вам посмертно дал горсть железок называемых орденами, посмертно? У тебя их командир и так много, еще с той войны! -
-Знаешь, Аслан хватит пустых разговоров, приказ есть приказ. У тебя тоже есть свой приказ, выполняй его как можешь, а я выполню свой,
-Да плевать на все эти приказы посмотри, кто их отдает, они что здесь сами по горам бегают или бегаешь ты и твои солдаты?-
-Каждому свое, кто на что учился!-
-Это не разговор командир!-
-А какого разговора ты хочешь? Давай поговорим о погоде, если тебе это больше нравится!
Аслан задумался, вытащил из кармана куртки сигареты и закурил:
-Все что произошло с нами и нашей страной это позор, Эта война - позор, Посмотри командир вокруг - уже не осталось ничего святого. Не губи себя и своих ребят командир, сдавайся. Я обещаю тебе, клянусь Аллахом, матерью, своими детьми, нашей дружбой клянусь, что долго в плену ты не пробудешь. Ты мое слово знаешь. Я обещаю тебе, через две-три недели вас обменяют. Ты и все твои люди вернутся домой живыми и невредимыми. К чему тебе тут погибать. -
Еще несколько лет назад Ивлев бы послал Аслана ко всем чертям, плюнул, развернулся и молча не оглядываясь назад, ушел. А сейчас... Обстоятельства сложились иначе.
А Асланбеков продолжал:
-это не твоя война командир. Поверь, вас кинули на войну, в которой Москва, поддерживает обе стороны, стравливая нас между собой как бойцовых псов. Подбрасывает дров в эту топку, пока мы все, не сгорим здесь до тла мы и вы. Они тут уничтожают вас - армию, что бы те, кто ещё могут их вышвырнуть из Кремля, все полегли, а остались лишь одни им угодные - рабы. Здесь в Ичкерии и у вас в Москве заправляет всем кучка бандитов. До вас дела никому нет, умрёте вы тут или нет, всем плевать, ради чего вы тут собираетесь сражаться? Ради них? Подумай над моими словами. Вас спишут как боевые потери, навесят посмертно железки - медалей и орденов они наделают, сколько хочешь, семьям сунут жалкие крохи, что бы заткнулись. А сами на этой войне делают миллионы.
События последних лет беспросветным калейдоскопом черных дней промелькнули у Ивлева перед глазами. Необоустроенность, нищенские зарплаты, увольнение офицеров, которые уже не могли жить на те жалкие копейки, которые платило государство. Да дело было даже не в деньгах - герои, войны, солдаты жертвуют собой, совершая подвиг ради своего народа, страны. А во что превратился этот народ преданный собственной элитой? Развращенная вседозволенностью власть, погрязшая в воровстве и коррупции и загнанные в нищету озлобленные до отчаяния люди. И пропасть между ними, через которую не докричаться. Сражаться за это? За обшарпанную комнату в общежитии, где ютится твоя семья, без всякой надежды на получение квартиры, как и сосед, капитан - инвалид, в Абхазии ему взрывом противопехотной мины оторвало ногу, от него ушла жена, и он спивается в одиночестве. А другой сосед заслуженный пенсионер полковник, оставшийся без жилья потому, что не имел знакомств и денег на взятку. За это? Ивлев вспомнил новый 1995 год безразличие страны к своей воющей армии, истекающей кровью в Грозном, и испуганных матерей пропавших безвести солдат в аэропорту Моздока спрашивавших у него как им добраться до Ханкалы."Мальчики умирали с улыбкой на устах" - так кажется говорил министр обороны о погибших солдатах. И тут же перед глазами всплыл разговор двух парней в московском метро о том, что теперь в армии служат одни дебилы и любой нормальный человек должен от службы просто откупиться, так как эта служба пустое времяпрепровождение недостойное нормального человека. А служба в армии приобрела новый смысл у чиновников в погонах быстро превративших ее в свою сытную кормушку. Воровство продуктов, топлива и обмундирования, перепродажа техники - делали из службы новый доходный бизнес. Государственное значит не чье. Обворуй государство, укради у него. А что такое государство? Разве это не мы?
Несколько раз Ивлев собирался написать рапорт на увольнение. Предлагали работу на гражданке и хорошие деньги. Несколько сослуживцев возглавляли службы безопасности крупных фирм. А он? Сомневался, чесал затылок - надо подумать, потом вовсе забывал об этом, затянутый в службу. И вот такова жизнь, что хочешь быть правильным честным, служить Родине, на тебе, получай, что хотел, служи до конца, и теперь до самого конца в прямом смысле слова.
-Что скажешь командир? - спросил Аслан майора.
Тот разочаровано пожал плечами, не зная что и сказать:
-Ничего, ни-че-го!-
Давая понять что разговор закончен повернулся и побрел назад, взбираясь по склону но напоследок обернувшись все же задал чеченцу вопрос:
-Зачем Аслан тебе надо вытаскивать нас?
-А ты бы командир как поступил? - покачал головой боевик:
-По-другому? Ты же как брат мне, пойми одно - у нас на Кавказе родственников не бросают. Я как узнал, что ты тут сразу сюда пошел. Родные и те меня поддержали, мол, спасай Андрея, он нам не чужой. Любые деньги найдем, отовсюду тебя командир выкупим! -
Ивлев произнес:
-Я должен подумать.
-Андрей прошу, подумай, - чеченец впервые назвал старого товарища по имени:
-Я могу дать вам ещё час- два командир. Не больше!
5
Что делать? - колотилось сердце в груди. Ивлев не понимал, как ему быть. Спасти людей- предать Родину, долг, изменить присяге. Принять бой, погубить всех не за что. Что значит не за что? А долг? Погубить за Родину и этот самый долг. Хотя в наше время понятие долга все чаще связывают с деньгами.
По возвращению командира все офицеры снова собрались на КП отряда. Подул ветер, и от тумана не осталось и следа. Горы молчали. У подножия холма со всех сторон за частоколом деревьев, паутиной ветвей прятались вооружённые люди, несущие смерть. Невидимые и неслышные они как цепные псы ждали команды фас, готовые броситься и растерзать жертву, обложенную на холме. У южного склона, спрятавшись за пригорком, развернулась обещанная минометная батарея. Было хорошо видно, как боевики перетаскивали туда сначала сами миномёты, а потом и боеприпасы в зеленных ящиках. Делалось это открыто, даже демонстративно, так словно имело цель показать защитникам холма, что их ждёт в случае дальнейшего сопротивления. Через какой-то час лес ощетиниться огнем, и все потонет в грохоте боя.
Все офицеры, кроме Одуева и командира ещё совсем молоды, мальчишки, им еще нет и тридцати, Смотря на них, Андрей подумал, что точно так же как и он, так сейчас незримо смерть из-за его плеча рассматривает хмурые лица его товарищей. Седая старуха, стоя, у него за спиной, внимательно изучает свои жертв, ждет, когда он Ивлев прикажет им погибнуть. Война питается человеческой плотью. Люди много чему научились, но главное так и не научились договариваться между собой, что бы избегать кровопролития.
Бригада спецназа с первых жней этой войны несет потери, война как всегда забирает самых лучших, самых смелых и честных. Они не прячутся за чужие спины, не покупают липовых справок, не привлекают родственников и знакомых, что бы избежать командировок. Они просто выполняют свой долг. Так было всегда, так будет и сейчас.
-Парни, я собрал вас для того, что бы обсудить вопрос нашей сдачи в плен, прошу вас высказываться открыто.
Майор ожидал от своих офицеров всего: обвинений в предательстве, возмущения, угроз, даже попыток отстранения от командования. Ему казалось, его слова о сдаче прозвучали как богохульство. Принцип никогда не сдаваться, драться до конца является основополагающим для подразделений специального назначения.
- Командир ты в серьез предлагаешь сдаться?- в напряжённой тишине один за всех спросил Хлопов, недоумевая.
- Я не могу отвечать за всех людей в этом мире, но за жизни 34 человек на этой высоте пришедших со мной сюда я несу ответственность. Я командир и это мое решение. Я долго думал, как поступить, но я не могу поступить по-другому. У меня не хватает веры в то, что если все мы поляжем на этой высоте, то это будет правильное решение в сложившейся ситуации.
Ивлев, сделав паузу, и продолжил:
- Я не верю в прорыв, мы и километра не пройдем. Все погибнем зазря. Нас расселяют на марше. Вертушки надо было раньше присылать. Сдача в плен это возможность сохранить, прежде всего, жизни наших солдат. Тот чеченский командир мой бывший солдат, мой друг. Мы вместе воевали в Афганистане. Он дал мне слово сохранить жизнь всем сдавшимся в плен, и я ему верю.
Послышались возмущенные и испуганные возгласы офицеров:
-Товарищ майор надо ещё требовать вертушки! -
-Может, все-таки выберемся? -
Андрей разочаровано покачал головой:
-Вертушек не будет, нам приказано прорываться. Командование мне не верит, считает, что я сгущаю краски. Пытаюсь саботировать выполнение задания.-
-Да безнадега! - громко сказал кто-то из офицеров и выругался в адрес центра боевого управления отборным матом.
Все смотрели на командира, он имел солидный боевой опыт, четыре ордена красной звезды полученные за пять лет афганской войны, за его плечами Нагорный Карабах, Абхазия, два ранения, безупречный послужной список. Ивлев попадал в разные передряги, но если даже он всерьез говорит о сдаче в плен, то ситуация и правда аховая. Мнения разделились, одни офицеры отвергали план ночного прорыва, неосуществимый в реальности. Другие на нем настаивали, так как ни чего лучшего предложить не могли.
-Да далеко мы не уйдем, - соглашался с командиром прапорщик Одуев, разглаживая густые черные усы.
-И что вы все хотите сказать: мы сдаёмся в плен? - взвился Хлопов, было видно как побелели от ярости его губы.
Если бы про сдачу отряда чеченцам сказал кто-то другой то Хлопов тут же растерзал этого человека, стер его в пыль, в прах, в абсолютное ничто, но Ивлев был тем, в чьем мужестве не сомневался никто. Но что с командиром, какая муха его укусила? Погибать так с музыкой!
-Не понимаю, что тут обсуждать командир? Какой плен? Вы в своем уме? - Хлопову было стыдно за себя, за командира, за этот, по его мнению, абсолютно не нужный разговор перечеркивавший все - долг, честь, присягу. Со школы бредивший армией, капитан не представлял себе как можно вслух русскому офицеру произносить такие слова как "плен", "сдаваться" по отношению к себе самому. Уж лучше пулю в висок, чем такое бесчестье. Будучи человеком бескомпромиссным Александр всегда делил весь мир на черное и белое и считал уступки в любом деле проявлением слабости. У него не было промежуточных цветов и половинчатых решений. Даже свою смерть в бою он видел как подвиг. Трусов Хлопов презирал. Высказывался в глаза откровенно и этим нажил себе много врагов, но все неприятности по службе считал само собой разумеющимися и переживал их легко или не замечал их вообще. А сейчас у него отнимали даже собственную смерть, ту смерть, какую он себе сам уготовил, почетную смерть в бою.
-Врет чех, людей у него не семьсот, сто- двести от силы. Пугает!- настаивал, словно упрашивал Ивлева Хлопов. Точно как же твердил командиру центр боевого управления в своих распоряжениях. Андрей стоял на своем твердо и не соглашался с ним:
-Саша повторяю, этот чеченец мой бывший солдат, полтора года в Афгане воевали бок о бок, как сейчас с тобой, он не может мне врать,-
-Пускай так! - не унимался капитан:
-Пусть даже артиллерия, плевать, мы же солдаты подразделения специального назначения, мы умереть обязаны красиво! Плен не для нас! Пойми командир! Пехота, танкисты, да кто угодно. Но не мы. Мы не имеем такого права!-
-Подожди товарищ капитан, умереть красиво ты всегда успеешь, - в разговор вмешался прапорщик Одуев:
-Я вот умирать не очень то спешу, а может кто-то здесь умирать торопится, так милости просим. Я верю командиру, если бы у нас были бы хоть какие-то шансы кому то выйти из этой ловушки, хотя бы вырваться половине или трети личного состава, то командир бы так не говорил. Так командир?.
-Да ты Одуев просто за свою шкуру боишься! - в разговор вступил старший лейтенант Файззулин, которого от возмущения стало трясти. Это был такой же, как Хлопов помешанный на спецназе фанат службы. Но Одуев даже не обиделся на старлея, он беззлобно со смехом отвечал офицеру:
-Ты понимаешь, сынок посмотрю, как ты запоешь про свою шкуру, когда они нас обстреливать начнут, пионеры - герои тут быстро кончатся! Ты хоть раз под минометным обстрелом был? А мне этот свист по ночам снится, просыпаюсь иногда от одного и того же сна минометный обстрел! Вся моя рота лежать осталась, почти вся! -
- Ты то живой, - уколол его Файзулин в ответ.
- Да чудом остался жив,- согласился прапорщик:
- Если бы пехота не подошла и меня бы на той сопке похоронили. Один осколок остался в груди до сих пор! Тогда 24 человека из наших погибли. И я вот до сих пор спрашиваю себя ради чего они все там остались? Ну ладно немец как в 1941 напал. А что в Авгане они защищали, за что умерли? За национальный интерес? А почему именно они, а не другие? Много вопросов, правда? Тогда ладно страна была, люди принципы. А здесь и сейчас ради чего?-
Андрей вспомнил дурацкий разговор, тогда два месяца назад с другом детства по-поводу начинавшейся войны в Чечне. Товарищ, занимался бизнесом и преуспевал в нем, и с позиции богатого и успешного, вальяжно объяснял Андрею, новый так сказать, нормальный взгляд обывателя на такие вещи как долг и патриотизм.
-И что Андрюха тебе Афгана не хватило в Чечню поедешь? - так начал он разговор.
-Поеду, - вздыхал Андрей.
-А не хер тебе это надо? - спрашивал друг.
-Долг перед Родиной, присяга, ну я же офицер, я же военный Родине служу, - пожимал плечами Ивлев, не понимая к чему этот вопрос:
-А ты Слава, если бы Родина позвала, не пошел бы ее защищать? -
-Я - нет, - Слава рассмеялся:
-Таких дураков как ты Андрюха мало осталось. Все эти ваши долги, патриотизм это все лишь дешевые выдумки пропагандистов, оболванивающих 18 летних пацанов, которые жизни еще не видели. Чтобы взывать к тупым народным массам, и делать из них запасное мясо для войн, нужна подобная пропаганда. Проще чтобы на войну шли дети лет 18, у которых еще нет опыта знакомства со смертью, в которых можно воспитать ненависть с легкостью, путем несложных манипуляций. За патриотизмом стоят бессмысленные для народа политические конфликты и банальная денежная выгода для единиц. Именно в тот момент, когда тебя просят сделать что-то для своей страны, ты должен подумать о том, что страна сделала для тебя. Ведь ты не желал рождаться именно тут? Так почему ты что-то должен людям, которые никаким образом не причастны к твоей жизни? Патриотизм - чувство социально-стадное, так что не стоит ставить социум выше своей выгоды. Ты являешься человеком мира, все границы условны, ты можешь поселиться где угодно. Ты живешь лишь один раз, постарайся прожить эту жизнь для себя, а не для олигархов-магнатов и олигархов-политиков, что промывают мозги своей пропагандой целые народы, имея в распоряжении СМИ и структуры насаждения идеологий, армию и банки. Они ожидают, что ты будешь их рабом, но это всего лишь их ожидания, ты им ничего не должен.
Андрей смерил Славу презрительным взглядом:
-Ты просто недоумок, ты считаешь, тебе не нужно это государство? -
-Мне - нет! - друг не обиделся:
-Мне вообще на него плевать, ну не будет России, будут, скажем Соединенные штаты Европы, я зарабатывать умею, мне и там будет хорошо.
-Хорошо? А что ты делать умеешь? Куртки из Турции возить? -
-Хотя бы.
- А может ты думаешь, что миллионы нашей людей во время Великой Отечественной зря погибли землю защищая?-
- Да за зря, мне все равно, какая власть была бы. При Гитлере или при Сталине. При немцах даже лучше было бы...-;
- Кому,лучше?-
- всем...
-А ты что считаешь, что ты там кому-то нужен будешь там в этих соединенных штатах Европы, или они позволят там тебе на спекуляции зарабатывать? Да они отнимут все у тебя, все заберут, и будешь ты лес валить для них в Сибири, как негр. Это иллюзия твоя про твою важность и нужность у них своих барыг вроде тебя не куда девать. Да ты молится на государство, должен, потому что оно тебя - все. Без его защиты придут завтра к тебе те же чеченцы и весь твой бизнес отберут, и побежишь ты в милицию, а милиции больше нет, потому что не государства, ты сам от него отказался. А твое образование, твоя квартира все это кто тебе дал? -
Друг настаивал:
- "Смерть за Родину" - это выдумка пропагандистов. На самом деле, войны ведутся не за цвета флага и не за контуры границ на географической карте, они ведутся за материальные интересы правящего класса. Когда вам предлагают героически отдать свою жизнь за "Родину", вам, на самом деле, предлагают отдать её для того, чтобы повысить прибыли того олигархического клана, который находится у власти сейчас. Такое понятие как "Родина" придумано для того, чтобы мы ощутили единство с чиновниками, копами и олигархами и с доблестью умирали за их интересы, пока они пересчитывают деньги, пируют и устраивают оргии.
-А скажи Слава, что есть в твоем понимании, то к чему должен стремиться человек? Момент высшего счастья, так, скажем? - спрашивал тогда Андрей подвыпившего друга.
Тот охотно делился с ним своими представлениями:
-Это брат я в номере в гостинице скажем в Нью-Йорке, в отеле семь или пять звезд, в номере джакузи и хорошее виски и с хорошей бабой... Я пью, смотрю на огни города, а она ...