Дженни : другие произведения.

Двое с одной выставкой не считая реставратора

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Трудно сказать, как овладевает человеком страсть делать выставки: охватывает внезапно или подкрадывается незаметно. Но уж если эта отрава проникла в кровь, избавится от нее чрезвычайно трудно - так же, как от пагубной привычки к курению. Говоришь себе: вот эта последняя, больше - никогда!
  Фрейлины и кавалерственные дамы в Рязани
  Двое с одной выставкой (не считая реставратора)
   Сборы
  Трудно сказать, как овладевает человеком страсть делать выставки: охватывает внезапно или подкрадывается незаметно. Но уж если эта отрава проникла в кровь, избавится от нее чрезвычайно трудно - так же, как от пагубной привычки к курению. Говоришь себе: вот эта последняя, больше - никогда! Лучше я займусь каким-нибудь тихим, спокойным делом: буду расставлять живопись или делать каталог собрания... Убеждаешь себя, что можешь бросить в любой момент и еще парочка выставок ничего не изменит - но нет! Нет и нет! В воспаленном мозгу рождаются новые концепции, и выставка следует за выставкой.
  Мало того, страсть эта чрезвычайно заразительна, и ежели охваченного ею индивида не изолировать в тихом светлом помещении, то коллеги означенного индивида рано или поздно последуют его примеру и начнут печь выставки, как блины.
  Так случилось и с Дженни. Проведя тихо-мирно 20 лет в реставрации и наблюдая выставки исключительно с точки зрения монтажа графики на "лапки", она впервые в жизни собралась поехать в славный город Рязань в составе авторской группы выставки "Фрейлины и кавалерственные дамы". Правда, следует честно признаться, что соблазнилась она не столько выставкой, сколько заманчивыми рассказами коллег о каком-то загадочном рязанском "Сайгоне", который они вспоминали, причмокивая губами, облизываясь, вздыхая и возводя очи к небу. Ну, как тут было не примкнуть к компании?
  Компания состояла из двух милейших коллег, назовем их... ну, например, Ира и Ната.
  Всякие несуразности начались еще до отъезда. Собирая чемодан, Дженни решила опрыскать антистатиком брюки, дабы к ним не липла всякая пыль. Сделав несколько пшиков, она с недоумением увидела на поверхности брюк клубы густой белой пены. Она удивилась, но еще попшикала этой пеной. Потом догадалась, наконец, посмотреть, чем же это она, собственно, пшикает? Оказалось, жидкостью для мытья окон! Но брюки остались целы, дыр в местах пшиканья не обозначилось, и Дженни успокоилась. Как оказалось, напрасно! Ибо брюки все-таки понесли моральную травму, последствия которой сказались уже в Рязани: сломалась молния! Хорошо, что длинный свитер не позволил окружающим лицезреть все интимные подробности Дженниного туалета.
  В общем, предостережению судьбы Дженни не вняла, и с легким сердцем отправилась на работу, дабы с вечерней лошадью отбыть в Рязань. И напрасно! Ибо "вечерняя лошадь" - а именно инкассаторская машина - сломалась на выезде из Рязани и в Москву не прибыла, а прибыла в Москву только машина сопровождения, которая хотела, разгрузившись в Кусково, уехать навсегда в Рязань, чтобы завтра начать всю эпопею сначала! Ира, представив, что ей придется тащится с чемоданом обратно домой, а потом опять все с тем же чемоданом в Рязань, направила все свои организаторские способности на поиски в Кускове рязанской машины, чтобы все-таки уехать сегодня с частью вещей.
  Звоня по 10 телефонам одновременно, Дженни, Ира и Ната выслушивали самые разноречивые сведения:
  - Машина уже уехала!
  - Машина еще не приезжала!
  - Машина разгружается!
  - Шофер ушел обедать!
  - Какая машина?
  Причем Дженни, как человек неопытный в выездных выставках, воспринимала все происходящее, как должное, не нервничала, а терпеливо ждала результатов, предоставив волноваться Ире и Нате: в конце концов, на то они и начальники, чтоб волноваться. При этом Дженни ухитрялась сохранять такое скорбное выражение лица, что все окружающие считали своим долгом именно ее утешать и ободрять, не обращая никакого внимания на пребывающих в трансе Нату и Иру!
  В результате всех многоступенчатых переговоров между музеем, Кусковым, Рязанью и дочерью Иры, объяснявшей, как проехать из Кускова к музею и оттуда в Рязань, машина наконец материализовалась глубоким вечером.
  Все забегали. Машину долго перегоняли от одних ворот к другим, искали Сан Саныча - нашли, Сан Саныч искал ключи - нашел; после того, как открыли парочку железных ворот, выяснилось, что нашел не все: нет ключей от стройзоны. Все открытые двери закрыли, пошли открывать другие... и т.д. и т. п. Все это время Дженни стояла, как паинька, и сторожила упаковки в компании с рязанскими девушками, похожими на фей. Феи разглядывали Дженни с интересом и, наконец, решились спросить: "Это вы - реставратор?"
  Дженни честно ответила, что реставратор - это она, решив для первого знакомства опустить все свои многочисленные чины, звания и регалии. Интерес рязанок к реставратору объяснялся следующим образом: оказывается, их директор, будучи прост душой, заказал в гостинице номера таким порядком: для двух женщин и одного реставратора, о чем и доложил сотрудникам. Сотрудники взволновались и стали ему объяснять, что реставратор, как это ни странно, тоже - судя по имени-отчеству - женщина! Директор удивился этому феномену, но номера в гостинице перезаказал.
  Наконец музейные грузчики Паша с Андрюшей, в паре похожие на жука и муравья, погрузили упаковки, и машина уехала. Уехала недалеко - буквально до ГУМа. Около ГУМа машину остановили двое милиционеров и потребовали объяснений: кто это, что это, куда это и зачем? И есть ли пропуск? Ната трепещущим голосом разъяснила им все пункты, а насчет пропуска сослалась на авторитет могущественного Сан Саныча, что подействовало безотказно, и нас отпустили ехать дальше в Рязань.
  "Боже, как мне было страшно!" - сказала Ната, закурила сигарету и дальше молчала до самой Рязани, очевидно думая о вечном. Думать о вечном ей, правда, не давала Ира, время от времени вопрошая: "Наташк! Ты спишь? Дженьк! Ты спишь!" Так что поспать не удалось.
  Дженни удачно села в какую-то щель между сиденьями и некоторое время балансировала в этом неудобном положении, потом угнездилась, прижав рязанскую Нину к окну. Та безропотно терпела, уверяя ангельским голоском, что ей удобно.
  Ближе к ночи добрались до Рязани. Музей был пуст, мрачен и неприветлив. Гостей не ждали! Рязанские фееподобные девушки страшно рассердились и стали предпринимать какие-то грозные действия, в результате чего музей все-таки открыли, гостей впустили, милиционер и шофер - святые люди! - разгрузили неподъемные ящики. И всех отвезли в гостиницу.
  Спустя минут сорок в музей все-таки пришел некто, призванный встретить и разгрузить московскую выставку - оказывается, рязанцы не надеялись, что москвичи прибудут столь рано!
  
  Гостиница.
  Гостиница "Учитель" заслуживает отдельного описания. Огромная, пустая, чистая и холодная, она была лучше многих, встречавшихся на жизненном пути Дженни (правда, честно признаться, она никогда не жила в "Хилтоне").
  Но зато она жила в гостинице города Кологрива!
  Однажды Дженни путешествовала вместе с другом и его приятелем, и им пришлось заночевать в Кологриве. Разместили их следующим образом: двух мужчин в 2-хместном номере, а сироту Дженни, которую с другом связывали узы незаконные, - одну в восьмиместном. Гостиница была двухэтажная, старая, деревянная. В огромном восьмиместном номере была раковина, но туалет - туалет находился на первом этаже! Дженни, проводив друга в его номер, на всякий случай заперлась.
  Ага.
  Заперлась, но ОТКРЫТЬ дверь, когда ей среди ночи понадобилось на первый этаж, НЕ СМОГЛА! Она старательно вертела ключ во все мыслимые и немыслимые стороны, наваливалась на створку и приподнимала ее, отжимала и в отчаяньи била по ней кулаком - толку не было никакого! Грохот стоял неимоверный, но ни одна душа не пришла к бедной Дженни на помощь! Мало того, ее так называемый друг, оказывается, слышал сквозь сон все эти стуки, бряки и крики, но не только не встал с койки, а наоборот, перевернулся на другой бок и закрыл ухо подушкой, думая - как не постеснялся признаться утром - "А, пусть!"
  Спасла Дженни коридорная, которая пришла их будить в 5 утра.
  Да, так вернемся в Рязань!
  В состав рязанского номера входили две двухместные комнаты и душ вкупе с прочими удобствами. Дженни легкомысленно выбрала себе большую комнату, за что и поплатилась: маленькая комната нагревалась пышными телами Ирочки и Наточки гораздо быстрее, чем большая комната ее - хотя и более пышным, но все же одиноким - телом! И только из чувства исторической справедливости, а не по склочности характера, Дженни вынуждена сообщить, что кровати у них были вдвое выше и матрасы толще! Правда, оказалось, что у низкой кровати есть свое преимущество, ибо устройство матраса таково, что лежать на нем возможно только посередине, а при малейшей попытке сдвинуться к краю он норовит опрокинуть тебя на пол - к счастью, падать невысоко, и, в общем, при раннем подъеме даже помогает проснуться.
  А в общем, в номере прекрасно: есть все удобства, горячая вода льется из кранов (правда, при этом трубы почему-то холодные!)... Но в окно лучше не смотреть! Дженни неосторожно выглянула туда в первый вечер и увидела высокую стену с тремя рядами колючей проволоки, одинокий фонарь и какие-то колдобины, одним словом - Зона!
  Так что смотрели девушки не в окно, а в маленький черно-белый телевизор, который ловил две программы: 1-й канал и ТНТ. Припадали они к нему утром и вечером - во время завтрака и ужина, причем показывали там бесконечные "Семейные узы", застрявшие на проблеме беременности главной героини. Управляла телевизором Ира, бойко орудуя комнатной антенной, щелкая тумблерами и вертя ручки во все мыслимые стороны. Поглядев на ловкое обращение Иры с аппаратом, Ната почтительно произнесла, прихлебывая чай: "Ирка-то - все крантики в телевизоре знает!"
  Кстати о чае. Другой важный аппарат - электрическая плита - находился на кухне. На укрощение плиты и приручение чайника у девушек ушло три дня. Первый день чайник вскипал ровно полтора часа, в результате чего они прибыли в музей чуть ли не к обеду. Чего они только не предпринимали! По методу Джерома-Джерома делали вид, что совсем не собираются пить чай, и даже не знают, что это такое. Не помогало. Они переставляли чайник с конфорки на конфорку, вертели ручки слева направо и справа налево, делали пассы руками, доливали воду и отливали воду, они готовы были согреть его своим телом - не помогало ничего! Чайник вскипел, когда вскипел - через полтора часа. На следующий день процесс вскипания ускорился до сорока минут, а в последний день чайник приручился настолько, что вскипел минут за 20. Если бы девушки прожили еще недельки две, он, вероятно, научился бы вскипать без плиты вообще. Но они уехали раньше.
  Кстати о чайнике. Принеся в первый раз вскипевший чайник в номер, девицы с ним носились, как курица с яйцом - не знали, как его приветить, чем порадовать, на что поставить. Тут Дженни вспомнила, что у нее в комнате есть железная подставка под чайник. Она пошла и принесла. Чайник торжественно поставили на подставку, а Ната, совершенно потеряв рассудок от всех перипетий поездки, спросила потрясенным голосом: "Джень! Как тебе пришло в голову захватить с собой из дома подставку! Откуда ты знала, что она понадобится?!"
  Дженни с Ирой просто повалились кто куда, изнемогая от хохота, а бедная Наташечка страшно сконфузилась. На следующий день, бредя в музей, Дженни - натура вредная и коварная - серьезно произнесла: "Самое главное, когда будем уезжать, не забыть мне одну вещь забрать!" "Какую, какую?" - заинтересовалась Наталья, - "А подставку под чайник!"
  Монтаж
  Любите ли вы монтаж? Любите ли вы монтаж, как люблю его я - со всем исступлением, к которому способна пылкая молодость, страстная и жадная до впечатлений изящного... и как там дальше? Как это у ... кого? У Белинского, что ли? И вообще, это про театр. Нет, я не люблю монтаж. Я люблю сидеть за компьютером и стучать по клавишам, сочиняя бессмертные творения, я люблю лежать на диване с детективом Дика Френсиса, я люблю... да мало ли что! Но монтаж выставки...
  Эти суета, беспорядок, неразбериха, ажиотаж и горячка, из которых вдруг вырастает нечто прекрасное и гармоничное... Только что все пространство было завалено ящиками, полу распакованными экспонатами, картоном и бумагой... Рояль соседствовал со стремянкой, одинокий манекен, обмотанный старыми колготками, возвышался над пустой витриной, все лежало не там и не так... И вот уже пустая зала, портреты смотрят со стен, блестит паркет, заманчиво сияют витрины со множеством прелестных и удивительных вещиц, звучит рояль, речи, цветы, аплодисменты...
  И странная пустота внутри: только что все это было твоим, ты держал в руках этот веер, надевал на манекен это серебряное платье, изобретал подставочки для этих книжек, развешивал эти портреты... теперь они сами по себе, живут своей собственной жизнью. Ты свободен. Ты можешь уйти. Хаос преобразован в упорядоченный космос...
  О чем это, собственно, я? Ах да, о монтаже выставки!
  Весь первый день девушки спокойно распаковывались, потихоньку раскладывались, помаленьку расставлялись. К вечеру пришла машина с остальными громоздкими ящиками. Директор, памятуя неудачную встречу первой машины, нагнал мужчин в огромном количестве - сами рязанские дамы дивовались, откуда их столько! Разгрузка прошла в ударном темпе, и "грузчики" настолько воодушевились, что вознесли все ящики на второй этаж в зал!
  Так что весь второй день все активно распаковывались, интенсивно раскладывались, бойко расставлялись и даже развешивались. Причем Ната и Ира суетились по хозяйству, а Дженни - как самый важный специалист - уселась посреди зала и конструировала из картона коробочки, предназначенные для поддержки корешков раскрытых книг. Вокруг нее ходили люди, что-то делали, что-то говорили, вокруг нее мог идти снег, дождь, обрушиться потолок - она клеила коробочки. Рязанские дамы робко предлагали ей свою помощь, говоря, что они тоже умеют это делать, - нет, Дженни клеила их сама, никого не допуская. Еще она прикрепляла прозрачные ленточки, держащие страницы у книг. Коробочки и ленточки, коробочки и ленточки, коробочки и ленточки, коробочки и ленточки... Наверное, Дженни могла заняться какой-то более нужной и осмысленной деятельностью. Может быть, ее помощь была нужна на каком-нибудь еще участке работы. Нет, коробочки и ленточки - вот ее призвание. Вот цель Дженниной жизни.
  Извлечь ее из транса удавалось только кодовыми словами "Иоганн Барду", на которое она реагировала и начинала волноваться и искать Барду по всему музею (но нашла только одного, да и то сомнительного).
  Вечером коллеги с трудом вырывали из Дженниных холодеющих рук остатки картона и обрывки прозрачной ленточки, которые она порывалась взять с собой в гостиницу, чтобы и там клеить коробочки и скреплять ленточки. В общем, как выразилась Ира, если Дженни попадет в дурдом - в чем сомневаться не приходится - то уже сейчас ясно, чем она там будет заниматься.
  Коллеги сходили с ума по-своему. Ириша с видом обиженной золотой рыбки расставляла рамочки с фотографиями, подозревая Наталью в пристрастном отношении к живописи и пренебрежении к ее любимым фотографиям.
   Наталья нянчилась с книжками. Сначала она никак не могла пристроить аннотацию к "Немому из Съерра-Морены", которая (аннотация) была в 2 раза больше самой книжки, так как авторы включили в нее биографию писателя, краткое содержание романа и подробное описание иллюстрации, на коей книжка должна была быть раскрыта.
  Прочитав означенную аннотацию, Дженни обвинила Нату в том, что все аннотации к ее портретам составлены совершенно неправильно, так как в них не хватает подробного описания портрета, например: "Смотрит влево, глаза голубые, нос прямой, волосы седые, платье голубое, шаль красная, в руке цветок". Ната почему-то отказалась переделывать аннотации и послала Дженни клеить коробочки.
  Кстати, этот самый "Немой из Съерра-Морены" на самом деле был вовсе не романом, а оперой! Интересно, каким образом выражал в оперном жанре свои мысли и чувства главный герой, лишенный дара речи?
  Затем начались проблемы с Гомером. Ната включила в выставку том "Илиады" под тем предлогом, что якобы все эти фрейлины и кавалерственные дамы читали оную "Одиссею" с утра до вечера, в чем лично Дженни глубоко сомневалась! Что им, больше делать было нечего, что ли?
  Когда выставка была в Москве, Гомер не пригодился: он не влезал ни в какую витрину, ни с чем не компоновался, переплет у него был скучный, внутри - ни одной картинки... Но упорная Ната привезла его в Рязань в надежде пристроить книгу здесь. Она ходила от витрины к витрине, прижимая Гомера к груди, и пыталась подложить его хоть куда-нибудь! Отобрать у Наташи Гомера удалось только под предлогом похода в "Сайгон" - не брать же его с собой!
  В конце концов, Дженни волевым решением положила неприкаянного Гомера в витрину с экспонатами рубежа веков, использовав его в качестве подложки под том Киплинга. Там он и остался. Представляю себе недоумение вдумчивого зрителя, пытающегося логически объединить Киплинга с Гомером! В общем: "Гнев, о Богиня, воспой Одиссея, Пелеева сына - с Киплингом чуждым в витрине одной заключен!"
  А развеску живописи Дженни не забудет до скончания дней! Рязанская Галя, облачившись в черный халат, споро орудовала длиннейшей палкой - метра 3, не меньше! - развешивая веревки от картин на невидимые снизу крючочки под потолком высоченного зала. Зрелище дивное! Русская инженерная мысль!
  Но не спрашивайте у Дженни, как они надевали на манекен серебряное платье, декольте которого было ровно в два раза больше манекеновых плечиков! Не спрашивайте - все равно не скажет. Зачем вам мучиться ночными кошмарами? Живите спокойно! О, не знай сих страшных снов ты, моя Татьяна - хранительница пресловутого платьица! Пребывай в непоколебимой уверенности, что платье XVIII века вполне можно доверить надежным рукам искусствоведа и историка (реставратор самоустранился, дабы не нести никакой ответственности).
  - И что такого? - слышу я дружные голоса искусствоведа и историка, - прекрасно получилось! Ниточки не помяли!
  Молчу, молчу, молчу!
  Сайгон
  Даже не знаю, рассказывать ли про "Сайгон"? Может быть, не стоит? Зачем создавать излишний ажиотаж? Пусть он так и останется тайной, известной лишь посвященным, вкушавшим под его зеркальным потолком французский суп, курицу с апельсиновым соусом и загадочное блюдо "Трям-ням-тям"!
  Да, читатель! "Сайгон" - это ресторан. И пусть там зеркальные потолки и пластиковые жалюзи на окнах, пусть официантки облачены по случаю мороза в зеленые суконные пиджаки поверх шелковых кимоно, пусть вся посуда разная, а узор на вилках не совпадает с узором на ножах! Пусть! Не это главное!
  Ах! Где найти слова, дабы описать неповторимый вкус густого супа с курицей, грибами, морской живностью и ананасами, поданного в фарфоровой мисочке с псевдофарфоровой ложечкой необыкновенной конструкции, с ложечкой, украсть которую помешало только благородное происхождение и хорошее воспитание!
  А эскалоп с картофелем фри и мелко нарубленной капусткой, прихотливо украшенный вырезанным из простейшего огурца цветком, в середине которого заключен огненно-красный соус? А курица с апельсином, гарнира к коей не полагается, поскольку "она самодостаточна" - как выразилась официантка с табличкой "Таня" на груди? И уверяю тебя, читатель, она таки "самодостаточна", эта курица! А семга?! А мороженое, осыпанное чем-то похожим на тертую редьку и оказавшимся при надкусывании кокосом?
  Идите, идите в "Сайгон"! Идите и живите там - если сможете!
  Цены? Какие цены? При чем здесь цены, когда речь идет о высоком искусстве кулинарии и о низкой страсти чревоугодия?
  Кстати, о ценах. В промежутке между "Сайгоном" девушки посетили бывшую обкомовскую столовую и перенеслись лет на 20 назад, в незабвенные времена Общепита. Было дешево. Но невкусно. Щи, второе, компот, пирожок якобы с яблоками, оказавшийся с капустой. Ириша заподозрила, что компот тоже из капусты, на что Дженни ей возразила: "Компот из капусты мы ели на первое!"
  Это все про обеды. Завтракали и ужинали мы в гостинице - надо же было съесть многочисленные продукты, привезенные с собой!
  Наталья припасла целую миску сухофруктов, которые прошли на "ура", миска уцелела с трудом, но уцелела, и Наташечке пришлось увозить ее обратно. Меньшим спросом среди населения пользовался широко разрекламированный ею Македонский чай необыкновенной пользительности. Как-то не вызвал он энтузиазма! Поэтому при отъезде его подарили гостеприимным рязанским феям.
  Предложенный Дженни антигипертонический чай отличался столь мерзким вкусом, что использовался только для украшения стола и в последний день был выброшен вместе с коробочкой.
  Ира, как заботливая и рачительная хозяйка, привезла с собой 4 сырых яйца - в рассуждении яичницы-глазуньи или же омлета, как пожелается. Но, увидев, сколько времени занимает простое кипячение воды, она поняла, что яичница - это мечта несбыточная. Поэтому яйца были благополучно увезены обратно в Москву, где и съедены в городом одиночестве все той же Ирой.
  Чтобы исчерпать до дна продуктовую тему, следует рассказать, как девушки отличились в магазине с заманчивым названием "Царское угощенье". Они там купили кое-что из еды и среди прочего шесть штук хурмы, упакованной парами в сеточки. Ира еще купила сыр Бри и конфету под названием "мини-торт". Придя домой, они обнаружили, что хурмы как-то не хватает. Целых двух штук! Они решили, что потеряли ее по дороге. Потом выяснилось, что не хватает и сыра Бри, и мини-торта! В общем, Ира расплатиться - расплатилась, а продукт не взяла!
  Страдали девицы целый вечер. Общество разделилось на две партии: оптимисты в лице Наташи и Дженни были уверены, что утром им все вернут в целости и сохранности, а партия пессимистов в лице Иры глубоко в этом сомневалась. Дабы не мучить читателя, признаюсь сразу, что победили оптимисты! Утром все зашли в магазин и, хотя была совсем другая смена, им безропотно вернули сыр Бри, мини-торт и хурму! Вот!
  Рязань
  Первые три дня Дженни наблюдала Рязань только в утренней дымке или вечерней тьме (не считая пути до "Сайгона" и обратно). Рязань ей очень понравилась. Она бы с удовольствием взяла ее себе, но боюсь, она не поместится у нее в квартире. Чудесное смешение старины и "новины": деревянные домики с резными наличниками причудливо соседствуют с новорусскими особняками; парк, размещенный как бы в русле бывшей реки, что создает удивительный эффект: смотришь с моста вниз, а там - дорожки, дерева, люди ходят...
  Совсем недалеко от музея на одной из улиц стоит дивная руина - кирпичные полу разрушенные ворота, сквозь них виден забавный деревянный домик с башенкой, а рядышком, на двери другого дома, объявление: "Открыт новый портал знакомств!" и всякие там "www.@.RU".
  А сам музей! Уютный, домашний, с паркетными блестящими полами, высокими потолками, пахнущий воском и стариной. Директор, похожий на грустного домового в джинсовой безрукавке и меховой лохматой шапке, которую он не снял даже на открытии. Он живет в высокой башенке, и невнимательные сотрудники пару раз закрывали бедного домового в музее.
  А как хороши уютные гнездышки, свитые музейными феями в разных уголках музея, украшенные ажурными звездочками из фольги, поразившими Дженни настолько, что, прибыв домой, она, даже не раздевшись, кинулась вырезать подобные звездочки и потерпела жестокое фиаско, несмотря на свою квалификацию реставратора: у нее все поломалось, смялось и порвалось!
   В последний день благородные коллеги отпустили Дженни осмотреть рязанский кремль. Ей подробно рассказали, куда идти, где сворачивать направо, где налево, где никуда не сворачивать. Ориентирами выступали цирк и кремлевский шпиль, который "отовсюду видно", как обещала фея Нина.
  Ну, Дженни и пошла.
  Судя по тому, что вы читаете эти "мурмуары", она все-таки вернулась из своего похода, а не бродит до сих пор по морозной Рязани. Но это заслуга исключительно Рязани, так как Дженни приложила все усилия, чтобы заблудиться.
  Дойдя до перекрестка, она посмотрела на видневшийся невдалеке цирк и пошла в противоположную сторону, держа курс на золотой шпиль, сверкавший вдали на фоне неба. Пришла она к рынку. Пройдя сквозь торговые ряды, добрела до здания со шпилем. Оно оказалось каким-то храмом, но отнюдь не кремлем. "А где кремль?" - спросила Дженни у первой попавшейся аборигенки. "Кремль? - удивилась та, - кремль во-о-о-он там!"
  И Дженни побрела "во-о-о-он туда". В общем, нагулялась она по шестнадцатиградусному морозу досыта. Поскольку к 12 часам ее уже ждали обратно, кремль ей пришлось осматривать бегом, но все же она успела посетить две экспозиции, где была единственным посетителем. Смотрительницы радовались ей, как родной, а одна очень хотела провести среди Дженни экскурсию за 4 рубля, завлекая возможностью трогать экспонаты и фотографироваться среди них. Фотографировать Дженни было нечем, а экспонатов она натрогалась за эти дни предостаточно, так что отказалась от всех услуг и покинула музей, напутствуемая обиженной смотрительницей: "И напрасно, узнали бы много нового!"
  Возвращаясь обратно, Дженни встретилась с лошадью. Лошадь ее обогнала - красивая такая, гнедая, в красной попонке и с цветком за ухом. Цокая копытами, она прошествовала вперед и заняла очередь в хлебную лавку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что лошадь вела под уздцы девушку, то есть, наоборот! Ну, вы меня поняли.
  Попрощавшись с лошадью, Дженни бегом устремилась в музей, куда и прибежала за 10 минут! Почему путь к кремлю занял у нее час с лишним, не понятно!
  В музее Дженни застала московских и рязанских девушек в процессе развешивания этикеток, которые - этикетки, а не девушки, - все время норовили упасть. Число девушек пополнилось приехавшей из Москвы Ириной дочерью - прекрасной, молчаливой, терпеливой дочерью, которая безропотно примчалась на материнский призыв, чтобы отвезти всю компанию в Москву!
  Развесив этикетки и посетив в очередной раз "Сайгон" все вернулись в музей к открытию выставки - усталые, объевшиеся и сонные, но довольные тем, что никому из них, кроме Натальи, не придется держать речей и давать интервью. Бедная Наталья, распространяя вокруг себя пряные ароматы "Сайгона", покорно терпела все прихоти телевизионщиков, переставлявших ее, как куклу, по залу в поисках лучшей перспективы, и даже ухитрялась сохранять приличествующую случаю серьезность, несмотря на рожи, которые Ира с Дженни корчили ей из соседнего зала!
  Мало того, она еще произнесла замечательную - как всегда - речь, обратив толпу гостей в транс: по-моему, никто даже не дышал! Мало и этого - Наташа героически закрыла подруг своим телом, выпив все предназначавшееся москвичам шампанское, так как Дженни с Ирой изображали глубоких трезвенников.
  Естественно, подобные подвиги не могли не сказаться на ее эмоциональной натуре: не веря своим ушам, Дженни с Ирой услышали, как Ната убеждает рязанок устраивать на выставке обеды и ужины, привлекая местных представителей неправедно нажитого капитала! Тут подруги собрали ее в охапку и снесли в машину. Но и там она не могла успокоиться и всю обратную дорогу производила какие-то странные действия с кепочкой: то снимет ее, то наденет, то снимет, то наденет! Каков был смысл этого ритуала, никто так и не понял.
  А впрочем, Наталье позволены любые безумства!
  Даже делать выставки в Рязани.
  Уж ежели проникла в кровь эта отрава - страсть к выставкам, от нее не избавишься никакими силами. И неважно, как она овладела тобой - подкралась незаметно или обрушилась внезапно.
  А не отвезти ли нам в Рязань акварельный портрет?
  
  
  03.12 - 06.12.2002
  Москва-Рязань-Москва
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"