она говорит вевеве даже идти с тобой рядом по улице не хочу стыддно говорит отвратительное капризное вевеве не разберешь, на ее горячее подернутое золотистой пыльцой загара плечо садится муха, я ловлю муху двумя пальцами и сую себе в рот, прижимая живую языком к нёбу, чувствую как копошится и быстро мокнет, ничего неприятного, не знаю что вообще осталось еще неприятного, только нравится как у регины от омерзения кривятся губы, черта с два мы на улице, лысеющая пламенеющая осенью лиственная посадка ослепительно тонет в ярком латунном закате вокруг здесь когдато был парк а теперь только мы, она отодвигается дальше по щербатой мраморной скамейке скаля аккуратные острые зубы так что вздернутый нос морщится а глаза щурятся и резкие темные брови сходятся хоть и не видно под играющей на ветру рваной челкой, в мои обязанности не входит убийство насекомых я только опасаюсь не зашибить бы добычу штангой и таинственно улыбаюсь здесь главное не повторить трюк с вороной и сыром потому что у мухи сегодня другое предназначение, а отодвинувшись она очень удружила, с расстояния людей удобнее хватать за челюсть, я ловлю регину за лохматую пепельную голову и пальцами разжав ей зубы целую взасос это очень странно что впервые, регина мне не чета и отбивается нечеловечески, но я все-таки успеваю передать ей мой скромный крылатый подарочек языком рот в рот, а дальше совсем неважно, она отплевывается откашливается отблевывается и пиздит меня кулаками и ногами знакомо кричит что я пидар и зачем-то заливисто смеется, я и сам смеюсь, мне смешно, со скамейки падать небольно, там опавшие рыжие листья, она пинает меня в бок ботинком со всей дури, но мне все равно небольно, только руд потом будет тыкать пальцами в синяки, кричать что я пидар, смеяться и спрашивать откуда у тебя этот шрам, а в голове расстроился весь ебаный клокпанк с шестеренками, там теперь чего только нет, кроме мух, она надо мной склоняется сквозь пронизывающие воздух пыльные столпы света, небольно потому что слишком холодно, хотя погода всего только ветреная, в рубашке и не дрожу, а холодно потому
что его здесь нет продолжает майор сквозь смех лежа на спине в ворохе ржавых каштановых листьев, регина переступает через него одной ногой, наклоняется и плюет сверху в лицо, но плевок сносит ветром куда-то в сторону, что совсем ее не устраивает, даже на пидарскую челку не попало, она больше злится до румянца на скандинавских скулах, хочет попробовать еще, но райдер перестает смеяться только лыбится хищно на поллица и не вставая лезет рукой под штанину ее кожаных бриджей, леденит пальцами до середины бедра, так что приходится отскочить на метр и изобретать оскорбления с этой позиции, между делом сообщив что занятие это не дворянское тратить слюни на каких-то заезжих чахоточных трансвеститов с альтернативным развитием, а райдер в ответ снова покатывается с мелодичного девичьего смеху эпилептически выгибаясь в спине и шурша листьями, регина уверяется что последнее протекшее на ее глазах кровавое побоище все-таки лишило майора последних крупиц рассудка и машет рукой объявляет перемирие, этой же рукой отирает подбородок от дворянских слюней и беззаботно размазывает их по черной коже штанов. все еще сражаясь с пароксизмальным хохотом он поднимается, вяло отряхивается, а она садится и отворачивается, по-мужски перекинув ноги через скамейку, хватка у него холодная, как у утопленника, столь же мертвецки цепкая, несмотря на видимое отсутствие особой физической силы, так что черта с два что-нибудь из этих пальцев отберешь если только их не переломаешь, и место на бедре куда они пришлись по-прежнему неестественно холодное как ожог или следы проклятия из японских ужастиков, регина достает из пачки сигарету, но прикурить не от чего, остается исподлобья следить за тем как он шатко переступает через скамейку и садится перед ней на колени, чтобы смотреть в лицо, ждать пока последние оставшиеся условные рефлексы не сподвигнут его подать ей огоньку и зомбированным полутоном перечислять все те вещи которые бесили ее с самого начала, глядеть страшно, руки застрявшие у груди как у ебаных богомолов, как у кавайных няшек, как сраное эмо, ноги тощие, рожа блядская, пластика развинченная паршивая неживая мертвецкая, трус трус трус you goddamnpussyfaggot, понты наркомания гомосексуализм, эти комплименты избиты и не изысканны томно радуется майор, а она продолжает говорить что мало всего прочего еще и сабочку себе привел дебильную кровожадную шумную злобную эмосабочку да еще и мужского пола, заебал, у меня нет сабочки, радуется майор, твоя блядская сабочка жрет сырое мясо и все ломает, настаивает регина, ты моя сабочка, решает майор, подавшись вперед целует ее властно и неожиданно,
пройдемся немного, нет, а вот теперь больно, потому что она толкает меня на бортик пересохшего фонтана через который я падаю ударившись спиной и затылком о бетонное дно почему боженька не подложил под меня еще немного прекрасных осенних листьев на этот случай их совсем здесь нет кататься по полу неудобно, почему боженька не подложил под меня одеяло гранату запасной парашют почему боженька под меня не подложил, регина очень упорна в желании оказаться сверху, может быть я тоже хочу там оказаться, сбрасывают друг друга вниз, слюней во рту так много что они стекают по подбородку, а те места на ней которые я уже целовал от них блестят, лицо шея левая грудь, сиськи маленькие и круглые, типично для таких блондинок, бледных бультерьерно жилистых и сильных, reminds me of the one in school when i was cuttin' ха, мне жарко в хуй, а в груди лед, наверно я умер, может быть и не хочу, пусть играется чужими игрушками, это не поможет, она совсем меня не целует, только лапает и разглядывает, когда я перестаю сопротивляться и роняю инициативу из рук, кроме стоящего хуя им не нужна больше никакая инициатива, весь дьявольский генный набор у них так доминантен, регину тоже заводит когда я play dead позволяя ей раскладывать меня как захочется, а чуть позже снова нужно будет сопротивляться, вот, теперь целует, мелко и сухо от ключиц между ребрами, намечая патологоанатому пунктирную линию, с зубами по подвздошному гребню, кто-то в кислотном доме, кто-то в кукольном, выражение такое, от лижущего бетонного холода со спины начинает трясти, когда она стаскивает с меня джинсы, но я не шелохнусь в ебучем кукольном доме, пока ктонибудь из нас не кончит, она прибирает мой член к рукам и опускает на него свой розовый рот лолиты тонкий и жесткий рот злого человека, сосет размашисто, жадно и остервенело, будто наказывает, я не вижу ни ее глаз ни оттопыривающейся под головкой щеки, горячей и скользкой, гляжу только в беспорядок светлых прядей на макушку вверх-вниз если глаза закрою то спутаю, она крепко сжимает пальцы, мешая мне кончить, и дразнится наждачным языком, стелется и обжигается, я не люблю такую давящую терпкую боль давлюсь слюнями до кашля и слез,
она сбрасывает темп, когда ганс закашливается, ей не нравится, что от кашля на его белоснежном животе в ее поле зрения сильнее прорисовывается пресс. регина ослабляет хватку и поворачивает голову, уставляясь накалившимся взором ему в лицо, ей нравится, что майор отводит глаза к закатно-карминовым небесам, едва различимым сквозь густо сплетенное кружево древних крон, дышит часто и громко, обдирает о бетон ладони, едва заметно подается крестцом вверх, подавляя желание выгнуться, и раз за разом мокро облизывается, отчего его вишневый рот блестит на холодном свету еще более глянцево-сладко, ей нравится короткое замыкание между ненавистью и нежностью, искрящее в хребте, и синтетический привкус на языке, и майорово гудящее напряжение, которое она улавливает, перекладывая руку на основание его бедра. под пальцами арктическая гладкость, волшебно контрастирующая с оспяной россыпью мелких круглых шрамов чуть ниже, это от окурков, это для взаимоусиления, это наверняка было ужасно больно, это было ужасно, регина вдыхает и берет глубже, извлекая из его легких тихий сдавленный стон, представлять безуспешно, о бедра регины никогда сигарет не гасили, но она пытается и не может, только считает следы и сосет, райдеру тоже хочется что-нибудь пососать, забываясь, он засовывает в рот указательный и средний, пару раз двигает вперед-назад, потом прикусывает, другой рукой стискивая ненадолго собственную глотку, хотя воздуха и без того совсем нет, в легких жарко, а сосулька из солнечного сплетения никуда не девалась, от удушья слез становится еще больше, окружающий свет превращается в ворох сверкающих платиной бликов, мир разражается глухим скрипом, так что момент удара по капсюлю оказывается смят, только коротко закашливается теперь рефлекторно отпрянувшая регина, становится еще более холодно и мокро. он не успевает заметить, как она оказывается сверху, совсем рядом, задев его все еще стоящий ствол своим кожаным бедром. секунду регина глядит в глаза, как зверь, потом ловит райдера крепко за азиатский подбородок, жмется липкими губами к губам и поспешно выплевывает ему в рот вязкий результат совместных трудов. скатывается жарким боком на бетон, отирает щеки, злорадно хихикает, слушая, как он откашливается и отплевывается. да ладно, тянет она издевательски, дома ты что-то не откашливаешься, что-то не отплевываешься. справившись с первым побуждением немедленно свернуть проклятой суке шею, майор проводит рукой по лицу и вытирает ладонь об ее спину, о самое наглядно прорисованное сплетение мускулов между лопаток, так что она цыкает и дергается в сторону, а он ложится обратно на спину, уставляется в небо и говорит, в восемнадцать меня звали энди, мне случалось по собственной воле надевать на себя красное сестрино платье, которое еще в пятнадцать надевать заставляли, и идти в таком виде на улицу, и ничего. регина не может решить, что на это следует отвечать, тон у майора для таких решений слишком повествователен, и потому только уточняет, на кой это хуй, а он в ответ сообщает, чтобы людей заманывать и убивать, на чахоточных трансвеститов ведутся самые сливки жертв, заезжих, напоминает регина, тыча пальцем в небо, и переворачивается на спину плечом к плечу с ним, зачем тебе, спрашивает наконец, всех этих ублюдков убивать, райдер поворачивает голову и некоторое время глядит на нее своими глазами китайских богинь, пригвождающе пристально насквозь хрустально и молча, чтобы она могла насладиться мировым скрипом по полной, а потом ухмыляется во весь рот, от уха до уха, жутко, как нефилим, и говорит, это же очевидно.