Кашин Анвар : другие произведения.

  

  Джимми Уэбстер, увы, не мог похвастаться близким знакомством с богами. Хотя, применительно к нашей истории, имеет смысл рассуждать только об отношениях Джимми с прекрасной половиной пантеона. Ветреная Фортуна, порой, и даже частенько, улыбалась молодому человеку, но это были лишь мимолетные и ничего незначащие улыбки. Музы, все до единой, к нему были холодны. Что, собственно, неудивительно. Бешеные скачки по прерии предполагают поэзию совсем иного рода, нежели ту, что привычна утонченным дочерям Зевса, и, кроме прочего, готов поставить десять против одного - этих красоток и на полсотни шагов не подманишь к расстеленному на голой земле конскому потнику и костерку, на котором разогреваются бобы прямо в консервной банке. Что же касается тех леди, что, по слухам, управляют судьбой или роком, то тут Джимми был уверен в своей собственной дееспособности и полной власти над подобными пустяками, поскольку и сам в этом году стал управляющим на ранчо Сьерра-и-Гарсия у старика Хендерсена. Но Джимми заблуждался.

  

  Удрав из тетушкиного пансиона, она, как и обещала, приехала в первых числах июня. Чтобы вы знали, приезд Джоанн, дочери Эла Хендерсена, каждый раз переворачивает вверх тормашками сначала отцовский дом, окруженный террасой, затем все прочие постройки обширного ранчо, и тут же волнами расходится по всей округе от Уэйко до самого Сан-Антонио. Случается это отнюдь не по вине Джоан, или, вернее сказать, вины за собою озорная девчонка не чувствует.

  С прибытием мисс Хендерсен на ранчо к ее отцу непрерывным потоком начинают стекаться самые разные гости. Почтальон непонятно с чего вдруг аккуратно доставит письма. В другое время запечатанные конверты так и пылились бы в конторе, ожидая, когда адресат соизволит за ними пожаловать сам. Старый О'Нил обязательно привезет свежего меда для своей крестницы, а сосед, живущий чуть не за сотню миль, неожиданно вспомнит про долг, тот, что он обещал вернуть мистеру Хендерсену еще месяц назад. Помните сказку, в которой на праздник к принцессе забыли позвать какую-то пожилую леди, а потом оказалось... Ага, помните. С Джоан ничего подобного произойти не могло. Как раз одна такая колдунья, я имею в виду старуху, что живет у высохшей реки и вроде бы даже знается с духом нечистого. Так и она когда-то подарила девочке вовсе не проклятие, а какой-то амулет совсем нестрашного вида и еще научила малышку гадать при помощи птичьих перьев, найденных в старых гнездах. Что же после этого говорить о ребятах из ковбойских лагерей, так и норовящих по любому пустяковому поводу или вовсе без повода заглянуть в усадьбу к Элу.

  Только Джимми Уэбстер не слишком радовался суете, нынче царящей в доме, тем более что суета эта была неподвластна молодому, но рассудительному и строгому управляющему. Даром что у Джимми для всякого дела имелась своя специальная система или, на крайний случай, хитроумный и продуманный до мелочей план. Вот, предположим, если какой-нибудь мясной синдикат захочет за хорошую цену купить стадо бычков голов в семьдесят, а на выгоне у Желтого ручья...

  Я вижу, о бычках и выгонах вам слушать совсем неинтересно. Я вижу, вы настолько проницательны, что уже догадались о чувствах молодого человека к мисс Хендерсен. Так? И теперь вам, наверное, хочется знать, какую систему Джимми изобрел для осады и завоевания сердца этой неугомонной богини?

  О! Планами Джимми Уэбстера предусматривались уединенная обстановка, долгие томительные вечера, до краев наполненные осторожной нерешительностью, и, наконец, объяснение или признание... Как правильно? Тфу ты! Слова, в достаточном для выражения своих чувств количестве, мистеру Уэбстеру теперь почему-то давались с большим трудом, а в присутствии Джоан Джимми и пары нужных слов никак не мог отыскать. Вот если бы его изворотливый ум сумел найти возможность и способ осуществить какой-нибудь подвиг, а если и не подвиг, то хотя бы некий значительный поступок, доказывающий... Доказывающий что? Черт! У него никак не получалось произнести это вслух. Впрочем, насчет подвига или другого какого-то плана, пожалуй, стоило еще подумать.

  

  Однажды утром, когда управляющий вернулся после объезда ближних пастбищ, он всегда успевал возвратиться к завтраку, на этот раз он увидел ту, о которой только и мог думать все последнее время, уже сидящей в седле. Джимми вежливо поздоровался, и даже выразил удивление относительно столь раннего времени для прогулки. Две незамысловатые фразы мистер Уэбстер составил из самых прозаических слов, но всей имевшейся смелости и решительности молодого человека только на них и хватило.

  Джоан озорно отбросила со лба челку и взмахнула ресницами в направлении своего собеседника.

  - Не выдавайте меня, дорогой Джимми, я сбежала, - и она улыбнулась. Зачем она улыбнулась! Теперь Уэбстер застыл, словно статуя, все самообладание и все силы он уже истратил, а ему еще предстояло ответить или возразить, или...

  - Сбежала? Кхм, как вы сбежали? - кажется, у Джимми впервые в жизни закружилась голова.

  - Хочу проведать тетю Моэйру, - да-да, ту старую колдунью, помните, я вам о ней рассказывал, это ее зовут Моэйрой. - Только никому не говорите, хорошо, Джимми? - и Джоан, легко тронув каблуком иссиня-черный бок своего гривастого спутника, выехала за ворота навстречу жаркому летнему дню.

  

  День обещал быть жарким, ах да, об этом я уже сказал. Однако сразу после завтрака подул ветер, птицы и даже никогда несмолкающие кузнечики затихли. Когда очередному порыву почти удалось сорвать с мистера Хендерсена шляпу, тот подхватил ее и снова надевать не стал, а только поднес руку ко лбу на манер козырька и долго разглядывал что-то у самого горизонта. И самый придирчивый из наблюдателей не смог бы заметить нигде ни единого облачка, но мистер Хендерсен все смотрел и смотрел на восток. Кажется ему чем-то не нравилась еле заметная дымка вдалеке, там, где едва различимые отсюда пологие холмы нарушали идеальную плоскость равнины и пытались пересечься с невыразимо-синим июньским небом. Джимми тоже последовал примеру своего хозяина, только шляпу снимать не стал, а, напротив, надвинул ее на лоб.

  - А Джо? Что-то с самого утра ее не видно, Джимм, ты не видел ее? - голосом Эла пока не завладела тревога, только глаза старика пристальней впились в марево на краю неба. Уэбстер еще глубже погрузился в шляпу, он все понял и теперь проклинал себя. Ну почему он не бросил все и не напросился в сопровождающие к Джоан!

  - Конечно, мистер Хендерсен, не беспокойтесь, я найду ее, - просто ответил управляющий, чудом сохраняя бесстрастным выражение на лице, и в следующий миг бросился к коновязи.

  

  * * *

  Случалось ли вам бывать в Сальтильо, в монастыре Сан-Виторес? Нет? Даже если бывали, среди тамошних братьев вы могли и не заметить скромного и молчаливого человека с глубоким старым шрамом от мачете на левой щеке. Этот человек в келье перед распятием все время неустанно возносит молитвы Богу и усердно трудится на монастырском подворье.

  Рамон Нуньес, так когда-то звали постриженника, всегда искренне верил в Господа, но все же вера его до недавнего времени не была столь тверда, чтобы отвратить Рамона от греховных желаний и поступков. Раньше человека точь-в-точь похожего на этого монаха можно было повстречать в окрестностях Ларедо или Сан-Антонио, или где-нибудь в долине реки Нуэсес. Людей с которыми он водил знакомство, строго говоря, нельзя было назвать бандитами. Как известно, бандиты грабят и убивают на больших дорогах, а сеньор Нуньес со своими товарищами предпочитал пересекать границу Техаса избегая всякие дороги. Рамон и еще несколько амигос промышляли кражей скота, всего лишь кражей, но когда лишившиеся имущества скотоводы или овчары бросались в погоню, Хорхе Хлыст, братья Морено и кривой Нуньес без колебаний брались за "винчестеры". Свой шрам Рамон получил еще в юности, тогда этот знак свыше не смог по-настоящему обратить его к Богу, и только гораздо позже ужасающее лицезрение самого врага рода людского заставило будущего монаха все свои помыслы и дела посвятить делу служения Господу.

  

  Три десятка полуторагодовалых телок не сулили большого богатства, но угнать все стадо целиком вчетвером было слишком сложно. К тому же ковбойский лагерь был разбит совсем близко, да и погода начинала портиться, хотя дождь, если только он не пройдет стороной, будет, пожалуй, даже на руку. Попробуй потом отыщи следы после хорошего ливня. Мучачос вместе со скотом только что перешли какое-то старое русло, которое после дождя грозило, пусть ненадолго, опять стать речкой. О том, что надвигается не простая гроза, а настоящий ураган, в неожиданно сгустившихся сумерках стало понятно слишком поздно. Низкие тяжелые тучи закрыли небо, а ветер обратился настоящим шквалом и, казалось, дул сразу со всех сторон. Расколов мглу, блеснула молния, ударил гром, но сверху не пролилось ни капли дождя. Коровы перестали мычать и испуганно жались друг к другу.

  Нуньес увидел его первым. Демон на огромном черном коне несся, не разбирая дороги, не обращая внимания на бурю. Или, скорее, он сам был вихрем, и это он вел ураган за собой! Наводящий ужас всадник... Впрочем, нет, не так! Будущий монах готов был поклясться, что в ослепительном свете молнии в какой-то миг разглядел ту, что вела за собой чудовищную стихию. Вы не ослышались! Да-да! Прекрасная дьяволица восседала на том жеребце, что взрывал копытами землю и подбрасывал комья ввысь. Ветер размалывал поднятое в небо и закручивал в пыльные смерчи.

  Когда Хорхе Хлыст вскинул ружье, адский зверь встал на дыбы. Звук выстрела слился с оглушительным ударом грома. Хлыст не мог промахнуться. Только не Хлыст и только не с пяти шагов. Всадница даже не заметила дерзости смертного, и черный конь не ударил копытами в грудь отчаянного головореза, в этом не было никакой нужды, Хорхе, дерзнувший поднять руку на посланницу самого Сатаны, замертво свалился на землю. В ужасе Нуньес упал на колени и принялся молиться так истово и горячо, как никогда до этого прежде. Только тогда небо смилостивилось над несчастными и пролились холодным очищающим дождем на их головы, а зловещая всадница умчалась прочь, увлекая за собой ураган.

  

  * * *

  Рослого вороного жеребца звали Ураганом. Пако, парнишка, ухаживающий за лошадьми, называл его "адовым отродьем" и говорил, что тот ест за троих. Эл с сомнением отзывался о выносливости гиганта, справедливо полагая испанскую породу лошадей более приспособленной к распростершимся вокруг на сотни миль холмам и равнинам. Джоан конь нравился просто потому, что был красив и так непохож на других обитателей конюшни. А для Джимми Ураган был надежным другом о недостатках и достоинствах которого даже не задумываешься, зная только, что друг тебя не предаст.

  Джимми - сам надежный и уравновешенный, по местным меркам, можно сказать, респектабельный, когда появился на пороге жилища старой колдуньи, был грязен как дьявол и взволнован как... ну, я даже не знаю, как кто. Другого такого воспламененного и наэлектризованного человека нельзя себе представить.

  В этом месте, если только вы не против, я ограничусь многоточием. Имея в своем распоряжении некоторый запас фантазии, можно себе представить ту сцену в ведьминой лачуге. Однако, согласитесь, не стоит болтать о том, что хотя и ясно себе представляешь, но чего все же собственными глазами не видел.

  На следующее утро, когда все уже было позади, вдвоем на одной лошади без седла, так удобнее, Джоан и Джимми выехали домой. Ураган пока остался у Моэйры, конь сильно хромал, все-таки пуля хоть и не разбила подкову, копыто ушибла здорово. Но это еще что, никто из седоков крепкой гнедой кобылки, тесно прижавшихся друг к другу на ее спине, не догадывался, как не повезло стрелявшему в черного красавца. Рикошетом от подковы тяжелый кусок свинца угодил в голову несчастного бандита, чуть ниже правого глаза. Конечно, этот факт мог бы вызвать удивление, однако, что нам до него, до факта. Чтобы вернуться на ранчо, надлежало проехать никак не меньше пятнадцати миль, и путешественники, по-видимому, никуда не торопились. За время пути им следовало о многом поговорить, а может быть, напротив, никакие слова им больше не требовались.

  

  "Но как же так! - воскликнут любители романтических историй. - С позволения сказать, герой, этот ваш Уэбстер, подвига так и не совершил и, ко всему прочему, даже не удосужился принародно произнести прочувствованную речь, составленную сплошь из поэтических эпитетов. Это же никуда не годится! Такого героя и любить-то не за что!"

  Я же могу на это возразить, мол, любовь - это такая штука, которая не нуждается в каких-то там поводах и причинах. Дескать, тут все зависит лишь от самих влюбленных... Но нет, этого я не скажу, просто пожму плечами. Ибо, порою, даже самым возвышенным чувствам все-таки не обойтись без помощи тех, кому, действительно, под силу строить планы и устраивать судьбы.