Павлов Алексей Юрьевич
Рабочий посёлок Малые Писсуары Глава 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Несколько забавных эпизодов из жизни обыкновенного подмосковного работяги. Его соседи, собутыльники, коллеги в декорациях грязного посёлка и холодной осени, когда только душевная теплота отдельного человека способна согреть и дать силы жить дальше...
   Рабочий посёлок Малые Писсуары
  
  
   Глава I
  
  Рабочего Пердунова трудно было назвать человеком светским, скорее даже наоборот. В светском обществе принято пользоваться носовым платком, не ругаться нецензурной бранью, целовать дамам ручки, а Петр Иванович Пердунов ничем не отличался от других рабочих фабрики по производству фанерных ящиков. Вот уже лет двадцать пять он жил в рабочем поселке (теперь принято говорить "поселок городского типа") со странным названием Малые Писсуары.
  Название этому населённому пункту досталось ещё от царских времён, поскольку на его месте когда-то располагалось имение великого князя Писсуарского, после революции имение разграбили и только когда в пятидесятых годах здесь появилось первое поселение, решено было соблюсти историческую справедливость. Поселок располагался недалеко от Москвы и большинство его жителей уезжали на работу в столицу. Пердунов трудился старшим мастером на небольшой государственной фабрике, располагавшейся в соседнем поселке. В свои пятьдесят с небольшим лет от был достаточно крепкого здоровья, сказывалось детство проведенное в деревне и армейская закалка. Пётр Иванович вообще любил пристраститься к горячительным напиткам, это же желание наблюдалось и у других рабочих его предприятия, но в защиту Пердунова можно сказать то, что выпивал он только не в рабочее время и почти всегда знал меру. Седина только начинала трогать его темные волосы, в густых усах тоже можно было разглядеть появляющуюся белизну, но Петра Ивановича эти факты мало тревожили. Он был одинок, единственная дочь рано вышла замуж, уехала с мужем куда-то на север и редко писала отцу. Жена бросила его, однажды ей надоело терпеть неустроенность быта и невысокие заработки главы семьи и решила попытать счастье с другим мужчиной. Пердунов слышал, что она уехала в Харьков и поддерживала отношения только с дочерью.
  Петр Иванович курил только "Беломор", делая глубокие затяжки, он обычно выпускал кольца сизого дыма, немного отклонив голову назад. В его поношенном темном пальто всегда лежала заветная пачка папирос и коробка спичек, зажигалками Пердунов не пользовался, они просто часто выпадали из кармана, и со временем он примерился с этим фактом. Из напитков он предпочитал только водку, сивуху, которую дули коллеги и просто знакомые, он пил редко, что называется "если припрет". Пролетарская водка в нем вызывала больше эмоций. Ему нужно было получить больше чем чувство опьянения, он любил свободу, которую дает алкоголь, а головная боль, которой обычно сопровождается похмелье после принятия внутрь суррогата, не вызывало положительных реакций. Особенно нравилась Петру Ивановичу "Мирская".
  В своей рабочей среде он слыл человеком спокойным и справедливым, считался нормальным работником, именно нормальным, а не хорошим, потому как найти что-нибудь хорошего на его фабрике было проблематично. Отсутствием прогулов, выполнением плана и редкое появление на рабочем месте в не очень трезвом виде, делало его вполне незаменимым. Так считало и начальство, раз в год выдававшее Петру Ивановичу путевку в оздоровительный санаторий.
  Проживал Пердунов в небольшой однокомнатной квартире на втором этаже кирпичного пятиэтажного дома. Тот факт, что жил он в отдельной квартире очень льстил его самолюбию. Справедливо считая, что независимая жилплощадь это большой плюс, Пердунов смотрел в будущее с оптимизмом.
  - Ничего,- говорил он себе, - ничего, в наше время своя квартира в Подмосковье это великая сила, может еще дочка заедет погостить, будет где остановиться. Из квартиры Петр Иванович её не выписывал, хотя в глубине себя понимал что его надежды по меньшей мере наивны.
  Вообще поселок Малые Писсуары состоял в основном из таких "хрущевок". Хотя кроме них имелись, правда, два высотных дома и разные строения, обеспечивающие инфраструктуру: котельная, больница, детский сад и даже небольшой кинотеатр, который в последнее время стал выполнять обязанности дискотеки и ресторана.
  Осенью поселок выглядел серым: голые ветки деревьев, раскачиваемые ветром, теряли последние листья, лужи плескались грязной водой под колесами машин и последних велосипедов, а спешащие прохожие прятали лица в воротники. Нельзя сказать что в другие времена года упомянутый населённый пункт выглядел как-то лучше, дело было в преобладании серых красок в кирпичной кладке домов, а также рытвин и колдобин на потрескавшимся асфальте. Ко всему прочему добавлялись вечные "временные трудности", такие как трубы теплотрассы, обмотанные грязной теплоизоляцией, скопления мусора или проволока, торчащая в некоторых местах прямо из-под земли. Всё это вкупе с тусклыми осенними красками производили на заезжих туристов гнетущее впечатление.
  В таких безрадостных пейзажах Петр Иванович не спеша шел с работы по засыпанному листьями тротуару. Его пальто мышиного цвета было наглухо застегнуто, а потрепанная кепка натянута на самые глаза. Спрятав руки в карманы от промозглого ветра Пердунов и сам не заметил как оказался рядом со знакомой закусочной, двери были предусмотрительно закрыты и внутри, судя по всему, народу было немного. Петра Ивановича потянуло по влажным ступеням вниз, само естество его было настроено на сто грамм и бутерброд с заветренной селедкой.
  Зайдя, Пердунов первым делом расстегнул пальто и снял кепку, а потом уж оглядел тускловатое помещение. Чутье не обмануло его, из шести столиков был занят только один, да и то на нем лицом к стене расположился человек в коричневой куртке. Он потягивал мутное пиво из кружки со сколотыми краями, тихонько отрыгивал в кулачек и шумно сморкался в грязный, мятый носовой платок, больше напоминающий портянку. Пердунов подошел к кривоватому прилавку, заменяющему барную стойку, оглядел небогатый ассортимент напитков и закуски. Определившись, сказал скучающей продавщице: "Хозяюшка, мне пива стаканчик, селедку и что-нибудь для души, грамм сто пятьдесят". Продавщица, грузная баба лет пятидесяти, поднялась с табуретки и низким, прокуренным голосом произнесла:
  - Водка "Мирская", селедка вчерашняя.
  Пётр Иванович почесал затылок.
  - Что, совсем заветренная?
  - Из холодильника,- сказала женщина, явно раздражаясь,- брать будете?
  Петр Иванович поглядел на селедку за стеклом на витрине, смерил свое желание выпить с отвращением и, проглотив слюну, произнес: "Давайте."
  Получив граненый стакан водки, кружку пива, а также маленькое блюдечко с двумя кусочками селедки на сером хлебе, он отошел к стоячему столику, возле стены. Замерев в предвкушении, он выдохнул воздух, задержал дыхание и опрокинул в горло стакан горькой, опорожнив его наполовину. Пищевод обожгло яростным духом спирта. Петр Иванович заторопился закусывать хлебом с селедкой, однако хлеб был чересчур чёрствый и стал в горле комом. Желая все-таки погасить хмельной пожар внутри, Пердунов стал заливать в себя пиво. Жадно глотая пенный напиток, Петр Иванович понемногу приходил в себя и уже смог вытереть выступившие на глаза слезы.
  Дверь в рюмочную со скрипом отварилась, снаружи были слышны сопение вперемешку с матерными ругательствами и глухие негромкие удары об косяк двери. Пердунов сразу узнал кому принадлежит источник этих звуков. По двум маленьким ступенькам в пивную спускался в инвалидном кресле завсегдатай сего заведения старый дедушка Олегович. Спускаться ему помогал его внучок Юрик, причем сопение и удары коляской о двери принадлежали именно ему, а дедушка Олегович щедро сдабривал сопение порциями матерных слов, ругая преимущественно Горбачева. Прищурясь, дедушка Олегович начал разглядывать посетителей и когда увидел Пердунова, улыбнулся пеньками своих зубов. Подкотясь к нему, Олегович протянул сухонькую руку.
  - Здорово, Иваныч! Решил заглянуть на огонёк и сто грамм опрокинуть? Одобряю!
  Дедушка рассмеялся своим каркающим смехом.
  - Да оно как-то само получилось, понимаешь, ноги понесли в знакомую гавань.
  Дедушка Олегович уже не слушал Петра Ивановича, он проследил взглядом за племянником, который в свою очередь направился к прилавку.
  - Юрик, возьми нам с Петром по соточке и себе на конфеты.
  Внучок развернулся на месте, он был похож на громадную гориллу, которую нарядили в черный потертый кожаный плащ, к тому же плащ на нем не сходился из-за объёмного живота. Лысая голова Юрика не признавала никаких головных уборов по причине врожденного слабоумия хозяина лысой головы. Поговаривали даже, что Юрик лежал несколько лет в психбольнице, однако подтвердить или опровергнуть это было затруднительно: сам он ничего не рассказывал да и дедушка ни о чем не распространялся. Дед и внук к тому же жили на одной жилплощади, были дружны и практически всё свободное время проводили вместе.
  Ввиду того что внучок Юрик не буянил и вел себя в общем смирно, никто не интересовался им, более того, даже если он воровал мелкие детали с государственных предприятий, где подъедался сторожем, его не трогали.
  Юрик взял на потертый поднос несколько стаканов и осторожно понес их к столику. Пердунов потягивал свое пиво и беседовал с Олеговичем.
  - Ты как разумеешь, Петро, наше новое правительство что-нибудь в политике понимает?
  - Трудно сказать,- уклончиво отвечал Пердунов,- сам подумай, будет ли человек заботиться о других, если сам семью еще не обеспечил? Нет. А аппетиты у них громадные! Вот и подсовывают народу разные думки про патриотизм, справедливость... Да еще развивают эти... Как их? Анотехнологии что-ли? Их хлебом не корми, дай заняться этим нанонизмом.
  Внучок Юрик поставил поднос на стол, и присутствующие разобрали стаканы и кружки. Дедушке Олеговичу протянули склянку, он поднял её и, шумно втянув в себя воздух, объявил: "За товарища Сталина! Нет его на этих оглоедов!" И тут же опрокинул сто грамм, без малейшего намека на некачественность водки. Он утерся рукавом куртки, тихонько выругался и сразу как-то сник. Юрик взял себе целый граненый стакан и, недослушав тоста, влил его себе в рот целиком. Не закусывая, внучок оперся огромными руками в стол и молча уставился в упор на стенку. Петр Иванович употребил свою порцию и, запив ее остатками пива, начал приглаживать усы. Все молчали.
  Первым подал голос старичок Олегович. Он движением головы вытер выступившую соплю о воротник, покрутил глазами и уставился на Петра.
  - Иваныч, а чего если нам повтор сделать сего мероприятия?
  Пердунов ответил не сразу, водка уже дала ему в голову и говорить пока не хотелось.
  - Да наверно можно, только надо пива еще заказать, а то горячительное здесь дюже ядреное, его только местным пивом запить и можно!
  Олегович широко улыбнулся, явно идея Петра Ивановича с пивом пришлась ему по душе. Слегка кашлянув, он обратился к внучку, который до сих пор подпирал взглядом стенку и не произнес ни слова.
  - Юрик, принеси нам с Петром еще по сто грамм и по кружке пива, да смотри не опрокинь по дороге и пиво не отпивай, а то знаю я тебя, паразита!
  Последнее слово дедушка произнес как-то ласково, было заметно, что так он постоянно называет внука не зависимо от обстоятельств. Двухметровый Юрик наконец раскрыл рот.
  - Дед, а деньги? Опять всю получку тратить!
  Олегович отмахнулся.
  - С пенсии отдам, ну кому сказано, геть до прилавка, а то я местами трезветь начинаю. Да и какая у тебя получка? Пособие от государства - дерьмо, а там что наворовал то и ладно!
  Говоря это дедушка повернулся к молчащему Пердунову. Юрик развернулся и направился к прилавку, отходя он бормотал: Отдам, отдам, а на деле выходит - хуй отдаст!
  Олегович тем временем пытался разбудить в Педунове революционные настроения на примере своего внука.
  - Вот погляди Иваныч, какая штука получается: живем мы с внуком вдвоем, одни, стало быть помощи никакой ждать неоткуда, так?
  Пердунов, допивая второй стакан пива, согласился.
  - Теперь смотри, я получаю пенсию, он пособие по болезни душевной, всего выходит около десяти тысяч в месяц. Теперь вопрос, как нам прожить на эти гроши, если не пить каждый день?
  Пердунов молчал и Олегович продолжил.
  - Положим, он раз в месяц что-то утащит с завода своего сраного, продаст, за это мы лапши купим, концентрата и лука от цинги, а мою пенсию пропьем! Вот я и спрашиваю тебя, Петро, на кой нам такое государство, которое заставляет больного старика и безмозглого калеку заниматься непотребщиной, то есть стяжать что есть вокруг и пить без просыха от такой жизни!
  - Так ведь, говорят, демократия, дед, теперь ты свободный человек, хочешь пей, а хочешь помирай! - съязвил Петр Иванович, усмехнувшись в усы.
  - Нам страна все для жизни дает, спиртное, селедку на закуску и курево. Пердунов достал из кармана пальто пачку "Беломора", чиркнул спичкой и затянулся дымом.
  Дедушка Олегович смотрел в пол.
  - Давай Петя за Брежнева выпьем, пользы он, правда, много не принёс, зато дал в свое время надежду, - дедушка помолчал и потом добавил, - да и ту просрали.
  Все подняли стаканы и выпили одновременно. Закурив свой стакан беломориной, Петр Иванович хотел было возразить и сказать, что Ильич был единственным генсеком которого народ действительно уважал, но тут старик засмеялся, чуть подергивая плечами он хитро смотрел на Пердунова.
  - Ты, Иваныч, сейчас домой пешком пойдешь, ноги заплетаться будут, а я на личном транспорте, он хлопнул руками по подлокотникам коляски, внучок до дома доставит. Вот и выбирай, Петро, что лучше! Олегович смеялся пьяным смехом, Пердунов ухмыльнулся, внучок Юрик же остался безучастным.
  Без четверти девять компания вывалилась из рюмочной, Пердунов помогал Юрику вытаскивать коляску с дедушкой, который в конец окосел и мурлыкал себе под нос мотив прощания славянки. Юрик молча пожал руку Петру Ивановичу, развернул кресло и навалился на него всей тушей.
  Дорога к дому старика и внука проходила через небольшую аллею, которая в осеннюю пору превращалась в сплошную полосу препятствий из-за непролазной скользкой грязи, корней деревьев и куч мусора.
  Дед, может объехать? - спросил Юрик, - а то помнишь как в прошлый раз? Дедушка на мгновение пришёл в себя, сделал грозный взгляд и выпалил: "Ни за что! Полный вперед! Я вам щучьим сынам покажу демократию!" Дедушка Олегович хорахорился ещё минуты две, потом сник, склонил голову на воротник с присохшими соплями и мерно засопел.
  Внучок не хотел расстраивать дедушку, дело в том что на глазах у деда и Пердунова, он выпил два полных граненых стакана водки, но в перерывах между этими стаканами были еще два, которые он употребил когда якобы отходил в уборную. Весь фокус заключался в том, что Юрик тайком пробирался в подсобное помещение, где добывал спиртное за умеренную плату и немедленно его употреблял. В перерывах между стаканами он даже успел потискать дворничиху Сигизмундовну, дородную бабу лет сорока, которая тихонько смеялась и отбрыкивалась.
  Поэтому ведя коляску с дремлющим дедом по грязной аллее, он сам еле переставлял ноги, причем думал он исключительно о Сигизмундовне (кто бы сомневался). Неудивительно, что Юрик не заметил, как колесо инвалидной коляски зацепилось за торчащую из-под земли арматуру. Коляску повело вправо, внучок всем своим весом навалился сзади и старый дед, находясь еще в спиртовой дремоте, вывалился из кресла. Приблизительно в середине полета он пришел в себя, раскрыл рот чтобы обматерить Юрика за его сильные руки, которые, по мнению дедушки, росли конечно же из жопы, но столкновение с землёй поломало его планы. Он даже не подставил руки, так как держался ими за подлокотники и вследствие всех перечисленных фактов дедушка Олегович налетел открытым ртом на склизкий, холодный ком грязи.
  Подбежавший Пердунов увидел следующую картину: инвалидное кресло лежало на боку, внучок Юрик поднимал матерившегося деда, а дед отчаянно размахивал руками и отплевывал комья грязи, целя ими в Юрика. По причине выпитого у старика двоилось в глазах и плевки не достигали цели, однако они обильно оседали на подбородке, морщинистой шее и воротнике его грязной клетчатой рубашки. Петру Ивановичу тоже досталось: дедушка обругал его вонючим козлом и, мешая речь с матерными словами, велел Петру следить за внучком. Как только Юрик поднял обвисшего деда, Пердунов побежал поднимать коляску, скрипящую вращающемся верхним колесом. Вдвоём посадив уже вяло чертыхающегося Олеговича на сиденье, они, измазанные в грязи, встали покурить. Курили молча, тяжело дыша и периодически сплевывая крошки табака. Минут через десять дедушка успокоился совсем и погрузился в дрему, периодически он облизывал грязные губы и тихонько посвистывал.
  - Кажись успокоился, - произнес Пердунов.
  - Теперь только утром очнётся, правда конечно если его опять не уронить, - подал голос внучок, - да и то смирнее будет.
  - Часто его роняешь?
  Юрик задумался.
   - Ну не то что бы очень...
  - Ладно, время позднее, надо домой.
  - Давай, дядя Петя.
  - Пока Юрик.
  Петр Иванович отправился домой, он шел по мокрому тротуару, в лицо летели брызги мелкого дождя. Пердунов поёжился, поправил воротник и натянул кепку на самые глаза. Он шёл в свете жёлтых фонарей, ступая по опавшим листьям и брезгливо обходил червей-выползков.
  Дома не было никого, только тёмный, пустой квадрат единственной комнаты. От этой мысли начало тошнить, но Петр Иванович подавил тошноту усилием воли и продолжал идти, зная что это единственное место, которому он нужен.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"