Пешехонов Александр Сергеевич : другие произведения.

Следующая остановка - ...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Следующая остановка - ...

  
   Пролог.
   Утро.
   Большой город постепенно просыпался. Собственно, полностью он не засыпал ни­когда: после утреннего часа пик следовал бурный многосложный день, ему на смену спешил еще более яростный вечерний пик, и только ночью шум несколько стихал, но лишь с той целью, чтобы наутро возродиться с новой силой.
   Хотя, пожалуй, именно этот день стал приятным исключением. Сегодня был со­всем не праздник и даже не выходной, скорее, самый тяжелый день недели - понедель­ник. Однако привычного слуху горожанина рева разъяренных автомобилей не было, одно лишь редкое постукивание трамваев о неплотно пригнанные друг к другу и слабо прикрученные рельсы.
   Складывалось впечатление, будто сам город устал от вечной суеты и каким-то чудом заставил или попросил автомобилистов сменить свои железки на велосипеды, а то и вовсе ограничиться пешими прогулками. И, судя по всему, просьба была достаточно убедительной.
   Обитатели тихих районов и вовсе не замечали произошедших перемен, другие же: большинство - с облегчением, иные - с опасением опоздать на работу или раннее утреннее свидание.
   Итак, город просыпался...
  
   Глава 1. Встреча.
   Рев несущегося мотоцикла разносился по пустынным улицам города. Двигатель задыхаясь выжимал из себя последние лошадиные силы. Ему вторили визжащие на поворотах и подскакивающие на бетонных плитах покрышки - как будто это не трамвайная колея, а железнодорожные шпалы.
   Фу-у-ух... Ну, и приснится же. Я ведь мотоциклы только на картинке видел (и пару раз - по телевизору), а ездить умею только на... в общем, неважно на чем. Главное, что и трамваем-то ездил последний раз еще в школе. Не знаю почему - просто на дух не переношу ни постоянно громыхающие вагоны (ах, это тот самый "приятный стук колес"?), ни озлобленных на весь мир контролеров, ни (тем более) угрюмых пассажиров, смотрящих на тебя так, как будто именно ты украл у них последний кусок хлеба.
   Вообще, по природе я пессимист. В детстве считал себя оптимистом, позже - реалистом, а сейчас я просто убежден, что мир катится в тартарары. В основном настраиваю себя на самое худшее, а если оно не сбывается - радуюсь, что не угадал. Только такое, к сожалению, редко бывает. Иногда даже наоборот - мои прогнозы кажутся такими детскими и наивными. А если думать, что все кругом классно и жизнь налаживается - эта самая "наладившаяся" жизнь преподносит такие сюрпризы... что некоторые просто теряют к ней всяческий интерес.
   Вот, блин! Уже с самого утра на себя тоску нагоняю. Я хоть и скептически воспринимаю многие вещи, но радоваться тоже умею. Например, тому, что со двора не слышно привычной перебранки двигателей проносящихся машин, да и, собственно, перебранки местных старушек-долгожительниц, в очередной раз обсуждающих не то новый мексиканский сериал, не то обнаглевшую до предела власть, не то какие-то только им ведомые старческие болезни.
   Снова за свое. Что ж, такой уж я человек - вместо мыслей о том, как хорошо сейчас, я думаю, как плохо было раньше и как отвратительно будет потом.
   Одно только радует - последний рабочий день, за ним - отпуск. Пусть и не на Гавайских островах и даже не на побережье Черного моря, а всего лишь в полусотне километров от города, зато - почти в самом сердце еще не отравленной цивилизацией природы. Хотя нельзя сказать, что воздух там - экологически чистый, а продукты питания также богаты витаминами, как те, которые показывают в рекламе. Но все же...
   Встроенный в телефон будильник приятным женским голосом сообщает: "Девять часов..." и зачем-то добавляет "... ровно", как будто именно с его показателями сверяют те самые эталонные часы, что находятся где-то в Европе, уж не помню где точно.
   К четверти десятого я уже закрываю дверь на ключ, спускаюсь вниз по лестнице и спешу поздороваться с дежурным-вахтером.
   Того, как ни странно, нет на месте. Значит либо он бросил пост по вполне естественным потребностям, либо сегодня очередь дежурств перешла к той самой полусумасшедшей бабульке, которая вечно носится где-то поблизости, но только не сидит на должном месте. Пора, мне кажется, поставить на рассмотрение вопрос о целесообразности содерж... стоп, короче, нафига я буду платить деньги за неохраняемый подъезд?!
   Да, а улица действительно как неживая - редкие прохожие, никаких автомашин, только противный стук трамвайных колес где-то за углом.
   Метро, к моему удивлению, перекрыто. Причем не сотрудниками правоохранительных органов, а просто потушен свет. Может, оно и фунциклирует, только бродить в потемках, не зная, на что натолкнешься, - удовольствие весьма сомнительное.
   Я осторожно спускаюсь по лестнице, нет - действительно темно, со стороны дверей входа-выхода - ни звука, признаков какой-либо жизнедеятельности - нету. Ну, и нечего мне туда соваться, может, ЧП какое иль еще фигня какая-нибудь.
   Хм, неожиданно промелькнула мысль: а может на нас бомбу новую сверхсекретную америкашки паршивые сбросили, и кто успел - в бомбоубежищах или всяких там защищенных от радиации местах попрятались? Да нет, тут же и ответ приходит: а кому мы, нафиг, нужны: полуразвалившаяся страна, голодный и уставший народ, практически исчерпанные природные ресурсы... Скорее, все нормальные люди просто решили устроить себе внеочередной выходной день.
   Эх, придется на трамвайчике пиликать, давно я в этих колымагах не трясся...
  
   Почти для каждого человека новый день начиная по-своему: кому-то нравился, кому-то нет, кто-то спешил на работу, другой же придумывал чем себя занять; вот только для школьников понедельник - особое испытание, ведь так хочется еще денек отдохнуть, посмотреть не успевший надоесть за два дня телевизор. Но и здесь были такие, кто все еще рвался к знаниям, к учебе, пусть и не понимая, что большинство всего этого им не удастся не то, что применить в жизни, а даже вспомнить.
   Настя всегда была прилежной девочкой, с третьего и вот уже по шестой класс приносила домой одни пятерки. Ее меньше других дергали за косички, а если и делали это, то совсем не заигрывая, я лишь стараясь причинить боль. Подружки за ее спиной говорили всякие гадости, стараясь своими выдумками опустить ее до своего уровня. Дети уже понимали, что на контрольной лучше садиться поближе к ней, а на улице или школьных танцах (да-да, шестой класс и вечерние танцы - теперь понятия совместимые, к ужасу целого легиона бабушек/дедушек и прочих мамаш) - стараться не замечать вообще.
   Ее родители были не столь богаты, чтобы отдать дочурку в частную школу, где есть такие же одареныши. Скорее, наоборот - они с ужасом представляли себе будущее поступление в институт, начинали уже сейчас откладывать деньги, не смотря на скудные заработки.
   В какой-то мере и мать, и отец понимали, насколько их ребенку неприятно видеть все более отупевающих сверстников, которых даже в возрасте тринадцати лет уже потеряли тягу к знаниям, одноклассников с мобильными телефонами, которых каждый день привозят и забирают из школы частные шоферы. Казалось дикостью - на угрозу учителя поставить двойку за не выученный урок, обычный шестиклашка заявляет, держа в руке мобильник: "Щяз папику позвоню, он вам скажет какие оценки мне нужны". И те мирились, более того - сами учителя, особенно молодые, не любили простых детей, у которых нет ни влиятельного отца, ни денег на покупку оценок. Если раньше любимчиками были именно отличники учебы, то теперь - те, у кого отец мог устроить бесплатный газ или свет в квартире педагога, а то и более просто: материально помочь бедному учителю.
   Если раньше профессия преподавателя была не на особо высоком счету, то теперь все просто таки ринулись становиться учителями, педагогами. Зачастую такие вот новички понимали в предмете едва ли более своих учеников.
   Но находились такие дети, которые, не взирая ни на что, продолжали учиться; благо, учебники еще были старые, не переизданные, а значит сохранившие в себе настоящие, не извращенные повальной американизацией, знания.
   Настина мама положила дочке в портфель два бутерброда (второй - для дворняги Тяпы, обитавшей где-то во дворе, но всегда встречающей выходящих жильцов именно их, восьмого, подъезда), затем выглянула в окно и удивленно сказала дочке:
  -- Похоже, метро не работает, Настена. Езжай, наверное, на трамвае, а то пешком в школу и опоздать можно.
   Что и говорить - опоздания всегда приветствовались в школе, ведь по новым законам (которые, якобы, должны способствовать успеваемости) опоздавший или прогулявший ученик оплачивает свое отсутствие, если оно, конечно, было без уважительной причины. Проблема с транспортом за уважительную не считалась - почти всех доставляли на место учебы личные авто.
  -- Хорошо, мам, - Настя чмокнула в щеку свою родительницу.
   Улица была пуста, но девочку больше волновало другое - почему это Тяпа не встречает ее? Дело было даже не в бутерброде, скорее было страшно за собачку, по неизвестной причине не появившейся там, где ее обычно ожидаешь увидеть. Но Настя мигом отбросила какие-то мелкие скверные мысли и придумала для собственного успокоения, что дворняга просто убежала в туалет, чтобы не делать своих дел прямо у подъезда, тем самым смущая девочку.
   Пошатнувшееся было настроение было вновь восстановлено, и школьница заспешила к подходящему на остановку полупустому трамваю.
  
   Дядя Саша, несмотря на свои семьдесят семь лет, никогда не любил, чтобы его называли дедушкой. "Внуков у меня нет, - говаривал он, - поэтому дедушкой еще становиться рано". Некоторые соглашались с такими доводами, другие начинали разглагольствовать по поводу биологического возраста, однако самого Александра Марковича это мало волновало. В дискуссии на эту тему он особенно не вдавался, потому что находились и другие, более приятные занятия. Например, кататься по ежедневно, нет, даже ежесекундно меняющемуся городу на том виде транспорта, из которого можно не спеша рассмотреть все изменения - трамвае. Ну, это, конечно, если удастся занять место у окна.
   По какой причине он не предпочел, скажем, троллейбус или автобус, сказать было довольно сложно. То ли из-за их большей скорости, то ли трамвай навевал воспоминания о былых путешествиях по всей стране на старшем своем брате - поезде с добрым десятком вагонов.
   Но сегодняшний маршрут был вовсе не прогулочным - приходилось ехать на очередные разбирательства с одной из коммунальных служб, опять "случайно" потерявших какую-то бумажку, связанную со льготами на оплату квартиры. Можно подумать, будто самим работникам это чрезвычайно выгодно, хотя как знать... возможно, размер платежей за квартиру напрямую сказывается на размере зарплат этих сотрудников.
   Дядя Саша в который раз собрал какие только можно документы, подтверждающие, что его участие в Великой Отечественной действительно имело место быть.
   Опять на бумажную волокиту уйдет целый день. Придется стоять в очереди тех, кто, как и он, проходят вне очереди.
   Впрочем это все будет немного позже. Сначала нужно бы доехать до места назначения, точнее, доехать не обезумевшим от давки в вагоне и не уставшим от получасового стояния на одном месте, глядя на нагло рассевшихся подростков. Похоже, "уступить место" и современная молодежь - понятия несовместимые.
   Вот так удача - трамвайчик-то только к остановке подходит, да и народу в нем, вроде бы, немного...
  
  -- Привет, Светка, - голос Наташки излучал такую бодрость и оптимизм, что впору было подумать, не ударило ли ее по голове чем-то тяжелым.
  -- Привет, Натали...
  -- Как там мои, не звонили еще?
  -- Знаешь, как ни странно, еще нет... Они же за тебя обычно так волнуются, - в голосе подруги послышалась легкая зависть.
   Наташа пропустила последнюю реплику мимо ушей, ей вообще казалось странным: как можно завидовать тому, что родители пытаются контролировать каждый твой шаг. Понятно - один ребенок в семье и все такое, но неужели к семнадцати годам нельзя предоставить человеку больше свободы? Вот и приходится сочинять старые как мир истории ночевок у подружки. Как ни странно, родители им всегда верят. Или притворяются, что верят, давая своему чаду почувствовать вкус взрослой жизни.
   И этот вкус очень даже понравился Наташке. Сначала, правда, было достаточно скучно, сидели, разбившись на небольшие группы. А вот потом, после открытия четвертой бутылки, дело пошло на лад. Все сразу стали друзьями и братьями навеки. Каким-то образом нашлись общие интересы.
   Нашлись таковые и у нее с Денисом. Денис Коваленко - главный красавчик школы, да и вообще - всего нашего района. К тому же его друзья, да и он сам, самые крутые парни, могут навешать любому таких, что мало не покажется. И как-то даже не важно, что половина из них читать умеет с очень большим трудом, а в школе оставались в девятых-десятых классах по несколько раз. Денису вот еле-еле удалось проскочить в одиннадцатый, чем он не особенно гордился, все равно его одногодки уже заканчивали институты, так что за ними не угнаться. Хотя и смысла в этом, по его мнению, не было. Жизнь и так была к нему всегда благосклонна.
   Наташка взахлеб принялась рассказывать подруге о тех приключениях, которые произошли на вчерашней вечеринке. Подруга иногда поддакивала, иногда отмалчивалась, но думала она теперь совсем о другом: как тот человек, которого она знала большую часть своей жизни, смог опуститься до такого уровня. А из телефонной трубки все лился и лился поток хвастовства и, казалось, прекратить его не было никакой возможности.
   Но Света как бы невзначай произнесла:
  -- Кстати, Наташа, помнишь какое сегодня число?
   На мгновение повисла напряженная тишина. Наконец на другом конце провода стал слышен несколько испуганный голос подруги:
  -- Боже мой... сегодня действительно... как я могла забыть? Ты извини, Свет, мне нужно бежать, сама понимаешь...
  -- Конечно понимаю. Всего тебе...
   Из телефонной трубки раздались прерывистые гудки.
   Но обижаться было незачем. У Наташкиного отца сегодня день рожденья, а подарок не куплен - в выходные дни тот самый магазин спорттоваров не работал.
   Может, именно поэтому никто не звонил с проверками "как там наша доченька"? Ждали, что она сама позвонит.
   Наташа действительно позвонила домой, с мобильного Дениса. Чтобы домашний АОН не определил где именно она находится. Хотя родители немного удивились, что у далеко не самых богатых родителей, Светкиных, есть деньги на такие дорогие игрушки.
   Собственно, телефон телефоном, а до магазина добираться ведь надо? Но подбросить на машине никто не согласился. Причем в основном - по причине ее отсутствия. Два еще не пришедших в себя "водителя" дружно храпели на полу, а пытаться раскочегарить их монстро-мотоциклы - занятие не из легких. Наташке показалось, что лучше их не беспокоить, поэтому оставался один вариант - такси или попутка.
   Однако на улице не оказалось не то, что такси, а даже вообще каких-либо автомобилей. Денис предложил, было, все-таки позаимствовать один из байков друзей, но Наташке не хотелось, чтобы родители увидели ее в компании такого молодого человека, поэтому она отказалась. Ведь оставался еще один запасной, но малоприятный вариант - добираться домой на трамвае.
   Похоже именно этому занятию придется посвятить ближайшие тридцать-сорок минут жизни. А то и больше - надо и за подарком заехать.
   Прощальный поцелуй Дениса не принес почему-то никакой радости.
  
   Вот так и жизнь пройдет, думалось Наталье Петровне. В постоянных поисках стабильного заработка, в попытках обустроить жизнь троих детей и нерадивого пьяницы-мужа. Она понимала, ради чего терпит все происходящее вокруг: знала, что соседки шепчутся за спиной, дура, мол, жизнь свою губит. Но ей, воспитанной в религиозной семье, казалось, что это - лишь испытание и там в полной мере зачтутся те добрые и не очень поступки, которые удалось совершить за неполные сорок три года.
   Впрочем, в последнее время вера в лучшую жизнь становилась все крепче. И дело даже не в пресловутом "экономическом подъеме" страны - все понимали, что это пустая болтовня; просто два старших сына уже потихоньку начинали подрабатывать, пусть и на автомойке, пусть и деньги тратили исключительно на себя, но они понемногу привыкали сами добывать средства и, возможно, скоро начнут жить самостоятельно.
   С двумя китайскими клетчатыми сумками неимоверных размеров было довольно тяжеловато подняться в вагон трамвая. Еще труднее обычно бывает не вызвать возмущения пассажиров, озлобленно косящихся на баулы. "Торговка", "мешочница" обычно слышится со всех сторон, иногда даже исковерканные чьим-то особо острым умом матерные выражения применительно к работникам торговли. Но ведь не объяснять же каждому встречному, что в районе, где живет семья Натальи Петровны, из продуктов питания есть только жвачки и чупа-чупсы в киосках, вот и приходится ездить за пропитанием. Причем в целях экономии - раз в неделю, а то и реже.
   Но сегодня вагон был полупустой. Какой-то молодой человек даже согласился помочь втащить сумки. И даже смог их втащить, несмотря на свой довольно неатлетический вид.
   Поблагодарив за помощь, Наталья Петровна окинула взглядом вагон. По левую сторону, где одинарные сидения, заняты только четыре места - тот самый молодой человек, старичок под семьдесят лет, школьница с огромным рюкзаком и какой-то обросший организм неизвестного пола, расположившийся в самом конце вагона. Справа же ситуация не намного отличалась: сдвоенные сидения занимали два паренька лет двадцати-двадцати пяти, находящиеся явно "под градусом", и сидевшая впереди них девушка в юбке-мини, демонстративно закинувшая ногу за ногу.
   И всё. Кондуктора-контролера видно не было, впрочем он мог находиться во втором вагоне. Да, встречи с ним желательно избежать или притвориться, что уже оплатила проезд. Впрочем, людей совсем немного - затеряться в толпе не получится. Наталья Петровна, тяжело вздохнув, принялась искать в кармане последнюю мелочевку...
  
   Глава 2. Час первый.
   Иногда мне нравится играть в такую игру: "Кирдык" называется, это я сам ее придумал. А вот в чем суть. Если сделал хороший поступок - значит удалось оттянуть Армагеддон на пару минут, если плохой - значит приблизить на пару часов. И вот что самое странное - ни разу не удавалось к вечеру приблизить Большой Капут меньше, чем на половину суток. Разве что утром наделать хороших делов, а потом лечь поспать или бездельничать целый день. Вот только за это время все равно произойдет то, что я мог бы и предотвратить... Так что этот метод тоже себя не оправдывает.
   Но "плюс две минуты" уже удалось заполучить - я помог какой-то женщине втащить в вагон огромных размеров сумки. Признаться, думал, что надорвусь: она что там все награбленное правительством в бриллиантовом эквиваленте таскает, или как? Хотя, наверное, нет. Тогда двумя чемоданами не обойтись, двумя "КамАЗами" - и то вряд ли.
   Впрочем, неважно... Пусть там хоть дерьмо собачье, лишь бы не воняло сильно. А то мне ехать еще фиг знает куда.
   Женщина с сумками села как раз по правую сторону от меня - на одном из сдвоенных сидений, свои баулы она кое-как затолкала поближе к стенке. Затем усердно начала рыться в карманах, словно выискивая чем бы расплатиться за проезд.
   У меня почему-то возникла идея добавить еще две минутки. Вообще-то, не очень люблю делиться деньгами, но мелочь - не деньги, тем более, мало ли в какую ситуацию можно попасть, может быть, действительно кошелек потерялся или карман в дырках, как у меня. А кондуктора у нас нынче строгие - вышвырнут вмиг, и пикнуть не успеешь. Собственно, я сам не видел, мне один товарищ на работе сказал, а уж ему-то на слово верить я могу.
  -- Мелочь потерялась? Если не возражаете...
   Но она, изрядно покраснев, перебила меня даже не дослушивая:
  -- Нет-нет... Спасибо, не стоит...
   Хм... Даже не знаю, ладно, засчитаем это как "плюс одна минута".
   Сидя в пол-оборота я принялся разглядывать пассажиров. Через одно сиденье за этой самой "тетенькой" находилась девушка лет восемнадцати. С выражением какого-то превосходства на милом личике, с демонстрируемыми на весь вагон оголенными ножками, их обладательница витала где-то в облаках. Впрочем, что может в этом возрасте заботить такую красавицу? Разве что чрезмерное количество поклонников.
   В мои планы не входило становиться одним из них, поэтому я перевел взгляд на других объектов. Таковых было в количестве "два штуки". Два паренька, на вид явно поддатых или "обдолбленных", горячо спорили о чем-то между собой. Делали они это на удивление негромко, как для изрядно м-м... нетрезвых. Хотя разобрать некоторые слова было можно, особенно мне, системному администратору небольшой фирмочки. М-дя... ребята, похоже, яростные "компутерщики" - они спорили где в Word'e находится пункт "Сохранить", в "Сервисе" или в "Правке" (некомпьютерная аналогия: где растет картошка - в овощном магазине или на местном рынке?).
   Оставив их разбираться в такой непосильной задаче, я продолжил осмотр. Позади меня, как раз напротив той самой... м-м... девушки, расположился старичок, на вид лет под восемьдесят. Он особо не обращал ни на кого внимания - смотрел себе в окно, поэтому я и не стал на нем долго останавливаться.
   Пассажира, сидящего за ним, разглядеть не удалось, но, судя по огромному портфелю, находившемуся рядом, нетрудно было сделать вывод, что это - школьник или школьница каких-то там начальных классов. Точно! Школьница... ну, или пришибленный пятиклашка с косичками.
   Последним в вагоне был обнаружен мирно дрыхнувший субъект непонятной наружности, национальности и пола.
   Собственно, больше людей не было, чему я очень удивился. По рассказам тех, кто каждый день ездил на работу трамваем, там постоянные давки и толкотня. Хотя в нашей жизни верить другим особо не приходится, иногда трижды подумаешь перед тем, как поверить себе самому.
  
   Для кого-то время шло, для кого-то - неслось со страшной скоростью. Мне, признаться, было как-то все равно: последний день перед отпуском; медленно, но уверенно я приближался к месту работы, но лишь для того, чтобы, поставив на какой-то бумажке свою загогулину-роспись, стать свободным человеком по крайней мере дней на двадцать.
   Так что не было причин ни торопиться, ни тянуть резину.
   Хотя, признаться, было немного нудно трястись в почти пустом и неинтересном вагоне и смотреть сквозь стекло на абсолютно пустой и неинтересный город. Надо с кем-то поболтать. Так что, набросав в голове все плюсы и минусы возникшей затеи, я все-таки повернулся к дедуле, расположившемуся, как я уже отмечал, через одно сиденье сзади меня. И задал тот самый вопрос, который уже добрых полчаса крутился у меня в голове:
  -- Извините, не скажите ли, отчего это на улице людей не шибко много?
   Он кажется даже не удивился такому странному вопросу, равно как и мне, неожиданно повернувшемуся и начинающему расспросы безо всяких предисловий. Его глаза на миг сузились, он как будто о чем-то задумался (не в смысле "даже думать умеет, круто"), а затем выдал то, чего я никак не ожидал:
  -- А вы, молодой человек, уверены, что мы вообще едем по той улице, где обычно ходит "тройка"? - Не обращая внимания на мою реакцию, дедуля продолжил, - уже два десятка лет езжу этим маршрутом, а первый раз не могу понять, куда же нас занесло.
   Дед еще немного подумал и, как бы в оправдание, добавил:
  -- Без четверти век ведь здесь живу, город-то успел изучить...
   А я хоть и в три раза меньше еще не отмахал, но тоже казалось, будто не туда рулит наш водила. Может он на другую колею нечаянно свернул? Ага, а теперь пытается вернуться назад, колеся по каким-то непонятным местам... Сомнительно, бред все это.
  -- Простите, а Вас как зовут? - решил спросить я.
  -- Александр Маркович, молодой человек.
   Я встал и подошел к деду и, протянув руку, представился:
  -- Антон.
   Мы обменялись рукопожатиями.
  -- Пойду посмотрю, узнаю, куда он нас везет, - я указал на дверь, ведущую в кабину трамвая.
   Уверенным шагом я направился в ней. Но вдруг трамвай резко повернул влево, тем самым бросив меня на женщину с огромными сумярами. Собственно, через несколько секунд инцидент был исчерпан, только напоследок она сказала:
  -- Знаете, мне тоже кажется - не туда мы едем...
   Ну что ж, легче от этого не стало, хотя вероятность того, что нам с этим дедом... как его... Марковичем показалось, - уменьшилась. Если это не массовая галлюцинация.
  
   Хм, странно. Обычно стекло у водительской двери - прозрачное, а тут - затонировано покруче, чем в новорусских иномарках. Разглядеть за ним ничего не возможно, да я и, собственно, не пытался: все равно сейчас этот "рулильщик" будет иметь бледный вид. Я дернул за ручку, она не поддалась. Тут я взглянул на пол: ага, дверь-то на полозьях, ее влево тянуть надо, а не к себе. Но влево она тоже не думала поддаваться, равно как и в остальные стороны света. Немного покрутив для приличия ручку и постучав в дверь (как же я раньше-то забыл!), я обернулся в вагон и сказал:
  -- Если кто-нибудь хочет попробовать открыть - милости прошу, если нет - будем выбивать силой.
   Желающих, видимо, не нашлось: дед и тетка с баулами, две девчонки и субъект бомжеватого типа явно на эту роль не годились, а два паренька горячо спорили между собой и не обращали на окружающих никакого внимания. Более того: меня просто проигнорировали. Иногда такое бывает, и я думаю, может я этого вслух и не произносил вовсе? Тогда вид у меня, наверное, глупейший: когда ответа жду на не поставленный вопрос.
   Я, было, собирался брать разбег, чтоб снести дверь к чертям, но трамвай неожиданно остановился. И через переднюю дверь в вагон ввалился некоторый "человечище", по внешнему виду здорово напоминающий мирно дрыхнущего на заднем сиденье бомжа. В руках его был старый облезлый баян.
   Оттеснив меня в сторону, он обратился к пассажирам:
  -- Здравствуйте... Послушайте, пожалуйста, а ежели понравится - не пожалейте копейку-другую.
   И затянул под стоны доходяги-баяна:
   Обращаться к вам не стал бы никогда,
   Но заставила настигшая беда:
   Я ведь раньше тоже человеком был,
   Радовался утру, жизнь свою любил.
   Был сынишка у меня, 21 годок,
   Он в Афганистан ушел - а пришел без ног,
   Вот уже который год встать не может он,
   Хотя был он в армии первый, чемпион.
   Я прошу не для себя - сколько там мне жить -
   Хочется мне только сына оживить.
   Чтобы он опять как все на земле стоял,
   Чтобы в светлый, ясный день взгляд его сиял.
   Признаться, я и раньше видел всяких попрошаек: и детей-беспризорников, гнусавящих "Ах, зачем я на свет появился...", и цыганок с тряпками, изображающими их несчастных детей, и просто бредущих инвалидов и стариков. Но меня всегда цепляло за душу, если человек... даже и не знаю как сказать... старается, что ли... от себя просит... А хрен его знает как объяснить! Я порылся в кармане и достал несколько мелких монет.
  
   Итак, прошло еще минут десять. Я решил снова попытаться открыть дверь. Предварительно постучал по ней и, подождав для уверенности десяток секунд, приготовился к выламыванию.
   Короткий разбег, я решительно врезаюсь в треклятую дверцу. Черт! Не поддается ни хрена! Только плечо зазря отбил.
  -- Постой-ка, парень, ты чего это государственное имущество портишь? - слышен голос баяниста.
   Тьфу ты, он оказывается не вышел еще.
   Я возмущенно глянул на него (он устроился на одном из последних сидений и совершенно без смущения орал через весь вагон) и, подражая ему, крикнул:
  -- А у Вас есть другие способы узнать почему мы едем черт знает куда, и уже, кстати, полчаса, как не объявляют остановки по внутренней связи?!
   Тот самый дедуля, Маркович, сначала удивился, а затем и сам одобрительно закивал головой. Честно сказать, мне только сейчас пришло это в голову, я не так часто бываю в трамвае, чтоб знать местные правила и распорядки.
   Уже гораздо тише, едва слышно баянист спросил:
  -- А что, когда я заходил, тоже не объявляли?
  -- Нет, - уверенно ответил я, хотя как раз тогда-то не обращал на это никакого внимания, - а что?
   Он замялся прежде, чем ответить на мой вопрос:
  -- Ну... э-э... я и сам-то не помню где зашел. У меня эти остановки в голове все перепутались, думал: как раз зайду, узнаю куда принесло. Я ведь, собственно, на любой трамвай сажусь, лишь бы народу не слишком много было... Понимаете ли...
  -- Понимаю-понимаю, - ответил я, ничего так толком и не уразумев, - вот только как Вы на остановку попали: пешком или тоже на трамвае?
   На мой вопрос он лишь неопределенно пожал плечами.
   Вдруг та самая школьница с огромным ранцем вскочила со своего места и подошла к женщине с сумками. Она что-то шепнула той на ухо.
   Женщина обратилась ко мне:
  -- Молодой человек... - она замялась, а потом добавила, - ...Антон, я вижу: Вы порядочный человек. Ребенку нужно срочно выйти, сами понимаете... Не могли бы Вы довезти мой багаж до конечной, а там оставить у диспетчера? Я бы следующим трамваем подъехала и забрала.
   Я утвердительно закивал: помочь ребенку "плюс две минуты" и тетеньке с ее поклажей - еще две. Армагеддон постепенно отступал. Сегодня игра "Кирдык" складывалась удачно.
  -- Спасибо большое.
   Они с девчушкой подошли к двери, ожидая остановки. Похоже, не только в моей голове крутилась мысль: наступит ли остановка вообще - как дедуля, так и (что меня достаточно удивило!) девушка-ноги-от-ушей стали всматриваться в сторону движения трамвая, надеясь там обнаружить хоть что-то.
   Но, видимо, нигде останавливаться трамвай не собирался. Я еще раз попытался вломиться в кабину, но попытка, как и ожидалось, не удалась.
   Наконец, я заметил довольно резкий поворот направо. Водитель, кто бы он там ни был, должен явно сбросить скорость, чтобы наша громыхающая бандура не перевернулась к такой-то бабушке.
   Собственно, именно так и произошло: трамвай плавно притормозил, я рванул на себя одну половинку дверей, она со скрипом поддалась и благополучно выпустила изнемогающего ребенка с теткой. Спрыгнув на землю и отойдя немного в сторону, они помахали вслед удаляющемуся трамваю. Я высунулся из двери и в ответ помахал им рукой.
  
   А затем случилось то, воспоминания о чем до сих пор вызывают у меня приступ тошноты.
   ...это были обычные люди, в обычных, немного грязноватых спортивных костюмах, они радостно подбежали к женщине с ребенком, о чем-то заговорили; я видел недоуменный взгляд взрослого человека (той самой женщины), таким он бывает только тогда, когда сталкиваешься с чем-то необъяснимым и сверхъестественным; только обычно всегда находится человек, который растолкует ситуацию, и она больше не покажется невероятной, загадочной, страшной; маленькая девочка ничего не могла объяснить взрослой тете, а даже если и поняла бы что-то сама - рассказывать было бы некому; молниеносным жестом один из... них... достал из кармана спортивных штанов охотничий нож и полоснул по горлу ничего не соображающую жертву; а ребенок все так же держался за руку трупа, еще не успевшего упасть на землю и орошавшего всех и вся темно-бордовой кровью; двое других подхватили девчушку, четвертый... четвертый достал топор и замахнулся над уже валяющимся трупом...
   Что произошло на повороте после, я так и не узнал. Меня вырвало, мышцы ослабли, я едва не вывалился из наполовину открытой двери. Но чьи-то руки подхватили меня и оттащили вглубь вагона. Мир погрузился во тьму...
  
   Глава 3. Знакомство.
   Очнулся я почти сразу же. Причем не сам по себе, а от жуткого визга. В голове мелькнула мысль: или она еще жива, или это вопит схваченная школьница. Но почему тогда звук такой громкий?
   Открыл глаза: я лежу посреди вагона, надо мной склонился дедуля, а немного левее его сидит Ноги-от-ушей, таращится на меня и визжит как резаная. Я поворачиваю голову еще левее и вижу то, от чего хочется орать еще громче ее: из моего левого плеча торчит нечто, похожее на стрелу или дротик, но только оно еще извивается, шипит и пытается дотянуться своим дециметровым отростком до моей шеи. Я вырываю эту хрень из себя, поднимаюсь на ноги и, не обращая внимания на резкую боль в плече, топчу, топчу, топчу... И когда это превращается в кашу, в слизь, размазанную по полу, я успокаиваюсь и сажусь на твердокаменную седушку.
   Визг резко обрывается. Девушка смотрит на меня, потом на деда, а затем решает высказаться именно мне:
  -- Давай, говори! Что произошло? Какого хрена мы все должны ехать и притворяться, будто все нормально?! Будто каждый день на улицах никого не видно, и трамвай едет себе хер знает куда. Все, как ни в чем не бывало, беседуют, эти козлы еще (сидящие сзади нее пацаны, уже несколько минут находящиеся в недоумении, ничего не возражают) ржут, на меня пялятся. И ты с этим дедом о чем-то шепчетесь.
   Я пока молчу, надо дать человеку выговориться. А она, еще более осмелев, продолжает:
  -- Давай, суперагент херов, поделись соображениями. А то мы тут - люди темные - ничего в окружающем не смыслим.
   Она выжидающе смотрит. Через полминуты я спокойно спрашиваю:
  -- Это всё?
   Она все с таким же вызовом отвечает:
  -- Пока хватит. А у тебя что?
   Я еле сдерживаюсь, чтобы не ответить: "У меня?! Тебя, не касается, клизма дырявая!!". Но нужно держать себя в руках, тем более, что клизма - это процесс, а то, что все ею называют - это резиновая груша.
  -- Херов суперагент трижды подумает, прежде чем делиться своими соображениями с такой су... суровой собеседницей.
   Мои слова производят должный эффект: она сникает, весь боевой запал куда-то улетучивается.
  -- А что до ситуации, - продолжаю я, - я знаю не больше остальных: утром нужно было ехать на работу, метро - закрыто, на такси денег нет, а если бы и нашлись - ни одной машины на улице, даже странно.
   И уже гораздо тише добавил:
  -- И людей тоже нет. Почти никого.
   Минутное молчание. Я смотрю на людей, невольно ставших пассажирами этого адского трамвая. И роняю такую фразу:
  -- Есть ли здесь человек, который совершенно иначе попал в этот трамвай?
   Молчание. Дедуля отрицательно качает головой, Ноги-от-ушей съеживается и говорит "нет", два уже окончательно протрезвевших пацана тоже ничем не возражают, бомж (все-таки он мужского пола, о чем свидетельствуют ... нет, не первичные половые признаки, а свалявшаяся борода и неопределенного цвета усы), еще не въехавший что к чему, за компанию кивает головой, мол, тоже нет. Остается только баянист, собственно, с ним на эту тему уже разговор был.
  
   Проходит минута-другая. Все молчат, молчу и я. Собственно, организаторскими способностями я никогда не мог похвастаться, а корчить из себя героя здесь не хочется тем более.
   О, кажется, началось какое-то движение среди двух пацанов: один вспоминает какой-то идиотский американский фильм, когда все исчезли, второй - книгу не то Кинга, не то Дина Кунца. В их разговор встревает Ноги-от-ушей, пытается тоже показать свои знания в области кинематографии и разных ужастиков. Начинается типичное "в черном-черном доме" с Федей Крюковым в главной роли.
   Возможно, чтобы прервать их треп или по каким-то другим соображениям дедуля произносит:
  -- И что же будем делать дальше, молодежь?
  -- Как "что"? Выходить, как только до остановки доедем, - отвечает один из пареньков, и тут же добавляет уже менее уверенно, - или на конечной.
   Тут уже моя очередь возражать:
  -- А вот этого я делать никому не советую...
   Все ждут объяснения, поэтому я продолжаю:
  -- Видели, что случилось с ними? (Я киваю в сторону двух битком набитых китайских сумок и одинокого школьного ранца) А я, к сожалению, успел заметить. И впечатлений ... хватит на всю оставшуюся жизнь. Рассказывать, или замнем - это не для слабонервных?
  -- Мы и так уже кое-что видели, - фыркнув, бросает Ноги-от-ушей, намекая на непонятное что-то, попавшее мне в плечо. Хотя как раз ей-то следовало бы помолчать: визг устроил кто, Пушкин?
  -- Ладно, как знаете...
   И я рассказал о том, что заставило меня вернуть завтрак природе...
  
   Наверное, делать этого все же не стоило. А я, идиот, наоборот - с подробностями. Хотя и не с целью поиздеваться - думал, если не упущу ни единой детали, хоть у кого-нибудь возникнут какие-то предположения и соображения.
   Пока таковых не было. Все ударились в легкую панику, даже говорили, что я это все придумал или мне почудилось.
  -- Хотелось бы верить, что это галлюцинация, - ответил я, - но пока что давайте исходить из правдивости всего увиденного и услышанного.
   Я пробежался по лицам людей: вот, черт, надо бы как-то выбираться изо всего этого говна, только как и куда - никто не знал ответа.
   Снова возникшее молчание прервал один из пареньков:
  -- Давайте хоть познакомимся, что ли? Беда ведь общая - выбираться тоже всем вместе надо...
   Хм, хорошая идея, я-то как-то сразу и не догадался. Да и пассажиры все как-то поуспокоились, даже несколько обрадовались возможности отвлечься от необъяснимых недавних происшествий.
  -- В общем, меня зовут Слава. Вячеслав, значит. Недавно исполнилось восемнадцать. Студент второго курса.
   Слава кивнул своему товарищу, как бы передавая эстафету, тот немного помялся, и как-то нехотя заговорил:
  -- А я - Гена. Мы со Славкой в одной группе учимся... на компьютерщиков.
   Я вовремя подавил смешок, вспомнив их "хакерский" диалог. Хотя, если так посудить, все когда-то начинали с нуля. Может, в будущем эти ребята и меня обойдут на сто очков вперед.
   Следующей представляла себя та самая Ноги-от-ушей:
  -- Хм, так. Мое имя Наташа, я учусь... пытаюсь учиться... в школе, в десятом классе. Мой возраст пусть останется в тайне.
   Тю, блин, кого ее возраст интересует! Уж не меня-то точно... Ладно, замяли, тем более, что сейчас мой черед:
  -- Можете звать меня Антон. Мой возраст (тут я начинаю кривляться, подражая... м-м... Наташе) пусть узнают все: двадцать лет и... э-э... четыре с половиной месяца. Работаю я (перевожу взгляд на пацанов) тоже "компьютерщиком" - системным администратором.
   Я смотрю, дед даже заулыбался: странно, он что ли забыл, в какой мы ситуации. Хотя я тоже ни к селу ни к городу юморить начал. Но с другой стороны: это, может быть, и избитые слова, но нужно не впадать в панику и сохранять присутствие духа. Иногда уместны даже такие заезженные фразы.
  -- Александр Маркович - моё имя-отчество, - представился всем дедуля, - работал, значит на заводе им. Шевченко в 109-м отделе, пока его не расформировали. Потом на рынке стоял: снастями рыболовными торговал, безделушками разными и сувенирчиками. А сейчас на пенсии, вот, как видите.
   Тут он замолчал, давая понять, что больше ему сказать нечего. Бомжеватого вида мужичок снова впал в анабиозное состояние, наверное считая, что всё это ему просто снится. Поэтому остается только баянист. Он подходит ближе, собирается сесть на место школьницы, но затем его будто передергивает и он садится обратно на свое место: в самом конце вагона.
  -- Чего мне говорить-то о себе? - в раздумье спрашивает он, - всё, вроде бы, сказано. А... меня называйте просто Иннокентьич.
   Уже хорошо: все как бы перезнакомились.
  -- Теперь давайте думать, что же все-таки с нами произошло, - предлагает один из пареньков, кажется, Слава: я их еще толком не запомнил.
  -- Можно даже в том же порядке высказываться, - продолжаю его мысль я. Чего и говорить: толковый парень. И знакомиться первым догадался, и обсудить раньше всех захотел. Даже обидно как-то. Нет, это я шучу: чего обижаться, если кто-то быстрее тебя думает? Наоборот, надо стараться его превзойти и всё такое, как в боевиках американских. Там герои всегда соревнуются в количестве умерщвленных противников, поминутно "спасая задницы" друг друга. Да уж, меня всегда поражал тот факт, что они все свои мысли привязывают непосредственно к пятой точке опоры. Помню как-то даже прочел американскую книгу, так там герой собирался "спасать задницу Бога"! Это ж где такое видано?! Я хоть и атеист, но всё равно: такую чушь гнать - лучше б с этой книгой в туалет сходить. Я бы так, наверное, и сделал, если б книга моя была. Разумеется, отодрав предварительно обложку. А если серьезно, я бы её просто не купил.
  -- Ну тогда дайте мне немного подумать, - отвечает Слава, и буквально через десяток секунд продолжает, - вот что я думаю по этому поводу: мне вообще-то кажется, что всё это сон, и я сейчас дома дрыхну, но если это не так, то... по-моему, это инопланетная атака или что-то в этом духе...
   Не дав ему до конца договорить, вступает его товарищ:
  -- Да, и скорее всего это что-то типа зергов из "Старкрафта". Помните, там они со всякой биотехникой на людей нападали? И... стрела эта... тоже их работа.
   Слава пихает соседа в бок и неодобрительно смотрит:
  -- Чего ты мелешь? Какие зерги? Это не компьютерная игрушка, Генка!
  -- А что: твои инопланетяне лучше, так что ли? - парирует тот.
   Они собираются пуститься в пререкания, но их безапелляционным голосом останавливает Наташа:
  -- А теперь можно мне высказаться? - задает она риторический вопрос, - по-моему, это вообще черт знает что: либо дурацкий розыгрыш, либо действительно сон! Если это чьи-то шуточки, то он об этом сильно пожалеет.
  -- Только не надо на меня так смотреть, - слышу я свой собственный голос, - чтоб так разыграть надо сначала хорошо головой об стену удариться. А если это сон, то чей именно? Мой, или твой, или Александра Марковича? Мне кажется, что это очередной неудавшийся научный эксперимент. Или наоборот: удавшийся - в зависимости от поставленных целей. Если так оно и есть, то можно сделать вот что: как можно скорее выбраться из зоны испытания.
  -- Верно, - поддерживает меня дедуля, - не могут же они всю страну... испытывать. И надо бы, - добавляет он, - найти устроителей этого балагана. Вам слово, Иннокентьич.
   Тот все-таки поднимается со своего места, и садится в кресло перед дедом. Я тоже присаживаюсь (подумать только: минут десять торчал на проходе, при пустом вагоне-то). Баянист произносит:
  -- Сын, как с войны вернулся, говорил: никогда не думай, что вокруг тебя - миражи. Всё реально: каждый шорох исходит от врага, каждый шелест кустов, каждая пуля... Поэтому, сдается мне, что никакие это не опыты - просто жизнь так повернулась, что все кроме нас одичали. И бороться с этим нельзя - нужно приспосабливаться. Эх... (он обводит всех нас тяжелым взглядом) ... как будем действовать, не всё время ведь ехать?
   Действительно, рано или поздно мы куда-нибудь попадем. Пусть и рельсы эти длиной в десятки километров, но ведь трамвай зачем-то едет? Кстати, непонятно, кто им управляет: сам бы он не рулил, потому что на поворотах всё-таки притормаживает, а потом разгоняется снова. А может во втором... СТОП! Тут же еще второй вагон есть! Вот это чудила, как же я сразу не додумался?!
  -- А давайте мы сначала со вторым вагоном познакомимся, может они чего подскажут?
   Пять пар глаз сначала с недоумением, а затем с восторгом уставились на меня. Я аж заулыбался. Нет, на самом деле нет. Никто не улыбался, и восторг был разве что в моем воображении: сразу же возникли сомнения, не ждет ли нас там сюрприз, в другом вагоне. Но размышления были неожиданно прерваны...
   В заднее стекло кто-то стучал. Первой мыслью было, что они сумели догнать трамвай. Я сразу схватил баян, намереваясь хотя бы им сбить преследователя. Наташка закричала, пацаны повыпрыгивали со своих мест, и оба пенсионера (не знаю почему, баянисту, я приписал лет шестьдесят) тоже приняли достаточно воинственный вид. Человек отпрянул от стекла, с трудом удерживая равновесие на рычаге, соединяющем вагоны. Он отрицательно замотал головой и постарался развести руки в стороны: скорее просто, чтоб не упасть, нежели для демонстрации своих намерений.
   Я приоткрыл вентиляционную форточку в конце вагона и осторожно высунул голову.
  -- Откройте двери, я из заднего вагона, - прокричал человек.
  
   Глава 4. Второй вагон.
   Я передал его просьбу паренькам, и те отодвинули в сторону половинку задних дверей. Человек из второго вагона стал ногой на внешний габаритный фонарь (он у наших трамваев приличного размера), затем ухватился за край открытой дверцы. Взявшись обеими руками покрепче, он оттолкнулся ногами и наконец очутился в нашем вагоне.
  -- Ну, - произнес он, - разрешите представиться: капитан заднего вагона этого трамвая, если можно так выразиться, Игорь Андреевич.
  -- Антон, - в свою очередь ответил я.
   После обмена рукопожатиями он сражу же предложил:
  -- Давайте переберёмся в один вагон, чтобы вместе решать, как дальше действовать.
  -- Ладно, - говорю, - я не против, сколько вас там человек? Здесь места хватит...
  -- Э, нет. Боюсь, Антон, это невозможно: у нас с ребёнком годовалым есть пассажиры, и старушки две, которым сюда точно не добраться.
   Признаться, здесь я заподозрил что-то неладное: получается он заранее планировал переправить нас в этот свой второй вагон. Это интересно зачем? Хотя с другой стороны, может их капитан и дело говорит: не морзянкой же нам перестукиваться! Лучше я сначала разведаю что к чему. Не то, чтоб я такой храбрый, просто терять-то особенно нечего...
  -- Давайте, - предлагаю я, - мы с Вами перелезем, подумаем, как бы организовать переправу.
  -- И то верно: у вас ведь тоже шварцнеггеров негусто, попробуем что-то сообразить, - одобряет он.
  
  -- Знакомьтесь, это Антон, - подводя меня к центру вагона говорит Игорь Андреич, - их капитан.
   Я вообще-то сначала собирался возражать: не люблю быть лидером, в том смысле, что оно-то приятно, но до тех пор, пока не случаются неприятности и ответственность не переходит полностью на тебя. А потом подумал, что, в принципе, кому еще у нас главенствовать. Да и вообще: какие сейчас могут быть лидеры или капитаны, когда вокруг творится черт знает что!
  -- Павел, - прервал мои размышления какой-то тощий паренек, - можно просто Паша. Экскурсовод в Музее природы, что по улице Тринклера. Хотя учился на физика, так сказать. Только они сейчас никому у нас не нужны, а на лоток - тоже не очень хочется.
   Да уж, это он точно подметил. Когда у нас ни черта не производят, а ввозят всё из-за границы, впору только это "добро" реализовывать. Или сам останешься без штанов и куска хлеба. Странно, что хлеб еще свой пекут, а то могли бы какую-нибудь американскую резиновую синтетику толкать, типа макдональдсовских биг-маков, или как оно там у них называется.
  -- Клавдия Семёновна я, - представилась одна из двух сидящих рядом старушек, и жестом показала на вторую - а это, значит, Лидочка, сестра моя. Только Вы, молодой человек, смотрите: она слышит очень плохо, как раз к лекарю добирались, а тут такая оказия.
   М-да, глядя на этих бабулек, сразу становится понятно, почему Андреич не хотел перебираться в наш вагон: они и по твердой земле ходят еле-еле. Ладно, может, в их возрасте меня уже в железный ящик закатывать будут.
  -- Меня зовут Лена, - робко произнесла девушка справа от меня, - учусь в Институте радиоэлектроники по специальности интеллектуальная собственность, на первом курсе.
   Чего о ней сказать можно? На вид, вроде бы, симпатичная, но немного... домашняя что ли? Таких я обычно называю "идеальная жена" или что-то в этом духе. Их на дискотеки-кино водить не стоит - разве что на балет какой-нибудь, раз в сто лет. Ну это я перегнул, конечно, просто мне такие девушки не особенно нравятся. Нет, в смысле, оно-то может и... э-э... в общем, замяли тему.
   Следующим заговорил какой-то дед в мафиозной шляпе тридцатых годов прошлого века:
  -- Очень приятно, молодой человек. Можете обращаться ко мне Евсей Ильич. Сейчас я на пенсии, а до этого работал контролером в трамвае как раз этого маршрута.
  -- Кстати, - перебил Игорь Андреевич, - именно дядя Сева заметил, что мы как бы не туда едем. Где-то минут через пять, как проехали Театр юного зрителя.
  -- Да-да, - оживился "дядя Сева", - я-то наизусть знаю все маршруты, а "троикин" - так тем более. И вдруг вижу: скоро ж на Пролетарскую площадь должны вырулить, ан-нет: дома какие-то другие, хотя магазины, вроде бы, те же. Да кто их поймет: столько сейчас одинаковых "продакшнов" буржуйских. И "шопов" наплодили...
   Е-мое, сдается, не у одного меня такие мысли! Неужели кого-то еще интересует отечественный товаропроизводитель? Не в том смысле, что я готов в авоське носить микроЭВМ "Специалист" 80-го года вместо моего тошибовского ноутбука: просто есть наши вещи, которые не нуждаются в замене на импортные. Например, те же конфеты "Мишка" - на их крашенные чупа-чупсы с привкусом свежей мочи.
   Мой взгляд остановился на молодой маме с годовалым ребёнком на руках:
  -- Здравствуйте, Антон. Я - Ирина Сергеевна, а это вот - Сашенька.
   Она, было, собиралась еще что-то поведать, но тут "Сашенька" демонстративно заверещал, переключив на себя всё внимание своей родительницы. Ох уж эти детки: по-моему, самый тошнотворный возраст ребёнка - до восемнадцати лет включительно. Шучу, детей примерно до четырех годиков я совсем не переношу, а дальше всё зависит от воспитания. Если дитё - семьи с достатком, то начинаются капризы "купи то, купи это". А если как из моей, то вполне нормальные получаются. Вот опять сам себя похвалил.
   Я посмотрел на школьника, что сидел за мамой этого визгливого Сашеньки, он явно стеснялся, что взрослый человек хочет с ним познакомиться. Честно сказать, мне тоже было как-то неловко: стоять как на каком-то осмотре, но если нам всем вместе нужно выпутываться... А, к черту! Еще успеем этим себе настроение испортить. Чего пацан-то молчит?
  -- Привет, - говорю, - я - Антон. А тебя как звать?
  -- Санька, - отвечает, - я во втором Б классе учусь. Еду в школу.
   Да, малыш, пронеслось у меня в голове, многое я бы отдал, чтобы мы хотя бы к твоей школе приехали.
   Больше из него выудить ничего не удалось, поэтому я переключился на парочку молодых людей, которые в обнимку сидели на сдвоенном сидении. Первым заговорил паренек:
  -- Я - Дима. Семнадцать лет мне. Учусь в нашем Радиотехникуме...
   Я перебил его, не дав договорить:
  -- Серьезно?! Я ж сам пару лет назад его окончил!
   Мы как старые приятели пожали друг другу руки. Вот так совпадение: два ХРТТшника в одном вагоне! Интересно, как там у наших преподов дела?
  -- Да всё так же, - ответил Дима, - Михалыч как обычно грузит про ММХ и умножение в сопроцессоре.
   Рассмеялись на эту шутку трое: еще и девушка Димы. Я даже удивился: неужели он ей про такое рассказывает? Но объяснилось всё гораздо проще:
  -- Я пока что на первом курсе ПР, но Михалыча уже видела. А Димка - на ОТ, третий курс.
   Ну дела! И я отэшник ведь! Сейчас еще выяснится, что Сан Саныч у него микропроцессорную технику читает. Нет, он оказывается ушел в частную фирму работать. А что, тоже правильно: теперь хлебушек сможет с маслом кушать, а не корки грызть. Я ведь мог там остаться, на ВЦ, например, или в лаборатории какой-нибудь. Только это всё бесперспективно. В общем, неважно.
   Кто это там сидит, словно от мира отрешенный? Судя по всему, девушка. И опять таки судя по всему, ей абсолютно всё равно, что происходит в окружающем мире: головой уперлась в коленки. Плечи подрагивали в такт едва слышным всхлипываниям.
   Настроение у меня сразу снизилось до нуля. Черт знает что: мы так довольно лыбились, что даже не обратили внимание на ситуацию, в которой оказались. А точнее, старались всеми возможными способами о ней забыть. Похоже это единственный человек, который охватил всю картину в полном объеме: на мой вопрос, что же с ней стряслось я услышал такое:
  -- А чего радоваться? Что мы умрем все вместе, а не по отдельности? Вы видели как её разрубили на куски? (Я даже не успел вставить, что да, видел) И как они стреляли непонятно чем извивающимся. Вот (она показала на темно-зеленый след на стекле и расходящиеся от него трещинки) сюда оно ударилось. А сколько еще выдержит стекло? И пусть, если и не разобьется: хоть кто-нибудь догадывается, куда мы едем и сколько это займет времени? Или давайте все спрыгнем к этим... аборигенам. А если просто ехать: сколько мы продержимся? Нам же кушать нужно, хотя бы периодически. И в туалет ходить, в конце концов! Как вы себе это представляете? И вообще (её голос понизился до такой степени, что удалось расслышать только конец фразы) ... умрем.
   Вот так я, да и все остальные, были возвращены к реальности. Возникла неловкая пауза: каждый пытался то ли оправдаться молчанием перед остальными, то ли перед самим собой.
  -- Давайте, - предложил капитан этого вагона, - переправим сюда остальных пассажиров и вместе всё обсудим.
   Чем мы и были заняты примерно с час. Происходило это примерно так. Закрепили по тросу (благо, в рубке второго вагона двери оказались не заперты, и там нашлись кое-какой слесарный инструмент и длинный промасленный трос) на крыше каждого вагона. Человек держась за него, отталкивался от подножки и спрыгивал на соединительный рычаг. Таким же образом он переправлялся с рычага на подножку передней двери заднего вагона.
   Единственным, кого оставили, был тот самый бомж. Он мирно посапывал, при этом источая такое зловоние, что подходить к нему близко никто не решался.
   Так мы все очутились во втором вагоне. Последовала уже привычная процедура знакомства. Оказалось, что подружку Димы зовут Ира, а та девушка, что так прямо вернула нас к реальности работает секретарем и отзывается на имя Марина. Вот так.
  
   Глава 5. Первые шаги.
   Следующим вопросом на повестке дня стало обсуждение всего увиденного, услышанного и замеченного. Я рассказал, что произошло с еще двумя пассажирами, мои слова подтвердила Марина. Она лишь уточнила, как именно меня подстрелили: тот самый, с топором, достал что-то типа арбалета и выстрелил сначала куда-то вперед (в меня, скорее всего), а затем по её окну. Это попыталось присосаться к стеклу, а затем просто было не то унесено потоком воздуха, не то просто упало вниз.
   В общем, вырисовывались такие вот предположения:
   Первое (его поддержали семь человек: кроме нас с дедулей из нашего вагона, "за" высказались капитан, Паша, мамуля с дитём и пара студентов моего бывшего техникума): о каком-то чудовищном научном эксперименте, причём, скорее всего, иностранными государствами проведенным. Нечто, напоминающую Хиросиму, но без таких явных жертв. Мне даже стало казаться, что это всё наши и подстроили, пополнив, как это обычно бывает, карманы тугими, но запачканными чужой кровью, банкнотами. Говорить я об этом, естественно, не стал. По разным причинам.
   Второе: нашествие или просто проделки инопланетян. Эту идею выдвинули ребята-компьютерщики, к ним присоединились школьник Санька и, как ни странно, Марина-секретарь. В какой-то мере я с ними тоже согласился: тех, кто поставил такой эксперимент, впору называть инопланетянами, потому что о родной Земле они совсем не думают.
   Третье: что на это как бы воля Господня и т.п. В принципе, баянист, говорил одно, бабули-сестры - другое, а бывший кондуктор - еще что-то, но смысл сводился именно к этому. И вовсе не стоит сильно переживать, если уж так суждено было случиться. Хотя никто и не говорил, что нужно с этим просто смириться. Необходимо, как сказал Иннокентьич, приспосабливаться, но о том как это сделать - умолчал.
   Окончательно не определилась с ответом студентка Лена: она и поддерживала, и отрицала все три версии одновременно. Стоило только заговорить об НЛО, она соглашалась, мол, с нашими технологиями такого не достичь; но когда обсуждали научную гипотезу, моментально заявляла, что "нечего сваливать всю вину на пришельцев, только наши кретины могли до такого додуматься".
   А та самая Наташа, что обозвала меня м-м... плохим суперагентом, до сих пор твердила о розыгрыше или, в крайнем случае, дурном сне. Разубеждать её никто не стал: наверное все, как и я, мечтали, чтобы так оно и было. Стоит только захотеть - проснешься как ни в чем не бывало и пойдешь заниматься обычными делами.
  -- Можно спросить? - поинтересовался Санька-школьник, - мы кушать что-нибудь будем?
  -- И то верно, - поддакнул капитан (к нему это прозвище как-то само по себе приклеилось) и посмотрел на часы, - без двадцати три уже. Время обеда мы уже даже прозевали.
  -- А что есть-то будем? - вопросительно посмотрел на него баянист.
   Санька закопошился в рюкзаке и вытащил яблоко и помятый бутерброд. Пачка чипсов нашлась у Паши в дипломате. Не густо, если нас... раз, два, три... десять... восемнадцать человек собралось. Пришлось мне сказать, хотя делать этого очень не хотелось:
  -- У женщины из нашего вагона были большие сумки, может так посмотрим? - неуверенно начал я, но никто и не думал перечить, поэтому продолжал дальше, - кто-нибудь со мной сходит: одному не дотащить.
  -- Ну пошли, Антон, - капитан собирался, было, взяться за трос, но его остановил Паша:
  -- Может вы их у нас на рычаге примите, а кто-нибудь отсюда?
  -- Нормально, - одобрил Игорь Андреич, - тогда ребята помогут.
   Он кивнул головой Славе с Генкой, те с готовностью поднялись с мест.
  
   Мы с Пашей наконец очутились в главном вагоне.
  -- Чего хотел, говори сразу, - с нажимом спросил я: это ведь и дураку понятно, что не спроста он сюда вызвался, безопасней всё-таки груз с другой стороны принимать.
   Он не обратил на мою реплику никакого внимания, только пробормотал "где же это... где?" и устремился вглубь вагона.
  -- Что "где"? - догоняя его спросил я.
  -- Это, - ответил он, - куда ты дел это?
   Я стоял в недоумении: кажется у парня начинает съезжать крыша. Что я могу ответить? Только пожал плечами и всё.
  -- Стрелу эту... или дротик, - нетерпеливо объяснил он.
  -- Да по полу размазал! Я не сказал разве? - меня это начинало потихоньку бесить: на кой чёрт ему оно сдалось! Хоть бы объяснил... Мысль закончить так и не удалось: Паша совершил такое, что в пору было думать и о моем лечении тоже.
   Обнаружив темно-зеленое пятно на полу, он подбежал к нему. А затем просто повалился на живот и лизнул застывшую слизь. Хорошо, что мы еще не успели покушать, пронеслось у меня в голове. А то бы меня вырвало второй раз за сегодняшний день. Этот чертов сегодняшний день.
   Потом парень так же быстро вскочил на ноги и стал приближаться ко мне. Признаться, первое, что захотелось сделать - это дать дёру отсюда, и вообще: к дьяволу этот идиотский трамвай, надо сматываться!
  -- Подожди! - крикнул Паша, когда я уже собирался прыгать на проносящийся асфальт, - всё нормально, я не псих.
   Ха, каждый псих говорит то же самое. Нужно прыгать...
  -- Антон, кажется, я нашел отгадку! - выкрикнул он в последний момент. Это и заставило меня остановиться.
   Мы уселись на сдвоенное сиденье.
  -- Я пока вкратце, - предупредил заранее он и начал повествование.
   Говорил он минут десять. Честно сказать, большинство терминов я так и не понял, но картина выходила следующая:
   Примерно месяц назад к нему на экскурсию в Музей природы пришел старичок. Естественно, не один: обычно в одиннадцать часов кроме понедельника собирались желающие посетить знаменитый музей люди, которые не нанимали экскурсовода и не договаривались заранее. А прямо в холле собирали деньги и сразу же приступали к повышению своего культурного уровня. Кроме мамаш с детьми, небольшой группки студентов ХПИ и семейной пары присутствовал также и какой-то старикашка. Я, говорил Паша, даже внимания на него не обратил никакого: обычный любознательный учитель биологии, который еще не успел уйти на пенсию. Но примерно через полчаса тот как-то сразу оживился: когда перешли в отдел насекомых. Стал задавать вопросы, полностью игнорируя остальных посетителей. А мне, продолжал Паша, инструкцией предписано отвечать на любые вопросы, если они касаются стендов, возле которых находится группа. Вопросы деда уж слишком касались насекомых, особенно тараканов различных мастей и пород. Паша отвечал на них более-менее уверенно и точно, и наконец дед отстал. До самого конца экскурсии от него не было слышно ни единого слова. По завершении рабочего дня, как человек достаточно практичный, Паша в общих чертах пересказал эти вопросы одному своему знакомому, чтоб если снова попадётся такой дотошный посетитель, не ударить в грязь лицом. Тот слушал сначала спокойно, затем его глаза округлились и со словами "ты что, рехнулся?!" бросился к какому-то справочнику. Ничего внятного из него больше вытащить не удалось. Он смотрел на Пашу, как на прокаженного, а минут через пять просто выставил за дверь.
  -- Наверное, я что-то не так ляпнул, - с досадой заканчивал свой рассказ Паша, - или приятелю этому, или деду.
   Я до сих пор не мог переварить услышанное, а точнее связать его с непонятными событиями, что творятся вокруг.
  -- А какого хрена ты туда полез, - я указал пальцем на темно-зеленое пятно.
  -- Дело в том, - ответил Паша, - что когда все меня благодарили за интересную экскурсию, дед сказал: "Скоро жизнь будет гораздо лучше, и я начну с одноклеточных". Тогда я только улыбнулся в ответ: наверное, это юмор у биологов специфический.
  -- И ты решил попробовать, насколько стало лучше это говно?! - я снова ткнул пальцем туда.
  -- А вот мы и добрались до самого главного, - с обреченностью каторжника заявил экскурсовод, и сделал многозначительную паузу.
   Она постепенно затягивалась, рискуя просто превратиться в молчание:
  -- И..? - переспросил я.
  -- Эх, похоже, всё это бред, - Паша словно бы констатировал известный факт.
  -- Да я и не спорю, это точно похоже на...
  -- Нет, ты не понял, - перебил он меня, - это действительно бред. В самом прямом смысле слова.
   А затем помолчав добавил:
  -- Массовый.
  -- А к чему тогда вот это, - я изобразил, как он падает на пол и пробует на вкус ту гадость.
  -- Меня это тоже смущает, - он либо не понял вопроса, либо просто притворился, - неувязка здесь какая-то... Может тебе тоже стоит попробовать?
  -- Да ты что, совсем охренел, парень?! - я вскочил с седушки и уставился на него.
  -- Я сам могу ошибаться, - извиняющимся тоном произнес он, - если б ты тоже проверил.
   Мне оставалось только покачать головой: да уж, Пашенька, наверное, в серьезном лечении нуждается.
  -- Давай, - продолжал уговаривать он, - это будет очень важно!
  -- Ладно, - говорю, - фиг с тобой. Но если ты и дальше темнить станешь...
   Я погрозил ему пальцем и двинулся к середине вагона. Уже опустился на колени, но Паша вдруг остановил:
  -- Последний вопрос: как ты думаешь, какое оно на вкус?
   Ух, здесь я был готов дать ему по лицу:
  -- Ты совсем обалдел?! Издеваешься, что ли? - и уже приготовился вставать.
  -- Нет-нет, поверь: это очень важно. Как ты думаешь, какое оно на вкус? - снова повторил он вопрос.
  -- Наверное, как дерьмо обыкновенное.
  -- Нет, я серьезно. Какое?
  -- Я уже ответил.
   Глядя на эту липкую субстанцию ничего больше на ум не приходило. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что это имеет сладкий привкус! Хорошего в этом, в принципе, было тоже немного: какая разница: обычной или сладкой извивающейся стрелой тебя пристрелят?
   С удивлением я посмотрел на Пашу: похоже, он и сам догадался.
  -- Ну, и что ты об этом думаешь, химик? - спрашиваю.
  -- Нет, подожди! Скажи лучше что ты почувствовал?
  -- Да ты и сам знаешь, - огрызнулся я, - сладкое оно, как темно-зеленое пирожное с кремом.
  -- Э, нет! - он победоносно вверх указательный палец, - это я теперь знаю, а полчаса назад не знал.
  -- Логично, - резонно заметил я, - тогда ты о первом вагоне только догадывался...
  -- Брось шутить, Антон, - махнул он на меня рукой, как на непонятливого ребенка.
   А чего махать-то: сам несет какую-то околесицу, меня вон черт знает на что уболтал, и я еще непонятливый!
  -- Вот смотри, - объясняет он, - теперь я точно установил, что это не бред.
  -- Надо же! - я постарался вложить в интонацию как можно больше сарказма, - а Антон с каждым твоим словом и действием убеждается, что это натуральный идиотизм.
  -- А, - он снова отмахнулся, - я ведь серьезно. Понимаешь, если это галлюцинация, то всё в какой-то мере предопределено, правильно? Ну, например, фразы или ощущения какие-то, так?
   Я кивнул головой.
  -- Здесь же (он обвел взглядом вагон) всё как будто тоже... скажем, стандартно. Можно предположить, что это действительно массовый бред, но: во-первых, его (Паша показывает на до сих пор храпящего бомжа) я не мог предвидеть, а вкус вот этого - уже мы оба.
  -- Подожди, - перебиваю я, - ты же почему-то сразу кинулся к этой дряни.
  -- Видишь ли, я забыл упомянуть вот о чем, - после этого сумасшедшего деда несколько раз приходили тоже какие-то странные личности, спрашивали про другие виды, червей, например. Но уже не ко мне, а к другим экскурсоводам. Один из наших мне даже историю такую рассказал, будто тип какой-то спросил, используются ли черви как оружие, а он ответил, что да, в некоторых африканских племенах такое имеет место быть и по сей день. Он, помнится, еще очень гордился своим ответом, потому что сам прочитал об этом всего несколько дней назад. И знаешь, что самое интересное?
  -- Догадался уже, не маленький, - ответил я, - эти червяки тоже имели сладкий привкус.
  -- Нет, - с досадой в который раз махнул он рукой, - похоже ты ничего не понял. Их применяли как ядовитые стрелы для луков. Причем, смертельно ядовитыми: если оно впилось тебе в плечо, считай уже покойник.
  -- Ага, - я сделал знак, мол, всё понятно, - значит, мы уже давно трупы и сейчас в аду или раю, так?
  -- Не угадал, - ответил Паша, - мы сейчас живы, вот только с другими творится что-то неладное. В смысле с... как их Марина назвала... аборигенами, кажется. Не пойму, что с ними-то стряслось. Это, вроде бы, и наши люди, не племя какое-нибудь с экватора африканского. Почему они так быстро деградировали?
  -- Это ты у них и спроси, - посоветовал я, - только кроме тесака по черепу, другого ответа не дождешься.
  -- Да дело не в тесаке. Понимаешь, как они могли научиться так быстро владеть луком? Ножом еще куда ни шло: чтоб пырнуть много ума не надо. А лук: траектория, сила натяжения тетивы, этому обучаются годами.
  -- Ты хочешь сказать, что мы в прошлом или будущем? Думаю, первый вариант не покатит: трамваев тогда не было. Да и второй тоже: допустим, мы сто лет проспали, в это время все наши от чего-то померли, а сюда пришли меткие австралопитеки, а где вековая пыль? Или они до сегодняшнего дня всё тщательно вокруг нас подметали?
  -- Не знаю, - Паша, скорее всего, удивился моей способности логически мыслить, - просто оно как-то вращается вокруг этого странного деда на экскурсии, его слов о лучшей жизни и вообще событиях последнего месяца.
  -- Что, еще "вспомнил" какой-то случай, - у меня уже просыпалось недоверие к этому пареньку.
  -- Ты чего, - обиделся он, - думаешь, что я это всё придумал для собственного успокоения? На хрен оно мне нужно: лучше представить что я сплю, и всего делов.
  -- Извини, просто слишком много я сразу узнал и пока еще не могу всё переварить.
  -- Ладно, ты сиди "переваривай", а мне надо сумки относить: людям жрать охота, и мне в том числе.
   Он встал и побрел к огромным и на вид неприступным упаковкам.
  
   В общем, можно сказать, что обед более-менее удался. Запасы продовольствия были немалыми, даже странно, зачем столько было возить. Но претензий ни у кого не было, наоборот: нам очень повезло (в определенном смысле), что еды было настолько много. Хотя большую часть составляли различные крупы и макароны, которые неизвестно как нам придется варить (если придется, тут же мрачно пошутил я).
   После еды Паша пересказал свою историю, а я - диалог и события, которые последовали за ним. Предположений на этот счет ни у кого не оказалось. Только именно сейчас мы решили ни за что не выходить из вагона, разве что он остановится или сломается в пути.
   Капитан взглянул на часы: почти семь вечера. А темнеть даже не начинало. Впрочем, постепенно начинаешь привыкать к тому, что ежесекундно мир выкидывает свои новые выкрутасы.
  -- Предлагаю, - произнес Андреич, - устроить перерыв на сон: неизвестно наступит ли здесь ночь, а если и да: лучше встретить её свежими.
  -- И как же мы расположимся? - спросила Лена. Действительно, сиденья не разложишь: они железные и покрашены сверху; на кровати с пружинами их не переплавить.
  -- Ну, - потянул капитан, явно придумывая ответ на ходу, - можно организовать на задней площадке места... человека на четыре. Остальным: или в передний вагон или сидя...
  -- Подождите, - остановил его дядя Сева-кондуктор, - если инструмент не выбрасывали из нашей кабины, то можно несколько сидений распилить по бокам и отогнуть назад: как раз вроде спального места получится.
  -- В принципе, можно, - ответил я вместо нашего главного, - только давайте это не где попало, а, скажем, в середине вагона устраивать. На всякий случай.
   Капитан одобрительно кивнул: дело Антон говорит. Вдруг стрясется что, не будем бегать туда-сюда. А в начале и конце вагона поставить по часовому.
   Подготовка спальных мест заняла в общей сложности часа три. Все изрядно вымотались и устали. Не один раз я успел пожалеть, что вместе с капитаном вызвался дежурить во время сна остальных. Не знаю, чего мне так сразу стукнуло: то ли хотел показать, что я готов защищать этих людей, то ли еще чего-то. Хотя и спать особенно не хотелось, после всего пережитого были сомнения, засну ли я вообще когда-нибудь.
  -- Вы тогда вперед идите, - сказал я главному, - будете у руля, как говорится.
  -- Давай, Антон, лучше на "ты". Можешь звать меня хоть капитаном, хоть Андреичем, только на "ты", - он похлопал меня по плечу.
  -- Ладно, капитан. Сегодня ты у штурвала, - ответил я, хотя сам понимал, что свернуть с этой дороги ему всё равно не удастся.
   Тот улыбнулся и стараясь не шуметь направился к кабине. А я остался наедине со своими мыслями и мелькающими за окном однообразными витринами.
  
   Глава 6. Аборигены.
   Не обошлось без сюрпризов в своем роде и во время моего дежурства: пару раз, видимо, услышав лязг трамвая, выбегали местные жители. Почти все - с ножами или топорами; только один выскочил с дубинкой и в брюках и пиджаке, что меня очень сильно поразило. К счастью, догонять вагон никто не собирался, поэтому я не стал будить команду. Было и еще одно интересное наблюдение: похоже, начинало темнеть. Оставленные Пашей часы говорили о половине четвертого утра. Странно получается, наверное мы действительно в другом поясе по Гринвичу. Жаль, днём пасмурно было: можно хотя бы примерно было определить время. А вообще, какой, к чертовой бабушке, другой пояс? Город-то на месте? Или планета чуть притормозила и на этой почве все кроме нас одичали? Кстати, сейчас я этих аборигенов рассмотрел гораздо подробнее: они все носили бороду, да и растительности на лице было более чем достаточно. Точно, неандертальцы или чего-то в этом духе. Но тогда непонятно, как они в наших костюмах оказались. Да и вообще: ни хрена здесь не понятно! Куда все подевались? Может этот пашин товарищ о чем-то догадался, надо бы его отыскать. Ага, найдешь его, как же: мы и сами-то не знаем, куда нас несет эта железяка.
   Я стал вспоминать, чего именно меня потянуло к трамваю. Ах, да! Я ведь на работу собирался, чтоб отпуск законный получить, а метро не работало. Как я понимаю, уже тогда это случилось. Хотя дома и свет работал, и газ. Ё-моё, когда из дому выходил, прохожие-то были? Конечно! Не много, но человек десять-пятнадцать встретил, пока шел к трамвайной остановке. И тогда на них вообще внимания не обратил: люди как люди, таких у нас в городе больше полутора миллионов. М-да... было, наверное.
   Едрыть твою налево, а как же там Верочка без меня? В душу потихоньку залазили коты, чтобы минут через пять начать скрести когтями во всю свою кошачью силу. Мы с ней еще в субботу поругались немного. Да чего притворяться: сильно поругались, и Антон хлопнул дверью напоследок, дав понять, что ночевать будет у себя дома. Это всё из-за её родителей: единственную доченьку никуда не хотят отпускать. Пусть даже я, стопроцентный жених в скором времени, всего-то захотел, чтобы она ко мне перебралась. Нет, на праздники - это само собой, но разве что в виде исключения. А я не хочу, чтобы для меня делали какие-то там никому нафиг ненужные исключения! Тем более такого рода... В общем, я пытался уговорить Веру переехать без согласия родителей. Из этого, как оказалось, ничего хорошего не вышло.
   В тот же вечер в моей квартире устроили дружескую попойку: я думал, что удастся всё поскорее забыть. Но, как это обычно бывает, алкоголь и отвратительное настроение дали в результате кашу в голове и еще более отвратительное состояние духа.
   А в воскресенье я не позвонил. У нас были билеты на какую-то новую молодежную комедию. Вот так.
   Честно сказать, первый раз у нас такое разногласие вышло: всё разве что по мелочи. А тут и меня довели, и сам я тоже постарался. Балбес.
   Даже на дачу решил сам уехать, чтоб никто не беспокоил. В отпуск, мать его так.
   Ладно, фиг со всем этим. Я хоть и не люблю сопли на кулак наматывать, но за Верочку страшно. Нет, не так. Страшно, что я ни чем не могу ей помочь. Не известно, жива ли она вообще.
  
   Так прошел примерно еще час. Уже совсем стемнело, на улице кое-где зажглись огни, вывеска каждого десятого магазина стала сверкать пестрой рекламой. В нашем вагоне также включился свет. Он пробудил ото сна всех пассажиров. По их лицам я понимал, что они с трудом представляют, куда именно попали. Но сознание постепенно возвращалось; готов поспорить, что каждый мечтал проснуться дома в своей кровати и за завтраком шутя рассказывать о том, какой бред может присниться. Первым ко мне обратился Дима:
  -- Антон, это ты свет включил?
  -- Вроде как нет, - отвечаю, - он сам по себе, а может капитан из кабины...
   Тут он глянул в окно и удивленно произнес:
  -- Тьфу, там же ни черта не видно, а уже, вроде как... пять утра.
  -- Да, - утвердительно киваю головой, - стемнело полностью примерно минут сорок назад. Кстати, снаружи ничего странного не видишь?
   Он лишь развел руки в стороны, мол, ничего. Но раньше других догадалась Наташа, я даже удивился.
  -- Свет горит и в домах, и в магазинах, - и полувопросительно уставилась на меня.
  -- Правильно, молодец, - похвалил я: не такая уж она глупая, какой хочет казаться. Просто еще не переросла тот возраст, когда кажется, что чем дебильней себя ведешь, тем круче выглядишь.
  -- Спасибо, - она даже легонько улыбнулась в ответ, наверное, не ждала, что такой мерзкий тип, как я, будет кого-то хвалить.
   Тут из кабины вышел наш капитан:
  -- Доброго... э-э... времени суток всем вам. Как спалось?
  -- В общем-то, - ответил баянист, - нормально. Только недолго, из-за этого света (он показал на лампы под потолком) мы и очнулись.
  -- Так нам никто не запретит еще поспать, правильно? Заодно нам с Антоном дадут тоже вздремнуть.
   Долго упрашивать никого не пришлось: дежурить вместо меня вызвался Паша, а у руля - наш кондуктор-пенсионер дядя Сева.
  -- Только закройте, пожалуйста дверь, - попросила Лена и как-то съежилась, будто ей холодно. Или вроде кто-то на нее собирается нападать.
  -- Хорошо, сейчас сделаем, - капитан собственноручно закрыл обе половинки. Да уж, силой его природа не обделила, впрочем, мозгами тоже.
  
   Я лег на место Паши. Эх, железяки чертовы! Хотя лучше, чем на полу или сидя засыпать. Молодец наш кондуктор, что догадался смастерить хотя бы такое. Вообще, неглупый здесь народ собрался. Даже странно как-то. Хотя чего странного? Привыкли все считать остальных кретинами, а себя самыми умными. Чего таить: я тоже такой. Нет, я, конечно, знаю, что есть и программисты лучше меня и гитаристы, просто всегда останавливаюсь на мысли, что они другого ничего не умеют, а вот Антон - он еще может и...
  -- Антон, - кто-то тихо меня позвал.
   Я повернул голову на звук: справа от себя увидел Наташу. Интересно, как я её сразу не заметил, а еще интересней, как она меня не послала куда подальше: почему-то с первых минут я ей не понравился.
   Киваю головой, мол, чего надо.
  -- Извини, - говорит, - что я тебя тогда обозвала. Просто настроение было плохое...
  -- Ладно, чего уж там, - отвечаю, - все мы тогда на взводе были. Ситуация ведь не самая приятная.
  -- Да, - соглашается она вздыхая, - слушай... м-м... а ты и вправду меня... полной дурой считаешь?
   Я даже приподнялся на локтях: что за провокационные вопросы! Как мне говорить: "нет, не полной" или иначе? Поэтому решил ответить честно, будь что будет:
  -- До этого вечера, вообще-то считал. Это без обмана.
   Минут пять мы молчали. Я лег обратно, даже стал понемногу засыпать, думал, на том весь разговор и закончится.
  -- Знаешь, - опять слышу её голос, - я ведь не всегда такой была...
  -- Какой? - притворяюсь, что ничего не понял.
  -- Такой пустоголовой, как сейчас. Вернее, какой пытаюсь казаться сейчас.
  -- Сейчас ты абсолютно не выглядишь пустоголовой.
  -- Не притворяйся. Я имею в виду последнее время. А всё потому, что именно так сейчас модно.
   Я не стал её перебивать, говорить, что мне это давно известно. Пусть человек выговорится.
  -- Да, модно. И если двух слов связать не можешь - тоже модно. Думаешь, только среди пацанов? Нет! У нас всё точно так же. И кто больше пацанов "раскрутит" и всё такое. И напиться, если не до чертиков, то хотя бы до полного помутнения рассудка. Это тоже классно. Наверное, чтобы забыть, среди каких козлов находишься... А мне это уже осточертело (её голос едва уловимо дрогнул). И красавчики эти недоразвитые и заучки переразвитые. Почему невозможно найти просто человека, обычного нормального человека...
  -- Думаю, - не удержался я, - с одним из таких ты и говоришь сейчас. Извини, что перебил. Продолжай.
  -- Ладно, пусть ты - нормальный человек. Но скажи: много у тебя знакомых, которые тобой восхищаются и рады тебя видеть?
  -- Достаточно, - лаконично отвечаю и тут же задаю встречный вопрос, - а тобой покорены целые толпы, как я понимаю? - и, не дожидаясь ответа, продолжаю, - у нас с тобой разные понятия, пойми. И о восхищении, и о жизни в целом. Приведу такой простой пример, ты с ним еще столкнешься, когда будешь учиться в институте. Там целый культ сделали из общежития. Как? Очень просто: если ты живешь в общаге, значит крутой по самые яблоки. Если наведываешься туда в гости, значит тоже крут, но немного меньше. А если вообще не заглядываешь - вывод один: вообще не участвуешь в студенческой жизни. А после возвращения оттуда каждый считает своим долгом сообщить приятелю: "Я был в о-б-щ-е-ж-и-т-и-и". И с таким упоением, будто он полет на Луну совершил. А что в действительности? Да ничего особенного! Ну, живут там более-менее самостоятельно. Ну, пьянствуют почти каждый день. А дальше что? Всё! И в этом вся гордость. И вот как раз такого я не понимаю. Это для меня не повод восхищаться.
  -- А теперь о жизни, - я перевел дыхание (хм, не ожидал, что меня среди ночи на такие дебаты потянет!) и заговорил снова, - постарайся мне поверить, но вокруг существует достаточно людей, которым ты понравишься и без пустоголового образа. Можно еще пример? У меня есть... или была, теперь черт поймешь... девушка по имени Вера. От нее я просто без ума, даже не знаю как объяснить из-за чего. Красивая? Конечно, хотя можно сказать, что на обложках журналов есть красивее. Я имею в виду вполне пристойные журналы. Умная? Да, без сомнения, хотя в передаче "Что? Где? Когда?" встречаются и умнее. Добрая и ласковая? Бесспорно. Но знаешь почему я полюбил именно её? Потому что свою любовь, своё тепло она дарит мне! Вот так. Сделай кому-нибудь точно так же и ты почувствуешь разницу между чувствами и просто девчонкой, с которой можно приятно провести праздники или выходные, когда родители на даче.
   Я замолчал. Потом подумал и решил добавить:
  -- Хотя это всего лишь мой взгляд на вещи, может я и не прав.
   Ни ответа ни привета я не услышал, поэтому постарался побыстрее заснуть, чтоб не нагонять на себя тоску: мысли опять возвращались к Верочке. Эх, треклятая ситуация!
  
  -- Дядя Игорь, смотрите! - звонко на весь вагон заорал Санька, взбудоражив тем самым всех нас.
   Я еще не успел толком проснуться, до сих пор лежал, пытаясь прийти в себя. Но возглас капитана: "Твою ж налево! Это еще зачем?" заставил подняться и меня тоже.
   Было светло. Солнце маячило где-то спереди справа. Примерно часов десять, не меньше. Странно, что домов не видно! Я привстал еще выше и мне сразу же захотелось повторить слова капитана. Трамвай, как ни в чём не бывало, рулил по полотну, а вокруг до самого горизонта простиралась степь. Да-да! Можно даже сказать, прерия: каменистая на вид земля, жиденькие кустики и еще более редкие деревца.
   Бабули сразу заохали, Санька наоборот: воспринял увиденное даже с каким-то восторгом. Я от эмоций пока что воздержался: неизвестно, принесет ли пользу такая местность. Скорее даже нет.
  -- Когда это произошло? - спросил Андреич у часового Паши, но судя по заспанному лицу последнего, он тоже только что проснулся, - понятно.
   Капитан развернулся и пошел в кабину: может, второй хоть что-то необычное увидел. Но тот уже сам спешил на встречу.
  -- Эх, Андрюша, - кондуктор дядя Сева развел руки в стороны, - ничего сам понять не могу. Ночью я глаз не сомкнул, наблюдал всё время. Мне ничего впереди не видно, сам понимаешь: мы ведь на буксире у первого вагона. Зато по сторонам как-то странно стало: огни городские погасли. Понемногу. Я-то и решил: значит середина ночи, все спать легли. А под утро, как светать начало, гляжу: мы, вроде как, в пустыне. Решил, панику не поднимать, всё равно ведь давно город пропал, да и стоит ли туда возвращаться...
  -- Ладно, - отвечает капитан, - будем исходить из того, что есть. Оно, может, и к лучшему. Предлагаю сообразить легкий завтрак.
   Во время завтрака я рассказал, что разглядел аборигенов более подробно, не забыв упомянуть о чудаке во фраке и с дубинкой. Мы принялись строить догадки, отчего так произошло, но, по большому счету, просо толкли воду в ступе, делали это лишь для того, чтобы себя хоть чем-то занять.
  -- По крайней мере, сейчас они не смогут напасть на нас внезапно, - после завтрака заверил нас капитан; и тут же откуда-то спереди раздался истошный вопль, чем-то напоминающий древний боевой клич.
   У меня внутри всё похолодело.
  
   Глава 7. Нападение.
  -- Кажется, началось, - на ходу бросил мне капитан. Он быстро направился в начало вагона.
   За ним устремился я и два паренька, Слава и Гена. Андреич достал инструменты - единственное, чем мы могли защищаться (кроме отвратительной игры на расстроенном баяне, ни к месту подумалось мне). Не густо: топор, пара молотков, зубило. С трудом представляю, как всем этим отбиваться от каких-то... недоделанных команчей. Капитан развернулся к остальным пассажирам:
  -- Какие будут предложения: можем остаться здесь либо мы (имелось в виду нас четыре человека) переберемся в первый вагон и посмотрим, откуда гости?
   Ответить никто не успел: раздался звон разбиваемого стекла, и больше не говоря ни слова, капитан отодвинул половинку дверей и схватился за трос, потом оттолкнулся ногами.
   Его примеру последовали пареньки-студенты. Замыкал четверку я. Напоследок взглянул на растерянные лица людей. И только сейчас заметил неприкрытую печаль в глазах Наташи. Я взялся за трос.
  
   А в первом вагоне уже шел бой. В разбитое окно какие-то грязные заросшие люди вытаскивали бомжа. В другое время я бы пошутил: наконец он нашел себе родню, но мой взгляд переместился чуть правее и смеяться сразу расхотелось.
   Капитан с болтающейся плетью правой окровавленной рукой пытался отбиться от двух аборигенов. Ему пытались помочь два пацана: они усердно размахивали молотками, стараясь блокировать удары нападающих. Но один по-настоящему полновесный удар был пропущен, и, получив крючковатой дубиной по голове, капитан упал.
  -- Суки! - заорал я, и подобрав топор Андреича, накинулся на этих треклятых уродов.
   Вообще-то, особым мастерством рукопашного боя я не владею, поэтому как мы дальше дрались, описать толком не могу. Помню, что Славке удалось раздробить пальцы одного их нападающих. Тот выронил свою дубинку и с диким воплем выпрыгнул в окно. А второй, сообразив, что он один против троих, тоже поспешил скрыться. Напоследок получив по черепу летящим молотком. Его волосатое тело так и осталось висеть в проеме окна.
   Мы окружили капитана. Жив! Но, похоже, без сознания. Как же его перенести во второй вагон? Елки-палки! И кто сможет помощь медицинскую оказать?
   Я оставил ребят возле него, а сам стал перебираться к команде.
  -- Кто-нибудь медпомощь оказать сможет? - безо всяких разъяснений спросил я, но потом добавил, - капитан без сознания.
   Одна из бабулек запричитала, мамаша прижала к себе двоё дитя покрепче. Первой отозвалась Марина:
  -- Я медицинский заканчивала, - судя по её голосу, можно было уверенно сказать, что ничему толковому там не научили, хотя выбирать не приходилось.
  -- Тоже с вами, - заявил Паша, - в некотором роде, я биолог.
  
   Слава богу, нашлась аптечка, я-то думал их в трамваях нет и в помине. С её помощью удалось остановить многочисленные кровотечения капитана. Вот только гипса там не было: пришлось делать импровизированную шину из подручного материала.
   Тут я обратил внимание, что Паша прямо-таки прилип к мертвому аборигену. Опять эти его странности! Разглядывает того и разглядывает, лучше б мне помог. В конце концов левая рука у меня плохо двигается... кстати, не понятно почему. По ней меня никто не бил, а немеет всё сильней.
   Я бросил мастерить шину: левая рука совсем повисла без движения.
  -- Что за черт! - в полголоса выругался я, увидев на плече след как будто от укуса или укола.
   Ко мне повернулась Марина; она уже перевязала капитана и теперь просто ожидала, когда ребята доделают шину на сломанную его руку.
  -- Посмотри, - говорю, - может, знаешь, что это за гадость?
  -- Похоже на комариный укус, - ответила она, - только в пять раз больший.
   Наконец от трупа оторвался Паша и подошел ко мне:
  -- Да, - подтвердил он предположения, - это действительно что-то типа комара. Очень давно они были гораздо крупнее и пробивали даже толстые шкуры животных.
   А затем как бы взвесив что-то сказал:
  -- Похоже всё становится на свои места, Антон. Я понял, что здесь творится.
  -- И что же? - спросил я, неужели тут действительно можно что-то понять. Впрочем, если я ни черта не уловил, это не значит, что не уловят другие.
  -- Тебе ни о чем не говорят слова...
  
   Глава 8. "Эффект мокрой бумаги".
  -- ... "эффект мокрой бумаги"? - спросил Паша.
   Это что еще за бред, подумалось мне.
  -- Я только слышал про "эффект туалетной бумаги": она заканчивается в самый неподходящий момент, - единственное, что оставалось сказать.
  -- Опять ты за своё! Ладно, скажу по-другому: суперпозиция эпох, наложение времён. Нет? Короче, вкратце. Существует такая теория, согласно которой в определенные моменты в определенных местах могут проявляться одновременно события прошлого и настоящего или настоящего и будущего, это зависит от стороны, с которой на это смотреть. Как, например, в древние времена уже существовали изображения людей в скафандрах. Или в наши дни: человек, который умеет разговаривать на каком-то древнем языке, который с трудом растолковывают лучшие из специалистов. Проще всего это объяснить следующим образом: каждая эпоха развития человечества представляет собой исписанный лист бумаги. С течением времени новые листы ложатся поверх старых, так? А теперь представь, что кто-то роняет каплю жидкости на них. Что тогда происходит? Правильно: бумага размокнет, и нижние слои можно будет разглядеть, не снимая верхнего листа.
   Паша огляделся: все забросили свои дела и стали слушать.
  -- Нет-нет! Так не пойдёт, - он сделал жест рукой, - давайте заберем отсюда капитана. А потом я договорю.
   Я даже забыл о своей онемевшей руке: выходило, что меня просто укусил местный "комарик", который был приспособлен к гораздо более выносливым жертвам. И той хреновины, что не дает вам почувствовать, что из вас пьют кровь, в меня он загнал на порядок больше, чем наши обычные комары.
  
   После того, как Андреича перенесли во второй вагон, он стал понемногу приходить в себя.
   Я более-менее подробно описал битву с аборигенами. Славка застеснялся: раз десять я повторил, что успех был достигнут благодаря его действиям. Капитан же воспринял похвалу в свой адрес как должное.
   А затем Паша повторил всё сказанное в первом вагоне и приготовился продолжить:
  -- Так вот, через верхние слои просвечиваются нижние, и происходит суперпозиция, то есть наложение, эпох или времени. Это многое, очень многое объясняет. Например, почему трамвай до сих пор едет вообще, и по степи в частности. Давайте предположим, что капля упала вчера утром. В этот момент в наше время вклинилось прошлое. Как именно? Опять-таки возьмите два исписанных листа и капните на них воды: некоторые части старого рисунка закроют новый и наоборот, предсказать это невозможно. Поэтому город и поменялся, а рельсы остались. То есть, в принципе, город-то тоже не изменился, просто поменялось расположение объектов и вещей. Бумага от влаги имеет свойство коробиться и изгибаться.
  -- А люди? - спросил Дима.
  -- Тут, честно сказать, есть несостыковки. Если дикари из прошлого проникли сюда и перебили почти всех, как понять, что они были в костюмах, штанах? Хотя те, что атаковали полчаса назад были только в набедренных повязках... Даже не знаю.
  -- Стойте! - вдруг остановила его Ира, - почему мы говорим, что они физически проникли из прошлого? Может быть, они поселились у кого-то вот здесь, - и постучала по своей голове.
  -- Точно, - тут же подхватил Паша, - наверное, именно поэтому в городе были одеты.
   Странно, подумалось тут мне: у нас и в селе, вроде, голышом не принято ходить. Или есть две группы местного населения: бывшие люди и еще не ставшие людьми дикари. Ну и мы, понятно.
  -- Тогда, - продолжал Паша, - вырисовывается еще вот что: временной пояс, скорее всего, из прошлого. Но часы давайте не переводить - наше время еще понадобится.
   С каким-то странным блеском в глазах он оглядел всех нас. На этот раз чудеса смекалки проявил Санька:
  -- Там мы собираемся назад?
  -- Конечно, дружище! - экскурсовод похлопал его по плечу, - ведь рано или поздно бумага высыхает и всё становится на свои места.
   Вот только когда именно это произойдёт - никто не дал ответа.
  
  -- Слушай, Паша, - обратился я к генератору теорий, когда все разбрелись по вагону, - всё равно не нравится мне это. Что нам делать дальше: просто сидеть и ждать или пытаться ускорить процесс возвращения, но тогда как?
  -- Ой, Антон, не знаю, - он понизил голос до едва различимого шепота, - могу даже сказать больше, если ты сделаешь вид, что всё в порядке.
  -- Ну давай, - пообещал я, не зная, удастся ли сдержаться.
  -- В общем, никакой такой нафиг теории нету, её я придумал пока дежурил, а потом эти напавшие гады помогли её более-менее состыковать с действительностью.
   Глаза мои сами по себе округлились: ни хрена себе шуточки! Я быстро отвернулся к окну и закашлялся:
  -- Тьфу, блин! В горло что-то попало, - пришлось выкручиваться на ходу.
  -- Это, Антоша, бывает, - услышал я голос Марковича, - если рот широко разевать.
   Пришлось промолчать и сделать вид, что не заметил укола - главное, чтоб дед ничего не заподозрил. Да и вообще: какой черт меня дернул спрашивать Пашу, ехал бы сейчас и думал, что вот и нашлось разумное объяснение ситуации.
  
   Примерно через полчаса мы приступили к обеду, и только сейчас я заметил, что запасы провизии невелики. Да, одному человеку хватило бы и на месяц, но нас восемнадцать душ и уже тридцать шесть часов, как мы трясемся на этой колымаге.
   Еще обратил внимание на тревожный взгляд капитана: он тоже беспокоился о пище или с трудом верил в "бумажную" теорию, а может и то, и другое.
   Мы раньше других покончили со своими порциями и отошли в сторону поговорить, левой рукой он поддерживал шину с переломанной правой.
  -- Ты - парень неглупый, Антон, - начал Андреич, - и, скорее всего, тоже догадался, что история с мокрыми бумажками шита белыми нитками. Продуктов у нас тоже негусто осталось...
  -- Читаешь мои мысли, капитан, минут десять назад думал о том же.
  -- ... поэтому не буду тебе лишний раз напоминать, что остальным ничего рассказывать не стоит: сейчас хуже всего - паниковать.
  -- Знаю-знаю, - заверил я, - паника всегда начинается с того, кто первым сказал: "Спокойно".
   Он жестом меня остановил.
  -- И вот еще что: если вдруг со мной что случится, - и взглядом прошелся по сломанной руке, - с моей-то травмой - остаешься за старшего. Понял?
  -- То есть как это? - я опешил, - да мы ни за что не бросим тебя, капитан!
  -- Не важно. Просто запомни мои слова.
   В ответ я лишь кивнул головой, а он поковылял обратно к нашему импровизированному столу.
  
   Еще часа два ехали молча: разговор как-то не клеился. Наверное, каждый вспоминал о доме, о близких. Задумался и я. Вот ведь как бывает: даже не знаю где сейчас мои родители и коснулось ли их всё это. Вообще-то они геологи и сейчас находятся на каких-то очередных раскопках или разведывании залежей минералов в местности с труднопроизносимым названием. Если Паша всё-таки прав, может, они и вовсе не почувствовали никаких изменений. Сидят себе в палатке или гостинице и думают, что их сын шатается непонятно где и живет впроголодь. Если честно, сначала именно так и было. Уже год, как они уехали, и первые месяца два в нашей квартире были сплошные гулянки и сборы. Но когда бардак в доме достиг наивысшей точки, я объявил, что была телеграмма: скоро приезжают родители. И место дебошей перенесли куда-то еще. А мои старшие тем временем прислали телеграмму, что задержатся на неопределенное время. Но я не стал обратно собирать всю толпу к себе, просто постарался представить, что уже давно живу один, вошел, так сказать, в образ закоренелого холостяка.
   Ха, аж самому смешно стало! В мои-то двадцать лет! Жизнь ведь еще толком не началась. В общем, всё пошло своим чередом: заочное обучение в институте, днем - не хлопотная, но прибыльная работа. А потом я встретил мою Веронику. На каком-то дне рожденья познакомились, она весь вечер грустная сидела, я старался как мог её развеселить. Да чего говорить: стандартная история, даже неудобно, что и приврать негде - сюжет слишком избитый.
   Помню, решила она меня со своими родителями познакомить. Мандраж, конечно, был капитальный: обычно девчонки меня с предками не знакомили. Только на уровне "драсьте-досвиданья". Антон нацепил на себя отцовский костюм, галстук и все эти дела. Цветов вагон взял, конфет - тонну и бутылочку "Кокур Сурож". Но обошлось всё без драки и кровопролития: Верочкины родители оказались довольно приятными людьми, если не считать того, что они вообще боялись сколь-нибудь далеко отпускать свою дочурку. И, хотя отношения с ней у меня были более чем серьезные, ни за что не соглашались на переезд Веры ко мне. Кажется, об этом я уже говорил.
   Черт! До сих пор не выходит из головы наша ссора. В принципе, они в какой-то мере правы, но и меня ведь тоже можно понять: девушке двадцать лет, а за ней наблюдают, как за подростком. В мою голову даже лезли мысли, может, стоит всё это прекратить. Или они и после свадьбы будут нас в разные люльки укладывать. Да дело даже не в кровати, пес с ней; просто я очень не люблю, когда мне дают указания - вот почему. Особенно если это делают непонятно откуда взявшиеся чужие родители. Хотя нет, почему чужие? Разве Верочка для меня чужая?
   Проклятые мысли! В голове всё перемешалось. Ни черта не пойму: вроде бы я без ума от неё, а как вспомню последний день, так уже начинаю сомневаться. Не знаю, бред это всё, как сказал когда-то Паша, я тогда еще не поверил.
   Похоже, не вокруг "мокрая бумага", а у меня в голове: всё перекорёжило и попуталось. И одно наслаивается на другое, и непонятно, когда всё это кончится. В американском фильме герою посоветовали бы обратиться к частному психологу. У нас же каждый сам себе и психолог, и псих.
  
   Глава 9. Снова город.
   Мои размышления прервали сразу два человека:
  -- Антон, - донесся голос Наташи с сидения позади меня, а Паша обернулся с переднего.
  -- Ух, ребята, - сразу же нашелся я, - прям стереоэффект, как в кинотеатре.
   Паша только хмыкнул: видимо, у него были дела поважнее, чем смеяться непонятно чему:
  -- Как отчасти биолог, могу сказать, - он наклонился ближе, - что труп аборигена в окне скоро начнет источать неприятные запахи, короче, вонять ужасно. И заразиться можно будет запросто, даже на расстоянии. Поэтому предлагаю выкинуть его за борт.
  -- Давай, - соглашаюсь, хотя процедура эта не из приятных.
   Я разворачиваюсь назад и спрашиваю у Наташи:
  -- Что ты хотела?
  -- Я... м-м... - она как-то неожиданно растерялась, даже непонятно почему: я ведь просто поинтересовался, что ей от меня понадобилось, - ты сейчас далеко?
  -- Надо труп индейца этого выбросить, - объясняю, - который на нас утром напал.
  -- А-а... - как-то неопределенно потянула собеседница и всё.
   Хм, странный разговор, странные вопросы. Может, она думает, что мы с Пашей убежать собрались? Многое я бы отдал, чтобы узнать, куда можно дать дёру в этой ситуации.
  
   А этот абориген и впрямь был тяжел, как черт. Даже не смотря на то, что нам оставалось всего-то перевалить его за окно, сделать это с первой попытки не удалось.
   Наконец, нам удалось избавиться от этой туши и мы сели передохнуть. Как я понял, снова предстоял интересный разговор. И не ошибся.
  -- Антон, - начал Паша-экскурсовод, - может быть, это и прозвучит смешно, но, похоже, я опять начинаю верить в эту дурацкую теорию о листиках бумаги. Точнее, не перестаю находить вещи, все более убеждающие в её состоятельности. Готов поспорить, что через час-другой мы снова окажемся в городе.
   Ну вот опять начинается! Тут я вскипел:
  -- Ты можешь мне объяснить, кто нассал на наши треклятые листики истории?!
   Он громко рассмеялся и похлопал меня по плечу:
  -- Молодчага, Антоша! Просто замечательно! Я долго не мог подобрать точное определение, но ты сделал это просто великолепно. Браво!
   Паша еще немного погыгыкал, а я в это время успел остыть. Действительно: ему наоборот надо спасибо сказать, что он хоть какие-то догадки строит.
  -- Если серьёзно, то меня больше интересует не кто, а как удалось... м-м... помочиться на исписанные листы истории. Чтобы как-то связать это всё со странными посетителями музея, я вот что, если хочешь, сочинил. Предположим, существует субстанция, способная проникать сквозь время и связывать на некоторое время прошлое и настоящее. Можно было бы назвать её даже, как ты сказал, моча, но это не совсем эстетично: пусть это будет "сспин" - субстанция, связывающая прошлое и настоящее. Или "ссниб" - то есть связывает настоящее и будущее. Допустим, что кому-то понадобилось опробовать это на целом городе. А чего: наш довольно подходящий. Почему? Проблема больших городов: тараканы и крысы. А ведь с их помощью легче всего распространить любую заразу в считанные дни. Безо всякого шума с вертолетами, бомбами или распылителями. Тихо, просто и со вкусом. Причем, можно это сделать в нескольких районах одновременно, чтоб быстрее подействовало. Вот так.
  -- Допустим, - соглашаюсь я, - сойдет. Вплёл ты сюда и деда этого странного, что тараканами интересовался, и других его товарищей. Но причины? Кому эти твои "сснибы" нужны?
  -- Очень даже нужны, Антон! Например, "ссниб" - какой военный откажется капнуть им в определенных местах, чтобы потом узнать о новых видах вооружения? Школьник дневник бы свой им намочил, в конце концов, чтоб узнать оценки! А "сспин"? Кроме археологов и историков в прошлое заглянули бы, скажем, правоохранительные органы. Представляешь, новая методика раскрытия преступлений: на месте кражи или убийства капаешь "сспином" - и вот уже видно лицо злодея. Наконец, не забывай о простом любопытстве!
   Он замолчал, осознав всё величие своего открытия. Впрочем, может, это всё и голая теория.
   Неожиданно я услышал Наташкин голос позади:
  -- Город! Это опять он!
   Паша хлопнул меня по плечу, "я же говорил" - читалось в его глазах. Он встал и пошел вперед вагона. Я услышал легкое шуршание позади себя и обернулся:
  -- Что ты здесь делаешь, Наташ?
   Она села на освободившееся место экскурсовода-теоретика и с мольбой в глазах и голосе произнесла:
  -- Мне страшно, Антон. Не хочу туда возвращаться.
   Со всхлипываниями её голова опустилась мне на плечо. Я обнял девушку уже отошедшей от укуса рукой. Совсем не хотелось говорить, но мне тоже было ужасно страшно.
  -- Не переживай, - вместо этого я стал её успокаивать, - никто тебя в обиду не даст.
  -- Правда? - совсем по-детски переспросила она.
  -- Взрослые говорят только правду, - ответил я словами из "Ералаша".
  
   Всей командой сидя во втором вагоне мы снова встречали город. Было довольно сложно сказать: тот же самый он или какой-то другой. Улица всё той же ширины, витрины магазинов на заморский лад, некоторые надписи, правда, на родном языке. Уже хорошо, по крайней мере, мы относительно дома.
   Сколько там? По-местному сейчас примерно часов пять вечера. Наши же часы показывали двадцать пять минут первого. Ночи.
   Мы были начеку, но ничего особенного не произошло, даже сложилось впечатление, будто бы и не было никакой загородной поездки. О ней напоминала лишь перевязанная рука капитана и заметно опустошенная уже вторая сумка продуктов.
  -- Послушайте, - начал я, - как вы уже успели заметить, провизия у нас на исходе, поэтому мы с капитаном решили (тот удивленно на меня посмотрел, ведь никакого разговора, конечно, не было), что следует отправиться на поиски пищи.
   На меня с недоумением уставились пассажиры трамвая.
  -- Может стоит сойти всем вместе? - неуверенно предложил баянист.
  -- Хорошо, - отвечаю, - сколько здесь есть человек, способных на приличной скорости сигануть на асфальт?
   Никто не ответил. Оно и так понятно: капитан, допустим, сможет, молодежь вся - тоже почти наверняка, баянист еще. А остальные: и бабули-сестры, и мать с годовалым сынишкой, и Маркович с кондуктором.
  -- Поэтому, - продолжаю я, не услышав возражений, - отправляюсь я один.
   Не знаю, чего мне так самому стукнуло. Наверное, бездействие и неопределенность. Этого я не люблю больше всего. И еще не люблю ждать смерти сложа руки.
  -- Даже не думай, Антон, - попытался остановить меня капитан.
  -- А вы предлагаете... умереть голодной смертью? Это не лучшее занятие. В конце концов, - добавил я скорее для собственного успокоения, - может быть, найду в чем причина всего этого безумия.
  -- А как ты нас догонишь? - выкрикнул Дима.
  -- Найму такси, - ляпнул я первое, что пришло в голову и прыгнул на пробегающий мимо шершавый асфальт.
  
   Приземление было на редкость удачным: я всего лишь поцарапал руку и порвал правую штанину где-то чуть ниже колена. Затем привстал и помахал рукой вслед двум удаляющимся красно-желтым вагонам.
   Огляделся: ателье какое-то, кафе (о, сгодится!), контора нотариуса, продуктовый и просто жилые дома. В смысле, когда-то жилые. Сейчас там, наверное, черт знает кто сидит.
   Куда идти прежде всего? Голова работала в полную силу, и ноги понесли меня к продуктовому магазину. Закрыто! Не беда, думаю, никто не обидится, если я позаимствую на время несколько палок колбасы, воды (черт! Она-то у нас закончилась сегодня утром - бак охлаждения был абсолютно пуст, а без жидкости мы точно долго не протянем). Ногой я высадил стекло одной из витрин.
   Е-мое, почему мы все не смогли спрыгнуть здесь: даже при беглом осмотре навскидку я определил, что этого запаса хватило бы на пару недель! Я подобрал пару пустых мешков в складском помещении магазина и стал набивать их провиантом, одновременно жуя оторванный руками кусок "Останкинской".
   Взвалив поклажу на плечи (килограммов сорок, зараза!) я ничего более умного не нашел, как брести с черепашьей скоростью по тротуару вдоль трамвайной колеи.
   А, может, ну это всё куда подальше?! К чему я стремлюсь? Догнать своих: и без груза я с такой скоростью не пробегу. Черт! Машин не слышно, так это ж не значит, что их нету! Просто эти недоразвитые обезьяны не могут ими пользоваться и всего делов! Я стал внимательно озираться по сторонам: вдруг хоть что-нибудь удастся обнаружить? Даже велосипед: всё же лучше, чем пешком наяривать.
   Через пару кварталов увидел одиноко стоящий мотоцикл, еще советских времен: не то "Иж", не то "Урал" - не разбираюсь. Хоть бы этот тарантас завелся, молился я.
   И это произошло: двигатель взревел, из выхлопной трубы повалил голубоватый дымок. Я еще немного покрутил ручку газа и стал привязывать поклажу.
   Но тут появились они. В подранных одеждах, из дырок которых выступали грязные заросшие немытые тела. С каким-то гортанным звуком аборигены (их было трое, и выскочили они их какого-то переулка спереди) кинулись ко мне. Толком не успев привязать второй мешок, я вскочил в седло и крутанул акселератор до предела.
   И тут мой бок полоснуло словно огнем, забыв про дорогу, я тупо уставился на всё увеличивающееся темно-красное пятно с правой стороны. Когда сил терпеть больше не было, я остановился и приподнял рубашку: твою мать! Чем это так меня ударили?! Рана была, как будто не один раз пырнули ножом, а полчаса пилили двуручной пилкой. Впору было терять сознание, но лишь чудом мне удалось этого избежать. Сняв рубашку и перевязав ею рану, я двинулся дальше. И всё так же...
   Рев несущегося мотоцикла разносился по пустынным улицам города. Двигатель задыхаясь выжимал из себя последние лошадиные силы. Ему вторили визжащие на поворотах и подскакивающие на бетонных плитах покрышки - как будто это не трамвайная колея, а железнодорожные шпалы.
   Черт! Похоже, от потери крови мне стало казаться, что где-то подобное я уже представлял. И не где-нибудь, нет, а в том треклятом сне, который я увидел накануне всех этих дурацких событий. Нет, наверное, это мне сейчас так мерещится: в голове уже полный бардак.
   За очередным поворотом я увидел наш потрепанный старый трамвай с цифрой "3" на борту. И еще добавил газу, хотя ручка была почти на максимуме. Рев усилился, и я еще быстрее стал приближаться к... своему дому на колесах.
  
   Когда последний мешок был переправлен в вагон, я сам схватился за поручень и одним махом очутился внутри. Мой двухколесный помощник взвизгнув покрышками и вильнув рулем, словно на прощанье, без седока переместился правее и врезался в дорожный знак.
   Я обернулся и увидел печальные лица людей, и хмурого капитана.
  -- Что случилось, Андреич? Это вы из-за мотоцикла?
   Он ответил не сразу:
  -- Мы уж и не надеялись. После тебя ушли Слава с Генкой.
   Какого хрена?! Они тоже продукты добывать собрались, что ли?
  -- Нет, - главный отрицательно покачал головой, - они просто сказали, что ты поступил правильно и им тоже не нужно здесь оставаться.
   В такой ситуации обычно говорят "нет слов", и у меня их действительно не было.
   Все подавленно молчали: наверное, никто вслух не хотел говорить, что меня посчитали предателем. Впрочем я тоже хорош: не посоветовался ни с капитаном, ни с остальными - взял себе и выпрыгнул.
  -- Я ни за что не собирался вас бросать, капитан. Постарайтесь мне поверить, - всё, что мог я сказать в этой ситуации.
   Но стоять и истекать кровью мне не очень-то хотелось, даже при таких обстоятельствах. Я нашел глазами ближайшее свободное место и поковылял к нему. Вдруг со своего подскочила Наташа и бросилась ко мне; прижавшись к груди она беспрерывно повторяла:
  -- Верю, верю, Антоша, я тебе верю...
   И здесь мне было нечего сказать. Черт! Ничего не пойму: что-то тут еще произошло, пока меня не было. Или я сам переменился до неузнаваемости. Я, как обычно, попытался сострить:
  -- Веришь - верь, но одежду зря моей кровью пачкать, - действительно, её светлая блузка уже приобретала красноватый оттенок.
   Абсолютно никаких эмоций моя реплика не вызвала, как будто я и не говорил ничего вовсе. Или мне снова показалось?
  -- Говорю, можно мне бинтика кусочек, - попросил я более понятно.
  
   Короче, более-менее всё стало на свои места. Только изредка я улавливал холод, когда ко мне обращались с какой-то просьбой. Даже Пашу не удалось вызвать на откровенный разговор: он либо переводил на другую тему, либо просто молчал.
   Приближалась вторая ночь в трамвае. По местному времени, естественно. И поэтому после ужина (благодаря прихваченному кипятильнику удалось наконец-то сварить гречневую кашу!) было решено устроить тихий час, в смысле, около восьми тихих часов. Тем более, что свет по непонятной причине так и не включился. Вернее, в прошлый раз он непонятно почему включился.
   На дежурстве остались капитан ("По хозяйству я вам всё равно не помогаю!") и Дима, как единственный, кроме меня, молодой и глазастый представитель мужского пола.
   Рядом со мной, как и в прошлый раз, оказалась Наташа. Но сейчас первым задал вопрос я, перейдя на шепот, прижимаясь вплотную к её ушку:
  -- Почему ко мне такое отношение?
  -- Моё? - не поняла она, я качнул головой, мол, остальных, - ах, это.
   Она повернулась ко мне личиком, и я увидел полные печали и тоски прекрасные глаза.
  -- Как только ты спрыгнул, начались разговоры, что...- подбирать слова ей было очень тяжело, - в общем, больше не вернешься...
  -- Что я всех вас предал, так?
   Наташа промолчала, но можно было и не отвечать. Я взял её теплую мягкую руку и прижал к своей шершавой щетине.
  -- А я за тебя заступилась, - нарушила молчание девушка, - потому что знала... потому что помнишь, ты пообещал тогда, в первом вагоне?
   В этот раз промолчал я: отвечать тоже не было смысла. Я просто смотрел и тонул в глубине её прекрасных глаз. Они стали совсем влажными и блестели, подражая луне на небосводе.
  -- Но я ведь снова здесь, маленькая. Почему так; они мне до сих пор не верят?
  -- Не верят, - эхом отозвалась Наташа, - когда ушли ребята, капитан сказал, что даже если ты и вернешься, всё равно их уже не вернуть... и в этом только твоя вина...
  -- Понятно, спасибо, - поблагодарил я, - спасибо, что ты единственная, кто до сих пор меня поддерживает.
   Она гладила меня по двухдневной щетине. И поглощала своим бездонным взглядом. А затем произнесла:
  -- Помнишь, ты сказал, что мне нужно найти человека, которому я смогла бы подарить всю свою любовь и тепло? И я нашла... Можно им будешь ты?
   И я промолчал. Потому что отвечать не было смысла.
  
   Глава 10. Конечная.
   Утро встретило нас на удивление приветливо, хотя небо опять заволокли легкие тучи. Я привстал от какого-то странного непонятного ощущения. Долго прислушивался: трамвай, вроде стучит, как обычно. СТОП! А мы-то стоим! Дребезжит где-то за окном, наш вагон точно не движется! Поднявшись еще выше, я выглянул в окно.
  -- А-а-а! - зазвучал мой собственный голос.
   Тут же подскочили с мест остальные, ожидая очередного нападения аборигенов. Но я не верил своим глазам, это уж точно что-то неимоверное!
   Перепуганная Наташа посмотрела сначала на меня, орущего и бешено вращающего глазами, затем в окно, и тоже собиралась закричать. Но, уже постепенно приходя в себя, я остановил её вопросом:
  -- Ты видишь то же, что и я?!
  -- Да, - ответила она, - я тоже вижу другие трамваи и нормальных людей вокруг!
   Задняя дверь открылась и в проем заглянул человек в оранжевой безрукавке:
  -- А вы что здесь делаете??? Вагон не поедет, трамвай только что прибыл на ремонт. Позвольте, граждане!
   Он взглянул на переделанные в спальные места сидения:
  -- Это что за новости? Кто это государственное имущество портит?
   Но никто не стал его дальше слушать: все выбежали на улицу и с жадностью смотрели на пробегающие мимо трамваи и снующих туда-сюда людей.
  -- Она сработала! - завопил Паша, - эта чертова теория сработала! И мы снова дома!
   И подняв руки вверх, стал пританцовывать на одном месте.
   Радости нашей не было предела. Мы схватились за руки и начали прыгать, как будто приняли грамм по триста без закуски. Раза четыре.
   И только когда веселье поутихло, я подошел к тому самому работнику в спецодежде; он стоял разинув рот, в самом буквальном смысле этого слова.
  -- Простите, уважаемый, - спросил я, - можно поинтересоваться, что это за остановка, конечная, так ведь?
  -- Э-э...- он смотрел на меня, как на сбежавшего психопата, - Новожаново, конечная остановка маршрута номер "Три".
  -- Спасибо большое, - я попытался пожать ему руку, но он отдернул свою так резко, что я пожалел о своей затее.
   А, плевать! Этот мужик даже не представляет откуда мы сейчас выбрались. Честно сказать, я тоже толком ничего не понял: почему такая резкая перемена, и почему именно во сне. А капитан и Дима, они хоть что-то заметили раньше других? Надо бы спросить.
   Нет, к черту! Какая теперь разница, пусть хоть и они дрыхли беспробудно: главное, что мы сейчас дома. Снова будет эта осточертевающая, но сейчас для нас самая удивительная вещь на свете, городская суета. Сложно представить, как вообще без этого можно жить.
  
   Вся наша компания в ожидании стояла у обочины: неужели мы так и разойдемся, не узнав даже фамилий и адресов друг друга? Наконец, не отметив хоть как-то освобождение?
   А куда идти-то? В кафе или клуб? Ну да: многие ли согласятся, да и вообще, уместно ли это сейчас? Но разбредаться кто куда - тоже не годится. Похоже лучше всего: собраться у кого-нибудь дома. И у кого же интересно?
   Ответ не заставил себя долго ждать.
  -- Давайте все ко мне, - предложил я, - если на "тройку" сесть, минут через двадцать пять будем у моего дома.
  -- На трамвае? Опять? - Наташкин звонкий голос выражал удивление, но глаза её смеялись.
  -- Тогда уж пешком!
  -- Да, пешком, - хором подтвердили остальные.
   Я взял девушку за руку и мы все действительно направились ко мне домой на своих двоих. Я был самым счастливым человеком во всей галактике.
  
   Эпилог.
   Маленький космический скутер оставлял позади себя серебристый след. Его слабенький субсветовой двигатель был уже на пределе своих возможностей, а ободранная космической пылью и мелкими метеоритами обшивка, казалось, разваливается на части.
   Человек проснулся. "Святая Земля! Приснится ведь такое! Я же эти скутеры только на голограмме видел" - подумал он. Сегодня отличный день - он полетит в отпуск на Землю, этот рай среди множества безжизненных миров.
   По крайней мере, ему так говорили: самому бывать на планете-прародительнице еще не приходилось. Хотя, когда человеку всего двадцать с небольшим, это не такая большая потеря. Он позавтракал и вышел поздороваться с охранным ботом, но того не было на месте: наверное очередная плановая проверка или что-то в этом духе.
   Только что-то странное творилось и вокруг: выйдя на каменистую поверхность планеты, он заметил, что в небе нет ни единого лайнера. Как будто космическая эра только начала зарождаться.
   "Вот невезение, - подумал он, - придется тащиться в этом наполовину развалившемся от старости шаттле".
  
   Постскриптум.
   Вчера вечером звонил Паша, спросил, где мы будем собираться: у него дома или у нас с Наташей - вот уже пятый год мы празднуем день нашего освобождения. "У меня есть интересные идеи, Антон" - напоследок добавил он.
   И принес с собой схемы, где подробно описывалось, как получить "сспин". На мой вопрос, зачем всё это нужно, он ответил абсолютно серьезно:
  -- Хочу узнать, кто двое суток без перерыва возил нас тогда.
  
  
   22 марта 2004; 20 мая 2004; 2, 10...12 января 2005. Харьков.

Пешехонов Александр Сергеевич.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"