Павлов Сергей Анатольевич : другие произведения.

Тельняшка, книга, лисий хвост и многое другое...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ГЛАВА ВОСЬМАЯ (Норв.серия) Изначальный вариант этого повествования частично вошел в эпизод "Светлой голландки..." Долгое время оставалось лишь одно название. Пришлось брать другой сюжет, который хранился давно, и который, как ни странно, лучше подходит в серию "норвежских рассказов" (см. также "Как выгнали цирк", "Мальчик, Друг и Море", "Гуляющий Ветер").

Павлов Сергей Анатольевич

Летопись Тройной Системы.


8.Тельняшка, книга, лисий хвост и многое другое...

Когда в серых тучах вдруг открывается просвет и там, под солнечно-голубым куполом неба, в косых лучах кружат птицы, -- это Сам Господь открывает око и смотрит: здесь ли еще человек? не исчез ли с лица земли?
А внизу, на земле, суета...

* * *

Родился я в тот же год, что и Кирстен Флагстад, Нансен тогда плыл на своем "Фраме" и, конечно, уже после эпидемии. По малолетству не осознавал того, как трудно было народу оправиться от скорби тех лет. На переломе веков обновлялась и жизнь, но меня - малолетку тогда это мало трогало. Я начинал познавать мир и он мне казался удивительно радостным.
Раннее свое детство я помню плохо. Лишь несколько смутных моментов, несколько случаев, сценок. Несколько историй того времени, рассказанных бабушкой и старым дедом. Многие из них, конечно, вы и сами знаете. В мое время они тоже были известны.
То были "СКОРОХОДЫ АЛМЕЛУНДА" (Сказание о героических временах),
"БЕСКОНЕЧНАЯ НОЧЬ И БЕЛЫЙ ОЛЕНЬ" (Легенда севера. Помните, ждали жители рассвета, а он так и не наступил?.. Потом олень-вожак принес солнце),
"СМЕРТЬ ЗА ЛЮБОПЫТСТВО" [Так пугала бабушка, приговаривая, чтоб я вел себя прилично. Иначе в день святого Николая (Nilsmesse) осрамлюсь и не получу подарка, как остальные дети],
"НА ВТОРОЙ ВЕЧЕР, ИЛИ СКАМЬЯ НА РОЛИКАХ" (Бабушка любила рассказывать нечто такое, что я считал ее собственной выдумкой, однако после убеждался в том, что такие истории слышали в своем детстве многие из горожан. Чуть ли не каждый ребенок в детстве не сидит на одном месте, вертится и егозит. Мне нравилась широкая скамья, стоявшая у нас в доме. Я залезал, спрыгивал, свешивался, цеплялся, чего только не вытворял... Бабушка нарочно рассказывала мне эту историю. Сначала заявила, что скамья подо мной обидится, оживет и унесет меня далеко за моря, в дикие земли.
-- Как же она унесет?! -- удивлялся я. Вот бабушка странная... -- Крыльев-то у нее нет.
-- Вот так, -- грозила мне пальцем бабушка и щурилась. -- Появятся у скамьи ролики-колеса, она и покатится. А я потом тебя ищи...
Мне долго после снилась та наша скамья. Иногда просыпался, испугавшись, словно уже несет она меня прочь из дома. Сначала быстро катится, выехав за двери, а потом -- летит. Спрыгнуть страшно и остаться не могу, не удержусь... Бр-р! Но хаминья меня берегла...)
"ОХОТНИК, НЕЧИСТЬ И КУЛЬ С МУКОЙ".
Завелась на мельнице у одного хозяина невидимая нечисть. Может, тролль-оборотень шалил; может, кто из работников потешался, но стал от этого хозяин убытки терпеть. Нашел охотника-смельчака странный случай проведать. Тот две ночи переночевал на мельнице -- никого не видел. Уговорил его хозяин и на третью ночь остаться. Тут-то все и началось: услышал он, будто ходит кто на мельнице, лестницей скрипит, жернова тронет-покачает, тронет-толкнет... Да все ближе, ближе к охотнику, а того не замечает. Наш малый ни жив, ни мертв в своем углу сидит. Еще бы -- если б он видел, кто это, так ведь ни внешности, ни тени какой...
"Нет, - думает, - я нанимался проказника поймать, а тут чертовщина... Пойду-ка я подобру-поздорову, пока меня этот оборотень-невидимка в пень трухлявый не превратил".
Закричать, было, хотел, но, пятясь к выходу, на куль с мукой наткнулся и упал. Стал подыматься, да только чует -- нечисть рядом уже. Топает, холодом в лицо дышет. Охотник и так от страха дрожит, а теперь еще и зазнобило.
-- Ну, все, теперь ты мой, -- скрипучим голосом сказал кто-то.
А наемный сторож возьми да и метни в ту сторону пригоршню муки. Бородатая троллья рожа проявилась, заметалась по мельнице. Заухала, завизжала, вспрыгнула на жернов и выскочила в окно под самой крышей, через которое сюда проникала.
Рассказу охотника наутро никто не поверил. Однако ж после никто на мельнице больше нечисть невидимую не встречал.
Еще такая СКАЗКА в то время была (если кто помнит)... Далеко-далеко есть место, а в том месте -- тесто. В тесте ключ. Ключ тот -- от двери в покои, где принцесса заперта. А покои охраняет великан. Никак не войти, его не потревожив. Нужно выполнить одно сказочное условие, которое трудно выполнить точно так, как сказано: начинаешь делать одно -- другое рушится.
Из двух братьев поехал счастья пытать старший -- первый во всем. Так подступался и эдак, потом на хитрость пошел:
-- Сделал, -- говорит он великану, -- выполнил твое условие. Иди сам посмотри.
Потрудился, где напором, где умом взял, а где расторопностью. И пока ходил великан его работу проверять, старший брат вызволил принцессу. Девушка как девушка -- добрая, тихая да приветливая. В доме хозяйка и к друзьям мужа учтива.
Мало ли времени прошло или много, стали в людях поговаривать, что опять великан объявился. У другого государя дочь украл и держит силой, отпускать не хочет, ждет, когда она смирится и его невестой станет. Поехал в свой черед младший брат -- все выполнил вполсилы, великана обманул (как брат рассказывал). Мечтал -- вот приведу домой красавицу, брата посрамлю, себя прославлю. И друзья от зависти лопнут.
А принцесса досталась -- не принцесса вовсе. Мало ли о чем люди болтают... И кривая-то вся, и ленивая...
Ну, да по подвигам и награда.

Жили мы тогда еще на Теммербругатан в Леннеланде (пригород). Потом переехали в Вердаг, чьи улочки я уже запомнил хорошо. Мне тогда уже стукнуло семь и у меня был свой острый нож -- зависть соседских мальчишек, которые сразу стали считать меня зазнайкой и гордецом. Так всегда по-первости, когда плохо знаешь человека. Ведь сперва и они тоже показались мне неуемными городскими хулиганами. Потом мы подружились и первые уличные истории новых мест я узнал именно от местных ребят.
МЕРТВЕЦ ГОВОРИТ ИЗ МОГИЛЫ (Поговаривали, что это и был тот самый покойник, которого хоронили совсем недавно. Он жил рядом, на соседней улочке, и осознавать это было жутко.),
О СТАРОЙ БАШНЕ (призрак скряги). Каждый раз, когда я слушал эту историю в детстве, представлял себе одну из башен дома богача Магнуса. Да и его самого, будто он уже помер и ходит призраком там, не сумев после смерти отказаться от золота, дорогих одежд и опочить в мире. ...Кого если и заставал внутри, кричал: "Прочь! Прочь!" Стонал, выл заунывно и протяжно, заламывая руки.
НОЧНЫЕ ПЕВЦЫ (Первым мне ее расказал дед. В городе эту историю я слышал от молочника, который рассказал нам, дворовым и уличным ребятам, еще и об ИСПЫТАНИЯХ КОМАНДОРА, ПОДАРКЕ и ВОЛШЕБНОЙ ПЫЛИ. Все истории жуткие, даже жестокие, которые ни к месту тут пояснять, но каждую мы слушали так тихо и так обреченно-увлекательно, что не могли сойти с места, пока молочник не заканчивал говорить. А ПЕВЦЫ пели ночью потому, что не видели: день или ночь на дворе. Были слепы.)
На новом месте я начал путешествовать, любил это, как и все мальчишки. За что неоднократно бывал наказан собственной матушкой. Отец не порол, кивал понимающе, но, чтоб мать не переживала, прихватывал меня крепкой ладонью за плечо, смотрел в упор и хмуро спрашивал: "Понял?" Я делал вид, что раскаиваюсь и больше не буду. Но следующим же утром выходил на улицу и шагал, сколько позволяла храбрость, в незнакомые места. Изучил все ближние улочки. Оказываясь свидетелем некоей сценки, стоял и наблюдал.
А уж когда стал ходить в местную школу, то и подавно многое повидал.
Захаживал и на постоялый двор. Телеги, лошади, конюхи в кожаных передниках, служанки в чепцах, приезжий народ... Собиралось здесь много разного путешествующего, перехожего люда: бродячие поэты, калеки, юродивые, что приплясывали и ворожили; девки-хохотушки и даже разорившийся купец.
То ли сам купец рассказывал, то ли молва о нем такая шла: разорил его князь, которому принадлежали большие земли к югу от Иледаля. Сказывали, что сам князь уже давно никому не показывался, уехал в Африку, а на его землях правили жестокие наместники.
Истории, что я слыхал там, выдавались мне за правдивые, мне же они казались невероятными уже потому, что я сам в них не участвовал. Когда же о таком рассказывают взрослые люди -- ну не сказка ли?..

Потом была та самая история с Хельбоммом и цирком. Мне тогда уже было лет одиннадцать-двенадцать. Помнится, в то же время я что-то натворил, не признался и корил себя, опасаясь, что когда все узнают (а проступок рано или поздно раскроется), мне будет так стыдно, так стыдно... "Не признаться ли наперед самому?" -- подумывал я. Но тогда мне уже не будет того доверия, как раньше. И, возможно, если все-так ничего не раскроется, забудется со временем. Я смолчал. Но совесть мучила.
И до сих пор, вспоминая о том случае, у меня сжимается сердце. Попросил бы прощения... да поздно уже, некому покаяться. Простите хоть вы меня, читатель.

По пути в школу подмечал истории улиц, их тайную жизнь -- все, чему сам удивлялся. Проходил мимо мастерских -- там разговаривали инструменты: Молот с Наковальней -- в кузнице, Долото и Рубанок -- у плотника, Барабан гулко вопил на параде...
Учеба в школе мне давалась непросто, как (это немного утешало) и многим другим. Толстый ректор Кнуд-Улав Аронсен делал неуспевающим в предметах немало замечаний и выговоров. При этом так забавно пыхтел и надувался, что надолго становился предметом наших шуток и передразниваний. Нравилось, когда на уроках читали отрывки из книг Юнаса Ли, Бьернсона (конечно же, все вместе пели и его гимн)...
Школа была далеко от дома, где я жил, но, привыкнув, я уже ничего не опасался. К тому же с половины пути шел не один, присоединялся к ребятам постарше. Либо шел с друзьями. Будучи постарше, добирался и до побережья. Там, на пристани, в бухте, была своя, особая жизнь. Возвращаясь из школы после занятий, я частенько сбегал туда и сидел в стороне, наблюдая за лодками и снующими матросами, грузчиками; слушал чаичий гомон. Мечтал о том, что придет мое время, возможно, я буду таким же матросом, а может и капитаном какой-либо шхуны. Отправлюсь тогда в дальние моря...
Матросы жевали, нюхали табак, смеялись и сплевывали коричневую слюну...
Или кабачок портовый, где собирались и эти матросы с лодок, и владельцы шхун, баркасов. Сидели в дыму трубок, в перегаре от вина и пива. Через окна, с улицы, все это выглядело театрально, по-старинному. Чужие торговцы -- редкость; на них глазели, пытались разузнать, кто они, откуда, с какими прибыли новостями...
Но, проходит время, меняется и город, и причалы. Картинки детства -- единственное, что сохраняется в памяти неизменным.

...Утро. Школьники тянутся на занятия в форменных курточках и картузах, с сумками, набитыми бог знает чем, только не тем, что пригодится в школе. Хозяйки начинают хлопотать. Все больше прохожих на улице, появляются возчики, посыльные -- улицы оживают.
...Конфирмация. Зазубрил Катехизис, приоделся к выходным и -- вперед! Собрались в храме на торжественный праздник. А там: исповедание веры для воцерковления, назидательная проповедь и общая молитва. Дома тоже праздник, подарки. В среду -- причастие (облатка, вино) и странное восторженно-опасливое ощущение единства с церковной общиной и вхождения во взрослую жизнь.
В то время рассказывали о ГОРОДЕ ВОРОВ. Известная история, пришедшая из кварталов, где живет простой люд. Наполовину запрещенная, хотя ничего такого там не было. Мораль была такова: чтобы не плодить воров разных уровней и сословий, не нужно восхвалять дорогие вещи, а лучше сделать пожелания людей чистыми, обратив их взоры на добродетель.
Также город потешался над одним дурачком. Лет ему было уже много, но странно -- как молодо он выглядел... Каких только глупостей он не вытворял, а рассказов про него ходило и того больше. И в одно дело он ввязывался, и в другое -- не ради конечной цели или своей выгоды, а просто ради самого процеса. Иногда что-то наговаривал назидательно, но ему никто не верил и не слушал. Он и не переживал, уходил с легким сердцем, готовый все потерять.
А потом он неожиданно пропал. Ходили разные слухи. Весьма достоверно, что он просто ушел из этих мест и что он вовсе не был дурачком. Обычным простым человеком, кто, не останавливаясь, постоянно учился новому, познавал мир в его многообразии, не чураясь поступать так, что посторонним эти его дела казались явной глупостью.
И наверное, оттого, что он не остановился в своем развитии, не удовольствовался достигнутым, -- он и не старел, увядая раньше срока. Всегда был весел и всем прощал. Как известно, долгую жизнь судьба дарит именно дуракам, чтоб они пополнили недостаток ума богатым опытом. Но и ему, видно, стало здесь находиться уже невмоготу...
Ходили в то время и некоторые легенды, например, ЛЕГЕНДА О ПУСТОЙ ДОРОГЕ. (Куда бы ни шел, какую дорогу бы ни выбрал человек, рядом всегда есть невидимая Пустая Дорога. Так как рассказчики всегда произносили подобные истории таинственным шепотом, казалось, что уже в самом этом рассказе есть волшебство. Присочиняли на Пустой Дороге разные предметы, события...
Странным образом Пустая Дорога впоследствии сошлась с легендой о Гуляющем Ветре -- в той ее части, где путник-предвестник бури именно этой дорогой уходил в безвестный город на Севере.)
Среди ребят ходили более реальные истории, конечно, уже не такие жуткие, как раньше. Одна из них -- о ПУСТЫРНИКЕ, мальчишке - жителе загородных пустырей. Мальчишка этот был беспризорник-сирота. Многие видели его самого: большие глаза, внимательный взгляд. Ему было ужасно одиноко. Переходил с места на место, а когда замечал, что его увидели, останавливался. Не мог так просто уйти. И подзывал к себе всем своим молчаливо-ожидающим видом, и настороженным взглядом предупреждал: не стой там без толку. Либо подходи, либо не задерживайся на своем пути, не медли.
Словно сторож этих мест.
И Хельбомма мы потом навещали в надежде встретить еще и того самого мальчишку-пустырника.

Мальчишку чуть постарше нас, работающего в услужении у аптекарской семьи Биркебейн, мы называли меж собой ТЕЛЬНЯШКА. О нем тоже была история. Поговаривали, что он был юнгой на большом корабле.
Я видел его несколько раз, хотел заговорить, расспросить обо всем (как, я подозревал, и многие из моих друзей), правда ли все то, что о нем говорят... Но у того мальчишки не было ни минуты свободной -- постоянно занят. Если и убегал он украдкой, не боясь последующего наказания, то только до пристани. Ждал там кого-то...

Бегал я с местными, соседскими ребятами и к богатому дому, чтоб посмотреть, как господа живут. Просиживали на заборе, ожидая увидеть нечто особенное.
Пивная похлебка помнится -- овощная окрошка, но пиво вместо кваса.
Шкодливый кот у нас жил. Нашалит, убежит, а потом приходит с таким видом, словно его давно не было; что он ни при чем... Встречал я и людей подобных нашему коту.

ЖИЛИ-БЫЛИ ТРОЛЛЬ С ТРОЛЛИХОЙ. Все у них было в доме в достатке и меж собой ладно. А как это -- ладно у троллей? Да так: что ни случись плохого -- у них праздник. Поругаются между собой -- веселье, хоть гостей зови. Наловит хозяин на болоте лягушек, подцепит тины потемней, да мха рыжего наберет -- вот и пир!
Соберутся гости -- такие же тролли: лесные, горные... Из города двое-трое приедут -- таскают друг друга за волосы да за бороды. А как устанут да налопаются "болотных щей", так и храпят вповалку по углам.
Надышут -- в горнице вонь стоит. Но им-то -- чем хуже, тем лучше. А с утра опять веселиться. Возьмутся бегать друг за другом, всю мебель хозяину с хозяйкой сломают, во двор выбегут, огромные валуны метают -- кто дальше; народ в долине давят, избы рушат. И хохочут с горы, словно гром гремит.
Надоело людям соседство такое терпеть. Стали они искать в округе подходящего молодца, кто бы троллей с горы спровадил. На кого посмотрят -- слабые да хилые, кто побойчей да посильней -- сами отказываются, да жены их не отпускают, бранятся.
А один никчемный человек сам вызвался: "Я, -- говорит, -- пойду". А знавали того человека все, как горького пьяницу. Шесть дней пьет и спит, а как проспится да протрезвеет -- за ум берется. "Ну и пусть идет, -- решили жители. -- Пусть попытается. Сам почти тролль, ему к пирам темным не привыкать. Пропадет совсем -- так и не жалко. А мы пока другого поищем".
Поднялся на гору тот человек, да с троллями пировать увязался. Настойку из мухоморов хлещет, подливать просит. Песни голосит -- троллячий визг перекрикивает. Стали тролли ему подвывать, за своего приняли. Да и вид-то у него был: нос красный, опухший, лицо синее, космы нестриженные, с мусором. Руки черные, штаны да рубаха -- рваные. Истинно -- земляной тролль.
Жены-троллихи пляшут, визжат, юбки подбирают, единственным глазом пьяно на мужика щурятся...
Два дня еще гуляли тролли. А потом устали. Все припасы съели, все перебили, развалили -- стены стоят, а крышу с дома давно снесло. Спать улеглись. И наш с ними.
Долго ли спали, коротко -- проснулся пропойца горький и давай церковные псалмы петь, грехи замаливать, душу черную на свет вызволять. Тролли спросонья вскочили, заметались. Показалось им, будто в церкви спать легли. Носятся, на стены лезут, к небу, а света солнечного боятся...
-- Уймись, мужичок! -- орут. -- Задавили бы тебя, да подойти не можем -- слова уж больно страшные ты говоришь!.. Замолчи!.
А тот внимания не обращает, знай себе вторит: "...во спасение от грехов, от страсти питейной... да от троллей поганых", -- глянув на их рожи кривые, от себя прибавляет.
Стали тролли на него заклятия насылать. Полезли со всех щелей пауки да гады разные...
-- Эй, -- говорит мужичок кабацкий, -- этим меня не испугаете. Как напьюсь хорошенько, и не такое перед собой вижу.
И опять за псалмы.
Скрипят зубами тролли, руками машут, а ничего сделать не могут.
-- Уймусь, -- вспомнил мужичок, -- если вы с горы уйдете и носа своего больше вздешних краях не покажете. Место вам -- на краю земли, у глубокого моря. Там себе дом ищите.
-- А вчера ты нам товарищем был, из одной чарки пили, -- корили его тролли. А городские, те за кошельками полезли -- денег чтоб мужичку дать, откупиться.
-- Я не в друзья к вам пришел, а на угощение, -- затянул песенник воскресную стихиру.
Тут уж все, кто в доме был, со стонами в окна повылезали. Кинулись врассыпную с горы, словно ошпаренные. Мужичок только посмеялся.
С тех пор не видели троллей. Правда, и мужичок тот вскоре пропал. Говорят, понравилось ему угощение, вслед нечисти пошел.

Потом была учеба в столице, где я на свой интерес изучал старинные тексты, сказания, саги, хроники из библиотек... А по возвращении стал работать в газете. Перебивался статьями. Продолжал интересоваться историями (собирал их для себя, делился с другими) -- тем, что со временем безвозвратно уходило в прошлое.
Так постепенно обозначился рассказ о Гуляющем Ветре (и легенда седой древности, и недавнее продолжение той истинной истории). В личных встречах, рассказах старых людей -- подтверждая случаи, о которых я слышал раньше. Случались споры, в которых я открывал для себя и материалы для статей о городской жизни, и новые подробности старых историй.
ПОМИНАЛЬНЫЙ ДАР (За помощь, некогда оказанную погибшему завещателю, тот отплатил немного странным неожиданным образом. Знаете?.. Да, эта история у всех еще на слуху.)
ОТВАЖНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ РЕБЯТ, ставших капитанами двух прекрасных кораблей.
ИСТОРИЯ С ПРЕУВЕЛИЧЕНИЯМИ, которой, наверное, еще долго будут забавляться школяры.(Обычная история из жизни, но... если бралось что-то -- то много, если душа -- то широкая; тарелка -- чан глубокий, как горное озеро. Храп -- гром!)
И многое другое... Конца удивительному нет, доколе свет белый чудаками да несовершенствами полон.



(1989,1993, март -- апрель 2008 г.)

г.Омск



 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"