Аннотация: А Змей Горыныч мог быть и симпатичным. Полевая этнография.
Мягко ступая по полу пещеры, пожилой Змей Горыныч ходил из одного угла в другой. Он ждал битвы. Время тянулось очень медленно. В памяти проходили воспоминания о сотнях лет проведённых в пещере, о том, как храбрые и сильные воины, живущие в долинах, приходили к нему за своими девушками, которых он якобы уносил в пещеру, и подолгу держал в темнице. Всё это время он уговорами и угрозами добивался от девиц согласия на женитьбу. Было что-то манящее в ритуале, который повторялся раз в несколько лет. Потерявший, по неизвестной Горынычу причине, невесту юноша лез на скалы и, добравшись до площадки, которая была метров на 50 ниже входа в пещеру, вызывал Горыныча на бой, желая освободить свою суженую из лап злобного дракона. Горыныч спускался к нему по крутому склону, иногда он пользовался крыльями, но это было крайне опасно, поскольку при неудачном приземлении ничего не стоило просто задавить и так умирающего от страха противника. Бой был неравным, поскольку Горынычу было невероятно сложно соразмерять свои силы, и он очень боялся прихлопнуть бедолагу раньше времени. Он жалел противника, ведь то, через что приходилось ему пройти, чтобы оказаться лицом к лицу с Горынычем было невероятно трудно и бесконечно страшно. С другой стороны, расслабляться тоже было нельзя, мало ли что может натворить обезумевший от страха и ярости юноша, полагавший, что просто обязан спасти свою невесту, предварительно убив Змея Окаянного.
Змеем Горыныча называть можно было только с сильной натяжкой. Скорее, он напоминал трёхметрового сурка с крыльями на спине и кожистым гребнем вдоль хребта. Массивные четырёхпалые лапы с аккуратными острыми когтями, которые убирались внутрь как у кошки, свидетельствовали о тихом и добром нраве Горыныча. Серовато-коричневатая кожа была неровной и очень крепкой. Глаза большие и спокойные, с кожистыми веками, смотрели почти ласково. Пасть, которая служила и для еды, и для дыхания, выглядела устрашающе. Зубы же были ровные и белые, потому казались отполированными до блеска пять минут назад.
Подходило время очередного поединка. Противник наверняка уже карабкался по длиннющей мелкокаменистой осыпи к площадке. Горыныч остановился, и деловито спросил:
- Василиса, что там делается?
Василиса как обычно глядела в любимое зеркало и тихонько посмеивалась.
- Да что там может делаться? - ответила она после паузы - твой противник попрощался с друзьями и карабкается вверх по склону. Тебе пора тоже вылезать, а то он скучать будет.
- Отлично, а чем он вооружён, есть что-нибудь новенькое на этот раз? - спросил Горыныч, мысленно проклиная склон, по которому ему предстояло спускаться.
- Ничего особенного, длинный узкий и очень острый на конце клинок с рукоятью в ножнах. Хотя у тебя такого нет, - ответила Василиса, рассматривая стеллаж у дальней стенки пещеры, вырубленный в гранитной скале.
На стеллажах, занимавших полстены, хранились трофеи, добытые ими в набегах на посёлки, собранные Василисой предметы быта, посуда, светильники и украшения, а также гордость Горыныча - оружие с которым приходили смельчаки к нему на смертный бой. Разложенное по порядку, оно наглядно показывало историю развития средств убиения себе подобных, созданных людьми за долгие годы. Внизу, в самом начале, лежала огромная дубина, с которой соседствовал усовершенствованные варианты ударного оружия - каменный топор и огромная палица. В этом же ряду лежало копьё и лук со стрелами - первые колющие орудия дальнего боя. На следующем стеллаже располагались кинжалы, топоры и мечи. Они явно свидетельствовали, что люди уже научились обрабатывать металл и у них стали получаться качественно новые и более эффективные виды оружия ближнего боя. Не хватало только пики, но вместо неё лежала алебарда - топор, насаженный на пику, серьёзное оружие, однако. Там же, среди кучки последних образцов лежал арбалет, который вызывал у Горыныча жутко неприятные воспоминания - когда-то Василиса с большим трудом вытащила глубоко засевшую стальную стрелу из его бедра, которое потом болело очень долго и плохо заживало, не иначе как стрелы перед боем макнули в какую-то отраву. Там же по соседству лежали в навал разные режущие штучки - сабли, палаши, скимитары, палаши, шашки, которые появились после освоения людьми ковки металла. А теперь внизу его ждало какое-то не очень понятное оружие в руках хоть и молодого, но опытного и умелого бойца.
- Это хорошо - обрадовался Горыныч, - коллекцию обновлю, давненько ничего интересного не прибавлялось.
- Ты ещё эту штуку, которую они там называли шпагой, попробуй отнять. Учти, что он, наверняка неплохо ей владеет - проворчала Василиса - и ещё, Горыныч, в этот раз что-то не так, не нужна ему девушка, он идёт просто подраться, как мне кажется.
- Он что, сумасшедший? - заинтересовался Горыныч, - такого никогда ещё не было.
- Всё бывает когда-нибудь впервые - меланхолично заметила Василиса и добавила, - ты с ним поаккуратнее.
- И как мне с ним себя вести - спросил Горыныч - может сразу зажарить и съесть?
- Имей совесть, Горыныч - возмутилась Василиса - тебе что этого мало? - и показала на гигантский вертел в углу пещеры, на котором был нанизан бычок, отлично посоленный, поперчённый, вымоченный в травках и уксусе. Вертел вращался медленно с помощью очень страшного на вид устройства из деревянных шестерёнок и брёвен под действием ветра, который дул на высоте непрерывно.
История этого сооружения была давней и весьма неправдоподобной. Однажды вместе с юношей, жаждавшем убить дракона, в горы пришёл немолодой мужичок и нахально поселился в пещере, совершенно не опасаясь ни огнедышащего чудовища, ни, тем более, Василисы - весёлой, красивой, улыбчивой и чем-то похожей на местных девушек. Он был очень трудолюбив и проворен, к тому же у него были золотые руки и отменная смекалка, которые там, в деревне, ему не удавалось применить в полную силу. Здесь же он до полусмерти замучил Горыныча, который всё светлое время суток помогал мужику в разных работах. Они сделали этот чудовищный гибрид ветряной мельницы и вертела, выдерживавший здоровенного быка, который медленно и бесшумно вращался над очагом уже больше сотни лет. Для этого Горынычу пришлось выжечь ниши в стенах для установки конструкций с шестерёнками, которые придумал умелец, причём всё приходилось делать по два-три раза, а иногда и больше, пока мужик не заявлял с удовлетворением - теперь именно то, что он хотел сделать. Его присутствие очень радовало Василису и Горыныча, хотя спать, как они привыкли по неделе, а потом столько же бодрствовать в присутствии умельца уже не получалось. Мужик вместе с Горынычем углубил лужу в углу пещеры, которая раньше служила для сбора дождевой воды, а теперь превратилась в отличный глубокий бассейн с керамикой, благо Горыныч прекрасно обжигал дыханием разноцветную глину сразу на стенках. Василиса обожала в нём плескаться. Стеллажи для хранения добычи также выжег Горыныч под чутким руководством мужика. Особое место в жизни Горыныча и Василисы занял топор наизнанку, который они все вместе соорудили на площадке над пещерой. Кусок обсидиана под тонну весом им пришлось притащить по воздуху с дальних синих гор. Это было тяжелейшее испытание, поскольку Горыныч летать вообще не любил, а уж носить тяжести было для него ужасным наказанием, а Василиса, хоть много летала и таскала съестное регулярно, но в одиночку притащить кусок скалы не могла, вес был для неё слишком велик. Вдвоём ухватиться за каменюгу так, что бы ещё и крыльями махать можно было, им не удавалось, несмотря на старания их руководителя. Пришлось Горынычу помучаться несколько ночей и притащить-таки заготовку топора на площадку над пещерой. Ох уж напереживались от грохота с небес и столбов огня в небе местные жители. Место под установку колуна пришлось готовить долго и тщательно. Получилось нечто похожее на топор без ручки, врезанный в скалы лезвием вверх. Чтобы разрубить приличное бревно или пень достаточно было поднять его на 10-15 метров над топором и просто отпустить. Но, увы, мужик был немолод и довольно быстро зачах и помер, несмотря на все усилия ухаживавшей за ним Василисы. Его отнесли и похоронили рядом с его родной деревней. После чего Горыныч душевно спел на могиле трогательную погребальную песню, перепугав всех в округе до полусмерти на много лет вперёд.
- Это хорошо, но я уже дико проголодался, и нам неплохо было бы подкрепиться - сказал Горыныч, неотрывно глядя на очаг, готовый запылать ярким огнём. Насладившись видом будущей еды, он попытался заглянуть через плечо Василисы в зеркало.
- Не вздумай перебить аппетит, этот юноша ужасно худой, скорее всего невкусный и, к тому же, изрядно пропитан дешёвым вином - сурово сказала Василиса и помахала зеркалом перед глазами Горыныча.
Горыныч подошёл к ней сбоку и посмотрел в зеркало - противник был явно мелковат и действительно не вызывал гастрономических чувств. Вздохнув, он повернулся к стеллажу и увидел там огромный меч, добытый очень давно в бою у здоровенного, невероятно сильного и бестолкового парня, который пришёл отнимать у Змея ненавистного свою невесту. Меч Горынычу очень нравился, сделан был хорошо, на совесть. Вот ведь, ничего путного для хозяйства сделать не могли, а оружие - на тебе какое классное, подумалось ему... Василиса отследила его взгляд и вздох и сурово сказала:
- Ты так больше не делай!
- А что я? - возмутился Горыныч, - я, как и положено после десятого удара мечом притворился убитым, а этот богатырь вместо того, чтобы тебя освобождать, надумал отрубить мне кончик хвоста на амулет!!! Я же только охнул, больно ведь. Вообще, я не виноват, что он моментально изжарился, и от него так вкусно пахло, что отказаться от соблазна я уже никак не мог. Инстинкт, сама понимать должна. Он же знать должен был, что я огнедышащий Змей, а не птеродактиль какой-то ископаемый. Хороший богатырь, в баньку перед сражением сходил, не то, что другие...
Василиса рассмеялась и сказала:
- Пора, он уж полпути прошёл - и после паузы - а, всё-таки, что же с ним делать-то будешь? Пока не прибьёшь - не успокоится ведь, а жалко, молодой совсем, энергичный.
Горыныч задумался, но решил, что определится на месте, поговорит с юношей, может тот и передумает. Хотя вряд ли - внизу его ждут трое друзей, засмеют. Потянувшись, Горыныч пошёл к выходу из пещеры на уступ, с которого были видны зелёные долины, мелкие домики вдоль дорог, деревья вдоль рек, текущих с гор. Светило тёплое солнце и было удивительно тихо и безветренно. С треском почесав когтями грудь, Горыныч медленно начал спускаться к площадке для сражения, тропа была узкой, и он её очень не любил, особенно, если приходилось идти вниз. Он немного был зол на то, что не получится в этот раз притвориться убитым и сладко поспать на солнышке, пока герой поднимется к Василисе, и с ней спустится мимо спящего Горыныча в долину.
Василиса прекрасно умела вести себя среди людей, как и положено высвобожденной из ужасного плена, и выглядела так, что у юноши не было сомнений, что он вернул свою невесту. Конечно, его невеста давно пропала и совсем даже без помощи Горыныча, но необъяснимое исчезновение люди связывали с визитом Змея Ужасного и, естественно, пропажу списывали на него. Так было веками, и Василиса с удовольствием отправлялась в поселение с победителем. То, что она была мало похожа на давно пропавшую, никого не волновало, мало ли как могла измениться девушка после пленения и долгих страданий в пещере у страшного Змея Горыныча. Потом, прожив деревне полтора-два месяца она, обернувшись белой птицей, улетала в полнолуние домой к Горынычу, а безутешный мужик хоронил тело неожиданно умершей жены и довольно быстро находил себе новую. Так возникло поверье, что душа умершей девушки сидит белой птицей на ближнем дереве и смотрит на своё тело сверху. За то время, что Василиса жила у людей, она добывала и прятала неподалёку от деревни разную хозяйственную утварь, чтобы потом спокойно забрать её в пещеру и пополнить Горынычеву коллекцию. Василиса ничего не воровала, соседи просто дарили всё, что ей нравилось, уж очень она была мила и добра к окружающим людям. Да и шутка ли, она столько времени провела в темнице душегуба в горах, как не порадовать милую девушку подарком.
Из года в год изменения были едва заметные, жизнь вокруг менялась, людей становилось больше, они куда-то спешили, но в целом мир оставался прежним. Но вот теперь ситуация изменилась. Василиса это чувствовала и тревожилась, ибо пришедшему рубахе-парню она была совершенно не нужна, ему хотелось сразиться с ужасным чудищем, а девушек у него и так хватало, и ни за одну из них он не полез бы на скалы, рискую быть съеденным. Посмотрев в зеркало на троих друзей, оставшихся внизу, Василиса развеселилась. Они достали расписанный крупным орнаментом глиняный кувшин с вином, уселись вокруг него и, порубив на здоровенные куски свиную ногу, с удовольствием предались уничтожению содержимого кувшина и мяса. Какая простота нравов, ведь всё сожрут и выпьют, полагая, что их товарищу уже никогда ничего больше не потребуется, подумала она.
А Горыныч тем временем тащился по тропинке и шипел. Он уже смирился с тем, что придётся без фантазии пришибить бретёра-гуляку, только сначала надо отнять у него шпагу, кажется именно так Василиса назвала это оружие. С этими мыслями он, наконец, вышел на площадку. Усталость и возраст сделали своё дело, и он фыркал огнём, хотя и не сильно, всего на пару метров.
Наконец, Горыныч заметил, что противник выбрался на площадку, но явно не спешил в бой, а стоял за большим камнем и присматривался к нему. Горыныч вышел на середину и поманил его пальцем, слегка покашливая огнём. Наконец, осознав неизбежность своего близкого конца, к Горынычу вышел молодой парень шпагой, конец которой явственно подрагивал, показывая, что страх пропитал бойца насквозь. Горыныч протянул переднюю лапу к шпаге, но тут юноша очнулся и бросился на Горыныча, нанося ему уколы с невероятной скоростью. Горыныч опешил и начал нервно озираться, поскольку противник бегал вокруг него и тыкал шпагой в бока. Тонкое лезвие с острым концом успешно протыкало кожу и впивалось в мышцы, как жало огромного кровососущего насекомого, довольно глубоко, и это было крайне неприятно и очень болезненно. В какой-то момент Горыныч понял, что надо что-то делать, а то как бы беде не случиться, потому как противник умудрился ткнуть шпагой в щёку, чуть ниже глаза. Очнувшись, Горыныч схватил левой лапой за лезвие клинка и дёрнул его на себя. От рывка противник выпустил шпагу, упал на спину и очень резво отполз в тень скалы. Горыныч с интересом стал осматривать оружие, которое показалось ему настоящим произведением искусства. И тут же, потеряв бдительность, получил камнем в зуб, что и вернуло его в реальность. Только этого не хватало, возмутился он и набросился на обидчика. Поддёв когтём край плаща, Горыныч приподнял противника над землёй и несильным, по своим меркам, шлепком ниже пояса отправил его вниз по склону к друзьям. Чтобы успокоиться, Горыныч постоял несколько секунд и, тяжело вздохнув, не глядя вниз, поплёлся вверх по тропе домой.
Когда он добрался до входа, там его уже ждала Василиса и посмеивалась.
- Добыл оружие? - деловито спросила она.
- Конечно, ты же всё видела - проворчал Горыныч.
- Ну и что ты принёс? - теперь ворчливые нотки были в её голосе.
Горыныч только сейчас посмотрел на шпагу, но в лапе был лишь клинок, а эфес отсутствовал, причём явно с куском самого клинка. Это огорчило Горыныча, и он раскашлялся, подпалив всё горючее в пещере. Василиса ласково треснула Горыныча зеркалом, с которым она не расставалась, по лбу, привычно схватила ведро и быстро залила очаги возгорания из бассейна с дождевой водой, который всегда был полон на подобный случай.
- Туда дыхни, чудовище огнедышащее - сказала она и показала ему на кучу дров под бычком.
Горыныч почувствовал близость благодати, а именно хорошего ужина и моментально запалил дрова в очаге, заодно и подрумянил бока бычку. После этого он устроился на стопке шкур и начал думать, как же такое могло произойти со шпагой. В это время он услышал смех Василисы, которая просто изнемогала от хохота, катаясь по шкурам, аккуратно уложенным на её большущем квадратной лежаке глядя в зеркало. Он спросил, что могло так её развеселить, предполагая, что его недавний противник решил поколотить друзей, которые всё съели и выпили без него. Но в жизни оказалось намного забавнее. Бедняга, изрядно ободранный после скоростного спуска по осыпи, лежал на животе, а шпага, а точнее то, что от неё осталось, торчало из ягодицы. Горыныч понял, пока он ловил юношу, шпага сломалась, и эфес застрял в правой лапе и при шлепке нашёл себе самое подходящее место. Горыныч тоже от души рассмеялся, Василиса повторно залила пещеру водой, используя любимое ведро. Успокоившись, они вместе смотрели на картинку в зеркале, пока Горынычу не надоело сидеть, неестественно выгнув шею. Он попросил Василису показать картинку в нормальном виде. Василиса поскребла зеркало с обратной стороны, пошепталась с ним и в середине пещеры возникла великолепная объёмная картинка происходящего внизу. На зелёной полянке под склоном трое друзей, вытащив свои шпаги, деловито прикладывали их к телу раненного, и до хрипоты спорили докуда могла войти шпага, воткнутая по самую ручку в ягодицу и почему с таким ранением их приятель ещё жив. Тянуть за эфес они не решались, зная, что это может привести к быстрой и мучительной смерти друга. Наконец откуда-то был извлечён второй глиняный кувшин и неудачнику влили в горло добрый литр вина. Он быстро успокоился, перестал стонать и перевернулся на спину, после чего уснул богатырским сном. Эфес с обломком лезвия выпал, но никто на это не обратил внимания, ибо его друзья тоже улеглись рядом и сладко уснули.
- Вот это да, - только и смогла проговорить Василиса, - вот это нервы, чудом жив, ранен и спит как богатырь. Когда они уйдут, можешь слетать за эфесом. Да, и ещё неплохо было бы ножны попросить - мечтательно с нескрываемой издёвкой добавила она после паузы.
Горыныч метался по пещере из угла в угол и остервенело чесался, как мог бы это делать человек, зверски искусанный комарами, а укусов, точнее дырок от шпаги было предостаточно, причём по всему телу. В ожидании готовности ужина Василиса смочила ранки на коже Горыныча настойкой какой-то сильно пахучей травки и тот приуспокоился, но тут же снова начал суетиться, теперь уже чувствуя невероятный голод.
Подождав ещё около часа, Горыныч и Василиса приступили к пиршеству, так как бычок великолепно дошёл на небольшом огне и дразнящий запах проникал во все щёлки пещеры и бодрил. Привычно разделав тушу, Горыныч принёс на серебряном подносе язык и печень бычка Василисе, предварительно подышав на него для создания хрустящей корочки. Потом он быстро, аккуратно и без предисловий объел мясо с самых сочных мест, а остатки туши выкинул в пропасть за пещерой, поскольку знал, что там всегда найдутся желающие завершить трапезу.
После ужина Горыныч снова почесался вдоволь, а потом свернулся на куче шкур в клубок и уснул сном праведника, а Василиса сидела рядом, гладя его огромную голову. Потом и она пошла спать. Через несколько дней она проснулась, убедившись, что Горыныч спит и просыпаться не собирается, вышла на край пещеры. На дворе тихий вечер, Василиса скинула мягкую одёжку и, высоко подняв руки к небу, с удовольствием развернула огромные крылья, превратившись в белую хищную птицу. Оттолкнувшись от края скалы, она скользнула вниз, надо же было запасти пропитание, а то Горыныч становился совершенно несносен и ворчлив, если его не покормить вовремя. Делая круги над долинами рек, текущих с гор, она выбирала добычу как настоящий охотник. Её устроил бы и кабан, промышлявший в кустарнике у реки, и бурёнка, отбившаяся от стада. Выбрав не самого маленького бычка, одиноко бродившего по опушке, она спикировала и, схватив его, понесла к себе в пещеру. Ох уж эта женская доля, сокрушалась она, поднимая многопудовую тушу всё выше и выше в горы. Стемнело. Из белой птицы она превратилась в угольно-чёрную, чтобы не бросаться в глаза людям, и так уж слишком много легенд про Змея Горыныча ходило в окрестных деревнях и городах. Затащив бычка на гору и треснув его для порядка об скалу, она сделала ещё пару ходок вниз в долину за дровами, притащив два сломанных буреломом дуба. С помощью каменного топора дрова были быстро порублены и свалены в кучу у очага в пещере. Добыча бала аккуратно обработана и замаринована большими кусками в глубокой нише под навесом за пещерой.
Теперь, когда все хозяйственные хлопоты были завершены, она могла отдохнуть и спокойно перекусить. Василиса вернулась в пещеру и посмотрела на Горыныча. Тот под шуршание Василисы просыпался медленно и, как обычно, не мог сразу понять, где он находится на самом деле.
Окончательно проснувшись, Горыныч свирепо зарычал, вспомнив происшедшее накануне. Пещера наполнилась дымом и огнём. Победив возгорания, он вместе с Василисой вышел на скалу перед пещерой. Над ними светились близкие, большие и яркие звёзды, которые невозможно увидеть их долины. Было тихо, ветер почти не дул и можно было слушать звучащую внутри спокойную и красивую музыку, как это возможно только в горах вечером на большой высоте.
Грусть овладевала ими и Горыныч запел. Пел он громко, красиво и с чувством. Звуки песни медленно растекались по долинам рек, плыли над хребтами, в небе над горами метались всполохи огня и облака дыма. В деревнях поблизости люди прятались по подвалам и в ужасе ждали конца света. В далёких поселениях - просто молились и просили спасенья. Василиса сидела рядом и выглядела абсолютно спокойной.
- Сколько времени мы уже тут? - думала она, слушая любимую песню Горыныча и глядя на звёзды, - пора уже за нами вернуться, надоела эта полевая этнография до чёртиков...
![[]](/img/p/parushin_e/skazkaozmeegorynycheiwasilise/2011-12_img_7449-60-full_nowyjrazmer.jpg)
Москва - 2014