Из чахлого перелеска бешеным карьером вылетели трое и поскакали через мокрый после дождя луг. Копыта их хрипящих лошадей сбивали пушистые венчики васильков и приминали плети живучего горько-дурманного полынного цвета. Следом за ними из леса вынырнули преследователи. Около двух десятков верховых рассыпались цепью и, стреляя прямо с седел, погнали беглецов к реке, извивавшейся за лугом.
Пригнувшись к конским гривам, трое преследуемых отчаянно хлестали роняющих хлопья бело-розовой пены лошадей. Уже у самого края луга ехавший слева всадник изогнулся дугой, запрокинув голову и раскинув в стороны руки, будто желая обнять весь покидаемый им мир, упал на круп своего коня. Двое оставшихся, не сбавляя темпа слетели с пологого берега и, рассыпая фонтаны брызг, бросились в воду.
Вода успела лишь лизнуть подошвы Сергеевых сапог, когда конь под ним вздрогнул и, дико заржав, начал крениться назад и вбок. Чтобы не оказаться придавленным раненной лошадью, Сергей спрыгнул и тут же, поскользнувшись, погрузился с головой в илистую взвесь мелководья. Вынырнув, он увидел, что его напарник уже добрался до середины реки. Если спасется хотя бы Крюков, возможно, он сумеет устно передать какие-то сведения командирам окруженных первой и третьей дивизий. Письменное донесение лежало в его, Сергея, планшете и было уже изрядно мокрым.
Вокруг засвистели пули, вынуждая его снова нырнуть. Плыть было неудобно: разглядеть хоть что-то в мутной воде не удавалось, тяжелые сапоги тянули на дно. Вынырнув еще раз, Сергей увидел красных в воде уже совсем близко и понял, что переплыть реку прежде, чем его настигнут, он никак не успеет. Вдохнув побольше воздуха, он нырнул и повернул назад, забирая сильно левее, в надежде вынырнуть несколько в стороне от преследователей, там, где в прибрежных камышах он успел заметить пару рыбацких лодок.
Под водой он сорвал с себя промокший насквозь планшет и попытался сдернуть так мешавшие ему сапоги: правый слетел легко, но левый никак не поддавался, и Сергей так и поплыл в нем дальше. Нехватка воздуха разрывала легкие, в ушах гудело, сердце стучало набатом, но он терпел и плыл, боясь вынырнуть раньше, чем достигнет спасительных камышей. Наконец, руки его задели длинные гибкие стебли, и Сергей, перевернувшись на спину, рискнул высунуть из воды лицо. Открытым ртом он жадно хватал воздух и прислушивался к окружающим его звукам. Над головой маячили светлые метелки осоки, вдали слышался плеск, крики и ругань.
Очень медленно и осторожно Сергей поднял из воды голову и осмотрелся. Скрытый прибрежными зарослями, он увидел, как двое красноармейцев под руки вытаскивали из воды Крюкова, волочившего за собой левую ногу и оставлявшего на воде быстро растворявшийся красный след. Часть красноармейцев пыталась высмотреть его самого с берега в то время, как другая группа прочесывала мелководье. "Ушел! Утоп..." - слышались ему обрывки фраз. Осторожно нагнувшись, он снял второй сапог и скрючился за кочкой осоки, надеясь переждать облаву.
- Вылезай! - резкий возглас за спиной заставил Сергея вздрогнуть. - Искупался, и будет.
Обернувшись, он уткнулся в дуло наставленной на него винтовки. В трех шагах от него по колено в воде стояли двое красноармейцев. Стоявший чуть позади вложил в рот два пальца и оглушительно свистнул. "Пойма-а-али!" - крик разнесся над водой в наступившей после свиста тишине.
- Смотри-ка, Василь, у нас тут никак офицер, - довольно ухмыльнулся державший Сергея на прицеле боец. - Вылазь, говорю, ваш-благродие! Только не дури, застрелю!
"Не самый плохой вариант для меня", - подумал Сергей, но все же медленно побрел к берегу. От нырявшего вместе с ним маузера толку сейчас не было, нож из правого сапога остался где-то в реке. Пока спотыкающийся пленник и подпихивавший его в спину винтовочным дулом конвоир лезли на более крутой в этом месте берег, по кромке воды в облаке брызг и водяной пыли прискакали еще пятеро красноармейцев. Передний всадник одним прыжком взлетел на береговой откос и соскочил с лошади перед самым носом Сергея. По кожаной куртке и уверенной манере Сергей безошибочно определил в нем командира.
- Что было в планшете?
По поспешности, с которой красный, еще не успев отдышаться, задал вопрос, по напряжению, с каким он ждал ответа, было ясно, как сильно его это интересовало. Сергей помедлил, глядя в глаза своему противнику и размышляя. Так и не придумав ничего толкового, он ответил:
- Письмо от жены.
- Зачем же топил тогда? - за тихим вкрадчивым голосом краскома[1] слышалась с трудом сдерживаемая ярость.
- Нечаянно уронил.
- Нечаянно, значит... - красноармеец нарочито медленно вытащил из кобуры наган и направил в грудь Сергею. - А твою любушку, случаем, не генералом Эрдели кличут?
Ответить Сергею на это было нечего, а потому он молчал, продолжая исподволь рассматривать своего оппонента. Тот был еще довольно молод, не старше его самого. Из-под лихо заломленной на бок кубанки торчал светлый льняной чуб, липнувший к взмокшему от долгой гонки лбу, между выгоревших бровей залегла не по возрасту глубокая складка. Сергей разглядел и то, как побелели костяшки сжимавших наган пальцев.
- А может быть, даже и самим Деникиным величают?
Произнося последние слова своего вопроса, белоголовый размахнулся и рукояткой револьвера ударил пленного по лицу. Голова Сергея дернулась в сторону, левая скула вспыхнула огнем, а перед глазами рассыпались искры. "Началось помаленьку, - пронеслось у него в голове. - Надо было еще в лесу стреляться".
- Кто? Куда ехали?
- Поручик Сергей Лисовский, первая конная дивизия.
- Сам вижу, что поручик. Так куда же вы, господин поручик, направлялись со своим отрядом?
- Разведка местности.
- Впятером в глубоком тылу неприятеля? Ну да, обычное дело, - краском уже не пытался скрывать свое раздражение.
- Мы заблудились.
- Хватит ваньку-то валять! Заблудились они...
Левой свободной рукой командир двинул Сергея в живот, а стоявший сбоку красноармеец вытянул согнувшегося пленника прикладом винтовки по спине. Уже стоя на коленях Сергей почувствовал сильный пинок под ребра и свалился на бок, пытаясь прикрыть руками хотя бы голову. Но ударов больше не последовало. Убрав ладони от лица, он увидел, что допрашивавший его командир отвернулся и смотрит в сторону реки. Оттуда размахивая чем-то над головой и громко крича, скакал еще один красноармеец. Уже через мгновение Сергей разглядел, что именно тот держал в руках, и выругался сквозь зубы.
- Выловили, товарищ командир. За корягу ремнем зацепился, - подъехавший к ним боец, свесившись с седла, протянул белобрысому мокрую полевую сумку Сергея.
- Сейчас и посмотрим, что жены белякам пишут, - краском насмешливо взглянул на все еще сидевшего на земле пленника и, уже отвернувшись, бросил: - Вставай, не устал ещё.
Пока Сергей поднимался, светловолосый аккуратно вытащил мокрый, сложенный пополам листок. Бережно развернув бумагу, он склонился над ней, пытаясь разобрать хоть что-то в размытых водой каракулях.
- Что за черт?! Кодированное... - командир поднял глаза от бумаги и вперился в Сергея долгим тяжёлым взглядом. - Какой шифр?
- Не знаю, - Сергей покачал головой.
- Та-а-ак... - краском передал планшет с лежащим на нем листком невысокому чернявому красноармейцу, добавив, что тот "головой за документ отвечает", и вновь обернувшись к Сергею продолжил: - Не знаешь, значит?
- Естественно, не знаю, - Сергей нервно дернул плечом. - Кто я такой, чтобы знать шифр? Нарочным ничего знать не полагается, так безопасней.
- Логично. Тогда содержание, хотя бы примерное.
- Да откуда мне его знать?!
- Не кричи, поручик, я и сам покричать не дурак. На идиота ты, вроде, не похож. Звание у тебя не самое низкое. Хоть что-то о планах вашего командования ты должен знать. Ну хотя бы какие части движутся на помощь попавшим в окружение? Когда и где планируется удар?
- Не знаю... - голос Сергея на сей раз прозвучал тихо и невыразительно.
Беда Сергея состояла в том, что на самом деле он был в курсе того, какие части перегруппировывались сейчас для удара по окружившим в районе Кореновской первую и третью дивизию красным частям Сорокина. День и час решающего удара он, конечно, знать не мог. Возможно, это и было указано в размытом ныне донесении, а может, эта дата пока даже не была определена.
- Слушай, поручик, я тебе совет хочу дать. Добрый совет. Уж лучше мне сейчас все рассказать, чем потом с нашим комиссаром разговоры разговаривать. У него, понимаешь, все всё рассказывают. Совершенно неожиданно для себя.
Судя по смешкам, зазвучавшим вокруг, и ухмылкам на лицах окружавших его красноармейцев комиссар у них был личностью примечательной. Вот только знакомиться с ним Сергею отчаянно не хотелось.
- Ничего говорить не надумал? - светловолосый краском глядел на Сергея, скрестив на груди руки. - Нет? Ну как знаешь. Вяжи его, Блинов. Да не за спиной, спереди руки вяжи! А то как же наш дорогой гость до хаты дойдет? Глядишь, ещё заблудится. А так мы его под белы рученьки доведём.
Под дружный гогот красноармейцев Сергею скрутили руки длиной веревкой, свободный конец которой один из бойцов привязал к задней луке своего седла. Осознав, как именно ему придется добираться до места, Сергей горько пожалел, что так поспешил избавиться от сапог. Обыскивавший его красноармеец тоже вздыхал, что пленный из Сергея, как из коровы кавалерийский конь: ехать-то можно, да толку мало. Сапоги он потерял, коня не сберёг, маузер, пусть и утопленный, себе, конечно, командир заберёт, так что взять с него особо и нечего.
Наконец, все двинулись в путь. У места, где беглецы бросились в воду, вышла заминка. Там на берегу оставалась вторая половина красного отряда. Проезжая мимо, командир зычно выкрикнул команду "По коням!" Бойцы повскакали с мест и бросились к лошадям.
- А с этим что делать? - один из отдыхавших красноармейцев подскочил к коню краскома.
Сергей проследил, куда указывал красноармеец: на песке, держась руками за простреленную чуть выше колена ногу, сидел Крюков. Бледное лицо его было искажено болью, губы страдальчески кривились.
- Что с этим? Хватит с нас и офицера. Не на руках же его нести! - командир недовольно дернул плечом. - Заканчивай с ним и догоняй.
Сергей дернулся как от удара и вновь обернулся к раненому. Поймав его взгляд, Крюков кивнул и поднял в воинском салюте перемазанную в крови правую руку. От дикости всего происходящего у поручика закружилась голова. "Приговоренный к смерти утешает живого... Неужто мои дела настолько плохи?! Хотя Крюкову, наверное, виднее. Он ведь и сам любитель пленных допрашивать. В смысле, был любитель", - тут же поправил сам себя Сергей.
Веревка, связывавшая его руки резко дернулась, он споткнулся и чуть было не упал. Солдат, к седлу которого был привязан пленник, обернулся и прикрикнул:
- Хватит тут пропаганду разводить! Иди давай!
И Сергей устало поплелся вперед, вперившись пустым взглядом в рыжий хвост коня. Услышав через пару минут одиночный выстрел за спиной, он обернулся, но ничего не увидел из-за кустов и поднявшейся кромки берега. Оглянулся на звук и красный командир. Подняв голову, он прислушался, а потом крикнул одному из бойцов:
- Васильев, у тебя лошадь посвежее, скачи к Коренюку. Передай, что я для него птичку певчую поймал. Скажи, мол, в гости ждем, трели послушать приглашаем.
По перемигиваниям и насмешливым взглядам, которые красноармейцы бросали на него, Сергей догадался, что Коренюком звали того самого комиссара, которым ему еще у реки угрожал краском. В голове его заметались фантазии и догадки одна мрачней другой. От полного морального поражения спасла Сергея лишь навалившаяся на него вскоре дикая усталость, а чуть позже дело довершила боль в стертых до кровавых мозолей ногах.
К небольшому хутору красноармейский отряд подошел уже в сумерках. Как видно, желая покрасоваться перед высыпавшей поглазеть на возвращающихся "краснюков" детворой, а более перед несколькими случайно оказавшимися поблизости молодыми девками, красноармеец, к седлу которого был привязан Сергей, пришпорил коня. Замысел его был прост и очевиден: припустив рысью, заставить пленника бежать следом. Испортил все конь. Испугавшись чьего-то вскрика или просто решив побыстрее добраться до близкого уже стойла, он рванул в галоп. Бегущие по дороге ребятишки с криками бросились в стороны, а Сергей рухнул как подкошенный и, проехав на животе добрую сотню шагов по деревенским ухабам, остался лежать ничком. Командир подлетел к усмирившему, наконец, своего коня бойцу:
- Совсем ума лишился! Угробишь раньше времени, сам его место займешь!
- Да разве ж я нарочно. Это все черт этот скаженячий! Рванул, ни пойми, ни разбери его...
- Ты на коня-то свою дурость не сваливай! - и уже, обернувшись к Сергею, продолжил: - Эй, ваше благородие, цел? Вставай!
То ли от испуга, ли от усталости и ноющей боли во всем теле, а возможно, и от отчаянности положения Сергеем овладело тупое безразличие к происходящему. Никак не отреагировав на обращенные к нему слова, он продолжал лежать на земле. Только услышав, что кто-то из всадников спешился, он повернул голову вбок, разглядел приближающиеся высокие хромовые сапоги командира отряда и собрался было вставать, да не успел. Между ним и грязными начальственными сапогами мелькнул и остановился темный шитый подол, рядом на дорогу бухнулось два ведра и коромысло, а над ухом прозвучал звенящий гневом голос:
- Нэ трожь! Чи люды вы, чи звири, не спознать![2] - девушка отвернулась от красноармейца и склонилась над Сергеем.
- Ты не шуми, не разобравшись! - смешавшийся краском попытался дать бойкой казачке отпор. - Он таких, как мы, немало, небось положил без лишней жалости.
- Вси вы нынче без жалостив стали, як сказились...[3] - тихо, но вполне отчетливо проговорила девушка и обратилась к пленному: - Воды?
Сергей облизнул пересохшие губы и кивнул. Неловко перевернувшись на бок, он наконец сел, подтянув к себе ноги. Молодая казачка оглядела его счесанные напрочь колени и локти, и сбитые в кровь ступни, горестно вздохнула и пододвинула к нему ведро. Сергей потянулся было к нему, но взять со связанными руками не смог.
- Обожди... - девушка сама взяла в руки ведро и наклонила так, чтобы ему было сподручно пить. Когда же пленный напился, она предложила: - Давай солью́?
- Спасибо! - Сергей подставил сложенные ковшиком ладони и с наслаждением умылся.
- Ну всё, закрывай лазарет! - командир отряда нервно постукивал нагайкой по сапогу. - До утра он всяко дотянет, а больше и не надо. Взялась беляков выхаживать...
- Билый, чи красный, а усё людына, усих жаль...[4]
- Вставай, поручик! Отдохнул и будет!
Не желая подводить сердобольную казачку, Сергей поспешно вскочил, но движение из-за связанных рук вышло неловким, он покачнулся и чуть было не свалился обратно в дорожную пыль. Не по-женски сильной и твердой рукой подхватила его под локоть девушка, на миг взглянула ему в глаза и тут же опустила взгляд.
- Ну, добре. Бувай, хлопче![5]
Ловко подхватив коромысло, казачка так быстро отошла в сторону, что Сергей только и успел уже в спину ей повторить свое "спасибо!"
- Пошли! - раздосадованный командир взлетел в седло и, обернувшись, скомандовал отряду: - К мельнице!
Пройдя хутор насквозь, отряд двигался еще с полверсты прежде, чем достиг небольшой полузаброшенной мельницы, стоявшей на берегу узенького маловодного е́рика[6]. Встречать отряд вышли несколько солдат из тех, что не участвовали в сегодняшней разведке.
- Припозднились чегой-то! - пожилой солдат, чинивший во дворе конскую сбрую, поднял голову при их появлении.
- Поздно, да с уловом! - ехавший одним из первых красноармеец лукаво подмигнул сослуживцу. - Добрую рыбину словили. Будет, чем комиссара попотчевать!
Под общий хохот и гомон отряд спешился. Бойцы расседлывали лошадей, шутили, рассказывали остававшимся на мельнице историю сегодняшней погони. Сергей огляделся и заметил, что красноармейцы успели обжиться на мельнице: на самодельном очаге что-то варилось, гордо запрокидывавший голову петух гонял в летней пыли пару куриц.
Вдруг тягостная тишина накрыла двор, оборвав шутки смех бойцов. Ехавшие последними красноармейцы ввели за собой под уздцы трех лошадей с перекинутыми через их спины телами погибших товарищей. Прислонившийся в изнеможении к стене Сергей вспомнил, что одного из них, кажется, подстрелил он сам еще в начале погони. Глядя, как бойцы в печальном молчании снимают тела с коней, как многие из стоящих вокруг стаскивают с голов фуражки и кубанки, Сергей вспомнил слова молодой казачки: "Билый, чи красный, а усё людына, усих жаль..."
- Протяни руки, - командир подошел к Сергею и отвязал длинный конец веревки от его запястий. - Пойдем!
Взяв Сергея за локоть, он повел его внутрь здания. Бросалось в глаза то, что помещением до прихода красноармейцев явно давно не пользовались: сырые стены покрылись в некоторых местах плесенью, кругом не было и следа мукомольного оборудования.
- А знаешь, поручик, почему эта мельница пустует? Здание-то неплохое, а вот поди ж ты, бросили да забыли, - краском обернулся к Сергею и устало усмехнулся. - Репутация у дома, прямо скажем, сомнительная. Местные называют его "би́сова меленка". Хочешь, байками развлеку?
И не дожидаясь ответа, красный командир начал рассказывать.
- Издавна в этой низине стояли странные древние сооружения из огромных камней. Местные называют их "богатырьски хатки"[7] и говорят, что таких штуковин или подобных им много на Кавказе, а здесь почти что и не встречается. А вот в этой долине были. Стояли себе века, и никто их не трогал. Сюда иди! - командир подвел Сергея к закрытой на засов двери в боковой стене. - Здесь подвал, я велел его на засов запереть, чтобы бойцов не смущал. Сейчас поймешь, отчего.
Разговаривая, командир вытащил из металлических скоб тяжелую доску и рывком распахнул разбухшую дверь. Из открывшегося прохода дохнуло кислым запахом сырости и заброшенности. Сергею показалось, что именно так должна пахнуть квашенная капуста, забытая в подвале на пару лет. Ступени уходившей вниз каменной лестницы терялись в непроглядной темноте.
- Тьфу, черт! Совсем запамятовал, какая тут темень, - краском досадливо дернул плечом. - Сидорчук, принеси каганец[8]!
Вооружившись светильником, командир повернулся к Сергею:
- Давай, топай вперед. Нет у меня охоты проверять, спихнешь ты меня с лестницы или постесняешься.
Идти по темной лестнице со связанными руками было неловко. Сергей старательно нащупывал босыми ногами каждую из крутых и уже немного стершихся ступеней. Холодный камень был даже приятен для сбитых в кровь ног.
- Ну так вот, стояли эти каменюки себе и стояли, пока не появился в этих краях оборотистый человек. Не то купец, не то еще кто. Собрался он мукомольное предприятие здесь устроить. История эта аккурат перед германской произошла. Уж больно ему это место приглянулось: низинка, прямо рядом с безымянным ериком, да и до хутора рукой подать. В общем, решил строиться. Хуторяне его и так и сяк отговаривали эти хатки богатырские трогать, советовали место другое выбрать. Мол, камни древние, сила в них есть непонятная, могут эти силы и отомстить за такое надругательство. Но мужик попался, видать, не суеверный. Уперся, что лучше места не найти, и начал строительство. Сразу у него не заладилось дело. Тут вперед иди, я посвечу. Еще только начал он стройку, как рабочего задавило под одним из древних камней. Обозлился хозяин и велел камни эти пустить на фундамент и стены подвала. Второй строитель позже сорвался с чердака и расшибся насмерть о кирпичи. Здесь налево поверни, дверь в тупичке. Тебе туда, гость дорогой.
Сергей свернул в небольшой коридорчик и почти сразу же уперся в деревянную дверь.
- Открывай! Ты уж извини за неудобства, но это единственный чулан, в котором замок исправен, и от которого мы нашли ключи. Тут когда-то, видимо, кладовая планировалась.
Сергей, ухватившись за тонкую металлическую ручку, толкнул дверь. Она поддалась с душераздирающим скрежетом в несмазанных петлях. За дверью оказалась небольшая комната примерно два на три метра. Если не считать обрывков старой мешковины, валявшихся у одной из стен, она была абсолютно пуста.
- Заходи, устраивайся поудобнее. Это, конечно, не "Астория" и не "Англетер", но и проживать тут тебе не долго придется, - войдя следом за Сергеем, краском широким гостеприимным жестом обвел помещение. - А вот и конец истории про упрямого купца. Достроить здание он, как видишь, успел. Даже оборудование из Германии заказал. Вот тут и грянула война. Вагоны с оборудованием затерялись где-то в дороге. Некому было и работать на мельнице. Потом произошла революция: сначала одна, затем вторая. В общем, стояла эта мельница пустая. И заметили местные хуторяне, что дела недобрые тут творятся. Скот в этих местах пропадал, собаки выли, лишь приблизившись с мельнице. Наши кони тоже, кстати, поначалу идти на двор не хотели. А как-то забрела сюда в поисках укромного уголка парочка. Наутро, когда они по домам не вернулись, стали искать их. Нашли здесь в подвале замерзшими насмерть. Что случилось, отчего, не понять. С год назад примерно дезертиры тут прятались. Человек пять их было. Дня три прожили, на четвертое утро прибежал один из них в деревню в полнейшем расстройстве ума. Все, чего от него удалось добиться: пили пол ночи самогонку, потом черти из стен полезли, всех поубивали, один он сбежал. Тела его напарников хуторяне действительно нашли здесь: трое в подвале были, один на лестнице, хотя спасшийся божился, что они и не думали в подпол спускаться, даже запор с двери не снимали. Эти тоже были обмороженные все посреди лета-то. Вот тебе и весь сказ, твое благородие. Сиди, отдыхай. Ты человек крещеный, должно быть, молитву прочитаешь, авось, и пронесет. А гость твой, комиссар наш, ни Бога, ни черта не боится. Ему все едино, куда к тебе идти.
Краском вышел за дверь, и Сергей остался один в полнейшей темноте. Он услышал, как его тюремщик вставил ключ в замок, а потом снова открыл дверь, сделал шаг внутрь и поставил на пол плошку со светильником.
- Черт с тобой, и так доберусь. На вот, не скучай. Вздумаешь дверь поджигать, первый тут и угоришь, - пригрозил напоследок краском и на этот раз ушел уже окончательно.
Сергей еще некоторое время слышал его глухие осторожные шаги, тихую брань из-за ушибленной впотьмах ноги, а потом и эти звуки пропали. Оставшись один, он оглядел сваленные в углу мешки, но ткань настолько отсырела, что в качестве подстилки они не годились. Ничего другого не оставалось, как усесться на голый камень. Сергей устроился у стены поближе к светильнику. Его гимнастерка и штаны после плавания в реке все еще не просохли до конца, от стены продирало холодом и сыростью, пол уже перестал казаться приятно прохладным, а превратился в откровенно ледяной. Но несмотря на все это, Сергей вскоре задремал, глядя на пляшущий в глиняной плошке фитилек.
Ему снились жена, играющий на ковре сын, их квартира в Петрограде, косой луч заходящего солнца в окне гостиной и танцующий в нем кордебалет пылинок. Вечерним поездом он уезжал на фронт. В который раз он покидал их? Кажется, это был шестнадцатый год, закончился отпуск после его второго ранения. Ему было жаль жену, уставшую бояться за него, жаль трехлетнего сына, который только успел к нему опять привыкнуть. Чувство вины и чувство долга причудливым образом сплелись внутри него, мешая дышать глубоко и спокойно. Жена смотрела на Сергея влажными глазами и молчала. В уголках ее рта залегли пока еще не очень глубокие скорбные складки.
- Ну что же ты, Катя? Давай прощаться?
Он более не мог выносить этого взгляда. Наверное, если бы она плакала, было бы легче. Тогда он мог бы ее хотя бы утешать.
- Ох, Сережа. Когда будет конец этой войне?
- Скоро, родная, скоро. Тогда я вернусь, и уже никогда больше вас с Алешей не оставлю.
- Ты уже не будешь таким, как прежде, - захлебываясь словами, заговорила она. - И я не буду. Мы все будто изломанные, изуродованные куклы... Нас всех отучили чувствовать чужое горе, нам осталась лишь тусклая радость от того, что на этот раз обошлось, что сейчас беда пришла не к нам. Боже мой, Сережа, мы научились радоваться чужой смерти...
Сергей быстро оглянулся на сына, но тот так увлекся игрой, что вроде бы не слышал их разговора. Подойдя к жене, он осторожно взял ее за руки.
- Ну что ты такое говоришь, Катенька. Все будет по-прежнему, вот увидишь. Мы победим, опять будет мир.
- Билый, чи красный, а усё людына, усих жаль... - вдруг заговорила жена низким чужим голосом.
Лицо Кати стало искажаться, светлые волосы потемнели, из голубых глаза стали карими, кожа посмуглела. Спустя мгновение на Сергея смотрела молодая кубанская казачка. Она протягивала ему ведро воды, жалостливо вздыхая.
Сергей распахнул глаза и не сразу понял, что уже проснулся, так темно было вокруг. Пока он спал, светильник совсем догорел, а, может, его задуло сквозняком, тянущим из-под двери. Сергея лихорадило, похоже было, что он все же простудился. "Вот так, наверное, и сходят с ума", - Сергей невольно вздрогнул, вспоминая все, что ему привиделось во сне.
Сидеть в темноте после всех рассказов светловолосого краскома было неуютно, и невольно Сергей начал прислушиваться ко всем шорохам. Перекрытия подвала были сделаны на совесть: толстые и прочные они не пропускали никаких звуков сверху. Один раз Сергею послышался скрип несмазанных петель, но никто к нему так и не зашел. Чуть позже ему стало казаться, что он слышит отдаленный заливистый смех. По спине Сергея пробежали мурашки, его еще больше затрясло в ознобе.
От пробудившегося голода, холода и сырости заснуть больше не получалось. Поэтому в тот момент, когда дверь в его каморку открылась, Сергей обрадовался своему тюремщику как родному, а еще больше новому светильнику в его руках. На этот раз молодой командир был мрачен и угрюм. Он поставил каганец на пол и отошел к стене. Следом за ним в каморку вошел невысокий крепко сбитый человек. Как и сам краском, его спутник был одет в кожаную куртку, но вместо кубанки носил на голове фуражку с красной лентой на месте кокарды. Уши вновь прибывшего были так оттопырены в стороны, что казалось, будто именно на них и держится фуражка. Но холодные прищуренные глаза под тяжелыми бровями делали его вид не комичным, а скорее отталкивающим.
- А вот и наша канарейка... - протянул вошедший, прикрывая за собой дверь. - Иван Коренюк, комиссар полка, будем знакомы, Сергей Алексеевич.
Немного подождав, но так и не получив ответа от молча разглядывавшего его пленника, комиссар продолжил:
- Не буду упрекать вас в невежливости. По лицу вижу, что с Кормильцевым вы уже познакомились, - усмехнувшись, он мотнул головой в сторону державшегося позади краскома. - Ну что ты жмешься там позади, Григорий, как девица на выданьи?
Краском недовольно передернулся, но промолчал и подошел немного ближе. Сергей внимательно, будто заново, посмотрел на него. Тот очевидный факт, что и у этого человека есть имя, вдруг перевернул всё представление Сергея о нем. До сих пор для Лисовского он был просто абстрактным командиром красного отряда, теперь же стал обретать черты живого человека. Сергей с удивлением отметил, что сейчас Кормильцев явно чувствует себя не в своей тарелке. Его тюремщик переминался с ноги на ногу и никак не мог решить, куда же ему деть свои руки.
- Ну раз вы оба такие квелые, давайте быстрее перейдем к делу. Сергей Алексеич, есть у меня к вам предложение поскорее со всем этим покончить. Вы мне сейчас быстро и по делу говорите все, что знаете о перегруппировке ваших частей, о планах командования и о том, что именно вы должны были на словах донести до окруженных командиров. Я же в свою очередь в благодарность за сбереженное вами время, оставлю вас в покое и не буду более докучать. Ну что, будем разговаривать?
Сергей молчал, Кормильцев хмурился и барабанил пальцами по кобуре на поясе. Вдруг где-то за дверью раздался дребезг, какой бывает, если уронить на каменный пол металлическую кастрюлю. Все трое разом обернулись к двери и замерли. Первым пришел в себя комиссар:
- Не спится что-то твоим абрекам...
- Это не сверху, отсюда бы не было так слышно, - помотал головой Кормильцев.
- Григорий, не сходи с ума. Твои бойцы, как мне показалось, небольшие любители в этот подвал соваться. Или ты начал верить в хуторские сказки о нечистой силе? - комиссар взглянул на вспыхнувшего краскома и усмехнулся. - Тогда тем более предлагаю закончить с нашим разговором как можно скорее. Ну что, поручик, молчать изволите? Ну как знаете.
Комиссар наклонился и достал из голенища сапога длинный узкий нож. Разогнувшись, он сдвинул на затылок съехавшую на лоб фуражку, и продолжил, обращаясь к Сергею:
- Послушай, дуралей, жить тебе так на так недолго осталось. Как рассветет достаточно, чтобы не промазать с десяти шагов, мы тебя все одно расстреляем. Вопрос только в том, в каком виде ты до этого момента дотянешь.
И голос, и вся манера комиссара говорить изменились до неузнаваемости. Держа в руках нож он не спеша подошел к Сергею и склонился над ним, опершись свободной левой рукой о колено.
- Вот к примеру, хочешь ли ты напоследок увидеть этот самый рассвет? Или как сидишь тут впотьмах, так впотьмах и помереть решил? - говоря это, комиссар поднес острие к левому глазу вжавшегося в стену пленника. - Григорий, у тебя ведь найдется пяток надежных ребят, да стол покрепче?
Кормильцев весь передернулся, будто жабу поцеловал, на лице его отразилась мучительная смесь отвращения и досады. Он колебался и уже открыл было рот, чтобы что-то ответить, когда дверь в их каменный мешок со скрипом приоткрылась и вновь захлопнулась. В тот короткий миг, что дверь была открыта, Сергей ясно видел, что коридор за ней был пуст. Ему почудилось лишь какое-то мерцающее марево у противоположной стены. От удивления, он на секунду забыл и о нависшем над ним комиссаре, и о ноже у своего лица и, выпучив глаза, уставился на ведущую себя столь безответственно створку.
- Да что за черт! - комиссар резко разогнулся и, бранясь, в два шага подлетел к выходу.
Когда Коренюк уже протянул руку к скобе, дверь мощным рывком распахнулась, припечатав его посреди лба с такой силой, что комиссара отбросило к боковой стене. Въехав затылком в камень, он упал и затих, а шальная створка, замерев на секунду, словно раздумывая, вновь с силой захлопнулась.
На этот раз Сергей поймал себя на том, что он не только во все глаза завороженно смотрит на дверь, но еще и открыл от удивления рот. Обернувшись к краскому, он увидел, как тот неверными дрожащими пальцами рвет из кобуры наган, но никак не может справиться с застежкой. Даже при слабом свете каганца бросалась в глаза смертельная бледность его лица. Тут чертова дверь задрожала и вновь немного приоткрылась. Сергей почувствовал, как волосы на его затылке в буквальном смысле зашевелились и встали дыбом. Он одним рывком вскочил на ноги и заорал не своим голосом:
- Руки! Руки мне развяжи!
Кормильцев растерянно обернулся, но с места не сдвинулся. Тогда Сергей сам подскочил к нему, оглядываясь на дребезжащую и колеблющуюся в коробке дверь, и схватил краскома за грудки:
- Да будь же ты человеком наконец!
Кормильцев, видимо, решившись, выхватил свой нож и разрезал веревки на руках пленника. Сергей начал растирать запястья, стараясь как можно быстрее вернуть им чувствительность.
- Что это за чертовщина? Не может кто из твоих бойцов шутить так?
- Нет, не мои точно, - не отрывая взгляда от затихающей двери, покачал головой Кормильцев.
Наконец, все успокоилось. Все было тихо и мирно, будто ничего и не происходило. О том, что все произошедшее им не привиделось, говорило лишь тело так и не пришедшего пока в себя комиссара на полу.
- Давай попробуем выйти наверх, - Сергей нерешительно взглянул на Кормильцева.
- Давай, - краском первый пошел к двери, держа револьвер перед собой. Взгляд его вновь упал на комиссара: - Тьфу, черт! Помоги, а?
Кормильцев наклонился и попытался приподнять Коренюка, но тот был слишком тяжел для него одного.
- Еще и упыря этого тащить?! - Сергей скривился, тут же вспомнив холод лезвия у своего левого глаза, но все же подошел с другой стороны и взял комиссара под левый локоть.
Вместе они подхватили Коренюка под руки и взвалили себе на плечи. Со стороны казалось, что двое друзей тащат домой перебравшего третьего. Кормильцев осторожно потянул за дверную скобу и отчего-то шепотом произнес:
- Холодная... Ты посмотри, она же инеем покрыта!
- От-ткрывай! - Сергей никак не мог понять, от чего его больше колотило: от озноба или от страха.
Темнота за дверью была непроглядной. Выругавшись, Сергей бросил комиссара на подгибающегося от тяжести Кормильцева и кинулся к светильнику.
- Теперь пошли! - он снова занял свое место, держа в левой руке плошку со светильником.
С горем пополам они выбрались в коридор и повернули направо к лестнице наверх. Они прошли уже шагов двадцать, когда краском произнес:
- Знаешь, мне казалось, что этот коридор был короче. Мы протопали уже прилично, а ступеней даже не видно.
- Может, мы свернули куда-то не туда?
- Да нет, тут всего один большой коридор был, - в голосе краскома звучала растерянность.
Сергей не успел ничего ему ответить, потому что за их спиной вновь раздался дребезг и бряцание, будто кто-то колотил металлическим половником по кастрюле. Не сговариваясь, они рванули вперед, настолько быстро, насколько им позволяла их ноша. Грохот все нарастал и приближался. Босые ноги Сергея немели от холода. Он вдруг отчетливо осознал, что пол на самом деле стал покрываться льдом. Обернувшись, он вновь увидел клубящийся белый туман в конце коридора.
- Направо! - бежавший первым Кормильцев свернул в узкий коридорчик, оказавшийся неестественно длинным.
За спиной вновь загремел дикий заливистый хохот, а потом громкий раскатистый голос не то прокричал, не то пропел: "Велика у мене хата, та народу маловато!"
- Быстрей!! - Сергей рванул вперед, обгоняя краскома. - Налево!
Он сворачивал, не глядя и не разбирая дороги. На одном из поворотов Сергей споткнулся и выронил светильник, который тут же погас. Наступив босой ногой в горячее масло, он, матерясь, рванул вперед в полной темноте. Наконец, дьявольский смех и звон стали затихать вдали. Пробежав еще немного, Сергей уткнулся в стену, больно ударившись об нее локтем. Тут же в него впечатался Кормильцев, придавив их обоих сверху телом комиссара.
- Мать твою! - краском закряхтел, разбив с разгону о стену лоб.
- Тише ты!
Сергей прислушался, но ничего не услышал. Ему показалось, что и пол как-будто стал немного теплее.
- Этот боров не помер там? - спросил он с надеждой в голосе, имея в виду комиссара.
Кормильцев завозился, а потом выдохнул:
- Нет, дышит, вроде.
- Ты хоть примерно представляешь, где лестница?
- Нет. Этих коридоров здесь вообще не было...
- Тогда пошли налево.
- Почему налево?
- Потому что в самом начале мы свернули направо, - Сергей встал и снова взвалил на себя Коренюка, который, казалось, и не собирался приходить в себя.
Спотыкаясь и натыкаясь в темноте на стены, они прошли еще шагов десять, когда Сергей запнулся и с воплем свалился на ступени.
- Что?! Что такое?
- Ступеньки! Мы нашли лестницу! - Сергей готов был расцеловать своего недавнего врага от переполнявшего его восторга.
- Матерь Божья... Я уже и не верил! - красный командир то ли не разделял взглядов своего руководства на религию, то ли успел забыть о них в этом подвале. Встрепенувшись, он подхватил комиссара и начал взбираться по лестнице. - Давай, аккуратно толкай его вверх, а я потащу.
Неловко, словно какой-то неведомый жук, у которого из шести ног две отказали, они влезли на самый верх. Кормильцев толкнулся в дверь плечом.
- Что за ерунда?! Заперто. Не может этого быть!
- Может, здесь может, - Сергей сам слышал, как дрожит его голос. - Посмотри вниз.
- О, Господи...
У основания лестницы клубилась та самая чуть светящаяся дымка. Снизу подул холодный ветерок. "Как из могилы", - вздрогнул Сергей. Смех, на этот раз тихий, заметался в узком проходе, туман начал медленно ползти по ступеням. Кормильцев в панике начал колотить кулаками по двери и что-то кричать своим бойцам, требуя освободить их.
- Это бесполезно. Нас там не слышно, среди живых... - Сергей начал лихорадочно шарить за пазухой, а отыскав, наконец, нательный крестик, зажал его в кулаке. Отчего-то у него никак не получалось прочитать молитву. Слова, которым его научила мать, которые он помнил с детства, застревали в сжавшемся от спазма горле. В голове билась подспудная мысль: "Не поможет!"
"Велика у мене хата, та народу маловато! Гайда до мене жити!" - загрохотало со всех сторон.
- Господи, спаси, сохрани и помилуй... - краском, похоже, окончательно вернулся в лоно православия. У него, в отличии от Сергея, слова молитвы потекли легко и естественно.
Сергей плечом чувствовал, что стена покрылась инеем, ноги его немели на льду. Мерцающее в темноте нечто было уже в трех ступенях от них. Понимая всю абсурдность своего поступка, он нашарил на поясе Коренюка кобуру и достал из нее маузер комиссара. Сжав до боли в руках деревянную рукоятку, он наставил дуло на сгусток тумана, но прежде, чем успел выстрелить, зашевелился Кормильцев.
- Что это? Ты слышишь, Сергей? Кочет!
- Что? - Лисовский прислушался и не поверил своим ушам: снаружи за дверью пел петух. Это был первый звук, пробившийся к ним извне.
Бестелесное нечто притормозило, смех его перешел в вой. Петух все надрывался и никак не мог угомониться, словно почувствовал свою силу. Повисев на одном месте, облако стало отступать и рассеиваться. Дверь подвала, на которую все это время опирался Кормильцев, неожиданно поддалась и медленно распахнулась так, что он от неожиданности осел прямо на пол первого этажа. Не сговариваясь, они подхватили комиссара, вылезли и, навалившись вдвоем, закрыли дверь на засов.
- Да замолкни уже, черт горластый! Башку сверну! - послышалась откуда-то снаружи угроза все не унимавшемуся петуху. Побаиваясь историй про "бисову меленку" и пользуясь стоявшей теплой погодой, бойцы на ночлег предпочитали устраиваться во дворе.
- На суп реквизировали у хуторских, - Кормильцев, с нежностью улыбаясь, махнул рукой туда, откуда доносилось пение. - Черта лысого им, а не суп! Пусть еще поживет, покукарекает.
Сергей молча привалился к стене, все еще держа в руке комиссаров маузер. Сейчас, когда его немного отпустило, он сообразил в каком странном положении они оказались: пленный и его тюремщик, вместе спасавшиеся от нечистой силы. Кормильцев моргал, глядя то на Сергея, то на Коренюка. На лбу его багровела здоровенная ссадина, а по лицу была размазана кровь, свою кубанку он потерял где-то в подвале и возвращаться за ней, похоже, не собирался.
- Так, - решившись, он сунул свой наган в кобуру, сел на пол и начал стаскивать сапоги. - Времени мало, слушай внимательно. Вот, держи обувку, мы примерно одного роста, должны подойти. Как пробраться к окруженным, я тебе говорить, конечно, не буду, но, если двинешься степью на Выселки, держась подальше от дорог, станиц и хуторов, а потом взяв на Тихорецкую, то на пол пути к ней должен выйти к своим. Маузер Коренюка бери себе взамен того, что утопил. От него не убудет. Лошадь тоже его возьми, он велел не рассёдлывать, думал быстро управиться. Вороная, в белых чулках, как выйдешь, сразу слева от двери к столбу привязана. И давай быстрее, пока он не очухался!
- А ты как же? Что ему скажешь?
- Что сквозняком его по лбу пришибло, а ты, гад эдакий, воспользовался этим и меня башкой о стену приложил. В общем, выкручусь, иди уже!
- Думаешь, поверит?
- А куда ему деваться? Начнет про нечисть рассказывать, сам будет идиотом выглядеть. Как сапоги-то?
- В пору. Ну прощай, - Сергей протянул красному командиру руку.
- Бывай! - тот, ответив на рукопожатие, вдруг засуетился.
Метнувшись к стоящему в углу столу, за которым не так давно вечеряли, подхватил завернутый в тряпицу кусок сала и, вернувшись, сунул его Сергею.
- На вот, а то еще коней с голодухи двинешь, и пропадут мои сапоги зазря. Всё! Дуй отсюда!
-------------------
[1] Краском - красный командир, общее название для лиц командного и начальствующего состава Красной Армии до 1943 года.
[2] (диалект.) Не тронь! Люди вы или звери, не разберешь!
[3] (диалект.) Все вы безжалостные сейчас стали, будто с ума посходили...
[4] (Диалект.) Белый ли, красный, а всё человек, всех жалко...
[5] (Диалект.) Ну, хорошо. До свидания, мо́лодец!
[6] Е́рик - (от тюрк. "ярык", "арык" - трещина, канал), канал для отвода воды из реки, иногда просто канальчик.
[7] "Богатырськи хатки" (диалект.) - древние дольмены.
[8] Кагане́ц - светильник, состоящий из черепка, наполненного салом или жиром.