Его заперли на ключ. Заперли из-за ерунды, из-за какого-то вредного старичка.
Сначала всё было хорошо. Федя и его приятель Мишка шли по весенней улице. Её мыли и красили к Первому мая, и она сверкала на солнце всеми цветами радуги. Федя уже успел свой правый рукав выкрасить синей краской, а левый - жёлтой. И на него уже успело свалиться ведро с извёсткой. И на парадной двери дома, которую так старательно покрасил дворник Варфоломей, Федя уже отпечатал всю свою пятерню, и она почти засохла и останется так до праздника Первого мая на тот год, когда Феде будет не семь лет, а восемь.
Федя и Мишка шли по улице. И всё было интересно! Двое в комбинезонах поливали из шланга дом краской. Половина дома была ещё серая, в пятнах, а половина уже жёлтая, почти золотая. Федя заметил, как под струёй краски исчезла надпись "Катька-ябеда", которую он написал углем. Но это ещё что!
Из-за угла выехала аварийная машина - удивительная, с площадкой на тонкой ножке. И какой-то долговязый дядя, стоя наверху, снимал с уличных проводов прошлогодние бумажные змеи и пожелтевшие голуби, сделанные из Катиной тетради по арифметике. Если так пойдёт дальше, то скоро никто не будет знать, что Федя тут живёт!
А внизу под полосатым зонтиком пыхтел каток, разглаживая полосы дымящегося асфальта. Федя сказал Мишке:
- Хорошо бы подложить под каток папины карманные часы и посмотреть, как они сплющатся и превратятся в большие стенные часы!
Но тут долговязый дядя с аварийной машины выронил змей; он упал на свежий асфальт, и каток наехал на змея, навсегда впечатав его в мостовую.
Федя подтолкнул Мишку локтем. Без слов поняв друг друга, мальчики подбежали к катку и с радостными криками стали прыгать вокруг змея, оставляя следы на мягком асфальте. Мастер возмущённо привстал под зонтом, а Мишка с Федей удрали. Они остановились ещё у ведра с зелёной краской. Нагнувшись и сталкиваясь головами, мальчики гримасничали: на них смотрели из ведра зелёные страшилища. Это быстро надоело обоим, и они поглядели кругом - что бы ещё предпринять. Федя придумал - нарисовал себе зелёные усы, а Мишка сунул палец в ведро с жёлтой краской и сделал себе веснушки.
Некоторое время приятели опять чинно шли по улице. Вокруг суетились рабочие - везли в тачках извёстку, несли и подвешивали новенькие водосточные трубы неестественно белого цвета. Федя погудел в одну трубу, но повиснуть на ней не удалось. Мальчики шли... И вдруг остановились, как вкопанные.
Перед их забором - новеньким, только что покрашенным - важно стоял управдом с чёрной бородой, торчавшей вперёд, и дворник Варфоломей с метлой и бляхой, сиявшей на груди. Их снимал фотограф из "Вечерней Москвы". Он то отскакивал и прищуривался, глядя в глазок аппарата, то поворачивал управдома и, наконец, замер, готовясь священнодействовать. Мальчики поняли, что не могут не сняться с управдомом и дворником, подбежали и встали впереди: один - с зелёными усами, другой - с нарисованными веснушками. Дворник Варфоломей погнал их метлой. Разочарованные, они побежали дальше.
Так они добрались до своей парадной двери - той самой, где сохла Федина пятерня, - и опять застыли на месте: перед ним стояло еще одно ведро с краской, и из него торчали две чудные малярные кисти, за которыми никто не смотрел. Вверх уходили верёвки; мальчики задрали головы: на недосягаемой высоте качался в люльке хозяин кистей - маляр, но он красил лепной карниз под крышей и вниз не глядел.
Тут из парадной вышла девочка Люся; у неё было белое нарядное платье и на голове, будто бабочка, капроновый бант. Чтоб не измазаться краской, она шла так осторожно, как только могла. При виде девочки мальчиков охватила жажда подвигов. Выхватив кисти из ведра, они начали яростно фехтовать, оставляя на штанах и рубашках малиновые пятна. Брызги полетели во все стороны. Девочка со страхом отступила на шаг и сказала:
- Здравствуйте, мальчики!
Федя и Мишка картинно облокотились на кисти и поглядели на Люсю.
- Нарисовать ей усы? - спросил Федя у Мишки.
- Не надо... - дрожащим голосом сказала Люся.
- Надо, - сказал Федя.
Окунув кисти в ведро, мальчики обежали вокруг Люси, отрезав ей путь к отступлению.
- Тоби-Лоби-Кукунор! - почему-то закричали они и бросились к девочке.
Люся испуганно попятилась и села в ведро с краской. Мишка и Федя попадали от смеха. А Люся встала - её платье было наполовину белым, наполовину малиновым, - заплакала и побежала домой.
- Бабушка Лида её убьёт, - сказал Мишка.
- Убьёт, - согласился Федя.
- Пошли, поглядим, - деловито сказал Мишка; и мальчики помчались во двор.
По пожарной лестнице они ловко добрались до окна, где жили бабушка Лида и внучка Люся, высунули носы над подоконником и увидали, как Люся вошла в комнату, а бабушка всплеснула руками.
- Сейчас ка-ак даст! - прошептал Мишка. Но бабушка сокрушённо рассматривала всхлипывающую Люсю, и Федя почувствовал нестерпимые угрызения совести.
- Бабушка Лида, эти мы! Мы виноваты! Это не она! - крикнул он.
Бабушка Лида подошла к окну, надела очки и внимательно посмотрела на мальчиков.
- Это мы виноваты... - повторил Федя.
Порывшись в кармане, бабушка протянула Мишке и Феде по конфете.
- Не огорчайтесь, мальчики, - сказала она.
Жуя конфеты и не глядя друг на друга, пристыжённые, приятели спустились вниз. Когда они вышли на улицу, у них, несмотря на нарисованные усы и веснушки, были просветлённые лица.
- Давай сделаем доброе дело, - сказал Федя.
- Давай, - сказал Мишка.
Они посмотрели на маленький деревянный домик, чудом уцелевший между двух каменных великанов. Он весь покосился, и на нём можно было ещё прочесть полустёртые слова надписи с буквой ять: "Братья Суровы. Надгробные металлические венки, стенные часы и будильники".
Держа кисти в руках, мальчики перебежали через улицу к домику и по ступенькам, которые пищали под ногами, поднялись на второй этаж к обитой войлоком двери: на ней поблёскивали гвозди с медными шляпками. Из-под ног метнулся чёрный кот и скрылся в окошке.
Мальчики постучались. Дверь открыл старичок, недовольно моргая глазами.
- Дяденька, - с чувством сказал Мишка. - Мы вам покрасим крыльцо! К празднику. Покрасить?
- Бесплатно, - добавил Федя, откашлявшись.
- Что? - не понял старичок.
- Крыльцо... - сказал Мишка.
- Покрасим... - добавил Федя.
Старичок сначала внимательно на них посмотрел, потом с необычайным проворством схватил Федю за ухо:
- Вот я вам покажу хулиганить!
Он хотел схватить и Мишку, но тот увернулся. Федя пытался вырваться, однако старичок цепко держал его пальцами за ухо и повёл вниз по лестнице, потом через улицу. Подобрав Федину кисть. Мишка шёл сзади старичка, канюча:
- Дяденька, пусти его!.. Дяденька, он больше не будет!..
Это не действовало: тогда Мишка угрожающе заорал:
- Тоби-Лоби-Кукунор!
Но старичок не испугался, а только проворчал:
- Что ещё за абракадабра!..
- Сам ты Абракадабр! - крикнул Мишка, отбежав на почтительное расстояние.
А старичок повёл Федю домой; удивительно, - откуда он только знал, где Федя живёт! Впрочем, как вы убедитесь дальше, он знал не только это. Он позвонил.
Катя, сестра Феди, как раз сидела дома и зубрила озёра Африки: "Виктория, Ньяса, Танганьика..." Услышав звонок, Катя заложила книгу пальцем и пошла к двери, бормоча на ходу: "Бангвеоло, Мверу, Зван, Чад..." - открыла дверь и увидела старичка, который держал за ухо Федю - с зелёными усами, разрисованного с ног до головы. Федя жалостно моргал.
- Он испортил моё крыльцо! Хулиган! - злобно сказал старичок.
- А вы злой Абракадабр! - крикнул Федя. - Вот вы кто! Я ничего не портил...
Но Катя сказала " Большое спасибо! Извините..." - и втащила Федю в переднюю.
- Абракадабр! Абракадабр! - кричал Федя, извиваясь в её руках и стараясь показать старичку язык. - Злой Абракадабр!..
- Вот за это самое будешь сидеть дома, пока не придёт папа! - сказала Катя, захлопнула дверь и опять взялась за географию. - Танганьика, Бангвеоло, Мверу, Зван, Чад...
Подбежав к окну, Федя высунулся, увидел внизу старичка и завопил:
- Абракадабр!.. Проклятый Абракадабр!..
Катя сперва заткнула уши, потом закрыла географию, сказала:
- Пойду учить Африку к Люде Беловой...
Подняла нос выше своих голубых глаз, закрыла Федю ключом на два оборота и побежала вниз по лестнице.
2
Сперва Федя поплёлся в ванную, - постоял перед зеркалом, гримасничая, потом тяжело вздохнул и смыл усы. Переодев штаны, он вошёл в столовую, походил и от нечего делать включил радиолу "Мир". Зелёный глаз загорелся, и диктор сказал: "...Они хотят ядерной бомбой стереть с лица земли всё живое, хотят уничтожить города и селения. Но человечество не допустит этого! Оно..." Федя повернул колесико управления - раздались такие свисты и хрипы, что Федя рассердился и выключил радиолу. "Злой Абракадабр..." - пробормотал он. Что бы ещё предпринять? Федя вскочил на диван и пошёл по пружинам, но за окном послышались знакомые голоса. Федя кинулся к окну и высунулся.
- Федька! - раздался снизу крик. - Давай сюда!
Это Мишка, сияя, нёс резиновую кишку за дворником Варфоломеем. Сейчас они будут поливать улицу. Без него! Федя мрачно отвернулся и крикнул:
- Я занят!
На его счастье и на зависть Мишке, по карнизу этажом ниже шла кошка, отряхивая лапки от ещё не высохшей краски. Федя сейчас же спустил ей на верёвке бумажку. Но тут из окна выглянула тётя Липа. Бумажка хлопнула её по носу. И тётя Липа, посмотрев наверх, подняла крик, перечисляя преступления Феди за неделю.
- Нет житья от этого мальчишки! - кричала она. - Вчера он высадил окно мячиком! А позавчера его химический карандаш упал в кастрюлю с окрошкой! А позапозавчера, - кричала она, - его мыльный пузырь влетел в рот мужу, спавшему на диване! А позапозапозавчера...
- Я не хотел... - сказал Федя и зевнул.
От крика тёти Липы у него всегда стоял звон в ушах, его клонило ко сну. Будто сквозь туман, Федя слышал, как она кричала ещё что-то. Он смотрел слипающимися глазами и видел, как в соседнем квартале развешивали красные флаги и на перекрёстке укрепляли репродуктор, похожий на огромный колпак, и далеко-далеко на высотном доме поднимали какой-то пёстрый плакат. И всюду, куда ни глянь, белели бумажки: "Осторожно - окрашено", и всюду стояли синие, жёлтые, лиловые вёдра с краской...
Вдруг во всех домах в квартирах, на всех вокзалах и башнях часы начали бить двенадцать. И загудели фабричные гудки. И сразу же за окном сверху показались чьи-то ноги в тапочках. Это, покачиваясь в люльке, спускался маляр - тот самый, который красил лепной карниз под крышей. Спецовка маляра была вся в разноцветных пятнах. Он держал в руке золотую кисть, а в его ведре тяжёлыми волнами ходила масляная золотая краска.
- А вот и да! - сказал маляр и посмотрел на Федю весёлыми глазами.
- Разве волшебники ещё есть? - удивился Федя.
- Есть, - сказал маляр. - Во сне и в сказке.
- А сейчас что - сон или сказка?
- Сказка, - подумав, сказал маляр. - Но, на всякий случай, не просыпайся.
Он поднял золотую кисть. От неё, как молнии, забили лучи. И вся комната закружилась, поплыла в вихре солнечных бликов.
- Вот! - сказал маляр, протягивая кисть мальчику. - Оставляю её тебе на целый час.
- До конца обеденного перерыва? - спросил Федя, не смея поверить.
- Да, - кивнул маляр и таинственно наклонился к мальчику. - Только имей в виду: эту кисть нельзя давать никому. Слышишь? Её хочет украсть злой волшебник Абракадабр.
- Украсть? - прошептал Федя.
- Да. Это волшебная кисть! Если ты скажешь ей: "Кисть, а кисть, хочу то, хочу это", - она нарисует всё, что скажешь. И то, что она нарисует, оживёт, сделается настоящим.
- Честное слово? - спросил Федя.
- Честное слово, - сказал маляр.
Его деревянная люлька покачивалась на тросах между комнатой Феди и солнцем, и от этого комната то вспыхивала, как шкатулка с драгоценными камнями, то погружалась в полумрак.
- Слушай дальше, - сказал маляр. - Злые волшебники хотят стереть с лица земли всю нашу улицу, весь наш праздник.
- Чем стереть? - спросил Федя. - Резинкой?
- Ну, резинкой, - сказал маляр. - Только, понимаешь, особой резинкой, волшебной, которой можно стереть всё, даже тебя.
Федя хотел спросить ещё что-то, но маляр сказал:
- Больше я тебе не скажу ничего.
И его люлька словно провалилась. А кисть осталась в руках у Феди. Золотая, волшебная кисть! Никто этого не заметил. Только внизу, в слуховом окне старого деревянного домика, тот самый старичок не мигая смотрел вверх глазами круглыми, как у совы.
3
Там, внизу, рядом с крыльцом - как раз тем, которое Федя хотел покрасить, теперь висела вывеска: "Мастерская дырок". И под ней на стене было написано: "Могу в любом предмете проделать дыру любой величины".
С дьявольской улыбкой старичок скрылся в глубине своего чердака, где плавал какой-то неясный полумрак; в пыльных полосах слабого света поблёскивала паутина, и на полу валялись дырявые вёдра, кастрюли без ручек, погнутые велосипедные колёса и старое железо, рыжее и лохматое от ржавчины. А сверху из балки торчал серебряный позеленевший крюк. Если бы вы знали, для чего этот крюк, вы бы ахнули! Но об этом дальше.
Сев на низенькую скамеечку, старичок принялся за работу. Возле него шныряли мокрицы, похожие на маленькие платяные щётки. Огромной резинкой, на которой, очевидно для отвода глаз, был нарисован заяц, Абракадабр протирал дыры в железных болтах, садовых лейках и других предметах по желанию заказчиков. А его резинка зловеще гудела, как бормашина зубного врача.
На батарее центрального отопления сидел чёрный кот, следя за каждым движением Абракадабра. Вдруг кот подскочил, его шерсть поднялась дыбом, глаза загорелись - один красным, другой зелёным огнём, - а от взъерошенного хвоста полетели искры. Так случалось всегда, когда на улице раздавался гудок одного странного автомобиля. Это был гудок такой тонкий, что ухо человека не могло его уловить.
Абракадабр быстро опустил на слуховом окне жалюзи, потом штору, потом занавески. В мастерской стало темно. Тогда, схватив кота за шиворот и освещая им дорогу, как фонарём, старичок открыл дверь.
На пороге стоял тот, кого он ждал. На пришедшем был серый костюм, серые туфли, серая сорочка, серый галстук. У него были серые глаза и серые волосы. Он держал в руках серую трость. Это было удобно. Он мог легко исчезнуть в пыли, в сумерках или тумане. В будни он был незаметен. И только на этой улице, где всё сверкало разноцветными красками, ему приходилось опасаться, что его увидят. Поэтому он не вошёл, а вбежал.
Когда старичок закрыл дверь на крючки и засовы, гость заговорил.
- Ну-с? - спросил он.
В королевстве злых волшебников все знали: когда человек в сером говорит "ну-с", это значит, что их часы и даже минуты сочтены. Его звали Большой Ушан, и он был посланником великого короля. Самые могучие волшебники, услыхав его "ну-с", тряслись от ужаса и становились сморщенными, похожими на грибы. Но Абракадабр почему-то не испугался. Это удивило Большого Ушана, и он повторил немного громче:
- Ну-с?
А его глаза стали как две дробины. Он продолжал:
- Его величество король Вампир Дважды-два-пятый повелел: завтра, Первого мая, ровно в семь утра стереть волшебной резинкой всю эту улицу, весь этот праздник! Час назначен! Но мы не можем начать нашу великую миссию стирания, пока у них в руках волшебная кисть! Иначе то, что мы сотрём, они нарисуют опять. Из-за вас срывается всё. Ну-с?
Вместо ответа Абракадабр молча открыл чулан и, держа кота в руке, поднял его как фонарь. Красный и зелёный лучи скользнули в глубь чулана, где по углам сидели пауки-крестовики и, вися вниз головами, спали маленькие летучие мыши - нетопыри. Посреди чулана Большой Ушан увидел кисти - целый склад кистей разных размеров: малярные, ученические, кисти для художников и даже кисточки для бритья. Все они были похищены Абракадабром в поисках волшебной.
Большой Ушан раздражённо сказал:
- Что толку? Столько кистей, и всё не те...
- Есть и та, - сказал таинственно Абракадабр. - Я нашёл её. Она сейчас хранится на пятом этаже у одного мальчика.
- Вот как? - бесстрастно сказал Большой Ушан.
Он извлёк из жилетного кармана крошечный радиопередатчик и начал передавать: