Петропавловская Ольга : другие произведения.

Одиночка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Она жила фигурным катанием. Дышала им и наслаждалась каждым мгновением, проведенным на льду. Весь ее мир сосредоточился на лезвии конька. Но что-то вдруг пошло не так...


ОДИНОЧКА

   - Женя, скорость! Скорость! На два шага уже отстаешь! Женя! - разносится над катком зычный голос тренера.
   Ненавижу этот ее дурацкий рупор! Едва замечаю, как она подносит его ко рту, сразу начинаю ошибаться в движениях. Вот и сейчас изо всех сил стараюсь нагнать Антона, но снова сбиваюсь с ритма и еще больше отстаю. Ловлю на себе его недовольный взгляд.
   - Женя, соберись! - кричит в рупор тренер. - Отборочные на носу!
   Знаю, что отборочные! Знаю, что надо работать над скоростью... Знаю, что синхронностью в нашем дуэте и не пахнет. А еще знаю, что неделю назад Антон просил заменить ему партнершу... Конечно, получил от ворот поворот. Коней, как говорится, на переправе не меняют, а уж партнершу накануне Чемпионата Европы и подавно. Но факт остается фактом. Просил.
   - Женя! - снова слышу гневный оклик тренера. - Подойди-ка ко мне!
   Останавливаюсь, уже предвкушая очередной серьезный разговор о моих незавидных успехах. Кусаю губы от досады и осознания собственной никчемности. Медленно качусь к бортику, словно там меня ждет не Светлана Борисовна, а гильотина. Затылком чувствую на себе раздраженный взгляд Антона. Ему есть за что на меня злиться. Мы в одной упряжке, а с недавних пор я вдруг стала в ней слабым звеном.
   - Женя, - с тяжелым вздохом начинает тренер. - Я тебя не узнаю. Что с тобой происходит? Если будешь продолжать в том же темпе, о Чемпионате Европы можешь сразу забыть.
   Сколько раз за последнюю неделю мне уже доводилось слышать от нее эту угрозу? Шесть...
   - Светлана Борисовна...
   - Послушай меня, девочка! Мы тут не в игрушки играем! Надоело тебе кататься? Так и скажи прямо, не трать ни мое, ни Антоново, ни свое время! 
   - Не надоело! Я стараюсь... Я...
   - Плохо стараешься, Женя! Плохо! Думаешь, после выхода в финал Гран-при можно расслабиться? Нет, дорогая моя! Нет!
   - Светлана Борисовна...
   - Ладно! - отмахивается она. - Хватит на сегодня с шагами. Повторим верхнюю поддержку. Надеюсь, с этим у тебя не возникнет проблем.
   - Не возникнет! - стараюсь, чтобы голос звучал уверенно, но, кажется, и это мне не слишком хорошо сегодня удается. Тренер снова недовольно хмурится и начинает барабанить пальцами по бортику. 
   - Давай, покажи нам класс!
   Не нравится мне ее голос. И взгляд тоже не нравится. Точно так же на прошлой неделе смотрел на меня учитель химии в школе, сообщая, что мне светит неуд в четверти, а предстоящая лабораторка - последний шанс его избежать. Но то химия. Черт бы с ней! А сейчас речь идет о деле всей моей жизни - фигурном катании.
   Сколько себя помню, я всегда бредила льдом. Увидела однажды по телевизору выступление Оксаны Баюл на Олимпийских играх в Лиллехаммере и пропала. Воображала, что это я в костюме черного лебедя изящно скольжу по льду под чарующие звуки музыки, вращаюсь в свете софитов. Улыбаясь, исполняю тройной тулуп. А вокруг восторженные крики зрителей, овации, летящие с трибун цветы и плюшевые игрушки.
   Десять лет я упорно шла к своей мечте и вот теперь, когда участие в Чемпионате Европы стало почти реальностью, стремительно схожу с дистанции и тащу вслед за собой Антона. Что со мной?
   Сердце сжимается от страха перед очередной неудачей, слезы бессилия застят взгляд, стекают по щекам, оставляя за собой мокрые, мгновенно стынущие дорожки.
   - Поплачь, поплачь, - зло усмехается Антон. - Будто от твоих слёз что-то изменится. Идиотка никчемная! Поехали!
   Мне не обидно. Стыдно и горько, но совсем не обидно. На правду не обижаются. Пытаюсь утереть слезы, но остановить их поток мне, кажется, не под силу. Таким плаксам как я не место в большом спорте...
   - Да прекрати ты! - грубо дергает меня за руку Антон. - Лед соплями растопишь!
   И вот мы уже стремительно в обманно страстном порыве катимся вперед. Еще мгновение и Антон поднимет меня высоко надо льдом. Я грациозным лебедем вспарю ввысь и замру. Изящная и легкая. И...
   С трудом различаю что-то в мутном мареве слез. Чувствую, как руки Антона ложатся мне на талию. Крепко сжимают меня и приподнимают вверх. Я уже не касаюсь лезвиями коньков льда... Парю... Нет! Что-то не так. Не понимаю что. Я падаю? Или это лед стремительно надвигается на меня сверху... Удар. Боль.
   http://s019.radikal.ru/i642/1312/56/cca49079991f.jpg
   Почему так темно? И холодно...
   Я распластана на ледяной глади. Прижимаюсь к ней мокрой щекой... Пытаюсь подняться и не могу. В большом спорте нет места таким как я... Оксана Баюл порхала в свете софитов с разрезанной голенью и ушибом спины. И выиграла олимпийское золото, а я... Я в темноте и не могу найти в себе сил пошевелиться...

* * *

   Два с половиной года спустя
  
   Одиночество засасывает. Со временем к нему не просто привыкаешь, а начинаешь им наслаждаться. Оно становится уютным шелковым коконом. Теплым и надежным. Находясь внутри, ты уже не испытываешь страха перед окружающим миром, он просто утрачивает для тебя прежнее значение. Ты не боишься оступиться и кого-то подвести. Теперь ты в ответе только за самого себя. И оттого на сердце становится легко и спокойно.
   Но вдруг в твою жизнь врывается такой человек, как Алька. Распахивает дверь в аудиторию и, восторженно улыбаясь всем вокруг, стремительно движется по проходу между рядами к пустующему месту рядом с тобой.
   - Свободно? - Спрашивает и, не дожидаясь ответа, плюхается на соседний стул.
   Ты пока не знаешь, чем тебе грозит это вторжение, но уже досадливо морщишься и кусаешь губы. Почему? Потому что, не успев вытащить тетрадь и ручку из сумки, соседка по парте начинает что-то радостно рассказывать, дергать тебя за рукав, возбужденно размахивать перед твоим лицом мобильником. Ты, не в силах выдержать ее трескотню, вставляешь в уши наушники от плеера. Но на этом твои мучения не заканчиваются. Соседка любопытна и непосредственна.
   - Ой, а что ты слушаешь? - улыбаясь спрашивает она и тут же выдергивает у тебя из уха левый наушник. Ты и моргнуть не успеваешь, а она уже начинает подпевать играющей в твоем плеере песне: - Разбиться с тобою вместе, с тобо-ою вместе, с тобо-ою вместе...
   Ты недоуменно смотришь сначала на нее, а потом по сторонам, понимая, что благодаря нахальной девице вдруг оказалась в центре внимания всех, кто в тот момент был в аудитории. Кошмар!
   Дальше хуже. На лекции, когда ты пытаешься конспектировать материал, она то и дело заглядывает тебе через плечо, отодвигает твой локоть, чтобы было удобнее списывать и при этом громким шепотом успевает комментировать происходящее вокруг. К исходу второго часа ты уже на грани. В голове путаница химических формул и историй из жизни твоей соседки. Да и в тетради тоже.
   Ты выходишь из аудитории. Надеешься, что назойливая девица оставит тебя, наконец, в покое? Наивная. От нее не так-то просто избавиться. И десяти минут не пройдет, как она отыщет тебя на лавочке у входа.
   - Вот ты где! А я тебя уже обыскалась! Я нас с тобой в список внесла.
   - Какой еще список? - недоуменно хмуришься ты, все еще не осознавая в полной мере масштабы надвигающейся катастрофы.
   А девица как ни в чем не бывало радостно улыбается и, устремив на тебя по-детски восторженный взгляд, заявляет:
   - В список желающих участвовать в спектакле по случаю нашего посвящения в студенты. Первая репетиция сегодня после четвертой пары. Правда же круто?
   - Круто? - изумленно переспрашиваешь ты. - Да ты в своем уме?
   Восторг в ее глазах мгновенно сменяется столь же искренним недоумением и даже испугом.
   - Ты разве не хочешь участвовать? - Почему-то шепотом спрашивает она. - Ну как же? Это же спектакль в честь нашего посвящения в студенты. Будет круто! Круто!
   Ты встаешь с лавки и, не глядя на девицу, направляешься ко входу в здание.
   - Ну постой же ты! - кричит она вслед. Хватает тебя за локоть. - Постой! Пожалуйста! Ты же не можешь отказаться.
   - Могу, - усмехаешься ты.
   - Пожалуйста, приходи на репетицию. Я же уже нас с тобой внесла в список. И... ты меня очень подведешь, если откажешься.
   Она надеется на тебя. Она искренне верит, что ты ее не подставишь. И ты, сама того не желая, уже понимаешь, что действительно не можешь не придти на эту нелепую репетицию. Ты больше никого не хочешь подводить...
    
   Два года спустя...
    
   - Женька! - возбужденно размахивая конспектами, кричит на весь этаж Алька. - Потрясающая новость!
   Бежит по коридору ко мне.
   - Вот черт...
   Знаю я, чем обычно заканчиваются подобные заявления моей лучшей подруги. То пересдачей всех зачетов сразу, то ночью проведенной на захудалом полустанке где-то под Луховицами, а то и вовсе отделением милиции.
   - Просто потрясающая! - едва успев добежать до меня, повторяет Алька и, раздираемая эмоциями, начинает размахивать перед моим лицом тетрадкой.
   Но я все еще надеюсь на чудо. Наивная. Ничему меня жизнь не учит.
   - Тебе Ртищева экзамен автоматом поставила? - спрашиваю, приспустив очки на нос.
   - К черту Ртищеву! Знаешь, куда мы едем встречать Новый год?
   Обреченно перевожу взгляд в окно. Внизу поскальзываясь на оледенелых дорожках спешат по своим делам прохожие. Над проезжей частью пестрят яркие растяжки с поздравлениями и рекламой. Вдали, у метро, виднеется высокая пластиковая ель, увешанная блестящими шарами и гирляндами. Скоро Новый год...
   - "Мы" это кто?
   - Мы - это Ивасик, я, ты и все наши! - не уловив опаски в моем голосе, продолжает верещать подруга.
   - Я - нет! Точно нет!
   - Да послушай ты сначала! - закрывая мне рот ладонью, настаивает Алька. - Мы все едем в Истру! В наш университетский дом отдыха! Ну тот,  где Федька в прошлом году физиономию замдекана начистил. 
   - Федька? - зачем-то переспрашиваю я, отодвигая от лица Алькину руку.
   - Ну помнишь маленький такой с бородкой козлиной! В косухе черной всегда ходил! Да помнишь, конечно! Его еще отчислили после Истры.
   - А-а-а! Так его Федькой зовут... - без особого энтузиазма киваю я и снова погружаюсь в изучение конспектов.
   - Да очнись ты! - Алька выдергивает у меня из рук тетрадь. - Неужели не понимаешь, как круто там будет?
   - Понимаю. Все напьются до раскладного состояния, будут горланить блатные песни и удобрять снег содержимым своих желудков. Круто!
   Алька с видом главной великомученицы планеты закатывает глаза и, тяжело вздохнув, возвращает мне тетрадь.
   - Эх, видно, я очень сильно нагрешила в прошлой жизни, раз в этой Боженька послал мне такую зануду-подругу.
   - Аль, так я ж не заставляю тебя со мной дружить. Вон Дашка с Галкой стоят. Пойди их обрадуй потрясающей новостью. Они точно оценят.
   - Куда ж я без тебя бестолковой пойду? Пропадешь же. Совсем без меня одичаешь и погрязнешь в своих талмудах.
   - Тогда не жалуйся. Сама взвалила на себя такую непосильную ношу. Вот и терпи.
   - Жень, ну, может, все-таки поедем со всеми в Истру, а? Там же все наши будут. И Ивасик...
   - И на кой черт тебе сдался этот Ивасик? Павлин стероидный. И девки у него все на одно лицо. Силиконовые куклы.
   - Думаешь, у меня совсем нет шансов? - устремив унылый взгляд в окно, вдруг тихо спрашивает Алька.
   Видимо, не судьба мне повторить лекции перед зачетом. Поднимаюсь со стула и встаю рядом с подругой, угрюмо уставившись на ползущую по дороге длинную вереницу машин.
   - Ну почему же нет? Есть. Только для этого тебе надо вставить силиконовую грудь как минимум пятого размера, заиметь задницу как у Дженифер Лопес, губы как у Анжелины Джоли, глаза как у Одри Хэпберн, ну и волосы в пепельно-белый цвет перекрасить. Тогда ты будешь полностью соответствовать идеалам Ивасика. Все в твоих руках, подруга. Дерзай.
   - Злая ты, Женька. Нет чтобы сказать: "Алечка, да он влюблен в тебя по уши. Просто подойти стесняется. Робеет от твоей красоты." А ты...
   - Ты бы поверила?
   - Я всегда тебе верю.
   - Потому и веришь, что я тебе не вру никогда.
   - Вот, Жень, скажи честно, ты когда-нибудь влюблялась? Так чтобы колени подкашивались при одном лишь взгляде на парня, чтобы сердце в висках стучало и дыхание сбивалось. Чтобы тебя саму то в жар, то в холод бросало...
   - То, что ты описываешь, больше грипп напоминает, а не любовь.
   - Значит, не влюблялась...
   Неохотно пожимаю плечами. Не хочу ничего рассказывать, а объяснять тем более. Да и как объяснить подруге, что моя любовь совсем другая? Меня не бросает ни в жар, ни в холод, сердце бьется ровно и дыхание тоже не сбивается. С ногами все сложнее, но и они уже крепко держат меня на земле. Не подкашиваются.
   Как объяснить, что едва увижу любимого, чувствую лишь горечь, стыд и угрызения совести за все то, что я чуть не сотворила с его жизнью и мечтой. К счастью, он справился. Он настоящий победитель, и даже потеряв целый год из-за моей травмы, сумел подняться на пьедестал почета. Но уже не со мной.
   О моем существовании он, кажется, изо всех сил старается забыть.
   Мне рассказывали, что тогда, после моего падения, Антон приходил ко мне в больницу. И его мать - наш тренер Светлана Борисовна - тоже приходила. Но я этого не помню. А потом мы встречались лишь раз.
   Оправившись после травмы, я рассчитывала снова приступить к тренировкам. И не смогла. Едва ступив на лед, почувствовала, как дрожат колени. Ноги категорически отказывались мне повиноваться. Я неловко уцепилась за бортик, чтобы не упасть. Так и стояла, зажмурившись, и не понимала, что со мной происходит.
   Антон не подошел ко мне. Кинул издали презрительный взгляд и отвернулся. А я поняла, что кататься больше не смогу. Совсем не смогу.
   Удерживать меня никто не стал. Кажется, к тому моменту Светлана Борисовна уже начала подыскивать Антону новую партнершу. Думаю, тренер и не рассчитывала на мое возвращение на лед. Сама-то она так и не сумела когда-то восстановиться после травмы.
   Прошло четыре года. Мама говорит, теперь мое имя часто звучит по телевизору. Но такой славы и даром не нужно, ведь меня вспоминают исключительно, когда речь заходит о талантливом фигуристе Антоне Светличном и досадных помехах, встававших  на его пути к успеху. А я - Евгения Герасимова, его бывшая партнерша - главная среди них.
   Однажды кто-то назвал травму, положившую конец моей спортивной карьере, редкой удачей, выпавшей на долю Антона. Я напряженно замерла перед экраном телевизора и мысленно умоляла бывшего партнера сказать, что это не так. Он отрицательно покачал головой и промолчал. Но что-то в его взгляде подсказывало мне, что он полностью согласен с прозвучавшим высказыванием. С тех пор телевизор я не смотрю. Зачем изводить себя понапрасну?
   Что бы я ни думала об этом прежде, но жизнь - это не только фигурное катание, и ставить на ней крест в пятнадцать лет из-за невозможности снова выйти на лед я не намеревалась. Хотя, вероятно, мои родители очень этого опасались... Но, едва в тот день погас экран телевизора, я начала поиски нового призвания. С головой ушла в учебу и, что самое удивительное, вдруг полюбила химию...
   - Ну так, может, все-таки поедем? - отрывает меня от невеселых раздумий Алька.
   - Ладно. - И зачем согласилась?
   - А сегодня все наши собираются на каток после зачета! Давай?
   - Нет, каток - это точно не ко мне.
   - Ну, Жень, - жалобно стонет Алька. - Если не умеешь на коньках кататься, не обязательно на лед выходить. Там половина таких как ты. Народ потусить просто идет, глинтвейну попить...
   - А ты вокруг Ивасика покрутиться, в надежде, что он наконец-то тебя заметит?
   - Заметит когда-нибудь.
   - Аль, ты за него второй год тесты по английскому пишешь, а он все еще тебя Валей зовет.
   - Просто у него... ну память плохая или...
   - Или что? Или он просто никого вокруг себя любимого не видит?
   - Жень! Ну почему ты такая бесчувственная? Мне плохо, а ты...
   - Ладно, Аль, прости. Хорошо, пойдем сегодня после зачета на каток.
   И почему я постоянно иду у нее на поводу? Даже вопреки своему собственному желанию... Больше трех лет я старательно обходила стороной все, что связано с фигурным катанием, а сегодня вуаля, и я вдруг соглашаюсь бежать со всеми на каток. А не гипноз ли это?   
   - Круто! Ты только представь себе, как будет круто! - мгновенно позабыв обо всех своих печалях, начинает радостно верещать Алька.
   - Представила.
   - Эх, Женька, нет в тебе ничуточки авантюризма! И как ты так живешь? Не пьешь, не куришь, на парней даже не смотришь, на коньках кататься не умеешь...
   - Умею, - зачем-то вдруг говорю я.
   Действительно, зачем? Чем меньше знает Алька, тем крепче буду спать я...  Проверено.
   К счастью, подруга пропустила мою случайную откровенность мимо ушей. И судя по ее мечтательно-отрешенному взгляду, я могла бы сейчас хоть в убийстве президента Кеннеди признаться, она бы не услышала.
  
   Тремя часами позже
  
   Стою в толпе однокурсников, покручивая в руке одноразовый стаканчик с глинтвейном. Улыбаюсь и даже иногда смеюсь вместе со всеми над банальными шутками. А еще без грусти и содрогания поглядываю на каток и фигуристов.
   И почему я была уверена, что вечер превратится в пытку? Глупая.
   Городские катки ничуть не напоминают все то, что я оставила в прошлом - тренировки, соревнования и, само собой, Антона. Совершенно ничего общего. Толпы народа, бестолково гоняющие по кругу, семьи с детьми. Кружащиеся в свете фонарей снежинки и запах шашлыков. Быть может, когда я окажусь в подобном месте в следующий раз, и не вспомню вовсе о своей несостоявшейся спортивной карьере... Но надеть коньки я все-таки вряд ли решусь. Да и на лед не ступлю. В точности, как и сейчас.
   Алька была права. Никому здесь нет никакого дела, во что я обута - в сапоги или коньки. Я же не на пляж в разгар лета в шубе явилась.
   Даже среди наших однокурсников немногие вышли на лед. Преобладающее большинство предпочло спорту распитие глинтвейна в дружеской компании.
   - Паршивый вечер, - в противовес моим собственным умозаключениям бурчит Алька. - Ивасик не приехал. Вот где он может быть? Сам же всех подорвал на каток!
   - Как будто ты Ивасика не знаешь. У него семь пятниц на неделе и тринадцать месяцев в году.
   - Думаешь, он и с Истрой меня кинет?
   - Тебя? - многозначительно ухмыляюсь в ответ. - Он тебя еще не брал, чтобы кидать.
   - Так, товарищи! - прерывает меня на полуслове командный голос нашего однокурсника Дэна. - Быстро выпитый стакан не считается налитым. Давайте-ка сюда свою тару, будем продолжать приобщаться к европейской культуре пития. То бишь к глинтвейну.
   Взгляд Альки просветляется, а на губах расползается восторженная улыбка. Но не успеваю я удивиться столь нетипичной реакции подруги на предложение выпить, замечаю, что смотрит она вовсе не на Дэна и термос в его руках, а совершенно в противоположную сторону. И тут же, еще не убедившись доподлинно, понимаю - приехал Ивасик. Ошибки быть не может.
   - Ядрен батон! - вдруг сквозь зубы шепчет Алька. - Что это еще за лахудра с ним?
   - Очередная жертва пластической хирургии, - мельком взглянув на спутницу Ивасика, пожимаю плечами. - Высокая блондинка с пятым размером груди и глазами трепетной лани. Идеал.
   - Швабра она, а не идеал, - яростно отмахивается подруга и, выдернув пластиковый стаканчик у меня из рук, устремляется к Дэну за обещанным глинтвейном. И при этом так красноречиво распихивает народ локтями, что всем нашим однокурсникам без лишних слов становится понятно, кто и в какой компании решил наконец-то почтить нас своим присутствием. Алька не слишком скрытная натура, и о ее безответной любви к Ивасику не знает разве что сам Ивасик. Да и то исключительно потому, что ему нет совершенно никакого дела до окружающих.
   Иногда я даже сомневаюсь, а запоминает ли он имена своих бесперебойно сменяющихся пассий или предпочитает называть их исключительно "кисами" и "зайками", дабы не забивать голову лишней информацией.
   - Здорово, народ! Заждались?
   - Ну, конечно, нам же больше развлечь-то себя нечем, только Ивасика и его эскорт ждать, - почти дословно озвучивает мои мысли Дашка. Однокурсница. Я уже давно заметила, что наши с ней чувства к этому пижону схожи, но она в отличие от меня не отмалчивается в сторонке, а рубит правду-матку ему в лицо.
   Ивасик демонстративно игнорирует ехидный комментарий и, по-собственнически обняв спутницу за талию, нежданно-негаданно развеивает мои недавние подозрения:
   - Знакомьтесь. Эту красавицу зовут Снежана.
   - Жень, - снова появившись подле меня, жалобно шепчет Алька. - А, может быть, это просто его знакомая?
   - Оставь надежду всяк сюда входящий. Она - чисто ивасиковский типаж. И где он их только находит? Я лично ни разу таких в обычной жизни не встречала. Только если Ивасик приводит.
   - По каталогу заказывает, - саркастически усмехается оказавшаяся рядом Дашка.
   - Точно, - изумленно тараща глаза, вдруг соглашается с ней Алька. - И имя у нее совершенно проститутское. Снежана! Ну точно! Проститутка.
   - Нормальное имя. Красивое, - неуверенно пожимаю плечами и с сомнением перевожу взгляд на спутницу Ивасика.
   Высокая, стройная, холеная и неестественно красивая девушка. Ноги от ушей. Глаза на пол-лица. Загар, будто она только что из Египта прилетела. Да и полушубок на ней не иначе как из последней коллекции какого-нибудь именитого миланского кутюрье... Макияж, конечно, яркий, но вульгарным не назовешь. Проститутка? Странно. Мне кажется, девушки такой профессии должны выглядеть потаскано... А впрочем, не знаю. Вживую-то я их никогда не видела...
   - Точно проститутка! - категорично и отчего-то торжественно повторяет Алька. - Моему брату недавно на лобовое стекло рекламный каталог какого-то борделя подсунули. Так там все девки поголовно Снежаны, Анжелики, Виолеты и Джульетты. Проститутки.
   - Ну ладно... Даже если и так, что это тебе-то дает?
   - И как тебе, Женька, с такими тугодумными мозгами удалось в отличницы выбиться? Ивасик же этих девок для отвода глаз таскает к нам, чтобы никто не догадался, что он на самом деле...
   - Голубой? - едва не поперхнувшись глинтвейном, изумленно перебиваю подругу.
   Услышав мой вердикт, Дашка заливается громким хохотом. Ее звонкий смех разносится над катком, привлекая к нам внимание остальных однокурсников. Всех, даже Ивасика. А Алька, будто ничего не замечая, вдруг выдает шедевральную мысль:
   - Чтобы никто не догадался, что он в меня влюблен, конечно. Вот что!
   - Логика - страшная сила!
   - Ой, девчонки, пойду-ка я лучше покатаюсь, - криво усмехается Дашка. - А то, боюсь, глупость заразна.
   Она не очень уверенно стоит на коньках. Впрочем, это не мешает ей, бодро улыбаясь, наворачивать круги по катку. В отличие от меня.
   Алька тоже, недолго думая, оставляет мне на сохранение стаканчик с недопитым глинтвейном и устремляется на лед. А я, затерявшись в толпе однокурсников, продолжаю стоять на снегу и наблюдаю со стороны за происходящим на катке.
   Новая пассия Ивасика вдруг оказывается в центре всеобщего внимания. Кто бы мог подумать, что эта силиконовая кукла вдруг начнет выделывать такие пируэты на льду. Я-то уж точно от нее ничего подобного не ожидала. Да, двойной сальхов у нее выходит недокрученным, а, исполняя риттбергер, она и вовсе едва не растягивается на льду, но зато лутц прыгает отменно. Изящно и без помарок.
   Не в силах оторвать изумленного взгляда от фигуристки, залпом опорожняю Алькин стаканчик с глинтвейном. Краем глаза замечаю, как рядом останавливается Ивасик. Не сомневаюсь, что не пройдет и минуты, как тут появится Алька. Но пока она стоит у противоположного бортика и досадливо хмурится, наблюдая за Снежаной.
   - Почему не катаешься? - вдруг низко склонившись надо мной, шепчет парень.
   Странно... Мы с ним полтора года учимся вместе. Но он до сих пор ни разу не заговаривал со мной. Проходил мимо, не одарив даже мимолетным взглядом. Будто и нет меня вовсе. Даже за конспектами не обращался. И вдруг ни с того, ни с сего решил поговорить о чем-то? Пусть даже из вежливости... Странно.
   Неопределенно пожимаю плечами и, не желая поддерживать беседу, отступаю чуть в сторону. Слышу его усмешку за спиной. Или, быть может, показалось? Не показалось.
   - А зря. Евгения Герасимова на льду великолепна. Снежка и рядом не стояла.
   Испуганно вздрагиваю, ошарашено уставившись на Ивасика. Этого просто быть не может! Не может и все! Никто - даже Алька - ничего не знает о моей прошлой жизни. Никто! А уж напыщенный, никого вокруг себя не замечающий Ивасик и подавно.
   Неужели знает? Откуда?

* * *

   Канун Нового года.
  
   - Какого черта мы здесь торчим? - уже в который раз повторяет Алька. - Все наши уже на месте, а мы?
   - И мы скоро поедем, - стараюсь успокоить ее я и, вдруг завидев одного из немногочисленных покупателей, сворачивающего в молочный отдел супермаркета, отчаянно громко начинаю свою заученную речь: - Уважаемые покупатели, подходите попробуйте новый творожный сыр "Рама Крем Бунжур". Замечательное дополнение к праздничному столу!
   - Да уж! Замечательное! - растягивая губы в мученическом оскале вместо приветливой улыбки, скрежещет зубами Алька. - Не хотите ли отравиться пластиковой дрянью со вкусом помидоров и базилика?
   - Тс-с-с! Услышит же.
   Моя улыбка, видимо, тоже не внушает покупателю доверия. Поэтому он, вместо того, чтобы подойти к нашей яркой рекламной стойке, поспешно сворачивает в отдел замороженных полуфабрикатов.
   - Ты потише, ладно? Тут же камеры везде. Вдруг...
   - Да чего "вдруг"? Кому мы с тобой тут нужны тридцать первого числа, чтобы еще в камеры за нами наблюдать?
   - Мало ли? Проверка, контрольная закупка и все такое...
   - Блин, ну какого черта я согласилась на эту акцию? Сидела бы себе уже в Истре. Веселая, пьяная. Ивасик рядом.
   - Сама же говорила, деньги перед Новым годом нужны. Вот я и согласилась, когда из агентства позвонили. Платят-то сегодня по двойному тарифу.
   - Только это меня и утешает. Но все равно! Ни за что в жизни тебе не прощу, если мы на последний автобус опоздаем.
   - Не опоздаем. Еще час отработаем. Потом сразу на Рижский вокзал рванем. Чуть больше часа и мы на месте. В Истре.
   - Смею тебе напомнить, от самой Истры до дома отдыха еще и на автобусе добираться надо.
   - И что с того? Маленькие что ли? Автобус не найдем?
   - А вдруг они тридцать первого числа только до обеда ходят?
   - Попутку поймаем.
   - Ага, и найдут нас по весне в каком-нибудь лесу вместе с подснежниками, - мрачно предрекает Алька.
   - Зато Ивасик наконец-то запомнит твое имя! Уважаемые покупатели, подходите попробуйте новый творожный сыр "Рама Крем Бунжур". Замечательное дополнение к праздничному столу!
   - И кто этот дурацкий слоган придумал? Еще чуть-чуть и мы с тобой картавить от такого обилия рычащих звуков начнем. Вот повеселим народ.

* * *

   Кажется, Алькины опасения опоздать на последний автобус были не напрасны.
   Сначала мы еще верили абракадабровым записям на желтой табличке у остановки - расписанию. Но вот, по прошествии часа все еще стоим на привокзальной площади, от холода отбивая чечетку на ледяных колдобинах. А автобуса, как не было, так и нет. Какая уж тут вера? Может быть, это расписание здесь еще с прошлого века висит? А то и вовсе советских времен?
   Холод зверский. Где-то вдали взрывают петарды, но до нас доносятся лишь отголоски. Даже небо не окрашивается искрящимися брызгами. В центре площади мрачной тенью высится елка без единого огонька. Раздражающе часто моргает одинокий фонарь, придавая происходящему немного постапокалиптический антураж.
   - А я ведь говорила... - бурчит Алька. - Говорила же? Опоздаем на автобус. Вот и опоздали.
   - Может, их сегодня и не было.
   - Были, но с утра! Пока мы в этом дурацком магазине пытались людям отраву к новогоднему столу впарить.
   - Не узнаю я тебя, Алька. Обычно такая позитивно мыслящая, уверенная в благополучном исходе даже самой безнадежной авантюры, и вдруг...
   - Ну что "вдруг"? Что "вдруг"? Может быть, сегодня мой единственный шанс сблизиться с Ивасиком, а я его, как последняя дура, из-за каких-то двух тысяч даже не баксов, а рублей проморгала.
   - Аль! - издаю я мученический стон. - С чего ты взяла, что шанс единственный?
   - А ты часто Ивасика без его силиконовых проституток видишь?
   - Ежедневно. На лекциях.
   - Лекции не в счет.
   - А что в счет?
   - Новогодняя вечеринка в доме отдыха! Слушай, я сейчас дубу дам от холода. Пойдем в палатку сбегаем за пивом. Или лучше за водкой. Вернее будет.
   - Ага, а тем временем автобус приедет.
   - Не приедет! - хнычет Алька. - Чует мое сердце, встречать нам с тобой Новый год вдвоем, замерзая на остановке. И ребята к телефону почему-то не подходят. Веселятся, наверное, вовсю. А про нас и забыли.
   Подозреваю, что про нас и не вспоминали. Нет, вовсе не потому, что мы такие незаметные и никому не нужные. Просто в такой толпе сложно обнаружить чье-то отсутствие. Уж кому как не мне это знать!
   Конечно, я не буду озвучивать подобные умозаключения Альке. Оно того не стоит.
   - Давай еще разок кому-нибудь наберем? Дашке, например.
   - А может, Ивасику?
   - Набирай Ивасику, - согласно киваю я. - Повод неплохой. Не придерешься.
   Алька решительно достает из кармана телефон и, найдя в списке нужного абонента, подносит трубку к уху. С надеждой вслушивается в длинные гудки. Ждет. Я тоже жду, прильнув к Алькиному телефону с обратной стороны. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем гудки вдруг сменяет чуть хрипловатый мужской голос.
   - Да?
   - Ваня? Это Аля! Алевтина. - И куда подевалась вся Алькина решимость? Откуда столько ужаса в голосе? Кажется, еще мгновение и моя непутевая подружка просто сбросит звонок.
   - Аль! - строго шепчу я. - Прекрати мямлить! Говори.
   - Аля? - переспрашивает Ивасик. - Эм-м-м.
   Алька испуганно смотрит на меня и молчит. Протягивает мне трубку.
   - Жень, что ему сказать? Я...
   Ну что с ней делать? Беру телефон.
   - Вань, привет. Это Женя с Алей. Однокурсницы твои. Ни до кого почему-то дозвониться не можем. Уже битый час стоим на остановке. Автобусы не ходят. Спросите на ресепшене, как до этого дома отдыха еще добраться можно, если не на автобусе.
   - Герасимова? - недоуменно уточняет Ивасик.
   - Герасимова, Герасимова. Ну так спросишь?
   - На какой вы остановке?
   - Да на вокзале в Истре.
   - Стойте там. Я сейчас за вами приеду.
  

* * *

   Алькиному счастью нет предела. Теперь, когда мы ждем на привокзальной площади не мифический автобус, а Ивасика собственной персоной, моя подруга, позабыв и про холод, и про почти отмороженные пальцы на ногах, восторженно приплясывает вокруг меня, успевая при этом воздавать почести своему ангелу хранителю и творожному сыру со вкусом помидоров и базилика.
   - Это же чудо! Настоящее чудо, что мы с тобой согласились поработать сегодня на акции. Это же офигеть, как круто! Представляешь, он сам! Сам! Сам приедет за нами на своей машине.
   - Главное теперь, чтобы эта развалюха - ровесница моей прабабушке - доехала до места назначения.
   - Доедет! А даже если и не доедет! Представь себе, как круто, мы втроем...
   - Лучше бы вы вдвоем...
   - Ну это само собой, конечно. Но все равно... встречаем Новый год на пустынной дороге посреди заснеженного леса.
   - Не в этот раз, подруга! Со снегом неувязочка вышла. Растаял еще три дня назад. С тех пор мороз крепчал, а снег нам только снился.
   - Да хоть бы и без снега. Все равно круто! Слушай, а пойдем на всякий случай шампанского купим. А то какой Новый год без шампанского?
   - Пошли! Ларек в фойе вокзала пока еще открыт вроде бы. Хотя я искренне надеюсь, что мы все-таки доберемся в этом году до дома отдыха.
   Шампанское мы купили. И водку с маринованными огурцами на закуску тоже. На всякий случай. Кто знает, чем нас порадует машина Ивасика. Алька очень сокрушалась, что в вокзальном ларьке не оказалось такого деликатеса, как сыр "Рама Крем Бунжур" и вполне искренне пыталась доказать подвыпившей продавщице, что без таких изысканных продуктов в наступающем году никак обойтись.
   Но едва мы оказались в машине Ивасика, Алькино красноречие моментально испарилось. Будто и не было его никогда.
   - Так что ж вы сразу-то не сказали, что не со всеми вместе с утра пораньше на арендованном автобусе едете? - на удивление участливо интересуется Ивасик. - Рванули бы из самой Москвы вместе. Я же тоже едва успел до дома отдыха добраться, а тут вы звоните.
   - Да... это... ну... - заикаясь от волнения, промямлила Алька и замолчала, так и не сумев произнести чего-то мало-мальски внятного.
   - Как-то речь об этом не заходила, - выразительно глядя на подругу, отвечаю я вместо нее.
   - Да, - потупившись, подтверждает Алька. - Мы это... ну...
   - Работали с утра, - доканчиваю я. - А ты почему так поздно приехал?
   - Тоже дела были. Подарок племяшке покупал. Светодиодный дискошар.
   - Странный подарок ребенку.
   - Ага, она его в письме у Дедушки Мороза попросила. Пришлось выполнять заказ.
   - Интересно, эта штуковина что-нибудь кроме косоглазия у детей развивает?
   - Вряд ли. Сегодня ночью на себе испробуем.
   - Ясно. Извини, что напрягли тебя с извозом.
   - Ой, да ладно тебе, - доброжелательно усмехается Ивасик, подмигивая мне в зеркало заднего вида. - Не каждый день знаменитую фигуристку посчастливится на своей машине катать. Сестра бы мне не простила, если бы я ее кумира оставил замерзать на захудалом полустанке.
   - Что за чушь? - ловя на себе изумленный взгляд Альки, выпаливаю я первое, что приходит в голову.
   - Только не надо мне петь, что я обознался и все такое. Евгения Герасимова в паре с Антоном Светличным - надежда нашего фигурного катания. Правда бывшая.
   - Бывшая, - неохотно бурчу я и тут же замечаю в зеркале заднего вида насмешливый взгляд Ивасика.
   - Открой секрет. Почему ты из спорта-то ушла?
   - Ну раз ты настолько осведомлен о моих спортивных достижениях, то не можешь не знать и о травме.
   - Глупость - эта твоя травма. Сама понимаешь, что она была не такой уж и серьезной.
   - Серьезной, несерьезной, а из спорта мне пришлось уйти.
   - У Бережной трепанация черепа когда-то была, и ничего. Катается. А ты легким сотрясением отделалась и...
   - У Бережной партнер был. А я...
   - Зачем тебе вообще партнер? Зачем в парники пошла? Ты же тройные прыгала без проблем!
   - А ты специалист, оказывается, - зло усмехаюсь я. - Пошла и пошла. С моим телосложением прямая дорога в парники. Я же маленькая. Легкая. На поддержках меня проще простого держать.
   - Ага, проще простого, а Светличный уронил.
   - Да ты же не знаешь ничего! Не он уронил, я сама сорвалась. Чуть его коньком не зашибла.
   - И зашибла бы! Не велика потеря! Думаешь, не знаю я вашего неписанного правила? Партнершу с верхней поддержки ронять на лед нельзя. Сам падай под нее, но чтобы она с двухметровой высоты не грохнулась. А он?
   - Что он?
   - Вот и я тебя спрашиваю, что он? Тебя об лед шарахнул, а сам новую партнершу быстренько подыскал.
   - Не он, а Светлана Борисовна.
   - Ну, да. Как же я забыть-то мог. Светлана Светличная - неудавшаяся олимпийская чемпионка, получившая серьезную травму накануне Олимпийских игр в Сараево - положила жизнь на то, чтобы ее сын Антон Светличный достиг того, чего не смогла она сама.
   - Да, положила! Положила! А я, своей ошибкой во время той поддержки, чуть все не разрушила! Понимаешь ты это?
   - Я-то понимаю, только ты, кажется, нет! Из тебя сделали марионетку. Швырнули в парное катание, как куклу. Нашли идеальную миниатюрную девочку для Светличного. Другую этот задохлик бы в жизни не поднял. А тебе с твоими данными, гибкостью и прыгучестью надо было в одиночницах оставаться. В одиночку кататься!
   - Да, в одиночку. И жить, и кататься. Понимаю, - едва слышно шепчу я, стараясь не глядеть ни на Ивасика, ни тем более на Альку.
   Она, отодвинувшись от меня, безучастно смотрит в окно. Что у нее на уме? Обижается? Только за что? Неужели за то, что я никогда не рассказывала о своем спортивном прошлом?
   - Эй... не обижайся, - не отрывая взгляда от дороги, вдруг примирительно говорит мне Ивасик. - Ну извини, сорвался! Просто бесит меня, когда люди талант на ветер пускают. Вот так как ты, например. От призвания своего отказываются.
   - Да кто его знает, в чем оно мое призвание. Ртищева, например, говорит, что у меня к химии способности.
   - Она тебя на льду не видела.
   - Никогда бы не подумала, что ты фигурным катанием увлекаешься.
   - Сестра увлекается. Все уши про Женю Герасимову когда-то просвистела. Стены в комнате плакатами обклеила. Как тут не запомнить звезду?
   - Да ладно? До недавнего времени ты и по имени-то меня не знал.
   - С чего ты взяла? Ты просто сама людей сторонилась, вот и я с разговорами не лез.
   - А сейчас зачем полез?
   - Видел, как ты на Снежку тогда - на катке - смотрела. Чуть не со слезами на глазах.
   - Не выдумывай. Не было слез. Не было!
   - Не было, конечно. Но тоска была. И зависть тоже.
   - Не правда!
   - Правда! А еще страх.
   - Страх-то с чего?
   - А это ты сама мне объясни лучше! Откуда у Жени Герасимовой ледофобия взялась?
   - Нет у меня никакой ледофобии. Не выдумывай.
   - А докажи.
   - Как?
   - Пошли завтра на каток. Покажи нам всем класс.
   - У меня коньков нет.
   - Ничего страшного. Для начала напрокат возьмешь. А если тебе так уж необходим партнер на льду, я к твоим услугам. Тоже для начала, конечно.
   - Шутишь?
   - Вовсе нет. Фигурист из меня тот еще, но за руку подержать тебя могу. Прокачусь пару кругов. А потом, уверен, ты сама поймешь, что все твои страхи надуманные. Ну так как? Выйдешь завтра на лед?
   - Нет.
   В салоне воцаряется гнетущее молчание. Ивасик время от времени бросает на меня насмешливые взгляды в зеркало заднего вида. Алька безотрывно смотрит в окно. А я пытаюсь вернуть себе душевное равновесие. Безуспешно. На сердце кошки скребут. Память услужливо воскрешает события четырехлетней давности. Победу в финале юниорского Гран-При. Награждение. Гимн России в нашу с Антоном честь. Слова Светланы Борисовны о том, что теперь на нас лежит двойная ответственность. Статус чемпионов обязывает. Почему-то именно с тех пор у меня все пошло наперекосяк. Ошибка за ошибкой на тренировках, досадные падения на соревнованиях, недокрученные прыжки. Двойной аксель не с того ребра... И как апофеоз - падение с верхней поддержки...
   - Ну вот и приехали. Вылезаем, девчонки, - припарковавшись на стоянке, сообщает нам Ивасик. - Поможете багажник разгрузить?
   Алька молча выбирается из машины и, не глядя на меня, шагает к корпусу. Досадливо смотрю ей вслед.
   - Ну и что ты наделал?
   - А что я наделал? Попросил помочь разгрузить багажник.
   - Зачем при Альке этот разговор про фигурное катание затеял? И я, конечно, тоже дура. Надо было до последнего отпираться.
   - Отпираться? Зачем?
   - Теперь обидится. Решит, что я ее предала. Ты же ее не знаешь.
   - А как я могу ее знать? Полтора года вместе учимся, а она даже имени своего внятно сказать мне не может. Я уж думал, заика. А нет. Вроде на семинарах ровно отвечает.
   - Она стесняется просто.
   - Ну и пусть дальше стесняется. А мне из нее клещами слова вытаскивать некогда. Поважнее дела есть.
   - Какие, например?
   - Ну вот тебя на лед поставить. Чем не важное дело?
   - А давай договоримся. Я выйду на лед, а ты Альку на свидание пригласишь? Как тебе? По рукам?
   - Альку? И что мы с ней на этом свидании делать-то будем? Молчать? А впрочем, знаешь... Предлагаю компромисс. Двойное свидание. Я друга приведу, ты - Альку. Договорились?
   - Договорились. Где тут у них каток?
   - Встречаемся завтра в час дня в фойе. Вместе будем искать. Только не проспи, пожалуйста.

* * *

   Худшей новогодней ночи в моей жизни еще не было. Даже, когда я четыре года назад лежала с перебинтованной головой на больничной койке и бездумно пялилась в окно на летящие ввысь фейерверки, и то было лучше.
   Алька упорно меня избегает. Все вокруг глазеют, как на выходца из другого мира. Шушукаются. Мне кажется, даже посмеиваются. Хотя, возможно, последнее - лишь игра моего воспаленного воображения.
   А рядом постоянно крутится Ивасик. Подливает мне шампанского в стаканчик, то и дело подсовывает в руку дольки мандарина. Алька смотрит на все это со стороны и, едва встретится со мной взглядом, демонстративно отворачивается.
   Время от времени я пытаюсь выловить подругу в толпе - поговорить, объяснить что-то. Но она и слушать меня не желает. Выдергивает руку и уходит.
   В такую ночь даже фейерверки и бенгальские огни не в радость. А уж льющийся из телевизора гимн России и вовсе становится пыткой. Стою у праздничного стола, до хруста сжимая пластиковый стаканчик с шампанским. Рядом Ивасик. Ободряюще касается моего локтя.
   - Да не парься ты. Помиритесь.
   - Не знаю. Кажется, ее очень задела вся эта история с фигурным катанием.
   - Ничего, перебесится. Сама же извиняться прибежит.
   - Она думает, я ее предала.
   - В чем предательство-то?
   - Тебе не понять.
   - Да куда уж мне. Павлину стероидному. Так ты, кажется, меня привыкла величать?
   - А это-то ты откуда знаешь?
   - По сарафанному радио передали.
   - А еще что передали?
   - Много чего! И про Альку твою тоже. Если ты об этом.
   - Ясно. Значит, ты даже хуже, чем я о тебе думала.
   - Чем же хуже-то?
   - Тем, что слухи собираешь, а даже имени ее запомнить не можешь.
   Ухожу. Не куда-то, а снова разыскивать Альку. И почти сразу же натыкаюсь на нее на лестнице, в пролете между этажами. Она плачет. Не навзрыд, а тихо шмыгая носом и, запивая свою обиду красным вином из горла. Присаживаюсь рядом на ту же ступеньку. Обнимаю подругу за плечи.
   - Аль, ну хватит тебе дуться. Пожалуйста, пойми. Ну не хотела я рассказывать никому о своем прошлом. Понимаешь, это все далеко. И как будто не со мной было. Важно же, кто я теперь, а не кем была.
   Алька снова шмыгает носом, но не отстраняется. Поднимает на меня заплаканные глаза.
   - А кто ты теперь?
   - Я - Женя Герасимова. Студентка химфака. Твоя подруга.
   - Подруга? Разве подруги так поступают?
   - Как?
   - Так как ты! Клеишь парня, в которого я аж с первого курса влюблена. И после этого еще про дружбу говоришь!
   - Аль, да ты чего? Ивасика что ли ко мне ревнуешь? Не дури!
   - Ты с ним завтра вместе на каток собралась. Собралась же? И вздумай отнекиваться. Я собственными ушами слышала, как он тебе об этом напоминал.
   - Ну да... Но это вовсе не то, о чем ты думаешь. Мы с ним договорились, что он тебя на свидание пригласит, если я на лед выйду и пару кругов проеду.
   Подруга смотрит на меня недоверчиво и яростно. И только теперь я понимаю, что сказала лишнее.
   - Да ты... Ты! - вскакивая со ступеньки, кричит Алька. - Как ты могла? Я тебе доверяла! А ты! Все ему растрепала! Ненавижу тебя! Не нужны мне твои подачки!
   Убегает, то ли случайно, то ли нарочно пнув при этом бутылку. Та со звоном катится вниз по лестнице, расплескивая по белому кафелю пурпурно-алые остатки вина. Разбивается, ударившись о чугунную батарею. Так одиноко и страшно мне не было с того самого дня, как я не смогла выйти на лед после травмы. Вот оно, оказывается, какое... одиночество.
   Новый год... Дурацкий праздник!

* * *

   - Вот ты где. Обыскался тебя, - присаживаясь рядом со мной на ступеньку, усмехается Ивасик. Что ему еще нужно?
   Обнимаю колени, уставившись на осколки бутылки у батареи.
   - Что за погром ты тут учинила?
   - Это не я.
   - Алька что ли? Не ожидал от нее таких буйств. Прям шекспировские страсти.
   - Не издевайся. Бутылка случайно разбилась.
   - Жаль, хорошее вино было. Но я как чувствовал. Шампанское с праздничного стола прихватил. На Новый год оно гораздо уместнее.
   - Да уж. Хороший Новый год получается... Веселый. А главное радостный.
   - Все в наших руках. Ты же спортсменка, должна до последнего бороться. А похоже, опять лапки кверху решила поднять и сдаться?
   - Вовсе нет. Завтра, как и обещала, выйду на лед. Только и ты меня не подведи, ладно?
   - Не подведу. Только глупо все это... Ну встретимся мы с ней в неформальной обстановке, и что это изменит? Думаешь, любовью к ней страстной вдруг воспылаю?
   - Не думаю.
   - А зачем же тогда?
   - Не знаю. Считай это моей прихотью.
   - Или Новогодним подарком подруге.
   - Нет. Какой из тебя подарок? Сплошная головная боль и маята от таких подарков.
   - Ну так оставь себе.
   - Премного благодарна.

* * *

   Странная ночь. Мы с Ивасиком сидим на лестнице в тусклом, подрагивающем свете электрической лампочки и распиваем шампанское. Сначала в гнетущей тишине, а потом под доносящиеся из-за двери звуки музыки.
   Ивасик не лезет ко мне с разговорами, даже не смотрит на меня. Просто сидит рядом. Курит. Молчит. Время от времени подливает шампанского в пластиковые стаканчики.
   Я должна бы тяготиться его обществом, но на деле больше всего на свете боюсь, что он вдруг встанет и уйдет. И я снова останусь совсем одна.
   Странная ночь. Как так случилось, что единственный человек, которому сегодня вдруг понадобилось мое общество, это Ивасик? "Стероидный павлин", который обычно никого не замечает вокруг себя любимого.
   - Зачем ты со мной сидишь? - ближе к утру прерываю молчание я. Голос звучит непривычно хрипло. Едва слышно.
   Ивасик вместо ответа неопределенно пожимает плечами, даже не взглянув на меня. Поднимает с пола почти пустую бутылку и, прищурившись, рассматривает содержимое на просвет.
   - Шампанское заканчивается. Пойду поищу. Может, еще осталось что-нибудь в закромах Родины.
   Встает со ступеньки и, не оборачиваясь, спускается вниз по лестнице. Безучастно смотрю ему вслед. Хочу окликнуть, но не знаю зачем. Молчу. Ивасик скрывается за дверью, и я снова остаюсь одна.
   Ну вот и все. Он лишь ждал повода, чтобы уйти.
   Ивасик искал повода? Смешно. А впрочем, я ведь его совсем не знаю. Быть может, он вовсе не такой, каким кажется. А какой? Участливый парень, готовый придти на помощь - развернуться и поехать за двумя малознакомыми девицами на привокзальную площадь, потому что те по собственной глупости замерзают на остановке. Заботливый дядя, в ущерб собственным делам едущий покупать подарок маленькой племяшке. Внимательный брат, в деталях знающий о кумирах своей сестры... В конце концов, он тот, кто самоотверженно скрашивал мое одиночество в Новогоднюю ночь.
   http://s019.radikal.ru/i600/1401/4a/8fa9d1e7c8b7.jpg
   Перевожу взгляд на бутылочные осколки под батареей. В полумраке уже подсохшая лужица красного вина кажется почти черной, будто большая чернильная клякса. Невесело усмехаюсь. Сама не знаю чему. А по щекам текут слезы. Жалкие. Безвольные. Зато искренние.
   Не понимаю, как мне удавалось когда-то находить радость в одиночестве? И даже упорно сопротивляться попыткам Альки вырвать меня из него...
   Зачем я здесь сижу? Не знаю. Просто не хочу никуда идти и все. Боюсь? Наверное. В точности, как тогда четыре года назад - перед неудачной попыткой вернуться на лед... Боюсь посмотреть в глаза Альке, как когда-то Антону и Светлане Борисовне. Боюсь оказаться под прицелом насмешливых и осуждающих взглядов окружающих. Снова ошибиться и подвести кого-то тоже боюсь. Поэтому продолжаю сидеть в одиночестве и упиваюсь жалостью к себе, вместо того, чтобы выйти ко всем с гордо поднятой головой и постараться что-то исправить.
   Легче все бросить, отступить в тень. Убежать в надежде начать жизнь с чистого листа, даже не пытаясь исправить свои ошибки или хотя бы извлечь из них опыт.
   Слышу шаги за дверью. Неторопливые. Будто бы даже нерешительные. Неужели Ивасик все-таки вернулся? Поспешно утираю слезы, размазывая по щекам потеки туши. Перевожу взгляд с осколков на дверь и вижу в образовавшуюся щель вовсе не Ивасика, а Альку.
   Странное какое-то чувство. Радость и легкое разочарование одновременно.
   Алька старательно отводит глаза. Нерешительно останавливается, медлит.
   - Привет, - бормочет она и будто бы с неохотой присаживается рядом со мной.
   - Привет, - повторяю ей в унисон. - Я... Прости меня, Аль, а? Я такая дура.
   - Дура, - согласно кивает она. - А меня Ивасик на свидание пригласил. В кино.
   Я должна радоваться за подругу, но почему-то вдруг становится горько. И очень стыдно. Пытаюсь улыбнуться. Но улыбка, кажется, выходит вымученной.
   - Это же замечательно.
   - Нет, это не замечательно, - по-прежнему не глядя на меня, качает головой Алька. - Я отказалась.
   Молчу. Не знаю что сказать.
   - Насильно мил не будешь, Жень. А Ивасику не я, а ты нравишься. Он меня только ради
   тебя пригласил.
   - Нет, теперь нет. Я же на лед пока не вышла. Значит, сам так решил.
   - Конечно, сам. Он и Снежану эту на каток тогда пригласил, чтобы на твою реакцию посмотреть. Мне ребята сказали.
   - А им-то откуда знать?
   - Он, оказывается, когда-то давно в одном дворце спорта с тобой катался. Только ты занималась фигурным катанием, а он хоккеем. Еще до того, как ты со Светличным в пару встала. С детства тобой восхищался, а ты и не замечала.
   - Не замечала. Я тогда кроме фигурного катания вообще ничего не замечала.
   - Фигурного катания и Светличного, да?
   - Да. Понимаешь, Антон он... - не могу подобрать нужных слов и замолкаю.
   Но Альке они и не нужны.
   - Понимаю, - кивает она. - Только он в прошлом, а Ивасик в настоящем. И ради тебя готов горы свернуть. Даже вот меня на свидание пригласил.
   - Это еще не горы.
   - Почти горы, поверь мне. А на лед ты должна обязательно вернуться. Обязательно.
   - Я знаю.

* * *

   Стою у края катка. Лезвия коньков проваливаются в снег. Коньки чужие, старые. Я бы давно отправила их в утиль. Но в пункте проката выбор не велик. Впрочем, это не слишком важно сейчас. Главное, я все-таки сумела перебороть себя благодаря Ивасику и Альке. В одиночку мне было не справиться, но, оказывается, есть люди, которым не все равно. Которые готовы протянуть мне руку помощи.
   Ивасик напряженно смотрит на меня, крепко держит за локоть.
   - Ну что? Готова?
   - Готова.
   - Поехали.
   Прикрываю глаза и делаю шаг вперед. На лед. Качусь. И на душе невероятно легко. Безоблачно. Мне кажется, впервые за прошедшие четыре года я чувствую себя действительно счастливой.
   http://s019.radikal.ru/i629/1401/e2/9dc2aa4cb55e.jpg
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"