Вольф Марина, Петров-Одинец Владимир Андреевич : другие произведения.

Новогоднее дежурство Рд-5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Женщина-травматолог ампутирует мужчине ноги, раздробленные взрывом. Следствие по факту покушения на убийство ведет старый знакомый врачихи, намеренный вернуть былые романтические отношения. Но между пациентом и врачом вспыхивает настоящее чувство. Однако в ходе следствия вскрывается шокирующее обстоятельство: виновники травмы - брат и сын врачихи. Следователь готов скрыть это обстоятельство, в обмен на восстановление былых отношений. Найдется ли другой выход из ситуации?
Дежурная травматология, да еще в Новогоднюю ночь - не приведи бог попасть сюда! Приемный покой выглядит, как фронтовой госпиталь - повсюду бродят, сидят, лежат придурки с переломами, вывихами и разбитыми головами. Пьяные. Из-за этого в теплом и несвежем воздухе не витает, в стоит - хоть топор вешай - аромат перегара. Разговоры пострадавших с теми, кто их доставил, густо замешаны на стонах и скреплены незатейливыми матюгами.
Патруль снисходителен - люди в форме тоже "приняли на грудь" в честь праздника, поэтому делают вид, что обеспечивают порядок, предпочитая долгие перекуры снаружи. Им жарко, и куртки с погонами лишь изредка мелькают в приемном покое, неглубоко заныривая в толпу.
Очередная мигалка возвещает о серьёзном случае. Румяные, естественно, по новогодней причине, а не с морозцу, фельдшеры скорой вкатывают пострадавшего. Сестра перехватывает их, показывает, куда рулить, сама направляется к врачу:
- Екатерина Дмитриевна! Травматическая ампутация стопы, скорая...
В голосе - ни сострадания, ни удивления, ни нотки переживания. Двадцать лет вытравили из Капитолины Фадеевны всё, присущее нормальному человеку, оставив голую функцию - дежурная медсестра приемного отделения.
- Иду, Капа, уже иду.
От стола с остатками новогоднего чаепития Катя бредёт до каталки, мысленно обругивая всех пациентов и тем самым выстраивая защитную стену в душе. Иначе невозможно. Только отстранившись от переживаний, сохранишь способность правильно оценивать и устанавливать очередность оказания помощи пострадавшим:
"Боже, как мне надоело брать все праздники подряд! Каждый раз - одно и то же... Выпил, подрался - порезали. Выпил, погеройствовал - сломал руки с ногами. Выпил, полихачил - врезался... Всегда - выпил, потом - варианты... Образцовый российский бардак. Привычный, противный и безысходный, как вся моя жизнь..."
На каталке лежит мужчина, укрытый одеялом. Наметанный глаз врача отмечает утолщение в области голеней:
"Понятно, отрезало. Не мог попасть под трамвай завтра...", - и доктор Фомина задает вопрос, нужный, но глупый, как "хау ай ю?" в фильме ужасов.
К ней поворачивается довольно молодой человек, с правильными чертами лица. Что характерно, оно напоминает Екатерине Дмитриевне о театре, точнее, о занавесе перед сценой. Мгновенное воспоминание выглядит, как вспышка молнии - озарило сожалением: "как давно я там не была!" и тотчас угасло. Страдальческая театральная маска, гипсово белая, кривится и выдает разумный ответ:
- Хреново. А вы, потеряв ноги, как себя почувствуете?
Отвечать врач Фомина не собирается, не для того спрашивала - ей требовалось оценить состояние. Что она и сделала, мысленно выставив пометку:
"Не в отрубе. Теперь посмотрим, что отрезало... Так, что осталось от ножулек, насколько тебя укоротил общественный транспорт?"
Запах крови и взрывчатки, скопившийся под одеялом, шибает в нос Капитолине и Кате. Обе немного отшатываются и понимают - тут не трамвай! Брючины раненого распороты до паха, бинты пропитаны кровью. Левая стопа почти отсутствует. Правая выглядит целой, но кровит сильнее. Врач Фомина в свое время насмотрелась подобного и представляет, что именно произошло с этим парнем. Заряд небольшой, если оторвало не до колен:
"Без осколочных ранений, значит, не граната, - подсказывает чеченский опыт, - а воняет похоже..."
Осмотр закончен, решение принято - оперировать немедленно. Девочки готовят пострадавшего на стол. Пока бригада моется, мнения Кати, Толика-интерна и анестезиолога про десять новогодних дней совпадают: "Спаивают народ. А Катя добавляет мысленно: "Уж я бы не пропивала деньги, зато рванула на север, оттянулась..."
Но мысли о горных лыжах, о сыне, ради которого она хапает дежурства, о деньгах, которых не хватает, о туче проблем матери - не должны отвлекать от дела. Это незыблемое правило! Дежурный врач-травматолог Екатерина Дмитриевна Фомина выбросила посторонние соображения из головы, склонилась над операционным полем, оценивая предстоящую работу:
"Окопчение, обширное отслоение и разрывы кожи, размозжение мягких тканей, многооскольчатый перелом берцовых, дефекты костей стоп... Точно, взрыв! Толовая шашка. Жаль, парень, стоп не спасти... Быть тебе Маресьевым. Или попробовать собрать?".

*

В ординаторской Катю ждал сюрприз. Безукоризненно выбритый и дорого упакованный, а когда встал - стройный, как прежде, - ей улыбался Владик. Точнее, Владислав Игоревич Кусаев, следователь, как представил его старший ординатор.
- Ты не представляешь, как я счастлив тебя встретить, Катяба, - походя ранит женское сердце благоухающий "Хьюго Боссом" хлыщ.
Екатерина Дмитриевна вздрагивает, как от пощёчины. Стискивает зубы, чтобы не сорваться, не сказать те слова, что когда-то копила и готовила для такой встречи. В ней вспыхивает негодование:
"Нет, какой гад! Предатель, он даже думать не затрудняется, каково мне слышать былое прозвище! Я тебе покажу - Катяба!"
Но Катя, наивная девчонка, беспамятно влюбленная в этого типа, рвется из памяти, заполоняет собой умудренную женщину: "Как ему к лицу белая водолазка - я такую же дарила на именины..."
Слава богу, восемь лет травматологии вкупе с безмужием закалили! Врач Фомина справляется с собой, а постное лицо и сухой голос у нее всегда наготове. Она парирует коварный выпад просто и безыскусно, как её давнишняя подруга Лиза парирует простенький сабельный удар:
- Слушаю вас.
- Не надо игры, Катя, - подлый иезуит подпускает в баритон мурлыкающие оттенки, бархатистые и вызывающие вибрацию воспоминаний там, глубоко, где власть сознания слаба, - давай на ты, как старые друзья...
"Друзей ищешь? Думаешь, я забыла, каким местом ты дружишь? Ах ты, козлятина! По чужим огородам блудил, а я тебе Пенелопа, выходит, - возвращается к доктору Фоминой негодование и давно уже привычное недоверие к смазливым самцам, - ножки вместе держала и мечтала, как ты мне раздвинешь? "
- Фиг вы угадали, сударь! Глупая гусыня тебе не товарищ, зря хрюкаешь. Ищи дур для дружбы в другом месте. Ты по кому из больных следователь?
- По поводу Егорова. Ну, которого взорвали... Мне с ним когда поговорить можно? Хорошо, приду послезавтра, а теперь - твоё мнение...
Тут не открутишься. Егоров-Маресьев получил тяжкие телесные повреждения, и Катя делится соображениями о механизме травмы, последствиях и так далее. Сколько таких, кто, просыпаясь от наркоза, первым делом даёт показания, прошло через "травму" - сам чёрт не упомнит!

*

Галантный Владик перехватил Катю перед автобусом. Чёрная машина на тротуаре нагло демонстрировала зализанные обводы и необщедоступность. Сигнал, низкий и глубокий, как рёв обиженного быка, заставил Катю вздрогнуть. Владик приглашающе открыл дверку. Отказываться, если голова трещит, автобуса - Аллах знает, когда дождёшься, и маршрутка не ходит? Катя капризничать не стала. Принципы хороши на сытый желудок и в тепле!
- Специально ждал?
- Ждал.
Удобное сиденье, негромкая музыка, плавное движение по полупустому проспекту. Красивый профиль, ухоженная причёска, глубокий баритон... Штампы Владика не изменились. Сказать правду, помноженную на искренность. Отпустить комплимент, деликатно прикоснуться - снять соринку с шеи. Приложиться губами к ручке, удивиться тонкости пальцев. Гладить взглядами, чтобы растаяла дурочка, поверила - в ней видят ЖЕНЩИНУ!
Хорошо, что усталость валила с ног, глаза закрывались, а то бы доктор Фомина заподозрила в себе желание согласиться на возврат былых отношений. С чего бы приятное тепло и влага проявились в месте, которое давненько никем не востребовано?
Десяток минут, и она у своего подъезда. Галантный кавалер распахнул дверку, помог выйти из машины, вопросительно посмотрел. Даже с высоты нажитого опыта Катя вынуждена была признать - классно обхаживал, котяра, практически неотразимо. Но дважды в одну реку не входят!
- Спасибо и прощай, Владик.

*

Начальство удалилось в кабинет, оставив следователей в зале совещаний. Кто-то из коллег зло прокомментировал: "Похмеляться пошли, годзиллы хреновы!" Кусаев разговор не поддержал, из вящей предосторожности - стукачей в новом коллективе не сразу выявишь, а рисковать репутацией, зарабатывать ярлык фрондёра и вольнодумца? Благодарю покорно! И только уединившись в кабинете, позволил себе стукнуть кулаком по столу:
Вот повезло, называется! Первое дело, и сразу - покушение на убийство. Подорвали мужика, да настолько нелепо! Взрывом снесло обе стопы. Может, он на мину наступил? С другой стороны, как в асфальте её установишь? Или есть такая, что просто кладёшь? Нет, скорее, прилепили к автомобилю снизу пластический заряд... Или гранату бросили...
Следователь пожалел, что не служил в армии: "Потому и не понимаю, чем граната отличается от мины". Но сожаление мелькнуло мимолётно, как безнадёжно глупое - вот ещё, стоило там время терять! Запёрли бы в горячую точку, где плёвое дело под пулю попасть. И вообще, надо экспертам-пиротехникам поручить, они зарплату получают, пусть голову ломают над загадками! Такими: "Размер заряда, взрывчатое вещество, способ применения..." Вопросы расползлись на всю страницу.
Подписав готовый документ, Владислав Игоревич спрятал его в папку настоящей крокодиловой кожи. С удовольствием подумал о предстоящей встрече с доктором Фоминой. Хм... Врач-травматолог. Кто бы мог подумать!
Когда-то давно, по первому году его службы в прокуратуре появилась в приемной шефа девчушка. Катя, студентка юрфака, искала неформальную стажировку по будущей специальности.
Кто откажет молоденькой и восторженной? Дело подвернулось простенькое, но выигрышное, следователь Кусаев проявил себя во всей красе. Он талантливо сыграл роль Мегрэ. А затем больше трёх месяцев привечал в служебной квартире влюблённую в него Катю-Катябу. Та мгновенно рассталась со своим парнем, примитивным и неуклюжим провинциалом. По сути, первым настоящим мужчиной для неё стал Владик. Что она знала о сексе до него? Рабоче-крестьянскую позу, и только. Непорочная, как первый снег, доверчивая, как дитя, Катяба с восторгом осваивала любовные игры.
Её чистота выигрышно смотрелась на фоне искушённых постельных партнёрш Кусаева. Ему нравилось сравнивать впечатления от настолько разного секса, и так длилось, пока не пришло назначение в районную прокуратуру Пскова. Во избежание слёз, уговоров и прочей неизбежной бабской визготни при расставании, Владик исчез из жизни Кати незаметно. Просто собрался и уехал.
Всё давным-давно забылось. Даже то впечатление и ощущение чистоты - напрочь затёрлось иными женщинами. Он не гадал, что встретит Катю здесь, в Питере. Какой следователь? Той простушке светило место в захудалой нотариальной конторе, максимум.
И вдруг - врач. Да какой! Уверенная, властная и статная красавица выросла из, пусть симпатичного, но "гадкого утёнка". Такая лебедь явилась следователю Кусаеву, что дух перехватило от желания обладать ею. Даже в жутком салатном комплекте, уродующем всю хирургическую братию без гендерных аспектов - доктор Фомина выглядела ослепительно красивой. Если её нарядить, как даму...
О, а это идея!

*

Дома властвовала тишина новогоднего утра. Храпенье Артёма подчёркивало полное отсутствие жизни, которая вчера переполняла квартиру и выплёскивалась наружу. Катя постояла над братом, неудобно скрючившимся на диване, поправила подушку:
"Во сколько угомонились, черти?"
Сын свернулся клубком и сладко посапывал. Одеяло сбилось на сторону, босая ступня торчала наружу. Кроссовки, носки, свитер, рубашка - отмечали путь к постели. Знакомая и неистребимая привычка, неизвестно, от кого подхваченная. Или он сам таким получился?
"Даже обувь у порога поставить - лень. Ох, разгильдяй! И в кого ты такой уродился? Не в папашу, точно. Тот на порядке помешан..."
Мысли повернули в запрещённую сторону. Катя дала зарок никогда не вспоминать о Владике, чтобы ненароком не проговориться сыну. Тот взрослел и всё чаще задавал важный для него вопрос - кто папа?
"Никто, Саша. Ты Александр Дмитриевич Фомин, но родитель твой - неизвестен. Никто. Поэтому отчество - придуманное. Лучше я буду в твоих глазах глупой и ветреной девчонкой, что залетела от случайной встречи... Не заслуживает он имени. Недостоин иметь сына... Столько лет без него прожили и дальше проживём..."
Сегодняшнее появление Владика взбаламутило память брошенной женщины. Поэтому, наверное, так трудно было "Катябе" вернуться к мыслям о сыне, игнорируя его родителя. Но врач Фомина умела настраивать себя, и выкинула следователя Кусаева, вычеркнула, стёрла. Это просто, когда переключаешься на бытовые мелочи.
Проведя стремительную уборку, Катя вернулась к сыну, подсунула его босую ногу под одеяло, заметила грязные ладошки:
"Без умывания лёг! Правильно, мамы нет, а дяде пофиг. Поросёнок, ладони грязнющие. Где ты, шалопут, лазал, так угваздаться? И вонь пороховая. Значит, ракеты пускали? Ну, Артём, ну паразит, - загружая стирку, Катя дополнила список грехов брата, - говорил же, что ничего не привёз!"
В прошлый раз Саша прожёг варежку китайской ракетой, опалил брови. И вот на тебе, Артём нарушил строжайший запрет. Тридцатилетний идиот! Так и остался хулиганистым мальчишкой. Разбудить бы и дать выволочку! Но сил нет, все остались у операционного стола. Хорошенькое ночное дежурство выдалось... Кроме взорванного - два ножевых, огнестрел и дорожная, тоже с ампутацией.
Доктор Фомина вздохнула, представляя завтрашнюю и послезавтрашнюю ночи. Дежурства спокойными не будут. Люд российский встречал Новый Год истово, безудержно. И успокаиваться на достигнутом не собирался, как показывала практика. На всю неделю ей, дежурному травматологу, предстоит не менее напряженная работа за операционным столом.
Усталость одолела, навалилась на плечи. На полу перед диваном - чтобы брат обязательно прочёл - Артёма ждала записка: "До двух не будить. Не вздумайте уйти из дома, убью!" Зевнув, Катя забралась под одеяло и моментально заснула.

*

Владик появился в ординаторской, когда Катя доедала завтрак:
- Не ожидал тебя встретить.
- У меня сегодня день, - так врач Фомина озвучила часть правды.
Незачем следователю знать, что ей еще предстоит и ночь, вторая подряд. Больничное начальство - главные, заместители, заведующие, старшие медсестры и прочие - отдыхает. И пусть, зато менее состоятельный персонал подзаработает. Пока зарплаты медиков выражаются в сущих грошах - хрен кто станет харчами перебирать, в смысле, отказываться от дежурства под предлогом усталости. Нормальный хирург в любом состоянии - хирург, это Катя усвоила, пока госпиталь стоял в Чечне.
"Как и следователь", - проскакивает сравнение, навеянное Кусаевым.
В докторе Фоминой вспыхивает мгновенное сожаление о профессии, изначально выбранной, что не состоялась из-за её собственной глупости. Если бы не беременность - она стала бы следователем. Сейчас бы не Кусаев, а она, Катя вела расследование, разыскивала виновников и восстанавливала бы справедливость...
Ах, верна пословица! Бодливой корове бог рогов не даёт. Винить Владика не в чем, мужской кобелиный нрав переделать никому не удавалось - эту азбучную истину врач Фомина постигла из учебников. И неоднократно удостоверилась - на практике. Она, женщина, уже тогда должна была соображать, чем чревата уступка чувствам. Любовь любовью, а предохраняться надо! Но повторись та ситуация, всё равно Катя не стала бы делать аборт. Как можно, отказаться от Сашки?
- Мне бы с твоим инвалидом поговорить, - вроде просительно, но настойчиво заявил свои права Владислав Игоревич Кусаев, - забрать его одежду, обувь, вещички, что были с ним там... Катя, прости, что отвлекаю, но надо. Со мной эксперты. Ждут. Распорядись, плиз...
Выглядел следователь импозантно, убедительно. Кожаная папка в руке, роскошное перо, не меньше "Паркера". Катя последовала инструкции - представла старшей сестре Владика и сопровождающих его лиц. Убедилась, что процесс пошёл, выложила историю болезни на стол: "Копируйте на здоровье!" И отправилась на обход. У постели Егорова-Маресьева она удивилась активности больного - тот пялился в маленький компьютер, назвав его "лэптоп".
- Смешная фирма, - слукавила доктор, не признаваясь в невежестве.
- Не фирма. Так называют переносные. Или ещё - ноутбук.
Вертикально стоящая доска в торце кровати, у спинки, маскировала почти полное отсутствие левой стопы, натягивая заправленное туда одеяло. Но взгляд больного нет-нет, да проверял - не выросла нога? Дежурный врач Фомина отметила и такие изменения внешности больного, как синеву под глазами, сухость губ. Лицо Егорова обросло щетиной, отчего тот выглядел слишком благородно, словно киношный американец. Неприязнь к смазливым мужчинам встрепенулась, язвительно зашипела: "Ну, крутой, аж ловить нечего! По фигу деревне, что пол-ноги отрезали, а вторая - всмятку! Изображает из себя, герой, кверху дырой..."
Однако уважение к больному взяло верх. Вслед за ним выползло этакой змеёнкой понимание своего протеста, чувствительно куснуло Катю: "Ты ведь не так просто психанула - разлетелась пожалеть обезноженного, да обломилась! Вот и..." Врач Фомина тряхнула головой, отрешаясь от женского подхода, спросила по делу:
- Он вам зачем, компьютер, - но заметила, что вопрос звучит мягко, и ужесточила его, - работаете? Не надо бы, лишняя нагрузка!
- Какая, к чёрту, нагрузка. Я так отвлекаюсь. Чтобы о ногах не думать. И читаю. Предлагайте другие занятия, если есть, - без доброжелательности, резко и отрывисто ответил, почти прогавкал Егоров.
Дежурному врачу Фоминой это понравилось: "Бравада. Скорее, похвальная, чем предосудительная. Сколько народу на третий день, с раздробленными ногами, сунется в компьютер? Депрессию выберут, ой, я инвалид, ножка болит, мне полный писец, ах-ах, - профессионально отметила она, - а этот не скулит, говорит зло, может, и читает, несмотря на боль".
Странные колебания в оценках поведения больного не помешали провести осмотр верхней части ног - цвет кожи и температура? По результатам последовало поручение сестре, чтобы позвала на перевязку, и реверанс в сторону следователя. Кусаев представился, раскрыл роскошную кожаную папку, приготовил золотое перо:
- Дмитрий Васильевич, в подробностях. Итак, примерно в час ночи...
Катя успела удивиться - у соседнего дома? Даже заинтересовалась, но её позвали в приёмное отделение. Праздники продолжались...

*

Праздники продолжались, а следователю Кусаеву не до них. Пять дней прошли впустую. И лишь сегодня наметился сдвиг.
Владислав Игоревич допрашивал старого придурка и понимал - пустышка! Проигрышный билет вытянул следователь Кусаев в этот раз. Хотя, как сказать, тут ведь тоже очевидное преступление, пусть иное, не покушение на убийство. Уволенный военрук решил испортить директору новогодний праздник, напугав гранатой. Учебная лимонка, зажатая в горсти, и демонстративное выдергивание чеки произвели на всех гостей должный эффект. А уж директор перепугался настолько, что тут же написал и вручил шантажисту новый приказ - об отмене прежнего.
Торжествующий военком вернулся домой и продолжил отмечать, теперь уже на радостях. Пока милиция собралась проверить заявление - престарелый хулиган упился до поросячьего визга и гулял по улице, периодически предлагая встречным компаниям купить гранату. Шутил он так, называется!
Кратко объяснив "шутнику", что шесть лет, как минимум, тот теперь просидит в колонии за захват заложников и угрозу оружием, Владислав Игоревич вернулся к основному делу. Покушение на убийство успешного бизнесмена Егорова после нескольких нераскрытых заказных - встревожило начальство. Да еще приезд премьер-министра в Питер!
Давили на всех следователей, кто вёл "мокрые" дела, так что отличись Кусаев с раскрытием - можно рассчитывать на внеочередной классный чин. Он старался, как мог, отрабатывал даже бредовые версии типа пороховых самоделок, хотя заказной характер покушения был налицо. Пострадавший только открыл дверь автомобиля и спустил ноги на тротуар, как прогремел взрыв.
Экспертная лаборатория пыталась вычислить, чем подорвали и почему так аккуратно, одного Егорова. Плохо, что никто ничего не видел и не слышал в общем грохоте салютов. Чёртовы праздники!
- Может, проверить дурацкое утверждение самого пострадавшего?

*

Готовя бутерброд, Катя обратила внимание, как во двор дома вкатились милицейская машина с мигалкой и фургончик - "следственная". Несколько человек засновали по старому детскому городку, осматривали теремок, притрушенный снегом.
- Саш, что за суета, знаешь?
- Неа. Сбегать?
Сын готов на всё, лишь бы удрать на улицу, к дружкам. Ему скучно дома, с мамой, а нужен лишь бутерброд с колбасой и сыром. Дядя ещё позавчера сбежал к своим корешам-мореманам, не дожидаясь, пока сестра проснется и сто шкур с него спустит. "Чует кошка, чьё сало съела!" - Катя многозначительно пригрозила в адрес Артёма, устроив Сашке допрос про новогоднюю ночь.
Четвёртое января, разгар гуляния. Первоначальной безудержности нет, но огни и шутихи бахают, озаряют питерские небеса. Ночью, конечно. Днём не только Катя отсыпается - город тоже. Продрав глаза, народ тщится пересмотреть все программы конкурирующих каналов. Хорошо тому, кто пишет их на видик или новомодные диски. Доктор Фомина в этом плане круче крутого - благодарный пациент приспособил для записи фигню от компьютера, твердый диск, кажется. Или жёсткий?
"Славный мужик, и толковый. Жаль, женат..." - У Кати принципы, она семьи не разрушает. Да... Прогнать-то легко. Что ж так пусто на горизонте, появись, избавитель от одиночества!
- Ах, бабоньки, застоялась, - сладко томится она, потягивается, - мужика бы, чтоб помял, - и тотчас душит его, желание, на корню.
Безрадостны эпизоды, где ВРИО принца, нетрезвый мещанин, убого реализует постельное продолжение случайного знакомства. Да и то, раз в год по чайной ложке. Нет времени вырваться в ночной клуб или куда ещё, где бродят потенциальные женихи, нет вовсе! А высматривать белого коня под балконом, ждать предложения руки и сердца - устала доктор Фомина. Отчаялась.
Катя отводит душу на Саше, заставляя чинно съесть суп, второе, выпить компот. Надувшись, сын чавкает, чмокает, облизывает пальцы - выпрашивает подзатыльник. За что боролся, на то и напоролся, но Сашка торжествует. Теперь пусть переживает мама! Катя вынуждена подыграть - правила есть правила. Не сдержалась, повелась на манипуляцию сына, следовательно, придётся отпустить того на улицу...
Дверь хлопнула. Минута - по лестнице, в обгон медлительного лифта, и Александр Дмитриевич Фомин возле кучки пацанов. Кто-то указал в сторону Невского, на крышу. Служебные машины укатили, оставив троих в штатском. В окружении ребятни те заходит в первый подъезд.
Вечером сын доложил, что менты ходят по квартирам, чьи окна на проспект, ищут, кто в бизнесмена гранату из окна швырнул.
- А, я знаю, - подбрасывает Катя сведений сыну, для поднятия его дворового авторитета, - мы оперировали, который на ней подорвался. Бизнесмен? Надо же! Выглядит типичным спортсменом. Хотя, ноутбук, конечно!

*

Из аналогичных дел за последние два года следователь Кусаев отметил подрыв гранатой, пластиковой взрывчаткой - типично бандитские разборки, и украденным зарядом, где отличился ревнивый проходчик метростроя. Пролистал дела, ничего похожего не отыскал. По следам на одежде - химик пластиковую отмёл напрочь. Оставшиеся два варианта казались равноценными.
Однако мнения спецов разошлись. Пиротехник считал, что мощность походила на гранату, но медик не соглашался - ранений от осколков нет. Читая заключения, Владислав Игоревич подивился, поскольку Катя отвергла гранату сразу, ещё в приёмном отделении. Так следовало из истории болезни. "Откуда у неё такой опыт? Проверить" - легла заметка на будущее.
Следовательно, надо искать среди взрывников метростроя. Проверить хищения со склада, пройтись по перечню тех, кто имел доступ и мог держать зло на Егорова. Но это - только после праздников. А сейчас - искать свидетелей! Не может быть, чтобы никто не видел, как под машину бросают взрывчатку с горящим шнуром. Или без шнура?
Да, вот ещё вопрос пиротехнику - можно запал от гранаты применить для метростроевской взрывчатки? Или не от гранаты. Вчера задержали дембелей, которые украли десяток взрывпакетов и спьяну убили соседскую собаку - бросили один в будку. А если бы все десять сразу сработали?
Владислав Игоревич читал труды криминалистов, прикидывал объём поисков и всё сильнее мрачнел. Дело, казавшееся простым, на поверку становилось неподъёмным. Висяк корячился. Хорошенькое начало, следователь Кусаев!
"Нет, так никуда не годится. Надо сглаживать будущий негатив. Пожалуй, стоит организовать банкетик по поводу, и там неформально потолковать с начальством, когда оно "подшофе".

*

Врач Фомина может собой гордиться - она сделала невозможное. Снимок и осмотр раны подтверждают это. "Правая стопа выглядит очень прилично и внушает надежду, что сохранит свою функцию. Конечно, сейчас многое видно лучше, чем в мешанине сразу после взрыва. Да, поправить бы косточки не мешало, свод восстановить, но это уже пластика, кто же ей разрешит? Хотя, почему нет? Поговорить с заведующим, показать, заручиться согласием самого больного..."
- Дмитрий Васильевич, есть возможность правую ножку довести до ума, чтоб стала, как прежде. Надо лишь изменить положение трёх отломков, пока не срослись окончательно...
- Если можно, делайте! А левая?
Левая стопа разрушена так сильно, что пальцев не осталось совсем. Собственно, уцелела пятка и то, что рядом с ней. "Слава богу, - похвалила себя Катя, - не зря собирала отломки в голени - выше сустава безнадежно размозжённые вроде бы ткани оживали и срастались". Но ниже - рана загноились, зона некроза оказалась слишком обширной. Она честно сказала Егорову:
- Тут дела похуже. Пришлось развести шов...
Тот нахмурился. Травматолог Фомина приготовилась к упрекам - а как иначе? Всегда виноват врач, такая привычка в стране. И то, найди убийцу, который подорвал тебя! А доктора искать не надо - вот он и ответит за потерянные ноги!
Но произошло нечто странное:
- Спасибо вам, Екатерина Дмитриевна, - совершенно вразрез ожиданиям отчеканил Дмитрий Васильевич, - что не оттяпали до колена. А что гноится, не берите в голову, заживёт. Главное, кость сохранили, для протеза чем длиннее, тем прочнее. Я ещё на горных лыжах спущусь!
Пока сестры заканчивали перевязку, Катя поинтересовалсь, где, на чём он начинал, рассказала о себе, о Сашке, которого поставила на лыжи в три годика. И обрадовалась, что есть собеседник, понимающий и разделяющий её страсть:
- Ах, как здорово мчать по склону, утрамбованному ратраком, и плавно выписывать змейку! Не рекорды ставить - это молодняк любит покрасоваться в слаломе. Была охота кувырком лететь, да лыжи по склону собирать! Истинный кайф ловится в плавном скольжении, которое сродни вальсированию!"
- Да, да! Екатерина Дмитриевна, мне тоже хочется петь в такие моменты. Не уходи, ещё не спето столько песен, ещё звенит в гитаре каждая струна...
Егорова повезли в палату. Катя шла рядом с каталкой, восторженно описывала первые впечатления, когда навыки гладких лыж и коньков вдруг объединились, безо всяких тренеров.
- А соревнования, азарт? Вы представляете, я второе место занялаЙ
Дмитрий Васильевич перехватил тему скоростного спуска, вспомнил фирн, затем свежий глубокий снег, когда загружаешь пятки, идешь, как плывёшь:
- ...словно глиссер, усы по сторонам! И удержаться не могу, ору во весь голос - бэсамэ, бэсамэ мучо...
Когда Егоров переместился на койку, врач Фомина села напротив. В палате нет никого, почему не поговорить? Им хорошо вдвоём - не просто понимание появилось, а росло единение, и полное, с полуслова, с полужеста. Дима хвастал: "вертолёт, парашют, ледник..." Катя расхваливала Мончегорск...
Разговор горнолыжников прервали друзья Егорова, ввалившиеся в палату. Их шумные приветствия выдавили доктора Фомину в коридор, где чёрствая ладонь реальности дала оплеуху: "Он безногий! Какие горные лыжи? Дура, нашла собеседника, размечталась", - и вернула в чувство.

*

- И ты мне врал, - констатировала Катя, - чтобы втихаря попускать фейерверк? Пока я на дежурстве? Скажи мне, Тёмка, ты что, никогда не повзрослеешь? В твоём возрасте не ракеты племяннику покупать надо, а себе презервативы, и с женщиной новый год встречать, не с пацаном!
В голосе её такая свирепость, что брат ежился и не пробовал оправдываться. Неделю он скрывался от сестры, пируя и ночуя у друзей. Пришёл переодеться и попал к ней в лапы. Сопротивляться и "лепить горбатого" бесполезно - Сашка сдал дядю с потрохами. Рассказал, как запускали сигнальные ракеты. Те взлетали над домом и грохали, освещали двор. И как одна из них, которую Артём доверил запустить племяннику, срикошетила от ветки. Хорошо, отлетела к воротам, где бахнула, распугав гуляющий народ. Саша и сам струсил, шмыганул домой.
- Если бы он стал заикаться, я бы тебя убила, не посмотрела, что брат! Идиотина, лучше бы ты ему что из вещей подарил, чем деньги на ерунду тратить...
- Хва орать, Катюнь, ну что ты завелась? Ничего я не покупал, это халявные ракеты, морские. Мы на подходе к порту подняли шлюпку, пустую, а там они и пара спасжилетов. Ну, мы с каптёром заныкали и разделили. Я Сашку надувной жилет привёз, а ты полкана спустила...
Звонок в дверь прервал родственную разборку:
- Здравствуйте, молодой человек. Вы кто будете?
Сестре и брату было слышно, как Сашка представился, и бархатный баритон тотчас принялся устанавливать хорошие отношения. Катя поспешила в прихожую, но Александр Фомин по малолетству уже сдал и себя и маму, не осознавая того.
- Значит, можно и Саша... Очень приятно, тогда я - дядя Слава. А сколько же вам лет? Хм... Да вы уже взрослый! Мама дома?
Та появилась в намерении немедленно выставить опасного гостя:
- Чем обязана, Владик? - Звякнул вопрос, холоднее уличной температуры.
Кусаев ничем не проявил своей догадливости. Катя притормозила, чтобы у сына и брата не возникло ненужных подозрений - чего это она лютует? На знакомого, совершенно приличной наружности, и так набросилась, за дверь выставила? Пока она соображала, как себя вести, Владислав Игоревич сделал свой ход - мило улыбнулся и познакомился в Артемом. После обмена рукопожатиями незваный гость обратился к хозяйке дома и ответил на вопрос.
- Мимо проходил, решил заглянуть...
Катя не поверила - тот выглядел слишком торжественно, причина чего вскрылась следующим предложением.
- Поехали, у меня день рождения. Ресторан...
Катя облегченно вздохнула. Значит, ей показалось, что следователь понял то, чего знать не должен. Тогда сыну и брату тем более незачем видеть ее тревогу. И почему бы не поехать в ресторан, если сегодня она отдыхает? Но марку надо держать, и Кусаев должен огрести выволочку, непременно: "Чтобы знал свое место! Чтобы чувствовал, что я не рабыня и не игрушка ему!"
- Ну, не знаю... Ты не сказал заранее, а у меня большие планы на сегодня... Хотя, в виде одолжения... Ладно. Проходи, располагайся, жди, пока соберусь. Что? Владик, я в таком виде, и поеду куда-то? Ты сдурел! Час в запасе? Ничего, подождут твои гости... Артём, займи Владика разговором, чайку налей...
Катя взяла реванш и на радостях даже озвучила почти афоризм: "Опоздание - проблема приглашающей стороны!" А затем готовила себя к выходу в свет, методично и без суеты. Перед ней стояла одна задача - выглядеть достойно. Это удалось. Во всяком случае, в зеркале она себе понравилась. Такой даме полагалась карета. Королевская. Надо полагать, чёрный "Ауди" соответствует - она помнила вызывающий вид машины Владика.
Пока спускались в медлительном лифте, Кусаев признался, что случайно наткнулся на квартиру доктора Фоминой. Обнаружил в списке жильцов, расследуя дело взорванного Егорова:
- ...и это единственная польза. Ничего по части покушения не нашёл. У меня предчувствие полной безнадёги. Все следы затоптаны, никаких доказательств... Оперативники если не пьяные, то с похмелья. Ой, ну его к чёрту, это дело! Имею я право на праздник? Возраст Христа, как никак, - и котяра попытался нежно притиснуть нарядную спутницу, поцеловать, как делал много лет назад.
Деликатно отстранив соблазнителя, та подбодрила следователя:
- Насчёт безнадёжности, это зря. Ты удачливый, у тебя всё получится, - но запрещающе покачала пальчиком. - Мало ли, что не женат. Не забывайтесь, сударь. Не тёлку снял, а даму пригласил! Прочувствуй разницу...
Галантный кавалер дистанцию соблюдал и держал фасон - распахивал дверцу, подавал руку, сопровождал до дверей ресторана, усаживал рядом с собой, не допустив ни единой оплошности. Катя ловила оценивающие взгляды сослуживцев и приятелей Владика. Игнорировала ревнивые, обжигающие - немногочисленных женщин. Гордилась собой. Почему нет? Мысли Екатерины Дмитриевны Фоминой, которые помогали ей в прошлом, и сейчас давали повод гордиться собой:
"Скулить не надо! Я могла бы поныть, что тут особенного? Ой, я мать-одиночка, ой мне так трудно... Нет, я не такая! Мне удалось не раскоровиться и рассвиниться - разве этого мало? Это вам не вешалкой для бижутерии работать! Тома, подруга, спасибо, что научила меня двигаться, еще тогда, в первые студенческие годы".
И Катя вальсировала в конкурсном стиле, азартно! Крутое бедро, высокая грудь, открытая спина, полёт волос - теките слюной, самцы! Даже в рыхлый прокурорской туше вспыхнул огонёк интереса. Владик угадывал, поддерживал, оттенял, глядя так выразительно, что после банкета Катя осталась в его квартире.
Завершение встречи оказалось приятным, хотя показало, что кое в чём она теперь просвещена лучше, нежели он, первый учитель. Когда томление сошло на нет и сменилось полным удовлетворением, Катя решительно поднялась с постели.
- Ты куда? Останься, - изумился Владик, помнящий её былую.
Но не на ту напал. Ныне Катя точно знала - как ни хорош вечер, ночевать женщина должна в своей постели. Иначе сказка кончится, карета превратится в тыкву, а принцесса - в Золушку, готовящую завтрак на чужой кухне. Несколько таких заповедей ей отыскали в интернете и красиво распечатали, но запомнилась эта, которой доктор Фомина следовала, даже если возвращаться приходилось пешей. Владик не посрамил честь джентльмена. Около четырёх утра женщина, оттянувшаяся на всё катушку, наконец, заснула в собственной квартире.

*

- Замечательно выглядите, - выдал комплимент Дмитрий Васильевич, когда обход добирался к его кровати, - улыбка, глаза блестят. Одно удовольствие на вас смотреть, доктор...
- Разве не я должна это сказать вам? - Парировала Катя, чтобы скрыть внезапное неудобство.
Рук у неё стало слишком много. Да и те не по месту выросли. Ну, явно из жо... из тазового пояса, как язвит завотделением, распекая. Катя уронила температурный листок. Дернувшись подхватить - сбила с тумбочки Егорова книгу, ноутбук, пакетик с конфетами и ещё какую-то ерунду, шумно заскакавшую по углам.
- Какого черта вы здесь всякую фигню понаставили? Софья Ивановна, - выговор достался сестре, - вы давно проверяли, что у больных понапихано? Словно не знаете, как быстро они всё замусорят и запакостят! Тараканов ждете? Я за вас это делать буду?
Доктор Фомина бушевала, прекрасно понимая, что неправа, но попробуй, совладай с собой, если Егоров смотрит на тебя снизу и улыбается. Как будто угадал, почему она так выглядит. Прорычавшись, Катя взялась за край одеяла:
- Ну, посмотрим ножульки...
Егоров не дал откинуть одеяло с простыней целиком, придержал на уровне колен.
- Что за фокусы?
- Я не одет.
Такую глупость доктор Фомина слышит впервые за свою медицинскую карьеру. Более идиотского заявления сделать невозможно! "Планка" готова упасть окончательно, однако что-то в глазах больного остановило врача. взгляд пал на возвышение в интимном районе мужчины, которое Дмитрий Васильевич и пытался скрыть рукой. Катю бросило в краску: "Это он на меня так реагирует?" Мгновенное замешательство привело к тому, что взгляды Димы и Кати встретились. Больной зарделся, сигналя доктору Фоминой: "Я понял, вы заметили, что я..."
- Мне что, как Авиценне, по веревке ваше состояние определять? Позвольте, - и рука Екатерины Дмитриевны все-таки сдвинула одеяло немного выше, но так, чтобы только рассмотреть состояние кожных покровов на ногах.
Что уж там ощутил Дмитрий Васильевич, пока она трогала его, сравнивала температуру - Катя не думала, однако паховые узлы у него сегодня проверять не стала. Как-то не захотелось ввергать хорошего человека в еще более глубокое смущение.

*

Следователь Кусаев сводил воедино доказательства по делу. Эксперт-пиротехник нашёл в опаленной брючной ткани осколок коричневой пластмассы и признал взрывное устройство патроном П-2. Не граната, не взрывпакет, не метростроевская "сосиска", а светозвуковой сигнал, которыми оснащаются морские суда.
"Какой-то придурок чиркнул по запалу, заряд отлетел под ноги Егорову и взорвался. Новый год, фейерверки, - Владислав Игоревич словно заранее оправдывает виновного, - понятно, что непредумышленно, а случайно. Пострадавший настаивает, будто видел, кто и откуда выстрелил. Утверждает, что лица запомнил. Врёт, там расстояние больше пятнадцати метров".
Пятна копоти от запуска аналогичных зарядов отыскали на крыше детского городка. Снег сохранил отпечатки обуви - мужской и детской. Жаль, свидетелей запуска не нашли - все пялились в небо, на городской фейерверк, а не вглубь двора. Но следы подошв есть - надо искать, а те или не те отроем, покажут следы копоти на обуви. Ну и жёсткий допрос, само собой. Три дома по восемьдесят квартир - невпроворот народу, и тьма обуви: "Ломовая работа, а придётся... Распечатать следы, раздать каждому и - вперед, спрашивать китайские кроссовки и финские сапоги, да ставить каждый лапоть на листок, пока какой-то не совпадёт".
Кусаев перестал врать себе, признался - начинать следует с хорошо известной ему квартиры. Слишком многое сходится, слишком многое! Лучше бы он не заглядывал в гости! Беспокойство сгоняет Владислава со стула, отправляет натаптывать круги по кабинету: "Катя, Катяба, зачем ты мне снова встретилась? Брат твой, полный придурок, хвастанул, что мореман, что неделя, как из плавания. А сын рассказал про громкие и яркие ракеты, которые они с дядькой запускали. Обувь совпадёт, Сашка соврать не сумеет, и присядет Артём года на два-три... И кем я для тебя стану, Катяба? А загляну-ка я в твой дом ещё разок, без уведомления".
Сделав распечатку следов в натуральную величину, следователь вышел из кабинета. Петербург, отошедший от гулянок, восстановил допразничную плотность движения, так что по дороге к знакомому дворику Владислав успел принять решение
- Артём Дмитриевич, где Саша? На улице, очень хорошо. У меня несколько неприятных вопросов. Покажите вашу обувь...

*

Очередной обход застал Егорова в германском электрокресле, привезённом друзьями. Тот катался туда-сюда, вызывая неприкрытую зависть сопалатника, "укороченного" без шансов на протезы:
- Димка, зараза, душу травишь. Мне на такое никогда денег не набрать...
К собеседникам долетело ворчливое мнение загипсованного "костыльника":
- Кто бы жаловался! На вокзал или к собору - безногим хорошо подают. Ты орденов навесь, под военного инвалида косить, - совет выглядел разумно, однако настолько неприятно, что Катя собралась одёрнуть советчика.
Егоров опередил:
- Не позорься. Серьёзный мужик и побираться? Да, кресло дорогое, только я в нем долго кататься не намерен... А тебе подарю, когда ходить начну, на костылях. Екатерина Дмитриевна, что мне еще делать будете?
Доктор Фомина почти преодолела неловкость, что сковывала её в присутствии странного пациента. Та вспышка гнева, вовремя подавленная, заставила осознать, что Дмитрий Васильевич во многом похож на "принца". На того самого. И положа лапу на сердце, циничная, порой чересчур грубая хирургиня, оказалась польщена "мужской" реакцией, затаенной Димой под одеялом. Тем более что теперь Егоров краснел, когда Катя входила в палату.
- Вторую операцию бы надо, но мне не разрешили. А так если, то ждать, пока левая культя зарастет...
- Кто не разрешил? Лукин? Вам?
- Он рекомендует пластику в платной клинике, где более опытные врачи...
Врач Фомина добросовестно передала мнение заведующего отделением, хотя кому непонятно, что Лукин просто хочет получить от той клиники комиссионные за богатого клиента?
- Тогда мне здесь делать нечего!
Дмитрий Васильевич мгновенно раскусил нехитрый умысел заведующего. Из-за этого он отвлекся от управления, и кресло резко наехало на гантели, лежащие у кровати. Катя бросилась подстраховать накренившуюся колесницу, но Егоров уже дал задний ход. "Да, реакция у спортсмена - позавидуешь!"
- Когда меня выпишут?
Доктор Фомина понимала - такой пациент убежит, сколько не ври про осложнения, нагноения, сепсис. Более козырный аргумент? Есть. Она мысленно приготовила пространный ответ, но помещал звонок мобильника:
- Ма, ты мои кроссовки куда задевала? Ну, высокие! А кто, кроме тебя! Дядь Тёмы дома нет, он срочно трусы надул, записка вот... Не, мои кросы ему малы, ты что? Никуда я не засунул... Правильно, все бы так делали, в шузах по слякоти... Ну, ладно, чмоки!
Расстроенная жалобой Сашки и внезапным отъездом брата, Катя сухо ответила Егорову:
- Спадёт температура, тогда посмотрим, - и ушла, мучая мобильный телефон.
Артём отозвался, когда палец сестры устал нажимать кнопку повтора. Давненько стены ординаторской не слышали набора суровых слов, которыми доктор отчитала беглеца:
- Не ври о срочных делах! Балбес и бестолочь, опять накосячил? Господи, выдать бы тебя, шалопая безбашенного, за толковую бабу! И чтоб она тебя поварёшкой каждый день лупила, по тупой башке, да почаще!

*

Двое мужчин собрались обсудить результаты расследования. Один прискакал в ординаторскую на костылях, второй уже сидел там и ждал, раскрыв элегантную кожаную папку. Оба стройные, молодые, энергичные, они бы могли быть друзьями, наверное. Но сейчас выглядели враждебно. Так показалось Кате, когда эти двое холодно поздоровались, неласково посмотрели друг на друга и сели по разным сторонам врачебного стола. Владислав Игоревич Кусаев кратко доложил, что дело о покушении на убийство Дмитрия Васильевича Егорова вел он.
- Но преступника найти пока не удалось. Мы...
- Я на иное и не рассчитывал, - холодным тоном прервал доклад Егоров, - так что давайте по существу, и я пошел. Не можете вы, так сам отыщу, кто это сделал...
В голосе Дмитрия Васильевича - ни огорчения, ни злобы. Ровная речь уверенного в своих силах человека. Владислав Игоревич скривил губы:
- Не надо самодеятельности. Заподозрите кого, сообщите, тогда возобновим следствие, а инициативу - вы это бросьте!
- Не волнуйтесь, мстить не собираюсь, тем более - ноги у виновника отрывать. Но дело так не оставлю, принципиально - человек мне жизнь сломал, и я ему - тоже...
Катя прислушивалась. Она специально села за соседний стол и делала вид, что работает с историей болезни. Ей нравилось, как говорил Дмитрий Васильевич. Таким словам - поверишь. Этот может всё, что угодно, не только обидчика найти. А уж что он с ним сделает! Не пряниками кормить станет, тут к бабке не ходи.
Врач Фомина не раз примеряла на себя чувства Егорова. Доведись до неё, причини кто такой вред Сашке или Тёмке - того деятеля ждала бы лютая кара! По кусочку бы ноги отрезала, пока "помидоры" до земли не достали! И вообще, на фиг, всю самецкую красоту отсекла!
Следователь Кусаев предостерёг больного Егорова и ушёл. Оба холодно попрощались. Заметно, насколько следователь антипатичен пострадавшему и наоборот. А доктору Фоминой - нравится Егоров. В нем звенит сталь, образующая характер. В Кусаеве он тоже есть, характер, но - труба пониже, да дым пожиже.
Кате так понравилось найденное сравнение, что она даже удивилась, как же раньше это в глаза не бросалась? Закон масштаба сработал. С Владиком не за каменной стеной - за фанерной, разве что. А Дима может всё, что угодно, не только обидчика найти. И пусть сейчас он скачет неловким трехногим кузнечиком, опираясь на почти зажившую правую ногу, но идти с ним рядом намного приятнее, чем с его недавним оппонентом. И можно придерживать,подстраховывать его, словно провожая в палату.
- Ох, Дмитрий Васильевич, неласковый вы человек, - Катя села на кровать напротив Егорова, чтобы просто поговорить с больным, ничего большего! - Лукина вот отругали за меня, так он дал разрешение на операцию. Послезавтра. Согласны? Почему нет?
- Парни договорились, в Германии меня ждут на протезирование. Там решат насчёт формы левой культи, и правую стопу доработают заодно. Платит страховая компания...
У Егорова исчезла жесткость с лица, он подвинулся, предлагая сесть к нему на краешек кровати. Нельзя так, доктор Фомина! А та пересела, тронула мощное горячее предплечье, улетела своими мыслями невесть куда: "С таким мужем зимой приятно под одеялом... И не только нежиться..."
Катя спохватилась, когда мечты увели слишком далеко. Она слегка отстранилась, держа спину прямо, чтобы совсем не прислоняться к горячему телу больного. И дослушала рассказ Димы, поражаясь его дальновидности: "Надо же, застраховать себя на несколько миллионов! Ну да, чемпионаты, травмы. И всё равно, для тупого спортсмена Егоров слишком предусмотрителен". Так она и ляпнула. На "тупого" - тот расхохотался:
- Так вы по чёрным баскетболистам судите! И то среди них есть очень толковые парнишки... Опять же, бизнес прост, если занимаешься своим делом. Я держу сеть спортзалов, что в них сложного? Кстати, за границей работать намного легче, а если есть деньги - страховаться принято от всего на свете. Все под богом ходим...
И вдруг зажмурился, покрутил головой, втянул в себя воздух, задержал. Обеспокоенная Катя наклонилась, тронула лоб, схватилась за пульс:
- Что?
Наверное, ей показалось, как блеснула слеза, когда Дима выдохнул, снова задержал дыхание и ответил:
- С каким бы удовольствием я пригласил вас, Екатерина Дмитриевна, прокатиться со мной по Альпам. Какие там горнолыжные курорты, вы себе не представляете...

*

Несколько дней у доктора Фоминой держится прекрасное настроение, что вызывает множество шуток и добрых подначек от коллег, но в конце января Владик напрашивается в гости:
- У меня серьёзный повод. Желательно, пока Саши нет дома, с утра.
Особого желания встречаться с ним Катя не имела. Честно, так совсем не хотелось. После того вечера. Почему-то, заходя в палату Егорова, доктор Фомина стеснялась тогдашней слабости и сердилась. Можно подумать, она не свободная женщина! Ей надо бы отказать Кусаеву, но врождённая строптивость заставляет согласиться.
Алые розы Владик вручил, переступив порог:
- Надеюсь, не замерзли.
- Ну, что за дело у тебя, настолько важное и секретное? За кофейком его можно обсуждать, или только в чопорной беседе, за столом переговоров? - Съзвила Катя, немного удивлённая лоском гостя:
"Чего ради котяра выфрантился"?
Не зимние сапоги на Владике, а туфли - и сияют глянцем. Чёрный костюм - лацканы плотно прилегают. Пуговицы на рукавах - ровный ряд, и ни единой ниточки не торчит. Воротник белой рубашки отстрочен идеально - недешёвая штучка, узел галстука - идеален, в кармашке - уголок галстучной материи. Парфюм - не "Хьюго", но острый, под экстрим, диссонансный! Щеки выскоблены до синевы, волоски в ушах и в носу подстрижены, ногти недавно обработаны.
Большой квадратный пакет Кусаев пристроил на журнальный столик, кофе отставил:
- Предлагаю тебе руку и сердце. Прошу стать моей женой, - неторопливо опустился на колено, дополнил. - Я был полным дураком, когда прошёл мимо такого сокровища, как ты, Катя.
Ба-бах! Словно снаряд взорвался в комнате, выбивая Катю из реальности. Она впала в немоту, зажмурилась и потрясла головой. Но проверенное средство не помогло вернуться в реальность. Секунды растянулись, и Екатерина Дмитриевна Фомина стала видеть происходящее, словно со стороны, в замедленной съёмке:
Владик стоит на колене... Смотрит снизу вверх... Ждёт ответа...
Вот интересно, найдётся в мире женщина, которой такое предложение не понравится? Речь не о согласии, тут факт важен - тебя избрали, тебя оценили, замуж зовут. Приятно? Естественно!
И некогда оскорблённая пренебрежением женщина вспомнила, как мечтала о сатисфакции. В кои веки вольный самец сдаваться пришёл. Такой случай грех не использовать:
- Почему - был? Полагаю, и остался. Не припоминаешь, как мы расстались? Кто-то просто исчез, не потрудившись...
- Катяба, кто старое помянет... Зато теперь точно знаю - нет лучше тебя. Ты не представляешь, насколько ревность жжёт, что другие мужчины воспользовались моим отсутствием! Ты такая, такая...
В баритоне Владика звучала страсть, но не та, наигранная, доведенная до совершенства. Настоящая. Катя видела искренность в жестах, слышала её же в неправильных предложениях и жалела. О чём? Что не восторженная девушка сидит напротив красивого, первого в её жизни мужчины, а повидавшая виды женщина. И та, умудренная, понимала, что приняв предложение - придётся делить красавца с другими самочками, более молодыми, менее занятыми работой. Увы, Кусаев есть Кусаев. Не сразу бросится изменять, конечно, но...
- Ты слишком любишь себя, Владик, чтобы я поверила...
- Нет, Катя. Хочешь знать, насколько я люблю? Больше жизни. Я для тебя ничего не пожалею...
- Угу, люблю, как конфеты по рублю, - старой маминой присказкой припечатала Катя, намереваясь жёстко проводить женишка до порога, - хватит, дружок!
Хитрила она, скрывала главную причину отказа. Прискакал белый конь, уже почти под окном гарцует, и наездник так похож на единственного, что - не сглазить бы. Тьфу-тьфу-тьфу! Потому и ни слова о надежде, одно ехидство и яд:
- Ты напрасно подумал, что можно вернуть утраченное. Я согласна иногда устроить вечер половых воспоминаний, если самец понадобится, но и только...
Однако Владик не внял отказу, настойчиво продолжил, что Саша ему нравится. А затем высказал уверенность, что тот его сын. Катя давно к такому заявлению приготовилась, даже не изменилась в лице, расхохоталась. Но разбедить следователя Кусаева ей не удалось:
- Я сразу понял, что он мой. Потом посчитал. Он зачат, когда мы были близки. Не ври, я прекрасно умею считать. И делать выводы - тоже. Хочешь генетическую экспертизу?
- Ладно, ты прав. Но что это меняет? Ты зря обрадовался. А попробуешь открыть ему глаза - я сделаю все, чтобы он возненавидел тебя!
Владик услышал в голосе Кати такую решительность, что поменял тактику. Упор был сделан на то, что жить одинокой - негоже. И очень важно, что ему, Владиславу Игоревичу, зрелому мужчине, нужна именно такая семья. Катя вспомнила, что тоже училась на юриста и язвительно отклонила аргумент, как утративший силу за истечением срока давности. И тут Владик стал очень серьезным и произнёс страшные слова:
- Да я ради тебя на служебное преступление пошёл!
- Что?
И уже следователь Кусаев исповедался, как обнаружил на заснеженном козырьке терема отпечатки подошв, как все квартиры дома подверглись досмотру на предмет поиска соответствующей обуви, как Артём неумело врал, затем выдал себя поспешным бегством, а Сашка "заложил" дядю рассказом о неудачном запуске сигнальной ракеты:
- Пиропатроны пэ-два без стационарного пускового стакана и мужчине в руках удержать очень трудно, а пацану? Заряд вылетел на Невский и взорвался, оторвав прохожему...
У Кати похолодело между лопаток: "Он прав. Конечно, я должна была сразу сопоставить все факты, ведь училась же на следователя! Но неужели..." Последняя надежда подсказала вопрос:
- Но ведь не Егоров, нет?
- Да, он.
Ответ превратил Катю в ледяную статую. В голове заметались обрывки мыслей, возникла самая настоящая паника. Взрослая и мудрая женщина исчезла, превратилась в несмышлёную девчонку, которой бы убежать куда-то в темный уголок, спрятаться, накрыть голову одеялом, чтобы исчезла жуткая, словно в фильме - картина:
Принцу на белом коне передают материалы расследования, он меняется в лице, проклинает Катю и её сына... А затем разворачивается и скачет прочь, в свои Альпы, где она никогда уже не побывает и никогда не встретит его, своего Суженого...
Следователь Кусаев вторгся в картину, которую породили его же слова, покровительственно успокоил:
- Не бойся. Ты говорила, Артём раз в год сюда наведывается, а после моего предупреждения - моментом упорхнул. Его никто не опознает и не сдаст. Кроссовки твоего сына, единственное доказательство, я забрал и уничтожил. Егорову, хоть он Сашку и видел, ни ума, ни времени не хватит, чтобы его отыскать. Так, дешёвые понты колотит, не беспокойся...
Не убедил баритон Владика застывшую Катю. Звонок мобильника оживил было, но в ухо врача Фоминой влился радостный голос больного Егорова, обжёг новостью:
- Екатерина Дмитриевна, через неделю я лечу в Германию. У меня предложение - полетели вместе? В качестве кого? Ну, скажем, персонального доктора... И можно, я буду звать вас Катей...
Катя прижала мобильник к уху, чтобы ни единого звука не вырвалось наружу, глянула в сторону горевестника Кусаева и отвела глаза. На лице Владика читалось не подозрение, а ожидание - ему не терпелось продолжить важный разговор. Жар от уверенного голоса Егорова накопился, расплавил заледеневший Катин ужас. Тот отыскал выход, почему-то через глаза - пришлось встать, уставиться в окно. Голос Димы не унимался:
- ...полагаю, вы догадываетесь. Да, это первый шаг к серьёзным отношениям. Повторю, Катя, вы мне очень нравитесь, а прерывать наше знакомство на месяц или больше - не знаю, как быстро станут немцы готовить протез - боюсь. Вдруг вам покажется, что симпатия продиктована жалостью, и я потеряю вас...
Бедная Катина голова разрывалась от издевательской нелепости ситуации. Суженый, о котором она робко мечтала, предлагал руку и сердце - она не тупица, она прекрасно читает между строк. Но поздно, поздно, безнадежно поздно! Ей никогда не исправить того, что сломано руками брата и сына. Никогда не шагнуть навстречу Принцу - такая пропасть возникла между ними... Хотя сам Дмитрий Васильевич о пропасти пока не знает. Пока...
Мертвящие мысли обездвижили Катю. Она собралась с силами, чтобы отказаться от предложения, сказать самые жестокие слова, чтобы убить в Суженом надежду, чтобы никогда он больше не звонил и не искал встреч с ней. Чтобы не терзал душу!
Но в комнату вошёл Сашка:
- Привет! Нас отпустили, каникулы по гриппу.
Поздравив мальчишку с неплановым отдыхом, Кусаев потянулся к столу за коробкой:
- Это тебе.
Мать не могла отвернуться от сына, который беседовал с родителем, не подозревая, что долгожданный отец - вот он, напротив. Она ловила каждый звук, чтобы пресечь попытку Владика ляпнуть Сашке правду, и потому не нашла сил на решительный отказ Диме. "Придется ехать к нему", - решила Катя:
- Приеду, договорим.
Егоров, ничего не подозревая, закончил разговор болезненным финальным аккордом:
- ...неделя для начала. Возьмите отпуск. Или отгулы. Сыну будет полезно покататься с вами, экскурсий там - несчитано! И я с ним познакомлюсь, наконец...
"Господи, да что же сегодня творится при твоем попустительстве! - К небу или его обитателю обратила укор Екатерина Дмитриевна Фомина. - Почему все сразу-то, и так нескладно!"
Короткие гудки прекратили одну пытку, но вторая лишь отсрочена, она ждет за спиной, она никуда не делась. Ах, если бы свершилось чудо! Вот Катя сейчас обернется, а у стола только Сашка. И никакого Владика. И пытка ей только пригрезилась...
Накопившаяся слеза сорвалась крупной каплей. Катя смахнула следующую - незачем показывать слабость, никому, даже сыну. И медленно повернулась. Мизерная надежда на чудо тлела в глубинах измученной души. Но следователь Кусаев не исчез - он сидел, улыбался и наблюдал за Сашкой. А тот деловито примерял новые кроссовки "Найк". Мальчишка был благодарен дяде Славе, который коварно сделал первый шаг к тому, чтобы из неизвестного родителя превратиться в долгожданного отца.
Катя смотрела на происходящее как бы со стороны - так легче, так можно сетовать, не срываясь на слезы. И сетовала:
"Зачем неведомая и непреодолимая сила вмешивается в расчеты, планы и надежды Екатерины Дмитриевны Фоминой? Почему той так не везет? А вот таким, как Кусаев, вечным счастливчикам, всегда все удается. Что за ведьма ему ворожит?"
И тут Кате вспомнились собственные слова, сказанные две недели назад: "Насчёт безнадёжности, это ты зря, Владик. Всё у тебя получится". Пророческие, как оказалось, слова. Неужели она себя сглазила? Ведьма, которой ведовство невпрок! Ведьма, вредящая себе!
И всё мгновенно упростилось, стало понятным, логичным и безнадежным. Обреченная на одиночество женщина прикусила нижнюю губу, чтобы не пасть на колени и задавить болью, удержать рвущийся из души крик: "За что? Почему ты со мной так, Господи?"

*

Чувств не осталось - они выгорели в какие-то несколько минут. Владик заметил изменения, попытался участливо спросить. Тональность ответа ему не понравилась, зато заставила уняться:
- Погоди, не при Саше.
Сын тоже понял, сопротивляться не рискнул и безропотно выслушал указание, к кому из друзей идти, там играть и не отлучаться. Выпроводив сына, Катя приступила к его защите. Она уже поставила жирные кресты на ожиданиях, отрешилась от надежд и воспринимала себя не женщиной, а помесью воинственной амазонки с беспощадной ведьмой. И двигала ею одна мысль, концентрированная:
"Ладно, любовь, семейное счастье - не для меня. Это понятно. Но сын - он заслуживает нормальной жизни..."
Уже не Катя, а закаленная жизнью Екатерина Дмитриевна Фомина решила довести разговор со следователем Кусаевым до конца. До победного. Усадив его напротив себя, она внимательно посмотрела в глаза мужчины, обеспокоенного резкой переменой в собеседнице:
- Замуж за тебя я не пойду. Ни-ког-да. И забудь об этом.
Не столько металл, как холод и размеренность голоса убеждают щегольски одетого мужчину, что отказано ему окончательно и бесповоротно. Это не игривые "нет", которые значат "может быть" и "да" - отнюдь. От Катиного слова "никогда" веет основательностью, безжизненностью и внутренней смертоносностью Чернобыльского саркофага. Владислав Игоревич хочет покинуть ставшую враждебной квартиру. Однако, по мнению воинственной амазонки Кати, рано - она резко осаживает гостя:
- Не спеши. Сейчас речь о самом важном. Говоришь, следствие закончено?
- Почти. А в чем дело?
- Как ты закроешь дело, Владик? Нет-нет, я не считаю тебя скотиной. Раньше, во всяком случае, ты был благороден. И знал, что такое порядочность. Но люди меняются...
- Ну, знаешь!
- Можешь обижаться, твое право... Обещай, что не тронешь сына!
- Катя, я сделал тогда ошибку, непоправимую, как вижу. Жестоко обидел тебя, понимаю. Ты не готова простить. Ну, что же. Сам виноват.
Владик поднимается, всё такой же элегантный, статный, утонченный. Но Екатерина Дмитриевна не собирается искать в нем мужские и человеческие достоинства. Она упорно смотрит в лицо следователя, будто держит того на привязи, на цепи, чтобы не ушел, оставив её в неведении и тревоге за сына.
Она просчитала самые простые варианты - не зря же училась на следователя? Расклад получается в её пользу. Почти: "Если отвергнутый и обиженный Кусаев доведет дело до конца, виновным признают Тёмку. Тому судебное разбирательство пойдёт на пользу - полечит от хронической дури! Как Сёме в свое время тюрьма вправила мозги. Кстати, надо и его подключить будет, он уже в горпрокуратуре, и не самый последний человек. А может, и не нужно подключать? Скорее всего, не посадят брата, условно дадут..."
Что касается сына - расклад гораздо хуже. Сашка, конечно, малолетка - ему не грозит уголовное наказание. Но совестливому мальчишке, и узнать, что сделал человека инвалидом? Это сломает его навсегда, сделает трусом и убьет в нем надежду. Жить с чувством вины может взрослый, но не ребенок. "Нет, об этом надо молчать! И молчать должны все. А в первую очередь - Кусаев!"
Следователь молчит. Доктор Фомина, пусть порой несдержанная, но всё же городская, благовоспитанная и цивилизованная, помалу уступает место неистовой первобытной матери, которая готова убить любого ради дитя. Уже ведьма сверлит Владика таким неприязненным взором, тот поспешно заканчивает разговор:
- Всё-всё, дорогая. Мужем мне не быть, понятно. Но отцом я все-таки останусь, хоть ты и против. И сына не сдам. Это железно. Прощай.
Дверь за следователем Кусаевым, великодушным и порядочным человеком, закрылась. Катя прошла в спальню. Села на постель. Потом упала на нее ничком и позволила себе разрыдаться. Подушка приняла всхлипы, почти заглушила. Жалость к себе, неудачливой и несчастной дуре, долго выливалась слезами, но и она кончилась. Осталась равнодушная пустота. Вытерев нос, доктор Фомина посидела, бездумно глядя на выключенный телевизор. В темном экране виднелась она, изуродованная отражением, но живая.
Живая. С этой мысли предстоящая жизнь стала казаться менее отвратительной и жалкой, нежели её зарёванное лицо с красными глазами. Остудив горящие щёки под краном, Катя долго смотрела в нормальное зеркало. Нет, она не уродина! "В человеке всё должно быть прекрасно" - да, Чехов прав, должно. Почему нет? Она приняла горячий душ, просушила волосы. Пока маска работала над кожей лица, руки помогли себе с маникюром.
Дальше дело пошло веселее: "Причёска... Не всё узел носить, сегодня - локоны! Платье... Я женщина, а салатные портки, в которых щеголяет травматология - скрывают стройные ножки... Значит - темные колготки! Туфли - в пакет, переобуться... Ниточка темного жемчуга в тон мэйкапу - макияж вечерний... И пикантный аромат "Симияки"... Ты неотразима, Фомина!"
Только короткие ногти выдают хирурга в обворожительной даме, которая пристраивает подушку к батарее - сушиться. Рыдая в неё, доктор Фомина вспомнила, как бьётся за жизнь пациентов, вытаскивая из клинической смерти. Почему не борется за собственную? Что, собственно, произошло?
- Здесь нет вины, - главная мысль укоренилась, набрала силу и распускала побеги, - это нелепая случайность, никто не хотел, надо объясниться, он поймёт.
Конечно, Дмитрий Васильевич должен знать правду, и она сама скажет ему. А там - будь, что будет. Нет, не так - она попросит его ничего и никогда не говорить Сашке. Нет, даже не никогда - только до повзросления сына. Разве это так сложно? Помолчать лет пять, всего-то. Но как поступит Егоров? Вариантов немного.
Наилучший, если он Принц. Особа королевской крови. Великодушие, это привилегия королей, как гласит пословица. Другой афоризм Катя тоже помнит: Точность - вежливость королей. Но основные надежды она возлагает на главное высказывание: "Умолчание - наука королей!" Интриги, дальние планы, тонкие расчеты, сопоставление отдаленных и кратковременных выгод - надо уметь всё это увязывать и знать, когда что сказать. Дима, он принц, он поймет. Он - помолчит. А если нет? Если она в нем ошибалась? И - ошиблась?
Катя мучает себя, пытается представить, как вести, что сказать, если Егоров - не Принц? Неприятная версия упорно не хочет выстраиваться.
В ординаторской доктор Фомина переобулась, привела себя в порядок, звякнула на сестринский пост - вызвала Егорова. Узнала, где дежурные травматологи: "Заняты, приступили к операции? Нет, просто уточнить... Кто в приемной, Капа? Нет, я по своим делам, пока, девочки..." Она глянула на себя в зеркало, поправила прическу, успела подумать:
- Все заняты, славно.
Дмитрий Васильевич прихромал на костылях, сияя улыбкой:
- Вы согласны? Едем, без раздумий, и без отговорок. Вы же знаете, - и раздевающе оценил всю её, с головы до ног, - как много значите для меня...
Оба слегка покраснели, одновременно вспомнив случай с одеялом. Катя справилась с собой раньше, даже поторжествовала немного, порадовалась за себя поверх главной заботы, поверх тревоги:
"Ах, ты не ожидал, Дима, что я настолько эффектная женщина? Жаль, молоденькой не застал, когда кожа была персиковой, а душа - чистой. Ну, а теперь..."
Одержав психологически важную победу, Катя двинулась навстречу неизвестности, где призом является обещание молчать. Совсем немного, всего шесть - семь лет, пока Сашка не повзрослеет, чтобы принять известие о том, что он натворил!
Она закрыла дверь и не просто - на ключ. Егоров понял:
- Чтобы никто не помешал? Значит, это серьезно... Я слушаю вас, Катя!
- Дима, есть разговор, - заминается Катя, - нюанс, который...
Словно она на лыжах, на вершине. Надо лишь толкнуться, заскользить по незнакомому спуску. Дух замирает - опасно! Можно не устоять на повороте, разбиться о дерево. Или влететь в сетку ограждения, переломаться.
А Дмитрий Васильевич сразу вдруг потемнел лицом, улыбку утратил. Знала бы Катя, как ухнуло сердце мужчины в бездонную яму отчаяния. Потому, что вспомнились ему взгляды следователя Кусаева, которые тот бросал на врача Фомину. "Были, были особые отношения между ними!" - Понял Егоров. Много отложилось в его памяти примет, которые говорят постороннему наблюдателю об отношениях, если и не интимно близких, то почти таких, которые вот-вот перерастут в...
И скрипнул зубами инвалид Егоров, особенно больно осознав, что он-то безногий, а тот красавчик - здоров. Ясно, у кого преимущество, и кого предпочтет женщина!
Дошло до Дмитрия Васильевича Егорова, о чем пойдет речь. И время словно остановилось, стало вязким, медленным - так много вместилось в него.
Гнев, бешеная злость и другие неистовые чувства вскипели в инвалиде. Они обращены на того, кто изувечил, отнял здоровье и - неужели это так? - счастье в жизни, с этой женщиной, за обладание которой он готов биться со всем миром! Сжались кулаки, закаменели скулы, брови сошлись - глыбой застыл влюбленный мужчина, ожидая приговора.
Но Катя была занята только своей тревогой, и хоть увидела, заметила, как изменился Дмитрий Васильевич, а не поняла, отчего. Она отстранила теплое чувство к Диме, и предложила сесть на стул больному Егорову. Тот выбрал низкое кресло - из непонятного самому чувства протеста. Костыли мешают, и Дмитрий Васильевич уложил их на пол, невольно пряча, задвигая, чтобы не видеть самому унизительного символа неполноценности.
- Понимаете, тут такая нелепость. Я готова сойти с ума. Ему всего восемь лет...
Катя говорила сбивчиво, торопливо, объясняя, защищая и оправдывая глупого мальчишку, который ничего не понимал тогда и ничего не знает сегодня и не должен знать завтра, потому что...
Дмитрий Васильевич слушал с каменным лицом. В нем бушевал неизбытый гнев на негодяя, сделавшего его инвалидом. Ампутированная стопа заболела в районе большого пальца, которого нет, и никогда не будет: "Я неполноценный человек по вине оболтуса! И что с того, что этот оболтус ничего не соображал?
- ...когда я узнала, что Сашка сделал вас инвалидом ...
Но гнев запнулся о простую мысль - нога уже не вырастет. Что бы он, Егоров, не сделал - стопа не вернется. Ему предстоит жить таким, как он выглядит сейчас. С тем, что ему осталось. Можно отомстить мальчишке, жестоко отодрать за уши, потыкать мордахой в жуткие швы на ноге, чтобы поплакал от страха, почувствовал, что он натворил, сколько боли причинил... И что от этого изменится? Что получит он, Дмитрий Егоров, взамен кратковременного наслаждения местью?
- ...мой сын, поймите меня... Умоляю...
Гнев упал, словно опрокинутое ведро воды растёкся по другим мыслям. Мужчина опомнился, вновь заметил, что перед ним стоит женщина, которая недавно казалась самой желанной. Почему казалась? Она по-прежнему выглядела прекрасно, но глаза полны испуга и слез, а голос дрожал. И просила эта женщина его, Диму, о том, чтобы он молчал, не говорил ее сыну... "Что не говорил?"
До Егорова дошла суть просьбы, но что-то мешало усвоить её, осознать полностью: "Ах да, не что-то, а кто-то! Следователь, почему он так и стоит между мной и моей женщиной?" Уже Дима смотрит в глаза не врача Фоминой, а Кати:
- При чём здесь этот, Кусаев?
- Он просил моей руки и рассказал про Сашку. Он обещал, что никому, никогда...
"Опять!" - вздрогнул инвалид, поняв жестокую правду. У Кати не было выбора - она согласилась стать женой Кусаева. "Как ты жестока, судьба. Отняла у меня здоровье, отнимаешь и любимую женщину..." - поник Егоров, но остатки самолюбия принудили горько сказать:
- Ладно, сделаю вам подарок на свадьбу. Обещаю молчать тоже. А теперь извините, я пойду...
- Какая свадьба? Я ему отказала.
Дима не поверил. Он вскинул голову, чтобы поискать в глазах Кати подтверждение странным словам. Находит. А нашёл там встречный и тревожный вопрос. Так случилось, что через свой пережитый гнев он понял Катю и озарился несложной, наверное, для стороннего наблюдателя, догадкой - если простит Сашку, то получит её... "Она мать, она неразделима с сыном, - поразила инвалида очевидная истина, и тотчас вся горечь выветрилась из Диминой души, а опустевшее место заняла радость, к которой подмешалась странная мысль: - Может, это и есть судьба, и все случилось, чтобы мы с Катей встретились..."
И Катя прочла в глазах любимого ответ, от которого леденящая тревога растаяла окончательно, оставив обессиленной ведьме мысль: "Я спасла Сашку... Дима на меня не злится...".
- Так ты летишь со мной?
Катя кивнула, опустилась на колени перед креслом, чтобы стать вровень с Принцем. Дима дерзко, по-хозяйски вторгся рукой в её прическу, приблизил к себе, коснулся губами губ. Катя смежила глаза, полные слез, не пытаясь контролировать себя. Все страхи, переживания и тревоги сегодняшнего дня улетучились. Высокой нотой звенела единственная мысль:
"Ты пришел, Суженый..."
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"