2 сентября 1661 года Ньер, первый дежурный камер-лакей его величества короля Людовика XIV, как обычно, проснулся в королевской спальне в восемь часов утра. Он торопливо оделся, причесался и разбудил спавшего короля.
Тотчас же двери королевской спальни Тюильрийского дворца, в то время бывшего королевской резиденцией, отворились, и вошли лейб-медик короля Фагон, первый лейб-хирург и кормилица, которая, к слову сказать, никогда не могла заменить Людовику матери. Она подошла к нему и поцеловала в лоб, а врачи, тем временем, сняли с короля рубашку, обтерли его вспотевшее за ночь тело и надели новую. Эта церемония длилась не менее четверти часа.
Затем вызвали обер-камергера короля Креки. Вошел камергер, а с ним лица, имеющие право большого входа. Креки церемонно поклонился и подал королю чашу со святой водой, которая, по обыкновению, стояла у изголовья. Некоторые из пришедших подошли к Людовику и сообщили ему свежие новости, другие пришли с прошениями.
Креки поставил чашу на место и подал королю молитвенник. Для придворных это служило "сигналом к отступлению": тотчас они удалились в кабинет совета, оставив короля одного в спальне. Через некоторое время звонок серебряного колокольчика возвестил о том, что король кончил молитву и зовет всех обратно.
Маркиз де Монгла, королевский гардеробмейстер, подал королю халат.
Теперь в спальню вошли те, кто имел грамоты на свободный вход или право второго входа, затем слуги, впереди которых шел первый личный слуга короля Шамаранд, и только потом знатные лица. После этого вошли все остальные.
Король сам обулся и оделся. Сегодня был день бритья, чередовавшийся через день. Двое слуг держали перед королем зеркало, двое других брили его. Все это время Людовик говорил об охоте. Как и все Бурбоны, он был страстным охотником.
Потом король молился в алькове. Священнослужители - главный духовник короля Куален, священник Байи, курфюрст-архиепископ Кельнский, епископ Нуайонский и другие - преклонили колени. Остальные остались стоять. У колонны балдахина стоял маркиз де Мопертюи, командир отряда мушкетеров.
На этом утренние церемонии кончились, и король прошел в свой кабинет.
В описываемый исторический период Людовик XIV фактически еще только вступал в славную эпоху своего царствования. Чтобы точнее определить его возраст, скажу, что через два дня, то есть 4 сентября, ему должно было исполниться двадцать три года. Людовик был прирожденным королем. Его лицо, осанка, манеры - все дышало благородством и сознанием собственной власти. Ненавидеть своих первых министров и править самому - таково было его правило; впрочем, он замечал, что постоянно нарушает последнюю его часть. Ему нравилось, когда перед ним все преклонялись и все ему льстили. Вообще, с помощью лести от него можно было добиться многого. Также, чтобы заслужить его милость, нужно было постоянно пребывать при дворе, блистать там своей роскошью и безрассудно играть в карты. Благодаря этому, Людовик XIV добился обнищания дворянства и полной его зависимости от себя. Сам же он тратил огромные суммы на всевозможные празднества.
Людовик был человеком с менее чем посредственным умом, но способным без труда совершенствоваться. Он извлек большую пользу из того, что его окружало общество замечательных людей, гораздо более умных, чем он сам. Ко всему этому, он обладал феноменальной памятью, которая, к сожалению, стала его недостатком. Когда он вспоминал о каком-то человеке, которого видел много лет назад, но уже не помнил, по какому именно поводу, король, обыкновенно, считал этот повод отрицательным, и такого человека ждала только немилость.
Словом, по оценке герцога де Сен-Симона, мемуариста той эпохи, "то был государь, которому нельзя отказать во многих достоинствах и даже величии, но следует признать, что преобладали в нем мелочные и дурные страсти, среди коих невозможно различить, какие присущи ему от природы, а какие благоприобретены".
В кабинете короля уже ждали все имеющие право на вход туда. Надо сказать, что придворных здесь собралось довольно много, ибо это право имели обладатели очень многих должностей. И каждому Людовик дал распоряжения на этот день. Затем все вышли.
Король направился в апартаменты графини Суассонской.
Олимпия Манчини, графиня де Суассон была племянницей кардинала Мазарини и, как обер-гофмейстерина королевы Марии-Терезии, жены Людовика XIV с 1660 года, жила в Париже, во дворце Тюильри. Благодаря наследству, полученному от дяди, равно как и собственному уму, ее апартаменты стали центром самого изысканного общества, там собирались самые замечательные мужчины и женщины. Именно там король и приобрел свои учтивые галантные манеры.
Общество было уже в сборе. Король вошел, кланяясь перед дамами и удостаивая благосклонными взглядами кавалеров.
Он был одет в роскошный красный камзол. В помещении он шляпы не носил; голову его покрывал только парик, который он не снимал даже на ночь.
Короля сразу же окружила толпа придворных. Каждый не упускал случая высказать свой комплимент.
Затем толпа рассеялась, разделившись на группы собеседников, каждая из которой стояла отдельно, чтобы не быть услышанной другой.
Общество было самое разнообразное. Здесь были герцог Буйонский, маркиз де Сент-Эрем, маркиз де Круасси, фрейлины королевы: Юмьер, герцогиня де Ришелье, маркиза де Ножан; были здесь также маркиза де Тианж, маркиз де Мопертюи, вдова Скаррон, известный маркиз де Данжо, граф де Гиш, всевозможные Конде, Конти; были такие государственные деятели как Кольбер, Лувуа, отец его Мишель Летелье, Куртен, Генего; литературные деятели: Мольер, Лафонтен, Пелисон, Конрар, Лоре, Корнель, Скюдери, Таллеман... - одним словом, кого там только не было!
А не было там суперинтенданта финансов и государственного министра. Эти должности занимал в то время Николо Фуке, который был покровителем всего выдающегося в области литературы и искусства. К слову, Фуке очень подходил к собравшемуся здесь обществу и большинство дворян относились к нему дружески. Однако в данное время суперинтендант финансов находился в Нанте.
Арман де Граммон, граф де Гиш, двадцатитрехлетний галантный кавалер, известный своими похождениями и женившийся впоследствии на Маргарите-Луизе де Бетюн, графине де Люд, оживленно разговаривал с группой своих друзей, когда его подозвала к себе герцогиня де Ришелье.
Анна Дуссар де Фор де Вижеан, герцогиня де Ришелье, жена Армана-Жана де Виньеро дю Плесси, герцога де Ришелье, известного также под именем герцога де Фронзака, была одной из фрейлин королевы.
Когда они дошли до угла комнаты, где никто не мог их слышать, герцогиня остановилась.
- Чем могу быть вам полезен, сударыня? - вежливо осведомился граф де Гиш.
- У меня к вам просьба весьма деликатного характера.
- Я готов ее выполнить.
- Но ведь вы еще даже не узнали, в чем она состоит.
- Я внимательно слушаю вас.
- Понимаете... мой муж - человек очень скупой.
- Я передам ему, - улыбнулся граф.
- Нет, не надо, прошу вас. Это не комплимент.
- Но, быть может, он просто бережлив?
- Не важно... В наше время это, скорее, недостаток.
Герцогиня сделала паузу.
- Мне бы хотелось приобрести у ювелиров бриллиантовый браслет, но я не располагаю средствами...
Граф понял ее с полуслова, во всяком случае так ему показалось.
- Понимаю. Не волнуйтесь, герцогиня, я подарю вам этот браслет.
Герцогиня покраснела.
- Нет, граф. Я не приму от вас подарка. Я хотела попросить вас одолжить мне деньги, которые я верну вам по частям.
- Если сумма, которая вам требуется, не превышает моего состояния, то я с радостью одолжу ее вам. А где же живут эти ювелиры?
- Улица Феру.
- Знаю, кажется знаю. Я там заказывал отшлифовать рубин. Я сегодня же схожу туда, сударыня, так как это мне по пути.
- Я была бы вам очень признательна, граф.
- Всегда рад сослужить вам службу. Если я вам и впредь понадоблюсь, дайте мне знать.
- Благодарю вас, граф.
И, сделав легкий реверанс, она удалилась, оставив де Гиша одного размышлять об их беседе. Впрочем, граф, не долго думая, вернулся к друзьям, которые сразу же засыпали его вопросами.
Жан-Батист Кольбер был, можно сказать, "завещан" Людовику XIV кардиналом Мазарини, когда последний уже лежал на смертном одре. Кольбер был человеком незнатным, но умным, или, точнее, хитрым, а главное, очень хорошо справлявшимся со своей должностью. Было ему сорок два года.
Кольбер отошел в сторону от группы дворян, окружавших короля, и тут же лицом к лицу столкнулся с государственным секретарем военного ведомства Лувуа. Франсуа-Мишель Летелье, маркиз де Лувуа был двадцатилетним молодым человеком, страшно ненавидевшим Кольбера. Благодаря тому, что он делал то, чего не делал Кольбер, и не делал того, что тот делал, государство получало от Лувуа столько же вреда, сколько от Кольбера пользы. Скорее всего, он в глубине души завидовал Кольберу.
Лувуа, не без иронии, поклонился. То же самое сделал и Кольбер.
- Здравствуйте, милейший господин Кольбер.
- Давно не виделись, милейший господин де Лувуа.
- Как поживают ваши финансы?..
Лувуа сделал паузу. Кольбер подыскивал подходящий ответ.
- ...В кармане милейшего господина Фуке, - продолжал Лувуа.
- Что вы хотите этим сказать, маркиз?
- О, вы прекрасно это знаете. Я хочу сказать, что всеми финансами распоряжается суперинтендант финансов, и что вы оказываетесь интендантом только той ничтожной части финансов, которая находится в казне, тогда как личное состояние господина Фуке намного превышает ее.
- Тут я с вами частично согласен.
- В чем же вы не согласны.
- В том, что деньги господина Фуке целиком его личные.
- А чьи же они тогда? Может быть, ваши?
- Не мои, а государственные. И когда-нибудь я это докажу.
- Не хотите ли вы сказать, что Фуке казнокрад?
- Нет, потому что вы все равно не поверите.
- Ну, милейший господин Кольбер, это уж слишком!
- Ничуть. Повторяю: большинство денег Фуке государственные и, когда я докажу это, его будет ждать опала.
- Готов биться об заклад, что во всем вами сказанном нет и доли правды.
- Ну что ж, предлагаю вам пари. Ставлю миллион ливров, что я добьюсь опалы Фуке.
- Отлично! Ставлю миллион ливров, что вам это не удастся.
- Превосходно, но условимся о времени.
- Я бы дал вам месяц сроку, но, боюсь, вы не согласитесь.
- Почему же? Согласен.
Уверенность Кольбера поколебала Лувуа. Он внимательно посмотрел на интенданта финансов. Кольбер, угадав его мысли, улыбнулся.
- Ставки сделаны, любезнейший маркиз.
И, повернувшись, он пошел прочь, оставив Лувуа в изумлении и замешательстве.
II
Тайна Людовика XIV
Без пяти минут первого часа пополудни король покинул апартаменты графини де Суассон и направился к себе в спальню, где он обычно обедал.
По пути любой придворный мог обратиться к королю с прошением, на что тот обычно отвечал: "Я посмотрю", а сам передавал дело министрам.
Одним из таких просителей, к Людовику XIV подошел Кольбер.
- Ваше величество, осмелюсь просить вас об аудиенции.
- Я выслушаю вас сразу после обеда, - кратко ответил король. Впрочем, он всегда говорил кратко, и это было одним из его достоинств.
Кольбер поклонился. Людовик продолжал свой путь.
Король обедал за квадратным столом. Обед состоял из нескольких блюд и фруктов. Когда стол был накрыт, вошли главные придворные и значительные лица, после чего маркиз де Креки объявил: "Кушать подано".
Во время обеда маркиз прислуживал королю, а все вошедшие стояли вокруг стола.
Обед был прерван Шамарандом, королевским слугой. Он доложил о прибытии герцога Орлеанского, младшего брата короля.
Герцог вошел, поздоровался и встал около Людовика XIV, чтобы подавать ему салфетку.
- Не желаете ли сесть, Филипп?
Герцог поклонился королю, что означало его согласие.
- Принесите стул его высочеству, - приказал Людовик Шамаранду.
Шамаранд принес стул и поставил его за спиной герцога. Согласно этикету, герцог не сел сразу, ожидая особого на то позволения.
- Садитесь же, брат, - сказал, наконец, король.
Герцог вновь поклонился и сел как раз напротив короля, то есть спиной к кабинету. Обер-камергер стал прислуживать и герцогу, так же как и королю, и герцог учтиво принимал его службу.
Во время обеда король разговаривал с братом, а после обеда последний, встав из-за стола, подал ему салфетку.
Обед был закончен, и король ушел в свой кабинет.
Вошел Кольбер. Он был явно чем-то обеспокоен, хоть и пытался это скрыть. В руках интендант финансов держал свой министерский портфель. Кольбер поклонился.
- Говорите, сударь, - обратился к нему король.
- Меня привело дело государственной важности. У меня с собой документы, которые, я не сомневаюсь, будут представлять для вашего величества определенный интерес.
Он опять поклонился, затем открыл портфель и достал из него какие-то бумаги. Кольбер сделал шаг к столу и положил их перед королем. Людовик XIV внимательно принялся за их изучение. Кольбер встал в стороне и молча ждал, глядя какое впечатление произведут на короля эти документы. С первых же строк глаза короля оживились.
- Гм, это о господине Фуке.
Кольбер поклонился.
- Так, очень любопытно... А вот и подлинник... Ого! Двадцать миллионов ливров... Так, это все не то... А, вот... это интересно...
Когда король кончил читать, он внимательно посмотрел на Кольбера. Тот, не выдержав пристального взгляда, отвел глаза в сторону.
- Все это очень странно и подозрительно, - наконец произнес король.
Кольбер молчал.
- Что же вы можете посоветовать?
- Исходя из этих документов, господин Фуке должен быть арестован.
- Я всегда старался решать вопросы по справедливости.
- И вам всегда это удавалось.
Король улыбнулся.
- Заметьте, что наиболее существенная часть документов - копии.
Кольбер побледнел.
- Заметьте также, что подлинники не представляют особенного интереса и двусмысленны.
Холодный пот выступил на лбу Кольбера.
- И наконец, я прихожу к выводу, что документов недостаточно для обвинений. Их достаточно лишь для подозрений.
Дрожь пробежала по спине Кольбера.
- Значит, эти документы не представляют интереса? - спросил он, стараясь говорить как можно более спокойно.
- Я этого не говорил. Просто к ним не хватает какой-нибудь бумаги, которая доказывала бы правдивость содержания копий, либо нужен какой-нибудь существенный подлинник.
- Это ваше окончательное решение, ваше величество?
- Да.
Кольбер поклонился и подошел к столу с намереньем собрать бумаги.
- Оставьте их, - приказал король.
Кольбер опять поклонился и направился к двери. На выходе король остановил его:
- Кольбер, займитесь этим делом.
- Не волнуйтесь, ваше величество.
И он вышел.
"Кажется, я все-таки избавлюсь от этого Фуке!" - подумал Людовик XIV.
"Кажется, я проиграю свой миллион!" - подумал Кольбер.
К четырем часам король отправился в Сен-Жермен охотится. Загнав оленя, он к вечеру уставший вернулся в Тюильри.
Он засел в кабинете и стал ласкать свою любимую охотничью собаку.
За его спиной послышался шум. Дверцы шкафа открылись, и в кабинет вошел начальник тайной полиции Кондор де Корбюфф.
Лишь много позднее старший сын министра Лувуа, начальник швейцарской гвардии, маркиз де Куртанво наткнется во дворце на тайных шпионов короля. Не зная, по чьему приказу они расставлены, он разгласит свое открытие и сразу же перестанет занимать вышеупомянутую должность. А до тех пор тайная полиция короля будет оставаться тайной.
- Какие новости? - не оборачиваясь, спросил король.
- Перехвачено письмо. Вот копия.
И Корбюфф подал королю письмо, следующего содержания:
"Королевскому казначею Клоду Генего.
Сударь,
обстоятельства требуют вашего присутствия. Ждем вас в три часа ночи".
- Письмо не подписано, - сказал король. - К тому же его ждут ночью. Ясно, что только заговорщики не подписывают письма и что дела государства ночью не решаются. Это заговор. Надо принять меры.
- Жду ваших распоряжений.
Король достал чистый лист бумаги и написал:
"Приказываю начальнику охраны никого не впускать и не выпускать из дворца в ночь со второго на третье сентября сего года".
И подписался. Затем Людовик XIV обратился к начальнику тайной полиции:
- Сударь, передайте это начальнику охраны и не переставайте меня информировать.
Корбюфф поклонился и скрылся так же таинственно, как и появился.
III
Двойник
Кольбер явился в свои апартаменты в четверть третьего в самом скверном расположении духа. Он сел, вернее упал, в кресло и стал обдумывать свое незавидное положение. Через полчаса бесплодных размышлений он позвал слугу:
- Оливье!
Явился слуга. Ему было лет двадцать. Оливье был черноволосый, черноглазый и, к тому же, на редкость хитрый и находчивый малый. Обычно у него был несколько жуликоватый вид.
- Вы меня звали, сударь?
- Да. Слушай, Оливье...
- Слушаю, сударь.
- Не перебивай!
Кольбер нервничал. Оливье пожал плечами.
- Так вот, сегодня я поспорил с Лувуа, что добьюсь опалы Фуке.
Оливье сочувственно посмотрел на Кольбера. Было видно, что он притворяется. Кольбер, казалось, не заметил этого взгляда.
- Мне нужно, чтоб ты за ним следил.
- Вы отсылаете меня в Нант?
- Нет, следил не за Фуке, а за Лувуа.
- Ясно. Дерево напротив окон в его апартаменты будет моим наблюдательным пунктом.
- Отличная идея! Ступай.
Оливье сразу же принялся за дело. Он спустился в сад и залез на дерево, откуда его взору открывались все апартаменты Лувуа.
Лувуа, подобно Кольберу, сидел в кресле и тоже о чем-то думал. Наконец он позвонил в колокольчик. Вошел слуга.
Оливье чуть не свалился с дерева: ему вдруг показалось, что стекло окна оказалось зеркалом или, быть может, чем иным, только в слуге Лувуа он увидел точную свою копию.
В голове Оливье сразу же созрел план.
Тем временем, слуга выполнил приказания Лувуа, и тот отпустил его, дав монету. Слуга вышел из дворца.
Оливье слез с дерева и последовал за ним, не упуская его из виду и в то же время стараясь не быть замеченным.
Чтобы никто не обнаружил сходство, которое обнаружил он, Оливье приклеил себе усы и бороду, которые обыкновенно носил с собой в кармане в числе прочих предметов, которые всегда могли ему зачем-нибудь понадобиться.
Так, следуя за слугой, Оливье оказался возле трактира на улице Феру, куда и вошел вслед за ним. Точнее же будет сказать, что это был не трактир, а гостиница.
Оливье сел за тот же стол, что и слуга и сказал:
- Сегодня я богат. Плачу за двоих.
Слуге это явно понравилось. Оливье заказал обед на двоих и шесть бутылок анжуйского. Пока он ел куропатку, слуга осушил две бутылки вина и заел их колбасой.
Оливье, тем временем, внимательно изучал его. Внешность слуги, как уже говорилось, ничем не отличалась от внешности самого Оливье. Что же касается внутренних его качеств, то здесь все обстояло совершенно иначе. Прежде всего, Оливье выяснил, что слуга был глуп. Также было очевидно, что он корыстолюбец. Ко всему тому, слуга оказался еще и болтлив, так как сразу заговорил без умолку.
- С каких это пор вы разбогатели?
- Недавно.
- Как это произошло?
- Случайно. У моего хозяина попросили в долг десять луидоров, а он был зол на того человека и закричал, что лучше отдаст эти деньги первому встречному. Мой хозяин человек слова, и всегда выполняет сказанное, даже сказанное необдуманно.
- А вы тут при чем?
- Я тут в роли первого встречного.
- И он дал вам десять луидоров?
- Да.
- А как зовут вашего щедрого хозяина?
Оливье назвал первое попавшееся имя, откуда-то им вычитанное. Слуга оказался человеком непросвещенным и доверчивым, и потому поверил.
- За здоровье вашего хозяина! - сказал он, осушая третью бутылку.
- Позвольте поинтересоваться в свою очередь... я вижу, что вы тоже состоите у кого-то на службе. Как имя вашего хозяина?
- Франсуа.
- Нет, полное.
- Франсуа-Мишель Летелье, маркиз де Лувуа.
- Если я не ошибаюсь, так зовут военного министра его величества.
- Совершенно верно... Погодите, я вам еще не рассказывал об его споре! - сказал вдруг слуга.
- С кем?
- С Кольбером.
- Кто это?
- Вы не знаете Кольбера?
- Нет... а это, случайно, не интендант финансов?
- Он самый. Ох, и придворный же из него, надо сказать! Хуже моего хозяина. А, впрочем, за его здоровье, и чтоб хозяин не обиделся, за его тоже!
- Мне кажется, вы говорили о каком-то споре, - напомнил Оливье.
- Каком споре? - слуга на глазах терял ясность мыслей.
- Вашего хозяина с Кольбером.
- Какого хозяина Кольбера?.. - невнятно пробормотал слуга, затем вздрогнул и, немного взбодрившись, продолжал: - Ах да! Так вот, мой хозяин поспорил с Кольбером по поводу Фуке... За его здоровье, кстати!.. Вы знаете Фуке?
- Нет, а вы?
- Это Кольбер моего личного хозяина...
Слуга закрыл глаза и сидел, покачиваясь как китайский болванчик.
- Я вас не совсем понял, - сказал Оливье.
Слуга приоткрыл глаз и пробормотал:
- Не совсем понял, совсем не понял...
Тут взгляд его упал на последнюю бутылку. Сделав над собой усилие, он осушил ее и тут же свалился со стула, захрапев на всю гостиницу.
Оливье встал, подошел к хозяину гостиницы и дал ему кошелек.
- Моему приятелю у вас очень понравилось. Перенесите его, пожалуйста, в свободную комнату на ночь. Здесь плата за все. Прощайте, возможно я еще зайду.
И он вышел из гостиницы. Отклеив усы и бороду, Оливье тихо сказал сам себе:
- Теперь я буду слугой Лувуа. Может, у него платят больше, чем у Кольбера!
Он пришел в Тюильри и расположился в комнате, где жили слуги Лувуа. В это время там никого не было. Очевидно, вся прислуга была занята.
Вдруг зазвонил колокольчик. Оливье насторожился. Опять звонок и крик "Жак!"
- Глупец! - прошептал Оливье. - Ты забыл спросить его имя. Теперь гадай, Жак ты или нет.
Набравшись мужества, Оливье пошел на зов.
- Ты уже вернулся, Жан? - удивился Лувуа, увидев Оливье. - Но на сей раз ты ослышался. Я звал Жака.
Оливье почувствовал облегчение.
- Значит, я свободен?
- Нет, постой, у меня и для тебя найдется поручение.
Он достал из письменного стола лист бумаги и принялся писать. Оливье, глядя через плечо Лувуа, прочел:
"Суперинтенданту финансов, господину Никола Фуке.
Сударь,
мне известно, что вам угрожает опасность. Ваши враги намерены обвинить вас в некоторых злоупотреблениях и добиться вашей опалы. Примите все возможные меры безопасности. Это нужно лично для вас.
Конечно, вы можете не поверить, но благоразумнее послушаться доброго совета, тем более, когда вам дает его ваш искренний
друг".
Оливье нахмурился: письмо не содержало абсолютно ничего интересного.
Лувуа вложил письмо в конверт и запечатал его печатью без герба.
- Жан, даю вам час на приготовления. Вы поедете в Нант и передадите это письмо господину Фуке лично. Ступайте.
Оливье взял письмо, поклонился и вышел, явно озабоченный.
IV
Шансы Кольбера повышаются. Ошибка
Однако столь ничтожное затруднение не могло поколебать такого находчивого малого, как Оливье. Он быстро принял решение и, выйдя из дворца, направился в гостиницу на улице Феру. Стоит ли упоминать, что по пути он вновь загримировался, наклеив усы и бороду.
Войдя в гостиницу, он, прежде всего, спросил ее хозяина, где находится его приятель, и тот проводил его до нужной комнаты на втором этаже.
Подойдя к двери, Оливье услышал долгий тяжелый храп. Хозяин гостиницы открыл дверь и оставил Оливье ключи от комнаты.
В центре комнаты стоял стол, вокруг него - три стула, у стены - шкаф, а в углу - кровать, на которой лежал сам источник храпа. Оливье положил на стол выданные ему Лувуа письмо и кошелек на дорожные расходы, убедившись перед тем, что адрес Фуке на конверте был указан, а адрес Лувуа - нет. Потом он прислонился спиной к стене и предался размышлениям, так как план его на том и заканчивался.
Надо заметить, что Оливье был страшно везучий человек, и часто доля его везения перепадала Кольберу.
Он оторвался от своих раздумий, услышав чей-то голос. За стеной разговаривали. Оливье прислушался.
Собеседников было двое. Первый голос, судя по всему, принадлежал человеку уже зрелого возраста и, к тому же, привыкшему повелевать. Второй - молодому человеку, занимавшему, по-видимому, более низкое общественное положение.