Березовый сок был, как привыкли оба собеседника, ледяным. С тем почти неуловимым привкусом, по которому знающий человек сразу определит сок, доставленный на Землю с Периферии. Конкретно, с экспериментальных плантаций на Пандоре. Оба собеседника любили этот сок и предпочитали почти всем напиткам. Впрочем, они были людьми широких взглядов. Случалось, ставили на стол под серьезный разговор и шипучее ируканское. Конечно, только в том случае, если серьезный разговор предполагался не о прогресорстве. В противном случае пить ируканское, а равно соанское или, скажем, хонтийское было бы моветоном...
Вот как сейчас, например.
- Вас никогда не удивляло, Максим, что Горбовский, который, как всем известно, хорошо к Вам относится, с удовольствием называет Максиком и даже немного покровительствуем Вам... Вы не обиделись?
- Совершенно нет. С какой стати?
- Действительно. Так вот. Вас никогда не удивляло, что Горбовский, который с удовольствием общается с Вами, практически не общается с Вашим наставником, старшим коллегой и проч. Рудольфом Сикорски?
- А он с ним не общается?
- Раньше - только на заседаниях Совета. Теперь - совсем нет.
- Гм. Должен сказать, я об этом не задумывался.
- Как-то не до того было... А ведь у Леонида Андреевича была для этого причина, Макс.
- Надо полагать.
- Этой причиной были Вы сами. Горбовский не простил Сикорски того, что Странник сделал с Маком. Точнее, того, что странник сделал с Биг Багом.
Каммерер поставил стакана на стол. В задумчивости снял с руки браслет. Потер запястье. Снова снял. Надел. Браслет, как обычно, был ему маловат. Наконец, принялся вертеть несчастное устройство связи в мощных пальцах.
- Что такого страшного сделал Странник с Биг Багом? С Маком - еще понятно. Допустим, не вернул юношу на ласковую Землю, позволил стать подпольщиком, прогрессором. А потом-то что?
- А потом, - сказал Бромберг с явным смущением, - Биг Баг стал не просто Биг Багом и не просто прогрессором. Прогрессоров, вы уж простите меня, Максим, много. Их не любят, они сами себя не любят, но, в общем, профессия как профессия... Вот только Вы были не совсем обычным прогрессором. Вы были Белым Ферзем.
- Был. И что? Чем миссия в Островной империи отличалась от множества миссий в Пандее, на Голубой Змее или...
- Вот. Вот о чем я хотел спросить Вас, как историк науки - прогрессора. Чем отличалась миссия в Островной империи от десяткой других ваших миссий? Почему прогрессоры говорят о Вас с восхищением и даже, простите, Максим, со страхом, а повторить Вашу успешную инфильтрацию в империю оказался способен лишь несчастный Абалкин? Как Вы думаете?
- Честно говоря, никак не думаю. Могу предположить, что я к тому времени был уже очень глубоко кондиционирован для условий Саракша. Я, собственно, был нормальным жителем Саракша. От землянина, коммунара у меня оставались убеждения... Смысл жизни... Ну, некоторые необычные, с точки зрения аборигенов, возможности... Но, по сути, я был уже больше тамошний, чем здешний. Я привык к тому, как живет этот мир.
- Но разве не о каждом прогрессоре можно сказать примерно то же самое? В Островной империи после вас пробовали закрепиться два десятка специалистов. В адмиралтействе, в береговой охране, в различных правительственных структурах... В контрразведке, после Вас, никто даже не пробовал. Почему?
- У вас ведь есть ответ, Айзек. Скажите мне.
- Мне не хотелось... Я любил Рудольфа. В это трудно поверить, но я его любил. Но я не сразу понял, что он сделал с собой, когда был Странником... И что он сделал с Вами...
- А если конкретнее?
- А конкретнее, вдруг закричал старик - как обычно, крик вырвался из него неожиданно, кажется, для него же самого. Он кричал тонко и яростно - конкретнее, Вы не помните, как стали офицером контрразведки! Как стали капитаном! И капитаном капитанов! Вы мне можете рассказать кое-что - то, что я и сам могу прочесть в Вашем личном деле! Как вы были солдатом береговой охраны, командиром морской пехоты, как учились в столичной академии и как организовали пропагандистское радио, вещающее на Хонти! Вы про это прочли! А своих воспоминаний у вас нет! Нету! Лакуна! Двойной барьер! Созданный так искусно, что Вы не ощущали его до сего момента!
Бромберг резко взмахнул рукой и, конечно, смахнул со стола свой стакан.
- Вы не может вспомнить, Максим. Он все стер. Вначале подверг вас глубокой реморализации в своем институте. Затем стер следы. Через несколько дней отправил Вас на острова. А когда Вы вернулись - повторил процедуру. И снова стер следы. Вы сейчас пытаетесь вспомнить...
- Пытаюсь.
- Я вам верну эти воспоминания. Это просьба Леонида Андреевича. Он считает, что Вы - сильный мальчик и справитесь. Останетесь собой и не сойдете с ума. Сидоров с ним согласен. Комов тоже.
- Что же там такое? - Каммерер взял себя в руки очень быстро. Пожалуй, большинство людей и не заметили бы, что он на какое-то время растерялся.
- Что там такое... Они сказали мне, что я должен Вас подготовить. Что у меня получится, потому что я экспансивный и дерзкий. Я был польщен... Что там такое... Был такой древний писатель, Юлиан Семенов.
- Да. Россия, XX век. Создал эпопею о советском разведчике Максиме Исаеве.
- Прекрасно! Прекрасная эрудиция! Браво! Не правда ли, этот персонаж, с натяжкой. конечно, мог бы называться в наше время прогрессором?
- Правда. Про натяжку.
- Ха-ха. Ха. - Старый смутьян стал решителен и серьезен. - Максим, однажды Юлиана Семенова оскорбил один его коллега, тоже писатель. Он спросил, каких же свинств натворил Макс Отто фон Штирлиц, чтобы стать штандартенфюрером СС. Семенов очень обиделся. А Вы...
- А я был прогрессором...
- Да. В Пандее и в других местах. А белый Ферзь был капитаном капитанов и начальником департамента исследований методов шпионажа. Я не смог дослушать и досмотреть до конца материалы, Максим. Леонид Андреевич сумел, а я - нет. Но Вам придется тоже суметь.