Аннотация: Какая тайна объединяет провинциальную первокурсницу, бывшего летчика, которому нет еще и двадцати лет, и местного олигарха?
Глава 1. Я ненароком нарисую Ваш портрет
Да, теперь уже ясно, что в тот роковой день она совершила почти все возможные ошибки. А ведь ничто не предвещало беды! И настроение было таким солнечно-невесомым, что казалось, она переполнена счастьем, как воздушный шарик - гелием. Перестань держаться за что-то - взлетишь. Даже идти нормально не получалось, только почти бегом, а с лица не сходила улыбка.
Впрочем, таких, как она, было много. В тот день должно было пройти посвящение первокурсников в студенты, над которым весь филиал больше месяца трудился, не покладая рук. То самое посвящение, о котором шушукались все, и кто-то мечтательно улыбался, кто-то с важным видом, пряча смешинки в глазах, пафосно что-то вещал, но все дружно хранили секрет. Никаких фотографий прошлогоднего посвящения. Никаких рассказов о том, как это было. Никто, даже случайно, не проговорился о сценарии. Будет бал. Да, обыкновенный пушкинский бал. Остальное - увидите сами.
А между тем, готовилось явно что-то грандиозное. Время от времени, то одного, то другого первокурсника зачем-то отлавливали в коридоре старшие, в лоб, почти не делая пауз, задавали странные вопросы наподобие: "На рояле играешь? Знаешь три первые фигуры контрданса? Срочно процитируй Грибоедова!". Пока бедолага соображал, что происходит, его уже тащили в костюмерную театрального кружка, снимали мерки, совали в руки кусочек сценария и велели выразительно читать. Если более-менее справлялся, его отпускали, взяв страшную клятву молчать. А через несколько дней или забирали прямо с лекций, или так же ловили в коридоре и назначали место и время репетиции. А там уже "жертве" изрядно доставалось! И интонации-де не те, и эмоций нет, и текст он плохо знает. Опять же, музыка и танцы. "Ну это ж бал будет! Представь, с самой красивой девчонкой в пару встанешь, и все ноги ей оттопчешь! Оно тебе надо? И не надо этой траурной рожи! Играешь Моцарта, а лицо, словно все зубы разом заболели! А если на тебя такого девушка твоей мечты посмотрит?". Девушкам тоже доставалось: "Ты так все столы подолом сметешь! Плавно иди, юбку придерживай, и руками не маши! Осторожнее! Ну кто так садиться за рояль, а? Стул уронишь, как в корсете поднимать станешь? Это не романс, а издевательство над музыкой! Давай еще раз, с начала. И пой, а не кричи!". За день до посвящения первокурсники впервые видели свои (только свои!) костюмы, а так же преобразившийся почти до неузнаваемости актовый зал и сцену, примерно узнавали, а когда им, собственно, выступать, после каких слов выходить и куда потом уходить.
Кстати, насчет подготовки. Старшекурсники однажды случайно проболтались, что когда филиал только открыли, посвящение было простенькое, ничего особенного. А потом этим процессом решила заняться бывшая выпускница этого вуза, только не маленького филиала, а большого, головного института. Анна Ивановна, учительница географии в сельской школе, была хорошо известна как человек, который даже самую скучную лекцию может превратить в захватывающую историю, и увлечь своим предметом даже заядлых скептиков, так что коллектив даже не пытался возражать и с огромным удовольствием поручил подготовку именно ей. Самые активные студенты присоединились кто сразу, кто чуть позже. Но появились и свои костюмеры (из клуба исторической реконструкции), и свои режиссер и постановщик (из театрального кружка), и репортер, который пообещал в лучшем виде заснять будущее мероприятие на профессиональную камеру (из фотоателье), и многие, многие другие.
И в прошлом году, и в позапрошлом, и в этом уже за месяц до посвящения в студенты филиал гуманитарного института больше всего напоминал растревоженный муравейник. После лекций или во время "окон", когда кто-то из старшекурсников оказывался свободен, они бежали в кабинет, и начинали подготовку. Кто-то строчил на швейных машинках, кто-то что-то делал на компьютере, кто-то репетировал, или в наушниках прослушивал получившуюся мелодию, или что-то писал на листке, или рисовал, чертил, мастерил. Студенты заняли все мастерские в окрестных школах и училищах, старательно что-то выпиливали, а потом приносили завернутые в ткань заготовки в кабинет. Пахло краской и лаком. Вдоль стен сохли отвернутые рисунком к стене ватманские листы, и даже огромные плакаты. В общем, было видно, что готовится что-то грандиозное, и что это что-то готовят не для галочки, а с душой и с огромным удовольствием.
Сначала ребята еще терпели, но чем ближе была заветная дата посвящения в студенты, тем больше им хотелось узнать, что же их ждет, тем сложнее было сосредоточиться на предметах. А уж когда осталась уже последняя пара... Пожилой профессор прекрасно понимал, что сейчас студентов едва ли заинтересовало бы выступление даже самого гениального лектора, и попросту махнул рукой. Так что первокурсники-историки вместо теоретического занятия по истории одежды получили практическое задание: внимательно изучив репродукции в учебнике, нарисовать в интерьерах образцы мужского и женского костюмов своей любимой эпохи. Картинка должна быть как можно больше приближена к реальности, обе фигуры должны быть прорисованы максимально подробно. Но кроме собственно иллюстрации, студенты должны были придумать рассказ, объясняющий, кто эти люди, где они находятся, что делают и как оказались в подобной ситуации. Чем большее число предметов обихода, интерьера и одежды нарисовано, тем больше шансов получить зачет за практическое задание. В общем, задание одновременно обтекаемое, и в то же время сложное.
Естественно, абсолютное большинство студентов начали перерисовывать свои собственные костюмы, которые уже видели, и которые произвели на них огромное впечатление. Интерьеры додумывали уже потом, когда главное - две фигуры в полный рост - уже были размещены на листке. Но одна из студенток, худенькая девушка в синих простеньких джинсах и клетчатой рубашке, коротко стриженая и довольно загорелая, решила поступить немного иначе.
Когда соседка по парте заглянула ей через плечо, то ее глазам предстала пока еще только условно, штрихами обозначенная палуба старинного парусника, капитанский мостик, на котором стоял мужчина в офицерской форме и, немного сбоку и позади него - женская фигурка, тоже еще едва намеченная штрихами. Вот только в отличие от остальных студентов, сперва прорисовывающих костюмы, а уже потом - лица и интерьер, эта художница на одежду внимания почти не обращала. Зато лица, хоть и казались пока подернутыми дымкой, так что их пока тяжело было разглядеть, были уже почти живыми. Как и море. Было видно, что там, на листке, начинается шторм. Уже поднялся ветер такой силы, что мачты сгибаются, паруса натянуты до предела, а в людей летят ледяные брызги. И настолько похоже было изображено бушующее море, что казалось, с листка летят соленые капли, доносится свежий ветер и едва заметно пахнет морем. И раздается скрип снастей, перекрикивание команды, вой ветра...
- Славка, - восхищенно выдохнула случайная наблюдательница. - Ну ты даешь! А это хоть что? И когда?
- Это та самая "Надежда", что совершила первое русское кругосветное путешествие. Год... Ну, видимо это 1810-е, время наполеоновских войн. Форма лейтенантская, я ее с портрета молодого Ивана Федоровича Крузенштерна срисовала, - задумчиво, и оттого как-то почти механически ответила девушка, а потом подняла голову и раздраженно добавила: - И Нина, будь другом, не называй ты меня этим пафосным именем! Ну не люблю я его, понимаешь?
- А как тебя звать-то? Владой - не хочешь, видите ли вредного одноклассника так звали. Славой - пафосно. Ладой что ли?
- А ты ее Чесей зови, - предложила еще одна соседка. - А что? По олимпиадам, конференциям и прочим конкурсам у нас кто ходит? Славка Касаткина. За что ей честь и слава. От чести сокращение - Чеся. Так тебя устроит? Или опять не то?
- Угу, - фыркнул студент с соседней парты. - Будет теперь у нас в группе полный комплект! И ум, и честь, и совесть! За ум староста сойдет, она как раз золотая медалистка. Наташка, не возражаешь, если мы тебя Умкой назовем? Совесть - зам-старосты. Сонька как раз следит, чтоб не прогуливали, чтоб не опаздывали, чтоб контрольные вовремя сдавали и хвостов не делали. Ну натуральная совесть! Как же ее сократить-то?..
- Так я ж Соня-засоня, - отозвалась полненькая темноволосая Соня. - Стало быть, Совушка. На слово совесть как раз похоже.
Однокурсники еще немного поперешептывались насчет новых прозвищ, но Славе уже было не до них. Чеся так Чеся. Какая разница? Могло быть и хуже. Тем более, сочетание и правда хорошее, а прозвища в группе есть почти у всех. И не то, чтобы она действительно так сильно не любила свое имя. Хотя конечно, родители расщедрились! Владислава Михайловна Касаткина. Имечко - хоть на афишах пиши. Одноклассники еще шутили: "А славу нашему классу принесет наша Слава", "Зачем нам выступать? Слава у нас и так уже есть". А один вредный тип, который перевелся в их класс незадолго до выпускного, и вовсе издевательски напоминал: "А вот и моя девушка идет. Как не моя? Ты ведь девушка Влада, а Влад - это я. Никуда не денешься, влюбишься и женишься!" - и ржал, как лошать Пржевальского. Нет, Слава понимала, что глупо и наивно реагировать на такие подначки, но все равно были моменты, когда ее трясло от звука собственного имени. И ведь поначалу все было хорошо, издевки и подначки начинались позже. Так что лучше подстраховаться, и ни разу не допускать сокращений. Хотя этим летом она была бы даже рада услышать от одного соседа любое сокращение своего имени. Но он почему-то называл ее только полным именем. Неужели, запомнил? Единственный человек, который лучше бы забыл - помнил ее предупреждение. А тут сколько ни говори... Так что лучше уж пусть будет прозвище, чем очередной намек на почести и громкое имя!
Слава устало махнула рукой. Хватит! Лето прошло, больше она его все равно не увидит. Так какая разница, как он звал ее или не звал? Какая разница, как звучал его голос, и какая душевная, совсем не обидная у него улыбка? Сейчас куда важнее рисунок, который она так и не успела закончить. Владислава даже не сразу поняла, что отвлеклась и, задумавшись, придала фигурам условного офицера и условной дамы очень знакомые ей лица. Только когда профессор начал обходить ряды и смотреть, у кого что получилось, она обратила внимание на детали.
Офицер-то был немыслимо, невероятно похож на Володю! Та же горделивая осанка, "правильная военная выправка", как называл ее дед. Та же поза - было видно, что он слегка бережет правый бок, прикрывая его локтем, и ноги ставит немножко неправильно. Потом все выправилось, к концу лета он полностью выздоровел, и походка стала нормальной, и поза. Но при первой встрече он был именно таким. Тот же тоскливый взгляд, направленный в небо. Буквально на долю секунды взглянул, словно прощается. А в остальном поза решительная, уверенная. Видно, что он вот прямо сейчас начнет отдавать команды, действовать будет решительно, и непременно найдет выход из положения. Володя так же стоял и смотрел на то, как приближается сорвавшаяся с цепи здоровенная сторожевая собака, у которой из бока торчало что-то острое. Животное не было бешеным, но оно настолько обезумело от боли, что могло загрызть любого, кто оказался бы у него на пути. А Володя стоял, специально прикрывая своей спиной спутников. Выжидал, потому что у него не было ни палки, ни камня, ни тем более чего-то огнестрельного. А потом он сделал всего один рывок, опрокидывая собаку наземь, прижимая ее к земле и держа так, чтоб она не могла укусить. Потом прибежали ветеринар, хозяин овчарки, кто-то еще. Ее усыпили и увезли в клинику, делать операцию. История закончилась благополучно, все отделались легким испугом. Только Володе потом здорово досталось за то, что слишком рано начал прыгать: вернулась уже прошедшая было хромота, и руку он сразу к боку протянул, смотрел подозрительно, словно ожидал увидеть кровь, и вообще шел домой как-то неуверенно, почти наощупь. Но этот поединок взглядов Слава запомнила хорошо - она стояла немного сбоку, и ее от страха словно парализовало. Полный боли и почти безумный взгляд собаки и то, как смотрел Володя. Да, это, несомненно, он. Его поза, его взгляд, его прищур. Тот же высокий рост, скрадывающий ширину плеч, и та же стройность и подтянутость. На черно-белом рисунке не видно, но у него золотисто-льняные коротко стриженые волосы, оттеняющие бронзовый загар. Глаза темно-синие, цвета грозовых туч. Лоб высокий, и между бровей едва заметная морщинка, когда он хмурится. Лицо узкое, с правильными чертами, нос самую малость курносый. Он похож на тех, с кого чеканят монеты. И голос... Одновременно звучный, способный перекричать ветер, и гул мотора - и мягкий, успокаивающий: "Ну что же вы, девушка? Все позади, не бойтесь. Все уже закончилось. Да вы на ногах не стоите! Может, вас проводить?". И правда, у нее тогда ноги дрожали, сама бы она не дошла. Володя проводил ее до самой скамейки у дома деда, постучал в окошко. Бабушка выскочила, засуетилась, валерьянки накапала. А он как-то сразу, едва понял, что все в порядке и помощь ей окажут, незаметно ушел. Только что стоял - и уже нет. Словно и не было никогда.
- Ой, какой красавчик, - восхищенно простонала Нина. - Это кто? Чеся, не будь занудой! У тебя с ним роман? Ты его давно знаешь? А зовут его как?
- Да не мешай ты рисовать, а! - буркнула Слава. - Нет никакого романа. Из головы я его выдумала.
- Ну, а звать-то его как? О, вензелек внизу страницы! На "В" значит. Витя? Ваня? Валера? Чеська, ну как?
- Володя его зовут. И я тебя прошу, имей совесть! Сейчас уже звонок будет, а мне еще даму надо дорисовывать!
Нина действительно замолчала, но надолго ли - неизвестно. А Слава, то есть Владислава Касаткина, угрюмо смотрела на картинку. Теперь на очереди дама. Ну и кого там можно пририсовать?! Не встречался Володя ни с какими девушками. Не Анну же Ивановну пририсовывать, честное слово! Хотя почему бы и нет? Какая разница, любимая тут, мать или сестра? Тем более, Анна на корабль попасть могла бы. Она из тех, кто и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет. А с каким азартом умеет рассказывать об истории географических открытий! Впору подумать, что она была среди первооткрывателей, вела прямой репортаж с палуб давным-давно затонувших кораблей. Не даром мальчишки-семиклассники заверяли, что ее уроки и особенно занятия на географическом кружке слушаешь как приключенческий роман! Да и внешность подходящая. Анна Ивановна еще совсем молода. Ей на вид слегка за двадцать лет, едва ли больше. Хотя стоп. У нее сынишка, Матвейка, в первый класс пошел. Замуж она вышла в восемнадцать, на втором курсе, а родила на третьем. Ей что, уже двадцать шесть?! Ничего себе! А по виду и не скажешь.
Слава представила себе Анну Ивановну. Чуть выше среднего роста, стройная, и статная, что ли? У скромной сельской учительницы были такие осанка и манера держать себя, что никому не удавалось посмотреть на нее свысока. И вместе с тем - ни следа высокомерия! Лицо как у какой-нибудь Василисы Премудрой из сказки. Красивая она. И коса темно-русая, обычно аккуратно уложенная вокруг головы, на самом деле до самого пояса, а толщиной едва ли не с руку. Глаза вроде как и серые, а на свету отливают то почти синим, то зеленоватым. Голос приятный, и такой выразительный... Почему-то вспомнилось, как Анна сидела у изголовья кровати дочери, и что-то ей вполголоса читала. Таточка слушала, широко раскрыв глаза и сжимая край одеяла. Казалось, вот-вот вскочит, какой там сон, она слово пропустить боялась! Даже старший сын притих, вслушиваясь в рассказ, и забытый кораблик сиротливо лежал на боку. А у самой Анны вдохновенно горели глаза, голос то таинственно затихал, то становился громким настолько, что чудилось в притихшей комнате настоящее эхо. Они все трое были тогда совсем не дома, у них перед глазами оживали события, о которых читала мама. И ведь о корабле же читала! Об открытии какой-то новой земли. Анна чуткая, добрая, неудивительно, что ее дети просто обожают! И за то, что всегда поймет, и что рассказывает интересно, и что с ней никогда не скучно. А еще она справедливая очень. И смелая. И находчивая. И хозяйка замечательная, а мама так и вовсе. И да, характер у нее тоже стальной. Неурядицы ее не сломали, на работе уважали. Она могла, заступаясь за кого-то из детворы или коллег, и начальство на место поставить. Тогда ее голос звенел, как отточенная шпага, и заставлял прятать глаза и отступать любого. У нее еще на полке фотографии были, на которых Анна сплавлялась вместе с учениками по реке, командовала атакой на снежный городок, поднималась по отвесной скале. На корабле она могла бы очутиться, и смотрелась бы там хорошо.
Но летом, перед самым отъездом, Анна попросила не афишировать их знакомство. Пусть в институте никто не знает, что они знакомы. Почему? Слава этого не знала, да и не спрашивала. Да и не хотела она никогда быть на особом положении, и знакомством с преподавателями никогда не бравировала. Она такая же, как остальные, и спрашивают пусть с нее так же, как и с остальных. Впрочем, даже если бы Анна у них и преподавала, любимчиков у нее никогда не было, нет и не будет. Так зачем показывать лишний раз, что они знакомы?
Тогда кого рисовать-то? Слава вспомнила, что на одной из полок в шкафу у Анны Ивановны стоял какой-то портрет. И там рядом с Володей как раз была изображена какая-то женщина. Кстати, достаточно молодая и довольно красивая. Так почему бы не попробовать вспомнить ее? И еще недавно штрихами отмеченный силуэт начал преображаться. Стройная фигурка, затянутая в корсет, пышные складки платья (ладно, можно не сильно фантазировать, просто срисовать с учебника более-менее подходящее). Главное, головка. Изящная шляпка, пышные темно-рыжие, почти каштановые локоны, полупрозрачная кожа с россыпью веснушек, ничуть не портящих хорошенькое личико, а наоборот, от них казалось, что кожа светится изнутри. Немного вздернутый носик, восхищенно распахнутые глаза, в позе и мимике какой-то порыв, желание вскочить и не то куда-то бежать, не то взлететь, не то танцевать. Нет, она ни капельки не боится надвигающейся бури! И прятаться за чью-то спину не желает.
В том, что рисунок был одной большой ошибкой, Слава убедилась, едва прозвенел звонок. Все как-то быстро покидали в сумки вещи и сплошным потоком ринулись в костюмерную, а вот она не успела. Рисунок буквально из рук выхватила Нина, опять аж языком прищелкнула и позвала в свидетельницы подружек:
- Ой, девоньки, вы только гляньте! Красотища-то какая! Чеська, ну ты даешь! Тебе не к нам, тебе в художку прямая дорога! Ну расскажи, кто это?
От расспросов едва удалось отвертеться, и, оставив листок у Нины (все равно ведь не отдаст по-хорошему) Слава убежала в костюмерную. Там ее уже дожидались две старшекурсницы и платье ее мечты. Она, когда первый раз его увидела, еще в эскизе, глазам не поверила. А гляди ж ты, как получилось!
Второкурсница с исторического факультета, которая была первоклассным парикмахером, и гримерша с четвертого курса литературного понимающе переглянулись при виде Славы, вздохнули и почти в один голос заявили:
- Совсем настроение испортили? Ну ничего. Сейчас развеселишься. Только чур пока не смотреть!
И начали в четыре руки наводить красоту. Потом, все еще не позволяя подходить к зеркалу, затянули ей корсет, помогли надеть платье, и только когда все складки были расправлены, все ленты лежали как подобает, а прическа была приведена в порядок, Слава наконец увидела себя в зеркале.
Ой! Если честно, ничего больше она из себя выдавить не сумела. Вот просто "Ой!" - и все. Это была не она! Куда делась тощая девчонка в мальчишеской рубашке и штанах, с короткой стрижкой, пальцами в чернилах и мыслями о чем угодно, только не о своей внешности? Славка прекрасно знала, что внешность у нее вполне заурядная, что одеваться красиво и модно она сроду не умела, да и учиться никогда не хотела. Потому и не любила зеркала, предпочитая мельком взглянуть в него, оценить, не испачкалась ли и не слишком ли растрепалась, и бежать дальше. Но сейчас... Сейчас в зеркале была не прежняя пацанка, которая так раздражала ее раньше. Перед ней стояло невесомое создание с немыслимо тоненькой талией, огромными глазами, несколькими локонами ниже плеч и косами, уложенными на затылке. Мало того, что платье потрясающе красиво - она как раз и мечтала о таком, сине-зеленого цвета, с "морским воротником" - так оно еще и совсем не мешает ходить! Смешно подумать, но Слава, пока платье висело на вешалке, опасалась, что попросту в него не влезет. И вовсе подол по полу не волочился! И вырез вовсе не такой уж большой, и рукава нормальной длины. И шею, оказывается, можно было не прятать, вовсе она не как у жирафа, а покатые плечи - это даже красиво. Нет, эта барышня, словно сошедшая с картинки, не может быть Владиславой Касаткиной!
- Да ты это, ты! Добро пожаловать на бал, мадмуазель!
Глава 2. Однажды на студенческом балу
Ее легонько подтолкнули в распахнувшуюся дверь, и Слава снова легонько ахнула. Мамочки, да что они с залом-то сделали! И когда успели?! Откуда-то появились вдоль стен колонны, украшенные резьбой, и картины, изображающие не существующий зимний сад. Появились якобы фонтаны и скамеечки с изящными спинками. А еще - статуи, лепнина на стенах, шикарные подсвечники и многое другое. Из кабинета музыки в актовый зал перекочевал рояль. Если не знать, по декорациям можно подумать, что попал в самый настоящий дворец в настоящую бальную залу!
Да и гости собирались пол стать интерьеру. Хозяйкой вечера назначили "губернаторшу", чью роль исполняла Анна Ивановна в вечернем туалете, который только подчеркивал ее красоту и делал похожей на Натали Гончарову. Среди "литераторов" можно было опознать Скарлетт ОХара, Эсмеральду, графа Монте-Кристо, мушкетеров, Владимира Дубровского и многих других. "Географы" тоже приоделись. Вон испанская сеньорита о чем-то разговаривает с завсегдатаем американского салуна, бравым ковбоем, а там играют в шахматы персидский шах и английский колониальный офицер. Индийская рани и гречанка в красивом хитоне сидят за роялем. Слава начала искать глазами сокурсников. А вот и они! Офицеры - гвардейцы, гусары, кавалергарды, артиллеристы, моряки, пехота, придворные щеголи, барышни, купчихи, институтки... В глазах начинало рябить. Надо же! И учителя тут! Франты в мундирах еще екатерининской эпохи, усеянных наградами. Генералы и адмиралы в отставке. Дородные купчихи и почтенные матери семейства...
Как и положено на званом вечере, дело нашлось всем. Кто-то играл в вист, кто-то музицировал. Молодежь танцевала, играла в фанты и живые картины, флиртовала и пикировалась в шутливой перебранке. Анна Ивановна, как подобает хозяйке, была, казалось, везде. Например, гасила ссоры, едва они начинали зарождаться. Она оказывалась рядом и если два кавалера не могли определиться с тем, чья очередь танцевать с дамой, и если кто-то кому-то наступил на ногу или испачкал подол платья, и если разговор переходил на повышенные тона, а расхождение во взглядах грозило перейти в серьезную ссору. Хозяйка вечера не давала заскучать, а потому знакомила гостей и подсказывала, где и что можно найти, распоряжалась насчет блюд и программы. Была ведущей концертной части званого вечера. Скучать, а тем более хандрить, оказалось решительно некогда, и Слава уже почти забыла о своем рисунке. Предчувствие ее уже не тревожило. Ну, посмотрели, и ладно. Ну, проболталась - и ничего. Все уже забыли, наверное. Уж слишком здесь было хорошо, легко и интересно.
Потому она и совершила еще одну большую ошибку. Слишком расслабилась и вовремя не ушла с вечера, когда стало ясно, что концертная часть окончена, и гости, не собиравшиеся танцевать, начали расходиться. Ведь знала же, что ей уже пора в общежитие! Знала, и все же пошла танцевать с незнакомцем. Подумала, что ничего плохого с ней здесь, в наполненном людьми зале, не случится. А ведь там, в деревне, ей уже рассказывали про подобный случай...
Незнакомец совсем не казался преступником. Напротив, он был очень хорош собой, и многие девчата, наверное, завидовали ей. Да, танцор он великолепный, этого не отнимешь. И собой очень хорош, только красота эта какая-то хищная. Ему на вид было лет сорок пять, может - пятьдесят. Черные волосы с проседью, точеные черты лица, фигура, осанка - все в нем напоминало дворянина со старинных портретов. И говорил он безупречно, учтиво, красиво - как по писаному. Но было в его глазах что-то, отчего Славка чувствовала себя, как мышь перед змеей.
- Скажите, милая барышня, кто учил вас рисовать? - с милой улыбкой начал он разговор, и девушка невольно вздрогнула. Она никак не ожидала, что и здесь разговор пойдет о ее способностях.
- У нас в школе был хороший учитель рисования, - ответила она с запинкой, вопросительно взглянула в карие глаза напротив. - А какое это имеет значение?
- Как, вы не оканчивали художественную школу? - ответил незнакомец, вернувшись к ней после очередного пируэта. - Не ожидал. Тогда у вас талант, милочка. Вы так похоже изобразили и этого мальчишку, который сует нос, куда не просят, и мою... впрочем, это неважно. Скажите, где вы их встречали? Я щедро заплачу, не сомневайтесь.
И снова нужно было поворачиваться, меняться партнерами, затем выстраиваться дамам отдельно, кавалерам отдельно. Сердце бешено стучало, и Слава едва сдерживала себя, сохраняя безмятежно-спокойное выражение лица. Нет-нет, она, наверное, что-то перепутала! Что страшного в том, что незнакомый человек знает про рисунок, который у нее забрала Нина? Зная неугомонную однокурсницу, можно предположить, что его видело уже пол института, если не две трети. Да и гостям она могла случайно показать. Это как раз не настораживало. А вот почему он так хочет знать, откуда Славе знакомы изображенные там люди, уже интересно. Он ведь явно знал обоих, и явно к обоим относился весьма неприязненно.
- Что же ты молчишь, девочка? Цену набиваешь? - вернувшийся на очередной фигуре танца красивый, но вызывающий какой-то безотчетный ужас человек вроде как приветливо улыбнулся, а у Славы как-то сразу ослабли ноги. - Не играй в партизанку, это не поможет. Все равно ведь расскажешь!
- Но я ничего не знаю! - она пыталась быть искренней, но, увы, страх в голосе звучал слишком отчетливо. - Я не видела этих людей!
- Да что ты говоришь, - мужчина как-то странно перехватил ее руку, и Слава отстраненно подумала, что точно появится синяк. Больно-то как! А со стороны кажется, будто ее просто бережно поддерживают, ведут в танце. И голос такой вкрадчивый, словно он комплименты на ушко шепчет. - Не надо врать, куколка! Или ты правда думаешь, я тебе поверю? Да тебя с этим молокососом вся деревня видела! Или может, надеешься, что он прибежит тебя спасать? Да я же все равно до него доберусь! Или не до него. Твои родители ведь часто задерживаются на работе? Время нынче неспокойное. Тебе будет жаль, если они не вернутся домой? Ну мало ли что. Пьяный водитель за рулем, сбежавший бандит с оружием, или даже просто грабитель в темной подворотне. И все. Ах да! У вас ведь в общежитии так давно не меняли проводку, и стены деревянные. Одно короткое замыкание, одна искра - и ах, какая беда! Такие юные, такие красивые, такие многообещающие студентки - и кто в ожоговом, кто инвалидом, а кто и вовсе на тот свет. Ты этого хочешь, девочка? Стоит твой ухажер такой жертвы?
- Замолчите! - Слава дернулась, вырывая руку, изо всех сил прикусила губу, чтобы не расплакаться. Надо держать лицо! Не показать, насколько ей больно! Только не показать! - Я ничего не знаю!
- Зря ты так, - собеседник смерил ее взглядом. - Еще не поняла, что со мной шутки плохи? И не вздумай поднимать шум, хуже будет. Ты ведь не хочешь, чтобы пострадали те, кому просто не повезло оказаться рядом? Кивни, если поняла. Ну то-то же.
- Да не видела я этих людей! Не видела! Только если на фотографии, или мельком! Не знаю, не помню, откуда взялись эти лица! - Слава чуть не плакала. Страшно. Мамочки, как же страшно! Нет-нет, он блефует! Он ведь не может угрожать всерьез?
- Не веришь? Думаешь, он спасать побежит? Детонька, да никто же ничего не узнает! Ты хочешь потерять родителей, подруг, здоровье, жизнь, наконец? А чего ради? Для него ты все равно уже предательница. Он уже не подаст тебе руки и не захочет слушать оправданий! Он же принципиальный, глупышка! Для него ты уже умерла в тот момент, когда рассказала мне, где его искать. А я ведь все равно узнаю. С тобой или без тебя, днем раньше или позже - я найду его. И он будет знать, что предала его именно ты. Думаешь, он способен такое простить? Да ты для него уже не существуешь, даже если и существовала когда-то. Ты вспомни его! Разве с такой смазливой внешностью вспоминают о девчонке через месяц после разлуки? Да у него таких как ты уже столько - считать устал! Уж поверь моему опыту. Ты ему не нужна. Так зачем эти жертвы? Просто скажи, и все. Где он? Ну? - незнакомец снова сжал пальцы.
К счастью, в это время музыка прекратилась, а шантажист сделал вид, будто вовсе и не удерживает Славу. Именно поэтому она успела вырваться и убежать. Погони не было, и девушка заскочила в первую же пустующую аудиторию, заперлась изнутри и только тогда перевела дыхание, прислушавшись к тому, что происходит за стенкой. Шаги с характерным звяканьем шпор протопали мимо. Не заметил... Она тихо сползла по стенке, вцепилась зубами в кулак, чтобы не закричать, и беззвучно заплакала. Потом, когда немного полегчало, девушка дождалась, пока танцы продолжатся и тот человек вернется в зал, тихонько выскользнула из аудитории, прошмыгнула в костюмерную, переоделась обратно, оставив сказочно-красивое платье, чтобы уже другая студентка, уже на другом празднике хоть ненадолго почувствовала себя Золушкой на балу. Для нее сказка уже закончилась.
По пожарной лестнице Слава спустилась на первый этаж. Бал продолжался, почти все гости были наверху, но продолжать праздновать она не могла - была слишком взвинчена. Какой там бал, когда ей угрожали расправой! Да ладно бы только ей... Она чувствовала, что главная опасность грозит как раз людям с портретов. А самое неприятное, что вспомнился не к месту разговор Володи и Анны Ивановны тем летом. Он ведь просил уехать и детей увезти в безопасное место! Говорил, что его ищут и что могут попытаться влиять на него через Анну и детей.
Слава очень хорошо помнила то, как относилась к Володе Анна. Как они сидели вечерами рядом на крылечке, наблюдая за игравшими у дома детьми. Оба тогда выглядели такими расслабленными, такими счастливыми... Обычно такой строгий, так держащий дистанцию Володя несмело улыбался, словно уже забыл, как это делается. Анне улыбался. Позволял ей шутливо взъерошить ему волосы, или сделать вид, что ворчит, или даже обнять. Ни от кого, кроме Анны и ее детей, Володя прикосновений не терпел. Даже руку жал далеко не всем, а уж дружеский тычок и вовсе мог воспринять как угрозу. Кажется, кому-то за такую шутку - не то подзатыльник, не то толчок в плечо - чуть руку не сломал. Вечером дело было, целая компания возвращалась из клуба в сумерках. Решили пугнуть и заодно реакцию проверить. Потом разозлились, хотели проучить. Ну, у Володи ни синяка, а в компании всем досталось. С тех пор деревенские и порешили: "Да ну его! Контуженный, что ли? С ним лучше не связываться!". Голос на себя повышать или в лицо гадости говорить - тоже не давал. Ставил на место одним взглядом или несколькими словами, сказанными тихим и очень спокойным голосом. Связываться с ним не рисковал никто. Кстати, девушки удивлялись - ни за кем красавец Володя даже не попытался приударить. Поспрашивали Анну, может у него где зазноба осталась. Так вроде нет. В общем, "контуженный", что с него возьмешь! Посплетничали, да и забыли. А тут сидят бок-о-бок, он что-то рассказывает, оживленно жестикулируя, но так тихо, что слов не слышно. Ни с кем так не откровенничает! И смотрят друг на друга так, словно и так без слов понимают. Она его иногда почти по-матерински обнимала, словно пыталась успокоить, прогнать не то дурной сон, не то тени прошлого. А он... Иногда Славе казалось, что Анна ему была Володе не столько сестрой, сколько мамой, которая так нужна любому ребенку. А ведь сколько у них лет разницы? Володе, кажется, недавно исполнилось девятнадцать.
Да полно, родственники ли они вообще? Ведь и не похожи-то почти, если не считать загара да осанки! Володя выше на целую голову, у него плечи широченные, и Анна рядом с ним кажется еще более хрупкой. И волосы у нее - темно-русые, пышные, но тяжелые, лежат ровненько, волосок к волоску, а у него - светлые, такие же густые, коротко остриженные, но все равно как будто взлохмаченные. У Володи лицо какое-то худое, почти осунувшееся, у Анны - ближе к круглому. И так можно до бесконечности. Разве что характер... Не только Володя тот еще искатель приключений! Про Анчутку Истокову, профессорскую дочку, тоже ходил много историй. И что из них правда, а что ложь - никто уже толком не помнил. Одно было ясно: она куда сильнее, чем кажется. И кому как не братишке об этом знать? И раз он так себя вел, значит, было чего и кого бояться?
И вот тогда Слава совершила третью очень большую ошибку, ставшую, пожалуй, роковой. Она не подошла к Анне Ивановне, хотя та явно хотела ей что-то сказать. Просто ушла, ни сказав ни слова. Ах да, и решила срезать дорогу до общежития, пройдя через пустырь. Что тут можно сказать? Потом Слава кляла себя за это последними словами, но ничего уже было не исправить. Когда рядом резко затормозила машина, еще можно было сигануть во двор и заскочить в подъезд, или закричать на худой конец, но у нее словно в горле пересохло, голос пропал. И когда девушку, словно мешок с картошкой, закинули на заднее сидение машины с тонированными стеклами, она еще пыталась вырываться, но в душе уже понимала: все, это конец.
Хотя похитители вели себя почти сносно. Тот, к кому ее в машине толкнули, сразу, конечно, заткнул ей рот, и перехватил так, что не шелохнешься, но при этом нарочно боли причинять не собирался, и даже отпустил потом, предупредив, чтоб не кричала. Везли в город, а не на пустырь. Значит, убивать не будут? Не пытались ничего вколоть или усыпить. Не били, даже не издевались. Дали понять, что ее кто-то хочет видеть. И что если она скажет то, что нужно тому человеку, ее отпустят. Правду ли говорят - непонятно, но хоть надежда есть...
Глава 3. О чем можно думать в плену?
Привезли ее в роскошный особняк, окруженный парком, провели с черного хода в довольно большую и красивую комнату, где явно когда-то жила женщина, и оставили там, предупредив, что разговаривать с ней будут утром, а пока она может спокойно поесть и выспаться. Теоретически у нее была передышка до утра. Если, конечно, ей не лгут и ничего до тех пор не изменится. Но как же хотелось верить, что пока все страшное уже позади, и можно немного отдохнуть и собраться с мыслями. Едва дверь захлопнулась, в замочной скважине проскрежетал ключ и шаги прощелкали каблуками вдаль по коридору, Славка на всякий случай закрыла дверь на все защелки и проверила все окна. А заодно и проверила, нет ли тайных ходов. Конечно, это дом настоящий, а не книжный или киношный, ходов не нашлось. Зато на душе стало заметно спокойнее. Вот теперь точно - можно вздохнуть чуть-чуть свободнее. Наверное. Хотя если себя накручивать, к утру можно и умом тронуться от переживаний! Да и что она сделает, пойди все не так?.. Нет-нет, только не паниковать! Славе ничего не оставалось, кроме как ждать и размышлять. Даже уснуть у неё никак не получалось, а потому девушка устроилась с ногами в удобном кресле, словно созданном, чтобы в нем дремать с книжкой в руках, укрылась пледом, и, прикрыв глаза, стала вспоминать и анализировать.
Итак, дорогая чёрная машина с тонированными стеклами, охрана из бывших военных, костюм, пошитый в лучшем ателье, и явно не для институтского бала. Великолепный особняк, не то действительно усадьба позапрошлого века, не то ее реконструкция, причем весьма точная. Манеры дворянина, видная внешность, но за показной учтивостью жестокость и безжалостность. Кто же это?
Сразу вспомнились и перешептывания девчат о том, что на дискотеку, если у входа стоит машина с таким-то номером, лучше не заходить. Дескать, на черном дорогущем авто с номерами, начинающимися на определенную цифру ездят только люди некого олигарха Кушакова, и они-де могут запросто похитить симпатичную девчонку, увезти ее в особняк, и держать там, сколько им вздумается. И никакая милиция, никакие братья-женихи-друзья-родственники не защитят! Бывало, такие девчата возвращались, усыпанные подарками, а бывало, и находили их по весне в овраге. Нет, Слава не успела запомнить номера, но по описанию похоже. Очень похоже.
Охрана. Да, что-то однокурсники на парах говорили про таких же молчаливых вояк. Вроде, кто-то из их старших товарищей что-то не поделил с одним из сыновей этого же олигарха. Они тогда, кажется, еще в школе пытались учиться, а отец их еще только сколачивал свое состояние. Из-за чего произошла ссора, история умалчивает. Только заносчивых и спесивых Кушаковых попытались приструнить несколько молодых, пышущих здоровьем друзей-студентов, отслуживших в армии, причем не в элитных ли войсках. В результате их подкараулили вот такие же люди в штатском с повадками бывших вояк. Была драка. Тех, кто был против сыновей олигарха покалечили так, что они уже никогда не смогут ни заниматься тем, чем мечтали, ни вообще полноценно жить.
Внешность. Да, как раз о внешности и манерах симпатичных абитуриенток предупреждали и в общежитии, и в институте. Не официально, но многократно. Кирилла Кушакова описывали, и от него советовали держаться как можно дальше. Опять же, если верить слухам, один тут попробовал встать у Кушаковых на пути. Бывший офицер, который не боялся никого и ничего. Принципиальный, отступать не привык. Так его сначала уволили, и никто на работу уже не брал, потом похитили его ребенка, а потом и самого убили. Так ничего и не добился...
Слава не знала этого олигарха в лицо, но услышать успела достаточно. Кушаковых было четверо, старый дед, собственно олигарх и его два сына. Нет, три, но младший ещё подросток и, кажется, не похож на отца не только внешне. Кушаковы были буквально помешаны не только на деньгах и власти, но и на происхождении. На пути к своей цели препятствий они не признавали и играли без правил. В девяностых, говорят, на их счёту было немало рейдерских захватов, убийств и поломанных судеб. Почему-то они считали, что ведут свой род от адмирала Ушакова, а потому имена у всех начинались на "к" и подпись непременно включала две буквы, как будто они вовсе и не Кушаковы, а К. Ушаковы. Отсюда и щегольские костюмы в дворянском стиле, и особняк, и манеры. Но самое неприятное - то, что многие из тех, кто Кушаковым чем-то не угодил, бесследно исчезали. Они просто однажды не возвращались домой, и больше их никто никогда не видел. Но Володька ему чем помешал?! И что делать самой Славке?
Девушка не знала, и потому на душе стало ещё тоскливее, хотя казалось бы, уже некуда. Она ещё раз мысленно проверила, точно ли дело в Володе. Может, она или её родители где-то когда-то пересекались с грозным олигархом? Да ну! Это и звучит-то смешно, честное слово! Слава только поступать и приехала в этот городок, до этого жила в еще большей глухомани. Отец - мастер на заводе, мать - швея на фабрике. Одни дедушка с бабушкой всю жизнь в колхозе прожили, и теперь в деревне остались, второй дед - бывший экономист, а вторая бабушка была учительницей. Но все уже давным-давно на пенсии, и в эту область даже не выезжали. И господин Кушаков на Славкину малую родину не заглядывал, и не факт, что ее на карте-то найдет. Сама она? Да ну! Семнадцатилетняя девчонка, два месяца как поселившаяся в общежитии, которая оттуда почти никуда и не выходит? Которая друзей и подруг-то еще толком не завела, и всего таланта - рисует хорошо и выступает на разных конференциях. А, еще стихи красиво декламирует. И все. Не бог весть какой талант, не восходящее светило чего бы то ни было, и даже не красавица. Нет, уж она-то точно не могла заинтересовать Кушакова. Нечем.
Вот Анна - да, и талант, и красавица, и умница. А для стареющего олигарха и молода к тому же. Поэтому к Анне его подпускать ни в коем случае нельзя! Хотя они в принципе могли быть знакомы. Тем летом Слава слышала, что Анна ездила в лагерь отдыха, где отдыхал младший сын Кирилла Кушакова. Но интересовала его Слава. "Откуда ты знаешь мою... впрочем, неважно", - обмолвился он на балу. Кого Кирилл Константинович имел в виду?..
Портрет. Рыжеволосая девушка, которая стояла за спиной Володи на славкином рисунке. Кто же она? Кто?.. Юная художница сильно-сильно зажмурилась, даже холодные от волнения пальцы к вискам прижала, вспоминая. С цветного фото ведь срисовывала. Тяжелые локоны цвета червонного золота, кожа кажется почти прозрачной, и веснушки будто светятся изнутри. Глаза большие, удивленно-радостные. Серые? Голубые? Зеленые? Нет. Не помнит. Одежда? Платье строгое, воротничок стойкой, юбка значительно ниже колен, рукава длинные. Руки красивые. Длинные, "музыкальные" пальцы, узкие кисти. Поза? Она, кажется, сидела на скамейке. Или на качелях? Нет, точно на стуле или табурете. Рядом с ней еще сидел мужчина. Высокий, плечистый и какой-то кряжистый, что ли. Рядом с ним рыжеволосая казалась еще более хрупкой. И у ее плеча стоял ребенок. Девочка. Дочь, наверное. А фоном была непримечательная комната.
Где же она видела эту карточку? На полке стояла. Точно на полке. В доме Анны Ивановны в деревне. Слава туда часто летом заглядывала. Поначалу еще стеснялась, думала, как-то неудобно. А потом зачастила. И с удивлением поняла, что нигде почти не чувствовала себя настолько дома, как там. Не было такого уюта, тепла, спокойствия. Только если у деда с бабушкой...
Дальше ей подумать помешали какие-то странные звуки. Стук, как будто... ну да, как будто кто-то метал дротики. Совсем рядышком, внизу... или наверху? Нет, все-таки внизу. Этажом ниже. Кто-то сосредоточенно метал дротики в стену, они с глухим стуком в нее втыкались, потом этот кто-то отдирал их, тяжело дыша, и снова кидал. Потом раздались удары. Грушу молотит? Спортзал там, что ли? Похоже на то.
- Хватит, - сказал кто-то, и Слава невольно вздрогнула. Во-первых, потому что голос звучал совсем близко, как будто говорящий стоял в этой комнате, а во-вторых, потому что она слышала, как только что этот голос распекал ее охрану. Этот человек явно имеет право приказывать, его слушаются. Но сейчас он не приказывал, голос был усталым и каким-то почти мягким. - Ты просто сегодня не в форме. Бывает.
- Дядя Кондор, - в упрямом мальчишечьем голосе отчетливо прозвучала и усталость и обида. - Ну почему? Почему опять мимо? Ничего не получается. Ничего!
- Не то, чтобы мимо, - Слава была готова поклясться, что внизу добродушно усмехнулись. - Кое-кто из охраны и так не может! Скажу по секрету, вот так и сам Кушаков не сумеет. Смотри!
Внизу звук был такой, словно град застучал по подоконнику. Мальчишка восхищенно присвистнул, а тот, кого он назвал дядей Кондором, фыркнул:
- Ну что, понял, как надо? Выше нос, Конопушкин! Все у тебя получится. Лучше скажи. сам-то как? Отец...
- Не знаю. молчит пока, - голос звучал уже совсем тихо, словно говорили, во что-то уткнувшись носом. - Дядя Кондор, я не понимаю, зачем он меня вызвал. Не понимаю! Ну сослал в этот чертов пансион - так и держал бы там! Я бы только спасибо сказал, честное слово! Только по вам соскучился, а так и вовсе бы сюда не возвращался! Думал уже, он про Альку узнал. Ну, и про... Вы знаете, про что. Но если б узнал, он бы с меня уже шкуру спустил, верно?
- Вень, ну тебе ли не знать, как твой отец любит играть на нервах, - "начальник" явно врезал кулаком по стене, да так, что гул пошел. - Мне он ничего не говорил, так что я не больше твоего знаю. Только если он тебя еще хоть раз пальцем тронет!.. - в голосе отчетливо послышалась угроза.
- Не надо, - обреченно вздохнул его собеседник. - При вас он не рискнет, наверное. А если рискнет - ну, значит я заслужил. Вам-то зачем себе жизнь ломать? Как Бровкин хотите?
- Не дури, парень! Я не Бровкин, и меня так не подловишь! Да и терять уже нечего, - говоривший запнулся. - Ну чего ты? Вот ведь балбес! Не собираюсь я еще помирать! Да говорю же, не собираюсь! Веришь?
- Он тоже не собирался... Дядя Кондор, но если что, я могу у вас спрятаться? У вас проблем не будет? - мальчишка говорил неуверенно, словно боялся отказа.
- Ну конечно можешь! Только помни, что я говорил про камеры. И вообще, держись, малой. Немножко осталось. Мне шофер сказал, тебя скоро обратно повезут. Шеф приказал. Ну, а теперь давай еще раз попробуй!
Внизу застучали опять дротики, и дядя Кондор, кем бы он ни был, удовлетворенно хмыкнул:
- Ну вот, совсем другое дело! Молодчина! Но на сегодня уже хватит. Всё, говор. Пошли, малой. Павловна такой ужин приготовила - пальчики оближешь!
Внизу хлопнула дверь и спортзал, или что там было, опустел. Из сада доносился стрекот газонокосилки, приглушенные голоса охраны. Кажется, под окнами ходят? Но Славе совсем не хотелось вставать и идти к окну, или даже к двери. Она немного пригрелась, и шевелиться не хотелось ни капли. Даже чтобы подойти к столу, где стоял поднос с какой-то едой. Аппетита не было, хотя она и ела в последний раз давно. Зато теперь девушку сотрясала запоздалая нервная дрожь. Господи, это ж надо было так влипнуть! Холодно. Как же холодно! Сейчас бы хоть на часок вернуться в прошедшее лето...
Глава 4. Прошло незабываемое лето
Слава тоскливо вздохнула, стоило только подумать о лете. Да, погода тогда побаловала теплом, и деньки стояли просто на загляденье. Но разве дело в погоде? Воспоминания были куда важнее. Впрочем, прошедшее лето обещало стать в лучшем случае скучным, а в худшем - пренеприятным. Славка как раз окончила одиннадцатый класс, и родители были уверены, что она пойдет учиться на экономиста, продолжит начатую дедом и двоюродным дядей династию. Они уже и насчет подготовительных курсов для нее договорились, и вузы изучали... А она очень хотела стать именно историком. И, хотя честно посещала те кружки и курсы, которые советовали дед и дядя, экзамены сдавала и документы подала сразу в два вуза. А когда поняла, что поступила в гуманитарный институт, забрала документы с экономического. Конечно, родители здорово ругались, и она, недолго думая, уехала к другим дедушке и бабушке в деревню.
Слава поежилась, вспомнив, какие тягостные мысли одолевали ее по дороге в деревню. Если уж дома она из хоть плохонькой, но все наследницы, так резко превратилась в изгоя, то чего ожидать от родственников, которых видела-то много лет назад?.. Впрочем, боялась она напрасно. Дед только передернул плечами: "Не дури, Владислава! Кем бы ты ни была, ты - наша внучка! Без экономистов обойдемся. Куда поступила-то?". И все. Не читали нотаций, не винили ни в чем, а просто приняли ее выбор. И даже рассказали, что учительница географии в их сельской школе как раз заканчивала тот самый институт, в который поступила Слава. Вот она и заглянула в гости - просто познакомиться, узнать, что именно ее ожидает в этом вузе, какие там предметы, какие преподаватели, и так далее.
Славке даже немного странно было называть Анну Ивановну по имени-отчеству, уж очень учительница молода. Хотя дети - Матвейка и Таточка, ее просто очаровали. Тата, то есть Татьяна - белокурая малышка лет трех-четырех, не больше, уже бойко и довольно чисто говорила, бегала по дому и двору и увлеченно изучала окружающий мир. Ее старший брат, шестилетний Матвей, с удовольствием играл с сестренкой, катал ее на багажнике велосипеда, брал с собой на речку или в лес. А еще оба, разговаривая со Славой, не пыталась казаться младше, чем есть. Было видно, что девочка любознательна, жизнерадостна, совсем не боится гостей, что мама и брат ее очень любят, но при этом совсем не балуют. Она могла и сама тихонько поиграть, никому не мешая, и читать уже умела, и за братом хвостиком ходила. Вейка, кстати, умудрялся не только за сестренкой присматривать, но еще и маму немного опекал. Было видно, что дети у Анны Ивановны не только умны не по годам, но и самостоятельные, и при этом заботливые. Помогали на стол накрывать, бегали на участок за зеленью, кормили кур, развешивали белье, грядки пололи - в общем, чем могли, помогали. Удивляло, как естественно и непринужденно Анна с ними общалась, как делала что-то по дому, и одновременно или играла с ними, или говорила почти на равных. А еще вокруг их дома постоянно вились деревенские ребятишки и подростки. Анну явно любили и уважали, и как профессионала, и как человека.
А про уют и вовсе можно было не говорить! Это просто поражало. Так чисто в доме, всегда прибрано, всегда есть, чем перекусить. Но это было не главным. Куда важнее для Славы было то самое странно, непривычное ощущение, что ее принимают. Просто принимают такой, какая она есть. Ни разу, пока Слава была там в гостях, не возникало и тени подозрений, что она явилась не званной, что опять не оправдала ожиданий, не возникало чувства вины. Ей были искренне рады, и она действительно была почему-то интересна. С Анной и ее детьми можно было просто быть собой. Не подстраиваться под чужое настроение, а просто говорить, что думаешь, зная - за свое мнение не придется краснеть и оправдываться.
Слава глухо застонала. Ну как, как можно было сделать такую глупость? Ведь знала же, что кто угодно может не поверить ей, посчитать просто вздорной и истеричной особой, но не Анна! Уж она-то бы точно выслушала, точно подсказала бы, что делать! Тем более, если бы она узнала, кто такой Кушаков и кого он ищет! И тем более глупо было думать, будто Анну также легко поймать, как саму Славку. Если б нее самонадеянность, сидела бы сейчас в своей комнате в общежитии, обсуждала бы с соседками бал, а не мучилась бы тут от неизвестности! Но сделанного не воротишь. Тем более, Анну ведь тоже могли поймать. И шантажировать ее есть чем. Вернее, кем. Как бы она в глаза посмотрела Вейке и Таточке, если б их маму похитили? А Володе?.. Да даже деду и бабушке! Нет, все верно она сделала. И будь что будет.
С чего Слава вообще взяла, что Анна бы сумела избежать ловушек Кушакова? Ну да, от деревенских удалось узнать, что учительница географии Анна Ивановна Родникова - местная, что она урожденная Истокова, и ее отец не то профессор, не то доктор наук. Иван Истоков почему-то не любил большие города, ему хорошо работалось только в деревне. Аня, которую тогда называли Анчуткой, еще подростком уехала вместе с родителями, и потом появлялась в родном доме, где жили теперь ее дед и бабушка, редко. На восемнадцатом году и вовсе отправилась в областной центр поступать в институт, да и дед с бабушкой уехали, оставили дом пустым. Вернулась Анна уже с дипломом, замужней, с маленьким Вейкой на руках. Вот только муж ее, Константин Родников, был инженером, работал в городе и вообще деревню переносил плохо. Только из-за того и переехал, что малыш рос слабеньким, ему был нужен свежий воздух. И то держался высокомерно, считал ниже своего достоинства соблюдать местные обычаи. Никаких посиделок, собраний, соседской помощи или участия в общих делах. На соседей, если они заглядывали в гости, смотрел свысока, одолжить что-то из инструмента - и сам не желал, и жене запрещал. Если что-то починить надо - скорее из города вызовет мастеров, но попросить местных работяг - ни-ни. Или наймет за бутылку, словно в деревне одни алкоголики остались. При виде чужих детей морщился, старикам даже не кивал при встрече. Нет, понятно, что в городе могут быть другие правила, но такое явное неуважение оттолкнуло от Родникова очень многих. От него - но не от Анны и маленького Вейки. "Профессорскую дочку" как раз любили по-прежнему, мальчонку тоже сразу приняли за своего, местного. Вот только это тщательно скрывали от Константина, который и так к Анне придирался. То она слишком много времени проводит в школе, то слишком много чужих детей вокруг нее вертятся, то дом недостаточно хорошо убран, то еда к его приходу недостаточно горячая. Нет, соседки уверены были, что муж Анну не бил. Насчет измены тоже было не понятно. А вот до слез доводил частенько. А в конце концов не вернулся из командировки, вместо этого ей письменно сообщил, что требует развода и женится на другой. До рождения Таты оставалось чуть больше месяца.
Это предательство Анну едва не подкосило. Соседи старались помочь ей, чем могли. Коллеги - тоже. Да и Вейка от мамы почти не отходил, старался как-то отвлечь. И, кажется, совместными усилиями сумели вытащить из того состояния, она понемногу стала снова улыбаться. Потом появился сначала Володя, а потом и Михаил. С "дядюшкой" Тата познакомилась, когда только начала учиться ходить и говорить, а Володя, кажется, еще учился в школе. Вейке было около трех лет, и он от "маминого брата" был в полном восторге. Как и от отчима, кстати
Оказывается, второй муж Анны, Михаил Иволгин, был почти во всем противоположностью Константину. Познакомился он с Анной еще в детстве, и уже с тех пор к ней неровно дышал. По профессии был не то журналистом, не то писателем, так что от города не зависел, к детям относился как к родным, к работе не ревновал, лес и деревню любил. А главное - принимал Анну такой, какая она есть. Со всеми недостатками и ошибками, страхами и сомнениями. Он не торопил ее, не настаивал на чем-то, а терпеливо ждал и как-то почти незаметно снова стал частью ее жизни, другом ее детей, верным помощником и чутким другом, человеком, которому можно довериться и при этом не ожидать подвоха. Ждал он несколько лет, и расписались они только перед тем, как Михаил в качестве военного корреспондента уезжал в какую-то "горячую точку". К счастью, он вернулся живым, и поговаривают, что они ожидают пополнения в семействе, но Слава не была уверена, что это не просто слухи.
По крайней мере, когда она была в гостях у Анны, Вейка говорил, что "папка опять в командировке", и Слава видела его только на фото. Да, не красавчик, в отличие от Вейкиного родного отца. Просто приятное лицо - открытое, выразительное, добрые глаза, почему-то немного грустные, задумчивый, и какой-то... Надежный, что ли? Почему-то такому человеку казалось вполне естественным довериться, с ним рядом, казалось, будет не страшно, что бы ни происходило вокруг. И Анна, стоило только о нем заговорить, преображалась. Было видно, что любит, волнуется, ждет - и даже мысли не допускает, что он может не вернуться. Да и дети Михаила иначе чем папой не называли и искренне восхищались. Присутствие Михаила чувствовалось, как бы долго он ни отсутствовал, и Слава чувствовала - здесь счастливы. Здесь не будут упрекать за то, что кто-то не оправдал надежды, не будут попрекать зря потраченными усилиями. Может, как раз поэтому рядом с ними и было так спокойно, тепло? Да еще и Володя...
Слава грустно улыбнулась своим мыслям. Это познакомились они, когда на улицу выскочила раненая собака. А увидела она брата подруги немного раньше. В тот день Анна пригласила Славку сходить с ней и с детьми в лес за ягодами. Они уже собирались выходить - в платках, одежде с длинными рукавами и заправленных в сапоги штанах, как Вейка что-то высмотрел на улице, вскрикнул и выскочил на улицу, успев крикнуть:
- Мам, смотри, кто пришел!
Анна тоже подбежала к окну, всплеснула руками и следом за сыном буквально вылетела на улицу. Последней к окну подошла Славка, и почувствовала, что не будет никакого похода. На тропинке, ведущей к дому, стоял молодой человек в военной форме. Держась за его поясной ремень (выше не дотянуться) на нем висели Вейка и Тата, Анна его обняла и плакала. А он растерянно как-то улыбался, словно не верил своим глазам. "Анютка, ну чего ты? Вернулся я, вернулся. Не реви...". Слава тогда тихонько вышла, чтобы не мешать. Ясно же, что теперь здесь не до нее! Да и за внешний вид было стыдно. Предупредила Веньку, что она - домой, и в лес сегодня уже не пойдет и ушла. И пару дней у подруги не появлялась. Неловко как-то. К ней брат приехал, ей не до гостей, наверное!
Слава почувствовала, как немного отпускает. Вроде, немного успокоилась. Может, отвлеклась, пока вспоминала. Может, тишина так на нее повлияла, но мысли теперь стали какими-то тягучими и медленными. Неужели, засыпает?! Нет-нет, нельзя спать! Ни в коем случае нельзя! А вдруг кто войдет?!
Лучше уж еще о лете повспоминать. Уже с первых дней знакомства с Володей стало ясно, что "сестренку" он очень любит, и ради нее готов на многое. И если бы Кушаков не Славку похитил, а Анну... Страшно подумать, что было бы с Володей! Да, они не родные, семья Анны, когда они переехали, жили по соседству с отцом Володи. И что с того? Он стал для Ани младшим братишкой, а она ему - и сестрой, и почти матерью, благо отца почти никогда не бывало дома. Разве от этого ему было бы легче? Он и так был какой-то усталый, взгляд потухший. Особенно когда на небо смотрел. "Вот и все, Анюта. Больше я уже никогда не смогу летать". И хромота эта его, и то, как бок бережет... Ну куда ему еще с бандитами тягаться? Нет, не надо ему вмешиваться! Пусть хоть он будет в безопасности.
На душе потеплело сразу, как она вспомнила про Володю. Да, при первой встрече было стыдно за то, как она выглядит. За нелепую одежду, за то, что видела слишком много, и им, наверное, мешает ее присутствие. И за то, что при встрече он как товарищу пожал ей руку, а она покраснела и двух слов связать не могла. А потом еще наблюдала потихоньку, как он возился с учениками сестры. Вспоминала, как он со смехом бежит впереди толпы ребятишек - то воздушного змея с ними запускал. Как он умудрялся бежать, что-то им объяснять, да еще и дыхание не сбить?.. И главное, такой счастливый был! И совсем юный, больше похожий на старшеклассника, чем на ветерана. А как-то раз он устроил поход с костром и песнями под гитару. Ушли недалеко от деревни, к реке, там палатку установили, картошки напекли, и он им весь вечер рассказывал армейские байки. А как пел! Проникновенно, аж слезы на глазах выступают. Он рядом с детьми даже молодел как-то, разглаживалась упрямая морщинка, глаза улыбались, и он выглядел не как ветеран, а как подобает девятнадцатилетнему парнишке.
Впрочем, внимание Володи доставалось не только Анне и детям. Сама Слава тоже едва не каждый вечер ходила с ним по лесу. Странно, но рядом с братишкой старшей подруги Слава чувствовала себя в полной безопасности. Хорошо было! Тишина, только птицы поют, да хрустит что-то под ногами. Легкий ветерок шевелит волосы, пахнет хвоей, а иногда свежей смолой. Лучи падают наискосок, и кажется, что вдалеке что-то горит. Голос у Володи негромкий, спокойный. Рассказывает то про леса, то про полеты, то про детство. Вежливый, умеющий потрясающе интересно рассказывать, он даже не пытался унизить собеседника, продемонстрировать свое превосходство. И уж тем более не позволял себе ни заигрывания, ни угроз. Словно не с почти незнакомой девушкой говорил, а с сестренкой, или другом, "своим парнем".
И нет, это было совсем не обидно. Какая уж там обида, если она ему жизнью обязана! Володя говорил, что ему надо разрабатывать сломанную когда-то ногу, и бродил так по лесу часами. После первого километра пропадала хромота, он шел размашисто и легко, словно не замечая пройденного расстояния. Смеялся: "Да у меня отец - лесничий, еще бы я лес не знал и не любил!". Показывал потрясающе красивые места. То холмы на болоте, с которых такой вид открывается, что дух захватывает. То - речушку с водопадом, над которым в солнечный день стоит двойная радуга. А то еще на ягодное или грибное место приведет. Или на поляну, полную цветов. Выходя с Володей в лес, Слава никогда не знала, куда именно он приведет ее на сей раз, но ни разу не была разочарована. Каждый вечер, проведенный с ним того стоил! А он все ходил. Часик-другой со Славой, потом ее проводит до калитки, и дальше ходит один. У нее уже ноги сводит, сил никаких - а он хоть бы запыхался! Иногда еще потом на площадке тренироваться начинает. Или на турник пойдет, или грушу колотит, или еще что придумает. А вот она наделала дел! Сперва в болото угодила, но Володя ее вытащил, успокоил и сразу домой отвел, едва не бегом, чтобы не успела замерзнуть. Как сейчас Слава вспомнила тот липкий страх и ощущение полной беспомощности. Тогда думала, страшнее уже некуда. Но тогда рядом был Володя, он не отпускал ее руки, и от одного его присутствия становилось чуточку легче. А здесь, у Кушакова, его нет. И лучше бы он не появлялся! Иначе Слава совсем с ума сойдет от страха за него и от чувства вины.
Нет, в болоте он ее даже не ругал. Уже дома очень доходчиво объяснил, чем все могло закончится, и на этом успокоился. Снова брал с собой на прогулку, и несколько дней все было хорошо. Пока они не наткнулись на медведицу с медвежонком. Володя тогда спугнул зверя, а Слава все равно как-то неудачно скатилась, ломая кусты, с невысокого бугра, даже думала, ногу сломала. Володя ее тогда на руках до города тащил. Думала, он ее больше видеть не захочет. Какое там! Сам зашел, поинтересовался ее самочувствием, и снова пригласил, когда она поправится, на прогулку.
Слава словно наяву услышала ехидные комментарии однокурсниц и упрямо вздернула голову. И вовсе это были не свидания! Неправда! Володя не такой, он не внимание усыплял и не заманивал ее в безлюдное место! Ну да, были наедине. Но разве это запрещено? Да, вот такой он. Безнадежный романтик, которому нравится показывать местные красоты тому, кто готов слушать и смотреть. Да, представьте, он действительно просто показывал лес. Не пытался поцеловать, не говорил о любви, и вообще почти не откровенничал. О природе говорил, о том, как скучал по лесу, когда был на фронте где-то в степях. Как отец брал его с собой на обход, и как они с Анной сплавлялись по реке, и другие воспоминания детства. Иногда забавные, иногда - трогательные. Похоже, он стеснялся своей сентиментальности, да и вовсе не воспринимал Славу как девушку. Скорее - просто как внимательного слушателя и приятного собеседника. Как спутника, который помогает скоротать путь. А ей и не нужно было ничего больше. Хватало этого голоса, да тепла широкой сильной ладони, да ощущения безопасности, когда он рядом.
Вот и в тот день Володя о чем-то рассказывал, пока из лесу не выскочил худенький белобрысый подросток, удивительно похожий на него. Выбежал, замер в нескольких шагах, руки по швам:
- Всеволод Николаевич, разрешите?.. - голос прерывался, дыхание было здорово сбито.- Сашка с Митькой в опасности! Мне бы в город... Там Опричник...
- Тихо. Я все понял, Алька. Сейчас поедем, - голос Володи стал каким-то чужим. - Прости, Владислава, сегодня не получится погулять.
Кстати, Володя был одним из немногих, кто нормально среагировал на то, что она не любит сокращений от своего имени. И ни дурацких шуток про то, чем она прославилась, не отпускал, ни называть ее повторно Славой или Владой не стал. Либо полным именем, либо - Володей. Шутил еще, что они почти тезки. А в тот вечер Володя, как всегда, проводил Славу до калитки, потом вывел мотоцикл и уехал с Алькой на багажнике. А Слава себе места не находила, даже не заметила, что впервые тогда услышала его полное имя. Дома не усидела, пошла к Анне. Та пыталась ее успокоить, но какое там! У самой душа не на месте. Хотя держалась молодцом! Славу сначала, не слушая никаких возражений, вместе с детьми накормила ужином, потом Вейка и Тата пошли в играть в саду, а подруги уже наедине поговорили наедине.
- Не переживай, он справится, - Анна говорила спокойно и с такой уверенностью, что усомниться в ее словах было сложно. - Я понимаю, в это тяжело поверить, но Володя куда сильнее, чем кажется. Уж я-то знаю! Тоже не сразу приняла то, что он уже давно - взрослый и сильный, настоящий мужчина. Представь, каково это - помнить маленького мальчонку, который еще до плеча в прыжке не достает, худющего, с вечно ободранными коленками, в отцовской куртке, которая на нем была как пальто. Помнить, как он рос, как просил почитать сказку на ночь, или помочь с уроками, как боялся темноты, но при этом обещал проводить до порога, потому что темно уже, и девушке одной ходить не пристало. Он такой забавный был... Наивный, не признающий полутонов, искренний, добрый, отзывчивый. Но - ребенок, малыш. Ему десять было, когда я уехала. На свадьбу он так и не приехал, из роддома с Матвейкой меня тоже забирал дядя Коля, его отец. Один. Мои родители были слишком далеко, Костя тоже. А потом однажды на пороге появился Володька. Ему как раз шестнадцать сравнялось. Выше меня, в плечах еще не до конца раздался, но уже не уступал Косте. Одни глаза прежние остались. И сразу дал понять, что у меня теперь защитник появился. Знаешь, это было так странно... Словно опять дома оказалась. Если б ты знала, Слава, как я тогда устала быть сильной, как устала держать лицо, никому не показывать, что на душе! Вейка любил отца, а я не могла, не имела права показать сыну, что Костя ведет себя как последний... неважно. Мне казалось, это моя вина, я что-то делаю не так. И позволить защищать себя ребенку я не могла. Думала, это Володе достанется, если Костя вздумает ревновать. Но нет. Мой маленький братик вырос, повзрослел. И он мне это очень быстро доказал. Еще до армии.
- Но кто это был? Куда его позвали? Там ведь какая-то опасность! - Слава только что слушала, как завороженная, но стоило Анне замолчать, как тревога опять проснулась. - Аня, ты не понимаешь! А вдруг там хулиганы? Вдруг драка? Он же ранен!
- Тогда мне их заранее жалко, - Анна фыркнула, пряча смешинку. - Славочка, голубушка, мой брат служил в спецназе. Он был на вполне настоящей войне. Что ему какие-то там хулиганы? Не бойся, с ним же Алька, а это - его правая рука, они друг другу столько раз спины прикрывали - не счесть. Справятся.
- Да что этот мальчишка сможет? Он же сам еще ребенок! И вид тот еще... Его что, вообще кашей не кормили? - Слава тогда всерьез обиделась. Ну как можно настолько несерьезно относиться к настоящей угрозе? Но Анна теперь уже улыбнулась вполне открыто и как-то заразительно.
- Ты где там мальчишку увидела? Володя - взрослый парень, он монеты пальцами в трубочку закручивает. А Алька вообще-то девочка. Хотя теперь ты имеешь представление, каким был Володя в ее годы, - а теперь голос стал очень серьезным. - Да, ей всего тринадцать, но поверь на слово, она такого навидалась, что даже мне представить страшно. И да, она умеет прикрывать спину. С ней я бы безо всякого опасения отпустила бы своих детей. Куда угодно. И была бы за них спокойна. Потому и тебя отпустила, между прочим. Так что выше нос, все наладится! Вернутся они, надо просто ждать.
- Тебе легко говорить! - вырвалось у Славки, и она тут же ударила себя по губам. Ну нашла что и кому говорить!
- Да, мне легко, - голос Анны стал каким-то чужим. - Очень легко. Я же не провожала на войну сразу и брата и мужа! Это не мой муж в каждом выпуске газеты рассказывает об очередной горячей точке, или об очередном бое, или о какой-нибудь катастрофе. Это не мне иногда по ночам подумать страшно - а где он сейчас, под пулями, под завалами или где-то еще. Это не у меня брат разбился на самолете, и его оттуда автогеном вырезали. Не мне приходилось его хотя бы в письмах успокаивать, уверять, что без самолетов тоже можно жить. Не меня он видеть не желал, и прямо запретил к нему приезжать, потому что, видите ли, не желает, чтобы я видела его калекой. Я же не получала на них обоих похоронки! И это не у меня, сколько себя помню, через год да каждый год без вести пропал на несколько месяцев отец. Потом возвращался, уверял, что просто в экспедиции совсем нет никакой связи, а с ним все правда-правда в порядке. Это не мне говорили, что выкидыш почти неизбежен, и я все равно не доношу ребенка, а можем умереть обе. Не у меня сынишка лежал с температурой под сорок, и я ничем не могла помочь, только часы и минуты считала до тех пор, пока кризис болезни минует! Где уж мне знать, что такое ожидание!
- Прости! Ань, прости пожалуйста! - Слава тогда действительно испугалась. - Не подумала.
- Это ты меня прости, - Анна как-то странно осела на стуле, словно весь воздух из нее выпустили. - Лишнего я тебе наговорила. Знаешь, это глупо, но каждый раз как в первый. Я ведь тоже боюсь за него. Запрещаю себе, пытаюсь убедить, что все будет хорошо, а все равно. Так что давай не будем накручивать себя, а? Просто подождем.
Слава тоже притихла и только кивнула. И они ждали. Странно, но тот вечер до сих пор отпечатался в голове так четко, словно это было вчера. Чтобы не мешать детям, которых Анна уложила спать и погасила свет, сидели у настольной лампы. Было очень тихо, только стрекотали кузнечики в саду, да потрескивали дрова в печке. На улице было прохладно, поднялся ветер, и сохнувшее во дворе белье развевалось на веревках, и, если открыть окно, занавески, наверное, натянутся, как паруса. Пахло принесенной Володей для сестры сиренью. Стол, у которого они сидели, был прохладный на ощупь и чуть шершавый. На полке в шкафу стояли фотографии в рамках, и на них падали блики. В обычно таком уютном доме было почему-то тревожно, и даже тихий голос Анны не успокаивал. Хотя она честно пыталась отвлечь Славу, успокоить и ее и себя, и вспоминала какие-то забавные истории из своего детства. Рассказывала она так красочно, что Слава как будто сама снова почувствовала себя ребенком. Помнится, она даже улыбнулась несколько раз.
А Володя вернулся. Один. Поздним вечером, пешком (мотоцикл катил рядом, у него было спущено колесо). На лице кровь, руки странно припухли и в ссадинах. Костяшки сбиты, на ладонях царапины. Но держался молодцом, их обеих успокаивал, шутить пытался. А толком так ничего и не объяснил. Говорил, что на ветку в лесу напоролся, не заметил, и ни с кем не дрался. Может, тогда и случилось что-то, что связывает его с олигархом Кушаковым?
Слава не знала, что и подумать, поэтому просто мысленно подытожила. Что она знает точно? Володя на самом деле - Всеволод Николаевич Буревестник. Просто в училище его дразнили Обсевком, и он с тех пор не любит имени Сева, позволяет себя так звать только Анне. Для остальных - только Володя. Фамилия ей ни о чем не говорит, но может, в каких-нибудь узких кругах ее и знает каждый второй. Нет, здесь тупик. Ладно, идем дальше. Ему исполнилось девятнадцать. Отец - летчик-испытатель, причем в своих кругах довольно известный, и сам он - летчик. Династия получается. Семейные счеты? Но Кушаков к летчикам никакого отношения не имеет! Или имеет? Непонятно. Так, еще Володя воевал в "горячих точках", где был дважды ранен, и теперь его списали подчистую. При каких обстоятельствах - неизвестно. Может, как раз Кушаков тут руку приложил? Например, снабжал деньгами его врагов, или оказался шпионом или предателем? Стоп! Так далеко можно зайти! Если не додумывать, а опираться строго на факты, что имеем? Да, Володя тяжело переживал свой уход со службы, только к концу лета немного пришел в себя. Так оно и неудивительно! Молодой совсем, а на нем крест поставили, как на инвалиде. Все планы, все надежды впустую. Тут не то что переживать, пулю в лоб пустить можно! Кстати, насчет пуль. Володя прекрасно дерется, нескольких деревенских раскидал, как кегли, хотя среди них был бывший вдвшник. Такие явно Кушакову нужны. Он мог предложить Володе работу? Мог. Но принять такое предложение просто немыслимо! Все-таки славкин сосед - человек, который никогда на бесчестный поступок не пойдет и принципами не поступится. А всем известно, что олигарх Кушаков крайне нечистоплотен в выборе способов, и ради своих целей легко пойдет по головам. Может, это месть за отказ сотрудничать? Или у Володи есть какой-то компромат?
Глава 5. Страницы школьного альбома
Девушка поняла, что сейчас просто не выдержит, надо как-то отвлечься. И вдруг она вздрогнула. По коридору кто-то шел. Шаги (тяжелые, они бухали в тишине, как у Каменного гостя) неумолимо приближались, и девушка, сама не зная, зачем, схватила первое, что попалось под руку (это оказалась большая фарфоровая ваза) отскочила к самой двери, и замерла, забыв, как дышать. Пусть только попробуют войти! От всей души врежет, и будь что будет! Если по голове попасть, может, минутка и будет, чтобы выскочить в коридор и попытаться убежать. Или выхватить оружие. Хотя кто ж к пленникам с оружием в руках приходит?.. Ну, только бы не промахнуться!
Там, за стеной, стало тихо. Остановились в нескольких шагах. Не Кушаков. У того походка другая, он не прихрамывал. И шаг не чеканил. А это, видно, бывший военный. Хотя Володя тоже служил, но обычно шаг не печатал, а этот - как на параде. Стоп! Еще один. Да что ж так не везет-то?! С одним был хоть маленький, но шанс на побег. А если двое зайдут - ей не справиться! Первый подождал второго - уже не топающего, словно каблуками гвозди забивает, а шагающего почти неслышно.
- Что, Седой, опаздываем? - поинтересовался один. Наверное, тот, что пришел вторым. Голос грубовато-насмешливый, и ни возраста не определишь, ни характера. - Да не боись, никуда эта соплюха не денется. Ее хорошо заперли.
- Да хоть как заперли! - буркнул второй. А голос усталый, и какой-то почти сонный. - Кондор приказал сторожить, значит буду здесь стоять, пока не рассветет. Чтоб не ходили всякие.
- Ты кого всяким назвал?! - возмутился первый голос. - Сейчас как обижусь!
- Обижайся. Только где-нибудь в другом месте. Сказал же - у меня приказ.
- Да хоть два приказа! Так и будем тут торчать, как две мишени в тире? Пошли в караулку, а? Оттуда все видно, и хоть можно кофейку глотнуть, а то глаза слипаются. Ну кто сюда сунется-то, кроме барчонка да Кондора? Некому. И камеры везде понатыканы. И заперто все. Не будь занудой!
В дверь что-то тяжело бухнуло. Что-то большое и мягкое, словно всем телом навалились. Слава замерла, приготовилась, но ключ не повернулся. Дверь только подергали, проверяя, надежно ли заперто.