Аннотация: Маленькая история о том, как можно найти самого себя.
Вот уже третий день подряд шёл сильный пушистый снег. Временами он становился мокрым и густым, а потом вновь веселел, и крупные снежинки падали в полной тишине. Полянка перед избушкой, лес и кусты вокруг стали черно-белыми и казались нереальными. Была середина сентября, и снегопада можно было ожидать, но не такого сильного и нескончаемого. Фёдор, просидев два дня безвылазно в избушке, выходя лишь изредка на порог по необходимости, решился, наконец, на крупную экспедицию в ближайший кустарник, поскольку туалета в зимовье не было предусмотрено. Одевшись поосновательнее, он сделал несколько энергичных вдохов и решительно пробежал два десятка метров. Сочтя это более чем достаточным, он выполнил свою предельно простую задачу, чертыхаясь от сырости. Когда всё было успешно завершено, Фёдор с удивлением обнаружил, что его следы полностью заметены снегом, а избушки не видно вовсе. Весь мир вокруг был совершенно белым без верха и низа.
Осмотревшись, Фёдор немножко запаниковал, но быстро успокоился - нельзя же заблудиться в двадцати метрах от жилья, в котором он провёл уже два месяца кряду. Весело насвистывая, он попытался разглядеть следы на снегу, но всё вокруг было совершенно одинаковым и на первый взгляд казалось нетронутым вообще, а при внимательном осмотре следы появлялись во всех направлениях. Убедившись в тщетности поисков своих следов, Фёдор сник, но уверенность в себе его не покинула и, поразмыслив спокойно и трезво, он решил двигаться по спирали вокруг места отдохновения, предполагая, что, в конце концов, избушка не может никуда убежать и он на неё наткнётся через два-три круга. Вдохновлённый идеей, Фёдор двинулся по воображаемой спирали, усмехаясь над природой, царём которой он себя упорно воображал. Через минут пятнадцать бодрого хода страх остановил его на полушаге. Остановившись как вкопанный, Фёдор осмотрелся и понял, что он попал в совершенно незнакомое место, а избушка так и не попалась на пути. Ходьба по пушистому толстому слою снега не особо утомила, но сердце казалось застрявшим где-то в горле. От подступившего безотчётного страха Фёдор вскрикнул, и его крик, утонув в белой пелене снега, вернул мысли в нормальное русло.
Чтобы окончательно успокоиться, Фёдор решил трезво, как его этому учили с детства, проанализировать обстановку. Для начала он попытался представить себе место, где провёл уже два месяца, в виде карты или вида сверху, однако, у него ничего не получилось. Удивившись такому делу, Фёдор решил вспомнить всё, что он знал об этом месте. Избушка, по словам провожавших его местных охотников, была всего в десяти-двенадцати километрах от посёлка вверх по речке, которую Фёдор презрительно называл чахлым ручейком. Тропа к избушке шла вдоль речки, прыгая с берега на берег по стволам огромных поваленных деревьев и обегая выходы скал то с левого, то с правого берегов. По утверждению местных, в речке водилась форель, но Фёдор тогда отнёсся к этому факту как к редкой чуши, так как он не мог вообразить себе, как шустрая рыбка величиной с ладонь могла бы поместиться в потоке лишь не намного большем, чем в унитазе. Сама избушка стояла на полянке в пятидесяти шагах от воды, почти незаметная с тропы. Полянка вытянулась вдоль речки и была со всех сторон окружена островками кустарника, большую часть которого составляли заросли жимолости. Среди кустарника на островках мха и травы росли солидные ели, изредка попадались сосны. Все освещаемые солнцем участки были покрыты кустиками черники и голубики. Долина речки здесь была шириной около километра и длиной чуть поболее. Со всех сторон она была окружена весьма крутыми и каменистыми склонами. Помучавшись ещё несколько минут, Фёдор вспомнил, что солнце вставало с той стороны, откуда текла речка, а заходило с противоположной. Больше ничего путного в голову не приходило, поэтому Фёдор решил сориентироваться на местности так, как его учили ещё в школе. Через несколько минут, он понял, что это ему не удастся из-за отсутствия компаса, солнца, а также характерных муравейников и тому подобных ориентированных по сторонам света объектов. С едкой иронией он подумал, что сошли бы и такие объекты как церковь или кладбище, но их здесь тоже не было. Подумав ещё, Фёдор согласился с тем, что не очень то и хотелось ориентироваться, поскольку всё равно неизвестно, какую сторону света следовало бы предпочесть, чтобы выйти к избушке. Пока шёл мыслительный процесс, Фёдор изрядно остыл и промок. Неприятный холодок страха снова пробежал по спине. Всплыла противная и липкая мысль о возможности замёрзнуть в десяти метрах от избушки, так и не найдя её.
Сырость, холод и желание ещё пожить на свете вернули его к реальности. Собравшись с мыслями, Фёдор вспомнил, что герои Джека Лондона попадали в куда более тяжёлые ситуации, но борясь с ними, всегда выходили победителями. Эта мысль добавила сил, хотя одновременно прокралась и другая, которая поведала, что писать о побеждённых не было смысла, поэтому, сколько их было ведомо одному богу. Как бы там ни было, Фёдор решил, что он должен быть победителем, а потому вопрос только в стратегии поисков. Покопавшись в памяти, он выудил оттуда всё, что ещё валялось там с институтских времён по стратегиям поисков минимумов и максимумов. Наиболее интересным показался метод Монте-Карло. Для своей ситуации Фёдор применил его очень элегантно, так, что даже залюбовался собой. Достаточно просто идти в произвольно выбранном направлении; натолкнувшись на препятствие, следует повернуть случайным образом и продолжать движение.
Приняв столь красивое решение и любуясь собой, Фёдор двинулся вперёд. Через минуту ему преградила дорогу здоровенная ёлка. Усмехнувшись, он повернулся налево и продолжил движение. У следующей ёлки он повернулся направо, затем снова направо и, постепенно втянувшись в ритм игры со случайностью, шагал с лёгким сердцем и гордостью за свой интеллект. Минут через десять он согрелся, потом основательно вспотел и через полчаса встал, как загнанная лошадь, ведь идти-то пришлось по весьма глубокому и мокрому снегу. Прислонившись к стволу сосны, Фёдор с трудом отдышался и осмотрелся вокруг. До него дошло, что он мог топтаться среди десятка деревьев на небольшом пятачке, а мог уйти от избушки на полкилометра. Оба варианта были безрадостными и неразличимыми. Получасовая пробежка по снегу вышибла энтузиазм и снова заставила задуматься. Самым интересным Фёдору показалось то, что он шёл, вроде бы глядя под ноги, но ни разу не заметил собственных следов, а ведь он пересёк их наверняка не один раз. Всё это неприятно удивило Фёдора, так как он считал себя очень наблюдательным от природы и регулярно поражал сослуживцев, подмечая незаметное другим в окружающих. Отдых у сосны вернул силы, но не вернул хорошего расположения духа. Напряжённо вглядываясь в белую стену перед собой, он с ужасом думал о том, что если он сейчас сдастся и замёрзнет вот так, неподалёку от избушки, то его кончина станет поводом для насмешек мужиков из посёлка, в котором живёт его друг, а точнее приятель, поскольку друзей у Фёдора давно уже не было. Эта мысль очень сильно укусила его за самолюбие, и, оттолкнувшись от ствола сосны, Фёдор бросился вперёд с отчаянием, но без особой надежды на успех. Ему просто хотелось поскорее отогнать гадкую мысль, да и найти избушку тоже не помешало бы.
Пройдя метров пятьдесят и застряв в кустах, Фёдор подумал, что за два месяца он совершенно не познакомился с долиной. Да, он исходил долину вдоль и поперёк, но всегда шёл с какой-то очень важной целью, найти побольше грибов, чтобы наесться ими на год вперёд, подстрелить что-нибудь бегающее или летающее, чтобы потом зимой с упоением рассказывать об охоте и охотничьих приключениях, найти, распилить и притащить сухое дерево на дрова или набрать воды из речки.
Обнаружив своё незнакомство с окружающим его миром, Фёдор почувствовал, как растёт его раздражение на речку, избушку с жёстким, подгнившим местами, лежаком, окружающие долину горы, а заодно и на мужиков, которые бросили его в такую мерзкую погоду и не пришли за ним, когда начался снегопад. Вместе с раздражением вырос и страх. Он охватил всё тело, вцепился в самое нутро и начал душить Фёдора своей огромной тушей. Впереди показалась здоровенная ёлка, под крону которой Фёдор продрался, обдирая лицо и руки. Вцепившись в смолистый ствол, он дал волю своим эмоциям. Слёзы катились по лицу в количестве, которое привело бы его в изумление в обычных условиях. Брезентовая куртка, свитер, джинсы и шапочка были насквозь мокрыми и удивительно холодными. Сапоги, казалось, существовали отдельно от тела, поскольку пальцы на ногах замёрзли до потери чувствительности. Фёдору было невероятно жалко себя, стыдно и обидно замёрзнуть в этой забытой богом и людьми глуши, куда он сдуру забрался после того, как на работе всем предложили пойти в отпуск на любой срок, и он додумался взять отпуск до конца сентября. Ни о каком доме отдыха думать с имеющимися средствами не приходилось, и Фёдор сел на поезд, потом на автобус, потом на попутку и, потратив четыре дня, в конце концов, добрался до посёлка, где жил мужик, с которым они познакомились по случаю в гостинице. К изрядному удивлению Фёдора его приняли очень тепло, подобрали одёжку, нашли ружьишко, снабдили едой и через день проводили в избушку, которую теперь никак не удавалось найти. Уходя, мужики посмеивались - вот тебе Фёдор и Простоквашино. Нарыдавшись вдоволь, Фёдор вытер лицо мокрой рукой, которую очень тщательно вытер о куртку и осмотрелся вокруг. Ощущение абсолютно незнакомого места не покидало его уже ни на минуту. Умерив дрожь от мокрого холода, Фёдор решил тщательно проанализировать своё хождение и, наконец, найти эту злополучную избушку. Он напрягся, как мог, но ничего не смог воспроизвести, кроме бестолкового метания среди кустов и деревьев. Удивило его то обстоятельство, что за всё время он ни разу не переходил речку и не слышал её журчания, а даже не почувствовал запаха дыма старенькой печки, который обычно волнами бродил по всей долине. Эти открытия окончательно подкосили Фёдора, и от его уверенности остался аккуратный ноль. Он даже увидел этот ноль перед собой в стене из падающих снежинок.
Убедившись, что герой Джека Лондона из него не получился, Фёдор решил обратиться к богу. По правде говоря, его знание религии ограничивалась первой строчкой "Отче наш", да концовкой неизвестно к чему относящейся молитвы "Во имя отца и сына и святого духа, аминь". Собравшись с духом, Фёдор обратился к богу с просьбой вытащить его отсюда, показать путь к избушке, а также сдобрил просьбу нецензурными характеристиками места и времени, да ещё и пожеланиями, чтобы вся эта долина провалилась в тартарары вместе с посёлком и здешними суровыми мужиками. Естественно, ничего не произошло, кроме усиливающегося насморка и оцепенения от холода. Постояв, прижавшись к мокрому стволу сосны, Фёдор тихим голосом повторил просьбу в смирёной форме, на этот раз, избегая всякого богохульства, но Всевышний остался глух и равнодушен. Тогда Фёдор решил идти дальше. Он пообещал Всевышнему, что изменит образ жизни, бросит курить, расстанется с пороками и, вообще, купит икону, будет ходить в церковь и ставить по выходным свечку. Взамен он просил лишь показать путь к избушке. Постояв пару минут, Фёдор понял, что сделка не состоялась, что его жертвы никому нужны, да и сам он никому не нужен. Жена с сыном уже лет пять, как ушла от него по причинам совершенно непонятным Фёдору, объяснив свой поступок тоскливостью совместного существования. Родителей Фёдор видел последний раз года два назад, и никакого желания преодолевать на поезде пару сотен километров, чтобы поговорить о чепухе, из которой состояла их нынешняя жизнь, у него не было. Пожертвовать пороками при детальном рассмотрении тоже не удавалось из-за явного отсутствия их присутствия. Становилось всё более досадно, что нет ничего такого, чем можно было бы пожертвовать во имя спасения. Его убогая двухкомнатная квартирка в пятиэтажке, служившая приютом сонмищу тараканов, вообще не представляла интереса. Оставалась работа, которой он отдал более пятнадцати лет жизни. Однако оказалось, что и там нет ничего, за что можно было бы зацепиться или принести в жертву. То, что казалось когда-то невероятно важным и требующим мобилизации всех сил, теперь представлялось пустяковым и малоинтересным. Забавно стало, что, несмотря на усилия, не удалось вспомнить ни одного лица сослуживцев вне контекста их общения с самим Фёдором. Начальник отдела привиделся в момент объяснения очередного задания. На его лице было написано, что ему прекрасно известно, что Фёдор прекрасно знает, как выполнить работу, но слова должны быть сказаны и подобающе восприняты. Коллеги вспоминались только по их рассказам в курилке, которые вращались вокруг двух основных тем - подружки да автомобили. Одна из дам вспомнилась лишь во время выяснения отношений о забытой во время обеда, а потому непотушенной им сигарете, в папке на её столе. Придя к столь неутешительным выводам, Фёдор решил ещё чуть-чуть порыдать, а затем подумать о будущем.
Сколько прошло времени, Фёдор не понял, однако очнулся он от холода и озноба, который жил во всех клеточках тела, даже тех, которые уже не ощущались. Оттолкнувшись от ствола дерева, Фёдор решил, что спать даже стоя нельзя, так как тогда уж наверняка загнёшься. Медленно шагая под непрекращающимся снегом, он раздумывал о том, что ещё у него осталось. Оставался он сам, его тело и голова. Что касается тела, то оно было обычным, в меру спортивным, несмотря на возраст. За два месяца Фёдор оброс густой бородой и обветрился. В общем-то, шкура вполне сносная и могла бы ещё послужить. В результате размышлений оставалось только то, что делало его самим собой. Фёдора всегда хвалили в глаза и за глаза с незапамятных времён, за основательность, сообразительность, готовность выслушать собеседника и оказать посильную помощь, способность отдать последние деньги и не забыть об этом до конца жизни. Всю сознательную жизнь Фёдор прятал от окружающих свою гордость и пренебрежительное отношение к людям вокруг себя. С интересом рассматривая себя изнутри, Фёдор пытался понять - ради чего ему стоит бороться за выживание, и никак не мог найти ответа. Движение по тайге сделало своё дело - Фёдор отогрелся и приобрёл способность спокойно думать. Мысли, однако, были невесёлые. Уже перестал пугать страх расстаться с жизнью. Более того, пришло умиротворение и согласие с судьбой. Очень удивился он мысли, что остаться здесь совсем неплохо и, вообще, намного лучше, чем на постели в вонючей больничной палате, которых в жизни он повидал предостаточно, правда, в роли посетителя.
Холод, усиливающийся насморк и невероятная усталость уже не доставляли таких неудобств как раньше. Медленно переступая ногами в тяжеленных промокших сапогах, Фёдор ощущал, как уходит вся прошлая жизнь, стекает с подошв сапог в покрытую снегом набухшую землю. Вместо неё приходит что-то новое. Подняв руку к глазам, Фёдор увидел большую снежинку, которая показалась ему чудом природы и верхом гармонии. Падающие снежинки уже не выглядели сплошной стеной, каждая была сама по себе и порхала в холодном чистом воздухе, стремясь к земле, где её ждали сестрички. Занесённые мокрым снегом кусты выглядели как абстрактные статуи. Откуда-то послышалось журчание воды. Обалдев от происходящих изменений, Фёдор с размаха врезался в сосну, которая сбросила на него целый сугроб мокрого снега. Фёдору показалось, что весь сугроб оказался у него за шиворотом. Наваждение исчезло, однако мир уже изменился. Фёдор почувствовал, что ничем, по сути, не отличается от всего живого, что его окружает, и это ощущение моментально согрело его и успокоило. Фёдор шёл вперёд, совершенно не задумываясь, куда он идёт. Мысль о возможной смерти перестала пугать его, а даже наоборот, очищала нутро от залежей всякой дряни, накопившейся за много лет сознательной жизни.
Удивительное ощущение свободы от невероятного количества дурацких правил, обещаний и привычек совершенно меняло мир вокруг. Он уже не казался Фёдору чужим и незнакомым. Ветки под снегом перестали хватать за ноги, глубокий снег мягко проминался под сапогами, которые почему стали легче. Что-то внутри заставляло Фёдора идти не останавливаясь, совершенно не замечая времени. Постепенно Фёдор осмелел и решился подумать о месте, где он находится. Снежный вихрь перед ним превратился в яркий белый свет, который заставил закрыть глаза. После этого Фёдор почувствовал лёгкую дурноту от развернувшейся перед ним картинки. Он видел долину речки сверху, с высоты полёта хищной птицы в мельчайших деталях. По мере разглядывания он увидел избушку, свои следы под слоем снега, понял, что несколько часов топтался на пятачке размером меньше футбольного поля и, наконец, обнаружил самого себя, стоящего спиной к избушке на расстоянии нескольких метров от дверей.
Увиденная картина растворилась, и Фёдор открыл глаза. Снег всё ещё шёл, однако заряд явно слабел, небо из белого стало местами серого цвета. Боясь спугнуть весь изменившийся вокруг него мир, Фёдор медленно повернулся на сто восемьдесят градусов и в пяти шагах увидел слегка покосившуюся дверь избушки. Через несколько секунд Фёдор уже был внутри и стаскивал с себя мокрую одежду. Больше всего его удивило сухое пятно на рубашке величиной с полтинник. Полностью раздевшись, Фёдор бросил в потухшую печь растопку и несколько сухих поленьев. Печь загорелась с первой спички, как будто бы ждала этого момента много лет. Тепло пошло по избушке и Фёдор, охмелев от тепла, растянулся на лежаке, пытаясь понять прошедшее с ним, следя глазами за очумело летающей под потолком большой мухой. Не было никаких мыслей, никакого прошлого, никакого реального будущего, лишь одна совершенная пустота в сознании. Убаюканный пустотой и тёплом Фёдор закрыл глаза и уснул.
![[]](/img/p/parushin_e/ostanowka/2013_img_4861_s.jpg)