[i just dropped in to see what condition my condition was in
jerry lee lewis]
- тормози.
йодистый свет проплывающих мимо уличных фонарей такое делает с его лицом во влажной зимней темноте - не оторваться. Райдер прибавляет километров двадцать и косится на меня с удивлением.
- останови машину, пока я тебе глаз, блядь, не выбил.
метель танцует под фарами на асфальте, волшебно и тоскливо - все такое волшебное, что желание помереть всплывает под самые пальцы, ненадолго меня обезоружив, и все вещи вокруг обременяюще лишние, кроме райдерова лица и рук на руле. странно ехать в машине с правым рулем, особенно если сам левша. почему ты не сказал мне пристегнуться, ублюдок. все равно никто не ждет этой встречи - лобового стекла с моей башкой - сильнее чем я. моя жизнь состоит из распада и разбора, на тщательное и нескончаемое расслоение воспринятого уходит почти все внимание, даже сейчас: лицо райдера так беспроигрышно всякий раз меня завораживает оттого, что состоит из гладких плоскостей и закономерно четких граней; глядя на него, ничего не приходится выуживать, доделывать или раздевать. неприкрытая архитектурная точность, как сама классика в азиатском исполнении. даже сейчас я не перестаю наслаждаться отменной постановкой 'the Chauffeur' дюран дюрана, благодаря которой все порвано и эпически выстроено в сияющую удавочку вокруг моей шеи, от нее мурашки и подохнуть охота. я все эти годы пугаюсь от того что делаю страшные вещи, диктуемые тоской, как маленькие дети, оставшиеся в темноте. райдер не ожидал и теперь смотрит так, будто я незаметно для себя отвесил ему пощечину. автомобиль останавливается.
- вылезай.
ветер чуть не сшибает меня с ног. мы почти за городом, мокрый туманный воздух непроницаем, поэтому вместо поля вокруг одно отсутствие, как вакуумный колпак. снежная крупа утомительно лезет в глаза. я пытаюсь надеть капюшон, но его сбивает даже быстрее, чем огонек зажигалки в руках у райдера. бедный полудурок так и не научился прикуривать на ветру. я зажигаю свою, затягиваюсь и обхожу капот, чтобы заглянуть ему в лицо. он ищет на моем угрозы, но черта с два найдет - все совсем плохо, отчего майор быстро преисполняется смутной, плохо скрытой паники. из машины дюран дюран звучит, как разносимая ветром музыкальная шкатулка, не слыхать ничего, кроме замечательного синтезатора, и я думаю, в этом тоже что-то есть. некоторые вещи даже в портативных колонках звучат неплохо. на грани фантастики.
- что..
я сейчас расплачусь, хотя так только кажется.
- ты не любишь ведь, когда холодно?
ну конечно, он не любит, он уже дрожит и все клацает, клацает, клацает зажигалкой, я отбираю ее и выбрасываю во тьму за плечом. сигарета у него в зубах мокнет от снега и слюней, скоро и ее придется выкинуть. в потасканном меху на воротнике райдера я нашариваю язычок змейки и тяну вниз, расстегивая на нем куртку, а ветер задувает волосы ему в глаза и мешает смотреть, а я стою спиной к фонарю, что делает мое выражение недосягаемым с его стороны, и он осторожно хмурится, а я чувствую, как растет паника у него внутри, обратно пропорционально температуре его тела, и как это странно преломляется во мне, так что не разберешь уже, это тоска или ненависть или веселье, от которого захлебываются. я снимаю с райдера куртку и бросаю на заснеженный асфальт возле переднего колеса.
- да, я..
сигарета выпадает у него изо рта, потому что он помимо своей воли стучит зубами, я затягиваюсь еще раз и заменяю ее своей.
- дальше сам..?
- что ты хочешь от меня, - говорит он скорее растерянно, чем раздраженно, и не шевелится. сука. я хочу увидеть как у него слезы на щеках заблестят, like the diamonds in the sky, как он побледнеет и покраснеет, провалится, перепугается как кошка от выстрела, будет неметь и задыхаться и просить нет, скулить и сопротивляться, но райдера тяжело стало пугать, тем более мне тяжело размышлять над тем, что для этого нужно сделать, учитывая, как сильно я не хочу все это. я хочу только ехать в машине и слушать дюран дюран, еще занюхаться и ехать дальше, а тут ты со своим правым рулем, метелью и без тормозов.
- давай, до пояса хотя бы.
райдер очень хочет перестать стучать зубами так, чтобы я это видел. он мучительно думает только об этом. на нем серые скинни и черный свитер в обтяг, который он очень долго, нерешительно снимает, и прийти в бешенство от промедлений такого характера мне мешает только идеальный момент, в котором весь его торс уже голый, а голова и руки еще скрыты под черной тканью. в другой раз я бы так и оставил. эти джинсы пидарские, они начинаются ниже его торчащих тазовых косточек и облегают безупречно. в сочетании с кожаным ремнем и часами на левом запястье это и есть та картина, которая в первую очередь приходит мне в голову при слове 'райдер'. теперь он уже слишком замерз, чтобы думать о том, как зубы стучат, и нескрываемо борется с желанием обнять себя руками, потому что холодно. даже мне отнюдь не жарко, а белоснежка - неженка, он и в душе моется почти кипятком, так что скоро вообще способность думать утратит. он ухитрился не уронить сигарету, пока раздевался, и делает попытку затянуться, но я отбираю ее и курю сам.
- посл-лушай..
я беру его за тонкое белое плечо, разворачиваю спиной к себе и толкаю, так что он натыкается на машину и наводит меня на отдаленные ассоциации с арестами. hey, you like my boots? у нас чужая темно-серая вольво 460, с правым рулем - удивительная штука, но мне очень нравится вольво, тем более такое сверкающее и ледяное. сэнд уверен - это потому, что вольво придумали шведы. ноги у райдера тощие, длинные и кривые, они даже в коленях не соприкасаются, и раздолбанный, как у марионеток, таз, и плечи сутулые, отчего лопатки трогательно торчат - я все это нахожу непревзойденным, драгоценным, как платина, будто я эту куклу для себя своими руками собирал. я подхожу к райдеру сзади вплотную и говорю на ушко, что эти джинсы - как у шлюх, и задница у него - как у маленьких сладких шлюх, которые жрут колеса и бахаются в руки, а еще вечно дерутся с сутенерами, потому что все бабло протарчивают, и батальонами дохнут в гражданских больницах от всей вообразимой заразы, неизбежно достающейся им в награду за безалаберную еблю без резинки, они еще ходят в школу и всегда хватаются за хуй, когда отсасывают, в общем, сам знаешь - тощая блядская задница. он пытается обернуться, я его тычу пальцем в лопатку и смотрю на облачка пара, которые он прерывисто и часто выдыхает. райдер дрожит очень крупно, как на электрическом стуле. я, наверное, так не умею.
- расскажи-ка мне про свой первый раз.
руки у меня так замерзли, что пальцам больно, поэтому я кладу ладони на его бока и веду вверх, пока они не оказываются под мышками - странно, но там он еще совсем теплый. не только там, впрочем. райдер вздрагивает, будто я его укусил.
- д-да ид-ди ты нахуй..
проще и удобнее всего сейчас было бы взять райдера за стриженый затылок и вклепать ебалом в крышу автомобиля, разбить нос и рот, чтобы он мог вдоволь захлебываться на ходу леденеющей кровью и сэкономил время до обморока, но мне не хочется; вместо этого я прижимаю майора к себе и добираюсь до его сосков; чувствовать их, маленькие и твердые, между пальцами - очень приятно. похоже, у меня скоро встанет.
- будь другом, - говорю я. - мы не сможем ехать дальше, пока ты этого не сделаешь.
вместо этого райдер дергается в сторону и совершает заведомо безнадежную попытку снять с себя мои руки, но я ловлю его за исполосованное шрамами предплечье и выворачиваю. не сильно, но согреться поможет. он сделался упрямый как сука, и многих вещей я теперь не делаю просто потому что такая разновидность упрямства утомляет меня по умолчанию, как церковное богослужение или собака, вцепившаяся в ботинок. многих, но сегодня мне не лень. я как будто кино смотрю. у райдера снежинки в волосах. по его вжатому в мою грудь хребту волной пробегает электрический озноб.
- я тебе триста ебаных раз уже рассказывал и про свою одноклассницу, и про наш с ней совместный вечер под мостом через реку, - он запинается вначале, но с речью умудряется справиться довольно гладко. - в мае, блядь, - я фыркаю ему в шею.
- да ведь я и не прошу про одноклассницу.
на самом деле ему это тоже прекрасно известно, но столь наивная попытка от меня отделаться смотрится очень трогательно. райдер издает тихий вибрирующий звук, как если бы бежал вниз по лестнице, и поворачивает голову, все еще надеясь увидеть мои глаза, так что я сквозь челку вижу его лицо почти в профиль. моих-то глаз он не увидит, а вот я в его вдосталь насмотрюсь.
когда я позволяю ему повернуться, даже в желтом свете становится понятно, что райдер уже совсем синенький. скоро он перестанет дрожать, а потом начнет терять сознание. наверно, у него в ушах звенит еще оглушительнее, чем у меня. и язык плохо слушается. он вглядывается в меня жадно, будто полгода не видел, и пытается угадать, известно ли мне уже содержание того, о чем я заставляю говорить. конечно же да, но это не имеет значения.
- он..
- сколько лет тебе было?
- двенадцать.
он мне уже сам рассказывал как-то раз, но пребывал тогда в такой истерике, что вряд ли хоть одно свое слово запомнил, да и рассказывал сбивчиво, и делал это только чтобы отвлечь меня от побоев. райдер никогда не говорит "вставить мне", исключительно "вставить в меня". это неважно. райдер обычно плачет так красиво, но сейчас он не сразу начнет, а станет сначала заикаться, запинаться, повторяться и захлебываться на выдохе, стекленеть, пустеть, цепенеть, чтобы выжать из себя слова. я бью его символически ладонью по холодной щеке, потому что он молчит и кусает занемевшую губу - чтоб он не тянул и начинал уже.
- он меня из школы вез через поле..
- какая машина у вас была?
райдер умолкает и зажмуривается на секунду. да. его речь становится неразборчивой. у меня болят уши и губы, а про пальцы скоро и вовсе придется позабыть.
- п-пикап, красный пикап, - говорит райдер. - большой красный додж.
он, похоже, начинает мучиться, судя по тому, как ощутимо набирает головокружительные обороты особая турбина у меня в груди. если бы не было холодно, он чувствовал бы себя так, будто его выгнали на сцену перед полным залом и заставили рассказывать стишок, которого он не знает, но мороз плавит его чувства и смазывает их в болезненное, невыносимое томление, которое пахнет как медь.
- вы сделали это в машине?
он смотрит в сторону очень угрюмо.
- мы ругались пока ехали.. если это можно так назвать. потом он затормозил посреди поля и полез ко мне на заднее сиденье..
- он перелазил прямо по салону?
- н-нет, - он нервно ковыряет шов на штанах и больше не дрожит. мои вопросы сбивают его с толку, но без них он сам перестанет слышать, что говорит, и впихнет мне очередной кусок автоматической речи, а сам постарается лишить себя малейшей концентрации, чтобы не вспоминать. - он вышел и обошел машину, чтобы влезть на заднее с моей стороны.
- но какого тогда хрена ты не воспользовался второй дверью и не съебался оттуда к чертовой матери, пока он был снаружи? - спрашиваю я. райдер, кажется, давится.
- как я.. я вообще не понял, зачем мы остановились, - с запинками произносит он, и я вижу, как обрисовываются под его кожей скулы, когда он стискивает зубы. так красиво.
- он тебя бил сначала?
- ..не то чтобы, но, - ему мешает внезапный приступ хохота, короткий и колкий, который встряхивает его так же, как мороз. мне становится холодно.
- но?
- но я сопротивлялся так отчаянно, что он никак не мог снять с меня шмотки, так что он взял меня за шею и душил, пока я не потерял сознание, и пока я был без сознания, я не видел и не чувствовал ничего, кроме мазута, такого блестящего и бездонного мазута, - понеслась. теперь мне и жарко и холодно одновременно. - который никуда не делся, когда я пришел в себя, а в себя меня привел мерный стук, который бесил и пугал, и я открыл глаза и понял что это моя голова стучит о ручку двери, а в окне скачет кусок неба с облаками туда-сюда и я сам наизнанку и обратно туда-сюда и..
- ты лежал на спине?
вот теперь райдер плачет, от мелких истерических рыданий он дрожит и улыбается и смотрит на меня с чем-то вроде азарта в глазах. он пытается закрыть лицо руками, но я успеваю поймать его за ледяные на ощупь запястья. даже холоднее моих рук.
- ..на спине.
- он раздел тебя полностью?
майор глубоко всхлипывает и смеется.
- только снял одну штанину, и рубашку задрал.
- больно было?
его глаза действительно сияют от слез, да и весь он просто светится теперь и вибрирует, заставляя меня заводиться, увлекая целиком, как музыка. мне жарко. я хочу обратно в машину.
- н-нет, нет, сначала не было. ничего не было сначала, кроме вязкого черного океана, зн..
// ЗТМ //
сейчас у вас будут проблемы. моя мигрень - ослепительно-белые коридоры, покрытые чернильной сетью капилляров, стены выгибаются, раздвигаются, схлопываются, продолжают друг друга, барахлят в белый шум, застилают глаза и вытесняют из носу всю кровь. Джоди - на голову выше меня, перекроенный на военный манер настолько, что металлом и нанороботами так и пахнет, но я не чувствую запахов, только настойчиво думаю, что Хищник не упустил бы Джоди, а может быть и Джоди Хищника, у Райдера вместо ошейника жуткий синяк во всю шею, на лице ухмылка, переломанная, детская, неоновый свет супермаркета просачивается мне в голову, выдувая на полосатой стене огромную опухоль, ни пройти, ни проехать, кто сюда натащил и наставил, смеяться очень больно, но перестать я не могу, под рукой что-то звенит и ломается, это ящики с мартини, смотри, я это все перебил, что ли
- кровь вытри
Райдер играется пальцами, сложа руки на уровне груди, смотрит в сторону и бредово бормочет, обращаясь к Джоди, хихикает и бормочет, суть этой речи сводится к тому, что не надо вмешиваться, в это мартини не надо вмешиваться
- кровь вытри,
and the droning engine throbs in time with your beating heart. ты меня исправлять собрался? в очередной раз. мне евгеника тоже по душе, но как тогда объяснить все эти вереницы окружающих нас уродов, которых с каждым годом плодится все больше. Нет, ты скажи. Blood type: A, Rh: Negative. кровь вытри. это вы мне? скажи, как таких земля носит. коридор у меня в голове порождает ротонду, которая наслаивается на зал и неумолимо перекрашивает все в свинцовый черно-красный. на этом празднике жизни Джоди выше меня уже гораздо более, чем на голову, может быть он и не Джоди никакой, просто Хищник, я-то ведь не могу его разглядеть в этих удручающих акварелях, которые стекают вокруг по мокрому листу, бесповоротно размазывая все, кроме лица кассирши, внезапно вспыхнувшего совсем рядом - в таких деталях я не видал еще никогда и ничего, не могу оторваться, она обладает красотой дикого животного из саванн, стеклянно-голубые глаза косят к переносице, я трижды проебываю сумму, вся эта кучка хищников стремительно уволакивает меня в хрустящий уличный мороз, где горькое пойло оказывается во рту помимо моей воли, это же бутылка джина, которую я только что купил, чтобы что-то отпраздновать - что, и откуда здесь взялась эта блядская подземная крыса, скажите на милость, но коль уж скоро мы празднуем, предлагаю выпить за праздник жизни, джоди говорит - пошли отсюда райдер, пошли отсюда, не гляди на меня как на идиота, говорит, но кто-то, кажется я, перебивает - а как еще на тебя глядеть, он отвечает, что я жалкий псих, так что кто-то, вероятно я, разбивает о джоди бутылку джина, отчего я в два счета оказываюсь на асфальте, а в голове от столь резких движений закипают все чернила, а может быть это машинное масло, как же ее вытрешь, если она из носу рекой, скажи, как таких земля держит в исправительных учреждениях, у нас все замечательно, недружелюбно произносит райдер полушепотом, громче не может после того что я с ним сделал несколько часов назад, теперь никому из нас не холодно, асфальт, наверное, ледяной, но я так много всего чувствую, что не успеваю сосредоточиться, видеорегистратор по-прежнему барахлит, как теперь встать, мир не выдерживает под напором мазутных чернил и раскалывается, обливая меня осколочной волной разрозненных деталей, простых, как пять пальцев, каждая из которых не в помощь, вот тележка, трамвайные пути, мои холодные руки на руле, на майоровой длинной шее, на мраморных майоровых запястьях, вот я прошлый новый год встречал в блаженном одиночестве, в котором ясно обозревалось отсутствие какого-либо оплота как такового, кроме майора и набора его качеств, я не помню чтобы еще когда-нибудь так рыдал и это не помогло, так что я завязал, как шнурки, как корсет, настойчивое желание во всем разобраться закономерно вытекает из боязни стать рабом обстоятельств, но сколько детали ни раскладывай, они все равно не ложатся на свое место, ты как будто забыл что-то очень важное, голоса в голове, разве не у всех есть, у меня - конечно, такой утомительный бубнеж, (потому что какой свиньей надо быть, чтобы голосами в голове оправдывать действия, недопустимые личной моралью), их-то я перевидал, они меня любят, эти женщины с голосами и шапочками из фольги, зачем я вспомнил слово "фольга" как раз в тот момент, как умудрился сбить Джоди с ног, он тяжелый как терминатор, это даже дракой не назовешь, фольга в рулоне - как стеклянная колба в термосе отражает сама себя, превращая любую жидкость во ртуть, вязкий зеркальный сироп, столько раз топивший меня в онейроид, куда я по правде говоря ужасно не хочу, райдер сидит на ледяном асфальте по-турецки, бухает что-то непохожее на джин и хохочет, ничуть не заботясь о происходящем, все вещи приходится проверять на истинность, потому что они могут оказаться галлюцинациями, а когда это входит в привычку, галлюцинации приходится перепроверять на истинность, потому что автоматизм мог списать на них и реально существующие вещи, это чудовище пожирает всю эффективность, чтобы заткнуть его иногда приходится - я торчу? а ты почему не торчишь? ой гляди, это же мусора, лучшее средство примирения, я для них теперь не более чем террорист, а Джоди - предатель и дезертир, Райдер - блядский маньяк, да ты посмотри на него, знаешь, сколько прекрасных юных созданий от его руки полегло, знаешь, каким угодно способом, тепло автомобильного салона расширяет в моих сосудах всю кровь, и мне кажется, что череп трещит уже на всю машину, знаешь, убийства не развлекают райдера и не возбуждают его, он сказал одной девочке лет тринадцати, постучавшись в большую дубовую дверь - привет малышка, улыбнулся, вскрыл ей брюхо и после этого изнасиловал, а потом она умерла, и я от начала до конца наблюдал и не мешал, ну естественно, потому что меня это совсем не впечатляет, я даже не знаю, что должен чувствовать по этому поводу, но зрелище того стоит, сомневаться не приходится, зачем ты пустил за руль эту чертову подземную крысу, общеизвестный факт - они ничерта не умеют водить, этот ублюдок прикончит нас обоих прежде, чем я успею прикончить тебя, потому что я пьяный, говорит райдер, я не могу вести машину, это известие отзывается в голове такой феерической вспышкой боли, что я
// ЗТМ //
Детка, да это всего лишь нью эйдж. я имею в виду историю про сотовую обезьяну и онанизм, все такое. не более новости, чем сексуальная революция, которая не мешает им продолжать в том же духе по сей день. гомосексуализм - враг государства. Луиза, ты меня игнорируешь? ты на моем члене крутишься, как юла. такого рода заявления всегда себя оправдывали. Луиза дрожит, вцепляясь мне в плечи, содрогается внутри, кончает и разошедшись вгрызается в мою шею. Было такое времечко, я тусовался в коллективе, потом со мной стали происходить припадки гнева и амнезии, потому что все мои обязанности на этой работе сводились к поддержанию всеобщего бездействия, а для этого требовалось только делать лицо. самая простая дьявольская формула гласит, что никто не отпиздит меня лучше, чем я сам, поэтому я старался, и чем лучше у меня получалось хуево себя чувствовать, тем правдоподобнее выходило носить воду на благо общества. Луиза хей, ты хотела бы все пустить проебом еще разок, к примеру. пока я там тусовался, все померкло и очернилось. никакие занятия, кроме сна, не способны были заставить меня сосредоточиться, но во сне никакого облегчения не происходило, потому что никаких новых впечатлений за день я в свою унылую норку привнести не мог. за четыре месяца мне не приснилось ни единого сна. единственной увлекательной забавой, которая никогда себя не исчерпывает, осталось просчитывать все возможные варианты убийства и самоубийства при помощи подручных предметов, чем я и занимался ежесекундно, и от этого мой прекрасный социальный статус рос как на дрожжах. девушка с резиновой лисьей рожей пересказывала мне слова своего друга-медика о том, что антибиотики убивают все - свято памятуя об этом, она лечила ангину при помощи народной медицины, отчего круглыми сутками таскалась с ужасным хрипом вместо голоса. я закуривал еще одну и думал, как именно ее следует взять за шею, чтобы уж точно разбить голову об урну, думал, как там будут рваться под моими пальцами ее стянутые в тугой хвост волосы, как ее шпильки заскребут по цементу, и какие у нее мозги, бледно-розовые и жидкие - думал и кивал головой: совершенно правильно, комплексные препараты вредят вашей печени. оператор заснял убийства властями очередных мятежников и восторженно рассказывал мне ЧУВАКУ ПРОБИЛИ ГРУДАК МОРЯ КРОВИ ЕЩЕ ОДИН С ПРОБИТОЙ БАШКОЙ ПОЧЕМУ ЭТО ВЫРЕЗАЛИ ИЗ СЮЖЕТА - я живо представлял себе пену у рта, с которой он сыпал бы этими искрометными подробностями, если добавить в его стаканчик с кофе немного цианида, и спокойно отвечал - да ведь им невыгодно показывать расчлененку по телевизору, люди испугаются и разбегутся, а такое сейчас никому не интересно. я нажрался как-то раз очень пьяный и вышел под тягач, но он даже не остановился, просто оглушительно засигналил, объехал меня и как ни в чем не бывало проследовал дальше. однажды я сидел в приемном покое местного травмпункта с тяжелым сотрясением и свежими пиздюлями, превращавшими мое лицо в еще более тошное зрелище чем обычно, я смеялся и шутил в ожидании врача - помимо абсентового опьянения, контузионного помутнения и адреналинового шока, веселья мне добавляла известная легкость, которая по понятным причинам неизбежно приходит в связи со всяким разрушением - в довольно скором времени из палаты вышла врач, обязанная оказать мне первую помощь, попросила поменьше кричать, поскольку на улице ночь и многие сотрудники в травмпункте отдыхают, и, точно не помню, наверное удалилась. Луиза, ты понимаешь меня, здесь все скисло уже окончательно. нам должны помочь радикальные меры. она откидывает голову назад, обнажая длинную белую шею, и хохочет. я даже не заметил, как кончил сам. нам всегда помогали радикальные меры, разве нет? Сэнд очень похож на нее, но только внешне, я говорю, знаешь, Луиза, твой младший сын также и мой сын, в этом не возникает сомнений. он преспокойно снимает трубку, толстовка сползла с голого плеча, он совершенно трупного цвета, он совершенно упорот, зрачки в пять копеек, и по правде говоря ничто не пугает меня сильнее, чем этот штиль/ и отвечает кому-то после пятиминутной паузы - гепатит? нет, что ты, у меня только вич. да нет конечно, я шучу. его выражение лица не меняется, сомневаюсь даже, что он меня видит, хотя смотрит прямо в глаза, как универсальный солдат. о да, я знаю. все начинается с приступа полной отстраненности, который низвергается на тебя на ровном месте и не имеет никаких внешних причин. просто сидишь в баре, пьешь какое-нибудь блядское пиво, слушаешь разговор своих знакомых, смотришь, как они гримасничают, а тут вдруг хуяк, и ты уже в колбе. все что хочешь может произойти, пока ты в колбе - в лучшем случае, выпрыгнешь на полном ходу из салона такси или изнасилуешь кого-нибудь прямо в туалете того же бара, не отходя от кассы. я сказал - в лучшем случае. ничего особенного делать не нужно, достаточно, к примеру, создать искусственное электромагнитное поле, чтобы все перед смертью как следует сошли с ума и повергли в хаос хотя бы парочку мегаполисов. эти мечтания избиты и не изысканны.сны иногда все-таки снились. я их делал почти осознанно, просто добивался от себя перед этим должной рассеянности, чтобы все получилось. будто подглядываешь в замочную скважину. лучше об этом не говорить, что я там для себя изобрел. понимаешь меня? oh, really