- Фу, Принц, оставь его, - командую псу. - Свяжите. - Последние слова относились к вальяжничающему Скуттару. - Розыгрыш не состоялся...
Выдернув из рассыпавшегося манекена бечевку, усатый кривляка накрутил на притихшем Флэне декоративных узелков.
Своею железякой я поворошил груду пересушенного материала. Чучело оказалось невесомым, и только фальшивая пасть изнутри была выложена фольгой: так сподручнее метать огневые шары из просмоленных валиков прессованного мха и колючек. Смола пряталась на самом донышке колбы. Тут же валялось огниво. Блеф был блёкл!
Я заскучал. Потом воспалил спичку и, задумчиво помедлив, начал обход огромного бесформенного вороха ветоши. Поджигал по кругу. Флэн тоскливо заскулил. Я шагнул в его сторону. Скуттар был там же. Любуясь своим макраме, он проникновенно свистел, отряхивал ладони и щегольски вскидывал купоросовый чубчик. Принц принялся нудно облаивать пленника. От избытка впечатлений последнего начало рвать.
- Слышь, ханурик блю. - Не правда ли, я учтив с побежденными? - Подъем, живо!
Под ногой хрустнуло. Прищурился. Из-под голой пятки торчал глиняный раструб. Звукоусиливающая воронка! Святые херувимы, как это пошло и скучно!
С превеликими стараниями и натужными охами Флэн поднялся. Более уродливого сатира мне встречать не приходилось. Дефективный увалень с ушами в ладонь дождился потом, уплотнявшим его нагрудные заросли в шерстистый зельц. И только покрашенная беглым солнцем лысина сияла, как нахальный вызов волосатому телу. А уж запах! В союзе с естественным безобразием завеса вони создавала свирепцу дополнительный защитный барьер.
И этот сальный выродок три года терроризировал целую волость?! Уму не постижимо, мелкий и гунявый пузатер нагло покушался на местных девиц и жрал гусей? Последний довод доконал. Я вырвался из тисков воли.
- Выбирай смерть, лопоухий ухохлоп! - гневно чеканю я.
- За что страсти таки? Мера ни рассудку не внятна, ни фемиде не адекватна, - грамотно нашелся ухохлопый лопоух.
- Этого мало? - я обвожу рукой разбросанные кости.
Скуттар, заискивающе лыбился и кивал. Кому? - вот вопрос.
- Эхма, мил мой, да сим мощам стоко ж веков, скоко нам с вами годков. Скелеты сии стары, как шумерское табло, - хлопоух раскованно скалился Скуттару. Не зря говорят, рыбак рыбака... - Мы, батюшка, не убивамши, никого и нигде. Мы даже, разрази тебя принц, не воровамши. Ни разочка. Ни индюшочка, ни клушечки. Но вас, по чести откроюсь, прибил бы. Вопрос: за что? За то, что больше других надо, такой вот вам искренно-честный нашенский ответ.
- Нахальное ж ты скотинище! - дивлюсь я. - А где же, в таком случае, твои знаменитые узницы? Или все окрест - ябеды и клеветники.
- Вопрос принят и распакован. Получите ответ. Добряк Флэн действительно совершил немыслимое число доблестных налетов на самочьи стойбища, как здесь прозывают таборы бродячих... - каналья гривуазно разыгрывал конспиратора, - тсс, инструментальщиц. Тсс, ибо даже намек на последнее слово пахнет плахой. И можете поверить, душка Флэн без добычи ни разу не возвращался! - гонорливо глумился гаденыш.
- Вот они - все. А все они - вот она и есть. Не внятно? - урод откровенно потешался. - А смысл прост. Мальчик Флэн женщинами, пардон и тьфу, не волнуем...
Скуттар неопределенно хмыкнул...
- Не сотвори хорошка Флэн себе загодя реноме страшного женоеда, кто б его, скажите на милость, кормил бы птицей? - с врожденною глумцой начесывал неудавшийся вурдалак. - Вот умничка Флэн и засылал лапушку Илэ в качестве странствующейся, пардон, скитаемой инструментальщицы в пресловутые стойбища пресловутых самок. А уж в пресловутое новолуние являлся туда сам, дудел в изуверски вами искалеченную трубку, после чего пресловуто уворовывал крошку Илэ, а в придачу и пару гуськов прихвато пресловутовал, брр, пресловуто прихватывал. И так от разу к разу, от луны к луне. Ясно теперича? - развоплощенный упырь торжествующе вертел зенками, настырно требуя оваций. Итак, еще одна химера растоптана без шанса на склейку.
Впрочем, мне уже было не до побрешек. Сзади волнительно заплескалось. Вода! Потом зашипело. Я поворотился и ахнул: прекрасная Илэ щедро лила воду из кувшина на дотлевающие останки флэновских доспехов.
- Что ты делаешь, Илэ? - ужасаюсь я. - Ради этой воды...
Скуттар скептически чмокнул. Флэн придушенно хрюкнул. Я ничего не понимал...
- Если ты хочешь воды... - до чего нежен ее голосок!
Заслушавшись, я не сразу пришел в себя, а придя, с изумлением обнаружил под носом кувшин. Заглянув в бирюзовые роднички, я подставил ладони. Ломкая струйка наполнила раковину из черных, пыльных, а... вот уж и чистых, белых ладоней. Отпив, я придержал воду на языке. За спиной булькнул ядовитый хохотун. Я оглянулся. Флэн конвульсивно содрогался от смеховых спазм.
- Ох-ох-охо! Не могу! И как, сеньор пилигрим, пахнет волшебным зельем? У-ах-аха! Держу пари, в ваших путевых кадушечках жидкость посвежее будет.
Уродец, разумеется, преувеличивал. Вода была что надо: вкусна и прохладна. Простая, конечно, вода. Я все-все понял. Лишь сейчас. Вот тут.
- Флэн, вы мелкий жук... Нет, крупный, а также жирный и к тому же навозный. - Ставлю я на вид юродствующей нечисти.
- Заблуждаетесь, дражайший. Славный Флэн не жук, мудрый Флэн - адепт Дарвина, зверушка, может, и не шибко сильная, но с ярко выпученным рефлексом выживания. Энергичная, предприимчивая, беспардонная, но вполне природная особь. А вот водичка-то простая и еще более природная.
- Эх, Флэн, в этом разве дело? - о, эти мужественные вибрации наперечь горловой дрожи.
- На здоровье, - смутясь, она отвернулась, но не насовсем. Вода зажурчала по босым лодыжкам. Я рванулся к хихикающему Флэну:
- Марш в клоповню!
Внезапная грубость подействовала на манер Принца.
- Надеюсь, вы судари не настолько беспутны, чтоб оставить меня в путах? - бархатно запустил Флэн дипломатический "лотик".
Игнорируя намек, я с опережением ступил в мрачный зев замка, усеянный костями, которые и вправду вполне сгодились бы моим сорок раз прадедушкам для изготовленья всякой сувенирной чепухи моим сорок раз прабабушкам. Воздух был крайне сперт.
Мелкотравчатого монстра разместили в глубинной норе среди "Тянь-Шаня" из обглоданных птичьих скелетов. Скуттар разместился слева от норы, на развернутом фраке. Ни он, ни узник так и не притронулись к воде везения.
Усевшись на плоский камень ближе к выходу, я задумался.
- Есть не хочешь?
...Голос Илэ раскрошил буфер полудумы! Присев на крошень щебня и песка, она показала ляжку. Жареную. Гусь?! Хотел бы знать, кто тут откажется?
Вдоволь нажевавшись, спрашиваю:
- Милая Илэ, не пойму, зачем ты служила этому слабаку?
- Да. Тем более что Флэн ни разу не высунулся из этого мешка. Я, - она горько усмехнулась, - брала гусей в одиночку.
- Даже так? Вот убожество! И под силу... одной было?
- А что? Утром являюсь в женский табор, вечером устраиваю тарарам и сматываюсь с парочкой.
- Молодчина! - протягиваю я. - Но не много ли чести для этого... - и так и не найдя эвфемизма... - этого рассадника вшей?
- Я не знала, что это не оборотень. Свое чучело Флэн прятал даже от меня. И я искренне верила, что, задабривая его гусями, спасаю девушек. - Что-то в ее голосе настраивало на доверие. Погладив густые волосы, шепчу:
- Я тебя заберу. Если захочешь.
Помолчав, она ответила:
- Не грусти из-за воды. Обыкновенная она. Да. Но единственная. В Пустыньке.
"Подозреваю, это, вообще, единственный в мире пустынный колодец, охраняемый такой хорошей девушкой. И, значит, твои усилия, Прескарен, не напрасны. Ради этого стоило пересечь Кара-кум, а на десерт и Гоби".
- А хотела бы ты увидеть страну, откуда пришел я? - спрашиваю вдруг.
И... испугался. Дерзости, а, может, пошлости.
Она просто кивнула. Да.
Я протянул подзорную трубу. Она поднесла к глазу. Требовательно тявкнул пес. Вздрогнув, я в зажатых пальцах ноги поднес ему кость. С пылким удовлетворением верный друг учинил ей скрупулезный досмотр с расчленением.
- Ты, верно, возьмешь меня туда? - тихо спросила Илэ, опуская трубу и щурясь на горизонт.
- Я ведь сказал.
- Да. Сказал. Ты устал. - Она сложила руки на груди. - Ты спишь, я караулю.
- От кого? - хмыкаю я.
- У нас много, от кого... того.
- Уповаю и повинуюсь.
Помолчав, я спрашиваю умнее:
- Чем же ты занималась все это время? - и пытаюсь представить весь этот ужас. Ужас ее положения. Скала, пещера, кости, уродец, родничок. И песок без края, а еще небо без границ. Нет, границей тут и там горизонт. Ужас и красота.
- Я думала и ждала.
Я посмотрел на нее внимательно. Лучшего не придумать!
И уснул.
Был скрип. Щебенка? Мозг решил проверить и проснулся.
Это Скуттар. Движение называется "крадучись". Крадучись Скуттар полз к "каземату" Флэна. Илэ умывалась у источника. Я окликнул якобы соратника. Тот вспугнуто оборотился - в косых глазах плутовство и испуг.
- Есть поверье, что честному человеку нечего бояться. А вы, Скуттар, чего ж?
- Честному человеку, коль на то пошло, всегда есть чего бояться. В том числе того, что его посчитают бесчестным, - находчиво обиделся ловчила. - Мне, чтоб оправиться, что надо - справиться? Ну, разрешите великодушно...
Я смутился. Но не сильно. Скуттар не был тем человеком, перед которым стоило извиняться. Даже если он прав, прав внешне! Или ты все-таки не прав, Прескарен? Внутренне! Так и заснул. Потом проснулся. От... Удара. По голове. Удар был тяжек и усыпляющ.
...Влага. Влага питала лицо. Влага натекла в уши. Открыл глаза. Лоб горел. Напротив, в отблесках костра, шутовски плавился Флэн. Его лицо сочилось как шашлык. То ли довольством, то ли...
- Хватит, Илэ. - Жидкость перестала литься, - не то простынет от студеной-то, - убожец восседал и чавкал, вякал и рыгал.
Мои ноздри впитали дурман гусятины. Жареной!
- Ура! Мы таки оклемались, а, песчаный дон Кихот? И как нам плоды рыцарской мишуры? Мы небось верили в воздушные замки... А на поверку крепки лишь... вертепы. Из черепов на крови! Вы, верно, кланялись чистым дамам, а они вас усыпили и предали. А-ха-хо-ху...
На глаза давануло, в перепонках грянуло, в мозг брызнула муть. Кто б знал, чего мне стоило не повернуться в сторону Илэ?!
Она стояла сбоку. И боковым зрением я не столько видел, сколько ловил жгучие уколы бирюзовых шпилек. Но я смотрел не на нее. Мне не хотелось верить, мне не хотелось все рушить по новой... Притуманив глаза, я впитывал трепотню толстяка. Ни с того ни с сего жрущий Флэн шепеляво "зафыкал": то ли зубы прочищал, то ли утратил парочку передних:
- ФФ этом мире, недорогой мой, блаародстфом фыделяются только особи с железным остофом нерфной системы. А железные нерфы даны лишь тем, кто блюдет четкий режим, то бишь страдает, настаифаю и пофторяю: страдает кабаньим аппетитом! И, что фажнее, плотненько его удофлетфоряет. Плюс много спит. Но я бы ффсе-таки выделил ффперед прочих желудочные мотивы. Кто сыт и бодр, тот добр как кот. За примером не побегу. ФФот я. Приобщите к фокусу, досужий шефалье Атос фон Тристан, как спокойно и гуманно я глаголю с фами. Точнее нисхожу до беседы. Хотя ффы, фф сущности, - он выразительно ткнул крылышком, - мой лютый недруг и, более того, сфоим бешеным геройстфом лишили меня назафтра заслуженной гусятины. Между прочим, нынче день моего официального налета. А я, да будет федомо рыцарям, идальго, грандам и прочим гадам, искренне чту режим. Искренне и истинно! И ффот нате-ки, братики, по некоей милости миссия не состоялась, налог не фзят, сфятость утратила регулярность, мозги испытали рефолюционное брожение. И ффсё это недомыслие от ффашего, сударь, мальчишеского, фарсофого... уа-а-а!!! - Флэн протрубил пародию на клич индейцев бороро. - ФФы пижон, и я софетую ффам, как пижону, задуматься над сфоим подлым поступком и еще более подлым положением. Если без если, ффдумайтесь! Мне федь ничего не стоит фзять и фыдать Им, кто - Ффы! И уж поферьте, любезный ферт, хоть смертная казнь тут фальсифицирофана, ффас, лично ффас, разорфут. На клочочки. Знаете, на какие? Сейчас покажу. Ффот на такие, мой кафалер...
Профессиональный паразит попытался образно проиллюстрировать процесс измельчения моего тела. Но я лишь сомкнул веки. Что тут поделать? Он измывается, ты связан, значит, твоя задача - спасти хотя бы нервы.
- Прошу и настаифаю: при рапорте администратору преисподней засфидетельстфофать наше нижайшее, указаф, что прафедник Флэн был с ффами гуманен. О чем я, не докумекал? Уж где нам?! Мы - спесифый офцебык, умишком-то агнец, то бишь наглец! За услугу не спасибимся! А федь святотерпец Флэн ждет спасибо. За что? А кто, скажите, так слафно нас усыпил? Ручки-то у нас сфязаны, а то б темечко щуп-щуп. А оно бо-бо. А кто так би-би. А бил нежный Флэн - достойненько и аккуратненько. Отчего ффы даже не почуяли и не оценили его благодеяний...
Не руша идиллии, я покорно слушал.
- А ффы не догадываетесь, кто оказал милосердному Флэну эту услугу?
Он нанес контрольный апперкот. И стыдно сознаться, мои глаза впились в Илэ. Ее бирюсинки были круглы. Запеленговав наши маневры, жирёна зашелся в бульках гогота.
- Их-их! - Йах-йах! - вопила тварь. - ФФот ффам и благородный ффитязь Ланцелот! Ой, не могу, ну ффсё! С тобой ффсё понятно. Зафтра же подброшу ф скрученном фиде к жандармскому посту. Полагаю, его ученическое приценничестффо много даст, чтоб узнать, куда подефалось ИО его лучшеффо друга Академика Прескарена? Иль я не праф? Ха-ха-ха!..
Теперь у меня не оставалось сомнения, кто предал. И стало непередаваемо стыдно перед Илэ. Я опустил глаза и укрепился в своей вере. Когда же Флэн зашипел в новом жареве лжи, я, почти не таясь, глядел на нее. И глаза Илэ сказали все. А что?
Еще нескоро дряннец обрел равновесие. Кайф от безудержного словоблудия поочередно улеплял его рожу маской счастья, но тотчас и сразу - неуемной алчности, скрещенной со злобой. Мне стало не по себе...
- Это ффсё, это ффсё? - загремел он, расшвыривая кометные хвосты трапезной пыли. - Ещё жрать, ещё! О, как я хочу...
Из дуплистого полусвода услужливо вытряхнулось:
- Не нервничайте, обожаемый Флэн. Вот котомка, в ней вдосталь снеди.
Все ясно: подлый Скуттар с потрохами сдал не только меня, но и наш общий провиант. Кряхтя и газуя, Флэн ринулся на зов. Последовавшие хлюп и чав-чав сделали бы честь Гаргантюа и Портосу. Звуки были столь неаппетитны, что я боязливо глянул на притихшую у огня Илэ. И все сомнения были забыты. Я так долго и неотрывно впитывал расточительную костристость ее глаз, что не сразу обратил внимание на руки девушки. Шакалы! Они связали ее запястья! Вот теперь я по-настоящему возненавидел и Флэна, и Скуттара. А до этого что же? До этого я их слабенько презирал.
"Ненавижу!" Иногда это полезнее сантиментов.
Тем временем, девичьи ладошки, хоть и без былой сноровки, сомкнулись на горлышке кувшина.
- Илэ, покличь пса. - Шепчу я.
Ее голова качнулась, опережая слова:
- Они выгнали Принца в Пустыньку, а вход завалили глыбой.
Как бы в подтвержденье ночь опечалил вой, глухой и скорбный.
- Илэ, я не знаю, что со мною будет. Хочу одно - чтоб тебе было хорошо.
- Мне никогда уже не будет хорошо. Здесь. С ним.
- Только с ним?
- Нет, вообще. Без тебя, - глаза заискрились.
- Спасибо, Илэ. Ты даже не представляешь, что сейчас сделала! Все остальное уже не имеет значения.
- Имеет. Они выдадут тебя.
- Выдадут? Кому? Ах, да, можно было догадаться и раньше. Ты будешь вспоминать обо мне?
- Нет. Я буду с тобой. Ты доблестный и добрый. Но ты обещал другое.
- Ты милая. Илэ. - Я тронут, и это будит отчаяние и все попутное. - Не смотри пока на меня, Илэ. Сейчас мне будет чуточку теплее. - Предупреждаю я, - просто без этого никак, - и предпринимаю попытку катнуться к пламени.
Девушка вторично показала: нет. Она права - я не могу даже шевельнуться, привязанный к камню, на котором лежу.
В Илэ нашлось мужество, и много, и ни капли пустословия. Угадав мой замысел, она подошла к костру и протянула подрагивающий ладонный скворечник к угольям. Выбирала самый жаркий. По заросившемуся лбу заметались алые тени. Кусая губу, я отвернулся.
Но чу... Шаги. Она отпрянула. Во взгляде - отчаянье и мольба. Я ободряюще вздернул подбородок. Мрак выплюнул Скуттара: обескураженный, встрепанный, жалкий.
- Господа... Э, Прескарен, - его тон повысился на октаву. - Я вас сейчас ослобоню, в смысле, освобождю, тьфу... - взволнованно путался плут.
- Еще одно шоу? Еще одно самовыражение страуса через подвиг в стиле: морда в песке?
- Прескарен, можете мне не верить, но я выпил... Воды. Той... - трепыхаясь, прохвост нагнулся, ослабил путы и развязал узелок, другой...
Брезгливо стряхнув веревки, я начал:
- Ты...
Не договорив, шагнул к Илэ, освободил хрупкие запястья и, поглаживая рубцы от узлов: огонь, по счастью, не успел причинить им вреда, - обернулся к Скуттару:
- Ах-ах, - заподозрив новый виток бесконечной махинации, я лишь иронически передергиваюсь.
Однако похоронный подтекст перебил мелочные придирки, я осторожно шагнул в нишу Флэна. Не оставляя сомнений в компетентности диагноза Скуттара, увиденное вызвало приступ тошноты.
- Он... Подонок... Покойный дорвался до наших... до ваших запасов. И брюхо... желудок не справились. Коллапс, вздутие, взрыв... Всё закономерно: однообразная диета, углеводы и минимум растительной пищи... А тут наши витамины. Организм и не справился. Хотя, признаться, на моем веку это первый случай, когда жареный гусь вредит организму.
- Будет вам. Флэн лопнул от обжорства. И весь сказ. - С этими словами я подкатываю камень и пломбирую отверстие. - Отныне это склеп. А мы уйдем. Легенда развеяна, порок наказан, справедливость улыбнулась, хотя и скорбно. Чего тебе еще, почтеннейшая публика? Так ведь, Илэ?
Она кротко пожала плечами.
- Только знаете, Скуттар, мы рискнем обойтись без вас. И вы, ради всех своих отцов, не портите своим духом оставшееся нам. А то я, честное слово, спущу на вас Принца.
С этими словами я толкнул вдоль стены плоский булыган. Покатившись по специальной борозде, он осветлил выход. Четвероногий товарищ с радостным визгом сшиб меня и оросил слюнопадом.
Там светало. И, значит, полагая, что Флэн ужинал, я дал промашку. Пустынный аферист встретил Пожаловавшую за ним в ранний завтрак - на пороге рождающегося дня. И день предстоял ясный.
- Вперед, Илэ. Веселее, Принц, - взываю я.
- Прескарен, вы не подумайте... Но я, честно, испил воды. Нет, я вовсе не утверждаю, что она разбудила совесть...
"А кому это интересно? Да, Илэ?"...
-...но я, клянусь вам матерью, которой не видел, я пил. - Вопил Скуттар. - Я не буду больше... Прескарен, я останусь тут... Я превращу скалы в оазис, пустыню в дендрарий, кости в зоосад, я выложу щебенкой круговой арык. Честное слово! Я пил... И буду пить...
Я улыбнулся. Печально, без души. Не скажу, что хотелось верить. Этот тип мне был совершенно безразличен, поэтому я оставил ему всю нашу кормежку. А вот об источнике везения он помянул кстати. С фляжкой наперевес я двинул к роднику, окунул руки в ледяное хрустальное озерце...
Холодало. Мы невольно прижимались друг к другу. И Илэ все чаще искала щекой мое плечо. И уже не холодало.
О, восходящее солнце, есть ли в мире очаг щедрей и нежней?
Я дивился немыслимости этого дня, дивился непостижимой быстроте и необъяснимой простоте уже случившегося и еще только начинавшегося, до чего же долго и нудно тянулось все до сих пор, пустые разговоры, скучные дрязги, глупые помыслы, и вдруг все так скоро и так ясно или же, как знать, такие вещи и должны быть ярче, тоньше, острее и стремительнее луча, чтоб не оставить лазейки сомнению, трусости и рационализму, не размыкая рук, мы шли навстречу солнцу, и я ликовал, ведь нам не требовалось лишних слов, не нужно было тратить время, ведь времени у нас впереди - целая вечность или миг, и это одно и то же, и этого, даст Бог, хватит, чтобы понять все, что было, есть и будет с нами, Со мной и с Илэ, с Илэ и со мной.