Петраков Игорь Александрович : другие произведения.

В глубине Великого кристалла. Основные концепты цикла В.Крапивина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Большой ознакомительный фрагмент моей монографии о творчестве Вл. Крапивина и, в частности, о его цикле "В глубине Великого кристалла".

Игорь Петраков

Основные концепты цикла В. Крапивина

"В глубине великого Кристалла"

исследование

подготовлено при грантовой поддержке журнала "Бузовик"

Омск 2012

СОДЕРЖАНИЕ

Введение.

Биография писателя.

Критика о цикле Крапивина.

Образы цикла.

Герой.

Волшебный помощник.

Второстепенные персонажи.

Командор.

"Взрослый" и "детский" мир в произведениях Крапивина.

Кристалл.

Грань, мир за Гранью ( иной мир, сопределье ).

Дорога.

Город.

   Оранжевый портрет с крапинками
   Повесть. 1985 г.
  
   Выстрел с монитора. 1988 г.
  
   Гуси-гуси, га-га-га... 1988 г.
  
   Застава на Якорном Поле. 1988 г.
  
   Крик петуха. 1989 г.
  
   Белый шарик матроса Вильсона. 1989 г.
  
   Сказки о рыбаках и рыбках. 1991 г.
  
   Лоцман. 1990 г.
  
   Помоги мне в пути. (Кораблики)
   Роман. 1993 г.
  
   Синий треугольник
   Почти фантастическая повесть. 2001 г
  
   СПИСОК рассматриваемых произведений
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ВВЕДЕНИЕ

КРАПИВИН Владислав Петрович (р. 1938). Рус. сов. прозаик, журналист, известный также произв. др. жанров; один из видных авторов сов. дет. лит-ры последних двух десятилетий. Род в Тюмени, окончил ф-т журналистики Уральского гос. ун-та в Свердловске (ныне -- Екатеринбург), работал в ред. местного журн. "Уральский следопыт", организатор и руководитель дет. отряда "Каравелла". Печататься начал еще в студенческие годы Чл. СП. Первая НФ публикация -- "Я иду встречать брата" (1962). Первые р-зы К., писателя-романтика и педагога, чье тв-во целиком принадлежит детской НФ (точнее, совр. романтической сказке или фэнтези), составили сб. -- "Далекие горнисты" (1971} и "Баркентина с именем звезды" (1972)

Из первой и единственной в России "Энциклопедии фантастики. Кто есть кто", 1995 г.

Все это заметки, порой тонкие и точные, но разрозненные.

М.С. Штерн.

Не виновен, но заслуживает снисхождения.

М.Е. Салтыков-Щедрин

   Очарование детства, неповторимая его отрада отражены в произведениях Владислава Крапивина. Прекрасный мастер прозы, он именно в своих повестях о детстве, достигает наибольшей, высокой выразительности сюжета. "Оранжевый портрет с крапинками", "Выстрел с монитора", "Застава на якорном поле" - вот, пожалуй, самые яркие, самые запоминающиеся его романы. Необыкновенные способности героя, отличающие его в кругу остальных персонажей, смелость, преданность Родине - не могут оставить равнодушными молодых читателей, которым, собственно, и предназначаются названные сочинения. В ряду писателей - авторов произведений с насыщенным, порой фантастическим сюжетом - так выделяется Кир Булычев. Знакомство с его романами началось для нас с известной постановки, вышедшей на экраны в одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году - с "Гостьей из будущего", а также с повести под длинным названием "Каникулы в космосе или планета Пять-четыре". Так же как романы В.Крапивина, повести Кира Булычева по сути продолжают одна другую, благодаря этому выстраиваются в один большой приключенческий увлекательный сюжет, который представляется не менее действительным, чем фантастическим.
   Нужно отметить еще повесть Евгения Велтистова "Золотые весла времени", в которой герой оказывается в собственном детстве в буквальном смысле! Благодаря Ветру и Алене. Снова посмотреть любимые фильмы, посетить старые уроки, поиграть в те-временные игры - вот какие возможности предоставляются здесь ему. Или, как сказал бы известный писатель Владимир Набоков, "наклониться - и в собственном детстве кончик спутанной нити найти".
   В школьную программу по литературе для шестого класса (раздел "внеклассное чтение") включены повести Крапивина "Брат, которому семь", "Всадники со станции Роса" и рассказ "Звезды под дождем". Но, по словам О. Виноградовой, знакомство с ними необязательно, поэтому основной массе сегодняшних школьников имя Крапивина не знакомо.
  
   Актуальность исследования
   Ряд критиков отмечают необходимость тщательного исследования творчества Крапивина.
   "Творчество В.Крапивина занимает достаточно значимое место в современной детской литературе и литературном процессе второй половины двадцатого века. Однако литературоведческого и лингвистического анализа оно не получило", - пишут Е. Юшкова и Н. Лабунец.
   "Нормального, беспристрастного литературоведения на крапивинские темы я не встречал, - пишет Е. Муштай, - И не встречу, наверное. Обязательно эмоции, обязательно идеология".
   Не говоря пока об идеологии, которую критик ( любую ) оценивает негативно, позволим себе предположить, что настоящее исследование и станет попыткой трезвого, неэгоистического рассмотрения произведений Крапивина.
   А какая славная диссертация могла бы получится из этой книжки! Как не вспомнить тут фрагмент из сказки "Лариса в стране сказок", описывающей встречу аспиранта и доктора наук.
   " .. на дороге ему встретилась старая ведьма - доктор наук.
   - Здорово, аспирант! - сказала она, - Какой у тебя славный диплом! А рюкзак! Ну сейчас ты получишь столько денег, как никто другой.
   "Да не нужны мне ваши деньги", - хотел сказать аспирант, но из скромности промолчал.
   - Видишь то старое дерево? - спросила доктор наук, - Оно внутри пустое, полезай вверх, там отыщется дупло. Спустись в него, но прежде я обвяжу тебя веревкой.
   - Зачем мне туда лезть? - спросил аспирант.
   - За диссертацией! Когда доберешься до самого низа, увидишь подземный ход: там монографии и статьи, из них и составишь диссертацию. Да, чуть не забыла - на монографиях сидят библиотекари - злющие, а глаза у них, как чайные блюдца!
   - Оно бы недурно, - ответил аспирант, - но что за это возьмешь с меня, старая ведьма?
   - Не возьму с тебя ни полушки! окромя тридцати пяти тысяч целковых.
   - Ну, обвязывай меня! - сказал аспирант.
   Спустился аспирант в дупло, набрал монографий да ученых статей на три диссертации. Затем ведьма вытащила его на поверхность.
   - Зачем мне эта диссертация? - спросил ее аспирант.
   - Не твое дело, - молвила бабушка, - и исчезла в тумане.
   Прошло несколько дней. И вот как-то вечером сидит аспирант в своей каморке, совсем уж стемнело, и вспомнил он про свою диссертацию. Стоило ему смахнуть пыль с нее, как дверь распахнулась, и перед ним оказались студенты филологического факультета с глазами, точно чайные чашки.
   - Что угодно, господин кандидат наук? - спросили они.
   - Вот так история! - воскликнул тогда аспирант - диссертация, выходит, прелюбопытная вещица - я могу получить все, что захочу!"
   Итак, ныне исследование о концептах цикла Крапивина является, без сомнения, актуальным. Ибо предлагает рассмотрение важных, концептуальных сторон литературного произведения, важное при нынешнем "кризисе концептуальности". Именно Крапивин не собирался клеймить "детище коммунистов" - пионерскую организацию - и ликовать по поводу торжества рынка... Может быть, потому что видел, что за "идеологией рынка" стоит пустота.
  
   Задачи исследования -
   Выделить основные концепты, образующие цикл "В глубине великого Кристалла". И рассмотреть их как внутри цикла, так и в связи с творчеством Крапивина в целом.
   Е. Великанова уже выделила в цикле такие концепты как дом и антидом (Ю.М.Лотман), океан-море, путь-дорога, темный лес. При этом образы пространства подвергаются авторским трансформациям: например, образ темного леса совмещается с значимым для Крапивина образом Города ( ?? - И.П. )
  
   Несколько слов о материале исследования. Это все произведения цикла.
   Основная часть цикла состоит из пяти произведений, вышедших в 1988--1989 годах:
   "Выстрел с монитора" (1988)
   "Гуси-гуси, га-га-га..." (1988)
   "Застава на Якорном Поле" (1988)
   "Крик петуха" (1989)
   "Белый шарик матроса Вильсона" (1989)
   Эти произведения составляют ядро цикла и именно они входили в первоначальный план.
   Позже были написаны произведения, стоящие от основного цикла некоторым особняком, перекликающиеся с сюжетом основных произведениях цикла лишь косвенно:
   "Сказка о рыбаках и рыбках". (другое название -- "Лунная рыбка", 1991)
   "Лоцман" (1990).
   Так же к циклу "В глубине Великого Кристалла" можно отнести роман "Кораблики, или Помоги мне в пути" (1993) и "Синий треугольник" (2001), не имеющие сюжетной связи с основными произведениями цикла[6], однако происходящие в тех же мирах с теми же свойствами. Близкими по духу произведениями, хотя в них и не упоминается Великий Кристалл, являются ранний рассказ "Я иду встречать брата" (1962) и повесть "Оранжевый портрет с крапинками"[6] (1985).
   Впервые произведения цикла выходили в журналах "Пионер" ("Выстрел с монитора": 1988, N 10--12; 1989, N 1, 2; "Застава на Якорном Поле": 1989, N 10--12, 1990, N 1, 2) и "Уральский следопыт" ("Крик петуха": 1990, N 8--10; "Белый шарик матроса Вильсона": 1991, N 6--8; "Лоцман": 1992, N 1--3). "Крик петуха" и "Белый шарик..." были оформлены иллюстрациями Евгении Стерлиговой, "Лоцман" -- иллюстрациями сына писателя -- Павла Крапивина.
   В дальнейшем повести цикла публиковались как отдельными изданиями, так и в составе сборников. В 2005 году издательством "Эксмо" был выпущен двухтомник "В глубине Великого Кристалла", включающий девять произведений. В 2009 году тем же издательством цикл был выпущен в виде однотомника.
   "Цикл "В глубине Великого Кристалла" и так оказался больше, чем я ожидал, - рассказал Крапивин, - Я хотел сначала закончить его повестью "Белый шарик матроса Вильсона". Потом неожиданно как-то, подспудно, откуда-то изнутри пошла повесть "Лоцман", на основе, может быть, каких-то снов, и даже подсознания немножко. Там ещё Херсонес вспомнился... Этот храм полуразрушенный, эти сны про подземный город... И мысли об этом мальчике, о материнстве.. А потом уже туда встряла, предпоследней, неожиданно, в 91-м году, повесть "Сказки о рыбаках и рыбках". Уже совсем как-то дополнительно, я даже и не думал, но она сама напросилась".
   По словам Дм. Байкалова, частично пресекаются с циклом две написанные ранее трилогии: "В ночь большого прилива" и " Голубятня на желтой поляне". Плюс, по мнению автора, еще две повести можно поселить в пространстве Великого Кристалла: "Я иду встречать брата" и "Оранжевый портрет с крапинками". В них Кристалл еще не упоминается, однако по духу они весьма близки к базовому циклу.
  
   Критики - о цикле "В глубине Великого Кристалла"
   По словам Д.С.Лихачева, "литература - это учительство и ее миссия - просветительство, то, что изначально составляло ее сущность". По мнению А. Нянина, у В.Крапивина видно, что его книги выполняют не просто просветительскую и воспитательную функции, а основываются на педагогическом (в лучшем смысле!) опыте.
   "Несмотря на обескураживающие повторы - Крапивин писатель талантливый, - считает Р. Арбитман, - Он умеет моделировать фантастические ситуации, умеет делать повествование занимательным, лепить характеры своих персонажей пусть не многокрасочными (этого схема не может позволить), но всё-таки живыми".
   Перед глазами читателя встает емкая многоцветная и чарующая картина, написанная живыми красками, считает А. Бор. В самом деле, произведения Крапивина из цикла "В глубине Великого Кристалла" богаты на эпитеты, интересные сближения.
   Повести о Великом Кристалле -- увлекательные приключенческие произведения, не которые из них близки жанру триллера, считает А.Бор. Писатель умело строит сюжет: головокружительные перемещения в пространстве и во времени, загадки и тайны, погони..
   Загадочность словно лежит в основе мироздания, которое отнюдь не одномерно, отнюдь не так просто, как кажется.
   "Однажды "заболевших" книгами Крапивина манит ни с чем не сравнимая атмосфера добра, дружбы, верности, человеческих привязанностей, честности и чести, заставляющая вспомнить лучшие книги Грина, Сент-Экзюпери и Януша Корчака... Романтика в лучшем смысле этого слова" ( М. Борисов ).
   О писателе так свидетельствует М. Борисов: "Кто-то с удивлением обнаружит в "непритязательных", на первый взгляд повестях Крапивина (сам он даже оговорку в интервью делает, сомневается, он, мол, в собственном профессионализме - это войдя в фонд всемирной детской литературы и будучи признанным и издаваемым во всём мире) безукоризненный рисунок эмоций, испытываемых героями, удивительно точные наблюдения (особенно в том, что касается ощущений, связанных с детством) и сложные конструктивные приёмы "двоемирия", разрабатываемые в своё время романтиками и Достоевским, отражения происходящего в разных сознаниях. Символизм и замысловатые аллегории".
   Нельзя не заметить, что Крапивин значительно более подробно и точно разрабатывает концепцию "двоемирия". Философская основа его книг - в том, что мир многомерен, и мы знаем лишь его небольшую часть. Значит, наш ждут впереди новые открытия.
   Есть в самом деле интересное сближение Крапивина и Достоевского. В произведениях Достоевского герою - Раскольникову - снятся удивительные сны. И герой Крапивина иногда путешествует будто по логике сна, - по логике, согласно которой разворачиваются происшествия в загадочном сопределье.
   У Крапивина М. Борисов не зря находит превосходное, психологически точное описание ярких снов и детских мечтаний. Герой Крапивина наделен особой восприимчивостью к снам.
   "Крапивин -- писатель, который умеет создавать особую атмосферу, он прекрасно владеет словом, ему удается создавать особое поэтическое мироощущение" ( А. Бор ).
   Писатель создает в самом деле удивительные пространства - воссоздает в своих произведениях целые миры за гранью "реальности".
   "В.Крапивин - один из тех, кто пишет только о детях и для детей"- говорилось о нём в 1975 году ( Кузин Н. Между жизнью и сказкой.//На смену! 1975. 9 окт. ). Поэтому писателю приходится специально указывать на эту характерную черту своих книг. Прежде всего они о воспитании детей взрослыми и о самовоспитании детей.
   В том же 1975 году И.Мотяшов заметил, что такие книги "спорят с устаревшими методами воспитания и отжившими догма ми, и сами при этом могут рассматриваться детьми и взрослыми как практические руководства по воспитанию, как учебники но вой педагогики" ( Мотяшов И. Верность большому искусству .//Дет. лит. 1975. N8. ). А ещё раньше, оценивая повесть "Оруженосец Кашка", С.Баруздин, в сущности, подчёркивает то же: "...о се годняшней ребячьей жизни со всеми её радостями, хлопотами и заботами, о взрослых тётях и дядях, которые не всегда пони мают, что воспитывать новое поколение советских людей надо с малолетства и без демагогии".
   "Владислав Крапивин всегда стремится быть старшим братом своему читателю: утешителем, защитником, проводником в мир необычайных героических приключений", - замечает В. Петрова.
  
   История создания цикла "В глубине Великого Кристалла".
   По словам О. Виноградовой, цикл фантастических произведений "В глубине Великого Кристалла" создавался постепенно. Первые три повести этого цикла "Выстрел с монитора", "Гуси-гуси, га-га-га", "Застава на якорном поле" вышли в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. В тысяча девятьсот девяностом и девяносто первом годах были опубликованы повести "Крик петуха" и "Белый шарик матроса Вильсона", последней из которых автор хотел завершить цикл, но "потом неожиданно как-то, подспудно, откуда-то изнутри пошла повесть "Лоцман" [1992 -- О.В.]... А потом уже туда встряла предпоследней, неожиданно ...повесть "Сказки о рыбаках и рыбках" [1992]".
   Виноградова говорит и о повестях - предшественниках цикла.
   По ее словам, некоторые структурные элементы крапивинского мироздания появляются уже в первой фантастической "маленькой повести" "Я иду встречать брата" (1961).
   В "летящей сказке" "Летчик для особых поручений" (1975) появляется "своего рода крапивинская страна - утопия -- город Ветрогорск, прекрасный край детства и сказки". В городе Ветрогорске живет Яков Михайлович Скицын, герой повести "Белый шарик матроса Вильсона", в прошлом мальчик-звезда.
   Трилогия "В ночь большого прилива"знакомит читателя со "светлым штурманом Иту Лариу Дэном" (Дэни), мальчиком-трубачом, спасшим свой город от нашествия врагов. Во многих гранях Великого Кристалла он известен как один из Святых Хранителей, к которым обращаются за поддержкой люди.
   Кроме того из повести "Вечный Жемчуг" -- последней части трилогии -- мы узнаем о звездном жемчуге, из которого мадам Валентина фан Зеехафен ("Выстрел с монитора") вырастила живой кристалл Яшку.
   История Гельки Травушкина ("Голубятня на желтой поляне"), известна во всей Вселенной, его галактику можно увидеть в небе всех граней. В "Голубятне..." описываются и "крах идеологов мыслящей галактики", и восстание воспитанников Морского Лицея, так пугающее Кантора в повести "Застава на Якорном Поле".
   В сказках "Тополиная рубашка" (1991), "Самолет по имени Сережка" (1994) появляются существа, населяющие Великий Кристалл: чуки, шкыдлы ("Сказки о рыбаках и рыбках"), ржавые ведьмы ("Голубятня на желтой поляне"); в "Дырчатой Луне" и "Самолете по имени Сережка" возникает тема так называемых безлюдных пространств.
  
  
   БИОГРАФИЯ ПИСАТЕЛЯ
  
   Владислав Петрович Крапивин родился 14 октября 1938 года в городе Тюмени. В семье родителей-педагогов Петра Федоровича и Ольги Петровны Крапивиных он был третьим ребёнком -- после сестры Людмилы и брата Сергея (с которым вместе написал потом три повести).
   О своем детстве писатель вспоминал:
  
   В первый класс я пошел в сорок пятом.
   Постоянное ощущение дошкольной поры -- очень хотелось есть. Несмотря на то, что и мама, и старшие брат и сестра (они работали на оборонном заводе) делились со мной своими пайками. От голода и частой стужи (не хватало дров) на долгие годы поселился во мне ревматизм... Но были и радости жизни: письма с фронта от папы; горящая печка с раскаленной плитой, на которой можно поджаривать тонкие ломтики картофеля (кажется, сейчас это называется "чипсы"); книжки про Буратино, Гулливера и детей капитана Гранта, которые я брал у соседей. Читать-то я научился очень рано...
   Помню девятое мая сорок пятого года, когда пьяный от радости сосед-военный с крыльца палил в воздух из маленького черного браунинга...
   После войны у отца появилась другая семья. А у меня -- отчим. Человек с тяжелой судьбой, со сложным характером. Бог с ним, я не помню обид, только вот одного простить ему не могу: однажды он убил мою любимую кошку, которая, по его словам, таскала с кухни еду...
   Послевоенные годы тоже не были сытными. И все же я вспоминаю их с теплой радостью. Кажется, стояло вечное лето. Длинные жаркие дни -- с футболом, с воздушными змеями, с короткими бурными грозами и яркими влажными радугами после них. И была у нас, мальчишек, самая большая радость -- река Тура. С береговыми косогорами, песчаными отмелями и старинными развалинами на обрывах.
   Мне мое детство казалось похожим на детство Тома Сойера -- героя любимой книжки. Так же шлепали гребными колесами на реке пароходы, так же мы с друзьями играли в разбойников и пытались отыскать клад. Золота, правда, не нашли, но старинные монеты нам иногда попадались... А каким радостным, просто ошарашивающим открытием был для меня дядюшкин рассказ, что с нашей реки -- через Тобол, Иртыш и Обь -- можно приплыть прямо к Ледовитому океану! Я пускал в желтую воду Туры сосновые кораблики и надеялся, что их в конце концов увидят белые медведи.
  
   "Писать я стал очень рано. А чтобы сочинить повесть или роман, надо знать ту жизнь, о которой рассказываешь в своей рукописи. А что я мог знать в шестнадцать-семнадцать лет, кроме собственного детства и своих школьных и дворовых друзей-приятелей? Про это и начал. И понравилось..."
   - "Том Сойер" с семи лет был моей любимой книгой, - говорит Крапивин в одном из интервью, - я ее перечитывал десятки раз, картинки тоже разглядывал, фильм (той поры) тоже смотрел, а созданный моим воображением Том всегда жил внутри у меня и оставался главным...
   Возможно, поэтому качествами Тома Сойера писатель впоследствии наделял героев своих книг.
   "У меня желание стать писателем возникло в восьмилетнем возрасте, когда пришла в голову мысль: "Если книжки так интересно читать, то писать их, наверно, еще интереснее!" Значит, прежде всего надо любить книги, - говорил Крапивин, - Потом почувствовать интерес к их написанию. Затем необходимо трудолюбие и терпение - без них не напишешь даже маленький рассказик. Ну и самое главное - развивать в себе способности".
   "Наш взгляд на писательское своеобразие В.Крапивина основывается не только на литературных традициях, но на его жизнедеятельности в целом. Истоки его находятся в детстве писателя. Он рос в семье педагога, мечтал о мореходке, не менее сильной была и тяга к сочинительству, литературе. Отсюда соответствующее воспитание и самовоспитание, склонности, способности, мечты. Затем журналистское образование, работа по специальности, начало литературной деятельности, а заодно жгучий интерес к детям", -- считает А. Нянин.
   Детство Владислава Петровича пришлось на войну и первые послевоенные годы. "Дети обычно хотят скорее стать взрослыми, а мне, наоборот, хотелось, чтобы подольше было детство. Не хватило собственного детства из-за войны, наверно, потому и стал писать о ребятах и для ребят", -- вспоминает он. По словам Л. Колесовой, писать начал рано: первые стихи напечатаны в "Пионерской правде". Когда пришлось выбирать профессию, нарушил семейную традицию и вместо педагогического поступил на факультет журналистики Уральского государственного университета.
   Выходец из педагогической семьи, Крапивин и сам одно время мечтал пойти в педагогический институт, но тяга к творческому самовыражению взяла верх. После окончания школы он поступил на факультет журналистики в Свердловский университет. "И первую свою повесть о Стране Синей Чайки написал будучи первокурсником, в 1957 году, вернувшись в Свердловск после двухмесячной поездки на целину. Потом долго думал, включать ли ее в двадцать шестой том собрания своих сочинений. И все-таки включил, объединив рассказы из студенческих тетрадей названием "Восьмая звезда"".
   По словам А. Гора, "Я иду встречать брата" было первым фантастическим произведением писателя, которое он написал будучи студентом, вместо подготовки к госэкзаменам.
   -- Первую свою фантастическую вещь - повесть "Я иду встречать брата" - я написал в 61 году, когда был студентом-выпускником и готовился к государственному экзамену по истории КПСС. Вместо того чтобы готовиться, я начал писать эту вещь, в общем-то, многим рискуя. И написал ее за трое суток. По этой причине я чуть не завалил экзамен, но ничего - сдал на четверку. Так что первая фантастическая вещь появилась у меня, когда я только начинал.
   "Госэкзамены, впрочем, были успешно сданы, а повесть столь же успешно опубликована в журнале "Уральский следопыт" в 1962 году. Дебют оказался удачным, и уже в 1963 году повесть была опубликована в ежегоднике "Фантастика-63", а позднее переведена на иностранные языки". Первая повесть писателя затем неоднократно переиздавалась в авторских сборниках "Я иду встречать брата" -- произведение, типичное для фантастики 60-х годов".
   О том, как выходила его первая книжка, Крапивин рассказывает так: "В 1961 году я защищал диплом в университете на факультете журналистики. Начавшаяся эпоха относительной демократии и некоторых послаблений пришла и туда. И в том году впервые были разрешены так называемые "творческие дипломы". До этого темы дипломов формулировались примерно так: "Роль партийной организации газеты "Ульяновская правда" при освещении уборочных работ в таком-то году". А тут сказали: "Выбирайте себе жанр (очерк, рецензия, репортаж), делайте короткое теоретическое вступление, а дальше в качестве диплома можете представлять свои творческие работы". Я взял тему "Очерк и рассказ в газете и журнале" и написал диплом, на 80 процентов состоящий из рассказов. Кто-то из преподавателей показал эту мою работу в Свердловском издательстве (позже оно стало называться "Средне-Уральское"). И однажды редактор этого издательства Ирина Алексеевна Круглик пригласила меня к себе и сказала, что рассказы ей понравились и если добавить еще парочку, может получиться книжка. Спросила: не желаю ли я напечататься? Я желал! И в результате вышла книжка "Рейс "Ориона"" -- небольшой сборник рассказов о школьниках. Очень хорошо изданная, на мелованной бумаге, с цветными картинками, тиражом по тем временам небольшим, а по нынешним -- вполне достойным: 15 тысяч экземпляров".
   Вот что пишет о Крапивине А. Копейкин -
  
   Морем Крапивин буквально заболел еще в детстве -- мечтал о морских путешествиях, хотел поступить в мореходное училище. Да и взяться за перо его заставила самая что ни на есть морская книга -- "Остров сокровищ" Р.Л.Стивенсона. В феврале сорок пятого года Владик нашел среди старых бумаг "лохматую книжку без корочек" и "утонул в ней с головой". Вполне естественно, что первый рассказ Крапивина был... о пиратах на необитаемом острове. Рукопись ждала печальная участь: с приходом весны Владик понаделал из нее парусов для самодельных корабликов, которые пускал в лужах.
   В мореходку он не поступил. Так же как и в педагогический, хотя у него были все шансы пойти по стопам родителей (оба -- педагоги). Окончил факультет журналистики Уральского государственного университета. Еще во время учебы бросил писать стихи и начал -- рассказы, но "не о пиратах и кораблекрушениях, а о друзьях своего детства. Жизнь Мальчишек и девчонок казалась мне теперь не менее интересной, чем поиски кладов на острове". Кстати, одна из глав крапивинской дипломной работы называлась "Друзья мои -- мальчишки".
   Работать молодой журналист пошел в газету "Вечерний Свердловск" ( еще во время обучения в университете был зачислен в штат газеты ), а затем и в журнал "Уральский следопыт", где были напечатаны его первые сочинений. Вскоре и собственная книжка появилась -- сборник рассказов "Рейс Ориона" (1962), за ней вторая, третья -- все о ребятах и для ребят. И вот уже Владислав Крапивин -- профессиональный писатель, один из самых способных и многообещающих, с которым сотрудничает даже столичный журнал "Пионер".
  
   Несколько лет он работал литературным сотрудником и заведующим отделом в журнале "Уральский Следопыт". Позднее, в 1965 году, ушел на творческую работу.
   В 1961 году Владиславом Крапивиным был создан детский отряд "Каравелла" (в 1965 году над отрядом взял шефство журнал "Пионер"). Профиль отряда -- журналистика, морское дело, фехтование. Отряд существует до настоящего времени, ранее имел статус пионерской дружины, пресс-центра и парусной флотилии журнала "Пионер". Владислав Петрович руководил отрядом более тридцати лет, в настоящее время во главе "Каравеллы" молодые выпускники отряда.
   Первая книга Владислава Крапивина "Рейс "Ориона"" вышла в 1962 году в Свердловске. Спустя два года автор был принят в члены Союза писателей.
   В настоящее время у В. Крапивина около двухсот изданий на различных языках. Его книги были включены в "Золотую библиотеку избранных произведений для детей и юношества", "Библиотеку приключений и научной фантастики", "Библиотеку мировой литературы для детей", в японскую 26-томную серию "Избранные сочинения русских писателей для подростков".
   Первые книги Крапивина "Рейс "Ориона" (1962), "Брат, которому семь" (1963) появились, когда писателю было всего 25 лет, но тем не менее они сразу были отмечены читателями и критиками. За ними последовали "Палочки для Васькиного барабана" (1965), "Звезды под дождем" (1965), "Оруженосец Кашка" (1966), "Валькины друзья и паруса" (1967), "Путешественники не плачут" (1968), "Бегство рогатых викингов" (1970), "Тень каравеллы" (1971), "Далекие горнисты" (1971), "Баркентина с именем звезды" (1972), "Посмотри на эту звезду" (1972), "Всадники со станции Роса" (1975), "Мальчик со шпагой" (1976) и многие другие.
   Отвечая на вопрос о том, почему он выбрал основным занятием в жизни именно детскую литературу, Крапивин неизменно отвечает - "Дети обычно скорее хотят стать взрослыми, а мне наоборот, хотелось, чтобы подольше было детство... Не хватало собственного детства из-за войны, наверное, поэтому и стал писать о ребятах и для ребят", и еще - "Мне всегда двенадцать лет"..
   "Первые же книги уральского писателя ( "Рейс "Ориона" (1962), в основу которых легли рассказы о детях, вошедшие в дипломную работу В.Крапивина, выпускника факультета журналистики Уральского государственного университета в Екатеринбурге, "Брат, которому семь" (1963), "Палочки для Васькиного барабана" и "Звёзды под дождём" (1965), "Оруженосец Кашка" (1966) ) были тепло и заинтересованно встречены критиками, единодушными во мнении, что в детскую литературу пришел яркий и самобытный писатель, который, несмотря на молодость ( первая книга появилась, когда автору было 24 года), обладает неоспоримым художественным талантом и великолепным знанием детской психологии. Авторы первых критических статей, посвященных творчеству В.Крапивина, такие, как Ю.Дюжев, Э.Бояршинова, Л.Юнина, Е.Спехов, отмечали неразрывную связь литературного труда молодого писателя с его педагогической деятельностью" ( Н. Богатырева ).
   "А начинал он блестяще. Как тонкий и точный стилист, обладатель своей неповторимой манеры (желающие могут перечитать "Ту сторону, где ветер", например). Ну, манера-то осталась, развивалась и развилась. В пародию на самое себя. И назвать Владислава Петровича писателем язык у меня не повернется. Не тем он уникален, не тем "цепляет". Не литературой как таковой" - считает Е. Муштай.
   Крапивин в шестидесятых годах оказывается в городке у моря, который впоследствии появится в его произведениях.
   "В 1960 году, после студенческой практики в "Комсомольской правде", я наскреб деньжат и приехал в Севастополь. Слушаясь "внутреннего голоса", двинулся от вокзала переулками, наугад, и вдруг увидел синюю стену с солнечными проблесками. Не сразу понял, что это - море. А когда понял, ощутил, что у меня началась новая жизнь..."
   "Его клуб "Каравелла" рос и креп в 60-е годы, во времена известного "коммунарского движения 60-х годов". Так и писалось: у Януша Корчака есть Дом сирот, у Гайдара - тимуровская команда, у Сухомлинского - Павлышская школа, а у Крапивина - "Каравелла". В ряде статей В.Крапивин непременно фигурирует как писатель-педагог".
   Но только в немногих произведениях Владислав Крапивин "списывает с натуры" свой отряд "Каравелла", считает .. Широкова, - в старых рассказах, в повести "Звездный час Сережи Каховского", где действует похожий клуб "Эспада".
   Итак, отряд возник в Свердловске в 1961 году. Отряд назвали "Каравелла", потому что "основным занятием ребят было изучение морского дела и самостоятельная постройка парусных судов. Все парусники в "Каравелле" сделаны детскими руками по чертежам Командора, как ребята стали вскоре называть своего наставника. Также там занимаются фотоделом, журналистикой, фехтованием".
   А. Нянин сравнивает "Каравеллу" Крапивина с педагогической организацией Макаренко. "Если литература в целом выполняет воспитательную функцию, то у В.Крапивина, как в свое время у Макаренко, это одна из основополагающих сторон творчества, опирающегося и на практику, и на традиции, которые мы здесь условно называем макаренковскими, хотя имеем в виду не одного А.С.Макаренко. Можно даже в известном смысле сказать, что В.Крапивин творит свою "педагогическую поэму"".
   "Двадцать семь лет существует в Свердловске знаменитый клуб "Каравелла". Владислав Петрович придумал его, когда ему было двадцать три года, значит, этот год юбилейный! Но, наверное, нелегко найти более "неюбилейного" человека" ( Л. Звонарева ).
   В отряде "Каравелла" обучается даже .. солист группы "Смысловые галлюцинации". "В группе "Смысловые галлюцинации" лидер - наш выпускник. Есть и журналисты", - сообщает писатель в одном из интервью.
   Любопытно, что в стихах С. Бобунца тоже есть такое неравнодушное и весьма критическое отношение к "реальности" нулевых годов. Соединенное, между прочим, с иронией и аллюзиями на произведения современных поэтов.
   "Примечательно авторское предисловие к "Тени Каравеллы". Когда маленький мальчик остался дома по причине прохудившихся ботинок, он решил, чтобы прогнать одиночество, соорудить из сосновой коры кораблик. Кто мог тогда предположить, что это увлечение не окажется минутным? Позднее Крапивин собирался поступить в мореходку, но что-то в стуках сердца не понравилось врачам.. Начиналась же "Каравелла" с полуподвала, откуда выселили выпивох и любителей бильярда. И тут началось. Шквал жалоб посыпался на отряд. Писали пенсионеры, педагоги, так называемая общественность. Больше всего, понятно, доставалось Крапивину: в одной из жалоб он назван (цитирую) "руководителем вредной организации, ослепленным ранней известностью, использующим приятельские связи с прессой и оторвавшимся от народа автором каких-то книжек". Признаться, я сомневался, приводить ли подобные отзывы, стоит ли тиражировать злобность. Пересилило то обстоятельство, что в истории с "Каравеллой" наглядно виден Крапивин-борец" ( С. Мешавкин ).
   "Не было помещения, средств, маломальского оборудования - это еще полдела. Нажили, заработали, сделали многое сами... Не было частенько понимания, доверия, дружеской помощи со стороны окружающих - это уже хуже. Однако во всех концах страны знают сейчас "Каравеллу" и ее командира.
   Да, командир "Каравеллы" - человек упрямый, несговорчивый, неудобный. Но, может быть, будь он другим, не выстоять "Каравелле" в штормах и бурях, которых немало было за 25 лет? "Но ведь он и ребят растит такими! - возмущается и сейчас кое-кто. - Они все у него с гонором, с собственным мнением, ничего не боятся!".
   А почему они должны чего-то бояться - наши нынешние мальчишки и девчонки?" ( И. Ханхасаева ).
   В семидесятые, в годы, "когда все больше и больше становилось "квакиных", каждый из которых похлеще гайдаровского, В.Крапивин создавал свою концепцию подростка, творил "тимура" 70-х годов, во многом отличного от гайдаровского, но похожего в главном - человечном". Впоследствии сам писатель сформулировал свою позицию достаточно четко: "По моему мнению, современному подростку не хватает некоего нравственного стержня, понятия о рыцарстве, мальчишеском благородстве... Ему не хватает твердости характера, убеждений, стремления к самостоятельности решений и поступков. Начиная с повести "Мальчик со шпагой", я хочу создать образ современного мальчишки таким, каким я его вижу, хотел бы видеть. Это не рыцарь без страха и упрека, он может и поплакать, и даже бояться чего-нибудь, но в критический момент он обнажит шпагу и сразится против несправедливости, подлости. Он поступит так из-за убеждений" (В.Крапивин. Впереди по курсу - будущее. 1982г).
   По словам С. Мешавкина, еще в семидесятые Крапивин начал бить в колокол о неблагополучии в школе. Исследователь приводит его гневные выступления в газетах "Вечерний Свердловск", "Литературная Россия". "На календаре 1979 год (можно сыскать и более ранние публикации). Писатель рассказывает об обыденных фактах из жизни школы N 138 города Свердловска. Во время перемены упал и сломался старый деревянный циркуль. Ребята в наказание стояли на ногах два часа и соответственно на столько же опоздали на обед. Во время обеда замдиректора по внеклассной работе отобрала у детей миски с супом и выплеснула содержимое на пол. Детей бьют по щекам, роются в портфелях. Почему, вопрошал Крапивин со страниц газет и журналов, современная школа ценит и формирует в своих воспитанниках два свойства: не получать двоек и быть послушными?"
   В это время одного из читателей увлечение творчеством Владислава Петровича Крапивина довело до психиатрической больницы. "Начитавшись "Мальчика со шпагой", он как "человек эмоциональный" буквально "заболел идеей всеобщего благоденствия". И решил действовать. Вскрыл машину-рефрижератор. Внутри была колбаса. И Сережа стал бесплатно раздавать ее всем желающим. Стоящие в очереди милиционеры не сразу сообразили, что здесь дело нечистое. Парень полгода провел в клинике Сербского".
   А. Сидорова выделяет периоды творчества Крапивина, связанные с его самыми крупными произведениями.
   "В ночь большого прилива", полностью впервые опубликованная в 1979 году (повесть "Далекие горнисты" - отдельно в 1971 году), - одно из ранних произведений писателя. Затем следует "Голубятня на желтой поляне", которая впервые опубликована в 1985 году, через несколько лет после "Ночи...", в более поздний период творчества писателя.
   При этом исследователи творчества В. Крапивина упоминают "Голубятню..." и "Ночь..." в одном контексте: "Необычному, романтическому, чудесному писатель отводит все возрастающую роль в раскрытии своих замыслов и принципов (прежде всего - этических) в трилогии "В ночь большого прилива", в "Голубятне на желтой поляне", "На стелажах встали бы "Голубятня на желтой поляне" и "В ночь большого прилива...", ".. герой Крапивина в соответствии с уже сложившейся романтической поэтикой выступает в качестве "готового", вполне сформировавшегося романтика и бунтаря-одиночки. Он вступает в схватку со всей государственной машиной, с тоталитарным режимом острова-государства ("Дети синего Фламинго"), чужой планеты ("В ночь большого прилива"), целой галактики ("Голубятня на желтой поляне")".
   По словам О. Виноградовой, в шестидесятые, семидесятые годы, а также в начале восьмидесятых в творчестве Крапивина преобладала реалистическая линия: фантастических, в основном сказочных, произведений написано немного (1962 -- "Я иду встречать брата" // "Уральский следопыт", N8; 1970 -- "Далекие горнисты" // "Пионер", N1; "Старый дом "// "Урал", N6; 1971 -- "Баркентина с именем звезды" // "Уральский следопыт", N4; 1973 -- "Летчик для особых поручений" // "Уральский следопыт", N11-12; 1977 -- "В ночь большого прилива // "Уральский следопыт", N12; 1981 -- "Дети синего фламинго" // "Уральский следопыт", N1-3)
   В восьмидесятые годы писатель осваивает большие жанровые формы: выходит в свет начатая еще в тысяча девятьсот семьдесят первом году роман-трилогия "Голубятня на желтой поляне" ("Уральский следопыт", N1-3), а с тысяча девятьсот восемьдесят шестого сказочные и фантастические повести Владислава Крапивина публикуются каждый год (1986 -- "Тополиная рубашка" // "Уральский следопыт", N6-7; 1987 -- "Оранжевый портрет в крапинку" // "Пионер", N4-8; 1988 -- "Выстрел с монитора" // "Пионер", N10-12; 1989 -- "Выстрел с монитора" // "Пионер", N1-2; "Застава на Якорном Поле" // "Пионер", N10-12; "Гуси-гуси, га-га-га" // "Урал", N8-9; 1990 -- "Крик петуха" // "Уральский следопыт", N8-10; 1991 -- "Белый шарик матроса Вильсона" // "Уральский следопыт", N6-8; 1992 -- "Лоцман" // "Уральский следопыт", N1-3; 1992 -- "Сказки о рыбаках и рыбках" // "Лепта" (Москва), N3,5,6; 1993 -- "Кораблики" (отрывок) // "Областная газета" (Екатеринбург), 26 окт.)
   В семидесятые - восьмидесятые годы Крапивин пишет около семи десятков повестей, рассказов, сказок и притч (к последним исследователи относят трилогию "Далёкие горнисты", а также "Баркентину с именем звезды" и "Старый дом", не случайно объединённые в один сборник с рассказом "Я иду встречать брата", не столько фантастическим, сколько провидческим). "И все эти произведения -- часть единого целого, создают они в совокупности страну Крапивию, охватывающую пространство от Тюмени до Гродно и от Свердловска до Севастополя" ( Яков Цукерик ).
   ".. пишу книги, потому что это - мое призвание. То есть я не могу не писать. Мне нравится жить в обстановке моих книг, среди героев, которых я люблю. Через книги я высказываю свое отношение к реальной жизни, пытаюсь поделиться с читателями своими чувствами и мыслями. И я бываю счастлив, когда читатели мне говорят, что мои книги им интересны и даже в чем-то помогли..." - утверждал Крапивин.
   О своем писательстве Крапивин говорит так: "Валя, в книге все "труднее": и сюжет, и герои, и описания... Если что-то начинает писаться или складывать слишком легко, значит это халтура. Надо остановиться и задумываться... А когда заканчивать повесть, я знаю заранее, потому что перед тем, как сесть за работу составляю план".
   - Скажите, пожалуйста, это очень трудно быть писателем? Или не очень? - спросили как-то у Крапивина.
   -- По-моему, очень. Книга, над которой работаешь, выкачивает из тебя энергии не меньше, чем физический труд ( ? - И.П. ). Порой встаешь из-за стола с таким ощущением, будто целый день дрова колол или мешки с картошкой грузил. Хотя всего-то водил карандашом в тетради...
   В восьмидесятые в отряде "Каравелла" ребята "изучают морское дело, строят парусные яхты, ходят в походы, выпускают газеты, читают книги, мастерят модели, соревнуются в стрельбе из лука, учатся фехтовать -- то есть занимаются всем тем, чем так увлечены герои крапивинских книг" ( А. Петухова ).
   В восьмидесятые писатель стал лауреатом премии Ленинского комсомола, кавалером ордена Трудового Красного Знамени, обладателем приза "Аэлита" (за повесть "Дети Синего Фламинго").
   В 1960--80-е годы публикации, посвященные творчеству Крапивина, регулярно появлялись в литературно-критическом журнале "Детская литература" (А.Петухова, В.Мотяшов, А.Марченко, В.Смирнова, С.Фурин, А.Лиханов, Е.Зубарева, В.Гопман, М.Липовецкий и др.), на страницах екатеринбургского литературно-художественного журнала "Урал" (И.Мотяшов, В.Рогачев, В.Бугров, А.Разумихин, В.Лукьянин, С.Мешавкин, Н.Качмазова и др.), считает Е. Великанова.
  
   В 1981 году имели место съезды писателей РСФСР и почти сразу же за ним -- СССР. И на обоих выступил автор многосерийного "Дяди Стёпы" и ряда многократно переделанных из одной в другую пьес ("Весёлые сновидения" -- "В стране игр" -- "Новые похождения кота в сапогах") и ряда сугубо описательных и развлекательных стихов, родной брат казахских акынов, -- Сергей Владимирович Михалков. Кому, как не ему, после Чуковского и Маршака докладывать о детской литературе! Он же навечно зачислен в номенклатуру указанием свыше...
   И оба раза он не упомянул среди детских писателей Владислава Крапивина. Других, куда меньших калибром и потому безобидных помянул, а его не изволил заметить. На республиканском съезде хоть постарался внести уточнение Анатолий Алексин, а на всесоюзном и он промолчал -- видать, разъяснили ему, что для него хорошо и что плохо, и что ему делать, чтобы было хорошо...
   ( Яков Цукерик, "Три комиссара детской литературы" )
  
   "Часть произведений Владислава Крапивина были экранизированы и часто показывались по Центральному телевидению. Нескольких премий был удостоен фильм "Колыбельная для брата" по сценарию В. Крапивина. Владислав Петрович Крапивин -лауреат премии Ленинского комсомола, премии "Аэлита" журнала "Уральский Следопыт", премии имени А. Гайдара журнала "Пионер" и других литературных премий"
   ( сайт liceybiblio.amoti.ru )
   "Лауреат премии "Аэлита" Союза писателей РСФСР(1983), литературной премии губернатора Свердловской области (1999), Российской литературной премии имени Александра Грина (2001), литературной премии "Малая Урания" (2001), литературной премии имени разведчика Николая Кузнецова (2003), литературной премии имени Д. Н. Мамина-Сибиряка (2003), Всероссийской литературной премии имени П.П.Бажова (2005), трех премий "Большой Роскон" (2006), Международной литературной премии "Облака" (2009)
   В 2006г. Свердловский областной общественный фонд "Фонд Владислава Крапивина", Ассоциация писателей Урала учредили Международную литературную премию Владислава Крапивина, которая вручается лучшей детской или подростковой книге"
   ( сайт pkarronad.my1.ru )
   Итак, наступили новые времена - "лихие" девяностые. Именно на рубеже девяностых создавался цикл, о котором идет речь в нашем исследовании.
   "Цикл "В глубине Великого Кристалла" создавался Владиславом Крапивиным в конце 80-х -- начале 90-х годов XX века, год создания последней повести, "Сказки о рыбаках и рыбках", -- 1991 - стал и годом окончания советского периода в истории нашей страны, что не могло не найти отражения и в проблематике, и в общем "переломном" тоне всего цикла, особенно остро ощутимом в его хронологически последней повести" ( Е. Великанова ).
   "Крапивина советская власть официально поддерживала, награждала его орденами, почетными званиями, премиями. Поддерживала "на верхних этажах", но творила много мелких и крупных неприятностей в повседневной практический жизни" ( В. Лукьянин ).
   "Однако после 1991 года в "демократических кругах" стали проскальзывать недобрые разговоры про "писателя пионерской темы", про славу, искусственно подогревавшуюся по инициативе ЦК комсомола".
   В девяностые Крапивину было не сладко.
   - Много ли, скажите, осталось детских писателей?! - вопрошал он, - Ну, вот у нас в городе мы с Георгиевым. А вообще -- ну, Успенский с его забавными героями. Ну, Остер... Кто еще? А ведь когда-то было такое блистательное созвездие -- Кассиль, Барто, Алексин, Юрий Яковлев, Воробьев, Железников... Но, может быть, детские писатели есть, работают, только издавать их совсем перестали?
   -- Но вы-то ведь издаетесь?
   -- Это, знаете, как сказать! За три последних года я получил отказ от девятнадцати издательств. От девятнадцати, вдумайтесь, а ведь я человек с именем. Одни заявляют, что мои вещи им не подходят, потому что слишком психологичны. У других материальные дела очень плохи. Третьи... Ну, вот в "Ковчеге", например, заломили совершенно кабальные условия -- издадут, дескать, мою повесть, если я передам им эксклюзивное право издавать ее во всем мире.
   В другом интервью писатель говорил:
   - Для меня паруса сегодня -- это уход из нынешнего... кхм, такого-то мира, это в нём последнее светлое пятно.
   Получается, ценил писатель, ценил возможность ухода из современной "реальности". "Мир сейчас достаточно поган, тёмен, чёрен, честно говоря, надежды на взрослых у меня ни малейшей. Поэтому надежда только на тех, кто ещё растёт. Hадеюсь на то, что это поколение не столь испорчено, не столь отравлено идеологией и реалиями нашего быта", - говорил он в другом интервью.
   В девяностые два журналиста, пришедшие к Крапивину, представились корреспондентами нового журнала фантастики, но опубликовали интервью - то в газете "Завтра".. Забавный случай, что и говорить.
   "Когда наступили рыночные времена, выяснилось, что Крапивин бескомпромиссен: он не приемлет новейшей попсы и не вписывается в жанр "фэнтези", к которому по формальным признакам относятся его очаровательные сказки для взрослых и детей. Тем не менее читатели, верные своему любимому автору, могут найти на книжном рынке кое-что из новинок" ( Вера Петрова, "Морская наука Владислава Крапивина" ).
   В девяностые было много таких событий, о которых писатель не мог молчать.
   -- В "Пионерской правде" отказались печатать мою последнюю вещь, и я сотрудничество с ними прекратил. По-моему, они испугались, что я достаточно четко и однозначно высказал свое отношение к чеченской войне и ее жертвам -- детям, - говорил Крапивин в одном из интервью.
   В девяностые годы Крапивин так говорил об отсутствии идеологии: " .. мешает писать обстановка в стране, и не тем, что плохо печатают, и прочее, а просто это ощущение какой-то неуверенности, полного наплевательства по отношению к человеку, беззакония дикого, непрочности Бытия. Я вполне понимаю, например, Виктора Конецкого, который, в каком-то интервью, по-моему, с полгода назад, сказал, что он не может писать из-за такого состояния нашего общества".
   Именно в это время Крапивин вспоминает о былых достижениях социалистического общества - " .. были и какие-то достижения. Всё-таки общество это считало необходимым, хотя бы в своём ключе, но как-то воспитывать подрастающее поколение и заботиться о будущем. Сейчас этого нет совершенно".
   Итак, отсутствие идеологии, отсутствие идей - характерная примета девяностых - не оставляли, как говорится, писателя равнодушным.
   Особенно выхолащивание идей педагогических. "А что касается детских организаций, то они действительно должны быть, всякие, какие угодно, и скаутские, и пионерские, потому что всякий ребёнок должен уметь ощущать себя в коллективе и чувствовать какую-то ответственность за коллектив, и ощущать чувство локтя и чувство защищённости", - заявлял Крапивин.
   И еще: "Как бы ни ругали нашу советскую систему образования, но она была одной из лучших в мире, когда она была бесплатной, обязательной и давала прекрасные результаты. И вузы наши были прекрасные. А то стали бороться с идеологизацией образования и выплеснули всё. Мол, и вся школа плохая. А ведь и знания давали неплохие, и главное, что люди-то выходили образованные, и общество было образованным".
   А литература, детская литература? "Хорошая была литература, детская советская литература, - утверждает писатель, - Несмотря на излишнюю пропаганду коммунистических идей, она всё-таки была очень психологична, очень богата проблемами, очень богата интересными героями. По своему литературному уровню, чисто профессиональному, она, мне кажется, была гораздо выше детских литератур других стран. Но у нас же как пойдут крушить-ломать... То храмы, то театры, то не знаю что... Так же и тут - начали бороться с социалистическими идеями, а покрушили и всё остальное".
   На замечание интервьюера о российской специфике девяностых Крапивин вопрошал:
   - Какая сейчас сохраняется специфика? Сейчас кавардак, а не специфика. Никакой специфики сейчас вообще нет.
   - Кавардак там, наверху, - возражал интервьюер.
   - И везде, во взглядах людей, - отвечал писатель.
   "В том детстве были какие-то определённые нравственные категории, сейчас этого совершенно нет. Я сейчас вспоминаю своё детство, потом 70-е годы, когда существовал какой-то кодекс мальчишечьей жизни. При всём том, что была шпана, уголовники, трудные подростки. Тем не менее, сохранялись какие-то нормы. Сейчас законы уголовной зоны царят уже в очень многих школах, и просто страшно туда ходить, рэкет и т.д. Родители как-то не вникают, отмахиваются, закрывают на это глаза. Учителя абсолютно беспомощны, настолько это массовый размах приняло. И участковый ничего не может сделать".
   Вот такие интересные наблюдения писателя, рисующие характер эпохи. Не благосклонен писатель и к современной музыке.
   - В повести "Синий город на Садовой" герои читают Толкина и слушают группу "Аквариум". А как Вы сами относитесь к песням группы "Аквариум", к рок-музыке вообще? - спросили у Крапивина.
   - То, что герои у меня любят группу "Аквариум" не говорит о том, что я люблю современную музыку. Я к ней никак не отношусь. Я просто её не понимаю и не знаю. Я в этом плане большой консерватор.
   Вот отрывок из интервью, опубликованном в девяносто восьмом году в "Учительской газете".
   - И каковы ваши личные творческие перспективы?
   - Ну какие сейчас перспективы... Я ведь не Михаил Афанасьевич Булгаков, чтобы пятнадцать лет писать один роман, зная, что его не напечатают. Я когда пишу, то должен видеть перед собой перспективу публикации. Не потому, что мне надо обязательно напечататься и получить деньги, нет - просто необходимы выход к читателю, общение с ребятами. А перспектив таких фактически сейчас нет. Журнал "Пионер", по сути, прекратил свое существование. "Уральский следопыт", где я также постоянно печатался, имел тираж почти полмиллиона, и сейчас у него тираж три с половиной тысячи.
   Знакомая "ситуация". А в "нулевые" годы писатель признавался:
   - Действительно смешно: в этом году вышло 5 книг В. Крапивина, а их автор не может решить две проблемы: во-первых, чем накормить двух своих голодных котов (о которых немало писал в разных книжках), и во-вторых, на что купить хотя бы несколько бутылок к юбилею...
   Кроме того, писатель рассказывает почти анекдотичную историю: "В Свердловске меня давно уже не печатают. Наше Средне-Уральское книжное издательство вообще отгородилось от уральских авторов. Как только началась перестройка, они бросились печатать "Анжелику" и прочее и на этом прогорели".
   Это было бы смешно, если бы не было так.. грустно.
   В 98-м году издательство "Центрполиграф" выпустило четыре книги Крапивина, пятая появилась в издательстве "Детская литература", в серии для подростков "Опасный возраст". "В эту книгу, вышедшую под названием "Взрыв генерального штаба", включены две повести. Первая, по которой и назван сборник, печаталась в "Уральском следопыте", вторая - "Самолет по имени Сережа" - в газете "Честное слово"" ( В. Петрова ).
   По словам В. Петровой, сам писатель в девяностые был не очень-то защищен от "реалий" рынка и кризиса. По телефону Владислав Петрович не без черного юмора рассказывал о том, как издательство "Центрполиграф" искусно маневрирует, чтобы не заплатить автору положенный гонорар. Не лучше обстояли дела на родине: книжка "Синий краб", запланированная как раз к юбилею, застряла в издательстве "Уральский рабочий" из-за отсутствия средств. "Все-таки Владислав Крапивин продолжает активно работать. Буквально на днях он закончил новую повесть "Полосатый жираф Алик"".
   Итак, перемены, произошедшие в девяностые, Крапивину пришлись не по нраву.
   - Так было в нашей стране до середины 80-х годов, - говорит он в интервью, - Молодой писатель, сочинивший для детей интересную повесть, мог напечатать ее в "Пионере", "Костре", "Пионерской правде", "Уральском следопыте" и сразу становился известен читателям всей страны ( здесь Крапивин имеет в виду себя ).
   А теперь, будь ты хоть Андерсен, кто тебя узнает при нынешних тиражах? Исключения редки... Способные авторы есть (хотя их немного), но и они чаще всего уводят читателей в мир чародеев и принцесс и стараются внушить им идеи "лидерства" и преуспевания, а не вечные ценности, далекие от прагматизма... А детской литературы как явления я сейчас у нас не вижу. Делаются какие-то попытки (например, премия "Заветная мечта"), но это капля в море...
   Безусловно, теперь, в эпоху развития интернета, известным стать гораздо проще. Жаль только, что для многих интернет полностью заменил книгу. А этого происходить не должно.
   В "нулевые" годы писателю также приходилось не сладко.
   - В повести "Тень каравеллы" вы описали душевное состояние, которое окрестили "утык", - спросил его как-то Дм. Бирюков, - то есть "если все несчастья утыкаются в одного человека, в меня". Случается ли у вас "утык" и как вы с ним боретесь?
   - "Утык" у меня не "случается", а присутствует почти постоянно - такова нынешняя действительность, - ответил Крапивин, - И боюсь, что не только у меня. А как с ним бороться? Разве что с помощью коньяка ...
   Однако в "нулевые" годы у Крапивина все же выходит Собрание сочинений, в тридцати томах. Согласитесь, что это немало.
   - Сейчас вот вышло собрание сочинений: с ума сойти - при жизни автор сподобился увидеть на полке свой 30-томник! - восклицает писатель, - Но тираж - 10 тысяч! Обычный для наших дней тираж, неплохой даже - но что это для России!
   В две тысячи пятом году у Крапивина выходит новая книга.
   -- У вас буквально на днях вышла новая книга. Удалось ли сказать в ней то, что хотелось?
   -- В книгу вошли две вещи -- "Прохождение Венеры через диск солнца" и "Топот шахматных лошадок". Хочется, чтобы в новой книге каждый открыл что-то новое для себя. Не всегда это получается, конечно, трудно донести новую мысль, когда пишешь уже 48 лет. Но Константин Паустовский, у которого я учился писать, говорил: "Не надо бояться повторений". В этих двух новых романах довольно много философии, размышлений о жизни, они о том, как люди учатся жить легче, дружнее.
  
   Вот что говорит Крапивин о современности:
   - Не думаю, что этот мир радует моих детей. И в близком будущем не вижу светлых перспектив. Мне кажется, многие из тех, кто оказался у руля, думают прежде всего о себе. А не о стране и ее населении.
   - И раньше так было, - пытается возразить ему интервьюер, явно напирая на советское время.
   - Раньше они должны были хоть как-то соответствовать идеям, которые декларировали. Сейчас и этого нет. Разрушено не только то, что отвратительно и страшно. Разрушены драгоценные завоевания общества: бесплатное качественное образование, бесплатная медицина, социальные гарантии. И вот кто-то отправляет сына в английский лицей, а у кого-то на это нет денег, и его ребенок шастает по подворотням. У "Пионерской правды" был тираж 10 миллионов, сейчас 20 тысяч. Государство перестало поддерживать детскую литературу. Но детская литература, детская журналистика быть самоокупаемыми не могут - на детях бизнес не сделаешь.
   - Как это не сделаешь бизнес? - возражает интервьюер, - А "Гарри Поттер"? миллионные прибыли!
   - Безусловно. Но, во-первых, "Гарри Поттер" - не наш бизнес. Во-вторых - средняя книжка. Не могу сказать - плохая: она интересна, но язык так себе, мастерства немного.
   Итак, замечено, что на место нравственных ценностей встали такие ценности как самоокупаемость и бизнес-план. Если советская культура была ориентирована на будущее ( построение нового общества, торжество идей коммунизма ), то субкультура
   "нулевых" ориентирована на поклонение "золотому тельцу", то есть на прошлое. На возвеличивание ценностей, которые давно уже канули в лету и не вызывают пиетета у гражданина России.
   Особенно это очевидно, если мы говорил о произведениях современных авторов. Любая бездарность, если у нее по воле случая под рукой оказались ассигнации, может опубликовать свое произведение. Особенных требований к его качеству сейчас нет, во всяком случае, в ряде регионов.
   В результате бездарность, со своим малым опытом, буквально упивается делом рук своих. Так Нарцисс рассматривает свое отражение. И это самолюбование преподносится как "самое свежее". Куда уж свежей, как сказал бы Иван Шмелев.
   О современном состоянии детских журналов писатель говорит так:
   - Журнал "Пионер" вообще неизвестно где. Последние, видимо, неточные сообщения, что у него не то 16, не то 32 страницы.
   - Очень тощенький, пёстренький журнал, не похожий на прежний, совсем без литературы.
   - Тираж чуть ли не 2 тысячи, как у нашего Урала или Уральского следопыта. Когда про эти издания говоришь, удивляются: а разве они ещё существуют? Про них никто не слышал и не знает. Они никакого практического влияния на ребят не оказывают. Раньше ?Пионерская правдаi была v газета в каждом доме. На школьника она естественно как-то влияла.
   -- Какое впечатление на тебя производят современные детские журналы? - спросил у писателя А. Кердан.
   -- Они на меня не производят никакого впечатления, - был ответ, - Чтобы производить впечатление, нужно как минимум существовать. Единственным исключением на общем фоне отсутствия представляется журнал "Костер". Он не приседает перед читателями, не подлаживается под подростковый сленг, под псевдоинтересы, не притворяется: "Ах, ребята, мы такие же, как вы!" Хранит прежние, интеллигентные традиции "толстых" детских журналов, каким был когда-то и журнал "Пионер".
   ( А. Кердан, "Визит к Командору" ).
   О современных детишках писатель говорит: "Просто нынешнее взрослое общество, включая и власть, несмотря на страшную статистику, до сих пор не осознали, что эти вот нынешние десятилетние, они через десять лет будут двадцатилетними, и это будет колоссальная криминальная армия, лишённая всяких моральных основ, всяких нравственных критериев. Вырастают люди, которые изначально не знают, что такое хорошо, что такое плохо. Они знают, что хорошо то, что хорошо для меня. Любым путём, любым способом! Они ведь берут пример с наших добропорядочных, одетых в английские костюмы и модные галстуки деятелей, которые улыбаются с экранов постоянно" ( в одной из статей Владислав Петрович, исходя из своего опыта, убежденно заявляет, что для детского писателя важны три вещи: знать нынешних ребят и школу, уметь смотреть на жизнь не только глазами взрослого, но и глазами детей, уметь интересно и честно написать об этой жизни ).
   "Если герои 70-х всё-таки жили в мире с убеждением, что хороших людей больше, то нынешние герои поставлены в такую ситуацию, где таких людей просто нет, - пишет Е. Савин, - В конце концов, всякие Кисы, Гаврики и Дыбы, с которыми приходилось сражаться Серёже Каховскому и ему подобными, были лишь единичными представителями.. Кроме того, важно подчеркнуть, что они были асоциальны, т. е. в принципе находились вне закона, вне общества. И закон, и общество, хоть с трудом и не сразу, но всё же приходили на помощь крапивинским героям в их борьбе с этими субъектами. Серёже Каховскому в трудную для него минуту помогают не только иллюзорные "всадники", но и милиция, приструнившая папашу Грачёва и обезвредившая Гаврика, и сотрудники газеты. Даже в романах, написанных о 90-х ("Синий город на Садовой" и "Бронзовый мальчик") мир остаётся по сути своей тем же, что и в 70-е. Здесь всё-таки действует принцип, согласно которому "хороших людей больше". Есть более высокие и справедливые инстанции, чем какие-нибудь лейтенант Щаговили следователь Глебов. Ещё есть смысл отстаивать справедливость. Совершенно иная ситуация в "Лете...". Герои этой повести живут в мире победившего зла".
   В этом мире рэкетиры резвятся не по-детски. И милиция, по мнению Е. Савина, состоит в сговоре с мафией.
   Прежде ребята из рассказов и повестей Крапивина действовали как бы в изолированном мире, куда взрослые заглядывали случайно и редко (как правило, чтобы накормить ребят), больше по традиции, чем по душевной необходимости - именно потому этот детский мир, по словам Е. Савина, выглядл порою несколько упрощённым, даже искусственным, лишённым сложности жизни". Но Крапивин разорвал эту замкнутость. Появились и взрослые, и "сложности жизни".
   Писателя обвиняли в том, что начиная с повести Лоцман он погрузился в мрачность, пишет о жестоких негативных вещах, герои у него стали опереточные, масса опереточных злодеев типа Антуана Полоза. "Зачем Вы обо всём этом пишите? Конечно, может это и есть в жизни, но Вам нужно вернуться снова к Вашим светлым истокам".
   "Я не знаю, что ей ответить. Ну что я могу делать, если пишется об этом. Я не могу мимо этого пройти. Не могу я сейчас писать повесть, подобную "Оруженосцу Кашке". Потому, что жизнь не такая. Какие бы фантастические вещи ты не писал, жизнь всё равно накладывает отпечаток".
   Какова была жизнь в "нулевые" годы, Вы, наверное, сможете оценить и сами, так как были ее современниками. Не мне вам о ней рассказывать. Почитайте хотя бы классическое произведение "нулевых" - "Флору и фауну Омской области". Это художественное произведение, написанное со всей яростью и беспощадностью к злу, со всей насмешкой, иронией, сарказмом, издевкой в .. всего достойного этих стрел. Произведение, в котором "всем сестрам по серьгам", в котором автор не боится употребить именно те слова, которые бьют с наибольшей силой. Не боится не только задеть некую властную и мстительную сволочь (что случается нередко), но и не боится самого себя -- не боится ошибиться, ударить слишком сильно, ибо полностью уверен в своей правде и ведёт огонь на уничтожение, зная, что промаха не будет. Произведение, в котором мотор работает на полную мощность, а тормоза не требуется.
   Вот что сказал Крапивин в 2003 году в интервью газете "Вестник Алапаевска": "Я сам еле-еле свожу концы с концами, хотя меня еще, в общем-то, хорошо издают. Гонорар за книжку однозначно меньше месячной зарплаты государственного чиновника. Хватает только на еду и мелкие вещи. А ведь над книжкой часто сидишь полгода".
   Но однако писатель продолжает работу..
   -- Недавно купил компьютер. Вообще-то, он стоит у сына. Алексей на нем занимается, - говорил писатель, - Недавно повесть его печатали в "Уральском следопыте" - "Короткая поездка в город Ель". Вот он сразу на компьютере пишет, а мне нужно рукой. Сейчас немного привык и перепечатываю на нем текст - гораздо легче, чем на машинке..
   - И прежде всего решил написать фантастическую повесть, которая давно сидела у меня в голове. В чем-то фантастика, в чем-то мемуары, в чем-то просто поток сознания. Называется "Синий треугольник". Она вопреки моим ожиданиям получилась большая - листов семь-восемь. Пока не знаю, куда ее пристроить: для журнала - велика, для книги как бы мала... Весной 2001-го успел написать пять больших новелл, посвященных памяти Константина Георгиевича Паустовского. В этом году исполняется 110 лет со дня его рождения.
   ( А. Кердан, "Визит к Командору" ).
   Еще хороший "знак" в том, что севастопольские власти передали Владиславу Крапивину почетный знак "За заслуги перед городом". Писатель награжден "за значимый вклад в развитие детской литературы, патриотическое воспитание нескольких поколений юных севастопольцев, написание произведений, посвященных городу-герою, а также за многолетнюю благотворительную помощь библиотекам города".
   -- Для Владислава Петровича большая честь получить знак, который дается самым заслуженным людям города, и мы рады, что Севастополь оценил заслуженность нашего командора, -- сказала Л.Крапивина и зачитала письмо, которое писатель передал для городских властей. В письме он благодарит жителей города, обращает внимание на то, что когда-то нашел здесь множество друзей, которые стали не только читателями его книг, но и прототипами героев.
   По словам С. Мешавкина, нынче тираж произведении Крапивина исчисляется миллионами экземпляров, и "попробуйте найти хоть один в свободной продаже! Даже в Свердловске -- опорной издательской базе писателя, крапивинские вещи продаются практически из-под полы, а на печально знаменитом Шувакишском рынке идут за несколько номиналов. Кое-что, наверное, говорит и тот факт, что японские составители антологии русской и советской детской литературы отвели Крапивину дна ( так у цитируемого автора ) тома".
   "Давно пора рассматривать, оценивать Крапивина как крупную самостоятельную величину в современной детской литературе, - пишет С. Мешавкин, - Именно современной".
   И это невзирая на то, что в учебнике Н.Л.Лейдермана и М.Н.Липовецкого "Современная русская литература 1950-1990-х гг." Крапивин назван лишь в ряду других "школьных" писателей, в учебных пособиях Ю.И.Минералова "История русской литературы: 90-е годы XX века" (2004) и "Детская литература" под редакцией Е.Е.Зубаревой имя писателя не встречается вовсе, так же, как в пособии "Русская литература XX века. 1940-1990-е годы" (2005) под редакцией Л.П.Кременцова, студентам педагогических вузов ( наблюдения Е. Великановой ).
   "Страницы, посвященные книгам писателя, есть в учебном пособии Л.Н.Колесовой "Нравственные искания в современной прозе для детей" (1987), в монографии М.И.Мещеряковой "Русская детская, подростковая и юношеская проза 2-ой половины XX века: Проблемы поэтики" (1997), в учебном пособии Л.В.Овчинниковой "Русская литературная сказка XX века. История, классификация, поэтика" (2003), Н.Ю.Богатыревой -- "Детская литература" (2008), в отдельно опубликованных статьях этих и некоторых других ученых. Монографии о творчестве писателя отсутствуют", - замечает Е. Великанова.
   Нынче, по словам Н. Богатыревой, признанием незаурядности дарования писателя является тот факт, что в Литературном энциклопедическом словаре в статье "Детская литература" имя В. Крапивина стоит в одном ряду с именами таких известных детских писателей,как А.Кузнецова, Ю.Коринец, Р.Погодин, Ю.Коваль.
   Кроме того, библиографическая справка о В.Крапивине содержится в справочнике "Писатели Среднего Урала". Творчеству писателя в 1962-1979 годах посвящён биобиблиографический указатель "В.П.Крапивин".
   Есть у Крапивина и последователи. Среди них Великанова называет литератора С. Лукьяненко. "Увлекательная фантастическая повесть писателя ( Лукьяненко ) о подростках "Мальчик и тьма" содержит немало аллюзий к произведениям Владислава Крапивина из цикла "В глубине Великого Кристалла". Полемизируя со старшим коллегой, Лукьяненко открывает "свои собственные"- миры, которые не спутать с крапивинскими, знакомит с новыми героями".
   Крапивин рассказывает о своих "последователях". "Вот недавно вышла книга "Колесо в заброшенном парке" Бориса Тараканова и Антона Федорова. Авторы "Колеса" в чем-то используют мои идеи Кристалла, рельсового Пути, станции Мост. Ну, и называют меня в качестве одного из источников своей идеи, открыто пишут об этом в романе".
   Кроме последователей, имеются еще и конкуренты, например, авторы "Дозоров". "Я не считаю ни "Ночной дозор", ни "Дневной" ("Сумеречный" я еще не осилил пока) большим достижением Сергея Лукьяненко и его соавтора. "Ночной дозор" я прочитал без удовольствия, - ревностно замечает Крапивин, - Должен заметить, что Лукьяненко не раз обращался к каким-то моим деталям и моим героям в своих книжках, иногда иронизируя над ними. Я смотрел на это снисходительно. Но когда я в "Ночном дозоре" прочитал историю деревянного кинжала, которым орудует его герой Максим, мне очень вспомнилась моя книга "Дети синего фламинго", где одна из главных деталей -- тоже деревянный кинжал, тоже подаренный другом детства и тоже обладающий волшебной силой. Вот такого рода заимствования уже кажутся мне досадными. Я себе, например, никогда не позволял подобных вещей".
   Сегодня среди последователей Крапивина - А. Больных. " То же могу сказать об Александре Больных, - свидетельствует Казанцев, - Инженер с оборонного завода, он заглянул в соседний дом, где расположилась "Каравелла", и остался в отряде навсегда. Заметки преобразовались в рассказы, повести, романы, а сам А. Больных -- в профессионального писателя, ныне члена правления областной организации Союза писателей России".
   Кроме того, запойное чтение, знание наизусть крапивинских книг, а затем и обыденная, человеческая дружба с Владиславом Петровичем наверняка помогли стать детским писателем-сказочником Юрию Шинкаренко.
   "Не были так близко, повседневно дружны с В. Крапивиным, но публично и твердо признали его влияние на становление их как писателей Сергей Георгиев (Екатеринбург), Сергей Лукьяненко (Алма-Ата), Владимир Талалаев (Киев), Наталия Ипатова (Екатеринбург)".
   Однако нынче невостребованность плодов труда детских писателей (не читательская, а торгово-издательская, при полном попустительстве государства) привела к тому, что, например, в Екатеринбурге остался один действующий детский писатель -- Владислав Крапивин. Так считает господин Казанцев.
   Так, Александр Больных, выпустив два года назад в Москве трехтомник своих сказок, на родине признания не встретил и переквалифицировался в переводчика редких книг о военной истории.
   Интересно еще и то, что "рыцарские романы Наталии Ипатовой отмечались читателями журнала "Уральский следопыт" как открытия года; два книжных издательства -- екатеринбургское и санкт-петербургское -- намеревались выпустить их в виде шести- и девятитомника, но вместо этого произведения Н. Ипатовой попали в Интернет и прокручиваются там совершенно бесплатно для автора".
   По словам Казанцева, о местных издателях Наташа не может подумать без содрогания -- после того как в одном весьма известном екатеринбургском издательстве ей прямо намекнули, что она должна лечь под редактора, чтобы ее книга была напечатана...
   В "нулевые" годы появляются и пародии на Крапивина. Одна из них - "Выстрел в Командора" некоего Козявкина. В этом "отрывке из романа" пародируются, например, мотив подслушивания героя из "Заставы на Якорном поле" и также сюжет, связанный с его обезкураживающим появлением, наводящим страх на второстепенных персонажей.
   С. Лукьяненко предлагает свою пародию - "Приключения Стора".
  
   "Я же мог и не попасть на планету, -- думает в ней Стор. -- Женился бы на Женьке, манекенщице из магазина "Детский мир". Перешел бы работать в ЖЭК, сантехником..."
   Он крепче стиснул зубы. И почувствовал, как всплывают в памяти простые и суровые слова песни.
  
   Когда мы спрячем за пазухи
   Свои опустевшие фляги...
  
   Критика о цикле Крапивина
  
   По словам Н. Богатыревой, практически все критики обращались к вопросам социальной заострённости произведений Крапивина (М.Липовецкий, Н.Качмазова, Р.Арбитман и др.), и к вопросам поэтики, стиля, языка крапивинской прозы. Так, М.Липовецкий писал об особенностях сказочного конфликта крапивинских произведений - конфликте между "сказочной вольницей и блюстителями школьной дисциплины". Даже явный недоброжелатель Р.Арбитман вынужден был признать, что "Крапивин писатель талантливый. Он умеет моделировать фантастические ситуации, умеет делать повествование занимательным, лепить характеры своих персонажей. живыми". Большой интерес представляет положительный отзыв К.Чуковского на книгу начинающего писателя, который приводит Богатырева. Здесь патриарх отечественной детской литературы дает не только подробную рецензию, но и напутствует автора на долгий и успешный путь в литературе; "Автор отлично знает психику советского школьника от 8 до 12 лет и мастерски передаёт его своеобразную речь. Язык автора (его собственный) лаконичен и точен. Описания природы даются ему легко, они всегда у него поэтичны - особенно когда изображается лес. Все его рассказы так драматичны, что ясно: быть Крапивину драматургом".
   Цукерник читает Крапивина как хроникёра, который в течение долгого времени собирал досье -- факты из области взаимоотношений взрослого и ребёнка, разнообразных аспектов этих взаимодействий и основных их результатов. Так считает Е. Савин.
   Н. Богатырева рассматривает произведения Крапивина в рамках понятия "литературной сказки" ( в диссертации "Литературная сказка В. П. Крапивина :Жанровое своеобразие и поэтика" ).
   По словам исследовательницы, литературная сказка возникла на основе народной и сохранила её основные жанровые признаки. Сегодняшняя литературная сказка якобы далека от своих фольклорных истоков, но сказочное ядро в ней остаётся постоянным. Жанровые признаки фольклорной сказки, развиваясь и трансформируясь, сохранились в сказке литературной и являются для неё обязательными
   "Сказки В.Крапивина - явление во многом уникальное, достойное внимания не только читателей, но и серьёзной критики, явление, с одной стороны, лежащее в русле традиционной фольклорной сказки, а с другой стороны, отличающееся неповторимыми чертами", - приходит к выводу Богатырева.
   Здесь можно вспомнить высказывание Набокова о том, что лучшие произведения русской литературы являются "великолепными сказками". Сказочность как свойство литературного произведения рассматривается и в указанной диссертации на материале литературных сказок двадцатого века.
   Особую притягательность сказочного жанра писатель так объяснял на страницах газеты "Литературная Россия" (N1, 1987, с. 20): "Иногда я могу полнее выразить нужную мне идею именно в сказке. В реальном повествовании не всегда удаётся поставить героя в такие обстоятельства, где наиболее полно выявится его характер. А в сказке - я хозяин этих обстоятельств. Когда я писал "В ночь большого прилива", мне было важно сказать о силе дружбы, о том, что она может преодолеть самые, казалось бы, невероятные, самые фантастические преграды. И сказать об этом я мог только так.
   В сказке ты создаёшь свой мир, сам творишь свою вселенную. Такое - заложено в каждом. И во мне тоже. Поэтому писать сказки я люблю. Интересно выстраивать этот странноватый мир, передавать его аромат, его атмосферу" ( цит. по: Н. Богатырева ).
   Сказка, по признанию Крапивина, проникает в его произведения помимо воли автора. Так, "Оранжевый портрет с крапинками" был задуман как "реалистический" ( Н. Богатырева ), но писатель вложил в уста своего героя-мальчишки утверждение, что он марсианин (Фаддейка высказывает в беседе с Юлей гипотезу о том, что он, вероятно, имеет предков - марсиан ). "И вдруг во всей этой истории, поначалу никакой не сказочной, возник второй план. Сама вещь изменилась, я начал писать её под другим углом," - признаётся Крапивин на страницах "Литературной России".
   В произведениях Крапивина, как считает С. Мешавкин, соединяются
   - сказочность,
   - фантастика и
   - романтика.
   Впрочем, с полным основанием произведения Крапивина назвать сказками нельзя. В них имеется часто несколько сюжетов, несколько пластов повествования. Они дополняют друг друга, как стереоизображение складываются в единую картину.
   И фантастичность Крапивина необычная. В его произведениях не найдешь традиционных фантастических технических атрибутов - бластеров, звездолетов, машины времени, огромных зданий. Писатель будто следует аксиоме Мешавкина -
   "Не робот и не звездолет с плазменным двигателем должен быть в фокусе ее ( фантастики - И.П. ) внимания, а человек, который уже сам по себе не менее сложное и таинственное явление, чем все галактики, вместе взятые".
   "Похоже, фантастика становится любимым жанром писателя, хотя он, как правило, "чередует" реалистическую прозу и фантастику. Сам переход от сказки к фантастике логичен и естественен, тем более что крапивинская фантастика органично включает в себя приемы и образы сказки".
   Как замечает О. Виноградова, работ, рассматривающих сказочные и фантастические повести, Владислава Крапивина немного. "Большинство же статей, появляющихся в периодической печати, -- восторженные рассуждения по поводу педагогической деятельности писателя (см. статьи: В.Кияницы, И.Ханхасаевой, И.Широковой) или же выступления самого автора ("Все равно это было..." Монолог сказочника. // "Литературная Россия", 1987, 2 янв. (N1); "Впереди по курсу -- будущее" (о герое детской литературы) //"Литературная газета", 1982, 4 авг.; "Владислав Крапивин: у детства смелый характер" //"Литературная газета", 1980, 26 мар.; и т.п.), которые тоже в большинстве своем касаются его педагогических и человеческих воззрений -- и то, лишь в общих чертах".
   По мнению Е. Юшковой, писатель создал целый мир, где с поразительным упорством подвергается испытанию на прочность идея утопическая идея всеобщего братства.
   "Модель "своей Вселенной" и объединяет фантастический цикл произведений писателя ("Голубятня на желтой поляне", "Выстрел с монитора", "Гуси, гуси, га-га-га", "Застава на якорном поле", "Крик петуха", "Белый шарик матроса Вильсона"), представляющих собой сплав "романтического пафоса писателя с реалистическим ( ?? ) жизнеподобием".
   Подводя итоги, писатель сам обозревал своих критиков так: "Очень давно на мою книжку написал статью некто Г.Краснухин в журнале "Дом". В 1982 году по поводу повести "Трое с площади Карронад" была в "Урале" гневная статья А.Разумихина. Редакция поместила рядом опровергающую статью, а я с ними надолго разругался. Потому что мою ответную статью не напечатали. И уже в девяностых годах привязался г-н Арбитман. Я ему ответил через "Уральский следопыт". Больше он про меня ничего не писал.. А мысль о том, что я детский писатель, пошла от дам-литературоведов 70-х годов, которые закатывали глаза и, пуская розовые слюни, вещали: "Ах, крапивинские мальчики! Ах, Крапивин второй Гайдар! Ах, певец пионерской темы! Ах, горны, барабаны, шпаги и паруса!" В общем, сами понимаете".
   Не любит Крапивин дам-литературоведов.
   Кроме названных, были и другие "научные" работы о Крапивине. О влиянии предшественников на творчество Крапивина так размышляет автор дипломной работы о нем Нянин: "Основным отличием В.Крапивина от всех писателей, в той или иной мере близких ему, является, пожалуй, его гриновский романтизм, с одной стороны, и макаренковский педагогизм, с другой, хотя в целом он идет в русле гайдаровских традиций, как и другие. Надо здесь подчеркнуть, что именно макаренковский педагогизм повествования и выводит творчество В.Крапивина за пределы собственно детской литературы. Оригинальный сплав этих трех направлений есть уже само по себе новаторство, позволяющее взглянуть на жизненный материал иначе, под другим углом зрения, и высветить все по-иному - по-новому".
   Ряд авторов писали о стиле Крапивина. Так, о нем пишет неизвестный автор - "Эти серьезные, совсем не похожие на ту манку для детей, которыми кормили со страниц детских книг Булычев и остальные, книги были для меня откровением. Я видел нежность, привязанность. Обычную, не испорченную всей той пошловатой наигранностью взрослых, что так претит детям. Я видел дружбу - не пионерско-комсомольскую-правильную, а обычную Дружбу".
   В. Каплан выделил такие качества прозы Крапивина как психологическая убедительность фоновых героев, тот же стопроцентный эффект сопереживания героям главным.
   Вот черты стиля Крапивина, которые выделяет Н. Богатырева:
   1. В текст произведений вводятся написанные Крапивиным стихотворения, которые можно классифицировать как малые стихотворные формы, умело стилизованные под образцы детского фольклора (считалки, заклички, дразнилки, игровые приговоры, колыбельные, речёвки, песенки-приба-утки) и более крупные поэтические произведения (баллады, поэмы, песни). Писатель не просто обрабатывает фольклорные тексты, но создаёт принципиально новые произведения, построенные по всем канонам устного поэтического творчества, что свидетельствует о творческом и вместе с тем уважительном отношении автора к фольклорным источникам.
   Поэмы и баллады Крапивина неразрывно связаны с темой и идеей произведения, в которое органично включаются. Они не только вносят лирическую тёплую ноту в повествование, но и существенно обогащают его.
   2. Крапивин мастерски передаёт тончайшие нюансы разговорной речи своих персонажей, принадлежащих к разным возрастным категориям и социальным слоям. Особенно удачно переданы им особенности подростковой речи.
   3. Повествование в произведениях Крапивина часто ведётся от первого лица, и если рассказчиком является подросток, то повествование выдержано в единой манере - простоватой, чуть сбивчивой, бесхитростной.
   4. Характерная черта сказочных повестей писателя - наличие множества необычных имён, фамилий, прозвищ героев. Автор широко использует устаревшие имена.
   О стиле писателя так говорил А. Разумихин: "В его произведениях прежде всего дают о себе знать сентиментальность, нравоучительное морализаторство и мелодраматизм.
   Каждой своей повестью, каждым своим рассказом В. Крапивин вроде бы ратует за то, чтобы воспитать в юном читателе рыцарское понимание законов дружбы, непримиримость и мужество в борьбе со злом. Но его собственное письмо противоречит цели".
   Однако в произведениях Крапивина из цикла "В глубине Великого Кристалла" есть не столько морализаторство, сколько мораль. И сентиментальности в них как раз столько, сколько встречается в самой жизни. Пожалуй, единственный упрек, который можно принять во внимание - мелодраматичность. Это у Крапивина побочный эффект основного сюжета. Особенно он заметен в "Заставе на Якорном поле".
   Но и он объясним: ведь речь идет о герое - ребенке, поневоле в описании сюжета с его участием появятся мелодраматические нотки.
   В. Лукьянин пишет также о языке Крапивина. И приводит самые первые строки сказки "Возвращение клипера "Кречет"":
  
   Корабельный гном Гоша проснулся от шума. От плеска и визга. Словно снаружи, за бортами, разгулялось море, хлещет в пробоину вода и перепуганно визжат в трюме судовые крысы.
   Но качки не ощущалось. Никакой.
   Гоша открыл глаза и вздохнул.
   Над головой был потолок с облупившейся штукатуркой. Пасмурно светилась застекленная дверца балкона. За стеклом, исхлестанным струями дождя, проносились тени. Гоша знал, что это летают низкие штормовые облака, похожие на клочья пакли, которой конопатят щели в корабельной обшивке..."
  
   В. Лукьянин сказал, что ему приходилось слышать от писателей негативные суждения о крапивинском языке: дескать, прост и непритязателен. "Вероятно, ждали изысков -- и не находили. Но у него изыск в другом! Для каждой подробности он находит предельно простое, но безупречно точное слово, так что язык у него становится таким же прозрачным, как хрустальный мальчик Тилька -- один из героев этой сказки".
   "Придумай подробности - сочинишь судьбу". И мир Крапивина для нас интересен прежде всего своими подробностями. Они создают колорит повестей из цикла "В глубине великого Кристалла".
  
   "Оранжевый портрет с крапинками".
   Обычно эту повесть рассматривает в контексте цикла только часть авторов. Заметим, что сам факт отнесения ее к циклу Крапивин прояснил в одном из интервью:
   - вы, по-моему, сами отнесли к Кристаллу "Оранжевый портрет с крапинками"...
   - Ну, да, поскольку там упоминается цивилизация иттов...
   "Оранжевый портрет..." связуется с остальным циклом только через Иттов, которые также появляются в "Заставе...", "Крике петуха", "Сказке о рыбаках и рыбках" и "Лоцмане" (если помните, Чиба был шутом у короля иттов). Так считает В. Талалаев.
   При этом исследователь забывает о важности
   а ) фигуры главного героя,
   б ) мотива связи между пространствами ( беседа в телефонной будке ),
   в ) мотива связи с матерью ( характерного для всего цикла ).
   Мистическое настроение цикла "В глубине Великого кристалла", настрой и атмосфера цикла очевидно проявляются в этой повести. Поэтому она также рассматривается нами в пределах названного цикла.
  
   "Выстрел с монитора"
   Известно, что исследователи безусловно включали повесть в названный цикл и рассматривали композицию повести и ее сюжет.
   По мнению Дм. Байкалова, прежде всего обращает на себя внимание композиция повести. "К принципу построения литературного произведения по типу "роман в романе" Крапивин прибегал уже не раз, - считает Дм. Байкалов, - Достаточно вспомнить трилогию "Острова и капитаны" , повести "Выстрел с монитора" и "Рассекающий пенные гребни". И везде действие "внутреннего" повествования происходило за много лет до основных событий".
   Отдаленность событий во времени, принадлежность их плану прошлого придает повествованию налет фантастичности, или хотя бы необычности.
   Также был рассмотрен сюжет повести "Выстрел с монитора", который не терпит сослагательного наклонения. Чудо, видимо, должно было произойти.. "Значит, монитор "Не бойся" подходит к Реттерхальму. Красс находит Гальку и ничтоже сумняшеся агитирует парня помочь в разгроме города. Причем, врет ( время военное) напропалую, что, мол, мы только попугаем, жертв не будет. Что потом было все помним. И Красс с Галькой уходят из спасенного Реттерхальма. Ибо Галька койво, плюс изгнанный, а Красс, оказывается - командор. А не подслушай Галька вовремя их планы? Что дальше-то? Как бы командор Красс в глаза смотрел Гальке и Реттерхальмским детям".
  
   "Застава на Якорном поле"
   Исследователи рассматривают сюжет повести в контексте цикла. Особенно ее финал.
   Финал повести "Застава на Якорном поле" напоминает Луга - такими, какими описывает их Петр в повести "Гуси-гуси", или пограничное пространство в "Крике петуха" -
  
   Витька перебрался на подножку и прыгнул. Съехал на кожаной заплате по ровной траве откоса. И пошел через луг, путаясь кроссовками в низком клевере и раздвигая стебли высокого прянника -- похожего на иван-чай, но с белыми цветами, которые разбрасывали густую пахучую пыльцу. Летали бабочки, что-то звенело в траве.
  
   Любопытно, что в России есть город Луга на реке Луга, железнодорожный узел.
   Финал "Заставы на Якорном поле", где Ежики перемещается в иное пространство, М. Борисов считает романтической перифразой страшного финала, присутствием двух потенциально возможных исходов. Исследователь забывает, что подобная трагедийность чужда Крапивину и уже в следующей повести - "Белый шарик матроса Вильсона" - финал "Заставы .." объясняется по-другому. Оказывается, в финале Ежики помогает звездный мальчик Яшка. Благодаря другу Ежики происходит перемещение героя в сопределье, которое является не сном, а самой действительностью.
   Дорога приводит героя к .. дому. У Дороги - не зря она пишется с большой буквы - есть заветная цель и смысл.
  
   "Гуси-гуси, га-га-га"
  
   Сюжет повести "Гуси-гуси, га-га-га" прост - в Западной Федерации, где балом правят индексы, герою приходит бумажка с сообщением о том, что машина "выбрала" его для образцового наказания. Вина героя маленькая - он перешел улицу в неположенном месте. В финале повести выясниться, что бумажку состряпал приятель героя Рибальтер, который хотел просто повеселиться. Казалось бы, мелкая случайность - но именно она является стартом для всего сюжета. Именно она приводит к драматическим событиям в повести и становится причиной отмены индексации в Западной Федерации.
   По мнению Дм. Байкалова, блистательно прописанная ломка психики обывателя, религиозная тема, пожалуй впервые появившаяся на страницах книг Крапивина, жесткий и динамичный сюжет ставят "Гусей..." на одну полку с самыми знаменитыми антиутопиями нашей фантастики.
   Сюжет повести "Гуси-гуси, га-га-га" похож на сюжет романа В. Набокова "Приглашение на казнь". В этой фантастической повести из цикла "В глубине Великого Кристалла" по жестоким и несправедливым правилам Корнелий Глас должен быть .. казнен. В ожидании исполнения чудовищного приговора он пребывает в некоем тюремном интернате, где знакомится с детьми.
   Так Цинциннат Ц во время ожидания исполнения приговора знакомится с Эммочкой - дочкой директора тюрьмы. Так же, как в романе "Приглашение на казнь", Корнелию приходит на ум мысль устроить пир.
  
   Можно собрать сослуживцев с Рибалтером во главе и, не заботясь о сбережениях (на последний вечер хватит!), устроить в шикарном подвале "Под зеленой башней" прощальный пир.
  
   Корнелий так же, как Цинциннат, ждет исполнителя приговора. "Я что с тобой буду делать? Исполнитель-то бывает по понедельникам", - сообщает ему служивый персонаж.
   Есть в повести параллели и с другими произведениеми Набокова. Государство будущего напоминает тоталитарное государство из романа "Под знаком незаконнорожденных", в котором граждане отупели до невероятной степени благодаря трогательной заботе тех, кто управляет страной.
  
   Сейчас Корнелий придет, поплещется под душем, приготовит земляничный коктейль с иголочками льда, потом поваляется в гамаке на террасе и полистает "Всемирную панораму" и "Голос народа", которые достал из ящика утром, но посмотреть не успел. Затем, специально утомившись от послеобеденной жары, он опустит на окнах фильтры "лунный вечер зимой", нагонит кондиционером зябкого воздуха, закутается в плед, включит камин, откупорит бутылочку солоноватого и жгучего "Флибустьера" и сядет смотреть одиннадцатый выпуск сериала "Виль-изгнанник".
  
   Эта фраза напоминает слова из романа Набокова о том, что жители Падукграда - люди маленькие, и по вечерам они заняты тем же перечнем социально одобренных занятий, что и Корнелий. Роман "Под знаком незаконнорожденных" напоминает и такой фрагмент повести:
  
   Можно прийти домой. Смыть грязь и пыль, бухнуться в кресло, включить кондиционер, дотянуться до пульта... Одна кнопка -- дверца бара, другая -- включение экрана, третья -- фильтры на окнах. И -- все страшное позади. Можно опять жить как люди. Был нелепый сон.
  
   Впрочем, здесь же герой говорит себе, что вернуться к прежней жизни, где было все так "всегдашненько" ( слова Лиды из романа "Отчаяние" ), он не может. А машина, подавляющая личность, и выдающая героям "шансы на миллион" напоминает административную машину, созданную Падуком.
  
   "Гуси-гуси" - это почти утопия. В том смысле, что в обществе изображено общество далекого будущего, управляемое строгой иерархией. Это общество изначально несвободно, так как построено на страхе, обусловленном возможностью применения со стороны иерархии страшного наказания в ответ даже на самый невинный поступок ( например, на переход улицы в неположенном месте ). В этом смысле "Гуси-гуси" похожи на роман Набокова "Приглашение на казнь". Роман, где героя обвиняют в каком-то несуразном качестве - "гносеологической гнусности" или непрозрачности. Непрозрачности для других в мире прозрачных друг для друга душ, предсказуемых и одномерных. Н.Карпов говорил о том, что в романе Набокова "страшный, полосатый мир", - по определению В.Варшавского - фиктивный мир - ведет непонятную, подлую игру с героем. Так же по большому счету фиктивен мир иерархии в повести "Гуси-гуси, га-га-га".
   В самом деле, такой мир напоминает странный мир Л.Кэрролла. Для него характерны: несообразность места расположения персонажей с пространством, увеличение или уменьшение персонажей, сравнение персонажей с куклами или животными. И мир "Приглашения", по словам М.Антоничевой, - иллюзорный, ирреальный. В других исследованиях он характеризуется как "странный, отчасти фантастический" ( Ходасевич ), "пугающе-волшебное царство" ( Адамович ), "мир, населенный "роботами"", общее уравнение индивидуальностей по среднему образцу. "Действие романа происходит в страшном вывернутом мире, как бы с наклоном влево", - замечает Григорий Амелин.
   О мотиве публичной казни в "ПнК" писала Н.Л.Таганова: "В обоих произведениях ( "ПнК" и "Казнь Тропмана" Тургенева ) имеет место государственная казнь, то есть казнь общественная проходящая по канонам системы исполнения наказаний в несколько этапов -- вынесение приговора, заключение в тюрьме в ожидании казни и, наконец, финальное исполнение приговора, проистекающее при большом количестве зрителей. Последнее обуславливает несомненно театрализованный характер казни" ( Н.Таганова, 183 ).
   В повести "Гуси-гуси, га-га-га" герой попадает в школьный мир, где безусловно искажены представления о долге, чести, морали. Другая отличительная особенность этого мира - немотивированная, спонтанная ненависть к чужому, проявления ее различны и отвратительны. По выражению Геннадия Барабтарло, отвратительный "жуткий мир, захваченный врасплох", не представляет собой даже ясной картины причины и следствия. Так для "Петки на дече" все вокруг представлялось как "длинный неприятный сон", - замечал К.Чуковский, - для Немовецкого - "все в мире не похоже на настоящее". А изображенные в "Приглашении" персонажи - складывалось такое впечатление - словно не способны вообразить, что Цинциннат может страдать. Это мир без путеводных огней. Его персонажи пребывают в плену иллюзий, ограниченных сюжетов - в рамках таких сюжетов увидел "человечество, обижающее слабых, истребляющее себя в ненужных войнах, создавшее тюрьмы, инквизицию, Бастилию, сажающее птиц в клетки" В.Шкловский.
   Итак, весьма определенная черта этого мира - ненависть, объектом которой становится новичок класса, "муля", как его называют остальные. Изнывающие от безделья персонажи повести находят развлечение в издевательствах над ним.
  
   Стоит он на перемене в уголке, зыркает боязливо, и тут подходит кто-нибудь с заботливым, серьезным лицом:
   -- Утя... ой, извини, Альбин... Я смотрю, этот гнида Клапан опять к тебе приставал? Что ему надо?
   Утя вскидывает глаза -- в них радостная искорка надежды: неужели нашлась хоть одна добрая душа?
   -- Ты его не бойся, -- ласково учит "доброжелатель". -- Если он делает вот так... -- следует рассчитанный удар "под чашечку", и Утя стукается коленками о паркет, -- то ты его вот так! -- И "наставник" помусоленным пальцем ввинчивает в Утино темя болезненную "грушу".
  
   В этой повести выстраивается параллельная действительности модель реальности, в которой существует вымышленная иерархия, наказующая героя. В финале повести эта модель оказывается всего лишь декорацией, непрочной, обманной, не проходящей проверку сюжетом.
   Главный представитель этого мира является средним человеком. "Он - практически везде в "ПнК": мсье Пьер, директор тюрьмы, гражданские представители, родственники Цинцинната - все их характеристики объединяются, чтобы давать читателю составной портрет". Таков второстепенный персонаж романа Набокова - ретроград в своих художественных вкусах, обжора, безнадежно вульгарный, пошлый, фантастически нечувствительный к действительности страдания других. Эти фигуры представляют определенный аспект человеческого общества" ( Рамптон, 41 )
   На "среднего человека" рассчитана субкультура, пестуемая иерархией. НаДля него создаются телевизионные фильмы, транслируемые в стране. Сюжеты этих фильмов обязательно поучительны - призваны укреплять местную мораль.
   Автор "рисует картину ненастоящего, пародируемого, театрально-фальшивого кукольного мира, что решается, в первую очередь, на уровне метафор". Заботы второстепенных персонажей, опекающих героя, выглядели бы смешными, если бы не страшные обстоятельства, в которые помещен герой.
   Хваленая явь повести "Гуси-гуси" - на самом деле не больше чем полусон и существование взрослых истуканов, сосредоточенных на своих маленьких заботах, и не понимающих беды героя. Любопытно, что дети гораздо лучше понимают его. Детские души обладают гораздо большей восприимчивостью и способны разделить переживания героя.
   Н.Беллестрини так пишет о сюжете "ПнК" - "Запертый в тюремной камере, Цинциннат ожидает предстоящей казни, которая неизвестно когда состоится. Другой заключенный, мсье Пьер, веселый, неприятный человек, который знает хитрости и шутит и пытается подружиться с Цинциннатом, на поверку оказывается исполняющим в сюжете роль экзекутора. Дочь директора, Эмми, насмехается над Цинциннатом, обещает ему помощь в избегании казни, но все "попытки" заканчиваются возвращением осужденного в его камеру".
   Кроме того, тюрьму напоминает и школа в "ПнК" ( которую А.В.Успенская возводит и к детству автобиограического героя "Странных октав" Мережковского ).
   Оба романа содержат рассказ о герое, который находит себя в тюремном мире нелепых правил и символов. Герою контрастны все другие фигуры в той среде, где он находится, где только он наделен индивидуальным воображением и восприятием.
   Главный, так сказать, вопрос повести - вопрос свободы, личной свободы. Такой, о которой думает Цинциннат Ц в "Приглашении на казнь" ( в "ПнК" - одном из самых "русских" романов В.Набокова - изображен русский город, с русскими названиями улиц, общественным фонтаном и статуями, Тамариными садами. Но представлен он в некоем средневековом, потустороннем или пограничном, состоянии, снабжен необыкновенной крепостью, выполняющей роль темницы для единственного узника ).
   Ее "ограничителями" являются архаичные, порой смешные, порой страшные, второстепенные персонажи повести. Один из них - Альбин, которого Корнелий просто побеждает в поединке. Причем итог этого поединка подчеркнуто юмористический: Корнелий сообщает охраннику, что в комнате, где он запер Альбина, находится буйный пациент..
   Произведение связано с другими повестями цикла. Финал повести "Гуси-гуси, га-га-га" интерпретируется в "Сказках о рыбаках и рыбках". Где речь идет о том, что Корнелий Глас продолжает жить.
  
   Он был спокойный человек, жил не тужил, а потом судьба свела его с ребятами из тюремного интерната. И еще со всякими... Короче говоря, однажды он вышел на шоссе и начал палить из двух пистолетов в машину со стражей... Чтобы защитить одного мальчишку и его родителей. А потом создал командорскую дружину "Белые гуси"...
   -- По-моему, князь, это мало похоже на меня...
   -- Кое в чем похоже, -- тихо, но упрямо ответил Юр-Танка
  
   Финал повести, таким образом, отнюдь не трагичен. Жизнь Корнелия обретает смысл, который он так долго искал. Смысл - в помощи детям. "У меня давно была мысль о сюжете "Гуси, гуси, га-га-га...", о том как обыватель однажды в силу поворотов судьбы оказался среди ребятишек, и поскольку у него было здоровое начало изначально всё-таки (может быть, спящее) встал на их защиту, и таким образом перестроил себя. Идея стала потом обрастать образами людей, появилась история его дружбы с Альбином, когда он испугался, и это преследовало его, он маялся" ( Беседа с В. Крапивиным ).
   Заметим, что рассказанная в повести история напоминает другое известное литературное произведение - "Путешествие Нильса с дикими гусями".
   По словам авторов "википедии", в этом произведении автор сознательно представляет читателю вымышленный маршрут путешествия главного героя, что представляет географию Швеции более доступной для детей.
   Главного героя Нильса Хольгерссона гном превращает в лилипута, и мальчик совершает увлекательное путешествие на гусе из Швеции в Лапландию и обратно. По пути в Лапландию он встречает стаю диких гусей, летящих вдоль Ботнического залива, и вместе с ними заглядывает в отдаленные районы Скандинавии. В результате Нильс посещает все провинции Швеции, попадает в различные приключения и узнает много нового из географии, истории и культуры каждой провинции своей родины.
   Изначально книга являлась увлекательным пособием по географии Швеции в литературной форме для учеников первого класса, девятилетних детей. В Швеции с 1868 года уже существовала "Государственная книга для чтения", но, новаторская для своего времени, к концу XIX века она потеряла актуальность. Один из руководителей Всеобщего союза учителей народных школ, Альфред Далин, предложил создать новую книгу, над которой в сотрудничестве работали бы педагоги и писатели. Его выбор пал на Сельму Лагерлёф, уже прославившуюся своим романом "Сага о Йесте Берлинге", к тому же она была бывшей учительницей. Она согласилась на предложение Далина, но отказалась от соавторов.
   Так же, как в случае с "Заставой на Якорном поле", финал повести, который сначала видимо неопределен, получает толкование в дальнейших повестях цикла. Отличительной особенностью повести является ее близость жанру утопии, таким произведениям Вл. Набокова как "Приглашение на казнь" и "Под знаком незаконнорожденных".
  
   "Сказки о рыбаках и рыбках"
  
   О повести "Сказки о рыбаках и рыбках" -- так пишет Великанова: "Рыбак, чудесное появление рыбы в дождевой воде -- налицо обращение писателя к христианской символике, отраженной в сюжетах Евангелия: кроме призвания будущих "ловцов человеков", апостолов Симона, Петра и Андрея, бывших рыболовами, достаточно вспомнить насыщение народа в пустыне несколькими хлебами и рыбой и чудесный улов по слову Спасителя" ( Е. Великанова ). Исследовательница рассматривает сюжет и символику повести, причем эта работа является едва ли не единственной, посвященной "Сказкам.."
  
   "Крик петуха"
  
   В "Крике петуха" пересекаются пути героев остальных частей. Именно поэтому эту повесть Дм. Байкалов называет центральной, "интегральной" частью всего цикла. В повести имеется мечта о преодолении данности: "Петька вот улетел в такие пространства, куда никакие пограничники не доберутся... А может все-таки есть оно где-то? Кристалл ведь настолько велик, что найдется там место для Петьки и многих других, покинувших родные грани. Как например в "Полосатом жирафике Алике". Или это мир уже за пределом Кристалла?"
  
   "Кораблики"
   Роман-фантазия В.П.Крапивина "Кораблики, или "Помоги мне в пути..."" из цикла "В глубине Великого Кристалла" впервые был опубликован в 1993 г. в журнале "Урал". Комментируя роман в одном из изданий своих произведений, Крапивин уточняет: "строго говоря, это уже не детское чтение". По словам Е. Великановой, кроме сложного фантастического сюжета, в котором пересекаются многие пространственно-временные линии, тонкого психологизма в раскрытии характеров героев и напряженной трагичности повествования Крапивин вводит в свой роман глубокие философские размышления. И христианскую символику. Символику, которая обладает свойством непрозрачности ( в прозрачном и призрачном мире ) и действительности.
  
   Образы цикла
  
   Герой.
  
   Алена из Владивостока спрашивает у писателя - "Почему в современной литературе нет героев?"
   Интересен ответ писателя. "Алена, герои в современной литературе есть, - замечает Крапивин, - Но мало издательств, которые хотят публиковать книги с настоящими героями. Издатели считают, что печатать повести и романы о шпионах, сыщиках, киллерах, а также о драконах и магах выгоднее - они, мол, пользуются бОльшим спросом. Спрос руководит книжной торговлей.
   Кроме того, положительные герои хороших книг имеют свойство будить у людей совесть, а это в наше время нравится не всем. Без нее, без совести, многим удобнее жить, когда смыслом существования стало нажива...
   А герои есть. В сентябре в городе Севастополе, очередным лауреатам вручали Международную литературную премию Владислава Крапивина (это я не ради хвастовства, а для примера). В интернете легко можно найти и рассказы об этой премии, и тексты лауреатов. Почитай их повести и убедишься, что герои - есть..."
   Понятно, что герои Крапивина не востребованы в смутное время, когда базар и рынок для многих стали основными критериями действительной жизни. Как не "востребованы" герои других талантливых писателей.
   Ибо "в результате современного воспитания взрослые люди постепенно забывают о совести. До нее ли человеку, у которого главным в жизни становится Ее Величество прибыль".
   Но тем не менее они живут - хотя бы благодаря неравнодушным читателям и тем, кто воспитан на книгах Крапивина.
   Герои Крапивина убедительны. До такой степени, что читатели начинают присылать следующие письма: "Меня зовут Лена Александрова. Мне 13 лет. В журнале "Пионер" была напечатана повесть Владислава Крапивина "Мальчик со шпагой". Мне она очень понравилась. Понравились ее герои: Сережа, Наташа и Гена. Скажите, пожалуйста, существуют ли эти ребята или автор этой повести выдумал их сам?"
   Герои Крапивина - настоящие "человеки" ( так считает Широкова ).
  
   Если у тебя есть друг (самое большое счастье на свете) - ты предавал его? Если кто-то маленький и слабый позвал тебя -- ты рванулся ему на помощь?
   ( "Лоцман мальчишеского моря" ).
  
   Вот так. Надо быть просто настоящим человеком.
   Кроме того, Широкова выделяет такое качество героев Крапивина как способность к подвигу. "По-своему совершают его и Сережа из повести "Звездный час Сережи Каховского", и Кирилл Векшии в "Колыбельной для брата", и даже малыш Максим из "Болтика", который знает: "Кроме страха в человеке сеть гордость. Она со страхом борется, и они стараются повалить друг друга на лопатки". Страшны темные углы, привидения, прививки. Страшна хулиганская "кодла", которая ждет в узком переулке. Ждет... Не у всех истории будет счастливый конец, который так любят ребята в книгах. Но каждый читатель оценит смелый и верным характер мальчишек, героев этих повестей".
   Герои Крапивина -- именно та небольшая часть советских детей, которые способны думать на уровне, положенном "хомо сапиенсам", "человекам разумным", считает Яков Цукерик. Так, Валька, сам того не ведая, становится "ребячьим комиссаром". И это тоже первое, но не последнее описание процесса становления. Валька -- художник по призванию.
   "Серёжа Каховский и Генка Кузнечик, Димка Соломин и Данилка Вострецов, Андрюшка Гарц и Наташа -- все они пройдут по жизни, не кланяясь ни пулям, ни врагам, а если враг будет слишком силён, то разве не придут на помощь своей смене вовремя и победоносно всемогущие рыцари коммунизма, взрослые, сильные, мудрые? Смешно и предположить такое... Всё хорошо, за исключеньем пустяка" ( Яков Цукерик, "Три комиссара детской литературы" ).
   Имена героев такие: Алешка Листик - Алешка Огонек. То есть близкие по значению - листик - огонек "маленький, яркий, трепещущий на ветру" ( наблюдение Е. Юшковой ).
   Имеются и такие имена как Пауль, Стефан, Ян. В некоторых случаях писатель, по словам Е. Юшковой, мотивирует процесс номинации персонажа: Ян - "Меня дедушка так назвал. Дедушка с Балтийского моря родом, ну и вот ..."
   Имя герой может получить благодаря характеру занятий, профессии: Барабанщик ("Яське нравилось стучать в барабан"), Музыкант ("Про музыканта много чего рассказывали ...Был он нелюдимый, но не злой. Часто насвистывал что-то и за это получил свое прозвище")
   Иногда имя героя просто указывает на его положительные черты: Денёк - светлый, ясный, солнечный ("И вот тот - в желтой рубашке и с желтыми соломенными волосами. У него хорошее имя - Денёк"), Пауль Верхняя Душа - душевный, добрый ( ..душевный, добрый... постоянно говорил, что ему в душе больно смотреть на того, кто ходит понурый").
   Герои Крапивина - чаще всего дети.
   - Я писал и собираюсь писать именно для детей, - говорил он. - И о детях. Улавливаете нюанс? По-моему, то, что пишется О ДЕТЯХ, должно интересовать всех. Дети - это наше будущее, это будущее мира.
   Герои Крапивина могут ассоциироваться со светом и с солнцем.
   "Сам ты Копейкин! Меня зовут Гелька!.. То есть Гелий, - говорит один из них, - Потому что мой дедушка был астроном, он солнце изучал!",
   Фаддейка цветом шевелюры также напоминает .. солнце.
   Так, герой связан с солнечной энергией, у него из банки из-под лейденского пива может получиться Солнечное Ружьё (солнечный излучатель).
   Кстати, как замечает В. Талалаев, именно своим "Солнечным Ружьём" Лесь уничтожает излучатель инопланетян, замаскированный под шар метеостанции, чем останавливает развязанную ими в Крыму (ах, извините, на Полуострове) гражданскую войну.
   По наблюдению Н. Богатыревой, критики проводили параллели между гайдаровскими героями и крапивинскими. Так, Е.Горшунова, рецензируя трилогию "Мальчик со шпагой", пишет, что Серёжу Каховского, главного героя этого произведения, "многое сближает с гайдаровским Тимуром. Жизнь юного героя В.Крапивина, яркая, увлекательная, романтичная. Можно даже сказать, что Серёжа - сегодняшний Тимур" (96). С.Баруздин также обратил внимание на то, что Крапивин "работает в литературе для детей в добрых традициях", которые "называют гайдаровскими".
   "Помимо гайдаровских традиций, исследователи отмечали наличие в творчестве уральского писателя и традиций классиков приключенческой литературы. О том, что проза Крапивина сложилась "на пересечении традиций Гайдара, Грина и Стивенсона", писал М.Липовецкий (99). Однако, говоря о традициях, критики лишь констатировали их наличие, не останавливаясь на вопросе о том, в чём конкретно они проявляются".
   МАЛЬЧИШКИ, старт
   Исследователями отмечено, что героями произведений Крапивина становятся подросток 11-13 лет и малыш 7-9 лет (Петухова, "Друг, которому семь").
   Справедливо это и для фантастических повестей: Валерка и Братик ("В ночь большого прилива"), Юрка и Гелька ("Голубятня на желтой поляне"), Сережка и Ромка ("Самолет по имени Сережка"), Витька и Цезарь ("Крик петуха"), Яшка и Стасик ("Белый шарик матроса Вильсона". По мнению О. Виноградовой, особый интерес представляет трансформация геройной пары: теперь ее составляющие -- взрослый и ребенок. Яр и Игнатик ("Голубятня на желтой поляне"), Корнелий и Цезарь ("Гуси-гуси, га-га-га"), Сашка и Игорь Решилов ("Лоцман"), Валентин Волынов и Женька ("Сказки о рыбаках и рыбках"), Питвик и Петька ("Кораблики", или "Помоги мне в пути").
   По словам Алины Петуховой, Крапивин пристальнее всего присматривается к тем, кто только-только переступил школьный порог или еще готовится его переступить, к семи-восьмилетним ребятишкам ("малыши", зовет он их). И, во-вторых, к тем ребятам, которые уже постигли первые премудрости школьной науки, жизни, но и не порвали еще связей, интересов, соединяющих их с малышами. Это -- возраст одиннадцати-двенадцатилетних.
   "Вот эта-то неразлучная пара и встречается почти во всех книгах Крапивина.
   Это Алька и Лапа ("Брат, которому семь").
   Это Илька и Генка ("Та сторона, где ветер").
   Кашка и Володя ("Оруженосец Кашка").
   Владик и Павлик ("Тень каравеллы").
   Андрюшка и Валька ("Валькины друзья и паруса").
   Безымянный малыш с бидоном и мальчик, рисующий созвездия на зонтах ("Звёзды под дождем")".
   "В центре авторского внимания оказываются обычно два героя. Первый -- мальчишка 7-9 лет, дошкольник или младший школьник, -- Илька ("Та сторона, где ветер"), Митька-Маус ("Колыбельная для брата") и другие. Это честный, искренний, верный и отважный товарищ, по-детски доверчивый и наивный. По справедливому замечанию критика А. Петуховой, самый обаятельный и естественный герой. Другой герой -- подросток, человек 11-13 лет, честный и благородный, гордый и справедливый, добрый и мечтательный. Галерею этих образов открывает Славка ("Звезды под дождем"), а самые яркие из них -- Валька ("Валькины друзья и паруса"), Сережа Каховский ("Мальчик со шпагой"), Кирилл Векшин ("Колыбельная для брата"). Юра Журавин ("Журавленок и молнии"). Крапивин, по словам Нянина, дает свою концепцию подростка, с прицелом на будущее ("хотел бы видеть"). И в трилогии "Мальчик со шпагой" писатель закладывает краеугольные камни своей концепции.
   "Вспомните себя в двенадцать-тринадцать лет, - предлагает Е. Муштай, - Я, кажется, чуть тогда не свихнулся: он думал так же (то есть совсем так же), как я, чувствовал так же, дышал так же, Ни один из близких мне людей такого полного совпадения и понимания дать не мог. А ведь таких "чуть не свихнугых" ( так у автора - И.П. ) подростков по России были тысячи".
   Своим возрастным статусом он выделяется из окружающего мира, который - мир взрослых, его проявления - проявления власти взрослых. И только на другой Грани можно найти уважение к ребятам, например, к Пограничникам.
   Сегодня еще нередки утверждения, что в современной детской литературе отсутствует героический характер, что сегодняшние мальчишки и девчонки слишком обыкновенны. Всем своим творчеством Владислав Крапивин опровергает подобные суждения" ( Л. Колесова ).
   Герои Крапивина часто сражаются - как сражается и Ланселот из пьесы Е. Шварца.
   Так, Сережа Каховский, оказавшись один на один с компанией Кисы, одерживает победу. Журка не смог бы так сражаться, но достоинство, с которым он держится, уверенность в своей правоте, заставляют даже Капрала отнестись к нему с уважением.
   Нередко героям приходится противостоять взрослым. Здесь они используют собственные волевые качества ( "Оранжевый портрет с крапинками" ), хитрость ( "Выстрел с монитора" ), экстрасенсорные способности ( "Застава на Якорном поле" ).
   По мнению Л. Колесовой, такое столкновение носит принципиальный характер. Как правило, это борьба с обывательским миросозерцанием. Герои Крапивина противостоят и откровенным злодеям, одержимым иддей фикс. И нередко - самой безликой бюрократической машине, породившей последних ( как в повести "Гуси-гуси, га-га-га" ).
   Герой писателя - ребёнок, как правило, мальчик от 7 до 14 лет. Так утверждает Богатырева. При этом писатель показывает процесс духовного роста и нравственного становления этого героя, происходящий в экстремальных условиях. "Развитие характера героя, попавшего в обстоятельства "форс-мажора", характерно для литературной сказки вообще, в отличие от народной, где персонажи статичны. Но у Крапивина этот процесс предельно заострён: его героям часто предстоит жестокий выбор".
   В любом сказочном произведении писателя показана долгая, порой мучительная борьба героя не только с внешними врагами, но прежде всего со своим малодушием, страхом, ленью. На долю крапивинских мальчишек выпадают не просто тягостные испытания, от них зависит благополучие не только отдельных людей, но и городов, стран, планет и даже Вселенной (последнее имеет место в цикле о Великом Кристалле). Подобного размаха и доверия детям, которые у Крапивина не на словах, а на деле творцы Вселенной, - литературная сказка ещё не знала.
   Построение образов героев крапивинской сказки подчиняется своим законам. На роль главного героя неизменно выбираются мальчишки от 7 до 14 лет, чаще всего - двенадцатилетние, не отличающиеся большой физической силой, зато неглупые, тонко и остро чувствующие, часто мечтательные, ранимые, эмоциональные, с развитым чувством справедливости, умеющие дружить и мечтающие найти настоящего друга (как правило, на этом строится сюжет произведения). Их отличает стремление к нравственному самосовершенствованию - каждый из них прежде всего стремится преодолеть в себе робость и страх, воспитывает стойкость и мужество. Образы эти порой трагичны.
   ( Н. Богатырева, Литературная сказка В. П. Крапивина :Жанровое своеобразие и поэтика ).
   "Генке из повести "Та сторона, где ветер" примерно двенадцать лет. Любимый возраст крапивинских героев. Возраст, в котором они совершают серьезные поступки, совсем как взрослые ( как сказал бы видный прозаик А. Липин ).
   Именно Генка, а даже не отец мальчика Владика, инженер, человек опытный и знающий, именно Генка первый замечает, что на чердаке, где Владик устроил себе подобие корабельной каюты и где полно всяких железных штук, совсем нет заземления и может случиться беда, может сгореть от молнии дом.
   Дальше -- больше. Слишком взрослую деликатность, тактичность проявляет Генка и по отношению к малышу Ильке, сжегшему их общую лодку" ( А. Петухова ).
   Итак, пора, когда герою - одиннадцать - двенадцать лет, больше всего интересует писателя. И многие его герои входят в историю двенадцатилетними.
   Излюбленные герои Крапивина - двенадцатилетние - у А. Петуховой, впрочем, вызывают раздражение.
   "Не надо делать из пятиклассников каких-то подвижников, - восклицает она, - которые уж так добродетельны, что саму эту добродетель приходится ставить под сомнение. Ведь пятиклассники-то, Генка ли, Валька ли, -- они же тоже еще ребята, со своими шалостями, проказами, со своей ребячьей жестокостью".
   Не слишком хорошо знает А. Петухова "ребят" двенадцати лет. Для Крапивина каждый из них - прежде всего личность. Для А. Петуховой же - фигура, скрывающаяся за маской, примитивный портрет, включающий в себя ряд банальных "шалостей" и "проказ".
   По словам Е. Савина, герой "В ночь..." находится в том возрасте, когда драматически меняется его жизненная позиция -- это время прощания с детством, с теми схемами отношений, которые соответствуют этому периоду, но не соответствуют следующему -- взрослости. ""В ночь..." -- это история борьбы со Временем, неумолимый ход которого выталкивает главного героя из эпохи детства. Событийная канва трилогии -- символическое отображение всех этих коллизий".
   По мнению Е. Савина, эпоха детства не может продолжаться всю жизнь человека, когда-то он должен повзрослеть ( ?? - И.П. ). "Вспомним, с каждым разом, от первой части до последней, сложность Перехода возрастает. В "Далёких горнистах" он лёгок и подобен сну, в "Ночи" сопряжён с некоторыми трудностями, в "Вечном жемчуге" -- возвращение герою его 12-ти лет оказывается возможным не иначе, как с помощью лабиринта, который отнимает у его строителя половину жизни".
   И слова Сергея: "Мне всегда было и будет двенадцать" -- звучат как заклинание..
   Эти мальчишки из повестей-сказок - хотят жить нормально: играть в свои ребячьи игры, дружить со сверстниками, читать книжки и вечером возвращаться домой, где их ждёт мама. "Они вступают в конфликты вынужденно, когда окружающий мир заставляет их делать это. Они лезут в драку лишь тогда, когда уже совершенно необходимо защищать себя, друга, всё, что любят".
   "В фантастических повестях о Кристалле я постарался поднять тему о беззащитности (не исключительности, не агрессивности, а именно беззащитности) детей с аномальными способностями и особыми талантами. Ибо, несмотря на умение окружать себя силовым полем и уходить в иные пространства, они не защищены от социальной косности и от жестокостей окружающего мира.
   И эта тема -- не из одной лишь области фантастики. Мало ли примеров, когда необычный талант ребёнка вызывал неприятие и служил причиной всяких бед? Вся наша педагогика до последнего времени была основана на стремлении заставить школьника быть как все, "не высовываться".
   Способность уйти в иномир не заменит ребёнку родной дом, любящих отца и мать.
   Если критик считает возвращение к этой теме "обескураживающими повторами", пусть вновь оттачивает перо -- от этих проблем я не отступлю". Так пишет В. Крапивин, отвечая критику Арбитману в своей статье "Пионерско-готический роман, тинейджеры и "обескураживающие повторы"".
   Крапивина, по словам Е. Великановой, интересует "положение детей в нынешнем неспокойном, жестоком, неприспособленном для нормального детства мире". Писатель подчеркивает: "тема эта, к сожалению, не стареет, лишь обостряется. И оставлять ее я не считаю себя вправе. Это моя тема". Все чаще тема детства раскрывается в том же ракурсе, что и в романе Ф.М.Достоевского "Братья Карамазовы".
   По словам Борисова, Крапивину всегда дорог был особый тип мальчишки-рыцаря, юного интеллигента, даже мистика, если угодно, из каких бы слоёв общества тот ни происходил и в каких бы временах ни жил.
   "Какая разница? Модель вселенной и мальчик... Может быть, это одно и тоже..," -- говорит герой повести "Белый шарик матроса Вильсона". По словам О. Виноградовой, для этого мироздания нет разницы между звездой и ребенком, галактикой и ребенком, Вселенной и ребенком. И то, и другое одинаково важно для автора. "Не зря детство в произведениях цикла столь могущественно, что свободно "дирижирует" временами и пространствами. Не зря "в глубине Великого Кристалла" появляется загадочная модель Вселенной -- кристалл-звезда-ребенок Яшка".
   Крапивину понятно, что "ребячья жизнь ничуть не проще, не легче жизни взрослых", что "маленький по возрасту человек чувствует и переживает ничуть не меньше большого, а защищен от суровой жизни он гораздо слабее".
   По словам О. Виноградовой, главным героем Крапивина становится ребенок -- носитель авторского идеала, идеала чистоты, чуткости и самоотверженности. Удивительные душевные качества "крапивинских мальчиков" вызывают у исследовательницы постоянное восхищение. "Писал Крапивин все больше о мальчишках -- наивных мечтателях, прямодушных, искренних, умеющих дружить, любящих море и звезды" ( А. Копейкин ).
   "Герои Крапивина - знаменитые "крапивинские мальчики" - полные гордого достоинства изобретательные и беспечные дети с чистыми прозрачными душами. Они приобретают в фантастических повестях необычные способности - лечить людей, дружить со звёздами.
   А главное - они могут путешествовать по граням Великого Кристалла" ( Н. Смирнов ).
   По словам Е. Савина, мир Крапивина -- это мир мальчиков. Девочки и женщины -- лишь второстепенные и весьма условные персонажи.
   Такие героини .. малоприятны ( опять по словам Е. Савина ). "Мы почти ничего не узнаём о них, кроме того, что они, по сути, чужие главному герою. Они словно бы живут в иной системе координат, в мире совершенно других ценностей и идеалов, которые вступают в противоречие с ценностями, лежащими в основе крапивинского мира.. материально обеспеченная жизнь, поездки на курорты и за границу, -- вот что их интересует. "Это надо же: отказаться от бесплатной поездки в штаты из--за того, что, видите ли, необходимо закончить книжку!""
   Итак, герой - мальчик. Как-то Крапивина спросили:
   - Не было ли у вас когда-нибудь идеи сделать главной героиней девочку?
   - Была идея. Я даже пробовал, но не получается. Видимо, всё--таки, у меня недостаточно набранного опыта и... Ну, просто, мне трудно представить.
   Герой Крапивина - "примерный ученик, знающий английский язык и страстно любящий географию. А если и есть у него какие недостатки, то, разумеется, самые пустяковые: Славка, например, визжал, когда ему мазали зеленкой ссадины, и боялся нырять с трехметровой вышки. Однако, говоря об этом, добродушный В. Крапивин не преминул добавить: "Все равно ведь нырял!" (И вновь поставил выразительный восклицательный знак.) А чтобы окончательно успокоиться, через несколько страничек заставляет своего героя споткнуться, получить царапину на ноге, позволившую писателю изобразить назидательную сцену Славкиного мужания:
   "Ватка в маминых пальцах набухла почти черным йодом. Р-раз! -- от колена до щиколотки прошла по царапине коричневая полоса. Славка часто задышал, но даже не зажмурился.
   -- Больно?
   -- Больно, -- сказал Славка. -- Но наплевать".
   Все в повествовании работает по давно установленному писателем правилу: всегда и во всем (когда речь идет о любимых им героях) должны торжествовать справедливость и брать верх добродетель. А сами герои -- непременно являть образец возвышенности и благородства" ( А. Разумихин ).
   У героя, по словам Разумихина, есть необыкновенная чувствительность ко всему, что обладает "какой-то заманчивостью и притягательной силой", загадочностью и таинственностью.
   По словам Е. Савина, этот тип "крапивинского мальчика" появился в произведениях 70-х годов. Прежде всего это "мальчик со шпагой" Серёжа Каховский, Кирилл Векшин, Юра Журавин. Этот тип героя, как отмечал сам писатель, сформировался далеко не сразу. "Сначала меня интересовал герой .. лирического восприятия мира. Это был мальчишка 7-10 лет. Начиная с повести "Валькины друзья и паруса" мой герой несколько повзрослел, значит, изменилось и восприятие им проблем жизни".
   Или, как сказала современная поэтесса,
  
   С мечом в руке перед тобой
   Стоит крапивинский герой,
   Каким и сам ты был когда-то:
   С непримиримостью святой..
  
   Святой.. не больше и не меньше. В. Талалаев не зря сравнивает крапивинских мальчиков с героями .. Муркока, замечая - "мотивы битвы с самим собой и за справедливость можно найти у Муркока".
   Такие герои никогда не сдаются. Так считает Л. Крапивина. "Из сложных жизненных ситуаций (с которыми не раз сталкивались и мы -- читатели) героями Крапивина найден самый честный выход -- без оглядки встать на защиту друзей, справедливости, жизни. Иногда со страхом, со слезами, но встать.
   Нет, это далеко не супермены. Даже во внешнем облике своих мальчишек автор подчёркивает их обыкновенность и отсутствие всякого намёка на геройство. Один из взрослых персонажей повести "Сказка о рыбаках и рыбках" слегка иронично охарактеризовал такой идеал "маленького рыцаря в куцых штанишках и пыльных сандаликах, с острыми расцарапанными локтями и репьями в спутанных волосах". Но, пожалуй, именно такой контраст между ребячьей беззащитностью и силой духа, которую они способны проявлять в критические моменты, определяет главную черту юных персонажей. Ту, которая позволила некоторым критикам придумать термин "крапивинские мальчики"".
   "Какая великолепная портретная галерея собралась на желтой поляне, около старой голубятни! Покрикивающая на мужчин, которые "никогда ничего не могут сделать толком", Данка, бескомпромиссный, с характером, выкованным из стали, вечно уткнувшнйся в книгу Чита, романтичный, весь пронизанный светом Денек, Игнатик, которому природой дано великолепное свойство проникать сквозь миры и слышать голос планеты" ( С. Мешавкин ).
   Они разные в жизни, эти мальчишки, но они становятся удивительно похожими друг на друга, когда приходит час испытаний, - считает Мешавкин.
   "Герои Крапивина -- дети разных возрастов. Но их объединяет сходство взглядов на жизнь и окружающий мир. Почти во всех произведениях писателя старшие дружат с младшими и опекают их ("Та сторона, где ветер", "Оруженосец Кашка", "Валькины друзья и паруса", "Колыбельная для брата"). Герой-подросток оказывается тем старшим другом, которому дано облегчить младшим болезненность и трудность взросления". Размышляя о цикле "В глубине Великого Кристалла" Е. Великанова пишет: "В поэтике цикла активную роль играют разработанные Крапивиным художественные приемы, особое значение среди которых имеют авторская "память детства", заостренность описания душевных переживаний подростка" ( Е. Великанова ).
   Герои Крапивина - дети или подростки. В его произведениях, по словам Арбитмана, они были изначально честнее, порядочнее, самоотверженнее учителей, родителей и прочих взрослых, - в лучшем случае, людей ограниченных и недалёких, а в худшем - хитрых и своекорыстных монстров.
   Они напоминают .. "зайцев" из фантастико-чекистских романов Г.Гребнева, Н.Трублаини или мальчика Павлика из "Тайны двух океанов" Г.Адамова, разоблачившего шпиона Горелова на подлодке "Пионер".
   Нынче же, по мнению Арбитмана, вечная тяга к справедливости, свойственная молодому поколению, потихоньку используется разного рода "гуру" возрастом постарше ("красными", "чёрными"или "коричневыми"). Ох, не любит господин Арбитман красный цвет.. По его мнению, пионерские идеалы давно - в прошлом.
   В финале же своей статейки Арбитман замечает - "у нас остаётся немалый шанс в ближайшем будущем узнать вкус кулаков у добра". И ведь нельзя сказать, что это предчувствие его обманывает..
   "Яшка Воробьёв ("Та сторона, где ветер"). Обыкновенный мальчишка из обыкновенного провинциального городка.. безалаберный и задиристый. Но вместе с тем -- он умеет Мечтать. И от Мечты его становится радостнее на душе. Мечта-сказка -- поезд в Африку" ( В. Талалаев ). "Вспомним Максима из повести "Болтик". Ну в чем его вина, если песня стала частью его жизни и он тянется к тем, кто разделяет его увлечение? А вот Валька Бегунов ("Валькины друзья и паруса") принципиально не ходит на хор, зато готов часами разглядывать картины. Севка же Глущенко пишет стихи" ( С. Мешавкин ). "Каждого из своих героев Крапивин наделяет богатым воображением и творческими способностями. Сергей пишет стихи. Вика рисует, братья Дорины постоянно что-то изобретают, Вовка увлечен химией" ( Л. Колесова ).
   Исследователи давно обратили внимание на явственно ощутимое в творчестве В.Крапивина романтическое начало. Как не вспомнить строки из романа "Жизнь и приключения солдата Ивана Чонкина" -
  
   .. стелился туман над оврагом,
   был воздух прозрачен и чист..
   шел в бой Афанасий Миляга -
   романтик, чекист, коммунист.
  
   Безусловно, крапивинская романтика тоже несет на себе черты эпохи. Впрочем, чаще всего она над эпохой ( советской эпохой ) как бы поднимается, - и особенно это заметно в повестях из цикла "В глубине великого Кристалла".
   У героя Крапивина есть "принципы" ( или, как сказали бы на западе, "комплексы" ). "Поступок делает человека личностью в любом возрасте, - говорит В.Крапивин. - Если в тебе нет принципов, то и отстаивать нечего. Поступка ради поступка быть не может".
   То есть у него - твердые убеждения и принципы морали.
   Крапивин в первую очередь их воспитатель и защитник, а потом только писатель, считает А. Нянин. В своем творчестве писатель твердо следует принципу: воспитывает то, что близко... воспитывает то, что вызывает уважение и восхищение... "В годы, когда педагогический корпус и вездесущая "общественность" вкупе со СМИ извратили образ гайдаровского Тимура до плакатного пугала, отталкивающего своей ангельской стерильностью, в годы, когда все больше и больше становилось "квакиных", каждый из которых похлеще гайдаровского, В.Крапивин создавал свою концепцию подростка, творил "тимура" 70-х годов, во многом отличного от гайдаровского, но похожего в главном - человечном". Впоследствии сам писатель сформулировал свою позицию достаточно четко: "По моему мнению, современному подростку не хватает некоего нравственного стержня, понятия о рыцарстве, мальчишеском благородстве... Ему не хватает твердости характера, убеждений, стремления к самостоятельности решений и поступков. Начиная с повести "Мальчик со шпагой", я хочу создать образ современного мальчишки таким, каким я его вижу, хотел бы видеть. Это не рыцарь без страха и упрека, он может и поплакать, и даже бояться чего-нибудь, но в критический момент он обнажит шпагу и сразится против несправедливости, подлости. Он поступит так из-за убеждений" (В.Крапивин. Впереди по курсу - будущее. 1982г, цит. по: А. Нянин ).
   В одном из интервью, опубликованном в журнале "Север", В.П. Крапивин отмечает, что в отличие от предыдущих поколений нынешние дети "меньше разбираются в истории и литературе и больше в компьютерных технологиях, порой кажутся более прагматичными и эгоистичными". Несмотря на это, писатель убежден: "...в глубине своего существа дети во все времена остаются одинаковыми. Им всегда интересны тайны мироздания, они бескорыстнее взрослых в своем отношении к людям, стремятся к искренней дружбе, к справедливости, верят в свои фантазии и готовы пожертвовать многими житейскими выгодами во имя этих фантазий и товарищества" ( цит. по Е. Великанова, 2008 ).
   По мнению Колесовой, "для юного читателя герой-подросток В. Крапивина становится своеобразным эталоном нравственной красоты".
   Высокий нравственный идеал, который отличает книги Крапивина на всех этапах творческого пути, Е. Великанова считает важнейшей чертой, характеризующей лучшие произведения литературы для детей и юношества. Он созвучен и христианскому идеалу, и народному идеалу сказки.
   И положительные герои Крапивина, по мнению М. Борисова. часто ошибаются по мелочам, они просто-таки притягивают к себе неприятности, легко ввязываются в конфликт, суеверны и малоприспособлены к жизни. "Они ошибаются, но только не в момент настоящего выбора", - полагает М. Борисов.
   Впрочем, и выбора как такового у героев Крапивина нет. Разве можно выбирать между честью и предательством? Между жизнью родного города и его врагами? У героев Крапивина просто есть безошибочное нравственное чутье, которое их не подводит.
   Те силы, которые противоположны герою, противоположны Добру, сильны до тех пор, пока не раскрыт их заговор - против Города, против героя, - и их обман. Задача героя повестей Крапивина - раскрытие этого обмана и приближение к истине. Истина делает его свободным и дает возможность проявиться его способностям.
   Так, мальчик Галька из повести "Выстрел с монтитора", поняв, что его трюк с порохом раскрыт, понимает всю ситуацию, совершает маленькое открытие - и силой воли заставляет снаряд не долететь до форта.
   "Грустно оттого, что герои Крапивина все-таки всегда проигрывают, - сокрушается М. Борисов, - Не глиняным болванам и, уж конечно, не убогому ригоризму обывателя, а предательскому времени -- своему изначальному союзнику". Такой вывод приходится оставить целиком на совести критика.
   Герои -- дети, подростки -- по словам О. Виноградовой, остро переживают фальшь и жестокость, несправедливость взрослого мира. При этом немногочисленные, по сравнению с количеством героев-детей, герои-взрослые чаще всего отрицательные или полуотрицательные персонажи (учителя в "Журавленке и молниях" и в "Колыбельной для брата", совокупность всякого рода администраторов в "Мальчике со шпагой", горожане Реттерхальма ("Выстрел с монитора") и Реттерберга ("Гуси-гуси, га-га-га"), Кантор и К® ("Застава на Якорном Поле"), Мухобой из "Сказок о рыбаках и рыбках").
   И только "избранным" дано разделить переживания героев (Олег из "Мальчика со шпагой", Дед в "Колыбельной для брата", Ярослав Родин в "Голубятне на желтой поляне", Корнеллий Глас в "Гуси-гуси, га-га-га", Валентин Волынов из "Сказок о рыбаках и рыбках", Игорь Решилов из "Лоцмана").
   Мир детства - идеальный, это мир незамутненных, прямых поступков, прямого действия, откровенности, дружелюбности, сопереживания.
   Герои отличаются от взрослых тем, что держат свое слово, не обманывают друзей, верны и последовательны в отстаивании своей собственной правоты.
   Герои похожи "трогательным сочетанием внешней беззащитности и внутренней отваги", верой во всепобеждающую силу Дружбы. "Излюбленные крапивинские герои -- герои идеальные" ( О. Виноградова ).
   Заметим, что мир взрослых бывает жесток, бессмысленно жесток, глупо жесток. Это жестокость "взрослых истуканов", персонажей одномерной "реальности". Которые не обладают какими бы то ни было примечательными возможностями.
   Также этот мир необыкновенно скучен, однобок, одномерен. "Чувствуя одиночество в обычной повседневной жизни, мальчишки Крапивина уходят в свой мир".
   Как отмечает В. Разова, героям Крапивина свойственна "обострённая жажда справедливоети, романтический взгляд на мир, отвага и рыцарская честь".
   Крапивинский герой не похож на "среднестатистического" школьника с любовью к коллективному времяпрепровождению, он, как правило, в интеллектуальном и духовном плане на голову выше сверстников, считает Н. Богатырева. Именно это позволило Н.Кузину, говоря о герое ранних произведений писателя, деликатно упрекнуть его за некоторое "овзросление" юного героя, за "одноплановость психологических решений", когда герой подаётся, как в "Лётчике для Особых Поручений", изначально "утончённым, интеллектуальным, влюблённым в поэзию", что отдаёт "книжностью, смоде-лированностью". Среди претензий, предъявляемых критикой Крапивину, были и касающаяся непримиримости его героев к хамству и подлости, которая, по мнению А. Разумихина, трансформируется в агрессивность.
   Неудивительно, ведь сам Крапивин писал: "В повести "Колыбельная для брата" я словами главного героя опровергал мысль о том, что "добро должно быть с кулаками". Добро не должно быть с кулаками, но защищать добро надо. Добро не должно быть нападающим, агрессивным, активным. Но когда у меня на глазах бьют ребёнка, я забываю всякие цитаты и, конечно, могу вмазать по физиономии".
   "Ударом кулака снимать наболевшие проблемы общества? Действенно, конечно, но не здорово", - не соглашался с ним Мешавкин..
   Как отмечал Н.Кузин, герои произведений Крапивина "Журавлёнок и молнии", "Колыбельная для брата", даже "Мальчик со шпагой", где главный герой может быть с полным правом назван рыцарем, ошибаются, набивают себе шишки на пути разрешения жизненно важных вопросов. Но при этом они остаются истинно положительными героями, а вовсе не идеальными, данными читателю в готовом виде, вне обстоятельств его борьбы с самим собой и с окружающими за утверждение высокого идеала. "Крапивинский герой не отвлеченная схема, как утверждают критики типа Разумихина и Арбитмана, он тесно связан с действительностью, которая его формирует. При этом положительный герой является непосредственным воплощением идейно-нравственных ценностей автора" ( Н. Богатырева ).
   Героя сравнивают не только с колючими Ежиками, но и с Петрушкой - растрепкой.
  
   "Как у Петрушки, -- и пальцем нажимает ему кончик носа. -- Был в старинном кукольном театре такой персонаж, Петрушка-растрепа"
   "Какой же Петрушка, если сама говоришь: Ежики..."
   "Ежики по характеру, а растрепа по наружности. И в кого такой?"
  
   Вспомним сказку Е. Шварца о петрушке - растрепке, поучительную, между прочим, сказку. Обычно Петрушка - неунывающий, непобедимый герой, защитник слабых и угнетенных.
   Таким, вероятно, и станет в будущем Ежики.
   Предшественник героя Крапивина - также Том Сойер, герой-мальчишка, как упоминание прецедента для большей весомости речи и убеждения несговорчивого собеседника: "
  
   - Но он же заблудится!
   - Не так уж это сложно, - сказал Валерка и крикнул Володьке:
   - Когда пойдешь вперед, держи за лунным зайчиком. А обратно...
   - А обратно я по веревочке! Как Том Сойер в пещере! - откликнулся Володька.
  
   Героя повести "Оранжевый портрет с крапинками" называют в честь знаменитого путешественника.
  
   - Меня зовут Фаддей.
   - Ух ты! - сказала Юля.
   - Это не просто так. Это в честь одного знаменитого предка. Угадай какого?
   Юля наморщила лоб и поморгала. Никто, кроме Фаддея Булгарина, жандармского агента и недруга Пушкина, в голову не приходил.
   Маленький Фаддей опять брызнул искоркой левого глаза:
   - Антарктиду кто открыл?
   - Антарктиду? Сейчас... ага! Беллинсгаузен и Лазарев!
   - Вот! А Беллинсгаузена как звали?
   - М-м...
   - Фаддей Фаддеевич, - со скромным торжеством сказал мальчишка. - У меня про него книга есть и там портрет. Он даже похож на меня немножко,
  
   Кстати, Беллинсгаузен повторяет судьбу героев Крапивина. Известно, что
   в 10 лет он поступил в Морской кадетский корпус в Кронштадте. В 1795 году, через шесть лет после поступления в Морской корпус, Беллинсгаузен получил свой первый флотский чин -- он был произведен в гардемарины.
   Книгой, которая была у Фаддейки, могла быть книжка Кублицкого "По материкам и океанам. Рассказы о путешествиях и открытиях" -- М.: Детгиз, 1957. -- 326 с.
   В "Оранжевом портрете с крапинками" характеристика героя дана через то, какие книги он читает, какие герои ему ближе всего.
   Во-первых, Фаддейка читает "Приключения Электроника". Очевидно, речь идет об одной из фантастических повестей Евгения Велтистова "Электроник -- мальчик из чемодана".
   Именно по этой повести был поставлен фильм "Приключения Электроника". Электроник - большой идеалист. Его интересуют точные науки. В общем, он мало похож на Фаддейку, если не считать склонности оказываться в неожиданных местах.
   Во-вторых, "Приключения Оливера Твиста" - второй роман Чарльза Диккенса и первый в английской литературе, главным героем которого стал ребёнок.
   Оливер Твист - такой же, как Фаддейка, неприкаянный ребенок. Он мало контактирует со своими родственниками и даже попадает в дурную компанию.
   В-третьих, "Малыш и Карлсон". "Малыш и Карлсон, который живёт на крыше" -- повесть шведской писательницы Астрид Линдгрен, первая часть трилогии, вышедшей в СССР под названием "Три повести о Малыше и Карлсоне".
   Действие повести происходит в 1950-е годы в центральном районе Стокгольма -- Вазастане, где в одном доме проживают два главных героя -- Сванте, младший ребёнок семьи Свантесон, по прозвищу Малыш, и -- на крыше -- Карлсон. Взаимоотношения Малыша и Карсона напоминают отношения Фаддейки и Юли. Как Карлсона, Фаддейку тянет к приключениям и путешествиям. Карлсон самоуверен, считает себя "лучшим в мире" во всех отношениях, а также красивым, умным и в меру упитанным мужчиной в самом расцвете сил. Таков же и Фаддейка. Карлсон находится в конфликтных отношениях с Фрекен Бок - домоуправительницей. В таких же отношениях Фаддейка - с тетей Кирой.
   "Какая все-таки классная книга! - отозвалась одна читательница, - Настолько цельная, что у меня было впечатление, что это чуть ли не рассказ. Даже удивилась, когда увидела, какая она длинная (хотя уже на какой раз читаю!) Юля так выписана здорово, веришь на 100%, ни разу не возникает мысли (даже мимолетной), что, мол, девчонка так бы не сказала (а при чтении "Семи фунтов" такие мысли постоянно...) Только вот Фаддейка какой-то одинокий, в отличие от всех других "крапивинских мальчиков"... Несмотря на перечисление его многочисленных друзей, в том числе и взрослых... У вас не осталось такого впечатления?"
   Герои Крапивина живут в сказочном мире, мире детства. И воспринимают происходящие с ними события не иначе, чем изнутри этого мира. Еще М. Эпштейн писал, что люди живут "по литературе", и в общественном сознании не существует ничего, кроме литературы и ее производных. В великолепных произведениях Крапивина сказочное начало, чудесное начало проявлено довольно очевидно. Эти миры не линейные, не прямые, в них параллели, пространства могут пересекаться. И герой не движется по прямой, он словно путешествует по кольцу ( как в "Заставе на Якорном поле" ) или по витку спирали ( как трамвай в Реттерхальме ).
  
  
   Кроме того, герои Крапивина нередко направляются "на обрыв" ( как сказал бы Алексей Липин ). Как Стасик в повести "Белый шарик матроса Вильсона".
   Основной сюжет Крапивина - герой в поисках родственной души. Писатель уверен - он найдет ее, даже если она будет отделена от него границей сопредельного пространства. Любые земные границы для крапивинского героя проникаемы. Образец этого - повесть "Застава на Якорном поле", где Ежики стремиться к встрече с матерью.
   В повести "Выстрел с монитора" Павлик Находкин стремиться воссоединиться со своей сестрой - тоже родственной душой. Причем он так сильно хочет этого, что непостижимым образом преодолевает пространство, отделяющее его от сестры. В повести "Оранжевый портрет с крапинками" Фаддейка стремится к своей новой подруге - Юле, да так что несколько часов ревет, упрашивая мать.
   При этом герой осуществляет буквальный прорыв в неведомое сопределье - фантастика которого убедительней пошловатой "реальности". Сопределье живо и действенно в большей степени, чем мир, окружающий героя - например, в "Заставе на Якорном поле".
   Ибо мир, который окружает героя - какой-то обделенный, невсамделишный, полудействительный, находящийся на периферии Бытия.
   По словам Е. Великановой, юные "открыватели белого света" способны путешествовать между мирами, поворачивать время вспять.
   Как у сказочного "героя-искателя", "круг действий" Ежики, по словам Е. Великановой, охватывает отправку на поиски, положительную реакцию на требования "дарителей" ("садовых троликов") и счастье в финале, знаком которого в сказке является свадьба. Для Ежики свадьбу заменяет встреча с мамой - это воссоединение семьи, к которому стремится герой-ребенок.
   "Нетрудно сравнить Ежики со сказочным Иванушкой-дурачком: все его поступки безсмысленны, и даже понимая это, герой не останавливается. Надежда найти маму совершенно нелепа с точки зрения здравого смысла. Глупой была попытка защитить дом от сил Охраны правопорядка. Поиски Якорного поля бесполезны, потому что главный диспетчер сказал ему: "Послушай, малыш... такой станции нет". Последняя попытка Ежики "прорваться", бросившись под поезд, совершенно чудовищна с обыденной точки зрения. "А ведь для сказочного героя, для всего строя волшебной сказки как раз и характерно "недоверие к расчетам здравого смысла"", - замечает Е.М. Неёлов. Детский и вместе с тем сказочный взгляд помогает Ежики преодолеть слепоту здравого смысла. Он упрямо добивается своей цели и побеждает" ( Е. Великанова ).
   Такой прорыв не случаен. Героям Крапивина свойственна тяга к открытиям.
  
   В общем-то, не случилось ничего необычного. Просто Павлик начал от скуки рыться в толстых журналах и нашел в одном картинку с корабликом. Он безжалостно вырвал лист, наклеил вареной картошкой на кусок картона и очень аккуратно маленькими ножницами вырезал каравеллу. Потом он укрепил ее на подставке из разрезанной пополам картофелины.
   А днем он показал каравеллу мне. Вот и все.
   Но мы оба понимали, что это не все. Потому что очень хотелось необычного
  
   Они не только мечтатели (по словам А. Нянина, Н.Кузин, говоря о мечте-чудинке крапивинских героев, чисто ассоциативно отсылает нас к В.Шукшину), но и "первооткрыватели", "первопроходцы". Во всяком случае, для себя они открывают и данное пространство ( что неудивительно ), и сопределье ( что значительно более интересно ).
   Дети, как известно, чутко воспринимают все новое, неизведанное. И они порой отвергают проявления "взрослого" мира, его обыденность, его пошлости, его "средненькое", "всегдашненькое". То есть все то, что устоялось и принято считать обыкновенным, рядовым.
   Герои открывают мир сопределья - особый мир, неведомый "взрослым". Здесь возможны приключения, здесь есть место фантазии, мечте.
  
   "Да и самолет был дурацкий -- не наш, а немецкий".
   "Потом Табу-Ретус озабоченно заговорил по-английски (мы его, конечно, поняли)".
   "...Под бой барабанов племя смелых охотников за акулами приняло нас в почетные вожди".
  
   "Юмор возникает -- вновь -- из столкновения двух взглядов, взрослого и детского" ( А. Петухова ).
   Так же петух оказывается существом, чутко реагирующим на смещение граней и мередианов Вселенной и способным преодолевать "межпространственные барьеры".
   И герой Крапивина способен улететь в другую часть Вселенной на петухе, так считает Е. Великанова.
   У героя, по словам Н. Качмазовой, есть тяга к героическому, прекрасному ("Мальчик со шпагой", "Оруженосец Кашка", "Флаг отхода"), оформление представлений о том, каким должен быть мир.
   Герои Крапивина не случайно попадают в обстоятельства, при которых возможен или даже необходим подвиг (а то и настоящее чудо). Подвиг - неочевидный поступок, выходящий за рамки социальных правил.
   В уставе "Каравеллы" было сказано: "Я вступлю в бой с любой несправедливостью, подлостью и жестокостью, где бы их ни встретил. Я не стану ждать, когда на защиту правды встанет кто-то раньше меня".
   Именно таков был герой Крапивина. Такими воспитывались читатели его повестей. "Каравелла" стала прообразом пионерского отряда, действующего в трилогии В. Крапивина "Мальчик со шпагой".
   Нередко герои Крапивина имеют онтологический статус странника или изгнанника ( а именно так называется первая часть повести "Выстрел с монитора" ). Они путешествуют по неисследованным пространствам, запоминают их и .. хранят в своей памяти. Дорога выводит их к тому или иному скрытому от посторонних глаз пространству, миру. Дорога как символ, как начатая строка, как движение, размыкающее пространство.
   Начало повести "Выстрел с монитора" подчеркнуто бытовое. Автор описывает пристань Лисьи Норы ( сниженное название ), рассказывает о самых обыкновенных пароходиках - "смолокурах", курсирующих на местных линиях. Но рядом с этим уже проглядывает крепость Кобург, которую осматривают туристы.
   Герой Крапивина - не прост. Набоковские строки -
  
   самосознанья ужас дикий
   качает душу в пустоте,
  
   - знакомы ему непонаслышке. "Но мне-то важны сегодняшние мальчишки! - говорил Крапивин, - Вот и сталкиваю их с необычными обстоятельствами. Таким образом, фантастика для меня - это создание экстремальных ситуаций, обстоятельств, в которых действуют сегодняшние мальчишки". Мальчишки, которые "не тратят времени на пожимание плечами, не пускаются в длинные разговоры. Они сразу берут быка за рога..." -- давнишняя сердечная привязанность Владислава Крапивина. Так полагает А. Разумихин.
   Для героя, по мнению Н. Смирнова, пустота .. таит в себе массу вариантов развития (пример - пустой кувшин, который можно наполнить чем угодно); "просветление в буддизме недаром отождествляется с пустотой, мир по восточным представлениям - майя, иллюзия". Но то в буддизме.. В Православии же понятие пустоты - противное
   Божественному замыслу. И одиночество приносит героям не "нирвану", но страдание.
   "Мне кажется, мои герои не просто одинокие люди, а такие, которые стремятся преодолеть одиночество и помочь другим людям. Об этом я и пишу свои книги..."
   Герои Крапивина испытывают чувство вины и чувство стыда. То есть они не одномерны, не похожи на пионеров-героев, так как их изображали в дешевых книжках.
   "Моменты, в которые чувствую себя счастливым, у меня не бывают долгими, - утверждал писатель, - Случается, что ощущаю нечто вроде счастья, когда заканчиваю новую книгу и понимаю, что она получилась удачной. Но вообще-то для настоящего счастья мне надо, чтобы счастливыми были те, кого я люблю...
   А моменты, за которые потом стыдно всю жизнь, наверно случаются в жизни у каждого (она, жизнь-то, штука не простая...) Как здесь быть? Наверно, делать выводы, чтобы в дальнейшем такое не повторять. И, если можно, постараться что-то исправить".
   И система ценностей, на которые ориентированы юные крапивинские герои, как утверждает В. Лукьянин, ассоциировалась с ценностями, декларируемыми идеологией социализма. Крапивинский сюжет без дружбы трудно представить. И состояние одиночества предстает как .. несчастье, а разрыв одиночества - как кульминация действия.
   Герой может разорвать одиночество, видимо, и с помощью молитвы.
   И герои Крапивина, по словам В. Каплана, умеют молиться.
   "Они молятся не ради интереса, не ставя психологические эксперименты, не для "приличия" или "на всякий случай". Лишь когда по-настоящему допекло, они всеми силами своей души обращаются за помощью".
   В "Сказках Севки Глущенко" находит исследователь:
   "Бог... -- мысленно сказал Севка. -- Ты, если есть на свете, помоги, ладно? Тебе же это совсем легко... Ну, пожалуйста! Я тебя очень-очень прошу!"
   Вот уже и первая настоящая молитва. Вот и росток веры. "Мысленные разговоры с Богом (молитвы!) продолжаются. От этих разговоров Севке становится легче на душе".
   В "Сказках Севы Глущенко" заболела Севкина одноклассница, Алька. И медицина помочь ничем не могла, и никто помочь не мог. "В том числе и небезызвестный товарищ Сталин, которому Севка собрался было писать письмо, но вовремя одумался. Что оставалось Севке, кроме как вспомнить о преданном им Боге?
   "...Правда! -- отчаянно сказал Севка. -- Только помоги ей выздороветь. Больше мне от тебя ничего не надо! Ну... -- Севка помедлил и словно шагнул в глубокую страшную яму... -- Ну, если хочешь, не надо мне.. Никаких бессмертных лекарств не надо".
   О Прототипе своих героев Крапивин так пишет в "Лоцмане" -
  
   А Мальчик ее -- уже не дитя на руках у мамы, как мы привыкли видеть на многих картинах "Мадонна с Младенцем". Этакий непоседа лет восьми, тощенький, загорелый, с искорками в синих глазах. Мятая холщовая тряпица обернута вокруг бедер, на коленке подсохшая ссадина, в руке корявая палка (небось от сухой смоковницы). Верхом на этой палке он, наверное, только что скакал с приятелями по плоским крышам и каменным ступеням. И вдруг спохватился, примчался к маме: "Ну что ты, я не так уж и баловался. Вот он я, ничего со мной не случилось"
   Так, герой является связующим звеном между другими персонажами романа. Он "привязан" к матери.
   "Такая привязанность к матери, как у Ёжики - это область нормы или паталогии? - спрашивает одна не самая мудрая читательница Крапивина, - В жизни (педагог, педстаж 2,5 года) ни разу не видела ничего подобного".
   Ну, то, что автор письма не видела за два с половиной года ничего похожего, еще не означает, что подобных Ежики ребят не существует..
   Именно привязанность к матери становится мотивом повести "Гуси-гуси, га-га-га...", герои которой верят, что на волшебных Лугах каждый ребенок встретит семью -- женщину, мужчину и детей, которые позовут жить с собой. Женщина скажет ребенку: "Я буду твоя мама...", и тогда "он как побежит, как обнимет ее..."
   Или в другом фрагменте "Лоцмана":
  
   -- Ты считаешь, что мальчикам не должны быть ведомы никакие "космические страхи"?
   -- Настоящим мальчикам...
   -- А страх Божий? -- коварно спросил я. -- Он ведь тоже явление космического порядка. Но как же без него?
   -- Я же говорил: не трогай религию, поскольку ты профан!
  
   Как видим, Крапивин тоже может ошибаться. Ведь страх Божий - это не столько "космическое" ( потустороннее ), сколько внутреннее явление.
   И настоящий учитель, вдобавок к тому, не будет просить "не трогать религию". Ведь речь идет о вере - насущном вопросе для каждого человека.
   Ну как тут не вспомнить грустный стих Юлии Лунг:
  
   Если придёт Иисус --
   Его не распнут, поверьте!
   Просто Его не заметят,
   Если придёт Иисус...
  
   Герой Крапивина - не "взрослый дядя", пусть и с душой Мальчика, а именно Мальчик. Настоящий. "Неподдельный". Сказано же, что придет -- и не узнают. ""Белое Братство" твердило на это, что потому так, что придет Христос в облике женщины! Ага, размечтались, глупенькие!.. Пришёл он мальчишкой. Тем самым Мальчиком, который волен сам выбирать -- рай для себя одного, уцелевшего, или -- Спасение всем остальным... Не в этом ли суть выбора великого служения?.. Чтоб забыть о себе, спасая других. Яшка спас двух малышей, Гелька -- ветерков, Юхан-Трубач -- свой Город, Иешуа -- нашу землю, Шурка -- всю землю, во всех её Параллелях и Отражениях... Кто-нибудь когда-нибудь спасёт и весь Кристалл. А может -- и Дорогу, кто знает" ( В. Талалаев ).
  
   Схватили. Хотели, чтоб ползал у ног.
   А он не просил ни пощады, ни помощи...
   За что?! Он любил то, что вам не дано.
   Вы просто боялись, подонки и сволочи!
  
   Распяли на мусорной куче веков,
   Воздвигнули крест и сбежали -- убийцы...
   Он видел с креста далеко-далеко --
   Такое, что вам пока даже не снится.
  
   стихи эти Крапивин ещё 9 марта 1974 года написал... М.С. Штерн наверняка назвала бы эти стихи "эмоциональными".
   Крапивина вспоминает о действительном Бытии - как о том, что было "всегда". Как будто по обе стороны времени.
   "- Я был трубачом, - вдруг сказал Валерка, не глядя на меня. - Ну... я обещал рассказать. Я был трубачом и дежурил на левой угловой башне... Всегда..."
   Есть у Крапивина и герои - "малыши". О маленьком Ильке из повести "Та сторона, где ветер", как считает А. Петухова, можно говорить только глаголами, так стремителен, непоседлив и жизнедеятелен этот верный друг Владика и Генки: "Илька крутнулся на пятке и решил, что обедать ему не хочется, а хочется бегать. Он прыгнул в коридор, хлопнул дверью и выскочил на улицу".
   "Илька написан любовно и точно. Писатель .. рисует его сложный внутренний мир.. из него вырастет хороший человек. Как и из другого маленького мальчика -- Альки ("Брат, которому семь"). По словам исследовательницы, удачен образ и такого же маленького, как Илька и Алька, Владика ("Тень каравеллы").
   - То есть с чем это связано, что вы меньше пишете о подростках и их проблемах, чем о детях более младшего возраста? - спрашивает "интервьюер".
   - Я не знаю, чем это объяснить, - отвечает Крапивин, - наверное, тем, что у каждого автора есть свой круг героев, которые ему более интересны и близки, которых он больше знает и понимает. Кто-то же должен писать и о таких героях. Кстати говоря, большинство писателей для юношеско-подросткового возраста как раз пытается писать о старшеклассниках, видимо считая, что это даёт более широкое поле для писания - и переживания, и проблемы. А мне казалось, что дети младшего, среднего возраста - это тоже целый мир, и у них тоже масса переживаний, и проблем, и вопросов.
   Не зря один из отмеченных особо писателем персонажей - Буратино. "Самой удачной мне представляется книжка А.Толстого "Золотой ключик...", написанная на основе сказки Карло Коллоди про Пиноккиио. В детстве обмирал от счастья, читая эту удивительную повесть, да и сейчас люблю перечитывать ее".
   "Фантастические повести Владислава Крапивина из цикла "В глубине Великого Кристалла" и его вполне реалистические произведения -- уникальное литературно-педагогическое явление. Это повести для детей и о детях. Они несут в себе громадный потенциал доброты, теплоты, справедливости и силы, способной изменить читателя. Они убеждают, что и один в поле воин, если надо отстаивать перед несправедливым миром тот незыблемый моральный закон, который ребенок хранит в своей душе" ( О. Лавренова ).
   Юные герои Крапивина чувствуют фальшь, которая их нередко окружает - в лице представителей "взрослого" мира. Для героев важно, чтобы все было "по правде". Они не любят обман, обманываться не рады. "Всегда и во всем (когда речь идет о любимых им героях) должны торжествовать справедливость и брать верх добродетель. А сам герой -- непременно являть образец возвышенности и благородства" ( В. Разумихин ).
   У маленького героя Крапивина есть интерес к большому миру. Он ищет друга - и находит его. Как Ежики находит Яшку в повести "Застава на Якорном поле". Он с видимой легкостью отправляется в сопределье и исследует его.
   Ребята в произведениях Крапивина не просто играют. Их игры, как замечает А. Петухова, не вполне обычны: если они запускают воздушных змеев, то таких, с помощью которых можно переговариваться друг с другом; если они стреляют из самодельных луков, то устраивают в конце концов всеобщее стрелковое соревнование "непобедимого рыцарского ордена стрелков из лука"; если сооружают кораблики или вырезают из бумаги каравеллу, то каравелла их будет скользить по всем морям и океанам висящей на стене географической карты.
   "Мы полюбили каравеллу радостно и крепко. Порой я забывал, что она просто плоский бумажный кораблик. Каравелла снилась по ночам -- большая и настоящая. Подробно и ярко я видел, как подходит она к скрипучему деревянному пирсу и выпуклый борт ее нависает над грудами пузатых бочек, свернутыми в кольца канатами и причальными тумбами... Слова "мыс Горн", "Кейптаун", "Каттегат", "Тасмания" уже не звучали как непонятная музыка. Мы знали, где эти места, чем хороши и чем опасны. Мы прошли на своем судне через два океана вслед за Диком Сэндом, а потом повторили тяжелый путь Лаперуза..."
   Игра в шары в "Заставе на Якорном поле" тоже символична. Это начало темы, развернутой позже в повести "Белый шарик матроса Вильсона".
   Такие интересы героев понятны писателю.
   - К этому увлечению я пришёл и через сосновые кораблики, которые мы с мальчишками пускали по лужам в марте. Сейчас эта игра, к сожалению, ушла, а тогда она была повальной совершенно, это был ритуал, своего рода традиция, обязательная, у нас в Тюмени, - говорит он в одном интервью.
   - Владислав Петрович, у нас пускают в Омске, - замечает Максим Степанчук.
   - Да? Ну, слава Богу, тогда, я рад, что это сохранилось. У нас вот я не вижу.
   Некоторые герои похожи. На Фаддейку похожа Варя из трилогии "В ночь большого прилива" - "Я вдруг подумал, что она сама слегка похожа на Володьку, хотя совсем светловолосая и с веснушками. Недаром у нас в театре она играла озорных и храбрых мальчишек."
   "Юкки -- это Лотик, а его "сестрёнка" -- Вьюшка (она же -- Анна-Мария-Лотта Тукк) -- родная сестра Галиена Тукка. Интересно, все ли уже заметили, что Пассажир -- и есть П.Находкин, только постаревший" ( ? - И.П. ) ( "Топологии миров Крапивина" ).
   Кроме того, между героями - литературными героями и читателями протягиваются "ниточки понимания" ( Л. Звонарева ).
   Как рассказывает писатель, однажды на рассвете киевлянин Толя Костюшко, ученик шестого класса, выглянув в окно, увидел на соседнем балконе растрепанного мальчишку -- "в его нестриженых космах смешались оттенки апельсинов, томатного сока, терракоты и угасающих закатных облаков".
   Толя сразу его узнал: да это же Фаддейка из повести Владислава Крапивина, что печаталась в прошлом году в "Пионере"! И тут же закричал ему: -- Эй, Фаддейка! Я старинными монетами увлекся и историком решил стать после того, как прочитал повесть про тебя -- "Оранжевый портрет с крапинками" И стал вести дневник. Про все в нем писал -- и про то, что "Аэлиту" тоже не люблю, и такую, как Юля-- добрую и веселую девчонку,-- мечтаю встретить.
   По мнению В. Лукьянина, герой поставлен автором в острейшую жизненную ситуацию и сумеет преодолеть ее убедительным для вас образом -- и разве ж вы не поверите в него без педантичного взвешивания плюсов и минусов характера?
   Герой Крапивина достоверен, потому что убедителен. Читателя убеждают его моральные ориентиры, его потребность в правде.
   Герой в самом деле может оказаться в сложной жизненной ситуации. Его как будто проверяют на прочность. Герой попадает в мир, где искажены представления о добре и морали. Это какой-то периферийный мир.
   И это несмотря на то, что время действия в большинстве повестей Крапивина - относительно благополучное, советское.. Время, по которому теперь можно испытывать только ностальгию.
   Итак, герой оказывается в критической ситуации.
   Как Яшка из повести "Та сторона, где ветер". Или как Галька, который, по словам Скицына, переживает гражданскую казнь и изгнание, ожидание выстрела из пушки, в которой сидит, а затем расстрела.
   Ключ к загадке Бытия, к загадке необыкновенных способностей самого героя - в "попадании" в эту критическую ситуацию.
   По словам однофамильца Скицына, Стасик Скицын, похороненный заживо при участии шпаны, переходит грань между символической и реальной .. , причём встречается с характерным персонажем (назовём его "проводником отсюда") - отчимом, отправившемся некогда в иной мир.
   Критическая ситуация оценивается Скицыным - исследователем как загадочный "переход Туда".
  
   Ёжики подпрыгнул -- сердито, без охоты. Из чащи бронзовых загогулин вылетел воробей! Умчался в разбитое окно
   ( "Застава на Якорном поле" )
  
   Понятно, что воробей появляется здесь не случайно, это "психопомпа", связывающая два мира ( смотри произведения Стивена Кинга ).
   А может быть просто мгновенный привет от друзей?
   Любопытна и смволична, по словам Скицына, и легенда "безынд" о Маленьком рыбаке, мальчике, унесённым гусями на Луга. "Во-первых, подчёркивается трудность пути в иной мир -- Маленький рыбак должен подняться на гору, претерпев мучения, сильно напоминающие картины буддийского ада; далее он приносит гусям-"психопомпам" кровавую жертву (кормит их своим мясом); впрочем, этот момент вообще характерен для сказок многих народов, поэтому его можно считать скорее данью традиции; сам полёт -- как мы видим, типичный способ перехода в иной мир; наконец, Луга -- счастливое место, где маленький рыбак (а позднее -- безынды из "спецшколы") находит родителей".
   А может быть просто это красивая сказка, связанная с мечтой ребят об обретении семьи?
   Кроме детей, герои Крапивина - это избранные взрослые, по мнению О. Виноградовой, сумевшие сохранить в себе ребенка, проходя "путь исканий", обретающие способность беззаветно верить в дружбу и так же беззаветно ненавидеть своих врагов. У этих героев есть такое качество - "не пройти мимо слёз случайного ребёнка. Остановиться и помочь".
   Герой может быть писателем. Такой герой обладает тетрадью, или Тетрадью, как сказано в повести "Лоцман". Так, пассажир из повести "Выстрел с монитора" читает мальчику историю о Реттерхальме прямо из тетради.
   Пассажир, написавший повесть о Реттерхальме, - герой весьма и весьма симпатичный. Мальчик быстро находит с ним общий язык, несмотря на солидную разницу в возрасте. Он укрывает мальчика, проявляет заботу о нем. Интересуется книгой, которую читает мальчик ( "Человек, который смеется" Гюго ). Как обычно говорят в таких случаях литературоведы, выбор книги не случаен. Речь в ней тоже идет о страннике , ибо в основе сюжета лежит история лорда, в раннем детстве проданного торговцам людьми (компрачикосам), которые превратили его лицо в вечную маску смеха. "Он колесит по стране в качестве бродячего актера вместе с приютившим его стариком и слепой красавицей, а когда ему возвращают титул, выступает в палате лордов с пламенной речью в защиту обездоленных под издевательский хохот аристократов. Покинув чуждый ему мир, он решает вернуться к прежней бродячей жизни" ( "БЭКМ" ). Любопытно, что пассажир сравнит себя с этим героем.
   - Профессии были разные, - вспомнит он, - последняя совсем не романтическая. Ревизор в системе "Плодовощторга".. Но это так, мимикрия.
   - Что?
   - Маска для души ..
   В "Лоцмане" писатель проецирует свой собственный опыт, своё "я" на одного из героев (в данном случае -- это писатель Игорь Решилов).
   "Волшебные приключения Решилова - это его возвращение в мир собственного детства, творчески развитый и овеществлённый взрослым воображением детского писателя. А Сашка - проводник по миру, который придумал сам Решилов". "Все свыклись, срослись прямо-таки с мыслью, что Решилов -- это и есть Крапивин" ( В. Талалаев ).
   А смысл героя - только внутри сюжета литературного произведения. Вне его, в той же выдуманной "реальности" смысла для героя нет.
   Для героя - писателя - смысл в творчестве, то есть в бытии - в - сюжете. Так, "Решилов снова начинает писать, творить, конструировать очередной участок мироздания..
   Решилов, построив модель Вселенной, парадоксальным образом оказался в неё втянут. Крапивин всё это только описал, оставаясь опять таки вне любых схем и построений и сохраняя бесконечные возможности для творчества" ( Е. Савин ).
   Но даже взрослый герой хочет стать равным детям, ему необходимо в буквальном смысле жить, дышать и чувствовать как они. "Корнелий Глас делает себе болезненный укол, который ранее использовался как средство наказания бывшей воспитательницей. Для него это как раз попытка отождествить себя с ребёнком, попробовать ощутить то, что ощущают беспризорные дети, к которым он приставлен воспитателем. Он и во сне видит себя мальчишкой, ночующим в летнем лагере и тоскующим по дому. Предать забвению собственную (взрослую) жизнь и начать жить их (детской) жизнью -- таково желание Корнелия" ( Е. Савин ). Впрочем, Б. Механцев говорит о "ходульности" главного героя повести "Гуси-гуси", черпающего специфические жизненные познания из приключенческих сериалов и не готового защищать свою жизнь, цепляясь за нее.
   По словам Е. Великановой, положительный герой Владислава Крапивина -- и ребенок, и взрослый -- невозможен без острого нравственного чувства (рождающего дидактизм произведений писателя) и стремления к мечте (создающего романтику).
   Но нередко ребята из рассказов и повестей Крапивина действуют как бы в изолированном мире, куда взрослые заглядывают случайно и редко (как правило, чтобы накормить или поругать ребят), больше по традиции, чем по душевной необходимости, -- именно потому этот детский мир выглядит порою несколько упрощенным, искусственным, лишенным сложности жизни.
   Более тридцати лет назад Маршак писал: "...авторы наши часто утрачивают чувство верных соотношений между миром внутренним и миром внешним. Внешний мир у них почти исчезает".
   Но что такое этот "внешний мир"? в нем опять-таки начинаешь сомневаться, когда видишь его проявления.
   Оказывается, взрослые писателю не очень интересны и не очень нужны. "И чем меньше этих взрослых, чем реже вмешиваются они в ход повествования, тем удобнее автору".
   Героям Крапивина противопоставлены не только "взрослые". Но и те дети, которые попадают под влияние нехороших "взрослых". Они перенимают из "взрослого" мира его
   отрицательные черты. И проявляют подчас необыкновенную жестокость. Но уже не по убеждению, как их взрослые товарищи, а по собственной глупости ( впрочем, одно от другого мало отличается ).
   Герои повестей Крапивина - чаще всего - не совсем обыкновенные. В повести "Выстрел с монитора" Биркенштакк делится откровением с .. Галькой.
   - И вдруг появляется еще один койво! - восклицает он.
   -- Кто?
   -- Койво. Вы не знаете? Так называли в старину людей, обладающих необъяснимыми свойствами.
   -- Какими?
   -- Разными. Одни умеют читать чужие мысли, другие видят, что напечатано в закрытой книге, третьи могут взглянуть на человека и сказать ему, чем он болен. При некоторых светятся или загораются предметы. А бывают такие, как вы. Койво не всегда знают о своих свойствах и не всегда умеют ими распоряжаться. Не все мудры, как мадам Валентина. Но все -- опасны.
   Осторожный Биркенштакк преувеличивает, говоря, что всей койво - опасны. Все необъяснимое для него кажется таящим угрозу.
   Койво - дети с необыкновенными способностями. Они проявляются настолько ярко, что власть предержащие ( такие как Биркенштакк или Кантор ) устраивают койво целый ряд испытаний. В "Заставе на Якорном поле" родителей Ежики высылают в сопредельное пространство. В повести "Выстрел с монитора" самого Гальку высылают из Реттерхальма. Ибо койво, по их мнению, представляют опасность для них самих и для жителей города. А ну как с их способностями они захотят поучаствовать в управлении делами города?
   Кроме того, они наделены способностями вступать в контакт с представителями иного мира - мира другой грани Кристалла. В "Заставе на Якорном поле" Ежики беседует со звездой Яшкой. В "Белом шарике матроса Вильсона" Вильсон находит контакт с Белым шариком - тоже представителем другого мира. В обоих случаях Яшка или Белый шарик помогают герою. Так, Яшка связывается со всеобщим информаторием и передает жалобу во всемирный комитет по охране детства. Белый шарик сам превращается в проворного пацаненка - и лупцует неприятелей героя.
   Койво - центральный герой произведений Крапивина. По словам А. Бора, для писателя жизнь койво ценнее втройне, так как ребенок -- существо слабое и беззащитное. "Даже если он владеет телепортацией, левитацией и телекинезом, а переместиться из одного пространства в другое ему так же просто, как почистить зубы..."
   По словам О. Лавреновой, этих детей мало кто понимает, нескладные и неудобные, они не нужны окружающему их безвременью -- законы, по которым они живут, проистекают из Вечности.
   И койво повторяет в какой-то степени путь Христа.
   Во-первых, он подвергается истязанию, которое не выдержал бы обычный человек. Как Ежики из повести "Застава на Якорном поле". Или приговаривается к казни, как Корнелий.
   Во-вторых, он находит выход из заваленного, замкнутого пространства. Из которого обычному человеку выбраться было бы сложновато. Как герой еще одной повести из цикла, которому, впрочем, выбраться помог друг Яшка.
   В-третьих, у него есть способности, которые выделяют его из толпы. Как у Гальки из повести "Выстрел с монитора".
   В-четвертых, он обладает сверхъестественной неистребимостью, как тот же Ежики, в финале романа остающийся невредимым.
   И койво обладают способностью быстро перемещаться во времени и пространстве. В повести "Гуси, гуси, га - га - га" их сравнивают с гусями - которые могут улететь в неведомую страну.
   И в "Корабликах" у героя есть родимое пятно, похожее на след гусиной лапки, только маленький, размером с пятак. "Когда я был малышом и мама мыла меня в корыте, она всегда приговаривала: "Эх ты, чудо мое керосиновое. Сам - Петушок, а лапка гусиная...""
   Койво могут создавать "охранные талисманы" ( В. Талалаев ). Упомянуты они и в "Гуси-гуси, га-га-га...", и в "Заставе на Якорном Поле", в "Крике петуха" и "Сказке о рыбаках и рыбках". "Подержи над пламенем свечки в праздник свечей, сжав в кулаке -- и с тех пор ихоло охраняет, оберегает тебя, но... Всегда есть это "но"... Нельзя теперь терять этот талисман".
   Койво могут становиться невидимыми для других персонажей ( как Галька в повести "Выстрел с монитора", когда подменял порох ).
  
   - Ты скажи волшебную считалку, и всё будет пр-ре-красно.
   -- Какую считалку? -- удивился Мальчик.
   Тогда удивился и Чип:
   -- Ты не знаешь? Я думал, все мальчики знают эти волшебные слова. Я их подслушал на земле, когда ребята играли в пр-ряталки. Вот какие:
  
   Тучка -- светлый парашют,
   Очень я тебя пр-рошу:
   Разгони мою беду,
   Позови мою звезду.
   Пусть она, как светлый лазер,
   Луч пошлёт на землю сразу,
   Пусть дрожат мои враги.
   Кто не верит мне -- беги!
   Чип, видимо, гордился, что выучил эти стихи.
  
   -- Никогда не слыхал, -- сказал Мальчик. -- Ну, всё равно. Это же обыкновенная считалка. Что в ней волшебного?
   -- Нет, не всё р-равно, -- возразил Чип. -- Один р-раз был случай. Маленький мальчик хотел спрятаться и не успел. Его уже почти нашли, а он взял и сказал эту считалку. И стал пр-росто совсем невидимка.
   ( "Баркетина с именем звезды" ).
  
   Становится мальчик невидимым не просто так, а с помощью магического средства - волшебной считалочки, которая произносится с верой в ее силу.
   Не меньшим волшебством оказались и стихи про клипер, сочинённые мальчиком Алёшкой и ставшие своеобразным ключом-аргументом в беседе с Хранителем Корабельного Музея в городе Ветрогорске ("Лётчик для Особых Поручений"), считает В. Талалаев.
   Есть и заклинания, "бережно сохранённые для потомков заботливыми бабушками: в "Шлеме витязя" -- средство для роста волос (ну и что, что сработало не так, как ожидали!), в "Лето кончится не скоро" -- заклинание против щекотки и заклинание для снятия заклинаний... И заклинания, с таким трудом восстанавливаемые с помощью компьютеров учёными-филологами, например -- профессором Телегой из "Серебристого дерева с поющим котом"".
   О необыкновенных способностях героев Крапивина так пишет В. Талалаев:
  
   В "Синем городе на Садовой" Нилка умеет летать, а Южаков -- примагничивать к себе металлические предметы... Витька Мохов из "Крика петуха" запросто метает из руки шаровые молнии, но теми же молниями может и залечить раны. А его друг Цезарь Лот и без молний лечит любые ранки, одним лишь биополем... Фаддей Сеткин изменяет к лучшему путь развития целой цивилизации Итана (Марса) -- одной лишь добротой души своей ("Оранжевый портрет с крапинками")... Другие вступают в прямой контакт с Хранителем Маяка (хотя и принимают его за Бога), как это делает Севка Глущенко ("Сказки Севки Глущенко")... Или силой дружбы могут сломить и отменить злобные Предначертания ("В Ночь Большого Прилива"). Или взглядом остановить бомбу-снаряд, летящую на родной город, как Галька -- Галиен Тукк из Реттерхальма ("Выстрел с монитора"), а то и переместить родной город на иную Грань Миров, спасая его от атаки ядерных ракет, как сделал это Болеслав Рит Найт из Редана ("Орт-Гент" -- пока не опубликовано!).
   Ещё современные мальчишки умеют превращаться в самолёты ("Самолёт по имени Серёжка"), менять масштабы мира, как это делал Ромка Смородкин (там же), позвать на помощь Всадников ("Всадники на станции Роса") или отправиться в странствия с Чёрными Конями ("Тень Каравеллы"). Или, как Ермилка, становиться невидимками, скрываясь от злобы взрослых-вояк ("Взрыв Генерального Штаба").
   ( "Топологии миров Крапивина" ).
  
   Герои Крапивина обладают способностью излечивать своих попутчиков или друзей. Так, мальчик Павлик Находкин излечивает Пассажира в повести "Выстрел с монитора". Так в "Сказках о рыбаках и рыбках" излечивает друга Юр-Танка.
  
   Пальцы сгибались и разгибались! По ним бежали игольчатые мурашки! Это что же? Еще одно чудо?
   -- Смотри-ка... Ты, выходит, и руку мне вылечил...
   Юр-Танка не удивился.
   -- Это бывает. Это я даже не нарочно. Просто резонанс ..
  
   Герои также могут перемещаться во времени.
  
   Говорят, если знаешь нужные слова, можно перенестись назад во времени. На столько лунных месяцев, сколько раз рыбку перевернешь перед этим.
   -- Сказка, наверно...
   -- Солнечная рыбка ведь не сказка
   ( "Сказки о рыбаках и рыбках" ).
  
   Павлик Находкин тоже перемещается по времени, которое изгибается как лук, как излучина, как полуостров - и оказывается во вторник там, где должен был оказаться только в среду.
   Герой путешествует в прошлое и в "Сказке о рыбаках и рыбках".
  
   -- Но мальчик не был контактером! Он не мог им сделаться, потому что... ушел в прошлое! Женька, я ведь правду говорю?
  
   Для путешествия в прошлое ему нужна .. золотая рыбка. Именно она помогает преодолеть власть времени. Путешествует в прошлое герой повести "Лоцман".. Причем чувствствует себя почти мальчишкой. И рассматривая иконы, представляет себе Христа в образе Мальчика.
   Путешествие героя в прошлое - чудесное. И напоминает оно о повести Велтистова "Золотые весла времени или Уйди-уйди". Где герой тоже оказался в прошлом, в собственном прошлом, и встретился со старыми друзьями.
   Одинокий мальчик, обладающий трансцендентными способностями появится еще в "Голубятне на желтой поляне". "Койво" переходят из одного произведения в другое, обретая новых друзей, борясь с несправедливостью, совершая подвиги во имя Дружбы и Верности. По наблюдению О. Виноградовой, в центре каждой повести -- судьба одного-двух таких мальчишек: "Гуси-гуси, га-га-га" -- Цезарь Лот (Чек) -- маленький житель Реттерберга; "Застава на Якорном поле" -- Матвейка Радомир (Ежики); "Крик петуха" -- Витька Мохов и Филипп Кукушкин; "Белый шарик матроса Вильсона" -- неразлучные Стасик и Яшка; "Лоцман" -- проводник Сашка Крюк; "Сказки..." -- Женька (Сопливик) и Верховный князь Юр-Танка (Юрик).
   А в "Оранжевом портрете с крапинками" это Фаддейка, который видит фантастические сны, и предполагает, что он произошел с Марса.
   "Койво" наделены способностями к сопереживанию, к сочувствию. Эти способности контрастны жестокой "реальности", в которой Дружба является исключением из правил.
   У героев Крапивина, которые немного - не от мира сего - впрочем, есть и житейские, самые обыкновенные интересы. У Фаддейки из "Оранжевого портрета с крапиками", который совсем по-детски выпрашивает губную гармошку. Или у героя повести "Лоцман" Сашки.
  
   После музея мы пообедали в столовой "Три апельсина", потом заглянули в две книжные лавки, не усмотрели в них ничего достойного внимания и посетили маленький видеосалон. Там шли старые фильмы с Чарли Чаплином, и Сашка хохотал от души.
  
   Это мальчишки - пограничники, которые наделены способностью проникать в иные миры. В основе сюжета каждого из произведений цикла - судьба одного или нескольких таких мальчишек.
   По словам А. Бора, обычные мальчишки и девчонки, не отягощенные взрослыми заботами и проблемами, давно уже освоили миры Великого Кристалла. Они проникают туда, не задумываясь о теориях межпространственных переходов, и "попадают" в чужие пространства шутя, как бы играючи.
   Не удивительно, что койво объявляют больным. Ведь это сделать проще всего.
   - Все-таки вы в самом деле серьезно больны, - сообщает Кантор в повести "Застава на Якорном поле".
   -- С чего вы взяли?
   -- Сужу по вашему поведению... По вашим нелепым подозрениям. И по тому, как часто вы лжете. Обещали не уходить и вот собрались опять... Нормальный мальчик не может лгать постоянно, это патология.
   Любопытно, что здесь Кантор обвиняет Ежики в том, в чем виноват он сам. Сам Кантор беззастенчиво врет - причем не в мелочах, а в самом главном.
   И подозрения Ежики - вовсе не нелепые, но вполне обоснованные.
   Кстати, Кантор врет не только Ежики, но и людям на платформе после того, как Ежики оказался на полотне..
   -- Господа, с ним был мальчик и куда-то убежал. А... господину Янцу показалось, что он прыгнул на полотно. Такое... э... бывает иногда с господином Янцем... Пойдемте, голубчик, я отвезу вас домой.
   Видимо, врать вошло у Кантора в привычку. Вообще, Кантор - наиболее яркий образец современной педагогической мысли. У Кантора есть сверхценная идея - идея о всеобщей гармонии, которая затмевает его разум и оправдывает подлое вранье и издевательство над ребенком.
   "Владислав Петрович, в ваших книгах очень много волшебства. Параллельные миры, безлюдные пространства, необычные способности у героев, - пишет Стефани из Берлина, - Скажите, пожалуйста, а вы сами верите в волшебство? И каким его себе представляете?"
   "Волшебство я представляю таким, каким оно описано в моих книжках. И в него верю, - отвечает Крапивин, - Правда, мне кажется, что это не волшебство в полном смысле, а проявление природных сил вселенной, которые пока еще не изучены людьми".
   Таким образом, койво являются не героями на час из одномерного пространства. Они способны к подвигу, который позволяет им достичь сопределья. Койво могут стать новыми Командорами. Об этом говорит один из героев Крапивина:
   "Мы -- будто старые, достаточно мудрые и довольно сильные слоны. Но слоны не могут охранять жаворонков и стрижей. Вы -- летаете где хотите. Из мира в мир, легко и свободно... Теперь за вами не уследишь, вы на пороге новых времен, новой жизни, совершенно не похожей на нынешнюю. Раньше думали, что для больших событий нужны большие усилия. А оказывается, достаточно бывает одного щелчка, чтобы по граням мироздания пошли трещины...Но я боюсь не за мироздание, ему к трещинам не привыкать. Я боюсь за вас. И за тех, кто пойдет за вами.. Как вас уберечь? Разве я знаю от чего? Разве можно предвидеть степень риска? И не будет никого рядом, кто сказал бы: "Стоп! Оглянись и подумай..." Вот и остается надежда на вас, ребята. И еще на то, что вы подрастете, прежде чем настанет время Большого Прорыва. И тогда, хотите вы или нет, вам придется быть новыми Командорами..."
   Большой Прорыв - событие, которого ожидают некоторые Командоры в будущем. То есть что-то наподобие страшного суда у христиан. Прорыв - преодоление данного пространства и соединение с новым, неведомым.
  
   У героев Крапивина есть объединяющие черты характера, в их изображении писатель использует одинаковые сюжеты.
   Так, Фаддейка воображает, что его предки были с Марса. Ему даже снятся сны, место действия которых - Марс. В повести "Застава на Якорном поле" садовые троллики учат Ежики аутотренингу иттов - вымышленного племени, якобы жившего когда-то на Марсе.
  
   Было такое племя на древнем Марсе. Суровые воины. Им ни жара, ни холод, ни боль не страшны, они как камень. Могли неделями на раскаленных вулканических камнях лежать или, наоборот, на льду, врага поджидать. И не дрогнут, не шелохнутся, будто по правде каменные. Скажут себе: "Я ничего не чувствую, я итт, я неподвижен"
  
   Нужно сказать, что Ежики с честью проходит испытание - чем удивляет "тролликов", которых в принципе непросто удивить.
   Так же, как у Ежики, у Фаддейки хорошие отношения с матерью.
  
   - А все-таки тебе влетит от мамы, - с беспокойством проговорила Юля.
   - Не-а! Она же добрая!
   - Она-то добрая. А ты? Ты любого доброго в рычащего тигра превратишь. Ну посмотри, опять майка скособочилась и шнурки не завязаны!
   ( "Оранжевый портрет с крапинками" )
  
   Как Ежики, Фаддейка тоже привязан к матери. Он постоянно пишет ей письма, о чем и признается в беседе с Юлей.
  
   - А я заказное решил послать, чтоб надежнее. А то она не пишет и не едет. Давно уже обещала приехать...
   - Скучаешь? - осторожно спросила Юля.
   Фаддейка сказал с усталой ноткой:
   - А ты как думала...
  
   Так же привязан к матери мальчик из эпиграфа к повести "Застава на Якорном поле". Так же привязан и Галька из повести "Выстрел с монитора", который спрашивает о ней прежде всего, когда его навещают в карцере сестренка и друг.
   Мальчик Юкки переходит из одного произведения в другое. Впервые он появляется в повести "Выстрел с монитором" - встречается вместе с сестренкой Павлику у костра в лесу.
   Затем о нем в повести "Крик петуха" упоминает Витька:
  
   - Так Юкки говорит...
   -- Кто?
   -- Мальчик один, путешественник. Он ходит по всем... дорогам, знает кучу историй.
   -- Как он ходит по дорогам? Один?
   -- Иногда один, иногда с сестренкой.
   -- А кто их отпускает путешествовать?
   -- А кого они спрашивают! -- вырвалось у Витьки.
  
   Галиен Тукк появляется и в повести "Гуси-гуси, га - га - га". В этой повести герои - Корнелий и Цезарь - выходят "на обрыв". И видят памятник Галиену.
  
   Это была небольшая, в натуральный рост, фигура мальчика из черно-зеленой бронзы. Мальчик -- босой, длинноволосый, в мятых штанах до колен и широкой матроске -- стоял на низком, затерянном в траве постаменте. Смотрел за реку. Скульптор сделал его изумительно живо. Волосы были отброшены ветром, воротник и галстук матроски словно трепыхались.
   Кто же это? Откуда он? Сколько лет стоит здесь, что высматривает в заречных далях?
   - Папа рассказывал, что это памятник. Будто давным-давно этот мальчик спас город, посадил на мель вражескую канонерку. Его хотели даже записать в Хранители, но кто-то заспорил.
   -- И не записали?
   -- Одни считают, что он Хранитель, другие и сейчас не согласны. Его звали Галиен Тукк. Разве вы не слыхали?
   -- Представь себе, нет... А почему кто-то не согласен?
   -- Говорят: разве один мальчик может спасти целый город? Говорят, неправда...
   "Один мальчик может спасти целую страну. Если получится... Нет, пока рано об этом..."
  
   Обрыв этот, стометровый, покрытый кустарником, и с него видны городские кварталы на противоположном берегу реки. "Отсюда видно было Заречье, Славянский и Пристанской кварталы с невысокими домами и редкими стеклянными коробками офисов. Затем -- зелень дачного пояса". Отсюда - вывод: в будущем напротив мыса велось "интенсивное строительство" ( так написал бы Набоков ).
   Мальчик Галька в повести "Выстрел с монитора" сравнивается с царевичем Митей и Димкой Ярцевым. При виде силуэта на обрыве тревога толкает мальчика - так же, как во время песни об Угличе.
   Корнелий из повести "Гуси-гуси.." упоминается и в повести "Крик петуха".
   - А Корнелий Глас -- это который привел тогда в "Колесо" ребят, а сам с ними не пошел? - спрашивает Витька, - Он теперь командор?
   В этой же повести вкратце пересказан сюжет из "Заставы на Якорном поле" -
  
   Витька вспомнил Матвея Радомира, по прозвищу Ежики... Какой он приятель? Они с этим пацаном виделись всего два раза... Хороший, конечно, парнишка. Главное, что счастливый. Случилось, что у него выслали в другое пространство мать, а Матиуша запихали в спецшколу. А он не поверил, что мама погибла, пробился к ней, нашел. И вернулись они в свой дом, а враги их получили сполна... или не сполна?
  
   Главное, что финал повести был справедлив. И герои, как сказал бы Набоков, оказались в финале "на пороге к счастью".
  
  
  
   О себе писатель говорит так: "А я и не пишу целый день. Особенно летом. Работой занимаюсь примерно полдня, с утра до обеда. А потом часто гуляю по старым улицам своей родной Тюмени, разглядываю цветы и деревья, общаюсь со встречными котами и псами (замечательные животные!), беседую со знакомыми, смотрю на разные катера и теплоходы, которые ходят по реке Туре. Я всю жизнь любил наблюдать за кораблями".
  
   Об истории создания трилогии "Голубятня на жёлтой поляне" Крапивин говорил в "Уральском следопыте": "Изначальным толчком послужила для меня сцена появления мальчишки в рубке космического крейсера, затерявшегося в пространстве. В этом эпизоде содержалась и завязка какого-то действия, и необычайная загадка, требующая своего раскрытия, и, может быть, даже некий символ: мальчишка - как луч в приоткрытую дверь - врывается в неподвижное одиночество корабля. Словом, именно этот эпизод, "разматываясь" во времени и пространстве, заставил появиться всю трилогию".
   Известно, что Набоков "испытывал глубочайшую любовь к Герберту Уэллсу, особенно к его романам "Машина времени", "Человек-невидимка", "Земля слепых", "Война миров" ( Набоков о Н. 311 ).
   По словам Сидоровой, Крапивин предпочитает придумывать для своих героев новые имена, в основном превращая в них апеллятивы, и использовать имена уже существующего ономастикона. Как правило, новые имена создаются для героев фантастического мира, а уже существующие используются для называния персонажей, обитающих в мире.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"