Аннотация: Признанно лучшее произведение автора. Написано специально на осеннюю Грелку 10ого года.
Как мне отрезали яйца
Конечно, я первым делом психанул. Ну а что? Нормальная реакция на услышанное заявление хозяйки: "Паш, завтра свозишь меня к ветеринару? К девяти. Я договорилась с Потаповым, Ваську кастрировать". Я сначала застыл, как вкопанный, так и не дойдя до кухни. Потом подпрыгнул, как ужаленный, и метнулся в комнату, как ошпаренный. Я даже не слышал ответа хозяина, про то, что может не стоит, может не надо: "Далась тебе эта кастрация?! Оставила бы его в покое. А? Пончик? Ну, забей".
Пончик, мя. Эту зверюгу можно было бы и похуже называть. Хотя "пончик" тоже довольно несъедобная кличка. В общем, я бесился. Разрыл все горшки с цветами на подоконнике. Идиотский кактус укололся в ответ и был тут же сброшен на пол. Потом тюль. Прыжок, зацеп двумя лапами и спуск, с треском рвущихся узорчиков, спуск с наслаждением, до самого пола. Истерика прекратилась в момент, когда хозяева зашли в комнату, и застали меня ссущим на диван.
Помутнение вмиг прошло, я сразу понял, что натворил и, поджав уши, забился под кресло. Хозяин закусил нижнюю губу, оценивая ущерб. Рыжая стерва "пончик" уперла пухлые ручки в рыхлые бочки и поставила штамп под приговором.
- Паш, ты видишь? А кастрируем, и будет он у нас спокойным и ласковым. Подумай, это же лучше, чем выкинуть его на улицу?!
Паша безвольно вздохнул, буркнул под нос, что, мол, отвезет, и поплелся за веником и совком.
Я судорожно соображал. Если бы коты могли потеть, то меня бы прошиб пот. А так лишь хвост истерично бился, и дрожали усы. Сконцентрироваться и подумать не получалось. Успокоиться тоже. А надо было бы.
Пока хозяева копошились на кухне и в коридоре в поисках средств ликвидации моего буйства, я выскочил из-под кресла, слинял на балкон и сиганул на поручень. Изогнувшись крючком, я миновал перегородку и попал на смежный балкон. Там прыгнул прямо в форточку, сетка против комаров на которой уже неделю как была оторвана. Уже неделю как хозяева Машки были в отъезде. Именно Машке мне захотелось выговориться. В конце концов, я был самым частым ее любовником в связи с близостью жилья.
В комнате пахло кровью. Меня этот запах немного привел в чувства, даже слегка возбудил. Кровью было заляпано все вокруг: ковер, кресла, обои. По обилию разноцветных перьев, я легко догадался, что здесь произошло. Сложить два и два было не трудно. Попугайчик и кошка.
Я двинулся по квартире в поисках Машки. Она нашлась на кухне среди огромной кучи хлама. Подруга умудрилась выпотрошить аптечку, и теперь повсюду валялись разбитые пузырьки и бумажные пластинки с пупырышками таблеток внутри. Запах стоял резкий и неприятный.
- Машка?!
Она ждала меня, видно услышала, как я сигаю по балконам.
- Васек, мне крысец, мя!
- Еще бы, - фыркнул я, осматривая разоренную кухню, - нафига ты порешила Кешу? Как ты вообще его выцарапала из клетки?
- Мя, Васек, Васек. Эта дура, эта твоя рыжая дура...
Моя хозяйка кормила Машку и Кешу раз в день, пока соседская семья в полном составе была в отъезде.
- Она такая морская свинья... Тупая, ненавижу...
Я как никогда был солидарен с Машкой, но все же хотел бы знать продолжение истории. Но подруга моя лишь зашипела и расплакалась. Я оглянулся, чем бы ее утешить. Взгляд мой натолкнулся на один из пузырьков, и я понял еще одну вещь.
- Машка, мя, да ты мыша не ловишь!
- Ни ф одном глазу! - тут же ответила кошка.
- Я тащусь и царапаюсь, подруга! Ты кокнула и заточила Кешку, нализалась валерьянки и теперь жалуешься, что тебе крысец?! Ну, супер! Да ты знаешь, что крысец как раз мне! Меня завтра повезут на кастрацию!
Машка вроде бы не хотела вникать в мои проблемы.
- На что? Куда повезут?
- Яйца мне завтра отрежут, мя! Под самый корешок!
- И?
- Машка, ты дура? И все! Чик, и все!
- Ты умрешь? - спокойствие Машки меня просто убило.
- Нет, - только и смог ответить я.
- Вот и не шипи. А меня завтра убьют, ко всем мышам. Лариска вернется, узнает про попугайчика и спустит меня в мусоропровод.
- Вот уж не гони! Кто важнее, кошка или попугай? И как ты его выковыряла-то?
- Кому кошка, кому попугай. Если мелкая скажет родителям, что я испортила ей всю жизнь, мне крысец. А она так и скажет!
Машка потихоньку трезвела, я терпеливо ждал, когда она все-таки расскажет всю историю.
- Твоя рыжая дура, чтоб ее крысы сожрали, сегодня приходила, кормила и забыла клетку закрыть. Этот пернатый придурок решил полетать. Летал, летал. Я не выдержала, сам понимаешь, я кошка домашняя, но кто отменял инстинкты?
Я пожал плечами. Не знаю, мол, никто видать не отменял.
- Вот, то-то, я смотрела на него, смотрела. А потом прыг!
Машка резко подалась на меня. Я аж вздрогнул, представив себя на месте птички, разрываемой Машкиными когтями.
- Ну а потом все было как в бреду. Кровавая пелена, перья по всему дому, вкус крови...
Машка села на место и начала интенсивно облизывать лапу. Я, конечно, был в состоянии аффекта от своих проблем и достаточно ошарашен рассказом Машки, чтобы заметить, что в показном рывке, кошка наступила лапой в лужу валерьянки.
- Облезть можно! - только и выдохнул я. - Слушай, ну как? Вкусно было?
Машка лишь махнула на меня вылизанной лапкой. Дурак, мол.
- Слуш, Маш, я все понимаю. Да не будет тебе ничего, веником треснут да и все дела. А мне! Ты слышишь?! Меня завтра кастрируют!
- И что? Котик, и что? - Машка уставилась на меня мутными глазами. - Я уже давно того, этого.
Я поперхнулся от таких новостей.
- Да ладно! А как же...
- Симулировала! - отрезала Машка, не дав мне договорить.
- Ага, точно! Котят ты тоже симулировала?!
- Ммм, каких ищо котят? Када?
Я хотел было ей напомнить, как два месяца назад, в январе, соседи бегали с ее случайным выводком, не зная, куда деть. Но, наконец, догадавшись, что подруга нализалась в стельку, понял, что делать мне здесь нечего.
И правда, Машка посмотрела на меня совсем уже через силу, лизнула еще раз лапу, и плюхнулась мордочкой в лужу.
- Дура ты, Машка, дура! - только и сказал я. - А я ведь больше с кошками не смогу. Ни-ког-да!
- Говорить ты можешь? - пуская пузыри, промямлила Машка.
- Да, - ее вопросы меня начали доканывать.
- Отлично, - Машка приподнялась на секунду. - Поболтать с тобой клево, а котов у меня и так полон двор.
Оставалось только плюнуть и уйти.
Балкон - парапет - окно на лестничную клетку соседнего подъезда. Восемь этажей вниз и я уже на улице. Тут-то, в общем, я вас и нашел...
Надо сказать, что кот я не ахти какой породистый. Мать моя, обычная европейская короткошерстная кошка, вероятно, гульнула на стороне, а хозяева ее были не из той породы, что спускают в унитаз десяток новорожденных котят, как будто так и надо. В общем, побегали они с некондиционными котятами с месяц, да и поняли, что, кроме как раздать их бесплатно, ничего не выйдет. Так я и появился у Паши и Риты-"пончик". Пашка в общем-то меня и взял, Рита согласилась поскольку-постольку. Эх, я считал Пашку мужиком и хозяином в доме. Другом и товарищем. А он, крыса, меня сдал.
Приятели мои, тоже не Бог весть какие коты. Костяк дворовой компании составляли четыре моих товарища.
Барсик - вышвырнутый год назад из дома, чистокровный перс. Кое-как приноровился жить на улице. Потерявший все охотничьи навыки и интерес к жизни еще задолго до злосчастной выставки, где какой-то умник заявил его хозяевам, мол, котик ваш подделка, фуфел, не перс никакой. Это была неправда, но Барсик получил ботинком под хвост.
Моисей - здоровый и спокойный котяра, вероятно, принадлежавший к сибирской породе, с пронзительными зелеными глазами. Откуда он взялся, никто не знает - просто пришел, и стал самым-самым. Никогда не был грязен, ни в чем не нуждался, был доволен и счастлив. Умен был, что твой Айнштайн.
Барон - любимец публики, полукровка британец. Этому хмырю стоило только подойти к какой-нибудь дамочке и пройтись шерсткой по лодыжке, как еда валилась на него, как из пакета изобилия. Был он действительно хорош собой, так что не только человечьи, но и кошачьи самки были к нему неравнодушны.
Полосатый - невзрачный короткошерстный неудачник. Вот уж, воистину, магнит для всех неприятностей нашего двора. Тощий, с огромными честными глазами, он создавал видимость существа доброго и безобидного. Таковым и был.
Вот этой банде я и рассказываю сейчас свою утреннюю историю. Неподалеку от нас на мартовском солнышке греется дворовый Кабздох. Он, конечно, считает себя собакой дворника, но живет на улице. Нас не трогает, мы его тоже. Лежит, грустно смотрит на все и подметает асфальт обвисшими щеками.
- Да, Васек, ты конкретно встрял! - заявил Барон. Можно подумать, я сам этого не знаю.
- Встрял? Да это полный крысец, мя! Я лучше утоплюсь в толчке!
Я нервно ходил кругами, болтая хвостом. Ребята лежали на солнышке и щурили глаза - все понятно, у другана проблемы, но солнце-то от этого не холоднее.
- Может, это не так страшно? - протянул задумчиво Моисей. - Я слышал, что это даже на пользу. Половой вопрос не парит. Можно всю энергию сублимировать в искусство, в философию.
- Мой, а давай тебе отрежем яйца?
- Да мне и так неплохо думается, - потянулся котяра, - да и чем ты мне отрежешь-то?
- Да вон, Кабздохом! - заржал Барон, а Кабздох приподнял голову и оскалился. - Яйцы в пасть, щелк, все готово - зеленкой смазать, валерьянкой запить.
- Да че вы хохмите-то?! Вы не догоняете, мя? Меня кастрируют завтра!
- Слушай, - поднял лапу Моисей, - это будет завтра, успокойся. Все твое пока при тебе. Просто вали из дому и все. Но сначала объясни, чё плохого-то в этом? Ну почикают слегка, вон посмотри на Барсика.
Все уставились на Барсика, даже Кабздох повыше поднял голову. Барсик потупился:
- Чего вам?
- Расскажи братве, каково это без, так сказать, яиц? Что изменилось в твоей жизни?
- Идите вы псу под хвост! Я с рождения такой. Нас, породистых, после родов прививают, стерилизуют, паспорт делают...
Барон снова заржал.
- Где твой паспорт теперь-то? Что же ты заграницу не выехал?!
- Слушай, ты! - Кастрированный с детства Барсик поднялся на все четыре лапы. - Я семь лет жил на всем готовом, и не стыжусь этого. Я семь лет ничего не делал: мышей не ловил, по помойкам да деревьям не лазал, за кошками по чердакам не бегал. Я жизни вообще не знал. И то, что я выжил, когда меня на минус двадцать выперли без сухпайка, то, что не сдох без еды и крова, не подкосили мою веру в людей. Моих хозяев обманули! Когда обман вскроется, меня придут и заберут.
Барон отвел глаза и примирительно улегся. Все знали, что хозяева Барсика тут же купили себе другого перса, у того самого умника - знатока породистых кошек. И про существование Барсика уже давно забыли.
- Резюме, - вставил Моисей, - кастрированным жить можно. Можно выжить в суровых условиях и нормально обосноваться в обществе. Наш Барс тому пример.
Барсик тоже плюхнул свою жирную тушу на теплый асфальт, а на высказывание Моисея лишь утвердительно кивнул своей плоской усатой мордой.
- В общем, решай, - Моисей обратился ко мне, - живешь дальше без яйц или тусуешь с нами на улице.
- Ага, а если протупишь, то будешь тусовать с нами на улице без яиц, - схохмил Барон, глянув на распушившегося серым Барсика.
Я был в шоке от друзей. Как все легко и просто.
- Да вы понимаете, я же свихнусь. Я же перестану быть мужчиной и буду никем - существом.
Барсик уныло повернул плоскую морду ко мне.
- С тобой другой разговор, Бар. Но я-то уже не мальчик. Мне пять лет уже. Я и женщин познал, и мартовские драки. А песни по вечерам?! Я не смогу, я умру.
- Тогда решено, вали к нам, на улицу. - Моисей перекатился на спину, подставив солнцу брюхо, в бежевой шерсти которого заиграли солнечные зайчики от зеркала автомобиля. Колян - владелец жигулей, как именовали его во дворе, сел в свой драндулет и пытался его завести.
- И что мне на вашей улице делать? Выживать, как Барсик? Да вы на меня посмотрите?! Я стану, скорее, вторым Полосатым.
Полосатый до этого молча лежал и глотал голодную слюну. Его нычку с тухлой селедкой сегодня утром разорили соседские коты. Полосатый, естественно, поджал хвост и молча ушел. Коты показали ему неприличные жесты и удрали восвояси.
Теперь, когда о нем заговорили, Полосатый лишь поднял голову и застенчиво улыбнулся, мол, не бойся, брат, хуже чем у меня не будет.
Я от безнадеги потерял всякое желание разговаривать. Сел и стал думать. Но мысли не шли дальше хирургических ножниц. Меня свяжут, распнут, прижмут еще для верности грудину рукой. Возьмут острые холодные ножницы и хряк! Я зажмурился. Вроде бы даже заплакал.
- Эй, Кабздох! - вдруг, после долгой паузы, крикнул Моисей. - А ты, случаем, у нас не того?
Пес приподнялся на передних лапах и уставился на нас, не веря своим ушам. Барон снова заржал, но заметно подобрался, чтобы, в случае чего, рвануть.
- Чет я не видел тебя с женщиной ни разу, - пояснил Моисей.
- Ты, чувырло мохнатое, - прохрипел Кабздох и тут же закашлялся.
Все выждали паузу, пока пес прочищал горло.
- Да ты знаешь, сколько мне лет? Больше чем вам всем вместе взятым! Я уже не помню, когда меня в последний раз самка влекла, вообще.
- Ну ясно, значит не кастрированный, ну ладно. - Моисей улегся снова на живот. Кабздох, задетый за живое, приподнялся и сделал два шага к бродягам. Коты заметно напряглись, но псина улеглась поближе, давая понять, что трогать их не будет.
- Вы думаете, что вы домашние любимцы? Ха! Хорошенькая любовь, чик и яйца долой! Вот это я понимаю. А на самом деле они любят мягкие пушистые подушки, у которых есть чуть-чуть характера, чтобы повеселее было. Добрые и глупые, то, что надо. Мой хозяин может и дворник, но не крысняк. Нормальный мужик никогда не даст отрезать яйца другому мужику, особенно лучшему другу.
- Во, - поднял коготь Моисей, - золотые слова!
- Зато он тебя лупит почем зря! - встрял Барон, а Полосатый весь вжался в асфальт, припоминая дворничью метлу, которая мало чью спину обходила стороной. - Алкаш он, этим все сказано.
- А вот это ты зря, кошелка облезлая, - рыкнул Кабздох, - это он самку свою с выводком колотит, когда водки напьется. А со мной он разговаривает. Стоит рядом на карачках и душу изливает, плачет. Говорит, что если бы не я, удавился бы от такой жизни. Вот, какой должен быть хозяин - друг собаки.
- Мда, все ясно с тобой, блохастый, - лишь пробормотал Моисей.
Тут ушки нашей банды повернулись на пронзительный кис-кис. Дурацкая привычка, но ничего не поделаешь, мы же кошки. А от такого "кис-киса" даже Кабздох голову поднял. Все глянули на трех великовозрастных человеческих детишек, стоящих неподалеку, у каждого по бутылке пива в руках, один, что покруче, так вообще с сигаретой. Золотая молодежь, да и только.
Самый младший из них присел на корточки и кискал, обращаясь явно к нам. Уделив ему меньше секунды внимания, мы отвернулись. Только лишь Полосатый поднял свое тощее тельце и сделал нерешительный шаг к людям.
- Слуш, Полосатик, ты бы лег, - сказал Барон.
- Зовут же, - пробормотал тощий и сделал еще шаг, - может чего надо?
Оболтус продолжал подзывать, протягивая к нам пустую руку.
- Полос, огребешь снова, сядь уже!
Но Полосатый уже преодолел половину пути и останавливаться не собирался.
- Мя, ну ведь пнут сейчас, как обычно, - обратился Барон к Моисею, тот лишь развел лапами.
Тощий кот подошел к зовущему, понюхал пальцы, и потерся о них головой. Подросток резко встал и, действительно, пнул кота под дых. Из Полосатого выбился глухой "мявк", и тельце подлетело на метр над землей.
Полосатый поплелся обратно, а мерзкий детеныш снова "закискал". Теперь у него в руке была колбаса. Друзья его весело смеялись.
- Не обращай внимания, иди, ложись!
- Ну так ведь колбаска. Поигрались, сейчас покормят, - робко сказал Полосатый и пошел обратно к людям.
- Пнут под хвост, - заявил Барон. Но тощий пошел снова. Подошел к руке, и не успел нюхнуть даже, как получил увесистый пинок под зад. Теперь уже летел кубарем по пыльной земле палисадника. Ребятня заливалась смехом.
Все кончилось неожиданно. Кабздох вскочил, оскалил ужасную пасть с желтыми зубами, и стал бешено лаять на изуверов. Те перестали гоготать, и подобру-поздорову убрались в соседний двор.
Весь день я тупо провалялся на солнышке. Не было безумного полового загула "напоследок", не было безбашенного порыва залезть на верхотуру и поорать оттуда. Был какой-то помышизм. Так часто бывает, что не веришь в страшное до последней минуты. Вот-вот уже, и сказано тебе и обещано, но нет. Не можешь этого принять и все. Не заведется машина, умрет ветеринар, сломает ногу рыжая тварюга. Но не случится непоправимого, ведь так не бывает. По крайней мере, со мной.
Когда я уже собрался убираться восвояси, к нашей мирной кучке подошла девочка в яркой юбчонке. Села на корточки, так, что ножки в ботиночках исчезли под колокольчиком, и начала нас подзывать.
Моисей многозначительно зевнул. Барон усердно вылизывал себе под хвостом. Мне и Барсику было по барабану до позывных. Ну а Полосатый извиняющимся взглядом окинул нас, встал и осторожно пошел к девочке. Я хотел было что-то сказать, да махнул на все хвостом.
- Лапулечка, котичек, - завела девочка, гладя Полосатого. Ну вот, хоть в чем-то повезло. Вон мамаша идет, сейчас лафа кончится.
Подошла высокая женщина, посмотрела на дочь и на дворового кота. Нет, Полосатый не был облезлым, общипанным или лишайным. Просто у него была короткая гладкая шерсть. А ведь котов любят за пушистость.
- Мама, мама, возьмем котика?!
- Лиза, я тебе куплю другого маленького, будешь его растить, а этот уже большой.
- Не-е-е, я хочу этого.
- Доча, ему будет у нас плохо, он любит на улице жить, - мы разом прыснули, хоть и жаль было Полосатого, но слышать про него такое было откровенно смешно. - У нас ему будет скучно. Давай завтра купим тебе котенка, специального, домашнего.
- Не-е-е, ну мам! Этот добрый, смотри какой! И умный, подошел ко мне сразу. Значит, будет меня слушаться. Давай его возьмем, ну?!
- Ладно, давай поступим так, в четверг вернется папа из командировки, посмотрит твоего котика тоже, и если будет согласен - возьмем.
Девочка запрыгала на месте. Всем стало ясно, папа будет согласен - такая продавит кого угодно.
Полосатый, застенчиво улыбаясь, вернулся на лежбище. Они тихо свернулся калачиком и провожал взглядом свою волшебную фею. Барон, вытянув шею, тоже наблюдал, как девочка радостно вприпрыжку идет за мамой. Новенькие, недавно въехали, вон машина у них какая.
Полосатый молчал и счастливо улыбался. Я даже на какое-то время забыл о своих бедах. Я ушел домой, думая об удаче, которая неожиданно сваливается на хвост.
Следующий день я помню плохо. Утром меня сгребли в переноску. В клинике чем-то укололи и все. Я просыпался вечером, хотел пить, не понимал где я. Кругом было темно, пахло домом. Пошевелиться я не смог, все очень болело. Я не понял, что со мной и погрузился в душный, муторный сон.
В среду я приходил в себя чаще. Попил воды, чего-то поел. Пошевелился и почувствовал адскую боль между задних ног. Я все вспомнил и заплакал. Мое желание шляться по кошкам никуда не делось, вместе с ним я помнил, как здорово орать под окнами и драться с котами. Но теперь во всем этом не было ни толечки смысла.
Я приходил в себя, когда меня брали на руки. Я видел ненавистные рожи своих хозяев. Пашка баюкал меня, напевая что-то про хорошего котика, и про то, как котик не будет больше гадить по углам и гулять на улице. Слышал, что рыжая спрашивала: "Ну, как он там?"
Вечером я смог сделать пару шагов. Было больно, но уже терпимо. Единственно, что ходить не хотелось.
В четверг я проснулся после обеда, обнаружил, что могу сносно ходить и прыгать. Голод переборол апатию, и я жадно слопал корм из миски. Вылакал всю воду. Дома находиться не было сил, всюду мерещились запахи анестезии, бинтов и зеленки.
Я выбрался на балкон, кое-как вспрыгнул на перила. Прошел к соседям: форточка наглухо закрыта, внутри тишина. Прыгнул на парапет и спустился через окно на лестницу. Болело ощутимо, но не сильно. Голова была туманная, эмоций не было вообще. Даже горечь и ненависть чувствовались лишь как тупая боль в затылке, между ушами.
- Та-а-ак, - протянул хмурый Моисей, глядя на меня. - Дело сделано.
Я кивнул и оглянул остальных. Пушась серым, Барсик сидел молча. Злой и серьезный Барон пристально посмотрел на меня. Потом перевел взгляд на Машку. Я тоже обратил внимание, что моя соседка лежит в нашей компании, грея спинку. Она смотрела стеклянными глазами куда-то в сторону. Полосатый лежал поодаль, уткнувшись мордой в лапы. Я почувствовал, что здесь произошло что-то еще более неладное.
- Ну как? - спросил Моисей.
- Фигово, - честно ответил я, - жить не хочется.
- А что тебе хочется? - пристально глядя на меня, спросил Моисей
- Хочу все вернуть. Хочу убить тварей! - Хотя и мало толку в бессильной злобе, но высказать хочется.
Оказалось, за те дни, что я пролежал дома, случилось несчастье. Машкины хозяева вернулись из отпуска. Младшая дочка увидела кровавые ошметки любимого попугайчика, закатила форменную истерику, схватила Машку за шкимот и, не успели родители ахнуть, выкинула кошку в окно. Что за крики были в квартире потом - отдельный разговор. С восьмого этажа Машка приземлилась неудачно и сломала себе обе правые лапы. Травмы оказались очень серьезными, а безногая кошка на улице - труп. Коты подкормили Машку, но у той на второй день начался жар. Видели ее хозяйку с дочкой, те прошли мимо, даже не взглянули на хромую убийцу. Оставалось лишь надеяться, что на Машке, как на кошке, все заживет.
А сейчас компания сидела в ожидании обещанного чуда от девочки в юбочке. Папа приехал утром, и все ждали, кода они с дочкой выйдут на смотрины. Но вот незадача. Полосатый лежал и пускал кровавые пузыри. Выяснилось, что вчера этот тощий человеколюб снова пошел к подзывалам, как обычно "узнать, вдруг че нужно?". На этот раз пинок не прошел для Полосатого даром. Слишком сильно дали ему в живот зимним ботинком на толстой подошве. Что-то лопнуло в кошачьем тельце и через пасть пошла кровь.
Есть Полосатый уже не мог. Вчерашний день он еще побегал, убеждая товарищей, что, мол, ничего, что заживет. Что возьмут его скоро в семью, подлечится, подкормится, все будет полосато! Сегодня кот уже не вставал, лежал, тихо пускал слезы и пузыри. Все ждал, когда придет спасительница и унесет его домой.
Момент истины настал. Из подъезда выскочила девочка. Она радостно верещала и тянула за собой высокого мужчину, который серьезно поглядывал на дочь, но все же улыбался.
- Ну, где же тот прекрасный котик, которого мы возьмем? - спросил папа, заглядывая дочке в глаза.
- Вон тот! В сторонке! Он специально отлег, чтобы мы его быстрее нашли. - Девочка сияла.
Она присела на корточки и позвала: "Кис-кис, котик!". Полосатый поднял усталые глаза на своих спасителей и попытался улыбнуться. Но закашлялся и выплюнул кровавый сгусток. Девочка отпрянула. Мужчина резко поднялся и взял дочь за руку.
- Давай-ка мы завтра сходим на выставку, посмотрим нормальных котиков. Купим тебе хорошего.
Но испуганная девочка уже разрыдалась. Никакого котика она уже не хотела. Парочка ушла. Полосатый, ничего не понимая, смотрел им вслед. Потом клюнул носом кровавую лужу и захрипел.
Повисла тяжелая пауза. Коты хмуро смотрели перед собой и помалкивали. Кабздох, как обычно, лежавший неподалеку, встал и отряхнулся.
- Эх вы! Коты - коты... Гиблые вы животные! - протянул он и ушел.
И тут поднялся Моисей. Его зеленые глаза горели мрачным, неестественным кислотным светом. Он от души рявкнул, так, что я, Барон и Барсик подскочили. Шерсть у нас встала дыбом.
- Мя! Все! Это уже полный крысец! Видит Бог, я долго терпел!!!
Я переглянулся с котами - те тоже ничего не понимали. К чему эта бесполезная ярость?!
- Я наблюдаю за этим давно. Пытаюсь понять ваши поступки. Мне всегда нравилось у вас, я отдыхаю здесь душой и телом. Но то, что эти твари с вам делают... - Моисей, наконец, обратил на нас внимание.
- Слушайте, коты! Моя миска терпения переполнена до краев, теперь мой хвост свободен болтаться, как я захочу! - сибиряк был теперь спокоен, но было некое зловещее безумие в его речи. - Сегодня, как стемнеет, всем быть на пустыре за городом! Все знают, где?
- Но... - начал было Барон, оглядываясь на меня.
- Дело ваше! - сказал Моисей. - Поймете все на месте, или подыхайте, мя, здесь.
Я кивнул на Полосатого.
- О них я сам побеспокоюсь. Выдвигайтесь и расскажите всем, кого увидите.
Смеркалось. Гигантский пустырь погружался во тьму. Только на его окраине ровно светились электрическим светом бесчисленные прямоугольники окон и синеватые уличные фонари. Спальный район отгородился от пустого пространства несколькими рядами гаражей, полосой редкого сухого кустарника и кучками хлама.
Этим вечером на пустыре бурлила жизнь. Тысячи пар мерцающих кошачьих глаз текли в темноте ручейками к центру. Сотни тихих недоуменных разговоров сливались в единый кошачий шум. Оповещенные коты всего города собрались здесь. Перешептывались, смотрели на возвышение в центре пустыря и ждали.
Мы с Бароном протиснулись в самый центр. Барсик встретил каких-то приятелей и остался с ними. Было много знакомых котов и кошек. В основном бродячих, но попадались и домашние приятели. Никто ничего не понимал, всем было очень любопытно, что же затеял Моисей.
Шум и движение на пустыре потихоньку начали беспокоить жителей окраинных домов. Открывались окна, слышались вопрошающие крики соседям. Кто-то громко спросил про милицию, кто-то про живодерню.
Наконец на возвышении появился Моисей. Мы все разом умолкли.
- Приветствую вас! - неожиданно громко грянуло со всех сторон. Я замотал головой. Обычно так звучали люди, говорящие на площади в черные толстые палочки. Но Моисей?!
Толпа пошумела и утихомирилась.
- Первое, что я хочу сказать: "Те из вас, кто любит людей, убирайтесь к мышам крысячим отсюда!"
Кошачье племя снова зашумело. Моисей выдержал паузу, дав нам подумать над его словами. Почти никто не двинулся с места. Я, лично, видел только одного белого пушистого кота, который буркнул: "Психи, мя! Ща живодерка подкатит. Вот шапки подешевеют" - и стал продираться через толпу к городу.
- Я всегда всей душой сопереживал вам. Мне нравилось бывать в вашем мире и жить среди первобытной красоты. Ваши инстинкты живы, ваши умы не замутнены. Вы - настоящие звери. Поэтому пребывание на вашей планете всегда доставляло мне огромное удовольствие.
Я вытаращился на Моисея. Наверное, в этот миг не только я один решил, что кот окончательно сбрендил.
- Но ваши, так называемые, люди... Я не мог смотреть, как они беспощадно и методично истребляют вас. Как превращают прекрасную первобытную расу в домашних питомцев. Как изживают тех, кто хочет жить самостоятельно. Режут вас, мучают и скрещивают, как скот. Выводят ходячие подушки и жуткие гибриды. Сегодня пришло время расплаты! Я получил согласие Межгалактического Совета на истребление людей. Расы бесполезной и бесперспективной. Чье стремительное, бездумное и жестокое развитие ведет их, а вместе и всю экосистему планеты к гибели. Но мой труд дал свои результаты. Бумага подписана и одобрена.
Поднялся кошачий гам. Послышались вяканье и вскрики, мол, Моисей совсем белены объелся. Барон глянул на меня, я же кивнул на возвышение - сибиряк еще не договорил. Мне хотелось верить.
С обратной стороны кучи мусора, на которой ораторствовал Моисей, на общее обозрение поднялась Машка. Я мякнул от удивления. От холки до хвоста над ней шел блестящий металлический позвоночник, хромированные ребра охватывали тело кошки, мягко облегая грудь и живот. Лапы были удобно зажаты внешними косточками, которые явно помогали Машке передвигаться, и, очевидно, во много раз усиливали возможности кошачьих мышц.
На краю пустыря разгоняли ночной мрак фары трех грузовиков санитарной службы и пары патрульных машин. Беззвучно крутились синие огни. Люди с ужасом взирали на скопище животных и не знали, что делать. Столпившаяся шпана размахивала пневматическим оружием и предлагала свою посильную помощь. Обстановка накалялась.
Собравшиеся коты снова замолкли. Теперь стало ясно, что жизнь сделала резкий поворот. Что-то оборвалось и возврата не будет. Потому что Моисей не врал. Потому что слева от него поднялся на горку совсем уже монстр из шевелящегося металла. С огромными инфракрасными прожекторами и навесными многоствольными орудиями. Лишь голова Полосатого, прикрытая темным щитком забрала, торчала из пугающей конструкции размером со взрослого тигра.
- Коты и кошки. Мы еще будем гибнуть и страдать, - громко и четко прозвучал голос Полосатого. - Но с этого момента, мы будем это делать с целью. За нашу свободу! И мы начнем сейчас!
Грянуло. С металлической спины Полосатого сорвались две тонкие, стройные ракеты, и оставляя легкий дымный след, рванулись к городу. Я успел лишь крутануть головой, в попытке проследить их полет. Там, на границе тьмы и городского света, нестерпимо громко рвануло. Дуплетом в унисон. Два больших грузовика, словно картонные, взлетели на уровень крыш пятиэтажек, превращаясь в огненные шары. Искря и плюясь пламенными каплями, они рухнули на асфальт, приводя в ужас людей. Полопались стекла в близстоящих домах. Раздались крики.
Кошачья братия взревела. Кто прижал уши, кто наоборот ощетинился и выгнул спины.
- Братья! - раздался громкий и чистый голос Машки. - Будьте мужественны и сражайтесь! Если сомневаетесь - наблюдайте и думайте. А сейчас нам нужно создать плацдарм, нам нужно с чего-то начать.
На фоне всего это ночного безумия, перед глазами многотысячной кошачьей толпы, за спинами ораторов, из ночного неба на землю опускались гигантские черные монолиты. Шестнадцатиэтажные доминошки "пусто-пусто" своими торцами приземлялись на пустырь, поднимая клубы подсохшей весенней пыли.
- Проходите экспресс-рекрутинг, - грохнул по ушам Моисей, - каждый из вас будет принят, пройдет интенсивный начальный курс обучения и меньше чем через полчаса будет в строю.
В монолитах открылись многочисленные входы. Из темноты тут и там стали появляться сиамские коты в легких матовых доспехах. Они умело, быстро, вежливо и доходчиво начали организовывать толпу.
- Исключительно по вашему желанию, - красивый голос Машки звенел, внушал уверенность и не давал нам испугаться и запаниковать. - Нам нужны все. Бойцы, наземный спецназ, летчики, стратегическое командование, тыловики и медики. Ваши стремления и ваши способности будут выявлены на медосмотре. Первые дни возможна неразбериха и путаница.
Я уже все понял. Я прыжками бежал к приемным пунктам. Над нами еще несколько раз грохнуло, к городу понеслось несколько ракет. Из севших кораблей выползали боевые машины котов. Началась комплектация экипажей. Сиамские выстраивали новобранцев в быстродвижущиеся очереди.
Давно уже потеряв из вида Барона, уже с новой компанией дворовых котов я попал в светлое помещение. Нас разобрали в смотровые кабины сиамские коты в смешных белых халатиках и шапочках. Без лишних слов мне надели обруч с электродами на голову. Уложили спиной в удобный желоб и провели осмотр.
- Совершенно убогая цивилизация, - деловито сказал кото-врач, - только здесь есть карательная медицина. А медицина, молодой человек, - теперь он уже обратился ко мне, - должна лечить, а не калечить! Поди, в спецназ хотите?!
- Очень хочу! - выпалил я на едином дыхании.
- Мда-с, а без тестикул в тактические отряды не берут. Гормоны, батенька. Да, да... Может в штаб? Или хотя бы штурманом на "Броне-Кот"?
Я состроил страдальческую гримасу и отрицательно помотал головой.
- Что же, благородные порывы нельзя сдерживать, - врач обернулся: "Готовьте операционную!"
Последнее, что я слышал, лежа на операционном столе, было: "Медицина должна лечить. Да-да, батенька. Творить чудеса, так сказать..."
Я стоял перед сержантом Мялиным на площадке боевой техники. На ухе у меня была бирка со штрих-кодом. На шее болтался армейский кулон.
- Прошу записать меня в штурмовики, готов работать в интегрированной броне "Прыжок"! - отрапортовал я. Глаза мои горели, кровь кипела.
Сиамским пришельцам уже удалось организовать охрану периметра пустыря. В строй уже вставали боевые машины с экипажами новобранцев. Точка высадки укреплялась. Городские постройки уже горели. На охоту выходили первые отряды карателей, во главе с Полосатым.
Сержант посмотрел мое дело и замялся. Он пристально смотрел на меня, видно собираясь с духом.
- Звери, - сказал он в усы. - Как себя чувствуешь, рядовой Василий?!
Во мне бушевала буря.
- Чувствую себя отлично, товарищ сержант!
- Готов к борьбе? Хвост торчком?!
- Так точно!
Мялин размашисто подписал листок и вручил его мне.
- Держи, сынок! Вторая штурмовая бригада. Выдвигаться немедленно!
- Слушаюсь! - я вырвал листок из его лап.
Люди очухались. Кое-где вспыхивали и тут же гасли очаги сопротивления. Только совсем еще издалека начал слышаться гул вертолетов, предвещая настоящее веселье. А город погружался в огненный хаос. Выли сирены, мигали синие маячки. Тут и там сновали коты в броне. Тяжело прыгали, проходя сквозь стены, боевые машины "Мышатник". Гулко ступали, давя и сокрушая, гигантские "Броне-коты".
Ну что, мои любимые хозяева - котик бежит домой! Я легко прыгал по пылающим крышам. Я злорадно улыбался. Как там говорится?