Каждый день, возвращаясь домой из школы, она шла так медленно, как только могла. Дорога была знакома до мельчайших подробностей, и если бы она закрыла глаза, то, кажется, продолжила бы видеть даже сквозь закрытые веки и эти пучки пожухшей прошлогодней травы, выглянувшей на поверхность после того, как снег почернел под лучами неяркого, но усердного солнца, и стены гаражей с облупившейся краской, и ряды колючей проволоки, отделяющей дорогу от территории ПТУ. По ту сторону валялись огромные катушки, с намотанными на них проводами, ящики, стрела крана лежала на боку, и никто никогда не стремился установить ее ровно.
Она шла, не поднимая головы от дороги, глядя на носки своих стареньких коричневых ботинок, которые ступали в грязь, но даже не задумывалась о том, что пачкает их, и мама, уставшая после работы, снова будет ее ругать и попросит вымыть обувь. Но обувь никто не вымоет ни в этот день, ни в следующий, потому что мама устала, бабушка болеет, а самой Кате все равно.
Она шла и шептала, как заклинание: "Пусть меня ждет дома нечто чудесное! Пожалуйста, пожалуйста!!"
И каждый раз, когда заканчивались гаражи, и дорога выводила ее к открытому участку, она смотрела на окна своей квартиры, полускрытые тоненькими молодыми березами и силилась рассмотреть за стеклом отголоски того чуда, которое непременно, именно сегодня, ждет ее дома. Но окна не хотели намекать, охраняя тайну. И она, вдруг невольно ускоряла шаг, чтобы не упустить это чудо, которое, быть может, не будет ждать ее бесконечно. Чудеса - они такие, только держи!
Катя не знала, чего именно ждет ее. Но это должно было быть что-то, от чего сладкая радость разольется по всему телу, и станет жарко, и не будет хватать воздуха от того восторга, что наполнит ее...
Сначала она думала, что этим чудом должен быть ее папа. Она зайдет в квартиру, и бабушка, нарядная и бодрая, совсем не та, в которую ее превратила болезнь, встретит ее у двери и воскликнет:
- Катюша, ты посмотри, кто приехал!
А папа сидит в это время на диване в комнате, улыбается и кивает. Он скажет: "Поехали со мной на море!" или "Посмотри, вот билеты в цирк!", или "Побежали в кино, чернобровка!" И Катя повиснет у него на шее, счастливая, как тысяча маленьких поросят. Это папино выражение про "тысячу маленьких поросят". Потому что Катя, когда сильно смеется, то хрюкает, а от этого смеется еще сильнее, и еще больше хрюкает...
Но папа так и не приехал. Катя слышала его голос по телефону дважды в год: на свой день рождения, и на Новый год. Но так как день рождения был в середине декабря, а Новый год наступал уже спустя две недели, эти два события в ее сознании объединялись в одно. Тем более, что разговор с папой шел словно по одному сценарию.
- Как дела, доча? - спрашивал он. Катя иногда отвечала на этот вопрос, иногда молчала, папа этого не замечал. Голос его всегда был бодр, свеж и полон энергии. Папа всегда был полон энергии, ему все удавалось. Все его, даже невозможные на первый взгляд желания, сбывались словно по мановению волшебной палочки. Вот хочет папа мотоцикл, и через неделю у него мотоцикл, хочет папа поехать в Швейцарию, и через несколько дней уже там. У него была счастливая жизнь, у папы. Жалко, что он совсем не хотел поделиться этой удачливостью с Катей. Ей бы совсем немножко...
- Как там бабушка? - задавал папа следующий вопрос. Про маму он не спрашивал никогда, но с бабушкой у него всегда были хорошие отношения.
- А что тебе подарить? - спрашивал он напоследок. Обычно, услышав пожелания, он энергично соглашался, прощался, обещал перезвонить в ближайшее время. И никогда не перезванивал. И подарков не присылал.
Постепенно Катя поняла, что папа это не то чудо, которого стоит ждать.
Но ведь в этом мире обязательно должно быть что-то, что заполнит ее сердце тягучей радостью. И это что-то обязательно случится. Постучится к ней в дверь. По-свойски расположится на диване, попивая чай и ожидая ее, Катю. Знать бы еще что это... Кто это...
Она нажала кнопку звонка на двери, ожидая услышать шаркающие шаги бабушки. Бабушка не была еще стара, но была очень и очень больна. И если раньше, Катя еще помнит те времена, бабушка, встречая ее из школы, расспрашивала о том, как прошел день, шутила, поправляла Катины тоненькие хвостики, ставила греть чайник, и пока он закипал, они с внучкой успевали обсудить множество интересных вещей, то сейчас она лишь улыбалась тенью своей бледной улыбки, шелестела чуть слышно:
- Катенька, детка, разогрей себе. Все в холодильнике.
И молча уходила в свою комнату. Ни Катина жизнь, ни ее шутки, ни ее тоненькие хвостики бабушку больше не интересовали.
Вот и сейчас девочка с надеждой вгляделась в бабушкино лицо. Еще две секунды она жила надеждой на то, что нечто чудесное все же случится.
- Катюша, деточка, ты голодная? Пюре в холодильнике. Разогрей себе, - прошептала бабушка. Девочка почувствовала, что она потянулась было к ней, чтобы поцеловать, или обнять, или просто положить сухую тонкую руку на ее плечо, возможно, убрать длинную Катину челку, упавшую на глаза, но рука повисла в воздухе, словно движение забрало у бабушки слишком много сил, так необходимых для того, чтобы просто дышать, чтобы просто пережить этот день.
- Пойду лягу, - сказала она чуть виновато.
Катя не хотела есть. Но не хотела расстраивать бабушку. Поэтому она включила газ, как всегда только с третьего раза, потому что боялась горящих спичек и конфорки, которая отказывалась зажигаться сразу, а фыркала на Катю, как разъяренное живое существо.
- Ну-ну, - уговаривала она ее, зная, что любое живое существо можно задобрить, если разговаривать ласково и спокойно. - Хорошая плиточка, зажигайся, пожалуйста!
Плита сменяла гнев на милость, фыркнула в последний раз, и конфорка загоралась неровным, дрожащим синим пламенем.
Именно таким светом горит Ригель - яркая голубая звезда. Катя недавно прочитала об этом в книге. Во всяком случае, именно так она представляла ее свет и мерцание, и протуберанцы двигались как язычки пламени газовой плиты.
Она еще немного полюбовалась на пламя, потом накрыла его кастрюлькой, в которой было пюре. Добавила немого воды, помешала, и когда вязкая масса, разбавленная водой, нагрелась и принялась пыхать и шипеть, выключила плиту и принялась есть ложкой прямо из кастрюли. Каждый день она заставляла себя съедать по семь ложек чего бы то ни было - пюре, как сегодня, или суп, или рисовую кашу. Семь - хорошее число. Вполне достаточно для того, чтобы наесться. Мама заглянет вечером в кастрюльку и не будет волноваться. Раньше она переживала, что Катя в обед ничего не ест, потому что еда, которую она готовит, не вкусная. Но мама была в этом не виновата. На те деньги, что она зарабатывала, невозможно было приготовить что-то иное. Катя это понимала и не ела вовсе не потому, что привередничала, просто она не хотела есть. Никогда не чувствовала голода. Но мама расстраивалась, и девочка теперь заставляла себя съедать семь ложек.
Пообедав и ощутив после не то, что чувство сытости, но какое-то спокойствие от того, что дело сделано, Катя шла в комнату, которую они делили с мамой. Но пока мама была на работе, она чувствовала себя здесь полноправной хозяйкой. Катя закрывала плотно дверь и читала. Словно ныряла с разбега в воду, она, открыв книгу, исчезала из этого мира и оказывалась в мире другом, простом и понятном. Мире, который подчинялся другим законам, где нить повествования всегда приводила к чему-то, и поэтому неопасно было надеяться и мечтать.
Часто случалось так, что она, присев на минуту, забывала обо всем и, оторвав голову от книги, вдруг обнаруживала, что за окном темно, а она по-прежнему в школьной форме, и спина затекла от того, что Катя вот уже который час сидит скрючившись, уткнувшись носом в страницы.
Бывало и так, что уроки, заданные на следующий день, оставались не сделанными. Часто она даже не раскрывала рюкзака и брала утром в школу те же учебники, что лежали в нем с предыдущего дня. В дневнике двойки тесно соседствовали с пятерками, потому что Катя была умной девочкой, а знания можно было почерпнуть не только из учебников. По большому счету ни пятерки, ни двойки ее не интересовали. Впрочем, так же, как ее маму. На собрания мама никогда не ходила, объясняя это тем, что времени на это нет. На самом деле, Катя знала, в чем заключается сложность: мама расстраивалась и переживала, слыша от учителей характеристики ее дочери. "Она сообразительная, но ленивая девочка", - говорили они: "Если бы она хотя бы иногда делала уроки! Может быть, ее что-то тревожит? Какая у вас обстановка дома?"
Обстановка дома была безрадостная. Бабушка умирала. Мама работала с утра до ночи, получая копейки. Папа... Катя даже не могла вспомнить его лица. Когда папа только ушел, Катя страшно по нему скучала. Ведь папа всегда был таким жизнерадостным и веселым. Жизнь, после его ухода, сразу словно бы выцвела. Катя написала прямо на обоях его имя, используя для этого цветные карандаши и проведя каждую линию, из которых состояли буквы, несколькими разными цветами. Ей казалось, что когда она смотрела на эту надпись, то ей на секунду удавалось вернуть в жизнь немного яркости. Но с течением времени она смотрела на имя папы все реже и реже.
Как можно было объяснить учителям то, чему Катя сама не знала названия. Жизнь ее не была ужасной в прямом смысле этого слова. Ее никто не бил, ее безопасности ничто не угрожало. Ее кормили и одевали. Но жизнь эта была совершенно пустой. В ней чего-то катастрофически не хватало, вот только Катя никак не могла понять чего именно. И без этой необходимой вещи жить было просто невозможно. Но и не жить тоже не получалось.
Окончательно осознав, что и сегодня ждать чуда не стоит, она взяла со стола книгу, раскрытую посередине. Еще вчера книга увлекала ее, но сейчас девочка поняла, что не может прочитать ни строчки. Ее вдруг обуяла страшная злость, почти ненависть к героям книги. А еще зависть. Они, придуманные, были гораздо счастливее ее, настоящей. Они шли вперед, по заранее определенной им дороге. Сражались, любили, боролись и, в конце концов, обретали счастье. Или не обретали... Но в любом случае у них была надежда и цель. А у нее, у Кати, не было ничего.
Она ничком упала на кровать, и раскрытая книга выскользнула из ее руки. Катя смотрела в потолок и в глазах наливались, а потом скатывались из уголков глаз слезы. Было мокро и неприятно от того, что слезы отказывались течь по щекам, а подчиняясь закону тяготения сбегали прямо по уху, а на подушке уже образовалась маленькая лужа.
Девочка подняла руку, чтобы вытереть глаза, но вместо этого положила ее на грудь, туда, где под тканью школьного платья билось сердце. Не так давно, в какой-то газете, Катя видела статью о девочке, которая начитавшись рассказов о индийских йогах решила остановить сердце. Самое интересное, что ей это удалось, и девочка некоторое время видела свое тело со стороны, соединенная с ним лишь чем-то, напоминающим пуповину, свитую из тумана. Потом возникла воронка, пытающаяся затянуть девочку во внутрь. А что было дальше, Катя не помнила. Но очевидно, девочке удалось вернуться, иначе некому было бы рассказать эту историю.
И вот сейчас, чувствуя под рукой легкие толчки, она вдруг вспомнила эту статью и замерла, считая удары. Ей показалось, что сердце бьется все медленней, и между ударами повисает тишина - эта мысль обрадовала ее. Это было совсем не страшно - вот так просто остановить сердце. Это как уснуть...
Ничего, конечно, не вышло. Катя долго еще лежала, ощущая ладонью легкое трепетание, словно у нее в грудной клетке жила маленькая птица.
- Ну, ладно, - прошептала она, сама не понимая, к чему относится это разрешение. "Ну, ладно, живи", - говорит она птице, живущей в клетке. "Ну, ладно, посмотрим", - угрожает она миру, который отказывается ее отпускать. Или "ну, ладно, я сдаюсь?"
И в тот момент Катя вдруг подумала о том, что сама сможет написать книгу. Хотя бы не на бумаге, а в своей голове. Со своими героями, и с самой собой в главной роли. Вот, она вся несчастная лежит на кровати, и "бледные щеки ее покрыты слезами". Так, начало неплохое. Правда, слезами покрыты уши, но в книге об этом можно и умолчать.
Катя вытерла глаза, и даже села, так ее вдохновила эта идея. "И тут появился он!"
И он появился! Он присел на край кровати и улыбнулся ей. Парнишка, по виду старше ее на несколько лет. Кате было двенадцать, а ему все шестнадцать, точно! Он был удивительно синеглазый, а светлые волосы красиво спадали на плечи.
"Бр! - подумала Катя. - Мальчишка с длинными волосами, да и еще и синеглазый. Мне всегда нравились темненькие!"
- Ты же брюнет!- сообщила она ему, почти приказала.
- Не уверен! - сказал парнишка, и улыбнулся еще шире.
"М-м-м, - подумала Катя. - Ну, ладно, будь блондином, если тебе так хочется!"
Одет он был в серебристый костюм из незнакомой материи, отливающей металлическим блеском. Потому что...
- Ты с другой планеты? - воскликнула она, обрадовавшись своей догадке. - Это на тебе космический скафандр!
-Да? - удивился парнишка, подумав, добавил. - Ну, да... Я с другой планеты. И пришел, чтобы позвать тебя с собой. Мне уже давно надо было прийти, прости, что задержался.
Девочку забавляла эта игра, которую она создавала сама своим воображением. И почему она раньше не додумалась до такого? Но каким бы ни было заманчивым предложение отправиться в путешествие с новым другом, она и представить не могла, как дальше развивать сюжет. Не может ведь она на самом деле уйти из дома...
- Тебе и не придется никуда уходить, - уверил ее гость. - Ты будешь и здесь, и там.
Он прикоснулся пальцем к ее лбу, и Катя готова была поручиться, что почти ощутила это прикосновение.
- Это как сон наяву.
- Как если бы я читала книгу? - уточнила Катя, примерно понимая, что имеет в виду парнишка. - В своем воображении?
- Да! - он улыбнулся.
Катя была приятно удивлена тем фактом, как ловко подсознание подсказало ей эту замечательную идею. Чудесно просто! Она почти даже ничего не придумывала, все придумывалось само. Катя писала книгу, и в то же время была ее первым и единственным читателем.
Она сидела на кровати, скрестив ноги, и во все глаза разглядывала своего воображаемого друга. А он смотрел на нее, с каким-то добрым снисхождением, с каким взрослые смотрят на восторженных малышей.
- А зовут тебя?.. - начала она вопрос, специально притормозив в конце, чтобы дать возможность подсознанию придумать ответ.
- Ион, - сказал гость.
Катя задумалась, имя было необычное. Где-то, не так давно, она уже слышала его, может быть, поэтому оно и всплыло сейчас в памяти?
- Ион - это странник в переводе с греческого, да? Ион, - повторила она, словно пробуя имя на вкус. Оно и нравилось ей, и не нравилось одновременно. И немного раздражало, что не успела она хорошенько подумать над таким важным моментом, как имя героя, как герой уже сам себе придумал его. Не успел появиться, как уже своевольничает!
- Странник, - согласился он с предыдущим ее утверждением. - Пойдешь со мной странствовать?
- По просторам космоса? По дальним планетам и звездам? - спросила Катя. На меньшее она не была согласна.
Ион только кивнул и протянул ей руку. Катя коснулась ее и ощутила прохладу, и тепло, и радость, и страх, и голова немного закружилась. И хотя она знала, что на самом деле никуда не идет, а переносится к звездам лишь в своем воображении, но чувство восторга было самое настоящее.
Девочка с ногами забралась на кровать, прислонилась к стене, обхватила колени руками и положила подбородок на скрещенные пальцы.
Катя стояла в кромешной тьме, вцепившись в руку Иона, и силилась рассмотреть хоть что-то.
- Не бойся, - сказал он. - Я рядом. Я всегда буду рядом с тобой.
- Я не боюсь, - отважно сказала она, и это на самом деле было так. - Но где мы?
Ответ пришел сам собой - постепенно глаза привыкали к темноте, и Катя увидела, что стоит в большой круглой комнате. Пол слегка пружинил под ногами. Такое же точно чувство возникало на спортивных площадках с резиновым покрытием. Ион прикоснулся к стене, и та вдруг озарилась неярким светом - словно зажглись одновременно тысячи крошечных лампочек. Они делали темноту приятной и совсем не страшной. Катя не сразу поняла, что Ион включил экран-иллюминатор, а она смотрит сейчас на звезды. И казалось, что между ней и ими нет никакой преграды - протяни руку, и в ладони окажется крошечный колючий комочек, который будет слегка щипать кожу, роняя искры, словно бенгальский огонь в новогоднюю ночь. Тот тоже шипит, ругается, а стоит подставить ладонь, и понимаешь, что уколы его ласковые и совсем не опасные.
Рука натолкнулась на стену, но Катя, однако, не расстроилась.
- Мы в космосе!- сказала она. Ей начинала нравиться эта история.
Потолок вдруг засветился ярким светом, который затушил мягкое сияние звезд, но зато позволил рассмотреть комнату, в которой они находились. Ничего примечательного Катя не увидела - комната, как комната. Круглая, с белыми стенами. Пустая. Но долго любоваться на белые панели, которыми она была обшита, ей не пришлось. Одна из панелей отъехала в сторону, и в каюту заглянул человек, одетый в синюю форму.
- А, вот ты где! На смотровой площадке! - обратился он к Иону, нисколько не удивившись тому факту, что тот не один.
- Как тебе звезды? - спросил он у девочки. - Красота?
- Красота, - оторопела она.
- Что-то случилось? - уточнил Ион.
- Нет, ничего... Только...
Он замялся, отводя взгляд. Видно было, что он не хочет говорить.
- Мне жаль, что я тебя нашел, - сказал он, выглядев при этом виноватым. - И теперь тебе придется идти на процесс. По сути, слово миротворца ничего не значит, и на вердикт никак не повлияет. Присяжные все уже решили... А тебе лишний груз на сердце.
- Да говори уже! Не тяни! - оборвал Ион тираду, которая обещала быть бесконечной.
- Все ждут только тебя! - сказал посланник.
- Так веди, - вздохнул Ион. И снова взял Катю за руку, увлекая за собой. Они шли быстро, но Катя старалась рассмотреть все-все.
Она вертела во все стороны головой, с растрепавшимися косичками, но успела понять только то, что корабль, если это корабль, огромен, но напоминает больше государственное учреждение. Мимо деловито сновали люди в синей форме, как у их провожатого, двери-панели то и дело отъезжали в стороны, на секунду приоткрывая взору девочки других людей, сидящих у мониторов. Как-то скучно для космического корабля.
- Это станция, - сказал Ион, словно сумел прочитать ее мысли. - Поверь, не везде в космосе так скучно, как здесь.
Он посмотрел на нее, улыбнулся ободряюще.
- Я должен закончить дела, а уже потом я покажу тебе что-нибудь по-настоящему интересное.
Провожатый нетерпеливо обернулся, хотя и промолчал, но ясно было, что он не одобряет посторонние разговоры, в то время, когда они так опаздывают.
- Ш-ш-ш, - сказала Катя Иону, а он улыбнулся еще лучезарнее, так, словно это была самая удачная шутка, которую он слышал. И Катя расцвела в ответ на его улыбку.
Они спускались по лестницам, поднимались по лестницам, и бесконечные километры коридоров напоминали лабиринт. Но даже этот путь закончился, хотя девочка была бы рада идти вечность рядом со своим новым другом, просто молчать и просто держать его за руку. И просто чувствовать себя нужной кому-то.
Они очутились у двустворчатых деревянных дверей, высоких и крепких.
"Неужели настоящее дерево? - удивилась Катя, разглядывая узоры.
Провожатый вдруг склонился перед Ионом, прижимая руку ладонью к тому месту, где располагалось сердце.
- Входите, Светлейший. Ни одна дверь не может быть закрыта перед вами, - произнес он ритуальную фразу. Во всяком случае, иначе как определенным ритуалом эту пафосную речь и объяснить было нельзя.
Ион положил руку на его плечо.
- Благодарю, - просто сказал он.
И не понятно было, продолжает он странный ритуал, или искренне признателен провожатому за его помощь.
Потом он наклонился к Кате.
- Я пойду к трибуне. Но тебе туда нельзя. Выбери себе место и жди меня. Ничего не бойся, я сам тебя найду после того, как все закончится.
Он выпустил ее руку и, положив обе ладони на створки двери, толкнул их. Створки неожиданно легко распахнулись вовнутрь, открывая взгляду огромный зал, заполненный людьми. Люди сидели на скамейках, стоящих полукругом вокруг возвышения. Катя увидела на возвышении кресло, в котором восседал высокий и худой человек в черной мантии. Увидела там же ряд кресел, в которых расположилось несколько человек. Глаза их закрывали черные повязки, но они повернули головы на шум открывающейся двери. Люди, сидящие на скамейках и стоящие в проходах обернулись.
- Миротворец... Миротворец... - шепотом понеслось по рядам. Люди сторонились, пропуская Иона вперед, а он, слегка наклонив голову, стараясь не смотреть ни на кого, медленно пошел к возвышению.
Катя скромно притулилась у стены, смотрела на его неестественно прямую спину и ничего больше не замечала вокруг.
Высокий человек вдруг встал и поклонился ему.
- Приветствую тебя, Светлейший.
Ион тоже поклонился в ответ, медленно поднялся по ступеням и встал лицом к залу.
- Присяжные вынесли вердикт. Подсудимый признан виновным. Вы готовы засвидетельствовать его вину, Светлейший?
- Да, - ответил Ион, и голос его показался Кате печальным.
Она вспомнила фразу провожатого о том, что слово миротворца по сути ничего не значит. Но зачем ему тогда было приходить? Традиция такая? Что здесь вообще происходит? Это суд?
Потерявшись в вопросах, она немного рассеянно смотрела на возвышение, пропустив тот момент, когда рядом с Ионом появился человек в просторной темной одежде. Одежда укрывала его тело целиком, спрятав руки, ноги, оставив непокрытой лишь голову. Голова эта стриженная казалось маленькой, и словно принадлежала ребенку, но спустя мгновение Катя поняла, что это не так. Голова принадлежала не ребенку, но еще юному пареньку. Он вертел ей растерянно, смотрел по сторонам, пытаясь уловить взгляды людей, окружающих его. Кате показалось, что смотрит он с робкой надеждой, надеясь увидеть лицо того, кто поддержит его. Он и на Катином лице на секунду остановил взгляд, но девочка сделал вид, что рассматривает свои ладони. Подсудимый! Возможно, убийца. Еще не хватало, чтобы он на нее смотрел! Пусть смотрит на кого-нибудь другого!
- Подсудимый, вы слышите меня? - обратился к нему человек в черной мантии.
- Да, судья! - послушно откликнулся тот.
- Подойдите к Светлейшему и дайте ему посмотреть на себя.
Подсудимый, суетливо, путаясь в длинной одежде, сделал два шага к Иону, стоявшему все так же невозмутимо и прямо. Видно было, что он не знает, как лучше встать. Тогда Ион положил ему руки на плечи, останавливая и успокаивая его.
- Ты знаешь, в чем тебя обвиняют? - спросил он, сразу переходя к делу.
- Да, - тот кивнул несколько раз стриженой головой. - Да, Светлейший. В страшном преступлении! Они уверены, что это я убил...
- Неважно! - остановил его Ион, но хоть голос был мягким, но подсудимый сразу же подчинился.
- Скажи мне только одно: ты совершил это преступление?
Подсудимый, еще не осужденный, еще не потерявший надежду, пока последнее слово не будет сказано, хотя в глазах судьи, присяжных и всех людей, находящихся в зале он уже был признан преступником, вдруг затрясся, а из его глаз потекли слезы.
- Стой прямо и отвечай, - тихо сказал Ион, не снимая руки с его плеч.
- Светлейший! Я не виновен! - воскликнул он, и столько отчаянья было в этом крике, что зал вздохнул в едином порыве.
"Все преступники так говорят!" - мысленно фыркнула Катя, разом вспомнив все книги и все фильмы, в которых рассказывали о преступлениях. Все происходящее расстраивало и пугало ее. Хотелось уйти. Она бы и ушла, если бы не Ион. Не могла она так просто его бросить.
Ион повернулся к судье.
- Этот человек невиновен, - сказал он.
- Спасибо, Светлейший, - ответил судья, и Катя вдруг увидела перед собой уставшего, пожилого человека, который даже, казалось, испуган немного. - Спасибо за вашу помощь. Если будет подана апелляция, суд обязательно учтет вашу точку зрения.
Катя опять вспомнила странную фразу о том, что слово миротворца никак не сможет повлиять на вердикт. Ей было так жаль Иона, который вынужден был принимать участие во всем этом. Она следила за тем, как медленно спускается он с возвышения, как напряжены его плечи, как он смотрит себе под ноги, не замечая никого. Еще Катя слышала, как судья крикнул: "Стража!". Видела, как два человека в алых плащах, поднимаются на площадку, едва не сталкиваясь с Ионом. Видела, как они направляются к осужденному, да, уже осужденному, и Катя замечает в их руках продолговатые предметы, которые они направляют на парнишку со смешной стриженой головой, и как тот падает на колени. И отчаянье написано на его некрасивом бледном лице.
- Стойте! - вдруг закричала она. Закричала и удивилась, зачем она это делает, и что будет говорить теперь, когда все замерли, а потом удивленно посмотрели на нее.
- Стойте, - тихонько повторила она. - Вы что, правда, собираетесь его убить?
Она указала на стражников.
- Что ты, дитя! - судья улыбнулся ей, она и не рассчитывала на такое дружелюбие. - Мы лишь уведем его. Не волнуйся.
Катя, приободренная этим дружелюбием, вдруг выпалила, не успев даже удивиться собственной смелости:
- Светлейший сказал, что он не виновен! Отпустите его!
Теперь уже взгляды всех, находящихся здесь, в этом зале, были прикованы к ней, странной девочке, разговаривающей так дерзко.
- Дитя, - сказал человек в черном плаще и вдруг замолчал.
Он о чем-то глубоко задумался, соединив кончики пальцев.
И молчал несколько минут. Зал замер, наблюдая за ним. Происходило что-то непонятное, невероятное, и десятки глаз следили сейчас за лицом судьи. Какое решение он принимает? Лишь присяжные, лица которых были скрыты повязками, тихо переговаривались друг с другом, пытаясь понять, чем вызвана наступившая тишина.
Катя смотрела на Иона, не зная, не навредила ли она ему своим необдуманным поступком. Но он не смотрел на нее. Он вернулся и встал рядом с судьей.
Судья расцепил ладони и поднялся на ноги.
- Светлейший, - обратился он к Иону. - Вы утверждаете, что этот человек невиновен?
Ион кивнул. Потом, посчитав, что кивка головы может быть недостаточно, четко произнес:
- Да. Я так считаю.
- И вы можете за него поручиться?
- Да. Могу.
Катя испуганно зажала рот, осознавая, что сейчас происходит что-то важное. А всему виной она. Глупая девочка, надо было молчать!
- Хорошо. Раз так... Готовы ли вы взять его под свою опеку и очистить его имя перед законом?
- Да, - сказал Ион.
"Он только и делает сегодня, что соглашается", - недовольно подумала Катя. Ей совсем не понравилось предложение судьи взять на поруки преступника. Она уже и забыла о том, что сама заварила эту кашу.
- В таком случае - забирай! - судья махнул рукой. И в жесте этом была усталость, но и облегчение.
Из зала они вышли втроем. Ион чуть впереди, задумчивый и молчаливый. Катя вприпрыжку за ним, пытаясь не отставать. Она шла и старалась не оборачиваться. Потому что шаг в шаг за Ионом следовал осужденный. Или он вновь теперь подсудимый? Не понятно.
Но любопытство было сильнее, и она все же нет-нет, а смотрела мельком на лицо парнишки. Никогда еще она не видела таких выражений на лицах. Может быть, у тех, кто тонул, но был спасен в последний момент именно такие лица, кто знает.
- Меня зовут Константин, - тихо сказал он.
Ион не ответил, лишь кивнул головой, не сбавляя шага.
- А куда мы теперь? - робко поинтересовалась Катя.
- Уже пришли, - ответил Ион, сворачивая в ближайшую арку.
За аркой располагался ангар. Космические катера и шатлы стояли, удерживаемые на месте гравитационным полем. Охранник на входе (Кате он напомнил охранника на обычной парковке), отложил планшет и посмотрел на Иона и его спутников.
- Я знаю, вы поручились за него. Смотрел местную трансляцию... Но все же... Будьте осторожнее!
Константин наклонил голову, глядя исподлобья. Ион же ничего не ответил на это, даже не кивнул, просто развернулся и пошел вперед. Катя за ним, расстроенная немного от того, что друг, казалось, совершенно про нее забыл. Подсудимый поплелся следом, как привязанный.
Катер, который принадлежал Иону, девочке понравился. Обтекаемой формы, чуть приплюснутый с боков, серебряный с синим, отчего-то он напомнил ей благородством форм, хотя прямого сходства не было, альбатроса, готового развернуть крылья.
- Красавец! - выдохнула она восхищенно.
- Выдали, - сообщил Ион, так, словно стеснялся его. - Миротворческий шатл АЛР - 30.
Он достал из кармана металлическую коробочку, которая тут же издала пикающий звук и удивленная Катя поняла, что он снял шатл с сигнализации, словно тот был машиной, ожидающей на стоянке.
Снизу открылся люк, на пол ангара опустилась раздвижная лестница. И Ион, следом за ним Константин, все так же смотрящий под ноги, а потом Катя, поднялись на борт шатла.
Внутри было тесновато, конечно, но довольно уютно. Каюта - рубка, и каюта - гостиная, так их для себя отметила девочка, вот и все помещения. В гостиной по окружности стены располагался диван, широкий, удобный на вид, но больше ничего не было. И не успела Катя удивиться этой спартанской обстановке, как Ион положил руку на панель, быстро прошелся по ней пальцами, словно набирая код, и гостиная приняла жилой вид. Сквозь стены проступили узоры, имитирующие обои, пол разъехался, поднимая на поверхность столик, маленькую кухню, шкафчики белого цвета.
- Садитесь, - сказал Ион. - Хотите перекусить? Выпить кофе?
Константин присел на край дивана, Катя на противоположном от него конце.
- Кофе я не пью, - хмуро сказала она. - Лимонад есть?
Ион улыбнулся на эти слова и темное облако, которое, казалось, все это время сгущалось над их головами, рассеялось.
- Ну-ну, не грусти, - сказал он. - Все наладится!
Катя кивнула, тут же поверив, что все непременно будет хорошо.
Спустя какое-то время она получила бумажный стаканчик с холодным лимонадом, ярко зеленым, на вкус совершенно необычным, душистым и сладким. И почувствовала, что жизнь уже стала налаживаться.
Константину Ион вручил бокал кофе, сел рядом, ожидая, пока тот сделает несколько глотков. Парнишка не поднимал глаз, понимая, что как только он закончит пить, надо будет начать разговор, а разговор этот обещает быть непростым. И не факт, что миротворец поверит ему, когда узнает все подробности. Он, конечно, поручился за него... И обещал очистить имя. Но ведь всем известно, миротворцы никогда не изучают дела, прежде чем давать показания. Они лишь верят, или не верят... Ион поверил ему. Но не передумает ли, когда будет знать все?
- Я готов, - сказал парнишка, возвращая Иону бокал, где еще плескался темный, терпко пахнущий напиток. Чувствовалось, он очень любит кофе, и в любое другое время допил бы до конца, но сейчас он ощущал, как с каждой секундой тепла и уюта тает его решительность. Надо было рассказать сейчас. Пока еще не до конца расплавился внутри ком льда, и если он будет с позором изгнан, то не умрет от отчаянья, потому что внутри было так холодно, что больно уже не будет.
- Меня обвиняют в убийстве, - сказал Константин. - Я с планеты Римм. Слышали? Такая маленькая планета, сельскохозяйственная. По большей части пустыня, но кое-где климат позволяет выращивать голубянки. Знаете, да? Такие грибы. Деликатес, говорят. Как-то смотрел передачу по ТВ. В ресторанах - самое дорогое блюдо. И редкое. А у нас этих грибов есть - не есть. Собственно, кроме них почти и нечего есть-то. Вся еда привозная бешеных денег стоит. Родители покупали иногда, по выходным больше. Хоть голубянки где-то дорогущим деликатесом считаются, но мы их за гроши сбывали. И в рационе в основном только они и были. Ну, овощи еще кое-какие, нами же выращенные. Но на Римме плохо овощи приживаются. Климат тяжелый. Половину года очень сухой, половину влажный... Но это не важно, да? О чем это я?.. А! Городок у нас маленький. В основном все живут на фермах, что Аркихед окружают, и туда мы не часто ездим. Раз в неделю. Закупаемся по мелочи. Иногда нас с братом, когда еще маленькие были, родители в кафе водили. Потом подросли, стали в кино ходить, в клуб на танцы. Но это редко бывало. Дел на ферме много очень. Но как раз приближался влажный сезон, орошать почву и воздух, чтобы грибы лучше росли, уже не надо было так часто. Влажный сезон - время немного расслабится. И родители обещали, что будут отпускать нас чаще. Тем более, что Рик уже совсем взрослый стал, надо было, чтобы он себе невесту подыскал, в дом привел. Лишние руки в хозяйстве не помешают. А там, глядишь, и я себе жену искать начну...
Ион слушал терпеливо, не перебивая. Хотя Катя уже запуталась и не совсем понимала, к чему все эти лишние подробности. Кружит вокруг да около, а к делу так и не подобрался.
- В тот день... В тот ужасный день, Рик как раз пришел к нам домой с девушкой. Я не знаю, где он с ней познакомился. Хотя обычно он ничего от меня не скрывает, но тут, получается, выбирался в город без меня. Ведь больше познакомится негде. Вокруг нашей фермы на многие километры ни души. С соседями мы хорошо знакомы, и Вероника, так ее звали, точно не с их фермы была. Иногда соседи работников из города нанимают, да и мы тоже. Это когда сбор урожая идет. Но до этого еще далеко было. Значит, как я сейчас думаю, Рик, когда за запчастями для оросителей ездил, где-то с ней и познакомился. Все остальное время он на глазах был.
Вероника была симпатичная девчонка. Я бы с ней тоже познакомился, если бы первый повстречал. Такая бойкая, веселая. Очень живая. Немного пухленькая, но как по мне, то это даже и украшает девушку. Маме она тоже понравилась. На стол накрыли, посидели, посмеялись. Настроение у всех было отличное просто. Я подумал, что свадьба не за горами, точно. Очень уж хорошо у них шло. Вероника сначала собиралась домой поехать вечером, но до города больше часа добираться, а за разговорами и не заметили, как на улице завечерело. Мама уговорила Веронику остаться, сказала, что комната для гостей все равно пустует, а утром этот бездельник (тут мама взъерошила Рику волосы), отвезет ее в город. И Вероника согласилась... Зря... Но кто же мог знать...
Константин замолчал, глядя в одну точку. Катя, которая давно уже покинула дальний угол дивана и подсела поближе, увидела, как дрожат его руки, сжимающие одна другую. Ион тоже заметил это и положил ладонь на его плечо, ободряя.
- Ну же, - сказал он.
- Я ушел спать раньше, когда они еще на кухне сидели. Слушал какое-то время их голоса, и хотя слов было не разобрать, но по интонациям было понятно, что им весело. Такой был хороший вечер! А утром я проснулся от шума дождя за окном. Сезон у нас, хотя и называется влажным, и дожди часто идут в это время, но все больше моросят тихонько день и ночь. А так, чтобы ливень - редко бывает. В то же утро вода лилась так, что даже сквозь открытое окно в комнату натекло немного. Было душно, но я закрыл окно, потому что сильно тянуло сыростью, и даже вся комната успела этим сырым запахом пропитаться. Я вышел на кухню, думая, что мама уже встала и готовит завтрак - она всегда вставала очень рано. Но не в этот раз. На столе стояли остатки ужина, в раковине лежала посуда. Пришлось загружать посудомойку. Пока я все убрал, пока вскипятил чайник, прошло около получаса, наверное. Честно признаюсь, что специально гремел посудой, чтобы кто-нибудь проснулся и составил мне компанию. Но все спали без задних ног. Наверное, поздно вчера улеглись, да еще и дождь этот. В дождь всегда сильнее спать хочется... Я позавтракал в полном одиночестве, а потом решил, что Рика я точно могу поднять. Нечего разлеживаться ему. Набрал в стакан воды холодной и пошел в его комнату. Хотел ему эту воду на голову вылить... Не подумайте ничего, мы частенько друг над другом так подшучивали... А когда я в комнату вошел... Кстати, те осколки от стакана на пороге комнаты были единственным доказательством моей невиновности. Мол, не мог хладнокровный убийца так разнервничаться, что стакан из его рук вырвался и разбился, а он босыми ногами по осколкам прошелся, когда в комнату вбегал... Но потом обвинитель доказал, что это я все подстроил, чтобы хоть как-то следы замести. Потому что на многие километры вокруг ни души, и не кому больше было это сделать. И жертвы до последней секунды не сопротивлялись. Потому что не думали, что им опасность грозит... Вот такие неопровержимые доказательства... Мой брат лежал на полу. Сразу было понятно, что произошло что-то ужасное. Все вокруг было в крови...
Константин набрал в грудь воздуха и заговорил вдруг очень быстро, стараясь проговорить самое страшное на одном дыхании, до следующего вздоха.
- Он казался странно плоским. Потом только понятно стало почему - внутри он был пуст, внутренности все, и даже ребра - ничего не было... А пока я только разрезанный живот...
- Стой! - сказал Ион, сжимая ему плечо. - Остановись на секунду!
Он повернулся к Кате.
- Девочка моя, выйди, пожалуйста, на несколько минут. Все остальное тебе слушать совсем не нужно.
Катя и сама хотела сказать то же самое. Ион остановил рассказ за секунду до того, как она зажала уши. Мятый стаканчик из-под лимонада вывалился из ее руки и лежал на полу. А она даже не помнила, как выронила его.
Девочка вышла из каюты и обнаружила себя, сидящей на кровати, в комнате. В своей комнате. За окном было совсем темно, и в комнате было темно, потому что она забыла включить свет, так и сидела в потемках и даже не заметила этого. Вот это она размечталась! Хотя история, созданная ее воображением, неожиданно стала принимать зловещий оборот.
Девочка включила свет, посмотрела на часы. Нет, было еще совсем не так поздно, около семи вечера. Мама с работы еще не вернулась, но она никогда и не возвращалась раньше девяти. Уроки делать не хотелось совершенно, и Катя поняла, что завтра, как и многие дни до этого, придет в школу с невыполненными заданиями. Угрызения совести по этому поводу не мучили ее ни одной секунды. Хуже уже все равно не будет.
Катя проведала бабушку. Та лежала в своей комнате на кровати и дремала, дышала так тихо, что девочка подошла совсем близко, чтобы увидеть, как поднимается ее грудь. Она накрыла бабушку тонким пледом. Она очень хотела бы помочь ей, но не представляла как, и пока могла только так проявить свою заботу.
- Спи, спи, - прошептала она.
Потом села рядом в кресло, включила торшер, свет которого делал комнату уютной и безопасной, оперла подбородок на кулак и погрузилась в выдуманный ей мир.
Когда она вернулась Ион и Константин уже говорили о другом, она зашла на середине фразы.
- ... смыл все следы, если они были, - говорил Константин. - Ни одного свидетеля того, что на нашу ферму кто-то приходил, или приезжал ночью. В доме только мои отпечатки пальцев. А следы... В основном мои из-за порезанных ступней. Я метался из комнату в комнату и даже если бы что-то было, я все затоптал...
- Ясно, - сказал Ион.
Константин сжался, не решаясь посмотреть на что-то, кроме своих сложенных на коленях рук.
- Вот и все... Убийство моей семьи, и девушки моего брата приписывают мне. Никаких вариантов. Больше просто было некому... Чтобы я не говорил, мне не верят...
- Я верю тебе, - сказал Ион.
И фраза эта была сказана так просто, что Кате сразу было понятно, он действительно верит. Хотя все доказательства против Константина. И тот ожил, встрепенулся, впервые поднял голову и посмотрел ему в глаза.
- Спасибо! - сказал он.
А Катя ничего не говорила. Она не знала, верить ли. Ион, наверное, слишком добрый и доверчивый. Вот будь она на месте преступника, то разве не ухватилась бы за этот единственный шанс - обмануть, войти в доверие, а потом... Если он действительно безжалостный убийца, то у доверчивого Иона могут быть большие неприятности. Константин уже убил четверых. Что его остановит, если он захочет избавиться от пятого? И Катя решила, что будет присматривать за этим типом.
Ион, словно почувствовав, о чем она думает, притянул ее к себе и чмокнул в макушку.
- Не хмурься, моя девочка! Все будет хорошо!
- Ага! - мрачно подтвердила она. - Обязательно! И что планируем делать?
- Как что? Летим на Римм! Если где-то и можно найти ответы на вопросы, то только там! Кстати, Константин, а как-то иначе тебя можно называть? Не так официально?
Парнишка, чье лицо до этого разговора напоминало застывшую маску, оживало на глазах. Кате он даже на какую-то секунду показался вполне симпатичным, но она сердито прогнала эту мысль.
- Дома меня звали Тин, - ответил он и улыбнулся, показывая щербинку между передними зубами, а на покрасневших щеках очень ярко выступили мелкие веснушки. Улыбка казалась совершенно искренней.
"У! Убийца!" - гневно подумала Катя. Но злилась не столько на Тина, сколько на себя. Она, оказывается, тоже почти поддалась его обаянию. Нельзя, нельзя терять бдительность!
- Меня Ион. А эту маленькую злючку - колючку Катя. Что же, я очень рад, что мы познакомились. Летим к Римму!
Планета встретила их мелким дождем. Шатл приземлился в городском порту, и Катя, выйдя наружу вслед за Ионом и Тином, чуть не задохнулась от духоты и влажности, обрушившейся на нее. Ей показалось, что мельчайшие капли проникают сквозь кожу, наполняют легкие вместе с каждым вдохом. Но спустя несколько секунд ей стало легче, хотя она еще долго удивлялась тому, как люди способны выживать в этом ужасном климате.
Город - скопление серых зданий, вылепленных из песчаника, был уныл и пуст. В порту, на выходе, им пришлось миновать пост полиции, и полицейский, дежуривший сегодня, подскочил, едва увидев Тина.
- Что ты здесь делаешь? - крикнул он. - Да как ты?..
Но договорить не успел, потому что Ион во время подоспел и сунул ему в руку карточку с предписанием суда. Только теперь полицейский разглядел и его.
- Приветствую, Светлейший, - хмуро выдавил он. - Ну, если только под вашу ответственность... Но не советую вам разгуливать по городу. Не все жители станут выслушивать объяснения прежде, чем вытащить из кармана нож... Хм... В общем, не все здесь обрадуются возвращению Тина.
- Я понял. Спасибо за предупреждение, - Ион произнес эту фразу, слегка улыбаясь. - Надеюсь, не будет считаться преступлением, если мы перекусим в городе, прежде чем уедем на ферму? Яда нам не подсыплют?
Полицейский, чья фраза про нож действительно прозвучала угрожающе, смутился.
- Давайте я вам провожатого вызову. Он и в кафе приличное вас отведет, и подбросит потом до фермы. Боюсь, иначе вам пешком придется идти. Не найдется желающих помогать. Даже не смотря на то, что он под вашей ответственностью, Светлейший.
Он вызвал по рации своего напарника, поручив ему прибывших. Тот отвел их в кафе, где они неплохо, вполне сытно перекусили, а Катя впервые попробовала голубянки, которые напомнили ей по вкусу лисичек, но с более выраженным грибным вкусом. К тому же они действительно были голубого цвета. Редкие посетители кафе бросали на Тина красноречивые взгляды, перешептывались, но подходить не решались.
Позже патрульный катер на воздушной подушке доставил их к границе фермы Тина.
- Дальше сами. Здесь недалеко идти.
- А то я не знаю, - пробормотал Тин, выгружаясь из катера.
Полицейский уехал, и они остались одни. Стояли на сером песке, глядя на серые выщербленные каменные гряды. Дальше начинались ряды укрытые материалом, когда-то темным, а теперь сделавшийся серым, как все вокруг - ветер, солнце и влага сделали свое дело. Сквозь материал торчали синие шляпки грибов.
Тин смотрел на место, где он родился и вырос со странным выражением лица. Наверное, ему казалось диким, что жизнь его разрушена, а грибы растут как ни в чем не бывало. Только вот больше никто никогда не соберет урожай.
- Пошлите, - сказал он и указал рукой куда-то вперед. И Катя поняла, то, что она приняла за серые камни, на самом деле является приземистыми, одноэтажными круглыми строениями. Вокруг самого большого купола из песчаника стояли несколько маленьких.
Вовнутрь центрального, который оказалось не запертым, только вход был оклеен лентой с гербом местной полиции, так что никто не решился бы переступить эту черту, они не стали входить. Тин постоял рядом, не прикасаясь к ленте руками, а лишь вытянул шею, как страус, пытаясь заглянуть в комнаты.
- Страшно там, - прошептал он. - Не могу зайти.
- И не надо, - поддержал его Ион. - Сейчас не время. Еще где-то можно разместиться?
- Да, - Тин кивнул. - Отдельно стоит гараж. Отец там себе сделал мастерскую и иногда возился подолгу с механизмами, пытался усовершенствовать наши оросители. Мама понимала, что на самом деле ему надо побыть одному. Поэтому в гараже отцу сделали отдельную комнатку. Там и плита стоит, на случай, если он захотел бы перекусить, не возвращаясь домой.
- Хорошо, - согласился Ион. - Отведи нас туда.
В гараже - в одном из маленьких серых куполов, было темно. Окна здесь представляли собой круглые дыры под самым потолком. Пахло сыростью и грибами. В центре стояли станки, укрытые тканью. Тут же стояли ящики с инструментами, а прямо на полу лежали обрывки проволоки, металлические детали и мятые листы со схемами.
У противоположной стены стоял диван с продавленным сиденьем, вытертый на подлокотниках, но заботливо укрытый тонким покрывалом. На деревянном столике стоял графин с водой, теперь пустой. Справа от дивана Катя разглядела что-то вроде импровизированной кухни: прямо на маленьком холодильнике располагалась плита, работающая от газовых баллонов. Сами баллоны лежали тут же, в коробке. Она бегло насчитала пять, должно надолго хватить. Хотя девочка и надеялась, что они не будут задерживаться здесь.
На полу лежал покрытый песком и маслеными пятнами коврик.
Тин хлопнул в ладони и под потолком зажегся свет. Потом заглянул в холодильник, наморщил нос. Катя из-за его спины увидела, что внутри на полке сиротливо стоят три бутылки с водой, а в миске лежат остатки еды. Темно-синий оттенок чего-то, лежащего в миске, навел на мысль о том, что это те же грибы, просто потемневшие и испортившиеся.
- Ну, мы ведь всегда можем набрать грибов на плантации, чтобы перекусить, - преувеличенно бодро высказался Тин. - Плита есть - пожарим!
- Ага, - сказала Катя и посмотрела на Иона.
Тот холодильником не заинтересовался, а увлеченно копался в коробке с деталями. Заметив на себе взгляд, он обернулся, улыбнулся смущенно.
- Вот смотрю, - сообщил он, как будто никто и без этого не понял, чем он занимается.
- Смотри, конечно. Но там ничего интересного - старый хлам.
Тин подошел, присел рядом на корточки и запустил руку в коробку. Вытащил пластмассовый кругляш, напоминающий пуговицу, со свисающими наподобие ниток проводами.
- Хотя, в последнее время, - продолжал он, разглядывая свою находку, - отец намекал нам, что вот-вот сделает какое-то изобретение. Значительное. Сколько я себя помню, отец всегда находился на грани значительного изобретения, но так ничего, кажется, и не изобрел...
Ион достал со дна коробки что-то, напоминающее ограненный драгоценный камень, светящийся изнутри насыщенным зеленым цветом. Камень был довольно большой и тяжело лег в ладонь.
- Ого, а это что? - воскликнула Катя, которая до этого момента содержимым коробки не интересовалась. Но тут глаза ее загорелись, и нос стал остреньким от любопытства.
- Не знаю, - пожал плечами Тин.
- И я не знаю, - сказал Ион, задумчиво разглядывая камень, лежащий на его ладони.
- А отдайте его мне! - предложила Катя. Ей казалось это вполне разумным, ведь камень больше уже никому не понадобится!