За окном падал снег. Казалось, он пытался заворожить людей. Казалось, ему люди были безразличны. Казалось, снег насмехался над людьми, говорил: "Смотрите, я буду падать, вы будете умирать один за одним - никто из вас не остановит моего падения, ни один не переживет меня!" Казалось... Главному олигарху страны Аристарху Владимировичу Пекунскому ничего не могло казаться - он должен был знать все наверняка. Зачем снег кажется красивым и чудесным, а оказывается холодным и влажным? Почему снег был таким равнодушным к людским проблемам? Почему он был во главе человеческой стаи одной из самых больших стран мира, а со снегом ничего не мог поделать? Он, почувствовав холодящую фигуру бессилия, которая стояла за окном, и поспешил отвернуться от нее.
Обратная сторона не принесла облегчения. Все здесь уже давным давно опостылело, хотя, кажется, еще недавно ему нравился этот символ власти - его кабинет. Удивительно, что у него нашлась минута, чтобы вообще взглянуть на свою обитель. Явно чувствовалось приближение Нового Года - только один раз в году возможны даже самые невероятные вещи. Вошла его секретарь, женщина неопределенной наружности, какой она и должна быть, будучи приближенной к первым лицам государства. В делах государства нет места чувствам - и она это прекрасно знала. Безликим голосом она объявила выход другого персонажа.
- К вам генпрокурор.
Ему только оставалось, что принять вид чрезвычайно занятого своими мыслями человека. Нельзя позволять, чтобы твой секретарь думал, что у него есть время для не относящихся к работе размышлениям. Нельзя вот так сразу разрешать какому-то генпрокурору войти к нему. Но нельзя и задерживать его сверх времени, которое было чуть ли не прописано в Конституции страны.
- Просите.
Вошел генпрокурор - человек с лисьими чертами лица - заостренной мордочкой, рыжими волосами и с хитринкой в глазах. Как ни странно, но он считался одним из самых честных людей из высших кругов страны. Впрочем, как раз в этих кругах честность никто не считал достоинством. Генпрокурора Пунирина рассматривали, скорее, как неизбежное зло, которое мешает заниматься своими делами, но не настолько, чтобы препятствовать судьбам людей вообще.
- Здравствуйте, Олег Никифорович!
- И вы здравствуйте Аристарх Владимирович!
- Как дела идут у борцов с несправедливостью?
- Да все потихоньку, потихоньку. Там немного уясним что-то, там потихоньку дойдем до понимания сути - глядишь и одним злом меньше.
- Не то, что мы - скромные работники экономической нивы. Все считаем, анализируем, опять считаем, планируем - просто надоедает иногда - чисто механическая работа. Вы нас понимаете, сочувствуете нам?
- Конечно.
Они посмотрели друг другу в глаза. Еще был на памяти вовремя замятый скандал, который прокуратура пыталась создать. Генпрокурор быстро отвел глаза, олигарх внимательно изучал его лицо со стороны.
- Так что привело вас сюда? - Главный Олигарх взял быка за рога - у него и действительно были дела, которым мешал только снег и прокурор.
- В наши руки попала прелюбопытнейшая бумажка. - Он посмотрел прямо в глаза олигарху - встреча обещала быть напряженной.
"Да как он смеет быть таким бесцеремонным! Бумажка - да много ли их пылится во всем нашем Главном Олигархическом Управлении!" - Аристарх Владимирович пытался сообразить что-то вроде внимания на лице, но пока получался только злобный оскал, который не предвещал прокурору ничего хорошего.
"А ведь, быть может, это и есть мой последний выход во власть в моей нынешней должности. Но долг есть долг. За мной все-таки есть люди." - надежда не давала умереть обязанности прокурора изобличать ложь.
Он протянул бумагу через стол. Аристарх Владимирович только мельком взглянул на нее - брови его взметнулись вверх. "Ага, ты удивлен, старый медведь?" - прокурор наслаждался коротким мигом триумфа.
- Откуда у вас это?
- Из надежных источников.
- Надежных настолько, что они пренебрегают тайнами одной ветви власти от другой?
- Есть еще честные люди в стране. У ветвей власти не должно быть никаких тайн - это мое скромное мнение. А уж, если речь идет о таком... То такие тайны должны быть незамедлительно преданы огласке. Публичной огласке. - Добавил он и посмотрел как можно строже на главолигарха. Тот лишь откинулся в кресле и задумался.
Через несколько секунд Аристарха Владимировича пробрал громкий хохот.
- Вы извините, но все это не стоит выеденной корки. Это я вам говорю честно.
- Да-а-а? - Потянул генпрокурор. - Неужели? То есть желание олигархов захватить власть в стране ничего не стоит? Смещение президента, упразднение парламента - это просто ничего не значащая пустышка?
- Голубчик мой. - Олигарх подошел к нему и взял за плечи. - Да, тысячи раз да.
Прокурор посмотрел ему прямо в глаза - не было видно, что главолигарх блефовал. Его веселье было искренним, без тени игры. Веселье дошло до того, что Аристарх Владимирович потрепал его за волосы.
- Ах, шельма! Молодец! Такие бумаги достаешь! Мы сами только вчера ее удумали, решались предавать огласке или нет - а ты все сделал за нас сам. Давай, милый - в газеты, журналы, на телевидение мигом - одной ногой тут, другой там.
Олигарх подошел в свое кресло и сел. Теперь он уже спокойно изучал меняющиеся выражения лица у прокурора. Но в глазах еще были искорки радости. Олег Никифорович за этот разговор почувствовал, наверное, весь спектр эмоций, которые хоть когда-либо ему пришлось испытать в жизни.
- И все же вы блефуете, Аристарх Владимирович! - Наконец собрался он и посмотрел на него грозным взглядом, одним из тех, которые он приберегал для подчиненных.
Олигарх только посмотрел на него и пырснул от смеха.
- Ой, уморили. - Веселье било ключом, он рассмеялся еще раз, потом неожиданно умолк и закрыл глаза. - Ведь это вы сделали так, чтобы ваши бумажки ничего не стоили.
- Как так. Я? Лично?
- Нет, конечно. Не вы, прокуратура. Вы довели нас до того, что даже такая бумажка, которая в былые времена могла бы считаться "олигархическим переворотом" - сейчас вызывает лишь смех. Вы слишком отстали от аппартных игр, друг мой. Этот документ только делает очевидными многие вещи, которые до этого были в тени...
- ...и что очевидно вызовет народный гнев. Вы это хотите сказать? - Продолжил за него прокурор и смело усмехнулся ему в глаза.
- Отнюдь. Особенно, если прокуратура находится в том положении, в котором она оказалась сейчас.
- И что же это за положение?
- Пренеприятное могу я сказать. Дело в том, друг мой, что вы пытаетесь воевать с ветряными мельницами. Вы уйдете - а они будут продолжать все также крутиться как ни в чем не бывало. Вы помните законопроект, который мы предлагали восемь лет тому назад и который был таки принять пять лет назад? О дарах.
- Помню. Он говорит о прозрачности власти. И что власть отказывается от незаконных методов функционирования. Неприятное для чиновника слово "взятка" заменено словом "дар", а они сами приобрели законную форму. С них платятся налоги, по ним определяется успешность и вес того или иного учреждения страны.
- Вы все прекрасно знаете. Но от вашего разумения ускользнуло то, что мы считаем основным полем деятельности - цифры.
- Цифры?
- Да. И они говорят, что прокуратура получает меньше всего даров. Даже я бы сказал подозрительно мало даров. Это может говорить о двух вещах: либо она берет взятки, что я лично не могу допустить, так как я знаю, насколько честны наши прокуроры. - При этом он усмехнулся, что было плевком в сторону прокурора. - Либо же прокуратура просто не нужна и тогда нам ничего не останется как распустить ее.
- И что?
- А то, что народный гнев будет направлен на прокуратуру, которая неэффективно расходует народные деньги, а не на олигархов, которые поят, кормят и одевают страну. Но вам некого винить кроме самих себя.
- Да о чем же, черт возьми, вы ведете разговор?
Аристарх Владимирович удобно устроился в кресле.
- Друг мой, давайте возвратимся в начало двадцать первого века.
- Время моего юношества.
- Да, моего тоже. Прошло всего несколько десятилетий - вы, пожалуй, еще не должны забыть политические события того времени.
- Смена президентов?
- И это тоже. Гораздо весомее были преследования олигархов. Так называемых олигархов.
- Вы не считаете их таковыми?
- Ну естественно нет. Они были только мальчиками да и в политику до поры до времени не лезли, скорее, уж политика сама их затянула в свою грязную постель.
- Ой ли?
Аристарх Владимирович осмотрел внимательно прокурора, который лукаво отвечал столь же внимательным взглядом.
- Да, наверное, вы правы. Да, вы безусловно правы. Я увлекся риторикой. Скорее, это сравнение с нынешним положением дел. Сравнение с олигархией, когда олигархи, на самом деле, правят страной. Хотя, в нашей стране, это слово потеряло изначальный смысл, то есть "правление нескольких людей или класса" и приобрело значение "правление богатых людей", а все потому, что при социализме финансовая олигархия почему-то стало синонимом просто олигархии. Впрочем, разговор у нас не о семиотике. Главное, что олигархи тех лет - это просто богатые люди, которые неизбежно столкнулись с людьми политики. Рано или поздно, здесь или там, они должны были найти друг друга - либо богатые политических, либо наоборот - неважно. Другое дело - почему это стало называться олигархией?
- Почему?
- Не знаю. Политические они такие - впрочем как и любые другие люди. Тонко чувствует, когда с ними начинают конкурировать, их дело было показать, что у них власть. Она пьянила их. И они сделали ошибку...
- Какую?
- А вы не понимаете?
- Догадываюсь.
- Так и скажите.
- Положили олигархов под себя?
- Если бы это не было смешно, мне может нужно было обидеться на вас. Но вы должны понимать, что любая зависимость "ведущий - ведомый", "собака сверху - собака снизу", "господин - раб" все равно тяготеет к взаиной зависимости обоих друг от друга.
- Да, это понятно.
- Вам хотелось построить государственный капитализм - вы построили. И оказались где? - Аристарх Владимирович вопросительно посмотрел на него.
- Ну, во-первых, причем тут прокуратура? Во-вторых, мы ничего не строили. Это вы, - Он сделал ударение на "вы". - строили его.
- Вот так сразу - в кусты. Впрочем, вы правы. Ваше дело маленькое - быть простой шестерней в жерновах государственных интересов. Куда надо - туда вы и вертитесь. А вот государственный капитализм вы все-таки строили. Вы его приближали как могли - все аппаратчики...
- Кто бы говорил!
- Что? - Аристарх Владимирович то ли не делал вид, что не услышал, то ли действительно был немного глуховат. Фраза была произнесена не громко и не тихо. Правда быстро, что в пылу разговора могло сделать ее менее четкой.
- Кто бы говорил! - Честность шла напролом. - Вот и все что я сказал.
- Ах, вон оно что! - Олигарх посмотрел на него, раздумывая как реагировать.
- Ведь и вы уже - не тот олигарх. Бесстрашный, предприимчивый, изобретательный, в общем, самый настоящий первопроходец начала двадцать первого века. Вы - просто один из целого ряда подвидов аппаратчиков.
- Да, - Олигарх медленно потянул, изучая прокурора. - да, мы уже не те олигархи. Мы сами положим прокуратуру под себя. Даже не только прокуратуру, а всю власть.
Прокурору оставалось только вздохнуть.
- Причем, вы сами развязали нам руки. Вы захотели, чтобы олигархи были внутри власти. Вы заставили их изучить лучше правила игры. Они - были успешны в бизнесе, почему бы им же и не быть первыми на лестнице власти?
- Да, наверное, это была наша ошибка.
- Ошибка ли? Это было осознанное решение. Бюрократия в России была сильна всегда, она все тащила под себя. Не важно кто был у власти - царь, коммунисты или иные партии и формы правительства, в России всегда были одни правители - чинуши. В начале же двадцать первого века олигархи рассматривались вами как очень удобный объект нападок, в общем-то, нелюбимый в народе. Иногда олигархи уже тогда использовали вас же в своих целях. Но, в конце концов, они поняли, что незачем вести эти сложные войны с государством, проще стать самим государством, лечь под государственную машину и стать ей самой. Вот, если олигарх является бюрократом, то у нас в стране ему и честь, и почет...
- Хоть вы признаете, что и сами уже являетесь чинушами...
- А мы и не отрицаем.
- Являясь частью, колесиком государственной машины, вы должны понимать какой документ у меня в руках. Он опустит вас на землю. Я говорю это не из мести. Я просто честный человек, я просто соблюдаю закон и если кто-то идет против него, возомнив себя богом - я обязан спустить его на грешную землицу.
- Милый мой, в нашем положении-то! Уже давно должность Главного Олигарха страны равносильна должности Председателя Совета Министров былых лет. Вы слышали когда-нибудь в нашей истории, чтобы главу правительства хотя бы обвиняли в чем-нибудь?
- Как раз в начале двадцать первого века... Парламент, кажется, снимал глав правительств.
- Переизбрать Главного Олигарха может и наше Управление, но вот преследовать правительство - это в нашей стране не позволено никому. Вот прокуроров и снимали преспокойно, а порой даже и расстреливали за их катастрофические для страны ошибки.
- Это угроза?
- Дорогой мой, разве может пока фактически, а скоро и юридически первое лицо страны кому-либо угрожать? Оно только напоминает, дает отеческий совет. Вот вы, например, наверняка хотите, чтобы у ваших детей была хорошая судьба?
- Вы и таким можете угрожать?
- Друг мой, мы угрожаем не тем, о чем вы думаете. Вашим детям наверняка захочется хорошую должность иметь. А где хорошую должность можно получить? Да, в государственной корпорации. А кто ее им даст, если у них будет такой отец. Пытающийся из мухи сделать слона, глупый в общем-то поступок, но потенциально опасный для его дальнейшей карьеры. Я советую вам задуматься над этим. У кого сейчас фактическая власть в стране? Всю экономику контролируют государственные корпорации, которые контролируют кто? Олигархи. А может ли кто-то преследовать их в наши дни, когда они сами являются государством? Милый мой, а вы знаете у кого все средства массовой информации? Ага, вижу знаете, опустили глаза, скромник вы наш, не видящий дальше своего носа. Вы ничего не сможете с этим сделать. Вы просто пешка в чьих-то руках. Скажу вам честно, возможно кто-то захотел видеть вас уволенным и зная вашу честность и непосредственность подсунул этот документ. Но вы поступили даже еще более непосредственно, чем думал этот злоумышленник, вы пошли ко мне... Я же вам все объяснил. Теперь дело ваше, что делать с этой бумаженцией.
Аристарх Владимирович отвернулся к окну, давая понять, что больше ему сказать нечего. Где-то там, в его кабинете тихо затворилась дверь. Он сам был частью того большого снежного мира за окном. Он был частью природы, которая пока не подчинялась правительству этой страны. Но, быть может, придет день, когда и снежинки будут падать только с его согласия, только так и только там, где он указал. Он будет ждать, может, этим займется его последователь, но это когда-нибудь произойдет - он верит в это. Он не видит никаких препятствий.