Этот человек дал германскому народу веру. Он знал как назовут его после смерти, но люди уровня бога, не обращают на это внимание. Только чудовищное злодейство, может пробудить душу народа. Он создал себе замки, огромные кабинеты, и направил поступь солдат по улицам. Он видел из кабинета как занесут его имя после смерти, знал что он сгорит в бункере, а череп будет лежать в архиве победителя. Он еще в двадцатом годы видел дым труб Бухенвальда.
Он был равнодушен к евреям, вернее не имел особой мысли уничтожить их, но знал что злодейство против них не будет знать измерения. Он видел дневники живших в Варшавском гетто еще в 30-е годы. Жиды - корм швали обирающейся на задворках городов, потомки того кто спорил с Богом отданы на заклание злодею, битва насекомых, он поднял эту бурю, знаю что это хорошее начало. Двенадцать ртов гидры открыты, и жаждут корма, только великое злодейство может пробудить вершины духа. Он знал что на его имя наступят ногой, сделают символом позора и стыда, но знал и другое.
Движение духа только таково что срывает кожу и оттуда бъет кровь покрывая все черными сгустками. Гений как бешенная собака въется на раскаленной площади окруженный мухами и разбрызгивая страшную пену. Образ мира пронизан лязганьем металла, стонами жертв виновных в отцеубийстве, грязи покрывшей города и страха. Он знал что нарисует на картине истории.
Последователи, он их презирал, и не считал за людей. Спокойно он наблюдал за их движением, они приняли его всерьез, и он это знал. Они носили флаги, они составляли факельное шествие, где плечо идет к плечу ровным шагом. Он спокойно наблюдал за ними, им нужно бога, он дал им бога. Чудовищное свое лицо, такое близкое, но понятное им. Он нарисовал себя титаном и подарил им. Галлерея уродов входила в кабинет его, и чем хуже был последователь, тем лучше он ложился в фундамент его дела. Партия нацистов, чуствами которой он вертел как одним целым была как посох мага в его руке, он кормил их грудью и знал, что они дрожжи его хлеба. Он разломил его и накормил миллионы, зная какой яд он вложил в тесто.
Сидя в огромном кабинете он ценой себя ковал немцам будущее. Дракон внутри подземелья сожравший стражников и пожирающий себя, вершины ненависти и мерзости, жалкая оправданность зла при наличии рядом героев рождает цельность духа пережившего злодея. Пройдут века, и имя его так и будет покрыто позором, но он видел этих молодых людей сжимающих кулаки при воспоминании о стройных рядах касок, площадях увешанных свастикой, здании рейхстага стоящем над Берлином. Только знание чудовищности совершенного окрасит флаги Третьего Рейха той краской которая пронесет его память через века. Плиты фундаментов крепостей и замков, вся мощь арийского духа, направленная на то чтобы ужаснуть и разрушить не привлечет и поразит души в будущем, колонна построенная до неба, истинное лицо бога войны, настоящее занятие людей мужественных - ходить по краю, все это поймут после.
Он сознательо отдал на заклание себя и страну, он подыхал в бункере как собака съев яд, дабы преступление в глазах потомков было сильнее. Он сделал из себя подонка, когда он вливал яд жене и детям он покрывал себя позором, дабы выцветить те чудовищные глубины которые он дарил народу. Идиоты вызванные его разумом к жизни повторят его смерть, но он их презирал. Он знал, что потомки ужаснутся глубине падения и вершинам взлета. Завороженная страна слушающая барабанный бой, утро кроваво красным цветом залившее площать с замершими войсками, движение нации по направлению в никуда. Лучшие сыны вглядываются в поднимающееся солнце, глаза их напряжены и скулы застыли.
Он рисовал карту Европы, дабы дать память о движении бога по стране, разящего меча эпидемии чумы, дрянь и мерзость, величие души нарисованное следами танков на площадях Европы, абсолютно холодный зверь на длинной улице столицы. Статуя солдата там где стояли прекрасные дворцы, обнесенные колючей проволокой кварталы, и захваченные страны доведенные до полного унижения, люди - слизывающие собачью кровь с камней после драки овчарок. Сбитые в одно движение повороты станков, лъющаяся сталь, вороненые стволы орудий. Картина на полотне Европы, движение гения про глубину и ужас духа. Он знал что империя рухнет, знал что уйдет как собака.
Войска его прошли по Европе, он видел как сапоги сметают прекрасную пленку с поверхности. Он обнажил камни, сдув песок со скал. Прекрасная европа, бутылочка бужоле, салфетки в звенящих бокалах, маслины в вазочке уложенные льдом. Жадная, разжиревшая Европа, гавайская гитара на пляже, томные песни, густой портвей из Португалии, родовые поместья семьи Де Клико. Астрономия философии, спор о вершинах мира за чашечкой кофе со сливками, на столе ножик для обкусывания сигар, и бутылочка бренди, наступает вечер и зажигают камин. Застывший как янтарь образ мира, золотая Атлантида, треснувшая в четырнадцатом году. Она лежала привалившись к дивану после устриц и зеленого сыра прикрыв от радости глазки. Воевать сидя в бархатных креслах, начинать сражения по команде в 8 часов утра и прекращать в 14 для обеда, он покажет им настоящую войну, когда свист снаряда разрывает душу, когда на колючей проволоке висят уши и мошонки, а не платочки подаренные обществом милосердия.
Рвы, заполненные человеческими телами, костный порошок идущий на фосфорное удобрение, слитки золота из зубных коронок, подушки из человеческой кожи, набитые волосами, лучшие перчатки - детской кожи. Как факел брошенный в высохший колодец озаряет собаку с перебитым хребом, высоших жаб и крыс, он на ладони подарил Европу. Наблюдая Париж начала века, он рисовал храмы из мрамора построенные рабами. Как укол во флегмону, он слил гной разума, пропитавший земли от Италии до финов. Лучших сынов Европы, родную нацию он первой бросил в горнило, ради будущего. Он взял на себя позор, чтобы озарить мразь покрывшую мозг налетом рака. Любой теперь может проснуться, зная что завтра - война.
Испания, наши дни. Знаменитый кабачок - Седой страус, открытый во времена колонизации Южной Америки. Отец передает сыну великое умение жарить поросят которых можно разрезать тарелкой. Сидящие за столом туристы наблюдают движения хозяина в десятом поколении, неужели ножом не проще? Ножом проще, но он желает показать, насколько поросенок нежен и сочен, движения его картинны и торжественны. К блюду подается тяжелое испанское вино, и во дворе памятник основателю династии, которого очень любили горожане.