КИММЕРИЯ

***
На задворках империй ржавеют ножи,
Рассыпаются в пыль манускрипты.
Мы ушли под курганы, и молча лежим,
И деяния наши забыты.

Мы рассыпались прахом, мы стали песком, 
Рыжей глиной степей, белой пылью.
Наша кровь растворилась в прибое морском
И струится по венам полыни.

Бьется в берег песчаный соленый прибой,
Опускается сумрачный вечер.
Только ветер со взморья приносит порой
Звуки наши утраченной речи.

... А город был не город-- Геродот,
Он удивлялся скифьему дикарству.
Оскалил век в улыбке красный рот
И подмигнул хромому государству,
И наступила странная пора:
Ни дома, ни коня, ни топора,--
Лишь плоти груз, да тяжкий груз страстей
Оставил каждому из нас железный век--
Нагую душу, да мешок костей.
А прочее давно засыпал снег.
Пустых глазниц холодные провалы, 
Овальных лиц жестокие черты.
И, что бы мы в те дни не рисовали,
Они кивали нам из пустоты.
Они стоят в степи незримым строем
И дышат нам в затылок по ночам.
Мы спрячем лица и глаза закроем--
Они предстанут внутренним очам.
Образовались гулкие пустоты
В пространствах самодельных городов.
И в них, как в окна, ночью смотрит кто-то,
Не находя знакомых слов.
***
Напевы диких, вольных песен
Еще звучат в порыве ветра,
Стихи опального поэта
Бормочет море. Сумрак тесен.
Нам говорили: все забыто,
А времена неумолимы.
Песком засыпаны руины
Египта, Шумера и Крита.
Все это ложь. Все неизменно.
Мы те же, что в начале мира.
Перед царем склони колено,
И чашу приготовь для пира.
На наших лицах те же краски,
И те же песни мы слагаем,
И раним пальцы острым краем
Разбитой ритуальной маски.
На переломе век  сорвался с нарезки
Впрочем, нам не впервой узлом вязать эти цепи,
Соединять собой временные отрезки,
И опять уходить в наши хмурые степи.
Там у меня в степи кибитка или палатка
Там у меня в степи кони или волы 
Там у меня в котле солоно или сладко,
Там у меня в золе... Нет у меня золы.
Нету меня, прости, я иду ниоткуда,
Все, что есть за душой - вера в то, что ты есть.
Только вот эта степь, и надежда на чудо.
Ветер приносит весть. Люди приносят Весть...
                                                    Не дотрагивайся-- болит...
Понимаешь, у меня как будто ободрана кожа,
И торчат наружу эти нервные окончания.
Что-то там колотится в мышцах животной дрожью,
Превращая слова в неразборчивое мычание.
Это просто болезнь, реакция полураспада.
Надо выспаться и, возможно, попить лекарства,
Как-нибудь отвлечься, купить себе шоколада
И, быть может, уехать на время из этого государства.
Оборвать провода, к черту выбросить телефоны,
Посидеть в тишине, отключиться, совсем отключиться,
Наблюдая за перемещением пятой колонны,
Ощущая себя наблюдателем, а не очевидцем.
... Танк уедет когда-нибудь, останется дикое поле,
Я проснусь и услышу кузнечиков многоголосье.
Все залечится, все зарастет высокой травою, 
И пушистыми стрелами в землю вонзятся колосья.
***
В ожидании снега мы стали немного теплее.
В ожидании зимних ветров мы приходим в дома.
Как медведи, готовимся к спячке, линяем, жиреем,
И тихонько съезжаем с ума-- наступает зима.
То ли первая, то ли последняя в этой эпохе--
Ни начала, как водится, нет, ни конца у кольца--
Вехи скачут, как блохи, подковами бьют в суматохе, 
И у всех поголовно отсутствует морда лица.
Но присутствуют зубы, и задница тоже в наличьи,
И попробуй по ним догадаться, что это за зверь
Пред тобою встает во весь рост в неприкрытом обличьи
И спиной закрывает уже недоступную дверь.

***
Течет и тает, истекает вечность.
Разменные минуты-- медяки
В карман не сложишь, не набьешь в мешки,
Сквозь пальцы спустишь, спустишь, проворонишь,
Стряхнешь песок с безжизненной руки,
И разоришься, и в песок уронишь
Часы, ключи от дома и очки.
Но не позволить времени увлечь нас
Тяжелый якорь, вросший в дикий пляж.
На привязи кораблик утлый наш,
Он пляшет на воде-- слепая чайка,--
Вибрирует беззвучно такелаж,
Гудит, жужжит невидимая прялка,
наматывая нам хронометраж.
***
Что-то с нами случилось-- мы стали намного сильней
Это правда, хотя, между нами, не очень понятно
Мы как будто сумели наощупь вернуться обратно
Где сухая трава и соленый песок у корней

Низкорослых, изломанных, ветром избитых деревьев
Незнакомые птицы знакомый ведут разговор
И созвездия вновь заступают в полночный дозор
И как будто бы не было тысячи лет отлученья

***
Кто-то вскрикнул тихонько и вылез из теплой постели
И прошлепал босыми ногами к ночному окну.
Там в холодных просторах колючие звезды висели
И сердито пытались о чем-то напомнить ему.

Он немедленно вспомнил, и сразу же быстро оделся,
Посмотрел на часы, покачал головой, вещмешок увязал,
Прихватил пачку чая,  и хлеб завернул в полотенце,
Всюду свет погасил и ушел на безлюдный вокзал.

А над степью летел первый снег-- невесомый, совсем невесомый.
У шатров поутру кто-то пел, поднимался дымок.
Он прибавил шаги, он был дома, теперь он был дома,
И мальчишка бежал, задыхаясь, к нему со всех ног.

***
Резкий ветер, и неба жестокая синь,
Вкус осеннего горького меда,
Эта глина и галька, ковыль и полынь,
И дыхание с запахом йода.
Что со мной? Как попали мы в эти края?
Пробуждение или рожденье?
Нас лепила по атому эта земля
И творила свое продолженье.
Белый камень, сухая, сухая трава.
Дым и зарево, дым на востоке...
Подожди, я уже повторяю слова
Вслед за шепотом ветра в осоке...
***
Ты спасаешься бегством. Зачем ты спасаешься бегством?
От судьбы не уйдешь, и от осени не убежишь.
И отсрочка на месяц-- такое же, в с сущности, детство,
Как мечта посетить наяву недоступный Париж.
Ты уедешь туда, где холодная осень забыта,
Где хранят мою старую тень среди старых бумаг
Там, где прошлое, как материк, катаклизмом разбито,
И взамен Атлантиды раскинулся архипелаг.
А потом ты вернешься. Конечно, ты скоро вернешься,
Потому что осколки не склеить никак в полноценный сосуд.
А у нас уже выпадет снег, и прикроет сухие колосья.
И костры разведут у шатров, и костры у шатров разведут.

***
Кто-то пел у костра, где-то фыркали сонные кони,
За пригорком ворочалось море, вздыхало во сне.
Пили воду Днестра, зачерпнув не ковшом, а ладонью,
И ночами смотрели, как бродят волы по Луне.
Мы здесь жили давно, и остались в курганах и травах,
И в моей горьковатой, с полынным привкусом, крови.
Нас преследует этот степной неотвязчивый запах--
Запах выжженной солнцем, истоптанной нами, травы.
Мы  здесь жили всегда, мы ложились в промерзшую глину,
И опять просыпались среди невысоких холмов.
Кто-то пел у костра, конь вздыхал и потряхивал гривой, 
И кузнечики вторили шепотом песне без слов.

***
Пустыри и развалины блочных домов.
Недострой? Новостройка? -- Ошибка богов.
Побуревшие травы, разбитый алтарь,
На столбе покосившемся-- ржавый фонарь.
Здесь кузнечики спят и часы не идут,
Здесь рассыпалось время пригоршней минут.
Здесь стоит грузовик, и скелет за рулем
С банкой пива сидит, обмотавшись тряпьем.
Это все, что осталось от нас. Посмотри:
Алтари позабытых богов, пустыри...
Теплый ветер играет с поникшей травой.
Я сижу на трубе и болтаю ногой.


ЛЕТА
***
Заплати перевозчику пару монет, и спускайся в ладью
И смотри в эту серую, зябкую, мерзлую воду
И примеривай, словно пиджак, дармовую свободу,
На которую ты променял несвободу свою
Постарайся не думать о будущем-- просто молчи
Постарайся не помнить о прошлом-- вдыхай этот воздух
Слушай, как по волнам еле слышно разноситься отзвук
Скрип весла, то ли всхлип, то ли вскрик сонной птицы в ночи
Ты предчувствовал это, не правда ли, только молчал
И давай не устраивать здесь запоздалых истерик
Впереди не спеша проявляется серенький берег
И уже различим деревянный дощатый причал

***
Как приходит покой в наши полубезумные мысли.
Как прохладную руку кладет на висок тишина,--
Так эпоха сменяет эпоху, меняя тона,
И для каждого года находит особые числа.
Так шифруется время, используя точечный код,
Архивирует данные в календарях и регистрах
Оперирует сводом событий, представленным в числах,
И программа истории тихо себя создает
И приходит покой—опускается, как покрывало,
И прохладную руку кладет на висок тишина,
И ни друга в потемках времен не найдешь, ни врага,
Через тысячи лет отражаясь на глади холодной металла
***
Не пей из реки. Умирая от жажды, не пей из реки.
Тяжелые сны одолели, тяжелые сны.
Пусть воды прозрачны,-- но омуты здесь глубоки,
И тянет полынью от этой прохладной волны.

Печали она утоляет, и боли уймет
(О чем же ты плачешь, о чем же ты плачешь, скажи).
Осенний струит она, горький струит она мед.
Ты, в ней отражаясь, своей не узнаешь души.

Увидишь чужого лица безмятежный овал, 
В глазах незнакомых—покой, и ни слез, ни тоски.
Ты все позабудешь, глотая холодный металл.
Не пей из реки. Умирая от жажды, не пей из реки. 

***
А то, о чем мы плачем по ночам,-- 
Мы никогда друг другу не расскажем,
Когда бредем домой вечерним пляжем,
Когда влезаем в полуночный чат.
Но эта штука прячется внутри,
Как в раковине прячется песчинка,
Как камешек, таясь на дне ботинка,
Подошву натирает до крови
И мы сквозь оболочку бытия
Себе подобных узнаем по боли,
Которая, опровергая роли,
Нас учит обходиться без вранья
***
Нам, в сущности, осталась только жизнь,
И полная от времени свобода.
Два дня тепла, и холода три года--
И это все, чего мы дождались.
И этого хватило нам с лихвой.
Боится плоть, а мне почти не страшно.
Поет вдали, уныло и протяжно,
Знакомый перевозчик над рекой.
Ты, главное, не пей ее воды.
Пусть все пока останется, как было,
Пока ее струя с тебя не смыла
Запекшиеся на губах следы,
Присохшие коричневые пятна.
А тут всегда прохладный мерный плеск.
И страха нет; вдали чернеет лес,
И все предельно просто и понятно.

***
Чердынь, Черусть—хруст в кости
Стисни зубы и прости
Снега скрип и наста хруст
Мы везем на санках груз
Тяжкой плоти, легких грез
Ветер, иней да мороз
Ветер, иней, мерзлый край
Кого хочешь, выбирай
Где за краем стынет твердь,
Где под настом дремлет смерть
***
Обычный день,обычный сумрак,
Обычный перестук колёс.
Когда-нибудь найдётся умник,
Что объяснит природу слёз.
Когда-нибудь найдётся сволочь,
Что всё расставит по местам
Так лихо,что и не поспоришь,
И не оставит места нам.
А дождик мраморные зданья
Тихонько гладит по лицу.
...Хвалу и клевету приемли с состраданьем
И не поддакивай глупцу.

***
Развалины Марса. Мощёное великолепье.
Овальные окна. Сухая Венеция. Пыльный канал.
Ты знаешь, похоже, в минувшее тысячелетье
Никто в эту местность и мысленно не забредал.
Разбитые кровли домов украшает солома.
Похоже на Томы и одновременно на Рим.
Давай в переулке отыщем беднягу Назона
И о преходящем величии поговорим.
По скифскому морю нескифские ходят триремы,
В солёном песке обожжённых горшков черепки.
Пространство и время неведомы. Господи, где мы?!.
...Да, кстати, ты всё-таки лучше не пей из реки...


***
Надышаться свободой на тысячу лет про запас
За последний, отмеренный скупо, назначенный час
Захлебнуться свободой—прости меня, это всерьез
Когда боль отступила и высохли капельки слез

Когда страх притаился внутри и на время забыт
А с вокзала доносятся песня и плач аонид
Ты не сможешь ни с кем разделить горький запах земли
Даже если доедешь туда, где костры разожгли

Даже если доедешь до самого края дорог
Там где ждут тебя тысячу лет, невзирая на срок
Там где жгут для тебя на кургане сигнальный огонь
Там где бродит в степи твой гнедой неоседланный конь

Так вдыхай напоследок свободу до самого дна
Вспоминай позабытые вечность назад имена
Вспоминай, даже если уже не припомнить лица
И не вздумай заплакать. Я буду с тобой до конца