Фисенко Кир и П-О Владимир : другие произведения.

Я - авантюрист?

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Триммера 2012-13

Синопсис романа "Я - авантюрист?"

  
   Когда судьба отводит тебе незавидную роль, и ты не лучше травы на тесном пастбище, где топчутся козлы, бараны, быки, то радуешься, если лишь обгадили:
   - Слава богу, не сожрали!
   Так философски рассуждал один из героев романа, находя утешение в компьютерных играх и чтении фантастики. Он упивался приключениями "попаданцев" и "попаданок", которые перерождались, получали магические силы, волшебные артефакты, тела суперкрасавиц или суперменов. Будучи неглупым, Алёшка прекрасно понимал, что такому хиляку, очкарику и неудачнику, как он, в любом из книжных миров не светит ничего. Не судьба!
   Скромная девчонка Нина, сурово наученная деревенской жизнью, устраивается водителем троллейбуса в крупном городе. Она сторонится развесёлых компаний, отдавая свободное время женской фантастике, мечтая о платонической любви прекрасного принца. О, если бы ей привелось попасть в один из книжных миров, где сбываются заветные мечты! Увы, увы...
   Суровый Виктор, который не видит смысла в жизни, вынужден жить, ибо связан клятвой, которую дал безвременно ушедшей жене. Самоубийство в любом виде ему недоступно, и он ввязывается в смертельно опасные драки, защищая слабых и лелея надежду на избавительный выстрел или удар ножа. Но судьба отказывает ему в этой малости.
   Зато она приводит героев романа в пригородный лес, где дождливой ночью происходит что-то непонятное. Мимо них проносится полтораста лет. Утро они встречают в 2162 году. Но будущее - не подарок. Планетарная катастрофа сокрушила цивилизацию, уничтожила большинство населения, в прах разнесла наземные здания и строения, разорвала казематы, подземные убежища и коммуникации. А самое неприятное - лишила выживших возможности черпать информацию из мировой сети, что и оказалось самым тяжким испытанием.
   Попаданцы вовсе не рвутся в лидеры, но закалка прошлой жизни, русская "стрессоустойчивость", которая сегодня так удивляет сытых и благополучных иностранцев - привлекает внимание выживших людей разрушенного мира. Часть из них оказывается миролюбивой и туповатой, как домашний скот. А немногие - проявляют агрессию, свойственную диким зверям, бежавшим из клетки.
   Вполне обычные жители двадцать первого столетия, никакие не супергерои, Лёшка, Нина и Виктор вынуждены взять ответственность за растерянных людей на себя. Мало-помалу выясняется, что Россия была членом Конфедерации Контролируемой Благонадежности, а "контроль", то есть, подавление инициативности, агрессивности и проч. - вёлся через вживляемые чипы-вапамы.
   "Попаданцы", как умеют, обустраивают стоянки, решают проблемы с едой, разруливают конфликты и мечтают спихнуть ответственность на кого-нибудь другого. Детские и взрослые комплексы, эти "тени прошлого" - всячески мешают им, однако не выдерживают столкновения с "настоящим" и понемногу исчезают, стушёвываются. Незнакомый мир предъявляет героям романа такие требования, что они меняются, незаметно для себя.
   Но вот причина апокалипсиса обнаружена. Всему виной не природный, а техногенный катаклизм - результат диверсии на станции Магнитного баланса, по сути, на мощной энергетической установке. Устранить последствия катастрофы, разумеется, невозможно, однако ускорить и облегчить процесс восстановления цивилизации - вполне.
   Если запустить установку и получить энергию, то восстановится интернет, заработают серверы, через вапамы, устройства внешней памяти - станут доступны любые сведения, любые знания. Но момент включений - опасен для жизни. Каждый из попаданцев решает, что именно он должен включить энергетическую установку...
  
     
     

"Господи подай - а сам руками хватай"

  

Глава первая

   Лешка бежал за ободранным троллейбусом изо всех сил, реализуя последний шанс доехать до дома. Наверное, со стороны это выглядело смешно, когда тощий парнишка неуклюже размахивает портфелем и вопит: "Эй, стойте!" Но важен результат - а он получился, именно такой, как нужен - тормозные огоньки вспыхнули, задняя дверь распахнулась. Чувствуя себя гончаком, полный день отработавшим по зайцам, Лешка перевёл дух, спросил у немногочисленных пассажиров:
   - Какой номер?
   - Сорок третий, - участливо ответила старушка из середины салона, и справедливо отметила виновницу внезапной, единственной за сегодня, удачи, - вожатой спасибо скажи. Сердобольная девочка, пожалела.
   В другое время бы Лешка и потащился вперед, чтобы поблагодарить водителя, но сейчас сил хватило лишь до первого свободного места. Там парнишка и рухнул, унимая дыхание и запоздало потея. Троллейбус полз от остановки к остановке, собирал полуночников и заполнялся.
   Скоро народ забил проход и стал нависать над сидящими пассажирами. Возле Парковой, где начинался длинный перегон, толстая бабища навалилась на Лешкино плечо, затем облокотилась на голову. Он вежливо отклонился, но бабища продолжала теснить, а сверху прозвучало гнусавое оскорбление:
   - Ты, ботан засушеный, уступи женщине место!
   Лешка сделал вид, что не слышит мужского голоса над головой, но его гордость, его любимый берет за хвостик потянули вверх - пришлось обратить внимание на наглеца.
   - Место, говорю, уступи, - длинный и наглый полупьяный тип наклонился к Лешкиному уху, - пока добром прошу.
   Толстенная и тоже пьяная бабища килограммов на полтораста, не меньше, поощрительно улыбнулась ухажеру:
   - Да. Я так устала, и вообще... Беременным надо уступать, видишь, меня тошнит. Укачало...
   - Ага, сто раз беременная,- усомнился Лешка, оглядываясь в поисках поддержки, - пить меньше надо...
   Ни одна живая душа из спрессованных в транспортный монолит людей не прониклась к нему сочувствием. Конечно, те, кто стоял, завидовали сидящему и тайно желали зла. А те, кто сидел - отмалчивались, чтобы не злить стоячих. Настойчивая бабища навалилась громадным задом на Лешку и заявила:
   - Беременная! Уже полчаса, как не больше, - расплющивая вечного неудачника.
   Тот выпростался - не терпеть же такую тушу на коленях? Бабища немедленно растеклась на всё свободное место, а троллейбус резко затормозил, отчего массовка колыхнулась вперед. Лешка припечатало лицом к стойке прохода, смяв очки. Динамики объявили:
   - У нас неприятность. Башмак напрочь сорвало. Дальше не поедем.

*

   Объявление встретили проклятиями и матом. Грязно-голубой вагон остановился на самом длинном перегоне, где лес рос особенно густо, а дорожных фонарей почти не осталось. Девушка-вожатая извинилась, попросила всех пересесть в следующий троллейбус, который как раз подкатил сзади. Народ тотчас высыпал под дождь, дружной толпой стал ломиться в тот переполненный салон, обругивая собратьев по несчастью.
   - Плотней трамбуйтесь, пипл, - подбадривал дополнительных пассажиров уверенный мужской голос, - я на линии последний. Других не будет до утра.
   Лешка из всех своих слабых сил ввинтился в заднюю дверь, отпихнув толстую бабищу с длинным вонючим дружком. Тем временем девушка из аварийного троллейбуса по одному опустила длинные "усы" и освободила путь.
   Троллейбус тихонечко тронулся, стимулируя последних бедолаг. Лешкин портфель, зажатый в левой руке, застрял где-то далеко позади основного тела. Он болтался высоко, на уровне последних спин, снаружи, и никому не мешал, но внезапно его безжалостно стали вырывать, выкручивать. Пальцы не выдержали и разжались.
   Однако расставание с верным другом не сходило в планы Лешки - там лежали еда и ноутбук. Он завопил, рванулся на выход. Этот рывок увенчался успехом - Лешка вывалился из дверей, устоял на мокром асфальте. Портфель лежал недалеко. Три прыжка до него, четыре - назад. Но поздно. Длинный ухажер - это он, он вырвал портфель! - уже втолкнул лжебеременную на освободившееся место, двери сошлись, и троллейбус прибавил ходу.
   Стоять дурак-дураком, упуская шанс? Глупо! Но два спурта в один вечер - это перебор. Силы кончились раньше, чем надежда. Последний троллейбус исчез за поворотом, а усилившийся дождь смыл остатки иллюзий на справедливость в этом мире. Заслонив голову злополучным портфелем, Лешка побрёл назад, к единственному месту, где мог рассчитывать на укрытие. Девушка-вожатая сидела в кабине, уныло ссутулившись. На стук в переднюю дверь она отреагировала странно - вздрогнула и отпрянула:
   - Вы почему не уехали со всеми?
   - Откройте, тут так льёт! Пустите, я же ваш пассажир! У меня билет есть, это моё право! Вы что, совсем спятили? Я уже промок! Да быстрее же!
   С портфеля текли струйки, очень неприятные даже летом, плечи чувствовали сырость промокавшей куртки, а эта соплюха, совсем ровесница - выделывалась, как муха на стекле! Лешка так ей и сказал, для убедительности колотя кулаком в дверь.
   - Уйдите, а то милицию позову, - совсем неуместно закричала та тоненьким голоском.
   - Дура, какая тебе полиция, - правильно, но опрометчиво возразил совсем промокший Лешка, опустив портфель на землю и пробуя раздвинуть створки дверей.
   Девушка испугалась, крик перешёл в пронзительный визг. Но Лешка настойчиво втискивал пальцы в стык чёрной резины. Он отвоёвывал право сидеть под крышей, а не мокнуть под дождём. Эту битву надо выиграть во что бы то ни стало, а иначе и жить незачем, если ты всегда остаёшься на улице, как последняя собака, как бездомная собака, как никчемный и ни черта не стоящий бомж!
   От такого неистового желания сил стало много, пальцы протиснулись сквозь две полосы неподатливой резины, зацепили створки и потянули их в разные стороны...

*

   ...чтобы подтвердить Лёшкину невезучесть. Враньё - все их кино про суперменов! Никуда створки не раздвинулись, металл не согнулся послушной гармошкой, желанное сухое нутро не открылось. Пока Лешка сотрясал неподатливые двери, девушка схватила что-то, соскочила с сиденья и ударила, целясь ему по пальцам. Со второго удара - попала, и очень больно. Лешка завизжал едва ли не громче своей оппонентки, стремительно вырвал руки из резиновой ловушки и запрыгал по асфальту, не зная, как унять боль.
   Теперь дождь не имел ни малейшего значения - синеющий ноготь заслонял весь мир. Дуя на него, засовывая в рот или зажимая между колен, Лешка понемногу привыкал к очередной несправедливости мира. Проклятый портфель попался под ноги, получил заслуженный пинок, и отлетел в придорожные кусты. Вслед за ним с насыпи сбежал и хозяин, не намеренный больше мириться с таким положением вещей.
   Лёшка не заметил, как в душе зародилась суровая решимость - покончить с этим беспределом! Мокрая куртка, черпанувшие в кювете кроссовки, ушибленные пальцы и раздавленные очки - весили очень мало в общем перечне Лешкиных претензий к миру двадцать первого века. Чаша его терпения, как у всякого россиянина, только казалась бездонной.
   Сегодня она переполнилась, когда:
   - менты забрали его, фактического спасителя того мужика, вместо тех, кто избил и убежал;
   - длинный наглец и его толстенная подружка безнаказанно оскорбили;
   - бессовестный троллейбус не дождался одного-единственного пассажира;
   - на последние деньги купленный билет не обеспечил Лешке даже укрытия от дождя!
   Стоит ли жить в таком гнусном мире, где он изгой, постоянный мальчик для битья, совершенно лишний человек?
   "Не стоит, - ответил себе решительный человек, - иначе я поверю, что этот мир создан для воров, подонков, сволочей, и сам захочу стать одним из них..."
   Слабый свет от дорожного фонаря доходил досюда. Да и много ли его надо, если ты не выбираешь путь? Сразу за кюветом кусты кончились, начался лес. Лешка залез по веткам первой же сосны насколько смог высоко. Выдернув ремень из джинсов, надел петлёй на шею, потянулся к верхней ветке, принялся вязать узел. Дождь незаметно прекратился, но что это меняло в Лешкиных планах? Тучи висели низко и мрачно, как раз соответственно настроению. Прощаясь с этим скверным миром, парень припомнил, что ему известно о других, лучших? Оказалось - ничего.
   - Ну, тогда пропади ты пропа...
   Низкий гул прокатился по округе, вздымая волоски на коже дыбом и наполняя душу страхом. Земля затряслась. Шумя хвоей, сосна сбросила Лешку, а закон невезения сработал, как часы, приземлив парня на голову.
   Беспамятство накрыло бедолагу...  

*

   ...сердце ушло в пятки. За спиной длинного пацана стояли и ржали приятели, а тот накручивал Лешкину рубаху на кулак, издевательски обдавая лицо тошнотворным табачным запахом изо рта:
   - Один из них был рыжим, второй из них был с грыжей...
   Он бил Лешку затылком о столб, не больно, но унизительно. Пересилить страх оказалось так трудно, что пинок получился слабым. Мучитель охнул, зажал промежность руками. Лёшку сбили на землю и заработали ногами. Боль от пинков росла, пока удар не пришёлся в голову...
  
   ...острая боль в правом подреберье согнула пополам. Мимо тяжело топали остальные новобранцы, хрипло дыша. "Учебка" сдавала кросс. Старшина отвесил Лёшке пинка:
   - Ты, урод! Шевели помидорами и не вздумай отстать. Упадешь - убью!
   Страх дал силы. После пары резких выдохов удалось заставить ноги двигаться. Один и тот же раскаленный воздух хрипло метался из глотки в легкие, не давая кислорода... Зыбкая муть наплывала изнутри, а снаружи пот слепил глаза... Судорога болью ударила в ноги, связала их, окоротила бег до шага.
   - Беги, салабон!
   И боль в ушибленной почке разлилась по измученному телу, превратилась в звенящую темноту, а земля стремительно бросилась в лицо...
  
   ... два капучино. По соседству кто-то потребовал пива. Бармен наполнил и толкнул туда пенную кружку. Зато кофейные чашечки - поставил далековато. Пришлось встать, чтобы дотянуться. Табурет с грохотом отлетел в сторону, Лешка упал навзничь, выплеснув кофе на себя. А гориллоподобный шутник закатился в хохоте:
   - Педрила, закажи тёлке пивка!
   Лёшка увидел, как покраснела и выбежала прочь Инна, вскочил и ударил омерзительную харю кулаком. Враг даже не пошатнулся, а обрадовано скрутил противника и сунул головой в бассейн с рыбками. Грудь трепыхалась, прося глоток воздуха. Глаза видели дно и перепуганных рыб сквозь окрашенную струей крови из носа воду... Вода хлынула в легкие...  

*

   ... и Лёшка проснулся, откашливая воду. Невезенье продолжалось - он сверзился с дерева точняком в кювет. Разумеется, уровень дождевой воды поднялся и едва не утопил его. Мокрая одежда неприятно облепила тело. Лёшка ощутил себя ребенком, которого похмельная мамка облила из чайника, отучая от привычки падать ночью с кушетки.
   Очки валялись рядом. Протереть мокрые стёкла оказалось нечем, пришлось ополоснуть в кювете. Толстая корявая сосна снизу выглядела огромной. Лезть на неё и вешаться уже не хотелось. Лёшка сдёрнул с шеи ремень, отошёл, вдевая в джинсы, удивился:
   - Ничего себе высота! Метров пять, откуда чебурахнулся? И ничего не сломал, только вырубился. Тряхнуло неслабо. Землетрясение, наверно.
   Часы показывали семь. Лешка поднёс циферблат к лицу, скосил глаза, чтобы миновать трещину в очках. Самая тощая стрелка истерически дёргалась, очерчивая извечный круг:
   "Идут. Тогда - утро. Не мог я проваляться почти сутки!"
   От серого неба ждать солнца - безнадёжно. Лёшка уныло проломился сквозь мокрые кусты по вчерашним следам. На пустой дороге стоял тот же ободранный тускло-синий вагон с номером 43. Створки дверей, которые вчера не пустили Лёшку в сухость, так же плотно сжимали свои вертикальные чёрные губы. Девчонка сидела в кабине, опустив голову на руль - спала, наверное.
   Лёшка глянул на синий ноготь, ушибленный этой трусливой и визгливой заразой, которая переночевала сидя, как последняя дура. Уж он-то, попади внутрь, устроился бы с комфортом, лежа на заднем сиденье, длины которого с лихвой достаточно даже для баскетболиста! Нога споткнулась о портфель.
   Подняв его, Лёшка примостил на колено, отщёлкнул замок и откинул крышку. Приличная струя воды изнутри плеснулась на живот, точнее, чуть ниже, добавив холода, но совершенно не огорчив. Ничего хорошего вечный неудачник и раньше не ожидал от жизни, но сегодня куда-то ушло истерическое отношение к неудачам. Его место заняло философское, мудрое:
   "Сам виноват, мог бы и догадаться, что в него столько дождя натекло..."
   Зажигалка, ножик, блокнотик... Всё мокрое. Раскисшую булку пришлось выбросить. Кусок варёной колбасы и стаканчик йогурта - послужили завтраком. Пластиковый стаканчик, вылизанный на доступную языку глубину, полетел в кювет. Можно идти.
   Проверять работоспособность ноутбука Лёшка не стал - толку-то здесь, в лесу? И будить спящую заразу стуком в борт вагона он тоже не захотел, прошёл мимо, направляясь в сторону города. Тут идти-то всего пару километров оставалось, минут на двадцать, максимум.
   "Прибавлю ходу, чтобы согреться, - подумал он, шагая шире и помахивая портфелем, - и буду всем попуткам махать, авось, кто и подберёт..."
   Но ни встречных, ни попуток на дороге не появилось. Странное запустение и абсолютная тишина царили в мире. Лёшка согрелся в быстрой ходьбе, голова стала работать лучше и обратила внимание на скверное состояние асфальта. Мало того, что всю ширину дороги покрывал толстый слой листьев, а местами вызывающе торчали пучки высокой травы, а кое-где росли приличной толщины деревца.
   Парень остановился, посмотрел под ноги. Асфальт выглядел очень старо - мелкие трещины так изорвали покрытие, что под подошвами кроссовок оно рассыпалось, разваливалось в сырую крошку, в труху. Позади оставался след, словно в береговом песке. Нехорошее впечатление производила дорога. Так, если судить по фильмам, выглядел город Припять, брошенный жителями из-за Чернобыльской катастрофы.
   И столбы, что с ними?!
   Прочные бетонные свечки, которые всегда казались несокрушимыми, сейчас во многих местах накренились, а некоторые рухнули, лежали поперек дороги. Лешка перешагнул один, переломленный пополам, с проржавевшей арматурой и обилием трухлявых чешуек под сгнившим скелетом. Проводов на столбе не было. Именно это добило Лёшку. Он панически засуетился, глядя назад, снова вперед, опять назад, словно троллейбусные нити могли возникнуть над его головой.
   Ни фига они не возникли. Зато глаза увидели дым, явно фабричного происхождения - жирный, тёмный, тот могуче клубился впереди, в стороне города. Лёшка сел на асфальт, пережидая бушевавшую в уме бурю. Бедная голова! Она не справилась с пришедшей догадкой, и её пришлось обхватить руками, а потом даже накрыть курткой. Так спокойнее, словно в детстве под одеялом, которое оставляло любой страх снаружи.

*

   Самое первое и логичное: "Я спятил!" - не нашло подтверждения, ведь известно, что сумашайки себя считают здоровыми.
   "Я сплю?" - отпадает. Во сне ушибленный палец не будет болеть.
   "Обкурился?" - то состояние Лёшке нравилось, особенно в первые моменты, когда крыша улетает конкретно. Но отходняк оба раза испортил всё впечатление - он опрометчиво и неразумно мнил себя Ильёй Муромцем, затевал драки. А синяки, они возникают быстро, да вот сходят долго.
   "Я попал?"
   Никакой радости! На фиг ему постапокалипсис, разруха и запустение? Мистических сил в себе Лёшка не обнаружил, чтобы сразу покорять народы, становиться царём или могучим волшебником. Такие фантазюшки читать хорошо, ставя себя на место главного героя, но в реальность выдумки верить - он что, дурак, что ли?
   Однако чем дальше, тем вернее Лёшка склонялся к "попаданству". Тихонько поскуливая от безысходности, он принялся убеждать себя:
   - Паскуднее, чем вчера, уже некуда. Вру, я же оптимист, я верю - хуже обязательно будет! Собственно, почему? Может, подвернётся шанс.
   Из вчерашней обиды, незабытого желания повеситься, из боли в посиневшем пальце нарождалось мужество. Оно дало силы выпростать голову наружу. А там, на свету, глаза Лёшки-попаданца оценили новый мир иначе, без паники.
   Пока ничего особо страшного не произошло. Но входить в незнакомое место следует осторожно. И подготовиться к неприятностям надо заранее. Самые частые неприятности в прошлом всегда связаны с нападением более сильных особей на Лёшку. Ну, физически слабый он, таким уж уродился!
   Чтобы повысить шансы, стоило запастись оружием. От упавшего столба легко оторвалась ржавая трубка с удлиненным ромбиком на конце. На жало ромбик не тянул, проткнуть им кого-то не смог бы и Муромец, а вот шандарахнуть по врагу - это запросто! Настроение немного повысилось, и Лёшка двинулся в неизвестность.
   А она, проклятая неизвестность, уже неслась навстречу громадными скачками, пригнув лобастую башку, скаля зубы и гулко гавкая. Попаданец замахнулся трубкой, как дубиной, но громадный чёрный пёс сделал последний прыжок. Его передние лапы ударили Лёшку в грудь, опрокинули на спину. Звериная пасть распахнулась, обнажив белые клыки и обдав смрадным запахом...  
  

Глава вторая

  
   Виктор очнулся от холода и сырости. Глаза ничего не видели - их захлёстывали капли. Они били по векам и лицу с неистовостью душа Шарко в том вытрезвителе, куда он попал, сражённый известием о катастрофе и гибели Лены. Менты не поверили, что трезвый человек может впасть в ступор, и заподозрили наркотическое опьянение. Только утром врач осмотрел, понял силу реактивного состояния и отправил в психиатрическую лечебницу...
   Неприятные воспоминания подействовали на мужчину сильнее водяных струй. Он перевернулся на живот, встал, повернувшись к дождю спиной. Теперь глаза справились, рассмотрели кое-что, похожее на дорогу в парке или лесу.
   - Ага, - сообразил Виктор, - так я в бору, рядом с городом. Где вырубился, там и валялся... Прямо на дороге. И никто не наехал, не ограбил.
   Тотчас вспомнилось предыстория, начиная с вчерашней драки, в которую он вмешался, разгоняя нацболов или похожую фашиствующую шваль. Те пинали смуглого кудрявого мужика и отшвыривали тощего, неуклюжего паренька, что звал на помощь. В точном соответствии с поговоркой о "шапочном разборе", патруль прикатил, когда побитые Виктором хулиганы разбежались.
   Усмехаясь запоздалой радивости стражей порядка, Виктор посоветовал "соратникам" по драке даже не пытаться объяснить что-либо на месте. И оказался прав - после пешей прогулки в отделение, что оказалось совсем рядом, и спокойного разговора с дежурным лейтенантом всё образовалось лучшим образом.
   Их отпустили, избитый попросил уделить ему полчаса, а квартира парнишки, которого звали Лёшка, была как раз напротив - улицу перейти. Но и минуты под открытым небом Виктору хватило, чтобы утяжелись обычное минорное настроение. Ввверх смотреть не хотелось - на город навалилось серое, комковато-целлюлитное брюхо низкой облачности, отчего старые коренастые дама словно присели. Асфальт дороги и тротуаров потемнел и мрачно поблескивал недавними лужицами. Непогода, пусть и без дождя, ссутулила Лёшку и его спутников.
   Когда они вошли в квартиру и сели на кухне, парнишка поставил чайник, а сам сбегал за соседкой. Так явилась с йодом, ватой, бинтом, ахнула при виде смуглого гостя:
   - Это кто тебя так отделал? Хлеще Лёшки!
   - Тёть Маш, - пояснил хозяин квартиры, - нацболы его пинали, а мы защитили.
   Виктору понравилась шустрая старушка - она ловко оттёрла влажной салфеткой кровь с лица Егиазара и расставила коричневые отметины йода. Тот молча перетерпел процедуру лечения и лишь потом пояснил:
   - Они меня за грузина приняли. Передай Саакашвили, что ему не жить, орали, горе-патриоты...
   Обработав ссадины парнишке, соседка подошла Виктору:
   - Что у тебя? Ты как будто целёхонек...
   - Так и есть.
   Распрощавшись, соседка убыла восвояси. Прихлёбывая чай, спасённый Егиазар сказал странную вещь:
   - Я знал, что вас встречу. То есть, не знал, какие вы, но предчувствовал. Кстати, хотите предсказание? Лёша, дай мне ладони, обе, я прочитаю. О, как... Ты встретишь друга, но необычного, потеряешь и обретёшь его вновь... И женишься, но не здесь...
   Его манипуляции и бормотание показались Виктору забавными. Смуглый мужчина уверено водил пальцем по линиям жизни и ещё по каким-то складкам ладони, растягивал их и вещал о будущем. Хотя давно известно - предугадать его невозможно, а уж предсказать и подавно. Самые расхваленные Ванги и Нострадамусы выдавали туманные, многозначительные фразы, которые при желании легко подогнать под любое событие.
   "Оракул хренов, - беззлобно подумал он, - ты даже прошлое не угадаешь, а туда же, пророчествуешь. Пифия этакая, мошенник, как все цыгане..."
   Идти домой Виктору категорически не хотелось. После Питера он перебрался сюда, к могиле Лены. А крыша над головой его привлекала мало, так как не имела ничего общего с домом, где некто Ефимов когда-то был счастлив с единственной женщиной на свете.
   Собственно, это и была квартира, то есть, четыре стены для ночлега, а никакой не "дом" в истинном смысле слова. Поэтому он допивал чай, вполуха слушал Егиазара и посмеивался, деликатно, почти незаметно, выдавая себя разве что лёгкой скептической улыбкой.
   - .. слом былой жизни. Резкий. А дальше всё неясно... Линия судьбы не прерывается, а сдвается в этом месте... Вот и всё, Алексей. - предсказатель отпустил руку парнишки, повернулся к Виктору. - Давай твою, посмотрим.
   - Не стоит. Я всё знаю. Жить буду бобылём, долго, а умру случайно... Моему ангелу-хранителю дан строжайший наказ хранить, и он не ослушается.
   Егиазар внимательно посмотрел в лицо. Его глаза двигались, как у человека, когда тот читает интересную книгу - забегали в начало строки, опускались до низа страницы, возвращались к нужной строке, замирали, обегали абзац и так далее, неостановимо.
   - О, как странно! Твоя жизнь остановилась. Ты не ищешь смысла бытия, и ни одна религия тебе не подходит. А виной всему - Елена...
   Виктор вздрогнул - слова Егиазара ковырнули открытую рану. Покинув Питер, он не заводил новых знакомств, поэтому никому и никогда не рассказывал историю любви, смерти и мести. Как этот цыган разузнал?
   - Осторожней, ты! - Виктор гневно оборвал гадание, но спохватился, взял себя в руки, увёл разговор в сторону. - У тебя имя, какие берут шарлатаны. Сам смуглый, горбоносый... А русский - родной, это слышно. Ты кто по национальности?
   - Имя я не выбирал, родители дали. А кто они - понятия не имею. Наверное, евреи. Но сам я, по призванию если - цыган, бродяга, - речь гадателя обрела размер и рифму. - Увидел табор, к ним примкнул, и так вот странствую по миру... В тебя смотрю, как будто в воду - боль вижу, пролитую кровь. Ты светел и готов к уходу, как неизбытая любовь...
   Стихотворная строка прозвучала с таким состраданием, что проникла слишком глубоко, а ужалила больно, в самое сердце.
   - Я светел? Убийца - светел? Ай, что ты мелешь!- неожиданно для себя воскликнул Виктор. - Можно подумать, ты мысли читаешь!
   - Это несложно. За столько-то лет и болван вроде меня натаскается! - с такой уверенностью и без бахвальства парировал Егиазар, что смеяться никому из собеседников не захотелось, а Лёшка даже спросил, проникшись уважением:
   - Вы из шумеров? Атлантида? Древний Египет?
   - Не помню, - отказался признаваться гадатель, - да и что это меняет? Важно, не кто я и откуда, а кто вы, и зачем живёте. Я многие народы испытываю, вот вас проверил на искреннее сострадание...
   - И как? - воспользовался Виктор возможностью уйти от острой темы своего прошлого. - Сдали мы экзамен?
   - Да. - Егиазар не принял иронию. - Пока лишь русские и сербы прошли его, а остальные слишком себя любят...
   Гадатель принялся многословно рассуждать про историческое предназначение, не к месту приплёл пассионарность, демонстрируя недурную образованность, но Виктор уже пришёл в себя, закрылся наглухо. Сухо распрощавшись, он вышел под низкое, серое, комковато-целлюлитное небо, поймал "бомбилу" на истрёпанной иномарке и назвал адрес храма святого Владимира. Дождь копил силы, пока они ехали, но зато бегом гнал Виктора от машины до входа.

*

   Под куполом было тихо и скучно. Три старушонки молились на приличном отдалении друг от дружки, служитель с лицом то ли пропойцы, то ли почечного больного продавал предметы культа четвёртой бабке. Вслед за ней Виктор прошёл к подставке, где на разной высоте жалко трепетали пламена тоненьких коричневых свечей.
   Нагретый ими воздух струился, напитывался своеобразным ароматом, а отдалённое бормотание старушек можно было принять за журчание этого воздушного ручья, слитого из крошечных струек свечного тепла. Размякшую в руке восковую палочку Виктор запалил, укрепил взамен погасшего огарочка и шепнул:
   - Для тебя, Лена.
   - Обмахнись и поклон отбей, нехристь, - бабка заметила нарушение правил, ворчливо принудила перекреститься и оставила в покое.
   Роспись стен, потолка и купола была выполнена в нарочито примитивной манере древних художников, насколько помнилось - Феофана Грека и Андрея Рублёва. Видимо, заказчик велел копировать, чтобы не нарушать канон. Иконописные лица выглядели одинаково благообразно и лубочно, без единой эмоции, как фотографии на паспортах. С трудом найдя изображение Спасителя благодаря надписи, опять-таки нарочито старообразной, неопытный прихожанин перекрестился, надеясь, что правильно сложил персты.
   Он не понимал, где верующие черпают силу, как успокаивают душу. Обильная позолота, яркие краски раздражали глаз, а одинаково неправильные изображения лиц святых заставляли критически относиться к тем высшим существам, которых следовало умолять. Виктор точно знал, что физическое уродство всегда меняет психику индивида, хочет он того или не хочет. Эти, насколько он помнил, сторонились нормальной жизни, не заводили семей и любовниц.
   "Вряд ли меня поймут... Кто сам не любил, тот не знает, каково терять..."
   Он вспомнил, как смешно выглядела толпа священников, облаченных в раззолоченые ризы, когда обходила этот храм с хоругвями и заунывным пением.
   "Скверный театр... Да, театр. И репертуар одинаковый, уже столько лет...  Но ведь зрители ходят, многие, как меломаны, даже ноты выучили и сами подпевают. Значит, есть что-то, а я не понимаю. Так ведь и в другом не больше понимаю, а верю ведь? В неведомую загробную жизнь, где Лена ждёт меня... В электрон, в атом... А представить загробный мир, ту же вечность, которая всегда есть и будет - не могу. И пространство... Наверно, непостигаемое и непонятное и есть Бог... Тогда молить его можно везде, и ни к чему храмы и попы, вся эта пышная декорация..."
   Виктор закрыл глаза, чтобы не видеть пестроты, заткнул уши, чтобы бубнение старушек не мешало, и мысленно обратился к Спасителю:
   "Если ты есть и всесилен, всевластен, то даруй мне возможность избавиться от этой опостылевшей жизни, не нарушая слово, что я дал Лене. Только возможность, слышишь? Я всё сделаю сам..."
   Он поднял лицо вверх, сцепил руки в замок и обращал мысленные слова туда, в небо, хотя прекрасно понимал, что Земля круглая, и небо, то есть, бескрайнее пространство за пределами атмосферы - оно везде, но хотелось как-то подчеркнуть, выделить, что - да, признает он высшую силу, которая безразлична была к нему, как и он был к ней равнодушен, а вот хочет попробовать, призвать её на помощь...

*

   Виктор стоял и повторял самодельную молитву, пока не навалилась усталость. Тогда он направился домой, пешком, чтобы устать, промокнуть под ровным и нудным дождём, озябнуть и от этого провалиться в сон сразу, без томительных воспоминаний. Так и произошло, но перед самым пробуждением к нему пришёл странный, сумбурный сон, будто он вновь встретил Лену, и та жестоко, гневно отчитала его за равнодушие, пренебрежение, тиранство по отношению к ней, к себе и окружающим:
   - Ты струсил, сбежал от себя, от друзей! Ты позволил им забыть о тебе, а значит, и обо мне! Ты думаешь о том, как обмануть меня, нарушить обещание, убить себя, а не живёшь! Слепец... - много других слов выкрикивала она, пока Виктор просыпался.
   Точные выражения забылись, как обычно происходит со снами, но гнев и направленность его - запали в память. Он поехал в спортзал, кое-как провёл плановые групповые тренировки и немедленно помчался на кладбище, на могилу Лены.
   Точнее, это был кенотаф или нечто подобное, ведь урна с прахом являлась не более, чем символом. Обломки самолёта и фрагменты тел разметало на площади больше квадратного километра, а делать генетическую проверку власти не стали, дорого, дескать. Пригоршня пепла, что лежала под плитой, вряд ли относилась к телу, что некогда было любимой женщиной мастера спорта Ефимова.
   Но Виктору было достаточно, что есть место, принадлежащее только ему и ей. Он вошёл внутрь оградки, сел на скамейку, положил пакетик с едой на колени и закрыл глаза. Почему Лена возникла перед мысленным взором и продолжила, как наяву, обвинять, на каждый его аргумент приводя свой - Виктор не понял. Наверное, это было сумасшествие, помешательство, если в одной голове очутились сразу двое. Наверно, но времени на осмысление своего состояния во время спора он не сумел выкроить - разговор получился трудный, тяжелый, и длился до темноты.
   Совершенно разбитый, как после ударной разгрузки вагона, что было знакомо по студенческим годам, он заказал такси и задремал у кладбищенских ворот. Спустя полчаса сторож разбудил, угостил стаканом крепкого кофе. Слабость отступила, но сморила его снова, уже по дороге домой, а в самой гуще бора, где ночью машин почти нет - неудержимая тошнота взяла за горло. Когда Виктор склонился над кюветом, уступая спазмам, таксист вдруг рванул прочь. Сознание ушло точно так же - резко и внезапно.
   А вернулось лишь сейчас, в кромешной тьме, под ливнем.

*

   Кроме грохота и потоков воды с небес, в представлении участвовали молнии. Они ветвисто полосовали небо, упирались в землю, на краткий миг создавая изумительно непостоянные конструкции. Свет останавливал всё, что удавалось осветить - капли дождя, сорванную ветром листву, падающие деревья, мокрую лису, бегущую через дорогу.
   Виктора беспокоила собственная неспособность держаться на ногах. Его натурально "штормило", как после существенного перепоя, когда земля под ногами ходуном ходит, и даже на четвереньках устоять сложно. Сейчас он был трезв, но потерял опору и свалился, хотя сгруппироваться все-таки успел. Однако земля продолжила трясись и колыхаться, когда Виктор распластался, в надежде переждать внезапный приступ головокружения.
   - Так это землетрясение, - осенило его, - а не я вырубился!
   Однако головокружение усилилось, сокрушило слабую попытку овладеть собой, и закрутилось в тонкий чёрный жгут, типа торнадо. А тот всосался в небо и унёс сознание...

*

   Виктор чихнул, приоткрыл глаза. Бор выглядел сплошным буреломом и ветровалом. Сосны валялись в беспорядке, многие стволы щетинились свежими переломами. Но с каждой минутой видимость становилась хуже и хуже - неведомо откуда наползала пыль, что и заставила его чихнуть. Густая, серая, с запахом бетона или сухой извести, она заполоняла всё.
   Виктор сел, затем встал, проверяя свое состояние. Вроде бы голова не кружилась. Да и в целом - он чувствовал себя здоровым и сильным.
   - До города недалеко, надо идти, - пришло решение, - там явно что-то неладное. Ночью так трясло, наверняка старые дома разрушены. Но мой-то сейсмоустойчивый... Хотя, случаи бывают разные...
   После ночного дождя было душно, и пот струился по лицу, затекал в глаза. Приходилось ежеминутно смахивать его со лба и бровей. Мутная пелена, что застилала всё, поднесла ещё сюрприз. Виктор старался дышать носом, и пыль почти мгновенно забила его, а отсмаркивать плотную корку оказалось трудно и очень неприятно. На счастье, в кювете блеснула лужица, где удалось ополоснуть лицо, промыть нос и намочить майку. Обвязав ею нижнюю часть лица, парень двинулся вперёд. Дорога хоть и выглядела заброшенной, но для ходьбы годилась лучше, нежели бурелом за обочинами.
   Скоро лес отступил в стороны или остался позади - поди разгляди в такой серой мгле! Что оставалось Виктору? Идти по дороге, которая становилась лучше с каждым километром. Когда пучки травы и кустарники поредели, а покрытие обрело прочность - спереди послышались странные звуки, похожие на гул толпы. Виктор прибавил ходу.
   Впереди и выше горизонта что-то происходило. Серая пелена в той стороне приобрела красноватый оттенок, который присущ, как правило, открытому огню. Плюс к этому - воздух ощутимо пришёл в движение и стремился к зареву.
   "Пожар, - сделал предварительный вывод Виктор, ускоряя шаг, - надо глянуть, вдруг помощь нужна".
   Чем ближе он подходил, тем сильнее становился поток воздуха. Ветерок уже не шевелил волосы на затылке, а развевал их. С учётом липкой и пыльной духоты это было приятно, однако встречный жар тоже усилился и сильно нагревал лицо и руки.
   Гомон толпы распался на отдельные выкрики, плач и причитания. Из мути выступили темные силуэты, которые за несколько последних шагов обрели выразительность мужских и женских фигур. В поле зрения Виктора оказалось около двух десятков человек, которые вели себя странно, если не сказать больше.
   В студенческие годы нашему герою повезло устроиться санитаром в психиатрический диспансер. Это случилось благодаря протекции спарринг-партнёра по самбо, который постоянно работал в отделении "буйных", если выражаться общепринятым языком. Проще говоря, скручивал и удерживал больных на несколько минут, пока подействует лекарство. Виктор попервоначалу пугался, действовал неоправданно жёстко, но потом приобрёл опыт, научился распознавать, кого можно взять на болевой, а кого придётся удерживать бережно, чтобы тот не сломал себе что-нибудь, яростно вырываясь из захвата.
   Толпа, которую он увидел перед собой, выглядела сборищем "тихопомешанных". Несколько человек сидели на земле, обхватив голову или зажав уши. Они покачивались из стороны в сторону, словно слушали внутреннюю музыку и полностью отрешились от реальности. Три или больше полуголых мужчины - сосчитать и различить было трудно, настолько быстро и беспорядочно они вбегали и выбегали из обозримого Виктору пространства - именно что метались, словно мальки в поисках укрытия от голодного окуня.
   Другие, числом пятеро, одетые в одежды одинакового покроя - просторные шаровары на манер казацких, "шириной с Чёрное море", и блузы, которые привычно видеть на цыганском хоре, с нарочито просторными, даже мешковатыми рукавами - тихонько плакали, обнявшись и поскуливая. Они напомнили Виктору щенков, одновременно отнятых, отлученных от материнских сосцов, которые помнят тепло её живота, и сгрудились в плотную кучку, утешаясь взаимным запахом молока, ещё не выветренного с их мордашек. Остальные - большинство - лежали, скорчившись калачиком.
   Поймав за руку мужчину, что "нарезал круги" в темпе хорошего марафонца, Виктор сдвинул на шею майку, которой прикрывал нос от пыли, и потребовал ответа:
   - Эй, что происходит?
   Лицо, покрытое слоем пыли, с многочисленными дорожками, промытыми потом ото лба до подбородка, повернулось к парню. Глаза, в уголках которых скопились комки грязи, сверкнули разумом, а голос выразил надежду, неизвестно на что, но явственную:
   - Вы не отключены? Узнайте, когда они наладят? - и захлебнулся кашлем.

*

   Возьми любого человека - тот из встречного вопроса понял бы только, что ничего не понял. Мало кто, разве что единицы, смогли бы сразу извлечь важную информацию: случилась авария в системе связи, на которую замкнуты эти люди. А вот навык, привитый Виктору всей прошлой жизнью - искать в необычном потенциальную опасность - мгновенно сработал и выдал тревожный сигнал:
   "Это секретный полигон, где ставят опыты на людях... Надо убираться, пока не сцапали!"
   Он отпустил мужчину и повернулся спиной к зареву, чтобы уйти. Но радостный крик хлестнул в спину:
   - Куда? Вы обязаны нам помочь! Держите, у него вапам исправен! Стой!
   Виктор ускорил шаг, слыша, как множество шагов спешит за ним. Крики и мольбы не стихали, преследовали его. Он вынужден был оглянуться, чтобы оценить ситуацию и похолодел - все бежали за ним. Ему стало страшно, ведь заповедь единоборца - никогда не вступать в схватку с толпой - родилась на похоронах тех рукопашников, которые погибли под ногами яростной людской массы.
   Виктор тоже попробовал бежать, но серая муть предательски скрыла какое-то препятствие под ногами. Он зацепился носком, споткнулся, полетел наземь, выставляя перед собой руки. По закону подлости и это не помогло. Из мути вырос столбик, бетонный или железный, который прошёл между растопыренных ладоней и устремился в лицо. Всё, что удалось - согнуть шею и повернуть голову, спасая нос и зубы.
   Ослепительной вспышкой отдалась боль где-то выше уха.
   Мир исчез.
  

Глава третья

  
   Собака длинно лизнула Лёшку в щёку, обрадовано гавкнула, забрызгав слюной. А потом принялась нарезать вокруг изумлённого парня круги, словно щенок.
   - Ты ошалела, псина! Думаешь, хозяина нашла, что так радуешься?
   Та гавкала в ответ, припадала на передние лапы, приглашая играть, и вертела хвостом, соглашаясь с каждым словом Лёшки. Такое доверие растрогало его, и под защитой великолепных клыков он двинулся дальше. За полчаса совместной ходьбы собака, которая оказалась девочкой, согласилась откликаться на имя Гарда и научилась нести в зубах портфель.
   Лес стал редеть, тучи - тоже. Одежда просохла. Какие-то птицы шумно взлетали с дороги, завидев путников, а затем им встретился заяц. Он выскочил из мелкого осинника, плотным островком росшего посреди растрескавшегося асфальта, и заметался. От Лёшкиной трубы ему удалось увернуться, но Гарда перехватила косого на лету. Немного подумав, парень справился с жалостью и увидел в зайце добычу.
   Память подсказала, что шкуру снимать и потрошить надо обязательно. Но сначала - огонь! Зажигалка не подвела, сухих сучков и бересты удалось набрать, и там и сырятина затрещала в пламени да под ветерком. А вот перочинный нож оказался туповат. Заточить лезвие - тоже не на чем. Поэтому разделка и свежевание зайца шли с трудом. Лёшке это кровавое дело не понравилось категорически, но куда денешься?
   Гарда с удовольствием закусила потрошками, с хрустом раздробила голову косого и улеглась в сторонке от костра. Мясо слегка пригорело, в некоторых местах не пропеклось. Только ведь голод - он не тётка и не дядька. С чем не справился хозяин, докрушили зубы собаки. Запивать жаркое Лёшке пришлось водой из кювета, по примеру Гарды.
   Время перевалило за двенадцать, когда солнце выглянуло полностью и немедленно стало припекать макушку. Только теперь Лёшка спохватился, что любимого берета нет. И непонятно, где он его потерял, вот незадача! Но вскоре солнце потускнело, да и воздух утратил прозрачность. Чуть погодя видимость стала вовсе скверной. Тот дым, что издалека смотрелся фабричным, затянул всё небо, набрал густоту и цвет. Чёрные клубы изображали собой тучи. Отличались они от грозовых единственным признаком, но существенным - начинались с земли. И этот дым стеной, от земли до неба, тянулся навстречу, застилая лес мутной серостью и воняя горелой свалкой. Пожар, понятно. Если лесной - надо уходить в сторону, так, вроде, учили...
   Показав Гарде направление, Лёшка двинулся вослед. И почти сразу потерял собаку из виду. Подлесок на обочине разросся слишком сильно, вот парень и не заметил оврага, пока не ступил на самый его край. Кустарник, через который он проломился, загораживал обзор, а когда Гарда гавкнула, предупреждая - оказалось поздно. Здоровенный кусище земли вместе с деревом и кустом, за который парень ухватился, сполз и ринулся вниз, набирая скорость.
         - Ой, ё...!  

*

    "Хреново".
    С этой мысли голова заработала в нормальном режиме. Руки отцепились от колючего кустарника - шиповник, гадство, надо же именно ему подвернуться! - и вместе с глазами принялись разыскивать трубу, оружие которая, и портфель. Кусман леса, на котором Лёшка удержался, не понять, каким чудом, основательно обтесался, стёрся по бокам и стал совсем маленьким - дерево и мелкие кустики оторвались. Собственно, только шиповниковые заросли и уцелели. Грунт из переплетения корней выкрошился почти полностью, что парень заметил, выдираясь из колючего куста. Видать, круто оползень глиссировал на дно оврага, прокладывая путь среди предшественников,
   Портфель валялся на самом дне. Труба лежала неподалеку, метрах в пяти. Но выбраться из оврага - проблема! Слишком круто вздымались стены, слишком рыхлой оказалась земля внизу и слишком влажной и скользкой - немного выше. Такое впечатление, что овраг возник совсем недавно.
   Там, высоко, где стоял лес, края нависали неопрятными лохмами и нагло топорщилась корнями. В некоторых местах деревья перегнулись, заглядывая в глубину, а то и вовсе завалились, держась на честном слове. Толстый слой темной земли ниже переходил в жёлтый, затем полосатость учащалась, мокро блестела.
   "Родники, - догадался Лёшка, - вот почему скользко... "
   Вверху гавкнула Гарда. Она стояла на самом краю и следила за хозяином.
   - Эх, была бы человеком, сбегала бы и посмотрела, в какой стороне вылезти проще, - посетовал парень, маня к себе псину, - прыгай уже, чего ждёшь?
   Собака исчезла, показалась снова, но уже чуть в стороне. Гарда словно оценивала ситуацию, искала более пологий путь спуска. Пользуясь свежими впечатлениями, Лёшка прикинул на себе - рискнул бы он сигануть вниз? По такому крутяку? Где устоять не получится, только съехать на спине или на заднице?
   "Ой, не знаю, - честно ответил парень, - очко не железное. Вряд ли, да и толку-то, ну, спустился? Хрена ли тут делать? И зачем я её зову, кретин!"
   - Гарда, фу! Не надо сюда, иди по краю, там встретимся, - закричал наверх, завидев голову собаки, в очередной раз.
   Лёшка понимал, что слова тут бесполезны, разве команда сработает, но продолжал орать и махать руками. Псина вслушалась, брехнула совершенно в иной тональности, убралась с края. Подождав, парень огляделся по сторонам.
   "Фигассе овражек! Если везде так, я не выберусь", - пробежала трусливая мысль, когда потенциального выхода в пределах видимости не оказалось.
   Но выбирать всё равно пришлось, не стоять же дурак-дураком? Тем более совсем рядом очередной оползень ринулся на дно оврага и навеял пылищи. Лёшка понял намёк, повернулся в противоположную сторону и побрёл, обходя препятствия.
   Через полчаса он утомился и заскучал. Ноги увязали в рыхлом грунте, а то вляпывались в раскисшую землю. Родниковая вода пропитала её и сделала грязью, вместо того чтобы собраться в ручей. А пить хотелось. Немного поразмышляв, Лешка приглядел самое мокрое место на склоне, взобрался насколько смог и принялся ковырять трубой в глине углубление. Идея была такова - вода насочится в эту ямку, вот и решена проблема! Глина оказалась твёрдой, углубление получилось небольшим, всего с ладонь.
   Но туда вода стекать не спешила. Она струилась тонким слоем по всему склону и только жалкие капли попадала в приготовленную ёмкость. Требовалось собрать хилый поток и направить в одно место. Память подсказала прочертить косые направляющие, как подсочку на каком-то хвойном дереве для сбора смолы. Или канифоли? Лёшка помнил такую фотографию, но детали выветрились из головы за ненадобностью. Да и не надо!
   Борозды, сделанные ромбовидным концом трубы, помогли. Вода весело заструилась по ним, снося грязь в углубление. Выгребая пальцами первые порции, парень заодно и руки помыл, затем ополоснул лицо. А когда муть осела или смылась, попытался зачерпнуть пригоршню чистой водицы. Ни фига не получилось. Не рассчитал он глубину приямка. Снова копать, расширять и углублять?
   Пить хотелось так сильно, что самое простое решение пришло мгновенно. Парень дождался, когда вода перелилась через борт, и принялся схлёбывать. Правда, он понимал, что сейчас уподобляется хомячкам в клетке, которые лижут поилку - но перед кем фасон держать? И Лёшка самозабвенно лакал, схлёбывал свежую чистую воду, пока кто-то не тронул его спину жесткой рукой.
    

Глава четвёртая

  
   Слёзы душили Нину, перекрывая горло спазмами, страх пригнетал, заставляя сползать с сиденья вниз, к педалям. Там было тесно, зато уютно. Этот насильник больше не ломился в двери, но обмануть её трудно! Она не купится на дешёвые трюки, не станет поросёнком Наф-Нафом и семерыми козлятами, какую бы овечью шкурку не примерял этот волчара! Вот ведь какой изобретательный подонок - специально не сел на тот троллейбус, чтобы без свидетелей сделать своё чёрное дело! Но она лучше умрёт, чем ещё раз позволит измываться над собой!
   Сжавшись в комочек в тесном пространстве под рулём, где её невозможно увидеть снаружи, девушка вслушивалась в окружающую темноту. Внезапно она сообразила - свет в салоне - он же выдаёт! Осторожно протянув руку вверх и нащупав тумблер, Нина погасила все лампы. Сразу стало спокойнее на душе. Ровный шум дождя ослабел, почти стих. Ни единого подозрительного звука - скрипа, удара, царапанья - не доносилось снаружи. Может быть, техпомощь приедет раньше, чем насильник вернётся?
   Выждав несколько минут, Нина выползла из тесного закутка, держа в руке монтировку, которой отбивалась от вторжения. Мерзавец оказался предприимчивым и сильным, едва не раздвинул створки передних дверей. Она била по его поганым лапам, почти ничего не видя - так слепил ужас! Боже мой, столько лет минуло, а стоило только повториться ситуации, и всё вспыхнуло по-новой, обжигая почти залеченную душу.
   Снова слёзы потекли по щекам, унесли в себе пережитое воспоминание. Нина потрогала двери, убедилась, что те плотно закрыты. На корточках передвинулась ко второму ряду сидений, уселась на пол, чтобы держать створки в поле зрения, но не находиться напротив них. Платочком стёрла мокроту с лица, тихонечко высморкалась. Дождь кончился. Сидеть на жёстком полу было неудобно. В салоне стояла абсолютная тишина. Фонари вдоль дороги, горящие не через один, а в лучшем случае, через пять-шесть, почти не разбавляли темноту.
   Девушка осторожно поднялась, чтобы только глаза оказались выше кромки окон, осмотрелась. Никакого подозрительного движения. Затаился? Или передумал, отказался от намерения? Получил отпор, понял, что лёгкой добычи не будет и ушёл восвояси не солоно хлебавши?
   Так и не решив, что делать, Нина гусиным шагом добралась к заднему сиденью, самому длинному. Там она легла, свернувшись комочком. Насильник, если решит вернуться, не разглядит её в этом углу, а пока он будет раздвигать створки дверей, она успеет подбежать и снова ударить его монтировкой. Для этого она и прижимает спасительную железяку к груди. С ней спокойнее. И всё-таки, как неуютно здесь, как не хочется торчать в этом опасном и пустынном месте, дожидаясь "технички":
   - Господи, очутиться бы сейчас дома, - взмолилась Нина о чуде, которого ей так не хватало все эти годы.
   Внезапно троллейбус качнуло. Человеку не под силу расшатать салон так, чтобы девушка свалилась с сиденья. Нина снова испугалась, но совершенно по-иному, нежели недавно. Гул и сотрясение относились к природным явлениям, которые были совершенно безразличны к ней, и не покушались на тело. Нина боялась погибнуть в аварии, от молнии, утонуть в наводнении, как любой нормальный человек, но то - судьба. Её отменить невозможно, она выбирает жертву случайно и не станет издеваться над нею.
   Примерно так выглядели философские воззрения девушки, если бы кто спросил Нину. Только никто и никогда не спрашивал о таких вещах вожатую троллейбуса, невзрачную серую мышку, невесть откуда приехавшую работать. Кому она интересна - тощенькая девчоночка, тихо обитающая в комнатке на четвёртом этаже служебного общежития. Конечно, парни сразу попытались вломиться к новенькой, чтобы ввести в хмельной и весёлый круг одиноких сожителей и сожительниц. Однако дверь оказалась прочной и надёжно запертой, а наряд милиции по её звонку приехал очень быстро. Больше с дурой никто не рискнул связываться.
   И слава богу! Сколько себя Нина помнила, от мужчин добра ждать не приходилось. В их деревушке только одна женщина ходила без синяков - бабка Варначиха, и то из-за славы ведьмы. Всех остальных мужья колотили по делу и без дела, просто от скуки. А среди немногочисленной молодёжи царил один закон - закон силы. Всех девчонок, как только они входили в пору, разбирали старшие парни, которых было раз-два, и обчёлся. И если потом, пирком да на свадебку, кого-то объявляли женой и уводили на совместную жизнь - считалось, что той сильно повезло.
   Остальные девушки оставались невостребованными. Они радовались, если бывший любовник хоть изредка забегал, разнообразя свою сексуальную жизнь. Сколько одиноких подруг сейчас мыкали горе в её родной деревне, Нина могла себе представить. Она благодарила судьбу, что струсила и убежала, куда глаза глядят, страшась вечера, когда этот урод Минька Силай, который прилюдно и бесстыдно запустил руку в её трусы и там причинил невыносимую боль корявым грязным пальцем - сдержит обещание "отодрать".
   Спасибо геологам, которые нагнали в горах неказистую деревенскую дурочку и довезли до города. Спасибо инспектору детской комнаты милиции, который не поленился съездить в захолустье, забрать у матери свидетельство о рождении и помог получить паспорт, а потом устроил на учёбу.
   Пока она вспоминала прошлое, гул стих. Троллейбус перестал качаться. Ночь тянулась бесконечно. Глаза смыкались, а техпомощь всё не появлялась. Стало светать. Если насильник не возвратился, значит, давно отказался от своего намерения. При дневном свете чёрные дела не делаются. Нина перебралась на водительское сидение, умостила руки на руль, голову на руки, и задремала.

*

   Её разбудило солнце, нагревшее левую щёку. Протерев заспанные глаза, Нина осмотрелась. Техпомощь так и не пришла. А вот с дорогой что-то случилось. Точнее, не только с дорогой. Всё вокруг выглядело незнакомо.
   Троллейбус стоял среди редких, мелких кустиков травы, которые выбивались из трещин асфальта. Местами даже росли молодые деревца, а вот за кюветами начинались настоящие дебри, если судить по высоте подлеска. Сосны, вчера стройные, нынче вымахали настоящими великанами. Те, что стояли ближе к дороге, выбросили могучие горизонтальные ветки едва ли не на десяток метров в стороны.
   Встревоженная такой картиной, Нина не сразу обратила внимание на опоры. Бетонные столбы местами наклонились, а кое-где рухнули, надломившись у оснований. Привычные глазу вожатой парные провода - исчезли с небесного фона.
   Открыв дверь, Нина выскочила наружу, пробежала назад, поднялась по лесенке на крышу вагона. Троллеи покоились на своих местах, послушно прижатые, как усики кузнечика. Одна, как и вчера вечером - без токоприёмника. Но нигде в обозримой дали не было видно контактных проводов.
   Вернувшись в салон, девушка закрыла глаза, чтобы отрешиться от мира. Увиденное нуждалось в осмыслении, а как? Кому известен способ помочь растерянному мозгу усвоить, переварить и понять невозможное? Нина его не знала, поэтому все мысли сразу столкнулись, устроили затор и замерли в неподвижности, робко перекликаясь между собой.
   Ощущение беды выплыло неизвестно откуда, громадной тушей нависло над обездвиженными мыслями, словно грозовая туча, готовая вот-вот ударить молнией и прибить насмерть тех, кто не спрятался...
   Нина словно выплыла из непрозрачной толщи воды на поверхность. Наверное, то состояние, в котором она пребывала, бог знает сколько времени - но мало, мало, слишком мало! - можно сравнить с неполным обмороком?
   Словно её душа выпорхнула из тела, замершего в салоне грязно-синего троллейбуса, взвилась в некие кущи или просто немыслимую высь. Так уже было однажды, когда она пришла искать духовность на занятия биоэнергетики.
   В том кружке царила благожелательность. Наставник, Борис, внушал, что способности есть у каждого, вопрос лишь в прилежании и концентрации. На очередном занятии Нина отрешалась от окружающего мира, чтобы уйти в себя. И вдруг это произошло. Она словно провалилась в свет и купалась в нём, не делая ни единого движения, наслаждаясь ощущением невиданного напора сил.
   То дивное ощущение, немножко походило на отдых, когда лежишь на полянке весной, ветерок тихонько сгоняет с тела лишнюю теплоту от солнышка... ненавязчивые пчелки жужжат рядом... аромат примятой травы вливается в запахи цветов, а над всем этим блаженством опрокинута бездумная синева с нежными пушинками облаков. И так сладка эта безмятежность, что отрешение от времени тянется вечно...
   Но Борис вмешался, вернул и запретил впредь так погружаться, мол, опасно дилетантам... Нина несколько раз пробовала повторить уход в своей комнатёнке, но шум пьянки за стеной мешал сосредоточиться, и она поняла злость наркомана, лишённого возможности получить "приход". Об этом рассказывали соседки по общаге, изведавшие всё на свете.
   Сейчас это произошло само собой, без концентрации, на одном испуге и желании понять, что происходит. Ослепительный свет, где блаженство всезнания и абсолютного покоя влилось в душу, сравнить было не с чем, а бросить ради бренного тела?
   "Ни за что, - воскликнула Нина, - ни за что!"
   Однако всё оказалось непросто. Тоненькая, однако, очень прочная связь - цепью приковала световую сущность к бескрылой, а земное тело настойчиво требовало ответа и влекло душу назад. Горестно крича, Нина вернулась. С готовым ответом, словно подсмотренным в конце задачника:
   "Забудь прошлое. Это теперь твой мир. Строй его сама, как пожелаешь".

*

   Створки дверей раскрылись частично, но копаться в неполадках Нина не собиралась. Отринув всё, что связывало с прежним миром, она протиснулась наружу и решительно направилась в гущу леса. В том направлении протекала замечательная речушка Иня, чистая и неторопливая, где природа создала замечательные затишки, похожие на озера или обширные пруды. Деревенская идиллия всегда была мечтой девушки, так почему бы не начать новую жизнь с чистого листа?
   Лес только выглядел непроходимым. Всё-таки сосняк, даже с лиственным подростом - это не чернохвойная тайга. В диком ельнике тапочки девушки вряд ли прослужили бы долго, а вот на толстом ковре сосновой хвои они справились - защитили ноги. Но острые сучочки порой продавливались через тонкую подошву и причиняли боль.
   И зачем она отказалась от полезной привычки носить сменную обувь? Вот так всегда: понадеешься на удобства, а они окажутся временными - пожалеешь сто раз! На вахтовке после смены удобно, конечно - до самого порога общаги довозили, а вот как сейчас, собственными ножульками?
   - Неважно, перетерплю, - утешила себя девушка, - там, в избушке, должна быть всякая обувь.
   Конечно, кто мог помешать ей придумывать то, что хочется? Когда сказка становится былью, а чудо воплощается в реальность - Золушка вправе сама стать феей. Раз уж Нина сумела вырваться из постылого мира вечного насилия и ограничений - сумеет и остальное сделать.
   Ей не нужен Воланд, она силой собственного воображения построит домик с цветущими вишнями, придумает и приведёт к порогу настоящего принца, который будет любить её беззаветно... А она - ответно полюбит его за мужество, нежность и красоту, конечно...
   Все любовные романы, прочитанные девушкой, нравились ей. За исключением одного нюанса. Любовные сцены. Авторши усердно и однообразно - а зачем, спрашивается? - описывали, как героиня отдавалась любимому. И лгали при этом изо всех сил! Можно подумать, кто-то из читательниц верил, что секс приятен, три ха-ха! Более омерзительного занятия мир не знал со дня творения. Даже в священных книгах отмечено, что бог проклял Адама и Еву за секс.
   Собственно, примитивное тыканье оправдывалось только продлением рода, и всё! В том мире, который Нина покинула, она сумела бы обойтись искусственным осеменением, ну да ладно, здесь один раз можно потерпеть. Принц не станет мучить любимую насилием, он не похотливый козёл...
   Мечты оборвались, когда бор кончился. Странно. Сказка не складывалась. Милая сердцу Иня блестела извивами и плёсами, безмятежно раскинувшись под утренним солнышком. Но задуманной избушки на берегу не оказалось. Вместо этого луг занимали смятые и поваленные палатки, среди которых бродили, сидели и лежали пёстрые человеческие фигурки. Много. Стайка перепуганных детей и несколько взрослых явно пребывали в состоянии паники, судя по крикам, стонам и рыданиям.

   - Ага! Это испытание, - поняла Нина, бросаясь на помощь, - я должна проявить себя.
   Дети сидели на траве и спальных мешках, тихо, а то и громко плача. Несколько девочек лежали с закрытыми глазами, спали, видимо. Наиболее разумным из всех выглядел высокий парень с ярко-синим галстуком на шее. В отличие от остальных взрослых - не бегал и не вопил, спокойно сидел на валуне, зажимая уши ладонями. Такое впечатление - слушал музыку и закрывался от шума-гама. Появление Нины парень заметил:
   - Добрый день. Ты откуда?
   - Оттуда, - за спину указала девушка, - а что с вами стряслось?
   - Связь пропала. Ещё ночью. До сих пор не восстановилась, а ты же понимаешь, каково детям?
   Не сказать, чтобы всё, но основное Нина поняла, а додумать недостающее несложно - землетрясение повредило ретранслятор, вот связи и нет!
   - Мобильник и у меня не работает, кстати, - отметила она, - а что за сеть? МТС или Билайн?
   - Я про вапам, - назвал неизвестную компанию парень, вставая с валуна. - Да неважно! Что делать будем? И давай познакомимся. Дима.
   - Очень приятно, я Нина. Так что случилось-то?
   Дима торопливо рассказал, что. С его слов получалась жуть какая-то! Палаточный городок ночью трясло так, спальные мешки метались внутри палаток, словно горошины в банке. Разумеется, телам скаутов и вожатых, сладко спавшим, а потом в ужасе проснувшимся от ударов - досталось по первое число. Переломов, по счастью, не случилось, но ушибы получили все. Однако не это ввергло отряд в панику. Пропала связь с миром. Дима поведал это трагическим шёпотом, словно самое важное, причём настолько важное, что утрата сокрушила и деморализовала всех подряд.
   - А вы откуда? За вами что, машина не пришла? Можно до города и пешком, тут пара километров, не больше...
   - Пешком? Слушай, я и не подумал!
   - Конечно! Оставить тут человека три дежурить, чтобы вещи не спёрли, и налегке топать, - разумно предложила Нина.
   Вместе с Димой они обошли всех вожатых, возвращая в реальный мир. Честно говоря, девушка не понимала, почему народ так распереживался. Подумаешь, связи нет! Да у них в деревне не то, что мобилок - обычного телефона не водилось! В сельсовете стоял столетний "Алтай", который с огромным трудом добивал до райцентра, и то не каждый раз. И ничего, жили себе, в панику не впадали! Ой, эти изнеженные городские!
   Нина так думала, но вслух не говорила - зачем людей обижать? Вместо этого она использовала слова ласковые, добрые, утешала и убеждала, что надо поднимать ребятишек и топать в город, пока погода снова не испортилась. Как-то неожиданно у неё получилось всех успокоить. Дима, хоть и оказался старшим вожатым, но старался помалкивать, только поддакивал Нине.
   Успокоить не удалось, но собрать в послушное стадо - такое сравнение лучше всего подходило отряду - получилось. Скатав палатки и разложив имущество в удивительной формы рюкзаки, скауты двинулись в направлении города. А в той стороне творилось что-то неладное.  

*

   Сначала в небе клубились одиночные дымы, но чем ближе подходили скауты, тем гуще закапчивалось небо. Примерно так думала Нина, стараясь мысленно нарисовать иную, идиллическую картину в противовес ситуации. Но чудо так и не произошло, эта реальность не подчинилась замыслу девушки.
   Город лежал в руинах. Весь. Ни одного целого здания. Во всяком случае, в перспективе, свободной от пожаров, они не просматривались. Собственно, видимости почти и не было. В воздухе густо висела пыль, от которой запершило в горле. Много людей копалось в обломках, видимо, разыскивая и спасая пострадавших.
   - Это война? - Нина спросила у седого мужчины, который заглядывал в щель между искорёженными плитами.
   - Не знаю. Ночью все так тряслось, грохотало. Свет погас мгновенно, и пыль, пыль, проклятая пыль! Почему нет ветра?
   Дима тронул девушку за плечо:
   - Что делать? Отряд ждёт команды. Ты говорила, что мы дойдём и связь восстановится, а ничего нет... Дети волнуются, а штаб нам не отвечает...
   - Ой, бросайте всё здесь, идёмте людей спасать!
   Скауты бестолковой толпой полезли вслед за Ниной в развалины, дополняя гам и суету, которой и так хватало. Вскоре кто-то из детей вывихнул ногу, его вынесли на дорогу, свободную от обломков уложили на расстеленный спальник. Нина спохватилась, что совершенно не руководит реальностью, а плывёт по течению:
   "Так нельзя! Я попала в сказку, пусть не ту, но почему не управляю ею?"
   Зажмурившись, она представила, как должна вести себя фея, ладно, пусть просто царевна, если вокруг творится беда? Ну, конечно, первым дело следует всех успокоить, оказать помощь раненым, увести живых от пожаров и пыли. Нужно всех организовать!
   Дима отозвался мгновенно:
   - Да, Нина, понял, - и бросился уводить детей из опасного места.
   Вожатая Люда получила наказ и построила отряд в цепочку, которая занялась подготовкой места для выживших. Матвей отправился на поиски воды - ручья, лужи, болота - любой воды, чтобы можно набрать в котелки. Нина понимала, как важно умыться и попить, когда пыль в носу, в горле, в глазах, да везде!
   Антон и Таня принялись отлавливать людей, потерявших разум от шока. Нина показала, как выглядят такие, шокированные и непонимающие, бестолково бродящие или вопящие, не понять что, жители разрушенного города. Вожатые подхватывали несчастных, уводили на расчищенное место, где Люда и помощью детей предлагала воду, успокаивала, заставляла сесть.
   Внезапно впереди возникла драка. Мужчина отмахивался, сопротивлялся Антону, отказывался уходить. Нина бросилась на помощь и обомлела. Ужасная картина открылась ей - придавленная обломком бетона женщина умирала, пятная землю каплями крови из рта.
   - Её надо освободить, вы что, не видите, - муж отпихнул Антона, снова упал на колени перед женой и потянул её на себя.
   - Что вы делаете, - воскликнула Нина, наклоняясь, - вы ж ей боль причиняете! Эй, люди, все сюда, попробуем поднять плиту!
   Человек пять откликнулись, подошли, вцепились в край обломка, по команде напряглись и слегка сдвинули его. Муж успел вытащить придавленную, Антон подхватил, Нина и Таня присоединились, ещё несколько человек - и отнесли женщину на расчищенное место. Воодушевлённая успехом группа словно сплотилась, признав Нину старшей. В другом месте они сумели спасти парнишку с размозженной ногой, вытащили девочку с переломом руки, но затем исчерпали лимит удачи.
   Мужчина средних лет умер, когда плита, придавившая его, просела от усилий спасателей. Его ужасный крик поразил Нину, словно удар кинжала - Кармен.
   Девушка зажала уши, отбежала в сторону и зарыдала. Нет, не такого чуда она ждала от судьбы, не в такой ужас и ад хотела попасть! Какая фея, какой принц? Разве можно начинать сказку с кровавой катастрофы?
  

Глава пятая

  
   Лёшка резко обернулся и облегченно вздохнул - когтистая лапа принадлежала собаке.
   - Блин, Гарда! А гавкнуть слабо было? Ты ж меня до инфаркта доведёшь, зараза, со своими приколами, - выговаривал парень псине, которая помахивала хвостом и умильно смотрела в глаза хозяину.
   Да-да, пока Лёшка утолял жажду, собака прибежала невесть откуда. Видок у неё был неважнецкий - грязное и мокрое брюхо, вся в репьях и каких-то семенах, словно в соломе валялась. И язык свисал из пасти очень убедительно, вместе с частым дыханием доказывая, что Гарда бежала сюда, а не прогуливалась.
   - Ты нашла выход, да?
   "Нашла, конечно, - ответили глаза, хвост и улыбка собаки, - потому и здесь".
   -Так чего мы стоим тут? Веди, - скомандовал Лёшка.
   Гарда не тронулась с места.
   - Не понял. В другую сторону?
   "Пить хочу", - лизнула собака струйку, стекающую по глине, оставив след от языка.
   Лёшка покраснел. Таким эгоистом и неблагодарной свиньёй ему давненько не приходилось себя чувствовать. Тем же обломком ветки, но гораздо быстрее, он вырыл углубление для воды, примерно на уровне собачьей морды. С учётом недавнего опыта приямок получился обширным и глубоким.
   Гарда сунулась было лакать мутную воду, но парень безжалостно отверг поползновения, и сначала вычерпал грязь. Полное чистейшей воды углубление он торжественно предоставил собаке. Та долго наслаждалась, делала перерывы, снова совалась в поилку, а Лёшка терпеливо ждал.
   Его внимание привлекло высокое зелёное растение, сломанное посередине. На срезе стебель оказался полым. Хмыкнув, парень отхватил кусок длиной в локоть, продул и присосался к воде из верхнего приямка. Денёк обещал стать жарким, а когда ещё представится возможность попить с таким комфортом? Короче, спутники оторвались от источника нескоро.
   Гарда вела уверенно, но точно по дну, порой увязая в грязной жиже до брюха. Лёшка старался идти хоть немного повыше, но земля осыпалась, стаскивала его вниз, так что грязи он нацеплял ничуть не меньше проводницы. Хорошо, портфелю не досталось - тот болтался на плече, надетый на трубу, как узелок Чиполлино.
   По прикидке парня, они тащились не меньше пары километров, пока впереди не засветился выход. Да. Именно выход. Овраг широко распахнулся в русло небольшой реки. Зрелище завораживало своей необычностью, и парень замер, осваиваясь с новой обстановкой.
   Овраг, даже не овраг - скорее, трещина в земле, пересекал речушку под прямым углом. На противоположном берегу трещина продолжалась, сколько видел глаз. И вся вода речушки вливалась в неё. Остаток воды в старом русле поблескивал лужами разной величины и глубины. Лёшка потрепал Гарду по загривку:
   - Круто, а? Вот интересно, как ты допёрла, что тут выход есть? Видать, хорошо соображаешь.
   Собака словно плечами пожала, даже гавкать не стала. Парень воспринял молчание, как согласие и предложил сойти к воде, отмыться от грязи. Попутчица не стала возражать. Выбрав местечко с крупными камнями, Лёшка разделся донага, залез в мелкую и теплую воду, лёг на спину.
   Гарда вошла чуть пониже, словно понимая, что на хозяина мутить не надо. Парень подозвал собаку и отмыл, как сумел. Потом сполоснул свою одежду и обувь. Пристроил на просушку, выбрав самые крупные валуны.
   Дым сюда не доставал, и видно было, что горит не лес. Наверное, что-то в городе. Паника в Лёшкиной голове унялась немного, её место заняла тупая боль, непонятно, с чего бы? Зато в желудке образовалась неприятная то ли пустота, то ли тяжесть. Надо полагать, заяц давно переварился, время-то клонилось к вечеру! Пересиливая дурноту, парень как есть, босой и голый, перебрался через овраг на пересохшую сторону речушки. Гарда последовала за ним, сходу сунулась в неглубокую обширную лужу, распугав несколько крупных рыб.
   Ловить оказалось очень просто, когда способ сыскался. В прозрачной воде рыбины метались с такой скоростью, что ухватить никак не удавалось. Но от суеты со дна поднялась густая муть - рыбы стали задыхаться, высовывать морды наружу. Тут им и конец пришёл. Гарда сцапала отменного острозубого хищника, наверное, судака. А Лёшка одолел здоровенного леща, а может, карпа. Порода значения не имела, важно, что съедобный.
   Обе рыбины весили изрядно, уж килограммов на несколько точно потянули бы. На этот раз парень не стал торопиться, разложил огонь между нескольких камней и сначала пережёг толстые сучья на угли. Пока дрова полыхали, удалось подточить нож.
   Среди гальки отыскался плоский камень, серо-зелёный и шероховатый на ощупь. Потерев его о ровную сторону валуна, Лёшка получил то, что хотел - точильный брусок. Лезвие стало острым, и рыбы выпотрошились без проблем, не то, что заяц!
   Нанизав на парные прутья толстые шашлыки, парень устроил их над углями. Когда прожарились, разделил с собакой. Судак оказался менее костлявым, а леща ни Лешка, ни Гарда не доели - так, пощипали мякоть и оставили. Достали эти мелкие косточки! Собака, похоже, их нахваталась и долго потом пыталась откашлять.
   Стало смеркаться. Появились комары. Отрезав разлапистую ветку, Лёшка отмахивался и жался к огню, досушивая сырую одежду. Задев ногой портфель, он вспомнил о ноутбуке: "Чёрт, надо же проверить! А вдруг он сдох? Залило водой, включу, он как даст! Замыкание и - ага? Нет, рисковать не стоит. Завтра подержу на солнышке, чтоб нагрелся и просох..."
   Гарда лежала рядом, защищённая шерстью от кровопийц. Поглядывая на собаку, невесть откуда и невесть зачем возникшую на его пути, но сделавшую уже столько добрых дел, парень спросил:
   - Гарда, вот интересно, а как тебя звал настоящий хозяин? С ним случилось что-то, да? Жаль, ты говорить не умеешь...
   Собака вскочила и словно нахмурилась. Уши немного отклонились назад, верхняя губа приподнялась, обнажив белые зубищи. Рокот, негромкий такой и очень убедительный, низкого регистра, басового, родился в её недрах. В глазах мелькнула краснота. Мороз пробежал по спине Лёшки - перед ним стоял зверь. Опасный и могучий.
   - Ты что? Я не хотел тебя обидеть, - торопливо оправдался парень, - просто спросил. Ты же не сама по себе раньше бегала, был же хозяин. А найдётся, я только рад буду...
   Гарда распрямила уши, спрятала зубы и ткнула Лёшку носом, словно поясняя:
   "Это не к тебе относится".
   Осторожно погладив крупную голову, тот успокоился и сосредоточился на самочувствии. Голова болела всё сильнее, а желудок явно не принял еду. Тошнота подступала к горлу.
   Отбежав от костра, парень согнулся в приступе рвоты. Его выполоскало полностью, только что наизнанку не вывернуло. Слабость навалилась такая, что Лёшка едва добрался до воды. Но и вода не удержалась в желудке - изверглась струёй через несколько минут. Полночи парень промаялся, забыв про комаров. Гарда тоже не прилегла, так и следовала за хозяином, с тревогой поглядывая на него. Под утро тошнота ослабела, зато начался озноб. Разгребя погасший костёр и отвалив один камень в сторону, Лёшка улёгся на тёплое место и забылся.  

*

   Солнце поднялось довольно высоко, когда парень проснулся. Гарда сидела рядом, охраняя три или четыре рыбины с отметинами её зубов. Наловила, значит, пока Лёшка спал. Она не встала, но и сидя энергично заметелила хвостом, приветствуя парня.
   - Привет, подруга, привет, - ответил тот, борясь со слабостью, - ты времени даром не тратила, я вижу. Круто порыбачила! Скажи, чем я вчера траванулся? Не рыбой, это точно. И не водой - с тобой же ничего не было?
   Голова уже не болела, желудок сообщал, что пуст и готов расправиться с любой пищей. Слабость? Так это обычное явление после болезни, уж такого состояния Лёшка многократно натерпелся из-за своей дохлизны! Поэтому он пренебрёг слабостью, восстановил очаг, приволок хворосту и развёл огонь.
   Портфель снова попался на глаза и напомнил о компьютере. Пристроив ноутбук греться под солнышко, парень занялся приготовлением еды, то есть, уверенно повторил вчерашний кулинарный опыт. Костлявая рыбина получила отставку, зато судаки стали отменными шашлыками. Жалко, что пресными. Но и в таком виде парень потребил свою долю без остатка.
   Памятуя о мелких косточках, Лёшка тщательно проверил собачью порцию, удалив несколько острых обломков. Гарда терпеливо ждала, сглатывая слюну и переминаясь с лапы на лапу. Приятная тяжесть в животе располагала к философским размышлениям, тем более, ветер сменился и унёс дым в другую сторону.
   Убирая тёплый на ощупь ноутбук в портфель, парень едва удержался от соблазна открыть и проверить. И всё же устоял перед искушением, решил не спешить - пусть просохнет капитально! Затем принялся думать о дальнейшем пути. Недолго, естественно - а что тут заморачиваться?
   Путём несложных силлогизмов Лёшка убедил себя вернуться на дорогу, обойдя овраг стороной. Гарда согласилась. Они долго ломились через подлесок и, наконец, выбрались в сам лес. Но тот оказался совершенно не похож на вчерашний.
   Целых деревьев почти не осталось, зато бурелом получился знатный - словно великан тут валялся или нарочно ломал стволы дубиной. Причём никакой системы в поваленных стволах не наблюдалось, они перемешались хаотично. Лишь единичные сосны сохранили условно вертикальное положение. До рассыпчатого асфальта путешественники тащились больше часа. К тому времени прорезалась жажда, которую собака утолила из кювета.
   Хозяин захотел напиться более цивилизованно, через трубочку, и полез разыскивать пустотелый стебель. Срезав несколько на пробу, он забраковал их - не продувались, видимо, внутренние переборки мешали. Подходящий сыскался, но Лёшка остановился, поднеся трубку к губам. Его насторожил сок, выступивший на срезе:
   - А если я им вчера отравился? Точно! Когда пил водичку, лизнул, и мне хватило. Ну-ка, на фиг!
   Трубка улетела в кусты. Присев на корточки, парень зачерпнул пригоршней прохладную воду, с сожалением вспоминая пустой стаканчик из-под йогурта, так опрометчиво выброшенный у троллейбуса.
   Помахивая портфелем,  Лёшка шагал вперёд, глядя, как собака зигзагами обыскивает дорогу.  Поваленные стволы крупных деревьев загромождали обочины, а вот кустарник устоял. Местами дорогу перегораживали молодые заросли, сквозь которые Гарда быстро отыскивала удобный проход, вспугивая многочисленных птичек. Но вот лес совсем кончился, открыв панораму пожара. Горел не город, а то, что от него осталось. Настроение парня упало ниже подошв его кроссовок. И на фига он сюда пришёл? На фига он сюда попал, вообще!
   Ни одного целого здания. Серые бетонные холмы. Словно свалка строительного мусора. Непонятно, что там могло гореть, но горело же? Дымно, с копотью, с шумом даже. Весело, можно сказать, горело в самом близком месте. Обойдя пожар, Лёшка двинулся вглубь развалин - выбора не было, надо искать людей и разбираться, что к чему и почему.
   Развалины оказались пустынными, но свежими. Они ещё оседали, потрескивая и обламываясь. Двигаться пришлось осторожно, присматриваясь, чтобы не попасть под нежданный обвал. В нескольких местах Лёшка обнаружил размозжённые трупы, отчего настроение упало ниже некуда. Всё вокруг было покрыто толстенным слоем пыли, которая полностью погасила все краски. Однородная серость местами уступала коричневой ржавчине гнутых, скрученных и разорванных рёбер арматуры. Кое-где обрывки проводов тускло зеленели или желтели.
   Развалины напоминали смесь свалки с лунным пейзажем. Потом обнаружился живой человек. Женщина среднего возраста бродила по обломкам, оступаясь и падая. Она что-то жалобно кричала. Подойдя поближе, парень окликнул её:
   - Эй, можно вас на минутку? Эй, я к вам обращаюсь! Эй, женщина! Вы меня слышите?
   Бесполезно! Догнав аборигенку, Лёшка тронул её за плечо, глупо спросил, что пришло на ум:
   - Простите... С вами всё в порядке?
   Женщина обернула к парню серое от пыли лицо с грязными потёками. Пустой и безучастный взгляд скользнул по Лёшке, словно по донельзя скучному или пустому месту, и вернулся к развалинам. Снова зазвучал голос, охрипший, негромкий и полный надрыва:
   - Мишенька, отзовись, сыночек. Мишенька, мальчик мой, где ты? Не играй со мной в прятки, выходи, Мишенька...
   Лёшка схватил женщину за руку, попытался повернуть к себе - та вырвалась. Он снова потянулся. Надо же сказать ей, что...
   "А что сказать-то? Нечего, абсолютно нечего, - понимание безнадёжности ситуации, неожиданное и очень острое, пришло к парню, заставив отступить, - у неё сын тут остался... Никуда она не уйдёт, ничего она не услышит..."
   Гарда отвела глаза, когда попаданец вслух оправдался перед ней и перед собой - бесполезно, мол, звать эту сумасшедшую. Молча побрели они в глубину бывшего города, внимательно смотря по сторонам. Голос несчастной матери скоро стих, а другие люди не попадались. Трупы - да. Они почти не выделялись из общей серости и крошева бетона.
   Несколько раз собака гавкала, привлекая внимание хозяина к руке или голове, торчащей из хлама. Парень содрогался, трогая остывшие тела, но проверял всех. Безуспешно. Да и понятно, почему. Кто не погиб сразу, уже скончались от ранений. Живые вылезли, если смогли, а нет, так звали бы на помощь.
   Лёшка задавался вопросом - где спасатели? В его времени все службы, какие только могли, в том числе скорая, пожарники - вместе с выжившими уже бы раскапывали завалы. А тут ни души. Странно... Версии выстраивались неприятные, катастрофические, опасные для него, живого и здорового - типа эпидемий, массовых отравлений газами, ещё там какой-то гадостью.
   Плюс ко всему хотелось пить и есть. Похоже, он зря сюда залез. Лучше вернуться к речушке, там хоть рыба в лужах водится. Если только они не пересохли, те лужи... Или русло вернулось... Тогда без сети или удочки фиг прокормишься...
   Нерадостные мысли, в общем, одолевали парня, пока он искал среди развалин, сам не зная что. В одном месте блеск битого стекла поманил к себе. И не напрасно - среди осколков витрины уцелела полулитровая бутылка пива. Отпив половину, Лёшка аккуратно разрезал пластик и держал полученную ёмкость, пока Гарда не вылакала до конца. Лишь к вечеру, когда впереди показался очередной высокий холм из обломков, обнаружился ещё один выживший.
   - Сюда, ко мне! Я здесь, здесь! Вы что себе позволяете? Вы где шляетесь? Я на вас жаловаться буду, - кричал грязный толстый парень с высокого остатка бетонной стены, - быстро скажите мне ваше имя!
   Лёшка пожал плечами, назвался и сказал Гарде:
   - Он, судя по всему, напрочь рехнулся...
   Та вполголоса, не раскрывая пасти, гавкнула - глухо и внушительно. Мужик спросил тоном ниже:
   - Ты не спасатель? Но почему ходишь по развалинам, зачем?
   - Хочу и хожу, - ответил попаданец, - а что, нельзя? Чего орёшь? Спускайся.
   Лёшка взобрался к нему, цепляясь за арматурную сетку, которая выглядывала из раскрошенного бетона стены. После долгих уговоров мужик неуклюже сполз, повизгивая от ужаса. Потом глянул на свои расцарапанные ладони и разрыдался. Пожав плечами, Лёшка решил, что успокаивать взрослого человека - только время терять, а вот оглядеться надо. Снова взобравшись на остатки стены, он высмотрел впереди нечто похожее на парк или кусочек леса, прикинул направление. Мужик к тому времени успокоился, выглядел нормальным человеком.
   - Слышь, абориген, - потирая урчавший от голода живот, спросил Лёшка, - у тебя съестное найдётся? Или поблизости? Солнце село ниже ели, скоро спать, а мы не ели! - И глянул на левое запястье, охваченное серебристым браслетом.
   - Музейный экспонат, древние стрелочные часы! Да ещё в металлическом корпусе, - прошептал мужик, пятясь в страхе, - невероятная ценность. Ты вор? Не трогай меня, я никому не выдам! Пощади!
   Собака оглушительно гавкнула, парень расхохотался:
   - Ну, ты даёшь! Это мои часики, собственные... - однако быстро смолк, тронул мужика, стоящего перед ним на коленях, за плечо. - Эй, как тебя? Юра, встань, не дури. Тут такое дело, понимаешь... Короче, какой год сейчас? Дату назови. У тебя что, совсем крышу сорвало? Эй!
   Юра осторожно поднялся, произнёс:
   - Двадцать седьмое мая две сто шестьдесят первого.
   - Полтора века. Офигенное будущее, - хватаясь за голову, простонал Лёшка, - вот это я попал...

Глава шестая

  
   Переживания заняли немного времени - по второму разу, всё-таки. Да и что поменялось от знания точной даты? Ситуация, как была постапокалипсовая, та и осталась. Собственно, выходец из двадцать первого века притерпелся к собственной невезучести "там" и на лучшее "здесь" изначально не рассчитывал.
   Хорошо бы покапризничать, конечно - попал в будущее, а оно не настолько светлое, как хотелось бы. Но перед кем, да и выбирать-то из чего? Это не сайт фантастики, где мышкой щёлкнул - на тебе альтернативный мир по нраву, а не нравится - клик, и закрыл вовсе.
   Гарда словно поняла состояние хозяина, прижалась к ноге, дескать, не трусь, я опора, если что. Шутки шутками, а легче стало. Помолчал Лёшка минут пяток, теребя собачью шерсть, потом шмыгнул носом и спросил:
   - Юра... Это самое... Ты можешь прикинуть, где магазины или рестораны стояли? Примерно хотя бы... Там, думаешь? Тогда двинулись. Надо жрачку искать. Пошли, пошли, не фиг тут оставаться!
   Юра тащился вслед за Лёшкой, постанывая и покряхтывая. Но не отставал, хотя стоило ему это огромных усилий. А попаданец с лёгкостью передвигался по развалинам. Конечно, в современном ему мире траншеи, открытые люки, провалы и просто выбоины в тротуарах настолько привычны, что тренируют даже самого неуклюжего - иначе до дома никогда не доберёшься! Лёшкин глаз сам выбирал наиболее удобный путь, оставалось лишь внимательно смотреть под ноги и проверять на устойчивость то, что качалось.
   Толстяк громко восхищался недоступным ему талантом, что приятно грело самолюбие Лёшки, впервые, пожалуй, оказавшегося удачливым путепроходцем, даже лидером! Пусть и для одного человека. Размышляя над таким неожиданным, но обнадёживающим поворотом судьбы, Лёшка заметил широченную шахту, зиявшую провалом. Её перекрывала решётка арматуры, которая растеряла почти весь свой бетон.
   - Это что?
   - Не знаю. Тут, кажется, стояла высотка, центр отдыха и развлечений, - засомневался Юра. - Славянский базар, сто этажей. Зачем тебе?
   Лёшка посмотрел вниз. На расстоянии вытянутой руки по стене проходили толстенные тросы или электрические кабели. Чуть поодаль - лестница, местами отошедшая от стены. Цельносварная, закрытая металлическими полосами, как на башенном подъёмном кране, где давным-давно работал Лёшкин дядя. Лазать на него было страшно, зато какой вид открывался с высоты!
   Судя по всему, шахта или труба пронизывала всё здание, от подвальных этажей до самого верха. Поразмыслив, Лёшка сделал вывод:
   "Нижние этажи могли уцелеть. Там склады, точно. Если их не раздавило... Стоит проверить!"
   Юра спускаться вниз категорически отказался: страшно и сил не хватит. В это легко верилось - такие нежные пальчики такую тушу просто не удержат на весу. Следовательно, предстоит лезть одному. В прежние годы Лёшка ни за что не стал бы проявлять инициативу. Армия приучила к истине - это наказуемо, а работа закрепила улиточный рефлекс.
   Но здесь не оказалось ни единого человека, кроме них двоих, и решение принять было некому, кроме Лёшки. Он поколебался, осмотрелся по сторонам, ожидая появления начальника, силача, хама - любого, кто готов заявить свои права на главенство. Никого. Придётся идти на разведку самостоятельно.
   - Остаёшься на стрёме, - так прозвучал приказ Юре, - охраняй портфель и дыру от вторжения посторонних. И никуда не отлучайся, усёк?
   Спускаться пришлось долго. Лёшкины руки устали, как никогда. А попробуйте сами тысячу раз сжать пальцы на тонком железном пруте? То-то же! Парень несколько раз отдыхал, откинувшись спиной на полосы ограждения и опустив сведённые судорогой руки. В такие минуты он смотрел вверх, с грустью вспоминал покинутый мир.
   Да, там его часто и незаслуженно обижали. Да, там он был хроническим неудачником. Но там не надо гоняться за едой, не надо принимать решения! Можно работать спустя рукава, выполнять бессмысленные поручения, лишь бы получать хоть немножечко денег. И с наслаждением погружаться в волшебный мир компьютерных игр, крошить монстров, повелевать ордами...
   Спина затекала, приходилось снова цепляться за поручни и спускаться в полумрак трубы. Чем ниже, тем меньше трещин чернело на её стенах, тем прочнее выглядел бетон. Полумрак широкого провала выглядел неуютно, причём с каждой ступенькой он сгущался, становился плотнее. Хорошо, что лестница уперлась в кольцевой балкон. Переведя дух, Лёшка лёг на спину, разбросав руки. Оказывается, он очень устал, руки и ноги мелко подрагивали и словно гудели от перенапряжения.
   Железный пол балкона, сделанный из рифленого цельного листа, приятно холодил даже сквозь куртку, которая давно высохла. Высоко вверху сквозь редкую сеть обнажённой арматуры голубело небо. Безмятежность завладела парнем и погрузила в странное забытье, где он быстро мчался по незавидным вехам собственной жизни...

*

   ... в осенние дни, когда не то, что на улицу выходить, а и жить-то не хочется, город угнетал Лёшку. Мерзкий промозглый туманодождь, от которого ни плащ, ни зонт не защищают, а ноги сыреют в любой обуви, вплоть до рыбацких бродней. Кто знает, как остальным, а Лёшке в эти дни скверно. Сутулясь, он выталкивал тело на улицу, волок к автобусу или маршрутке, чтобы отбыть смену вечным учеником дежурного слесаря-электрика, читая между вызовами фантастику на халявном интернете.
   Странно, но он любил книги, в отличие от родителей. Каким образом пропойцы-разнорабочие получили квартиру, не понимал никто, даже они сами. Лёшка простил им за это все грехи по отношению к себе. Так и сказал, оставшись один в квартире, после убогих похорон:
   - Да будет вам царствие небесное! Покойтесь с миром. Я прощаю вас, как Христос простил палачей. Спасибо тебе, господи, если ты есть!
   Лёшка с того дня перестал быть атеистом, поверил, что небеса всё-таки обитаемы. Чем, кроме божьего провидения, можно объяснить появление бутылки метилового спирта на пути похмельных родителей? Они стояла в подъезде, рядом с нарезанной колбасой и батоном хлеба.
   Выгнав очередной раз Лёшку из дома, отец разделил находку с матерью и соседом Васей. Их трупы обнаружила жена Васи, тетя Маша, у которой Лёшка ночевал в случаях изгнания. Она приняла деятельное участие в похоронах троих ибланов. Благодаря ей Лёшка остался владельцем квартиры и получил работу...

*

   Случайный камешек с грохотом ударил по железному полу балкона, разлетевшись в прах. Лёшка встрепенулся, полез вниз. Ещё пара передышек, и лестница упёрлась в квадратную площадку. Она была огорожена частой сеткой на манер зоопарковских клеток и открывалась в тёмное пространство за стеной. Возможно, здесь была дверь, которая улетела вниз, прорвав сетку с одной стороны. Сейчас вместо дверного проёма красовался неровный пролом. Спускаться ниже парень не имел сил - о желании и вопрос не стоял.
   Длинный и широкий коридор со множеством дверей, плотно закрытых - вот что обнаружил Лёшка за проломом. Это обнадёживало. Стоило провести хотя бы предварительную разведку. Свет едва проникал внутрь коридора, слегка рассеивая сумрак, но цифровые комбинации и длинные полосы на каждой двери были заметны хорошо. Запомнив, у какого номера расположен пролом, чтобы не заблудиться на обратном пути, парень поспешил к странному механизму.
   - Несомненно, грузовая тележка и вилочный подъёмник!
   Все бока машины свидетельствовали о жестоком шторме, который та перенесла. Более того, её напоследок так шандарахнуло, что вилы вонзились в стену и застряли, слегка погнувшись.
   Открытая кабина манила залезть, и Лёшка не справился с соблазном. Вместо руля стоял совершенно игровой по виду джойстик под правую руку. Для левой руки предназначался другой, типа перчатки, куда следовало, видимо, руку и совать. Лёшка смело вдвинул пятерню. Машина ожила, возник дисплей с координатной сеткой, где сиротливо светился зелёный квадратик.
   - Это я? Тогда поехали!
   Несколько сильных рывков позволили расширить дыру в стене и вытащить вилы. Постукавшись о стены, парень наловчился крутить джойстик. Непривычно много степеней свободы оказалось у подъёмника, зато скорость чуть превышала ход хорошего бегуна. Потыкав каждый сенсор, Лёшка запомнил, как включать малый, большой и общий свет. Последний понравился больше всего - машина двигалась в сплошном ореоле, похожая на стартующую ракету. Наигравшись, водитель вспомнил о пустом желудке. Тот немедленно отозвался недовольным урчанием и заставил задумался:
   "Как открыть хоть одну дверь? Попробовать вдвинуть вилами? Почему нет?"
   Идея оправдала себя - от нескольких ударов массивный щит отъехал в сторону, образовав щель в полметра шириной. Лёшка втиснулся внутрь здоровенного склада. Да, трясло здесь крепко! Собственно, не просто так подъёмник воткнуло в бетонную стену? Понятно, раскачивало так, что ни устоять, ни улежать... Разгром первостатейный. Стеллажи до потолка, местами поваленные, и пол, сплошь усыпанный ящиками. Что бы это могло быть? Свет от машины позволил прочесть надпись на упаковке: "Говядина. Сублимат. 200 порций".
   - Отлично!
   Термин знакомый - так назывались абсолютно пересушенные продукты, которые порой использовали герои космоса, книжные, разумеется. Полезная штуковина, тут и к бабке не ходи. Готовить проще простого - вскрыл, добавил воды и хавчик готов! Лёшка взбодрился, поняв, что голодная смерть отменяется. Дело оставалось за малым - найти воду и кастрюлю.
   В поисках такого рода интересного мало. Хорошенькое дело - тупо долбиться во все двери, натыкаясь на разнообразные запасы и полуфабрикаты! Но деваться некуда, и парень методично проверял, проверял, проверял... Кое-что уже мерзко и остро воняло гниением - то были склады дневного запаса.
   Замечательная подсобка с запасом пластиковых столовых приборов и посуды парня обрадовала, а в распотрошённом ремнаборе кухонного автомата - так значилось на упаковке - нашёлся котёл из нержавейки. Этажом ниже сыскался запас воды и складные пластмассовые ящики. Проверив зажигалкой, Лёшка убедился, что угадал - они прекрасно горели, жирно коптя при этом.
   Затарившись, попаданец направил подъёмник назад. Костёр весело запылал, сквозняк сносил дым наверх. Котёл почернел от сажи, но какое это имело значение? Опустив надрезанную сверху упаковку сублиматов, Лёшка через пару минут вынул из кипятка замечательные антрекоты, каждый с ладонь размером.
   Для Юры и Гарды он захватил шесть штук, увернув в майку. Тащить их пришлось попеременно, то в руках, то в зубах. Уже в полной темноте парень выбрался наружу, выдал караульным еду и тут же уснул, обессилев от трудного дня.  

*

   Один бок замёрз - со стороны Юры, свернувшегося клубочком. Гарда лежала, растянувшись во всю длину, жаркая, словно меховое одеяло.
   - Подъём, сони!
   Лёшка, в мирное время ленивый до невозможности, никогда не мучил себя тренировками и зарядками. Но сегодня тело болело, как побитое. Вспомнив, насколько тяжко вчера дался спуск и подъём, попаданец со стоном заставил себя проделать разминку.
   Юра присоединился без вопросов. Кажется, этот рано ожиревший абориген решил брать с Лёшки пример во всем, хотя не мог поверить, что привычный мир рухнул и в одночасье исчез навсегда. Его сбивчивое объяснение, что служба 911 непременно прибудет и отвезёт спасённых людей в нормальное место, рассмешило Лёшку:
   - Нет, дружище, теперь самообеспечение, усёк? На сегодня у нас разведка окрестностей. Ищем всё, что можно использовать...
   Поверил Юра в правоту слов предводителя, нет ли, но весь день покорно таскался за Лёшкой. Они раскопали какой-то 'тряпошный' магазин и смогли подобрать себе несколько комплектов одежды и обуви.
   - Мы мародёры.
   - Нет, пострадавшие, - возразил Лёшка, - пережившие крушение мира. Вот скажи мне, если в землетрясении погибли все жители, а ты выжил, то кому принадлежит всё, что осталось?
   - Зачем оно мне, - скис абориген, явно собираясь заплакать.
   - Затем! Живым живое.
   - А смысл? Мы всё равно умрём, - слёзы уже потекли по щекам Юры, и попаданец решил утешить его на мужественный, геройский манер:
   - Ой, только не скули раньше времени! Ты не погиб, а значит, шанс надо использовать. Ведь тебя не завалило, и почему, ты думаешь? Судьба, парень, судьба!
   - Это всё ночь, все спали, когда высотки сложились, рухнули, - залепетал Юра. - Я не виноват, что выжил...
   Лёшка понял - плаксе слова не помогут. Может, так и должен вести себя нормальный человек, внезапно осиротев? Вчера Юра рассказал, как получилось, что он потерял всех родственников, а сам уцелел. Он бы погиб, не выведи его на крышу приступ дурацкой страсти к астрономии. Если верить рассказу, то землю тряслась несколько раз, все сильнее и сильнее разрушая город, пока последний удар не сокрушил все здания окончательно. Как уж "астроном" удержался на крыше, и почему та опустилась плавно, не превратившись в обломки - можно только гадать.
   Лёшка вздохнул. Ему никогда не испытать такого горя - он не любил своих родителей. А других близких людей, кроме тёти Маши, не было. Вот умрет она, и никогда уже не встретит после работы, не позовёт почаёвничать - а он останется совсем один-одинёшенек, и вечером вспомнит её и пожалеет, что не сказал ей все спасибо, которые мог и должен был...
   "Я уже потерял тётю Машу, и навсегда. Я тут. А она там... И никогда не..."
   Слёзы затуманили глаза. Жалость к себе, любимому, который оказался хуже, чем сиротой в этом долбаном мире, оказалась неожиданно сильной. Лёшка шмыгнул носом, хлопнул Юру по плечу, отошёл подальше и глубоко подышал, унимая ненужное переживание. Толку-то от слёз? Надо искать способ возвратиться домой. Или устраиваться здесь, чтобы жить без приключений на свою....
   Он сделал ладонь козырьком, осмотрелся. Горы на горизонте выглядели знакомо, особенно сдвоенная горбушка Лысухи. А вон там, определённо, блестит река. Да, по месту сомнений нет - Сибирь, Новопинск. К тому же, дорога, где остался троллейбус сорок три, тоже относилась к его, Лёшкиному городу. Конечно, за полтора столетия многое могло измениться, но Академгородок вряд ли перенесли в другое место.
   - Вот куда бы наведаться!
   Если отыскать живого учёного, особенно физика, то можно узнать, что случилось с этим миром. И почему он, Лёшка, сюда попал. А может, даже возвратиться... Мечты отвлекли попаданца от грустных дум, он повернулся в сторону, где ожидал увидеть Академгородок. Увы, тёмная стена леса скрывала всё.
   - А в других местах?
   Лёшка пробовал сообразить, где какой проспект мог бы совпасть с тем, что был в его времени, но слишком непривычно ориентироваться по развалинам, без единой точки отсчёта. Панорама развалин выглядело однообразно и заканчивалась где-то очень далеко, теряясь в мутной зыбкости марева - солнце уже раскалило бетон и не собиралось останавливаться. Пока парень присматривался к наиболее перспективным местам, где обломки выглядели большими фрагментами зданий, рыдания Юры стихли.

*

   Пожары ослабели. Видать, выгорело, что могло, типа занавесок, полов, мебели. Может, баллоны с газом, заправки с бензином. И оседать горы бетона перестали. Парни осмелели, заглядывали в каждую щелочку, старательно обыскивали заманчивые места. Но чаще всего попадались вещи, превращённые в конченый хлам. Или совершенно ненужные.
   Развалины щедростью не отличались, однако в одном месте поисковики заметили исковерканные конторские столы. Так они разбогатели на карандаши и пачку бумаги. В другом месте подвернулось несколько мотков прочной веревки. Один, наиболее целый, забрали с собой, на всякий случай.
   В обед поисковики вернулись к провалу. Юра набрался смелости, только попросил обвязать верёвкой вокруг пояса. Они долго и медленно спускались, часто отдыхая. На балконе Лёшка воспользовался паузой, открыл, наконец, ноутбук. Тот не подвёл, включился. Когда девичий голосок с придыханием объявил: "Это я!", озвучивая полную загрузку компа, Юра поднял голову.
   - Что это?
   - Ноут. Можно подумать, у вас их нет, - ехидно поддел спутника Лёшка.
   Он знал точно - комп нужен каждому челу, чисто для нета, хотя бы для "в контакте". А кто западал на сетевую игру - просто фанатели до одури. Значит, в будущем продвинутыми юзерами должны быть все, вообще! Так попаданец и сказал. Абориген удивился, сел, присмотрелся:
   - Ну, я не знаю... Клавиатура знакомая, её в первых классах вместе с рукописанием проходим. Экран смешной, плоский... Древность немыслимая, на голосовом управлении... На ручном, даже? Каменный век... В принципе, понятно, что сетевик, только убогий. Зачем он, если вапам даёт полное включение?
   На этом представитель прошлого перестал понимать Юру. Бестолково задавая вопросы и переспрашивая, оба разозлились на непонятливость собеседника. Закрывая ноутбук, Лёшка сгоряча подчеркнул редкостную тупость аборигена. Тот набычился и замолчал. Спуск, и без того не слишком быстрый, замедлился до невозможности, но торопить или делать замечания попаданец не рискнул. Однако обиженное молчание неприятно нервировало, да и вину за несдержанность - никуда не денешь, так что Лёшка не выдержал. Когда спуск кончился, и Юра вошёл в коридор, он предложил:
   - Кончай дуться! Я же не со зла ляпнул. Не сердись, ладно? Просто забываю, что столько лет прошло. Понятно, всё изменилось. Вот интересно, как Новопинск выглядел, если бы не развалился...
   - Не Новопинск, - констатировал Юра, снова едва не плача.
    - То есть, как? Я же по месту вижу, по реке. И горы те же! Он, сто процентов он, что ты гонишь?!
    - Русарим, теперь. Столица Руси. Давно переименовали. Сразу после войны, когда Европу хлопнули. Я не помню деталей, почему-то... Лёша, у тебя нет ощущения, что память отшибло? Внешнюю? Напрочь. Ничего не могу вспомнить...

*

   Хорошенькое дело! Оказывается, мир воевал... Интересно, когда? Но Юра так и не вспомнил, даже приблизительно. Нес, правда, что-то о роли России в конфедерации на правах патроната или чего-то подобного, но невнятно до ужаса - хуже учителей истории. Школьный учебник в Лёшкино время менялся раза три, не меньше, а историки послушно врали, как приказывала новая власть, и не краснели. Отрабатывали зарплату, типа - коммунист, который колебался с линией партии. Так звучал классный анекдот, рассказанный тётей Машей, которая СССР застала, хоть и незадолго до развала.
   Оставив расспросы о войне "на потом", Лёшка заделался инструктором-экскурсоводом. Он катил на подъёмнике вниз по спиральным коридорам и показывал запасы, от которых Юра пришёл в полный восторг. На третьем витке они обнаружили туалетную комнатку с раковиной. Что поразительно, можно было пользоваться унитазом - вода шла под напором. Отмыв руки и лица от пылищи, парни захотели ополоснуться полностью. Жалко, без мыла и шампуня, но чистое тело, переодетое в чистую одежду, чесаться перестало - уже хорошо!
   Затем они с удовольствием поели. Юра остался внизу, а попаданец с зубовным скрежетом полез кормить Гарду. Он не мог оставить собаку голодной - это хуже предательства. На спуск сил едва хватило, но перед сном подумалось:
    - Надо искать другой вариант, это не дело, оставлять псину наверху одну...
  

Глава седьмая

  
   Утром парни быстро приготовили антрекотов про запас, вылезли наружу и отправились в очередной поиск. Лёшка сделал из портфеля ранец, так что лезть было удобнее. Однако поднимались оба с трудом - болели мышцы и натруженные ладони.
   Небо обильно заполнялось кучевыми облаками, отчего день казался пасмурным, да к тому же душным. Воздух заполняла вонь, словно от испорченных продуктов. Лёшка осознал, что разлагается на самом деле, когда в развалинах очередного здания наткнулся на несколько раздутых трупов. Юру стошнило. Парни убежали от невыносимого зрелища, едва не заблудившись. Но поиск продолжили. Захватили остатки веревок, ещё несколько пар обуви откопали в развалинах магазина.
   На этом удача кончилась. Даже пустой бутылки не удалось сыскать, а Лёшка так мечтал обзавестись, наконец, фляжкой! Он уже не раз попенял себе за опрометчиво разрезанную тогда емкость с пивом. С другой стороны, Гарду напоить надо было? Так что, он не очень и виноват, что загубил посудину и не мог запастись водой в дорогу. Самой собаке было лучше, в этом плане. Она обнюхивала всё подряд, в нескольких местах отыскала воду, оставшуюся после дождя, наверное, и вылакала. Парни повторять её подвиг не рискнули - кто знает, какая дрянь туда натекла?
   Ближе к обеду усталость и голод взяли своё, они пообедали холодным мясом. Всухомятку, давясь, осилили антрекоты, и немедленно почувствовали жажду. Облизывать губы парни принялись почти синхронно. Гарда тоже забеспокоилась, принялась суетиться, пока не обнаружила крохотную лужицу, на дне которой подёргивались мерзкие червячки. Псина пренебрегла осторожностью, вылакала воду досуха, в пару глотков.
   Парни переглянулись и направились домой, к провалу. Разумеется, сделали приличный крюк, чтобы миновать злополучное место с гниющими трупами. Подход с этой стороны был незнаком, так что двигались поисковики осторожно, вслед за собакой. Развалины тут выглядели особенно, словно дом сложился карточным домиком.
   Неожиданно Гарда заволновалась. Она отбежала в сторону узкого провала, сложенного обломками бетонных плит, принюхалась и негромко гавкнула в сторону хозяина. Словно предлагала обратить внимание. Юра дёрнул Лёшку за рукав:
   - Чего она?
   Из глубины провала донеслось жалобное то ли стенание, то ли всхлипывание. На вопрос Лёшки ответил явно женский голос, но настолько невнятно, что пришлось переспросить:
   - Вы что, пострадали? Эй, громче можете?
   Снизу ещё жалобнее, но уже отчётливо, без истерических всхлипов, попросили помочь. Лёшка распрямился, почесал в затылке. Провал выглядел слишком узким, чтобы туда втиснуться даже ему, щуплому, не то, чтобы ширококостному Юре. Гарда снова гавкнула, словно настаивала на спасении. Хозяин, погладил её по голове, объяснил причины промедления:
   - Как туда пролезть? Не знаешь? Вот и я не соображу.
   Юра удивился, пришлось объяснить, что мало сбросить захваченную с собой верёвку и тянуть. Лёшка показал на узкую щель, спросил:
   - А как человек наружу выберется? Он что, расплющиться может?
   Помощник понял. Стенания продолжали доноситься снизу. И вроде бы, удвоились? Юра крикнул в щёль:
   - Вас там сколько, эй? Шестеро?
   Гарда несколько раз брехнула в узость провала, разбавляя диалог собственным мнением. Лёшка сидел, не вмешиваясь в расспросы, на треснувшей плите, катал ногой крупные обломки, пытаясь представить, как и чем проделать лаз для спасения людей. В его мире строительные рабочие ломали бетон или асфальт отбойными молотками, иногда кувалдой или ломом.
   "Но где ты здесь найдёшь такой инструмент? Хотя, смысл-то в самом ударе, не в кувалде или ломе! Главное, было бы чем колотить!"
   Подняв увесистый обломок, Лёшка забрался на бетонную плиту, накрывавшую провал, ударил по ней. Крошки брызнули в стороны, стегнули Юру по лицу. Тот заслонился, обиженно крикнул:
   - Ты чего?
   Силёнки у помощника было много. В несколько ударов он раздолбил трещину, создав небольшое отверстие. Мелкие обломки посыпались вниз. Оттуда донёсся вскрик. Лёшка остановил работу, спросил:
   - Вы спрятаться куда-то можете? Нам надо лаз проделать. Некуда? Тогда набросьте на головы, что есть, или руками прикройтесь. Терпите, скоро спасём.
   Получилось не очень скоро - больше часа спасатели молотили по краям трещины, расширяя её. Затем пришлось возиться с арматурой, отгибая её. Тут пригодилась Лёшкина труба-копьё. Расшатывая каждый прут, им удалось сломать три центральных и отогнуть наверх. После этого спасатели долго отдыхали, с огорчением разглядывая изодранные ладони:
   - Надо было хоть обмотать, эх, дураки мы!
   Прежде чем спускать верёвку, Лёшка сделал на конце прочную петлю и объяснил вниз, что туда надо ставить ногу:
   - Старайтесь держаться вытянутыми руками, чтобы не перевернуться.
   Тянуть оказалось тяжело. Верёвка тёрлась о неровный край бетонной плиты на каждом рывке, пока спасатели отходили всё дальше и дальше от пробитой дыры. Но вот раздался вопль, над провалом взметнулась рука. Крикнув Юре:
   - Держи крепче, - Лёшка отпустил верёвку и бросился на помощь спасённому.
   Спасённой.
   Девушка с оранжевыми волосами, густо припорошенными пылью, радостно вцепилась в протянутую руку помощи. Странно, но Лёшка с лёгкостью вытащил её наружу, гораздо легче, нежели тянул верёвку.
   Второго человека они поднимали уже втроём, потом вчетвером, и так далее. Их, действительно, оказалось шестеро - три парня и три девушки. Все были в синяках, но целы. Спасённые представились, как Дон, Кир, Лев, Клара и Лея, но Лёшка почти сразу всех перепутал. Кроме оранжевой, которую звали необычно - Флора.
   Юра, ставший с подачи командира очень хозяйственным, уточнил, много ли добра осталось внизу. Расплывчатые ответы его не устроили, он заставил опустить его в провал и долго присылал оттуда полезные находки. Оказывается, весёлая компания друзей отмечала день рождения Флоры в её холостяцкой квартире, поэтому от голода и жажды эти три дня совсем не страдала.
   Забрав постельное бельё, одежду, обувь, остатки пищи и некоторые другие предметы быта, Юра распределил добычу на примерно равные части, упаковал, как сумел и навьючил на спасённых. Невысокий и полный Лев покорно подчинился, а вот Дон и Кир, широкие в плечах и рослые, возмутились, что командует какой-то толстяк. Но Флора устроила им такую выволочку, что те признали за Юрой старшинство. На Лёшку эти бугаи смотрели, как на пешку. Однако истинное распределение ролей они постигли после первого же вопроса толстяка:
   - Командир, куда двигаемся?
   - Пока вниз, парк осмотрим, потом видно будет.
   Кир шепнул нарочито громко:
   - Какой из задохлика командир?
   Дон злобно зыркнул глазами на щуплого попаданца. Лёшку передёрнуло от неприятного чувства:
   ''Дежавю. Как всегда, сила есть, ума не надо''.
   Свистнув Гарде, он двинулся к зелёной прогалине. Так получалось короче. Сначала пришлось подниматься, а затем пошёл длинный спуск по прочным плитам, лежащих, как длинные ступени. Видимо, здание легло набок и сплющилось, дотянувшись до нескольких деревьев.
   Парк стоял вроде бы на небольшом бугорке, но в углублении. Получался вал по периметру, отчего общий рельеф напоминал тарелку. Юра хлопнул себя по лбу и припомнил, что тут располагались административные здания - президентский дворец, Сенат, министерства и прочая властная камарилья. Похоже, так оно и было, судя по останкам сгоревших вертолётов. На гражданских-то зданиях посадочные площадки точно не строят!
   Лёшка решил пошарить тут основательно. Не откладывая в долгий ящик. Прямо сейчас. Оставить вещички посреди парка и направить всех на поиск. Находки есть, где разложить - вон как тут красиво, просторно и чисто. И вообще, сколько можно лазить вверх-вниз?
   Если оттащить несколько крупных обломков и пару сломанных панелей, залетевших внутрь "тарелки" - тогда получится натуральный оазис в этом бесконечной свалке. Надо же так - там дикий лес сокрушило, тут бетонные и прочные здания повалило, а этим невысоконьким деревцам хоть бы хны. Надо разбить лагерь тут, прямо на газоне! Натаскать еды побольше, соорудить крышу над головой...
   Мечты обуревали парня, пока он не добрался к деревцам. Трава и листва только издалека смотрелись радостно - вблизи выяснилось, что на всём лежит густой слой серой пыли. Разочарованно хлопнув ладонью по стволу, попаданец пересёк "тарелку" по диагонали и скомандовал:
   - Идём дальше!
   И тут хлынул ливень.     

*

   Внезапный, плотный, словно из ведра его вывернули, крупный дождь рухнул на отряд. Лёшка не знал, каково остальным, а ему просто-напросто не хватило воздуха. Он согнулся, заслонил лицо руками, чтобы хоть немного создать пространства, свободного от воды, и сделать вдох. Удалось. Заодно и попил, схлёбывая струю, как из крана. Небесные воды стегали и лупили его по спине, по затылку и шее.
   Симметрично рассаженные деревца с кругло остриженными кронами не давали никакой защиты, хотя Лёшка и добежал к ближайшему стволу. Но стоять, вцепившись в дерево, оказалось удобнее. Гарда сообразила - втиснулась, спрятала голову под хозяина.
   Ливень неистовствовал. Краем глаза Лёшка следил за окружающим. Стена дождя скрывала почти всё. Вода затопила дно "тарелки" и продолжила прибывать. Когда Лёшке дошло до плеч, он сообразил, в чём дело. Парк получился самым низким местом и превратился в пруд с торчащими на поверхности зелёными шарами крон. Но вот ливень прекратился, туча ушла, открыв солнце. А уровень воды всё поднимался. Уже и на цыпочках не устоять!
   Гарда плавала кругами, изучая новую обстановку. Вода, хоть и мутная, ей нравилась - она лакала её. И тут Лёшке пришла в голову озорная идея. Он сдернул с себя джинсы, куртку, майку, присел с головой в воду, содрал кроссовки и носки, пристроил всё это на ветки повыше. А потом изобразил кроль или какой-то ещё стиль, случайно запавший в память.
   Его примеру последовали остальные. Из какого-то затопленного паводком вьюка выплыл обычный мяч. Сборный отряд стихийно набросился на него, перебрасываясь и вопя, когда собака пыталась схватить мяч зубами. Водное поло продолжалось, пока все не утомились.
   Уровень воды понемногу падал. Вернувшись к своему дереву, Лёшка снял с ветки куртку, удивился её чистоте. Видимо, ливень смыл основную пыль. Насколько он помнил, инструкция рекомендовала не отжимать, а сушить в расправленном виде. Он надел куртку, застегнул полностью. А вот майку парень несколько раз пожулькал, прополаскивая после каждого отжима. Затем принялся тереть джинсы.
   Внезапно возникло сильное течение. Вода устремилась в сторону самых высоких развалин, лежащих в направлении их базы. Лёшку и Гарду подхватило и понесло туда. Остальные были намного дальше и успели заякориться, благо деревья росли густо. Но попаданцу прошлось туго. Он упирался, однако босые ноги проскальзывали по траве. Поток усилился, бурлил и вскидывался за Лёшкиной спиной, словно в горной реке, которую однажды ему довелось форсировать.
   Гарду пронесло мимо, хотя та работала лапами со страшной скоростью. Парень рванулся за собакой, ухватил за бок и проиграл на этом пяток метров. Впереди вода уходила под землю, круто падая и жутко шумя. Поток опал и бил теперь на уровне колен, но тащил гораздо быстрее.
   Течение развернуло Гарду мордой к Лёшке, и теперь он смотрел в глаза собаки, осмысленно устремлённые на него. Так ему казалось. Нет, псина не молила о спасении, она внушала уверенность, словно подсказывала:
   "Мы устоим, мы справимся!"
   Он затормозил, упёрся пяткой в прочный камень. Удачно подвернувшийся толстенный арматурный стержень дал зацеп для руки. А вторая слабела. Мокрая шерсть собаки помалу, но выскальзывала из судорожно сжатой горсти.
   Гарда била лапами против течения, порой цепляя землю, однако теперь уже провал, куда рушилась вода, сам приближался к ним. Видимо, вода размывала край, и тот неумолимо наползал, наползал, наползал...
   Опора под ногой Лёшки зашевелилась, стала оседать. Шерсть Гарды выскользнула из руки хозяина, а перехватить он не успел, зато потерял равновесие от напрасной попытки. Остатки потока поволокли собаку к провалу, но она вдруг остановилась, зацепилась лапами надёжно, сделала рывок, второй!
   Бетонная опора ушла из-под ноги Лёшки, он повалился на спину, пытаясь оттолкнуться, выскочить из провала, открывшего жадную пасть. Гарда перемахнула через голову парня, сползающего вниз.
   "Дурак! Надо было самому спасаться, а не собаку..." - мелькнула последняя мысль, и жалобный вопль рванулся из груди.
  

Глава восьмая

  
   Из отдалённого гула вычленился голос:
   - нускажитехотьслово...
   Виктор открыл глаза и увидел над собой серую человеческую маску, которая шевелила губами. Голос принадлежал ей, а то, что казалось слитным шумом на непонятном языке, превратилось в разборчивый вопрос на русском, перемежаемый кашлем:
   - Вы пришли в себя? Ну, скажите хоть слово...
   Голова гудела, как после нокаута, когда череп наполнен не болью, а неудобством, подобно ногам в необмятой, нерастоптанной обуви. Виктор сел, стараясь вернуть власть над телом и освоиться с новыми ощущениями. Чуть выше уха свербило - отёк возвышался плотным желваком.
   "Хорошая шишка, - огорчился парень, но тут же нашёл утешение, - зато не в висок, не проломил череп".
   Столбик, о который он так знатно приложился, торчал рядом полуметровой шахматной пешкой. Зло стукнув по нему кулаком, Виктор поднялся на ноги.
   - Похоже, у вас вапам работает?
   Тот же мужчина, что привёл в чувство и помог встать - серая маска - просительно заглядывал в глаза . Виктор отрицательно помотал головой, и услышал солидарный разочарованный вздох. Вокруг толпились люди, который он недавно застал перед заревом. Красноватый оттенок серой мути и ветерок, который стремился в ту сторону, убедили Виктора в реальности мира, куда он попал.
   - Так я не сплю...
   - Вапам, вапам? - мужчина теребил парня за рукав и настаивал на просьбе. - Узнай, когда они восстановят?
   - Слушайте, - обратился к толпе Виктор, - я не врубаюсь, о чём вы. Думаю, вы меня не за того принимаете. Нет у меня вапама, и я не знаю, с чем его едят! Я вообще, не местный. Нездешний. Лучше растолкуйте, что за херня это такая... Что там горит? Вы кто такие? Народ, вы куда? Да погодите, я же сам, как вы, дурак-дураком... Эй, мужик, не уходи!
   Он удержал "серую маску", который сел и в отчаянии бил по земле кулаком, то причитая:
   - Да что же за наказание! Я сойду с ума! - то обращаясь к небесам, невидимым в пыльной мгле. - За что? За что это мне? Господи, как тяжко утратить всё...
   Затем у "серой маски" началась истерика - он причитал, обвинял себя во всех смертных грехах, каялся в безбожии, в прелюбодеянии и прочих грехах. Недавние преследователи опять рассыпались на одиночек, только обладатели просторных, "казацко-цыганских" одеяний - сбились в кучку.
   Виктор, голова которого помалу избавлялась от внутреннего шума, отсморкался, после чего дышать стало легче. Но пыль из воздуха никуда не делась, поэтому он нащупал на шее майку, ещё достаточно влажную, развязал, перевернул другой стороной и надежно закрыл нижнюю часть лица.
   Недавний собеседник бился в истерике, каясь, умоляя бога, взывая к "Вапаму" и заходясь в кашле. Слёзы текли по серой маске, промывая в корке пыли новые русла. Тронув его за плечо, Виктор не добился внимания. Тогда он вздёрнул мужчину на ноги, развернул к себе и хлёстко отвесил несколько пощёчин. Маска размазалась, на лице остались следы ладони, а поток жалоб прекратился. Кашляя, мужчина выставил руки перед собой, стараясь предотвратить очередную оплеуху:
   - За что? Не над... Как вы смеете!
   Виктор поймал руку, заломил за спину, перехватил вторую, согнул мужчину и внятно сказал в самое ухо:
   - Заткнись и слушай меня. Что случилось? Что горит? Отвечай... Не вопи, а отвечай. Что это за место? Кто ты такой? Кто эти люди? Отвечай, а то будет ещё больнее... Как это ты никого не знаешь? Землетрясение? Какой город? Русарим... А страна? Сам ты дурак. Отвечай. Почему никто не тушит пожар? Вапам, это что? Я не корчу идиота, а спрашиваю... Знаю, что больно, а ты отвечай, и я отпущу... Так что такое вапам? Когда связь пропала?
   "Серая маска", которого звали Сергеем Николаевичем Водяновым, быстро понял, как избежать новой боли, и послушно отвечал, прерываясь на приступы кашля. Виктор подробно расспрашивал его, подавляя в себе желание бросить всё это, выругаться и пойти куда глаза глядят. Ему не верилось, что он перенёсся в странный мир.
   Больше всего эта история походила на сон, очень реальный на ощупь, но всё-таки сон. Или лекарственный бред. Однако и во сне Виктор не хотел изменять себе, снова становиться слабым, запуганным, забитым сверстниками мальчишкой. Он задавал вопросы, выслушивал ответы, и неизвестный мир обретал структуру, внутреннюю логику, становился менее опасным.
   Окружающая действительность тоже менялась, словно это было связано со степенью понимания Виктором реалий нового мира. Красное зарево всё сильнее пробивалось сквозь серую муть, которая теряла былую плотность. Стало видно, что это не пожар, а несколько гигантских факелов пламени, что вырывались из высокой груды бетона.
   Ветерок крепчал, набирая силу. Пыль рассеивалась, помалу открывая панораму городских развалин. Свежих развалин, среди которых бродили немногочисленные люди, выжившие в катастрофе.

*

   Водянов оказался человеком неглупым. Допрос избавил его от мучительной пустоты в голове, сработав, как беседа с психоаналитиком, и позволил свыкнуться с отсутствием вапама - устройства внешней памяти. Когда Виктор отпустил руку Сергея Николаевича, который вышел из истерического статуса, тот откашлялся и сказал:
   - Погодите. Почему вы не знаете простых вещей? Вы шпион?
   - Ага. А ты дурак, - отмахнулся парень. - У меня нет и никогда не было вапама. Считай меня отшельником, который прекрасно обходился без контакта с миром.
   - Не уходите! Людям надо помочь, разве вы не видите? Они невменяемые, - заспешил Водянов, окончательно прочистив горло от залежей пыли, - они больные же! Пока они не вернутся в нормальное состояние, ими нужно командовать. Их нужно спасать! Помогите мне, я один не справлюсь.
   Виктор оглянулся на толпу, которая выглядела довольно многочисленной, человек на сорок, если не больше. Перспектива собирать и вести куда-то разношерстную компанию - ему не понравилась. Он так и сказал, однако у Водянова нашелся аргумент, и весомый:
   - А куда вы собрались? Одиночки не выживают, поймите! Я не знаю масштабов катастрофы, но если спасателей до сих пор нет - это мировая проблема, не только наша...
   - Вы кто по профессии? - заинтересованно уточнил Виктор. - Чешешь, как по писаному.
   - Экоисторик, социопсихолог. Профессор университета.
   И прочёл короткую, на несколько минут, лекцию. На примере трилобитов, гигантских стрекоз, динозавров, дикуш и страусов - Сергей Николаевич показал последствия катастроф планетарного масштаба. А затем убедил нового знакомого, что выжить могут только организованные сообщества. Он ткнул на себя пальцем, говоря о слабости индивидуальной психики и массовых помешательствах во время сравнительно недавней ядерной войны:
   - ...но вы, на удивление, сохранили спокойствие. Спасибо, что привели меня в чувство. Теперь самое время позаботиться о тех бедолагах, - он показал за спину, - используя стадный инстинкт.
   Виктор невольно глянул в ту сторону. Люди подтверждали, что относятся к стадным животным - лежали или сидели кучно, как обезьяны в зоопарке, с единственным отличием - у них не было вожака. Водянов смотрел на парня вопросительно, неприкрыто намекая, кого прочит на вакантное место главы стаи.Виктор с горечью сообразил, что его собственная психика тоже не выдержала испытания на прочность:
   "Утренняя непонятка, плюс землетрясение - и аллес капут, крыша съехала - я даже не выяснил, где очутился..."
   Но вслух сказал иное:
   - Понял. Здесь оставаться нельзя, Сергей Николаевич. Надо подальше от развалин, и с едой определиться.
   Водянов вспомнил, что неподалёку есть загородный ресторан:
   - Недавно выстроен. Я им делал экологическую экспертизу. Место изумительное! Ручей, который образует довольно глубокое озерко и бежит дальше. У них очистные вынесены за искусственный водораздел, хотя и на замкнутом цикле сделаны. Первое время можно перебиться там, хоть какая, но крыша над головой... И вообще, - он вдруг словно спохватился, вспомнил нечто неприятное, утратил азарт, с которым только что убеждал Виктора, - на миру и смерть красна.
   Они вернулись к толпе. Виктор скомандовал:
   - Внимание! Мы все уходим в безопасное место. Поднимайтесь!
   Кое-кто шевельнулся, одна девушка стремительно вскочила, подбежала, вцепилась в руку Виктора и залилась благодарными слезами.
   Отстранив её и переадресовав Водянову, новоявленный "вожак стаи" применил более действенные способы убеждения. Пинками и затрещинами он поднял всех, велел шустрой девушке пересчитать народ по головам, и повел нестройную колонну прочь от утихавшего пожара.
     

Глава девятая

  
   Резкий рывок пережал Лёшке горло - куртка была застёгнута полностью. Сползание приостановилось, затем последовал второй рывок, третий. Он задохнулся, так сильно пережало шею, но последним рывком его вытянули и отволокли к дереву. Расстегнув ворот и отдышавшись, попаданец сел, окинул взором парк. Вода с земли ушла полностью, лишь жалкие струйки спешили в провал. Юра хлопнул его по плечу:
   - Думал, не успею. Слушай, какая преданная собачара, поймала тебя на самом краю. Я только потому и успел, что она удержала.
   Лёшка снял куртку. Клыки Гарды отпечатались на воротнике симметричными вмятинами. Сама она сидела рядом, умильно улыбаясь и поглядывая на хозяина. Потрепав девочку по мокрой башке, хозяин вслух извинился перед ней за последнюю мысль:
   - А я решил, что зря тебя спасал.
   "Ладно, проехали, - отмахнулась Гарда, вставая и направляясь к отряду, - свои люди, небось, сочтемся".
   Отряд собирал разнесённое потоком добро, приводил себя в порядок. Отжимали свои тряпки они так неправильно, что Лёшке пришлось устроить показательное выступление. С половой тряпкой он имел тесное знакомство - полтора года подрабатывал уборщиком в ресторане. Пока копил на ноутбук.
   Все кое-как справились. Юра пересмотрел промокшие вьюки, заставил парней отжать, что отжималось, слить воду, откуда сливалась. Обойдя стороной глубокую промоину в земле, отряд направился вслед за Лёшкой. Тот немного смущался внешнего вида - типа, без штанов, но в шляпе. Джинсы унесло водой. Постирал, понимаешь! Хорошо, внизу ждали запасные, так удачно откопанные вчера.
   Бесштанный командир вёл новобранцев к базе, пытаясь сообразить, что дальше-то делать? Новый мир ему не нравился - в нём зачем-то назревала его, Лёшкина, ответственность за людей, которых он и Юра спасли себе на голову.
   И опять он оказался прав, ожидая подвох от судьбы. Будто мало шестерых нахлебников, так неприятности решили умножиться! Неподалёку от их провала в тени прятались трое взрослых и два ребёнка, лет восьми-девяти. Увидев отряд, семья пошла навстречу, просительно улыбаясь. Мужчина сказал за всех:
   - Здравствуйте! Мы вас вчера заметили и вот, пришли.
   - И зря, - недружелюбно откликнулся Лёшка, - мы вам ничем помочь не сможем, сами такие.
   Ему не понравились взрослые. Они как-то неправильно себя вели или выглядели. Мужчина и женщина высокого роста смотрелись лет на сорок по фигурам, однако имели очень молодые лица. Причём выражение мужского было слишком надменным, если не сказать - начальническим.
   Вторая женщина стояла, как старушка, согбённо. И суставы на руках выглядели старушечьи - узловатые, искривлённые. Но кожа на кистях и лице выглядела очень розовой, нежной, словно у молоденькой Флоры. Лёшка рассматривал просителей, пытаясь понять, что его настораживает. Дети жались к родителям, помалкивали, но старушка выступила вперёд и взмолилась:
   - Вас вон сколько! Вам не страшно! А спасателей всё нет, а если их совсем не будет?
   Лёшка обернулся. Отряд смотрел на него. Гарда направилась к детям, обнюхала, вернулась, повиливая хвостом на среднем уровне - дескать, опасности не вижу, но решение принимать тебе.
   Мысленно чертыхнувшись, парень кивнул. Не мог он отказать детям, не мог! Такими глазами смотрели на него мальчик и девочка, что даже Бармалей бы не рискнул прогнать их прочь. Что уж говорить про Лёшку, который до сих пор не забыл детские обиды, и вечно будет благодарен тёте Маше за вечерние подкормки. Извинившись перед Гардой, которой предстояло голодать до утра, ожидая хозяина здесь, предводитель кратко обрисовал увеличенному отряду порядок спуска на базу.

*

   Путь отряда по лестнице занял больше трёх часов. Если бы не Юра, уже освоивший маршрут и подающий пример слабакам, то они бы никогда не одолели эти триста метров. На кольцевой галерее, когда все завалились отдыхать, Лёшка обратил внимание на Флору. Та держалась молодцом, почти не запыхалась и с любопытством смотрела в темноту шахты.
    - Ты не устала?
    - С чего бы? Я на тренировках в таком темпе только разминаюсь.
    - Тогда идём со мной, еду приготовим, - обрадовался командир, оставляя Юру за старшего.
   На всякий случай он спросил, готов ли кто присоединиться к ускоренному спуску? Увы, все мужчины, даже Дон и Кир, оказались слабаками. Декоративные мышцы парней не имели силы, как выяснилось, только выглядели внушительно. Зато злоба в глазах светилась неподдельная. Лёшка перехватил взгляды псевдогераклов, когда обернулся. Или показалось?
   Спуск от балкона до нужного этажа занял совсем немного времени - Лёшку подгоняло желание произвести впечатление на девушку. Это удалось. Флора с огромным интересом осмотрела подземные хранилища и быстро сообразила, что к чему:
   - Ты это разыскал? Один? Лёша, ты гений! Я бы ни за что не додумалась!
   Вдвоём они приволокли много горючих ящиков. Разведя костёр, Лёшка поставил девушку следить за водой. Бак вскипел как раз вовремя. Брошенные в кипяток сублиматы распространили такой восхитительный аромат жареной говядины, что измученные спуском отряд ускорил шаг. Вокруг костра все попадали в непритворном изнеможении.
   Накалывая разбухшие ломти мяса на заточенный арматурный прут, Лёшка вынул из котла и разложил их по тарелкам. Флора вручила каждому нож с вилкой и предупредила:
   - Ешьте аккуратно, что останется - пойдет собаке. Приборы тоже не выбрасывайте, других не будет!
   Оголодавшие дети одолели по целой порции, а их родители попросили добавки. Лёшка рассчитал верно, приготовив еды с запасом. Два оставшихся ломтя он отложил для Гарды. Остаток кипятка, который сублиматы не впитали, превратился в наваристый бульон. Никто на него не покусился, и Лёшка сварил суп для себя, отсыпав туда пригоршню сушёных овощей.
   Юра с неохотой исполнил приказание, проведя для дам и джентльменов раздельные экскурсии по туалетным комнатам, если можно так выразиться. Избалованные недавним комфортом аборигены огорчились примитивности, особенно бумагу критиковали.
   Зная от Юры, что даже туалетная в этом мире себя давно изжила, Лёшка представлял масштаб "гигиенической трагедии". Не то, что гидромассажных ванн, продвинутых потомков джакузи, как понимал Лёшка - база не имела даже душевой. Удобства на базе были представлены единственной комнатой. К тому же туалет не закрывался изнутри, что могло породить проблемы. Флора предложила вывешивать снаружи опознавательный знак. Лёшка ей и поручил воплотить идею в жизнь.
   Последние отсветы дня угасли в шахте, и коридор наполнился мраком. Мокрые вьюки разбирать никто не стал. Сытый и усталый народ разлёгся, как кому взбрело в голову. Только слабый огонёк костра обозначал место отдыха тринадцати человек. Лёшка притулился неподалёку от угасающего пламени, смотрел на тускнеющий угольки, вдыхал следы жидкого горьковатого дымка и вспоминал случайный туристический слёт, где лишился невинности...

*

   - Ты удивительный человек. Умеешь молчать в унисон. Я прилягу с тобой, а то озябла, - и совершенно неожиданно Люся оказалась рядом с парнишкой.
   А потом поцеловала. Горьковатый привкус влажных губ отправил Лёшкины мысли в неожиданное русло. Её рука забралась ему под куртку и рубаху, погладила по груди, тронула вдруг затвердевший сосок, спустилась вниз. Она что-то сказала удивлённым голосом, потом свершилось то, что происходило раньше только в мечтаниях. Лёшка подчинялся нежным рукам Люси, не спешил, поэтому всё получилось сказочно хорошо. И повторилось. Еще раз повторилось. И ещё, ещё...
   Когда сил не осталось, они лежали рядом, пока Лёшка не уснул. В полусне он получил от первой своей женщины и прощальный поцелуй в щёку. Лёшка больше не встретил её, да и лицо стёрлось из памяти. Но во многих снах Люся приходила к нему и дарила на прощание поцелуй.
   Как сейчас, в этом сне...

*

     
   Утром все заботы об отряде взял на себя Юра. Он дал каждому поручение, парней отправил за топливом, девушек заставил перебрать мокрые тюки, развесить на просушку. Завтраком занялась Изольда, жена спесивого мужика, Олега. Бабушку звали Эмма, а детей - Ганс и Тильда.
   Лёшка удивился, когда ему удалось запомнить причудливые имена семейки. Он сходил в умывальную комнату, сполоснул лицо, удивился напору воды. Откуда она поступает и почему не иссякла до сих пор? Но думать особо не пришлось, Изольда позвала на завтрак, подала вкуснющую еду.
   - Какое нежное! Никогда не ел, - удивился попаданец, за обе щёки уписывая здоровенный шмат мяса на косточке.
   - Обычный страус, - встречно удивилась повариха, - даже без вкусовых добавок. А у вас что, такого не было?
   - Может, было, да не по карману мне, - опрометчиво ляпнул Лёшка, но, поняв неправильность вопроса, вперился в Юру. - У нас? Не понял... Я же просил!
   Помощник виновато опустил голову. Всё понятно, выдал секрет! Лёшка сдался, рассказал, не сильно привирая, о своём времени. А потом сам принялся расспрашивать. Мир этой России отличался в лучшую сторону по культуре, еде, жилищным условиям, но в ответах о нём постоянно присутствовала, то ли недоговорённость, то ли загадочность - никак не удавалось понять, какая и о чём?
   Знали его собеседники поразительно мало. Даже о собственном городе, Русариме. А Лёшке очень хотелось понять, занимался ли какой институт проблемами планеты в целом.
   - Народ, а с чего такое землетрясение приключилось, вы знаете? А как... Ну и ну...
   Поговорив немного, попаданец понял, что надеяться придётся на себя самого. Он закончил расспросы, увернул три порции мяса в упаковочный пластик, взял десяток сублиматов, упаковал в портфель и собрался наверх, к собаке. Ноутбук, до которого руки никак не доходили, весил прилично, да и место занимал, но расставаться с ним - не входило в планы парня. Помощник спросил, можно ли продолжить разведку по остальным этажам. Лёшка отмахнулся:
   - Юр, не морочь мне голову. Делай, как знаешь.
   - Хорошо, тогда мы весь день здесь будем. А ты с собой никого не возьмёшь?
   Вот уж чего парню хотелось меньше всего, так это спутника. Ведь про институты он зачем спрашивал? Правильно, чтобы обыскать их развалины. Вдруг там кто живой есть, как вот эта Флорина компашка. Такого учёного надо выручить, спасти. Хорошо бы гениального, который соображает в его, Лёшкином переносе сюда.
   Дальше в планах зиял пробел, точнее - шли малоосмысленные надежды из области фантастики. Типа, "доктор Умнов из благодарности придумает, как вернуть спасителя назад". Положа руку на сердце, особых надежд на успех парень не питал, но разве мечты обязаны ладить с реальностью?
   Гарда обрадовалась встрече, сказала хвостом "спасибо" и быстро умяла страусятину. Лёшка тем временем разобрался с направлением и двинулся через парк. Промоина, точнее, провал, сверху выглядел страшно и смертельно опасно, особенно с куском дерна, так и свисающего в бездну.
   Обойдя его по дуге, попаданец миновал груды правительственного бетона, даже не глянув на останки вертолётов. Его путь лежал в сторону реки, которая должна была послужить транспортным средством. Проще говоря, парень надеялся найти на берегу лодку, чтобы доплыть до Академгородка, а там уже спасать заветного ученого.
   Конечно, ум понимал наивность замысла, а что прикажете делать с душой? Она не хотела принимать эту реальность, упорно считала сном. Пусть необычайно убедительным, словно фильм в "три Д формате", но всё равно сном. А некоторые философы, по слухам, считали, что человеку жизнь только снится. И Лёшка полагал, что это верно. Особенно в его случае.
   "Ну, раскошмарило человека, что он попал в страшное будущее. Так надо напрячься, приснить себе, что он из него вернулся, и вся недолга! Чего ради видеть длинный сон про развалины?"
   Начать поиск Лёшка решил со своего института, "НИИ контроля и мониторинга магнитосферы". Вряд ли его закрыли, разве только переехал в новое здание и разросся? Конечно, в нём должны знать, как и что творилось с Землёй последние годы. И уж что случилось - объяснят! Уж на этом, на объяснениях и прогнозах, Сибирское отделение РАН собаку съело, регулярно пугая правительство концом света.
   Ближе к реке развалины стали менять свой вид. Вместо бетонных глыб и плоскостей с извивами арматуры пошли завалы битого кирпича и скрученных железных балок. Ну да, это район старой, исторической застройки. Был. Здания сокрушило в прах. Широкие проспекты засыпало мелкими обломками красного кирпича. Несколько автомобилей неожиданно привычных форм буквально измолотило, не оставив живого места.
   Мостов, точнее, остатков от них, просматривалось много - шесть штук на обозримом пространстве. Сами мосты приказали долго жить, торча из многоводной Пины полузатонувшей фермой или уцелевшей опорой. И никакой пристани или лодочной базы поблизости, на что он надеялся. С транспортным средством напряг, стало быть.
   Неожиданно в воздух взметнулась чёрная стая.  

*

   Лёшка вздрогнул. Вороны с жуткими криками метнулись в разные стороны, а затем сделали поворот "все вдруг" и промчались над напарниками, метко обстреляв человека и собаку помётом.
   Ругаясь, парень удалял с лица и одежды жидкие следы. Ближе к берегу стало понятно, чем занимались вороны и почему атаковали. Сплошная серебристая полоса окаймляла реку - дохлая рыба. Её на берегу валялось видимо-невидимо. Но Пина пахла не гнилой рыбой, а химией. Шагнув к самой воде, Лёшка изменил мнение: река воняла. Выражаясь точнее, она гнусно смердела, хуже трупов.
   - Опаньки, вот это я попал! Экологическая катастрофа, елы-палы, - удручённо констатировал несостоявшийся сплавщик.
   На первый взгляд, вода казалась прозрачной, но какая-то подозрительная пена колыхалась на мелких волнах и прибивалась к берегу. Гарда попробовала ветерок ноздрями, отошла подальше. Лёшка, наученный печальным опытом с отравленной трубкой, через которую пил в овраге, трогать волны не стал:
   "Ну нафиг, спалю кожу, вообще!"
   Вороны сделали пару кругов, присели на бережок в других местах, на приличном отдалении. По скелетам, что устилали галечник, было видно - пировали птички не спеша и разборчиво. Сильнее всего расклеваны оказались осетры и крупные толстолобые рыбины. Мелочь, типа пескаришек, ершей и плотвы - валялась почти нетронутой. Конечно, станет кто зариться на них, если царское угощенье под носом?
   Ветерок тянул вдоль реки. Широкая и в Лёшкины времена река не обмелела и почти не изменила русло. Плавный поворот противоположного берега выглядел знакомо - там раньше был мост метро, да и уцелевшая опора явно принадлежала ему. Тогда на этом берегу должен стоять речной вокзал. Туда парень и направился, не поднимаясь на пригорок.
   Вороны перестали пугаться Гарду, а Лёшку за пищевого конкурента держать не стали. Перепархивали лениво и невысоко, в прицельном помётометании первенство не разыгрывали, так что потенциальные "мишени" дошли к заветному месту без помех.
   - Мост?
   Громадная ферма первого пролёта основательно зарылась в песок и причудливо изогнулась, слетев с двадцатиметровой высоты. Вход в туннель метро зиял мрачной темнотой незначительного просвета, который остался после обрушения. Но самая большая неприятность ждала парня за фермой.
   Речной вокзал здесь "был" в прямом смысле - теперь его не было. Здание рассыпалось на отдельные кирпичики, большинство которых покоилось под остатками распоротой на отдельные полосы крыши. В Лёшкино время железная кровля считалась исторической правдой и вокзал, постройки тысяча девятьсот лохматого года, охранялся законом в том архаическом виде, как был заложен. Сейчас только крыша и сохранилась. Тонкое листовое железо, покрашенное суриком, разошлось по швам и теперь мелодично дребезжало под свежим ветерком.
   Пирс - или как там называлось место стоянки кораблей? - развалился до основания. Бетонная дорожка, ведущая к нему, уцелела в виде миниатюрного горного хребта, но и только. Несколько судёнышек прогулочного вида перегибались через её вершины в реалистичной, но отвратительной манере художника Дали. Остальные, гораздо более крупные, лежали на берегу в общей куче, смятые и покорёженные.
   Венчала композицию лодка, как раз такая, что и требовалась Лёшке - прогулочная, весельная, голубого цвета. У неё виднелся один недостаток, но существенный, который перечёркивал все достоинства. Дыра в днище.
   Гарда отправилась поверху. Парень обошёл кладбище кораблей снизу, заглянул внутрь. Просто из спортивного интереса. Мало ли какое добро там можно обнаружить? И вот - сюрприз! Превосходный бар, в обычном состоянии закрытый, теперь так перекосило, что дверки шкафов распахнулись и обнажили богатый выбор спиртных напитков. Точнее, этикеток.
   Бутылки раскололись, содержимое вылилось. Кроме нескольких плоских фляжек, металлически поблескивавших среди весёлых стекляшек. Потянувшись за самой крупной, Лёшка услышал:
   - Это моё бухло!
   Чёрт! Привыкнув полагаться на обоняние и слух Гарды, попаданец оказался застигнут врасплох хриплым криком за спиной. Резко обернувшись, он получил удар в висок. Свет померк...
  

Глава десятая

  
   Виктор скомандовал:
   - Привал! Мальчики налево, девочки - направо. Всем разуться, отдохнуть.
   Отряд безропотно подчинился. Женщины ушли в кустики неглубоко, при желании можно было различить, как они присаживались, справляя нужду, а мужчины и вовсе не затрудняли себя дальним походом. Они всего лишь отвернулись от дамской стороны. Виктор ушёл глубже, что побыть одному. Он хоть и смирился с невозможностью изменить этот мир, но не решил окончательно, приспосабливаться ли вместе со случайным коллективом.
   Так и не надумав ничего, он вернулся к дороге. Толпа молчала. Никто не рыдал, но и не разговаривал с соседями. Раскинув руки и смежив веки, Виктор лежал, пока часы не просигналили о конце привала.
   - Подъём! Обулись! Пошли! Алёна, следи, чтобы никто не отстал, ты замыкаешь.
   Колонна двинулась вслед за Водяновым. Тот взял высокий темп, и Виктору пришлось удерживать профессора, объясняя, что так не всем по силам:
   - Есть пожилые люди и дети, а вы аллюр три креста!
   - Двигаться полезно! Аристотель и перипатетики, которые имели привычку гулять и размышлять одновременно, они были люди что надо, - аргументировал призыв к быстрой ходьбе Водянов. - Я пока шёл, полностью справился с приступом отчаяния.
   Хмыканье собеседника профессор понял, как согласие следовать примеру перипатетиков и поговорить на философскую тему:
   - Это удивительно, однако факт - пока я иду, никакие переживания в голове не задерживаются. Наверное, Моисей для того и кружил по пустыне сорок лет, чтобы народ иудейский от сожалений о сытом рабстве отвык. Гляньте, все наши выглядят бодрее, втянулись в ходьбу. Они подчинились вожаку, переложили на него ответственность, и сразу успокоились...
   - Это да, пока командир ведёт, своя голова отдыхает, - согласился "вожак", - а если бы сделать марш-бросок, чтобы до упаду, так ни одной мысли не останется, вообще, кроме как пожрать и поспать. Только ведь не выдержат?
   - Превосходная идея! - всплеснул руками профессор. - Именно такой режим и нужен! Как в старой армии. Помню мемуары дедушки, который был призван после университета...
   "А я трубил срочную в десантуре, - внутренне усмехнулся Виктор, - и воспоминаний не написал..."
   - Позвольте вопрос, Виктор? - неожиданно прервал себя Водянов. - Вы кадровый военный, судя по манерам, но вапама не имели. И речь ваша немного архаична, отдаёт сленгом. Впечатление такое, что вы долгое время жили вне страны. Простите мою назойливость, но ... Вы из КОТОБа? Нет-нет, - профессор выставил перед собой ладони, то ли отгораживаясь, то ли успокаивая собеседника, - не шпион, я уверен, но... Разведчик? И недавно оттуда?
   Виктор не ответил. Вместо этого он сослался на необходимость проверить арьегард, убедиться, что никто не отстал. И шагнул на обочину, пропуская колонну. Замыкающей шла Алёна, та самая, шустрая девушка. Удивительно, насколько она отличалась от всех, кто шёл впереди.
   Хотя её одежда была пропылена не меньше, чем у всех, и лицо - Виктор точно помнил - не отличалось чистотой в момент построения колонны, но сейчас она выглядела яркой лазоревкой среди воробьёв. Синий с разводами жилетик поверх жёлтой блузки и облегающие чёрные штанишки так удивили "вожака", что он задержал взгляд на лице Алёны дольше, чем надо:
   - Ты когда отряхнулась? И умылась... Где?
   Девушка торжествующе открыла секрет чистой мордашки, которая привлекла бы внимание любого мужчины свежестью кожи и правильными чертами:
   - Лужицу нашла. Одежду выхлопала о дерево, - но вдруг встревожилась. - Разве нельзя? Я ненадолго отстала, пара минут, и догнала.
   - Нормально, - успокоил её Виктор, затем добавил, - просто не ожидал...
   Он спохватился, что опять говорит ненужные слова, внутренне прикрикнул на себя: "Фильтруй базар, разгильдяй!", и поспешил в голову колонны, готовясь к очередному каверзному вопросу Водянова. Конечно, отмалчиваться или игнорировать их Виктор мог вечно, однако тащить "организаторский гуж" с человеком, которого в грош не ставишь - правильно ли? Пусть роль "вожака стаи" играть предстоит временно, но если Сергей Николаевич тоже станет отмалчиваться - много ли узнаешь о месте, куда попал?
   В непривычных рассуждениях о степени откровенности с единственным вменяемым человеком в угрюмо молчащей толпе, Виктор добежал к Водянову. Тот свернул с гладкой широкой дороги в сосновый бор, который не пострадал от землетрясения. Высоченные деревья стояли незыблемо, лишь мелкие сучья, рыжая хвоя и старые шишки, обильно засыпавшие асфальт - говорили, что стихия не обошла этот участок стороной.
   - Почти пришли, - показал Водянов на одноэтажное бревенчатое здание, почти все окна в котором лишились стёкол.
   Виктор ускорил шаг, спускаясь к озерку, совершенно круглому, словно зеркало в голубой обечайке. Вблизи обечайка приняла облик бетонного бортика, облицованного плиткой, как в традиционных бассейнах. Здесь колыхания земли показали свою силу, разорвав бетон во многих местах.
   Ручей, который впадал и выбегал из озера, выглядел хилой струйкой, ненамного мощнее той, что бежит из крана, открытого полностью. Метрах в пятидесяти ниже озера случился оползень - луг рассекло, как ножом. Оторванному пласту земли разбежаться не удалось, он сразу упёрся в деревья, создал складку и остановился, слегка наклонив десятка два сосен.
   Зайдя сбоку, "вожак" присмотрелся, оценивая новый рельеф. Ручеек неширокой полоской воды сползал по эскарпу метра на три и терялся. Старое русло казалось непригодным - даже на глаз имело отрицательный уклон.
   "Не исключено, получится пруд, и приличных размеров, - спрогнозировал Виктор, обрадовался перспективе и поймал себя на мысли, что ему хочется обживать это место. - Что со мной творится?"
   Он спохватился, увидев колонну, которая сгрудилась вокруг него и стала толпой, потерявшей цель. Найдя глазами Водянова и Алёну, "вожак" скомандовал в полный голос:
   - Привал! Всем разуться, снять одежду, стряхнуть пыль. Алёна, определи, откуда ветер, расставь их цепочкой, чтобы на других не летело. Сергей Николаевич, пойдёмте искать шанцевый инструмент.
   - Что? Какой инструмент? - удивился профессор, поспешая за Виктором в деревянное строение, из которого навстречу бежало почти два десятка человек с криками:
   - Вы спасатели? Что с вапамом? У нас отключились!
   Криво усмехнувшись, невольный "вожак человеческой стаи" поднял руку, привлекая внимание новой группы бедолаг, дождался тишины и объявил командным голосом, чтобы не оставить и крохи сомнений:
   - Меня зовут Виктор, моих помощников - Сергей Николаевич, он рядом, и Алёна. Она с той группой. Пострадавшие есть? Нет. Прекрасно. Тогда - к делу. До прихода спасателей вы подчиняетесь нам. Кто старший? Представьтесь.
   Виктор выслушал сбивчивый ответ, сурово задал нужные вопросы, раздал задания. Видя, как только что испуганные, растерянные люди с радостью бросаются исполнять его распоряжения, он сам обретал уверенность в будущем, которое могло преподнести чёрт знает какие сюрпризы, но прав Водянов, прав: "На миру и смерть красна!"
  
   За ночь народ немного успокоился, а утром появились первые капризы. Когда Виктор вошёл в обеденный зал, превращённый в общую спальню, и приказал всем подняться и выйти на зарядку - два крепких парня послали вчерашнего вожака по традиционному русскому маршруту. Водянов, Алёна и еще несколько женщин с тревогой уставились на Виктора.
   А тот неторопливо двинулся в сторону грубиянов. Вчера за ужином один из парней, что повыше, схватил кусок хлеба со стола соседей, хотя мог сделать пару шагов до хлеборезки. Виктор заметил это, но не стал вмешиваться по пустяку. Сейчас настало время преподать урок всему коллективу, и отменные физические данные оппонентов должны сыграть ему на руку. Парни поднялись, готовые дать отпор. В зале стало тихо.
   - Приказания командира должны выполняться немедленно. Делаю вам замечание...
   - Ты тупой? - глядя свысока, процедил самый сильный, и резко выбросил кулак вперёд, выдохнув. - На!
    

Глава одиннадцатая

     
   ...всё поле зрения занимали подошвы, испачканные засохшей грязью. Они то приближались, то удалялись. Затем в уши Лёшки проник хриплый, но уже тихий и жалобный голос, поверх которого слышалось рычание:
   - Сдаюсь, сдаюсь... Рука! Больно же! Отпусти, зараза... Не трогал я его, он сам...
   "Гарда! Прибежала, моя девочка, - восторженно подумал Лёшка, полностью обретая сознание, - ну, теперь разберёмся, кто меня отоварил!"
   Осторожно сев, он потряс головой и ощупал её. Придерживаясь за край барной стойки, поднялся и с удовольствием посмотрел на того типа, что дрыгал ногами и умолял собаку отпустить его. Зрелище заслуживало, чтобы им любовались. Здоровенная пасть Гарды сомкнулась на горле какого-то мужика так, что тот едва дышал. Шевелиться верхней частью туловища он не осмеливался, только причитал. На всякий случай Лёшка проверил, нет ли в руках поверженного оружия. Пусто.
   - Отпусти его.
   Собака отступила на шаг, контролируя ситуацию. Мужчина перестал причитать, оперся левой рукой, сел, со стоном придержал правую, которая висела плетью.
   - Что с ней? Сейчас ушиб, что ли? Эй, мужик, - в парне проснулось сострадание, так болезненно сморщился небритый и грязный гость.
   - Сломал! Сил нет терпеть, а твоя зараза ещё и наступила!
   - А не фиг на меня нападать, дебил, - хозяин не собирался давать Гарду в обиду. - Спасибо скажи, что не загрызла.
   - Ну ты дурак, парень! Сам башкой стукнулся, а на меня валишь, - обиделся мужик.
   Лёшка тронул висок - больно. Повернулся к бару, потянулся к намеченной флажке и примерился, как бы он оборачивался. Мужик оказался прав - голова точно шла к перекошенной дверце бара. Наверное, удар был крепкий и громкий, если хронический неудачник приложился смаху. Немудрено, почему вырубился и "прилёг", даже не поняв, что к чему. А Гарда тоже разбираться не стала, тут к бабке не ходи - сработала в лучших традициях полицейского боевика: свалила подозреваемого в нападении на хозяина и придушила, чтобы не дёргался.
   "Круто! Вот это собака! Вот это друг человека! Мой друг!"
   Торопливо погладив Гарду, парень подал руку невинно пострадавшему и помог встать:
   - Ладно, не сердись. Хотя, мог бы сначала и поздороваться, а не орать в спину. Бухло, бухло! Оно мне нужно? Я вообще, непьющий! Понял?
   От мужика разило перегаром, и весь он выглядел как-то криво, хотя возвышался над Лёшкой на полголовы. Правая рука висела неловко, ненормально, ладонью наружу - даже смотреть больно!
   - Что с рукой?
   - А не знаю! Я тогда прямо на неё упал... Болит, сил нет терпеть, только бухлом и спасаюсь. Слышь, достань вон ту, с красной наклейкой... Ага, она!
   Мужик с радостью облапил металлическую флягу с надписью "Водка забористая", зубами захватил пробку и принялся неловко её сворачивать. Лёшка молча отобрал емкость, быстро вскрыл и вернул бедолаге. Тот пил "из горла" неумело, морщась и захлёбываясь. Но одолел больше половины бутылки, пьянея на глазах.
   - Фу, полегчало...
   Его качнуло. Рука ударилась о край стойки. Жуткий крик вырвался из глотки мужика - Гарда встрепенулась и приготовилась прыгнуть. Лёшка успел остановить собаку и участливо спросил мужика, согнувшегося от боли:
   - Ты что её не подвесишь на шею? Всё легче будет...
   Сквозь стоны послышалось:
   - Да отвали ты! Мочи нет терпеть... Где спасатели, мать иху? Я же сдохну, если и дальше так...
   Попаданец хмыкнул:
   - Понятно. И ты ничего не помнишь и не умеешь. Вот тупые люди! А ещё будущее...
   Дождавшись, когда раненый немного пришёл в себя, Лёшка растолковал пьянющему мужику, что надлежит сделать. Тот покорно кивал, позволил усадить себя на высокий табурет, распороть рукав куртки и рубашки. Ниже локтевого сустава рука выглядела страшно - синяя, распухшая и неестественно повёрнутая.
   Из курса само- и взимопомощи, давно прослушанного краем уха и прочно забытого, казалось бы, вдруг припомнилось очень много. Шиной послужила пластиковая окантовка всё той же перекошенной барной стойки. Жёсткая на излом, она отскочила по всей длине. Перочинный нож с трудом прорезал эту полутрубу, зато сгиб держался отменно.
   Уложив согнутую руку в импровизированный лоток, привязав под плечом и у запястья, Лёшка задумался - как подвесить? Ничего путного не изобретя, отхватил кусок проводки, свисавшей под непонятными агрегатами бара, и перебросил пострадавшему через шею. А потом отступил и полюбовался своей работой:
   - Сейчас легче? Кстати, тебя как зовут, алканавт?
   Ответа не последовало. Покачнувшись, мужик завалился набок, но не упал, нет - мягко стёк на пол.

*

   Дурной запах тления заполнял воздух. Лишь порывы ветерка с того берега давали облегчение, но условное. Резкая карболовая вонь мало чем уступала гнилостной. Похоже, где-то сверху в реку постоянно текли отходы или - хуже того - готовая продукция солидного химзавода. Скверно.
   Ждать, пока пьяница проснётся, Лёшка не стал. Вместе с собакой он обследовал всё, куда рискнул войти. Поживиться ничем не удалось. То есть, надёргать из покорёженных теплоходов можно было много, но надо же знать - что. А попаданца интересовала только одна вещь - лодка. Как назло, все, кроме верхней - с пробитым днищем, были раскрошены, расплющены до полной непригодности.
   Осторожно забравшись к той лодке, парень осмотрел дыру, в надежде как-то залатать. Наверное, специалист бы догадался, чем залепить или замазать пролом, но где его сыщешь? Даже спустить вниз, и то проблема. Лёшка сам чуть не свалился, когда попытался шевельнуть корпус - так прочно тот насадился на толстую балку, выпершую из середины перегнутого, как детская игрушка, теплохода.
   В тёмное нутро сплющенного тоннеля метро удалось заглянуть, однако понять в мешанине рельсов, кабелей и обломков бетона не удалось ничего. Гарда долго и старательно проверяла воздух, идущий оттуда, но не гавкнула ни разу. Если компанию Флоры она вычислила сразу, то здесь, вероятно, живых не осталось. Такое же равнодушие собака проявила и к развалинам речного вокзала. Там Лёшке испортили настроение сразу четыре покойника, чьи конечности и торсы высовывались из обломков кирпича и последних листов кровли. Судя по месту, люди не успели выбежать, буквально несколько метров не успели!
   Хотя трупов попаданец уже насмотрелся - сколько их за эти дни прошло перед глазами! - но привыкнуть так и не сумел. Мутило от вида и от запаха, а больше всего - от жалости. Как можно было допустить, чтобы столько человек погибло в один миг? Страшное разрушение "Близнецов" в США - потрясло весь мир своей бессмысленностью, но там был террористический акт.
   - А здесь? Явно катастрофа, как та, что поразила Японию в 2011 году. Неужели за полтораста лет наука так и не научилась предвидеть? И почему так мало выжило? Два десятка из двухмиллионного города? А где остальное население страны, почему оно не помогает? Или это катастрофа мирового масштаба?
   Вопросы копились, а ответов не было. Размышляя, почему спасенные так плохо соображают, хотя разговаривают и ведут себя вполне нормально, совершенно, как взрослые и вменяемые люди, Лёшка вернулся к бару, где оставил мертвецки пьяного мужика. Тот храпел во всю ивановскую и пускал слюнку из уголка рта. Гарда презрительно дёрнула верхней губой, отошла в угол и села. Попаданец снова полез вглубь бара, отыскивая целые бутылки. Таких оказалось всего шесть штук.
   Одна улеглась в портфель, рядом с пустой металлической флягой от "Забористой", остальными парень пренебрёг. И принялся будить пьянчугу - пора было возвращаться на базу.  

*

   Федор - так звали полупьяного бедолагу - спустился только до кольцевого балкона, и то с огромным трудом. Там он и заснул. Лёшка хлестал его по щекам, тёр уши, пока не надоело. Отчаявшись, спустился сам, удивил отряд новостью и попытался направить на балкон Дона и Кира. Чтобы покараулили мужика, пока не проснётся, и помогли спуститься. Те отказались в дерзкой манере:
   - Тебе надо, ты и лезь, - заявил Дон.
   - Парни, я устал.
   Лёшка не ожидал отказа. Покладистость Юры и неуверенное поведение всех членов отряда как-то незаметно настроили его на благодушный лад. За эти дни случилось много такого, что добавило уверенности и повысило самооценку попаданца. Конечно, внесла большой вклад Гарда, к сожалению, сейчас оставшаяся наверху. И в Лёшке вспыхнул гнев. Собственно, послать можно было Льва, Олега, даже девочек, но сейчас стоял вопрос принципа. Парень повысил голос:
   - Фёдор сломал руку. Ему нужна помощь! Берите воду, еду и лезьте!
   - Ты кто такой, чтобы нам указывать, - лениво процедил Кир, в гадкой манере, присущей задирам из уличных стай, уверенных в численном превосходстве, - да я тебя...
   Попаданец понял - сейчас его будут бить, показательно и больно. Понятно, эти переростки сговорились и решили свергнуть власть. Они правы. Самое подходящее время для переворота. Как обычно, грубая сила победит и восторжествует. А почему он, Лёшка Хромов, хронический неудачник двадцать первого века, удивляется? Кто будет возражать этим самодовольным ублюдкам - сборный обряд, где каждый за себя и никто за него?
   От таких мыслей уверенность, накопленная в этом мире, улетучилась из парня. Он отступил на шаг и наткнулся спиной на кого-то. Обернулся. Весь отряд стоял рядом, плотно сомкнув ряды. Даже Ганс и Тильда, крепко держась за бабушкины руки. Юра, сжимая в руке трубу с ромбовидным наконечником, самое первое Лёшкино оружие, негромко ответил Киру:
   - Кто? Командир, если тебе это непонятно.
   Вряд ли слова подействовали на возмутителей спокойствия. Скорее, молчаливая поддержка, так неожиданно и так вовремя оказанная попаданцу. Торжествующий Лёшка демонстративно следил, как Дон и Кир наполняли фляжку водой, заворачивали три порции мяса, полностью утратив наглость и потупив взоры.
   "Да, вот что значит коллектив", - подумалось ему, когда псевдогераклы полезли караулить Федора.
   Взгляды, которые усмирённые "отказники" метали в командира, благожелательными назвать было трудно.  

*

   Весь следующий день отряд провёл на базе, как стали называть коридор, который понемногу приобретал обжитой вид. Дымный костер горел постоянно, благо запас топлива, тех самых ящиков, навезли целую кучу.
   Оказывается, до катастрофы Дон работал тут, на нижних этажах, экспедитором самого большого ресторана. Подъёмником он владел виртуозно, так что Лёшка доверил ему и Флоре переписать запасы продовольствия по всем складам. Начать решили снизу, куда ещё не добирались ни разу.
   Для переписи складов командиру пришлось самостоятельно придумать и начертить таблицу, поскольку никто из отряда не понимал, как это сделать. Удивление попаданца возросло ещё больше, когда он пояснял, как наводить порядок в складах.
   Аборигены прекрасно схватывали пояснения, но также быстро и забывали, в отличие от детей. Пришлось Ганса и Тильду включить в команды, чтобы они координировали раскладку продовольствия по сортам и видам. Все занялись посильным делом. Протрезвевший Фёдор, как однорукий, помогал бабушке Эмме готовить пищу.
   Сам Лёшка сначала позаботился о Гарде. Пренебрегая косыми взглядами Дона и Кира, пояснил, что собака голодать не должна и поднял наверх суточный запас еды и воды для неё. Пока та насыщалась, парень постарался объяснить ей, что сегодня будет занят внизу. Поняла та, не поняла - сказать трудно, но выбора не было ни у него, ни у него. Отрядом надо руководить, раз уж отвертеться не удалось.
   Распрощавшись с псиной, попаданец спустился и занялся инвентаризацией механических штуковин, ремонтных наборов к каким-то кухонным аппаратам и прочей машинерией. В помощники взял Олега, как самого слабого. Распаковывая коробки, Лёшка вынимал незнакомые причиндалы, читал названия и просил пояснить, что это, куда и зачем. И постоянно удивлялся напарнику. В некоторых вопросах тот соображал просто великолепно, а в других - хуже ребенка. Почему? Попаданец спросил в лоб:
   - Олег, ты кто по специальности?
   - Инженер-дифференциатор неравновесных состояний сложных и сверхсложных иерархически сформированных компьютерных систем.
   - Кто?
   Из нагромождения слов, легко и связно вылетевших изо рта инженера, Лёшка понял только первое. Олег принялся объяснять, что в сети, объединяющей множество вапамов, завязанных на разные серверы...
   - Множество чего?
   - Вапамов. Вэ-пэ-эм. Ну, внешняя память! Ты что, не знаешь? А, у вас их ещё не было... Она даётся каждому при рождении, а терминал имплантируется в слуховые проходы. Уже сто лет как.
   Обалдеть! Такой фантастики парень не ожидал. Он слушал, разинув рот, как круглосуточно накачивается в человека, начиная с младенчества, обязательная к усвоению общеобразовательная информация. Этот мир старательно подводил каждого подростка к черте, где начиналась сознательная учёба, где каждый сам выбирал нужное направление.
   - ... и можно не забивать голову лишними сведениями. Вапам фиксирует ключевые моменты, хранит их в себе. Например, мне надо вспомнить, где, что и как поправить, если тысяча второй евразийский сервер диссонирует с двадцатым австралийским. Я только обозначаю в уме эти цифры, и вапам шлёт мне информационную запись, и не только мою, если надо... Я устраняю неисправность, а он забирает пополненную инфу к себе. И всё. Мне остаётся только память об эпизоде.
   - То есть, ты не помнишь, что именно сделал тогда, но точно знаешь, что ситуацию расшил?
   - Ну, конечно! Сам посуди, зачем мне детали? Серверы вапама, они надежнее, - Олег внезапно осёкся, а голос его потускнел, - были надёжнее. А теперь сеть исчезла. И вапам недоступен.
   - Почему?
   - Не знаю. Может, автоколебания сети. Сервера сдохли. Или повреждены необратимо. Или... Да туча причин! Если бы запустить хоть один, я бы сообразил, где и что вылетело.
   Лёшка стал что-то понимать.
   - Ты хочешь сказать, что вы сидели на подпитке? Хранили все воспоминания в интернете! Обалдеть! И сами теперь ничего вспомнить не можете? Так вот почему я такой умный...
   Его пробило на смех:
   "Конечно, когда ты имеешь круглосуточный доступ к интернету и, шевельнув мыслью, можешь запросить любые сведения прямиком в голову! Так это... это... это же полный разврат! Думать не надо, запоминать не надо - лежи себе баран-бараном, и всем кажись умницей!"
   - Офигеть, дайте две!

*

   После ужина зашла речь об удобствах. Спать на бетонном полу - радости мало. Флора предложила назавтра подняться наверх, целенаправленно искать подстилки, одеяла, подушки. Договорились, что Юра останется с девушками внизу, а командир поведёт только мужчин. Потом разговоры стали затихать, утомление сказывалась. Олег негромко рассказывал, каким чудом семье удалось уцелеть, когда город разрушился до основания:
   - ...мы залезли внутрь танка и обнялись. Памятник памятником, но сделан настолько прочно, что даже не особенно и ушиблись. Оглохли, конечно, пыли надышались... Вылезли и ничего не узнали... На второй день вас увидели...
   Костёр погас. Изольда окликнула мужа. Лёшка остался одни. Отряд давно угомонился, кто похрапывал, кто сопел. Попаданец вздохнул, поворочался в поисках удобной позы. Тело болело, как избитое. Немудрено - с такой интенсивностью физически работать парню давно не приходилось. Кто-то осторожно подошёл к нему, положил ладонь на лоб, шепнул:
   - Не спится? Пойдём к машине, на сиденье.
   - Флора?
   Когда они слились, сдерживая дыхание, Лёшка почти примирился с судьбой. Девушка села ему на колени, он обхватил её руками, стараясь ласково поглаживать грудь, не сдавливая - так учила Люся! - и одновременно крепко прижимать горячее тело к себе. А губы его не могли оторваться от перецеловывания шеи девушки... Флора сама предложила такой необычный и совершенно незнакомый способ. Она задала неспешный темп, но наслаждение оказалось слишком велико.
   - Извини, - чуть слышно оправдался Лёшка, когда понял, что не сдержался и опередил девушку.
   Та извернулась, чудесным образом сумев не разъединиться, приложила палец к его губам, дескать, молчи. А затем поцеловала. Даже несвежее дыхание девушки не испортило поцелуя! Никогда прежде Лёшке не доводилось испытать такой кайф. Желание немедленно вернулось. Почувствовав это, Флора надавила на плечи, заставив парня откинуться назад. Дальнейшее происходило целиком под её контролем и по её инициативе. О шумном дыхании Лёшка вспомнил, когда всё закончилось.
   - Ты чудо, - шепнул он, кривясь от боли в натруженных за эти дни мышцах.
   В горячке любовной страсти это неприятное чувство - крепотура, что ли? - отступило на задний план, а теперь вернулась. Однако престиж надо поддерживать, и парень перетерпел. Флора быстро поправила свою одежду, погладила любовника по щеке, наклонилась и нежно тронула губами, беззвучно совсем.
   - Спокойной ночи, Лёшик.
   И ушла на своё место, оставив после себя запах, острый и сильный запах плотского греха, с интригующей кислинкой. Лёшка слез с подъёмника, улёгся на пол, подложил руку под голову, умостился на боку, который меньше болел. Сон сморил его почти мгновенно.  

*

   Попаданец открыл глаза, проверил рукой, кто снова чмокнул его в щёку.
   "Гарда! Её мокрый нос и шершавый язык!"
   - Ты как сюда попала?
   Под короткий и негромкий "гав" Лёшка сел, приходя в себя. Нестыковка обеспокоила его - собака всегда оставалась наверху. Он туда попасть незаметно для себя не мог. Лунатизм исключается, а другого логичного объяснения не находилось. Хотя - тут голова окончательно вернулась в реальность - Гарда могла сама прийти вниз, почему нет?
   - Ты как сюда попала? - переспросил он.
   Лёгкое рычание прозвучало, как ответ. Лёшка поднялся на ноги, попытался разглядеть хоть что-то в кромешной тьме. Мокрый нос опять толкнул, а зубы схватили за руку. Собака явно куда-то тянула.
   - Что? Ты меня зовёшь с собой? Ну, пошли...
   Чтобы не мудрить, пришлось ухватиться за ошейник. Гарда повела хозяина за собой.
   Видела ли она что-то, по следу ли ориентировалась, но остановилась сообразительная псина возле погрузочной машины. Лёшка этого не знал, поэтому ушибся и ругнулся, потом протянул руку - и опознал знакомый ребристый бок кабины. На ощупь заняв водительское место, парень завёл подъёмник, включил малый свет и покатил вслед за собакой.
   Гарда уверенно бежала по длинному коридору, сворачивала во всё новые, то широкие, то узкие проезды и вела Лёшку вперёд. Он не боялся заблудиться - маршрут вычерчивался на дисплее и гарантированно записывался в память машины. Это было проверено на практике, хотя так далеко наш герой ещё не забирался. Но вот свет упёрся в завал. Точнее, коридор с одной стороны сплющило, образовав из квадрата треугольник - так он смотрелся.
   Лёшка включил полную круговую подсветку, осмотрелся. Помещение выглядело, как фойе с четырьмя лифтами и двумя коридорами. Тот, откуда он приехал, сохранился в неприкосновенности. Гарда ждала хозяина у входа в "треугольный"
   - Ты уверена, что я должен туда лезть?
   Псина утвердительно гавкнула и шагнула внутрь. Метров двадцать удалось пройти, затем треугольник сузился. Гарда слегка задевал плечами стену, а Лёшке пришлось ползти на четвереньках. Спереди шёл свет! Коридор кончился. Широченная плита образовала купол. Гарда скользнула в зигзагообразную складку перекрытия, вернулась и подождала. Затем двинулась вперёд, гавкнула снаружи в спокойной тональности.
   Пригнув голову, чтоб не набить шишку, парень двигался уже по-зрячему. Невероятно! Рассветный туман полз навстречу, но пригнутое краем плиты деревце, которое загораживало выход, выглядело знакомо:
   - Парк?
   Распрямившись, попаданец шагнул вперед. Внезапно яростно рыкнула Гарда, мужской голос скомандовал:
   - Бей его! - и на голову обрушился удар.
        

Глава двенадцатая

  
   Дима осторожно тронул Нину:
   - Отдохни, мы продолжим без тебя. Таня, идите к нашим.
   На расчищенном асфальте сидели, лежали, бродили человек сорок, не меньше. Матвей с добровольцами таскал воду в скаутских котелках, которая тотчас расходилась. Нина умылась, долго отфыркивалась, стараясь очистить нос от пыли, но не сморкаясь. Это оказалось делом трудоёмким и практически невозможным - так много этой гадости набилось и насохло, превратив слизистую оболочку в сплошной комок. В конечном счете пришлось всё-таки прополоскать нос и отсморкаться по-мужицки, приложив палец.
   В процессе борьбы с "козами" и смывания пыли с лица девушка немного успокоилась. На первый план вышла боль в ногах. Сгоряча она её не замечала, а теперь спохватилась - тапочки истрепались в лохмотья, подошва пришла в негодность полностью. Но выбора не было - на месте не просидишь! Пришлось обмотать стопы разорванным шейным платком и сверху натянуть носки. Получилось не ахти как, но по асфальту сгодится.
   Вернув себя в строй, Нина отправилась на осмотр пострадавших. Скауты-вожатые себя показали с лучшей стороны. Они сумели оказать помощь всем - наложить жгуты на размозженные конечности, взять в лубки сломанные. Только раздавленной женщине становилось всё хуже и хуже. Она уже не стонала, а хрипела и булькала, выплёскивая кровь при каждом выдохе. Её лицо заострилось, глаза ввалились, а руки мелко подрагивали, словно она озябла в этой летней жаре. Муж подносил к её губам кружку с водой, ласково уговаривал не волноваться, но народ потихоньку отходил от этой пары, чуя, что пострадавшая умирает.
   Вот женщина вздрогнула, открыла глаза, что-то невнятно сказала, погладила мужа по щеке и перестала дышать. Рука опала, веки закрылись. Несколько мелких вдохов, судорожное подёргивание ног. Всё.
   Не согласный с потерей жены мужчина несколько минут пытался говорить, тряс тело. Затем опустил на асфальт, взвыл:
   - Где спасатели? Где они? Почему их нет, когда они нужны? За что я плачу налоги? Где эта тварь, где эта долбаная власть, где этот самодовольный ублюдок? Ты убил мою жену, а я убью тебя!
   Мужчина вскочил на ноги и бросился бежать вглубь горящих развалин. Крик его скоро затерялся в треске близкого пожара, а фигура исчезла в мутном воздухе ещё раньше. Глядя ему вслед, Нина с горечью подумала, что вот за такую любовь она отдала бы свою жизнь. Но не умирала бы, как эта несчастная женщина, а подглядела бы краешком глаза. И пришла бы в себя, когда убедилась, что её так сильно любят! На этой мысли Нине показалось, что она как-то неправильно думает:
   "Видимо, с головой непорядок. Конечно, чудо получилось неправильное, вот и голова неверно работает".
   Рассуждать было некогда. На расчищенной площадке уже собралось прилично народу. Скоро яблоку упасть негде станет. Люда подошла уточнить, что делать с детьми, которые ужасно проголодались. Вот только такой проблемы Нине и не хватало для полного счастья! Она пожала плечами и велела вожатой поступать, как та считает нужным.
   Люда просияла, хлопнула в ладоши, собирая детей. Костер, вода, котелки - шустрые скауты немедленно принялись за дело. Довольно скоро приятный запах поплыл над стоянкой. Нина увидела голодные взгляды, устремлённые на радостно чавкающих детей, и поняла, что заботы только начинаются.
   - Дима! Да где же ты шляешься? Дим, слушай, с едой проблемы, - девушка пояснила, как важно горячее питание для спасшихся, надеясь получить вразумительный ответ.
   Но старший вожатый отрицательно покачал головой:
   - У нас только на два дня было. Остается ужин и завтрак, больше нет.
   - Надо всех накормить, кто здесь собрался, и думать на будущее. Где можно найти еду? У вас картошку сажают? Молодая уже должна быть приличного размера.
   Дима позвал парней, но те с трудом сообразили, о чем идёт речь, снова огорчил - таких полей рядом не встречалось. Затем Антон хлопнул себя по лбу:
   - Птицефабрика! Семь километров отсюда. Мы на экскурсии там были. Годится?

*

   До фабрики шли долго. Смеркалось, когда дорога вывела усталый отряд к полуразрушенным зданиям. Точнее, к металлическим остовам, густо усаженным белыми птицами. Куры сидели на каждом сантиметре каркасов, плотно сомкнув ряды. Фонарик Антона растревожил бройлеров, те недовольно заворчали на своём языке, но с места не тронулись.
   - Всё, дошли.
   - Тогда надо устраиваться, - объявила Нина, опускаясь на землю, - переночуем, там видно будет.
   Её глаза закрылись, сон или обморок рухнул на девушку, избавив от боли в ногах. Кто поймёт этих женщин? Только что Нина шла, как автомат, готовая двигаться и двигаться в неведомой цели. Но бессонная ночь, безумный день оказались настолько сильны, что едва она этой цели достигла - тут же отключилась.
   Её примеру последовали все, кроме скаутов. Те дисциплинированно поставили палатки, влезли в спальные мешки и лишь тогда позволили себе заснуть. Дима осторожно поднял Нину, внёс в палатку, снял с окровавленных ног обмотки и уложил на спальник. А сам устроился рядом, думая о том, что рядом с этой удивительной девушкой ему не страшно.  

*

   Нину разбудили голосистые петухи. Потянувшись всем телом, девушка улыбнулась, не раскрывая глаз:
   "Подожду, пусть меня мама разбудит!"
   И тут же подскочила, ужаленная воспоминанием:
   "Мама умерла год назад!"
   Никакой не родной дом тебе, а оранжевая палатка старнной формы. И не привычная с младенчества деревянная кровать с пуховой периной. И не двадцать первый век, окрестности Новопинска, а неведомое время в неведомой, но уже страшной сказке... Вчерашнее всё - оно мгновенно выскочило, заняло в сознании место, освобождённое убежавшим сном, и погрузило Нину в печаль-не печаль, но задумчивость, это точно.
   Однако петушиные вопли не приснились. Снаружи, за тонкими стенами палатки, этих горлопанов состязалось никак не меньше десятка! Разноголосые, они вопили не в склад, не в лад и беспрестанно. Один выделялся густотой и басовитостью кукареканья. Без суеты начиная с протяжного первого звука, похожего на "И-и-и" лирического тенора, петух умело играл тональностями, спускаясь до качественного баритона и завершая протяжным фальцетом.
   Нина выпросталась из спального мешка, коснулась шва на стенке палатки, разыскивая застёжку-молнию. Но шов раскрылся сам, от лёгкого прикосновения. Снаружи девушку ждала безрадостная картина. Кошмар продолжался. Сидели, лежали, бесцельно бродили люди, выпачканные непонятно чем, порой - подсохшей кровью. И никакого чуда, обещанного вчера там, наверху, в ослепительно ярком свете!
   - Как так? Я что, с ума сошла, мне привиделось?
   Вопрос, адресованный себе, Нина обдумывать не стала. И так понятно - вчера она попала в другой мир, незнакомый. А для разумного человека, который в чудеса не верил, и вдруг признать, что он невесть куда перенёсся? Мало сказать, что в такое не поверишь, так и спятить можно. Шок, называется, удар по психике и сознанию. Оно, сознание, и решило, что перенеслось в сказку. А по факту - спряталось в детские фантазии.
   Только взрослое сознание, разум, он же никуда не делся. Ночью впечатления поугасли, разум взялся за ум, и вернул хозяйку в реальность. Осталось только уточнить, в какую?
   - Дима!
   Старший вожатый возник незамедлительно:
   - Я с тобой, Нина. Что?
   - Сегодня какой день, число, я имею ввиду? Полностью!
   - Двадцать восьмое мая две сто шестьдесят первого, - отрапортовал Дима.
   Девушка вздрогнула, хотя была мысленно готова к подобному ответу. Но согласитесь, узнать, что единым мигом улетела на полтора века вперед - мало приятного. Хотя, почему улетела?
   Скорее, застряла во времени, словно песчинка на дне водопроводной трубы осела, а время, как та вода - мимо мчалось, пока очередной волной не подхватило и не понесло в потоке, уже другом. Да, именно так! Следовательно, назад вернуться невозможно, ведь то время уже безвозвратно стало прошлым, умчалось и сгорело без остатка в бесконечной Вселенной...
   Тряхнув головой, Нина отрешилась от ненужных размышлений. Жить нужно, здесь и сейчас! Она двинулась наружу, и застонала от боли. Стопы! На них встать невозможно! Осмотрев жалкие останки тапочек и заскорузлые от крови носки с тряпкой внутри, девушка расстроилась - обезножила, да ещё как некстати!
   - Что будем делать? Я без обуви ходить не могу. У кого-нибудь есть запасные?
   Дима умчался искать. Тем временем Нина осмотрела место, куда они добрели вчера ночью. Покосившиеся металлические опоры длинного одноэтажного здания большей частью уцелели, хотя сильно покосились в разные стороны. А вот панели, которые прежде крепились к опорам - разлетелись в разные стороны, частью порвались, или погнулись. Вся эта композиция выглядела скелетом морского чудища, длиннющей Рыбой-Кит.
   И вокруг, насколько хватало глаз - бродили белые куры разного размера. Самые крупные раза в два превосходили обычную деревенскую хохлатку и могли свободно состязаться со средним индюком.
   - Бройлеры? С таким не вдруг совладаешь, - усомнилась в себе Нина, - это зверь, не курица...
   Дима вывернулся из-за палатки, радостно поставил перед девушкой симпатичные кроссовки без шнуровки, видимо, на липучках. Внутри лежали скомканные носки, на вид сделанные из желеобразного пластика сиреневого цвета. Вытянув один из глубины туфли, Нина поднесла его к носу. Вроде, не воняли, а ведь ясно - только что с ноги сняли.
   - Чьи?
   - Таня одолжила. У неё вывих, всё равно пока ходить не может.
   Преодолевая брезгливость, девушка натянула скользкие носки и втиснула их в кроссовки. Боль мешала, но куда денешься - надо! Сведя края застежек, она увидела, как туфли сами себя вздёрнули, облегли ногу. Носки вспенились и заполнили все пустоты. Стопа словно очутилась в родной, хорошо разношенной обувке, немедленно перестала болеть, разве что ныть продолжала, типа - от усталости.
   - Прелесть!

*

   Советоваться оказалось не с кем, и надеяться не на кого. Вожатые, конечно, привыкли жить на природе и живности не особо боялись, а вот остальные оказались законченными горожанами. Поймать бройлера не сумел никто, кроме самой Нины, Димы и Антона. Зато переполох устроили, любо-дорого!
   Куры заполошно носились, взлетали, орали истошными голосами, а в руки не давались. Загонщики бестолково суетились с растопыренными руками, но получали удары крепкими клювами, ойкали и выпускали строптивую птицу.
   Поняв бессмысленность использования толпы, Нина предложила другой вариант отлова:
   - Пусть успокоятся, посмотрим, где корм лежит. Там будем ловить.
   Бройлеры скоро вернулись в разрушенное строение, указав место скопления еды. Большая орава расталкивала друг друга, лезла по головам, чтобы поклевать сухой корм. Смело забравшись в то место, ловцы удивились - куры не боялись их! По указке девушки Матвей принёс спальный мешок, куда вожатые запихнули штук десять бройлеров, без шума и толкотни.
    Закрыв спальник, парни оттащили его в сторону и уставились на Нину в ожидании приказа.
   - Чего ждёте? Надо головы рубить! Топор несите, и доску какую-никакую...
   Топор был, вместо доски сгодилась и отвалившаяся стенная панель, но головотяпством заниматься никто не решился. Уговаривая и стыдя парней, Нина зря потратила минут десять - те наотрез отказались:
   - Как можно, - ужаснулся Дима, - это издевательство над живыми существами! Негуманно! Нас общество защиты животных со света сживёт!
   - Идиоты, гуманность вспомнили, а как шницеля жрать, так вам поперек горла кусок не становится? Дети с голоду умирают, это как, нормально?
   Но аргументы не действовали на парней, внешне взрослых и ответственных, вроде. Стиснув зубы, Нина вытащила первого бройлера, велела закутать его тело курткой:
   - Вот так прижми сверху, чтобы он шею вытянул. И держи, когда биться начнёт, а то вырвется, - проинструктировала она парня, опустилась на одно колено и прицелилась топориком.
   Рука не промахнулась. Голова бройлера отскочила, кровь брызнула струёй, залив ногу Антона. Тот вскрикнул, отскочил в сторону и мягко упал в обморок.
  

Глава тринадцатая

     
   Лёшка шевельнулся, чтобы понять, что случилось с его многострадальным телом. Болела голова и левая рука в локте. Лучше бы сознание не возвращалось!
   - Ноги целы... спина тоже... Лежу на правом боку... и вроде ничего не сломано... Но где правая?
   Рука вообще не воспринималась! Догадка обдала спину холодом - её что, нет? Глаза раскрылись, но ничего не увидели, кроме темноты, так что посмотреть на себя парню не удалось.
   Представить себя одноруким калекой Лёшке не мог. Такая схема тела, знакомо с первых дней и любимого, несмотря на все претензии к хилости и тощести - категорически не устраивала парня! Как только удалось сесть, он заставил левую руку ощупать себя.
   Правая нашлась. Она висела на привычном месте, очень холодная, но никак не заявляла о себе. Словно её и не было. Сказать, что попаданец оценил такое открытие скверным - ничего не сказать. Он заплакал, негромко и без всхлипов, как в детстве, когда от безысходности и страха хотел умереть, лишь бы не быть в очередной раз избитым отцом.
   Наверное, жалость к себе накатилась, или ещё что, но всё тело вдруг принялось сигналить о себе - заболела спина, коленка, левый локоть заныл сильнее, макушка и правое ухо. Ушибленные или содранные - какое имеет значение? - они требовали к себе внимания, словно старались отвлечь от потери руки.
   Трогая болячки, Лёшка причинял себе дополнительную боль, слегка постанывал, но отчего-то радовался. Наверное, что легко отделался, лишившись правой руки? Да и не лишившись, а просто потеряв возможность пользоваться ей.
   Конечно, она парализована. Но ведь не отвалилась? А паралич может пройти! Опять, же - и одной рукой люди обходятся, и ничего, живут себе не хуже двуруких... Примерно так голова искала и находила успокоение в трагедии, только что казавшейся непереживаемой. И когда парень встал в полный рост, безвольно повисшая рука неожиданно тоже дала знать о себе.
   Болезненные мурашки возникли в плече, с пульсацией ринулись внутрь руки, добрались до локтя и спустились к пальцам. Их невыносимо болезненные укусы терзали Лёшку, как только однажды в прошлой жизни, когда он отморозил мизинец, сунув в жидкий азот. Но сейчас это мучение обрадовало попаданца. Рука возвращалась! Она не отмерла! Он отлежал её! Слёзы текли ручьём, стоны вырывались сами и перемежались смехом над глупыми страхами и переживаниями.
   - Рука ожила!
   Она вернула себе подвижность через несколько минут. Уже двумя конечностями ощупав окружающий мир, Лёшка сообразил, что находится в наклонном колодце, задранном почти вертикально. Широкий, метра три в диаметре, он вонял застойной водой, но не канализацией. Сверху струился скудный свет, обрисовывая трещину или расселину, из которой на пол колодца насыпалось много земли. Только теперь парень хватился очков. Обыск окрестностей ничего утешительного не принёс - пропали спасительные стёкла. Без них мир расплывался в нерезкости.
   - Хреново!
   Голова самостоятельно принялась вспоминать, как её обладатель попал сюда. Через этот пролом или трещину? Проверить? Но лезть туда Лёшка не согласился бы ни за какие коврижки - сил не было. Тело так страдало, что даже разбитая голова и внутренняя, мутная боль, что плескалась в черепушке и порой затапливала сознание обморочной волной - не шли ни в какое сравнение с ушибами боков, спины и ног.
   - Вверх выбираться - сил нет, на месте оставаться - глупо.
   И он тронулся вниз по тоннелю, сравнивая себя с крысой, загнанной в ловушку.
   - Чёрт, куда я упал и как, главное?  

*

   "Как?" - восстановилось из последних воспоминаний. Кто-то старательный ударил его по макушке, а бесчувственного испинал. Бока же не так просто болят? Ну, потом скинули в подходящее место, словно падаль. Чтобы не осквернял вид, или не попался на глаза, кому не должен попасть. Подходящее место? Если парк, а иначе и быть не могло - Лёшка точно помнил, как высунулся из-под перекрытия и уткнулся в характерное деревце - тогда сбросили его в тот провал.
   Он остановился, надеясь, что хоть какой-нибудь звук долетит сюда, в тьму кромешную. Промоина, куда, теоретически, его сбросили, не могла же быть бездонной? Да от него бы мешок с костями остался или мокрое пятно, шмякнись он на приличную глубину, типа пропасти! В промоину, куда течением почти стащило Гарду...
   - А что с ней? - Попаданец встрепенулся. - Неужели убили, гады?
    Лёшка долго слушал, уняв стоны и задерживая дыхание. Ни звука. Скверно. Если её избили, как его, но оставили на поверхности - надо лезть и спасать. Предать Гарду он не мог. Пришлось вернуться. Но избитому, слабому от рождения, и залезть вверх по отвесной, практически, трубе? Не получилось. Ноги проскальзывали по бетону, а зацепиться руками не за что - слишком гладко. Поелозив немного, парень оставил попытки восхождения и покорился судьбе. Так он расценил единственное направление, в котором мог двигаться - немного вниз, под уклон.
   Вы пробовали ходить в полной темноте? Тогда поймёте, почему Лёшка шаркал меленькими шажками, проверяя, нет ли впереди ямы. Руки, соответственно, торчали вперёд, чтобы упасти лицо от нежданного препятствия. Пройдя совсем немного, попаданец ощутил под ногой мягкое что-то, типа глины или грязи с крошевом мелких камней. Потом слой грязи стал толще, суше и превратился в рассыпчатое, словно песочное возвышение. Запахло землёй.
   И слабый свет неожиданно появился чуть впереди, усилился, дополнился шумом. Что-то обильно сыпалось сверху, точнее, осыпалось. Парень струсил - вдруг завалит его! - подался назад. Конечно, невезучесть внесла свой вклад. Ноги разъехались, зад сочно чмокнул, впечатавшись в грязь.
   А струя земли всё продолжала сыпаться, заваливая проход. Теперь-то, при свете, первое впечатление от трубы, в которой очутился Лёшка, полностью подтвердилось. Круглый тоннель в рост человека, по верху которого бежали кабели, перемежаясь светильниками. Жаль, что они не горели, но даже в полусвете, идущем из широкой трещины, было видно - стены тоннеля окрашены голубым. И надписи, много надписей теснилось на бетонных стенах!
    "Метро -1500", "Машинное отделение - 2100", "Медицинский пункт ЧОП - 300", - стрелки указывали вперёд, а цифры, возможно, обозначали расстояние! Это Лёшка ухватил мгновенно, но вдуматься не успел. Струя земли усилилась, а потом резко оборвалась - с потолка рухнуло живое существо! Крупное и живое! И ему было больно! Существо взвизгнуло, упав на гору земли, хотя высоты для падения совсем не осталось - что там сантиметров сорок?
   Попаданцу было не лучше. Желания вскочить и отбежать от возможного врага ещё хватило, а вот сил - нет. Вяло отталкиваясь и проскальзывая на грязи, Лёшка даже не испугался. Обречённо представив, что бежать ему некуда, а на схватку его не хватит, он как-то успокоился. Раз фатум (или кто там, рок?), решил столкнуть в тоннель зверя - значит, выбора нет, придётся покориться, подставить шею под зубы. Что это не человек, стало видно сразу, как только новый фигурант скатился по земляной горе. Точняком в направлении Лёшки!
   - Ты?
   "Я, - сморщив нос и тоненько подвыв, ответила Гарда, смаргивая грязь, забившую ей глаза, - а ты кого ждал, хозяин?"
   - Офигеть, дайте две, - парень так изумился, что едва не выругался матом в присутствии лучшего друга человека, - я просто с ума сойду! Ты как сюда попала?
   "О, это долгая история, хозяин. Можно, я не стану рассказывать? Мне так плохо, - почти словами, (ну, если быть точным - скулежом) пожаловалась собака, - но главное, я с тобой. Я так рада", - и лизнула Лёшку.
   Силы пришли неизвестно откуда. Даже удалось подняться на вершину осыпи, руками и ногами растолкать землю в стороны, создав перелаз в сторону уклона. В сторону обнадёживающих стрелок. Триста метров до медицинского пункта - не так уж и много.
    - Дальше нам с тобой не дойти, - вынес вердикт Лёшка, помогая собаке перебраться за собой.
   "Как скажешь", - вздохнула Гарда, становясь на три лапы.
   Правая передняя выглядела целой и зрительно и на ощупь, но упорно поджималась псиной. Так она и прыгала, пытаясь обогнать хозяина. Лёшка первое время сопротивлялся, но когда свет от пролома ослабел - согласился стать 'хвостистом'. Зная, что впереди движется чуткий нос и верный друг, попаданец шагал более уверенно, только руками контролируя пространство перед собой. Но вот Гарда негромко гавкнула, и хозяин понял:
   "Тормози!"
   Пришлось сбавить ход до минимума. Нащупав собаку, он осторожно двинулся вперёд, скользя левой рукой по её спине к морде. Попутно обнаружил на шее верёвку, мимолётно удивился - откуда? Вот Гарда кончилась. Протянув вторую руку в полную неизвестность, Лёшка наткнулся на металл.
   - Это петли. А это засов? Дверь. Овальная, почти в мой рост. Штурвальчик по центру. Крутим, Гарда?
   "Конечно, - согласно буркнула та, - у нас есть выбор?"
   Штурвал закрутился, с металлическим шорохом внутренние засовы втянулись, дверь вздохнула, отчмокивая прокладку, и дохнула на путников свежестью, снеся за их спины затхлый воздух подземелья.

*

   Это был медпункт, совершенно точно. Внутри горел неяркий дежурный свет. Выглядело это приличных размеров помещение удивительно целым, а на полу валялись единичные мелкие вещи непонятного назначения. Похоже, тут землетрясение не особо похозяйничало. Или кто-то сделал неполную, но приборку. Закручивая за собой дверь, гость крикнул:
   - Эй, тут есть кто-нибудь? Люди!
   "Нет никого, - вполголоса гавкнула Гарда, носом проверив все направления, - так что не кричи зря".
   - Гарантируешь? Ну, смотри, - для порядка пристрожил собаку Лёшка, на что та презрительно фыркнула и не стала отвечать.
   Во втором отсеке царила чистота. Шесть столов, похожих на многофункциональные кровати, занимали центр большого куполообразного помещения. Такую кровать парень освоил во время службы, точнее, во время болезни. "Учебка" сдала кросс, но Лёшка - нет.
   Он пришёл в себя только на вторые сутки, валяясь под капельницей в окружном госпитале. Увидев тогда, что по катетеру цедится кровавая моча из-за сломанной почки, он снова потерял сознание. Сейчас бы он не отказался отдаться в лапы эскулапов. Но здесь не было ни души.
   - Придётся самим, - сообщил Лёшка собаке, а та словно плечами пожала, так выразительно вздохнула:
   "Кто бы сомневался?"
    - Давай искать, что тут есть. Насчёт укола - не уверен, а уж перевязку сумею сделать.
   Ни фига они не нашли. То есть, лекарства в таблетках или в ампулах не оказалось. Шкафы, которые Лёшка распахивал, хранили в своих недрах прозрачные растворы в пластиковых пакетах вместимостью никак не меньше литра, да к тому же сшитых бесконечными цепочками, вроде патронов в пулеметной ленте.
   Поиски закончились у скромного терминала, встроенного в стену. Удивительно, кроме встроенных в стол клавиатуры и "кошки" - их Лёшка опознал без особого труда - перед экраном крепились на стержнях две перчатки из эластичного материала.
   Удобный стул валялся неподалёку, и попаданец не отказался - сел, дав отдых ногам и застонав от боли в спине. Терминал ожил, засветился голубым объёмом, звучным баритоном поздоровался и спросил:
   - Новый сотрудник? Разрешите узнать ваше имя?
   - Алексей, - отозвался "новый сотрудник", лихорадочно пытаясь спрогнозировать развитие событий.
   - Не воспринимаю ваш вапам, - доложил терминал, - укажите нужный вариант общения, Алексей.
   "Ага, - сквозь головную боль пробилось соображение, длинное и тягучее, словно жевательная резинка, - похоже на прогу с готовыми предложениями... так это комп дремал... если за своего принял, то незапароленный... Рискнуть? Соврать, что вапам удален? Или потерян? Хотя, как его можно потерять из уха, если он вращённый под кожу? Нет, совру, типа задание такое, секретное... "
   Терминал повторил предложение, уже громче. Лёшка решился:
   - Вапама нет, причина - секретная. Валяй другие варианты! И вообще, ты кто?
   - Лечебно-восстановительный комплекс медпункта четвертого управления. Выберите нужный вариант из перечня. Голосовое управление, сенсорное, сенсетивное, мануальное мышью, мануальное клавиатурой, мануальное перчаткой...
   Перечисление вариантов велось медленно, с длинными паузами. Попаданец прослушал их на первый раз, дождался второго и согласился общаться голосом. Гарда тем временем закончила обнюхивание помещения по периметру, дохромала к терминалу и со стоном улеглась в ногах Лёшки. Теперь он разглядел обрывок верёвки, стягивающий шею собаки, словно удавка. Распустить узел стоило трудов.
   - Так, хорош зря болтать, - хозяин собаки заспешил, понимая, что больно не ему одному, - быстро доложи мне о твоих возможностях. Мы ранены, нам нужна помощь.
   Комплекс заявил о полной готовности как обследовать, так и выбрать способ или метод лечения - термины не запомнились, но смысл примерно такой. Раздевшись под собственное шипенье и покряхтывание, он стал пациентом. Множество кремовых шлангов с гибкими наконечниками разной формы, наверное, манипуляторов - опустилось с потолка на лежанку, которая сначала казалась многофункциональной кроватью.
   Ни фига себе кровать! Она активно шевелилась под Лёшкиным телом, прогибаясь или выгибаясь, чтобы подставить нужный бок пациента очередному шлангу. Тело отозвалось болью в повреждённых местах. Робот вежливо предложил дать объёмную картинку повреждений:
   - Стандартно или над головой?
   - Блин, больно же, - пациент капризно заявил насущную претензию, - что, обезболить нечем, что ли?
   - Частично - уже, Алексей, - чуть ли не обиделся медкомплекс, - до конца обследования снимать боль нельзя, чтобы не исказить картину.
   Положа руку на сердце, Лёшка ощутил облегчение сразу, после первых прикосновений манипуляторов, но как робот успел ввести лекарство, уколов же не было? Голова болела слабее, и попаданцу хватило ума не выдать своё невежество глупым вопросом:
   "Разберусь после!"Лежанка прекратила суетиться, окончательно прогнулась под форму тела, стало тепло и уютно. Боль от синяков и ссадин унялась полностью. Кремовые шланги закончили копошение, приподнялись и затихли. Сбоку от лежанки возникло голубоватое облачко в половину роста человека и замерцало красными вспышками. Нерезкое, без очков-то, но понятное в принципе - схема тела. Робот доложил:
   - Диагностика завершена. Прошу утвердить итоги обследования и дать распоряжение о лечебных процедурах. Ушиб мягких тканей, рваная рана - рекомендуется склейка и репаративная терапия. Сотрясение мозга, разрыв капилляров, сударахноидальный отёк в районе...
   - Ой, не морочь мне голову, делай, как надо, - согласился Лёшка, быстро погружаясь в блаженство отключки или в сон.
   Он видел, о чём идёт речь, но решительно ничего не понимал. Схематическая фигурка с красными отметками повреждённых мест медленно вращалась под бодрый рапорт медицинского комплекса. Интенсивность красного слабела, менялась на жёлтый. Пациент сдавался Морфею. Веки тяжелели и сами опускались - так вот почему Вий просил о помощи! - отрезая парня от действительности.
   Скулёж и стон встряхнули его:
   - Гарда? Гарда! Как я забыл? Эй, робот, моя собака - ей тоже нужно лечение! В темпе!
   Комплекс опустил вторую лежанку на пол, Гарда без команды вползла туда, очередной раз подтвердив - "я умная", а потолок сбросил на неё лианы манипуляторов. Голубое облачко приняло форму собаки, обильно залитое краснотой. Неимоверным усилием удерживая глаза открытыми, попаданец ждал доклада.
   - Диагностика завершена. Прошу утвердить...
   - Давай лечи... я на всё согласен.
   - Это ваш напарник по заданию?
   "Какое задание? Что он несёт, этот комплекс... - натужно подумал Лёшка и не стал спорить с компьютером по пустякам, - да фиг с ним, сто раз мне это нужно! Больше делать нечего, как объяснять, что Гарда - друг... и что она лучше любого человеческого напарника, и что... "
   Парень из последних сил согласился и приказал сквозь сон:
   - Да, напарник... Не забудь ему обезболить...
   - Алексей, сенсетивный чип напарника рассогласован. Восстановить ваш вапам по её чипу?
   - Отвяжись и делай, как надо, зануда...
   С этими словами Лёшка отключился полностью.  

*

   Очнулся он от вопроса, который снаружи просился в голову - так вежливый человек постукивает в дверь.
   - Кто там?
   - Здравствуйте, Алексей. Ваше состояние стабильно, отклонения от нормы устранены, - бодро доложил робот, - сопроводить отчёт визуальной информацией?
   - Валяй, - согласился Лёшка, осматривая помещение в поисках голубого облачка.
   Самочувствие казалось вполне приличным. Стонать не тянуло - особых болей при движениях не возникло. Так, словно отлежал слегка. Робот медкомплекса поднял спинку кровати в кресельное положение. Схема тела возникла впереди и засветилась: немного жёлтым и много - зелёным.
   - А собака?
   - Напарник?
   Попаданец поморщился. Опять чёртов робот выражался канцелярским языком, не по-человечески. Какой напарник? Просто собака, друг человека! Очень надёжный друг. Но сказать пришлось, чтобы долбаный медкомплекс понял:
   - Да, напарник.
   - Несколько переломов ребер, сильные ушибы, растяжение сухожилий. Нанорепозиция завершена, полное восстановление займёт неделю. Сенсетивный чип исправен. Согласован с вашим УСО вапама...
   - Не понял про усовапама, - под нос бормотнул парень, но комплекс расслышал.
   - Двунаправленное Устройство Связи с Объектом, в данном случае с Внешней Памятью и Напарником. Дать выделенную подстройку на чип напарника?
   - Это как? - Лёшка вознамерился расспросить медицинского робота, но в голову снаружи вежливо постучались:
   "Привет".
   Лёшка вздрогнул. И непроизвольно прикрыл руками наготу. Звонкий девичий голосок принадлежал Флоре.

*

   - Ты? Откуда?
   - Рядом, - радостно воскликнула девушка, а Гарда негромко гавкнула, обращая на себя внимание.      
   Попаданец понял, что он чего-то не понимает:
   "Собака, она зачем вмешивается в разговор? Подсказывает мне, что Флора здесь? А почему девушка не появилась сразу - прячется, заигрывает? Или тут иная фишка, а я не просёкаю... "
   Мысль показалась Лёшке слишком смелой. Однако робот вёл речь про сенситивное согласование чипов, так? Сенсетив, если память не изменяет - человек, имеющий сверхчувственное восприятие.
   "...я что, стал телепатом и слышу на расстоянии? Надо проверить, - и мысль полетела в эфир, а сам вероятный сенсетив даже лоб наморщил от напряжения, - Флора, отзовись!"
   "Я рядом, хозяин, - девичий голос прозвучал внутри головы, вне всякого сомнения, но при этом Гарда гавкала и усиленно метелила хвостом, поясняя попаданцу то, что говорила словами, - да вот я, рядом. Это я, твой напарник!"
   Лёшка потерял дар речи. Слова столпились так тесно, что мешали друг дружке вырваться наружу. Получилось невнятное мычание, эканье и беканье. Но с мыслями получилось лучше - Гарда и медкомплекс восприняли их целиком и даже вполне прилично разобрались в сумятице. Первым ответил робот, быстро рассеяв одни сомнения и ошарашив ещё больше:
   - Ваше УСО вапама восстановлено по контактному паролю чипа напарника. Выполнена частичная идентификация личности до совпадения с данными Алексея Безрукова, спецагента. Доступ к резервному запасу оперативного снаряжения открыт. Уровень восстановления здоровья близок к восьмидесяти...
   "Упс, не спалиться бы, - внутренне съёжился попаданец, когда просёк, что его приняли за другого Алексея, - надо молчать, пока не соображу, что к чему..."
   Дослушав рапорт медкомплекса, он снова услышал в голове деликатный, словно бы стук снаружи, и мысленно откликнулся. Собака сказала коротко и просто:
   "Я в порядке, хозяин. Воспринимаю тебя гораздо лучше, чем прежде".
   - Слушай, робот, а почему она говорит голосом Флоры? Ты специально так сделал?
   - Подстройка идёт автоматически на самый приятный тембр, - медицинский комплекс ответил так чётко и ясно, что парень осмелел и вывалил на него остальные вопросы.
   Ответы кое-что прояснили и дали надежду. По счастью, полная идентификация Лёшки с неведомым Алексеем доступна только Центру. Зато архивная запись последнего отчёта Безрукова доступна парню через установленное в его ухе устройство связи с внешней памятью. Такое же УСО было у Гарды, теперь он и собака настроены на постоянный контакт.
   Робот предложил использовать шесть часов, оставшихся до конца реабилитационно-восстановительного лечения, на сдачу воспоминаний на временное хранение в память самого комплекса:
   - Основной сервер Департамента Безопасности недоступен.
   "Знаю я, почему он недоступен, - машинально подумал попаданец, - и хорошо, что недоступен. Иначе ты меня бы в два счёта разоблачил, - но страх ещё оставался, пришлось вытеснять его мыслями о приятном, - а клёво, что я с Гардой могу болтать! Раньше только догадывался, что она думает. Вот же умная псина..."     
   Записывать собственные воспоминания Лёшка не решился. Была охота рисковать, ага! Мало ли какие тут устройства контроля напридуманы, в Департаменте Безопасности, звучит-то очень даже сильно, типа КГБ или НКВД. Собственно, познания парня о зловещем учреждении были невелики, так, читал Солженицина, Суворова - скучища, но чуточку страшновато. Как ночью на кладбище. Вроде и знаешь, что вурдалаков нет, а мороз по коже проберёт, когда завоет бродячая псина или птица крыльями захлопает!
   Но прослушать чужую память - тут опасности не должно быть. Так Лёшке показалось. А что? Зато понять многое можно, типа, кино посмотреть, где ты натуральным героем будешь. Безруков Алексей, спецагент. Супермен. Разведчик. Штирлиц или Джеймс Бонд. Не слабее, точно.
   "Решено, смотрю, - скомандовал себе попаданец, закрывая глаза и вспоминая, что там Олег рассказывал про вызывание событий из внешней памяти. - Время, место и ситуация... "
   Мысленно напрягаясь, он приказал неизвестно кому:
   - Прошлая неделя, город Русарим, схватка с вражеским шпионом.
   Никакого результата. В голове, как была пустота, заполненная обрывками случайных мыслей, так и осталась. Лёшка представил себе город, застроенный небоскрёбами, широкий проспект с автомобилями, толпы беззаботных похожих и себя, шикарно нокаутирующего высокого, похожего на Дона, неприятеля. Опять ничего не вышло. Гарда вежливо постучалась, спросила:
   "Что случилось, хозяин? "
   "Нормально, я вспомнить хочу прошлую неделю, - парень обрадовался неожиданной помощи, - ты можешь мне подсказать? "
   "Извини, не понимаю, - голос собаки потускнел, - что такое неделя? "
   Лёшка огорчился тоже. Он упустил из виду, что напарница не умеет мыслить по-человечески, да и помнит, наверное, совсем иным образом, чем люди. Не упрекать же собаку за это? А вот погладить - надо. Ласковыми словами, раз рукой дотянуться нельзя.
   Гарда замолкла, но её доброжелательное и благодарное присутствие воспринималось постоянно, как тепло, когда она ночью прислонялась лохматым боком. Парень раньше не задумывался, зачем заводят собак или кошек, а то - свиней, змей или обезьян.
   - Ну, богатые с жиру бесятся, это понятно! Но старушки, чисто божьи одуванчики, им-то на фига животина? Самим жрать нечего, а туда же, кормят, на прогулки водят, чешут, стригут - вслух высказался Лёшка.
   И тут же его пробило на соображаловку:
   "Друг нужен. Чтобы о нём заботиться, чтобы с ним говорить. Чтобы он с тобой говорил, когда тебе тошно. Почуял, что тебе херово, подошёл и в глаза глянул. Даже без слово. А если, как Гарда, со словами - тогда вовсе отпад. Да если бы у меня была такая псина, фиг бы меня кто рискнул тронуть..."
   Сон овладевал попаданцем, размывал воспоминания о прошлой жизни, смешивал с мечтами о том, как было бы здорово, если бы...

Глава четырнадцатая

   ...и никакого таинственного полумрака. Светился весь потолок, ровно, как небо в облачный день. Лёшка то ли шёл, то ли ехал на чём-то непонятном по широкому и длинному коридору. Он внимательно слушал рассказ соседа слева, лысоватого и сутулого мужчины в белом халате, хотя не понимал ничего. Множество механизмов и цифровых указателей загадочного вида мелькало у правой стены. Слева тянулась труба, покрытая блестящей краской или пластиком приятного салатного цвета. Она плавно, почти незаметно изгибалась вместе с коридором.
   - ... не допустить инверсии, но помочь экскурсу полюсов, - бубнил сутулый. - За всю историю установки дважды сбивали бифуркацию, оба раза удачно...
   - Так она что, постоянно работает?
   Это вроде бы сам Лёшка спросил. Но как-то не своим голосом, да и не изнутри, а словно суфлёр ему подсказал. Странный сон не подчинялся, длился, хотя ехать по коридору надоело.
   - Скоро? Вы как специально пульт вынесли на кулички, - опять не сам Лёшка спросил, хотя готов был задать именно этот вопрос.
   Сутулый пожал плечами, а впереди открылся просторный зал. Невысокий, в пару человеческих ростов, но широкий, с частыми колоннами. В центре располагался пульт, совершенно несовременный даже по Лёшкиным представлениям. Стрелочные индикаторы, красные и зелёные лампочки, тумблеры и верньеры из коричневой пластмассы или блестящего металла - не 19 век ли?
   Опять сон раздвоился - словно кино крутилось на экране, а сбоку кто-то из соседей негромко подсказывал в самое ухо насчёт девятнадцатого века. Но сам Лёшка видел такой пульт, даже ремонтировал. И не где-то на стороне, а в самом институте, почти в таком же подвале с колоннами. Как и бывает обычно, события развивались независимо от желания сновидящего, словно мощный поток тащил парня вперёд и вперёд, не позволяя опомниться или зацепиться за воспоминание. Сутулый уже спешил к пульту, заявляя бредовую претензию и споря:
   - ...ваше дело диверсантов отлавливать, а не моё. Вооружённая охрана? Да вы хоть соображаете, как рванёт, если шальная пуля дырку сделает в генераторе? От нас угольки останутся... А остановить невозможно - четверть энергии города на нём...
   Лёшка словно оглянулся, не оглядываясь - как глазами с затылка посмотрел - и понял, на чём приехали он и сутулый. Смешной автомобильчик, совсем открытый, на каких катают детишек по зоопарку - стоял в коридоре. Но первое зрение, спереди, так неприятно смешалось с затылочным, что парня замутило и он потерял сознание...  

*

   ...в голубоватом объёме крутилось изображение Земли. Мультипликация показывала варианты смещения полюсов, а сутулый давал пояснения. Не вдаваясь в термины, Лёшка ухватил главное. Опасные космические частицы, которые сейчас отклоняет магнитное поле планеты, прорвутся к поверхности и всё спалят, уничтожат. То есть, всеобщая смерть - микробам, растениям и животным - обеспечена. Разве что в океане можно уцелеть.
   - Тогда зачем нужна диверсия? Это настоящее самоубийство! В Котобе не идиоты, уважаемый академик...
   Голос опять не свой, посторонний, но вопрос бы и сам парень задал. Кроме Котоба, естественно - о таком заведении Лёшка слыхом не слыхал. Сутулый академик усмехнулся высокомерно, пояснил, словно придурку:
   - Никто не говорит про намеренную инверсию. Это теория, и она прекрасно известна всем, молодой человек. Вы физику, вообще-то, учили? Соленоид представляете? А шаговый электродвигатель?
   Само собой, ученик слесаря знал кое-что, и не со школы,. По работе пришлось разбирать электромагнитный замок. Перекосило дверь, и заклинился стальной ригель в косяке. Раскрутил тогда Лёшка всю конструкцию, чтобы понять, почему сердечник в проволочной обмотке обратно не возвращается. Примитивно донельзя - направление тока меняешь, стержень туда-сюда скачет. Ремонту на две минуты - напильником дырку в косяке попросторнее расточить...
   Сутулый словно понял, уже без апломба продолжил:
   - Смотрите, что получится, если экскурсию полюсов ускорить. Видите, металл ядра реагирует вздрагиванием...
   Полупрозрачный шарик планеты покрылся сетью трещин. Изображение быстро выросло - стали различимы провалы, вулканические выбросы, развалины городов, волны цунами.
   - ...но можно в местном масштабе. Про тектоническое оружие или геодиверсии я вам не должен рассказывать? Гляньте! Если они сумеют, то...
   Академик махнул рукой в сторону изображения. Шарик снова стал целым, затем внутри него возник волновой конус, который упёрся в зелёную поверхность и вычернил. На увеличении картинка выглядела очень реально и страшно - снова развалины, дымы, провалы, бегущие люди. Вот один из них оступился и рухнул в трещину. Его крутило в полёте, искажённое криком лицо несколько раз обращалось к зрителю. Камера проводила фигурку до самого низа, где огнедышащая лава встретила тело, расплющила на себе и спалила в жирном дымном пламени... Парень вздрогнул, покрылся липким потом.
   - Как нейтрализовать? Дайте рекомендации. Немедленно!
   Голос, уже совершенно точно не Лёшкин, сурово требовал ответа. Сутулый академик вынул из сейфа бумажную папочку и чип:
   - Вот. В двух словах: при попытке вызвать резонанс, автоколебания - следует немедленно уменьшить мощность магнитного потока. Это повлечёт землетрясение, но значительно меньших масштабов. Кстати, при успехе диверсии - пострадаем только мы. А при срыве - аналогичные, а то и более значительные разрушения произойдут на той стороне планеты. Зеркально, так сказать...
   - Минутку! Значит, можно отсюда вызвать тектонические волны в любом месте планеты? Уточните!
   Сутулый академик недовольно сморщился:
   - Алексей, вы меня международным преступником не делайте! Ни один учёный не хочет, чтобы его открытием пользовались для убийства. Оппенгеймер, отец атомной бомбы, ужаснулся словами из Бхагават-гиты: "Я - Смерть, великий разрушитель миров, несущий гибель всему живому", и зарёкся...
   - ...так что пусть враги убивают мою жену, моих детей, родителей и моих соотечественников, - жёстко продолжил Алексей (который не-Лёшка), - и пусть я сам погибну. Вы это хотите сказать? Заметьте, ваши учёные сначала изобрели, лишь потом раскаялись. Не наоборот, иначе никто бы их не цитировал! Вы хоть соображаете, что не войдёте в историю - просто сдохнете под развалинами?
   Злые слова безжалостно хлестали академика. Лёшка полностью согласился с Алексеем Безруковым - теперь не оставалось сомнений, что не сон видится, а настоящие воспоминания лезут в голову. Причём первоначальное отстранение почти исчезло, казалось даже, что с ним самим это происходило, только так давно, что подзабыл он детали...
   Чёрт бы подрал внутренние мысли! Стоило только критически подойти к воспоминаниям, как те подёрнулись рябью. Голова закружилась, боль возникла в ней, затошнило...
   И чернота задёрнула всё...

Глава пятнадцатая

  
   Да, этот здоровенный парень мог бы сбить с ног быка, но Виктор уклонился и отступил. "Бразильский кик" лучше всего годился, чтобы поразить аудиторию, а для этого надо заставить противника раскрыться. Уверенный в превосходстве, грубиян шагнул вперёд. Удар армейского ботинка в нижнюю челюсть - запрокинул голову. Наверно, рукой добивать не имело смысла, но Виктор не удержался, рубанул шею.
   Второй грубиян поспешно отскочил назад, и весь зал ахнул, когда бесчувственное тело громадного парня нелепо и шумно грохнулось на пол. Выдержав паузу, "вожак человеческой стаи" решил, что урок стоит подкрепить словами:
   - Приказания должны выполняться немедленно. Всем выйти на зарядку. Распорядок дня висит на дверях, - и остановил второго грубияна, когда тот поспешил за всеми, - а ты... Как тебя? Грегори... Гриша, значит. Останься, проверь, что с ним, окажи помощь. Потом доложишь мне.
   Испуганно оглядываясь на Виктора, народ выбежал наружу и сгрудился, превратившись в толпу. Невольный "вожак" заставил всех построиться в шеренгу и быстро создал бригады, отсчитывая девять подчиненных и назначая командиром десятого.
   После зарядки Виктор подозвал бригадиров и дал задание на день. Оставшись с Водяновым и Алёной, он хмуро сказал:
   - Чем недовольны?
   - Это агрессия! - девушка умоляюще сложила руки. - Ты должен извиниться перед ним.
   - Она права. Так нельзя... - начал Водянов отеческим тоном, но его прервал Гриша.
   Вытаращив глаза, парень подбежал к Виктору, остановился на почтительном расстоянии, напоминая собаку, которая испуганно поджала хвост:
   - Он умер. Я не виноват, он сам умер! Подергался и умер!

*

   Под кладбище отвели луговину на пологом склоне, ниже бора. Могилу вырыл Гриша и три парня, которых он отобрал сам. Весть о смерти благотворно сказалась на дисциплине - никто не смел ослушаться команды бригадира, не говоря уж о приказе "вожака". Даже Водянов притих, не стал настаивать на продолжении разговора. Алёна демонстративно держалась в отдалении, что неприятно царапнуло Виктора.
   Он удивлялся своим реакциям, но времени на рефлексирование и копание в душе не оставалось. Отряд, состоящий из разновозрастных людей, требовал постоянного внимания, а справиться одному с неполной сотней явно нездоровых психически людей - нечего было и думать. Поэтому Виктор пренебрёг очевидной обидой девушки и профессора:
   - Хочу пояснить мотивы моих поступков, - заявил он им, когда Гриша силой доставил Водянова и Алёну в кабинет директора ресторана, - но это первый и последний раз. Я рассматриваю нынешнее состояние дел, как чрезвычайную ситуацию, и поступаю соответственно. Понятно? Не нравится - берите власть в свои руки и руководите. Я уйду, прямо сейчас.
   Виктор смотрел в глаза профессора "по-ментовски", неотрывно. Сергей Николаевич держал взгляд, но его губы тряслись:
   - Вы убили человека, без суда и следствия...
   "Убил. И раньше убивал..." - мысленно ответил Виктор.
   - ... а это не только тягчайшее преступление, это моральное падение в глубочайшую пропасть! Как вы жить будете с таким камнем на совести? Это грех, смертный грех...
   "Что ты знаешь о моей совести, профессор? Я уже давно неисправимый грешник..."
   - ... люди боятся, а жить под страхом нельзя, - голос Водянова ослабел, веки мигнули, и он отвел глаза. - Я вас не убедил, вижу.
   - Не убедили. Вчера вы требовали, чтобы я спас людей. Так?
   - Да, но...
   - Не виляйте, профессор! Я спас их, по-вашему?
   Водянов кивнул, глянул в ожесточенное лицо Виктора и отвел глаза. Алёна молчала, кусая губы. "Вожак" расценил это, как сомнение, и задал новый вопрос:
   - Я взял ответственность за их жизнь, когда насильно построил и пригнал сюда, как стадо баранов. Пинками, что больно. Так или нет? Профессор!
   Виктор намеренно понижал голос, говоря всё тише и тише, но отчетливо артикулируя, словно чеканя слова:
   - Чтобы их спасти, я их же и бил. Как вожак стаи. Ваши слова? Бил ради их же блага. В тот момент вы не вопили, что так нельзя...
   - Но вы убили! Отняли жизнь!
   - Случайно, не желая этого. Зато теперь вряд ли кто рискнёт ослушаться приказа. Не захотят подчиняться - слиняют тихонько и без скандала, как уйду я, когда появятся спасатели, - интонацией подчеркнул Виктор и повторил вопрос. - Так берёте власть, Сергей Николаевич?
   - Нет, - ответила Алёна, - он не справится. Витя, вот этот, - её палец указал на Гришу, который опять сгорбился, стараясь стать меньше, - и которого ты... убил, ночью надругались над Светой. Я случайно узнала. Она так радовалась, когда его хоронить несли.
   Профессор Водянов оцепенел, глядя на Гришу, который стал бледен, как мифологическая смерть. Алёна мстительно щурилась, сверля насильника взглядом, а пальцы её согнулись, словно она воображала себя кошкой. Мгновенно оценив ситуацию, "вожак человеческой стаи" принял решение:
   - После ужина будем судить. Алёна, ты будешь обвинителем. Свету посадишь с собой. Профессор, вы его защищаете, понятно? Грегори, со мной. Не вздумай бежать, хуже будет.

*

   Спустя полторы недели на месте загородного ресторана возникло поселение, в котором даже новичок легко ориентировался. А народ всё прибывал и прибывал, попадая сначала в цепкие руки Водянова и его сотрудников, в основном научных работников. Они быстрее адаптировались к утрате вапама, потому что и раньше редко прибегали к его помощи, полагаясь на собственную голову.
   Хуже пришлось прослойке, которая прочно сидела на "игле", если воспользоваться сленгом наркоманов. Фанаты сетевых игр, игрушек, приверженцы форумов, чатов и прочих мест бессмысленной болтовни ради болтовни, они действительно страдали, оказавшись в реальном мире.
   Им пришлось заново учиться общению с живыми людьми, от которых не спрячешься за вычурным ником, а внешность не заменишь красочной аватаркой. Водянов устроил курс реабилитации, где талантливый учитель русского языка вместе с психологом заставлял бедняг разыгрывать жанровые сценки.
   Полтора десятка человек сошли с ума. Они все слышали, видели, понимали, но ничего не хотели. Психолог обозвал это состояние эмоциональной каталепсией. После нескольких бесплодных попыток включить их в общественную жизнь Виктор назначил каждому отдельного сопровождающего, которые за руку водили этих несчастных на сбор хвороста, грибов, уборку территории и ли другие несложные однообразные работы.
   Алёна взвалила на себя самое трудное бремя - воспитание детей. Двадцать с лишним ребятишек разного возраста весь световой день проводили вместе, занимаясь самообразованием и посильно трудясь под надзором пятерки взрослых. Остальной люд, кроме разведчиков, спешно обживал и благоустраивал лагерь.
   Неожиданно из леса пришёл странный мужчина. Он выглядел, как умалишённый - в грязной и драной одежде, с лицом, покрытым многодневной грязью. В уголках глаз скопились катышки пыли, что бывает у персидских котов. Его накормили, попытались умыть, чему он яростно сопротивлялся, бормоча невнятные слова, похожие на молитву.
   - Ну-ка, отпустите его, - приказал Виктор, улышав знакомое бормотание, и попросил мужчину. - Скажи, что тебе открыл господь. Ты же его слышишь?
   - О да! Мы заслужили гнев господень, развратом и праздностью. Молить его надо было о спасении, ежечасно молить, чтобы снизошёл и помиловал. А мы? Не вняли его предупреждению, приняли ту войну за апокалипсис, а не надо было! Когда узрел он, что покусились мы на структуризацию пространства, возомнили, что механика есть сила человеческая, забыли о резонансе биосферы - тут он и показал нам проход через "ноль", как и при всемирном потопе. Но не ковчег спас, а чистота душ...
   Психолог сделал Виктору знак пальцем у виска, шепнул:
   - Рецидив религиозности. После введения вапамов все конфессии захирели, только старички и старушки по инерции в церкви ходили...
   А патлатый мужчина разошёлся не на шутку, вещал уже в полный голос:
   - Я вижу открытым сознанием, как идут сатанинские существа сквозь стены мира, но встречь несутся сонмы ангелов-хранителей с крыльями, как  было при резонансе биосферы в минуту смерти Иисуса Христа, который прошёл программу спаситель. Было сказано: И земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись и, выйдя из гробов по воскресении ЕГО, вошли в святой град и явились многим... Идём же, братья и сёстры и мы в град святой!
   - До Иерусалима путь далёк, - осторожно заметил Виктор, - надо бы подготовиться. Останься у нас, отдохни, а там и спутников найдёшь.
   - Нет, - отшатнулся от него мужчина, - мне некогда!
   Его не удерживали. Вечером того же дня несколько человек, слышавших фанатика, организовались в кружок, стали на колени лицом к заходящему солнцу и молились.

*

   Расширенное совещание, которое провел Виктор, как только профессор собрал научную группу, выдало пессимистический прогноз на ближайшее будущее. Ждать помощи от государства, которое лежало в руинах, не приходилось. Следовательно, рассчитывать можно было лишь на собственные силы и ресурсы. Для этого Виктор и создал группы разведчиков, которые уже изучили окрестности, как свою ладонь.
   Автоматизированный свинокомплекс перестал существовать во время землетрясения, но полусотня выживших животных добровольно пошла вслед за разведчиками и сейчас благоденствовала в обширном загоне, который получился из оползня. Создать там пруд не удалось - вода уходила в землю, зато огораживать пришлось чуть больше двухсот метров. Комбикорм из упавшей башни элеватора ежедневно таскала целая бригада женщин, заполняя временное хранилище и костеря почём зря безруких мужиков.
   А те и сами страдали от недостатка привычных знаний. Вапам, то есть, внешняя память - зависел от серверов мировой сети, которая безвозвратно погибла. Из объяснений профессора Виктор так и не понял, почему вполне нормальные люди вдруг полностью утратили значительную часть знаний, сохранив двигательные навыки.
   Например, четверо механиков сумели собрать странный на вид, но вполне грузовой автомобиль из четырёх, повреждённых рухнувшими стенами гаража. Однако завести его не удавалось, хотя аккумулятор исправно крутил двигатель.
   - Да, он внутреннего сгорания, как бы, - подтвердил учёный, которого Водянов аттестовал спецом по теплотехнике, - но другой принцип, не поршневой. Нет, не роторный и не турбинный. Представьте раскалённый вихрь, который вращается и рождает электрический ток... Не можете? А я не могу настроить двигатель. Это дело механиков.
   Потеря знаний превратила всех специалистов в дилетантов. Из более пространных объяснений профессора Водянова удалось понять, что люди обленились и не тренировали память, имея постоянный доступ к любым знаниям, кроме базовых. Давным-давно уже никто не учил в школе таблицу умножения или стихи классиков, которые прочно сидели в голове Виктора:
  
   - Мой дядя, самых лучших правил,
   Когда не в шутку занемог,
   Он уважать себя заставил,
   И лучше выдумать не мог.
   Его пример другим наука...
  
   В шутку проделамировав на совещании изрядный отрывок, "вожак стаи" удивился:
   - Вы что на меня уставились?
   - Ты актер? - с восторженным придыханием произнесла Алёна. - Никто, кроме них, не учит так много наизусть.
   От неожиданности Виктор промолвился:
   - В наших школах так было принято. Правда, потом образование пустили под откос, по американскому образцу. Как и культуру, разменяли на поп, - и закончил горькой шуткой, понятной лишь ему, - которая продукт розовых и голубых поп.
   Ушлый профессор сделал вид, что ничего не понял, но когда все вышли, остановил "вожака":
   - Вы не наш, я был прав. Такое отношение к гомосексуальным связям было свойственно концу двадцатого - началу двадцать первого столетия. Виктор, я вас умоляю, откройтесь! Только мне.
   - Хорошо, Сергей Николаевич. Полтораста лет назад я жил в городе Новосибирске, а потом оказался здесь, под Русаримом. Всё.
   - Да... Как вы красноречивы...
   Дверь распахнулась, впуская Гришу, который сразу напросился в разведчики - настолько стыдился людей после осуждения и публичной порки.
   - Командир, поймали мародёров!
       

Глава шестнадцатая

     
   ...сон истаял, но радостней от этого не стало - увиденное в нём оставило непреходящее чувство опасности, заставило напрячься, держать себя в руках и таиться, непонятно от кого. Лёшка осторожно осмотрелся. Тишина и неяркий свет.
   "Медпункт, ага. Значит, то был сон, кошмарный сон. Или воспоминания бывшего хозяина Гарды, всё же? Не спросишь ведь у медкомплекса - чего ради себя выдавать! А если тот умеет читать мысли? Сейчас как врубит тревожную сирену, как скрутит манипуляторами, как вызовет спецназ, как арестует!"
   Робот молчал. Манипуляторов рядом не было. Лёшка унял панику, осмотрел себя, огорчился, что нагой. Осторожно сел, едва не застонав. Голова сейчас гудела сильнее, чем после редких пьянок. Тогда ней, особенно после новогодних каникул, плескалась тупая и тяжёлая муть, постепенно оседая на дно, если не взбалтывать. То есть, передвигаться предстоит медленно, без резких поворотов, решил парень и негромко окликнул:
   - Эй, комплекс, ты ещё работаешь? Или сдох?
   - Докладываю, - угодливо отозвался робот, - реабилитация прошла успешно. Компенсаторные возможности по вашему организму на уровне 97 процентов, по напарнику - восемьдесят...
   - Хватит. У меня болит голова, ты знаешь? Дай таблетку...
   Чёрт! Этот робот действовал слишком быстро. Вместо таблетки с потолка рухнул шланг манипулятора, присосался к плечу и негромко вжикнул. Вот теперь Лёшка ощутил укол, почти неощутимый, но понятный. Словно пальцем кто толкнул в это место.
   - Всё, что ли?
   - Анализ занимает около минуты. Подождите, пожалуйста.
   - Задрал своими анализами! У меня башка трещит, - негромко, чтобы не взболтать мутный осадок боли, прошипел попаданец, - а ты анализы придумал. Дай пентальгину, и все дела...
    "Здравствуй, хозяин!"
   Гарда соскочила с лежанки, упругим шагом подошла к сидящему Лёшке и уставилась влюблёнными глазами. Нос её наморщился, обнажив передние зубы и клыки - получилась настоящая улыбка. Хвост говорил самостоятельно, активно разметая воздух по сторонам, за неимением пыли. Внешний вид собаки удручил хозяина - он вдруг ощутил себя полным ничтожеством, слабаком и конченым задохликом:
   - Блин, она как огурчик, а у меня после выздоровления - и башка раскалывается! Нет, надо что-то с собой делать!
   Гарда засекла неладное в хозяине, подвинулась ближе, всмотрелась внимательнее, наклоняя голову то на один, то на другой бок:
   "Опасности нет, хозяин. Ты огорчён, почему?"
   Примерно так прозвучал в мозгу Лёшки вопрос, который дышал озабоченностью.
   - Я в порядке, в порядке, - парень наклонился, погладил напарницу и запоздало удивился отсутствию боли. - О! И верно, в порядке! Робот, твоя работа?
    - Внутренняя интоксикация снята. Вероятная причина - дистрессовое восприятие пережитых событий. Рекомендовано...
    - Да пошёл ты со своими рекомендациями! Я долго голяком ходить буду? Куда одежду дел?
   Медицинский комплекс не обиделся на такое хамское обращение, вежливо объяснил, что одежда пришла в негодность, сложена в корзину утилизатора, но пока не уничтожена. Попаданец нашёл утилизатор, вытащил заскорузлые от грязи джинсы, рубаху и куртку. Робот поведение Лёшкино не одобрил, порекомендовал использовать резервный запас оперативного снаряжения и открыл дверцу в тот отсек.
   Да, резерв смотрелся впечатляюще! Стойка с оружием начиналась пистолетами и заканчивалась жутко навороченными автоматами с уймой пристроев. Такие только в космических войнах и увидишь! Лёшка их трогать не стал - он боялся автоматов с армии. Сколько ему там пострелять пришлось, раза три или четыре, по два патрона? Стрельба короткими очередями, называется!
   Он тогда сдуру послушался рекомендации прапора "спусковой крючок нажать-отпустить", и попал в мишень первыми двумя патронами. Хотя те, кто сдал упражнение, сразу предупреждали - выпаливай все шесть, до отсечки! А когда урод-прапор скомандовал "разрядить оружие", и Лёшка с огорчения передёрнул затвор, то патрон прилетел точняком в стекло очков и рассадил его...
   Набор одежды выглядел обалденно! Нет, гражданской - костюмы там, рубашки, джинсы, майки - парень интересоваться не стал, сразу кинулся к военной. Берцы с высокой шнуровкой так и просились на ноги. Носки толстые, мягкие! Брюки оказались с лямками, типа комбинезона, и начинались аж от подмышек.
   И куртка, не чета его потертой джинсовке, а плотная, с налокотниками и наплечниками, словно у рэгбистов или байкеров - смотрелась круче крутого. Зимний комплект выглядел, как у лётчиков, с меховым подбоем и воротником. Жалко, не по сезону!
   Короче, Лёшка оделся в новьё, пару носков, трусов и маек сунул про запас в карманы, которых оказалось бесчисленное множество. Перчатки, полноразмерные и с обрезанными пальчиками, он покрутил, примерил и отложил. На фига попу баян?
   В отдельном шкафу сыскался роскошный рюкзак с дорожным набором типа несессера - крутая зубная щётка со встроенной пастой, бритвенный прибор со встроенной пенкой и пенал с дыркой. Как было написано на нём - для обработки ногтей. Совать туда палец парень не рискнул, но взял.
   Полностью одевшись, попаданец завертел головой, отыскивая зеркало. Ну, или во что поглядеть на себя. Должно быть круто, вроде коммандос! Ожидания сбылись не полностью. Внутренняя стенка шкафа отразила тощего лохматого парнишку в пёстром маскировочном прикиде и симпатичных ботинках со шнуровкой. Да ещё и улыбка во весь рот. Мужественности в таком шибздике - ни на грош. Лёшка примерил суровое лицо, грозное, бешеное, раскрыл рот, типа в крике.
   "М-дя-с... Фиг кого убедишь такими рожами! Если вихры прикрыть?"
   Кепка, похожая на урезанную бейсболку, подошла по размеру. Но козырёк торчал слишком вверх, пришлось загнуть его. И тут случилось непредвиденное. Опустившись на глаза, козырёк превратился в полупрозрачный экран. Лёшка испугался и содрал кепи с головы.
   Козырёк принял прежний вид. Примерив ещё пару раз, парень разобрался с включением и с функцией экрана - прибор ночного видения, всего-то! Единственно, крестик в верхнем углу - зачем он?
   Кепи добавило мужества. Налюбовавшись собой, Лёшка вернулся к оружейной стойке. Самый маленький пистолет внимания не привлёк, а вот похожий на "Стечкина", суровый и благородно удлиненный - так и просился на примерку. Приятная тяжесть загрузила руку, вытянутую в сторону зеркала.
   - Да, совсем иное дело!
   "Спецназовец" в зеркале слегка согнул ноги в коленях, подпёр оружие второй рукой и прицелился в голову противника. Экран-козырёк самостоятельно сполз на глаза Лёшки и сместил крестик напротив зрачка.
   - Так это прицел, - вместе с пониманием пришло изумление, - тогда фиг промахнёшься, даже в темноте! Толково.
   Кобура под оружие таилась на бедре комбинезона. Снарядив обойму пятнадцатью патронами, Лёшка прислонил пистолет к штанам, которые просто обняли ствол, оставив рукоять открытой. Выхватывалось оружие мгновенно, стоило только потянуть. Для крутизны парень взял сразу два пистолета, на ковбойский манер. Разумеется, кроме запасной обоймы, ещё пару коробок с патронами сунул в рюкзак.
   Роскошный широкий тесак - поясной, конечно, а на щиколотку прилип узенький, похожий на финку. Гаджет непонятного назначения, коробку и моток верёвки новоявленный "Рэмбо" отложил в сторону, а флягу с водой прикрепил к поясу.
   "Вроде всё нужное захватил..."
   Полюбовавшись на себя, Лёшка завёл свои часы, выставил время по терминалу и покинул удивительную гардеробную комнату, прикрыл дверь в неё и распрощался с медицинским пунктом.
   Выйдя в знакомый и неприглядный коридор, то есть, в грязную бетонную трубу, парень обратился к Гарде:
   - Надо выбираться наружу. У тебя есть соображения, как и куда?
   "Сквозняк. Тянет наружу. Иди за мной".
   И напарники двинулись в неизвестность по тоннелю, забиравшему вверх.

*

   Больше часа продирались они сквозь завалы. Тоннель сильно пострадал, кое-где его порвало так, что приходилось ползти, изображая лягушку. Удивительно, что новая одежда почти не пачкалась, не цеплялась за неровности и выступы. Но зато Лёшка сто раз пожалел о перчатках, которыми опрометчиво пренебрёг - руки бы не исцарапал, дурак!
   Наконец, впереди показался свет. Труба в этом месте сплющилась, так что дальше прохода не было. Но сбоку в тоннель вдавило фланец толстенной трубы, куда удалось заглянуть. Метров десять, не меньше, тянулась она, и заканчивалась над развалинами. Фиг знает, что там ждало напарников, но попытка - не пытка.
   Лёшка сунулся во фланец - тесно! Разделся до трусов, полез снова - плечи не прошли! Не хватало совсем немного, сантиметров пяти, может. Он вытянул руки вперед, попытался втиснуться и застрял. Намертво. Ни вперед, ни назад. Воображение немедленно нарисовало картину голодной смерти, безысходность заставила завопить:
   "Блин! Гарда, тяни меня за ноги! За ботинки! Давай же, чего ждёшь?"
    "Делаю", - последовал короткий и спокойный ответ.
   Затем правую стопу обжало, как тисками, последовал рывок, второй. На третьем Лёшка вылетел, словно пробка из бутылки шампанского, ободрав локти, плечи и здорово саданувшись задницей о дно тоннеля. Но какое это имело значение по сравнению с радостью парня? Он обнял собаку, чмокнул в мокрый нос и поблагодарил. Гарда кокетничать не стала, ответила радостным приветом и облизала напарника.
   Одевшись, Лёшка посадил собаку на плечи, с трудом встал на ноги. Та зацепилась передними лапами, вползла в трубу. Когда она втянулась туда полностью, хозяин вдруг сообразил, что не подстраховал напарника:
   - А если она тоже застрянет? Ой, дурак! Обвязал бы верёвкой, так вытянуть бы сумел... Боже, что я за идиот!
   Но бог, как известно, благоволит к дуракам и пьяницам. Гарда протиснулась, спрыгнула удачно, радостно погавкала снаружи. Лёшка видел, как собака изучила завал. Потом коротко доложила:
   "Мы тут не ходили. Знакомых не чую".
    - Иди к парку, я попробую вернуться туда. Если нет, приведи сюда Юру, ждите меня.
   Убедившись, что Гарда отправилась выполнять поручение, попаданец отправился в обратный путь. Без напарника дорога казалась опаснее и страшнее. Хорошо, экран-козырёк работал прибором ночного видения. Идти по зрячему получилось намного быстрее, чем наощупь. Часы показали, что дорога заняла меньше часа.
   Дойдя к месту, где он пришёл в себя после избиения, Лёшка долго соображал, как раскопать завал, куда смещать землю и как потом взобраться по отвесному склону, если он сумеет прорыть выход.
   Но раскапывать ничего не пришлось. Когда задранная голова утомила шею, парень прилёг на дно тоннеля, чтобы отдохнуть. Совсем рядом в потолке обнаружился люк, с небольшим складным штурвалом.
   - Ну, это мы уже проходили, - обрадовался парень, вскакивая и принимаясь крутить колёсико в нужную сторону.
   Люк мягко опустился, ссыпав приличную гору земли. Это огорчило Лёшку - вдруг и тут выход завален? Однако выбирать не приходилось. Опускная лестница послушно сползла, стоило её легонечко потянуть за специальную петельку. Дальше, в самом колодце, шли поручни, на ощупь прочные. Проверяя каждый, Лёшка осторожно полез.
   И правильно сделал, что осторожно. Через сотню поручней он уткнулся макушкой в нечто твердое. Через экран препятствие выглядело люком. Правая рука изучила, установила точно - люк! Но поднять его не удалось.
   Скверно! А повыше, упёреться плечами?
   Да, ноги всегда сильнее рук! Люк скрипнул, подался одним краем. В щелку проник свет. Немного передохнув, Лёшка повторил попытку - света стало больше. Но как только он снизил давление, люк снова осел. Это никуда не годилось. С четвёртой попытки удалось вставить в щель обломок бетона, ухваченный снаружи, а на десятый или какой там раз - люк перестал оседать и вывернулся наверх, сбросив с себя здоровенную каменюгу.
   Наверху сиял день. Деревья ласково шелестели под ветерком, который до отказа был заполнен такой вонью тления, что невыносимо щипало глаза. Или резало их от солнца, нестерпимого яркого после темноты колодца? Лёшка бессильно откинулся на спину, зажимая себе нос и жмурясь. Отдохнув, он чуть притерпелся к вони, встал и осмотрелся:
    "Кажется, вот здесь должен находиться потайной выход, который отыскала Гарда. Да, а где же она? Неужели заблудилась?"
   Едва парень повернулся к развалинам спиной, как ощутил толчок в спину!
   - Опять? Ну, гады, получите!
   Кувыркнувшись вперёд, как делали крутые коммандос, Лёшка приготовился дорого продать свою жизнь. Он вскочил, выхватил пистолеты и...
  

Глава семнадцатая

  
   ...едва устоял, когда Гарда встала на задние лапы, положила передние ему на плечи и прошлась по его физиономии мокрым языком:
    "Я здесь".
   - Зараза, ну что ты всегда меня пугаешь?
   Напарница толкнула хозяина головой в грудь, едва не повалив. Лёшке стало неудобно и стыдно - как можно ругаться на такую радость? Вот похвалить, приласкать - это обязательно!
   С удовольствием, а не по обязанности парень почесал собаку за ушами, потрепал загривок, затем окончательно осмотрелся. Куда идти-то? Лучше всего, конечно, на свежий воздух, в тот лесок, где они пообедали зайцем. Сейчас есть не хотелось - острый запах разложения отбивал саму мысль о еде. Но когда-то же придётся и об этом позаботиться, если от подземных складов его отлучили.
   - А кто сказал, что отлучили? Надо проверить, что там происходит, может, на меня чужие напали? - Лёшка выговорил это вслух, чтобы успокоить себя.
   В том месте, где должно селиться подсознание, то есть, в середине головы, под недавно заживлённой шишкой, у него прочно сидела уверенность - избили свои. В смысле - те, кого он привёл на их с Юрой базу.
   Во-первых, Гарда на них напала, только когда его уже долбанули по макушке.
   Во-вторых, ей кто-то должен был показать проход оттуда сюда, а кто знал, где они очутились? Только свои!
   Тошнота подступила к горлу. Смердение не уменьшилась, хотя нос слегка попривык, да вот глаза слезились хуже, чем от лука. Лёшка стёр слезы и вдруг спохватился - очки! Где очки? Он поплёлся туда, где предположительно, таился злосчастный выход. Трава была основательно притоптана, но блеска битых стёкол парень не приметил. Опустившись на коленки, он принялся детально проверять рукой все закоулки между обломками бетона.
   Пришлось стоять в дурацкой позе - нараскоряку, опираясь на левую руку. Безуспешно прочесав место избиения, парень распрямился и решил подумать. Гарда стала рядом, прижавшись к ноге. Глядя на её длинный мокрый язык, свисавший из пасти то справа, то слева, Лёшка почувствовал жажду. Вспомнилась вода, которая едва не сволокла его со спутницей в провал, куда потом их скинули враги. Так! До провала его надо было доволочь. И если очки свалились, то именно по пути туда!
   Как на них не наступили - один бог знает! Даже с трещиной в стекле, безотказная оптика вернула Лёшке уверенность. Он решительно вздел очки на нос. Чёрт! Глаза резануло так, что слёзы навернулись. Сдёрнув их, парень принялся рассматривать оправу:
   - Точно мои. Так в чём дело? Диоптрий добавилось, что ли, - он вертел очки, примерял, снова снимал, протирал, разыскивая причину, пока в голове не возникла версия, - или мне глаза тоже отремонтировали? Робот сказал, что неисправности организма устранены. Может, и близорукость вылечил...
   - Почему нет?
   Знаменитая "Ромашка" доктора Фёдорова делала коррекцию зрения в течение нескольких минут, причём за счёт поверхностных операций на роговице, если Лёшка не забыл. Другое дело, что оплатить такое лечение не каждому по карману было.
   Немного посомневавшись, парень проверил остроту зрения самым простым способом - посмотрел вдаль. Точно, медицинский комплекс избавил попаданца от близорукости! Мельчайшие детали отлично воспринимались на любом расстоянии. Просто раньше, в темноте, Лёшка не заморачивался такими мелочами - некогда было. А въехал только сейчас.
   Отложив ненужные больше очки, парень задумался. Кратковременная радость внезапно улетучилась.
   - С одной стороны, хорошо, что покушение на нас не удалось. С другой - я вёл себя, как последний дурак. Видел ведь, что Дон и Кир ко мне плохо относятся? Видел. Почему не выгнал их сразу, не послал на фиг?
   Как ни крути, а Лёшке пришлось признаться:
   - Потому, что дурак. Придумал отговорку, дескать - я здесь временный.
   Оказывается, это стыдно, осознавать себя несерьёзным человеком.
   - Я, взрослый мужик, а вёл себя хуже малолетки! Мечтатель! Фантазировать решил, что сумею вернуться в прошлое! И добро бы основания для такого бреда существовали, так нет - на голом месте сам себя с ума свёл! Идиот!
   Что уж на попаданца подействовало, он не знал. Может, воспоминания Алексея Безрукова. Может, что иное. По слухам, хороший удар по дурной башке - здорово способствует отрезвлению. Это мелькнуло в голове и пропало, потому что показалось неважным. Так или иначе, Лёшка уже принял решение разобраться в ситуации, наказать обидчиков и определить своё место в этой жизни:
   - Ну, козлы, держитесь! Пойду, отыщу и покажу кузькину мать!
   Обида всплеснулась в душе неожиданно высокой волной. Злоба, самая натуральная злоба и желание убить бросились ему в голову. Пистолет оказался в руке, козырёк опустился на глаза быстрее, чем парень успел подумать.
   Выбирая цель для выстрела, Лёшка представлял высокого, смазливого Дона. Прицелившись в пятно на бетонной плите, он надавил на спуск. Выстрел не грохнул, а сухо щёлкнул, словно бич циркового укротителя. Отдача оказалась слабой, зато результат - убедительным. Приличных размеров дырища, чуть не с кулак размером, возникла в плите. Чёрная крыса выскочила из клуба пыли и шмыгнула прочь.
   Гнев схлынул. Оружие вернулось на бедро. Лёшка сдвинул кепи на нос, почесал затылок:
   - Крысы. А ведь их скоро станет очень много! И могут обнаглеть, если судить по книгам. Надо подумать, как отбиваться, если нападут - не стрелять же в каждую? Вот ткнуть или палкой врезать - да!
   Следовательно, стоило дополнить снаряжение. Ножи и пистолеты, конечно, хорошо, но палица или длинная пика - не помешает. Сказано - сделано! Парень встал и отправился на поиски. Насчёт дубинки получился облом, а вот шпагу он сделал.
   Подходящий арматурный прут пришлось долго и упорно гнуть во всех направлениях, пока тот не уступил в месте сгиба. Довольно жёсткая железяка, в месте облома она получилась тупой, а с другого конца выглядела грозно. Насадить бы на рукоятку, так ей цены не будет! Хлестанёшь - крыса пополам! С таким вертелом Портосом быть не надо, чтобы быка насквозь проткнуть. Но и просто зажав прут в руке, Лёшка почувствовал себя мушкетёром.
   Парень нырнул под козырёк, прополз по треугольному коридору и вышел туда, где прошлой, нет - позапрошлой! - ночью оставил свой транспорт. Сегодня подъёмника не было. Рассеянный свет слабел с каждым шагом вглубь, и Лёшка опустил щиток ночного видения.
   Он собрался стать поводырём для Гарды, ухватил её за ошейник, но та уверенно рванула вперёд. Можно подумать, она видела в темноте. Хотя, кто их знает, собак будущего? Может, и видела. Дорогу, точно, чуяла, во всяком случае, спустя долгое время блукания по коридорам, Лёшка заметил отблески света.
   И услышал голоса.

*

   Костёр полыхал нешуточно. Вокруг стояли все члены отряда. Судя по гомону, обсуждали важный момент. Лёшка проскользнул за подъёмник, стоявший неподалёку. Гарда заворчала. Хозяин держал руку на её спине и ощутил сдержанную вибрацию грудной клетки.
   "Тихо! Не вздумай гавкнуть", - настрожил он псину, для верности зажав ей пасть.
   При этом случайно попал ей пальцами на клык. Да! Лёшке с удовольствием представилось, как этот серьёзный зуб рвал негодяев, которые избили его... Тем временем суть разговоров стала понятна из выкриков и реплик. Говорили все сразу, многие - наперекрёст, отчего получалось несколько диалогов, куда вклинивались и случайные реплики. Высказывались мнения о будущем:
   - Мы сдохнем в этих развалинах, если не уйдём сейчас же...
   - А где возьмём еду? С голода умирать? Ну, нет!
   - ...рухнет окончательно и задавит всех...
   - ...ждать! Спасатели прибудут! Кто им позволит бросить нас на произвол судьбы? Да мы потом жалобу подадим на промедление...
   Гомон стих, когда Флора сказала:
   - Эх, Лёшки нет...
   Тотчас же, словно железные опилки под влиянием магнита, спорщики собрались у двух полюсов. Юра, Флора и семья с детьми сомкнулись с одной стороны костра, а пятёрка молодых людей - с другой. Причем Лев явно не определился до конца, с кем он, и переминался с ноги на ногу между группировками.
   - Он не бросил, - уверенно заявил Юра, - он вернётся. На разведку ушёл, скорее всего. Портфель же здесь?
   Теплое чувство признательности к толстому и неуклюжему молодому мужику нахлынуло на попаданца:
   "Надо же, каким он меня считает! "
   - Сбежал ваш Лёшка, - презрительно крикнул Дон, взмахнув рукой на уровне пояса для вящей убедительности, - вот где он нас всех видел! Удрал со своей собакой и посмеивается над нами! Неделя прошла, как смылся, а вы всё ждёте!
   "Неделя? -поразился Лёшка. - Мы провалялись в медпункте семь дней? Ни фига себе..."
   Гарда зарокотала чуть громче, заставив обратить внимание на перевязанную ладонь Дона:
   "Враг".
   И на Кира указала - у того тряпкой было замотано предплечье. Лёшка присмотрелся к отряду. Кроме высокого мужика с надменным лицом, помнится, его звали Олег - все выглядели нормально. Тот баюкал левую ладонь, держа её на весу и подстраховывая правой.
   - Нет, он не такой. Ты завидуешь, что он умный и всё знает, Дон, - звонко возразила Флора, а затем подвела итог, - и вообще, надо думать, как Лёшка, тогда не ошибёмся.
   - Смотри ты, нашла мудрого знатока, - выкрикнул Кир.
   Спор разгорелся с новой силой, но теперь уже внутри группировок. "Лёшкинцы" стояли за немедленный уход из развалин города, только не определились, в какую сторону. "Донцы"', наоборот, твёрдо решили остаться на базе, где воняло значительно меньше, чем снаружи. Если честно, сам попаданец тоже принял бы сторону противников, но предать своих, которые так верили в его мудрость? Ну, нет! И он решился:
   - Хорош базарить!

*

   Лёшка никогда не видел, как разрывается бомба, но лучшего сравнения не нашёл бы - получилось эффектно. Дон, Кир и две девушки отшатнулись, испуганно воскликнув что-то невнятное. Лев обрадовано шагнул навстречу. Юра приветственно вскинул руку и завопил, что он же говорил, говорил! А Флора бросилась Лёшке на шею и расцеловала. Он ощутил и даже представил, как два восхитительных полушария соприкоснулись с его телом, а его организм нескромно отреагировал на это.
   Гарда поступила разумнее хозяина. Она стала рядом с ним и показала клыки группе противников. Её сдержанное рычание достигло ноги, вибрацией напомнило Лёшке о реалиях и заставило действовать. Парень высвободился из объятий, строго посмотрел на Дона:
   - Не ждали?
   Тот справился со смятением, нагло встретил вызов:
   - А что? Ты имеешь что сказать мне?
   Лёшка бросил обвинение в лицо негодяю:
   - Имею, и ты сам знаешь. Вы хотели меня убить. Меня и Гарду.
   - Ты, дерьмо вприпрыжку... - сквозь зубы процедил Дон, делая шаг к врагу.
   - Дерьмо, говоришь... А так? - Лёшкина рука метнулась к бедру.
   Три выстрела ударили под ноги Дону, выбив глубокие ямки и запорошив вражескую компанию пылью. Перетрусившие "качки" и подружки отступили и прижались к стене. Наверное, это страшно, когда оживает человек, недавно избитый до полусмерти и сброшенный в глубокую пропасть? И ещё страшнее, когда угрожает оружием.
   Лёшка наслаждался - в кои веки он безнаказанно мог кипеть возмущением! Ух, как он себе понравился в этот момент! Суровый и немногословный, в мужественной одежде - настоящий Рэмбо! Направляя пистолет на Дона, попаданец видел перед собой всех, кто выше ростом, кто раньше обижал и унижал его, Лёшку Хромова:
   - Боишься? Тварь, подлая тварь! А вы, как вы могли? Я же вас спасал, - упрекнул он девушек, - а вы меня предали. По совести, надо бы вас... Но рук марать не хочется. Прочь с глаз моих, и живите, как знаете. Попробуйте только шаг в мою сторону сделать!
   Четвёрка неприятелей отступила в сторону светлого коридора, а ошеломлённые союзники засыпали обретённого предводителя вопросами. Тот готов был пересказать всё, что узнал от Гарды, но кто поверит, что та умеет говорить? Да и стоит ли заводиться с разборкой, если сейчас надо готовиться к походу? И Лёшка предпочёл коротко распорядиться:
   - Значит, так. Отсюда надо уходить как можно скорее, пока мы не отравились и сами не завоняли. Поживём на природе, обустроимся. Потом, когда станет можно, вернёмся, если надо будет. Берем продукты, запас воды и - ходу. За пару часов доберемся до леса, там лагерь сделаем. Кто за это - поднимите руки!
   Согласились все, и даже Лёва.

*

   Сборы заняли много времени, поклажа получилась громоздкой. Запас сублимированных продуктов весил мало, зато объём имел большой. Решили сложить их вместе с личными вещами, водой и котлом в пять ящиков. Когда разбились на пары, чтобы волочь поклажу, Лёшку осенило. Он выстроил группу цепочкой, объяснил замысел использования всех рук. Четыре дополнительных ящика вызвали у Юры восклицание:
   - Нет, ну ты гений, Лёш!
   Противники не мешали сборам, держались кучкой в отдалении. Расстались молча. Доставив поклажу к выходу на подъёмнике, отряд протащил её наружу через треугольный коридорчик. Олег работал медленно, оберегая правую руку.
   - Покажи, - потребовал Лёшка, ожидая увидеть следы укуса.
   Но посреди нежной ладони с тонкими пальчиками, которые больше приличествовали женщине или ребенку - зияла рваная рана. Клок сорванной кожи слабо прилегал к засохшему мясу. Лёшка осторожно тронул - оттуда выползла капля гноя, отвратительная и густая.
   - Когда и чем сорвал? Вчера? Так надо было сразу перевязать! Ты обрабатывал? Почему нет?
   Олег вопросительно уставился на парня:
   - Чем? И врача нет.
   - Не, ну как дети, - возмутился Лёшка, отводя раненого в сторону. - Вообще соображения не хватает? У тебя всегда с собой стерильный раствор, а то ты не знаешь...
   Он заставил Олега промыть рану струёй мочи, опять помянув тетю Машу добрым словом. Её наука помогла ему лечить мелкие раны, синяки и ссадины в армии. Готовый "физраствор", как называла его соседка, смыл гной и смягчил засохшую корку. Плотно прижав кожу обрывком Флориной простыни, Лёшка сделал настоящую перевязку и согнул раненую ладонь в кулак:
   - Целее будет, а утром снова поглядим, промоем. Усёк?
   В парке отряд построился цепочкой, подхватил ящики и двинулся прочь от нестерпимой вони. Олега пришлось поставить впереди, а замыкающим шел тоже однорукий Фёдор. Основные развалины преодолели при свете. На шоссе выбрались при вечерней заре. Миновав поваленный участок леса, отряд двинулся быстрее. Уже основательно стемнело, когда впереди показался троллейбус.
   Гарда, бежавшая впереди отряда, забеспокоилась, встопорщила загривок и пошла к полуоткрытой передней двери на негнущихся лапах. Затем она рыкнула, молнией влетела в салон и сцепилась с кем-то.
  

Глава восемнадцатая

  
   Трое воришек со связанными руками стояли вдоль стены ресторана. Гришины напарники караулили их,  поигрывали дубинками, но вытянулись в струнку, как только заметили на крыльце Виктора.
   - Вот, - Гриша толкнул ногой   объёмистый узел, сделанный из ресторанной скатерти, - остатки того, что они спёрли.  Ты знаешь, где их поймали?  У реки. Представляешь, они  нашли на лодочной станции катер, абсолютно целый, и даже завели мотор!  А выбраться из ангара не могут, всё загорожено. Мы услышали и взяли их тёпленькими...
   - Повернитесь ко мне, - приказал Виктор. - Кто может внятно объяснить, почему вы ушли тайком, да ещё и продукты украли? Куда собирались?
   Подростки молчали, не поднимая голов. Гриша попытался встрять со своим мнением:
   - Работать не хотели, чего тут думать! - но осёкся под взглядом командира.
   - Минута на ответ. Потом примерно накажу и выгоню. Время пошло.
   Разведчики затаили дыхание, когда Виктор демонстративно повернул запястье, следя за стрелкой "Командирских". Его механические часы оказались единственным прибором, который измерял время. Вапам, он сделал ненужными любые гаджеты и устройства, даже примитивные кварцевые, что некогда окольцовывали руки человечества.
   - Осталось пятнадцать секунд, десять, пять...
   - Нам было скучно! - выкрикнул конопатый подросток, отважно глядя на Виктора. - Работай, работай, сколько можно? Сами так в разведку ходите, а мы как на каторге! Вот! А теперь убивайте!
   Его губы дрожали, на глаза навернулись слёзы, но что-то давало мальчишке силу дерзить, хотя на лице читался ужас от собственной смелости. Профессор кашлянул, пытаясь привлечь внимание Виктора. Тот опустил руку, поправил загнувшийся на часах манжет рубахи и резко хлопнул в ладоши. Конопатый вздрогнул, а два его приятеля испуганно отпрянули.
   - Смотреть в глаза. Слушать, - негромко произнёс Виктор. - Украденное вернуть, где взяли. Гриша, проследи, накорми и сопроводи оболтусов до ангара. Сергей Николаевич, возьмите теплотехника с автомехаником, пусть посмотрят, как двигатель настроен. Может, машину заведут, наконец. Вечером доложить об исполнении, - и ткнул пальцем в конопатого, - тебя тоже касается. Если катер выведете в реку, всех амнистирую. Выполнять!

*

   Вечером в кабинете шло совещание. Водянов и Гриша высказались, что людей надо сильнее загружать работой, мол, нужда заставит мозгами шевелить, а на баловство - сил и времени не останется.
   Виктор соглашался с ними. Если судить по Грише - так оно и было. Парень менялся на глазах, проникаясь ответственностью. Он ничем не походил на оболтуса, которого не интересуют последствия поступков.
   Однако психолог Андрей и Алёна настаивали - молодёжи нужна разрядка, чтобы сжигать избыток энергии. Выслушав их, Виктор вслух домыслил:
   - Значит, у нас все вопросы решены, благоденствие наступило, если мы создаём клуб, чтобы каждый отводил душу. Шумная музыка, спиртное и легкие наркотики, что я сейчас держу под замком... Вы соображаете, что предложили? Гробить здоровье! Нет.
   - Ты тиран! Без развлечений нельзя! Не понимаешь? Эти мальчишки сбежали за приключениями, за адреналином, - Алёна показала за окно, подразумевая конопатого и компанию, - а многим просто смелости не хватает. Но они уйдут, как только появится альтернатива. Сам живёшь без радости, как монах, и другим... - она захлебнулась негодованием, вскочила и выбежала прочь из кабинета, выкрикнув напоследок, - слепец!
   Её слова ожгли "вожака", словно крапива. Не столько смысл, как явная обида, упрёк лично ему, Виктору Ефимову.
   "И очень похоже на Лену, в той же тональности, страстно..."
   Психолог Андрей, солидный дядька лет пятидесяти, не решился разговаривать в таком тоне с руководителем, о крутом нраве которого знал не понаслышке, и возразил деликатно:
   - Вы меня извините, но человеческий организм, тем более психика, являются вещью, которая саморегулируется. Положительные и отрицательные эмоции сменяются по принципу качелей - сколько в одну сторону, столько и в другую. Иначе возникает дисбаланс, развивается невроз, а в худших случаях возможен нервный срыв. Вы обратили внимание, что...
   - Проще, - остановил его Виктор, - если вечером устроить танцульки, чтобы народ потоптался, потискался, потом потрахался, то наутро у него будет хорошее настроение?
   - Ну, примерно так, - растерянно подтвердил психолог. - Только я не пойму, вы против сексуальных связей вообще? Отсутствие, э... как бы выразиться... баланса... Если позволите, небольшой экскурс в историю. Зигмунд Фрейд, упомянув либидо, как...
   - Я в курсе. Хватит! Работать надо, чтобы выжить! Понятно? Никаких танцулек.
   Оставшись один, Виктор задумался. Запрет на самоубийство, что заставлял его беспрестанно искать смерти от чужой руки - в прошлом мире подпитывался болью утраты любимой женщины. Там не было проблем - он никому не нужен и никто не интересен ему - живи и терзайся в аскезе, замкнутый на собственную боль.
   Катастрофа разрушила самоизоляцию. Волей-неволей ему пришлось стать лидером, насильно выводить из разрушенного Русарима людей. Сначала он оказался сильнее и умнее общества, но за пару недель полубезумные пришли в себя. И теперь хотели подчиняться не ему, Виктору Ефимову, а законам биологии, психологии, социологии и ещё десяткам подобных "логий".
   - Их можно понять, - согласился он, - такая встряска. Естественно, хочется возврата в лёгкую жизнь ...
   И он вдруг подумал о себе, чего давно не случалось. Круговерть нынешней жизни настолько плотно трамбовала его день, что воспоминаниям, которые терзали в той жизни, не оставалось и минуты.
   О нет, Виктор не забыл любимую, однако сердце теперь щемило иначе, не жестокой болью. На первый план вышли воспоминания о блаженных минутах счастья, что размывало милый образ, кутало флёром недостижимости мечтаний. Совершенство не боялось сравнений, поэтому он стал замечать недостатки в девушках, которых в поселении почти на треть больше, чем мужчин.
   - Алёна...
   Стройная, красивая, трепетная, она напоминала Виктору то молоденькую оленуху - статью, то рысь - пластикой и яростным блеском глаз. Прекрасная помощница, но взбалмошная и несдержанная. Как только что. Вспылила, не поймёшь с чего, разоралась.
   - Ляпнула, надо же! Тиран, слепец... Хотя, есть немного правды. Тиран... Тиран? Так не о себе же пекусь! Тиран?! Да пошло оно всё! Какого чёрта я волоку этот воз? - внезапно рассердился Виктор. - Я не подписывался на каторгу! Всё, созываю общее собрание, и пусть избирают себе хоть президента!

*

   Мысль понравилась, а чего откладывать момент освобождения, если хочется? После ужина Виктор объявил, что через полчаса на лужайке перед рестораном состоится первое общее собрание с очень важной повесткой, и попросил никого не опаздывать.
   Собраться-то собрались, все до единого, но - как Виктору показалось - не потому, что хотели избавиться от него, "вожака человечьей стаи", а исполняя приказ, подкреплённый страхом, памятью о той, показательной расправе над неслухом.
   Объявление Виктора об уходе в отставку выслушали без особо интереса. Никто не лез выступить, но все шушкались. Пришлось "вожаку" назначить ведущим незаменимого Водянова и подсунуть список выступающих. Водянов вызвал Гришу. Казалось бы, приятель убитого парня должен агитировать против "тирана", а вышло наоборот:
   - Я никого подходящего не вижу. Пусть он и остаётся. Если его не изберете, я уйду с ним!
   "Меня бы спросил сперва, попутчик хренов, а ты нужен мне? - попытался иронизировать Виктор, с неожиданной теплотой глядя на разведчика. - Но от такого толкового напарника я бы не отказался..."
   Водянову роль председателя не слишком нравилась - в самом кипела энергия. Он заявил, дескать, не может молчать, и предоставил слово себе. Начал профессор издалека, но быстро распалился, жестоко раскритиковал основные ошибки, допущенные всем коллективом с момента катастрофы и по настоящее время, тактично не упоминая имени командира.
   Виктор мог бы оспорить некоторые моменты, но зачем? Пусть их учитывает новый лидер. Однако список упущений его впечатлил и заставил задуматься:
   "Несимпатично выглядишь, капитан Ефимов. По уши в дерьме. Ещё чуть-чуть, сам бы в нём и захлебнулся... Вовремя ты одумался, вовремя..."
   - ...их надо исправлять, и неотлагательно. А самым неотложным мероприятием я полагаю поиск других поселений и установление с ними постоянной почтовой связи. Да-да, не надо хихикать! Только наличие коммуникаций удерживает общество от загнивания, - соловьём заливался профессор. - Подводя итог сказанному, предлагаю пребывание Виктора на посту главы нашего поселения считать легитимным и переизбрать на второй срок, как минимум, четырехлетний.
   - Да вы что, сговорились? - сердито шепнул ему "тиран".
   Аплодисменты звучали жидковато, да и те прервала Алёна:
   - Я против! Против, и всё! Пусть уходит, и как можно быстрее. Человек, который думает только о себе, у которого нет души, - голос девушки звенел гневом, - не имеет права нами руководить. Вы посмотрите, это же бесчувственное бревно! Он не понимает элементарных вещей! Вчера мы с психологом битый час доказывали, что люди имеют право на отдых, Виктор так и не согласился с нами!
   "Передёргиваешь, милочка, - мысленно возразил он, - но это к лучшему. Настроишь народ, они себе пастуха по вкусу найдет, а я умою руки, как тот Пилат... Побыстрее бы сбросить этот хомут и смотаться подальше от тебя, Алёна Батьковна. А яришься потому, что мужика нет. Если бы кто-то ласкал тебя ночами, как я когда-то мою лапочку, то и беситься бы задора не было..."
   Воспоминания о Лене внезапно приобрели эротический аспект, и фигуристая агитаторша на миг почудилась ему в костюме Евы, так отчетливо Виктор вообразил полушария девичьих грудей, гладкий животик, сбегающий к лобку, где курчавятся светлые - она же натуральная блондинка! - волоски.
   "Спятил, совсем, - испуганно отмел он неуместное желание, - возмечтал! Кто на тебя внимание обратит, урод? С твоей репутацией убийцы, с вечно хмурой рожей, с неумением вести нормальный разговор. Сиди уж, солдафон..."
   - ...достойного, умного и тонкого человека. Предлагаю профессора Водянова.
   - У меня самоотвод, - поднялся Сергей Николаевич. - Я неспособен принять суровое решение, а пока, увы, нужны именно такие. Вот советником, помощником, это как раз моё.
   - Тогда предлагаю себя! - гневно топнула Алёна.
   Народ зашумел, то ли осуждая, то ли поддерживая смелое поведение. Виктор едва сдержался, чтобы не крикнуть:
   "Хватит цирк устраивать!"
   - Возражаю. Мы совершаем ошибку, - вышел вперёд психолог. - Разрешите мне по процедуре выдвижения кандидатур и по принципу выбора кандидатов? Критерии выбора руководителя в мирный период и в экстремальной ситуации кардинально различны. Сегодня нужен человек волевой, решительный, умный и ... последнее условие я скажу чуть позже. Умные у нас есть, решительные - тоже...
   Этот мужчина совершенно не походил на того робкого человека, что вчера уговаривал "вожака" устраивать танцульки по вечерам. Сейчас его голос обрёл глубину и сочность, как у хорошего диктора телевидения. Уверенные жесты, выверенные паузы выдавали хорошего оратора, в котором чувствовалось то, что и называется харизмой.
   "Вот, что и требовалось, - облегчённо вздохнул Виктор, - только как он себя предложит? Надо помочь, поддержать мужика..."
   - Верно, вот Андрей в самый раз! - крикнул он, надеясь, что его репутации хватит, чтобы склонить симпатии отряда в сторону толкового мужчины. - Я рекомендую его кандидатуру!
   - ...как и волевые, - закончил свою фразу психолог и благодарно кивнул Виктору. - Да, в мирное время я вполне могу руководить коллективом. Как и Алёна. Но позвольте мне озвучить последнее условие. Это - бестрепетность в претворении решений, готовность на непопулярное, но полезное действие...
   - Скорее, скорее! Да пустите же!
   Со стороны свинарника бежал конопатый. Он растолкал всех, прорвался и крикнул, остановившись перед Виктором:
   - Там это, грабят! Забор сломали! Человек шесть!

*

   Вскочив, "вожак" скомандовал:
   - Разведчики, ко мне! Гриша, ты со своими понизу, в обход. Матвей, Валентин - бегом к дороге, там спуститесь по логу, отрежете дорогу, если они кинутся туда. Саня, всех, кроме детей, расставь по периметру лагеря. Остальные за мной!
   Всемером они бежали со всех ног, но не застали грабителей. Сломанные жерди ограды, опрокинутые корыта - распалили в душе Виктора зло, какого он давно не испытывал. Труд людей, которые ничего не знали о животноводстве и учились на собственных ошибках - был повергнут в прах неизвестными вандалами. Поросята и подсвинки уже успокоились и безмятежно бродили среди сосен, вроде бы, не собираясь убегать. Но что натворили грабители, зачем они сломали городьбу?
   - Я услышал, когда они поймали поросёнка. Их было шестеро, не меньше, - пояснил конопатый Федька. - Ты их догоним?
   Грабителей догнали, хотя не сразу. Из-за этого Грише и его парням досталось немало синяков, все-таки двое на одного - соотношение скверное. Зато, когда на шум подоспели все группы разведчиков, грабители даже пощады попросить не успели.
   Виктор обогнал своих, прыгнул на ближайшего, подбил коленку, ударил в шею, крутнулся, ударил второго в горло, заставив раскашляться. Третьему досталось в солнечное сплетение, а остальных свалили, безжалостно скрутили подоспевшие парни.
   Пятеро пленников уже перестали вырываться и лежали вниз лицом на траве, но последний продолжал сопротивляться. Разведчики облепили его, как собаки медведя, однако справиться не могли. Виктор вмешался, улучил момент, резким ударом обездвижил гиганта. Когда тому связали руки за спиной, и усадили, он снова принялся дергаться и даже рычал от гнева и бессилия.
   - Кто такие? - негромко спросил у него Виктор.
   Крепкий парень, из разбитой губы которого сочилась кровь, зло посмотрел, сплюнул. Гриша, вытирая собственный расквашенный нос, заявил:
   - Я его знаю. Майкл Фёдоров, регбист из "Кузнецких Медведей". Хороший игрок.
   Пленник обернулся, внимательно глянул, отрицательно качнул головой:
   - Не узнаю.
   - И не надо. Со мной говори, - продолжил допрос Виктор, присев напротив гиганта на корточки. - Зачем изгородь сломали? Я бы понял, возьми вы одну свинью, но вы же свинарник разгромили? Что, так есть хотели?
   - Ну, хотелось. А сломали со зла! Ничего так вы устроились, мясо жрёте, а прославленные люди с голоду подыхают. Вам делать нечего, наладите!
   Виктор хмыкнул, распрямляясь. Посмотрел на разведчиков, которые сразу подобрались, сделал знак поднять всех пленников. Это, действительно, были высокие и сильные парни, явно спортивного вида. Все превосходили Виктора ростом, самое малое, на полголовы. Хлопнув в ладоши, чтобы привлечь внимание, он сказал:
   - Нет, голубчики, налаживать будете вы. Нам таких богатырей как раз и не хватает. Вы же хотите есть регулярно? Будете работать, и жизнь наладится, а воровать - опасно, сами видите...
   - В гробу я видел, работать! Я спортсмен, - строптиво дёрнул плечом Майкл.
   - Со спортом придётся подождать, Миша, - ласково, совсем по-отечески, улыбнулся Виктор, - иначе с голоду ноги протянешь.
   - Да пошёл ты! - гигант плюнул под ноги собеседнику и презрительно заявил. - Моя профессия - спорт, понял? А ты - работать!
   - Но я же работаю. Хотя профессиональный спортсмен, - увещевающе развёл руками Виктор. - И ничего, не переломился.
   - Ты? - Презрительный взгляд Майкла смерил собеседника с ног до головы. - Пигмей. Я в тебя плюну - рассыпешься.
   - Если не рассыплюсь - остаёшься?
   Разведчики и четверо компаньонов гиганта молча слушали диалог. Виктор посмотрел на остальных регбистов, поправился:
   - Все пятеро останетесь.
   - Идёт! - усмехнулся Майкл. - Убивать не стану.
   Гриша развязал ему руки, сунулся было сделать так же и с остальными, но Виктор предостерёг:
   - Не спеши.
   Гигант помассировал запястья, несколько раз присел, легко поднялся на одной ноге, затем обозначил удары локтем, плечом, играя могучими мышцами. Разведчики оценили, зашушукались. Кое-кто посмотрел на низкорослого Виктора с сожалением, но Гриша решительно вышел вперёд, организовал широкий круг и предложил противникам:
   - Давайте уже, да делом пора заниматься.
   Майкл словно ждал команды. Он преодолел расстояние до Виктора за два шага, набрав приличную скорость. Казалось, эта гора мышц сейчас сокрушит соперника, но тот уклонился, одновременно поворачиваясь и делая почти неуловимые движения руками. Одна ладонь хлопнула гиганта в пах, отчего тот согнулся, а вторая догнала затылок, добавила ускорения. Майкл пал на колени, завалился на бок, и третий удар - ногой в голову - вырубил его.
   - Вот теперь развяжи всех, - приказал командир Грише, который цвёл в широкой улыбке. - Когда забор восстановят, возьми к себе, разведчиками. Пора идти в дальний поиск.
  

Глава девятнадцатая

  
   Лёшка выпустил из рук ящик, не подумав, что тот упадёт и рассыплет содержимое. По счастью, Флора сориентировалась, успела присесть и отпустить второй край. Парень этого не видел, он рванулся на помощь собаке, выставив впереди себя пистолет. Но тут же сообразил, что делает глупость. Стрелять? А вдруг он попадёт в Гарду?
   Выхватив клинок, Лёшка протиснулся внутрь троллейбуса. Да, противники сцепились не на шутку. Рычащий комок подкатился к его ногам, ударился, распался на Гарду и другого зверя, ростом пониже, но плотного сложения. Отшатнувшись, попаданец ткнул зверя, как шпагой.
   Тот рявкнул, сделал выпад, отгоняя нового противника, и пропустил рывок Гарды. Её зубы сомкнулись на загривке зверя, и схватка возобновилась. Улучив момент, Лёшка снова ткнул и удачно - во что-то мягкое. Противник Гарды взвыл дурным воем, парень нажал сильнее. Зверь извернулся, лапой полоснул по Лёшкиной ноге, но собака уже добралась до жизненно важного места на шее врага. Лапы зверя заскребли по полу салона, тело дернулось ещё несколько раз и затихло.
   Гарда поверила в победу не сразу. Она давила противника, навалившись сверху, поматывала головой, перехватывала зубами его шею и никак не могла успокоиться. Глухое рычание пугало хозяина, который тоже не ослабевал давление на клинок, пришпиливший неведомого зверя.
   - Всё в порядке?
   Юра просунул в салон голову и давешнее оружие - трубу с копейным ромбиком на конце. Убедившись, что командир на ногах, а собака звучно рычит, он упёрся спиной и руками, разжал створки на полную ширину и вошёл целиком. В салоне было темнее, чем на улице, поэтому задушенного зверя Юра разглядывать особо не стал, лишь несколько раз осторожно толкнул своим оружием:
   - Дохлый?
   Отряд толпился вокруг троллейбуса, ждал сообщений. Лёшка очнулся от азарта схватки, ощутил боль в ноге, выдернул прут из тела убитого зверя. Гарда согласилась разжать челюсти, отпустила поверженного врага. Ещё раз проверив того на безжизненность, Юра за лапу выволок труп наружу. Все тотчас окружили их, рассматривая плотного зверя с коротким хвостом, похожего на медведя или собаку, и спрашивая, как зовут это чудище? Лёшка пожал плечами:
   - Понятия не имею. Кто знает, что за тварь нам попалась?
   Отряд молчал, пугливо посматривая по сторонам. Сумерки сгустились основательно, делая подступивший к дороге лес страшным, населённым чудовищами. Предводитель почувствовал общее состояние, вспомнил о своих обязанностях командира. Вздохнул обречённо, вновь затосковав о беззаботном прошлом, от которого остался только этот троллейбус, и направился к обочине:
   - Юра, Лев, Флора, пошли за дровами. А вы, - жест адресовался Олегу, его жене, детям и бабушке, - ящики поднесите поближе, поняли?
   Хвороста оказалось много, и в несколько ходок собралась приличных размеров куча. Навестив знакомую сосну, где всё и началось, Лёшка обнаружил сломанную берёзы, надрал бересты. Тонкие веточки мгновенно схватились от чадного пламени, передали эстафету толстым сучьям. Костёр выглядел очень здорово, далеко отгонял мрак и сразу повысил настроение отряда. Флора обратила внимание командира на Гарду:
   - Она раны зализывает. Видать, досталось.
   - Мне тоже. Нога саднит, - Лёшка задрал липкую штанину.
   - Ой, миленький, да как же ты терпишь! Чем тебя так? Ой, кровищи-то, ой, что делать, - запричитала девушка, разглядывая рану, - ой, ужас!
   Свет от костра озарял на голени три борозды с разлохмаченными краями. Боль была, не сказать, чтобы сильная, по сравнению с недавними ушибами и синяками. Но рану следовало обработать. Чем? Лёшка посмотрел на котёл, где уже закипала вода, перевёл взгляд на Олега.
   - Как твоя ладонь? Покажи.
   Рука инженера выглядела значительно лучше. Поручив Флоре располагать отряд на ночлег в салоне троллейбуса, парень повлёк Олега за собой, подальше. Выйдя из круга света, он разулся, закатал штанину. Взаимного"физраствора" хватило на Лёшкину рану и Олегову ладонь. Они отыскали в кювете остатки воды, сполоснули три руки и вернулись к троллейбусу очень довольные собой.  

*

   Подсвечивая силуэт леса, медленно всплывала оранжевая луна. Небосвод ещё румянился зарёю, и вдали от костра видимость оставалась вполне приличной. Сообразив, что в темноте огонь заметен издалека, Лёшка решил поискать, не обнаружится ли неподалёку такая же группа уцелевших. Вместе-то веселее будет. Чтобы осмотреться, забрался на сосну. В обозримом пространстве костры не горели. И огней, присущих городам, посёлкам и даже деревням, он тоже не углядел.
   - Да, тёмные нынче времена...
   Но относительно недалеко лес расступался, и там вырисовывался намёк на какое-то строение. Нечто индустриальное, крупномасштабное вроде бы. Большое, серое и похожее на заводской корпус. В другой стороне тоже просматривалось нечто промышленное, обширное.
   - Явно не одно здание, а несколько низких и плоских, сложенных вместе...
   Повертев головой, Лёшка запомнил направление:
   "Стоит сходить и разведать. Вдруг для жилья сгодится? И вообще, выглядят те края перспективно..."
   Пока командир совершал рекогносцировку - так умно назывался осмотр окрестностей, когда его производил комвзвода, ночь вступила в свои права. Костёр прогорел, дети привалились к родителям и клевали носами. Глянув на часы, Лёшка объявил:
   - Одиннадцать! Отбой. Перед сном всем продефекалиться, - армейская шутка вызвала недоумение детей и смешок взрослых, - мальчики туда, девочки - сюда.
   Гарда забралась в салон с трудом, прихрамывая и чуть ли не постанывая. Юра задвинул двери, лёг вдоль прохода. Лёшке отвели самое лучшее место, о котором мечталось под ливнем накануне "попадания" - заднее. Вытянувшись во весь рост на мягком сиденье, он облегчённо вздохнул. Кончился ещё один день, длинный и неприятный день в чужом мире.
   За стёклами салона едва теплилась вечерняя заря. Что сулила её багровая окраска - дождь?
   - А ведь я слышал про это, но забыл!
   Память не изменяла - в ней просто отсутствовали нужные приметы. Обидная мысль о собственной несостоятельности кольнула Лёшку. Оказывается, он мало узнал за двадцать три года жизни. И почти ничему не научился. Давно, в глубоком детстве прочитанный "Таинственный остров", с инженером Сайрусом Смитом - настоящим инженером - оставил в Лёшке только зависть к чужой гениальности. "Путь на Грумант" с отважными поморами Степаном да Алексеем - зависть к мужеству и умению выживать в условиях русского Севера.
   - Смиту повезло, такой островок достался, - утешил себя попаданец, но сам себе и возразил, - а поморам? Нет, везучесть ни при чём. Они настоящие знатоки, не то, что я. И чего все меня командиром считают?
   Недоумение по этому поводу терзало парня уже который день, но сегодня особенно усилилось и не давало заснуть. Боль в ноге, разодранной зверюгой, во всём теле - она тоже мешала.
   "Вот дурень я, аптечку у медкомплекса не попросил, - пришла запоздалое сожаление в голову Лёшке, - сейчас бы и себе и Гарде помог. Да, надо вместе со всеми устраиваться, надолго рассчитывать. Никуда я отсюда не денусь..."

*

   Наутро Лёшка устроил совещание. Когда народ привел себя в относительный порядок и слопал уже надоевший мясной завтрак, он попросил всех сесть в кружок:
   - Тут надо решение принять. Что дальше делать?
   Отряд молчал, недоумённо глядя на предводителя.
   - Я что, непонятно говорю? Хорошо, давайте длинным путём. Значит так. Спасатели не придут вовсе, если до сих пор не появились. Гадай, не гадай, а видать, не нам одним досталось от землетрясения. Я реку проверил, когда с Фёдором встретились - так она вся химией отравлена. Усекли?
   Лёшка впервые столкнулся с необходимостью что-то подробно объяснять. Лектором или оратором он себя никогда не мнил и длинно выступать не умел. Но аборигенам, лишённых прежней памяти и давненько утратившим навык запоминания, нужно было вбить в башки простые и жестокие истины. Ему, прочитавшему десятки романов о попаданцах, особо напрягаться не надо, чтобы предвидеть безрадостное будущее после катастрофы. А этим?
   И он разыскивал убедительные слова, составлял сложные предложения, чтобы объяснить:
   - нам надо как-то обустраиваться!
   - нужна крыша над головой!
   - нужен источник воды!
   - нужно решить вопрос с запасами еды!
   - нужна одежда, обувь - скоро зима!
   Демосфен, если верить историкам, часами произносил речи, держа во рту камушки - тренировался он таким образом. Правду говорила, лгала ли та легенда, но Лёшка зауважал римского мужика, когда сам после часового выступления охрип и почти утратил способность шевелить губами. Завершающий вопрос он едва выдавил из себя:
   - Так что, дальше идём или временно здесь обустроимся и проведём разведку?
   - Лёша, а скажи для начала, - бабушка Эмма прищурилась, - как бы ты поступил, не будь нас?
   Вопрос на засыпку, что называется. Можно соврать, конечно, что им движут благородные мотивы, и цель единственная - благо отряда. Наверно, поверят. Но врать Лёшка не захотел, почему-то.
   - Мне бы в Академгородок. Вдруг ученые выжили?
   Фёдор, рука которого так надёжно покоилась в пластиковом лубке, что он перестал страдать от болей, почесал бороду, буркнул:
   - Ну, если от них толк будет, так и мы с тобой.
   Флора звонким голосом поддержала идёю. К ней присоединились все остальные, кроме Юры. Сильно похудевший за эти дни парень робко выразил сомнение:
   - Зря. Нам надо тут обживаться. Вода рядом, еды на пару недель хватит. Ты за это время дорогу разведай, чтобы потом не жалеть, если что...
   Хорошо, что Лёшка знал робкую манеру первого помощника, а то бы не расслышал. Хотя, положа руку на сердце, поддержал он предложение Юры из собственных, небескорыстных соображений. Мечта о возвращении в свой век упорно не выветривалась из головы. Конечно, попаданец тотчас оправдался перед собой:
   "Так не один же я вернусь, весь отряд возьму туда!"
   И всё равно, в душе осталась неловкость, как в школе, когда стащил и сожрал мандаринку из сумки богатого одноклассника.
   Приняв решение разбить здесь временный лагерь, отряд занялся благоустройством. В ящике под водительским сиденьем отыскался инструмент. Три разнокалиберных молотка и пассатижи, набор гаечных ключей, несколько отвёрток, ножовка по металлу с запасными полотнами и здоровенное зубило. А самое главное - топор! Тупой, зазубренный, зато крепкий.
   Лёшка поручил Юре простучать зазубрины средним молотком, подложив снизу кувалдочку. Тот с таким усердием принялся за дело, что звон разносился по всей округе. Предводитель вместе с Олегом осматривал троллейбус, прикидывая, как сделать из того сносное жилище.
   - Если убрать сиденья, а сами подушки разложить на полу? Лежанки такие сделать?
   - Не уверен, - на лице Олега отразилась работа мысли, - на полу неудобно. Если спинки спилить, а? Получатся кровати.
   - Узкие. А если спинки назад отогнуть, распрямить?
   - Толщина подушек разная. Если их компоновать попарно - тогда получится.
   Так и не сообразив, что делать, Лёшка велел убирать все сиденья к чёртовой матери. Олег принялся отвинчивать их от пола. Второго гаечного ключа не было, а помогать, кому делать нечего - противное занятие! Выйдя из салона, командир проверил, чем занимается отряд. Юра рассматривал отбитое лезвие топора, Лев и Фёдор таскали хворост, а дети и женская половина раскладывали по дорогу траву для просушки. Все были при делах, кроме Гарды. Та лежала в тени, часто дыша. Нос, сухой на ощупь, просто обжёг ладонь, когда хозяин тронул собаку. Частое дыхание, загноившиеся глаза - явно жар? Лёшка спросил:
   - Ты заболела?
   "Да", - ответил влажный язык и тяжёлый вздох.
   - Где, что болит? Можешь сказать?
   "Голова, живот, плечо, левая лапа", - собака передала хозяину не жалобу, а картинку болей, да так точно и остро, что у того откликнулись соответствующие места.
   Он даже вскрикнул, принялся рассматривать раны, нанесённые той зверюгой. Когти прошлись по брюху собаки, едва не выпустив кишки. Хотя по весу и размерам дохлый зверь выглядел заметно мельче Гарды, но вишь ты, какой опасный оказался!
   Погладив псину, командир обернулся к отряду, попросил мужчин подойти. Образовался полукруг, внимательный и немного встревоженный.
   - Мужики, кто стрелять из пистолета умеет? Вы остаётесь одни. Мне надо в город. Лев или Юра - кто со мной?
   Все вопросительно уставились на Лёшку. Фёдор спросил:
   - Чего уметь-то, целься и стреляй. А почему они?
   - Нужны здоровые руки. Спускаться по лестнице, ползти. До фига, в общем, дел, тебе не справиться.
   - Тогда чего мудрить, - понурил голову Юра, - я пойду.
   Командира кольнуло смутное сомнение. Первый помощник вёл себя странно. И уже не раз предпочитал уклониться от сопровождения или работы в паре с Лёшкой, словно не в радость стало ему общение. Учитывая внушительные габариты Юры и приличного размера бицепсы, что крылись под растаявшим жиром, такой друг показался командиру опасным.
   - Нет, я возьму Лёву. А ты займись дровами, сухие деревья ищи и вали.
   Воспрявший духом помощник тотчас направился в лес, браво помахивая топором. Глядя ему в спину, попаданец сообразил дать наставление:
   - Руби осторожно и смотри, куда падать будет, чтобы не придавило!
   - Справлюсь, - не оборачиваясь, отмахнулся Юра.
   Пистолет получил Фёдор. Олегу досталась "шпага" из арматуры. Вооружив отряд на время своего отсутствия, Лёшка ещё раз осмотрел собаку и задумался - что приложить к ранам? Те, которые Гарда сумела вылизать, выглядели чистыми. Но глубокий укус на плече и ссадина на голове, за ухом - воспалились. Хозяин промыл обе раны проверенным способом, используя свой "физраствор", затем отыскал с десяток листьев подорожника. Ополоснув водой, задумался:
   - Надо прикладывать к ране, а вот как? Неужели просто накрыть - и достаточно?
   Посомневавшись, парень сунул все листья в рот. Приятного в жевании было мало, но зелёной кашицы хватило на всё. Оторвав лоскут от подола новой майки, Лёшка накрыл рану на плече, а для верности натянул остаток майки на туловище собаки.
   - Слететь не должно бы? - спросил он у Флоры, которая как раз подошла и принесла плошку с водой.
   - Как ты ловко! Настоящий знахарь, - удивилась та. - Это что за травка? Подорожник... Надо запомнить. Лёша, ты у нас знаток.
   Она подсунула воду к морде псины, погладила по боку. Гарда лакнула пару раз, вздохнула и уронила голову на лапы.
   "Я скоро вернусь, не волнуйся", - мысленно заверил её Лёшка и торопливо пошёл в сторону города, поторапливая Лёву.
  

Глава двадцатая

  
   Развалины выглядели знакомо. Точно так же, как и в прошлые дни, марево перегретого воздуха струилось над ними, размывая перспективу. Вдали блестела река, ещё дальше темнел лес. И никакого движения, разве вороны, жирующие вдоль берегов, стали чаще перелетать с места на место?
   Если что изменилось - так это воздух. Развалины источали вонь гниения просто невыносимой концентрации. Парням пришлось снять майки, намочить водой и дышать через них - это давало иллюзию ослабления запаха. До Лёшки только сейчас дошло, какое количество жертв погребено в развалинах города. Он почти бежал знакомым маршрутом к парку, торопясь сойти в тоннель. Но безалаберность подвела его в этот раз.
   Выбравшись тогда из вертикального колодца, попаданец поленился закрыть крышкой - слишком большой обломок соскользнул на его край. Теперь парней ждала серьёзная неприятность. Уже спустившись до половины, они на тот обломок и наткнулись. Он сломал несколько поручней, стал поперёк колодца и заклинился, перегородив путь.
   - Вот это прикол, - возмутился Лёшка, рассмотрев камень преткновения, - и как прикажете лезть дальше?
   Тот не поддавался ударам пятки, даже не шевелился. И протиснуться мимо него не получалось - слишком мало места. Выбравшись наверх, попаданец попробовал рассмотреть провал, чтобы отыскать то место, куда сбросили его и собаку. Но то ли земля осыпалась постоянно, то ли не по глазам та трещина оказалась, только ничего он не обнаружил.
   Злой на себя - время напрасно потерял! - Лёшка вернулся в колодец. Теперь он детально рассмотрел обломок, опустив щиток ночного видения. Камень расклинился в двух точках, раскрошив нижним углом бетон колодца.
   Стоя на проклятом обломке, парень пытался сообразить, как получится проще и безопаснее - сбросить его или вытащить наверх. В первом случае тот полетит вниз и быстро освободить путь. Но может заклиниться снова. Да и поручней переломает - мама дорогая! Но тащить наверх - никаких сил не хватит. Придётся сбегать за верёвкой в развалины дальнего магазина. И не факт, что та их ждёт - команда Дона вполне могла ей поживиться.
   Короче, поднялся Лёшка повыше, достал пистолет и прицельно сделал шесть или семь выстрелов. С последним - обломок переломился надвое, и оба куска ринулись вниз, стукаясь о стены и с хрустом круша поручни. По счастью, разрушений оказалось меньше, чем ожидалось. Дальнейший путь по тоннелю парни проделали почти без затруднений.
   Командир вёл безропотного Лёву за руку, сам разгребал земельные завалы, опять поднявшиеся до потолка, и спешил со всех ног. Наконец, переборка медицинского комплекса открылась, и на усталых парней пахнуло свежим воздухом:
   - Пришли!
   Лёва со стоном опустился на пол. Он раскинул руки и ноги, изобразив человека, вписанного в круг, с рисунка Да Винчи:
   - Ты меня загнал. Можно, я отдохну?
   - Валяй!
   Попаданец бросился к знакомому терминалу. Громко поздоровавшись, он сел на стул и приказал комплексу:
   - Я Алексей Безруков, спецагент. Забыл в прошлый раз аптечку взять, а напарник ранен. Доложи, что у тебя есть!
   Робот опознал Лёшку, но рекомендовал перейти на общение в закрытом режиме:
   - Второй посетитель не имеет допуска.
   "Ладно, сенсетивное, - согласился попаданец, - но не тяни, времени мало!"
   Медкомплекс развернул в голубом объёме несколько вариантов аптечек. В индивидуальной - угадывалась та коробочка, что осталась в прошлый раз на полке рядом с оружием. Крупнее ранца-укладки с полевым анализатором ничего не было. Узнав, что ранец рассчитан на месячное обеспечение взвода в боевых условиях, Лёшка его и заказал.
   "Время комплектации и зарядки батарей - до пятидесяти минут".

*

   Вот как? А чем заняться? Убедившись, что утомлённый Лев дремлет на полу, командир забрался в отсек с оперативным резервом. Ещё один пистолет, четыре коробки с патронами он взял для себя, как и запасное кепи, запасные берцы, носки, штаны и пачку перчаток.
   А вот охапку больших ножей, веревку, десяток индивидуальных аптечек и две самых просторных куртки - затолкал в рюкзак, предназначенный для Лёвы. Туда еле уместились гигиенические наборы, штук пять или шесть - Лёшка сгрёб все, что сумел отыскать.
   В самом дальнем углу обнаружилось нечто универсальное, туго скрученное в продолговатый валик - этикетка на упаковке сообщала, что тут гибрид палатки с лодкой. Сомневаться времени не было, и находка тоже отправилась в рюкзак, но уже Лёшкин. С громадным сожалением - эх, сколько добра тут остаётся! - попаданец закрыл дверь отсека. На всё про всё ушло только десять минут. Спутник продолжал дрыхнуть, даже не услышав, как рядом с ним тяжело брякнул о пол доверху забитый рюкзак.
   Вернувшись к терминалу, Лёшка решился - много вопросов накопилось у него к членам отряда. Но те поголовно страдали потерей памяти, оставшись без связи с серверами мировой сети. Однако медицинский комплекс сохранил автономный источник питания и даже кое-какие сведения от вапама спецагента Безрукова. Последний сон-воспоминание того крепко засел в голове Лёшки. Почему бы не обратиться к роботу медкомплекса с просьбой дать пояснения?
   "Предоставь мне сведения о новейшей истории!"
   "Какой период? Назовите дату или событие, - послушно откликнулся комплекс, - или укажите года".
   "Начало двадцать первого столетия, когда мировая война началась. Дальше - посмотрим..."
   "Выберите форму передачи информации. Визуально, сенсетивно..."
   Лёшка выбрал сенсетивное общение. С Гардой и медицинским комплексом у него контакт получался - одно удовольствие. Наверно, прямая передача в мозги должна получиться не хуже, чем телепатический разговор. Он откинулся назад, сполз немного, чтобы шея удобно пристроилась на спинку стула, закрыл глаза и приготовился.
   В голове словно щёлкнуло, возникла картинка - не картинка, а объёмный, совершенно реальный мир, типа цветного сна. Добрый голос учителя географии, несколько раз водившего класс в поход по родному краю, зазвучал за левым плечом:
   - Конец двадцатого века и начало нового столетия ознаменовались политической нестабильностью. Распад Советского Союза пагубно отразился на судьбе мира...  

*

   - ... Лёша, ты что? Очнись!
   Лёва теребил командира за плечо. А тот вопил благим матом и навзрыд плакал, не открывая глаз. Наконец, он встрепенулся, уставился на спутника. Затем на лице мелькнуло понимание, возникла слабая улыбка. Ещё несколько всхлипов, и прозвучали разумные слова:
   - Ох, ёлки, так это не со мной!
   С облегчённым вздохом Лёва снял подозрения о сумасшествии командира:
   - Ты орал, как резаный, я даже проснулся... Случилось что, а?
   Лёшка помотал головой, избавляясь от морока. Он только что жил в жутком своей достоверностью и нелепостью мире, мире полусожжённой Земли двадцать первого века.
   Новейшая история поразила парня, как разряд молнии:
   Милая его сердцу Америка, куда он мечтал перебраться на жительство, если бы гринкард с неба упал - приказала долго жить. Надорвалась, изображая мирового жандарма. Свои же чёрные и сгубили прекрасную страну, затеяв бучу в поддержку исламской Лиги.
   Политкорректность в отношениях с бунтарями - это как реверанс, когда на тебя замахнулись ломом. Не успела полиция опомниться, как оружие пошло в ход. Армия опоздала, и гражданская война ввергла страну в хаос. Все стреляли во всех.
   Чайна-тауны призвали на помощь Великий Китай, последовал десант, оккупация и стремительное наведение порядка. О политкорректности речь не шла - виселицы и показательные расстрелы резко сократили количество чёрных бунтарей.
   Но невежественные муслимы Европы потребовали от правительств поддержать заокеанских ваххабитов. По давней привычке молодые арабы вышли на улицы, учинять погромы и резать мирных обывателей. Армия Франции пришла на помощь деликатной полиции. Бундесвер тоже вспомнил, как безжалостно умели воевать деды и прадеды, принялся стрелять на поражение, а не в воздух.
   Обиженные исламисты сбросили давно надоевшую американскую узду, настропалили своих шахидов. Как результат, в Париже, Осло и Берлине грохнуло то, что взрывать не следовало бы. Перепуганные и растерявшиеся руководители НАТО не поверили, что поскользнулись на собственном же дерьме - как же, столько сил положено на создание послушной Аль-Кайеды! Все красные кнопки вдавились, ракеты полетели.
   Почему-то боеголовки целились не только по Москве, Китаю, Корее - на всякий случай досталось и Ближнему Востоку. Арабов и половину Турции накрыло полностью, а вот Москва, Китай и Корея ответили. Европа и США получили максимум возможного и перестали существовать. Убедившись, что "правки" не требуется, Китай шагнул в Сибирь.
   Мудрый, как обезьяна, и терпеливый, как смерть, великий сосед не ожидал, что Россия ещё на что-то способна, а напрасно - ракеты взлетели. Досталось Китаю, обеим Кореям, Филиппинам и прочим островитянам. Всё население бывшего друга и армия целиком, кроме экспедиционной, приказали долго жить. Японию тоже не пожалели - так показалось надёжней.
   Индия под шумок хорошо грохнула по Пакистану, тот огрызнулся, хотя и запоздало. Пока Афганистан и Среднюю Азию накрывало пеплом, индусы сделали рейд по территории старого врага, под корень вырезая выживших. Не пожалев свои войска, Индия навсегда решила давнюю проблему.
   Но последствий стремительной мировой войны, как и радиации - хватило всем. Австралия и Новая Зеландия попали под ядерный шлейф, а население оказалось неготово к такому сценарию.
   Центральный и Южный Китай, всю Европу, Балканы, южную половину Турции, Ближний Восток и центральную Европу - "стерилизовало" полностью. Центральная часть Северная Америка обезлюдела, а Южная схватилась в самоубийственной схватке. Бразилия решила, что сумеет стать старшей, но рано обрадовалась.
   Грянула зима, та самая, ядерная. Она длилась недолго, однако теплолюбивым хватило и шестисот дней. Тропические леса погибли. Африканцы массово вымерли от голода и холода. Южная Америка и Мексика сохранили одну десятую населения. Индостан и теплолюбивые островитяне - ещё меньше. Так что всего полмиллиарда дождались потепления.
   Обезумевшая от страха Канада согласилась на союз с Китайской Америкой. Они превратились в Конфедерацию Тотальной Благонадёжности и впитали обескровленные Мексику и Бразилию с сателлитами. Евразия создала Конфедерацию Контролируемой Благонадёжности.
   Предложение чудом уцелевшей Норвегии: замириться всем и навсегда - было принято на общемировом совещании в Стамбуле. Турки с русскими договорились безжалостно патронировать любое население, какое только сумеют обнаружить на континенте. Индусам поручили Африку...

*

   Примерно так можно было пересказать историю в общих словах. Но Лёшке досталась версия, как он только теперь понял - не приглаженная. Ему, спецагенту, робот медицинского комплекса предоставил полную картину. Мирные жители, полки и дивизии, гибнущие в огне ядерных взрывов, потоках напалма, вакуумных взрывах - поразили никогда не воевавшего парня натурализмом и простотой массовых смертей.
   Самое страшное зрелище - промышленная зона после газовой атаки - едва не убило попаданца. Он сорвался, когда увидел конвульсивно бьющихся сторожевых собак, похожих на Гарду, как капли воды. Те гибли у своих будок рядом с бойцами внутренней охраны. Не сообразив, как остановить приём информации, Лёшка в ужасе закричал учителю географии, чей голос комментировал картину:
   - Нет, так нельзя, прекратите! Да что же вы делаете, гады! Они-то при чём?
   Вот и сейчас, уже придя в себя полностью, он не мог успокоиться. Гарда, как она там? Комплекс доложил, что всё готово, открыл ячейку в стене, выдвинул ранец наружу. Ухватив его за лямки, попаданец спросил:
   "Как пользоваться?"
   - Инструкция на внутренней стороне крышки, - ответ прозвучал сухо, словно медицинский робот остался недоволен чем-то, - применение максимальных доз не рекомендовано.
   На этом напутствии второй визит попаданца в таинственное подземелье завершился. Лёва кряхтел под своей ношей - его рюкзак весил немало! - да ещё ранец приходилось нести, пусть и вдвоём с командиром. Лёшка сделал остановку, отойдя от медпункта совсем немного. Отыскав в своей клади запасное кепи, он показал спутнику, как включать экран ночного видения:
   - И береги, это не навсегда, на время, понял? Задрал ты меня своим спотыканием! Ну, погнали!
   Лёва, и впрямь, стал двигаться уверенней. На втором привале он привлёк внимание командира к надписи на стене: "Метро. До станции Магнитного баланса - 2,500".
   - Я работал на той станции. Но туда не было метро, точно.
   - Может, специальная ветка, - попаданец высказал соображение, основанное на прочитанных книгах.
   Все авторы единодушно и добросовестно описывали супернадёжные бункеры для президентов или королей, в общем, для правителей. В любом приличном фантастическом государстве подобные укрепления непременно существовали. Естественно, добираться до тех убежищ всегда приходилось на метро. Почему здесь не быть такому же? Вот это подземелье явно сделано для президента и его охраны - наверху как раз правительственные развалины!
   Лёва согласился, что да, вполне может быть и так:
   - Наш президент самый умный за всю историю России. Не зря же мы его шесть сроков подряд выбирали? Он знал, что делать. А отрыть такую линию метро, секретную, если надо - запросто!
   Что такого умного президент натворил - парень долго пытался вспомнить, но безуспешно. Насмешка командира его обидела. Посопев немного, Лев не стерпел:
   - Нечего издеваться, я не виноват. Тебе бы так, без вапама, - но вдруг подозрительно насупился и задал вопрос. - А как ты узнал про это место? Ты же совсем чужой тут!
   - Случайно, вот честно-честно!
   Ляпнув это, попаданец спохватился. В суматохе сборов, битвы с тем зверем, суете благоустройства - ему так и не довелось рассказать про избиение. Теперь же и не хотелось. Загадочность исчезновения и появления в новом виде, по мнению Лёшки, только добавляла авторитета. Вот сейчас расскажет он этому аборигену всё, а героический ореол тотчас исчезнет. Нет, надо помалкивать!
   - Узнал, и всё, - парень сурово, как настоящий командир, оборвал разговор, - хватит болтать, пошли дальше!
   Они быстро добрались до колодца, откуда спускались в тоннель. Лезть с ранцем оказалось невозможно - пришлось оставить его внизу. Выбравшись наверх, Лёшка скинул рюкзак и поручил Лёве стеречь его:
   - Я за ранцем, быстро!
   Быстро не получилось. Руки устали, и немудрено - подъём, спуск и опять подъём! Плюс сломанные поручни, которые разбил или совсем снёс злополучный обломок. Приходилось тянуться через два, а то и три - замахаешься!
   Ранец весил прилично, да и снаряжение Лёшкино тоже добавляло килограмма три, не меньше. Особенно пистолеты.
   - Дёрнул же меня чёрт взять второй! И вообще, можно было оставить наверху, Лёве - всё легче было бы!
   Светлый кружок выхода над головой - казался недосягаемым. Уговаривая себя, попаданец карабкался. Он волок вверх тяжеленный ранец, спасение для Гарды, всё чаще бессильно обвисая, захватывая поручни под мышки и пытаясь отдохнуть. Но вот светлый круг неба приблизился, расширился и принял парня в светлый, омерзительно воняющий день.
   Лёвы поблизости не наблюдалось. Рюкзаки тоже исчезли.
  

Глава двадцать первая

  
   Лёшкину усталость как рукой сняло. Острое чувство опасности заставило присесть, внимательно осмотреться, сжимая пистолет. Получать по башке второй раз он не собирался - теперь враги успокоятся, только прикончив, убедившись в его смерти.
   Напрягая слух и зрение, попаданец проверил окрестности. Дай бог, у врагов нет оружия, чтобы выстрелить издалека. Значит, важно не попасть в засаду. Эх, как не хватало сейчас Гарды, верной и чуткой напарницы! Та бы почуяла даже в такой вонючей атмосфере, или услышала бы!
   Мысль о собаке заставила парня замереть. Но внешняя неподвижность скрывала лихорадочное, суетливое перебирание вариантов дальнейших действий:
   - плюнуть на Лёву с рюкзаками и бежать со всех ног к Гарде, лечить, спасать?
   - пойти внутрь старой базы, разыскать предателя, или - если не предателя, так ротозея, захваченного в плен, и спасти?
   Колебания заняли всего несколько минут. Не столько трусость - ага, лезть одному на рожон, была охота! - сколько разумная осторожность сложилась с тревогой о здоровье собаки и перевесила желание немедленно свести счёты с врагами.
   Не выпуская пистолета, Лёшка снова надел ранец, осторожно отступил через парк. Дальше маршрут пролегал по местам, где устроить засаду было невозможно. Солнце пекло, будто сдавало конкурс на звание ада.
   - Как то место называлось? А, вспомнил! Геенна огненная... - примерно так думалось парню, пока он тащился к троллейбусу.
   Флажка давно опустела, пришлось спускаться в кювет, где в прозрачной толще суетилась масса мелких личинок, поднимаясь к поверхности и снова возвращаясь на дно. Как Лёшка ни старался, часть живности проскользнула внутрь фляги вместе с горячей водой. Жажда пересилила брезгливость, и парень несколько раз прикладывался к фляжке, удивляясь, как вода успела охладиться?
   У троллейбуса было пусто. Отвинченные сидения стояли ровной чередой, подсохшая трава мирно лежала на асфальте, прогоревший костер курился слабым дымком и - никого рядом. Ни единой живой души. Даже Гарды не было на том месте, где её оставил Лёшка, уходя за аптечкой.
   - Нет, это уже слишком, - прошептал парень, готовясь к худшему.
   Пистолеты сами прыгнули в руки, боевая злость смешалась с отчаянием. Да сколько же можно! Он, совершенно мирный человек, не собирался воевать, но раз уж кому-то так хочется - вы получите! По полной программе! Он, Лёшка Хромов, теперь не успокоится, пока не пристрелит вас, козлов! Или не погибнет сам.
   - Достали, гады! Ну, я пошёл искать, а найду - мало не покажется!

*

   Толку-то, что обыскал все окрестности? Следопыт из Лёшки был скверный, точнее сказать - никакой. Чингачкук вместе с Натаниэлем Бампо, не говоря уже о Дерсу Узала и бушменах - скончались бы в корчах гомерического хохота, глядя, как до зубов вооружённый парень пялился на отпечаток подошвы.
   - Каблук сильно вдавился в мягкую почву, и что? Куда двигался человек, на ногу которого надет такой ботинок? Задом-наперёд?
   Здоровенность - это единственное, в чём Лёшка не сомневался. Его собственные берцы умещались в отпечатке свободно и даже пару сантиметров проигрывали.
   - Офигенная лапища! Мой сорок третий... Получается, это сорок седьмой? Ёкарный бабай!
   Вся его отвага, заимствованная у пистолета, испарилась. Воображение рисовало исполина выше двух метров и могутной шириной плеч - в косую сажень. Размер сажени, правда, давно выпал из памяти, если и был там, но народ не зря такие выражения придумывал, несложно догадаться, что не о заморыше речь.
   Однако, бойся-не бойся, но искать своих надо. Особенно, Гарду. Лёшка попробовал позвать напарницу с помощью УСО, и обломился, что говорится. Тишина в голове нарушалась только собственными мыслями, и то нелестными:
   "Идиот, кретин! Не проверил, на каком расстоянии связь действует! Сейчас бы круги нарезать, пока она не отзовется, хоть слабо. Получилось бы типа охоты на лис, и всё, направление взято!"
   В той жизни он пробовал эту занятную забаву, но перешёл на спортивное ориентирование - там наушники и антенну таскать не нужно, а беготня почти одинаковая. Мимолётное воспоминание о компасе, азимуте и карте притащило за собой здравую мысль - залезть повыше и осмотреться. В лучшем случае удастся разглядеть группу, если они идут дорогой или открытым местом, а в худшем...
   - Почему ты сразу о плохом думаешь, Хромов? - вслух оборвал себя Лёшка, направляясь к разлапистому дереву.
   Легко взобравшись до прочной горизонтальной ветви, он первым делом осмотрел все ближние окрестности. Чтобы ноги стояли прочно, Лёшка не топтался, а выворачивал стопы до предела и переставлял под сто восемьдесят градусов, как бы вальсируя на месте. И при этом не навернулся, что не преминул бы сделать в той жизни.
   "Откуда что взялось, - на автомате отметило сознание, пока глаза медленно осматривали поваленный крупный лес и берёзовый подрост, который после землетрясения не только уцелел, но и резво тянулся вверх, - силы добавились, это понятно, лестнице спасибо, а координацией я чему обязан?"
   Элемент кокетства в таких мыслях Лёшка ощутил, однако не стал себя одёргивать, погордился. Ведь было чем, безусловно. Раньше он в мыслях ассоциировал себя с басенным ослом, который если не о пенёк споткнётся, то в яму после корчевания завалится, один к одному. А сегодня - шалишь, брат!
   На дерево взобрался, не задумывась - хватило же сил подпрыгнуть, подтянуться, отжаться, присесть на одной ноге, широко шагнуть с ветки на ветку, повиснуть на верхней и перескочить? А теперь стоит, почти не держась за ствол, и рассматривает уже дальнюю перспективу - чем не Рэмбо? Круче многих местных, что здесь...
   Посторонние мысли вылетели, как только вдали, у широких, плоских крыш, которые он заметил ночью, обнаружились мелкие фигурки людей. Рассмотреть их пристальнее не удалось - они переходили из одного здания в другое, поэтому слишком быстро скрылись из виду. Да теперь не имело значения, его это отряд или нет! Надо было спешить туда, знакомиться, если чужие, просить помощи в поиске. А если свои - лечить Гарду и потом ругать всех за самовольство:
   - Записку можно было оставить, а? Чёрт бы вас подрал! Юра, тебе особо влетит, помощник хренов! А Флора? Ты куда смотрела?
   Представляя в лицах, как он расчехвостит весь отряд, кроме малолеток, естественно, Лёшка почти бежал, держа направление. Конечно, поваленные стволы мешали, заставляли обходить, но принципиального значения эти изгибы не имели. Время - первый час, а промышленные здания - на юго-западе, так что, держа чуть правее солнца, опытный ориентировщик двигался верно.
   Местность понижалась всё быстрее, ведя к ручейку. Тонюсенькая струйка бежала среди густой травы, которая выглядела нетронутой. Проломившись сквозь заросли, что оказались по пояс, следопыт остановился, зачерпнул пригоршней прозрачную и прохладную воду, попробовал на курс и запах.
   Вспомнился первый день в этом мире, когда он сдуру попил через стебель с ядовитым соком:
   "Знатно траванулся. И валялся всю ночь, как труп... Если бы не Гарда..."
   "Я здесь, хозяин, - тусклый девичий голос раздался в черепе, - слышу тебя..."
   Лёшка радостно открылся, потянулся к напарнице, и её боль хлынула, наполнила его голову до отказа. Он знал слово "агония", слышал его прежде, сам употреблял, хоть и крайне редко. Но сейчас Алексей Хромов, человек достаточно начитанный, понимающий - впервые испытывал страдания, которые не передаются словами:
   ...он умирал. Организм жил угасающей надеждой, тратил последние силы, чтобы докричаться, непонятно до кого, и выпросить спасение. Боль не гнездилась в определенном месте, как при переломе или ушибе, когда её можно сравнивать с обычными ощущениями, нет. Болью было всё - удары сердца, редкие вдохи, судорожные подёргивания лап, подрагивание век, и - когда глаза всё-таки открылись - свет. Яркий дневной свет, и человеческий силуэт, его, Лёшкин силуэт. Радость пробилась сквозь оглушающее страдание: "Хозяин пришёл..."
   Лешка опомнился, стиснул зубы, превозмог жуткую, нечеловеческой тяжести боль, побежал к плешинке в густой траве, где бессильно лежала и отходила Гарда. Он что-то вопил, не в силах терпеть страдание, что транслировалось через УСО в его мозг, но мчался, срывая с плеч рюкзак, выхватывая оттуда аптечку и раскрывая её, чтобы не терять ни мгновения.
   - Не смей умирать, держись, - мысленный приказ прорвался словами, когда боль стала слабеть, уходить.
   Хозяин Гарды так слился в ней в приступе последнего страдания, что понял суровую истину - смерть вступала в свои права. И виноват в этом он, Алексей Хромов! Опоздал с помощью, проканителился. Слишком долго рассуждал, когда исчез Лёва, потом тешил себя стрельбой в никуда и занимался самолюбованием на дереве. Развлекался, пока она тут слабела, угасала, как догорающая свеча.
   Раскаяние ничего не меняло, хотя Лёшка уже добежал, пал на колени перед Гардой, прижал анализатор ранцевой аптечки к могучим мышцам шеи. Тот еле слышно жужжал, дёргался, делал инъекции. Хозяин мысленно окликал собаку, теребил за ухо и страстно желал снова испытать ту оглушающую, непереносимую боль, лишь бы убедиться - напарница ещё жива.
   - Нет, нет, ты не умрёшь, - убеждал он бездыханное тело, - ты будешь жить! Мне без тебя никак, понимаешь, я без тебя никто... - шептал Лёшка, ничуть не кривя душой.
   Аптечка замигала красным огоньком, сообщая, что сделала все, что могла. Он отшвырнул бездушную коробку в сторону, припал ухом к грудной клетке, надеясь услышать стук сердца. Тишина, глубокая и равнодушная тишина...
   Зарычав, Лёшка двумя руками надавил на то место, где, как он думал, сердце и располагалось, потом ослабил нажим, снова надавил, ослабил... Не как на уроке, где их учили первой помощи, а истово, выкладываясь полностью, он массировал и массировал грудную клетку, продолжая уговаривать собаку:
   - Ну, Гарда, Гардочка, дыши, дыши, милая...
   Неизвестно, сколько времени он бился, не желая признавать очевидное, но пот уже лил градом, руки онемели, а дыхание стало хриплым и тяжелым. Обессилев, Лёшка сбавил темп, потом распрямил спину и остановился. Коробка анализатора аптечки мигнула зелёным огоньком готовности и напросилась - он схватил и хотел зашвырнуть бесполезное устройство подальше. Но сил не хватило и на это.
   - Сволочь. Зачем ты мне, если Гарды нет?
   Аптечка не ответила. Лёшка уткнулся лицом в шерсть самого надёжного друга в том и в этом мире, единственного друга за всю его нелепую жизнь. Он не стеснялся слёз - а перед кем фасон держать? - но плакал негромко, без истерических рыданий. По-мужски, беззвучно.
  

Глава двадцать вторая

  
   Матвей вздрогнул, ослабил руки. Птица рванулась, выскользнула из куртки и помчалась вперёд белой молнией. Сколько он пробежал, безголовый бройлер - метров пять, десять? Этого зрелища хватило парням. Дима побледнел, зажал рот, Михаил залился слезами.
   - Да, господа мушкетёры, намучаюсь я с вами, - саркастически заметила девушка, подняв затихшую птицу и возвратившись к "лобному месту", - но снисхождения не ждите. Твоя очередь, Дима. А я займусь Антоном.
   Парни справились с заданием - головы курам поотсекали, побегов не допустили. Затем началось ощипывание. Без ошпаривания это оказалось занятием трудоёмким и медленным. Пришлось подключить несколько человек в помощь. Через час выпотрошенные и разрубленные куры варились во всех котелках, а ветер разносил окрест белые перышки. Оголодавший народ собрался у костров, чем Нина воспользовалась:
   - Слушайте, пока еда готовится, давайте выберем совет активистов. Нас тут человек семьдесят, надо устраивать жизнь, и не поодиночке. Предлагаю, временно, конечно, всех вожатых избрать и еще кого-нибудь. Предложения будут?
   Три человека добавились и вошли в совет по итогам открытого голосования. Одного Нина предложила сама - Германа. Высокий брюнет держался уверенно, командовал группой из трёх девушек и парня, а голос его, бархатный баритон звучал очень убедительно. После выборов Нина отвела актив в сторонку и предложила такой план действий: восстановить одно строение птицефабрики и найти склад с кормами, чтобы подкармливать бройлеров:
   - Иначе разбредутся. И самим комбикорм есть можно, мясо скоро надоест. Другой еды - ни картошки, ни муки - нет. Нам продержаться надо, связь установить, помощь вызвать, а там будет видно... Вообще, поискать бы в окрестностях, может, ферма какая, поля. Опять же, воду свежую, ручей. И наоборот, - она слегка покраснела, - туалеты... Не дело это, по кустикам прятаться, Заминируем скоро всё, шагу не сделаешь...
   Первое заседание совета прошло при единодушном одобрении. Правда, Нине показалось, что никто ничего не возразил только потому, что думать не захотели. Да и ладно!
   Главное, вожатые организовали разборку полуразрушенной фермы. Панели стен и кровли оказались лёгкими, сделанными из многих слоёв пористого пластика.
   Ими потом перекрыли наиболее сохранившуюся часть и создали нечто похожее на гигантскую коммунальную квартиру. Куры заняли основное помещение, люди - вспомогательные, где лежали запасы гранулированного комбикорма, оборудование и прочая промышленная дребедень.
   Санитарные удобства пришлось отнести очень далеко, к очистным сооружениям птицефабрики - другого места не сыскалось. А пакостить себе под носом, уподобляясь курам, которые уже основательно загадили все подступы - на это совет не согласился!
   После проливного дождя все резко поумнели и принялись дополнительно строить более прочные и надёжные укрытия, сбившись по желанию, в маленькие .коллективы. Нина - как смогла, естественно - показала приёмы использования обрушенных плит для жилья. Обломки побольше, метра три длиной, стали вкапывать в землю, а на них укладывали те, что подлиннее.
   По примеру Нины из каркаса делали инструмент, типа копалок, заострённых палок. Их использовали, как стойки у костров, как шампуры для жарки кур, ими добывали корни рогоза и саранку, чтобы запечь в костре. Когда Нина впервые угостила скаутов этими печёными деликатесами, сбежались все - такой чудный аромат, похожий на запах отварной картошки и свежего хлеба, витал под крышей.
   Призрак голода отступил на неопределённое время, и оно, как будто , остановилось. То есть, солнце поднималось и садилось, дни мелькали, происходили обыденные вещи, но настолько однообразно, что вечером Нине и вспомнить было нечего.
   Куры всё также бродили по округе, порой поднимали переполох, когда нападал неведомый хищник, после которого в лесу находили объедки и перья. Вожатые ловили нужное количество бройлеров, рубили им головы, народ разбирал их, сам готовил. И все ждали прихода спасателей, чего Нина никак не понимала.
   Она видела, что люди понемногу привыкали в жизни без подсказок от компьютера, становились спокойнее, кое-что вспоминали из прежних профессий и специальностей. По её требованию совет немедленно брал их на заметку и думал, как приставить к полезному делу.
   Нина старалась добиться, чтобы коллективное решение принималось по всем правилам, после обсуждения частных мнений. И вот здесь таилось самое большое препятствие. Непонятная робость владела членами совета. Внешне нормальные, взрослые и самостоятельные люди, они все, как один, ждали подсказки, одобрения извне.
   Дима как-то признался:
   - Нин, ты только не ругайся. Честно, я уверен, что не поймёшь, но попытаюсь растолковать. Когда есть, кого спросить, правильно-неправильно ты собираешься сделать, то привыкаешь...
   - Как в конец задачника заглянуть, - вспомнила она старинный, ещё мамин учебник по алгебре. - И вы обленились думать, стали готовые варианты брать. Поняла, поняла. Только сейчас всё не так, что же не отвыкаете?
   - Завтра наладят серверы, и вапам заработает, - уверенно ответил парень.
   "Ой нет, не наладят", - грустно подумала Нина.
   Она с каждым днём всё отчетливее видя неспособность отряда, да что там - нежелание проявлять инициативу в поиске продуктов питания. Недавний оптимизм, когда удалось расшевелить народ и демократически выбрать руководителей, угас в ней:
   - Если вапамы были у всего населения, то все теперь и рассуждают, как Дима, и будут пассивно ждать.
   Нина начинала каждый совет призывами отказаться от пассивности. Она доказывала, что никто не восстановит источники этергии, не запустит серверы, не оживит вапамы.
   - Зима на носу! Те, кто выжил, погибнут от голода и холода. Как мы, потому что держаться на курицах можно, пока они есть. Но убывающее бройлерное поголовье надо восстанавливать! Вы что, не понимаете? Кто будет строить тёплые курятники, пахать, сеять, убирать и хранить зерно, чтобы кормить и растить цыплят и так постоянно? Ведь никого, кроме нас, нет в живых!
   Девушка утрировала, доказывала, что и она ничего не может. Суть её призывов сводилась к тому, что мало знать, как обращаться с птицей и скотом - этому она научит в пять минут, а вот руководить людьми - дело совета. Но все слова падали в тупое послушное болото, намеренное ждать и ждать...
   Очередным вечером она снова высказала тревогу о будущем. Совет покивал головами и все послушно уставились на неё, командуй, мол.
   - Что отмалчиваетесь? - разозлилась Нина. - Не пяльтесь на меня, а думайте! Одна голова хорошо, а две лучше. Нас вот сколько, нужно только сообразить, что делать.
   - Ждать, - коротко и категорично заявил, как отрезал, Антон. - Восстановится связь, мы получим указание, что и как.
   - А что тебе не нравится? Жратва есть, вода рядом, жизнь налажена, только скучновато, - лениво, с интонацией сибарита удивился Герман, курчавая бородка которого дала совету повод для клички "Аполлон".
   Честно, положа руку на сердце, Нина могла признаться, что настояла на его введении в состав совета только по одной причине - Герман походил на принца, о котором она мечтала. Его большие глаза, опушённые длинными ресницами, слегка загнутыми вверх, вызывали в ней приятный трепет и теплоту внизу живота. К сожалению, "принц" совсем не обращал на Нину внимания.
   Вот и сейчас он красиво облокотился на край импровизированного стола, умостил на кулак подбородок и отвернулся в сторону вечернего костра, где слышался девичий смех.
   - Ты неправ, Герман, - воскликнула председатель совета, понимая, что делает глупость, но не в силах справиться со змеёй, что кусала сердце, - нельзя рассуждать потребительски, надо о будущем заботиться! Ты лидер, вождь, а это обязанность! Повернись ко мне, что ты пялишься в сторону! Я к тебе обращаюсь!
   - Да пошла ты! Я никому ничего не обязан. Слабые говоришь, вымрут? Пусть вымирают. Мы не рабы, чтобы работать, мы граждане, доходит? И вообще, мне не нравится, когда на меня наезжают... Я свободный человек. Чао!
   Он пружинисто вскочил и убежал. У костра раздались приветственные возгласы, его силуэт мелькнул на фоне пламени в обнимку с девушкой. Нина отвела глаза, сделал усилие, чтобы проглотить слёзы обиды. Все молчали, ожидая её реакции.
   - Ладно, не хочет и не надо. Но вы, вы-то чего молчите? Герман плюнул в лицо не мне одной, всем и каждому, а вы утёрлись, - девушка повысила голос, в нём звенела не только оскоблённая гордость, но и гнев на стадо бесхребетников. - Стерпели? Смолчали? Значит, перетерпите и то, что я скажу. Мне надоело вас принуждать и просить - думайте, думайте! - словно это нужно мне. Это нужно вам, им и даже ему, - она пренебрежительно ткнула пальцем в сторону костра Германа, - хотя он этого не понимает. Вы обленились, не хотите напрягать свои прокисшие мозги, так вот, чтобы их прочистить, валите-ка отсюда на все четыре стороны! Нам неоткуда ждать помощи, ясно?
   Она кричала на членов совета так, что те съёжились:
   - Завтра же! С утрячка! Идите парами, ищите других людей, узнавайте, где есть еда, поля, фермы, уцелевшие здания - всё, что сгодится нам для выживания! А от меня - отстаньте!
   Повернувшись к ошеломлённому совету спиной, Нина убежала к ручью. Там, за излучиной, где кусты росли особенно густо, посреди маленького островка торчал высокий плоский камень. На нём было так приятно сидеть в позе Алёнушки, обхватив колени, и мечтать о счастье. Она и сейчас забралась туда, но - поплакать. Принц предал её, сказка не складывалась, а мир, который должен был стать наградой за терпение и стойкость, невзгоды и серость той жизни - оказался наказанием.
   Всхлипывая, девушка жалела себя, отмахивалась от комаров, которые не собирались снисходить к чужим переживаниям, а торопились набить брюхо халявной кровью. Битва с ними отвлекала Нину, не позволяла в полной мере насладиться собственными страданиями, как она привыкла, сидя на сеновале или запершись в комнате общежития:
   - Задрали! Господи, что за наказание, спасу нет, что от людей, что от кровопийц. Вы смерти моей хотите? Фиг вам, не дождётесь!
   Не заметив, как в её руках оказались две веточки, девушка яростно отмахивалась, словно стегала всех этих местных жителей-недотёп, которые без палки, кнута и прута неспособны думать...

*

   Члены совета отнеслись к поручению ответственно и утром разошлись на четыре стороны, как Нина и велела вчера. Пообещали к вечеру вернуться, чтобы доложить о результатах и определиться, что делать дальше. Как назло, сразу после их ухода появились новые заботы.
   Возле костра, который поддерживала компания Германа послышались крики, визг и возникла драка. Досужий народ сбежался раньше, чем Нина успела вернуться от края леса, где инструктировала сборщиков хвороста.
   Ей пришлось расталкивать плотный круг зевак, протискиваться между спинами, а крики всё не унимались. Один голос, чистый и глубокий, без сомнения, принадлежал Герману - его невозможно забыть или спутать с кем-то, этот бархатистый, раскатистый баритон...
   - Что ты на меня набросился? Иди к себе, там и командуй, а здесь у нас демократия и военный коммунизм...
   "Надо же, запомнил, - подумала Нина, уже остывшая от вчерашней обиды, - а ведь я только для примера говорила! Нет, надо сейчас ему помочь, потом отвести в сторонку и объяснить, что кроме него, никто не должен быть председателем совета!"
   Она пробилась, вышла в круг, который образовался у костра. Двое, Герман и плотный мужчина преклонных лет, стояли над куском стеновой панели, которая заменяла стол или скатерть. Герман прятал за спину круглую посудину, в которой зеленел салат или что-то очень на него похожее, а старик напирал на оппонента:
   - Отдай! Ты обманул меня!
   Рядом, но в положении лёжа, копошился совсем молоденький паренёк. Он стонал и зажимал нос, кровь из которого уже залила ему низ лица, разорванную блузу и капала на штаны. Нина ничего не поняла, но решительно вмешалась, отталкивая старика от Германа:
   - Тихо, тихо... Разойдитесь, вояки! Что вы сцепились? Герман, что ему надо от тебя?
   - Да он решил зажать общее достояние, - негодующе воскликнул "принц", - а я отнял! Представь, этот хмырь раскопал склад с добавками, нахимичил себе и своей семье соль и никому не сказал! А сегодня я увидел у него... И отобрал.
   Старик выкрикнул:
   - Я для себя готовил, а ты украл! И наврал...
   - Дед! - окликнул его окровавленный парнишка.
   Он поднялся с земли и стоял, запрокинув голову. Старик прервал спор с Германом, подхватил внука, принялся сетовать:
   - Вот старый дурак, втравил тебя в драку. А ты тоже хорош, полез против такого бугая, - а затем повел парня прочь, зло крикнув через плечо. - Тебе всё отольётся, паразит! И воровство и насилие. Не радуйся, что безвластие, найдется и на тебя управа!
   Нину встревожили обвинения, которые явно относились к Герману. Конечно, воровство можно было отринуть сразу, но вот разбитый нос мальчишки... "Принц" должен быть великодушен!
   - Зачем ты взял ответственность на себя? Вынес бы вопрос на совет, никто бы на тебя и не нападал. Что они раскопали, говоришь, соль?
   - Ну да. И зажали, только меняться соглашались, на одежду, на обувь. А я узнал, притворился, что покупатель, и отобрал, когда он вытащил мешочек. Так они за мной попёрлись, думали отобрать. Я его и отпозитивил...
   - Герман, ты чудо! Это же меняет дело! - зааплодировала Нина. - Так им и надо! Господи, как удачно, а то людям уже опротивела преснятина... Этих я у делу пристрою, пусть готовят на всех. Давай соль, я раздам все!
   "Принц" поставил посудину с салатом, распрямился и спокойно ответил:
   - Ты совсем дура? Этим глюкам? Этим кондорам? - его мускулистая рука очертила круг. - Вот им кастуй или квесты читай, а нам твои траблы надоели... Мы с народом сами хотим вкусно жрать, если ты реальный кабак организовать не можешь. Кому надо - пусть сам роет или этого упыря трясёт, а я своим делиться не намерен!
   Его компания дружными выкриками подтвердила согласие. Нина, как оплёванная, брела к себе и глотала слёзы:
   - За что он со мной так? Что я неправильно делаю?

*

   Совет собрался вечером, ничего утешительного не сообщили, но вопрос по соли решили, как подсказала Нина - поручили вожатой Люде готовить её с запасом, и раздавать всем. Герман на заседание совета идти отказался. Его компания держалась обособленно, куда-то уходила, возвращалась, но участия в общественных делах не принимала. Члены совета видели демонстративное поведение "Аполлона", но ничего не говорили, ждали предложений от Нины, а та не могла определиться, как поступить. Чаще всего она корила себя за несдержанность:
   - Его воспитывать надо, терпеливо, объяснять. А я? Раскритиковала, унизила пред всеми... Помолчать бы, а не нападать на него. А потом, отдельно от всех, наедине - объяснить, где он неправ... Дура!
   Она точно знала, что "в человеке всё должно быть прекрасно", что "красота спасёт мир". С первой встречи с Германом Нина поняла - такой мужественный и совершенный человек обязательно и душой хорош и умён и проницателен. Он - принц, как тот, что разглядел Золушку среди разнаряженных красоток.
   С тех пор она томилась неясным ожиданием, что её "принц" обратит внимание на умницу, которая возглавила растерянный люд, подобно Жанне д" Арк. Но тот не замечал, отчего сказка не складывалась. Но Нина знала, раз сказка её, то и отвечать за "сбычу мечт" - её нравилось такая смешная цитата из школьных сочинений - за осуществление мечты, естественно, должна она:
   - Я сама виновата, что он меня не замечает. Дура, чего я из-за соли сорвала на нём зло, наговорила лишнего. Соль же теперь на всех готовим. А разоблачил того химика он! Надо бы Герману спасибо сказать, а не орать... Конечно же, он обиделся. Значит, я ему небезразлична! И если позвать, загладить грубость, то всё образуется, вернётся на свои места...
   Повседневные заботы отвлекали девушку от раздумий, но потом день кончался и наступала ночь, время для самокопаний и упрёков. Из-за этого Нина засыпала поздно - она старательно искала повод и старательно подбирала слова для извинения. Антон, который пытался за ней ухаживать, деликатно и неуклюже, однажды заметил взгляд, брошенный в сторону Германа, и горько сказал:
   - Как ты, такая умная, и не видишь, что он подонок? Совершенный эгоист!
   - Не твоего ума дело! - отшила его Нина. - Он умный и благородный человек. Тонкий, а мы его не поняли, и обидели. Я, в смысле, обидела. Я и верну его в совет.
   Антон замолчал, но ухаживать не прекратил. Только Нине его вздыхание казалось глупым и никчемным, да и все окружающие парни - мелкими и смешными. Теперь, когда мечты о принце оформились, и она, "принцесса", точно знала, кого видит отцом её детей - желание упасть в объятия Германа и позволить ему делать всё, что заблагорассудится росло не по дням, а по часам.
   В одно прекрасное утро Нина решила взять инициативу в собственные руки - извиниться, помириться и объясниться. Едва рассвело, она ушла за излучину, выкупалась и вымыла голову, вместо мыла используя букет диких гвоздик.
   Когда волосы немного подсохли, ей удалось расчесаться зелёными шишками репейника, словно в далёком детстве. Чувствуя себя свежей и ароматной, она направилась к костру Германа.
   Угли давно прогорели и подёрнулись серым пеплом, но лёгкий кисловатый угар дотлевающей древесины струился по ветру. Хотя заря уже горела в полную силу, в лагере было тихо. Но "принц" не спал, из его укрытия доносились какие-то непонятные звуки:
   - Герман... Ты здесь? Нам надо поговорить, - негромко произнесла Нина, деликатно стучась в уцелевшую стеновую панель, на которую косо опирались другие, образуя односкатную крышу.
   Всклокоченная голова высунулась ей навстречу:
   - Что?
   - Нам надо поговорить. Я тут подумала над своими словами и поняла, почему ты ушёл из совета...
   Герман решительно шагнул к Нине, схватил её за плечи:
   - Что тебе надо, что? Какого дьявола ты за мной следишь? Отстань!
   - Ты меня не так понял, - заторопилась она, пугаясь неожиданной реакции, - я опять не то ляпнула! Что же я за дура! Герман, миленький, людям нужен вождь, авторитетный, видный и уверенный...
   Брюнет возвышался над ней, сжимал железными пальцами её худенькие плечи и шипел в лицо:
   - Мне никто не нужен, запомни! И ты - тоже не нужна! Думаешь, я не понимаю, чего ты ко мне подкатываешься? Чтобы я тебя трахнул! Скажешь, нет? Хочешь, я прямо сейчас это сделаю?
   Он заламывал, сводил её плечи назад, отчего Нина теряла равновесие, валилась на спину. Герман почти уронил девушку на вытоптанную траву, тяжело сел на её бедра, свистящим шёпотом повторяя:
   - Если трахну, отстанешь?
   Снизу его лицо выглядело совсем иначе. Обострённым зрением Нина рассмотрела волосы, которые росли в его ноздрях, назревший прыщик на шее под густеющей бородкой и синячок, характерный след от неосторожного поцелуя, как его называли общежитские девицы - засос.
   В ней возникло отвращение, затем страх, панический страх, что вот этот типчик, которого она возвела на пьедестал мечтаний, этот бабник и потаскун - изнасилует её. У Нины всё поджалось внутри, заледенело, пропал голос, как было перед гадом Минькой, который заставил своих дружков держать её за руки, а сам залез рукой в её трусики и пальцем причинил невыносимую боль.
   Жалкий писк вырвался из горла девушки, но Герман почему-то испугался, зажал ей рот и чуть не выдавил зубы. Сзади появился его приятель, удивился:
   - Нашёл время играть... Пора идти, брось ты эту дуру!
   Прежде чем убрать ладонь, "принц" прошептал Нине прямо в лицо:
   - Удавлю, если пикнешь. Мы хотим уйти тихо, поняла?
   Его несвежее дыхание и угроза стали последней каплей. Из глаз девушки хлынули слёзы, она всхлипнула. Герман встал и, не оглядываясь, зашагал в сторону береговых холмов, нагоняя свою компанию. А Нина сидела в пыли и оплакивала рухнувшую сказку.

*

   После ухода Германа и компании всё стало отвратительным. Начались дожди, стало холодно. На отряд навалились неотложные дела, с которыми одна Нина не могла и не надеялась справиться. Куриный корм в двух хранилищах промок, покрылся плесенью. Пришлось вытаскивать его наружу, рассыпать тонким слоем, сушить под солнышком и снова прятать в склад, но уже надёжный, с многослойной крышей.
   Делая второй настил, Дима упал, сильно ушибся. Лечить его оказалось нечем, кроме того же опротивевшего куриного бульона. Отсутствие лекарств оказалось худшим из бед. Двое раненых, которые в катастрофе получили переломы конечностей, кое-как передвигались на самодельных костылях, а вот с теми, кого ушибло или сдавило - было совсем плохо.
   За две недели жизни на птицефабрике умерло десять человек. Один мужчина умер первой же ночью, паренёк, весь живот которого выглядел сплошной раной, прожил три дня, но тоже скончался. Мальчик с разбитой головой и несколько женщин с открытыми переломами умерли, когда раны загноились. И другие раненые понемногу умирали от непонятных причин.
   Медсестра Тамара, которая всё-таки отыскалась среди невменяемых жителей, отказывалась лечить, ссылаясь, что это дело врачей. Она умела делать перевязки, пусть и не совсем уверенно накладывала самодельные бинты. Нина помнила, что ромашка и зверобой помогали, как антисептик, поэтому долго бродила по лесу и окрестностям, но всё-таки нашла нужные заросли и научила Тому делать отвар.
   С другими болезнями бороться было нечем, особенно с расстройством желудка у детей. Скауты ничего не могли поделать - овощи и фрукты взять неоткуда, а куриный корм есть оказалось невозможно - слишком противно он пахнул. Крапивные салаты - это всё, что могла предложить Нина, но где ты найдёшь столько свежих и нежных листочков?
   Куриное мясо быстро приелось, и дети первыми поддались зову природы. Они, как дикие животные, как обезьяны, стали пробовать на вкус все зелёные растения, которые росли на лугу. Один глупыш выкопал жёлтенькие корешки, принял их за морковку и тайком сжевал.
   - Слава богу, что больше такой морковки не нашли, - раскричалась на вожатых Нина, когда после долгих колик, рвоты и судорог мальчик умер. - Идиоты! Это вёх ядовитый! Цикута!
   Ей пришлось собирать всех, проводить урок природоведения и принимать экзамен. Она и сама мало что знала из трав, но такого вопиющего невежества даже представить себе не могла. Всё чаще Нине хотелось забиться в уголок и расплакаться. Вместо чудес этот мир приготовил ей одни страдания.
   А тут ещё простуда или грипп, которые свалил каждого второго с высокой температурой, кашлем и головной болью. Превозмогая страдания, Нина пыталась организовать ходячих отрядников на оказание помощи совсем слабым, но ей грубили и отказывали, ссылаясь на собственное нездоровье.
   Антон обнаружил в десяти километрах автоматический завод по производству синтетических материалов. Обрадованные люди принесли оттуда много рулонов синтетической ткани и стали использовать, как накидки, как постельное бельё, как одеяла. Однако единственная находка ничего не решала.
   Нина сбивалась с ног, пытаясь решить все вопросы, но в один из пасмурных дней потеряла сознание прямо на заседании совета.
  

Глава двадцать третья

  
   Лешка оплакивал ушедшего друга - а Гарда была именно другом, причём умным, опытным и преданным - который умер исключительно по глупости и нерасторопности болвана, которого судьба облагодетельствовала настоящей дружбой, и который снова остался одиноким и никому не нужным человечишкой...
   "Болван, кретин... Загордился, вообразил о себе... А она меня ждала... И дождалась... Но я не брошу тебя, Гарда, я похороню по-человечески... И никогда не забуду..."
   Слёзы текли, он смахивал, размазывал их, и постепенно ему становилось легче, словно они размывали внутри и уносили с собой боль. Не ту, мучительную - последние мгновения агонии, а боль утраты, внезапного и невосполнимого исчезновения самого близкого тебе человека. Лёшка впервые испытал это здесь, в новом мире, когда понял, что не увидит тётю Машу. Но тогдашняя - не шла ни в какое сравнение, она жгла сильнее, словно он научился, натренировался страдать.
   "Страдать? Фигня какая... Любить научился, - сам себе ответил он, - а к тёть Маше я просто привык, но не любил. Я вообще, никого не любил... А ведь правда, будь Гарда девушкой, женился бы... Без колебаний. Похоже, я сумасшедший... Ну и пусть, кого это колышет? Сейчас отнесу на бугорок, выкопаю могилу, и конец всему... Никто и не узнает, что я думал, как относился к ней..."
   Лёшка обхватил могучую грудную клетку бездыханной собаки и попробовал приподнять. Ему сразу стало ясно, что на руки, как это красиво делали супергерои в кино - он не поднимет, что уж говорить о большем.
   "Да она сотню тянет, - огорчённо подумал он. - А по другому? Нет, это оскорбительно, волочь, словно падаль! Что же делать?"
   Поправляя Гардину морду и длинный язык, который безвольно свесился между ослепительно белых клыков, попаданец удивился:
   "Почему он розовый? И край пасти - тоже? Обычно у покойников слизистые - синюшного цвета..., - и замер на мгновение, застигнутый сказочно невозможной, но донельзя желанной догадкой, - или она жива?"
   Он припал ухом к собаке, вжимаясь в густую шерсть, и пробуя ладонью - вдруг сердце бьётся? Но ничего не почувствовал, а где щупают пульс у зверей, кто бы его учил! В сумасшедшей надежде Лёшка сунулся к морде лицом - вдох и выдох, они должны как-то сказаться, теплом там, лёгким шумом. Но только запах, собачий, обычный, витал в длинной, зубастой пасти. Отчаявшись, хозяин вправил Гардин язык, сомкнул ей пасть и зажал ноздри.
   Подождал.
   Ничего.
   И когда отчаянье достигло предела, снова выжало слёзы - произошло чудо. В горле Гарды родилось клокотание, она шевельнула головой, высвободила нос, фыркнула. Веки её дрогнули, глаза открылись, зрачки осмысленно повернулись в сторону "душителя". И боль плеснулась в нём - не его, а уже знакомая, хотя и несравнимо более слабая, чем в первый раз - боль слабого собачьего организма.
   - Жива! Ах ты, моя красавица, умница ты моя! Сейчас, мы сейчас тебя ещё подлечим, - завопил Лёшка, хватая аптечку и прижимая анализатор к шее напарницы, - мы тебя оживим, окончательно и бесповоротно!

*

   Спустя пару часов Гарда полностью пришла в себя и даже кое-что рассказала о случавшемся:
   "Появились чужие, хотели отнять еду. Наши не справились, чужой выстрелил, наш умер, второй наш убил второго чужого и первый убежал. Наши все разбежались, когда пришли другие чужие, собрали наших и увели. Это я слышала и уползла в сторону, чтобы не попасть в их лапы. Меня не заметили, я ушла умирать, а ты пришёл..."
   Больше ничего понять не удалось, и они пустились по следам чужих. Идти пришлось косогором, где устойчивость четырех лап перед двумя ногами дала Гарде гандикап, и та намного опередила Лёшку. Однако, обходя громадный выворотень, она остановилась, закрутила головой по сторонам, внюхиваясь. Затем позвала Лешку:
   "Хозяин, внимание! Я нашла знакомый запах. Помоги мне..."
   - Чем? Носом? - рассмеялся тот, всё ещё во власти эйфории от чудесного оживления напарницы. - С моим-то нюхом и тебе помогать, ха!
   Но изменил направление, всё равно идти по склону было неудобно - ноги съезжали по мокрой траве. А если прямо вниз бежать, чуть правее Гарды, то десяток шагов - и уже дно оврага. Лёшка так и поступил. Он отдался силе тяжести, которая потащила его, разогнала и на дне передала все права уже силе инерции, загоняя на противоположный склон, но недалеко. Шага три-четыре, поворот, и снова вниз, уже спокойно, не бегом. Поэтому Лёшка позволил себя роскошь смотреть не под ноги, а на выворотень.
   Ель или пихта - кто их разберёт? - рухнула вершиной в овраг, отчего широко раскинутые корни подняли с собой пласт дерна, не такого плотного, как на полянах, но тоже ничего так, толстого. Естественно, грунт частично осыпался с корней, но всё же в этом месте образовалась воронка, верхний край которой занимала вертикальная чёрная плоскость. Стена, похожая на фундамент, щедро облитый битумом.
   К ней и принюхивалась собака. Даже не точно к стене, а выше, к бугорку очень необычных очертаний.
   - Фигассе стеночка! - Лёшка потрогал битум, который не утратил блеска, хотя и сильно испачкался коричневой глинистой почвой.
   "Запах того места, где я была с прошлым хозяином, - собака тянулась носом к бугорку, - но там что-то горелое... и трупный смрад... скверное место..."
   Гарда волновалась. Её мыслепередача, обычно отчетливая и разумная, сейчас постоянно прерывалась образами, которые Лёшка не мог расшифровать. Наверное, так первоклассник воспринимал бы речь математика, посвященную дифференциальному исчислению.
   - Там что, трещина? Или.. Погоди, я проверю!
   Он взобрался на бугорок, принялся распинывать его, расталкивать хвою, землю, траву каблуками, потом подобрал сук и долго выскребал, обнажал штурвал знакомого вида.
   - Опаньки, а не вход ли в метро, как её? Магнитной станции, нет - магнитного баланса, кажется... Да, Лёвка так и сказал! Так что, посмотрим?
   Гарда утвердительно гавкнула. Она с каждой минутой становилась всё активнее, видимо, лекарства делали своё дело. На всякий случай Лёшка снял ранец, приложил анализатор к шее напарницы. Та терпеливо ждала, пока зелёная лампочка не сменилась красной - лечение закончено.
   Штурвал поддался не сразу, но дальше шёл мягко, без скрипа и сопротивления. Гарда ловила ноздрями воздух, который вырывался из щели между краем люка и крышки:
   "Да, знакомый запах! Надо проверить!"
   - Ты уверена? А то влетим, и аля-улю! Может, лучше наших найти и потом с подстраховкой лезть, Гардочка? Ты себя как чувствуешь, вообще-то?
   "Я здорова. Там нет опасности".
   - Видел я, как ты здорова... Кто сегодня ласты склеил? - нарочито сурово спросил её Лёшка, но тут же спохватился, что "ласты" напарница не осилит. - То есть...
   "Я здорова, - ответила та с интонацией, которая однозначно сигналила о полном понимании, - я не умерла. Идём!"
   Крышка откинулась, обнажив тёмное пространство. Оттуда выходил чуть тёплый воздух без малейшего запаха гари или гниения. Опустив козырёк бейсболки, Лёшка всмотрелся, постепенно засовывая голову внутрь. Этот бетонный куб вёл в три овала высотой метра два или больше. Широкая складная лестница прижималась к люку и ждала, когда её опустят и раскроют.
   - Ладно, пошли посмотрим. Только недалеко и по-быстрому. Я приключения на свою ж... - сквернословить при собаке, которая многие выражения понимала буквально, Лёшка не решился и выбрал нейтральное слово, - шею, то есть, не буду, поняла?
   "Посмотрим, недалеко. А искать буду я, конечно!"
   Лестница послушно опустилась и раздвинулась. Стоя на нижней ступеньке, Лёшка дождался Гарды, затем поднялся и закрыл люк. Так ему было спокойнее. В полной темноте он двинулся вслед за собакой, потом вспомнил, что источник света висит на поясе, отстегнул тоненький фонарик, включил и уменьшал яркость, согласуя с напарницей:
   - Чтобы только под ногами и чуть впереди видеть.
   "Вот так хорошо".
   Она трусила, следом он бежал вполсилы, радуясь, что не задыхается, как совсем недавно, в такой же трубе, только вертикальной. Овальный коридор скоро сменился квадратной камерой, как та, через которую проникли исследователи. Гарда выбрала самый широкий, который плавно примкнул к туннелю, такому широченному, что пришлось добавить яркости фонарика.
   - Я это место помню, - уверенно заявил Лёшка. - Не знаю, откуда, но помню. А ты?
   "Пахнет знакомо. Мы были, но не здесь точно... Надо дальше посмотреть, где трупы лежат..."- и собака ускорилась, сменив трусцу на ровную рысь.
   - Э, мы так не договаривались, - возмутился хозяин поведением напарницы, - я же не успеваю!
   "Я посмотрю и вернусь".
   Туннель изгибался плавно и почти незаметно, однако ослепительный свет фонарика, который Лёшка вывел на максимум, отчего луч превратился в ослепительную нить или шнур - на излёте размазывался по круглой серой стене. Гарда скакала там, малюсенькая, словно мышь, и уменьшалась, уменьшалась, уменьшалась, пока не исчезла вовсе. Только девичий голос, который транслировал её мысли, оставался с хозяином:
   "Пока ничего особенного. Запах трупов усиливается... И я слышу свой запах. Я тут была, я недавно тут была!"
   "Осторожно! Подожди меня! Гарда, остановись, - мысленно требовал Лёшка, но приказ не получался, его забивала тревога, - да остановись же ты! Не приведи бог, с тобой что случится, я не переживу!"
   Он припустил в полную силу, благо под ноги ложилось почти шоссе - ровная бетонная или асфальтовая полоса шириной метра три. Топот отражался от всех стен коротким эхом, смешивался со старым и превращался в ипподромный гул, который забил уши и немного оглушил. Но вой, горестный собачий вой - пробился, прорезал топот и остановил Лёшку.
   - Гарда? Что? Что с тобой? Я иду-у-у!
   Горестно вопя от ожидания потери, новой утраты напарницы, он скинул ранец - просто вывернулся из его лямок и помчался сломя голову, переведя фонарь в режим светового конуса.
   Топот оставался тем же, а вой приближался. Задыхаясь и обливаясь потом, Лёшка ворвался в низкий зал с колоннами. Неподалёку от пульта управления, у стены темнела какая-то конструкция. Вой шёл оттуда. Фонарь осветил Гарду, которая скорбела перед четырехколесной открытой машиной.

*

   Этот автомобильчик Лёшка видел во сне, который транслировал ему медицинский комплекс. Тот сон принадлежал Алексею Безрукову, сотруднику службы безопасности, первому и настоящему хозяину Гарды. С первого взгляда на собаку всё стало понятно попаданцу - Безруков сидел за рулём. Вернее, он навалился на руль грудью, голову положил на переднюю панель, но не свалился с сиденья.
   Невыносимый запах тления заставил Лёшку зажать нос и хватать воздух ртом. Разлагался не только контрразведчик, но и тот, кого ему удалось ликвидировать, расплющив бампером машины о стену туннеля. Рука раздавленного и пистолет - они лежали на капоте автомобильчика, словно подсказка, что схватка была смертельной, а получилась обоюдогибельной. Враг застрелил Безрукова, но от возмездия не ушёл.
   Лёшка оценил ситуацию, посочувствовал тёзке, но тревога за Гарду руководила его действиями. Он подошёл к напарнице, опустился рядом с ней, не разжимая пальцев на носу, обнял и подумал ей:
   "Я понимаю. Но нам надо уходить. Ему не поможешь, его не вернёшь. Поплакала и будет, пойдём. Пойдем, моя хорошая, пойдём..."
   Гарда страдальчески выла. Её морда вытягивалась вверх, губы вытягивались, будто она собиралась произнести "о", но тоска, равная плачу или стенанию русской бабы на гробе мужа перед опусканием в могилу, вырывалась звуком сильным, долгим с горьким переливом и уходом во вздох.
   Глаза напарницы слезились, скорее всего, от резкого запаха догнивающей плоти того, по ком она выла, но Лёшке показалось, что она живёт теми же чувствами, что испытал он над её бездыханным телом. В нём поднялась такая волна соболезнования, сострадания, что голова сама задралась вверх, пальцы на носу разжались, грудь конвульсивно дёрнулась, и вой вырвался непроизвольно.
   В два голоса напарники поминали человека, которого одна знала очень хорошо, а второй - по обрывочным воспоминаниям. Они выли и плакали, прекрасно понимая друг друга без слов.
  

Глава двадцать четвёртая

  
   Возобновлять собрание было поздно. Виктору пришлось отложить введение демократии до лучших времён, а они всё не наступали и не наступали. Зарядили ливни, ручей взбух, и на нижнем уровне возникло небольшое озерцо. Пришлось спешно перенести несколько построек. Потом появились волки, зарезали кабанчика и утащили.
   Второй урок, теперь уже от четвероногих грабителей, не пропал даром. Виктор объявил особое положение и принял все возможные меры предосторожности. Охрану лагеря круглосуточно несли охранники, вооружённые копьями с наконечниками из кухонных ножей, занятия военной подготовкой стали обязательными, а утренняя зарядка превратилась в полноценную тренировку.
   Все, от мала до велика разучивали приёмы самообороны, учились владеть шестом и дубиной. Разведгруппы превратились в семёрки и уходили в глубокий поиск на несколько дней сразу.
   Регбисты сдержали слово - остались в отряде. Им, конечно, помогли восстановить сломанное ограждение, а то копались бы они до морковкина заговенья. А попутно им объяснили правила поведения и - судя по их очень уважительному отношению к "тирану" - опасность непослушания.
   Времени на отдых у отрядников совсем не оставалось. Алёна и психолог больше разговоров про релаксацию не заводили, но Виктор постоянно чувствовал, насколько изменилось отношение девушки к нему.
   Та пренебрегала любыми словами командира, кроме прямого обращения или приказа. А он старался как можно меньше её отвлекать от дел - похолодало, в лёгкой одежде и обуви дети стали простужаться и прихварывать.
   Умерла простывшая старушка, кашляла-кашляла, и наутро просто не проснулась. Зато трое раненых практически выздоровели, что позволило назначить их на охрану лагеря, а из бывших охранников создать дополнительную разведгруппу.
   Вот она и обнаружила автоматический завод. Тот не работал - энергии не было, но на складе оказалось огромное количество синтетической материи. Когда радостные разведчики приволокли несколько рулонов ткани, которая превратилась в подобие древнегреческих хламид для детишек - Виктор снарядил туда целую экспедицию.
   Двадцать человек должны были сделать несколько рейсов, но вместо этого пришлось ограничиться одним. На фабрике они встретили представителей другой выжившей группы, чему все оказались так рады, что решили взаимно сходить в гости. Половина разведчиков привела новых знакомых в лагерь, а вторая - отправилась на птицефабрику.
   Виктор выслушал гостей, обрадовался решению проблемы с мясом - свинину он мог позволить своим лишь раз в неделю, чего было недостаточно. Судя по рассказам тех бедолаг, жили они в скверных условиях. Чтобы не откладывать дело в долгий ящик, командир велел собираться в дорогу Алёне, Водянову, психологу Андрею, взял с собой три самых сильных разведгруппы и ранним утром отправился туда.
   Во второй половине дня стало понятно, что марш-бросок не удался. Гости оказались физически слишком слабыми и буквально валились с ног. Предстояло где-то заночевать, и тут группа вышла на старую заросшую дорогу.
   - Искать поляну, - приказал Виктор разведчикам.
   Гриша со своими парнями побежал вперёд, осматриваясь по сторонам. Но буквально через минуту в той стороне, куда они ушли, грохнул выстрел, спустя минуту - второй и третий. Виктор встрепенулся:
   - Всем оставаться здесь!
   Поймав тревожные взгляды Алёны и профессора, он нахмурился, подозвал к себе Михаила-регбиста:
   - Если стрельба продолжится, уводи людей назад, в лагерь. Будешь за старшего, - и нырнул в кустарник, росший по обочине.
   Спустя несколько минут он рассматривал с небольшого бугорка бивак, разбитый возле грязно-синего троллейбуса. Судя по формам и рекламным надписям на боках, этот вагон прибыл из времени, близкого Виктору. Костёр с котелком над ним, пара ящиков, несколько сидений, гора сухой травы, изрядная гора хворосту - всё это придавало обстановке мирный вид, если бы не два неподвижных мужских тела.
   Вокруг головы одного расплывалось широкое пятно, а второго рассмотреть не удавалось - его загораживали парень и девушка. Они стояли на коленях и, видимо, оказывали помощь.
   Никаких признаков опасности и людей с оружием Виктор не обнаружил, тем более своих парней. Это его удивило. Осмотреть окрестности не удавалось - слишком сильно тут поработало землетрясение. Поваленные стволы деревьев перекрывали обзор. Пришлось рисковать:
   - Что случилось? - вышел он на дорогу. - Помощь нужна? Я слышал, вы стреляли..
   - Не мы, - вскинула голову симпатичная девушка, что стояла на коленях перед телом мужчины явно неживого вида. - Лёши нет. Мы не знаем... А тот, он с этим, и убил Федю... А Юра зарубил второго...
   Она показала на молодого парня со светлой бородкой, который находился в шоке, наверное, от содеянного. В его руке был зажат топор, с отточенного лезвия которого свисали капли свернувшейся крови. Взгляд парня не отрывался от убитого.
   Виктор аккуратно разжал пальцы Юры, выдернул топор, отбросил к костру, подальше. Потом подозвал мужика, очень интеллигентного с виду, но с глазами, полными ужаса:
   - Не стой дурак-дураком, уведи парня. Говори с ним, утешай. Не молчи, а то он сейчас с ума сойдёт, в лес кинется, хрен отыщем...
   Убедившись, что поручение выполняется, он отодвинул девушку и осмотрел мужчину, лежащего на земле. Тот не дышал.
   - Всё, ему уже не помочь, - огорченно заметил Виктор, закрывая убитому глаза и поднимаясь. - А за что его?
   - Ни за что! - выкрикнула девушка и расплакалась. - Федя, чего ты к нему полез... И Лёши нет!
   Виктор не знал, как утешать её, поэтому продолжил рассматривать несчастного Федю. Судя по свежей окровавленной ране в животе, пуля попала тому в брюшную артерию или позвоночник. Рука убитого находилась в пластиковом самодельном лубке, который держался на шее с помощью куска провода.
   "Похоже, тут люди приспособились, что-то соображали. Может, они из тех, к которым идём? Вряд ли, зачем бы им троллейбус обживать тогда?"
   - Кто у вас старший? - спросил он девушку. - Перестань плакать, этим ты никому не поможешь. Расскажи лучше, что случилось. И как тебя зовут, кстати?
   Всхлипывая, Флора сумела передать основное, хотя и с пятого на десятое. По её словам, руководитель, толковый человек, мудрый и знающий очень много, отлучился за лекарствами для раненой собаки. Остальные занимались делом, собирали хворост, траву для матрасов, искали ручей.
   А когда в лагере остались только женщины и дети, из леса вдруг вышли два мужчины, которые грубо потребовали еды. Им предложили подождать, пока все соберутся, и вместе поесть.
   Чужаки раскричались, сами сняли котел с мясом, а кашеварку Изольду ударили по лицу. На крик прибежали Олег и Федор. На них чужаки набросились с кулаками. Тогда Федор вытащил пистолет и пригрозил им самому высокому.
   - Но у Феди рука сломана и он весь такой неуклюжий, - снова разрыдалась Флора, - он не стал стрелять, а отступил и споткнулся. Тогда этот, высокий, поднял пистолет, и выстрелил ему в живот. И смеялся. На нас на всех пистолет наводил... А второй мясо доставал из котла. И тут подбежал Юра, ударил его топором и замахнулся на высокого... Тот два раза выстрелил, промахнулся и убежал...
   Из лесу послышались голоса. Несколько женщин, двое детей и Гришины разведчики шли к стану. Они вели молодого брюнета со связанными руками. При виде его Флора перестала всхлипывать - замерла, потом вскричала:
   - Это он! - и набросилась, норовя вцепиться ногтями в глаза. - Гад! Сволочь! Федю убил!

*

   Все до единого отрядники толпились в уцелевшей части птичника, под крышей, потому что на птицефабрику обрушился очередной ливень. Нина радовалась, что ей не надо вести заседание и подталкивать членов совета.
   Сегодня это делал представительный дядька лет пятидесяти, которого звали профессор Водянов или Сергей Николаевич. Он единственный среди гостей величался по имени-отчеству.
   Однако старшинствовал в их делегации не профессор и не девушка по имени Алёна, а коренастый мужик средних лет по имени Виктор. Хотя говорил он негромко, но те, кто пришёл с ним, слушали каждое его слово. Не только Нина заметила это. Антон даже подчеркнул разительное отличие двух команд:
   - Я такой дисциплины и в армии не видал! Каждый знает своё место, и не отнекивается.
   - Нам бы так, - согласился Дима, - горы свернуть можно.
   - Правильно, у них высокая сознательность, - подчеркнула Нина, а чтобы усилить аргумент, добавила. - Если мы будем с людьми работать, объяснять каждому важность именно его вклада, то и у нас будет такой же энтузиазм.
   Вожатые скаутов изобразили вежливое согласие, но и только. Девушка встревожилась. Ей показалось, что они с удовольствием отказались бы от работы в совете, сменив возможность проявлять инициативу на тупое послушание. У неё словно колокольчик прозвенел в голове: "Демократия под угрозой!"
   Нина тотчас встревожилась, ведь она столько сил положила на создание и развитие самоуправления, а тут её детище собираются сравнивать с заведомо несправедливым, казарменным режимом!
   Она оставила все дела, чтобы сопровождать Сергея Николаевича и Виктора. Гости быстро осмотрели лагерь, уточнили количество комбикорма, прикинули, сколько бройлеров живёт под открытым небом, скептически покривились и предложили собрать актив для принципиального разговора.
   - Не актив, а совет, - возразила Нина, - раз переговоры, то надо их вести на высшем уровне. Если что важное, тогда всех соберём.
   - Годится, - кивнул Виктор, - собирайте прямо сейчас.
   Собственно, собирать никого не пришлось - все стояли рядом. Самое неприятное для Нины, что никто не хотел работать. Отрядники с интересом расспрашивали гостей, ахали, откровенно завидовали их порядкам, прочной крыше над головами и уверенности в будущем дне. Постепенно все сбились в толпу и бродили вслед за делегацией гостей. Это выглядело скверно и недостойно, словно цыганский табор или запорожская вольница, сборище анархистов.
   Ко всему прочему, вместе с визитёрами пришла ещё одна, маленькая группа, человек десять, которыми руководил, якобы, Мудрый Знаток. Они держались в сторонке, поэтому не сразу попались на глаза Нине, а только перед самым советом. Её поразило, что в составе той группы находился Герман, почему-то связанный по рукам и ногам. Два здоровенных мужика завернули девушку, которая кинулась выяснить причину такого обращения с парнем:
   - Он арестован. Виктор сказал, потом разберётся, к вечеру.
   - Герман - наш, вы не имеете права его держать у себя!
   - Это с командиром решайте, - охранник могучей рукой отстранил её.
   Рассерженная Нина кинулась к Виктору. Тот выслушал, пообещал всё объяснить после главного вопроса, потом поднялся и обратился к совету:
   - Времени мало, поэтому вести наши переговоры, как вы их назвали, стану я. Ситуация в стране аховая, если вы этого ещё не поняли. Помощи ждать не от кого, надо самим выживать. Для этого надо выкладываться, работать не покладая рук. У вас порядка и дисциплины нет, как я заметил. Работу побросали, рты поразинули на нас, а руководители и в ус не дуют. Новгородская вольница плохо кончила, чтобы вы знали...
   Отрядники онемели. Совет растеряно смотрел на Нину, а та потеряла дар речи от такого наезда.
   "Ничего себе гость! Охамел совсем. Надо что-то ему ответить. А что?" - пыталась собрать мысли девушка, но толкового ответа экспромтом выдать не могла.
   Виктор тем временем продолжал разносить деятельность совета в пух и прах:
   - ...плана развития у вас нет, к зиме не готовитесь. Знаете, это называется - плыть по течению. Мы прикинули ваши ресурсы, и считаем, что можно хозяйничать лучше. Вы из тех яиц, что бройлеры стали нести, могли бы цыплят вывести, поголовье бы восстановили... Эх, нам бы ваши условия! Ну, ладно, к делу. Давайте-ка объединяться, создавать единое поселение. А то вы скоро последних кур подъедите, потом комбикорм прикончите, а там морозы подоспеют. Наше предложение понятно?
   Он замолчал, переводя взгляд с одного члена совета на другого. Все опускали глаза, что подействовало на Нину, как ожог от утюга. Ей стало настолько больно, что она прекратила попытки найти умные слова, а просто кинулась на защиту своего детища, очертя голову:
   - Вы специально совет грязью поливаете? Нас наш порядок устраивает, - выкрикнула она, - а к зиме мы подготовимся. Уже готовимся! И вообще, вам не кажется, что борзометр зашкаливает?
   - Не кажется, - парировал Виктор, оборачиваясь к Нине. - Вы неспособны организовать людей. Вот, полюбуйтесь, - он повёл рукой вокруг, - это не ваши люди стоят, уши развесили? Типичное безвластие, потому и порядка нет. Каждый делает, что хочет, а вы их уговариваете, вместо того, чтобы заставить...
   Профессор с места выдал цитату:
   - Это опасно! Когда верхи не могут управлять, а низы не хотят подчиняться, экстремизм поднимает голову, начинаются смуты, волнения, бунты...
   - Кстати, Нина спрашивала, почему арестован один из ваших, Герман? - громко продолжил Виктор, обращаясь к толпе. - За бандитизм и убийство. Он и его дружок ограбили беззащитных женщин, а когда мужчины попытались дать им отпор - застрелили человека. Без малейшего повода. Если вы считаете, что у вас порядок, то как такое возможно?
   Отряд затих, глядя на Нину. Девушка растерялась. Она понимала, что промолчать нельзя, но не знала, как поступить. В голове билась глупая и бессмысленная фраза, которую она запомнила. Телевизионная судья при зачтении приговора какому-то преступнику начала свое длинное выступление со слов: "Заслушав доводы обвинения и защиты, рассмотрев доказательства, суд пришёл к выводу..."
   Нина ухватилась за эту - единственную связную и толковую, как ей казалось - мысль и произнесла как можно твёрже:
   - При чём здесь порядок? И почему мы должны вам верить, что Герман - бандит? Это серьёзное обвинение, его нужно доказать. Факты, свидетели, прокурор, адвокат - только так! Когда суд признает Германа виновным - тогда и будете права качать.
   Спроси кто, откуда у неё взялись такие жаргонные выражения, Нина сама бы не вспомнила, но эти "феня" произвела на Виктора удивительный эффект. Он запнулся, внимательно посмотрел на девушку. Та гордо вскинула голову и держала взгляд.
   - Даже так? Хорошо, прежде чем решать главный вопрос, решим частный, - согласился Виктор, - устроим суд. У нас есть в этом небольшой опыт. Предлагаю обвинителем Флору из группы, где был убит человек. Защитником можете быть вы, Нина. А судьёй буду я.
   И он жёстко глянул на Алёну, которая за время совещания не произнесла ни слова.

Глава двадцать пятая

  
   Гриша и Михаил привели Германа, усадили напротив совета. Девушки из его бывшего коллектива тотчас подбежали, и обвиняемый что-то весёлое им сказал. Когда охранники отогнали их прочь, девушки довольно улыбались и твердили, что "согласны, конечно, согласны!" Водянов что-то объяснил Флоре, потом подошёл к Нине:
   - Вы можете задавать вопросы, просить пояснения. А потом скажете свои соображения по поводу виновности обвиняемого. Понятно?
   Толпа затихла, когда Виктор повысил голос и потребовал тишины. Он рассказал, что произошло возле троллейбуса, как выглядит картина преступления. Отрядники ахнули, узнав, что приятель Германа был убит топором на месте преступления. Однако Нина обрадовалась:
   - Стойте! Ваш Юрий убил безоружного! И почему вы его не связали? Что, двойной стандарт? Он злонамеренный убийца, ведите его сюда тоже!
   - Нет. Его не за что судить, - возразил "судья". - Юрий был в состоянии аффекта, к тому же  он пытался защитить женщин. Это самооборона, а не нападение.
   Водянов привёл цитату:
   - Кто с мечом к нам придёт, тот от меча и погибнет! Ещё Невский сказал...
   Конечно, они говорили правильно. Если бы обвиняли кого-то другого, то Нина тотчас признала оправдание незнакомого Юрия справедливым, но ради Германа она не могла смолчать:
   - Как? Ваш человек зверски, безжалостно убил, лишил жизни человека! А вы его оправдали, даже порицания не вынесли! Получается, что  жизнь вообще ничего не стоит? Вы как хотите, но это в корне неправильно!
   Темперамент и напор её речи произвели некоторый эффект. Члены совета кивнули, соглашаясь, однако представители Лёшкиного отряда зароптали, особенно красивая девушка, которую Нина сразу невзлюбила. Флора выступила вперед и гневно воскликнула:
   - Нет, вы только послушайте её! Да что ты знаешь? Он чуть сам на себя руки не наложил, так  переживал. Если бы Юра не напал на этого бандита, то кроме Феди, и нам досталось бы! Думаешь, я таких типов не знаю? Их только психостоп вапама сдерживал, а сейчас они распоясались. Против таких ублюдков нужна сила!
   Она кричала, обращаясь  ко всем, но чаще всего оборачиваясь к Виктору. Тот играл желваками на каменном лице. Профессор, что сидел через одного человека от Нины, попросил разрешения объяснить ситуацию. Виктор кивнул:
   - Валяйте,  Сергей Николаевич, но недолго. И без этого... - руки председателя сделали жест, который можно было истолковать, как "не морочьте мозги!"
   - Для начала - как вы знаете, тюремного наказания не существует в принципе. Я уж не говорю о смертной казни, которая отменена ещё в середине двадцать первого века. Но тут есть щекотливый нюанс. Если вапамы прекратили работу, и сдерживание злого умысла прекратилось, то виноват ли индивидуум, что совершил преступление? Я бы сказал, что вина ложится на общество, которое не обеспечило гарантированное сдерживание...
   Виктор прервал его, иронически хлопая в ладоши:
   - Спасибо, объяснили. Одно уточнение, можно? Я сейчас ткну вас пальцем в лицо, а отвечать за выбитый глаз будете вы сами, как часть общества. Согласны?
   - Вы утрируете, - оправдался профессор, - а я лишь доктрину изложил, что наши криминологи... Всё-всё! Продолжаю. Есть и должна быть персональная ответственность за проступки и преступления. Я не психолог, но  с точки зрения социологии власть, как таковая, нужна  для поддержания баланса справедливости, хотя и не только. Проще говоря,  тот, кто сильнее, обязан защищать интересы большинства. Отсюда вывод - если мы все вместе репрезентативны, то есть, достоверно представляем  большинство, то  можно прибегнуть к голосованию, выбрать присяжных... А они решат. Что я и предлагаю. Всё.
   Виктор хмыкнул:
   - Некогда нам выборы затевать, профессор. Давайте уж прямое голосование, - и он зычным, командирским голосом обратился к толпе. - Все слышали, о чём речь? Юрий убил человека, защищая он него женщин и детей.  Кто за то, чтобы назначить ему наказание? Какое, обсудим позже... Трое. Опустите руки. Кто за то, чтобы оправдать?  Двенадцать... Спасибо, продолжаем. Перед вами человек, который отнял у человека пистолет, которым тот пытался защитить женщин и детей. У однорукого инвалида, и застрелил его. Слово обвинению.
   Флора вскочила, гневно напала на Германа с упреками. Тот ухмылялся, чем довёл девушку до истерики:
   - Мерзавец, ты даже совести не имеешь! - она разрыдалась на плече у пожилой женщины. - Я не могу с ним говорить... пусть Эмма или Изольда...
   По лицам отрядников и членов совета было понятно, что такое поведение обвиняемого никто не одобрил. Но Нина не растерялась и задала Герману вопрос-подсказку:
   - Ты испугался, когда на тебя направили пистолет, верно?
   - Ещё чего! - гордо ответил тот, явно не понимая, куда она клонит.
   - Но ведь это была угроза твоей жизни! И ты, конечно, вырвал оружие, а когда оно оказалось у тебя, случайно выстрелил?
   Нина смотрела на парня неотрывно, внушая ему мысль, что надо согласиться, усилить ответ, подтвердить, что - да, нечаянно, совсем того не желая. Но Герман отказался от помощи, даже нагрубил, скрестив руки на груди:
   - Да иди ты, дура! Какая угроза? Он сам пистолет выронил. И хорош на меня пялиться!
   Он замолчал, поглядывая на окружающих с видом победителя. Виктор покачал головой:
   - М-да-а... Что обвинитель, что защита - ни бе, ни ме... Ответь-ка, Герман. Зачем  ты стрелял? Если Федор выронил пистолет, то...
   - А кто ты такой, чтобы допрашивать?  У меня расстройство нервной
деятельности,  мне нужна психологическая помощь и реабилитация. Вы никто, - Герман обвёл рукой присутствующих, - так что лучше отпустите, а то потом ответите перед законом за самоуправство!
   Поставленный баритон, уверенная речь и манеры подсудимого сильно повлияли на совет. И не только - отряд "Мудрого Знатока", кроме Флоры, пожалуй, как-то стих, оробел. Профессор Водянов наклонился к Виктору и довольно громко  высказался:
   - Он прав. Я же сказал, по уголовному и пенитенциарному кодексу преступников крайне редко  изолируют от общества. В основном используется психокоррекция и шокерное ограничение.
   - Это как?
   - Удар током  возрастающей силы, вплоть до обездвиживания при попытках противоправных поступков. Таким образом формируется условный рефлекс. К сожалению, после отбытия наказания и отмены шокера, всё же случаются рецидивы...
   Виктор изумлённо поднял брови:
   - Да? О, как далеко вас завёл гуманизм... Господи, Россия, ты когда-нибудь устоишь перед заграничной дурью? Начали с моратория на казнь, а докатились до психокоррекции, -  затем посуровел, жёстко спросил Германа. - За что ты получил первое наказание?
   - Да иди ты!
   - Хорошо, иду.
   Виктор встал. Его отряд затаил дыхание. Не понимая причины возникшего напряжения, все остальные тоже затихли. В полной тишине прозвучали слова, обращенные к обвиняемому:
   - Ты всё равно ответишь на вопросы, - а затем Виктор обратился к толпе. - Поясню, чтобы не удивлялись. Я нездешний, мне наплевать на ваши условности, на так называемую демократию и законность.
   Нина ничего не понимала. Её "принц", который почти утратил былую привлекательность, но ещё кое-что значил для неё, сейчас вёл себя на редкость неправильно. А самозванный "судья", невозмутимый и страшный в своём спокойствии, явно затаил обиду и готовился совершить какую-то гадость.
   - У тебя есть  десять секунд, - отчеканил Виктор, остановившись перед обвиняемым - потом будет больно.
   Герман усмехнулся, сделал непристойный жест и принялся изрыгать такие слова, что всем стало стыдно. "Судья" молчал и смотрел на часы, не отстраняясь от рук, что мелькали перед его лицом. Речь, насыщенная обсценной лексикой,  внезапно прервалась, а жуткий крик заставил всех вздрогнуть. Герман согнулся, бережно прижимая кисть левой руки к груди. Виктор громко сказал:
   - Отвечай. За что ты получил первое наказание?
   Герман набрал воздуха и закричал громче. Виктор сделал неуловимое движение перед его лицом, отчего крик прервался. На мгновение - чтобы стать визгом. Здоровая рука Германа взметнулась и прикрыла ушибленный нос. Виктор воспользовался  моментом, ухватил левую руку подсудимого. Визг сменился стоном, и всё стихло. Нина подбежала к барьеру, где испуганный Герман рассматривал вывихнутый и вправленный "судьёй" мизинец.
   - Вы садист! Как можно! Конечно, это безопасно, истязать связанного, который не в состоянии дать вам отпор!
   Виктор равнодушно ответил:
   - Он не связан. Уймись. Он хам, который  выпросил урок послушания, - затем повернулся к подсудимому. - Спрашиваю третий  раз, потом сломаю ухо.
   Герман вскочил, гнусавым от слёз голосом поспешно рассказал о сроке первого ограничения:
   - ... изнасилование. Второе - хулиганство, третье - избиение. Но я амнистирован!
   - Зачем убил Федора?
   Подсудимый принялся юлить, оправдываться плохим настроением, голодом, страхом, что на них нападут:
   - ...этот, с топором, - повертел он головой, разыскивая Юру. - Он убил бы и меня, если...
   - Врёшь! - Флора не выдержала, снова закричала, перекрывая своим звонким голосом баритон Германа. - Ты нас запугивал, а когда увидел, что не боимся, специально выстрелил в Федю. Сволочь, в живот! Хоть бы в ногу, чтобы ранить, а то...
   И она заплакала. Нина стиснула зубы, понимая, что это театр, что все заранее сговорились мешать ей, что они ненавидят её и Германа, что есть только один способ сорвать их гнусные планы:
   - Прекратите комедию ломать, - возмутилась она, обращаясь к Виктору. - У вас всё срежиссировано! Конечно, вот они, свидетели, которые хотят на голос взять или разжалобить. Получается, что все на одного! Куда уж лучше, только я против такого суда! Нет, так не пойдёт! Я должна подготовиться, я должна изучить все детали, чтобы не допустить ошибки!
   Профессор Водянов поднялся, чтобы что-то сказать, но Флора зарыдала ещё громче, отрядники кинулись её успокаивать. Поднялся шум, члены совета растерянно смотрели на Нину, ожидая подсказки. Виктор несколько раз хлопнул в ладоши, привлекая внимание, и объявил в короткой тишине:
   - Хорошо, готовьте защиту, обсуждайте. Если у вас будет что сказать... - он громко чеканил слова, отчего те позвякивали металлом. - Уже темно. Сейчас мы заканчиваем, а утром прошу всех собраться здесь же - примем решение по объединению. Если вместе, то суд закончим сообща. Если врозь, то распрощаемся, отдадим вам Германа и делайте с ним, что хотите.
   Толпа стала растекаться, члены совета тоже собрались уходить, но Виктор окликнул их:
   - Э, друзья? А кто стеречь орла будет? Он ваш, вот и забирайте.

*

   Дима, Антон, Матвей и два здоровенных парня, что караулили обвиняемого раньше, повели Германа в единственное закрытое помещение - кладовку. Виктор расспрашивал Флору и мужчин из ее группы. Алёна оживлённо беседовала с вожатой Людой на тему воспитания детей, а Нина воспользовалась моментом и окликнула профессора Водянова.
   - Вы ко мне? Простите, не сразу понял... Чем могу служить?
   Эта манера обращения отличалась  такой несовременностью, что она не удержалась, заметила:
   - Вы так странно говорите, Сергей Николаевич, что удивительно.  Как из двадцатого века...
   - Так оно и есть, - расплылся в довольной улыбке профессор, - именно двадцатый,  первая треть...
   Ничего себе заявление! Девушка едва удержалась, что не броситься современнику, ну, почти современнику, на шею и не завизжать  от восторга. Ещё бы! Человек, который помнит тот мир, который получил классическое образование и должен иметь превосходную память! Нина справилась с порывом и ограничилась откровенным вопросом:
   - Так вы наш... А как сюда попали, и когда?
   Недоумение, проступившее на благородном лице Сергея Николаевича, дало ответ раньше слов, которые лишь озвучили его:
   - Вы тоже, как и Виктор, ошибаетесь в предположениях. Я местный, сиювременник. Мы с вами непременно разберёмся в истории вашего проникновения в эту реальность, но позже, как только возможность появится... А богатством словарного запаса и образностью, не убоюсь иронии цветистыми оборотами - я обязан родителям и дедушке. Они у меня словесники, приобщили к бумажной книге. О, классика, бессмертная, о  мемуары, особенно академические издания, без купюр!  А стихи? Возвышенная поэтика образов и...
   Он красиво и связно говорил,  напоминая ручей, журчанием и непрерывностью, но настроение Нины увяло, она вспомнила о цели, с которой окликнула Водянова, а потому неделикатно оборвала его:
   - Прошу прощения, но  мне надо выяснить, на что способен Виктор. Он так жестоко поступил с нашим товарищем, и я боюсь, что завтра дело кончится плохо...
   - Понимаю,  как я вас понимаю, - мгновенно переключился профессор. - Мне ведь тоже не по себе от его манер. Видите ли, милая девушка, он уверен, что в условиях особого, как бы помягче, военного, пожалуй... Да, военного, уже начались перестрелки... Ах, я отвлёкся!
   Водянов понизил голос, словно готовился  открыть некую тайну:
   - Он частично прав. У нас никто не рискнёт украсть или обидеть кого-то, но не по велению совести, не из внутренних побуждений или установок, отнюдь. Из страха перед наказанием. Виктор -  только никому, смотрите! - в первый же день установил режим террора. И как! Показательно убил молодого, сильного парня, такого же высокого, кстати, как ваш подсудимый. Между нами, - профессор перешёл на шёпот, - он даже не переживал по этому поводу. И это меня пугает больше всего...
   - Как вы его терпите? - звенящим от негодования голосом воскликнула Нина. - Гнать таких из руководства! Поганой метлой! Я завтра же поставлю вопрос  на общем собрании, и к вам мы не пойдём, пока этот убийца...
   Она захлебнулась - воздуха не хватило на монолог. Водянов вклинился в паузу:
   - Вы правы, да. Но он и сам поставил вопрос, чтобы избрали другого, порядочного человека. Просто обстоятельства не позволили нам закончить процедуру выдвижения кандидатов и...
   - Вот завтра и закончите!
   Нина побежала к себе. Она приняла решение, которое могло лишить её места в совете, но жизнь человека стоила дороже, много дороже шкурных интересов. Собрав узелок с запасом еды на первое время, девушка выждала, когда стемнеет. Убедившись, что лагерь засыпает, она направилась в  сторону уцелевшего склада. Там, в каморке, томился под охраной Димы и ещё какого-то парня из новеньких Герман.
   - Всё нормально?
   - Привет, Нина, - охранники заслонились руками от костра.  - Всё в порядке, а что?
   - Как Герман?
   - Тоже нормально.  Ужин съел, сейчас спит, наверное. Спокоен, как слон.
   - Надеюсь, не убежит, - хитро выразила сомнения Нина, рассчитывая понять, где слабые места у этой импровизированной тюрьмы.
   Её первое намерение - отпустить охранников и открыть дверь, конечно же, было глупым и неисполнимым. Нина отдавала отчет, что руководит ею желание спасти от смерти Германа, "принца", пусть и не оправдавшего мечтаний, пусть виноватого в смерти какого-то Фёдора, но всё ещё чуточку её любимого. Наверное, поэтому и голова работала не очень хорошо. Но сейчас, оказавшись совсем рядом - только дверь, вместо замка подпёртая толстой палкой, и разделяла их - девушка успокоилась и решила действовать разумно.
   - Дверь ему не выломать, - самодовольно заявил второй охранник, - да и мы не дадим. Пол бетонный, а окошко с тылу завалено.
   - Вот и ладно. Ну, пока!
   Нина распрощалась, дала круг и зашла в развалины. Долго и осторожно она пробиралась среди потолочных плит и стенных панелей, которые осыпались, разломились и создали настоящие завалы. Крадучись, девушка сделала последние шаги перед обломками плиты, которые привалили окно каморки. Собственно, один только обломок потолочной плиты, который упал вертикально и был прижат другими, мелкими кусками, преграждал путь Герману на свободу.
   Нина занялась расчисткой. Она аккуратно переносила обломок в сторону, по возможности бесшумно укладывала и возвращалась за следующим. Сколько времени ушло, пока ей удалось пошевелить вертикальный кусок плиты, сказать трудно, но усталость накопилась такая, что пришлось сесть, чтобы перевести дух. Герман изнутри толкнул обломок, отодвинул и шёпотом спросил:
   - Кто? Зачем?
   - Тс-с-с! Это я, Нина. Так надо. Минутку подожди, чтобы не шуметь, а то услышат...
   Она ощутила такой прилив сил от его голоса, что справилась за пару минут, руками и ногами отгребая мелочь в сторонку. Наконец, заслон удалось отодвинуть настолько, что Герман протиснулся, словно змея, сполз на землю.
   - Говори, зачем ты меня выпустила?
   - Тебе грозит опасность. Виктор, он убийца...
   - Да в гробу я его видал, - захорохорился недавний заключённый, - у него прав нет меня судить...
   Однако страстный шёпот Нины заставил его замолчать.
   - Что ты! Он страшный человек, он людей убивает. Ты должен переждать, пока я не добьюсь его отстранения от власти. Пойдём, я покажу, где можно укрыться, а потом я тебя верну, и всё будет хорошо...
   Когда они выбрались из развалин, луна взошла полностью и прекрасно освещала путь. Нина направилась к излучине ручья, в своё потайное место. Положив узелок с едой на камень, она в полный голос пожелала Герману спокойной ночи. Тот усмехнулся:
   - Я тут не останусь. Твои приятели скоро хватятся, начнут искать, а мне не в кайф туда возвращаться. Пойдем со мной!
   - Куда? Зачем? - Нина вырвала руку из лапищи Германа, но тот настаивал.
   - Я знаю местечко, где жрачки - завались. Там мои приятели окопались. Мы как раз от них шли сюда за девочками, когда этот придурок с пистолетом...
   - Пусти! Да что ты во мне пристал!
   Она опять сбросила его руку с плеча и отступила к лагерю. Парень удивился:
   - Я пристал? Сама меня сюда привела, я не просил! - снова поймал её запястье, крепко стиснул, рванул к себе. - Кончай выделываться, пошли уже. Я же знаю, ты на меня запала, аж по коленкам течёт. Там потрахаемся всласть, не здесь же комаров кормить... Да что ты... Ой!
   Оскорблённая Нина вцепилась зубами в его кисть. Герман вскрикнул и свободной рукой ударил девушку в лицо. Некоторое время он рассматривал укушенный палец, затем глянул в сторону лагеря. Приняв решение, парень легко поднял с травы тщедушное беспамятное тело, забросил на плечо, словно мешок, и двинулся в сторону дороги, которая вела в разрушенный город.

*

   Ветка хлестнула по щеке, даже слегка оцарапала. Нина дернула головой, отстраняясь, и поняла, что лежит на чём-то, мерно покачиваясь.
   "Герман, - вспомнила и сообразила она, - меня тащит... А куда?"
   - Отпусти, - кулачок ударил по могучему плечу, - немедленно отпусти!
   Её больно перехватили поперек, сбросили, едва не уронив. Ноги косо приземлились, подогнулись от неожиданности. Чтобы не упасть, Нина ухватилась за Германа. Тот подстраховал обеими руками, поставил прямо:
   - Очухалась? Тогда сама топай, я тебе не носильщик, - и зашагал прочь.
   - Где мы? - оглянулась девушка, не узнавая место.
   Луна серебрила жуткий пейзаж - пустая дорога, поросшая кустарником и порванная трещинами на мелкие неровные блоки, словно пустынный такыр, а за обочиной - поваленные и переломанные деревья, деревья, деревья...
   Безоблачное небо и холодное ночное светило придавали миру безжизненную чёткость двуцветия. Чёрное отделялось от серебристого границей, за которой детали не различались, становились невидимыми. Но и светлая сторона добротой и щедростью не отличалась - она растворяла в себе полутона, что придают достоверность предметам, и отливала ртутной мертвенностью.
   - Герман, стой!
   - Чего ради? - ответ был брошен через плечо, а парень быстро удалялся.
   - Где лагерь? Мне надо вернуться!
   Герман расхохотался, обернулся полностью, отчего фронтальная поверхность тела оказалась в тени, а контур - залила ртутная белизна.
   - Не хочешь быть моей тёлкой, возвращайся, кто мешает? А я пошёл!
   Чем дальше он уходил, тем страшнее становилось Нине:
   "Оставаться тут, среди поваленного леса? Пережидать ночь в этой жути, безмолвной, словно кладбище?"
   Как ответ, прилетел звук, от которого мороз пробежал по спине. Не то глухой клёкот, не то вой очень старого зверя, чьи голосовые связки ослабели и способны лишь на тремолирование - вознёсся над неупокоенными трупами деревьев. Нина не выдержала, побежала к единственному существу, которое могло хоть как-то защитить, уменьшить ужас, переполнивший её душу.
   - Герман, подожди! Я с тобой!
   Она догнала его, вцепилась в руку:
   - Я с тобой! Но только чтобы здесь не оставаться. Потом я уйду! И ты меня не удержишь!
   Тот высвободился:
   - Нужна ты мне.... Жалею, что взял с собой. Да не цепляйся ты ко мне! Дура...

*

   Они брели по старой дороге, пока не оказались перед разрушенным городом. Безжизненные холмы бетонных обломков выглядели большой свалкой. Луна помогла добраться к прогалине между развалин, где Герман долго отыскивал вход среди одинаково чёрных теней.
   Потом они осторожно ползли по какому-то узкому каналу в просторное помещение. Там парень посветил зажигалкой, отыскал обломок пластмассового ящика, поджёг и превратил в факел.
   - Не отставай!
   Насколько Нина сумела понять, им пришлось подниматься по спиральному коридору, в которой то и дело возникали ходы внутрь этого колоссального сооружения. Оттуда доносились шорохи, но темнота надёжно скрывала их авторов. Парень и девушка основательно устали, когда впереди возникли очертания какого-то механизма.
   - Пришли! Сейчас найдём своих, и завалимся спать, - пообещал Герман, ускоряя шаг.
   Факел высветил примитивный очаг из крупных кирпичей или ровных камней, на которых стоял закопчённый котёл. Немного дальше в беспорядке валялись с десяток постелей, большинство из которых было занято парами. Всклокоченная голова поднялась с одной из постелей, её обладатель заслонился от света:
   - Кто?
   - Это я, Кир, - обрадовано воскликнул Герман.
   - Один?
   - С новой тёлкой. Мы там влетели, хрен проссы...
   - Падайте, завтра перетрём, - недовольно проворчал Кир, - да гаси же! Спать мешаешь. Вот там свободное лёжбище.
   Герман направился к постели, а Нина отошла к стене, свернулась клубочком на бетонном полу и мгновенно заснула.

*

   Утром её разбудили неделикатным толчком в бок:
   - Эй, коза, подъём! Твоя очередь жратву готовить!
   Над Ниной стоял высокий, как Герман, парень. Он потянулся без всякого стеснения, зевнул, почесал в паху. Затем повернулся в сторону света и показал девушке на невысокого сутулого человека, который хлопотал у костра:
   - Вместе с Лёвкой. Хавчик нам сделаете, тогда и сами поесть можете. Иди, он тебе всё покажет. Теперь будете сообща работать.
   Лёва оказался тоже очень молодым, но выглядел, как раб из фильмов. Он постоянно втягивал голову в плечи, сутулился и не поднимал глаз на Дона, как звался главарь этой компании.
   Быстро отварив сублиматы, которые пахли просто восхитительно, Лёва и Нина подали их троим парням и двум девушкам. Те торопливо сожрали куски мяса, запивая напитками из разноцветных бутылок.
   Побросав пустые одноразовые тарелки на пол, вся компания переместилась к костру и занялась непонятным Нине делом. Они что-то кипятили на плоском листе металла, старательно помешивая и подливая резко и противно пахнущий реактив.
   - Что это?
   - Марьяж делают, - тоже шёпотом пояснил Лёва, - простенький наркотик. Сварят, потом уколются и приход словят. Надо будет линять, когда дело до приёма дойдёт. Этот приступ требует секса, а если твой Герман бисексуал-экзот, как Дон, то он на меня кинуться может, - и слёзы выступили у парня на глазах. - Оно мне надо?
   Кусок нежного мяса застрял у Нины в горле. Весь ужас того, что случится с ней, что уже случилось с Лёвой - предстал перед ней, словно в страшном сне. Она вскочила, побежала вниз, не раздумывая и даже ничего не соображая.
   Но далеко уйти ей не удалось, сзади послышался топот ног, и голос "принца" ударил ей в спину:
   - Ты куда? А ну, стой! Я зачем тебя сюда привёл?
   Нина рванула дверь какого-то склада и шмыгнула в темноту. Герман почти догнал её, радостно захохотал, и ей пришлось обернуться, чтобы встретить опасность лицом к лицу.
  

Глава двадцать шестая

  
   Лёшка на бегу читал надписи, сделанные по трафарету. Они выглядели, как и те, что украшали стены возле медицинского комплекса. Везде указывалось расстояние, только в этот раз до резиденции президента, до контрольно-пропускного пункта, до...
   - Наконец-то! Медпункт! Гарда, слышь, где мы с тобой были, помнишь?
   "Помню, - односложно отозвалась напарница, - лечение. Знакомый запах..."
   Она как будто забыла своего первого хозяина, оплакав его вместе с Лёшкой. А вот новому хозяину никак не удавалось выбросить из головы ту загадочную картинку, где Безруков погиб, но раздавил машиной противника. Ему очень хотелось понять, что произошло в кольцевом туннеле, и не связано ли всё это с его, Лёшкиным, переносом по времени:
   "А что, запросто даже! Коротнуло замыкание, магнитосфера болтанулась, сделала петлю и меня в неё затянула. Станция же не работает? Не работает. Если запустить и на то место вернуться, то может сыграть назад, и я обратно улечу. Во клёво! Рассказать - никто и не поверит..."
   Гарда вмешалась, сухо заметила:
   "Не поняла, что такое станция и как она работает. Скажи иначе, другими словами..."
   - Это я не тебе, - на бегу выкрикнул Лёшка, а потом спохватился, помыслил ей: "Мне надо будет проверить, как работает станция. Когда ты с прежним хозяином была, откуда мы сейчас идём, станция работала. В ней был ток и поля всякие..."
   "Ничего не текло. Шерсть пересыхала, помню... Неприятное давление вокруг головы было... И озоном пахло сильно..."
   Лёшка обрадовался - напарница всё прекрасно поняла! Он похвалил Гарду и подсказал ей, что озоном пахнет как раз электрический ток, если выглядит искрой или полем, а для образности даже попытался представить, как выглядит короткое замыкание. Это удалось не сразу, но с десятой попытки собака согласилась, что маленькая молния может называться искрой.
   Тем временем овальный коридор упёрся в земляной конус, точно такой же, на котором напарники встретились после нападения Кира и Дона. В потолке зиял пролом, а по стенам змеилась широкая круговая трещина.
   - Надо будет заткнуть при случае, а то всё заилит, - поделился беспокойством Лёшка.
   "Там, дальше - место, где пахнет тобой, - не тему откликнулась Гарда. - Давний запах..."
   Они разгребли сверху кучу земли, которая внутри оказалась мокрой и плотно слежалась. Лёшке скоро удалось протиснуться на ту сторону. Он сполз на пузе и откатился в сторону, уступая место напарнице. Та не заставила себя ждать, соскользнула и тотчас пустилась вперёд намётом.
   "Эй, ты куда? Не отрывайся далеко!"
   "Есть, вот оно, то место! Тут были враги, совсем недавно. Посмотри!"
   Гарда стояла у раскрытой двери, внюхиваясь. Шерсть на загривке сигналила о гневе и настороженности. Лёшка вынул оружие, толкнул напарницу:
   "Вперёд! Если что - ты в сторону, а я буду стрелять..."
   Медкомплекс выглядел разграбленным. Везде валялись предметы обстановки, упаковки лекарств, части медицинских столов, большей частью целые, но грязные, словно по ним топталось стадо свиней или бегемотов. Терминал, с которым попаданец разговаривал в прошлые посещения, оказался выломан с корнем. На Лёшкин запрос комплекс откликнулся через УСО вапама:
   "Подтверждаю несанкционированное вторжение трёх человек. С ними состоялся односторонний контакт, я идентифицировал и зафиксировал. Дать запись?"
   - Конечно! - отозвался попаданец, не переставая наводить порядок.
   Ему было до слёз жалко такое замечательное место, которому в нынешних условиях цены не было! Если бы не исчезновение Лёвы и не пропажа отряда, то сейчас бы на столе лежали Олег с его раненой ладошкой и Фёдор с переломом.
   Собственно, путь от станции Магнитного баланса Лёшка выбрал не случайно. Как только Гарда оказалась в состоянии двигаться, он вспомнил про намерение отыскать пропавшего спутника и выручить из плена. Что Лёва попал в лапы Кира и компании - попаданец не сомневался ни на миг.
   "Транслирую, - сообщил комплекс, - но изображение будет только с камеры общего обзора".
   В голову Лёшки ворвался голос Кира:
   - Где лекарства, козёл, показывай!
   - Я не знаю, - робко ответил Лёва.
   Картинка показывала их сверху, поэтому вестибулярный аппарат Лёшки вступил в конфликт со зрением. Пришлось сесть на пол - иначе попаданец терял равновесие, невольно откидываясь назад. Тем временем события развивались. В дверь вошёл Дон, сходу включился в разговор, отвесив Лёве затрещину:
   - Не ври!
   - Я не видел, Лёша сам всё брал!
   Удивительно, как слабый и нерешительный Лёва отважился врать двум жестоким истязателям. Судя по расквашенному носу и опухшему лицу, били его сильно и явно не один раз. Кир и сейчас ударил парнишку в зубы, раскровенив губы и сбив на пол. Дон не отстал - добавил пинка.
   - Сами найдём, - заявил он, распахивая дверцы ближайшего шкафа.
   Пластиковые емкости полетели на пол. Кир присоединился к приятелю, потроша соседние отделения - они выдирали полки, сваливали всё кучей, пока не отыскали то, что заставило их радостно завопить и запрыгать, как помешанных:
   - Марьяж! Марьяж! Опа, опа, задурим, задурим, задурим!
   Оба засуетились, битком набили емкостями с раствором рюкзак, в котором Лёшка опознал тот, пропавший вместе с Лёвой. Пинком подняв парнишку, вандалы навьючили его, а сами пробежались по остальным помещениям, бесцельно громя их, как современные попаданцу ВДВ-шники, когда отмечают в пьяном угаре свой день.
   Картинка кончилась. Гарда успокоилась, перестала рычать "враги", подошла к хозяину. Лёшка погладил напарницу, решительно вскочил:
   "Ходу! Надо выручать Лёву. И забрать, что они у него отняли! Значит, так - ты выходишь через ту трубу, а я поднимаюсь по лестнице. Встретимся у нижнего входа!"

*

   Люк был закрыт и чем-то привален. Попаданец несколько раз упёрся в него спиной, поднажал, однако сил не хватило. Хотя щелочка образовалась, маленькая, но достаточная, чтобы пропустить свет. Одновременно появилось озабоченное присутствие Гарды:
   "Я здесь, чую тебя. Выходи. Никого нет".
   Лёшка объяснил ей, что открыть люк не удаётся и попросил описать, что там сверху навалено. Напарница долго и путано передавала описание того, что видит. В конечном итоге просто повторила:
   "Большие неровные камни. Несколько".
   - О господи! Да я и сам знаю, что камни, там больше и быть-то нечему! - завопил он в полный голос, устав от мылепередачи. - Толку от тебя, как от козла молока! Хоть бы столкнула парочку, всё легче бы стало!
   И он снова упёрся спиной в люк, изо всех сил распрямляя ноги, потому что ни на кого в этой жизни нельзя положиться! Ну, есть у него говорящая собака, да толку от этого - хрен да маленько! Она ни черта не может пояснить, у неё такой скудный словарный запас, меньше, чем у Эллочки-людоедки! Злясь на собственную невезучесть, Лёшка вложился в усилие, от которого затрещала опора, предпоследняя скоба колодца, в котором он видел уже полчаса, если не дольше.
   Тут сверху послушался резкий скрежет, крышка люка подалась и стала на ребро. Обрадованный попаданец выглянул наружу, держась за верхний край крышки, сам себе напоминая танкиста.
   - Ой, блин, и это ты сейчас сделала?
   Ему было стыдно, хотя сказанное сгоряча нужно делить на двое, на четверо, да и на десять даже, но ведь упрекнул Гарду? Не поверил, что такая умница сумеет понять и помочь!
   "Прости меня, свинтуса. Я же так не думаю, просто с языка сорвалось, - умоляюще обратился он к напарнице, - ты у меня чудо. Просто я об этом забываю..."
   Почти все обломки был сдвинуты в сторону от колодца, и след на примятой траве свидетельствовал - это дело лап собаки.
   - Кстати, лапы, - получив прощение шершавым языком по лицу, хозяин озаботился здоровьем напарницы, - а ну, покажи!
   Толкание таких здоровенных и угловатых обломков даром не прошло - в двух местах между пальцами текла кровь. Лёшка пресёк отговорки, вынул портативную аптечку, обработал Гарде раны и лишь после этого обсудил тактику и стратегию.
   - Смотри, дело к ночи, нам это не с руки. Предлагаю вариант с отдыхом. Сейчас разведаем, где они спать завалятся, и обоснуемся на пару складов дальше. Тоже спим, а по утрянке, как можно раньше, прокрадёмся и возьмём их тёпленькими. Возражений нет?
   Они так и поступили. Нижний склад, в котором напарники устроились на ночлег, хранил рыбные сублиматы. Варить их было не в чем, так что пришлось залить их водой прямо в надорванном пакете, дождаться, пока набухнут и только тогда есть, полусырыми. Проглотив свою пайку, Гарда посмотрела на хозяина такими голодными глазами, что тот вылил последнюю воду из фляги во второй пакет:
   "Тебе. Больным надо хорошо питаться".
   А потом они ушли в дальний угол, где их было трудно заметить, но сами они прекрасно видели вход, улеглись на пол и уснули.
  

Глава двадцать седьмая

   Отряд Виктора делал зарядку, когда в лагере "птичников" началась непонятная суета. Члены совета бегали, заглядывали в каждое жилище, после чего отрядники присоединялись к беготне. Не выдержав, Виктор поймал Диму:
   - Что стряслось?
   - Нина пропала. И Герман сбежал.
   - Молодцы, - констатировал командир, и крикнул во весь голос. - Члены совета, ко мне!
   Спустя десять минут всё население лагеря собралось вокруг него. Не найдя стола или стула, Виктор велел разведчикам принести небольшой обломок стенной панели и держать ровно. Поднявшись на импровизированный постамент или трибуну, он обратился к взволнованным людям:
   - Я вчера вас предупреждал, что без руководства - порядка не будет. И вот результат. Ночью сбежал преступник и убийца, а председатель вашего совета - пропала. Разбираться, кто виноват в этом, нам некогда. Если Нина жива, то ей может грозить опасность. Значит, надо ей выручать. Но мы этого делать не станем.
   Отрядники возмущенно загудели. Отдельные выкрики звучали громче:
   - Почему? А кто тогда? Вы обязаны!
   Выдержав паузу и дождавшись, когда негодование достигнет пика, Виктор рявкнул командным голосом:
   - Тихо!
   Мгновенно пала тишина. И в ней он размеренно заявил:
   - Мы вам ничего не обязаны. Если бы вы приняли вчера решение объединиться, то я мог бы взять командование на себя. А раз нет - мы уходим. Прощайте!
   Антон толкнул Диму и Матвея, попросил их сомкнуть руки с замок и поднять его. Держась за головы друзей, он крикнул, обращаясь к отрядникам:
   - Совет ставит на голосование вопрос о присоединении к этой группе. Кто за?
   Руки взлетели вверх, а несколько голосов сразу же заявили, что решение принято единогласно, но Антон довёл процедуру голосования до конца. Против никто не выступил, хотя десяток воздержавшихся всё-таки нашёлся. Виктор невозмутимо наблюдал за волеизъявлением отряда, молча выслушал доклад совета и лишь затем объявил:
   - С этой минуты вы подчиняетесь нашим порядкам. Довожу до общего сведения, что на время действия особого положения демократия не действует. То есть, мои приказы выполняются без обсуждения и пререканий. Понятно? Тогда всё, вече закончили, разойдись! Члены совета - останьтесь.
   Совещание длилось недолго. Виктор велел привести девушек из группы Германа, допросил их, и узнал, что тот обещал после освобождения забрать их с собой в город, где "море жрачки". Юра и Олег одновременно заявили, что речь может идти только о прежней базе, то есть, нижних складах "Славянского базара".
   - Дорогу покажете?
   - Я пойду, - выступил вперёд Юра. - Учтите, там темно, если идти снизу, надо светить чем-то...
   Он уже пришёл в себя после вынужденного убийства бандита, хотя порой надолго задумывался о чем-то своём. Их небольшой коллектив, который все привычно именовали "группой Знатока", после трагического происшествия удивительным образом сплотился именно вокруг Юры, словно выбрал того лидером. Профессор Водянов спросил на этот счёт мнение Андрея, и психолог категорично заявил:
   - Он совершил поступок. Это, знаете ли, не всякому по плечу. В парне были зачатки, но воспитание задавило. А в критической ситуации он себя показал, как лидер, как вожак, который себя не щадит, защищая других. Люди, особенно слабые, таких особей воспринимают на уровне подсознания...
   Виктор запомнил мнение Андрея, поэтому велел Юре взять пару человек в помощь и подготовить нужное на двадцать человек количество смолистых веток:
   - Пойдём с факелами.
   Собрав разведчиков, он поручил Майклу остаться в отряде за старшего, вместе с психологом и Алёной переписать и рассортировать народ, приглядеться к членам совета, определить, кто на что годится, и составить план восстановления наиболее сохранного блока птичника:
   - Мы задержимся там на пару дней, так что начинайте сразу.

*

   Разведчики шли за Юрой, внимательно осматривая окрестности. Тот спешил, но успевал не только рассказывать Виктору и Водянову о приключениях группы "Знатока", но и удивляться:
   - Чего они ищут?
   - Лес. Деревья, - односложно ответил командир. - Оценивают, сколько их повалено и какие они.
   - Зачем? Они же повалены и переломаны!
   - Это сосна, - вмешался профессор, - прямая, ровная, прекрасный строительный материал. Строить из неё - одно удовольствие. И валить не надо - уже лежит. Только сучья обрубай.
   - Строить?
   - Ну да, а как иначе? Нас теперь много, значит, - вдохновенно принялся читать лекцию Водянов, явно оседлав любимого конька, - пора создавать поселение. Лучше всего на берегу реки, как принято. Представляете, мы заложим новый Русарим, с улицами и проспектами, с площадями и пристанями. И пусть он будет сначала деревянный, но из прекрасного, здорового материала!
   Виктор криво усмехнулся:
   - На горбу таскать? Давайте сначала технику восстановим. Один мотор завели, и то на катере, где горючего две капли. Юра, не отвлекайся. Ты сказал, что ваш знаток Лёша вернулся через неделю живым и невредимым. Вместе с собакой? И был одет в армейскую одежду, при ноже и пистолетах...
   - Да. А потом взял Лёву, чтобы принести лекарство и снаряжение для всех...
   Виктор надолго задумался. Тем временем бурелом отступил в стороны, открывая панораму развалин города. Вдали блеснула река. Ветерок принёс зловоние. Водянов поморщился:
   - Не помню, как долго разлагается плоть...
   - Смотря где и когда, - сумрачно бросил Виктор, - от месяца до года может, а то и дольше...
   В голосе его звучала такая горечь, что Юра переспрашивать не стал, в отличие от любопытного профессора.
   - Откуда вам это известно, Виктор?
   - Воевал.
   - Где?
   - Куда посылали. Вам это ничего не скажет, Сергей Николаевич, - отрезал командир, переключаясь на Юру. - Скоро?
   - Почти пришли. Вон там, видите, деревца и трава зелёная?

*

   Первым в темный лаз проник Гриша, за ним Виктор и лишь потом - Юра с профессором. Распрямившись, они зажгли факелы, дождались всех разведчиков. Виктор пояснил диспозицию:
   - Если Юра прав, их всего шестеро, ну, восьмеро. Брать надо внезапно, они могут быть вооружены, поэтому на рожон не лезьте. Сейчас впереди идём я и Гриша, за нами ты, Юра, и несёшь факел. Профессор - предпоследним. Полнейшая тишина, поняли? Вперёд!
   Они трусцой двигались по кольцевому коридору. Юра устал и задыхался, пытаясь не отставать и удивляясь энергии и выносливости этого отряда. Ему вспомнились первые дни после катастрофы, когда он точно так же страдал и удивлялся неугомонному Лёшке.
   "Заставил меня делать зарядку, гонял по лестнице, все выведывал, разыскивал, проверял... Куда он пропал вместе с Лёвой? Неужели придавило в подземелье? Или эти уроды, Дон с Киром, опять подстерегли? Если вернётся, спросит, где Гарда, а они тоже пропала... Эх, как скверно получилось, когда он уходил. Я даже не попрощался... Обиделся, как дурак... Если найдётся, извинюсь... Теперь я понимаю, что такое - отвечать за других... Как страшно было смотреть на убитого..."
   Юра содрогнулся, вспомнив ужасный вид тела с разрубленной головой. Он почувствовал тошноту, но из его руки вырвали факел, швырнули на пол и затоптали. Гневный шёпот Виктора привел парня в чувство:
   - Ты что, ослеп и оглох? Чуть нас не выдал!

*

   Далеко на изгибе коридора мелькал какой-то отсвет, невыразительный и слабый, как молния за горизонтом в грозовую ночь. Дождавшись всей команды, Виктор велел погасить факелы и двигаться цепочкой:
   - Вдоль стены. Если кто появится - ложитесь.
   Он первым двинулся вперёд, едва заметно выделяясь на фоне далёкого отсвета. Спустя десяток минут свет усилился, превратился в отблески пламени. От невидимого пока костра слышались звонкие женские и глухие, неясные, но несомненно мужские.
   Продвинувшись ещё на десяток метров, Юра различил темный силуэт погрузчика, на котором они с Лёшкой возили с нижних уровней ящики и продукты.
   - Пришли, - шепнул он в спину Виктору. - Это тот самый уровень, где мы были. Значит, никуда они не ушли.
   - Тихо, - прошипел командир. - Стойте здесь, я проверю, сколько их и где...
   Он скользящим шагом обогнул подъёмник, исчез за ним. В томительном ожидании Юра спросил Гришу:
   - Он всегда такой злой, ваш Виктор?
   - Злым его никто не видел, - хмыкнул высокий разведчик. - Думаю, он никогда не злится. Он справедливый.
   На этом разговор кончился, потому что командир выскользнул из-за машины и жестом собрал всех. Когда команда окружила его, то услышала неожиданное:
   - Идём вдоль стены, тихо, берём их по моей команде. Они обдолбаные...
   Так и получилось. Парни и девушки у костра даже не обратили внимания на посторонних, которые по стеночке обошли костёр и окружили компанию. Только один, сидевший далеко в стороне, встревоженно поднял голову и попытался убежать. Гриша перехватил его, зажал рот. В этот момент Виктор скомандовал:
   - Взяли!
   Десяток разведчиков одновременно кинулся на четверку, которая "раскумаривалась". Высокие и мускулистые хозяева не успели сообразить, что происходит, как их скрутили. Но одна девушка завизжала, вырвалась и побежала вниз по коридору, где её тотчас схватили.
   - Юра, знаешь этих?
   - Да, всех. Лёва, ты-то чего к ним прибился? И где Лёша?
   Сутулый паренёк, которого поймали первым, обрадовано вскрикнул:
   - Юра? Это ты? А кто с тобой? Что за люди?
   - Наши. Мы теперь с ними.
   Виктор велел отпустить сутулого Лёву, повернул его к себе и заглянул в лицо:
   - Ты сам к ним пришёл?
   - Нет, они меня в плен взяли, вещи отобрали, что м с Лёшей приготовили, - зачастил парень, словно оправдываясь, - а потом заставили вниз идти, набрали лекарств и наркоту делали...
   - Неважно. Сюда не приходил высокий парень по имени Герман и девушка Нина?
   - Да. Она убежала, а он за ней, вон туда, - показал пальцем Лёва. - Только что...
   - Обыскать помещения! - рявкнул Виктор.

Глава двадцать восьмая

  
   Лёшка проснулся от голосов. В полумраке склада боролись худенькая девушка и высокий парень с длинными волосами.
   - Чего выделываешься? Сама же со мной пошла!
   - Пусти! Я тебе жизнь спасти хотела, а не ради секса! Ой! Пусти, кричать бу..
   Удар в лицо заставил девушку вскрикнуть. Она закрылась руками, а соперник сильно ударил её в живот, отчего та осеклась на полуслове и согнулась от боли.
   Гарда, которая пряталась за углом стеллажа и наблюдала за дракой, негромко рыкнула и спросила хозяина:
   "Пора?"
   "Надо осторожно, чтобы другие не набежали..."
   Однако времени на проверки и реверансы не оставалось. Девушка упала, а парень ловко рванул платьице вверх и совершил то, после чего сомнений в его намерениях не осталось - сорвал трусики с жертвы. Та завизжала, насильник пережал ей горло.
   - Стой!
   Лёшка выкрикнул это на бегу, но Гарда опередила, с налёта ударила лапами в спину парня, который стоял на коленях, распластывая жертву по полу. Почти центнер живой массы, умноженный на скорость, сбил насильника, словно кеглю.
   - Держи его! - скомандовал попаданец, подавая руку пострадавшей.
   Та, хрупкая, словно подросток, всхлипывала, оправляла подол платья. Лёшка посветил фонариком, отыскал розовый лоскуток - порванные трусики, вернул девушке и повернулся к парню.
   Гарда скалилась, не позволяя тому подняться. Рука, выставленная вперёд, как бы умоляла оставить его в покое, а вторая прикрывала горло. Невнятная мольба больше походила на сдавленный вопль:
   - А-ва-ва-а-а...
   "Хватит пугать. Не видишь, он в шоке? Отойди", - попросил напарницу Лёшка, а пленнику сказал вслух:
   - Встань, повернись спиной. Руки назад, - и деловито связал прочным узлом, благо в кармане давно ждали своего часа прочные метровые отрезки верёвки.
   В это время и коридора донеслись крики, вопли, послышался топот. Недолгий шум стих, прозвучала команда:
   - Обыскать помещения!
   Лёшка насторожился. Велел Гарде стеречь пленника, а сам направился к двери. Девушка, о которой в суете он почти забыл, стояла к нему спиной вполоборота, наклонив голову, и занималась чем-то настолько важным, что спохватилась слишком поздно, когда попаданец оказался рядом.
   - Ой! - она поспешно опустила задранный подол платьишка, прикрывая трусики, пояс который только что сколола булавкой.
   - Могла бы предупредить, - проворчал Лёшка, краснея.
   Стройные ноги девушки гармонировали с небольшой грудью и очень приятным лицом. Где-то в памяти парня засело воспоминание о ком-то очень похожем, естественно, из прошлой жизни. Не самое приятное, явно не романтическое воспоминание - это главная окраска и осталась, как след - более важное дело вытеснило из головы всё лишнее:
   "Что там случилось? Неужели другая банда напала на этих? Вот непруха! Но Лёву всё равно придётся выручать..."
   Приоткрытая дверь и темнота позволили бы незаметно осмотреться, да вот "бы" - как раз и помешало! По закону невезения склад, который напарники облюбовали для ночлега, а разлучённая ими парочка - для странных любовных игр, привлёк внимание и тех, кому поручили обыскивать помещения. Навстречу Лёшке сунулся человек, отчего оба чуть не столкнулись лбами. Фонарь в руке попаданца пыхнул в лицо противника. Тот отскочил в коридор, позвал на помощь:
   - Виктор, сюда! Осторожно, у них свет!
   Послышались невнятные голоса, дверь откатилась в сторону, однако никто не входил. Лёшка ощутил у ноги тело Гарды, услышал её мысленное согласие ринуться в бой, но и какое-то возражение, как бы призыв - "не торопиться".
   "Что не так?"
   Ответ собаки он не понял, потому что из коридора к нему обратился уверенный голос:
   - Выходи добром. Ничего плохого не случится. Сдавайся. Мы такие же, как вы, нам незачем ссориться. Захочешь, будешь жить с нами вместе...
   - Ага, разбежался! Только шнурки поглажу...
   Гарда толкнула хозяина в колено, повторила:
   "Чую знакомых..."
   Не слишком доверяя напарнице, Лёшка вынул пистолет, предупредительно крикнул в темноту коридора:
   - Имейте в виду, я вооружён. Буду стрелять!
   Незнакомец из коридора хмыкнул, не испугался, с ехидцей прокомментировал:
   - Ну, ты крут, как варёные яйца! Не Герман, точно, - и уже командирским голосом кого-то спросил. - Юра, сколько человек здесь оставалось, когда вы уходили?
   - Четверо, - ответил знакомый голос. - Лёва, так он наш...
   - Юрка! - радостно завопил попаданец, выбегая в коридор. - Это же я!

*

   Почти десяток факелов освещали плотную толпу мужчин, в центре которой стоял старый приятель. Радостно улыбаясь, Юра ответил на пожатие Лёшки и даже вроде порывался обнять командира, но тот застеснялся, быстро перевёл разговор в деловое русло:
   - Там девушка, и парень, который хотел её изнасиловать. Связанный.
   В круг света вошёл человек, которого Лёшка никак не ожидал здесь увидеть. Пока попаданец ошалело вглядывался в знакомое лицо, тот распорядился:
   - Гриша, приведите. Думаю, это Герман, - а затем протянул руку. - Значит, ты и есть Мудрый Знаток? Ну-ну... Интересно, как ты сюда попал, Алексей?
   - Виктор? Виктор... Ну, конечно, это ты, - сумел справиться с изумлением попаданец. - Офигеть! Но как ты сюда попал, да ещё сюда конкретно, вниз?
   - Долго рассказывать.
   Гриша и его помощники вывели высокого парня, а девушка вышла сама, опустив голову. Виктор не дал ей прошмыгнуть мимо, поймал за руку:
   - Как ты себя чувствуешь, Нина? Всё нормально? Почему лицо разбито? Герман постарался?
   Та молча покачала головой, потом кивнула, затем разрыдалась. Лёшке показалось, что Нине нужна "жилетка", ведь она быстро обвела всех, кто стоял рядом, взглядом, словно выбирая. Почему-то пожалев девушку, попаданец тронул её за плечо и - сработало! Нина уткнулась в него, сотрясаясь и всхлипывая. Внезапно оробев, парень гладил её по макушке, разделённой аккуратным пробором, и смотрел на косички, совершенно школьные по виду.
   - Ну ладно, успокойся, всё уже в порядке, - шептал Лёшка в макушку разные успокоительные слова, испытывая жалость и сострадание к её хозяйке.
   Виктор хмыкнул, сделал знак, мол, следуйте за мной, и отправился в сторону пролома. Гарда прошла за ним немного, сделала круг и вопросительно глянула на хозяина:
   "Я проверю, что происходит?"
   Лёшка согласился. Сам он никуда идти не мог - Нина продолжала плакать. Её тонкая рука держалась за клапан бокового кармана, где - это совершенно точно! - лежали то ли платки, то ли бумажные салфетки. Осторожно расстегнув липучку, парень вытащил краешек белого лоскутка и вложил в девичьи пальцы:
   - Глазки вытри, - шепнул он.
   Нина послушно отодвинулась, приложила салфетку к лицу, промокнула, потом отвернулась, тихонечко сморкнулась. Эта деликатность - сам бы он швырканул, не задумываясь - особенно умилила Лёшку.
   - Пошли уже, а то все делом заняты, кажись, одни мы, как тополи на Плющихе!
   - Сейчас, - согласилась Нина, ещё немного "сырым" голосом.
   Они двинулись по коридору туда, где светили факелы и мелькали человеческие фигуры. Отойдя на десяток метров, Лёшка спохватился, что забыл аптечку.
   - Ёлки! Надо вернуться! Подожди минутку, я сейчас, - он кинулся было в сторону склада, но Нина воскликнула:
   - Я с тобой! - и виновато добавила. - Боюсь темноты.
   Голосок девушки становился звонче и звонче. Она явно возвращалась в нормальное состояние. Гарда подбежала, негромко гавкнула, напоминая о себе:
   "Что не так?"
   - О, ты-то мне и нужна, - обрадовался хозяин, давая напарнице поручение притащить аптечку, а Нине поясняя. - Идём, она справится.
   - Лёша... Тебя ведь Лёша зовут, я не путаю? Откуда вы взялись, ты и собака? Когда этот урод...
   Неприязнь или ненависть окрасили её звонкий голосок, Лёшка не понял, но поёжился - ему бы не хотелось, чтобы эта девушка когда-нибудь так говорила про него. Возможно, поэтому он принялся рассказывать о напарнице - и о себе немножко - почти не привирая. Хотя получалось совершенно геройская история:
   - Гарда умеет говорить, у меня с ней двухсторонняя связь, через усовапама. То есть, сначала я не знал об этом... Мы встретились на дороге, я думал, что она дикий зверь... А потом с Юрой нашли этот склад... Но меня с ней избили и сбросили под землю... Но мы там выжили, нашли медпункт, и он дам нам связь, как напарникам... Но тут же нельзя жить, и нам пришлось отправиться на поиски нормального жилья. И вот, когда мы пришли к троллейбусу...
   - Так ты и есть тот самый Знаток? Вот это да!
   "Опять - знаток! Сначала Виктор, теперь Нина! Да что же они издеваются, - возмутился и удивился Лёшка и решил безотлагательно выяснить причины такой клички. - Она должна знать, почему, и что я такого сделал, чтобы обзываться!"
   - Слушай, почему вы ехидничаете? Знаток, знаток...
   - Кто? Я? - сделала большие глаза Нина. - Ехидничаю? Да это ваши, из отряда, особенно эта, красотка... И Олег с Юрой! Они тебя так за глаза называют. На полном серьёзе, без иронии.
   - Да ладно тебе!
   Лёшка готов был обидеться и даже собирался заявить, что насмешки над собой не потерпит, однако рядом появилась Гарда:
   "Принесла".
   Пока он расправлял лямки аптечки на плечах и застёгивал на груди, обида прошла. Собственно, а что такого случилось? Ну, оборжали его отрядники, кликуху дали, так не самую обидную, если разобраться. В той жизни обычно до такого дело не доходило. Там, кроме унизительного "эй ты, четырёхглазый", Лёшка не слыхал.
   Его так кольнуло воспоминание, что он прошептал заветные слова, свою благодарственную молитву: "Спасибо, судьба! Я счастливее травы на пастбище, где топчутся козлы, бараны, быки, меня не сожрали - лишь обгадили!"
   Проверенное средство сработало - стало легче. Тем временем они подошли к пролому, сквозь который некогда Лёшка привел Юру. Сегодня того было не узнать. Не рыхлый плакса, а поджарый и уверенный в себе человек распоряжался, куда что ставить. Десяток человек споро подтаскивали ящики с сублиматами и складировали у стенки. Среди них Лёшка заметил Кира, Дана и девушек, которые оставались с теми.
   - Юра, что вы затеваете?
   - А ты не знаешь? - очень натурально изумился тот. - Отряды решили объединиться, жить общим хозяйством. Нина же была на совете, она и расскажет, а мне некогда!
   Настроение упало ниже плинтуса. Мало приятного - услышать, что тебя отправили в отставку. Если честно, то Лёшка привык к своему особому статусу, к тому, что он руководит, указывает, направляет, то есть, влияет на судьбу целого отряда людей. И ведь, если припомнить, не так уж и много ошибок было допущено за эти дни! А потом, когда он занимался спасением напарницы, отряд его предал. Нет, не так - отряд продался. Да-да, продался другому командиру за харчи, за кусок жратвы!
   "Ну и ладно! Не нужен, значит, не нужен, - ожесточённо подумал попаданец, гладя лохматую башку напарницы, - а вот Гарда меня не предаст. Мы с ней и без вас не пропадём. Верно, подруга? Валим отсюда, да?"
   "Всегда готова, - прилетел мгновенный ответ собаки, - а чем ты огорчён?"
   Лёшка опомнился. Пока он перемалывал очередную обиду, Нина уже встроилась в общую цепочку грузчиков, так что спрашивать о совете или других "великих событиях", что произошли за время его отсутствия - было не у кого. Да и незачем. Развернувшись, он опустил на глаза козырёк "ночного видения", собираясь незаметно уйти нижним путём. Но его окликнули:
   - Лёша, можно на минутку?
   Виктор вместе с Лёвой и пожилым мужчиной стояли неподалёку от неподвижного подъёмника и что-то разглядывали. Отказывать им было как-то неудобно - не они же обозвали "знатоком"? - так что пришлось вернуться:
   - Что?
   - Алексей, познакомься, это профессор Водянов, Сергей Николаевич, - Виктор был сама корректность, а речь его звучала серьёзно донельзя, словно Лёшка и впрямь, знал нечто важное. - Ты тут самый опытный, проконсультируй нас...
   - Я?
   - Видите ли, Алексей, проблема недоступности знаний настолько велика, что мы должны использовать любую возможность запустить хоть один сервер внешней памяти, - профессор вынул из ящика, который держал Лёва, портативную аптечку, - судя по этому предмету, вы имеете доступ к автономной энергоустановке или аккумуляторной станции...
   - Нашли рюкзаки, что мы с Лёвой тащили? Вот это дело! А хреновина, что вы показываете - точно не аккумулятор. Аптечка, сто процентов! Где взял - там уже нет...
   Лёшка ответил и собрался уходить. Виктор положил руку парню на плечо, посмотрел в глаза. Считанные дни назад - сколько там, пара недель или около того? - этот неразговорчивый мужик ворвался в драку, где нацболы избивали Аги и Лёшку. Ворвался, молча, словно камень в воду, и, как тот расплёскивает её в стороны - разметал хулиганов вместе с их цепями, кастетами, а может, и ножами. Ворвался - и стал примером бескорыстного участия. Сейчас он молчаливо просил содействия. Как отказать?
   - Ладно. Откуда взял? Так он знает, - палец уткнулся в Лёву, - недавно совсем был там, Кира и Дона водил. А потом они разгромили комплекс...
   - Я не хотел, они меня силой заставили, - плаксиво оправдался Лев, но никто из собеседников не обратил на него внимания.
   Виктор насторожился:
   - Там много оружия? А одежды? Медикаментов?
   - Вот, ранцевая аптечка, на полк хватит. И ещё есть, думаю.
   Водянов встрепенулся, зачастил:
   - Медицинский комплекс? Далеко ли? Как разгромили? Сможем ли мы его восстановить? Алексей, что в нём было, перечислите!
   Гарда, сидевшая рядом, гавкнула, призывая хозяина ко вниманию:
   "Этого помню. Он работал с первым хозяином. Давно".
   Заминку, пока Лёшка выслушивал напарницу, заметили все, но озвучил Виктор:
   - Ты что, с ней мысленно говоришь?
   - Да. Это сделал тот самый комплекс... Долго объяснить. Профессор, если надо, пойдёмте хоть сейчас, я провожу, а дальше уже сами разбирайтесь, - предложил Лёшка, вдохновляясь идеей, что снова оказывается нужным.
   Обретя нормальное состояние духа, он осмелел, и сказал, что давно уже вертелось на языке:
   - Виктор, зря вы сюда продукты таскаете. Замахаетесь вверх поднимать. Лучше свезти на пять этажей вниз, там есть проход на уровне земли. И - на подъёмнике, что он зря стоит?
   - О нижнем входе знаю, парни уже сказали. Но здесь тоже будем поднимать, как только верёвки найдём.
   Это было сказано без амбиций, по-деловому, и оказалось совсем не обидно, хотя отвергли предложение, ведь? Лёшка не успел удивиться, потому что Водянов тоже отклонил предложение отправиться немедленно:
   - Я полагаю, нам надо основательно подготовить экспедицию. Вы не будете против, если мы вернёмся в лагерь, там обсудим состав, наметим план и уже организованной группой займёмся делом?
   - Решать Алексею и вам, - пожал плечами Виктор, - а насчёт совета согласуйте с Ниной. Кстати, Сергей Николаевич, может, двигатель с подъёмника на машину переставить, если тут горючего нет?

*

   Вся команда и бывшие жители склада - остались вытаскивать запасы наружу, чтобы потом организованно переносить в лагерь. Виктор настоял, чтобы Нина, Водянов и Лёшка вернулись в лагерь. Им предстояло обсудить и решить, кроме состава экспедиции, ещё хренову тучу бытовых вопросов. Заседание расширенного совета открыл Виктор:
   - Председателем оставим Водянова. Объединение себя оправдало, но вот с руководством - надо определиться окончательно, а то получилось, что я узурпировал право решать. На время чрезвычайной ситуации, правда, но всё равно, так не годится. У вас, Нина, был совет, Алексей - единолично командовал, если я понял...
   - А у вас? - не вытерпел Лёшка.
   - Я сложил полномочия командира, но выборы не состоялись, опять же, из-за чрезвычайной ситуации. Грабители напали, пришлось прерваться. Потом разведчики вас встретили, а тут убийство и грабёж в твоей группе. Фёдор погиб.
   Флора вскочила, гневно крикнула:
   - Вот именно! Мы ерундой занимаемся, про выборы говорим, а убийца безнаказанным остался! Кстати, я вижу, какая у вас, Виктор, дисциплина в отряде - все делом заняты. А у тебя, - она пальцем показала на Нину, - половина людей дурью маялась. Бездельники! И этот уже появился, пророк, ходит, на молитвы и медитации подбивает! Надо оставлять командование мужчинам. Я предлагаю старшим назначить Лёшу, он запросто кого угодно на место поставит, а надо - и выстрелить не побоится!
   Нина вспыхнула, гневно ответила:
   - Вы за моей спиной провели собрание и задушили демократию! Людей надо воспитывать, а не принуждать! Вы просто не знаете, как страшна диктатура, вот и согласились на бесконтрольного тирана. Наслышана я про Виктора. Да и Лёша только сейчас человек хороший, а дай ему волю - начнёт всех несогласных изгонять, если не убивать. Я слышала от ребят на базе. Вы их бросили там. И ваш мудрый знаток стрелял в беззащитных...
   - Он? - удивилась Алёна, которая вела протокол совета. - Стрелял? Такой мирный с виду...
   - Что ты мелешь? - возмутился Лёшка, никак не ожидавший беспардонной неправды из уст девушки, которую вырвал из лап насильника. - Я стрелял? В кого, когда?
   - Да! Я видела дыры от пуль в полу и на стене! Мне Дон показывал!
   - Они на меня напали! Нас с Гардой убить хотели!
   Водянов прервал перепалку:
   - Давайте сначала о повестке дня.
   Но вмешался Виктор. Он не стал просить слова, а просто вышел вперёд, посмотрел почему-то на Алёну и обратился к Нине:
   - Нет, раз уж заговорили о тирании и демократии, то я доведу дело до конца, пока действует особое положение и у меня есть право судить на месте, - затем громко распорядился. - Гриша, приведите сюда убийцу.
   Голос командира звучал сухо и непреклонно, однако Алёна громко возразила:
   - Сергей Николаевич, Андрей, что вы молчите? Вот опять он пренебрегает интересами общества, всё делает по-своему. Я не понимаю, почему никто меня не слышит? Вы что, боитесь тирана?
   Лёшка готов был сказать, что он лично не боится, зато доверяет Виктору, потому что видел его нацеленность на добрые дела, но в круге появился Герман. Он выглядел подавленным. Гарда, которая лежала у ноги, вскочила, негромко зарокотала и напомнила хозяину: "Враг!"
   - В прошлый раз ты обвинялся в немотивированном убийстве и грабеже. Теперь добавилось и похищение человека, - отчеканил Виктор. - Как тебе удалось бежать, я не спрашиваю, но зачем ты увёл с собой Нину?
   - Не, ну ты вообще, - красивым баритоном удивился Герман, - я и похищал? Да она сама, видать, потрахаться захотела...
   Нина прервала его. Даже в полумраке было видно, как покраснело её лицо, однако голос звучал уверенно, отрепетированно:
   - Погодите его обвинять! Он не похищал, это правда. Я сама освободила Германа, чтобы вы его не убили. Да, Виктор, я против расправы! Нельзя карать смертью за убийство. Вы сами убийца, просто никто не знает, а это так! Люди, он убил человека за то, что тот не подчинился его приказу. Представляете? Если за такую малость - смерть, то никому нельзя и надеяться на снисхождение. Поэтому я и отпустила...
   Герман расправил плечи, взбодрился и даже приосанился. Лёшка растерялся - он воочию убедился, что понять женскую логику невозможно. Девушка, которая помогла бежать убийце Фёдора, и сама пришла на базу - едва не оказалась жертвой насилия! Как так? Она же неравнодушна к Герману, это видно, так почему же отказалась заняться с ним сексом? Если в складе, Нина вопила и сопротивлялась всерьёз, так почему сейчас снова защищает убийцу?
   Флора закричала:
   - Кому ты помогла, кому? Он не просто убил, он с удовольствием выстрелил! Ему это нравится, унижать и убивать, дура! Ты очарована его смазливой рожей и ничего не видишь! Думаешь, отмажешь его от наказания, и он будет тебе благодарен? Боже, как эти недотраханные тупы, аж зла не хватает! А ты что молчишь, Лёшка? Он Федора убил!
   - Не молчу, просто слова не дают, - заторопился попаданец. - Мы с Гардой утром задержали Германа, когда тот пытался изнасиловать Нину. Не знаю, помогала она ему бежать или нет, но мало похоже, что есть любовь между ними. Думаю, Нина его выгораживает... Что касается убийства, то я не знаю как, но наказать надо, чтобы никому неповадно было... Гад ты, Герман!
   Виктор выслушал все мнения, но вот совет угомонился, замолчал. Водянов спросил, желает ли кто добавить слово в защиту преступника:
   - Если нет, то закончим прения. Виктор, у вас есть что добавить?
   - Да. Нина, откуда у тебя на лице синяк? Значит, сама с ним пошла... Ладно, продолжай врать, - мягко и сочувственно отмахнулся от девушки Виктор и повернулся к Герману. - Убийство, грабёж, похищение людей и попытка изнасилования. Скажи, почему тебя мир не берёт? Замечательная девушка хочет спасти тебе жизнь, и чем ты отвечаешь ей?
   - Она сама этого хотела, - заметная гордость звучала в баритоне подсудимого. - А вмешиваться в отношения мужчины и женщины никто не имеет права. Нина жаловалась на меня? Нет, значит, и судить меня не за что. Когда вапамы восстановят, психологи со мной разберутся, а сейчас я готов вернуться в...
   Все вздрогнули. Выстрел прервал монолог Германа. Высокий парень схватился за грудь, начал оседать, повалился вперёд, скрючился, судорожно задергался. Всеобщий то ли крик, то ли возглас крайнего изумления пролетел над советом и стих. Виктор вернул пистолет за пояс, четко и раздельно произнёс:
   - Я уже сказал - демократию придется отложить до лучших времён. Так будет проще. Что касается наказания, которое вы видели - это справедливо. Пусть знают все и каждый, что умышленное убийство карается смертью. На этот счёт есть поговорка - око за око... Надеюсь, ясно? Тогда - это последняя смерть.
   Нина стояла, закрыв лицо руками. Флора аплодировала. Алёна смотрела на тело Германа, как зачарованная. Лёшка внутренне соглашался с Виктором и завидовал его хладнокровию и решительности. Водянов прошептал:
   - Принцип талиона...
  

Глава двадцать девятая

  
   Медкомплекс ответил на вопросы Водянова и без приказа - он опознал профессора по вапаму. Диалог Сергея Николаевича и робота Лёшка слушал с завистью и лёгким сожалением. Только теперь ему стала понятна пропасть между неучем и настоящим учёным - вопросы профессора были точны, а выводы из полученной информации - безукоризненны:
   - Дай мне перечень ближайших серверов внешней памяти.
   "На терминале"
   - Распечатай, укажи триангуляцию, дай координаты по полуденному солнцу, дай масштаб и привязку к неизменным природным объектам, горы, изгибы реки, ручьёв, к озерам.
   "На принтере"
   - Укажи источники энергии, стратегические склады продовольствия, горючего, техники. Распечатай по ранее указанной схеме.
   "На принтере".
   - Укажи станции спутниковой связи, распечатай...
   Пока Лёшка и остальные члены экспедиции наводили в комплексе порядок, Водянов допрашивал и допрашивал комплекс, собирая распечатанный и сшитый в брошюры материал. Затем настала очередь узких специалистов. Теплотехник получил солидный том - руководство по наладке вихредвигателей. Олег - ещё более толстую пачку бумаг, но по настройке и синхронизации серверов.
   Частные посиделки профессора и специалистов закончились к ночи, судя по часам Лёшки, когда все падали с ног, а напарница бессовестно валялась в углу вверх ногами и храпела, словно пьяный Фёдор. Вспомнив покойного, попаданец взгрустнул:
   "Сволочь, этот Герман, ни за что его застрелил. А я же хотел Федю сюда провести, сломанную руку вылечить..."
   С этой мыслью он и уснул.

*

   Утром экспедиция вернулась в лагерь-курятник, где вовсю кипела восстановительная работа. Лёшка обнаруживал членов своего отряда во многих местах, где те полезно трудились. Особенно обрадовалась ему Флора, она завизжала, повисла на шее, принялась чмокать, расспрашивать.
   - Может, хватит? - Нина, которая распоряжалась кормёжкой, поставила перед попаданцем отварную куричью ногу. - Смотри, как соскучились!
   - Не твоё дело, - отрезала Флора, поправляя гриву оранжевых волос, корни которых выдавали в ней шатенку.- Это мой парень! Я люблю умных, это ты на смазливых западаешь...
   Лёшке стало неудобно, так жалко дрогнуло лицо председательницы "птичьего" совета от резких слов. Он дождался, пока Нина отойдёт и шепнул подруге:
   - Ты чего? Она же страдает...
   - Так ей и надо! Парней выбирать не умеет. Вот я сразу на тебя внимание обратила, - Флора прижалась к гладко выбритой щеке "Мудрого Знатока", - потому что настоящего мужика сразу видно. И не по росту, а по надёжности! Ладно, беги, тебя профессор заждался!
   Вечером Флора навестила Лёшку и они замечательно провели время в любовных играх, где он не сдерживал свои нескромные желания. Следующим вечером она снова пришла. И снова. Утром, приводя себя в порядок, девушка сказала:
   - Может, мне перебраться к тебе насовсем? - но, заметив испуганное выражение лица, расхохоталась. - Да ладно, шучу!
   Лёшка отнёсся к шутке серьёзно. Он как-то не задумывался, насколько нравится ему Флора. Ему раньше не хватало секса, который поэтому и казался собственно любовью. Ещё бы! О ней столько говорили, писали и снимали фильмов, но всё сводилось к постельным сценам. А сейчас, когда секс вдруг стал Лёшке доступен, ему не хватало уже чего-то другого.
   Чего? Он ломал над загадкой голову все дни, пока находился в дальнем походе, куда напросился сам, в паре с Олегом. Их сопровождали разведчики, а цель - поиск ближайшего сервера. Сначала команда спускалась на катере вниз по реке, потом брела пешим порядком и к развалинам одиночного строения, что не рассыпалось, как обычные, а лишь дало несколько трещин.
   Сервер оказался целехонек, но вот энергетическая подстанция отказалась запускаться, хотя инженер добросовестно исполнил все шаги по настройке и запуску. Проверив антенны на крыше, поисковики вернулись несолоно хлебавши. Водянов, который оказался руководителем проекта восстановления вапамов, огорчился:
   - Негодное дело. У всех групп одинаковая информация. Похоже, автономные источники энергии нам не запустить. Остаётся уповать на подземную станцию магнитного баланса.
   - Это как? - удивился Виктор. - Вы же убедились - все каналы и подземные коммуникации пострадали. Да там одни развалины, скорее всего!
   - Видите ли, она сразу планировалась из расчёта суровых тектонических перегрузок. Потому и построена не на плоской платформе, а в бетонном шаре. Собственно, только после бурения и успешного запуска кольца станция стала использоваться, как энергоцентр. Принцип несложен, но вам придётся послушать краткую лекцию, - профессор встал, разровнял ногой пыль и прутикам начертил на земле круг.
   - Планета Земля имеет внутри так называемую электроносферу, откуда при некоторой хитрости можно черпать энергию. Вы же знаете, что солнечный ветер взаимодействует с магнитным полем планеты и усиливает его, словно раскручивает, создавая благотворное воздействие - этакий щит для всего живого? Но на электромагнитное поле, точнее, электрическую составляющую - действует так много факторов, что оно порой слабеет, восстанавливается, исчезает... Вплоть до инверсии полюсов, слышали? Я не коллег спрашиваю...
   Инженеры, которые вошли в состав технической группы, понимающе улыбнулись. Естественно, базовые знания они сохранили. Вопрос был адресован попаданцам. Лёшка кивнул. Он-то прекрасно понимал, о чём шла речь - не зря же работал в институте, хоть и помощником электрика, но Виктор отрицательно покачал головой. Водянов вдохновился:
   - Если нет, тогда чуть подробнее. Ученый по фамилии Разгон очень популярно пугал народ в ваши годы... Многое он утверждал верно, однако не всё, отнюдь не всё... Но, к делу. Итак, полюсы не просто дрейфуют, они меняются местами. Не смертельно, однако неприятно... Так вот ради контроля и стабилизации полюсов и магнитного поля эта станция и была построена. Проколов земную кору, мы дотянулись к электроносфере, а построив кольцевой разгонный блок - получили возможность влиять на магнитосферу и на тектонику...
   - Попроще бы, - проворчал Виктор.
   - Пардон, я увлёкся. Проще говоря, если запустим кольцо, то получим доступ к неисчерпаемой энергии. Правда, там была блокировка доступа, такая блокировка, что...
   Профессор углубился в себя, забыл про слушателей и бормотал нечто малопонятное. Олег Николаевич дёрнул его за рукав. Виктор помаячил раскрытой ладонью пред лицом Водянова:
   - Эй, вы с нами?
   - Да, да... Понимаете, коллеги, я упустил из виду ограничение, а оно делает невозможным запуск станции. К пульту управления не сможет приблизиться ни один человек. Мы обречены искать, восстанавливать или создавать более примитивные источники энергии...
   Его огорчение оказалось заразным. Энтузиазм технической группы мгновенно увял, они перестали улыбаться. Лёшка тоже огорчился было, но в памяти всплыл сон-не сон, пережитый во время недавнего лечения:
   "Кольцевой разгонный блок... А ведь Безруков был на той самой станции. Там же пульт! И точно про баланс говорилось..."
   - Почему это никто? Мы с Гардой там были, кажется...
   - Где? На пульте кольца? - не поверил Водянов. - Когда?
   - За день, как встретились. И ничего не случилось.

*

   Подробный отчёт Лёшки об увиденном, о пути к пульту и ещё о многом, на что он второпях не обратил внимания - был заслушан тотчас. И вся техническая группа отправилась в лог, к выворотню. Спустя час они спешили по овальному коридору, освещая путь мощными фонарями. Гарда трусила впереди, периодически докладывая хозяину, что всё в порядке. Проблемы начались метров за сто до того места, где погиб Безруков и его враг.
   Зловоние гниющей плоти стало немного слабее и глаза уже не так резало, но инженеры хватались за головы и опускались на пол один за другим. Они стонали, как от невыносимой боли. Встревоженная собака металась от одного к другому, пытаясь понять, что происходит:
   "Хозяин, этому плохо... И этому тоже. Что делать?"
   Лёшка растерялся. Только что все спокойно шли, и вдруг рухнули. Их корёжило, ломало, или, как выражалась тётя Маша - "корча била". Не надумав ничего умного, Лёшка схватил Олега за шиворот и поволок назад, подальше от такого коварного пульта. Гарда последовала его примеру, тоже оттаскивала техников и инженеров. Действие блокировки, о которой предупреждал профессор, кончилось метров через двадцать. Олег сумел первым встать на ноги:
   - Боль невыносимая, слушай, Лёша! Огнём жжёт. А как у других?
   Все описали примерно такое же чувство - нестерпимо, как свежий ожог, но не на коже, а в голове. Водянов спросил у коллег согласие на проведение опыта и поставил его. "Кроликами" служили все, зато границу болезненной зоны установили точно, до сантиметра.
   После этого профессор предложил Лёшке - и Гарде, конечно! куда же без неё? - осмотреть пульт, зарисовать схему и вернуться.
   Зажав нос, попаданец пробежал мимо автомобильчика и трупов. Гарда не обратила внимания на останки бывшего хозяина, промчалась к пульту и там коротко брехнула, словно удивилась.
   "Что?"
   "Труп. И маленький свет".
   Действительно, прямо перед наклонной панелью со множеством циферблатов, индикаторов и тумблеров знакомого Лёшке вида стояло кресло на колёсиках. Точно такое же было его мечтой в той жизни. Он не успел купить себе домой, зато вволю накатался в резервном операторском зале, пока институт расширился за счёт нового крыла, где монтаж вели собственными силами.
   Это кресло было занято. Человек в белом халате, точнее, останки и в бывшем белом - полулежал на панели, уткнувшись лицом и протянув руку вперед. Его костлявые пальцы смыкались на красном рубильнике, который находился в нижнем положении. Жирная надпись "Вкл" пылала алым светом над верхним обрезом широкой тройной щели. Гарда снова брехнула, призывая хозяина услышать её сообщение:
   "Не могу больше. Голова кружится..."
   Лёшка метнул взгляд в сторону напарницы и, хотя его глаза слезились от резкой трупной вони, заметил, что и той приходится не слаще.
   "Бегом назад!"
  

Глава тридцатая

   Профессор обрадовался:
   - Так он всего лишь главный рубильник опустил! Это на трансформаторы и в сеть... Значит, основное кольцо вхолостую крутится... Но если включить сразу - это приведёт к пиковым нагрузкам на всё, что рядом... Нужно куда-то сбросить... Сопротивление придумать? А если тупо врубить? То получится удар, потом падение и... Стравить искровым разрядом, типа пробоя... десяток древесных стволов, примерно... и воду кипятить, а кольцо...
   Инженеры слушали, не понимая. Олег попытался вмешаться:
   - Сергей Николаевич, так что с запуском? Кстати, тут тоже сервер вапама, но автономный, я его по списку нашёл. Странно, что в карте не указан.
   Водянов остановился, вернулся в реальность:
   - Да-да, я с вами. А не указан, потому что секретный. Это он нас и жжёт, не пускает сюда. Но слабоват, батарея подсели, видимо. А как только запустится станция - все тут скончаемся от болевого шока...
   - Вы только запустите, а я перенастрою, - самонадеянно завил Олег, - никакой боли не будет.
   - Ага, вопрос только, как запустить. Это мгновенное самоубийство, - охладил его пыл Водянов. - Ты готов пожертвовать собой?
   - Почему? - не согласился теплотехник. - Пусть Знаток включает, у него же голова не болит.
   - Согласен, - отважно согласился Лёшка. - Что тут такого - поднять рубильник и все дела!
   Профессор вздохнул. Он укоризненно посмотрел на инженеров, потом на "Знатока", но уже сочувственно:
   - Алексей, опасность не в шоковом сигнале вапама. Здесь резко возрастёт напряженность магнитного поля, а может, и не только. Видите ли, точных данных у меня нет, но смутно припоминаю, что находиться здесь в момент пуска - очень опасно. Здесь возникнет такой коктейль, что мало не покажется даже крысам. Наверняка и микроволны будут, так что из них получится отменное жаркое с неистребимым запахом палёной шерсти...
   - Так давайте дистанционно включим рубильник. Берём вот этот кабель, выводим на пульт, отходим на безопасное расстояние, а там замыкаем цепь. Я электрик, с такой-то работой справлюсь и с закрытыми глазами. Когда всё заработает, тупо отсоединю провода. Почему нет?
   - Расстояние, Алексей! Никто не знает, на каком расстоянии безопасно находиться.
   Лёшка использовал шанс блеснуть эрудицией - школьные знания сидели в нём прочно:
   - Квадрат расстояния, Сергей Николаевич. Любое поле ослабевает по этому принципу. Вот и прикиньте. Стоит мне отойти от пульта на сто метров, - "Знаток" рукой показал на тропинку, идущую вдоль туннеля, - как интенсивность поля снизится в десять тысяч раз.
   Водянов потрепал его по плечу:
   - Вы прелесть... Такой отваге можно позавидовать, но дело-то в источнике, а не в пульте.
   - Не понял.
   - Знаю, что не поняли. Видите ли, друг мой, источник у нас не точечный, и это никак не пульт, а само кольцо, вдоль которого проложен избранный вами кабель. Кабель, конечно, сработает, как антенна, вокруг него тоже возникнут наведённые поля, но...
   Профессор направился к двухметрового диаметра трубе, которая прижималась к дальней стене туннеля, похлопал по ней ладонью и оттуда громко сказал:
   - Вот она, голубушка, одарит вас всеми мыслимыми и немыслимыми излучениями вкупе с полями. Дошло?
   В другое время от столь сокрушительного удара Лёшка бы свернулся в клубочек, сгорая от стыда и переживая позор, но сегодня амбиции куда-то улетучились. Их место занимало страстное желание обойти проблему, одолеть, добиться успеха.
   В той жизни попаданцу удалось побывать на популярной лекции о ТРИЗе, которые расшифровывался, как техника решения изобретательских задач. Большинство из слышанного тогда уже бесследно испарилось, но главное условие прочно засело в голове - идеи надо выдвигать не критикуя, не думая. Он и ляпнул:
   - Тогда спустить кабель сверху, вот и все дела. Должна же тут быть вентиляция? А по земле уйду, насколько его хватит!

*

   Приточная вентиляция нашлась с другой стороны от пультового зала. Это Лёшке было просто - пересёк его, метров пятнадцать - двадцать прошёл, и уже на месте, а вот технической группе пришлось сделать круг по тоннелю. Попутно определили длину и диаметр: две тысячи шагов по окружности давали поперечник в полкилометра.
   Приток воздуха шёл через много фильтров, точнее, должен был нагнетаться - потому и не поступал, ведь моторы не работали. Когда двери всех камер открыли, в тоннеле ощутимо посвежело. Вытяжную вентиляцию пришлось искать, опять-таки, Лёшке. Чадный факел на длинной палке, словно волшебная палочка, указал на нужную трубу. Чтобы отыскать её выход наружу, дымить пришлось дольше и больше, настоящим костром. Виктор устроил прочёсывание леса, и дымок засекли на бугорке, неподалёку от брошенного троллейбуса.
   Среди чахлого кустарника торчала вентиляционная шахта - бетонный куб с пластиковыми жалюзи. Снять их и забраться внутрь не составило труда. Основные заморочки начались позже, когда с трудом сняли со стены, выволокли наружу и затащили на бугорок кабель.
   Болевой "запрет" сюда доходил, хотя и в ослабленном виде. Минут примерно десять можно было вытерпеть жжение в голове, но было бы ради чего! Скоро выяснилось, что кабель волокли напрасно - засунутый сверху в трёхдюймовую трубу, он упёрся намертво где-то на половине пути. И - всё!
   После длительных мучений нашёлся способ протиснуть кабель через коленчатую трубу. И опять помогла Лёшкина память, подсказала анекдотический, но реальный случай очистки трубы телескопа от паутины. Правда, вместо кошки пришлось использовать крысу.
   Самую обыкновенную, которыми кишел туннель. Как ловили хитрых грызунов, как отбирали из них самую крупную, делали ей шлейку и привязывали прочный шнур, сделанный из распущенной верёвки - о!
   Это заняло не один день и тянуло бы на полноценную повесть, где нашлось немало критики в адрес сумасшедших попаданцев, но по итогу техническая группа признала эффективность их метода. Ещё бы! Крыса так ринулась в открытый оголовок вентиляционной трубы, когда Виктор подпалил ей хвост, что искать безопасный спуск с потолка пультового зала не захотела, а просто сиганула на пол.
   Лёшка засёк её плавный спуск, успел поймать в лоскут пластика. Животина настолько ошалела, что не сопротивлялась, когда он легонько прижал серое голохвостое тельце рукой к полу и распорол ножом шлейку.
   - Да, это она мимо вас топала, как отмороженная... Да, отпустил. Заслужила, - пояснил он, вернувшись в коридор за другим кабелем, который уже сняла и подтащила к "запретной линии" техническая группа.
   Дальше всё было просто. Он привязал, автомеханики проволокли за шнуром верёвку, а на ней подняли кабель. Тогда и длину замерили - вверх до будки оказалось всего сорок шесть метров. Оставшиеся шестьдесят оттащили дальше, укрыли в шалаше и соорудили включатель, похожий на помесь металлического клина с древней сохой. Лёшка опробовал его, велел приделать длинную ручку из сухой жерди - помощник электрика в душе боялся электричества, особенно мощного.
   - Знаете, - оправдался он перед механиками, - пусть тут всего только управляющий ток, для включения реле, но фиг его знает, а вдруг пробой? Как шандарахнет по мне этот мегавольт... - и пропел для убедительности. - Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах...
   В пультовой ему пришлось всё делать в одиночку. Лишь в самых трудных случаях на помощь приходили Виктор и Нина, которые вапамов не имели, а потому и болевых запретов не воспринимали. Убираться в пультовой помогла Нина, но лишь когда Лёшка вынес трупы. Вернее, что от них осталось.
   Это было непросто, но иначе было невозможно работать. Он замотал лицо мокрой майкой, чтобы хоть как-то дышать, потом приготовил три отрезка упаковочной плёнки, которая нашлась в одной из вентиляционных камер. Набравшись мужества, попаданец откинул с панели управления на спинку стула зловонный скелет оператора и докатил на своеобразном катафалке до плёнки его останки.
   После передышки Лёшка занялся автомобильчиком. Гораздо смелее, веником и лопатой он смёл с капота на пластик безымянного противника Безрукова. Этого закопали рядом с оператором, неподалёку от выворотня.
   А вот контрразведчика Лёшка убирал со слезами на глазах. У него было чувство, будто он хоронил очень близкого человека, чуть ли не себя самого. Хорошо, что никто не видел, как тряслись губы попаданца, когда он заворачивал то, что осталось от тёзки. И хорошо, что Гарда ушла с Водяновым - профессор попросил чуткого помощника на проверку очередного сервера.
   Алексея Безрукова похоронили на бугорке у вентиляторной будки - Лёшка настоял на этом. Он сам взялся копать могилу, но вмешался Виктор:
   - Не дури. Твоё время очень дорого. Энергия вот как нужна, - он чиркнул ладонью поперек горла, - из развалин почти нечего достать не удаётся, а склады стратегического резерва можно найти только через серверы вапама. Без них нам зиму не пережить.
   Когда воздух пультового зала очистился, а натёкшие на бетон пятна трупной жидкости высохли - настало время искать контакты главного рубильника. Их удалось соединить с кабелем управления за пару часов. Виктор поставил охрану возле верхнего включателя и у всех известных входов, чтобы не допустить случайное попадание в тоннель любого болвана, назначил время пуска на завтрашнее утро...
  

Глава тридцать первая

  
   И тут вернулся профессор Водянов. Узнав о длине кабеля, он учинил скандал, а осмотрев шалаш, где находились его концы, просто разъярился и обругал всех инженеров за некомпетентность:
   - Балбесы! Слишком близко! Тот, кто включит - гарантированно погибнет. Я этого не допущу!
   После обсуждения с технической группой вопрос вынесли на совет. Утро, которое не стало событием, словно решило отомстить - хмурилось, закрывало солнце все более частыми и плотными тучками, явственно грозя ненастьем. Настроение у членов совета было под стать погоде. Гарда, как всегда, легла у ног хозяина, но дремать не стала - общее напряжение она безошибочно воспринимала собачьим чутьём.
   Виктор обрисовал ситуацию, подчеркнул, что время поджимает, так что думать и действовать надо быстро. Предложение профессора удлинить кабель и уйти от кольца ещё метров на пятьсот - выглядело разумно, и все обрадовались, но Олег озадачил:
   - И где его взять? Тот кусок шёл на вентиляцию, а силовые снимать нельзя, сами знаете...
   - Можно снять тот, что идет по стене вентшахты, - предложил Юра и пояснил, - на базе. Там его метров двести точно.
   - Он бронированный и неподъёмный. Без крана мы и десяти метро не сумеет вытащить.
   - А распустить его на жилы? - ляпнул Лёшка и тотчас понял, что "Мудрым Знатоком" его окрестили напрасно, потому что Олег грустно ответил:
   - Работа на год, без инструментов...
   Все замолчали, понимая, что уперлись в проблему времени.
   - Ночью был заморозок, - грустно заметил психолог.
   - Может, рискнём, включим? - попробовал настоять Лёшка, уже в грош не ставя репутацию Знатока. - Жребий бросим или доброволец вызовется...
   - Ты и иди, - недоброжелательно буркнула Нина, - если жить надоело.
   Она в последнее время вела себя с попаданцем очень странно. Постоянно находила причины для нападок, упрёков, обвинений. Когда Лёшка приходил на обед или ужин, она обязательно оказывалась рядом, следила, как его кормят, но разговаривать отказывалась наотрез: "С Флоркой болтай, мне некогда!"
   А вот он стал понимать, чего ему не хватало - самоотверженности, с которой эта хрупкая девушка старалась спасти любимого человека, пусть даже негодяя, каким оказался Герман. Если бы Нина хоть раз глянула на него, Лёшку такими глазами, как на того гнусного и недостойного её типа, о! Но вместо этого - только косые взгляды и немотивированные упрёки.
   Сегодняшний выпад Нины наложился на его огорчение, вполне понятное, если учесть, сколько сил и времени отдано запуску, который теперь откладывался невесть на когда. Наверное, поэтому Лёшка ощетинился и брякнул:
   - Зря Виктор твоего Германа казнил. Он бы и включил, вместо урановых рудников. А выжил - вот и помилование!
   - Мой? - у Нины выступили слёзы. - Мой Герман?
   - Да ладно, я пошутил, - поспешил оправдаться "Знаток", не понимая, но чувствуя, что жестоко обидел или оскорбил девушку.
   Однако та опустила голову, поднялась и пошла прочь, не обращая внимания на оклики членов совета. Виктор недовольно посмотрел на Лёшку, сделал длинную паузу. Все затихли, ожидая жёсткого приказа. Вместо этого прозвучало неожиданное:
   - Та-а-к...Похоже, мы в тупике. Дальше тянуть нельзя. Из всех нас самый бесполезный - я. Мне и включать.
   Алёна вскрикнула:
   - Нет! Ты не должен!
   - Кто-то недавно говорил, что мне не место среди нормальных людей. Не ты ли? Что я тиран, - широко улыбнулся Виктор, - и убийца. Что не понимаю ничего... А тут такой шанс все грехи искупить. Я пошёл, прощайте.
   - Вы не должны так поступать, - поднялся профессор.
   За ним и все члены совета принялись уговаривать "тирана". Лёшка воспользовался моментом, незаметно отступил за спины и направился в сторону будки. Он точно знал, что Виктор нужен этому тяжелому времени и этим людям, как никто.
   А вот бездарь и редкостный дурак, который и в своём веке, и в двадцать третьем способен приносить только неприятности - должен, просто обязан сделать хоть что-то полезное. Тем более, сейчас, когда смертельно оскорбил девушку, которая ему нравилась, если быть честным.
   - Вот включу, погибну, и будешь знать, какой я... Заплачешь, пожалеешь... А я буду лежать в гробу и слушать, - ожесточённо шептал Лёшка, торопясь к укрытому в шалаше включателю.
   Солнце окончательно скрылось. Робко закапал дождик, мелкий, унылый. Гарда трусила рядом, волнуясь и не понимая причины. После очередного безответного обращения она забежала перед хозяином и преградила путь: "Почему ты идёшь умирать? Ты не пахнешь смертельной болезнью!"
   От неожиданности Лёшка едва не упал. Сладкие мысли о том, как Нина станет переживать и раскаиваться, вылетели из головы, уступив место другой, реальной:
   "А Гарде за что погибать? Надо её отослать, придумать задание..."
   Фальшивым голосом он приказал напарнице сбегать в лагерь и принести индивидуальную аптечку, которая всегда лежала в рюкзаке. Гарда усомнилась, но после повторного приказа, уже мысленного, ринулась так, что комья земли с травой полетели от задних ног. Обрадованный попаданец тоже ускорился, но в противоположную сторону, благо до шалаша оставалось рукой подать. Однако там слышались голоса, шёл горячий спор.
   - Я приказываю вам уходить, - звенел голос Нины, - мне поручено включать!
   - Только Виктор может снять нас с поста, - отбивались сторожа, не позволяя девушке пройти к длинной ручке "включателя".
   Лёшка сообразил, что задумала эта сумасшедшая и ужаснулся: "Вот натворил дел! Она жить не хочет после моего дурацкого упрёка! Ну, нет! Это моя вина и мой долг!" Его решение окрепло, а голос прозвучал, как у настоящего командира, как у Виктора:
   - Верно! Уведите её подальше, скоро пуск!
   Обманутые сторожа поверили, ведь Лёшка имел право свободного доступа в шалаш. Они подхватили девушку под локти, не слушая протестных воплей. "Знаток" шёл за ними следом, чтобы на сто процентов быть уверенным, что никто, кроме него, не пострадает. Спустившись по склону, сторожа сообразили - шалаш остался без охраны! Один повернул было туда, но Лёшка пригрозил пистолетом:
   - Назад! Не вздумайте подходить! Здесь стойте, пока я включу.
   - Лёша, Лёшичек, - тонким голоском закричала Нина, - не надо, не делай этого! Я, я должна! Кому нужна такая никчемная дура! Мне здесь не место! Да пустите вы, пустите!
   - Дура и есть, - вмешался Виктор, вынырнув из кустарника, - хотя Алексей ненамного умнее. Ты, - он кивнул одному сторожу, - веди её к лагерю. А ты помоги этого героя скрутить. Потом туда же доставишь.
   - Разбежались, - пригрозил Лёшка и отпугнул выстрелом слишком резвого сторожа.
   Но Виктор только криво усмехнулся и продолжил наступать на "Знатока". Второй выстрел, перед ногами, лишь напрасно взметнул фонтан земли. Заслонившись рукой, председатель совета сделал ещё один шаг и протянул руку:
   - Отдай оружие и ступай в лагерь. Я не шучу. Вы оба здесь нужны, вы станете своими, а я... Лёша, мне давно пора на тот свет. Не мешай...
   Тяжело дыша, в их компанию ворвалась Гарда. Она опустила аптечку к ногам хозяина, а тот просиял лицом, увидев шанс победить в только что безнадёжном споре:
   "Гарда, взять его!"
   "Виктора?"
   - Да, - голосом продублировал Лёшка, - взять его!
   - Идиот! - взревел Виктор, бросаясь на него.
   Гарда оказалась быстрее. Она сбила Виктора, когда тот почти дотянулся до хозяина. Сплетясь в тесный клубок, человек и собака покатились вниз по склону, а "Знаток" уже карабкался к шалашу. Ноги скользили по траве - дождь помалу набрал мощь и уже заметно шумел, рушась пока не струями, но частыми и крупными каплями. Добежав, неудачливый попаданец проверил, на месте ли кабели, убедился, что "включатель" надёжно замкнёт контакты, вдохнул полной грудью свежий, напоённый сосновым ароматом воздух, закричал в полный голос:
   - Да-а-а-а! - и налёг на рычаг.

Глава тридцать вторая

  
   ...и Лёшка проснулся, откашливая воду. Оказывается, он сверзился с дерева точняком в кювет. "Слава богу, не захлебнулся!" - мелькнула здравая мысль, но особой благодарности мифологическим богам, естественно, и в помине не было - так, просто выскочила привычная формула речи...
   Мокрая одежда неприятно облепила тело, напомнив о давних годах, когда он был ребенком, которого похмельная мамка обливала из чайника, отучая от привычки падать ночью с кушетки. Очков поблизости не оказалось, скверно. Хотя особо рассматривать было нечего - низкий кустарник и толстая корявая сосна, что снизу выглядела огромной.
   - А что это я валяюсь тут? - вслух задал он себе вопрос. - Я же должен умереть, если включил питание станции Магнитного баланса? И где шалаш с кабелем?
   "Какая станция? Что ты несёшь? - ответил внутренний голос, неизменный скептик. - Начитался бреда и увидел сон... Шалаш с кабелем... Ты ещё любимую женщину потребуй!"
   И тут память вернулась к Лёшке, больно ударив по удивительному, но совершенно нереальному сну:
  
   ... он бежит за ободранным троллейбусом изо всех сил, реализуя последний шанс доехать до дома. Успел...
   Пьяная бабища и её ухажёр... Троллейбус резко тормозит, Лешку прижимают к стойке прохода... Вожатая объявляет, что сорвало башмак... Все бросаются в следующий троллейбус, который как раз подкатил сзади.
   Портфель... его безжалостно вырывают, выкручивают. Лёшка выпрыгивает за ним, подхватывает, но троллейбус не ждёт, исчезает за поворотом...
   Дождь, мерзкий и нескончаемый... Девушка-вожатая в неисправном вагоне, ссора с ней, неподатливые двери, визг, удар по его пальцам...
   Вот в душе зарождается решимость - покончить с этой ненавистной и неудачливой жизнью. И верно, стоит ли жить изгою, мальчику для битья, совершенному лузеру? Сосна, брючной ремень на шее... Беспамятство...
   Лёшка потряс головой, стряхивая неприятные воспоминания, поднёс циферблат к лицу. Часы показывали девять. Самая тощая стрелка истерически дёргалась, очерчивая извечный круг: "Идут... Наверное, утро..."
   Дождь продолжался. От серого неба ждать солнца - безнадёжно. Лёшка уныло проломился сквозь мокрые кусты по вчерашним следам. На пустой дороге стоял тот же ободранный тускло-синий вагон с номером 43. Створки дверей, которые вчера не пустили Лёшку в сухость, так же плотно сжимали свои вертикальные чёрные губы. Девчонка сидела в кабине, опустив голову на руль - спала, наверное.
   Лёшка постучал кулаком в дверь, крикнул сильно и громко:
   - Нина, открой!
   Та вздрогнула, увидела его лицо, вскрикнула. Её лицо исказил страх. Троллейбус резко рванул с места и покатил прочь, набирая скорость.
   - Ну, нет! - скрипнул зубами неудачник, бросаясь вдогонку.
   Он на удивление легко оказался у задней двери, вдавил пальцы в неподатливую щель между чёрными резиновыми полосами, раздвинул створки и успел поставить ногу на порожек. Троллейбус мчал с дикой скоростью, Нина причитала, пока Лёшка пересиливал сопротивление двери, протискивался внутрь и бежал по проходу к ней. За окнами с бешеной скоростью мелькали деревья, столбы и чёрт знает что ещё, отчего голова кружилась. Но вот и кабина вожатой. Плач и причитания стали слышнее, троллейбус свалился с дороги и уже медленно кувыркался невесть куда, однако вечный лузер дотянулся к Нине, схватил в охапку и радостно прижал к себе, думая об одном: "Пусть разобьюсь! Зато с ней, вместе..."
   Удар! Сознание померкло...
  
   ... и никого поблизости. Лёшка ничего не понимал. Он, только что совершивший отчаянный, самоубийственный поступок в странном будущем - мгновенно оказался в осточертевшем настоящем. Да, он стоял возле здания института магнетизма, где отбыл скучный рабочий день в статусе помощника дежурного электрика. За спиной захлопнулась дверь проходной, ночной вахтёр лязгнул засовом. Впереди темнел поздний вечер, почти ночь, воплощённая тоска в виде улицы с редкими фонарями и без единого троллейбуса, который доставил бы пассажира на другой конец города.
   - Вот блин, всегда так, - робко проверил голос Лёшка.
   Да, он мог говорить. Значит, это не сон. Значит, время сделало петлю и вернуло его домой. В пошлое, безрадостное время, где не будет приключений, не будет испытаний, где максимально возможный апокалипсис - это мордобой от гопников или нацболов! Где ему никогда не встретится удивительная напарница по имени Гарда!
   - Блин, да как же так! Почему? Я хочу туда! - взмолился Лёшка, роняя портфель и закрывая лицо руками.
   Он выл от горя, понимая, как много потерял в том времени, как много не сделал и как много не сказал. Не извинился перед Юрой за невольное хамство. Не сказал спасибо Виктору. Не сказал Флоре, что больше не хочет с ней встречаться. А главное - не сказал Нине, что она ему нравится.
   - Урод! Самоубийца! Идиот! Зачем я это сделал? Можно же было механически включить! Веревку к рубильнику, груз и свечку, чтобы пережгла фиксатор! Идиот, Сайрус Смит сто лет назад до этого додумался, а я?
   Недавний попаданец в будущее, а теперь - в собственное прошлое - казнился, переживал свою тупость, и не стеснялся костерить себя последними словами. Но в глубине соседней улицы появился свет фар. Понимая, что утраченного уже не вернуть, а домой добираться надо, Лёшка подхватил портфель и ускорил шаг. Троллейбус, грязно-голубой под фонарями и просто грязный в неосвещённых промежутках, подкатил к остановке, высадил одинокого пассажира и закрыл двери.
   - Э, погодите! - закричал лузер, бросаясь вдогонку.
   Ему казалось, что это уже было с ним. Как будто жизнь прокручивалась повторно. Повторно?
   "Дежавю? Ну да, сорок третий номер... Я так же бежал за ним, Нина притормозила, потом сломалась в бору, все пересели, а мы с ней остались..."
   Лёшке показалось, что его зрение резко улучшилось и он видит в зеркале заднего вида лицо Нины, вожатой того автобуса. Нины, которая осталась там, в будущем. Или не осталась?
   "Ой, ё... Если время дало петлю, так я могу снова туда попасть? С ней вместе! И уже без дури и ошибок, начисто вести себя? Это же, вообще... Это такой шанс!"
   Мизерная, почти невероятная, но всё-таки возможность снова попасть туда, где он, недотёпа и неумеха, сумел стать мало-мальски полезным человеком - придала лузера двадцать первого века столько сил, что он догнал троллейбус и стучал кулаком по борту, требуя открыть. Однако грязно-голубой вагон катил и катил вперёд, понемногу ускоряясь. Лёшка бежал, не желая сдаваться, но дыхания уже не хватало, всё расплывалось перед глазами, а в ушах звенели голоса из утраченного будущего. И вдруг мир вокруг него взорвался, полыхнул ослепительным пламенем...
  
   ...долгожданный троллейбус вынырнул из-за угла. Лёшка побежал, размахивая портфелем и надеясь на доброту водителя. Увы, облом его ждал, а отнюдь не эта, так нужная после работы, единица общественного транспорта. Створки дверей сошлись. Насмешливо воя электромотором, троллейбус набрал скорость и умчался. Красные огоньки скрылись за изгибом улицы.
   Уже никуда не торопясь, огорчённый донельзя человек, Алексей Хромов - по паспорту, и конченый лузер - по судьбе, замедлил бег. И напрасно. Возникнув невесть откуда, к остановке подкатил почти пустой вагон. Не веря глазам, лузер остановился, ожидая, что галлюцинация рассеется. "Так не бывает, чтобы один за другим, чтобы мой маршрут, и чтобы сесть было где..." - отказывался верить в удачу Лёшка. Троллейбус постоял, не дождался пассажиров и медленно тронулся.
   - Стой, стой, - очнулся парень, пускаясь вдогонку и размахивая портфелем.
   Троллейбус послушно притормозил, но проклятый тротуар подставил какую-то неровность, а неуклюжий лузер потерял равновесие и упал, больно ударившись об асфальт. Сознание померкло...
  
   ... ночной вахтёр шёл по коридору, проверяя все комнаты. Лёшка быстро погасил свет и тихонько провернул ключ в замке. Щелчок прозвучал почти неслышно. Шаги дежурного замедлились, дверь дёрнулась.
   - Когда он ушёл? Я и не заметил... - донеслось бормотание, шаги удалились, свет в коридоре погас.
   Институт магнетизма, где Лёшка отбыл скучный рабочий день в статусе помощника дежурного электрика, опустел и затих окончательно. Отсюда, из мастерской, было слышно, как дважды хлопнула дверь проходной, лязгнул засов - это вахтёр осмотрел фасад снаружи и вернулся на пост. Лёшка тихонько открыл замок, вышел в коридор, осмотрелся.
   За окном в ближнем торце коридора темнел поздний вечер - воплощённая тоска в виде улицы с редкими фонарями. С поста неслась пистолетная стрельба и ненатуральные диалоги голливудских супергероев, скверно озвученных русскими актерами десятого эшелона: "Мы надерем вам задницу, парни! Джо, пристрели его! Срань господня, он убьёт заложников! Я вышибу тебе мозги..."
   Можно быть спокойным, теперь вахтёр все два часа не отойдет от экрана телевизора. Лёшка включил фонарь, спустился по лестнице в подвал и направился к лифту.
   "Минус шестой этаж. Вот он, вход в лабораторию..."
   Овальный коридор, труба, выкрашенная оливковой краской - всё это было в том времени, где он побывал совсем недавно. Но тот коридор выглядел лучше, вместо резиновой ленты там была очень приличная асфальтовая тропинка.
   - Ничего удивительного, просто реконструировали, - успокоил себя недавний попаданец. - В остальном же ничего не изменилось?
   Пультовая оказалась на том же месте. И сам пульт выглядел почти так же, как и тот, где Лёшка подключал кабели к главному рубильнику. Здесь рубильник стоял в положении "вкл". Дежурный свет, неяркий и какой-то синеватый, заставил напрягать зрение, чтобы прочесть мелкие буковки на толстой книге с надписью "Инструкция". Она лежала чуть ниже рубильника. Лёшка протянул руку, схватил растрёпанный по углам, видимо, от частого пользования, пухлый том. Тот оказался необычайно тяжёлым и вырвался из пальцев, заскользил по наклонному пульту.
   Одиночный тумблер ярко-жёлтого флюоресцентного окраса встретился на пути книги, но не устоял и перещёлкнулся в нижнее положение. В пультовой вспыхнула красная мигалка, как раз над Лёшкиной головой, и зазвенело - противно, как старый механический будильник, громко.
   Квадратное табло напротив кресла оператора вспыхнуло: "Минутная готовность к сбросу магнитного импульса" и замелькали убывающие цифры секунд.
   Не зная, что делать, Лёшка поднял тяжёлый том инструкций, вернул на прежнее место, панически оглянулся в поисках подсказок. Ничего успокоительно не увидел, глупо порадовался, что дежурный вахтёр не слышит этого трезвона, и зачем-то раскрыл инструкции. Том распахнулся на вклейке, где грубая рукописная схема показывала соотношение чего-то к чему-то в длинных формулах. В конце схемы стоял жирный ярко-жёлтый флюоресцентный восклицательной знак. Секунды на табло мелькали и убывали, перейдя из парных в одиночные. Не надумав ничего, Лёшка схватился за тумблер того же цвета и вернул его в верхнее положение. Ослепительный свет ударил в глаза...
  

Глава тридцать третья

  
   - Очухался! Вот и славно...
   Перед глазами парня появилось расплывчатое пятно, которое уменьшалось в размерах, пока не стало узнаваемой физиономией Юры. Голова с каждым мгновением работала всё лучше, словно мозг разгонялся, набирал скорость. Лёшка скосил глаза, узнал обстановку медицинского комплекса, успел подумать, что зачастил сюда. Как обычно, он лежал нагой и весь облепленный лечащими щупальцами. Шевельнувшись для проверки, пациент никаких болей не почувствовал, поэтому удивился:
   - Почему я здесь?
   - А где ещё тебя лечить? - отозвался Юра. - Наверху пока нечем, аптечка не поможет заживить сломанные ребра и последствия хорошей, основательной контузии мозга. Хотя кое-кто сомневался, что он у тебя есть вообще, мозг-то.
   В голосе старого знакомого звучала неприкрытая ирония, но обижаться Лёшке не хотелось совершенно. Напротив, он радовался встрече. Что может быть лучше, чем вернуться туда, где ты был счастлив? А в том, что только здесь, в этом мире, он и прожил лучшие, пусть и трудные, но насыщенные удивительными событиями дни - дважды попаданец не сомневался.
   "Дай бог, чтобы и она осталась здесь, а не улетела в прошлое..."
   "Привет", - окликнула его Нина.
   - Ой, - рывком сел Лёшка, руками прикрывая наготу, но тотчас сообразил, в чём дело и расхохотался, протягивая руку Гарде. - Как ты? В порядке?
   "В полном, горло не болит. Виктору хуже, я его сильно порвала..."
   - Что? - попаданец обратился к Юре. - Виктор тоже здесь?
   - Пара минут, вывожу из сна, - отозвался тот, совершенно не похожий на себя обычного, облачённый в розовый комплект и традиционную врачебную шапочку.
   Против опасения, и через две минуты ничего не произошло. Суровый мужик рывком сел, осмотрелся, заметил Лёшку и Гарду, усмехнулся, но промолчал. Юра принёс одежду пациентам, предупредил, что вот-вот появятся несколько посетителей. Натягивая брюки, Лёшка не выдержал:
   - Я не хотел...
   - Потом, - оборвал его Виктор.
   Обуваясь, они слышали, как люк двери открылся, пропуская гостей. Голос Водянова спросил:
   - Разрешите?
   - Да!
   Первой ворвалась Алёна. Она без церемоний обняла председателя совета:
   - Ты на меня не сердишься?
   - Делать мне больше нечего, - проворчал Виктор, заметно смущаясь.
   Флора обогнула их, подошла к Лёшке:
   - Я тебе портфель принесла, который ты в лагере забыл. Специально в троллейбус ходила, - и тоже обняла Лёшку, чмокнула в губы, отчего тот растерялся, смущенно оглянулся.
   Нина стояла в стороне, неотрывно смотрела на них. Краска бросилась в лицо парня. Ему вспомнилось, что Флора всегда проявляла инициативу при их встречах, и он охотно соглашался на секс, после расставания сразу забывая о ней. А вот о Нине - помнил и думал часто, особенно в последнее время.
   "Скотина я. Мне ведь Флора совсем безразлична, - честно признался себе Лёшка, - просто я удобно устроился... Нет, надо с этом заканчивать!"
   Он расцепил руки Флоры, отвел их от себя и сказал, извинительно, тихо, только ей:
   - Прости, у меня есть девушка, - и шагнул к Нине.
   Та вытянулась в струнку, как он сам когда-то на присяге, а глаза, полные слёз, неотрывно смотрели на парня:
   - Как тебе не стыдно! Мог бы давно сказать!
   - Мне стыдно? Ты о чём? Что сказать?
   "Знаток" растерялся настолько, что не понимал ничего, да и не хотел. Он просто шагнул вперёд, схватил обе руки Нины и глупо улыбался - мечта сбывалась! Ему очень хотелось сказать, складно, как сочинилось в недавнем беспамятстве, что она ему очень-очень, что... Но разве выговоришь сразу слова, которые никогда и никому не говорил? Вот он и набирался отваги, уже и рот раскрыл, уже почти сказал:
   - Нина, ты мне...
   Девушка сердито топнула ногой, продолжила обвинение:
   - Мог давно сказать, что ехал в моем троллейбусе! Я же не знала! Я думала, ты маньяк! Я тебя по руке ударила! Тебе от меня одни неприятности... Ты не думай, что я дура, что...
   "Откуда ты знаешь, что я думаю, - мысленно возразил ей Лёшка. - Может, я рад..."
   "Я тоже рада, хозяин", - прозвучал в голове голос Нины, но попаданец сообразил, что это мысли Гарды окрашиваются в самый для него приятный тембр.
   Он толкнул напарницу коленом, шикнул: "не мешай", и быстро выпалил давно приготовленные слова:
   - Ты мне очень нравишься. Это главное.
   Профессор Водянов стоял рядом с Юрой, смотрел на две пары и ждал, когда возникнет пауза. Улучив момент, он попросил слова:
   - Милостивые государи, пока вы изволили почивать на больничных койках, произошли некоторые важные события. Я уполномочен поставить вас в известность, что общее собрание состоялось и приняло первое решение. Выбран руководящий орган...
   - Вот и славно, - буркнул Виктор, отворачиваясь от профессора к Алёне. - Я теперь свободный человек, займусь устройством личной жизни. Женюсь, для начала. Ты выйдешь за меня, Лена?
   Лёшка удивился. По его часам и по словам Юры с момента включения Станции прошло меньше суток. За такое короткое время все отрядники из лагеря Виктора никак не могли добраться до птичника или наоборот - два отряда не успевали сходить туда. Водянов лукаво улыбнулся, но Алина опередила его с пояснением:
   - Насчёт свободы ты погорячился, Витя, - и пальцем слегка нажала ему на кончик носа, - народ голосование провёл по всем правилам. Тебе придётся ещё поруководить, милый! Целую каденцию.
   - Это как? - нахмурился тот.
   - Пока вы изволили тут раны залечивать, четыре станции вапама, которые нам удалось подготовить - заработали. Не только наши отряды попали в зону покрытия, но ещё и одиночки сыскались, человек сорок. Мы-то, как люди организованные и сплочённые, сразу собрание и продолжили, что закончить не успели в тот раз. Совет оставили в том же составе, он теперь координационным называется. А вам, уважаемый, посложнее работа досталась...
   - Я же сказал, что не хочу!
   - Э, нет! Без самоотводов, пожалуйста. Народ доверил - извольте подчиниться.
   Мягко по форме звучали слова Водянова, но такая решимость сквозила в них, что Виктор пожал плечами и умолк.
   - Браво! Вот это правильно! Ты настоящий руководитель, - Лёшка зааплодировал и показал на себя, - не то, что некоторые.
   Он понимал, что немного перебарщивает, но совладать с собой не мог - им руководило смущение и чувство вины:
   "Гарду натравил зря, можно было просто приказать, чтобы задержала, не грызла всерьёз".
   Основания для раскаяния впечатались в память с первого взгляда на обнажённого Виктора - заживлённые медицинским комплексом рваные раны на руках и на плече выглядели ужасно. Рукоплескания никто не поддержал, а Нина расхохоталась и заявила "Знатоку":
   - Тебе тоже вынесли вотум доверия.
   - Вотум доверия? Мне?
   Изумление Лёшки было так велико, то никто не удержался от смеха. Юра хохотал, приседая и хлопая себя по коленям. Алёна обнимала Виктора за плечо и заливалась, словно колокольчик. Водянов сдержано похохатывал, а Нина хихикала в кулачок. Немного погодя к ним присоединился сам "Знаток" и Гарда, которая принялась бегать вокруг группы и гулко гавкать. Просмеявшись, Юра положил на плечо Лёшки тяжёлую руку и доверительно сообщил:
   - Пятеро вас. Нина, профессор, Виктор, ты и Флора. Кстати, а где она?
   - Ушла. Видимо, срочные дела, - деликатно пояснил Водянов и предложил тоже подниматься на поверхность. - Пора и нам. Зима на носу, коллеги, а работы очень много. Разумеется, принципиальные решения принимать будем сообща, но вот текучка... Она требует мгновенного реагирования. Я предложил бы так распределить обязанности. Нине - хозяйственные, Флоре - вопросы подрастающего поколения, учитель, всё-таки. Вам, мужчины, комплекс задач посложнее...
   - Это как? - поднял брови Виктор.
   - Вот вас выбрали, несмотря на естественный страх перед методами, кхм, - ненатурально откашлялся профессор, - расправ с преступниками...
   - Почему? - заинтересовался Лёшка, вспомнив, что собирался зайти в оружейную, пополнить заряды пистолета.
   - Людям нужно чувство защищённости, а вы его внушаете. Поэтому - полицейские функции и будущая армия. Что касается вас, Алексей, то инициативность, умение нестандартно мыслить и стремительно действовать в экстренных ситуациях, пусть не всегда оптимально - бесценное качество. Нам столько предстоит - ппрограммы потрошить, снимать волеподавление, отменять контроль благонадёжности! И вы, как полезный авантюрист...
   Лёшка показался обидным подтекст, он сначала решил возмутиться, но спохватился - выборный же, доверили руководить! - и попытался только съехидничать:
   - Шикарный комплимент! Вы думаете, я справлюсь?
   - Несомненно! Не боги горшки обжигают.
   - Так, вроде, не богом обозвали, а...
   Он получил тычок локтем от Нины, ойкнул, отмахнулся, хотел продолжить, но не успел - получил второй, от Виктора:
   - Чья бы корова мычала...
   Лёшка сделал оскорблённое лицо, но Нина дёрнула его за рукав:
   - Ты забыл!
   Он взял портфель, в котором ощущалась тяжесть ноутбука, давно разряженного. Это напомнило о времени, в котором не было ни одного светлого воспоминания:
   "Таскать с собой прошлое? Пусть оно лежит здесь, как в музее!"
   Словно прощаясь, Лёшка аккуратно прислонил старого потрёпанного друга к стене:
   - Зачем он мне теперь? - и крепко взял за руку девушку, которая нравилась.
   Его ждала работа, которая не мог сделать никто другой. А кличка "Знаток", с запуском серверов вапама уже ироническая, могла запросто смениться на более крутую - "полезный авантюрист!"
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"