Паришкуро Вячеслав Михайлович : другие произведения.

От Корсуня до Ленинграда. Книга полностью

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Паришкуро Вячеслав Михайлович

ОТ КОРСУНЯ ДО ЛЕНИНГРАДА

   Курсантам Великой Отечественной Войны посвящается.
   Глава 1. ПУТЬ В УЧИЛИЩЕ.
   1. НАЧАЛО ВОЙНЫ.
  
   Когда Германия напала на нашу страну, я работал токарем в механических мастерских сахарного завода, возле города Винницы. Ремонт оборудования производили своими силами. О начале войны узнал по радио в 12-ть часов дня. Выступал глава правительства Молотов. Запомнились слова: "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами". Радио и газеты сообщают о международной поддержке нашей страны, даже премьер-министр Великобритании, Уинстон Черчилль выступил с дружеской речью, хотя за его словами угадывается огромное облегчение: угроза вторжения Германии на островную Англию миновала.
   Прошло, не замеченным, объявление войны Германии со стороны Тувинской Народной Республики. Днём 22 июня в столице Республике, городе Кызыл, происходил хурал. Получив извещение о нападении на СССР, народные делегаты Тувы дружно проголосовали за объявление войны Германии, предоставили в распоряжение Советского правительства свои недра, богатые на золото, кобальт, каменный уголь, ртуть, асбест и другие ископаемые. В нарушение международных норм, Германия, на объявление ей войны, никак не отреагировала. Возможно, Гитлер не нашёл на карте страны, расположенной у истоков реки Енисей.
   Завод продолжал готовить оборудование к сезону сахароварения, хотя часть рабочих и автотранспорт были мобилизованы в армию. Но через две недели стало ясно, что сезона сахароварения не будет. Враг наступал, и завод начал готовиться к эвакуации. Пошёл в военкомат. Работник военкомата был немногословен:
   - Суница Пётр Васильевич? 19 лет? Ваш возраст призыву пока не подлежит.
   Вернулся на завод. Шла погрузка оборудования на платформы и сахара в вагоны. Погрузил на платформу свой станок ДИП-200 и я. Получил денежный расчёт и награду - полмешка сахара. Вагонов для отгрузки не хватало, поэтому завод на отпуск сахара своим рабочим не скупился. Запас, который не смогли увезти - уничтожили. Лишь бы не досталось немцам. Поступили в точном соответствии с речью товарища Сталина, которую слушали из громкоговорителя на заводском дворе 3-го июля. Речь поразила, прежде всего, необычностью обращения: "Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!"
   На платформе добрался до станции Корсунь. В двух километрах, на правом берегу речки Рось, моё родное село Карашина. Там отчий дом. Село большое, около 380-ти дворов, более тысячи жителей. В селе - колхоз имени Кирова. Земли мало, меньше девятисот гектаров, поэтому часть жителей работают на железнодорожной станции, в МТС или на предприятиях райцентра.
   В селе встретился с ребятами - одногодками. В армию не берут. Призвали только возрасты от 22 до 35 лет. Большинство ребят вступили в истребительный батальон. Пока изучают винтовку и готовятся ловить немецких парашютистов. Научились отличать наш парашют от немецкого. У нашего - купол круглый, у немцев квадратный. В воздухе можно будет различить. Ещё у них задача - сжечь на корню колхозные поля пшеницы, если враг приблизится. Но сейчас до Корсуня подтягиваются наши войска. От западных границ Одесской области пешими переходами подошла стрелковая дивизия. Усталые бойцы стали лагерем в лесах, часть из них разместили в селе. Отмылись в речке, отдохнули. Красноармейцы рослые, большинство - уроженцы Днепропетровщины. Особенно молодцевато выглядят молодые лейтенанты. Вот бы, рядом с ними воевать. Некоторые из них - мои ровесники, недавно окончили военные училища. Охотно вступают в разговоры. За командира - начальник штаба майор Шатилов. Командир дивизии - генерал, должен подойти с эшелонами артиллерии, застрявшими в пути. Теперь я уверился, что Днепр немцам не перейти. Обидно, что в армию не берут. Решил устроиться токарем на чугунно-литейный завод в Корсуне, чтобы вместе с заводом эвакуироваться за Днепр.
   Возле проходной завода висит плакат "Родина-мать зовёт!", ниже - объявление о приёме на работу рабочих и работниц. Завод уже переходит на выпуск военной продукции. В отделе кадров женщина с заплаканными глазами молча протянула чистый лист бумаги для заявления. Когда написал - прочла, вздохнула:
   -Вчера проводила сына, твоего одногодка, в военное училище. Может за два года, пока будет учиться, и война закончится.
   Узнав, что у меня образование - семилетка и школа ФЗО, похвалила почерк, отсутствие грамматических ошибок и неожиданно предложила:
   - Пиши заявление и о приёме в военное училище, может, примут. Тебе сейчас всё равно необходимо зайти в военкомат.
   Дорога - по мосту через Рось на левый берег. Мост уже поврежден немецкими самолётами, но по разрушенным пролётам можно перебраться на другую сторону. Ниже моста - плотина ГЭС. По плотине непрерывным потоком движутся наши войска. Гидроэлектростанция - гордость района. В строительстве принимали участие и мои односельчане. Заработала в 34-ом году, с тех пор в сельских домах горят лампочки Ильича. И враг намерен всё это разрушить?
   В райвоенкомате заявление приняли, направили на медицинскую комиссию. Потом сообщили:
   - Никуда не уезжать, ждать повестки.
   Через три дня пришла повестка. За эти дни успели подремонтировать сарай для коровы, накололи дров, пропололи огород, сварили самогонку и позвали на проводы родственников и соседей.
   В райвоенкомат я прибыл, когда машина с призывниками уже ушла на сборный пункт в Черкассы. Опоздал не один я. Высокий, черноволосый паренёк с виноватым выражением на лице, сидел на скамейке. Познакомились:
   - Юрий Костенко, из села Таганчи. Окончил в этом году Корсуньское педучилище. Опоздал через пробки на дорогах.
   Работник военкомата говорил с нами резким тоном:
   - Ваши документы отправлены в училище. До Черкасс добираться самостоятельно, на попутном транспорте. Вот вам направления. При затруднении в дороге обращайтесь к военным патрулям. За опоздание в военкомат объявляю вам взыскание. Об этом доложите командиру взвода по прибытии в училище. Счастливой дороги.
   Вместе со мной прошёл медкомиссию и получил повестку мой односельчанин Лысенко Борис, но сегодня в военкомат он не пришёл. Точной причины его отсутствия я не знаю. Буду добираться до Черкасс с новым знакомым. После получения взыскания виноватое выражение с его лица сошло, оно стало деловым и слегка озабоченным. Обсуждаем варианты пути до Черкасс. Самая короткая дорога - через станцию Корсунь на Мошны. Это 70 километров. Надеемся доехать на попутной машине.
   Счастливой дороги не получилось. Шли пешком из военкомата до станции Корсунь. В потоке беженцев на подводах. Гурты скота затрудняют передвижение. Редкие, переполненные автомобили не останавливались. Со станции Корсунь решили с Юрой добираться до Черкасс поездом. Удача. Милиционер подвёл к эшелону, готовому к отправлению, указал на двухосную платформу, загруженную ящиками и людьми. Уселись на ящики, поехали. Промелькнул железнодорожный мост через Рось, с зенитными орудиями и часовыми по обе стороны моста, скрылось из виду родное село. Встречный ветер вышиб из глаз слёзы. Паровоз тяжело пыхтит, преодолевая длинный "тягун" до станции Городище.
   Разговорились с попутчиками на платформе. Это работники областного управления "Киевэнэрго", вместе с семьями. Эшелон идёт на Донбасс. На платформе курит дымком печка. Женщины готовят еду, чай. Нас угощают, расспрашивают, жалеют. Эшелон идёт медленно, с частыми остановками. На ночь мне и Юре выделили спальное место между ящиками, дали кусок брезента. Довольные гостеприимством, мы засыпаем.
   Ночью просыпаемся. Эшелон стоит. Впереди вспыхивают в небе зарницы, слышны далёкие взрывы. Говорят, что самолёты бомбят станцию Цветково, по ним стреляют зенитки, путь впереди разрушен, зажигать огонь и курить нельзя. Отвечаем, что мы не курящие и снова засыпаем.
   Утром видим, что эшелон стоит, будто в ущелье. Слева и справа возвышаются холмы на уровне крыш вагонов. Люди быстро набрасывают на платформы и крыши вагонов зелёные ветки и бурьян. Хорошая маскировка. Хождение вдоль эшелона запрещено. Будем стоять, пока не починят путь. Женщины уходят в ближайшее село за продуктами. Приносят хлеб, молоко, сало, яйца. Просят мужчин сходить за мясом. В село идём и мы. Ночью бычок ранен осколком бомбы, пришлось его дорезать, больше никто не пострадал.
   Председатель колхоза щедро наделяет нас мясом, просит старшего расписаться в амбарной книге. Потом, махнув рукой, выделяет немного соли. Возвращаемся к эшелону с добычей. Женщины особенно радуются соли. Слышатся шутки, раздаётся смех. В печке горят сухие дрова, небольшой дым разгоняем ветками, вкусный запах жареного мяса приятно щекочет ноздри. Для защиты от жаркого июльского солнца делаем навес из брезента. Радуемся сегодняшнему дню, на какое-то время забываем, что идёт война, что в скупых сводках с фронтов появилось Белоцерковское направление, на котором идут жестокие бои. Прежде сообщалось о Житомирском, потом о Коростеньском направлениях. Понятно, что враг рвётся к Днепру и хочет захватить столицу Украины, город Киев.
  
      -- АРЕСТ И ОСВОБОЖДЕНИЕ
  
   Наконец движение возобновляется. Прибываем на станцию Бобринская. Раньше она называлась Ежово, в честь наркома внутренних дел. За злоупотребления властью наркома расстреляли, станции вернули прежнее название, уже в честь графа Бобринского. Нам предстоит пересадка на Черкассы. Пригородный поезд готов к отправлению, но желающих уехать значительно больше, чем могут вместить вагоны. Вламываемся с Юрой в толпу, кричим, что едем в училище. Привлекаем внимание милиционера. Тот, крепкими руками, хватает нас за шивороты и оттаскивает от двери вагона. Ведёт на перрон и передаёт военному патрулю. Вот мол, поймал дезертиров, так как эшелон с курсантами полчаса назад проследовал из Черкасс на восток. А эти, значит, сбежали. Толпа на перроне поддерживает блюстителя порядка, слышим ругань и оскорбления. Оберегая от побоев толпы, патруль ведёт нас в комендатуру.
   Помощник военного коменданта начинает допрос. Мы предъявляем все документы, какие имеем в наличии. Кроме направлений из военкомата, имеются комсомольские билеты, удостоверения о сдаче норм ГТО. У меня ещё свидетельство токаря, у Юры - права водителя мотоцикла и удостоверение спортсмена-разрядника. У каждого имеется ещё по несколько семейных фотографий. Потрясённые и оскорблённые подозрением в дезертирстве, мы сбивчиво отвечаем на вопросы, но постепенно приходим в себя. Наше объяснение, что мы не могли знать об убытии курсантов из Черкасс, кажется всем убедительным. Для порядка проверяют содержимое наших самодельных вещмешков.
   У Юры имеется карманный электрический фонарик, у меня - крепкий самодельный нож, которым я разделывал мясо бычка. Возле рукоятки - бурые пятна засохшей крови. Два куска мяса, которые нам вручили сердобольные женщины, явно поджарены на костре, а не на сковородке.
   Теперь нас обвиняют в подаче ночью фонариком сигналов немецким самолетам в районе железнодорожного моста через речку Тясмин. По законам военного времени, "осветителей" могут расстрелять без суда и следствия.
   Потрясенные чудовищным обвинением, мы молчим.
   Следует разговор по телефону с каким-то уполномоченным, после которого у нас изымают все документы и вещи. Два красноармейца с винтовками конвоируют нас через железнодорожный переезд к низкому зданию с часовым на входе. Разговоры воспрещены. Молча переглядываемся с Юрой, расслабляемся и облегчённо вздыхаем, если нас и расстреляют, то не сейчас.
   Дежурный надзиратель читает сопроводительную записку и недоверчиво хмыкает. Записывает фамилии в книгу приёма. Быстро и ловко прощупывает швы одежды, приказывает отдать ремни и шнурки от ботинок. Спрашивает о здоровье. Жалоб нет, синяков и ушибов не имеем. Надзиратель не доволен:
   - Ох, ребятки, не похожи вы на шпионов. Ну, потерпите одну ночь, а завтра с вами особист разберётся. Пока приказано вас заключить в одиночки. Ужином покормлю. Лежать на нарах до отбоя запрещено.
   Камеры в полуподвале. Окон нет. На потолке - тусклая электрическая лампочка. Возле двери умывальник. В углу ведро. Откидные деревянные нары уже опущены, значит можно посидеть. С трудом преодолеваю желание прилечь. Начинаю ходить, но в ботинках без шнурков и в сползающих брюках без ремня долго не проходишь. Начинаю мучительно соображать, чем подвязать брюки. В камере ничего нет. Стоп, а резинка в трусах? Вытаскиваю резинку и подпоясываю брюки. Под пиджаком незаметно, на чём держатся брюки.
   Рассматриваю ботинки. Из яловой кожи, прочные, рабочие. Рвать одежду на тесёмки жалко. А вот тонкую деревянную щепку можно было бы воткнуть в отверстия над язычком. Обследую деревянные нары. Прочные доски отполированы, отковырнуть ногтями щепку не удаётся. Может, с нижней стороны нар найду скол? Под нарами лежит веник,. Вытаскиваю пару прутиков. Они сухие, нужно вымочить их в воде. Через несколько минут самодельные застёжки для ботинок готовы. Гордый, как петух, расхаживаю по камере.
   На ужин подают через оконце миску каши, два кусочка хлеба и кружку с чаем. Возникает зверский аппетит. Быстро управляюсь с едой, мою посуду, ставлю на оконце. Надзиратель принимает посуду, осматривает её, потом, очень внимательно меня. Суёт в руки яблоко, говорит "Отбой" и закрывает окно.
   Валюсь на нары и мгновенно засыпаю. Но одному тоскливо даже во сне, поэтому сон пропадает. Хочется пообщаться с Юркой, но как? Его камера через стенку, но азбуки Морзе я не знаю, хотя когда-то пытался выучить. Вдруг слышу стук. Три удара, потом ещё два. Снова три удара, потом два. Меня осеняет. Перед сном вежливый Юра желал мне "спокойной ночи". По слогам это и будет соответствовать числу ударов. Отвечаю ему таким же стуком. Юра, дорогой мой товарищ по несчастью, как хорошо, что ты обо мне помнишь!
   Ночью мучили кошмары. Будто меня ведут на расстрел, а я говорю, что без ремня и шнурков меня убивать нельзя. Со мной соглашаются и заставляют их искать. Я ищу, но нигде не нахожу...
   Просыпаюсь, когда меня настойчиво теребят за плечо. Возле меня стоит надзиратель, дверь камеры открыта. Спросонья, ничего не соображая, строго спрашиваю:
   - Ремень и шнурки принёс?
   Он хмыкает:
   - Принёс. Быстро перебирайся в камеру к дружку. Привели настоящего клиента.
   В коридоре уже стоит крепкий мужик с разбитым лицом и связанными за спиной руками. Сзади двое конвоиров.
   Надзиратель открывает дверь соседней камеры. Юра уже не спит. Бледное, измученное лицо при виде меня озаряет улыбка. Очевидно, я выгляжу не лучше. Мы подходим друг к другу, в смущении похлопываем по плечам, отворачивая лица в стороны.
   - Ну, ребятки, пошли со мной! - прерывает топтание на месте надзиратель. Выходим из полуподвала. Ранее утро. Нам возвращают ремни и шнурки. Надзиратель осматривает нас, словно готовя к смотру, предлагает сапожную щётку. Чистим ботинки. Мне вручает булавку.
   - Вденешь обратно резинку в трусы. Не здесь. За углом дома - летний душ. Там полотенце и мыло. Слесарь вам покажет.
   Под навесом душ. Мужик лет тридцати, в трусах, закрепляет под крышей брызговик. Открывает кран. Течет жиденькая струя воды. Мужик обращается к нам:
   - Нужно залить воду в бак. Не поможете? Я с ночной смены. И давайте знакомиться. Я - слесарь.
   - Я - токарь, - пожимаю протянутую мне руку.
   - Я - учитель, - подыгрывает нам Юра.
   Слесарь хохочет. Мы тоже улыбаемся. Дружно наливаем вёдрами полный бак воды, потом с наслаждением моемся по очереди. Пока один намыливается, второй трёт себя мочалкой, третий смывает с себя мыльную пену. Мы - одна команда.
   Слесарь долго и с наслаждением растирает мускулистое тело грубым полотенцем. Юра не выдерживает:
   - Такой здоровый, почему не на фронте?
   - Пока не берут,- внимательно смотрит нам в глаза, - да и вы не слабаки, а мышцы натренируете.
   Быстро надевает солдатские брюки, хромовые сапоги, рубашку-косоворотку, пиджак и кепку. В руках - командирская планшетка. Не прощаясь, уходит.
   Возвращаемся к надзирателю. Он режет яблоки на мелкие дольки, готовит для сушки на солнце.
   - Завтрак на столе, подкрепитесь.
   Нас явно подкармливают. Появляется чувство уверенности, что всё закончится благополучно. Спрашиваю надзирателя:
   - Почему не допрашивают "клиента", который занял мою камеру?
   - А чего его допрашивать? Осматривал фельдшер. Зубы выбиты, язык прикушен. Оказал сопротивление при задержании. Зверь, а не человек. Напарник его умнее оказался. Сразу поднял руки вверх. Увезли в управление, наверняка уже выложил всё, что знал. Обоих пустят в расход. Война идёт лютая.
   Внимательно посмотрел на нас:
   - Поверьте старому солдату. Вы ещё юноши, к лютой войне не готовы. Впереди вас ожидает фронт, рукопашный бой с сильным врагом. Старайтесь ударить штыком или прикладом по голове. Сразу ошеломляет, забывает всё, чему научен.
   Немного помолчав, глуховатым голосом продолжает:
   - Сын у меня училище в Свердловске заканчивает. Первый курс в Черкассах учился, год назад училище перевели на Урал. Последнее письмо получили месяц назад. Возможно, уже на фронте. Зовут Василий, из Смелы, может, встретите?
   Показывает фотографию курсанта. Похож на Юрия. Обещаем, что не забудем, а при встрече опознаем. Ободрённый отец прячет фото.
   Появляется младший лейтенант, одетый строго по форме. Сопровождает нас на допрос. В кабинете за столом сидит знакомый "слесарь". Перед ним лежат наши документы, нож и фонарик. Вслух зачитывает сопроводительную записку об аресте, подписанную помощником коменданта, старшим патруля и милиционером. Нас подозревают в подаче сигналов фонариком, а также в краже документов, а возможно и в убийстве кандидатов в курсанты Костенко Ю.И. и Суницы П.В.
   На нас накатывает волна возмущения, готовая выплеснуться потоком неуправляемых слов. Следователь опережает:
   - Молчать! Учитесь владеть собой в любой ситуации! - помолчав немного, добавляет:
   - Обвинить гораздо легче, чем доказать невиновность. Знакомых в Смеле имеете?
   Юра вспоминает о студентке педучилища. Называет фамилию, имя. Адреса не знает, но помнит, что отец её работает на машзаводе. Это с её слов.
   У меня знакомых в Смеле нет. "Слесарь" даёт указание младшему лейтенанту:
   - Нож отдать на экспертизу. С помощью микроскопа, думаю, сумеют отличить кровь человека от крови животного.
   Задумчиво крутит в руках моё удостоверение токаря:
   - А этих орлов свози на машзавод, устрой очную ставку девушки с Юрием. Заодно проверь в цехе Петра, какой он токарь.
   В кузове полуторки едем от станции Бобринской в Смелу. Минуем несколько железнодорожных переездов и подъезжаем к машзаводу. Все вопросы решаются быстро. Посыльной парнишка отправлен за девушкой, её отца здесь все знают, они проживают близко от завода. Юра остаётся возле машины, а я с младшим лейтенантом иду в цех. В токарном цехе мастер сначала смотрит на мои руки. За прошедшее время руки уже отмылись от масла и металла.
   - Токарь говоришь? Ну, так подведи нас к ДИП- 200.
   Станков много, но я сразу замечаю возле окна свой "родной" станок. На нём работает молоденький парнишка. Мастер устраивает мне экзамен. Рассказываю устройство станка, названия резцов, предлагаю выточить деталь по чертежу. Я увлекаюсь, но мой конвоир уже разговаривает с мастером. Записывает его фамилию в блокнот, тот расписывается, одобрительно хлопает меня по плечу.
   Возле машины уже стоит посыльной. Докладывает:
   - Нинка сейчас прибежит. Сказал, что парень ждёт. Прихорашивается.
   Мальчишескими пальцами берёт из протянутого портсигара сразу две папиросы:
   - Вообще-то я уже бросил курить. Ладно уж, деду отдам.
   Заметив спешащую к проходной девушку, младший лейтенант усаживает меня с Юрой на подножку автомобиля, загораживает собой и окликает девушку. Спрашивает фамилию. Получив ответ, отступает в сторону и спрашивает:
   - Кого из этих двух людей вы знаете?
   У Нины расширяются от удивления глаза, она бросается к Юре:
   - Юрочка, как ты здесь оказался?
   Потом с вызовом говорит младшему лейтенанту:
   - Это Юра Костенко, самый красивый и самый умный парень из нашего курса. И ещё самый... Следует столько похвал, что Юра краснеет, а мы отходим в сторону, давая им несколько минут поговорить наедине.
   При расставании девушка целует Юру в щеку, получает ответный поцелуй, и мы отъезжаем. С лица Юрки ещё долго не сходит счастливая улыбка.
   В арестантское помещение нас не пропускает часовой. Младший лейтенант выносит два солдатских, немного поношенных вещмешка, просит проверить содержимое. Внутри лежат наши "сидоры" с вещами, яблоки и по пачке рафинада. Догадываемся, что это от надзирателя. Лейтенант ведёт в здание вокзала, сам исчезает за какой-то дверью. Потом вручает проездные билеты до Ростова и возвращает все документы. Даёт последние наставления:
   - Недоразумение, которое с вами произошло, называется приводом в органы госбезопасности. Вы полностью оправданы, но если хотите, чтобы вас приняли в училище, о приводе не упоминайте. Никому и никогда. Сейчас идёт война, разбираться некогда. А проездные билеты сохраните. Можете говорить, что вручил их вам младший лейтенант госбезопасности, которого случайно встретили на перроне. Решил помочь, чтобы вы быстрее добрались до училища. Сам когда-то был курсантом. Надеюсь, доедете с комфортом. Ваш поезд отправится вечером, не пропустите отправления.
  
   3. ПЛАЦКАРТНЫЙ КОМФОРТ
   Жаркий летний день. Нестерпимо хочется спать, но мы боимся пропустить наш поезд. Доедаем мясо, грызём яблоки. Вместо чая пьём кипяток. Он постоянно льётся из крана возле пристанционного здания.
   Поезд отправляется вечером. Вход на перрон только по документам и билетам. Проводник указывает наши места. В купе уже сидят капитан и майор железнодорожных войск. Мы представляемся:
   - Юрий, Петро, едем в училище.
   - Куда? В какое?
   - Ещё не знаем.
   В вагон заходит патруль. Проверка документов и билетов. Нам предлагают перейти в общий вагон. Мы не возражаем, но майор берёт наши билеты, рассматривает и говорит патрулю:
   - Вы не правы, у них билеты с параграфом.
   Патруль снова берёт билеты, извиняется за недосмотр, козыряет и переходит в соседнее купе.
   Юрий благодарит майора, просит объяснить, что означает знак параграфа на билете. Тот объясняет:
   - Преимущества в следовании по железной дороге. Сейчас это параграф, завтра, возможно, будет другой знак. Поезд дальше Днепропетровска не пойдёт. Вам предстоит пересадка.
   Лицо майора мне очень напоминает знакомого односельчанина, но думать тяжело, мы хотим спать, и Юра обращается к майору за разрешением прилечь.
   - Разрешаю, если не желаете выпить чаю и перекусить. В вас чувствуется военная косточка. Ваш отец кто?
   - Бывший военный, сейчас работает в лесничестве.
   Мы влезаем на вторые полки купе, блаженно вытягиваемся на матрасах и мгновенно проваливаемся в глубокий сон.
   Просыпаемся на следующее утро. Поезд стоит. Снизу слышен голос майора:
   - Со своим железнодорожным батальоном я прошел путь от Котовска до Цветково, восстанавливая дорогу под бомбами. Своим бойцам при налете самолетов запрещал искать укрытия вдоль дороги. Попадет ли "Юнкерс" бомбой в вагон - еще вопрос, чаще промахивается, как вы только что смогли убедиться. А выпрыгнувшие из вагонов люди чаще попадают под бомбы.
   Оказывается, наш поезд бомбил немецкий "Юнкерс-88", есть убитые и раненные. В нашем вагоне взрывной волной выбито несколько окон.
   - А мы спали и ничего не слышали!
   Командиры смеются и шутят над нами. Всматриваюсь в лицо майора. Точно, похожий на одного из моих односельчан. Вспоминаю, что у него есть брат - военный, окончил Военно-транспортную академию. Решаюсь спросить:
   - Товарищ майор, вы не из Карашины? Я - сын Василя Суницы, может, помните?
   - Конечно, помню, дорогой земляк! Я - Данила Андреевич Паришкура. Давно из села? Как поживают мои отец и мать? Какие новости в селе?
   Так военные дороги случайно свели двух односельчан. Майор приходится дядей моему школьному товарищу Мишке. Мы с ним изредка переписывались. Он после школы уехал на Донбасс, окончил горное училище, работает электрослесарем на шахте. По слухам, у шахтёров - бронь, в армию не берут. Может он уже в училище? Майор от племянника известий не имеет.
   Данила Андреевич - личность в селе заметная. Сейчас ему 36 лет. Вспоминаю разговоры про него. С детства увлёкся паровозами. В 18-ть становится рабочим на железной дороге. Потом учёба в техникуме, служба в армии. Участник вооружённого конфликта с японцами на Китайско-Восточной железной дороге. В армии стал командиром, окончил железнодорожный факультет Военно-транспортной академии. В отпуск приезжал с женой-полькой. По слухам, невестка отцу с матерью не понравилась. С гонором и к сельской работе не приучена. Поэтому наведывался в село редко. Да и служба на Дальнем Востоке не позволяла. После академии участвовал в передаче японцам железной дороги в Маньчжурии. Взамен убыточной дороги, наша страна получила половину острова Сахалин, богатого углём, нефтью, лесом и рыбой. Жил с семьёй в Новосибирске, преподавал в железнодорожном институте, участвовал в разработке проекта строительства Байкало-Амурской магистрали. У него четверо взрослых братьев и сестра. Все получили образование и разъехались по стране, в селе остался только Мирон Андреевич, отец моего товарища. Он работает трактористом в Корсуньской МТС. По возрасту мобилизации не подлежит.
   Поезд остановили перед семафором, не доехав до днепропетровского вокзала. Пешком добираемся до непривычно малолюдного перрона. Встречаем оцепление. Сержант с эмблемами сапёра охотно объясняет:
   - Бомба пробила крышу вокзала и сейчас лежит на чердаке здания. Саперы обезвредили взрыватель, но возможно, еще имеется механизм замедленного действия. Через полчаса эту стокилограммовую дуру увезут. Советую обождать, товарищ майор!
   Нам ждать некогда. Нужно побыстрее доехать до Ростова. Поэтому молча минуем оцепление и входим в помещение. За окошком кассы сидит пожилой кассир. Ничего не спрашивая, быстро компостирует наши билеты. Возвращая, говорит:
   - Поезд на дальнем пути, если поспешите, то успеете.
   Быстро прощаемся с земляком - майором, благодарим за помощь. Мы с Юрой успеваем к поезду за минуту до отхода. Едем в переполненном тамбуре вагона. Жарко. Кое-кто из пассажиров предпочитает более комфортабельный способ перемещения - на крыше вагона. Дальше станции Синельниково поезд не идет. Этот, дополнительный, пустили, чтобы немного разгрузить вокзал в Днепропетровске. Теперь переполнен вокзал в Синельниково. К окошку билетной кассы выстроилась огромная очередь. Без очереди пробиться не удаётся. Обращаемся за помощью к патрулю.
   Старший патруля советует ждать, но есть возможность подсадки на любой поезд, следующий на восток. Подошлёт на помощь одного патрульного.
   Вскоре подходит и останавливается санитарный поезд. Красноармеец подводит нас к вышедшему на перрон военврачу - начальнику поезда, просит подвезти курсантов. Следует ответ врача:
   - Подождите.
   Из вагона санитары выносят носилки с телами двух умерших, грузят их на подводу. Возчик трогает лошадь и подвода уезжает на кладбище. Военврач обращается к нам:
   - В санитарный вагон я вас не возьму. Не хочу, чтобы вы видели страдания и слышали стоны искалеченных войной людей.
   Подзывает санитара:
   - Голубчик, отведи их к машинисту, пусть возьмёт на тендер паровоза.
   Санитар молча кивает, закуривает, и не торопясь, ведёт нас вдоль вагонов. Слышны стоны и крики раненных, измученных болью людей. Санитар рекомендует нас машинисту:
   - Забери ребят. Начальник приказал. В училище едут.
  
   4. НА ПАРОВОЗЕ
  
   Машинист не возражает принять в состав бригады ещё двоих, но ставит условие:
   - Будете работать за кочегара. Он у меня в рейсе за помощника машиниста. А кочегаром - паренёк, похожий на вас. Толковый и работящий. Устал, спит сейчас на тендере, не будите.
   Поднимаемся в кабину пассажирского паровоза марки СУ. Кочегар показывает, как открывать топку и бросать лопатой уголь. Периодически нужно подгребать уголь с тендера ближе к топке. На деревянном лежаке спит круглолицый парень нашего возраста. Стараемся не шуметь, чтобы не разбудить спящего. Работать вдвоём за одного кочегара мы успеваем, но становится жарко. Оголяемся до пояса.
   Машинист и помощник в постоянном напряжении. Один с левой, другой с правой стороны кабины смотрят вперёд, следят за сигналами семафоров и дублируют их голосами. Командуют нами, когда нужно подбросить угля в топку, а когда можно передохнуть.
   С ходу минуем несколько станций. Наконец, запрещающий движение сигнал семафора. Машинист сбавляет ход и плавно тормозит. По левой колее на запад проходит несколько воинских эшелонов. Спешат на фронт. Из сообщений по радио уже известно, что немцы атакуют наши войска на Уманьском направлении.
   Вынужденную остановку поездная бригада использует для ужина. У нас ещё сохранилось сало и полбуханки хлеба домашней выпечки. Завёрнутый в чистое полотенце, хлеб ещё не зачерствел. Выставляем и банку мясных консервов - подарок от майора-земляка, а также пачку сахара. Машинист молча возвращает консервы и сахар обратно в наш вещмешок. Из бака с водой, расположенного на тендере, моем руки, из паровозного котла чайник наполняем кипятком.
   Машинист перед поездкой получил на бригаду казённый паёк, кроме него имеется вареная картошка, лук, огурцы, помидоры. К ужину успевает вовремя проснувшийся парень. Зовут Иваном, с Уманщины, тоже добирается в училище. Спрашиваем фамилию. Отвечает:
   - Нэтрэба, - и быстро принимается за еду.
   Едок он отличный. Крепкие зубы кусают нарезанное ломтями сало, хрустят луком и огурцами, помидоры ест не разрезая. Я и Юра стараемся от Ивана не отставать. Машинист подсмеивается над нашим аппетитом:
   - Кто как работает, тот так и ест.
   Чай машинист заварил и подсластил прямо в чайнике. Он крепкий и сладкий. С удовольствием выпиваем по большой кружке.
   Семафор разрешает движение. Иван занимает место кочегара, нас отправляет на тендер, заявив:
   - Не мешайте!
   Уверенным движением открывает дверцу топки, быстро бросает лопатой уголь и закрывает топку. Следит за приборами, показывающими давление пара и температуру. Указания машиниста ему не нужны.
   В разговоре с Иваном узнаём, что из полустанка на Уманщине он едет только на паровозах, выполняя работу кочегара. Поездные бригады, при смене на узловых станциях, передавали его друг другу и кормили в пути. Побывал Иван и на сборном пункте в Черкассах. Получил направление в Ростовское училище, но предпочёл добираться туда на паровозах.
   На очередной станции наш поезд останавливается. Здесь предстоит плановая смена поездной бригады и паровоза. Но все бригады и паровозы в рейсах. Дежурный по станции и машинист-инструктор интересуются физическими возможностями бригады продолжать поездку до станции Ясиноватая. После короткого раздумья, машинист решает:
   - Поедем. Раненным в вагонах тяжелее, чем нам.
   Фельдшер проводит беглый медицинский осмотр, дополняет продуктовый паёк двумя пачками грузинского чая. Машинист-инструктор напоминает об особенностях движения на данном отрезке пути, дежурный обещает устроить, с помощью диспетчеров по связи, "зелёную улицу" до Ясиноватой. Тендер заполняют углём и водой, проводится технический осмотр паровоза и вагонов, включаются сигнальные огни впереди паровоза и на заднем вагоне. Машинист трогает поезд и включает прожектор на носу паровоза.
   Машинист с помощником напряжённо смотрят вперёд, стараясь вовремя заметить в ночи световые сигналы. Часто видны зелёные огни фонарей путевых обходчиков. Наши молодые глаза тоже не лишние. Пока один работает кочегаром, двое смотрят вперёд. Соревнуемся, кто первый заметит сигнал. Чаще выигрывает Иван. Зрение у него замечательное. Он же первым кричит:
   - Красный!
   Машинист плавно тормозит. Экстренное торможение не включает, поезд санитарный.
   Впереди стоит товарняк. Проводник с фонарём, находившийся в открытом тамбуре заднего вагона, поспешил нам навстречу и предотвратил аварию.
   Помощник машиниста и я, с красным фонарём в руках, бежим в хвост поезда, проверяем работу заднего сигнального огня. Он горит, но закругление пути не позволит машинисту поезда, следующего за нами, увидеть сигнал издалека. Поэтому, я с фонарём удаляюсь от хвоста поезда на несколько сот метров. Через десяток минут появляются огни идущего за нами эшелона. Я машу фонарём, и эшелон останавливается. Пробка, пока односторонняя. На запад, мимо нас, поезда идут. График нашего движения сорван, обещанной "зелёной улицы" не получилось. Я возвращаюсь на паровоз.
   Наконец, передний товарняк трогается. Наш поезд тоже начинает движение. Машинист старается не упустить из виду красный удаляющийся огонёк, не приближаясь к нему. За нашим поездом тоже идёт эшелон. Двигаться ночью в колонне поездов очень сложно. Машинист взбадривает себя крепким чаем. Чай давно остыл, но по лицу текут капли пота, рубашка на спине мокрая, хотя в кабину паровоза уже залетает утренний прохладный ветерок.
  
   5. НА СБОРНОМ ПУНКТЕ
   Станция Ясиноватая принимает поезд на первый путь. Поездной бригаде положен отдых. Происходит смена паровозов. Санитарный поезд следует в направлении Ростова. Машинист представляет нас сменной поездной бригаде, рекомендует, как опытных кочегаров. Возражений нет. Но от вагона начальника поезда бежит красноармеец и сопровождает нас в комендатуру. На ходу сообщает, что отставших курсантов уже разыскивают военкоматы и они будут отправлены на сборный пункт.
   В комендатуре вокзала нас принимает работник военкомата. Сверяет наши направления со списком, удовлетворённо кивает. Обещает поездку до училища в организованном порядке. Окидывает взглядом нашу одежду, морщится от её неприглядного вида. Объясняем, что добирались на тендере паро воза, работали кочегарами. Командир звонит кому-то по телефону, требует разрешения на выдачу пяти комплектов летнего обмундирования для курсантов. Судя по его лицу, ответом явно доволен. Внезапно интересуется нашим образованием. Иван окончил сельскохозяйственный техникум. Он - агроном. Юрий - учитель начальных классов, окончил педучилище. Я - токарь, за плечами семилетка и школа фабрично-заводского обучения. Работник военкомата объясняет:
   - По образованию подходите. Предлагаю написать заявление о приёме на учёбу в Новосибирский железнодорожный военный институт. В связи с нехваткой квалифицированных кадров, нарком товарищ Каганович обратился к товарищу Сталину с просьбой о направлении на учёбу в институт курсантов военных училищ. Товарищ Сталин предложение наркома не только поддержал, но и дополнил. Сначала курсанты должны получить железнодорожную специальность, например, помощников машинистов паровоза. Такие курсы в Ясиноватой имеются. После окончания курсов поедете на учёбу в Новосибирск. Согласны?
   Мы ошарашены внезапным предложением и молчим. Первым нарушает молчание Иван:
   - Разрешите подумать, товарищ капитан?
   - Думайте во время еды. Вот вам талоны на питание. Писарь отведёт вас в столовую.
   Разговорчивый писарь, по дороге в столовую, болтает о жизни в Ясиноватой, о красивых девчатах. Мы же молчим и замыкаемся в себе. Похоже, наше будущее уже определено очень высоко стоящими членами нашего Правительства. Они правы на все сто процентов. Это даже не подлежит обсуждению. Стена молчания разделяет меня, Юру и Ивана. Без аппетита едим недоваренную перловую кашу, пьём невкусный чай.
   После возвращения в комнату военкомата, капитан вручает нам чистые листы бумаги для заявлений. Я первым нарушаю молчание:
   - Благодарю за доверие, но считаю своё образование не достаточным для поступления в институт.
   Меня поддерживает Юра:
   - Хочу учиться в пехотном училище, согласно направлению из военкомата.
   Спокойный голос Ивана:
   - Буду бить немцев на фронте.
   Капитан внимательно смотрит на нас. Делает несколько шагов по комнате, что-то обдумывая. Потом обращается к писарю:
   - Доставишь курсантов на сборный пункт в Авдеевку и вручишь две повестки братьям Темнохуд. Добились-таки своего. Бронь с них снята.
   Поворачивается к нам:
   - Счастливой службы, курсанты.
   Сборный пункт расположен на станции Авдеевка - 1. Туда мы едем на пригородном рабочем поезде. Иван ворчит:
   - Так хорошо ехали на паровозе, а сейчас почему-то катим назад.
   У меня хорошее настроение. Мы вместе, а это - главное.
   Cборный пункт, для отставших курсантов - железнодорожный вагон-теплушка. Предназначен для перевозки 32 людей или 8-ми лошадей. Возле вагона прохаживается курсант с красной повязкой на рукаве гимнастёрки. Остальные курсанты стоят в строю на лужайке за вагоном. Двое ведут рукопашный бой на палках вместо винтовок. Руководит учебным боем курсант с двумя треугольниками в петлицах. Младший лейтенант в фуражке пограничника прохаживается в стороне, следя за боем.
   Следует сбивчивый доклад писаря командиру о передаче троих курсантов. Также передаёт командиру две повестки, высказывая пожелание, чтобы задействовать курсантов для вручения повесток. Писарь явно жульничает, стараясь поскорее освободиться от своих обязанностей. Младший лейтенант смотрит на карманные часы и прерывает занятие. Обращается к стоящим в строю курсантам:
   - Товарищи, сейчас красноармеец наглядно показал, что не соблюдает требования Устава о подходе и докладе командиру. Посмотрим, как у него получится после повторений.
   С третьего подхода получилось. Командир обращается к глазевшим на нас местным ребятишкам, знают ли они братьев Темнохуд, просит сообщить им о призыве и привести их к вагону. Ребята кричат, что братья сейчас на работе в железнодорожных мастерских, это не далеко, и бегут за ними.
   Младший лейтенант беседует с нашей тройкой. Дорожные приключения ему не интересны. Просит изложить только разговор с работником военкомата в Ясиноватой. После упоминания о выделении пяти комплектов обмундирования, беседу прерывает.
   От здания мастерских к вагону подходят два рослых парня в рабочих спецовках и женщина, очевидно, с отдела кадров. Писарь вручает парням повестки. Те передают повестки женщине. Пустив слезу, женщина целует парней, обещает быстро оформить расчёт, и уходит.
   Писарь ведёт нашу чумазую пятёрку в местное отделение военкомата. После короткого препирательства интенданта и телефонного разговора с Ясиноватой нам выдают летнее обмундирование и вещмешки. Писарь получает приказ: - Веди их на санобработку и медосмотр по форме 2.
   Такой бани мы ещё не видели. Котёл от старого паровоза греет воду и пар. Пожилой кочегар подбрасывает в топку котла уголь. Приветствует братьев, как добрых знакомых. Старшего, со строгим лицом, называет Николаем, младшего именует Николашей. Они ещё сегодня работали кузнецами. Сегодня же им предстоит прощание с родными и отъезд в училище. А пока наша пятёрка блаженствует, смывая следы угольной пыли. Из парной выскакиваем, как ошпаренные и окатываем горячее тело холодной водой. Кто сказал, что летом парная вредна?
   Обсохнув, одеваем выданное чистое обмундирование. Радуемся, что получили сапоги, а не ботинки с обмотками. Старательно подшиваем белые подворотнички к отложным воротникам гимнастёрок. Старую гражданскую одежду и обувь отдаём братьям, сгодится для младших братишек. Кочегар получает от писаря пачку махорки, а от братьев - приглашение зайти домой на проводы. Старик разводит руками - он на работе, ожидает прибытия в баню партию призывников.
   Братья спешат домой на проводы, а нас писарь ведёт обратно в отделение военкомата. Интендант вручает писарю вещевые и продовольственные аттестаты для передачи младшему лейтенанту. Писарь козыряет, и мы направляемся к вагону. По дороге передаёт документы Юрию, ссылаясь на какие-то важные дела. Понятно, что снова предстать перед строгим командиром он не желает. Но у нас к писарю есть вопрос:
   - Что такое медосмотр по форме 2? Ведь в военкомате мы уже прошли строгую медицинскую комиссию?
   Писарь смотрит на нас с видом превосходства и, наконец, выдаёт:
   - Деревня! Медосмотр по форме 2 - это проверка на вшивость!
   Юра первым докладывает командиру о прибытии для следования в училище, и передаёт документы. За ним поочерёдно докладываем я с Иваном. По команде делаем несколько поворотов налево, направо и кругом. После небольшой пробежки, младший лейтенант обращается к нам:
   - Сапоги необходимо подбирать по размеру ноги. У курсанта Нэтрэбы - узки, у Суницы - широки. Попробуйте поменяться сапогами.
   Действительно, на внутренней стороне голенища, у моих сапог стоит маркировка "Ш", на Ивановых - "Н", что значит - норма. Но лапы у Ивана шире моих. Меняемся сапогами и довольно притопываем. Так лучше.
   Командир взвода направляет нас к своему помощнику - младшему сержанту Кузьменко. Тот ведёт в вагон, указывает места на верхних нарах, куда сейчас можно положить вещмешки. Доски на нарах застелены брезентом, матрасов нет. Подходит юный курсант, рекомендуется:
   - Комсорг взвода Леонид Дроздов. Комсомольцы? Прошу показать билеты. У вас взносы за последний месяц не уплачены. С вас по две копейки. И сразу даю комсомольское поручение - догнать остальных курсантов по знанию Уставов. Вот вам две книжечки. Что будет не ясно - обращайтесь ко мне.
   - С Уставами ясно, догоним. Между прочим, я на токарном станке работал марки ДИП, что означает - "догнать и перегнать". У меня с Юрой другая проблема - имеем взыскание за опоздание в военкомат. Приказано доложить командиру взвода по прибытию в училище. Командир взвода есть, а в училище ещё не прибыли. Что посоветуешь?
   - Докладывать и отрабатывать. До прибытия в училище можете ещё несколько нарядов схлопотать. А отрабатывать их когда? Говорят, что в училище наряды отрабатывают за счёт сна. А спать когда будете? Да и нарушение у вас серьёзное, хорошо, если одним нарядом отделаетесь. По уставу, командир взвода имеет право за одно нарушение влепить до 4-х нарядов, или объявить арест до 5-ти суток. А невыполнение приказа является преступлением и карается судом военного трибунала.
   Рассуждения семнадцатилетнего курсанта убедительны. Докладываем командиру о наложенном на нас взыскании. Младший лейтенант командует построение. Прежде, чем огласить взыскание, напоминает о порядке действий курсанта при получении приказа. Следует: осмыслить и повторить приказ, осмотреть местность, найти инвентарь для выполнения работы, не испачкать обмундирование, не нанести вред здоровью, и уложиться в заданное время. Потом объявляет взыскание:
   - Курсанты Костенко и Суница! Приказываю: очистить наружную поверхность вагона от пыли! Время для выполнения - пятнадцать минут.
   Повторяем приказ и приступаем к работе. Быстро раздеваемся до пояса, кося глазами вокруг. Кран водопроводный есть, ведро заметили раньше внутри вагона, веник не годится, нужна метла, лучше две. Замечаем, что Иван направился к кустам, ломает ветки. Быстро делаем две метлы, обвязываем их проволокой, насаживаем на палки, служащие для рукопашного боя. Иван с веником уже залез на крышу вагона. Подаём ему вёдра с водой, я и Юра очищаем мётлами боковые поверхности. Краем глаз следим за командиром. Когда он достаёт часы, прекращаем работу и докладываем о выполнении приказа. Младший лейтенант делает краткий обзор:
   - Приказ выполнен за четырнадцать минут. Можно было и быстрее. Вы не заметили лежащий вдоль рельсов шланг для воды. Работать вам помог товарищ. В данной обстановке это допускается.
   Затем обращается к курсантам:
   - Вы - будущие командиры. Вас научат отдавать приказы. Но, прежде, чем командовать, научитесь исполнять. Командовать может только тот, кто сам умеет подчиняться. Товарищ младший сержант, ведите взвод в столовую.
   Из ворот железнодорожных мастерских по рельсам к вагону подъезжает мотовоз. С помощью курсантов маломощный внутризаводской работяга перемещает вагон за стрелочный перевод на край платформы. Вагон должны прицепить к поезду, следующему на Ростов. Командир смотрит на часы.
   Слышны звуки гармошки. К противоположному краю платформы подходят братья Темнохуд с родителями и провожающими. Видим обнимания, поцелуи, слёзы. Наконец, курсанты направляются к вагону, нетвёрдо шагая через рельсы. Каждый несёт по два полных вещмешка. Подходят к младшему лейтенанту, докладывают о прибытии. Командиру взвода их доклады не нравятся. Приказывает пройти по лежащему вдоль вагона 12-ти метровому рельсу и повторить доклады. Братья мгновенно трезвеют. Повторяют приказ и возвращаются к противоположному концу рельса. При полной тишине провожающих, балансируя руками, проходит по рельсу старший. Провожающие облегчённо выдыхают:
   - Николай прошёл!
   Снова наступает тишина, когда по рельсу проходит младший. Потом раздаются радостные возгласы:
   - Николаша прошёл!
   Провожающие ликуют, слышны аплодисменты. Но снова воцаряется тишина, когда младший лейтенант предлагает вынуть из вещмешков спиртное. Появляются две бутылки. Командир обращается к провожающим:
   - Прошу забрать бутылки!
   От группы отходит знакомый нам по бане кочегар, подходит к вагону и говорит:
   - Товарищ командир! Сынки! Возвращайтесь с победой живыми и здоровыми. А мы будем вам помогать, чем сможем.
   Младший лейтенант берёт под козырёк. Смахнув слезу, старик забирает бутылки и уходит.
   Прибывает поезд. Наш вагон прицепляют к хвосту эшелона. Мы трогаемся. На перроне гармонист играет марш "Прощание славянки".
  
   6. НАШ ВЗВОД
   Командир взвода формирует из нашей пятёрки новое, четвёртое отделение. К нам добавляет Женю Половина и назначает его командиром отделения. В остальных трёх отделениях - по восемь курсантов.
   Братья развязывают вещмешки, предлагают угощение. Из дому и от соседей. Запасами еды распоряжается помкомвзвода младший сержант Кузьменко. Он подвигает к центру вагона стол. Поджаренных кур, варёное мясо, картошку, огурцы, помидоры и хлеб ловко делит и раскладывает по протянутым мискам курсантов и командира. Копчёную колбасу, сало и другие продукты откладывает в ящик с крышкой. Похоже, что во взводе - коммуна, продукты общие. Вносим в общий котёл банку консервов и сахар также я с Юрой. Младший лейтенант объясняет, что в пути до Ростова на одной из станций взвод должны предположительно покормить, но время военное, неувязок много, лучше иметь у себя небольшой запас. Как неприкосновенный запас, хранится в вагоне чай, сахар и половина мешка сухарей. Вагон с курсантами идёт с Николаева, к путешествию в училище ребята подготовились основательно. Кроме стола, есть большой чайник, примус, канистра, бидон с водой, фонарь "летучая мышь", телефонный аппарат и катушка с проводом. На двери вагона висит умывальник. За порядком и чистотой следит дневальный. За распорядком дня - взводный.
   Выспаться, как мы хотели, не удалось. Наш вагон задний в составе, поэтому его мотает по сторонам. Остановки почти на каждой станции, чаще перед семафором, ещё до въезда. Пропускаем встречные воинские эшелоны. Их много. Командир объясняет, что только для перевозки одной дивизии требуются десятки эшелонов. У нас впечатление, что на фронт направляется целая армия.
   В пути взвод не покормили. Доедаем неприкосновенный запас, изучаем уставы и текст присяги. В них чётко сказано, что воины Рабоче-Крестьянской Красной Армии обязаны переносить тяготы и лишения воинской службы. Заучиваем предложения из дисциплинарного устава Красной армии, утверждённого в 1940-ом году маршалом Тимошенко: "В случае неповиновения, открытого сопротивления или злостного нарушения дисциплины и порядка, командир имеет право принять все меры принуждения, вплоть до применения силы и оружия". Командир отделения имеет право назначить в один наряд вне очереди, помкомвзвода - два, старшина - до 4-х нарядов, или арест до 3-х суток. В беседах с курсантами знакомимся с личным составом.
   Командир - младший лейтенант Сербин Иван. Ему 25 лет, уроженец Николаевской области. В 37-ом году, по спецнабору, призван на службу в погранвойска. Закончил краткосрочные курсы младших лейтенантов, после увольнения в запас работал механиком в машинно-тракторной станции. На другой день после начала войны явился в областной военкомат, стал в очередь командиров-запасников за направлением на фронт. Зелёная фуражка Сербина привлекла внимание молодого лейтенанта, работника военкомата. Тот вызвал его из очереди, ознакомился с личным делом, и представил военкому:
   - Товарищ майор, нашёл себе замену! Прошу направить меня на фронт с первыми мобилизованными. Хочу успеть повоевать недельку-другую до нашей скорой победы!
   Черноусый майор был настроен менее оптимистично:
   - Недельку-другую, это ты, брат, загнул. Немец - сильный враг, до Берлина придётся топать не меньше месяца. Ладно, топай, только прежде ознакомь пограничника с планами набора молодёжи до 22-ух лет в военно-учебные заведения и с учётом командиров-запасников, не подлежащих пока призыву. И представь его начальнику транспортного отдела, как помощника. Жалуется капитан, что сам не справляется. Времени даю на ознакомление - один час. Работа в военкомате простая, но хлопотная. Свободны.
   Счастливый лейтенант укатил на фронт вместе с мобилизованными в тот же день. На вагонах эшелона красовались лозунги - "На Берлин!".
   Через неделю - вызов к начальнику военкомата:
   - С обязанностями, вроде, справляешься, капитан тобой доволен. План по мобилизации автотранспорта выполнен, обойдётся без помощника. Даю тебе новое задание. Будешь комплектовать истребительный батальон и командовать им, пока не подберём командира. В состав отбирай молодых и пожилых, которые надоели нам заявлениями о призыве. Задача батальона - поддержание порядка в городе и окрестностях, борьба с диверсантами и паникёрами. Организуй связь с милицией, пограничниками, постами ВНОС, горкомом и предприятиями города. Срок на комплектование - двое суток. Справишься? Садись и думай пять минут.
   Через пять минут младший лейтенант поднялся:
   - Нет, товарищ майор, один не справлюсь. Нужен начальник штаба. Предлагаю майора запаса Зимина. Он пока на инвалидности, срок перекомиссии через месяц. Добровольно выполняет поручения работников военкомата. Ещё нужна связь - два телефонных аппарата. Помещение для штаба найду. Необходим автотранспорт и водитель-сержант на должность помкомвзвода. Найду из призывников. Прошу укомплектовать один взвод кандидатами в курсанты, обеспечить обмундированием, оружием, питанием, перевести на казарменное положение. Остальной состав батальона - гражданские лица. Дежурить будут по графику.
   - Ты майора Зимина пока не трогай, сам с ним переговорю. Если согласится - не возражаю. Один телефонный аппарат выделю, второй и автомашину мобилизуй в городе. На должность помкомвзвода и водителя возьми младшего сержанта Кузьменко, из военкомата. Давно просится в училище, я ему обещал. Подыщешь на его место водителя из мобилизованных, чтобы хорошо знал город и умел держать язык за зубами. Комплектовать взвод кандидатами в курсанты разрешаю. Обмундированием и питанием обеспечим, оружие - одна винтовка на троих. Взвод расположи в районе железнодорожной станции, лучше всего в вагоне. Отремонтируешь совместно с работниками вагонного депо, указание о выделении вагона я дам. Левый берег лимана тоже под твоим контролем. Не исключено минирование противником с воздуха морского канала. Организуй посты наблюдения. Всё ясно? Приступайте к выполнению.
   Курсантский взвод в составе истребительного батальона собрали быстро. Из молодых ребят, окончивших в этом году десятилетку, и ожидавших вызова в училища. Попал в их число и Евгений Половин, одновременно со школой закончивший учёбу в аэроклубе. Лётчика из Одесского училища, который должен был проверить технику пилотирования и провести отбор, в аэроклубе так и не дождались, заявок из других лётных училищ не было. Пришлось писать заявление о приёме в пехотное. Сейчас Женя - наш командир отделения. Держится со всеми немного высокомерно. Как будто высмотрел в небе что-то, недоступное для всех. Говорят, что он хороший гимнаст, запросто крутит на турнике "солнце". Вместо турника в вагоне подвешен железный лом, на котором можно соревноваться в подтягивании. Приглашают к соревнованию и новичков. Неожиданно для всех на второе место, после Жени, выходит Иван. Мышцы на руках у него незаметны, но по объёму мощные. Говорит, это потому, что у него кожа толстая.
   Заметно выделяется среди курсантов и Славка Андреев игрой на гитаре. Играет он отлично, и говорят, ещё лучше поёт.
   Есть во взводе и постоянный объект для шуток и розыгрышей. Это смуглый Саша Гуленко, внешне похож на цыгана. Парень из отдалённого степного села, учился на зоотехника. При следовании в военкомат, отбился от команды, сел в поезд, следующий в обратном направлении, в Николаев. На период разбирательства, майор зачислил его в курсантский взвод, хотя младший лейтенант и возражал, считая Гуленко слишком наивным и недостаточно серьёзным. Мы неоднократно слушали рассказ от Сашки:
   - Выхожу я от майора радостный, ищу кабинет лейтенанта с одним кубиком. Майор, спасибо ему, предупредил, что Серб - самый младший по званию, а по характеру - самый строгий. Если уж он не сделает из меня курсанта, то никто не сделает. Так и докладываю, мол, майор приказал вам сделать из меня курсанта. А Серб спрашивает:
   - Ты то, сам, чего хочешь?
   - Хочу ловить шпионов, поэтому прошу послать меня туда, где их много.
   -А ты рыбу на удочку ловить умеешь?
   - Нет, не умею, возле нашего села и речки нет. Но, если надо, то научусь.
   - Тогда тебе первое задание - научиться ловить рыбу. Спать будешь в шалаше на берегу лимана вместе с курсантами, а днём учись ловить рыбу. Лучше всего присаживайся к рыбакам и учись у них. Заодно, присматривайся к ним, если заметишь, кого подозрительного, доложишь младшему сержанту. Будешь пока в своей одежде, обмундирование получишь, когда шпиона поймаешь.
   Хожу с удочкой по берегу, спрашиваю у рыбаков, где есть место, где рыба сама ловится. Они смеются и гонят меня, чтобы не мешал. Один только чёрный мужик не прогнал. Пригласил сесть рядом, объяснил, как нужно ловить. Сам же выпытал, кто я и откуда. Отвечаю, что приехал к тётке, она же работает на судостроительном заводе. Мужик рассказал, что он из Молдавии, из прифронтовой зоны пришлось уехать, в армию не берут из-за хромоты, переселенцу жить тяжело. Приходится ловить рыбу.
   Только замечаю, что молдаван смотрит больше не на поплавки, а на проходящие мимо корабли. Пройдёт корабль вверх, он камешек в правый карман кладёт, пройдёт вниз - кладёт в левый. Тут и ежу понятно - шпион, если проходящие мимо корабли считает. Решаю задержать молдавана, но как? Мужик он здоровенный, одному не удержать. Краем глаза замечаю недалеко кого-то из курсантов. Выдёргиваю из воды неподвижный поплавок, и во весь голос кричу:
   - Поймал! Поймал! Поймал!
   Молдаван ошалело смотрит на меня и пустой крючок, потом до него доходит. Пытается ударить меня ребром ладони по шее и убежать. Но я отскакиваю, а потом прыгаю ему на спину. Оба валимся в воду. Подбежавшие на помощь курсанты и рыбаки вытаскивают нас на берег, связывают молдавану руки. Хорошо, что возле берега было мелко, плавать я не умею.
   Шпион оказался не молдаваном, а румыном. Вечером задержали и его напарника. Взводу объявили благодарность, а Гуленко выдали обмундирование и зачислили кандидатом в курсанты.
   У Виктора Кузьменко - сложная биография. В школе прославился, как первый драчун и забияка. Слушался только учителя физкультуры, с удовольствием посещал занятия по вольной борьбе, которые тот вёл. Но молодого учителя, как командира запаса, забрали на финскую войну, где он и погиб. Виктора потрясла смерть учителя. Забросил учёбу в десятом классе, пытался зайцем проехать на фронт. Не доехал, в марте война закончилась. Из школы Виктора исключили. В автошколу не приняли из-за плохой комсомольской характеристики. Пришлось его отцу обращаться за помощью к знакомому черноусому майору, соседу по дому. После продолжительной беседы с юношей, майор помог Виктору с зачислением в автошколу. Когда тот окончил учёбу, принял на работу в военкомат водителем. Сначала вольнонаёмным, потом красноармейцем. Направил Виктора в полковую школу, по окончании которой ему присвоили звание младшего сержанта. Снова служба водителем в военкомате, с предоставленной возможностью посещать по вечерам школу рабочей молодёжи. Получил Виктор аттестат зрелости за день до начала войны. Теперь младший сержант Кузьменко, помощник командира взвода, такой же кандидат в курсанты, как и мы.
   Поезд приближается к Ростову. Командир взвода приводит в порядок свой журнал "Взысканий и поощрений личного состава взвода". Туда уже занесено и наше с Юрой взыскание. Нет в журнале только фамилий братьев Темнохуд, попытку пронести спиртное командир им в вину не поставил. Или не хочет создавать лишних проблем при зачислении их в училище?
   Дана команда привести в порядок обмундирование, подшить свежие подворотнички, почистить обувь, разобрать вещмешки. Все радостно возбуждены окончанием пути и предстоящей учёбой в большом городе.
   Командир выпрыгивает из вагона на перрон, нам приказывает оставаться в вагоне. Железнодорожники быстро отцепляют вагон, ждут, когда мы его освободим. Похоже, что никто из училища нас не встречает. Младший лейтенант уходит в комендатуру. Железнодорожники нервничают, вагон запланирован для срочных перевозок, уже подошёл маневровый паровоз. Появляется наш командир с дежурным по станции, который даёт новые указания машинисту. Маневровый тащит наш вагон по рельсам и подвозит в хвост поезда, который везёт нас до Новочеркасска. Командир объявляет, что этот город - конечный пункт нашего путешествия. Училище в Ростове переполнено, в Новочеркасске кандидатам в курсанты необходимо будет пройти строгий отбор для зачисления в училище. Напоминает о необходимости соблюдать дисциплину.
  
   Глава 2. УЧИЛИЩЕ.
  
   1. Приёмная комиссия.
   На станции в Новочеркасске вагон встречают представители училища. Первым подходит техник-интендант. Получает от командира вещевые и продовольственные аттестаты, осматривает обувь, обмундирование, приказывает развязать вещмешки для осмотра. Объясняет, что мы получим фляги и котелки, а привезенные с собой алюминиевые миски и кружки, большие ножи необходимо сдать идущему за ним красноармейцу с мешком. Они пополнят кухонный инвентарь столовой. Курсант обязан иметь при себе ложку, иголку с ниткой, щётку для обуви. Желательно наличие носового платка, зубной щётки и порошка, а также мыла. Курящие получат махорку, а кто не курит - дополнительную порцию сахара. Выражает благодарность командиру взвода, когда с вагона выгружаем солидное количество имущества. Докладывает старшему лейтенанту, что аттестаты и неучтённое имущество принял, претензий нет. Довольный интендант отправляет повозку с имуществом в школу.
   Старший лейтенант обращается к младшему лейтенанту:
   - Почему, после направления в училище, носите форму пограничника?
   - Не переаттестован. Надеюсь продолжить службу в погранвойсках на фронте.
   - Направление в училище из погранвойск согласовано. Рапортами о направлении на фронт можете себя не утруждать. А сейчас прошу передать мне карточки учёта взысканий и поощрений на личный состав.
   - Карточек не имею. По уставу, за карточки отвечает командир роты. Вёл только журнал учёта.
   - Ротный только отвечает за учёт, а заполняют карточки взводные. К 24-ём часам прошу передать мне заполненные карточки. Вы и техник-интендант свободны, можете поселяться в командирское общежитие. Товарищ Валевич вас проводит.
   Затем представляется взводу:
   -Начальник особого отдела старший лейтенант Дятлов. Я буду заниматься проверкой ваших личных дел, которые получены из военкоматов. Завтра вам предстоит пройти проверку. О времени и порядке вызова вам сообщат. Вопросы буду задавать я. Ответы должны быть короткими, точными и правдивыми.
   Молча проходит вдоль строя, смотрит курсантам в глаза. Выдержать, не мигая, его взгляд очень трудно, но мы стараемся. Облегчённо выдыхаем, когда он уходит.
   Теперь к взводу подходит командир-красавец кавказской внешности, представляется:
   - Лейтенант Абаев, помощник начальника училища по строевой, стрелковой и физической подготовке. Мне приказано выявить среди вас трусов, физически слабых, ленивых и неумелых, недостойных высокого звания курсанта. И я это сделаю. Не было и не будет случая, чтобы Абаев не выполнил приказ. Все мои приказы выполнять только бегом. Сейчас - бегом на заплыв и на медосмотр. Кто боится воды? Трусов нет? Очень хорошо. Слушай команду:
   - За мной, бегом марш!
   Лейтенант бежит легко и красиво, поминутно оглядываясь. Взвод топает сзади, стараясь не отставать. Подбегаем к пустынному берегу речки Аксай. Следует приказ раздеться, потом слышим команду:
   - Всем плыть до мостков к женщине-врачу на осмотр. В речку - бегом марш!
   Дружно бросаемся в воду. Один из курсантов сразу же тонет. Его подхватывают, ставят на ноги. Лейтенант на берегу кричит:
   - Всем стоять! Почему молчал, что воды боишься? Как фамилия?
   - Курсант Гуленко. Я воды не боюсь, только плавать не умею.
   - Молодец! Боятся только трусы. Плавать за два дня научу, а сейчас научу нырять. Набери в рот воздуха, задержи дыхание и ныряй на месте.
   Курсант послушно исчезает под водой. Через несколько секунд его спина показывается на поверхности, голова ещё в воде. Наконец, Гуленко поднимает голову и кричит:
   - Товарищ лейтенант, я уже научился нырять!
   - Молодец! Все поплыли. Вы, двое, поддерживаете джигита.
   Дурачась в воде, подплываем к мосткам. Очевидно, они сделаны, чтобы с них стирать бельё. На мостках сидит младший сержант медслужбы. По списку он называет наши фамилии, мы послушно вылезаем из воды на мостки. Молодая женщина в форме военврача внимательным взглядом, от головы до ног, осматривает голые тела. Просит повернуться и показать стопы ног. Но заключение об уровне нашего физического развития и телосложения делает Абаев. Он коротко командует писарю:
   - Хорошее. Отличное. Удовлетворительное.
   При осмотре Ивана Нэтрэбы происходит заминка. Врач подозревает у него плоскостопие. Иван не соглашается:
   - Это у меня кожа толстая. Вы внимательней посмотрите.
   Врач просит его привстать на носки, быстро ощупывает пальцами стопу. Затем разглядывает отпечатки мокрых ступней на сухой доске и произносит:
   - Годен.
   Абаев критически оглядывает фигуру Ивана, его крепкие, коротковатые ноги, туловище, почти без талии, длинные мощные руки, короткую шею и толстые щёки. Кивает писарю:
   - Хорошее. Неладно скроен, да крепко сшит.
   Обращается к Ивану:
   - Я с тебя, толстяк, лишний жирок сгоню, через две недели талия кавказской станет. Терпи, джигитом будешь, потом Абаева благодарить будешь.
   Снова бегом преодолеваем правый, крутой берег Аксая, пересекаем железнодорожные пути и достигаем небольшого стадиона возле здания школы. Неподалеку усматриваем столовую, жадно вдыхаем кухонные ароматы. Мы голодны, но нас ожидает новое испытание:
   - Козла видите? Кто с разбегу перепрыгнет - идёт в столовую, кто не перепрыгнет - не идёт.
   Двое с первого раза не перепрыгивают, в том числе Иван. Лейтенант учит, как надо прыгать. Разбег, толчок двумя ногами - его тело легко взлетает в воздух, руки касаются козла и следует чёткое приземление. С третьей попытки преодолевает козла Иван. Взвод и подсмеивается, и злится за задержку, и радуется его успеху. Но Абаев заставляет Ивана ещё несколько раз перепрыгивать козла, добиваясь чёткого приземления.
   Наконец, следует команда на построение в одну шеренгу. Мы оживляемся, стараемся чётко выполнять многократно подаваемые команды:
   - Равняйсь! Смирно! Вольно! Разойдись! В одну шеренгу становись!
   Надежда на скорый обед исчезает, когда лейтенант начинает занятия по строевой подготовке. Взвод устал от многократного выполнения команд "тупого" лейтенанта и его замечаний. Больше всех замечаний адресуются Ивану. При выполнении команды "кругом" кое-кто уже шатается. Следует внушение:
   - Почему стали мокрыми курами? Курсанты должны всегда выглядеть орлами! Кавказского орла видели? Нет? Орби называется. Кто не будет выглядеть, как орби - не будет курсантом!
   Мы стараемся выглядеть, как орби. Взвод чётко выполняет команды, забыв об усталости и голодном желудке. Довольный лейтенант прекращает строевое занятие, вызывает из строя помкомвзвода. Приказывает подобрать и выучить к вечерней прогулке строевую песню, а сейчас построить взвод в колонну по три и вести в столовую.
   После нашего построения и доклада, Абаев командует сержанту:
   - Ведите строевым. Прямо.
   Мы топаем строевым шагом. Впереди забор, но взвод идёт прямо. За несколько шагов до забора, лейтенант негромко командует сержанту:
   - Направо.
   Звучит команда сержанта:
   - Левое плечо вперёд! Прямо!
   Команды лейтенанта подводят взвод к боковому входу большого одноэтажного здания. Над входом надпись "Командирская столовая". Навстречу идёт наш командир взвода. Принимает командование, а Абаев отходит к группе командиров. Смеясь и жестикулируя, начинает им что-то рассказывать.
   Сербин внимательным взглядом прошёлся по нашим лицам:
   - На довольствие взвод поставят завтра. Сегодня, в порядке исключения, обед приготовлен в командирской столовой. Возможно, будет лёгкий ужин. В столовую заходить справа по одному. Занять места за столиками, но не садиться. Когда зайдут и сядут командиры, можно садиться. Командирам отделений назначить бачковых для получения хлеба и бачков с пищей. Есть не торопясь, разговаривать вполголоса. Если будут просьбы о добавке - обращаться к официантке, её зовут Галя. Не забывайте произнести слово "пожалуйста". Глаза на неё не пялить. После окончания еды со стульев не вставать, а ждать, когда закончат обед командиры. Вставать по команде сержанта. Каждый убирает свою посуду и оставляет возле мойки. А сейчас снять пилотки и аккуратно засунуть их под ремень.
   В столовой чисто и уютно. На столиках уже разложены миски и ложки. Официантка просит занимать места. Мы пялим на неё глаза. Стройная, красивая девушка лет двадцати. В белом фартуке и наколке на волосах, она похожа на красивого мотылька. Нам стыдно за пыльные сапоги и пропотевшие гимнастёрки. Стараемся хотя бы расправить плечи и принять молодцеватый вид.
   Едим вкуснейший украинский борщ, правда, без сметаны. На второе - гуляш с гарниром из риса, на третье - компот. Командиры едят то же самое, но их обслуживает Галя. Борщ разливает по глубоким тарелкам, гуляш по мелким. Кроме ложек, имеются вилки. В подстаканниках на столах - салфетки.
   Обслужив командиров, Галя подходит к нам, спрашивает, довольны ли мы обедом, не нужно ли добавки? Сержант рассыпается в любезностях:
   - Лично я, Виктор Кузьменко, даже в Николаеве не ел такого вкусного борща и не встречал такой красивой девушки, хотя Николаев и славится, как город невест. Обедом очень довольны и от добавки не откажемся, чтобы побыть подольше в обществе такой очаровательной девушки.
   Из кухонного окошка выглядывает женщина-повар. Ставит на окошко ещё один бачок с борщом, обращается к Гале:
   - Отнеси им, дочка. Может и моего сыночка кто-то так покормит.
   Кузьменко, опережая Галю, подхватывает бачок:
   - Спасибо, мамаша. Обязательно покормит.
   Командиры ушли, прежде, чем мы доели добавку. Сержант явно тянет с уходом со столовой. Да и мы, сытые и довольные, не торопимся, слушая его монолог:
   - Если бы ты знала, Галочка, как трудна и полна опасностей жизнь курсанта, а мне, младшему командиру, ещё труднее. Вот был случай в Николаеве. Один мой курсант пытался задержать немца-шпиона, и оба, в смертельном поединке, свалились в реку. Пришлось лично мне обезоруживать немца, а потом вытаскивать их из воды. Майор обещал представить меня к награде, да я отказался. Не ради наград воюем, верно?
   Наконец, выходим из столовой. В курилке на скамейке сидит наш командир. Движением руки подзывает к себе, указывает на скамейки. Мы рассаживаемся, молчим. Младший лейтенант нарушает молчание:
   - Ну, помкомвзвода, расскажи о происшествиях в моё отсутствие.
   Расскажи, это не доложи. Не вставая, Кузьменко толково и с юмором излагает последовательность событий во взводе, замечания лейтенанта Абаева. В конце рассказа задаёт вопрос, который всех волнует:
   - Когда и как будет работать приёмная комиссия?
   - Вы что, не поняли? Члены комиссии уже работают. Встретившие нас командиры ведут учёт оплошностям и успехам каждого из вас в процессе повседневной воинской службы. Иногда умышленно создают сложности на пределе ваших сил. К замечаниям лейтенанта Абаева прошу отнестись серьёзно. Вам, сержант, выделить двух хороших пловцов для обучения плаванию курсанта Гуленко сегодня же, в свободное время. Лично сопровождать к реке и обратно. Чтобы не забрал патруль, оденьте нарукавную повязку. Рекомендую взять с собой вещмешок, набить соломой и туго завязать. Использовать, как поплавок.
   К вечерней прогулке обязательно разучить строевую песню. Припоминаю, что среди вас есть хороший певец, окончивший музыкальную школу. Правильно, курсант Андреев?
   - Так точно, товарищ командир!
   - Сидите. Успеете к вечеру взводом разучить песню?
   - Новую не успеем. Предлагаю песню про моряка. Её мы пели раньше. Половина взвода слова знают, остальные разучат.
   Вполголоса Славка пропел:
   - Ты, моряк, красив сам собою,
   Тебе от роду двадцать лет.
   Песня нравится, слова и мелодию знают почти все. Только Юра задумчиво говорит:
   - А хорошо бы слово - моряк, заменить словом - курсант. Только дальше в тексте новые слова нужно придумать.
   - Ты что, поэт? Если такой умный, попробуй придумать.
   - А что, и попробую. Только вместе со Славкой. Согласен?
   - Я то согласен. Только придумывать слова будем раздельно, а потом вместе обсудим. Оставим такие слова, которые из мелодии не выпадут.
   Командир продолжает:
   - Завтра ожидают прибытия из училища старшего политрука с целью ознакомления с пополнением, организации политинформаций и политучёбы. Он войдёт и в состав приёмной комиссии. Мне сообщили, что в конце дня каждый взвод училища выпускает "Боевой листок", где отмечают передовиков и отстающих курсантов по результатам учёбы за день. Передовиков - пишут фамилии, отстающих - отмечают карикатурами. Первый день учёбы, считайте, прошёл. К 20-ти часам нужно выпустить "Боевой листок", желательно с дружеской карикатурой. Фамилии передовиков и отстающих определит помкомвзвода. Найдётся ли среди вас художник-карикатурист?
   Тягостное молчание нарушает Иван:
   - Курсант Нэтрэба. Я - художник-портретист. Рисую карандашами. А с карикатурами как-нибудь справлюсь.
   Все улыбаются. Командир продолжает:
   - Очень хорошо. Прошу сержанта назвать фамилии лучших строевиков по одному из каждого отделения, и одного худшего.
   Кузьменко быстро называет лучших курсантов. От нашего отделения - Юрий Костенко. Немного подумав, сержант продолжает:
   - А для карикатуры предлагаю курсанта Нэтрэбу, только с третьей попытки одолевшего козла.
   Все, кроме Ивана, хохочут. У него же, вид невозмутим, на шутки не отвечает. Командир продолжает:
   - Могу сообщить, что личный состав училища находится в летних лагерях. Здесь располагается интендантская служба с транспортным взводом. К ним требую относиться с уважением. Курсант тогда хорош, когда сыт, обут, одет и обеспечен всем необходимым. А трудности с обеспечением, полагаю, всем понятны? Всё. Отдохнули после обеда? Товарищ младший сержант! Стройте взвод и ведите в школу. Проследите за получением постельных принадлежностей и научите курсантов правильно заправлять койки. Назначить дневального, бережно относиться к школьному имуществу. Не забывайте, что через месяц здесь будут учиться дети.
   Спальным помещением служит школьный класс, заставленный железными кроватями в два этажа. Между кроватями втиснуты тумбочки. В каптёрке получаем одеяла, простыни и наволочки. Сержант показывает, как заправлять койку. У него получается красиво, у нас не очень. Сержант учит. Подходит и молча разбрасывает постель. Некоторым по три раза. Мы сопим и злимся, на сержанта и на себя. Наконец, доходит. Нужно равномерно взбить солому в матрасе, туго обтянуть матрас простынёй, положить сверху вторую, и правильно укрыть это сооружение одеялом, заправив края под матрас. Потом лёгким поглаживанием придать верхней части прямоугольную форму.
   Сержант предупреждает, что до отбоя садиться на койки нельзя. Мог бы и не предупреждать, такие нарушители не скоро найдутся. Дневальный, с веником в руке, гонит нас на улицу.
   Мы с Юрой ищем Ивана. Находим его в красном уголке. Раньше здесь была пионерская комната. На стене висят портреты Ленина и Сталина. Возле входа - пустая доска с надписью "Боевой листок". На длинном столе лежат подшивки старых газет. В торце стола стоит мягкое кресло, в котором удобно полулежит Иван. Перед ним - чистые листы бумаги и карандаши. Глаза полузакрыты. Можно подумать, что он дремлет. Тихо приближаемся к нему. Догадываемся, что наш друг испытывает муки творчества. Юра говорит:
   - Ваня, может тебе помочь? Я неплохо рисую, в начальных классах могу даже вести уроки рисования.
   Иван вздрагивает. Взгляд его становится сердитым:
   - Сам справлюсь. Впрочем, можете помочь. Если закроете дверь с другой стороны и прикрепите вот этот листок.
   Иван выпроваживает нас и ножку стула просовывает в дверную ручку. Мы закрепляем на двери листок бумаги. На нём надпись: Не входить! Идёт выпуск " Боевого листка".
   Напоминаю Юре, что он обещал придумать новые слова к мотиву песни про моряка.
   - Я уже целый час, как думаю. Только мне не нужно записывать, в уме запоминаю. И сидеть не обязательно, в движении лучше думается. Ты знаешь, вроде получается, через некоторое время нужные слова сами на ум приходят.
   Юра тянет меня в угол двора, где распложена конюшня транспортного взвода. Несколько пар лошадей стоят под навесом, лениво жуют сено. Здесь же, под навесом, сидят двое красноармейцев. Дежурные ездовые на случай срочного выезда. Подходим, знакомимся. Оказывается, наши земляки, с одного района. Окончили год назад в селе Гарбузин училище механизаторов. Успели поработать, один шофёром, другой трактористом. Хотели стать курсантами Полтавского танкового училища. По непонятной причине, попали в Новочеркасск. Уже неделю служат красноармейцами транспортного взвода. Согласны стать курсантами пехотного училища, но почему-то против особый отдел. Ждут решения старшего лейтенанта Дятлова.
   Ребята нам нравятся, тем более - земляки. Андрей Дударенко - из Яблуновки, Ефим Шаблий - из Корниловки. Находим даже общих знакомых. Младший брат Андрея ещё учится в педучилище, Юра его припоминает. Ефим знаком с трактористами из моего села.
   Непринуждённый разговор прерывается. К нам подходит Сербин и старшина - командир транспортного взвода. Мы встаём. Старшина докладывает:
   - Вот мои обозники, которые хотят стать курсантами. Представьтесь новому командиру.
   Младший лейтенант серьёзно выслушивает представление и внимательно осматривает красноармейцев. Недавно Юра также осматривал лошадей. Потом командир садится на скамейку, делает приглашающий жест сесть рядом. Начинает беседу. Да, с лошадьми не поговоришь, о прошлом не расспросишь.
   Мы с Юрой порываемся уйти, но старшина нас удерживает. По окончании разговора, командир обращается к нам:
   - Товарищи курсанты! Поступаете в распоряжение старшины.
   Старшина даёт нам наряд. Грузчиками для подвоза продуктов. Прибыть к столовой двумя подводами и действовать по указанию заведующего.
   Выезжаем за ворота школы. Юра с Андреем на одной подводе, я с Ефимом на другой. Возле столовой здоровяк, в белой куртке поверх гимнастёрки, кроет матом сержанта в форме войск НКВД. Увидев наши подводы, сбавляет голос и обращается к нам:
   - Значит так, ребятки, придётся вам потрудиться вместо этих дуболомов. Кухонный наряд привёл не в полном составе, транспорта нет. А я чем бойцов кормить буду?
   Вручает Андрею накладную. Сержант с Юрой загружают телегу пустыми ящиками, бидоном, мешками. Следует наставление здоровяка:
   - Аллюр три креста на базу. Получить всё по накладной и быстро доставить!
   Обращается к Ефиму:
   - Перезапрягай своих рысаков в хлебовозку, поедешь за хлебом.
   Вручает мне другую накладную. Не глядя, сую ее в карман, тороплюсь помочь Ефиму в перезапряжке лошадей. Сразу же слышу грозный окрик:
   - Ты куда, молодой?! А потом с грязными руками за хлебом? Вымой руки и получи куртку!
   Сержант вручает мне белую куртку, вполголоса советует:
   - Оденешь возле хлебозавода. Старшина разбушевался, - и кивает в сторону заведующего столовой. Тот огромной лапой дружески хлопает сержанта по плечу:
   - Сегодня я тебя транспортом выручил. С тебя причитается. Покормишь вечером взвод молодых. Я обещал их интенданту.
   Подъезжаем к хлебозаводу. Впереди нас - две хлебовозки. Лошади ухоженные, покрупнее наших. Ефим объясняет:
   - Кавалерийские, строевые. Кони, а не лошади. Кавалеристы обижаются, если их коня назовёшь лошадью, могут и по зубам дать. А нам передали выбракованных коней, из кавалерийских частей.
   Наша очередь. Я уже присмотрелся, как идёт выдача хлеба. Передаю в широкое окошко накладную, потом пустые лотки с будки. Обратно принимаю полные, с хлебами в форме кирпича, укладываю их в будку. Из окошка говорят:
   - Распишись.
   Расписываюсь за старшего наряда по столовой. Поспешно отъезжаем, так как за нами уже очередь хлебовозок. Я не знаю, сколько хлеба получил и за что расписался. Ругаю себя, что не успел посчитать лотки и не посмотрел на накладную, когда расписывался. В случае недостачи - моя вина, тогда в училище точно не примут.
   Сержант встречает возле столовой. Спрашивает:
   - Сколько привёз?
   - Всё.
   Передаю лотки с хлебом хлеборезчику. Тот внимательным взглядом осматривает ряды хлебов и уносит лотки в столовую, громко считая их количество. Наконец, последний лоток. Вытираю вспотевший от дурных мыслей лоб. Вроде, порядок. Сержант тоже доволен:
   - Молодец. Снимай куртку. Передай взводному, что ужин не раньше восьми в командирской столовой.
   У Юры с Андреем тоже порядок. Сгрузили ящики, мешки с продуктами и сорокалитровый бидон с подсолнечным маслом. Отчитались перед сержантом.
   Возле ворот школы подводы встречает старшина. Обращается к ездовым:
   - Вы уже не мои подчинённые. Сдать транспорт в конюшню, забрать вещмешки и переселиться до курсантов. Есть на вас приказ.
   Через полчаса Андрей с Ефимом заняли две пустующие койки рядом с моей и Юры. Помкомвзвода собирает всех на спортплощадке для знакомства. Следует первый вопрос новичкам:
   - За что особист выгонял вас из курсантов?
   - Не выгонял, а притормозил зачисление. Сначала, вместо танкового, предлагал направить нас в автотракторное училище. А зачем оно нам? Мы и так уже и шофёры и трактористы. Только в танковое или в пехотное. Потом начал выяснять, были ли у нас приводы в милицию, может участвовали в драках? В драках, правда, бывали. Сказал, что будет выяснять. Тех, кто имеет приводы, в курсанты не зачисляют.
   Я с Юрой тревожно переглядываюсь. У нас имеется привод, да ещё какой! Пока выяснят нашу невиновность, пройдёт много времени. Лучше умолчать, а если спросят, отвечать - не было.
   Молчание нарушает Николай.
   - Это как же понимать? У нас рядом расположены два посёлка, Авдеевка-1 и Авдеевка-2. Сколько себя помню, пацанами дрались, выясняли, кто сильнее. Бывало, и милиционер разгонял. Даст подзатыльника и ведёт к родителям. Те поблагодарят Степаныча за науку, и ещё добавят, уже покрепче. А если друга бьют, что, в стороне стоять? Взрослыми тоже дрались, уже за девчонок. Чего чужой парень ходит к нашим? Так три раза отдубасим, что еле ноги уносит. В четвёртый раз уже не бьём. Значит, крепкий оказался, пусть ходит. А до войны, по воскресеньям? Возвращаются на выходные домой наши парни-шахтёры, деньги есть, как тут не выпить? А вечером - на танцплощадку. Редко танцы без драки обходились. Правда, выяснять отношения отходили за площадку. И милиция вмешивалась, и приводы были. Кто сильно хулиганил, из комсомола исключали, некоторых и судили. Эх, и житуха же была! А сейчас? Ни выпить, ни подраться. Даже побороться не с кем!
   - Почему же не с кем? Можно побороться со мной.
   - Ты, Виктор, крепкий парень, я таких уважаю. Но предупреждаю. Я с 16-ти лет молотом махаю, кузнец. Против меня ты - слабак.
   - А это мы сейчас посмотрим.
   Противники снимают гимнастёрки. Николай выглядит мощнее, да и явно тяжелее сержанта. Чуть пригнувшись и вытянув руки вперёд, бросается на соперника. Тот чуть отклоняется в сторону, и ловким приёмом укладывает Николая на лопатки. Борьба длилась не более 10-ти секунд. Николай хочет продолжать поединок, но сержант его успокаивает:
   - Потом, когда покажу тебе несколько приёмов. А сейчас - в красный уголок. Посмотрим, что наш Нэтрэба намалевал.
   Дверь в комнату открыта. Возле фамилий трёх лучших курсантов Иван оставил места для портретов, а возле фамилии Юры нарисовал его портрет. Очень даже хорошо. Под заглавием "отстающие" Иван смешно нарисовал самого себя, сидящего верхом на козле. Рядом изобразил стройную фигуру лейтенанта Абаева, строго взирающего на неуклюжего курсанта. Мы смеёмся, поздравляем художника. Иван скромничает, обещает дорисовать остальные портреты, если ему дадут на это время. Помкомвзвода намёк понял:
   - Посодействую. Впрочем, надо подождать. Лейтенант Абаев своего изображения ещё не видел. Нарисовал ты его толково, да только под надписью "отстающие". А сейчас всем подготовиться к построению на ужин. Почистить обувь, умыться. Заправка гимнастёрок должна быть идеальной, чтобы под ремень только два пальца можно было просунуть.
   Взвод старается. Желание предстать перед девушкой в лучшем виде служит огромным стимулом для курсантов. Мы затягиваем ремни на тощих талиях, завидуя молодецкому виду сержанта. Он ведёт строй в столовую, неся в руке цветок, сорванный со школьной клумбы. Подходя к столовой, громким голосом подаёт команды. Первым входит в столовую. Гали не видно. Виктор, с улыбкой на лице, направляется к окошку выдачи и просовывает в него руку с цветком. Тотчас отскакивает назад. Из окна высовывается рука с ножом и злое, красное лицо сержанта кухонного наряда:
   - Что так долго?! Вот вам нож, вот вам хлеб. Сами режьте, сами ешьте! Четыре буханки на всех. Вот миска с подсолнечным маслом. Чай уже сладкий, к чаю - по сухарю на брата. Кружки после чая сполоснуть, помещение убрать, сделать мокрую приборку, расставить столы и стулья. Галя после вас убирать не будет, она вольнонаёмная, работает полторы смены в сутки, да ещё дома работа ждёт. А тебя, сержант, предупреждаю. Если узнаю, что цветочки Гале носишь и голову девушке крутишь - будет у меня с тобой мужской разговор. Понял?
   - Понял. Поговорим.
   На ужин каждому достаётся по куску хлеба. Сверху посыпается солью и поливается маслом. Вкусно и запах родной, домашний. Потом наши крепкие зубы грызут ржаные сухари. Запиваем горячим чаем. Все довольны.
   Выходим во двор, рассаживаемся в курилке. Кузьменко со вторым отделением делает уборку помещения. Мы подсмеиваемся над сержантом, когда он в окошко - цветочек, а навстречу - нож. Договариваемся следить за "разговором" сержантов, при драке - помочь своему. Энкавэдэшников мы не любим.
   Уборка помещения окончена, взвод в сборе. Обговариваем предстоящую вечернюю поверку и прогулку с песней. Юра со Славкой уже обговорили слова "песни про курсанта", и Андреев тихим голосом её напевает. Песня всем нравится. Оказывается, сочинять песни не так сложно, как мы думали.
   Сержант ведёт взвод до школы. Вместо обычного запрета "Разговорчики в строю!", сейчас разрешается бормотать, разучивая слова песни.
   До вечерней поверки ещё полчаса. Иван первый подготовился, и спешит в красный уголок дорисовать портреты трёх курсантов. Сержант сомневается:
   - Да для этого тебе и трёх часов не хватит. Может, ещё и натурщиков тебе подавай?
   - Натурщиков не надо, я их лица запомнил. У меня зрительная память хорошая.
   - Даю двадцать минут. Что не успеешь, дорисуешь после отбоя.
   Иван успевает вернуться в класс, прежде, чем доносится до взвода тихий голос дневального:
   - Командиры вышли из своей комнаты и направляются к нам,.. нет, зашли в красный уголок.
   Сержант строит взвод в одну шеренгу и, когда командиры появляются в дверях, докладывает старшему лейтенанту Дятлову о готовности взвода к осмотру и поверке. Дятлов команды "Вольно" не даёт. Он, и вошедшие следом Абаев и Сербин, внимательно нас осматривают. Взвод тоже смотрит на командиров. Узкие полоски белых подворотничков подчёркивают загорелые, чисто выбритые лица. Гимнастёрки туго перетянуты ремнями, через плечо - портупея. Галифе выглажены, сапоги блестят. Видимо, тоже готовились к осмотру. Командиры осматривают заправку коек, на выбор открывают несколько тумбочек. Наконец, следует осмотр внешнего вида курсантов, спереди и сзади, только потом раздаётся команда "Вольно". От долгого стояния по стойке "Смирно" взвод устал, теперь можно расслабиться.
   Младший лейтенант по списку ведёт поверку личного состава, докладывает лейтенанту, что взвод в полном составе, отсутствующих нет. Лейтенант повторяет доклад старшему лейтенанту. Нам преподносят урок армейской субординации.
   Для вечерней прогулки строимся в колонну по три на спортплощадке. Командир взвода впереди. По его команде:
   - С места, с песней, шагом марш!,- взвод начинает движение, а запевала - песню:
   Ты, курсант, красивый сам собою,
   Тебе от роду двадцать лет.
   Полюби меня, курсант, душою,
   Что ты скажешь мне в ответ.
   По степям, по холмам,
   Нынче здесь, завтра там,
   По степям, степям, степям, степям, эх,
   Нынче здесь, а завтра там.
   Ты, курсант, уедешь на моторе,
   Оставляешь меня в горе,
   А я буду плакать и рыдать,
   Тебя, курсант мой вспоминать.
   По степям, по холмам,
   Нынче здесь, завтра там,
   По степям, степям, степям, степям, эх,
   Нынче здесь, а завтра там.
   Ты не плач, не плач, моя Маруся,
   Я с победою вернуся,
   И не стоит плакать и рыдать,
   Меня так часто вспоминать.
   По степям, по холмам,
   Нынче здесь, завтра там.
   По степям, степям, степям, степям, эх,
   Нынче здесь, а завтра там.
  
  
   В наступившей тишине слышен лишь топот наших сапог, да издали доносится песня:
   Мы красные кавалеристы и про нас,
   Былинники речистые ведут рассказ...
   Это поют курсанты кавалерийского училища. Песня звучит мощно, на прогулке, очевидно, не менее эскадрона.
   После команды "Стой!" к взводу обращается старший лейтенант:
   - Хорошо поёте, особенно запевала. А кто переделал слова песни?
   - Курсанты Андреев и Костенко.
   - Молодцы. А пройдёте с песней ещё разок, уже по улице? Посоревнуетесь с кавалеристами?
   - Посоревнуемся, товарищ старший лейтенант!
   Впереди становится лейтенант Абаев. Он выводит взвод из переулка на улицу. Вдоль улицы, особенно с правой стороны, расположены домики с огородами. Совсем, как в селе. По команде лейтенанта "Запевай!", Славка начинает песню. Наши уши наслаждаются красивым голосом запевалы, а наш припев звучит громче, чем в первый раз. Из дворов за калитки выходят жители, за взводом увязывается босоногая детвора. Пожилые женщины вытирают глаза уголком платка, девчата просят спеть ещё. На обратном пути взвод исполняет песню ещё раз. На школьный двор возвращаемся, гордые своим пением.
   Умывальник и туалет на дворе. Уже давно стемнело, но Кузьменко где то отыскал лейку и поливает школьную клумбу с цветами.
   После команды "Отбой" ложимся спать. Тепло, поэтому укрываемся лишь простынёй. Дневальный выключает свет, взвод засыпает. Прошёл первый день службы в училище.
   Ранним утром звучит команда:
   - Подъём! Форма одежды - без рубах!
   Сербин и Абаев уже в казарме. Одеты в поношенные брюки, на ногах кирзовые сапоги, без рубах. Молча наблюдают, как мы торопливо мотаем портянки и обуваемся. Командир взвода недоволен:
   - Переобуться! Не все умеют правильно обернуть ноги портянкой. При длительном беге и ходьбе малейшая складка ведёт к потёртости и мозолям. Убытие курсанта из строя по причине хромоты - это проступок, за который полагается наказание. Товарищ младший сержант! Покажите, как нужно правильно намотать портянки на ноги.
   Кузьменко выходит на середину прохода, снимает сапог, ставит ногу на табурет. Даёт нам время полюбоваться своей ногой. Потом, не спеша, разматывает и снова наматывает портянку. У него получается красиво. Мы старательно переобуваемся и выходим во двор. После туалета - лёгкая пробежка и физзарядка на стадионе под команду Абаева. Каждое упражнение он называет по-своему. Развороты рук с поворотами в стороны - это "развитие курсантской груди". После зарядки у всех весёлое настроение. Андреев напевает арию:
   - Что день грядущий нам готовит?
   Его мой взор напрасно ловит...
   Ему отвечает лейтенант Абаев:
   - Владимиру Ленскому, арию которого вы очень недурно напеваете, день готовил дуэль с Евгением Онегиным, исход которой заранее определён автором. А сегодня день готовит курсантам новые испытания с целью определить ваши физические и моральные возможности, умение преодолевать трудности. Обещаю, что трудностей будет много. Напоминаю, что силы на их преодоление нужно тратить разумно. Сейчас предстоит бег по пересечённой местности в течение получаса. Темп бега буду задавать я. Командиру взвода бежать в конце строя и наблюдать, кто как дышит. Приказываю, всем дышать на полную курсантскую грудь! За мной, бегом марш!
   Лейтенант выбегает из города на просёлочную дорогу и бежит вдоль неё, по рытвинам и ухабам, легко через них перепрыгивая. Темп бега не высок, но взвод растягивается. Спина впереди бегущего затрудняет обзор, а нужно вовремя заметить внезапно возникающие препятствия и перепрыгнуть через них. Наконец, подбегаем к реке. Следует команда:
   - Пять минут на отдых. Кто вчера тонул? Курсант Гуленко? Раздевайся, лезь в воду, учись плавать. Вы, двое, на страховке.
   Курсант быстро раздевается. Страхующие крепким толчком сбрасывают его в речку, и он исчезает под водой. Потом выныривает и уверенно плывёт, загребая по-собачьи. Слышит окрик Абаева:
   - Ты почему не утонул, если не умеешь плавать? А если умел, зачем вчера меня обманывал?
   - Я только вчера вечером научился. Сначала плыл, держась за вещмешок с соломой. Потом вещмешок выдернули из рук, и я поплыл, стараясь его догнать. Так и научился.
   Гуленко рад, что оказался в центре внимания, и не торопится вылезать из воды, плавая вдоль берега. Но время отдыха истекло.
   Обратно бежим тоже по бездорожью. Солнце приподнялось над горизонтом и его лучи греют наши горячие, потные спины. Абаев заметно увеличил скорость, мы тяжело дышим, но отставших нет.
   Готовимся к утреннему осмотру. Времени едва хватает, чтобы подшить подворотничок и почистить сапоги. Командиры на осмотре присутствуют, но замечаний на этот раз не делают. Ограничиваются ролью наблюдателей.
   Сержант ведёт взвод в столовую. По ходу срывает с клумбы три цветка. Имеет право, вчера он клумбу поливал. Демонстративно, не прячась, держит букетик в руке. Возле входа в красноармейскую столовую стоит старшина:
   - Что, сержант, молодых привёл? Руки у всех чистые? Ваши столы справа, у окна, вместо роты НКВД. Места хватит, они на уборке урожая, посещение столовой по их графику. Сегодня для вас норма питания - красноармейская. Передай интенданту, чтобы оформил курсантскую. Вчера я вас по своей доброте кормил. С тебя причитается. Приведёшь послезавтра наряд на кухню. В полном составе и с транспортом.
   Взвод рассаживается на скамьях за столами. Каждый стол на десять человек, скамейки прочно скреплены со столами. Бачковые спешат к раздаче.
   У широкого кухонного окна появляется Галя. Виктор подскакивает к ней и дарит цветы. Глаза Гали смотрят в нашу сторону:
   - Это вы вчера так красиво пели? Покажите мне запевалу. В темноте я не успела его хорошо рассмотреть. А как его зовут? У него есть девушка? Все девчата с нашей улицы уже влюблены в его голос. Просят петь каждый вечер.
   Славка встаёт со скамьи и артистично кланяется Гале, прижимая руку к сердцу. Она в ответ посылает воздушный поцелуй и исчезает.
   Завтрак состоит из кусочка жареной рыбы и пшённой каши. К чаю на хлеб полагается ещё 20 грамм сливочного масла. Мало. Покидаем столовую голодные. Вышедшие с нами красноармейцы утешают:
   - Через месяц привыкнете, и голод перестанете ощущать, даже поправитесь. А сегодня - рыбный день.
   Первое занятие - политинформация. Это, если не считать занятием кросса, после которого ещё не отошли ноги. Взвод рассаживается вдоль стола в красном уголке. Входит высокий, худощавый военный, лет тридцати. Явно не красавец. На высоком лбу - залысины, на петлицах - три кубика, на рукаве гимнастёрки - красная звезда. После доклада командира взвода и приветствия, представляется:
   - Старший политрук Островский, преподаватель Ростовского Военно-пехотного училища. Направлен к вам для участия в работе приёмной комиссии , а также для организации политучёбы. Тема занятия - речь товарища Сталина от 3-го июля. Все её слышали и читали? Очень хорошо, тогда я буду задавать вам вопросы. Правильным ли было решение нашего правительства о заключении мирного договора с Германией в августе 39-го года? Первым отвечает комсорг.
   Лёня без запинки цитирует слова из речи, что это решение было безусловно правильным, позволило оттянуть начало войны, к которой мы были не готовы. Своими словами выражает даже недоумение, как можно не заключать мирный договор, если его предлагают? Такое в международной практике - исключение. Приводит пример Финляндии, когда её правительство с 34-го года отказывалось заключать мирный договор с СССР, сооружая в 30-ти километрах от Ленинграда мощную оборонительную линию, которую можно было использовать для концентрации войск и внезапного нападения. Конечно, с участием других держав, которые финансировали строительство и вооружение.
   Завязывается разговор, в котором каждый может высказать своё мнение. Старший политрук подводит итог, напоминая, что Англия и другие страны, которые поддерживали Финляндию, теперь наши союзники, а финны воюют на стороне Гитлера. Не отодвинь мы тогда границу до Выборга - защитникам Ленинграда сейчас было бы значительно тяжелей.
   С международных тем политрук переводит разговор на внутренние. Хвалит автора портретов и карикатуры на "Боевом листке", спрашивает Ивана, где тот учился рисованию?
   - В начальной школе, когда я из баловства нарисовал учителя. Получилась карикатура. Я нарочно рисовал, думал, он выгонит из класса, можно будет погулять, а он попросил нарисовать ещё, только похожим. Так и научился. Потом в стенгазетах рисовал.
   - Только меня прошу похожим не рисовать. Мне далеко до Абаева. И ещё. Во взводе нужно избрать или назначить, как хотите, политинформатора. Положение сейчас на фронтах тяжёлое и говорить об этом тяжело, но надо. С верой в нашу победу, нужно говорить правду. Предложения у комсорга есть?
   - Есть. Предлагаю Юрия Костенко. По образованию - учитель, хороший строевик, имеет права на вождение мотоцикла. Умеет даже сочинять стихи.
   - А что на это скажет сам Костенко?
   - Я согласен. Только кроме скупых сводок от Совинформбюро, нужна более подробная информация из газет, журналов. И ещё такой вопрос. Мы призывались в разные училища. Вы говорите о Ростовском, а мы находимся в Новочеркасске. Где будет учёба?
   - Мы находимся на территории Северо-Кавказского военного округа. Сведения для политинформаций публикуются в газетах "За нашу Родину!" и "Молот", а также в центральной печати. Газетами обеспечим. Теперь об учёбе. В Ростове уже размещены пехотное, военно-политическое и два артиллерийских училища. Также округ принял эвакуированных курсантов из Винницы и Житомира. Житомирское стрелково-пулемётное училище вошло в состав Ростовского и размещено, частично в Ростове, частично в летних Тузловских лагерях. Ваш взвод пополнит состав училища в лагерях под начальством капитана Тарасенко, который вскоре сюда прибудет.
   Имеются большие трудности с обеспечением курсантов питанием, обмундированием, вооружением, созданием учебной базы. Поэтому курсантов будут привлекать для выполнения различных работ. Сейчас тяжело всем, на фронте и в тылу. Поможем фронту и тылу?
   - Поможем!
   Политинформация окончена. Лейтенант Абаев уже стоит в дверях и торопит взвод на физподготовку. Предстоит подтягивание на руках. Строй стоит возле турника. Лейтенант объясняет:
   - Зачёт состоит из чёткого выхода из строя, подтягивания 10-ть раз, соскока и возврата в строй. Кто не сумеет подтянуться - не зачёт.
   Вызывает по списку. Андреев последний раз подтягивается с трудом, едва дотягивая подбородок до трубы. Облегчённо вздыхаем, услышав:
   - Зачёт. Но предупреждаю - подбородок держать высоко, а ноги ровно, как держу их я! Показываю всем!
   Показывает, легко и красиво подтягиваясь 10-ть раз. Доходит очередь до Ивана. Тот, нарочно подтягивается 11-ть.
   - Не зачёт. Я сказал 10-ть, а не 11-ть. Ты что, считать не умеешь? Тогда громко считай и учись у меня!
   Снова Абаев подтягивается, а Иван считает. Потом следует приказ:
   - Курсант Нэтрэба! Повторить попытку!
   Уже не фокусничая, Иван выполняет подтягивания. Зачёт сдали все.
   В особый отдел на собеседование вызывают по отделениям. Старший лейтенант Дятлов занимает комнату школьной библиотеки. Только дверь уже обита железом, да на окне - решётка. Наш отделённый докладывает:
   - Четвёртое отделение прибыло на собеседование. Командир отделения курсант Половин.
   - Проходите за перегородку, располагайтесь на скамейке, для восьми человек места хватит. Я сижу, и вы имеете право сидеть, я встану - и вы встаёте. Так полагается по уставу, товарищ Половин?
   - Так точно. Об этом нам ещё с истребительного батальона известно.
   - А как вы попали в батальон? Насколько мне известно, вы окончили аэроклуб и имеете удостоверение пилота?
   - Да, имею. Хотел поступить в лётное, а попал в пехотное. Представитель лётного по какой-то причине в аэроклуб не приехал, отбор курсантов по технике пилотирования не провёл. А без проверки пилотирования в училище не брали. Пришлось согласиться на пехотное, но сначала зачислили в батальон.
   - Ну, а как же с небом, не распрощались навсегда?
   - Нет. В небе больше простора, и я часто получал огромное удовольствие от полёта, а на земле масштаб и скорость перемещения маленькие.
   - В пехотном, значит, не нравится?
   - Почему же? Мне нравятся мои товарищи и командиры.
   - И лейтенант Абаев нравится?
   - И он тоже. Строгий, но справедливый, и с чувством юмора. Только жаль, на мандолине не играет, как мой инструктор Емельяненко.
   - Хорошо, курсант Половин, вы свободны.
   Дятлов делает в блокноте какие-то пометки, потом продолжает:
   - А теперь побеседуем с двоюродными братьями Темнохуд. Кстати, а почему вы оба - Николаи? В честь кого?
   - В честь нашего деда, георгиевского кавалера. Когда наши родители узнали, что он погиб, договорились так назвать своих сыновей.
   - Когда и где погиб дед, не знаете?
   - Знаем, во Франции. Он воевал против немцев в составе русского экспедиционного корпуса. Погиб под Парижем, в 1916-ом году. Похоронен в братской могиле, вместе с французскими и русскими солдатами.
   - Откуда вы это узнали?
   - Живым возвратился из Франции его земляк, Медяник Иван Лаврентьевич. Проживает в Ханжёнково, возле Макеевки. Про деда он рассказал нашим родителям, а они - нам, когда мы подросли.
   - Да, часто нам приходится нести жертвы, выручая союзников. Вот и сейчас воюем против Гитлера одни, а союзники не спешат открывать второй фронт. Выдержим ли нападение, одолеем ли врага?
   - Да вы не сомневайтесь, товарищ старший лейтенант. Выдержим и победим. Только нужно всем научиться лучше воевать, чем он.
   - Свободны.
   На лице особиста - обиженное выражение. После ухода братьев ищет у нас соучастия:
   - Вот так. Вызываешь людей на откровенный разговор, а тебе же и достаётся. Обидно, как будто бы я сомневаюсь в нашей победе. А вы как думаете?
   Первым отвечает Юра:
   - Война будет лютой, но мы победим.
   - Правильное слово - лютая. А от кого вы слышали это слово, кто-то вам уже так говорил? Это слово не юноши, а зрелого мужчины.
   Это слово мы слышали от надзирателя. Юра врать не умеет. Я быстро прихожу ему на помощь:
   - От майора, моего односельчанина. Мы с ним ехали в одном вагоне до Днепропетровска.
   - Интересно, очень интересно. И билеты сохранили? Ага, молодцы. Расскажите о поездке.
   Дополняя, и перебивая друг друга, мы рассказываем о путешествии по железной дороге. Смотрим особисту прямо на переносицу, а не в глаза. Но он этой уловки не замечает. Этот приём мы с Юрой заимствовали из детской игры, когда соревнуются, кто кого пересмотрит.
   - Хорошо, возможно, мы ещё вернёмся к этому разговору в будущем. А кто из вашего села ещё призывался в училище, и почему он не приехал?
   Такой осведомленности я не ожидал. Отвечаю, что это Лысенко Борис. Перед отъездом с ним разговора не было, но по селу прошёл слух, что его не пускают родители. Мать даже приболела.
   - Приём в училище лиц допризывного возраста - только на добровольных началах. Хорошо, вы свободны. Впрочем, посидите. Курсант Нэтрэба, когда и где вы познакомились с этими друзьями?
   Иван подтверждает и дополняет наш рассказ. Следует вопрос:
   - А откуда у вас такая редкая фамилия? Вы её не меняли?
   - Сами мы не меняли. Нам сменили в сельсовете в конце 20-х годов. Отец говорил, что тогда кампания по украинизации населения проводилась. Раньше были Нэтрэбовы. Хотя мы с деда-прадеда украинцы.
   - Знаю, была такая кампания. А вот, в характеристике написано, что вы - ворошиловский стрелок. Это правда? Почему тогда значок не носите?
   - Да, правда. У нас в роду все хорошие стрелки. Научился стрелять у старшего брата. Он тогда в железнодорожной охране служил, мост охраняли. Как у них стрельбы - я бегу к ним. Им лень стрелять, так я за всю охрану пулял. Начальник приедет с проверкой - ему мишени показывают. Он благодарность выносит, премию выписывает. Зарплата у охраны маленькая, так я им премию стрельбой зарабатывал. А значок у деда остался. Я его редко носил, потому, что - скромный. А дед значок на праздники нацеплял, вместе с медалью участника выставки достижений народного хозяйства. Он в колхозе племенного бугая вырастил, такого, что...
   Старший лейтенант прерывает речь Ивана:
   - Достаточно, потом когда-то доскажете про бугая. Я читал ваши характеристики. Они лучше моих, когда я в училище поступал.
   Но Иван не унимается:
   - У меня к вам просьба, разрешите?
   - Говорите поскорей.
   - Не сообщайте лейтенанту Абаеву, что я хорошо стреляю. Я слышал, что сегодня будут стрельбы. С воспитательной целью он обязательно выберет меня. Я хочу сделать ему подарок.
   - Хорошо, обещаю. У нас ещё осталось два курсанта. Шаблий, может вы, наконец, вспомните, где родились?
   - В Корн...в Кирово.
   - Почему раньше говорили, что в Корниловке? А вы, Дударенко, знали, но промолчали.
   - Так переименовали Корниловку в Кирово. В честь товарища Кирова. А к белому генералу Корнилову наше село не имеет никакого отношения.
   - А я за ваши неточности должен отвечать? Вас и ваши личные дела ещё не раз будут проверять. Более строгие товарищи, чем я. Все свободны.
   Взвод стоит в строю в готовности к встрече с заместителем начальника училища капитаном Тарасенко. Он прибыл из Тузловских лагерей и назначен председателем приёмной комиссии. В сопровождении командиров и военврача к нам подходит коренастый капитан. После доклада Абаева здоровается, командует взводу несколько перестроений, поочерёдно вызывает из строя сержанта и командиров отделений. Обращается к Абаеву:
   - Первое впечатление положительное. Когда сможете представить взвод на смотр приёмной комиссии?
   - Ещё не принят зачёт по кроссу и стрельбе. Завтра, к 16-ти доложу о результатах.
   - Нет, сегодня на 17-00 назначена приёмная комиссия. У вас впереди ещё имеется 6-ть часов 30минут.
   - Взвод не успеет выполнить программу испытаний.
   - В этом случае на вас будет наложено взыскание за невыполнение приказа.
   - Товарищ капитан, не было и не будет случая, чтобы Абаев не выполнил приказ. Доложу решение об ускоренной программе испытаний через две минуты. Абаев думать будет.
   Через несколько минут докладывает о своём решении. Капитан смотрит на палящее солнце, вытирает платком потный лоб, но соглашается с решением Абаева. Просит военврача присутствовать при сдаче зачёта по кроссу.
   Лейтенант обращается к взводу:
   - Предстоит небольшой забег. Десять кругов вокруг этого поля. В конце каждого круга взбегаете на бревно и соскакиваете. Потом разбег и прыжок в длину на два метра в яму для прыжков. Кто не выдержит десять кругов, будет иметь дело со мной, а потом уже с врачом. Рубахи снять, пилотки оставить, портянки перемотать. За мной, бегом марш!
   Взвод бежит за лейтенантом, посмеиваясь. Утром бежали больше шести километров по ухабам, а тут - всего лишь три по гладкой дорожке! Легко взбегаем по бревну и соскакиваем. А в длину некоторые нарочно прыгают далеко за отметку в два метра.
   Но мы не учли жару. Солнце палит нещадно, пот заливает глаза. После пятого круга с тоской считаем круги, оставшиеся до финиша. Хмуро посматриваем на спину бегущего впереди Абаева. А, чтоб ты захромал! В горле пересохло, ноги начинают спотыкаться. Злоба на лейтенанта, который ускорил бег, добавляет сил, стараемся догнать его ненавистную спину. Последним усилием воли заставляем ноги удержать тело от падения после соскока с бревна и прыжка в длину. Всё, финиш! Хочется лечь, но снова команда Абаева:
   - Не ложиться! За мной, медленным шагом, марш!
   Ещё сотню метров плетёмся за лейтенантом, постепенно восстанавливая дыхание. Наконец, лейтенант обращается к взводу:
   - Всем зачёт по кроссу. Молодцы! На отдых - 15-ть минут. Разойдись!
   Хочется пить, но военврач пресекает попытку направиться к воде:
   -Сейчас пить холодную воду нельзя. Займёмся ускоренным восстановлением ваших сил. Всем лечь спиной на траву на этой наклонной поверхности, чтобы ноги были выше головы. Глаза закрыть и защитить от солнца пилоткой. Расслабиться. Мысленно представьте, что в пальцы ног вливается живительная прохлада, которая медленно растекается по телу до сердца. Мысленно повторить это движение прохлады несколько раз. Начали!
   Добросовестно выполняем указания военврача. Потом эта процедура надоедает. Сдвигаем пилотки и открываем глаза. Над нами возвышается и прохаживается вдоль лежащих тел красивая женщина. Хромовые сапожки облегают стройные ноги, форменная юбка до колен. Но мы ведь смотрим снизу вверх! Этот вид вызывает естественное мужское желание. Женщина пробегает взглядом с левого фланга на правый вздувшиеся ширинки. Она горда, что её красота вызывает возбуждение.
   - Можете вставать, вижу, что вы здоровы. Разрешаю продолжать занятия.
   Гордой походкой уходит, зная, что взвод смотрит ей вслед. Лейтенант Абаев тоже смотрит. Говорит, вздыхая:
   - Муж у нее на фронте, живёт с матерью и маленькой дочкой. Красивая, гордая, строгая. Много колючих слов бросает в тех, кто ей нравится, чтобы не приставали. Почему меня не ругала?
   Сейчас мы хотим одного - пить, но лейтенант выясняет, кто не имеет значка "Готов к труду и обороне". У курсанта Нэтрэбы значка нет. Наконец , Абаев отпускает нас на водопой - к умывальникам. Мчимся, забыв про усталость, но не успеваем. Раздаётся властный женский голос:
   - Стоять!
   - От школы к нам спешит военврач. За ней - Сербин с чайником и кружкой в руке. Он без гимнастёрки, половина лица выбрита, другая половина - в мыльной пене. Военврач обращается к нам:
   - Разрешаю пить сейчас только кипячёную воду, в неё я добавила соли. Этот серб уверяет, что вода кипячёная, но на всякий случай, я бросила в чайник две таблетки аспирина. Можете пить.
   Больше трёх глотков тёплой, солоноватой воды, никто пить почему-то не желает. В нашем присутствии, вопреки уставу, женщина устраивает младшему лейтенанту разнос:
   - По вечерам, вы в командирском общежитии пьёте чай, а возможно, кое-что и покрепче! О курсантах не заботитесь! Немедленно организовать бачок с кипячёной водой!
   И ещё - мне доложили, что вчера, в предвечернее время, когда женщины полоскали на мостках бельё, трое ваших курсантов голышом устроили какой-то дурацкий заплыв. А сержант ходил по берегу и хохотал. Вы потеряли совесть и стыдливость! Водные процедуры на реке разрешаю проводить только в отсутствие женщин, а возле умывальника построить летний душ.
   И ещё - уборка жилых помещений производится кое-как, без должной дезинфекции. Каждое утро производить мокрую уборку с добавлением хлорной извести. После уборки помещение проветривать, а перед сном - обязательно.
   И ещё - вход во двор школы не контролируется. Вполне возможно появление лиц, страдающих инфекционными заболеваниями, в том числе женщин лёгкого поведения. На территорию посторонних не пускать! Надеюсь, запомнили всё? Срок исполнения - к 16-ти часам 30-ти минутам. Можете приступать. Приду проверить.
   Военврач удаляется. Сербин провожает её взглядом и обращается к нам:
   - Слышали? Приступаем к делу. Строевые занятия отменяются. Пройдём строем с песней перед комиссией. Запевале - беречь голос. Курсантов Нэтрэбу и Суницу использовать на лёгких работах. Пусть ищут бачок и кипятят воду. После обеда им с лейтенантом предстоит ехать на войсковое стрельбище.
   Вчерашним пловцам приступить к строительству летнего душа. Потом всем помыться, привести себя в порядок. Остальные "и ещё" военврача запомнили? Отвечает за их выполнение помкомвзвода. Срок исполнения - 16-00. Приду и проверю. Я пошёл бриться.
   Слово берёт младший сержант:
   - Командиры отделений! Задача ясна? Организуйте работы. О ходе их выполнения сообщать мне. Срок исполнения - 15-30.
   Командир отделения обращается к нам:
   - Товарищи курсанты! Приступаем к выполнению всего, что слышали. Срок окончания работ - 15-00.
   В поисках бачка осматриваем помещение школы, ищем комнату, где должен быть школьный буфет. Предположительно определяем, но все не занятые комнаты опечатаны. Присматриваемся к печати на пластилине. Видно оттиск 5-тикопеечной монеты. Срываем печать и заходим. Не буфет, а столовая, с плитой для приготовления пищи. Имеются и несколько бачков. Брать школьное имущество и срывать печати строго запрещено. Снова закрываем и опечатываем монетой комнату, идём с докладом к Сербину. Тот сообщает о находке Валевичу. Техник-интендант, ответственный за сохранность школьного имущества, сначала хмурится, но после осмотра столовой его лицо проясняется. Похоже, что он уже обдумывает план учёта не учтённого имущества. Запрещает нам пользоваться плитой, обещает прислать из транспортного взвода красноармейца, который будет готовить кипяток для всех военнослужащих и отвечать за порядок в школьной столовой.
   Мы свободны. Ведём с Иваном разговор о предстоящей стрельбе. Боевыми патронами из винтовки я стрелял только один раз. Всего три выстрела, когда сдавал нормы на значок ГТО. До этого были тренировки в помещении. Нужно было совместить линию прицеливания неподвижно закреплённой винтовки с подвижной мишенью, которую по стене перемещал по моей команде другой ученик. Военрук проверял точность прицеливания и ставил оценку. Вроде получалось.
   Подходит время обеда. На первое - жидкий пшённый суп с рыбным запахом, на второе - каша с кусочком рыбы, потом компот. Выходим из столовой полуголодные, но сержант, скрывая беспокойство, шутит над Иваном:
   - Голодный желудок улучшает зрение. Будешь стрелять - представь себе вместо мишени шашлык, тогда точно попадёшь.
   - Ты, Кузьма, не волнуйся, "молоко" не привезём.
   Лейтенант Абаев встречает взвод у крыльца школы:
   - Курсанты Суница и Нэтрэба, за мной!
   Ведёт в комнату особого отдела. Старший лейтенант Дятлов открывает запломбированный зелёный ящик, вручает Абаеву кавалерийский карабин, три обоймы с патронами и предлагает расписаться в получении оружия. Подтрунивает над лейтенантом:
   - Ох, не миновать тебе выговора от капитана Тарасенко за плохую стрельбу курсантов. Задержит он тебе звание старлея. Ты даже не проверял, имеют ли они значки ГТО.
   - Проверять должен ты, бумажная твоя душа. Моё дело - учить. Пока доедем до стрельбища - научу.
   Идём на конюшню. Старшина передаёт поводья коней, предупреждает:
   - Эти, двое, с норовом. Недавно получил от кавалеристов. Не хотят в повозке ходить. Вы осторожнее с ними.
   Мне достаётся смирная лошадь. Стоит под седлом, косит на меня умным глазом, словно спрашивает:
   - А умеешь ты в седле ездить?
   Я вырос в селе, где считается позором, даже для подростка, неумение ездить, запрягать и управлять лошадью. В детстве, каждый вечер, с ребятами ждали возле колхозной конюшни, когда ездовые выпрягут с телег лошадей. Усталые, но страдающие от жажды лошади, мчали нас верхом с холма к речке Рось, заходили в воду, и долго, с наслаждением пили. Потом медленным шагом везли нас обратно, требовательно ржали, если конюх не успевал разложить по яслям сено.
   В седле ездить мне раньше не приходилось, поэтому слежу за манерой езды Абаева. Лейтенант своего норовистого коня укрощает сразу. Опытного наездника конь чувствует. Конь Ивана пытается покомандовать всадником, но смиряется. Ивану, по должности агронома, в колхозе полагалась лошадь, по полям пешком долго не выходишь.
   Моя умная лошадь сразу пристраивается слева от лейтенанта. У него за плечами карабин, у Ивана - обоймы с патронами, у меня - мишени. По городу едем шагом. Абаев читает нам лекцию о правилах прицеливания. Обращается больше к Ивану, так как он задаёт вопросы, очень толковые, но рассчитанные на моё восприятие. Внимательно слушаю, мысленно благодарю друга. При выезде из города лейтенант спрашивает:
   - Ну как, науку усвоили, не подведёте Абаева?
   Мы заверяем, что усвоили, не подведём. Иван благодарит за учёбу. После города кони без понукания переходят в галоп. Я рад поездке, в седле держусь свободно, копируя лейтенанта. Ноги упираются в стремена, поводья держу свободно. Подъезжаем к стрельбищу. Кони сами направляются к коновязи, похоже, что они тут уже бывали.
   Устанавливаем три мишени на расстояние сто метров, так, чтобы солнце их освещало, а нам не светило в глаза. Первым, лёжа стреляет лейтенант. Вторым, тщательно прицеливаясь, делаю пять выстрелов я. Очень медленно, но я доволен, что меня не торопили. Третьим стреляет в свою мишень Иван. Нарочито не торопясь, подходим к мишеням, считаем попадания. У Абаева - 45-ть из 50-ти. Довольный лейтенант пишет карандашом на мишени свою фамилию. У меня приличный результат - 40, у Ивана - 46-ть, на одно очко больше, чем у Абаева. Лейтенант хочет стрелять ещё, но патронов нет. Абаев прячет в планшет три подписанные бумажные мишени, я собираю гильзы. Вопрос к Ивану:
   - Почему так хорошо стрелял? Как случилось, что молодой перестрелял Абаева? Кто учил?
   - Вы учили. По пути на стрельбище.
   - Молодцы!
   Лейтенант успокаивается, по пути от стрельбища даже напевает какой-то кавказский мотив. Иван тоже доволен:
   - Карабин хороший. Кучность выстрелов очень высокая, разброс маленький. Считай, что нам повезло.
   Подъезжаем к школе и сразу замечаем перемены. Ворота закрыты, на них нарисована красная звезда. У ворот стоит постовой. Открывает ворота для проезда, отдаёт честь лейтенанту. Двор чисто выметен. Двое красноармейцев возле конюшни бегут нам навстречу:
   - Слезайте с коней. Нам ещё их чистить надо.
   Идём в особый отдел сдавать оружие и мишени. Абаев с порога идёт в атаку на Дятлова:
   - Это кто тут сомневался в Абаеве и курсантах? Я тебе сказал, что научу их стрелять - и научил. Абаев трепаться не любит. Вот, посмотри мишени, бумажная твоя душа!
   Тот внимательно их рассматривает, и выигрывает спор словами:
   - А курсант Нэтрэба выбил-то на одно очко больше. И ты уверен, что это ты его научил? Да он с гражданки ворошиловский стрелок. Надо, хоть изредка, заходить ко мне, анкетами курсантов интересоваться. Тебя разыграли, солдафонская твоя душа! С тебя, вечером, причитается.
   Иван просит разрешения почистить карабин.
   - Только не тут.
   Производим чистку на столе в красном уголке. Нас окружают свободные от работ курсанты, всех интересуют результаты стрельбы. Иван - герой дня.
   Восхваление прерывает наш командир отделения:
   - Вы ещё не мылись? Руки грязные, разит лошадиным потом. Быстро в душевую мыться. И подворотнички свежие подшить!
   Душ уже построен. Три деревянные бочки укреплены на помосте. С трёх сторон это строение закрыто брезентом. Двери пока отсутствуют. К душу уже мчится Абаев с полотенцем. Влезает под струю воды и кричит Ивану:
   - Почему не сказал, что ты - стрелок? Почему говорил, что не имеешь значка ГТО?
   - Так про стрелка вы не спрашивали. А значка ГТО у меня действительно нет. Посчитали не нужным выдать после ворошиловского стрелка.
   - Ты хитрый хохол. Но кавказец Абаев хитрее. В моей роте будешь.
  
   За полчаса до начала приёма в курсанты взвод готов к построению. Командир уже провёл небольшую репетицию. Слоняемся вразброд по стадиону, стараясь не запылить начищенные сапоги. Ровно в 17-00 подходят члены комиссии. Они уже успели осмотреть помещение, летний душ, военврач не поленилась заглянуть в туалет.
   Младший лейтенант даёт команду на построение в одну шеренгу по отделениям и докладывает начальнику приёмной комиссии о готовности. После приветствия капитан Тарасенко оглашает приказ начальника Ростовского Военно-пехотного училища о назначении комиссии по приёму. Оглашает состав комиссии. Приказывает командиру взвода зачитать список личного состава взвода. После оглашения фамилии каждый из нас делает шаг вперёд и отзывается громким "Я". Некоторое оживление в процедуру вносит дважды подряд зачитанная фамилия Темнохуд. Капитан требует объяснений, потом просит продолжать.
   Членам комиссии предлагается высказать замечания и недостатки. Первой докладывает военврач Зеленина:
   - Курсанты здоровы, больных нет. Медицинских противопоказаний и ограничений не имеют.
   Звучит доклад Абаева:
   - Физическая и стрелковая подготовка взвода хорошая. Недостатки в строевой подготовке имеются и будут устранены в процессе учёбы.
   Докладывает старший лейтенант Дятлов:
   - Личные дела курсантов проверены. Проступков и порочащих связей не имеют. Общеобразовательная подготовка соответствует нормам приёма.
   Выступает старший политрук Островский:
   - Все курсанты комсомольцы, характеристики положительные. Политику партии и правительства понимают правильно. К защите Родины и участию в войне с немецко-фашистскими захватчиками морально готовы.
   Председатель комиссии подводит итог:
   - Доклады членов комиссии утверждаю. Замечание лейтенанта Абаева о недостатках в строевой подготовке нуждается в проверке. Товарищ младший лейтенант! Перестроить взвод в колонну по три и провести строевым шагом.
   После перестроения взвод начинает движение. Андреев запевает нашу, курсантскую. Песня помогает шагать строевым.
   Капитан не скрывает своего удовлетворения:
   - Благодарю курсантов за службу!
   Взвод дружно отвечает:
   - Служим трудовому народу!
   Объявляет о решении комиссии - принять нас в курсанты и зачислить взвод в состав третьей роты училища. Поздравляет с зачислением в курсанты Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
   В ответ звучит наше троекратное "Ура!".
   Звучит команда "Разойдись!". Иван подходит к Абаеву и просит назвать фамилии лучших и худшего для выпуска "Боевого листка". Явно надеется, что лейтенант назовёт его, как лучшего стрелка. Но строгий Абаев отвечает:
   - Сегодня все лучшие. Рисовать - места не хватит. А худших - нет!
   Недовольный Иван уходит в красный уголок.
   На ужин дают по хорошей порции азовской селёдки, кашу, чай и хлеб с кусочком масла. Селёдку и всё остальное едим с удовольствием. Но нам мало. Просим добавки и получаем ещё по куску селёдки. В области рыба есть. В столовую завезли несколько бочек.
   По возвращении в школу с охотой пьём воду. Потом идём в красный уголок посмотреть, что нарисовал наш художник. Никаких рисунков, только две надписи. Вверху - "Все лучшие", а в низу, где положено отмечать худших, Иван написал "Нэт". Надпись явно с кавказским акцентом. Большинство осуждает Ивана. Разгорается спор. Не замечаем, как в дверях появляется Абаев. На запоздалую команду "Смирно!" отвечает "Вольно", и задаёт вопрос:
   - Почему шумим, что обсуждаем?
   Отвечает Кузьменко:
   - Обсуждаем грамматическую ошибку курсанта Нэтрэбы. Она явно заслуживает взыскания.
   - Я прочитал и понял. Но за грамматические ошибки взыскания не дают. Ещё великий кавказский поэт Пушкин писал:
   Как уст девичьих без улыбки,
   Без грамматической ошибки,
   Я речи русской не люблю.
   А вот за небрежное ношение формы одежды взыскание положено. Курсант Нэтрэба! Почему пилотка уехала на затылок? Объявляю вам взыскание - один наряд вне очереди! Отработаете сегодня после отбоя. Допишите к слову "Нэт" недостающие буквы вашей фамилии. Об исполнении доложите сержанту. А сейчас курсантов Андреева и Нэтрэбу прошу следовать со мной к капитану Тарасенко.
   После возвращения Андреев рассказывает:
   - Зашли мы в комнату с надписью "Директор", в которой обосновался капитан, доложили, как положено. Капитан начал разговор о традициях, которые имеются в училищах. Первый взвод первой роты должен быть лучшим среди остальных взводов, так, как он представляет лицо училища. В его состав подбирают курсантов, которые уже зарекомендовали себя с лучшей стороны. У вас красивый голос, вы отличный запевала, да и по росту подходите. Ваш товарищ - ворошиловский стрелок. По рекомендации лейтенанта Абаева, предлагаю перейти в первый взвод первой роты. Завтра, к 8-00 ожидаю ответ. В случае вашего отказа, прошу передать товарищам, что я буду требовать от вашего взвода показателей в учёбе, наравне с первым взводом. Возможности у вас имеются. Посоветуйтесь с товарищами.
   Взвод озабоченно молчит. Такого мы не ожидали. Два дня прошли на пределе физических сил. Выдержим ли длительную гонку с первым взводом?
   Вслух размышляет помкомвзвода:
   - А зачем нам отдавать двух ребят? В будущем главным показателем станет стрельба, без Ивана оценки упадут. Андреев - отличный строевик и запевала, какого трудно сыскать. Поёт, как Лемешев. Наверняка таких ребят в первом взводе нет, подбирали туда по росту и физической силе. Но физические нагрузки у нас будут чередоваться с теорией, тело отдохнёт, пока голова будет работать. Выдержим. Мой совет - не соглашаться на переход.
   Андреев и Нэтрэба молчат. Думают. Первым отзывается Иван:
   - Не пойду в первый взвод. Не хочу болтаться на шкентеле.
   У нас в ходу слово шкентель. На морском жаргоне означает - конец строя. Иван - крепыш, чуть ниже среднего роста, в первом взводе будет ниже всех. На Славку наседают его друзья с Николаева, он лениво отговаривается, что ещё не решил. Наконец, от него отстают. Влюбчивый Славка пользуется успехом у девушек, наверное, решил, что у него имеется серьёзный соперник и хочет убежать от предмета своей любви. Подозреваем, что этот предмет - Галя, а соперник - Виктор.
   Приёмная комиссия не торопится уезжать из школы. Прибывший с капитаном красноармеец-коновод , он же ординарец, активно занят меблировкой помещения школьной столовой. Туда же часто проходят с вещмешками в руках техник-интендант Валевич и старшина, командир транспортного взвода. Похоже, командиры решили рюмкой чая отметить наш приём в курсанты.
   Вечернюю поверку проводит Сербин. Отдаёт двух курсантов в распоряжение Валевича и поручает Кузьменко вести взвод на прогулку.
   Проходим по вчерашнему маршруту. Поём песню и зыркаем по сторонам, стараясь в темноте рассмотреть стоящих возле домов девчат. На обратном пути колонну встречают с букетами в руках две девушки. Одна из них дарит цветы Кузьменке, а Галя - Андрееву. Пожилая женщина суёт сумку идущему в конце строя курсанту. Тот не отказывается, мы после ужина проголодались.
   Возле ворот колонну встречает Сербин, командует Кузьменке:
   - Веди взвод в школьную столовую. Для вас приготовлен чай.
   Кроме чая, каждому достаётся по сухарю с двумя кусочками колбасы. И в сумке оказалась буханка хлеба, кусок сала и чеснок.
   Командиры отсутствуют. Мы торжественно чокаемся кружками с чаем.
  
   2. УЧЁБА МОЛОДЫХ КУРСАНТОВ.
  
   На следующее утро - зарядка из 10-ти упражнений, потом кросс до реки и обратно, уже без отдыха. Абаев и Сербин неутомимы в способах изобретения для нас физических нагрузок. Снова прыгаем через козла, но он отодвинут уже дальше от линии толчка. Опять подтягиваемся на турнике по 10-ть раз. Доволен только Славка Андреев. Бег он переносит легко, говорит, что дыхание натренировал пением, а вот мышцы рук слабоваты. Мы понимаем, что в физическом развитии он хочет сравниться с Кузьменко.
   На вопрос Абаева о переводе в первый взвод Андреев и Нэтрэба ответили отказом.
   - Совсем хорошо. Тогда я буду делать из вас первый взвод. С сего дня и до присяги - курс молодого курсанта. Главное внимание буду уделять строевой и физической подготовке, а после получения оружия - стрелковой.
   Завтраком кормят по курсантской норме. На одну ложку каши больше, чем красноармейцам, да сверху посыпают рубленой капустой.
   Командиры тоже питаются с одного котла. Но у них нормы довольствия выше. Могут получить продукты для приготовления пищи дома. Таких не много. Военврач Зеленина в командирскую столовую не ходит. Получает продукты и готовит дома. Но сегодня она в столовой. Проверяет санитарное состояние. От её замечаний здоровяка-старшину бросает то в жар, то в холод, он готов сквозь землю провалиться. Наконец, военврач разрешает ему ходить по земле, то есть по столовой, свободно. Если он устранит замечания, выгонит из столовой мух и повесит на форточки занавески из марли. И чтобы ни одной мухи не было!
   Давно отвыкший от строя старшина подтягивает живот, принимает стойку "Смирно" и, рад, что легко отделался, рявкает на всю глотку:
   - Будет выполнено, товарищ лейтенант!
   От его крика мухи поднимаются в воздух. Старшина, вооружённый мухобойкой, с частью кухонного наряда, бросается на них в атаку.
   Возле крыльца школы взвод поджидает наш каптенармус. Строевым шагом, чего за ним не наблюдалось, подходит к помкомвзвода и докладывает:
   - Товарищ младший сержант! Получил приказ от военврача выдать курсантам поясные фляги. Также приказано передать марлю и кнопки. Свои форточки я уже заделал.
   Фляги удобно навешиваются на ремень. Чувствуем себя уже бойцами, как будто бы мы получили гранаты.
   Командир взвода сообщает о расписании занятий. До обеда - медицинская и строевая подготовка, потом - изучение уставов, снова строевая подготовка. После ужина - самоподготовка. Ночью, возможно, будет объявлена учебная тревога и кросс. В дальнейшем учебные тревоги будут объявляться неожиданно.
   Занятие по медицине - в красном уголке. Ровно в 8 часов заходит военврач. Сербин докладывает о готовности взвода к занятиям.
   - Не вижу. Может кто-то, младше по званию, доложит, как положено?
   Доклад Сербина повторяет младший сержант. Опять слышим в ответ:
   - Вы что, не догадались назначить дежурного по классу?
   Быстрее всех соображает Славка:
   - Товарищ лейтенант! Взвод в составе 31-го курсанта прибыл на занятие. Один курсант в наряде. Доска протёрта, тряпка и мел имеются. Дежурный по классу курсант Андреев.
   - Вольно. Садитесь. Дежурного прошу раздать тетради и карандаши. Всем, кроме младшего лейтенанта. Вы что, намерены присутствовать на занятии?
   - Да, намерен вникать во всё, чему учат курсантов, на сколько позволит служебное время.
   - Похвальное намерение. И будьте добры, позаботиться в служебное время об оборудовании отдельного класса для занятий. Красный уголок не всегда удобно занимать для учебных мероприятий.
   И ещё - почему во время занятий один курсант в наряде? Почему не подменили красноармейцем из взвода обслуживания?
   И ещё - я заметила на столе следы оружейного масла. Вы что, намерены здесь и оружие чистить?
   - Никак нет. Отдельная комната для занятий к 20-ти часам будет готова. Для чистки оружия обязательно подготовим помещение. Курсант из наряда через пять минут прибудет. Разрешите выполнять?
   - Выполнять разрешаю, а улыбаться - нет. Можете идти. Вы заняли у меня три минуты служебного времени.
   Записываем в тетради тему занятия - личная гигиена военнослужащих. Иногда удаётся конспектировать и отдельные фразы. Баня - через неделю со сменой белья. Ежедневно перед сном мыть ноги, это такая же часть тела, как и лицо. После еды - полоскать рот. Подружитесь с зубным порошком. Соблюдать режим питья. Не пить много во время больших физических нагрузок, лишняя вода обессиливает. Бактерии и грязь - источники заболеваний. Убивают бактерии прожариванием одежды, кипячением, морозом. Для дезинфекций употребляют хлорную известь, йод, мыло, спирт, растворы солей и кислот. Свежий чай очень полезен, предотвращает желудочные заболевания, утоляет жажду. Иногда применяют для промывки глаз.
   Звучит школьный звонок. И перерыв, как в школе, 15-ть минут. И курсанты, как школьники, радуются перерыву. Только у Сербина перерыва нет. Вместе с красноармейцами оборудует класс для занятий.
   Старший лейтенант Дятлов урок по изучению устава начинает с жалобы:
   - Имею приказ от своего начальника, майора по званию, срочно подготовить для него сводку. А капитан Тарасенко приказал мне провести с вами занятия по изучению дисциплинарного устава и принять зачёт. Я что, разорваться должен? Посоветуйте, чей приказ мне выполнять?
   Строит обиженное лицо и наивными глазами смотрит на нас. Отвечает Лёня Дроздов:
   - Вы обязаны выполнить последний приказ капитана, поставив его в известность, что выполняете приказ майора.
   - Все так думают? Может, кто не согласен?
   - Младший сержант Кузьменко. По уставу - так. Но лучше бы выполнить оба приказа. Дисциплинарный устав мы изучили, к зачёту готовы.
   - Вот молодцы. Но всё-таки почитайте ещё раз, пока я закончу свои дела. Через тридцать минут вернусь и приму зачёт. Только вы меня не выдавайте.
   Зачёт по знанию дисциплинарного устава взвод сдал.
   После перерыва снова сидим в классе и ждём преподавателя по строевому уставу пехоты РККА. Входит Абаев и прерывает доклад сержанта:
   - Почему в классе сидите? Кто же строевой устав учит в классе? Все на плац!
   Плацем служит беговая дорожка вокруг футбольного поля. По командам Абаева взвод выполняет множество перестроений, наглядно показывая все виды строёв, согласно устава. Строй сомкнутый, разомкнутый, расчленённый, походный. Такие понятия, как фланг, фронт, тыл, ширина фронта, глубина строя, дистанция, интервал - необходимо выучить и знать наизусть. Голова идёт кругом. Получаем совет:
   - Только теперь можно посидеть в классе и законспектировать первую главу. Лучше, чем в уставе, даже Абаев сказать не может.
   После обеда изучаем обязанности командиров и бойцов в строю. И даже вне строя. Устав запрещает, например, держать руки в карманах. Абаев грозит:
   - Увижу руки в карманах - прикажу насыпать туда песку и зашить.
   Переходим к изучению действий одиночного бойца без оружия. По командам Абаева сначала командиры отделений выполняют положения смирно, вольно, оправиться, ложись, встать и приветствия друг другу. Потом эти же действия многократно повторяют курсанты по их командам. Очень не просто правильно выполнить команды "Ложись!" и "Встать!". После двух десятков повторений осваиваем и эти действия.
   Строевой шаг изучаем по элементах, в замедленном темпе, стоя на одной ноге и вытягивая носок другой. Потом учимся правильно ходить строевым, для этого нужно делать 120-ть шагов в минуту. Начинаем соображать, для чего раньше в армии были барабанщики и почему со строевой песней ходить легче. Ускоренный шаг, это 135-ть шагов в минуту, а бег - 180 шагов в минуту. Без барабана выдержать эти разные темпы довольно трудно, но Абаев может.
   Уставшие до отупения, заканчиваем строевое занятие изучением поворотов в движении. Лейтенант подводит итог:
   - Общая оценка - удовлетворительно. При ходьбе - тянете ногу, сутулитесь и опускаете голову вниз. Сейчас займёмся исправлением этих недостатков с помощью физических упражнений. Показываю первое - махи ногами вперёд как можно выше, до уровня головы. Начинай!
   - Показываю второе - свести лопатки на спине, чтобы они торкнулись друг друга. Начинай!
   - Показываю третье - запрокинуть голову назад и задержать её в этом положении, смотря прямо в небо. Начинай!
   - Товарищ младший сержант! Проследите за выполнением этих трёх упражнений перед каждой вечерней прогулкой!
   Самоподготовку проводим уже в новом классе для занятий. Здесь просторней, чем в красном уголке. С нами командир взвода. К концу занятий с проверкой приходит капитан Тарасенко. Задаёт несколько вопросов по уставам, обращается к нам:
   - Неуверенно отвечаете. Вы - будущие командиры, будете учить бойцов. Каждый ответ курсанта должен звучать голосом командира, а не ученика. Отрабатывайте командирский голос! Перед принятием присяги - проверю.
   От усталости за день наши голоса действительно сели. Перед вечерней прогулкой вспоминаем метод ускоренного восстановления сил по рецепту военврача Зелениной. Ложимся спиной на траву и гоним прохладу от пальцев ног к сердцу. Кто-то сразу же засыпает. Потом его со смехом будят. Убеждаемся, что стали бодрее. Копируя голос лейтенанта, Кузьменко командует:
   - По рецепту Абаева первое упражнение - начинай!
   Выполняем все три упражнения. Запевала и сержант спорят, кому задавать темп строевых шагов. Выигрывает спор Андреев словами:
   - Я тебе не барабанщик и не метроном. Можешь не петь, а считать про себя - 22, 22, 22, и так далее. Каждое твоё 22 равно одной секунде, или двум шагам. А я растянутые ноты подгоню к шагам.
   Проходим по улице строевым шагом с песней. Жителей на улице меньше, чем в прошлые вечера, Гали не видно. У ворот стоит лейтенант Абаев:
   - Я считал шаги по темпу песни. Ровно 120, как у меня! За успехи в строевой подготовке младшему сержанту Кузьменко объявляю благодарность!
   После отбоя проходит пару часов сладкого сна. Будит команда:
   - Подъём! Форма одежды - без рубах!
   Надеваем брюки, обуваем сапоги и слышим голос Абаева:
   - Недостаточно быстро. Отбой!
   Раздеваемся и ложимся в постели. Снова раздаётся команда " Подъём!", потом " Отбой!", и так до пяти раз. Наконец, бежим знакомым маршрутом к реке и обратно. Только по дороге, а не по обочине. Мысленно благодарим луну, что освещает наш путь. Но дорога неровная, кто-то оступается и громко вскрикивает. Тотчас Абаев меняет маршрут на обратный. Бегущий в хвосте Сербин тихо напоминает, что ночью устав разрешает разговаривать вполголоса.
   До утреннего подъёма пару часов удаётся поспать. А с подъёма день начинается, как обычно. Первое занятие - медицинская подготовка. И снова военврач обращается к младшему лейтенанту:
   - Я заметила у некоторых курсантов усталые глаза. Вы что, на утреннем осмотре не спрашиваете, есть ли больные? Опрос проводить ежедневно.
   И ещё - лейтенант Абаев выглядит не отдохнувшим, попросил меня измерить пульс. А у вас спокойный невозмутимый вид. Как врач, обязана обратиться к капитану Тарасенко с просьбой о перераспределении физических нагрузок между вами.
   И ещё - помещение школы передаётся училищу. Здесь намечается поместить роту курсантов. Потрудитесь заранее подобрать и привести в порядок комнату с умывальником для медпункта. Хотя бы табличку повесьте.
   И ещё - я слышала, что курсантов должны направить на уборку урожая. Вы что, не позаботились о получении котелков? А из какой посуды они будут кушать?
   И ещё - курсанты не имеют подменного комплекта обмундирования, гимнастёрки пропотели, брюки грязные. Вы что, намерены обходиться без их стирки?
   И ещё - лейтенант Валевич мне сообщил, что приложил максимум усилий при оборудовании этого класса для занятий. Вы же отнеслись к этому делу без должного рвения. Ну что же, можете присутствовать на занятии.
   Тема занятия - закаливание и физкультура, их роль в личной гигиене .
   Лекцию прерывает посыльной:
   - Товарищ лейтенант! Младшему лейтенанту на выход! Срочно в штаб к капитану Тарасенко! А вас просят прибыть после окончания урока.
   Прежде, чем выйти, Сербин пишет записку и вручает её сержанту. После окончания урока Кузьменко её зачитывает и назначает исполнителей:
   - Суница и Нэтрэба! Вам - подыскать помещение для медпункта и повесить на двери табличку!
   Ищем комнату с умывальником. Свободной не находим. Умывальники имеются только в кухне-столовой, командирском общежитии и кабинете директора. Подозреваем наличие такового ещё в комнате, занятой под склад. Но дверь заперта и отпугивает надпись "Посторонним вход воспрещён". Решаем осмотреть это помещение снаружи, со двора. О, да в это помещение ведёт ещё одна дверь, наружная! Она закрыта. Предполагаем, что здесь раньше размещался медпункт. Ждём, когда освободится Сербин. Ему и Валевичу даёт последние указания капитан Тарасенко. Коновод держит повод его коня, Островский и Абаев уже в седле. Наконец, всадники отъезжают. Заметив нас, Сербин взмахом руки подзывает и приказывает:
   - В распоряжение лейтенанта Валевича.
   Валевич открывает замок на двери комнаты-склада. О, да тут две комнаты. В передней замечаем умывальник, склад - за второй дверью. На двух деревянных стеллажах до потолка аккуратно разложено воинское имущество. Интендант выставляет за дверь котелки, вручает накладную и наставляет:
   - Перенесёте котелки каптенармусу, обратно - накладную с его росписью. О том, что здесь видели - никому. Мой НЗ для вас - курсантов.
   Докладываем Сербину о результатах поиска комнаты для медпункта. По нашему мнению, лучше всего подойдёт помещение, занятое под склад. Командир некоторое время задумчиво смотрит на нас, потом изрекает:
   - Зачем обижать интенданта, радеющего о курсантах? Смените табличку на дверях, с надписью "Директор".
   Деревянную табличку с выжженной надписью мы не меняем, а переворачиваем обратной стороной. Иван красиво пишет "Медпункт" и рисует змею с чашей. Торопимся к взводу, услышав команду на построение.
   Командир объясняет обстановку и ставит задачи:
   - Получен приказ генерал-майора Гречкина всем училищам об оказании помощи колхозам и МТС в уборке урожая. Капитан Тарасенко поставил перед нашим взводом задачу помочь местной МТС в ремонте автомашин, тракторов и уборочной техники. Отремонтированные автомобили оформить в автопарк училища и использовать для транспортировки зерна на элеватор. В исполнение этих приказов определяю задачи на сегодня.
   Первое - всем получить у каптенармуса котелки и подменное обмундирование, переодеться и организовать по отделениям стирку.
   Второе - два отделения, третье и четвёртое прямо с обеда идут со мной в МТС для ремонта техники.
   Третье - два отделения, первое и второе под командой сержанта остаются в школе. Используются для несения внутренней службы и для заступления в кухонный наряд на завтра по столовой. Связь со мной по телефону МТС.
   Возле ворот МТС нас встречает директор, молодой и беспокойный. На левой руке - несколько укороченных пальцев. Уловив наши взгляды, говорит:
   - Сразу объясняю - на финской отморозил. Что же вы, молодые, можете? Мне ремонтники нужны! Как я вас по рабочим местам расставлю?
   Сербин кратко объясняет, что расставлять курсантов по рабочим местам будет он. Сначала просит показать автомобили.
   В гараже на колодках стоят два грузовика ГАЗ-АА без резины и один мотоцикл с коляской Л-300, тоже без колёс. Директор поясняет Сербину:
   - На ремонт приволокли на буксире, колёса сразу же сняли и уехали. Ремонт я сделал, а резину не рожу. Заявки сделал, да что толку? Снабженцу из сельхозснаба хотел уже морду набить, да по возрасту его сдержался. Выговор за невыполнение плана по мобилизации автотранспорта уже имею. Могу оформить передачу вам по акту, но без колёс. Выручите?
   - Выручим. После развода по рабочим местам идём на телефон.
   Кузнецы разводят огонь в горне, готовят к закалке кучу стальных деталей, определяя марку стали пробой на искру. Я готовлю токарный станок к работе, закрепляю резцы. Вместо изношенных деталей нужно точить новые. Шаблий с Дударенко назначены главными исполнителями по восстановлению двух тракторов и молотилки. После ухода на телефон Сербина, Иван это решение оспаривает:
   - Неисправность узлов молотилки определю сам. Хватит с вас и тракторов. Если не справитесь - зовите на помощь.
   Женя Половин сразу берёт на себя обязанности электрика и моториста, быстро определяет неисправность магнето на одном из тракторов. С магнето в руках бежит в контору сообщить об этом Сербину. Возвращается с кучей спецовок в руках, раздаёт курсантам, сообщает новости:
   - Обмундирование приказано беречь, не марать. Работаем сегодня до темноты. Директор вызвал повариху готовить для нас ужин, обещает накормить до отвала. К нам выезжает Валевич.
   Шаблий с Дударенко завели первый трактор. Звук мотора им не нравится. Ефим ставит локоть на блок цилиндров, палец суёт в ухо и прислушивается к шуму работающего мотора. Определяет, что стучат подшипники коленвала. Тут же разводят небольшой костёр, разогревают в консервной банке баббит и заливают его в отверстия над подшипниками. Мотор отремонтирован. Делают пробные поездки и определяют, что изношены втулки на ступицах передних колёс. Десяток курсантов приподымают передок трактора на колодки, снимают стальные колёса, выбивают втулки. До темноты я успеваю выточить две втулки, а наши трактористы - произвести сборку и обкатать стального коня.
   Перед ужином узнаю последние новости. Лейтенант Валевич привёз магнето для трактора и резину для колёс мотоцикла. После обкатки уселся в коляску и Костенко повёз его в Тузловские лагеря, до капитана Тарасенко с бумагами для подписи. После отъезда прошло уже два часа.
   Директор приглашает полувзвод на ужин, когда в ворота въезжает мотоцикл. Валевич передаёт директору утверждённые документы на передачу в училище двух автомобилей и мотоцикла. Оба чрезвычайно довольны, первый - что приобрёл, второй - что избавился.
   Ужин обильный, с мясом. После ужина командир назначает Половина старшим и велит походным строем идти в школу. Отяжелевшие от еды, некоторое время отдыхаем в курилке. С нами и Юра. Сербин сам привезёт Валевича на мотоцикле. Похоже, командиры согласились на предложение директора обмыть удачную сделку. А пить водку с подчинёнными запрещено.
   По дороге в школу усталость от еды проходит. Братья начинают песню:
   Мы - кузнецы, и дух наш молод,
   Куём мы счастия ключи.
   Вздымайся выше, наш тяжкий молот,
   В стальную грудь сильней стучи, стучи, стучи!
   У Николаши - хороший баритон, Николай немного басит. Решаем включить песню в репертуар взвода. Но не нравятся слова - "умрём" и "народ измученный". Поручаем Юрию заменить эти слова другими. Он соглашается.
   От забора одного из домов к нам спешит Славка, а за калиткой исчезает девичья фигурка. Выходить за территорию воинской части без разрешения нам строго запрещено, это - самоволка. Андреев оправдывается:
   - Я - в кухонном наряде, Кузьма приказал отдыхать до четырёх утра. Вот я и отдыхаю. Вы ему не говорите. А у Николаши красивый баритон, будем с ним по очереди запевалами. Постирка наша уже высохла и мы ее погладили. Вместо утюга - рубель и качалка. Ваша очередь гладить.
   Ночью, сквозь сон, слышим, как Кузьменко шёпотом будит кухонный наряд и уводит его в столовую. Утренний сон особо сладок, быстро засыпаем.
   Утром обязательная физзарядка отменена. Сербин объясняет:
   - Сейчас - пробежка до МТС, там нас ждёт завтрак. Курсант Костенко - в распоряжение лейтенанта Валевича, он ждёт возле мотоцикла. Работы по ремонту закончить до вечера. В 20-00 планируется убытие в колхоз. Побежали.
   Дальше ворот убежать не удалось. Навстречу - военврач:
   - Я слышала, у нас появился мотоцикл. Мне нужно объехать несколько аптечных складов и получить медикаменты. Водить я умею, мотоцикл забираю.
   - Курсант с мотоциклом передан до 12-00 в распоряжение Валевича по приказу капитана Тарасенко. В дальнейшем предполагается его использовать для обучения курсантов. Извините, мы спешим.
   Директор, одетый в комбинезон, и двое работников МТС уже проверяют сборку молотилки, закрепляют на тракторе шкив для привода, проверяют работу на холостом ходу. Иван деятельно им помогает. Молотилка заработала. Директор даёт новые задания:
   - Помогите комбайнёру в ремонте эвакуированного с Украины комбайна ЖКМ-4,6. Изготовлен в Запорожье на "Коммунаре", запчастей нет. Необходимо нагреть в горне и выправить изогнутый кронштейн, выдержав точное расстояние между двумя отверстиями. Сделаете - приступайте к сборке. Остальным придётся поработать напильниками, распиливая в шестернях круглое центральное отверстие на квадратное. Детали получил с завода, им так проще было их изготовить. Долбёжного станка у меня нет.
   Вручили пару деталей и мне. Предстоит утомительная работа. А почему бы не задействовать токарный станок? Беру отрезок квадратного вала, прошу Николашу его закалить. Закрепляю шестерню в патрон, а конец закаленного вала - во вращающий задний центр, сместив его немного в сторону. Через пару минут любуюсь аккуратным квадратным отверстием. Моё достижение директор воспринимает, как должное. Просит продолжать работу, а освободившихся курсантов загружает другой. Уже работает электросварочный аппарат, среди курсантов нашёлся сварщик. Сегодня директор - энергичный и толковый руководитель, в подсказках Сербина не нуждается. Да и нет его сейчас в МТС.
   Юра привёз на мотоцикле долгожданные шины и наши шофёры монтируют колёса. А командира он увёз в коляске на помощь Валевичу. Обратно возвращается только перед обедом.
   В перерыве Юрий делится своими впечатлениями о поездке с интендантом:
   - Подъехали к сельхозснабу и Валевич приказывает мне сопровождать его, мол, один лейтенант - хорошо, а с курсантом - лучше. Слушай, молчи и учись. Заходим в кабинет к начальнику снабжения, слушаю разговор:
   - Наша воинская часть должна получить от МТС два автомобиля и мотоцикл. К сожалению, они не укомплектованы. Прикажите выдать со склада шины согласно заявки от МТС.
   - Всегда готов помочь нашей доблестной армии. Обязательно прикажу всё выдать. Пусть директор зайдёт ко мне с заявкой. Всё сделаю, чтобы через две-три недели вы смогли получить из МТС машины.
   - Зачем же вам утруждать себя приёмкой новой заявки и вести трудные переговоры по её обеспечению с вышестоящими товарищами? Я, случайно, захватил с собой второй экземпляр. Сроки по обеспечению давно прошли. На заявке стоит ваша подпись.
   - Ах, вы об этой! Извините, совсем забыл. Столько работы, голова кругом идёт. Припоминаю, какой-то разговор с директором был. Такой грубиян. А вы ещё совсем молодой человек, но уже интеллигентный, с вами приятно иметь дело. Давайте договоримся. Только пусть этот солдатик выйдет. Он торчит за вашей спиной и это меня нервирует.
   - Это мой адъютант. Можете говорить при нём.
   - О, значит вы уже майор? Извините, кубики со шпалами путаю. Значит так, я даю вам два колеса для мотоцикла и мы расходимся. Зачем вам третье колесо? Мотоциклы прекрасно ездят и на двух колёсах. Вы мне нравитесь, поэтому, исключительно для вас, даю ещё аптечку для ремонта камер.
   - Мотоцикл с коляской ездит на трёх колёсах, четвёртое - запасное. А для двух автомобилей прошу выдать 12-ть комплектов шин, согласно заявки.
   - Ах, какой вы несговорчивый. К сожалению, на складе ничего нет. По личному указанию секретаря обкома товарища Двинского, всё выдал для машин, направленных на уборку урожая. А у меня ещё столько работы, столько работы.
   Направляемся в военкомат. Капитан, не стесняясь в выражениях, ругает по телефону начальника сельхозснаба и возлагает на него ответственность за срыв мобилизационного плана.
   Заезжаем в штаб по уборке урожая. Валевич объясняет, что выезд двух автомобилей для перевозки зерна срывается, нет резины по вине начальника сельхозснаба. Следует телефонный разговор секретаря райкома со снабженцем. Мы возвращаемся к начальнику. Он встречает Валевича, как лучшего друга:
   - Ах, какое досадное недоразумение! Почему же вы сразу не сказали, что это для уборки урожая? Зачем нужно было беспокоить столь уважаемых мною людей? Товар уже на складе подобран и с нетерпением вас ждёт. Я старый человек, и сразу определил у вас редкий в наше время талант. Вы не с Одессы?
   - Нет, я белорусский еврей.
   - Что вы говорите? Никогда не думал, что в наших республиках так быстро смогут вырасти такие замечательные кадры. Вот что значит советская власть! Вы далеко пойдёте, молодой человек.
   Комплект резины по заявке МТС получен. Но Валевич приказывает:
   - Вези ко мне Сербина. Мне нужна его фуражка пограничника. Майор -снабженец начинал службу в погранвойсках. Попробуем получить ещё один комплект у армейцев по моей заявке.
   Идём сначала к заместителю майора. Капитан, увидев Валевича и сопровождающих, выражает недовольство:
   - Ты что, Семён, опять явился? Я же тебе сказал, что твои заявки будут удовлетворены на уровне обеспечения других училищ, и только самовывозом. Нечего лезть впереди батька в пекло. А на шинели и тёплое обмундирование есть приказ начальника тыла Красной Армии генерала Хрулёва - выдачу в тёплое время года в южных округах запретить.
   - Вот я насчёт самовывоза и явился. Завизируешь мою заявку на комплект резины для двух полуторок и мотоцикла - будет тебе самовывоз. Я транспорт получил, но без колёс. Для тебя же стараюсь.
   - Ну, ты, Семён, молоток. Будешь нам, тыловикам, помогать - визирую. Только утвердит ли майор - не знаю. Пошли к нему.
   Майор внимательно выслушивает доклад капитана, задумчиво смотрит на заявку. Потом переводит взгляд на ладную фигуру младшего лейтенанта, красиво стоящего по стойке "смирно", интересуется:
   - А зачем явился ко мне пограничник?
   - Выполняю приказ генерал-майора Гречкина по обеспечению автотранспортом курсантов училища.
   Майор недовольно поворачивается к капитану:
   - Что за приказ, почему я не знаю?
   - Это по училищам, нас не касается.
   - Генерал-майор Гречкин сейчас замещает командующего. Его приказы всех касаются. Заявку утверждаю.
   Второй урок интендантской изворотливости получаем от старшины, заведующего столовой. Он должен обеспечить взвод продуктами на 10-ть дней работы в колхозе. Прибываем к нему целым отделением.
   Старшина сидит за столом в своём кабинете. Перед ним лежат канцелярские счёты, ручка с чернильницей и накладные. С необычной быстротой перемещая костяшки счётов, он подсчитывает положенные нам по нормам калории, переводит их в килограммы продуктов, выписывает накладные, да ещё успевает нас поучать:
   - Вместо хлеба даю муку. В колхозе из неё и хлеб спекут и галушки для вас сварят. Вместо мяса - два бочонка селёдки, один отдадите завхозу, будете с мясом. Все крупы заменяю пшеном, будет вам кулеш. Сливочное масло, сало и прочие жиры заменяю подсолнечным, несколько порожних оплетённых бутылей из под вина найдёте в командирском общежитии. Ваш бидон я не отдам. Зачем он вам? Воду вам в деревянной бочке будут привозить. Вместо бидона дарю двухведёрный чугунный котёл. Правда, он с дыркой на дне, но вы заварите. Что значит - чугун не варится? Если не знаете как, спросите у цыган, их табор стоит недалеко. Соль, чай, сахар, лавровый лист и прочие специи тоже получите на базе. Вот вам накладные, и - аллюр три креста на базу.
   С кучей накладных и дырявым котлом предстаём перед командиром, ожидая разноса. Но младший лейтенант усмехается:
   - Правильный старшина. Зачем ему опустошать свои кладовые, если можно всё это получить на базе? А котёл можно заварить. Намотайте на электрод медную проволоку, с медью чугун варится.
   На базе получаем не весь набор продуктов. За мукой едем на мельницу, за подсолнечным маслом - на маслобойку. С транспортом туго, на нашу полуторку смотрят с завистью.
   Выполняем приказ взять с собой фляги, котелки, одеяла и вещмешки. Иван успевает нарисовать портрет кого-то из братьев, один на двоих. Они сегодня объявлены лучшими.
   Перед отъездом - построение. Слушаем командира взвода:
   - Перед нами поставлены две задачи. Первая - помочь колхозу в уборке урожая и доставке зерна на элеватор. Машины должны ездить круглосуточно. Вторая - обучить курсантов водить автомобили и мотоцикл. В каждом рейсе рядом с водителем должен сидеть стажёр. К обучению стажёров приступаем сейчас. Машинам следовать за моим мотоциклом. За станицей Донской нас встретит председатель колхоза. По машинах!
   Едем весело, с пением. В исполнении курсантов старая революционная песня приобрела антифашистское звучание.
   Мы - кузнецы, и дух наш молод,
   Куём мы счастия ключи.
   Вздымайся выше, наш тяжкий молот,
   В стальную грудь сильней стучи, стучи, стучи!
   Мы светлый путь куём народу,
   Свободный путь для всех куём,
   И за желанную свободу
   На бой с фашизмом мы идём, идём, идём!
   Мы - кузнецы Отчизны милой,
   Мы только лучшего хотим,
   И мы недаром тратим силы,
   Недаром молотом стучим, стучим, стучим!
   И после каждого удара
   Редеет мгла, слабеет гнёт,
   И по полям земного шара
   Народ на бой с врагом встаёт, встаёт, встаёт!
  
   Председатель колхоза встречает колонну и, по просёлочной дороге, ведёт её на полевой стан. Горит костёр, пахнет кашей. Спать будем под навесом. Сгружаем продукты. При виде мешков с мукой председатель оживляется:
   - Сапожник сидит без сапог, а колхозник - без муки. На мельнице очередь, да и ехать далековато. Зерна много, да корысти от него мало, разве для птиц. Промежуточный это продукт. С меня люди муку требуют. Не сделаете ли рейс на мельницу?
   - Сделаем. Всю ночь возить будем. Зерно хорошего качества разрешено сдавать прямо на мельницу, минуя элеватор. Зачтётся колхозу, как сдача государству. Обратно будем привозить муку, положенную колхозу в оплату за сдачу зерна.
   - Тогда едем на ток, зерно там, как золото, провеяно и просушено. Залежится - опять перелопачивать придётся, а рабочие руки где взять? Загружать поможете?
   В первый ночной рейс машину ведёт командир, стажёром у него Половин. Вторую машину ведёт Шаблий, я у него стажёром. По пути в Новочеркасск, слушаю его поучения, обратно машину веду сам. После возвращения места стажёров занимают братья. Стажёры меняются через один рейс, водители через два. Сделав с перерывами на отдых два рейса, за рулём чувствую себя уверенно. Заливку бензина в топливный бак, воды в радиатор и заводку двигателя вручную выполняют только стажёры.
   Иван назначен бригадиром курсантов, занятых жатвой, подвозкой снопов и их скирдованием. Бывший агроном уверенно командует курсантами, объясняя, показывая и покрикивая. Явно копирует Абаева, повторяя его словесные выкрутасы. В его распоряжении мотоцикл и он первым научился его водить. Мотоцикл постоянно на ходу, перевозя продукты и людей, выполняя поездки между полевым станом, током и станицей. В промежутках между рейсами освоил вождение мотоцикла и я. Но главная задача - вывоз зерна. Каждые сутки, Сербин и председатель колхоза, должны по телефону сообщить о тоннах сданной государству пшеницы и о гектарах убранной. А капитан Тарасенко напоминает: каждый курсант должен уметь водить автомобиль и мотоцикл. Обещает приехать с проверкой.
   Командир вынужден ускорить подготовку водителей. Сегодня в самостоятельные рейсы назначены братья Темнохуд. После них - я и Половин. Пока отдыхаю в тени навеса, удобно устроившись на сиденье мотоцикла. Подходит председатель:
   - Ты свободен? Нужно к цыганам съездить.
   С мешком муки в коляске подъезжаем к цыганскому табору. Несколько дырявых шатров, повозки, кони, собаки, детвора и мужики. Сущатся рыбацкие сети, видимо ночью ловили рыбу. Женщин мало, в основном старухи. Молодые отправились по станицам и хуторам гадать.
   Ставим мешок с мукой на землю. Нас обступает детвора и несколько цыганок. Шум и гам невообразимый. Но всё стихает, когда подходит чернобородый пожилой цыган. Вожак. Гордый, на мешок не смотрит. Гортанным голосом спрашивает:
   - Чего надо?
   - Помощь нужна. Конями и людьми. Снопы до скирды свозить. Ещё вёдра нужны, совки для зерна, вилы для снопов. Сделаете? Оплата мукой.
   Цыган показывает в улыбке крепкие зубы, приветливым взмахом руки приглашает председателя к костру. Мешок с мукой и цыганками исчезает в одном из шатров. Возле мотоцикла остаётся пожилая цыганка, пристаёт ко мне:
   - Молодой, красивый, давай погадаю. Всю правду скажу, что нагадаю, то и сбудется.
   Отказаться неудобно, да и любопытство появляется. Что же она мне нагадает? У меня есть три рубля с мелочью. Кладу это богатство в протянутую руку. Цыганка меня внимательно рассматривает чёрными глазами. Взгляд у неё пронизывающий, как у нашего особиста. Берёт мои ладони, рассматривает извилины. Наконец, изрекает:
   - Ждёт тебя длинная дорога, очень длинная. Пройдёшь её по кругу. Хорошо воевать будешь, но славы не добудешь. Много друзей потеряешь, очень много. О моём гадании им не говори. Молнии не бойся, грома бойся. Два раза гром твоей головы коснётся, но останешься жив, домой вернёшься. Будут у тебя дети, внуки. Жить будешь восемьдесят лет, может больше.
   Я озадачен. В гадания не верю, но слова цыганки крепко врезаются в мою память. Предчувствую в них долю правды.
   Выполняю самостоятельно первый рейс с зерном до Новочеркасска. Стажёром у меня Сашка Гуленко. Удивительно жизнерадостный парень. Очень исполнительный, но его постоянно что-то отвлекает. Я веду машину и объясняю свои действия. Так меня обучал Шаблий. Сашка слушает в пол-уха. Перед поездкой ему дали порулить сотню метров, и он уже считает себя водителем. Уступая его просьбе, передаю баранку. Машина идёт неровно, толчками, с зерном в кузове такая езда не допустима. Забираю руль. Сашка надулся, смуглое лицо потемнело от обиды. Но долго обижаться он не умеет. Снова посматривает по сторонам, насвистывая что-то весёлое. На разгрузке зерна прошу сержанта поменяться стажёрами. Кузьменко смеётся:
   - Нет у тебя, Петро, командирской жилки. Вспомни, я рассказывал, как меня в автошколе учили. Так и действуй. До полной утомляемости стажёра, тогда он перестанет взбрыкивать.
   Поручаю Сашке заехать на узкую рампу для разгрузки. Заехал, хотя лоб и взмок от волнения. Приказываю открыть борт и разгрузить кузов, потом деревянной лопатой и веником сгрести остатки зерна. Закрыть борт, сбегать к окошку и взять квитанцию о сдаче зерна. Заехать на заправку и долить в бак бензин, даю талон. Сашка вручает талон сторожу, тот кивает в сторону цистерны. Мой стажёр наполняет ведро, несёт к машине и сливает в бензобак. Возле машины несколько капель пролил. Ничего страшного, просто это место нужно посыпать песком. Сашка идёт к ящику с песком, приносит совок, пустой относит назад. Теперь можно заводить двигатель. Это просто, нужно только несколько раз провернуть коленвал рукояткой. Стажёр остервенело крутит рукоятку, но двигатель не заводится. Наконец, до него доходит, что забыл включить зажигание. Возвращается в кабину, включает тумблер и негодующе смотрит на меня. Я сижу на месте стажёра и молчу.
   Мотор заведён, Сашка со вздохом садится за руль. Я напоминаю:
   - Руки!
   Вылезает из кабины, моет руки, садится.
   - Стекло!
   Вытирает от пыли лобовое стекло, стараясь не замазать руки.
   - Шины!
   Снова вылезает из кабины, обходит вокруг машины, стуча сапогом по колёсам, докладывает:
   - Давление нормальное. Можно ехать?
   - Трогай!
   При переезде через магистральное шоссе видим дорожный знак. Не доезжая до него, велю остановить машину, и спрашиваю:
   - Что означает этот знак?
   - Не видно, пылью покрыт.
   Хитрит Сашка, знак отчётливо виден. Велю протереть знак. После пробежки туда-сюда в голове стажёра проясняется:
   - Знак, запрещающий выезд на шоссе без остановки.
   Едем дальше, проезжаем мост через речку Тузлов. Спрашиваю:
   - Что означает знак перед мостом?
   - Не заметил я знака.
   - Беги и посмотри.
   Возвратившись, докладывает:
   - Ограничение грузоподъёмности. Не более 10-ти тонн. И с этой стороны моста такой же знак. Зачем же я бежал через мост? Только ноги натрудил.
   - Придётся ещё пробежаться с ведром до речки. Нужно долить воды в радиатор. Из-за медленной езды и частых остановок пар появился.
   Дальше едем без остановок, но Сашке делаю замечания:
   - Перед выбоиной не сбросил скорость.
   - Не вовремя переключил передачу.
   - Не притирай машину к подводам, коней напугаешь.
   - Не лезь в "карманы" с правой стороны.
   Подъезжаем к полевому стану. Конец пути и Сашка расслабился, а напрасно. Дорогу пересекает отара овец. Машина виляет в сторону и ударяет овцу. Гуленко выскакивает из кабины, пытается определить степень ранения и помочь животному. Чабан же герлыгой пытается нанести удар по Сашке. Это ему не удаётся, Сашка оказывается проворней овцы. К месту дорожно-транспортного происшествия уже спешат курсанты и Сербин. После короткого разбора командир отстраняет Гуленко от езды и обещает чабану наказать виновного нарядами вне очереди. Старик оживляется и обращается к Сербину:
   - А вы его лучше направьте завтра ко мне в помощь. Пора овец стричь, а стригаля нет. Лучше этого наказания не придумать. А овцу заберите и прирежьте, я председателю скажу, что она хромала.
   Гуленко ловко снимает с овцы шкуру и умело рубит мясо на части. Повариха таким помощником не нахвалится:
   - Сразу видно, из села хлопец. Да ещё и наш, степняк, всё умеет делать. Да за такого парня любая красавица замуж пойдёт, даже моя. Одними песнями сыт не будешь.
   Славка и Николаша переглядываются. Это упрёк в их адрес. Оба ухаживают за красивой дочкой поварихи. Она помогает матери на кухне и крутит головы многим курсантам. До поздней ночи длятся посиделки станичных девчат с курсантами, далеко слышно их пение и звуки гитары.
   Сегодня вечером - кино. На полевой стан приехала кинопередвижка. Экраном служит белая простыня, укреплённая на молотилке. Перед началом фильма "Волга-Волга" лектор сообщает о событиях на фронте. В конце - радостное сообщение: 2-го августа наши войска под командованием генерала Костенко перешли в наступление. Освобождены райцентры Мироновка, Богуслав и десятки сёл. Наступление наших войск с Корсуня продолжается.
   Лектору подробности неизвестны, кто такой генерал Костенко - не знает. Выручает председатель колхоза:
   - Да это, видно, Федька Костенко с Большой Мартыновки, что на том берегу Дона, мой годок. С нашей станицы многие казаки под его командой служили. Гутарили, что пару лет назад кавалерийской дивизией командовал. По заданию товарища Сталина единоначалие отрабатывал. Без комиссара, значит. Сам за всё отвечал. Когда я служил, он старшиной эскадрона был. Добрый казак.
   У председателя - свои проблемы. На полевом стане растёт гора зерна после обмолота. Под открытым небом. А если пойдут дожди? Мы же возим просушенное зерно с тока, там оно хранится под навесом. Иван советует возить зерно на элеватор прямо с бункера комбайна, не просушивая и не провеивая. Председатель опасается, что после контроля зерно могут с элеватора возвратить, или зачтут, как фуражное. Тогда выговора ему не миновать.
   - Уже имею один выговор, что не обменял весь семенной фонд на скороспелые сорта, засеял пшеницей позднего созревания. У соседей-торопыг скороспелки осыпаются, а мои стоят.
   Спор прекращает комбайнер:
   - Давно нужно возить, минуя ток. Поле без сорняков, а колосья бывают влажными только от ночной росы. Солнце, ветер колосья подсушат - и зерно сухое. А за очисткой от половы я слежу.
   Иван уже командует:
   - Петро, подъезжай под комбайн, загружайся. Я с тобой тоже поеду на элеватор, поговорю с лаборантами.
   Незаметно Иван обосновался на месте стажёра. Днём увозим зерно прямо после обмолота, но гора зерна на полевом стане продолжает расти. Двух машин явно недостаточно для вывоза, хотя они работают круглосуточно. Штаб по уборке урожая машин не обещает. Сербин звонит Валевичу, тот обещает прислать на три дня машину в обмен на мотоцикл.
   На следующий день к полевому стану подъезжает грузовик ЗИС-3. Из кабины выходит капитан Тарасенко, за рулём - незнакомый лейтенант. Капитан передаёт машину Сербину, приказывает закрепить её за водителем, использовать только для транспортировки зерна. Лейтенант-автомобилист прибыл для принятия зачёта по управлению мотоциклом и автомобилем. Капитан намерен пройтись по стерне, оценить внешний вид курсантов, работающих в поле.
   Курсантов от молодых станичных ребят можно отличить только по армейским брюкам и коротко остриженным волосам. Все, кроме водителей, работают без гимнастёрок и босиком. Первым на глаза капитану попадает смуглый парень в солдатских брюках. Капитан его останавливает:
   - Курсант, ко мне! Почему без пилотки? Почему не пострижен? Как фамилия?
   Вольной походкой свободного человека молодой цыган подходит до капитана:
   - А зачем она нужна, пилотка? И зачем стричься? Волосы защитят голову от жары и от холода. А фамилия моя Лойко. Бери меня в армию, курсантом буду. Я читать-писать немного умею. На коне езжу, бороться могу. Винтовку дашь - с немцами воевать пойду. Много цыган они убили, хочу им отомстить. Я не один такой, все цыгане хотят воевать против Гитлера.
   - Обратитесь в военкомат, товарищ Лойко. Там сейчас идёт призыв кавалеристов.
   Звучит удар молотка по рельсу - обед. Младший лейтенант просит капитана снять пробу. Повариха щедро наполняет котелки командиров наваристой ухой, приговаривая:
   - Кушайте на здоровье! Уха двойная, да я ещё троих молоденьких петушков в котёл положила. Ваши курсанты, спасибо им, утром в Аксае рыбки неводом наловили. А обратно ехали через хутор, так троих петушков придавили. Петушки, говорят, сами виноваты, под колёса мотоцикла так и бросаются. А после ухи рыбки отварной отведайте. А на второе каша с бараниной. Мясо свежее, вчера вечером овцу пришлось прирезать. Такая глупая, не уступила дорогу машине, на которой ваш курсантик ехал. А он, молодец, сам шкуру снял и тушу разделал. Сразу видно, хозяин. А командир у него очень строгий. Мало того, что отстранил Сашку от езды, так ещё и на кошару его заслал, овец наказал стричь. Вы уж повлияйте на этого серба, строгий он очень. Курсантам только и отдых, когда он ночью зерно возит. И на гитаре играют, и песни с нашими девками поют. Моя дочка только под утро домой заявляется. Дело, конечно, молодое, но не каждый же вечер. Так я им, сегодня на ужин, пампушки с чесноком наготовлю, чтобы не целовались. Да вы кушайте, кушайте.
   Вы уж извиняйте, вместо чая у нас арбузы. Тут баштанов вокруг много, так ваши курсанты, спасибо им, каждый день арбузы привозят. И дыни возят, и помидоры. Вокруг всего много, а транспорта нет, чтобы на базар вывезти. Потому и живём не богато. Вы уж извиняйте, что обед скромный.
   Командиры благодарят повариху за вкусную еду. У капитана красные уши, как у школьника после взбучки. Лейтенант с трудом сдерживает смех.
   Работа в колхозе - от зари до зари. Но перерыв на обед - два часа. Капитан Тарасенко приказывает лейтенанту принять зачёт по управлению мотоциклом и автомобилем. После краткого опроса и пробной езды на мотоцикле нескольких курсантов зачёт принят. Лейтенанта интересует наезд в километрах каждого курсанта на автомобиле. Такие данные у Сербина есть. После каждого рейса водители сдавали квитанции учётчику, а тот, по его просьбе, записывал фамилии водителя и стажёра. Наезд у всех приличный, кроме Гуленко. Сашки среди нас нет, он стрижёт овец. Капитан приказывает одному из курсантов привезти стригаля на мотоцикле.
   Сашка лихо подкатывает, сидя за рулём. В коляске сидит чабан. Кряхтя, дед вылезает из коляски и идёт в атаку на капитана:
   - По какому праву срываете план поставки шерсти государству? Шерсть - это сырьё для военной продукции. Шинели и галифе суконные любите носить, а из чего их делают, не знаете? Почему забираете моего стригаля? Его отец обучил стричь овец. Где я найду ему замену?
   Капитан вытирает вспотевший лоб, успокаивает чабана, приказывает курсанту проехать десяток метров передним и задним ходом на машине. Это Сашка умеет. Зачёт по управлению автомобилем взвод сдал.
   Успокоенного чабана и Сашку обратно увозят стричь овец, а мы задаём лейтенанту-автомобилисту вопрос?
   - Почему в нашей стране так мало автомобилей?
   - Потому, что нет каучука для производства шин. В 1937 году мы вышли на первое место в Европе по производству автомобилей. После этого капиталистические страны заблокировали закупки каучука, производство пришлось сокращать. Сейчас в предгорьях Тянь-Шаня выращивают кок-сагыз, из которого делают резину, разворачивается производство синтетического каучука. Да и союзники обещают продавать нам автомобили и шины.
   Капитан Тарасенко даёт последние указания Сербину, и командиры уезжают на мотоцикле. Младший лейтенант доводит их до сведения курсантов:
   - Водителям перейти на 3-х сменный режим работы. Все три машины закрепляю за 4-ым отделением, старший - командир отделения. 9-ый водитель - курсант Гуленко, когда закончит стричь овец.
   - Подготовиться к марш-броску из колхоза до Новочеркасска, потом до летнего лагеря. Вводится пробежка утром и вечером за счёт сокращения времени на сон. Подъём - на полчаса раньше, отбой - на полчаса позже.
   - Установить и строго соблюдать распорядок дня. Вечерницы с девчатами отменяются. Прощаться будете песней. Я слышал, Андреев уже напевал новые слова на мотив "Прощания славянки".
   За оставшиеся до отъезда два дня помогаем колхозу закончить жатву пшеницы и успеваем заскирдовать снопы. Кучу зерна под открытым небом вывезти не удалось. Элеватор переполнен, и приём зерна от колхозов прекратил. Железная дорога с объёмом перевозок не справляется, вывоз муки и зерна в глубь страны происходит очень медленно.
   Последний завтрак в колхозе сытный. Кроме каши с мясом - свежее молоко и мёд. На дорогу - круг брынзы. Председатель рекомендует более короткий путь до Новочеркасска:
   - Телега там не проедет, а пеший пройдёт. Чего вам лишние вёрсты ноги трудить? А за работу - благодарим. Присылайте машины за овощами для госпиталя и столовых.
   Строимся в колонну и начинаем движение с песней. Звучит курсантский напев " Прощания славянки".
   Наступает минута прощания,
   Отправляемся мы в лагеря.
   И ловлю я родное дыхание,
   А вдали уже дышит гроза.
   Дрогнул воздух туманный и синий,
   И тревога коснулась висков,
   И зовёт нас на подвиг Отчизна,
   Слышно поступь курсантских шагов.
   Прощай, милый край,
   Труба зовёт в поход,
   Но ты не забывай
   Наш боевой курсантский взвод.
   Не плачь, не горюй,
   Напрасно слёз не лей,
   Лишь крепче поцелуй,
   Когда вернусь из лагерей.
   Степь донская, в степи полустанки,
   Свет вечерней и новой зари -
   Не забудь же прощанье славянки,
   Сокровенно в душе повтори!
   Нет, не будет душа безучастна -
   Справедливости светят огни...
   За любовь, за великое братство,
   Отдадим мы все жизни свои.
   Прощай, милый край,
   Ты нас вспоминай,
   Прощай, милый взгляд,
   Не все из нас придут назад.
   Прощай, милый край,
   Ты нас вспоминай,
   Прощай, милый взгляд,
   Прости - прощай, прости - прощай.
   Летят, летят года,
   А песня - ты с нами всегда:
   Тебя мы помним,
   И в небе тёмном
   Горит курсантская звезда.
   Тебя мы помним,
   И в небе тёмном
   Горит курсантская звезда.
   Прощай, милый край,
   Ты нас вспоминай,
   Прощай, милый взгляд,
   Не все из нас придут назад.
   Прощай милый край,
   Ты нас вспоминай,
   Прощай, милый взгляд,
   Прости - прощай, прости - прощай.
   После окончания песни переходим на бег. Марш-бросок - это чередование бега с ходьбой. Через четыре часа прибываем в школу. За наше отсутствие, стараниями Валевича и красноармейцев сделан небольшой ремонт здания, полы покрашены. Интендант торопит взвод получить противогазы, саперные лопатки и поясные патронташи. После обеда взвод на оружейном складе должен получить оружие.
   Получаем самозарядные винтовки Токарева - СВТ. Штык у винтовки плоский, в не боевой обстановке полагается носить на поясном ремне. Магазин вмещает две обоймы по пять патронов. Десять выстрелов можно сделать, не передёргивая затвора, отвод его в крайнее положение осуществляется силой пороховых газов. Для регулировки имеется газовый регулятор.
   Сложность конструкции винтовки нас не смущает. Под наблюдением командира взвода производим неполную разборку, чистку и смазку. Любознательный Нэтрэба хочет произвести полную разборку, но командир это запрещает. Необходимо прежде хорошо изучить материальную часть и сдать зачёт, а сейчас по плану занятий - действия бойца с оружием, занятия по строевому уставу.
   Изучаем ружейные приёмы, перебежки и переползания, постепенно привыкая к общению с оружием. Взвод готовят к принятию присяги.
   Присягу принимаем в субботу, 16-го августа, в день Авиации. Стоя с оружием, каждый громко зачитывает текст присяги, даёт клятву защищать Родину. Это - очень серьёзно и немного торжественно.
   В день присяги полагается небольшой отдых, но отдыхать не пришлось. День Авиации в армии - праздник, сегодня всем военнослужащим положено по сто грамм водки. Для нас водку заменили на двести грамм креплёного вина. Получать бутылки с вином в столовую и устраивать разлив старшина не хочет. Пустые винные бутылки в августе 41-го представляли гораздо большую ценность, чем вино, и были на строгом учёте. Их заправляли зажигательной смесью и отправляли на фронт для борьбы с немецкими танками.
   Старшина помнит, что у курсантов имеются фляги, и отправляет взвод на базу за вином. Не скупясь, выдают нам бутылки с красным вином. Мы наполняем вином фляги и возвращаем пустые бутылки. Работник базы объясняет, что всем военнослужащим выдача спиртного положена только в дни государственных праздников, а на фронте - ежедневно, в конце дня, только для участников боевых действий.
   Вечером - ужин с вином, на законном основании. Взвод отмечает окончание курса молодого курсанта. Младший лейтенант Сербин беспокоится напрасно, пьяных нет. Да и выпили мы не больше нормы. Запасливый Кузьменко излишки вина спрятал в медпункте. Но вино добавило оптимизма, жить стало веселей.
  
      -- КУРСАНТСКИЕ БУДНИ.
  
   По плану занятий должны отрабатывать штыковой бой. Теорию изучили по строевому уставу. Имеем понятие об уколах штыком, отбивах и ударах прикладом. Сербин и Кузьменко вооружились палками. Курсанты с винтовками должны по очереди на них нападать, наносить уколы штыком или удары прикладом. Перед началом занятия появляется лейтенант Абаев. Запрещает вести штыковой бой новенькими винтовками, вручает две учебные, старые, со следами вмятин и ударов. Это следы обучения штыковому бою курсантов, находящихся в летних лагерях. Несколько курсантов получили ушибы и царапины. Винтовки подлежат сдаче в оружейную мастерскую для ремонта.
   Абаев задерживает наше отправление в лагерь. Он переполнен, кроме того, ему приказано, вместе с Валевичем, получить на складах оружие для всех курсантов училища. Сейчас винтовки имеет только каждый третий курсант. Приказывает командиру взвода продолжать занятие и уезжает на мотоцикле вместе с Валевичем. Интендант уже освоил вождение и неохотно уступает место за рулём Абаеву.
   Обучение штыковому бою без царапин и ушибов не бывает. От неумения, азарта и торопливости. Больше всего страдают руки. Приходящий по вечерам фельдшер равнодушно смазывает царапины йодом, к ушибам велит прикладывать капустные листья. Чаще всего в медпункт сержант приводит на лечение братьев Темнохуд. Упрямцы желают победить сержанта, вот им больше всех от него и достаётся. В качестве утешения, сержант наливает им по сто грамм вина из припрятанных запасов. Фельдшер вина не пьёт, предпочитает чистый медицинский спирт. Военврач Зеленина в медпункте не появляется. Вместе с фельдшером они прикреплены к военному госпиталю, недавно размещённому в городе. Медицинского персонала не хватает, большую часть суток они проводят в госпитале.
   Гали в командирской столовой нет. Поступила на курсы медсестёр при госпитале, хочет получить направление в медсанбат, оказывать первую помощь раненным на поле боя.
   Получить оружие Абаеву не удаётся. Все запасы с оружейных складов округа были отданы в части, направляемые на фронт. Для училищ действует норма вооружения - одна винтовка на троих. Возможно, это справедливо для артиллерийских училищ, но для пехотных это грозит срывом учебного процесса. Капитан Тарасенко приказывает Абаеву продолжать поиски, грозит задержать присвоение очередного воинского звания. Абаев обретает "второе дыхание".
   При сдаче в оружейную мастерскую на ремонт двух винтовок, узнаёт, что на складе имеется несколько сотен отремонтированных винтовок, но не прошедших испытаний при стрельбе. Слишком большой разброс пуль из за искривления канала ствола. Специалиста по правке стволов нет, мастер с завода вызван, но неизвестно, когда приедет. А в оружейной мастерской срывается план. Начальник мастерской согласен передать все бракованные винтовки училищу немедленно, при условии, что Абаев подпишет акт об отсутствии претензий. Абаев акт подписывает. Наш взвод завозит винтовки в школу.
   Внешне винтовки выглядят как новые. Абаев выбирает две и едет на мотоцикле для их отстрела на стрельбище. Возвращается разочарованный. Разброс пуль превышает допустимый круг в 15-ть сантиметров. При осмотре внутреннего канала ствола на свет заметны тени. Попытка наших кузнецов с помощью молотка и наковальни отрихтовать стволы успеха не приносит. Теперь вся надежда - на мастера с оружейного завода.
   Абаев берётся за телефон. В поисках нахождения мастера задействует все инстанции, вплоть до штаба округа. Наконец, ему сообщают, что мастер следует московским поездом до Ростова, можете снять его в Новочеркасске. Фамилию мастера телефонист не разобрал, но утверждает, что похожа на графскую или княжескую, ищите в поезде сами.
   Снимать с поезда "графа" поручено нашему отделению. Прикрепляем к поясам штыки и мчимся на вокзал. Абаев уехал ещё раньше на мотоцикле.
   Нашему отделению, похоже, отведена роль зрителей и резерва. В поисках "графа" железнодорожный комендант уже задействовал свой патруль. Старший патруля утешает лейтенанта Абаева:
   - Да я фамилии всех графов помню. Найдём и твоего, не терзайся.
   Пассажирский поезд переполнен. С началом авианалётов на Москву много москвичей эвакуируют подальше от фронта. К Абаеву поочерёдно подводят задержанных. Первым - графа Алексея Толстого. Он возмущается:
   - Да, я граф и писатель. Товарищ Сталин лично побеспокоился, о безопасности моей и других писателей. А в чём, собственно, дело?
   Лейтенант Абаев извиняется перед писателем. Он читал его книги "Хлеб" и "Аэлиту", на "Хождение по мукам" времени не хватает, но обязательно прочтёт. Писатель заинтересован и хочет продолжать разговор, но у Абаева нет времени и графа уводит в купе его спутница, сравнительно молодая и интересная женщина.
   Следующим уловом патруля оказался "князь" Юсупов, работник театральной сцены. Он заверяет о своей готовности оказать помощь товарищу лейтенанту в любом деле. Но взгляд лейтенанта уже направлен на невзрачного мужика в кепке, пиджаке и с вещмешком за плечами. Он следует за патрулём, хотя его и отгоняют. Старший патруля докладывает:
   - Вот ещё один прицепился. По фамилии Голицын, а смахивает на слесаря. Да и выпивши он. Был ещё Шереметьев, а оказался наш, майор НКВД, хотя и в штатском. Обругал нас по нашему, не по графскому. Больше с графской фамилией в поезде никого нет.
   Но лейтенант его не слушает. С надеждой в голосе спрашивает мужика:
   - Правщик? С завода N134?
   Тот молча кивает. Радостный Абаев усаживает правщика в коляску, пытается снять с плеч вещмешок с торчащей рукояткой увесистого молотка. Тот с достоинством отклоняет эту помощь:
   - Мой инструмент, никому не доверяю. Вези к стволам.
   По прибытии в школу "граф" отклоняет также предложение Абаева отдохнуть и перекусить:
   - Отдыхать после войны будем. А еда - по распорядку. Сперва рабочее место оборудуем. На электрическую лампочку под потолком навесьте полупрозрачный абажур. Металлическую стойку-вешалку подвиньте к верстаку, чтобы можно было конец ствола на крючок ложить. Стальную плиту уложите на верстак. Готово, подавайте стволы.
   В руке у него молоток. Медный, а не стальной. Братья-кузнецы вручают ему ствол, который безуспешно пытались править. "Граф" ложит конец ствола на крючок, направляет на абажур и осматривает канал, поворачивая ствол вокруг оси. Недовольно ворчит:
   - Какой-то дурень уже пытался править. Вместо одной кривизны две сделал. Да ещё стальным молотком снаружи "синяков" наставил. Металл - он умный, все удары помнит.
   Делает несколько ударов по стволу. Снова направляет канал ствола на абажур, потом наносит ещё пару ударов. Осмотром удовлетворён:
   - Готово. Следующий.
   Следующего ствола ещё нет. Мастер правит быстрее, чем мы разбираем и собираем винтовки. После правки нескольких стволов, обращается к Абаеву:
   - Можешь везти на отстрел, стволы ровные.
   Прицельная стрельба из винтовок даёт хорошие результаты. Абаев предлагает мастеру поселиться в командирском общежитии, поужинать. Интересуется вкусами и на счёт выпивки. Получает ответ:
   - На работе не пью. Водка, она глаз и руку сбивает. Много хороших правщиков у нас, на заводе, сгубила. Вот, за пару дней, закончим дело - позволю себе это удовольствие, но в меру. А спать я буду здесь. Пусть ребята топчан какой-то поставят в углу. Да и во время работы иногда требуется прилечь. Ноги то не молодые. А еду люблю самую простую - щи, кашу, пироги с рыбой, пельмени. А от селёдки воздержусь. Солёными и потными руками за ствол браться негоже. Металл соли не любит, ржаветь начинает. А сейчас, хорошо бы меня в баньку с парной свезти. Да и на телеграф заехать. Позывной директора завода я дам. А текст такой: "Прибыл Новочеркасск Голицын".
   Два дня взвод занимается разборкой и сборкой винтовок. За мастером, который правит стволы, нам не угнаться. Иногда он прилегает на топчан, ждёт, когда накопится десяток стволов. Но и мы уже работаем быстро. Движения заучены, к концу второго дня можем выполнять разборку-сборку винтовок с закрытыми глазами.
   Пристрелку оружия ведут уже трое - Абаев, Сербин и Нэтрэба. Между школой и стрельбищем постоянно курсирует мотоцикл. Пристрелянные винтовки ставим в оружейные пирамиды, но свободных мест уже нет. Сваливать винтовки на пол Абаев запрещает. Капитан Тарасенко присылает с лагерей роту курсантов. После короткого отдыха они уходят назад с винтовками.
   Все три курсантских роты нашего училища обеспечены винтовками. Вечером Абаев приглашает мастера отметить это событие. Через некоторое время из школьной столовой слышится пение. Запевает мастер:
   - Ой, мороз, мороз,
   Не морозь меня.
   Не морозь меня,
   Моего коня.
   Моего коня, белогривого,
   У меня жена
   Ох, ревнивая,
   У меня жена - раскрасавица...
   Поющих командиров не смущает, что температура на улице +30. Мы же довольны, что двухдневную разборку и сборку винтовок Абаев засчитал взводу, как зачёт по знанию материальной части. Завтра взводу предстоит стрельба, а сейчас мы готовим мишени и слушаем наставления Нэтрэбы о правилах меткой стрельбы. На боевом листке Иван уже вывесил лозунг "Сделаем взвод снайперским!".
   Утром взвод готов к следованию на стрельбище. Во дворе школы, на скамейке, сидит мастер. За ним с Ростова должна приехать машина.
   Из легковой "эмки" выходит майор. После доклада Абаева и уставного приветствия со взводом, майор подходит к мастеру, пожимает ему руку, произносит несколько благодарных фраз. Затем обращается к Абаеву:
   - А вы напрасно ждёте благодарности, лейтенант. Да, винтовками вы роты обеспечили оперативно, раньше других училищ. Но генерал Гречкин ставит задачу о полном вооружении училищ, согласно штатному расписанию. Надеюсь, вы помните, что курсанты должны иметь ещё автоматы и пулемёты? А пистолеты для командиров? А стрелковой подготовкой курсантов в лагерях кто, кроме вас, будет заниматься? Вы же, подменяете собой командира взвода и, по существу, выполняете его обязанности. Вы что, ему не доверяете? Тогда напишите рапорт о его неполном служебном соответствии. Ах, доверяете? Тогда отправляйте его со взводом на стрельбище, как предусмотрено планом занятий. Кстати, ознакомьте меня с планами стрелковой подготовки курсантов.
   Проходим мимо мастера и Сербин командует:
   - Взвод, смирно! Равнение направо!
   Так мы приветствуем и прощаемся с мастером. Он встаёт со скамейки и прикладывает ладонь к козырьку замасленной кепки.
   Стрельбу лёжа начинаем с рытья сапёрной лопаткой небольшого углубления с бруствером впереди. Первые три выстрела - по бумажным мишеням. У половины курсантов хорошие результаты, но отклонения есть. Сербин объясняет, что каждая винтовка даёт при стрельбе различные, в пределах нормы, отклонения. Эти средние отклонения нужно запомнить, чтобы сместить в обратную сторону линию прицеливания при последующих стрельбах.
   Делаем выстрелы с учётом поправок. Отличный результат показывает самый молодой среди нас Лёня Дроздов. Он объясняет:
   - Ребята, это же просто. Три предыдущих попадания на мишени я соединил карандашом линиями и определил геометрический центр отклонения. Потом замерил отклонения от этого центра по вертикали и горизонтали в сантиметрах. Примерно на эти же сантиметры сместил линию прицеливания в обратную сторону. Получилось! Стрельба - это математика!
   Лёня окончил школу с золотой медалью. После войны мечтает об учёбе в университете. Его ум часто занят решением математических задач из учебника для поступающих в ВУЗы. У него и прозвище - студент.
   Большинство курсантов, после объяснений Дроздова, пристреляли винтовки сами, несколько человек это сделать не сумели. За них пристрелку выполнили Сербин и Нэтрэба. Патронов больше нет. Сербин даёт команду:
   - Разрядить оружие!
   Направляем винтовки в сторону мишеней и нажимаем курки. Звучит одинокий выстрел. Гуленко не дострелял один патрон. Это опасно. Оставлять патрон в стволе запрещено, хотя курок и блокируется после постановки на предохранитель. Командир объявляет невнимательному курсанту один наряд вне очереди - после отбоя произвести уборку в туалете, а всему 3-му отделению - повторно сдать зачёт по правилам безопасности при стрельбе. Курсанты наказанного отделения хмурятся и показывают Сашке кулаки.
   Во дворе школы взвод ожидает лейтенант Абаев. После доклада Сербина о результатах пристрелки винтовок, молча прохаживается перед строем. Брови сердито сдвинуты к переносице, глаза метают искры. Начинает речь:
   - Кто-то из курсантов, называть его фамилию нэ трэба, не согласовав со мной свой почин, написал на листке "Сделаем взвод снайперским". Товарищ майор прочитал, и отнёсся к этому очень серьёзно. Я получил замечание, что в планах стрелковой подготовки этот почин не учтён. Он меня ругал, как ишака, хотя я работаю, как конь, три должности тяну. Вы хоть знаете, сколько времени и патронов необходимо, чтобы подготовить одного снайпера? Отвечаю - 100 малокалиберных, 354 боевых и несколько десятков холостых для тренировки стрельбы по движущимся целям. А отработка маскировки и наблюдения? А кто нам даст снайперские винтовки с оптическими прицелами? А кто нам выделит профессионального преподавателя снайперского дела? Все эти вопросы я задал товарищу майору и получил ответы в форме приказа. Слушайте внимательно:
   - Винтовки использовать имеющиеся в наличии СВТ. Норма патронов снижается до 100. Обеспечение боевыми патронами возложено на техника-интенданта Валевича, холостые патроны округ выделит. Для подготовки снайперского взвода отводится 10 дней;
   - Завтра майор привезёт инструктора-снайпера. Побудет у вас пару дней, проведёт инструктаж, научит, как обращаться с оптическим прицелом, обучит элементам маскировки и наблюдения. Мне приказано убыть в лагеря. Ответственным за снайперскую подготовку майор назначил командира взвода. Не подводите его. За хороший почин у нас принято хвалить, а за его срыв - бить.
   Абаев советует после обеда повторить пристрелку винтовок на дистанции 400 метров по грудным фанерным мишеням. Для наблюдения за результатами стрельбы использовать бинокль. Вечером - изучить наставление по подготовке снайперов.
   Инструктор - невысокий, худощавый младший лейтенант, сероглазый и неулыбчивый. Заметно прихрамывает, совсем недавно из госпиталя. Получил ранение во время авианалёта, по пути следования на фронт. Майор приказывает подать ему коня. Взвод марширует на стрельбище, инструктор едет в седле, на ходу изучая результаты вчерашних пристрелок. Приказывает начать стрельбу одиночными выстрелами на дистанции в один километр, сам наблюдает за результатами через оптический прицел. Результаты плачевные. Молча смещает целики некоторых винтовок на одно деление вверх или вниз. Уже лучше. Обращает наше внимание, что при высокой температуре воздуха плотность его уменьшается и пуля летит дальше. Вертикальное отклонение легко поправить, регулируя целик.
   С горизонтальным отклонением пули значительно сложнее. Мушка винтовки влево-вправо не сдвигается, поэтому от стрелка требуется учитывать неточности, неизбежные при изготовлении винтовки, а также поправку на ветер.
   С учётом поправок результаты стрельбы инструктор оценивает, как удовлетворительные. Но мы устали, от постоянного напряжения начинает дрожать левая рука, что поддерживает винтовку, и слезятся глаза. Инструктор показывает, как делать петлю из винтовочного ремня и держаться за неё рукой, лёгким натягом фиксируя положение винтовки. Ствол уже не дрожит. Приказывает выпить из фляги воды, не изменяя положения лёжа, и не приподымаясь из укрытия. Снова стреляем, держась левой рукой за петлю ремня. Подготовка каждого выстрела занимает очень много времени, но инструктор не торопит, изредка бросая короткие фразы:
   - Снайпер - 90% терпения и 10% умения.
   - 1км - максимальная дистанция стрельбы без оптики.
   - Научишься метко стрелять издалека - вблизи не промахнёшься.
   - Во время отдыха - делай статическую физзарядку, не приподымаясь.
   - Половина взвода стреляет хорошо, думает - плохо.
   - Каждый выстрел нужно готовить в голове.
   На следующий день - опять стрельба на максимальную дистанцию, но уже стоя, из окопов. Нам выдали каски и плащ-накидки. Инструктор показывает, как маскироваться, используя плащ-накидку. Иногда, для маскировки оружия летом используют солдатские обмотки, зимой - бинты.
   На третий день - стрельба по подвижным целям холостыми патронами. Половина взвода изображает подвижные мишени, вторая по ним стреляет. Перед выстрелом необходимо рассчитать необходимое упреждение, учитывая скорость цели, расстояние до неё и время полёта пули. Это наиболее сложный вид стрельбы, но наиболее часто встречающийся на войне.
   Следующие дни мы стреляем под командованием Сербина, закрепляя навыки и уроки, полученные от инструктора и по его плану, утверждённому майором Наумовым. Но каждый день на стрельбище присутствует кто-то из командиров взводов из лагерей. Они знакомятся с планом снайперской подготовки взвода и наблюдают за его выполнением. Майор Наумов приказывает распространить наш опыт на всё училище. Препятствие одно - нет достаточного количества патронов. Округ снаряжает автомашину на патронный завод в Ворошиловоград. Валевич загружает машину гильзами и уезжает. Обратно привозит оцинкованные ящики с патронами.
   Сразу несколько командиров из училища получают давно ожидаемые повышения званий. Тарасенко - майора, Абаев и Валевич - старших лейтенантов. Нашему командиру взвода присваивают звание - лейтенант. Валевича, по приказу из Москвы, направляют на какие-то хитрые курсы усовершенствования интендантского состава. По этому поводу он устраивает для командиров прощальный вечер. Курсанты сожалеют об уходе Валевича. Для нас он - образец военного интенданта, умного, изворотливого, культурного. Да к тому же некоторые из нас в совместных поездках обучили его вождению мотоцикла и автомобиля. В подарок Иван преподносит ему портрет с автографами курсантов на обратной стороне.
   Старший политрук проводит политинформацию, Скупые нерадостные вести с фронтов. Неожиданное сообщение: у нас появился новый, Закавказский фронт. 25 августа мы ввели свои войска в Иран после отказа шаха уменьшить численность германской колонии. Операция успешно завершена после 6-ти дневного наступления. Взяты под охрану дороги, ведущие в советское Закавказье. Прекращена поставка в Германию хлопка, шерсти и нефтепродуктов. Одновременно с нами в южную часть Ирана ввели свои войска наши союзники - британцы. Созданы условия для реализации британо-советского Договора о взаимопомощи. Поставки товаров будут осуществляться от Персидского залива в Закавказье через территорию Ирана.
   После обзора международных событий переходит к более насущной для нас информации. Училище переведено на ускоренный график подготовки. Двухгодичный курс мы должны изучить за шесть месяцев. Сокращаются часы занятий по связи, инженерному делу, химической подготовке, артиллерии и бронетехнике. Выходные дни отменяются, время сна сокращается. Улучшается питание курсантов, в основном, за счёт овощей. Вводится вечерний чай.
   Из лагерей завтра прибудут в школу два взвода третьей роты, вся ваша рота будет в сборе. Бывший командир роты, по его настойчивым просьбам, освобождён от занимаемой должности и убыл на фронт. Ожидается прибытие нового командира роты.
   Курсанты заняты подготовкой спальных помещений и одной оружейной комнаты для двух взводов. Нашу оружейную комнату командир, на правах хозяина, оставляет за своим взводом. Лейтенант Сербин временно исполняет обязанности командира роты. Сейчас он озабочен поиском комнаты под штаб роты, но, кроме комнаты особого отдела, ничего лучшего не находит. Книги из комнаты перевезли в одну из школ, для одного старшего лейтенанта Дятлова комната слишком просторная. Дятлов, неожиданно легко, соглашается слегка потесниться, быть в курсе штабных дел ему даже удобнее. Просит только один из сейфов, с кучей уставов и наставлений, предназначенных для служебного пользования, перенести в комнату для занятий и назначить курсанта, ответственного за выдачу и сохранение.
   Из лагерей прибывают два взвода нашей роты. Командир первого взвода - плотный, коренастый лейтенант Петрук, второго - худощавый и узкоглазый младший лейтенант Дёрдяй. Большинство курсантов - из эвакуированного с Житомира стрелково-пулемётного училища. Помещение и бытовые условия им нравятся, говорят, что в лагерях - похуже.
   Первое занятие в составе роты проводит лейтенант Сербин. Следуем походным строем на стрельбище, изучаем перестроение в развёрнутый и расчленённый строй роты. Перед уходом - стрельба. Из каждого взвода стреляет только первое отделение. Худший результат - у курсантов первого взвода. Лейтенант Петрук не доволен, делает выговор командиру отделения и курсантам. Сербин делает краткий разбор, указывает на ошибки и разрешает отделению повторить стрельбу. Уже лучше, но до результатов нашего первого отделения им далеко. Сербин сообщает, что завтра будут стрелять вторые отделения, потом третьи и так далее.
   На следующий день, перед стрельбой, к нам скачут двое верховых, Дятлов и незнакомый старший лейтенант. Дятлов представляет нам командира роты, старшего лейтенанта Абросимова. Командир роты кратко сообщает о себе:
   - Служил в Одесском военном округе командиром роты. С боями отступал от Ямполя до Первомайска. Был ранен. После госпиталя направлен в училище. Приказываю лейтенанту Сербину продолжать занятия и командовать. После 24-00 вступаю в должность командира роты.
   Вид у командира роты не здоровый. После госпиталя не отошёл, не отъелся. Но к нам привезли пулемёт. Он кочует на повозке по ротам и взводам для изучения. Повозка с пулемётом стоит в центре стадиона. Ездовой держит под уздцы лошадь. Вокруг повозки полукругом стоят три взвода курсантов. Абросимов начинает изучение пулемёта словами:
   - Станковый пулемёт "Максим" неприступен для пехоты противника, пока есть патроны и жив пулемётчик. Вдумайтесь в эти слова. Не кажется ли вам, что это писал поэт?
   После краткого перечисления боевых достоинств, приказывает начать изучение пулемёта нашему взводу. Каждое отделение формирует пулемётный расчёт и изучает движение пулемёта. Через два дня - стрельба по мишеням.
   Уводит два взвода на стрельбище. Похоже, Сербину он доверяет.
   Вечером появляется майор Наумов. Обращает внимание на измождённый вид Абросимова и вызывает врача. Военврач Зеленина, после обследования, докладывает майору:
   - Здоров, но истощён. После операции вес не восстановил. Нуждается в усиленном питании. Свой денежный аттестат он, как и многие командиры, отослал семье. Для курсантов норму питания увеличили, ввели вечерний чай, а про командиров забыли? Они ложатся спать голодными. Что, генерал Гречкин не сможет ввести вечерний чай и для командиров? Насколько мне известно, продуктов в области сейчас хватает. Если вы не доложите командующему, прошу разрешения мне обратиться к нему с рапортом.
   И ещё - в роте нет старшины и писаря. После убытия Валевича никто обеспечением не занимается. Вы думаете, командиры - двужильные?
   И ещё - физическую подготовку курсантов можно разнообразить, используя их на сельхозработах по заготовке капусты и других овощей для своих столовых и для госпиталей. Хватит им прыгать через козла.
   И ещё - у курсантов имеются вещевые мешки, в которых они во время длительных переходов и марш-бросков хранят продукты. Это не гигиенично и противоречит уставу. Прошу немедленно выдать продовольственные мешки.
   Майор Наумов благодарит военврача, просит не беспокоить генерала по таким пустякам, все эти вопросы он решит сам.
   В тот же вечер, перед отбоем, вместе с курсантами в общий зал столовой приходят командиры. Здоровяк-старшина представляется Абросимову, приглашает за стол. Командиры едят то же, что и мы - салат из капусты с кусочком селёдки, чай и сухарь.
   Совместное питание по вечерам явно на пользу командирам. Через некоторое время в их общежитии исчезли пустые ёмкости из-под вина.
   Марш-броски и переходы Абросимов планирует взводам до капустных полей. Плоскими штыками срубаем вилки и вдоволь наслаждаемся вкусными кочерыжками.
   В роту, после излечения в госпитале, приходит старшина Подберёзный. Ругает курсантов за укороченные рукава нижних рубах, которые мы обрезали, чтобы использовать лоскуты для чистки оружия. Привозит из швейной фабрики паклю. Заставляет постирать противогазные сумки, в которых мы приносим со стрельбища гильзы. Присутствует при чистке оружия, за небрежную чистку наказывает нерадивых. Проводит подъём, утренний осмотр, вечернюю поверку, назначает уборщиков, строит и ведёт роту в столовую, или в баню. Ругает каптенармуса за несвоевременную смену белья, заставляет навести порядок в каптёрке. Принимает в своё заведование склад и имущество, оставшееся после интенданта, производит осмотр и ремонт обуви курсантов. Выходит с ходатайством к командиру роты о присвоении звания младших сержантов командирам отделений. Производит опрос состояния здоровья и направляет в медпункт по необходимости. И может в любой момент доложить командиру роты, где находится и чем занят каждый из 96-ти курсантов.
   Ротного писаря оказалось подобрать не просто. Всех кандидатов на эту должность наш особист отправлял обратно. Наконец, Дятлов принимает писарем направленного из госпиталя сержанта Иванова. После ранения в ягодицу, писарь сидеть не может, пишет, стоя за конторкой. Кроме каллиграфического почерка, Дятлова привлекла и прежняя служба писаря в одном из высоких штабов. Рабочее место писаря - рядом с командиром роты и Дятловым. В их отсутствие писарь - хозяин комнаты, которые мы именуем штабом. Он пишет для взводов расписание занятий, выдаёт и принимает уставы и наставления, необходимые для занятий и самоподготовки. И, по поручению Дятлова, заносит в личные дела курсантов новые сведения. Также принимает и хранит все приказы по училищу, спускаемые сверху в роту.
   Юра Костенко вызван к писарю. Возвращается с радостными и чуть влажными глазами. Писарь дал ему прочесть письмо от отца. Адресовано не ему, а в райвоенкомат. Это просьба бывшего офицера царской армии использовать знания и опыт на войне с немецко-фашистскими захватчиками. Сообщает, что хочет воевать вместе с сыном, от которого получил письмо.
   Я и Юра ликуем. Значит, наши письма из Авдеевки родным получены! А теперь, после месячной обороны, сдан Киев, войска Юго-Западного фронта бьются в окружении. Наши родные места захвачены врагом. Радость исчезает. Скорее бы на фронт!
   Наша рота следует в летние лагеря. На середине пути, у ручья - привал. Здесь уже расположилась на отдых первая рота, которая идёт с лагеря нам на смену. Тороплюсь к ручью и, лоб в лоб, сталкиваюсь с Мишкой, моим школьным товарищем. Радостный, торопливый разговор. Писем из родного села у него тоже нет. Сообщаю о встрече с его дядей Данилой, майором.
   Звучит команда на построение, и я с Мишкой прощаюсь. Наши роты расходятся. Курсант Михаил Паришкура служит в третьем взводе первой роты.
   Занимаем казарму первой роты. Это помещение переделано из бывшей добротной конюшни. Тесновато, темновато, запах навоза, но жить можно. Зато имеется огромный плац для занятий и клуб - просторное помещение бывшего манежа. И все остальные помещения, необходимые для размещения и учёбы не менее тысячи военнослужащих различных родов войск. Но хозяева военного городка - кавалеристы. Их - большинство, к остальным они относятся с чувством превосходства.
   Майор Тарасенко выступает перед ротой в клубе. Доводит до сведения курсантов месячный план занятий. Особое внимание - боевому уставу пехоты. Курсанты должны научиться действовать в обороне и наступлении в составе отделения, взвода и роты.
   Кто лживо утверждает, что Красная Армия изучала только такой вид боя, как наступление? Не верьте. Пусть ознакомятся с боевым уставом пехоты РККА, утверждённым в 1939-ом году. Ладони курсантов - в мозолях от лопаты при рытье окопов. Обороне отведено не меньше места, чем наступлению.
   Противотанковых гранат нам не доставляют и в макет вражеского танка мы их не бросаем. Основное средство обороны пехоты против танков - бутылки с зажигательной смесью. Каждому взводу выделили для броска по одной бутылке. При ударе бутылка разбивается и жидкость самовоспламеняется. Горит около минуты, выделяя белый едкий дым. Бутылки - новое оружие. Уставом они не предусмотрены. Представляют большую опасность при хранении и транспортировке. Это - вынужденное средство обороны.
   С противотанковым ружьём знакомимся по плакату, ружей в наличии нет. Но есть 45-ти миллиметровая противотанковая пушка со снарядами. Таких пушек в армии было достаточно, и снаряды есть. Почему же мы отступаем? Преподаватель-артиллерист объясняет это большими потерями пушкарей от вражеского пулемётного и миномётного огня. Наша пехота "жмётся" к артиллеристам, подпуская врага на близкое расстояние.
   Преподаватель-танкист знакомит курсантов с бронетехникой. В училище имеется бронеавтомобиль БА-10 и танк Т-26. Оба вооружены 45-ти миллиметровой пушкой и пулемётами. Восторженно отзывается о новом танке Т-34. Но радиостанции на этих танках имеются только у командиров рот. В бою команды танкам передают с помощью флажков.
   Уходит от нас Женя Половин. После принятия присяги он подал рапорт о переводе в авиацию. Получил вызов явиться в Батайскую школу пилотов имени Серова. Он улыбается:
   - Ребята, не волнуйтесь. Истребителем стану - буду с воздуха вас защищать.
   Вместо него командиром отделения назначен Николай Темнохуд.
   В лагере становится тесно. Начинается формирование и обучение лёгкой кавалерийской дивизии. Лёгкой - это значит без артиллерии и численностью не более 3,5 тысяч сабель. Призывники - молодые парни и отцы семейств из области. Вокруг военного городка - табор из телег. Жёны и родственники приезжают навестить призывников. Военные патрули не в состоянии пресечь самовольные отлучки из городка мобилизованных кавалеристов. Да и как запретить мужу ночью уйти за хлипкий забор, если к нему приехала жена?
   В ночные патрули привлекают курсантов. Перед утром мы наблюдаем возвращение самовольщиков, пробегающих в темноте мимо патруля. Таких лейтенант Сербин приказал не задерживать. Но вот наш путь пресекает крепкий казак. Скрыться от патруля не пытается. В хорошем подпитии, пребывает в состоянии, когда ему "море по колено". Но курс держит на конюшню, хотя идёт зигзагами. Мы знаем, что эту конюшню превратили в казарму.
   Некоторое время патруль идёт за пьяным. Молодец, шатается, но не падает. Если упадёт - нам лишняя забота. Придётся тащить в комендатуру, а в казачине весу более шести пудов. Вздохнув, Сербин останавливается, приказывает нам сопроводить пьяного и сдать дневальному. Братья Темнохуд берут казака под руки, я иду сзади. Из кармана пьяного вот-вот вывалится бутылка. Я перекладываю бутылку в свой карман. Казак этого не замечает. Он принял патруль за своих друзей, приглашает в гости домой, в станицу Грушевскую.
   Возле коновязи, навстречу нам, устремляются двое дневальных. Сдаём задержанного с рук на руки. Они укладывают пьяного спать в ясли, сверху укрывают сеном, разговаривая между собой:
   - Туточки ему будет лучше, чем в казарме. На воздухе хмель быстро выйдет. Обещал старшине бутылку принести. Сам, видно, выжрал. Теперь старшина пару нарядов ему точно влепит.
   Вечером, на самоподготовке, закрываем двери и пускаем бутылку по кругу. Прикладываемся к горлышку. Каждому курсанту достаётся по полглотка. Месяцев через четыре нас ожидает выпуск и звание младшего лейтенанта. К этому времени немцев остановят и погонят на запад. Мы в это верим. Но наши мечты рушатся. 8-го октября по училищу объявлена боевая тревога.
  
   Глава 3. В БОЯХ ЗА РОСТОВ.
  
      -- ВОЗЛЕ РЕКИ МИУС,
  
   Две курсантские роты в полном боевом снаряжении стоят на плацу. Прибывший из Ростова майор Наумов ставит командирам рот задачу:
   - Выдвинуться ускоренным маршем на автомобилях за реку Миус и помочь местным формированиям партизан в уничтожении разведывательных подразделений немцев, которые замечены на западе Ростовской области. Затем занять оборону вдоль реки Миус. Туда также перебрасываются курсанты других училищ из Ростова.
   Всё просто и понятно. По нашим сведениям, линия фронта проходит в ста километрах за Мариуполем. Очевидно, это диверсанты, заброшенные в тыл, чтобы вызвать панику. Да для их уничтожения одной нашей роты достаточно!
   Ехать в кузовах автомобилей легко и приятно. Мы рады, что боевая тревога внесла разнообразие в надоевшую учёбу. Поём "Песню смелых".
   Стелются чёрные тучи,
   Молнии в небе снуют,
   В облаке пыли летучей
   Трубы тревогу поют.
   С бандой фашистов сразиться
   Смелых отчизна зовёт.
   Смелого пуля боится,
   Смелого штык не берёт.
   Движение автоколонны замедляют гурты скота, медленно движущие по полям на восток. Гуртоправы эвакуируют скот из колхозов Сталинской области. Предлагают забрать захромавшую овцу. Взамен им нужна только расписка.
   В селе Покровском, расположенном на левом берегу Миуса, колонну останавливает генерал. Приказывает немедленно занять оборону по правому берегу реки и прикрыть танкоопасное направление со стороны Марьевки. Майор Наумов докладывает, что сюда уже движутся курсанты нескольких училищ, ему же приказано произвести разведку двумя ротами и войти в боевое соприкосновение с противником. Генерал посылает в разведку одну нашу роту, вторая занимает оборону. Приказывает майорам Наумову и Тарасенко задерживать отступавших красноармейцев и ложить их в оборону. Похоже, что в Покровском находится очень крупный штаб, возможно Южного фронта. Своих воинских частей у него поблизости нет. Только несколько зениток, да пыхтящий на путях бронепоезд.
   Абросимов и Дятлов ведут нашу роту на запад. Движемся походной колонной, но с боевым охранением впереди и по бокам. Встречаем автомашину с раненными. Лейтенант, с повязкой на голове, докладывает, что Мариуполь захвачен немцами, он ранен в перестрелке возле Новоазовска. По приморской дороге на Таганрог сплошным потоком движутся моторизованные войска противника. Пришлось пробираться севернее, по просёлочным дорогам. В пути встретили машину с вещевым имуществом. Интендант, начальник склада, по словам шофёра, бежал с Мариуполя первым, оставив склад врагу со всем имуществом. Пришлось его арестовать и посадить в кузов под охрану раненных бойцов. Передаёт Дятлову документы и пистолет интенданта.
   Ротный фельдшер закончил перевязку раненных, и старший лейтенант отправляет машину в Покровское. Вместе с арестованным интендантом и запиской для военного трибунала. Там разберутся.
   Просёлочной дорогой заходим в село. Роту встречают несколько бойцов истребительного отряда в гражданской одежде. Некоторые с винтовками или наганами. Они намерены стать партизанами. Докладывают, что Фёдоровка занята немцами, дорогу на Марьевку контролируют патрули на мотоциклах и бронетранспортёрах. Иногда заезжают в окрестные сёла. Напугают жителей стрельбой, заберут десяток курей, гусей и уезжают.
   Рота располагается в селе на короткий отдых. Выставляется боевое охранение. И не напрасно. Сначала слышны пулемётные очереди, в ответ дружно защёлкали наши винтовки, и всё стихло. Оказывается, в село ворвались немцы на четырёх мотоциклах. С ходу открыли стрельбу из пулемётов. Второй взвод не растерялся. Миша Дёрдяй во время подал команду "Огонь", каждый курсант стрелял по мотоциклистам, пока не опорожнил магазин. 320-ть пуль с близкого расстояния - это много. Чудом остался жив один водитель. Сидит за рулём, свесив вдоль туловища простреленные руки. Он в шоке, боли, очевидно, пока не ощущает. Когда фельдшер начинает делать перевязку, кричит и ругается на двух языках - "русские свиньи". Кто-то из курсантов даёт ему подзатыльника. Немец ругаться прекращает, а командир роты делает замечание:
   - Ефрейтор - военнопленный, бить его запрещено. Советский Союз ещё в 1931-ом году подписал международную Женевскую конвекцию от 1929-го года по обращению с военнопленными, все военнослужащие Красной Армии обязаны её соблюдать. Товарищ старшина! Вам поручаю доставить пленного в коляске на мотоцикле в Покровское.
   - Слушаюсь! Только что же, он мочиться захочет, я ему ширинку обязан расстёгивать? Одна рука в него вроде действует, пусть сейчас мочится.
   Немец, не стесняясь, справляет нужду. На вопросы Дятлова отвечать не хочет, а особист не настаивает. В руках у него - документы семи убитых немцев, ему всё понятно. На мотоциклах белой краской нанесена буква "К". Значит, из танковой армии Клейста.
   Жалости к убитым немцам никто не испытывает. Любители курятины - мародёры, понёсшие заслуженное наказание.
   Вдали, в темноте, часто взлетают ракеты. Похоже, немцы сигналят пропавшим мотоциклистам. Абросимов строит роту в походную колонну. Впереди идёт партизан-проводник. Ночью он должен вывести роту на дорогу Фёдоровка - Таганрог.
   На дороге пусто и тихо, только осенний ветер свистит в проводах телефонной линии. Дятлов решил включиться в линию. Сейчас аппарат несу я. Снимаю сапоги, из ремня делаю путы и легко влезаю на телефонный столб, подсоединяю концы от аппарата к проводам. Связь есть! Обрезаю кусачками стальные провода со стороны Фёдоровки и соскальзываю вниз, держа провод в руке с небольшим натягом. Дятлов ведёт разговор по телефону:
   - Я Дятел, вызываю Воробья. Да не молчи, я же слышу, как ты сопишь. Линию со стороны Фёдоровки я обрезал, немец нас не слышит. Долго ты будешь молчать? Быстро соедини меня с дежурным! Ох, и влетит же тебе от Воробья!
   Наконец, Воробей отзывается:
   - Ну, чего хочешь, фашистская сволочь?
   - Я не сволочь, а Дятел, нахожусь за Марьевкой.
   - Если ты Дятел, то скажи, как зовут мою тёщу?
   - Мария, можешь передать от меня привет.
   - А, здоров. Ну, что у тебя?
   Дятлов докладывает данные разведки о немцах. Затем Воробья прерывает властный голос:
   - Я за первого. Приказываю отряду следовать в Пе. Все предыдущие приказы отменяю. Хватит заниматься партизанщиной. Ваши "иголки" нужны для "сабантуя". Конец связи.
   Командиры совещаются. Чей приказ выполнять? Абросимов намерен ротой устроить засаду и обстрелять колонну противника днём, когда начнётся движение на дороге. Потом незаметно отойти по лощине. Дятлов возражает. Приказ по телефону на отход принял он. В случае невыполнения последнего приказа ему грозит трибунал. Абросимов берёт ответственность на себя. Приказывает двумя взводами начать отход, а третий взвод оставляет в засаде.
   Лейтенант Сербин выбирает позицию для засады. Далековато от дороги, метров 700, но близко от лощины для отхода.
   Движение противника начинается раньше, чем ожидали. Оказывается, немцы завтракают и пьют кофе ещё до рассвета! Пропускаем бронетранспортёр и мотоциклистов. Это боевое охранение. Потом - сплошной поток тупорылых грузовиков с орудиями, танки и бронетранспортёры. По бронетехнике стрелять бесполезно. Дождались грузовиков с мотопехотой. Немцы едут с музыкой, играет патефон, слышны звуки губных гармоник. Обгоняет колонну легковая машина с флажком на радиаторе. За ней следует бронетранспортёр. По команде Сербина взвод открывает огонь залпами. Легковая машина вильнула вправо и врезалась в грузовик. Немцы загалдели, как гуси. Но раздалась резкая команда и галдёж прекратился. В нашу сторону полетели пули. Стреляют наугад, это не опасно. Но застучал крупнокалиберный пулемёт, на взвод движется бронетранспортёр. Сербин даёт команду на отход по отделениям. Бегом скатываемся в лощину и бежим по ней в северном направлении. Бронетранспортёр подошёл к краю лощины и поливает её огнём. Кажется, от преследования мы ушли. Судя по звукам выстрелов, немцы удаляются вдоль лощины в противоположном направлении. С бега переходим на шаг. Дышим тяжело, как загнанные лошади. Первым не выдерживает темпа заметно хромающий Иван. Валится на траву и заявляет:
   - Я, кажется, ранен в ногу.
   Разувается, осматривает ногу и сапог. Потом радостно кричит:
   - Точно, ранен! В каблук!
   Взвод неудержимо хохочет. Нервное напряжение спадает. Но отдохнуть командир взвода не даёт. Ещё нужно пройти три десятка километров до Покровского. С короткими привалами преодолеваем это расстояние. В село рота возвращается в полном составе и с трофеями.
   Узнаём новости. Абаев привёл с Новочеркасска 1-ю роту. Из наших трёх рот образован батальон сводного полка Ростовского пехотного училища. Командиром батальона назначен майор Тарасенко. Рядом с нами, занимают позиции сводные полки артиллерийского и военно-пехотных училищ из Ростова. На подходе эвакуированное в Ростов Севастопольское высшее военно-морское училище. Ожидается прибытие Новочеркасского кавалерийского училища. Подходят полки стрелковой дивизии, прибывшей из Армении. Ранее она охраняла границу с Турцией, откуда не исключена возможность нападения. Но артиллерия этой дивизии ещё в пути. Это уже сила. Командующим обороной Таганрогского района назначен генерал-майор Кариофилли.
   Три дня курсанты отражают атаки передовых частей 3-го механизированного корпуса. Рядом с курсантами - бойцы стрелковой дивизии. Из артиллерии - две батареи с пушками 1-го Ростовского артиллерийского училища. Генерал Кариофилли лично расставляет пушки. У курсантов-артиллеристов - одна винтовка на троих. Гранат нет, но подвезли бутылки с зажигательной смесью.
   Наш взвод получил бутылки, по две на курсанта. Сразу же возник вопрос - как их носить, и где хранить? Сидя в окопе - понятно, хранить можно в нише. Нужно дождаться, когда танк или бронетранспортёр подойдёт на близкое расстояние, и тогда бросать. А в походе, перебежках, в атаке? Руки заняты винтовкой, у пояса не прицепишь, можно разбить, и сам вспыхнешь, как факел. Решаем носить бутылки в вещмешках, плотно обернув запасными портянками и другими вещами. Если начнётся пожар за спиной - успей быстро сбросить вещмешок! А если вражеская пуля или осколок разобьют бутылку, а ты ранен? Эх, лучше об этом не думать, всего не предусмотришь.
   В командование войсками Таганрогской группы вступил заместитель наркома обороны маршал Кулик. Курсанты интересуются его биографией. Командиры отвечают неохотно, спрашиваем политруков. Он известен, как герой обороны Царицына в 1919-ом году. В июне 41-го маршал на Западном фронте попал в окружение, вышел сам, без войск, сбросив мундир и переодевшись в гражданское. Абросимов и другие командиры этот поступок не одобряют. Лучше погибнуть, не запятнав честь.
   Курсанты-артиллеристы знают больше. Перед войной маршал артиллерии Кулик решил заменить все полковые и дивизионные орудия калибра 76 мм. на более мощные, 107-ми миллиметровые. Орудийные заводы к этому были не готовы. В результате, нарком оборонной промышленности Ванников был обвинён во вредительстве, а орудийные заводы резко сократили выпуск лёгких, удобных для войск пушек, не успев освоить другие.
   Курсантские полки вошли в состав 56-ой армии, образованной из войск СКВО. Бывший командующий округом генерал-лейтенант Ремезов стал командующим армией.
   Два дня легко отбиваем атаки противника на наши позиции, расположенные на высоком, правом берегу Миуса. Он вынужден наступать по открытой степи. Ближе километра мы его не подпускаем. Наши самозарядные СВТ имеют преимущество перед автоматами противника на таком расстоянии. Досаждают только немецкие пулемёты. Иван ведёт за ними охоту. Остальным курсантам приказано беречь патроны.
  
   Утром, 14-го октября, наш сводный курсантский полк оставляет окопы на правом берегу Миуса. Вместе с другими курсантскими полками идём в наступление по открытой степной местности навстречу врагу. Наступление вынужденное - необходимо отвлечь силы противника от Таганрога, помочь защитникам города, дать время для эвакуации предприятий.
   Первый день наступления приносит успех. Немцы не ожидали удара, отступают на юг и на север, к Матвееву Кургану. На второй день наступление прекращается. Немцы подтянули артиллерию и миномёты. Нас засыпают минами и снарядами. Приказано рыть окопы, чтобы хоть как-то уберечься от губительного огня. Несём большие потери. Лейтенант Сербин контужен, плохо слышит, но остаётся в строю. Подавая пример, первый начинает рыть окоп, следя за нами и за полем боя. Пистолет он сменил на винтовку.
   Я - трус. От завывания мин и разрывов теряю голову. Выскакиваю из не дорытого окопа и мчусь, сам не знаю куда. Крепкий удар кулака сбивает меня с ног. Вижу злое лицо Николая Темнохуда, слышу его мат и приказ: - Рой окоп! Работа немного успокаивает, но в одиночном окопе страшно. Начинаю рыть ход в сторону окопа Ивана. Он тоже роет в мою сторону. Потом мы отсиживаемся под огнём в одном окопе и переживаем огромную радость от встречи, как будто сто лет не видели друг друга. И не было ближе и роднее в те минуты никого, кроме Ивана. Артиллерийский обстрел прекращается, и мы снова занимаем свои одиночные окопы. Мне стыдно за свою трусость, но терзать себя некогда. На наши окопы движутся танки, за ними пехота. Ну, это не страшно. Пуль я не боюсь, а против танков есть бутылки. Стреляем из винтовок по щелям, но неудачно. Танкисты опытные. Наспех отрытые не замаскированные окопы им отлично видны. Пулемётчики точно бьют с коротких остановок и не дают поднять головы. Да и пехотинцы, скрываясь за танками, ведут непрерывный огонь из автоматов. Кто-то из курсантов, не выдержав, бросает бутылку. Недолёт, но перед танком вспыхивает пламя, загорается трава. Белый дым закрывает обзор, танк меняет направление и движется на мой окоп. Я приподымаюсь и бросаю в него бутылку. Она разбивается на лобовой броне танка. Вспыхивает пламя, из разлитой по броне жидкости валит дым. Смотровых щелей в танке достаточно, дым проникает внутрь и выкуривает танкистов из башни. Они падают, сражённые выстрелами из винтовок.
   Сашка Гуленко бросает бутылку во второй танк, следит за её полётом, радостно вскидывает руки вверх, увидев попадание в моторный отсек. И сползает на дно окопа, сражённый пулемётной очередью. Остальные два танка и пехота отходят, зло отстреливаясь. Подбитый мною танк слегка дымится. Бутылкой я попал в переднюю часть. Нас же учили целить в заднюю часть, над мотором. Можно добить его сейчас, но решаю сохранить последнюю бутылку. Потом сожалею об этом. Танк мне засчитали, как подбитый, но не уничтоженный.
   Мы похоронили Александра Гуленко в его окопе. В памяти осталось его лицо, радостное и немного удивлённое. Над могилой произвели всего один прощальный залп, в сторону врага. Патронов нет.
   Получен приказ отходить в Покровское, на левый берег Миуса. В каждом отделении есть раненые и убитые. Тяжело ранен Андрей Дударенко осколком в грудь. После перевязки ему стало лучше. Крови на губах нет, значит, лёгкое не задето. Даём ему попить и несём в Покровское.
   Местная больница превращена в госпиталь. Раненых оперируют, но лежачих мест нет. Хирург вынимает из раны осколок, Шаблий с Костенко переносят Андрея в сарай ближайшего дома и дежурят возле него.
   Майор Тарасенко с командирами собирает разрозненные роты и взвода в одно подразделение, и курсанты занимают участок обороны на левом берегу Миуса. Рота Абаева занимает оборону рядом, я имею возможность поговорить с Михаилом. Разговариваем не о боях, а о доме.
   Привозят боеприпасы, и курсанты получают патроны. Всего по 60 на винтовку, а не 120, как положено. Обещают подвезти ещё. Машины уходят, предельно загрузившись раненными. Удаётся отправить в госпиталь и Дударенка.
   Становится известным, что 17-го октября противник прорвался в Таганрог, бои идут на улицах города и в порту. Немецкие самолёты разбили два бронепоезда, прикрывавшие огнём защитников города.
   Воинские части возле Покровского окружены с трёх сторон. Получаем приказ на отход. Поздно, путь преграждают танки и бронемашины 13-ой танковой дивизии противника. Об этом сообщают по громкоговорителю немцы и предлагают сдаться. Обещают сохранить жизнь всем, кроме комиссаров. Некоторые бойцы поддаются на агитацию и направляются в плен с поднятыми руками. По ним стреляют, некоторые падают, остальные перебегают к немцам. Курсанты по предателям не стреляют, нам приказано беречь патроны и готовиться к атаке.
   Идём в атаку, простившись с жизнью. С другой стороны на немцев бросается кавалерийский полк. Идёт рукопашный бой с немецкими автоматчиками. Сознание затуманено яростью, но отчётливо различаю команды Сербина и Кузьменка, сохранивших трезвый разум и хладнокровие. Наше отделение самопроизвольно разбивается на пары: братья Темнохуд, я с Иваном, Юра с Ефимом. Поддерживаем друг друга, изредка постреливая, но чаще приходится работать штыком и прикладом. Поддержка помогла уцелеть в бою.
   В свалке оказываются бесполезными танки и бронемашины, немцы боятся поразить своих огнём пулемётов. Они сосредотачивают огонь по кавалеристам. Это позволяет курсантам Ростовского пехотного училища прорваться из села Покровское к кургану Солёному. Патронов не осталось, все расстреляли.
   Мы узнаём, что нам помог вырваться из окружения и спасти жизнь 188 кавалерийский полк 66 Армавирской дивизии. В бою полк почти полностью погиб. Пал, смертью храбрых и наш командир батальона, майор Тарасенко, погибли многие курсанты и командиры.
   После выхода из окружения наш батальон направлен на усиление эскадронов 66 дивизии. Взамен бросившегося на выручку курсантов, и геройски погибшего кавалерийского полка. Они действовали по правилу "Сам погибай, а товарища выручай". Вооружены были только шашками, кавалерийскими карабинами и пулемётами на тачанках. Против танков и бронемашин.
  
   2. ОТСТУПЛЕНИЕ К ДОНУ.
  
   Дивизия сосредотачивается между курганом Солёный, балкой Копани и хутором Дачники. Из окружения небольшими группами выходят в наше расположение курсанты и бойцы, потерявшие ориентировку во время боя. Наступившая темнота помогла им скрыться. Половину своего взвода приводит Миша Дёрдяй. С ними и раненный старший лейтенант Дятлов.
   Занимаем оборону. Не сговариваясь, курсанты копают окопы не по уставу. Вместо одиночных - сплошные, похожие на траншею. Командиры инициативу курсантов одобряют. Им легче командовать боем, находясь в траншее, а не с одиночного окопа. Практика войны меняет уставы. Копать легко, прошедшие дожди размочили землю.
   Целый день отражаем атаки небольших групп танков и мотопехоты противника. Это разведка боем. На следующий день, 20 октября немцы переходят в наступление и на дивизию наваливаются главные силы. Удаётся продержаться только один день. Потом противник теснит нас на северо-восток.
   Отход дивизии прикрывает 179 кавалерийский полк. Командир полка и несколько командиров геройски погибают возле хутора Копани.
   Зарядили частые, сильные дожди. Подвоз боеприпасов на машинах становится невозможен по условиям бездорожья. Выручает гужевой транспорт. Но много ли подвезёшь на телегах?
   В плохую погоду немцы воевать не хотят. Наступает вынужденная, краткая передышка по условиям бездорожья. Но не в нашем тылу.
   Получаем несколько автоматов ППШ. Их изготовили в киномеханических мастерских Ростова. Радует круглый диск, вмещающий 70 патронов. Скос на конце ствола служит дульным тормозом и уменьшает увод с линии прицеливания. Отличное оружие для боя с немецкими автоматчиками, которым часто удаётся навязать нам выгодное для них сражение на расстоянии 200 метров и ближе.
   Химический завод Ростова поставляет бутылки с горючей смесью КС, а пивоваренный завод - сухари. Ремонтный цех обувной фабрики освоил изготовление миномётов калибром 50 мм.
   Началась тяжёлая битва под Москвой. Каждый ствол на счету. Из Москвы прибывают 50 противотанковых ружей. Политруки говорят, что с резерва начальника Генштаба маршала Шапошникова.
   Идут с Кавказа поезда с продовольствием и обмундированием. После 27-го октября получаем зимнее обмундирование. Для строительства блиндажей разрешена порубка лесов местного назначения и разборка зданий по согласованию с местными органами власти. С прифронтовой зоны началась эвакуация оборудования и населения.
   Плохую погоду, с частыми дождями и туманами, противник использовал для перегруппировки своих войск. Главные танковые силы он нацелил на Новочеркасск, в обход Ростова с севера. Скрыть перегруппировку ему не удалось. Какой-то отчаянный лётчик-капитан, в условиях плохой видимости, обнаружил скопление танков и бронемашин. Войска предупреждены и подготовились к обороне.
   Первый день наступления принёс противнику успех. Ему удалось потеснить нашу дивизию, расчленить её на части, вклинившись в нескольких местах. Наша контратака не удалась. Погибает Лёня Дроздов. Он - комсорг взвода, его обязанность - первым подниматься в атаку. На первого всегда обрушивается град пуль. Уклониться на этот раз от огневого ливня Лёне не удалось. Кузьменко и Андреев выносят его тело с поля боя в траншею. Немцы, в свою очередь, сразу же идут в атаку. Нет, тело Лёни мы вам на поругание не отдадим! Хладнокровно отстреливаемся, но немцы настырны, скоро приблизятся на расстояние броска гранаты. А гранаты, с длинными деревянными ручками, они бросают далеко.
   От поражения взвод спасает Иван. Свои две бутылки со смесью КС, он оставил при отходе. Сейчас он выстрелами разбивает их. Немцы шарахаются от пламени и залегают. Мы идём в атаку, и немцы убегают от брошенных в них бутылок. Не все бутылки разбиваются, но результат достигнут.
   У нас получили ранения Слава Андреев, Ефим Шаблий и ещё несколько курсантов. Их отправляют в медсанбат на подводах. Впервые наблюдаем организованную эвакуацию раненных курсантов.
   Позиции курсантов занимает стрелковый батальон. Он из 9-ой армии Южного фронта. Курсанты уходят в полосу действия 56-ой армии. Наш взвод командир батальона задерживает до прихода маршевой роты, которая обещана ему для пополнения. В качестве усиления, передаёт под командование Сербина две противотанковые пушки и взвод красноармейцев под командой сержанта. И расторопного старшину с поваром и полевой кухней. Командир батальона говорит, что наблюдал за боем, курсантам положена фронтовая норма, приказывает старшине покормить и выдать по сто грамм.
   Мы остаёмся в составе красноармейского батальона. Связисты тянут в роту телефонную связь, начальник штаба батальона передаёт командиру роты карту с чётко обозначенным участком обороны, знакомит Сербина с командирами соседних рот и порядком взаимодействия. Батальон уже побывал в боях, служба хорошо отлажена. Курсанты пополняют боезапас, кроме бутылок на каждое отделение выдают по одной противотанковой гранате и по одной "лимонке". Это граната Ф-1 оборонительного действия, осколки от неё поражают за 100 метров. Обещают подвезти гранаты наступательного действия. Их положено бросать и продолжать движение вперёд, не ложась на землю. Радиус разлёта осколков не превышает 15-ти метров.
   Санинструктор проверяет наличие индивидуальных пакетов и пополняет их запас, производит опрос больных. Обещает в ближайшие дни баню.
   От такого обслуживания и доставки всего необходимого прямо в окопы мы давно отвыкли. Раньше даже для получения патронов приходилось направлять в тыл один-два человека с каждого отделения.
   Дружно отвергаем только притязания писаря вручить каждому медальоны. В них полагается вложить записку с указанием фамилии, года рождения, и указать военкомат призыва или адрес. Это - дурной знак.
   Ночью сапёры пытаются установить противотанковые мины за передним краем, но безуспешно. Похоже, немцы заметили смену подразделений, освещают местность ракетами и ведут огонь из пулемётов.
   Два дня немцы ведут беспокоящий миномётный обстрел из миномётов переднего края обороны батальона. Приказано на огонь не отвечать.
   Ночью я дежурю на телефоне в ротном блиндаже. Это - наказание за то, что я слишком нервно воспринимаю разрывы мин. В блиндаже сравнительно тепло, горит печурка. Из штаба батальона сообщают, что к нам вышел старший политрук Островский. От сопровождающего отказался, доберётся по телефонной линии. Проходит время, а политрук не появляется. Иду на поиски. В стороне от линии обнаруживаю спящего в кукурузе, полузамёрзшего политрука. В блиндаже растираю его побелевшее лицо и уши, смазываю их машинным маслом. Отпаиваю горячим чаем. Вместо заварки - ржаной сухарь.
   Старший политрук прибыл с приказом Сербину привести взвод в расположение курсантского батальона. Но Сербин приказ выполнить может только после сдачи участка обороны другому командиру. Он воюет уже по науке, то есть по карте. На ней чётко обозначен участок обороны сводной роты. Самовольный уход или сдача противнику участка карается по суровым законам военного времени. Островский соглашается и остаётся в роте.
   Утром нас атакуют два танка и пехота. Артиллеристам удаётся подбить один танк. Курсанты ведут прицельный огонь по смотровым щелям неподвижного танка из винтовок. Удачно. Танк прекращает вести артиллерийский и пулемётный огонь. Второй подходит к нему, выскочившие из башни немцы заводят буксир. Наша спешная стрельба по танкистам результата не даёт. Повреждённый танк немцы увозят с поля боя.
   Пехота противника оставлять поле боя не желает. Под прикрытием пулемётчиков она подошла на близкое расстояние и окапывается. Это опасно. Если дать им закрепиться, ночью подойдёт подкрепление, и завтра нас сомнут. Звучит команда подготовиться к атаке. Сигнал к атаке - прекращение огня немецкого пулемётчика. По нему уже ведут прицельный огонь Иван и лучшие стрелки. Краем глаза замечаю, что Юра нервничает. После гибели Лёни он избран комсоргом, ему предстоит первому выскакивать из окопа. Присутствие старшего политрука его смущает.
   После уничтожения пулемётчика, политрук кричит:
   - За Родину! За Сталина! Ура-а! - и выскакивает из окопа. Но Юра его опережает. На бегу делает несколько выстрелов, потом стреляет с колена, и валится на бок. Не так, как всегда, чтобы пропустить над собой веер пуль. Но смотреть некогда. Нас больше, и немцы сначала подымают галдёж, потом бегут, оставляя не дорытые окопы. Последним бежит офицер. На груди у него автомат без рожка, он отстреливается из пистолета. Его закалывают штыками. У нас тоже пустые магазины винтовок, в горячке боя перезарядить некогда. По взводу начинает издали работать пулемёт и атака прекращается.
   Юра Костенко ранен в грудь автоматной очередью. Санинструктор уже делает ему перевязку. Мы переносим его в повозку, укрываем сеном и попоной, чтобы не замёрз по пути в медсанбат. Слабым шевелением руки и морганием глаз, Юра прощается с нами. Вечером узнаём, что из медсанбата курсанта Костенко после операции отправили в госпиталь 9-ой армии.
   Нас сменяют. В блиндаже появляется новый командир роты - щеголеватый лейтенант в сопровождении начальника штаба батальона. Принимает участок обороны роты. Сначала по карте, потом обходя пешком и ползая по-пластунски в сопровождении Сербина. Свою новенькую шинель ему пришлось снять, одел замызганную, курсантскую. Не потому, что жалко, не положено выделяться. У немцев хорошие бинокли, нужно произвести смену так, чтобы они не заметили.
   Боевой участок принят, карта подписана, и лейтенант уходит к своей роте, которая затаилась в двухстах метрах, в лощине.
   Старший политрук получил от начальника штаба батальона боевую характеристику действий взвода за период вхождения в состав батальона. Перечислены потери наши и потери врага. Нам засчитан и подбитый танк. Но мы видели, что танк немцы уволокли на буксире. Наверное, уже ремонтируют.
   Немцы же, очевидно, отчитались о двух разбитых противотанковых пушках с расчётами. Пушки уже ремонтирует артиллерийский мастер, а у артиллеристов один погиб, двое ранены. Нигде столько не врут, как на войне.
   В темноте окопы занимает прибывшая рота. С пулемётами и двумя противотанковыми ружьями. Бойцы не прочь поговорить с нами. Но нам стыдно за свой окопный вид. Молча прошмыгиваем мимо них, строимся и уходим в тыл. Немного сожалеем об уходе с крепкого батальона.
   Усталые, замёрзшие и голодные, возвращаемся в родной курсантский батальон. Он выведен в резерв. Командир - старший лейтенант Абросимов. Не дослушав рапорт Островского, передаёт взвод заботам старшины. После бани получаем чистое бельё, тёплые байковые портянки и стёганые, на вате, брюки. Радуемся, что старшина о нас не забыл.
   Узнаём не радостные вести. В последнем бою погибло много курсантов и командиров. Тяжело ранен старший лейтенант Абаев, прикрывший отход своей роты. Курсанты вытащили его на плащ-палатке из-под огня и отправили в госпиталь. Туда же попал и Михаил Паришкура, мой односельчанин. Он тащил Абаева и был ранен в конце боя. Наш взвод получает пополнение из курсантов взвода погибшего лейтенанта Петрука.
   Курсантский батальон направлен руководить инженерными работами по возведению оборонительных сооружений в полосе Новочеркасск - Грушевская. Так сказано в приказе. А на самом деле?
   Противотанковый ров копает население, мобилизованное из колхозов. Работа простая, но очень тяжёлая. Сапёры на участке не появляются, чтобы не слушать злых шуток и насмешек от занятых тяжёлой работой женщин. Все упрёки в адрес Красной Армии, отступившей в глубь страны, достаются нам, курсантам:
   - Вы видно, быстрее немца бегаете, что раньше него к нам прибежали?
   - Если бы каждый красноармеец убил одного немца, война бы давно закончилась нашей победой. Вы хотя бы стреляли в него?
   - Мы вас поим, кормим, одеваем, а вы что делаете?
   - Немец сколько рек преодолел, один Днепр чего стоит, а он шире этого рва. Неужели вы надеетесь отсидеться за ним?
   У лейтенанта Сербина от упрёков темнеет лицо, у курсантов краснеют щёки и уши. Молча берёмся за лопаты. Самая тяжелая работа - прокопать верхний слой промёрзшего грунта. Пытаемся его пропахать плугом с помощью упряжек волов. Уже лучше. И очень тяжело копать и подчищать от глины нижнюю часть рва, выбрасывая её из глубокого рва на двухметровую высоту.
   В конце октября - начале ноября, дни короткие. Мы работаем по 12-ть часов в сутки, разжигая костры в глубине рва. Здесь же, возле костров, посменно отдыхаем, точим лопаты и едим сытное варево из мяса и муки. Отходчивые женщины сменили гнев на милость, но их справедливые упрёки каждый курсант запомнил на всю жизнь. Скорее бы на фронт!
   Наш участок противотанкового рва выкопан, но морозы сменились дождями. Праздник Великой Октябрьской Социалистической Революции встречаем в помещении сельского клуба, где ночуем. Старшина Подберёзный привёз канистру спирта, каждому досталось по сто грамм. Слушаем по радио выступление товарища Сталина, сообщение о военном параде на Красной площади. Проникаемся уверенностью, что Москвы немцам не взять.
   Снова на фронте. Курсантский батальон защищает Ростов с севера. После дождей начались морозы, ночью до - 12. Прибывают новые воинские части, налаживается снабжение. Впервые создаётся впечатление, что мы превышаем войска группы Клейста по численности пехоты, а возможно, и по танкам. За передним краем, справа от нас, расположился батальон танков Т-26. Теперь уже танкисты, а не курсанты, прикрывают стык левого фланга Южного фронта с нашей, 56-ой армией. А правый фланг армии прикрывает группа войск под командованием генерал-майора Гречкина, бывшего начальника военно-учебных заведений округа, потом начальника гарнизона Ростова. То ли в награду, то ли в наказание, он смещён с этой должности. Курсантские командиры рады снова служить под командованием бывшего штабс-капитана российской армии, понюхавшего пороха ещё в Первую мировую войну.
   Мы защищаем подступы к Ольгинской переправе через Дон. Довольно успешно, хотя враг потеснил войска нашего соседа справа. Танковый батальон куда-то исчез, участок фронта оголён. Но противник свой шанс не использовал. Переправу мы отстояли, оголённый участок снова заняли соседи, но панические настроения полностью не исчезли. Паникёрами курсанты называют бойцов и командиров, склонявших к отступлению через Дон. Когда начнёт атаку немец, переправляться будет поздно. С видом превосходства, такие паникёры спрашивают:
   - А переплыть Дон в ледяной воде ты сумеешь?
   Получен приказ генерал-майора Гречкина стоять "насмерть", нескольких паникёров расстреливают перед строем.
   Дон уже покрыл тонкий лёд. 17-го ноября войска Южного фронта с частью сил 56-ой армии перешли в наступление. Сильный туман затрудняет видимость, мы медленно продвигаемся вперёд, тесня врага. Но туман не мешает немцам, в тот же день начавшими наступление на Ростов. Преодолев сопротивление наших войск на центральном участке фронта, немцы 21-го ноября захватывают Ростов. Врываются в город с северо-запада узким клином, теснимые с трёх сторон нашими войсками. В нарушение приказа Ставки, маршал Кулик отдаёт приказ войскам оставить город и перейти по льду на левый берег Дона. Генерал-майор Гречкин считает, что его группы войск этот приказ не касается. Мы продолжаем наступление. Приказа на отход нет. Маршала Кулика отстраняют от командования. Командующим направлением назначен маршал Тимошенко.
  
   3. НАСТУПЛЕНИЕ И ОБОРОНА.
  
   Курсантской ротой командует лейтенант Сербин, взводом - сержант Кузьменко. Наступаем в направлении станицы Аксайской. Справа от нас продвигается вперёд дивизия 9-ой армии. В стык между нами подошли на автомобилях ЗИС-6 установки реактивных миномётов. Впервые наблюдаем работу "Катюш". Дали несколько залпов по врагу. В той стороне - море огня. Установки быстро уходят. Их позиции легко засечь по выбросам пламени из летящих мин. Действительно, оставленную ими позицию начинает обстреливать немецкая артиллерия и появляется самолёт-корректировщик. Его атакуют два наших истребителя и сбивают. Мы аплодируем лётчикам и миномётчикам. Путь вперёд расчищен огнём, можно пройти шагом три километра, вместо ползания на животе и прогрызания обороны противника.
   По частично вспаханной степи, с остатками кукурузных и подсолнуховых полей, идти трудно. Непроизвольно, без команды, втягиваемся в колонну и идём по дороге. Видим результаты работы "Катюш". Искорёженные грузовики и бронетранспортёры, завалившееся на бок орудие, обгоревшие трупы солдат. Уцелевшие немцы удрали. Продолжаем идти по дороге. Так легче.
   Сразу же следует расплата. Артиллерия открывает огонь по колонне. Огненный смерч проносится через нас, смещаясь назад, к обозам. После первых же разрывов я, с испугу, спрыгнул в ближайшую воронку. На меня навалился Иван, потом братья Темнохуд. Через пять минут обстрел прекращается. Вылазим из ямы, наглотавшись едкого дыма от не успевшей полностью сгореть взрывчатки. Отблевались, отдышались.
   Среди бойцов много убитых и раненных. Старший лейтенант Абросимов жив. Бледный, лицо подёргивает нервный тик. Это его вина, что мы шли походным строем, а не развёрнутым. Но он выполнял приказ быстрее преследовать бегущего врага. Отдаёт приказ эвакуировать раненных на левый берег Дона. Саней нет, из веток деревьев и лозы делаем волокуши.
   Сербин и Кузьменко получили по несколько осколочных ранений и контужены. Нужно быстрее доставить их в медсанбат, пока не истекли кровью и не замёрзли. Я с Иваном и братьями впрягаемся в лямки волокуш и тащим их по льду через Аксай, потом, через несколько километров - через Дон. Отдыхать некогда, мы тяжело дышим, ноги подгибаются. Наконец - станица Ольгинская. Сдаём раненных в медсанбат, валимся на волокуши и засыпаем.
   Просыпаемся от грубых толчков. Холодно. Ещё немного, и нас бы не добудились. Мы бы замерзли во сне. Патруль пытается отобрать винтовки, мы не отдаём. Ссылаемся на приказ по 56-ой армии, запрещающий забирать оружие у бойцов, отбившихся от своих подразделений. Сейчас мы пойдём обратно через Дон искать свою курсантскую роту. Только нам бы пожрать чего.
   Старший патруля смеётся:
   - Считайте, что нашли не роту, а целую бригаду. У меня приказ бойцов с оружием направлять в 16-ую Отдельную сводную курсантскую бригаду полковника Людникова. Марш за мной к особисту.
   Документы у нас в порядке. Но, пожилой особист, в фуфайке без знаков различия, задаёт глупые вопросы, пытается запугать. Николай не выдерживает:
   - Слушай, дядя, а не пошёл бы ты к чёрту! Сейчас я нарочно запущу в тебя чернильницей, чтобы ты отправил нас на губу. Там хоть жрать дадут!
   - Ну вот! Наконец дождался от вас доброго слова. Теперь вижу, что фронтовики. Мотайте во вторую роту, там полевая кухня на подходе. Командира отыщете по звуку. Он у нас самый горластый.
   По запаху и по крикам легко находим кухню. Молодой лейтенант ругает повара за подгоревшую кашу. Заметив нашу четвёрку, прекращает ругань, внимательным взглядом осматривает наше снаряжение. У нас всё при себе, ничего не потеряли. Приказывает повару:
   - Накорми фронтовиков! Если ещё раз привезёшь подгоревшую кашу - заставлю самого съесть полный котёл! А вы после еды - сразу ко мне! Я - в пулемётное отделение.
   Лейтенант с командиром отделения тренируют пулемётный расчёт из курсантов. Увидев нас, переключает своё внимание:
   - "Максим" в училище изучали? Мне пулемётчики нужны. Тебя как зовут? Николай? Назначаю начальником пулемёта. Распредели обязанности.
   Николай назначает помощником Николашу, наблюдателем - Ивана, подносчиком патронов - меня. Докладывает, что в расчёте не достаёт ещё одного подносчика патронов и ездового с двуколкой. Получает ответ:
   - Это по уставу. Роте же приказано ночью перейти Дон и Аксай по неокрепшему льду на правый берег. Лошади, повозки, вьюки исключаются. Под катки пулемёта ищите лыжи или волокуши. Тягловая сила - вы. Два курсанта заменяют одну лошадь, а вас четыре. В бою пулемёт не должен молчать, если двоих убьют. Подносчиков патронов будет постоянно выделять командир взвода. Переберёмся через речки - разрешаю искать повозку для пулемёта. Вы, двое, должны охранять пулемётчиков, истребляя одиночные цели и снайперов. А пулемётчики должны вести огонь по групповым целям, помогая продвижению роты в атаке. Всё. Вы включены в пулемётное отделение второй роты.
   Готовим пулемёт к движению. Подъёмным механизмом опускаем тело вниз и смещаем назад, до упора. Ствол закрываем пробкой, снимаем прицел и пароотводящую трубку. В горловину, вместо воды, засыпаем крошево из кусочков льда. Вместо лыж используем клепки от деревянной бочки. Набиваем пулемётную ленту патронами, укладываем её в металлическую коробку с крышкой на защёлке. Коробку с патронами, коробки для масла, воды и прочие принадлежности закрываем брезентом и размещаем на волокуше.
   Сбегать в медсанбат и проведать Сербина с Кузьменко не удаётся. Горластый лейтенант командует роте построение. Он вовремя заметил спешащих к переправе двух верховых. Один из них - командир 16-ой Грозненской ОСКБ полковник Людников. Он лично руководит переправой бригады через Дон. Устраняет малейшие задержки. Рядом сапёры готовят переправу для пушек и обозов. Сверху льда устилают дорогу ветками деревьев, лозой, камышом, потом поливают водой, намораживая слой льда. Ждать, когда лёд утолщится снизу, долго.
   Станица Аксайская - в наших руках. Догоняем свой родной, поредевший курсантский батальон. По численности - не больше роты. Полковник Людников включает батальон в состав бригады, обещает пополнить красноармейцами. Наше пулемётное отделение остаётся в роте горластого лейтенанта. В отсутствие телефонной связи, он бегает от артиллеристов к пулемётчикам, согласовывает с ними цели, а нам указывает позиции перед атакой. Его беготня не остаётся незамеченной, следует приказ сверху, и два орудия выдвигают вперёд, в ряды роты. Для стрельбы прямой наводкой и непосредственной поддержки огнём пехоты в бою. Молодцы артиллеристы! Разрывы фугасных снарядов не только поражают огнём, но оказывают и деморализующее давление на противника. Взятый в плен обер-лейтенант, командир роты, объяснил, что имеет право отвести роту, если против него задействована артиллерия.
   Трое суток бригада не прекращает активных боевых действий в наступлении на Ростов. Мороз достигает -15. Валенки не у всех, мёрзнут ноги, много обмороженных. Не стесняясь, Иван "меняет" свои сапоги на больший размер, снятые с убитого бойца. Говорит убитому:
   - Спасибо, браток и прости. Возле пулемёта много не побегаешь, ноги мёрзнут. А я за тебя воевать буду.
   Мы следуем его примеру. Теперь можно положить в сапоги толстые стельки из соломы, заткнуть её за голенище. Хорошо, что подмётки сапог подбиты деревянными гвоздями, а не металлическими, как у немцев. Так теплее.
   Наступаем на предместье Ростова, посёлок Фрунзевку, а может Орджоникидзе. Немцы засели в домах, зло огрызаются из пулемётов. Братья ползком толкают пулемёт вперёд, прикрываясь от пуль щитком. Слышно, как пули щёлкают по броне. Я с Иваном веду огонь по их пулемётам. Броневого щитка у немецких пулемётов нет. И лента всего на 50 патронов. И ствол без охлаждения, приходится менять на запасной при нагреве. На это нужны секунды, но в бою каждая секунда дорога, мы всё чаще побеждаем в поединках.
   Ростов почти окружён, немцы пытаются уйти из города. Отбиваем несколько беспорядочных атак. Пулемёт всё время в работе. Торопливо готовимся отбить очередную атаку, набивая ленты патронами. У нас уже две коробки с лентами, а не одна, как положено. Вторую Иван "позаимствовал" с разбитого "Максима", отправленного в ремонт. Переносить при смене позиции тяжеловато, но зато всегда под рукой. Хорошо, что пулемётные ленты на тканевой основе, а не сплошь металлические, как у немцев.
   Горластый лейтенант с одним взводом ушёл вперёд, на разведку. Сейчас отступает назад, издали кричит нам, чтобы приготовились. На его крики не обижаемся, всей роте известно, что после контузии он плохо слышит. Считает, что и остальные также слышат, как он, потому и кричит.
   Спереди слева доносится гул моторов. Из города выезжают мотоциклы, разворачиваются в цепь, и идут в атаку. Такого количества мотоциклов видеть ещё не приходилось. Около сотни, не меньше. На каждом - по три гренадёра, а не два, как обычно. Под касками у некоторых белеют бинты. Очевидно, вывозят легко раненных. По нас бьют из пулемётов и автоматов.
   Выручает "Максим". Николай проводит длинной очередью по передним, потом по задним рядам мотоциклов. Промахнуться по такой куче невозможно. Взвод стреляет из винтовок. Через две минуты всё кончено. Поле заполнено стоящими и опрокинутыми мотоциклами. Уцелевшие немцы поднимают руки. Больше сотни трупов остаётся лежать на земле. Раненных подбирают пленённые немцы. Под наблюдением санинструктора делают им перевязку. Один из пленных говорит, что он врач, начинает помогать. Убитых и раненых немцев не жаль. Это всего лишь маленькая месть за наших убитых товарищей, расплата за страдания мирного населения, за разрушенные города и сёла.
   Трофейной команды в бригаде нет. Мне с Иваном удаётся вытащить из свалки несколько исправных мотоциклов. Лихо подкатываем к нашей пулемётной позиции. Там уже стоит полковник Людников с группой командиров. Говорит им, что наблюдал за психической атакой немцев, поздравляет с освобождением Ростова от оккупантов. Приказывает командиру роты трофейные мотоциклы с пулемётами подобрать, использовать для формирования пулемётного взвода. Лейтенант лихо козыряет, громогласно просит полковника отметить пулемётчиков. Людников отвечает:
   - Всех бы вас наградами отметил, да время для орденов ещё не пришло. А пулемётчику звание младшего сержанта присваиваю. Всему пулемётному расчёту объявляю благодарность.
   Старший политрук Островский просит разрешения навестить семью в городе, обещает вернуться за четыре часа. Полковник смеется:
   - За четыре часа не управишься. Разрешаю до завтра, к 8-00. Возьми мотоцикл с курсантом.
   Везу старшего политрука в Ростов. Он указывает дорогу на Военвед, где в коммунальной квартире живёт жена с дочкой. Говорит, что в этом доме до войны жил капитан Гастелло. Близкого знакомства с ним не имел, здоровались, как соседи.
   Внешне, от недельной оккупации, город почти не пострадал. Цел и пятиэтажный кирпичный дом на Военведе. Возле дома - толпа жильцов. Узнают политрука, подходят, обнимают. Женщины начинают плакать. Жены с дочкой в живых нет.
   Когда начались облавы, жена решила спрятаться у знакомых армян. Прошла всего два квартала, нарвалась на немцев. Двухлетней девочке разбили голову, мать застрелили. На другой день соседи их обнаружили, узнали. Тела увезли на еврейское кладбище, похоронили в общей могиле.
   Едем на еврейское кладбище. Там сейчас находится раввин и десятка два уцелевших евреев. Они молятся над могилой. Старший политрук присоединяется к их молитве. Из глаз текут слёзы, он их не вытирает. Молитва окончена, мы бросаем на могилу по горсти земли. Раввин утешает политрука, который явно не в себе. Приношу из коляски вещмешок с продуктами, который Островский вёз для семьи, отдаём его евреям. Они расходятся, политрук плачет, лёжа на могиле.
   Почти насильно усаживаю политрука в коляску, пытаюсь выехать из города. Не получается из-за встречного потока войск. Политрук хочет вернуться к дому, забрать на память кое-какие вещи жены и дочки. Возвращаемся к его дому. Снова плачут соседи. Политрук отдаёт им деньги, все, что у него были. Просит помянуть жену и дочь. С собой увозит куклу дочери и платок жены.
   Ростов освобождён, но войска в него всё прибывают и прибывают. Зачем? Видно, штабы не успели их перенацелить на преследование бегущего к Таганрогу противника. Наконец, появляются регулировщики, начинается движение из города. Все подразделения перемешались, мы с трудом находим свою 16-ю ОСКБ. Она выведена в армейский резерв.
   Личный состав бригады знакомят с телеграммой Верховного главнокомандующего И.В. Сталина, адресованной главкому Юго-Западного направления маршалу Тимошенко, командующему Южным фронтом генерал-полковнику Черевиченко, командующим 9-й и 56-й армиями Харитонову и Ремезову:
   "Поздравляю вас с победой над врагом и освобождением Ростова от немецко-фашистских захватчиков. Приветствую доблестные войска 9-й и 56-й армий во главе с генералами Харитоновым и Ремезовым, водрузившими над Ростовом наше славное советское знамя. И. Сталин ".
   По радио слушаем сводку Совинформбюро:
   "В боях за освобождение Ростова от немецко-фашистских захватчиков полностью разгромлена группа генерала Клейста в составе 14-й, 16-й танковых дивизий, 60-й мотодивизии и дивизии СС "Викинг". Немецкие войска в беспорядке отступают в сторону Таганрога. Советские войска преследуют противника. Противник оставил на поле боя свыше 5000 убитыми, захвачены большие трофеи".
   Мы горды, что в разгроме врага есть вклад курсантов. Кроме нашей, 16-й бригады, в составе 56-й армии воюют 11-я и 13-я Отдельные сводные курсантские бригады. И понимаем, что группа Клейста ещё полностью не разгромлена. Но это первая важная стратегическая победа Красной Армии на 6-м месяце Великой Отечественной войны, и первое крупное поражение вермахта с начала Второй мировой войны, которая длится уже более двух лет.
   1-го декабря в Ростове - траурный день. Бригада выступает на преследование врага, а я, в составе отделения следую в город для участия в похоронах. Даём салют из винтовок в сквере у медицинского института и на армянском кладбище, где похоронили расстрелянных оккупантами мирных жителей. Красноармейцев и ополченцев, погибших при обороне и штурме города, хоронили на Братском кладбище. Много венков. На зелёных венках - цветы, изготовленные из деревянных стружек, окрашенных йодом.
   Бригаду находим на станции Морская. Перед 56-й армией поставлена боевая задача - взять штурмом Таганрог. Армия уже исключена из состава Закавказского фронта и находится в подчинении Южного фронта.\
   Противник с каждым днём усиливает оборону. С тяжёлыми боями и большими потерями доходим до речушки Самбек, возле посёлка Екатериновки. Переправиться на западный берег не удалось, наша атака отбита. Мороз до -16. Рыть окопы тяжело, но необходимо. Зарываемся в мёрзлую землю и переходим к вынужденной обороне, так, как приказ наступать никто не отменял.
   Впервые бригаду атакует с воздуха такое большое количество самолётов. Две девятки бомбардировщиков Ю-57 и Ю-58. В одиночном окопе, я такую бомбёжку не выдерживаю, а вырыть сплошную траншею в мёрзлой земле времени не хватило. Но братья успели подготовить большой окоп, с позицией для пулемёта и местом для его укрытия внизу. Под видом помощи, мы с Иваном стаскиваем "Максим" в укрытие, накрываем сверху брезентом и пережидаем налёт, постреливая по самолётам из винтовок. Очевидно, сверху нас заметили. Мы - групповая цель. В отвесном пике "лаптёжник" устремляется на нас. Бомба взрывается рядом, в моём окопе, из которого я ушёл. На этом месте строим блиндаж - землянку с укрытием сверху. Логика проста - в одно место дважды попаданий не бывает.
   В роте есть потери от бомбёжки. Но значительно больше потерь от мороза. Выдают мазь, которую необходимо мазать на нос и щёки. Это - смесь из подсолнечного масла и комбижира в равных долях. На каждого бойца положено в день по 40 грамм этой смеси. Но мы её съедаем в полдник с сухарями. Горячую пищу привозят раз в день, с наступлением темноты, днём бойцы на передовой полуголодные. А побелевшие от мороза лица растираем снегом.
   От обморожения ног мазь бесполезна, необходима тёплая обувь. Валенками обеспечена только часть бойцов, но и они не спасают в условиях изменчивого климата Приазовья. Отсыревшие валенки необходимо сушить, а где? Обогревательного оборудования нет. Командир роты явно опекает пулемётчиков. Приносит нам валенки, мы от них отказываемся. Говорим, что регулярно меняем в сапогах отсыревшие стельки из соломы, а сверху сапоги смазываем, для защиты от влаги, рыбьим жиром. Настоящую причину ему не говорим. Мы носим сапоги, снятые из убитых товарищей. Уверовали, что они - наш талисман. Говорить об этом не положено, даже между собой. Иначе талисман потеряет силу. А мы, где-то в глубине души, ещё надеемся выжить.
   Заставляют пить рыбий жир. Многие от него отказываются. Мы - пьём. Вечером, когда выдают фронтовые сто грамм. Запиваем спиртом.
   Приказа на оборону нет. Мы наступаем на противника, хорошо изготовившегося к обороне. Использовал наши оборонительные сооружения возле Таганрога и построил новые. Утеплённые блиндажи с туалетами, огневые точки с закрывающимися амбразурами. Склады с боеприпасами и продовольствием у него под боком, в Таганроге. У нас же плечо доставки всего необходимого значительно удлинилось.
   Для прорыва обороны противника необходима артиллерия. Ее доставляют. В тылу, на закрытых позициях, впервые наблюдаем множество орудий. Для взятия Таганрога свезли со всего фронта, оголив другие участки. Рядом расположилась танковая бригада - несколько десятков танков Т-26.
   Артиллерийский удар получился коротким - нет снарядов. Он, скорее, помог немцам определить главное направление нашего наступления. Бронебойные снаряды 45-ти миллиметровых танковых пушек не предназначены уничтожать пехоту врага. Несколько наших танков подорвались на минах, остальные попали под обстрел батарей врага и вынуждены отойти с потерями. Лёгкие танки прорвать оборону не могут, а средних, Т-34 и тяжёлых КВ-1 на нашем участке нет.
   Немцы очень упорны в обороне. Выгнать их из тёплого блиндажа на мороз может только смерть. Командиры много говорят о возможном штурме Таганрога по льду со стороны моря. Наша бригада даже раздобыла у местных рыбаков "базавлуки" - приспособления для ходьбы по скользкому льду. Но для штурма необходима сила - не меньше полнокровной дивизии. Её у нас нет.
   Узнаём о гибели старшего политрука Островского. Получил смертельное ранение, поднимая в атаку курсантский батальон. Умирая, попросил положить на грудь платок жены и куклу дочурки.
   Погиб любимец курсантов, уроженец Крыма, младший лейтенант Миша Дёрдяй. Имя у него длинное, татарское, но все зовут его Мишей. Никогда не злоупотреблял наказанием курсантов. Вспоминаем, как он проводил с нашим взводом учёбу хождения по азимуту. Необходимо было определить угол по компасу между направлением на север и неподвижно стоящим удалённым предметом. В качестве предмета Саша Гуленко выбрал сторожа, неподвижно стоящего возле огромного кагата с арбузами. Но сторожу надоело стоять на одном месте, и азимут изменился. Дёрдяй заставил Гуленка измерять азимут до движущего сторожа каждые пять минут. Любознательный сторож подошёл к Гуленко и спросил, что тот делает. Гуленко стал учить деда, как брать азимут. В качестве награды за науку, дед одарил курсантов сладкими арбузами.
   Перед выпуском из училища, Мише не повезло со стажировкой в войсках. Вернулся с характеристикой со словами - "недостаточно требователен к подчинённым". Отличника учёбы выпустили из училища младшим лейтенантом и оставили командиром взвода курсантов.
   Миша воюет честно. После удачно выполненной засады и истребления мародёров-мотоциклистов, с батальона ушло представление на повышение звания Дёрдяю. Очевидно, где-то затерялось, или время не подошло.
   Сейчас Крым оставлен нашими войсками. Героически сражается только осаждённый Севастополь. По армии поползли слухи о предательстве крымских татар. Слухи подтверждаются. Приводятся факты:
   - Национальная дивизия, сформированная из крымских татар, и поставленная в оборону Перекопа, перешла на сторону немцев, открыв им ворота в Крым;
   - Вооружённые отряды татар нападают на партизан в горах, несут охрану немецких коммуникаций;
   - Вокруг осаждённого Севастополя действуют лазутчики из татар, выявляют позиции наших войск, выкладывают на земле полотнища для ориентировки немецких лётчиков;
   - Подарили Гитлеру белого коня для триумфального въезда в Москву.
   Миша Дёрдяй служить гитлеровцам никогда бы не стал, но жить больше не мог. Подорвал себя и несколько немцев гранатой.
   Наша курсантская бригада получила пополнение. Молодые и пожилые, в армии не служившие, и плохо обученные красноармейцы. Пулемётный расчёт пополнили крепким мужиком, лет под сорок, похож на батюшку. Многоречиво втолковывает нам, что он не батюшка, а пастор, слуга Иеговы, видит своё призвание, чтобы вернуть заблудших к истинной вере. Ага, сектант. Но чем сектанты отличаются от православных, мы не знаем.
   "Пастор" зачислен подносчиком патронов и стрелком в пулемётное отделение. Иван знакомит его с винтовкой, учит разборке и сборке. Бесполезно, путает детали. Стрелять тоже не может, говорит, что слаб на глаза. Глаза у него действительно, красные, он их постоянно трёт кулаком. Николай отправляет "пастора" в медсанчасть, надеясь от него избавиться. Через час фельдшер приводит его обратно. Промыл "пастору" глаза чаем, проверил зрение. Лучше не бывает. Ругает Николая за мягкотелость, отсутствие дисциплины среди подчинённых:
   - Симулянт ваш "пастор", а не больной. Если увидите, что трёт глаза - кулаком по шее.
   Начинается обстрел со стороны немцев. Несколько раз имитируют ложные атаки, чтобы вызвать ответный огонь и засечь огневые точки. И снайперы немецкие в это время действуют.
   Наш командир роты тоже ведёт свою игру с немцами. Приказывает на огонь с основных позиций не отвечать, изредка постреливать с запасных, рыть ложные окопы, усилить наблюдение. Николай приказывает "пастору" рыть в стороне окоп, мне с Иваном - занять запасные позиции и поохотиться на немцев. Такие игры мы с Иваном любим. Прихватываем заранее приготовленное чучело, мы его ласково зовём "Иван Иванович". Иван с чучелом занимает удобную для стрельбы позицию под нашим подбитым танком. Я - в стороне, метров за 50-т. Медленно, за конец телефонного провода, подтягиваю чучело к себе. Звучит выстрел вражеского снайпера, и сразу же - ответный выстрел Ивана. На одного снайпера у немцев стало меньше.
   Быстро и незаметно меняем с Иваном позиции. На сегодня игра с приманкой врага на чучело закончена. Немцы не дураки, на снайперскую охоту тоже ходят вдвоём. И второй снайпер вполне мог засечь позицию Ивана под танком. Ведём наблюдение, но определить местонахождение снайпера не удаётся, себя тоже не даём обнаружить. Немцы пускают в ход свою последнюю "козырную карту", начиная минометный и пулемётный обстрел танка. Расчёт их прост и, почти всегда, безотказен. Выползающий из зоны обстрела сам себя обнаруживает и подставляется под пулю снайпера. Мы это уже проходили.
   Сзади раздаётся истошный крик. "Пастор" ранен в ладонь левой руки. Николаша его перевязывает и отправляет в тыл. Прибывшие с пополнением молодые, необстрелянные парни, "пастору" откровенно завидуют. Такое лёгкое ранение - заветная мечта не только труса, но и бойца, неимоверно уставшего от войны. Позволяет две - три недели отдохнуть от передовой.
   Я осматриваю лопату, которой "пастор" рыл окоп, и удивляюсь. Черенок лопаты цел. Как же пуля попала в ладонь, не повредив черенка?
   На следующий день - точно такое же ранение у молодого парня с пополнения. Но многие видели, что он нарочно выставлял над окопом левую руку. Снайпер не промазал. Раненого арестовывают и отправляют в трибунал.
   Я, с Иваном, озабочен поисками позиции снайпера. Осматриваем позиции немцев с мест ранений. В километре от нас - немецкий дот. Амбразура его обычно закрыта броневым щитом. Сквозь маленькую смотровую щель снайпер стрелять не будет. Неудобно, да и камрады засмеют. С помощью бинокля находим другую, замаскированную амбразуру. Подтаявший снег оголил два бревна с узкой щелью между ними. Что за щелью - не видно. Одиночным выстрелом можно только спугнуть снайпера. Тут нужна снайперская очередь.
   Автоматическая винтовка АВТ-40 есть у командира роты. Лейтенант даёт её Ивану. Винтовка не пристреляна Иваном, времени на пристрелку нет. Не долго думая, Иван разбирает её, и заимствует с неё всего одну деталь, вставляя в свою СВТ. Теперь в его руках дальнобойный автомат, выстреливающий за секунду магазин в 10 патронов.
   Остальное делается просто, как в кино. С помощью чучела, я привлекаю внимание вражеского снайпера. После его выстрела, Иван всаживает в амбразуру очередь из 10-ти пуль. Через пять минут на позиции роты обрушивается шквал миномётного огня, яростного и беспорядочного. Так немцы мстят за убитого снайпера.
   Умышленное ранение в ладонь руки "пастора" и молодого красноармейца - это чрезвычайное происшествие. Расценено, как результат недостаточного воспитания бойцов со стороны командира роты и политрука. Они немедленно принимают меры воспитательного и дисциплинарного воздействия, обходя взвода и отделения. В пулемётное отделение приходят вечером, немного выпивши. За отсутствие требовательности и политическую близорукость политрук роты объявляет командиру отделения младшему сержанту Николаю Темнохуду взыскание вчерашним числом. За умелое руководство пулемётным отделением в бою и уничтожение сегодня двух снайперов командир роты объявляет Николаю благодарность и снимает ранее наложенное взыскание. На этом официальная часть закончена, можно выпить положенные сто грамм и поговорить по душам. Молодые окопные лейтенанты грозящего им взыскания не боятся, заявляя:
   - Меньше взвода не дадут, дальше фронта не пошлют.
   - Политруки дольше двух-трёх ротных атак не живут, я свою норму давно уже перебрал.
   Иван обещает политруку к прибытию грозной комиссии выпустить задним числом десяток "Боевых листков", свидетельствующих о высоком уровне идейно-политического воспитания в роте. Расстаёмся добрыми друзьями.
   За умышленное членовредительство красноармейца Жирнова, 1922-го года рождения, судит военный трибунал и приговаривает к расстрелу. Об этом нам зачитывают приказ по 16-й ОСКБ. Про "пастора" - ни слова, тёртый мужик, сумел отвертеться. Опять будет головы мутить своими речами. Да он - хуже фашиста! А молодого парня мы жалеем. У прибывшего для лекции военюриста интересуемся, а как в лагере противника? Ведь мы же знаем, что среди немцев тоже есть трусы, паникёры, и отказывающие воевать по религиозным мотивам. Юрист отвечает, что у немцев существуют штрафные батальоны. В принудительном порядке туда из тюрем направляют уголовников, браконьеров, контрабандистов, гомосексуалистов и военнослужащих, проявивших трусость в бою, или совершивших воинское преступление. Служба в таких батальонах засчитывается, как срок отсидки в тюрьме, ранения и прочие заслуги срок не сокращают. Возможно, штрафные батальоны введут у нас. Но для уголовников - только на добровольном основании. Охранять их будут отряды НКВД.
   Справа от нашей бригады воюет конвойный полк. Воюет неплохо, ходит в атаки, несёт тяжёлые потери, как и мы. Из устава конвойных войск нам известно, что их главное назначение - внешняя охрана тюрем и конвоирование заключённых. Война внесла свои поправки в уставы. Теперь войска НКВД воюют на фронте и занимаются охраной тыла. Да и дисциплина у них строгая.
   Становится известно, что в бригаду прибыл из Ростова представитель Житомирского пехотного училища. Так с 5-го декабря именуется наше Ростовское училище. В честь геройски погибших курсантов из Житомира, пополнивших ряды курсантов-ростовчан, оно переименовано. Представитель училища составляет списки курсантов для продолжения учёбы, или для направления на краткосрочные курсы младших лейтенантов. Личные пожелания курсантов будут учитываться.
   В пулемётном окопе мы молча продумываем эту новость, сулившую перемену в судьбе. Первым высказывается Иван:
   - На фронте - свобода, пусть и относительная. В училище - дисциплина, занятия по строевой, наряды от старшины. Здесь кормят, иногда, один раз в сутки, но вволю. Завтрак, обед и ужин вместе, съедаем и выпиваем за погибших. Мой живот это устраивает. В училище - режим. Регулярно, но мало.
   На фронте - игра со смертью на каждом шагу. У меня с Петром и у Николаши пули несколько раз рикошетировали от каски. У Николая щиток пулемёта весь в отметинах. Но живы, даже не ранены, если не считать лёгких контузий. Играть со смертью научились. У меня не пропало желание нашим расчётом ещё несколько десятков фрицев на тот свет раньше нас отправить.
   Младший сержант говорит уже тоном приказа:
   - Значит, договорились. Тянем фронтовую лямку до последнего. Потом, все вместе - в училище. Хорошо бы, после училища, пулемётным взводом покомандовать.
   Наша бригада несёт потери, в том числе от своих винтовок СВТ. Немцы используют против нас винтовки, захваченные на складах и подобранные на поле боя. Своих самозарядных винтовок у противника нет.
   Докучают частые обстрелы из тяжёлых миномётов. Каждый раз с новой позиции. Оказывается, это кочующие батареи на грузовиках. После огневого налёта уходят на новую позицию. Нашим артиллеристам поразить их не удаётся.
   13-го декабря получаем приказ перейти к обороне. Переходим на двухсменное дежурство у пулемёта. Сейчас дежурю я с Иваном, братья отдыхают в землянке. Вот они выходят, по привычке сначала смотрят в сторону врага. Потом направляются к нам, на ходу одевая каски. На лице у Николаши ещё играет счастливая улыбка человека, увидевшего хороший сон. Рядом взрывается мина, тугая волна сбивает их на дно траншеи. Оба ранены. Николай - легко. Правая сторона лица обожжена и кровоточит, из уха идёт кровь. У Николаши - тяжелое осколочное ранение в область правого глаза, он без сознания. После перевязки, командир роты, чертыхаясь от потери двух пулемётчиков, направляет их в медсанчасть, расположенную в километре от передовой. Выделяет двух бойцов для переноски носилок. Николай плохо слышит, говорить мешает комок в горле. Молча, пальцами, приказывает нам оставаться у пулемёта, сам берётся за носилки.
   Мы с Иваном осиротели. Только сейчас дошло, насколько привязаны мы к братьям, строгому Николаю и доброму, улыбчивому Николаше. Ругаем себя за то, что не подчистили обвалившуюся от взрывов траншею. Будь она поглубже, и беды можно было бы избежать. Впервые окидываем взглядом наш участок возле пулемёта и удивляемся. Да он весь перепахан взрывами! Как это ещё цел наш пулемёт? Очевидно, немцы его засекли, и миномётчики к нему пристрелялись. Решаем, за ночь подготовить новую позицию. А пока, с пулемётного окопа, Иван пытается в бинокль обнаружить артиллерийского наблюдателя. И обнаруживает! Над холмиком торчит стереотруба. Выстрелами наблюдателя не достать, тут нужна артиллерия. Командир роты связывается с артиллеристами.
   Вечером в землянку возвращается Николай. Усталый, замёрзший, голодный, едва держащийся на ногах. Сбежал с эвакуационного пункта для раненых. Валится на нары и засыпает. Отдохнул, отогрелся, поел, попил. Начинает рассказывать:
   - Раненных много, отправлять в госпиталь не успевают. После сортировки Николашу перенесли в помещение для тяжелораненых. Лежат на холодном полу вокруг печки, стонут, кричат. Подошёл автобус ЗИС-16 для перевозки раненых. В него удалось втиснуть Николашу на лежачее место. Таких мест в автобусе всего 4, остальные сидячие. Хорошо, что медсестра сопровождает, обещала присматривать. Николаша в сознание так и не пришёл. Повезли на железнодорожную станцию, оттуда поездом должны увезти в Ростов. Замёрзнуть в пути не должен, ноги я ему укутал, а лицо всё в бинтах.
   Меня отсортировали к легко раненым. Их отправляют в госпиталь в последнюю очередь. Посидел, немного отдохнул, стал замерзать. Собрался с силами и пошёл в роту. Если бы не дошёл - замёрз бы в пути.
   К концу речи Николай даже заикаться стал меньше. Насильно укладываем его спать, а сами уходим в ночь копать новый окоп для пулемёта.
   Утром прибывает лейтенант-артиллерист для корректировки огня своих мощных 152-х миллиметровых орудий, которые занимают позиции в нескольких километрах сзади. Обрадованный командир роты указывает ему разведанные цели противника, которые досаждают огнём. Артиллерист наносит их на свою карту, недовольно ворчит на ротного:
   - Из пушек по воробьям не стреляют. Огонь их крупных батарей на себя вызвать сможете?
   - Запросто, хоть сейчас. Прикажу открыть огонь из пулемётов по целям, что тебе указал, они сразу ответят.
   - Сейчас не надо. Скажу через полчаса, когда к стрельбе изготовлюсь.
   Корректировщик рассматривает в мощный артиллерийский бинокль позиции противника, не оборачиваясь, даёт команды телефонисту, тот повторяет их для батареи.
   Николай в землянке не усидел, сейчас занял место второго номера у пулемёта. Иван, на правах временно назначенного начальника, на него нарочно покрикивает. У меня душа радуется, слушая их перебранку. Готовлюсь поддержать огонь пулемётчиков из АВТ-40. Дам три очереди по 10 патронов, потом буду стрелять одиночными, чтобы ствол не перегреть. Да и патроны приказано беречь.
   Рота открывает ленивый прицельный огонь из пулемётов и винтовок. Через пару минут на наши позиции обрушивается огонь вражеских тяжёлых миномётов. Им отвечают наши орудия. Мы своё дело сделали, огонь на себя вызвали. Втроём спешим опустить пулемёт в окоп, чтобы уберечь от близких разрывов. Не успеваем. Перед нами встаёт столб огня. Успеваю закрыть глаза и ощутить, как голову вдавливает в плечи тяжёлый удар.
  
   4. НА ИЗЛЕЧЕНИИ.
  
   В сознание прихожу от холода. Ничего не вижу и ничего не слышу. Опять провал... Потом осознаю, что лежу на спине и ощущаю толчки. Куда-то на чём-то везут. Каждый толчок отдаётся мучительной болью в голове. Ох, скорее бы умереть, чтобы не ощущать этой боли!
   По-настоящему прихожу в себя, когда с головы начинают снимать кожу вместе с волосами. Ощущаю запах йода. Значит, я в госпитале, и с моей головы снимают присохшие бинты. Наконец, эта мука прекращается. Пытаюсь приоткрыть глаза. Но веки меня не слушаются. Усилие открытия глаз очень утомляет, я засыпаю. Это уже сон, а не потеря сознания.
   Постепенно возвращается зрение, слух. С памятью хуже. Кто эта женщина-врач, что подходит ко мне? Лицо знакомое. Вспоминаю:
   - Военврач Зеленина?
   - Наконец-то. Иван раньше тебя пришёл до памяти. И Николай оживает. Не волнуйся, выздоровеете. Сейчас мы тебе хороший укольчик сделаем, и ты немного поспишь. А разговаривать тебе ещё нельзя.
   На другой день мне разрешают немного поговорить с Иваном. Я его с трудом узнаю. Лоб и голова искусно замотаны бинтами с завязками под челюстью. Очень похож на старушку с белым платком на голове. Не могу удержаться от смеха, хотя он и отдаётся тупой болью в затылке. Иван подсовывает мне зеркальце:
   - А ты на себя посмотри. Думаешь, ты лучше?
   С зеркальца на меня смотрит худой старик с обожжёнными, впалыми щеками и забинтованной головой. Неужели это я?
   У Николая вид не лучше. Лежит на спине и строго смотрит в потолок. Он уже знает, что его брат умер в госпитале, не приходя в сознание. Похоронен на Братском кладбище.
   Мы учимся ходить. Всё бы хорошо, но замучили перевязки. Ночью после них невозможно уснуть. Короткий сон прерывается криками команд, руганью. Во сне видится то, что пережили в боях. Николай начинает буйствовать. Палата большая, раненных около двадцати. Его ругают, грозятся побить, я с Иваном за него заступаюсь. Начальнику отделения это надоедает, он намерен перевести нас в психбольницу. Выручает Зеленина, хотя мы не в её отделении. Санитарный поезд увозит нас в Краснодар, где имеется специальное отделение для лечения раненных в голову и обожжённых. За их реабилитацией следит профессор, главный психиатр фронта.
   В отделении госпиталя сначала отказываются нас принять - не залечены раны на голове. Перевязки здесь делают только защитные, чтобы пациенты не сдирали ногтями подживающие и зудящие места ранений. Вызывают главврача. Мы клятвенно уверяем его, что чесать раны не будем, только не перевязывайте. Нам верят и смазывают раны каким-то целебным бальзамом, не накладывая вату и не бинтуя. Мы торжествуем, что избавились от мучительного процесса снятия присохших бинтов вместе с кожей и волосами.
   Заставляют много ходить, гуляя по парку возле госпиталя. Ночные кошмары навещают только Николая. Он тоскует по брату, зовёт его во сне. Выручает православный батюшка местной церкви, приходящий в госпиталь по просьбе верующих. Разговорились, сидя на скамейке в парке. Пообещал сотворить молитву за убиенного воина Николая, заставил нас трижды перекреститься за упокой его души. Прочитал короткую проповедь, что его душа тоже тоскует о ближних, её можно успокоить только памятью о нём на 9-й день смерти и на сороковой. Николай заверил батюшку, что вспоминает брата каждый день, завтра мы придём в церковь и поставим свечи за упокой его души.
   Политрук госпиталя о нашем хождении в церковь узнал, но в упрёк нам не поставил. Сказал, что батюшка - патриот, призывает прихожан молиться за победу над врагом, внёс значительную сумму денег в фонд обороны.
   Лечащий врач нашим физическим состоянием доволен. Шрамы на голове заживают, обожжённая кожа с лиц местами сошла. Обнадёживает, что к дню победы над врагом никаких шрамов на лицах не будет. Только нервишки слабоваты после контузии. Мы смеёмся. Нервишки? У фронтовиков?
   В госпитале уже витает дух скорой победы. После разгрома немцев под Москвой наши войска теснят противника под Харьковом, на Донбассе, освободили Керченский полуостров, отбили атаки на Мурманск. Эх, если бы ещё союзники открыли второй фронт! Отвлечение с Восточного фронта десятка немецких дивизий сразу бы дало ощутимый результат, противнику пришлось бы просто драпать! И война быстро бы закончилась.
   Немногочисленные скептики грустно качают головой. Это надо, чтобы исполнились многие "если бы, да кабы". Пока что союзники второй фронт только обещают открыть, но когда откроют - неизвестно. А немец ещё силён, на него работает вся Европа; кормит, одевает, вооружает, даёт солдат для формирования дивизий СС. Нет, вся надежда на себя, да на заводы Урала и Сибири, на новые танки, пушки, самолёты.
   В спорах участия не принимаем. Готовимся к выписке и обсуждаем, куда нас направят. Обычно пехотинцев направляют в команду выздоравливающих запасного стрелкового полка. Это рядом, в станице.
   В палату заглядывает дежурный:
   - Курсанты есть? На выход!
   В парке ожидает представитель 1-го Краснодарского военно-пехотного училища. После беседы с нами сообщает, что мы должны пройти медкомиссию и будем зачислены курсантами училища. Только оно уже переименовано в Винницкое, так как большинство курсантов - с эвакуированного училища. Мы соглашаемся, интересуемся вооружением курсантов. Кадровик мрачнеет:
   - По приказу маршала Кулика, училища Краснодара передали всё вооружение стрелковой дивизии, направленной на защиту Тамани в конце прошлого года, когда наши оставили Керчь. Запаниковал маршал. Учебный процесс курсантов сорван. Сейчас оружие постепенно получаем. А маршал живёт тут, на даче. Против него ведётся расследование за самовольную сдачу Керчи и Ростова.
   Начальник отделения госпиталя уступает настойчивым просьбам и направляет на медкомиссию. Хирург, глазник, ушник, терапевт осматривают и выслушивают. Каждый пишет "здоров". Председатель комиссии вручает направления в команду выздоравливающих запасного полка. Напоминаем, что мы - курсанты, на нас должен быть запрос из училища. Запрос быстро находят. И не один, а два. С Житомирского и Винницкого пехотных училищ. Председатель медкомиссии улыбается:
   -У вас право выбора. Только для курсантов и командиров после ранений в голову положено ещё и заключение психиатра. Вам повезло, он заехал к нам консультировать. Идите к профессору.
   В нашем представлении, профессор должен выглядеть сухоньким старичком в очках и с бородкой клинышком. В кабинете же прохаживается здоровенный мужик в белом халате, тесном в плечах. Ага, наверное санитар, чтобы охранять профессора от буйных больных. Не церемонясь, Николай обращается к нему:
   -Дядя, ты бы лучше профессора позвал, чем потолок головой подпирать. Нам его подпись нужна на бумажках. Иди, не бойся, мы тут ничего не поломаем, мы не психи.
   Мужик протягивает руку, мы непроизвольно вручаем ему три "бумажки", он их быстро пробегает глазами, бросает на стол и командует:
   -Головы накло-нить!
   Команду, поданную властным голосом, не выполнить нельзя. Сгибаемся перед ним в поклоне. Замечаем на штанах лампасы. Да это генерал!
   Осматривает наши шрамы, спрашивает:
   -Чешется?
   На дружное "нет", отвечает:
   -Врёте.
   По очереди надавливает пальцами какое-то место возле затылка, спрашивает :
   -Больно?
   На наше "нет", снова произносит:
   -Врёте.
   Потом вынимает из кармана халата мячик, предлагает:
   -А теперь поиграем с мячиком. Я бросаю, вы ловите. Начали!
   Игра не получилась. Ловить мячик мы не можем. А он всё продолжает и продолжает игру, внимательно вглядываясь в наши возмущённые лица.
   Первым не сдерживает возмущения Николай:
   -Слушай, профессор, ты может и генерал, но мы пришли к тебе не для игры с мячиком. Пиши на бумажках "здоров" и мы, по доброму, расходимся!
   Профессор садится за стол и пишет бумагу. Вручает её Николаю:
   -Это направление для троих в санаторий. Вам необходимо пройти курс реабилитации после ранений. Сейчас вы способны на необдуманные поступки и решения. Такие люди на фронте чрезвычайно опасны. Особенно, когда командуют подразделениями. Взводами или армиями. После санатория будете полностью здоровы. До свидания.
   Выходим из кабинета недовольные. Какая реабилитация, зачем санаторий? Правда, в игре с мячиком мы опозорились. Но что, на фронте мы в мячики будем играть? А может, этот медицинский генерал - враг народа? Во, как тонко намекает на командующих. Что, у нас командующие армиями - больные, способны на необдуманные решения?
   Что собой представляет санаторий, мы точно не знаем. Кажется, больница для стариков, где то в лесу, или на берегу моря. Их там заставляют лежать, дышать целебным воздухом и пить противную воду "Нарзан" или "Боржоми". Да с колодца вода в тысячу раз вкуснее!
   Решаем научиться ловить мячик и снова идти к профессору. Мячика нет, поэтому бросаем друг другу камешки и ловим их. На раненых, которые проходят мимо и крутят пальцем у виска, внимания не обращаем. С трудом, но сноровка возвращается. Идём к профессору показывать своё умение. На случай, если не даст мячика, набираем в карманы камней.
   Нас ожидает жестокое разочарование. Кабинет закрыт, профессор уехал в другие госпитали. Неужели и там найдутся такие дураки, как мы, что согласятся на игру с мячиком?
   Вспоминаем, что у нас остались направления в запасной полк, в команду выздоравливающих. Прощаемся с товарищами по палате, идём на склад получать обмундирование. Завскладом страдальчески морщится - всё добротное разобрали, осталось ношеное-переношенное. Кое-как одевает нас в гимнастёрки со следами крови, брюки и старые ватники. На ноги - сапоги с заплатами. В компенсацию за плохое обмундирование наделяет новыми кожаными ремнями. Опоясываемся ими поверх ватников и следуем на окраину Краснодара в запасной полк.
   Старшина команды выздоравливающих отказывается нас принять. Казарма переполнена, свободных мест нет. Совещается с фельдшером. Предлагают выбор: возвратиться в госпиталь, или сразу идти в строевую роту, которая формируется для отправки на фронт. Выбираем строевую роту.
   Дневального на входе в казарму нет. На койках, поверх голых матрасов, сидят и лежат красноармейцы. Ругают старшину роты: постельного белья не выдал, на довольствие не поставил, порядка в роте нет. Сейчас закрылся в каптёрке и пьянствует с писарем и каптенармусом, приказал не беспокоить.
   Идём до каптёрки, стучим в закрытую дверь. В ответ голос:
   -Я сказал - ждать!, - и мат в три этажа. Николай бьёт ногой в дверь. Подействовало. Перед нами три разъярённых молодца. Они уже выпили, мы помешали закусить. Докладываем старшине по уставу, что прибыли для дальнейшего прохождения службы.
   Красное лицо старшины расплывается в довольной улыбке:
   -Вот это по мне. Старших по званию положено уважать. Слушай мой приказ - снять ремни!
   -Зачем?
   -Они мне пригодятся. А взамен я выдам брезентовые.
   -Мародёрство среди военнослужащих запрещено. Ремни мы не отдадим.
   -Так вы отказываетесь выполнить приказ? Ну, тогда получай!
   Старшина лезет в драку. Мы ошарашены и отступаем на несколько шагов, не давая себя ударить. Это подзадоривает дружков старшины. Они тоже выскакивают в коридор, спотыкаясь на нетвёрдых ногах. Но старшина - опытный драчун, и кулаки у него большие. Николай получает по уху. В ответ - прямой удар в нос. Я с Иваном тоже вступаю в драку. Старшине достаётся больше всех. С разбитого носа каплет кровь. Вместе с собутыльниками отступает в каптёрку и закрывает за собой дверь.
   Выскочившие с казармы красноармейцы выражают одобрение:
   -Так ему и надо, хапуге. Меняет бельё на самогон и сало. Правильно вы ему врезали.
   Вызванный караул арестовывает всех участников драки. Военный дознаватель записывает показания старшины:
   -Занимался в ротной каптёрке служебными делами. Снаружи кто-то начал ломать дверь. Вышел, сделал замечание курсантам, приказал покинуть помещение, зайти и доложить, как положено по уставу. Приказ старшего по званию не выполнили, полезли в драку, нанесли мне побои. Психи это, а не курсанты. А выпил я, слегка, от простуды, фельдшер посоветовал. Очень страдаю от сквозняков.
   Дознаватель потерпевшей стороной считает старшину, нас - зачинщиками драки, грозит направить дело в трибунал, если стороны не помирятся. Мириться со старшиной мы не соглашаемся, он тоже. Вздохнув, дознаватель начинает составлять протокол. Старшина торжествует.
   В помещение входит майор, командир полка. Подходит к старшине и молча сдирает с петлиц треугольники. Просит дознавателя заняться жалобой красноармейцев на старшину по поводу не выдачи вещевого довольства и рукоприкладства. До окончания следствия бывшего старшину содержать на гауптвахте, каптенармуса и писаря возвратить в роту для участия в ревизии имущества. Курсантов направить согласно предписаниям из госпиталя.
   Дознаватель доволен. Чёткие приказы майора упрощают его работу. Не нужно расследовать драку среди военнослужащих, за которую виновникам светит штрафной батальон. А это ЧП по гарнизону.
   Прочитывает наши направления из госпиталя, они разные. За подписью военврача 2-го ранга - в команду выздоравливающих запасного полка. За подписью генерала медицинской службы - в санаторий. Размышляет не долго. Генерал явно выше по званию. Смотрит на нас с любопытством и, наконец-то, предлагает присесть. Разговаривает по телефону с госпиталем. Там нас уже ищут. Команда для следования в санаторий сформирована, не хватает троих курсантов. Старший команды уже направлен за ними в полк.
   Дознаватель ведёт нас на КПП полка. Под расписку передаёт нас капитану с обожжённым лицом.
   По прибытии в госпиталь, капитан ведёт на вещевой склад. Интендант распечатывает пломбу на одной из кладовых и выдаёт нам новое обмундирование. Капитан следит за количеством и наименованием выданного, напоминает "забывчивому" интенданту, какую вещь тот не додал.
   Мы удивлены познаниям капитана. Ведь на рукаве его синей шинели нашита "курица". Это эмблема лётного состава. Обожжённые губы лётчика искажает гримаса, слабо похожая на улыбку:
   -В лётном училище был старшиной эскадрильи. Раньше эта должность была выборной. Быстро переодеться, следуем на вокзал.
   Поезд следует до Тбилиси, нам выходить в Гудаутах, поэтому проезд в общем вагоне. Нас десять человек, размещаемся в плацкартном купе, рассчитанном на шесть сидячих мест. Капитан распределяет места. Курсантам - две верхних полки на троих, четыре полки - для семи командиров. Отдыхать лёжа - по очереди. Командиры между собой знакомы. Мы представляемся, кратко рассказываем о себе, как профессор наказал нас санаторием, как мы пытались сбежать в запасной полк, но драка этому помешала. Удивляемся, их то за какую провинность наказали санаторием? Тоже не умеют ловить мячик?
   Командиры неудержимо смеются, не стесняясь своих, обезображенных ранами лиц. У каждого из нас имеются отметки войны, стесняться нечего.
   Гудауты встречают теплом, хотя по календарю - январь. Синеет море и светит солнце. На перроне - торговля, в основном мандаринами, виноградом, вином, лепёшками. Нам машет рукой пожилой мужчина в большой кепке. Приглашает садиться в потрёпанный автобус без стёкол, возле места водителя - кошёлка с мандаринами. Не спрашивая ничего, помогает разместиться. Говорит, не переставая:
   -Сам знаю, куда вас везти - в "лепрозорий", по лицам узнал. Вах, зачем обижаетесь? Так мы зовём ваш санаторий. Кавказский шутка, обижаться не надо. Ты на меня обидишься, я на тебя обижусь - всем плохо будет. У меня сын на фронте, хочу, чтобы живой вернулся. Пусть со шрамами на лице. Раны воина красят. И почёт от стариков.
   Зачем спрашиваешь, сколько билет стоит? Это кондуктор должен знать. Работаю без кондуктора. Сколько дашь, столько и будет. Сдачу деньгами не даю, бери мандаринами. Если денег нет - бесплатно довезу. Кушайте мандарины. Недавно в Москву целый вагон отправили, в ящиках. Многие говорили - замёрзнут. Один умный человек посоветовал написать на ящиках "здесь сидит мандарин". Довезли живыми, не помёрзли. Железнодорожники в пути обогревали. Письмо из Москвы приехало, из госпиталя, хорошо благодарят. Сейчас Гудауты подарок на фронт готовят. Чай и табак, самсун называется, слышали? Лучшего табака нет нигде, только в Абхазии.
   Автобус останавливается у ворот санатория. Водитель высыпает мандарины из кошёлки в подставленный Иваном вещмешок.
   Возле проходной стоит вахтёр. В милицейской гимнастёрке, на ремне - пустая кобура, на голове - каракулевая шапка. На нашу команду не обращает внимания, минут пять переговаривается с водителем. Потом начинает проверку документов. Удостоверений не признаёт, только направления. У курсантов - одно направление на троих. Согласен пропустить только одного. После долгих объяснений и вызова работника санатория, пропускает на территорию. Вручает Николаю оплетённую бутыль со словами:
   - Лучшего вина во всей Абхазии нет. Первая бутыль - без денег, подарок. Мне подаришь треугольники с петлиц - тебе вино каждый день дарить буду.
   Движемся командой по парку к белому зданию. Встречаем высокого мужчину в пижаме, идущего навстречу. Следующая мимо команда выводит его из состояния задумчивости:
   - Товарищ капитан! Почему не приветствуете старшего по званию?
   Потом начинает соображать, что он в пижаме, знаки различия не видны. Устало машет капитану рукой, идите, мол.
   В фойе здания встречает главврач. В белом халате, накинутом сверху гражданского костюма. Рассаживает по диванам, быстро прочитывает направления. Начинает беседу:
   - Прошу на время забыть о войне и уставных отношениях. Здесь вы просто отдыхающие. Обязательными являются только водные процедуры и восстановительные физические упражнения. Прошу не опаздывать в столовую, режим питания четырёхразовый. Пить вино разрешается в меру, пьянство запрещается. Игры в карты не рекомендуются. Мрачные фронтовые воспоминания не желательны, но и показное геройство ни к чему. Весёлые шутки и розыгрыши поощряются, хорошие анекдоты и комедийные истории ценятся. Я вас не утомил прописными истинами? Прошу занимать подготовленные для вас палаты. Соседей выбирайте сами. Завтра придёт работник военкомата ставить вас на воинский учёт.
   Капитан пожелал поселиться с курсантами. В комнате на столе - хурма, виноград, мандарины. Ешь, сколько хочешь. Глаза Ивана сияют:
   - Товарищ капитан! У меня такое впечатление, что медицинский генерал спятил. Думал послать нас в санаторий, но по ошибке послал на курорт.
   Капитан смеётся. До войны он уже побывал в санатории. Сейчас лётчик занят обследованием одёжного шкафа. Кроме пижам, там имеются лыжные костюмы и спортивные туфли. Переодеваемся и спешим на прогулку в парк. Переходим с ходьбы на лёгкий бег. Первая пробежка - к морю.
   Пляж галечный. На него накатывают лёгкие волны. Морская вода чистейшая. Пробуем на вкус. Лётчик умывает лицо морской водой. Говорит, что соли, растворённые в воде, ускоряют восстановление кожи после ожогов. Мы следуем его примеру. Хорошо бы искупаться, но в январе вода холодновата. Мы переглядываемся. Быть возле моря и не искупаться? Капитан предлагает завтра. Нужно будет захватить с собой полотенца, чтобы крепко растереть тело после купания. И предупредить врача, чтобы не усмотрел нарушение режима. Забавляемся бросанием камешков в море. Лёгкой трусцой возвращаемся в санаторий.
   Возле палаты нас ожидает гость. Узнаём высокого командира в пижаме, который сделал замечание капитану за отсутствие приветствия. По званию - майор. Пришёл извиниться перед капитаном за своё нетактичное поведение. Желает познакомиться и предлагает выпить перед ужином по стакану лёгкого вина. Достаёт большую бутылку.
   Капитан извинение принимает и приглашает гостя в комнату. Пьём кислое вино. Командиры с удовольствием, курсанты кривятся. Запах приятный, а по вкусу - кислятина. Нам больше нравятся мандарины и виноград.
   Майор Николаев сообщает, что брал участие в битве за Ростов в составе 31-й стрелковой дивизии, будучи начальником штаба стрелкового полка. Наши пути пересекались. Воевали под Покровском, вместе прорывали окружение. Воспоминания прерывает напоминание об ужине.
   На следующий день Иван начинает чудить. Показывает, как лейтенант Абаев учил курсантов ходить строевым шагом. Копирует бравого лейтенанта и себя, неумёху-курсанта. У него получается смешно, Даже строгий Николай улыбается, а командиры хохочут. На шум подходит врач-физиотерапевт. Предлагает забег на скорость в мешках. Старый трюк, но срабатывает безотказно. В забеге участвуют даже те, кому за тридцать. Почти все путаются ногами в мешках и падают на землю. Забег выигрывает Иван, ему положен приз. Засовывает руку в мешок, и с воплем её выдёргивает. Приз - это ёжик. Его выпускают из мешка и он, недовольно хрюкая, скрывается в кустах. Ёжик - местный обитатель. Вместо зимней спячки предпочитает перемещаться по парку, получая угощение из рук людей. Летом ежи защищают парк от змей.
   Прибывших вчера пациентов врач приглашает на приём. Осматривает раны и ожоги, смазывает различными мазями. Мы недовольны. Этот курс мы прошли ещё в госпитале, зачем снова мазать? Врач читает лекцию. Главное - восстановить нормальное кровоснабжение повреждённых участков тела. Это можно достичь наружным воздействием мазей на эти места. Помимо целебных свойств, повышают приток крови на смазываемые участки, чем ускоряют заживление ран и ожогов. Мы иронически усмехаемся. В госпитале нам сказали, что следы от ожогов на лице исчезнут через год. Врач-физиотерапевт считает, что после его мазей и естественного загара ожоги на лицах курсантов не будут заметны уже через месяц. В состав дегтярных мазей он вводит мел. Он содержит много полезных для кожи химических элементов. Но около года потребуется для восстановления естественного цвета лица у лётчика. Очень сильные ожоги.
   Капитан задаёт вопрос о зимнем купании в море, не повредит ли оно? Врач смеётся. Наоборот, правильное чередование тепла и холода ускорит процесс восстановления кожи, желает присутствовать при купании.
   И вот, наша четвёрка окунается в зимнюю морскую воду. Тело пронизывают тысячи холодных иголок. Проплываем в бешеном темпе метров 20-ть и возвращаемся на берег. Сразу ощущаем, что вода немного теплее воздуха. Вытираемся насухо, одеваемся и согреваемся физическими упражнениями. Великолепное ощущение, как будто заново родился!
   Врач завязывает лицо капитану шарфом, чтобы тот отогрел дыханием посиневшие губы. Делаем пробежку по парку. Врач снова смотрит губы и лицо лётчика, довольно усмехается и делает заключение:
   - Цвет губ лучшее, чем у Пушкина! Да и очертанием схожи.
   Купаемся в зимнем море каждый день, даже когда штормит. Но ощущение неприятное, когда при выходе на берег тяжёлая волна сбивает с ног. Со стихией не поспоришь!
   Хороших рассказчиков в санатории ценят. В дождливый день Иван рассказывает слушателям историю про бугая:
   - Мой дед вырастил в колхозе бугая. Крупного самца с огромными рогами. Добродушный бугай на людей никогда не нападал. Но грозно косился на учётчика надоев молока. Потому, что тот ходил согнувшись и всегда с красной папкой в руках. Мужик страдал от радикулита, был всем недоволен, иногда замахивался хворостиной на бугая в присутствии деда. Но один на один встречи избегал.
   Встреча состоялась на узкой полевой дороге, когда учётчик шёл в медпункт, согнувшись, и опираясь на палку. В другой руке, за спиной, держал красную папку. Когда поднял глаза от земли - замер. Пред ним стоял бугай. Учётчик попятился, отступая задним ходом, бугай двинулся за ним. Мужик сообразил, что можно ускорить отступление, повернувшись к противнику задом. Перед глазами бугая оказалась красная папка. Коротко рыкнув, бугай наклонил голову и бросился в атаку на папку. Мужик перешёл с ходьбы на бег, бугай не отставал. Пришлось выбросить палку, при беге она уже мешала. Это позволило ему оторваться на несколько метров от преследователя, так как бугай остановился, чтобы понюхать палку. Очевидно, он ожидал, что учётчик оставит ему в подарок красную папку. Бугай возобновил преследование убегавшего красного предмета, но у мужика появилось второе дыхание, оставлять папку бугаю он упорно не желал. Ведь в папке хранились записи надоев молока! Но чувствуя, что соревноваться в забеге уже не в силах, учётчик бросился к ближайшему столбу. С папкой в зубах, мгновенно взобрался на столб, толстый и гладкий, уселся на высоте. Мог бы взобраться и выше, но перед глазами промелькнула надпись "Не влезай - убьёт!". А слезать - тоже лишиться жизни, внизу разъярённый бугай. Просидел мужик на столбе с папкой в зубах, пока прибежавшие пастухи не отогнали бугая от столба. Слез со столба и строевым шагом пошёл домой. Радикулитом больше никогда не болел. Бугай вылечил.
   Командиры рассказывают анекдоты. Короткие и смешные. Все смеются. Иван вынужден признать, что его рассказ про бугая - всего лишь курсантская самодеятельность в сравнении с профессиональным армейским юмором.
   Близится срок выписки с санатория. Курсантов каждый день приглашает для получасовой беседы приходящий работник военкомата. Снова пишем автобиографии, отвечаем на его нудные вопросы. Сейчас, вместо него, в комнате нас ожидает командир-пограничник. Начинает разговор:
   - Пришёл познакомиться. Не исключено, что ваша воинская служба будет связана с выполнением задач по охране государственной границы. Направление на учёбу в училище пока отменяется. Как вы к этому относитесь?
   - Мы давали присягу. Готовы выполнить приказ.
   - Приказ будет. Направление в воинскую часть получите в день убытия из санатория. Пока отдыхайте.
   Майор Николаев привлекает курсантов к участию в собраниях командиров, где обсуждают сводки с фронтов и ведут споры о тактике наших войск и действиях противника. Мы отвечаем, что тактику в училище изучить не успели, но слушать обсуждения готовы. Майор смеётся:
   - Тактика - это искусство находить верные решения в сложной и часто меняющей обстановке на поле боя. Часто командирам помогает найти верные решения мнения рядовых бойцов. Я подготовил для вас несколько вопросов на спорные темы, вы подготовьте на них ответы до завтра. Не стесняйтесь своих резких суждений, однозначных ответов на эти вопросы ещё нет.
   Первые два вопроса для нас очень лёгкие.
   - Что лучше иметь бойцам в обороне, окопы или траншеи?
   Отвечаем, что в одиночных окопах пережидать артобстрел страшно, теряется чувство локтя, не знаешь, кто ранен или убит, что с командиром, какую команду ожидать. Непроизвольно рыли ровики навстречу друг другу. Каждый взвод в обороне должен располагаться в траншее.
   - Какое стрелковое оружие вы бы предпочли, винтовки Мосина, СВТ или автоматы ППШ?
   Мы предпочитаем самозарядные винтовки СВТ и автоматические АВТ за скорострельность и плоский штык. Они сложные по устройству, но мы их хорошо изучили, с этим проблем у курсантов не было. А в ближнем бою, против немецких автоматов хорош ППШ. Желательно иметь во взводе отделение автоматчиков.
   Большинство командиров того же мнения, хотя некоторые его оспаривают. Следующие два вопроса майора заставили нас призадуматься.
   - Могли ли наши войска отразить наступление немцев на Таганрог и Ростов? Почему не удержали?
   По Таганрогу судить не можем, наш курсантский полк сражался севернее, у Покровского. Но мы бы могли нанести урон противнику на марше, когда он готовил удар на Таганрог. Там имелось много лощин, удобных для засады. Но удержать Таганрог и Покровское, наши войска навряд ли смогли бы. Слишком большое преимущество противника во всём. У нас же не хватало даже патронов.
   Для защиты Ростова сил уже было достаточно. Просто немец перехитрил нас, решительно начав наступление в густом тумане 17-го ноября. Слишком близко допустили его к городу. На короткий бросок силы у него ещё нашлись.
   - Почему битва под Ростовом закончилась нашей победой?
   Потому, что к имеющимся силам добавилась решительность бойцов и командиров. Продолжали наступать до и после сдачи Ростова, вплоть до его освобождения. Уничтожили больше половины его войск. Если бы он не бежал, уничтожили бы и остатки.
   Кто-то задаёт вопрос:
   - Как вы оцениваете приказ маршала Кулика о сдаче Ростова?
   - Приказы высших начальников подчинённым обсуждать не положено. В нашей группе войск, под командованием генерал-майора Гречкина, действовал приказ командующего армией генерал- лейтенанта Ремезова о наступлении на противника. Мы его и выполняли.
   Срок пребывания майора Николаева в санатории закончился, он убыл по назначению. Интересные обсуждения военных событий прекратились.
   Неожиданно, раньше срока выписки, получает вызов лётчик. Врач-физиотерапевт недоволен, считает, что лечение не закончено. Идёт к главврачу, тот разводит руками. Косметическое лечение не является основанием для удержании в санатории. Приказывает выдать мази лётчику, снабдить инструкцией для полкового врача. Лечение можно продолжать на фронте.
   Капитан вызовом доволен, предполагает, что он связан с получением новых самолётов. Впервые рассказывает о своём ранении:
   - Войну начал командиром эскадрильи истребителей И-15. Это биплан, очень маневренный, но скорость и вооружение слабоваты. Использовались, как штурмовики, для бомбёжки и пулемётного обстрела наземных войск. Когда немцы переправились через Днепр у Берислава, и захватили плацдарм, получил приказ вести эскадрилью на штурмовку. При подходе нас встретили немецкие "Мессершмитты". Половину эскадрильи сбили, остальные прорвались, снизившись до самой земли. Могли бы отвертеться, сбросив бомбы. Но внизу - свои войска, да и приказ на штурмовку надо выполнить. Дошли, сбросили бомбы, постреляли с пулемётов. А снизу по нам - море огня из всех видов оружия, а мы на высоте около ста метров. Подбили всех. Удалось развернуться. Самолёт горит, пламя в кабине лижет лицо. Но мотор ещё работает, ветер вытягивает дым с открытой кабины. Глаза защищены от огня очками, на голове кожаный шлём, на руках перчатки, а чтобы не глотать огонь, пришлось сжать губы. Долетел до своих, плюхнулся на землю. Меня выбросило с кабины, очнулся в госпитале. Жив, здоров, ещё повоюю. Давайте, выпьем за победу!
   У Ивана готов портрет капитана. Стоит в трусах на фоне зимнего моря. Море в белых барашках, ветер гнёт одинокую пальму.
   Кроме капитана - ещё около десяти уезжающих. Вечером, за ужином, санаторий гудит. Лёгкое вино наполняет стаканы, мы уже к нему привыкли. Оно не пьянит, не угнетает сознание, как водка, а веселит.
   Через день работник военкомата вручает нам направление в часть и проездные билеты. Быстро собираемся, чтобы успеть на поезд. При выходе из санатория нас задерживает вахтёр. К петлицам милицейской гимнастёрки он уже прикрепил подаренные ему треугольники. Сам себя произвёл в сержанты. Вручает Николаю бутылку вина:
   - Для фронтовиков - бесплатно! Лучшее вино Абхазии! Пейте на здоровье!
   Водитель автобуса везёт нас на железнодорожный вокзал, снабжает мандаринами:
   - Для фронтовиков - проезд бесплатный! Мандарины - самые вкусные! Кушайте на здоровье!
   Мы сдержанно благодарим. Нам стыдно, что едем в обратную сторону от фронта. Поездом - до станции Джульфа. Потом - служба в Иране, в составе оккупационных войск. Мы - оккупанты.
  
  
  
   Глава 4. В ИРАНЕ.
  
   1. НА ХОЛОДНОЙ ГРАНИЦЕ.
  
   Джульфа - городок и железнодорожная станция на границе с Ираном. И сборный пункт для военнослужащих, следующих туда и обратно. Собралось около роты красноармейцев различных родов войск, следующих в Иран. И не меньше батальона ожидают эшелона на станции. Из Ирана их отправляют на фронт. На расспросы о службе отвечают неохотно, мол, послужишь - сам поймёшь. Лица худые, загорелые, неулыбчивые.
   Для нас - лекция о внутренней обстановке в Иране, о правилах поведения и о нормах взаимоотношений с местным населением. Часто повторяется слово "нельзя". Да что, мы ангелы? Политрук уверен, что мы ими станем.
   По мосту через горную речку Аракс переходим границу. На мосту стоят только наши пограничники, иранских - нет. Нам уже объяснили, что по соглашению с иранским правительством, граница кое- где отодвинута вглубь и проходит по местности, удобной для нашей обороны. Это соглашение временное, действует только на период войны. Советский Союз и Великобритания заверили Иран о восстановлении его суверенитета. Это новое для нас слово мы услышали от лектора, означает - независимость. На простой вопрос: почему бы Ирану не объявить войну Германии и стать независимой страной, лектор ответил, что, возможно, так и будет. Но сейчас политическая обстановка здесь сложная, многим по душе гитлеровская пропаганда, что Иран - страна ариев. Вместе с Германией им предстоит повелевать миром. В стране осталась крупная шпионская сеть, через границу с Турцией засылаются диверсанты. Велика вероятность вступления Турции в войну на стороне Германии и нападения на Иран. Всем быть в постоянной готовности отразить нападение. Любой ценой необходимо сохранить трансиранский коридор для поставки военных грузов из Персидского залива в Закавказье.
   В ожидании поезда на Тебриз, рота заняла перрон. По другую сторону перрона идёт погрузка товарняка. Железная дорога с более узкой колеей, чем в Союзе. Погрузка ведётся в товарные вагоны с другой стороны, что грузят - не видно. Патруль отгоняет любопытных. Наша тройка привлекает его внимание, возможно, новым обмундированием и сытыми после санатория лицами. Следует проверка документов, впервые видим радость на усталых лицах патрульных. С чего бы это? Появляется старшина, начальник караула товарняка. Подходит до командира сводной роты, о чём-то докладывает. Тот отдаёт нам приказ:
   - В распоряжение старшины Гусейнова. Вы уже прибыли по назначению, в роту охраны. Доедете в Тебриз, сопровождая груз.
   Старшина отправляет патрульных в вагон отдыхать, нам вручает их карабины с приказом:
   - Никого к товарняку с этой стороны ближе десяти метров не подпускать! С обратной стороны охрана имеется, это не наша забота. Я - в первом вагоне. Постучите, когда паровоз подойдёт.
   Заспанный старшина Гусейнов вместе с нами принимает товарняк под охрану. Особое внимание - трём опломбированным вагонам. Кроме свинцовых пломб, имеется ещё закрутка вагонных дверей толстой проволокой. Похоже, что на эту закрутку старшина надеется больше, чем на пломбы. Приказывает сдающей охране ещё подкрутить на пару витков. Нас посылает осмотреть вагоны со всех сторон, особое внимание обратить на целость пола и крыши. Докладываем, что дырок в вагонах нет. Осматриваем открытые платформы и полувагоны с пиломатериалом, железорудным концентратом и углём. Уголь - для потребностей наших оккупационных войск и паровозов, всё остальное - для англичан. Состав последует в один из портов Персидского залива. Обратно возвратится с грузами, полученными от англичан.
   Железная дорога когда-то построена за английские деньги. Паровозы и весь подвижной состав - собственность англичан. Советский Союз арендует дорогу только в своей зоне оккупации. Дальше хозяева - англичане. Гусейнов ругает их за нестыковку графиков движения. От Тегерана на юг ходят комфортабельные пассажирские поезда, перевозят пассажиров за немалые деньги. Для них график - закон. Воинские эшелоны простаивают, пропускная способность дороги низкая.
   Времени на разговоры в пути до Тебриза хватает, а поспать не удалось. Охрану состава необходимо нести круглосуточно, в движении и на остановках. Сейчас зима, самый ходовой товар - уголь и дрова. Толпы иранцев пытаются на остановках и на ходу залезть на платформы и набрать уголь в мешки. Отбиваемся от несчастных людей прикладами и выстрелами вверх. От такого служебного рвения остаётся неприятный осадок на душе.
   После прибытия в Тебриз прощаемся с караулом и следуем в штаб горнострелкового полка. Дежурный по штабу, вместо казармы, направляет в столовую со словами:
   - Подкрепитесь перед дорогой. Вы назначены в команду лейтенанта Гарипова. После столовой - на вещевой и продовольственный склады. Там ждёт машина. Водитель дорогу знает. Поторопитесь, путь далёкий.
   Нам непонятно слово - команда. Что это: взвод, рота, батальон? Но лучше не проявлять своего незнания. Всё-таки мы фронтовики, будем держать марку, хотя понимаем, что здесь мы - новички.
   В столовой кормят кашей из мелкой фасоли, которая называется маш. Слегка заправлена хлопковым маслом. Вкусно, но мало. Узнаём, что все продукты закупаются у иранцев. В гарнизоне Тебриза действует тыловая норма питания, там, куда нас направляют - фронтовая. Это известие ободряет, исчезает скованность новичков.
   На вещевом складе получаем валенки, длинные тулупы из овчины и подшлёмники. Предназначены для несения караульной службы в особо холодных условиях. Недоумеваем, где же на территории Ирана такие условия?
   Очевидно, высоко в горах. В горах никто из нас ещё не был. Радуемся, что придётся побывать. Мы находимся ещё под впечатлением рассказов Абаева, который идеализировал Кавказские горы.
   Едва вмещаемся втроём в кузов грузовика под тентом, так он загружен . Рядом с водителем в кабине сидит старшина. Мотор ЗИС-6 натужно ревёт, взбираясь по дороге в горы, удаляясь на северо-запад от Тебриза.
   Тебриз - крупный город, расположен в речной долине, на высоте около тысячи метров над уровнем моря. Машина взобралась выше, на плоскогорье, здесь уже значительно холоднее. Ночуем в воинской части города Хой. Старшина ставит нас в караул - охранять машину с продуктами, и, время от времени, разогревать мотор, чтобы вода в радиаторе не замёрзла. На второй день пути добираемся до небольшого селения в Курдистане. Дальше автомобильной дороги нет, только горные тропы. В десяти километрах проходит иранско-турецкая граница. Здесь располагается наша воинская часть первой линии, предназначенная отразить удар со стороны Турции, если он последует. Гарнизон состоит из роты лёгких танков, артиллерийской батареи и роты пехотинцев. Да ещё связисты с рацией. Лейтенанта Гарипова в гарнизоне нет, он на задании. Приказано ждать.
   Политрук приглашает на политинформацию. Представляет нас бойцам, как героев-фронтовиков, участников битвы за Ростов. Приходится отвечать на вопросы о боях, в которых участвовали. Стараемся говорить правду, но приходится и врать, преуменьшая наши потери. Правда слишком жестока.
   В гарнизоне - своя жестокая правда. Воинская служба в постоянном ожидании нападения очень утомительна. Третья часть личного состава круглосуточно должна находиться в состоянии боевой готовности: пехотинцы в окопах, артиллеристы возле орудий, танкисты в танках. По ночам зимой на высоте около трёх километров очень холодно. Особенно в танках. От дыхания внутренняя поверхность брони покрывается толстым слоем инея. В казармах холодно, хотя умельцы и соорудили по всей длине дымоход от печурки. Согреться можно только возле печек-буржуек, изготовленных из железных бочек. Но дров нет. Деревья и кустарник поблизости давно вырублены. На заготовку древесины приходиться отправлять отряд за десять километров на двух танках. Это хоть как-то разнообразит службу и считается наградой. Но заедает тоска по дому, по родным, от которых давно нет известий. Сообщать в письмах, что несёшь службу в Иране запрещено. Был случай самоубийства. Все рвутся на фронт.
   Возвращается с задания лейтенант Гарипов с шестью бойцами. Все усталые и промёрзшие. Коротко познакомившись, отправляет нас на боевое дежурство, сам с бойцами заваливается спать.
   Командир стрелкового взвода рад временному пополнению, тройка его бойцов ночью может отдохнуть. Замаскированную позицию боевого охранения гарнизона занимаем мы. Позиция представляет собой груду камней с щелями между ними для наблюдения. Впереди наблюдаем заснеженную равнину плоскогорья, освещаемую луной. Около получаса уходит на изучение местности. Мороз и ветер начинают донимать. Появляется ощущение, что мы одиноки в пустыне затерянного, безжизненного, холодного пространства. Начинаем искать себе занятие, чтобы отвлечься, но не находим. Почва - сплошной камень, его не покопаешь, да и лопат у нас нет. Противник впереди не наблюдается, его появление маловероятно. Начинает одолевать тоска.
   На фронте десятки ночей приходилось просиживать в боевом охранении, в сотнях метров от противника. В окопы натаскивали соломы, по очереди отогревались, зарывшись в неё. Углубляли и расширяли окоп, рыли ниши. И главное - дразнили фрицев, разными способами вызывая их суматошный пулемётный огонь и частые запуски осветительных ракет. И сами изредка постреливали. Линия фронта жила своей жизнью, и мы понимали её, как читатель понимает раскрытую книгу. А близкое присутствие врага и ожидание его внезапного нападения подогревали кровь в жилах, холода не ощущали.
   Здесь - намного тяжелее. Вынужденная бездеятельность, полное отсутствие внешних событий, создают впечатление, что не только тело, но и мозги начинают замерзать. Первым не выдерживает Николай, начиная делать движения, напоминающие физзарядку. Мы поддерживаем его, по очереди наблюдая через бойницы безжизненное пространство. Потом вспоминаем статические упражнения, которые рекомендовал инструктор-снайпер. Больше всего подходит упражнение для развития брюшного пресса - лежать, опираясь только локтями и носками валенок. Пытаемся сокрушить каменную глыбу, упираясь в неё руками, потом ногами. Так согреваемся, пока нас не сменяют.
   Вспоминаем о жителях блокадного Ленинграда. Мы сыты, обуты, тепло одеты. Они - умирающие от голода в насквозь промёрзшем городе.
   Лейтенант Гарипов задаёт вопросы. Самые различные, но больше всего его интересует наша боевая подготовка. Бойцы его команды слушают, недоверчиво скалят зубы. Наше фронтовое прошлое их не впечатляет. Похоже, что они уже имели схватки с противником. Николай заводится, предлагает побороться. Первого борца побеждает. Лейтенант побеждает его. Идём на стрельбище, стреляем из карабинов по выставленным камешкам, разбиваем их. Проверку на боеспособность мы прошли, и лейтенант Гарипов объявляет о зачислении нас в команду военных разведчиков. Достаёт фляжку спирта и каждому наливает в резьбовую крышку от фляжки. Сам спиртного не пьёт.
   Объясняет задачу. По оперативным данным, через границу в Курдистан должен проследовать курьер с Турции. Нужно его аккуратно задержать, факт перехода границы документально подтвердить на посту иранскими жандармами с привлечением местных властей. Троп перехода границы всего несколько, трёх засад на пути достаточно.
   За три часа, уже в сумерках, преодолеваем по горной тропе десяток километров до пограничного селения. На входе - жандармский пост. Это удивляет. По нашим понятиям, он должен защищать селение со стороны границы. Здесь - наоборот. Удобно тем, что местные жители-курды появления десяти "оккупантов" не заметили. Возможно, среди них имеются вражеские агенты. Так же, как и наша агентура.
   Жандармский офицер встречает Гарипова, как старого знакомого. Ведут разговор на местном наречии азербайджано-курдского языка. В подчинении офицера всего три жандарма. Ближайшие жандармские пограничные посты расположены в десятках километров друг от друга. Нападения турок офицер не ожидает, а вот лазутчики и контрабандисты бывают, но разве их уследишь?
   Нас поселяют в небольшую комнату, приносят горячий чай и брынзу из козьего молока. В этой местности - район разведения ангорских коз. Усаживаемся на небольшие возвышения вдоль стен, поджав под себя ноги, наслаждаемся ароматным чаем. Замечаем на стене портрет молодого человека в военной форме. Красивое лицо с небольшими, едва заметными вертикальными складками в уголках губ. Без головного убора, короткая европейская стрижка чёрных волос. На вид - наш ровесник. Это портрет иранского шаха Мохаммед Реза Пехлеви. Иранский офицер гордится молодым шахом, сообщает, что у него жена - египетская принцесса Фазия, настоящая красавица, жаль, что в Иране не принято вывешивать портреты красивых женщин.
   Перед утром, в темноте, лейтенант Гарипов и молчаливый иранец, разводят команду по засадам. Каждому перед этим вручили кусок войлока. На этом коврике предстоит пролежать целый день, не выдавая своего присутствия местным жителям. После восхода солнца и призыва муллы к молитве, мимо нас начинается редкое движение курдов до границы. Идут по тропе, проложенной между камнями, к густому кустарнику. Обратно возвращаются с вязанками хвороста на спине. Стараемся запомнить внешность и число прохожих туда и обратно. Чтобы не сбиться со счёта, на каждого курда, при движении его к границе, выкладываем камешек, при возвращении - камешек убираем. Вечером, в темноте, появляется фигура разводящего иранца.
   Второй день засады - также без результата, курьер не появился. Гарипов приказывает нам оставаться на прежнем месте и на третий день. Лежим, ждём, наблюдаем. Погода изменилась, видимость ухудшилась. Позже всех, в сторону границы, проследовали пожилой курд с мальчиком-подростком и ослом. Обратно возвращаются уже в сумерках. С ними - незнакомец, несёт небольшую вязанку хвороста. Выскакиваем из-за камней на тропу, наставляем карабины, Николай кричит "Стой!", Иван "Хальт!", я - молчу. Забыл, как звучит это слово на местном наречии. Но нас поняли, остановились. Жестами приказываем продолжать движение. Дорогу до жандармского поста мы изучили, доведём. Но на развилке заупрямился осёл. Идти в сторону поста он не желает, несмотря на наши понукания. Решаем отпустить животное из-под ареста, хотя это и не положено, в двух вязанках хвороста на его спине может быть тайник. Ведём задержанных до поста. Осёл своё решение изменил, следует за нами, замыкая шествие. В награду получает галету из нашего дневного рациона.
   Допрос задержанных ведёт жандармский офицер в присутствии старосты и Гарипова. Дед объясняет, что встретил незнакомца в кустарнике, тот представился контрабандистом, попросил провести в селение и приютить на пару дней. Обещал хорошо заплатить. Деда с внуком и ослом отпускают домой.
   При обыске у контрабандиста находят крупную сумму денег в английских фунтах. Похоже, что это - курьер, тот, за которым мы охотились. Несёт деньги для немецкой агентуры. Иранский офицер изучает банкноты, рассматривает на свет, мнёт в руке, и даже нюхает. Подозревает, что они фальшивые. Это сразу меняет характер предварительного следствия.
   Лейтенант Гарипов хмурится. Он ещё не успел допросить курьера, не выяснил, кому тот должен передать валюту и от кого он её получил. А теперь придётся передать курьера англичанам. По соглашению, только они имеют право на следствие задержанных с фальшивыми фунтами стерлингов. Да и не положено разведчикам светиться, даже перед союзниками.
   Приказывает Николаю с Иваном безотлучно находиться рядом с курьером, беречь его, как зеницу ока. Меня усаживает писать протоколы. Протокол задержания: где, когда, кем и при каких обстоятельствах. Протокол обыска: что изъято, и кто при этом присутствовал. Жандармский офицер пишет тоже протоколы на официальном в Иране персидском языке. После сверки протоколов, помещают их с деньгами в кожаную сумку, опечатывают и вручают её мне. Приказано доставить сумку и задержанного в комендатуру Тебриза и передать англичанам в присутствии советских и иранских властей.
   На следующий день, после трёхчасового перехода, доставляем курьера в нашу воинскую часть. Лейтенант Гарипов уже здесь. Отводит Николая в сторону, даёт ему какие-то указания. Младший сержант согласно кивает. Машины для следования в Хой и Тебриз сейчас нет, будет только завтра. Передаём задержанного на гауптвахту. Начальник караула разводит руками - одиночных камер нет, может только подселить в камеру к нашему бойцу-курду, недавно посаженному за употребление опиумного мака. Николай вяло переругивается, потом соглашается. Заводит курьера в камеру, узники тотчас начинают разговор на курдском языке.
   С утра нас ожидает машина. Рядом с водителем сидит довольный лейтенант Гарипов. Догадываемся, что операция "подсадная утка" сработала.
   В комендатуре Тебриза передаём задержанного и сумку с деньгами англичанам. Эксперты подтверждают, что банкноты фальшивые. Очень высокий технологический уровень подделки, деньги изготовлены в Германии. Английский капрал надевает на задержанного контрабандиста наручники и уводит. Мы переглядываемся - первый раз видим наручники. А мы его конвоировали, даже не связывая руки.
   Высокий, худощавый англичанин с длинным лицом желает побеседовать с нами. Он уже прочитал протоколы, но просит повторить обстоятельства задержания, указать принадлежность к воинской части и где мы дислоцируемся. Называем номер горнострелкового полка, полк в полном составе недавно прибыл и находится в нескольких километрах от границы с Турцией. Мы - новобранцы, посланы на границу для ознакомления с местностью. Курьера задержали случайно, показалось подозрительным, что здоровый мужик тащит маленькую вязанку хвороста. Англичанин благодарит за задержание фальшивых денег, нам положено денежное вознаграждение. Вручает на руки по два фунта стерлингов, извиняется за малую сумму, но если мы будем сообщать ему некоторые сведения, они будут также оплачиваться. Ведь мы - союзники, обязаны помогать друг другу в борьбе с общим врагом. Иранскому офицеру тоже обещано вознаграждение, немного больше чем нам. Лейтенант Гарипов остался в тени и без награды.
   Полученные шесть английских фунтов сразу же относим в передвижную кассу Госбанка в Тебризе. Просим направить их в фонд помощи голодающим жителям блокированного Ленинграда.
   Нас временно зачислили в роту охраны штаба. Изучаем образцы пропусков и удостоверений, лица генералов и полковников, которые имеют право вхождения в штаб. Похоже, впереди ожидает унылая, безрадостная служба караульных при высоком штабе. Командир роты сразу замечает наше настроение, проводит беседу. Выслушав нас, вздыхает:
   - Понимаю бывших фронтовиков. После участия в боевых действиях, на службу в штаб их и калачом не заманишь.
   Появляется лейтенант Гарипов. Сообщает, что удалось арестовать агента, на связь с которым шёл курьер. Где находится резидент, который ожидает денег, он не знает, цепочка к нему оборвана. Показывает нам фотографию человека в гражданском костюме, просит запомнить лицо. Это - Шульце-Хольтус, бывший германский генеральный консул в Тебризе. Он и ещё десятки немецких разведчиков, ушли в подполье, но находятся на территории Ирана. Наша оперативная работа в разведке временно прекращается, так, как мы засвечены англичанами. Придётся сотрудничать с ними и дальше. Мы будем направлены в английскую зону оккупации.
  
   2. ПЕРВЫЕ ПОСТАВКИ ПО ЛЕНД - ЛИЗУ.
  
   Начало февраля, но солнце пригревает. В Иране это уже весна. В медсанчасти нам делают прививки от тропических болезней, от малярии и даже от холеры. Лица загорели, шрамы от ожогов почти не видны. Бодро следуем на вокзал в ожидании прибытия поезда. Мы включены в команду лейтенанта Сербина. Наверное, однофамилец командира нашего курсантского взвода.
   В вагоне попадаем в объятия Ефима Шаблия, Славки Андреева, Виктора Кузьменко и ещё нескольких бывших курсантов-житомирцев. Обычно невозмутимое лицо Ивана Сербина освещает улыбка. Вспоминаем о субординации и докладываем о назначении. Лейтенант машет рукой, просит рассказать о нашей судьбе после расставания возле госпиталя в станице Ольгинской. Потом слушаем их короткие рассказы.
   Лейтенант Сербин после излечения служил в комендатуре. Кузьменко окончил курсы младших лейтенантов. Андреев окончил школу радистов, он уже младший сержант. Шаблий и другие служили шофёрами.
   Командир коротко информирует нас о предстоящей службе. В портах будем получать военные грузы и снаряжение от союзников. Участвовать в охране и доставке грузов до Каспия по дорогам, которые сейчас строятся. Бывшие сослуживцы собраны не случайно, а по заявке капитана Валевича, который ведёт переговоры с англичанами и американцами по ленд-лизу.
   Капитан Валевич встречает нас в Басре. Это уже Ирак, который также оккупирован Великобританией. Здесь находится крупный автосборочный завод, построенный американцами для сборки грузовиков марки "Студебеккер" и легковых внедорожников "Виллис". Комплекты деталей для них поставляются из США судами через Атлантический океан, огибая берег южной Африки. Город Басра расположен на реке Шатт-эль-Араби, так она называется после соединения рек Тигр и Евфрат. На реке имеется большой порт, сюда заходят крупные морские суда через Персидский залив.
   Для Союза готова первая партия из 50-ти грузовиков. Необходимо их загрузить военными грузами и доставить в порт Пехлеви на Каспии.
   Получаем "студеры" на площадке готовой продукции автозавода. В комплект поставки входит и шикарная кожаная куртка из тюленьей кожи - мечта любого шофёра. Такого подарка мы не ожидали. Настроение резко подымается. Темпы изучения новой для нас машины стремительно возрастают. После получасовой обкатки задаём переводчику десятки вопросов, так как инструкция водителю на русском языке отсутствует. Тот отвечает:
   - "Студебеккер" - грузовик повышенной проходимости с тремя ведущими мостами. Мощный 6-ти цилиндровый двигатель "Геркулес" позволяет развивать скорость до 70-ти километров. Грузоподъёмность - 2,5 тонны. Расход горючего - 38 литров на 100 км. Запас хода - 400 км. Масса - 4 тонны. Горючее - бензин с октановым числом 70-72. Масла качественные, типа автол-6 и автол-10.
   Лица опытных водителей мрачнеют. В нашей армии используют бензин А-66, масло - нигрол. Присутствующий на приёмке грузовиков капитан Валевич объясняет:
   - "Студебеккер" на вооружение Красной Армии комиссией ещё не принят, от нас зависит поставка такой нужной на фронте машины. Вопрос бензина будет решён поставкой в Союз изооктана - антидетонирующей добавки, повышающей октановое число, выпуск качественных масел будет налажен. С фирмой сейчас ведутся переговоры о поставке с каждым грузовиком расширенного комплекта запасных частей, включающих шины, аккумуляторы, свечи "Чемпион", и многое другое, что вы сочтёте нужным после автопробега до Каспия. Согласны, или сдаёте куртки?
   Мы улыбаемся. Кожаные куртки никто снимать не желает.
   Несколько дней уходит на загрузку автоколонны из 50-ти машин. Основной груз - пироксилиновый порох для снаряжения винтовочных патронов, а также баллистический порох для движителей мин и реактивных снарядов. Сначала все водители и охрана конвоя проходят инструктаж о правилах транспортировки этих взрывоопасных грузов. Большая часть инструктажа посвящена убеждению о необходимости срочной доставки этих грузов. Эвакуированы и временно прекратили выпуск продукции пороховые заводы возле Ленинграда, в Шостке и Петровеньках. Пока наладят производство на новых местах, пройдёт время, а пороха нужны сейчас, чем больше, тем лучше.
   Загружаем "студеры" на складах за городом. Помещения складов из гофрированного железа, территория огорожена земляным валом. Наружную охрану несут британские солдаты из Индии, внутренний персонал - иранцы и арабы. К нам относятся дружелюбно, с помощью электрокар быстро загружают машины. Не отказываются от нашей помощи, хотя это их удивляет.
   Загруженные машины ставим в ряды недалеко от складов. Догружаем шинами, бочками с бензином, канистрами с изооктаном, запасными частями, одеялами и продовольствием. Между грузом и тентом остаётся узкий просвет. Для сна установлены несколько палаток, но мы предпочитаем спать в машинах. Капитан Валевич не слушает, в палатках будет прощальный ужин. Он хочет выпить вместе с нами положенные сто грамм, но мусульмане этого видеть не должны, вызывать их отрицательное отношение к себе не желает. Иногда, по долгу службы, приходится участвовать в попойках с англичанами и американцами. Пришлось научиться пить так, чтобы не пьянеть.
   Наконец, в палатке остались только бывшие курсанты. Задаём Валевичу вопрос, как удалось ему собрать в Иране бывших сослуживцев?
   - Очень просто. У меня сохранился портрет, который нарисовал курсант, с фамилиями на обратной стороне. Передал, куда надо, поручился за вас - и вот мы снова вместе. Извините, если кому эта служба не по нраву, но так надо для победы. Сейчас нужно максимально использовать помощь по ленд-лизу.
   - Что такое ленд-лиз, и откуда у американцев столько денег для производства автомобилей, танков, самолётов и других товаров?
   - Ленд-лиз переводится, как передача в долг, или взаймы военных грузов странам-союзникам. Корабли, танки, самолёты, автомобили, уцелевшие после войны, придётся возвращать, или оплачивать их стоимость. А продукты питания, цветные металлы, грузовые суда, паровозы, товарные вагоны мы покупаем за золото, или за товары, поставляемые по обратному ленд-лизу.
   Теперь о наличии денег у правительства США. После начала Второй Мировой войны многие страны, которым угрожала опасность, перевезли свои золотые запасы в США. Не только с Европы, но и с Африки, а также Азии, после вступления в войну Японии. Но это только видимая часть айсберга. Значительно большую часть, по моему мнению, представляют деньги частных банков, например, Ротшильда. А таких миллиардеров, как он, много, ещё больше миллионеров и масса мелких капиталистов. Им нужно пускать свои капиталы в оборот, чтобы деньги делали деньги. Если наше правительство подпишет протокол о поставке крупной партии грузовиков, стоимость акций компании "Студебеккер" на финансовой бирже в Нью-Йорке мгновенно возрастёт, деньги к ним потекут рекой. Хватит и для увеличения производства комплектов деталей в США, и для строительства нескольких автосборочных заводов в Иране. Вольно, или невольно, но Гитлер сыграл роль загонщика финансовых капиталов для США.
   Рано утром - построение автороты перед машинами. Провожать грузы прибыл наш консул, коренастый человек в гражданском костюме и с военной выправкой. Добавляет в колонну "виллис" с работником консульства и рацией. Он будет определять маршрут и вести колонну. Звучит команда: "По машинам!".
   До Ахваза следуем по неплохому шоссе, до Андимешка шоссе только местами, на многих участках идёт строительство. Рабочие-иранцы худые, смотрят на колонну хмуро. На юге Ирана население страдает от голода и болезней. Причина - засуха и налёты саранчи, которая опустошает поля уже несколько лет подряд. Продовольствие доставляют англичане из индийского Белуджистана. Ради заработка люди согласны на любую работу. Иногда среди местных племён Хузистана вспыхивают вооружённые восстания. Англичан иранцы традиционно не любят, считают их колонизаторами. На этой почве пытается сыграть немецкая агентура, подогревая недовольство и подкупая вождей племён.
   Охране колонны от этого не легче. Подменных водителей нет, поэтому Сербин выделил для охраны всего 6-ть человек на двух виллисах. Они в постоянном движении вдоль колонны. Оружие применять разрешено только в крайнем случае, по его приказу.
   Без задержки не обошлось. Поперек дороги сидят два десятка женщин и детей. Женщины в тёмной, длинной одежде, лица закрыты платками, сверкают только глаза. Ничего не говорят, ничего не просят. В сотне метров от дороги, на верблюде, сидит чернобородый житель Хузистана с винтовкой. Вдали видно ещё несколько всадников. Откупились несколькими ящиками американских галет.
   У некоторых водителей начинают перегреваться двигатели. Причину находим сразу - ведут машины на пониженных, или завышенных передачах коробки скоростей. 5-ти скоростной коробкой для движения вперёд нужно пользоваться умело. Славка Андреев назначен водителем возглавляющего колонну виллиса с прикомандированным работником консульства. Ведут внедорожник по очереди. Славка успел на ходу освоить работу радиста на незнакомой американской рации. На коротких остановках хвастается:
   - У меня с техникой нет проблем. Слышимость отличная, без помех, а у виллиса всего три передачи. Тут и ежу понятно, какую передачу включать. А мой начальник - деловой командир. Это он приказал галеты отдать, когда я мужика на верблюде на прицел взял.
   После Андимешка дорога раздваивается. Сворачиваем налево, на Казвин через Хамадан. По какой-то причине, дорогой на Кум и Тегеран колонне двигаться запрещено.
   Ночь застаёт в пути, на пустынном плоскогорье. Получаем приказ на привал и отдых. Спим в закрытых кабинах, но сон часто прерывается воем ночных зверей пустыни, очевидно, шакалов.
   Город Казвин - это уже наша зона оккупации. Через сотню километров нормального шоссе в направлении Тегерана, резко сворачиваем на север. Предстоит пересечь Эльбурский хребет, самый трудный горный участок пути на выходе к Каспийскому морю. Но здесь уже неплохо поработали и продолжают работать наши сапёры. Тяжело гружённые "студеры" прошли и этот, самый опасный участок. Возникает тёплое, уважительное отношение к этой машине, которая не подвела в трудном пути нас, по существу новичков-водителей. И резко возросли симпатии к американцам, создателям этой техники.
   В порт Пехлеви колонна прибывает 23-го февраля 1942 года. Суда и баржи уже стоят у причала в ожидании загрузки. Море слегка волнуется, подымая и опуская корму баржи, связанной с причалом широкими, крепкими сходнями. По ним "студерам" нужно заезжать на баржу. Ждать, когда море успокоится, некогда. Первым заезд осуществляет Кузьменко, за ним Шаблий. Они это делают уверенно. С большим трудом заезжаю на баржу я. После заезда коленки почему-то трясутся, от следующего заезда я отказываюсь. "Отказников" много, даже на первый заезд. Не каждому по плечу такие, почти цирковые трюки, когда сходня с кабины не видна, но раскачивается вместе с машиной. Ощущение, будто ты потерял управление, и валишься в море.
   У Шаблия, Кузьменка и ещё нескольких водителей нервы оказываются покрепче, а может опыта и мастерства больше. Они и завершают погрузку машин на баржи.
   Наблюдавший за погрузкой контр-адмирал Седельников приказывает двух лучших водителей зачислить в экипаж флотилии и сопровождать "студеры" до порта разгрузки. Мы прощаемся с Шаблиём. Взамен дают двух матросов. Они когда-то окончили школу водителей, но практики вождения не имеют. Лейтенант Сербин сначала беседует с новичками. Если ему не подойдут - может отказать, несмотря на приказ адмирала. Прав у него много, он командир отдельной спецроты и представитель особого отдела. Но беседа проходит без осложнений, командир приказывает младшему лейтенанту Кузьменко зачислить матросов водителями, обучить не только езде на "студере", но научить метко стрелять и бороться. Уставший до чёртиков Кузьменко козыряет и передаёт приказ младшему сержанту Темнохуду. Николай пополнению рад, ему приказано готовить в обратный рейс три освобождённых от груза "студера". Приказывает новичкам сторожить, мыть, чистить грузовики, изучать их устройство. Сами мы направляемся на стоящее возле причала транспортное судно, где нас ожидает еда и сон.
   "Студеров" и матросов-охранников на месте нет. Недоумённо переглядываемся, Николай злится, идёт на КП выяснять, куда исчезли три грузовика. Его успокаивают, по приказу начальника порта, заняты перевозкой грузов с причала до складов, расположенных в окрестностях. Вскоре грузовики возвращаются. Матросы докладывают сержанту, что его приказание выполнено, "студер", они изучили, даже обучили езде своего товарища. Готовы к проверке на меткость стрельбы. Стрелять научились во время подготовки десантной операции на иранский порт Астара. Участвовали в морском десанте вместе с курсантами Бакинского Высшего Военно-морского училища, но стрелять не пришлось. Иранские солдаты воевать с нами не пожелали, так как на ввод войск Советский Союз имел юридическое право на основании Договора от 1921 года. Их дивизии самораспустились и разошлись по домам.
   Бороться с матросами Николай не захотел, посмотрев на их крепкие фигуры в матросской рабочей форме - робах. Докладывает Кузьменко, а тот Сербину о выполнении приказа. Тот отвечает по флотски: "Добро".
   Со своих кораблей матросы ушли и поселились вместе с нами на судне в кубриках, отведенных нашей роте под временное жильё. С собой приволокли солдатские вещмешки, набитые матросской формой. Боже, чего там только нет! Одежда для всех климатических условий, от белоснежной выходной формы 1, пригодной для субтропиков, до зимней формы 5, с чёрной шинелью, шапкой и суконными брюками. Майки-тельники, тельняшки летние, тельняшки зимние, носки, кальсоны, хибушки, суконки, форменки, суконный тёплый бушлат и сопливчик, закрывающий шею и грудь, ботинки рабочие грубые, ботинки выходные. Хорошо Родина одевает матросов!
   Нам нравятся тельняшки и выходные ботинки из добротной кожи. Матросы рассказывают историю про ботинки, известную на всех флотах:
   - Маршал Тимошенко, став наркомом обороны, приказал экономить на обмундировании. Матросам стали выдавать ботинки, шитые из свиной кожи, а не из яловой. И вид плохой, и для морской среды не пригодны. С этим не согласился командир корабля на Черноморском флоте капитан-лейтенант Бобровников. Начал писать рапорты по команде, всё выше и выше, отовсюду получая отказы. Ответил отказом и нарком обороны. Капитан-лейтенант обратился к товарищу Сталину. Его рапорт сочли правильным. Матросы снова стали получать добротные ботинки из яловой кожи.
   Николай вспоминает, что знакомый земляк, уволенный с армии по болезни за год до начала войны, возвратился с Дальнего Востока не в красноармейской форме, а в гражданской одежде, в которой призывался. Было стыдно находиться среди людей в неказистой одежде. Вот такую экономию вынужден был ввести нарком. Обмундирования не хватало в большей степени для солдат, а не для матросов.
   Рады позубоскалить, мы подсмеиваемся над морским жаргоном и традициями. Вместо - "слушаюсь", отвечают "есть", козыряют кулаком, расправляя ладонь возле головного убора, носят широкие брюки - клёш. А начальники патруля в порту носят кобуру с пистолетом на длинных ремешках, возле колена. Матросы лениво отбрехиваются от зубоскальства пехоты, но скоро берут реванш.
   Боцман судна затеял большую приборку с участием гостей, чтобы недаром флотский борщ ели. Старшими назначил двух наших матросов. Они живо развели роту по старому грузопассажирскому судну, каждому назначая работу. Старый боцман похаживал по палубе, радуясь, что судно приобретает забытый с начала войны нормальный вид. Его внимание привлёк звук напильников на носу судна, где лежал запасной якорь. Два наших молодых водителя усердно трудились возле якоря. На вопрос боцмана, ответили:
   - Затачиваем лапы якорей, как было приказано. Чтобы глубже в грунт зарывались на дне моря, крепче судно держали.
   Боцман промолчал, очевидно, вспомнив свои молодые годы и флотские розыгрыши. А возле судна, на причале, стали появляться матросы с кораблей, давая советы молодым, как лучше выполнить эту важную работу.
   За несколько дней пребывания в порту, среди своих, отдохнули и повеселились. На трёх "студерах" возвращаемся к Персидскому заливу. Сидим в кузовах на откидных скамейках вдоль бортов. В каждом кузове - по 16-ть человек. В кабине передней машины - Сербин и Андреев. Командир изучает рацию, на коротких остановках ведёт переговоры. Приказано следовать через Тегеран, потом, через города Кум и Андимешк до порта Хорремшахр. Чтобы ускорить прибытие, двигаемся и ночью, с включенными фарами. Иногда яркость фар уменьшается, потом восстанавливается. Понятно, где-то нарушен контакт в электрической цепи от аккумулятора до лампочки. Находим и устраняем неисправность. Сербин серьёзно относится к любому выявленному дефекту, ведёт им учёт в специальной тетради. Считает, что электрическое напряжение 6 вольт слабовато, лучше бы иметь аккумуляторы и генератор на 12-ть вольт.
   При въезде в город замечаем синий легковой "шевроле" с красным флажком на радиаторе. Работник консульства приказывает ждать. Капитан Валевич где-то ведёт трудные переговоры с англичанами об условиях поставки.
   Располагаемся в палатках. Два дня бездельничаем. Сербин с Андреевым изучают английский язык. У Славки сохранились неплохие школьные познания. К изучению привлекают желающих, потом, всю роту. С участием переводчика, осваиваем английские единицы мер: миля, фут, ярд, дюйм, баррель, галлон, фунт. Получаем от него перевод инструкции по обслуживанию автомобилей "Виллис" и "Студебеккер", американской рации. Сдаём ему зачёт по знанию необходимых технических терминов. После зачёта приказано изучить наставление механику-водителю английского танка "Валлентайн".
   Приезжает на "виллисе" капитан Валевич. Объясняет, что получение автомобилей задерживается, на собранные англичане наложили "лапу". Предлагают купить свои танки. Автобронетанковое управление приказало брать. На фронтах сейчас любой ствол необходим. Подготовленных механиков-водителей нет, мы должны их заменить. Предстоит, через три дня, получить танки в порту и перегнать их на эту площадку, потом погрузить на железнодорожные платформы.
   Начинаем изучать наставление. Вроде бы всё понятно, но необходим "живой" танк. Англичане уступают напору Валевича, их капрал приводит танк на площадку, глушит двигатель и уезжает. Это не беда, через пол-часа мы его заводим, приступаем к вождению. Первым осваивает вождение Сербин, за ним Кузьменко. Им, как и многим курсантам, удалось немного посидеть за рычагами танка Т-26 в училище. Осваиваем вождение по замкнутому кругу возле площадки, развороты и задний ход. Проблем с вождением нет, но возникает много вопросов. В отсутствие англичан, адресуем их переводчику:
   - Почему у танка максимальная скорость всего 20 км. в час?
   - Почему такая маломощная пушка калибром 40мм?
   - Откуда на фронте возьмут снаряды и патроны для пулемётов?
   Эти вопросы для переводчика не новость. Объясняет, что танк создан для сопровождения пехоты в бою, большая скорость там не нужна. Калибр пушки мал, потому, что это лёгкий танк, вся надежда на пулемёты. Снаряды и патроны будут поставляться в Союз через Иран, а также запасные траки для гусениц и другие запчасти. Англичан необходимо понять и пожалеть, они пока уступают противнику в боях на суше и на море. За два года войны у них не было победы, равной нашей под Ростовом и Москвой. Сейчас они меняют свои лёгкие танки на лучшие, модели "Черчилль", а также начали получение из США по ленд-лизу танков "Шерман". Они - наши союзники, у нас общий враг.
   Рота расходится в задумчивости. А кто пожалеет наших танкистов, которым придётся воевать на этих танках? Да немецкая артиллерия, или их средние танки с 75-ти миллиметровой пушкой подобьют их в первом же бою!
   Получаем в порту танки "Валлентайн" с жёлтой окраской, под цвет пустыни. Первоначально предназначались для действий в Африке, против армии немецкого генерала Роммеля и итальянцев, начавших наступление на Каир. Перегоняем танки на станцию и с рампы заезжаем на железнодорожные платформы. Проблем с заездом не возникает, если равномерно отрегулированы левый и правый фрикционы. Доставляем со складов и грузим боезапас, чтобы отправить в одном составе с танками. Всё это в темпе, за двое суток, без сна и отдыха. Сдаём состав охране под командой уже знакомого нам старшины Гусейнова. Начальник состава забирает из нашей роты двух водителей для разгрузки в Джульфе. Сербин отдаёт первых, попавших на глаза. Уверен, что сами справятся и других обучат вождению танков. Взамен получаем двух бойцов из охраны. Водить не умеют, но знают азербайджанский язык, немного персидский. Такие красноармейцы в Иране ценятся. А водить обучим.
  
   3. ПОЛЬСКАЯ АРМИЯ В ИРАНЕ,
  
   Наконец получаем в Басре долгожданные "студеры" с кожаными куртками для водителей. Сербин вручает куртки только новичкам, остальные забирает. Они предназначены для фронтовых водителей.
   Заводская площадка забита автомобилями, но англичане их почему-то не забирают. Говорят, что ждут водителей-поляков. Уверены, что Советские войска будут выведены из северного Ирана, их заменит польская армия генерала Андерса и англичане. Польская армия была сформирована в начале войны в СССР из пленных поляков, пожелавших воевать в рядах Красной Армии. Но генерал Андерс своё слово не сдержал. Заявил, что будет воевать только под командованием англичан в составе армии союзников.
   Капитан Валевич приказывает слухам о выводе наших войск с Ирана не верить, на этот счёт имеется межгосударственное соглашение. А польская армия из Союза действительно уходит через Иран в Ирак. Зачем в нашей стране держать 70-ти тысячную армию, которая под разными предлогами уклоняется от фронта? Армия приняла присягу на верность польскому правительству, которое находится в Лондоне, среди офицеров сильны антисоветские настроения. Пусть уходят, станет меньше проблем с обеспечением их оружием. Только как они будут смотреть в лица своих соотечественников после войны, когда Красная Армия освободит Польшу? Ведь путь из Москвы до Варшавы ближе, чем из Ирака. Но это вопросы большой политики, которая частично коснулась и нас. Ближайшая задача - доставить грузовики с опасным грузом в порт Пехлеви.
   Опасный груз - динамит. Снова проходим инструктаж о правилах транспортировки. Для динамита они гораздо жёстче, чем для порохов. Взрывается от детонации, трения или горения. Для предохранения от трения, куски динамита уже обёрнуты парафинированной бумагой. Защитить динамит от детонации и горения в пути - наша обязанность. В качестве дополнительного груза везём кожу и одеяла. Укутываем ими со всех сторон ящики с динамитом. Сдаём патроны, чтобы случайный выстрел не вызвал детонацию и взрыв. В случае нападения будем отбиваться прикладами. Курение запрещено.
   Жарким апрельским днём колонна отправляется в путь, значительно более длинный, чем в первый раз. Двигаться по дорогам через южный, нефтедобывающий район Ирана запрещено. Выходим на дорогу Бушир - Шираз - Исфаган - Кум. Дистанция между грузовиками в колонне увеличена, скорость низкая. Такая езда и моральное ожидание взрыва очень утомляет. Через пару часов непроизвольно переходим на привычный стиль езды. Становимся немного фаталистами - чему быть, того не миновать.
   Самое ценное пополнение в роте - сержант Мамедов. Не только хороший знаток языков и наречий, но и правил восточных обычаев, культуры народов Ирана. Первым делом водрузил на радиатор виллиса красный флажок, чтобы нас не приняли за англичан. Перед проходом колонны через населённый пункт уезжает с Сербиным вперёд и предупреждает местные власти о прохождении колонны. И приучил пить чай на остановках. С дисциплиной у него слабовато, по своей натуре - авантюрист, получил несколько замечаний от Кузьменка. Узнаём, что он - разжалованный лейтенант, в армию ушёл со второго курса университета. За драку мог бы получить и более строгое наказание, но спасло заступничество высокопоставленного родственника, из семьи одного из 26 погибших Бакинских комиссаров.
   Избежать встречи с враждебно настроенным против центральных властей Ирана кочевым племенем кашкайцев не удалось. В районе Исфагана дорогу перегородили кочевники, некоторые с винтовками. Автомобили остановились, ждём, что будет дальше. Кочевники тоже стоят, к нам не подходят. Из переднего виллиса выходит Мамедов, направляется к жителям пустыни. За плечами карабин, в руках несёт подарки - чай и сахар. Разговаривает с калантаром одного из племен, показывает, что карабин без патронов. Калантару оружие явно нравится. По обычаю, всё, что нравится, нужно дарить. В ответ тоже получает подарок - архалук и шапку из войлока, традиционный убор кашкайцев. Кочевники освобождают дорогу, автоколонна следует дальше.
   Кашкайцы конфликтуют с правительством Ирана с 1929-го года, когда Реза-шах издал указ о запрете вести кочевую жизнь. Указ издал, но сооружать оросительные каналы на юге не стал, средства на борьбу с саранчой не выделил. Поэтому большинство племён провинций Фарс и Исфаган продолжают вести полукочевую жизнь. Зимой живут на юге, занимаясь сельским хозяйством, летом убегают от засухи и саранчи на север, медленно перемещаясь со стадами овец, коз, коней, верблюдов. Так, жили веками их предки.
   Прибываем в Пехлеви, когда там уже находится дивизия поляков, прибывшая на наших судах из Красноводска. Флотский минёр всю колонну в порт не пускает, машины с взрывчаткой будут грузиться на баржи по очереди. Заступаем в караул возле машин, отгоняем любопытных поляков, сообщая, что в машинах - взрывчатка. Нам не верят, они ждут обещанных англичанами машин. В нашу сторону марширует взвод польских солдат под командой подтянутого ротмистра. Мы засмотрелись на чёткий строй и молодцеватый вид поляков. Наверное, школа подхорунжих, курсанты проводят занятия. Ротмистр останавливает взвод и обращается к начальнику караула:
   - По приказу пана полковника авто подлежат конфискации для потреб войска польского. Начальником караула назначен я, ротмистр Ржевуцкий. Проше пана, сдать оружие!
   Сержант Темнохуд и мы, трое караульных, направляем стволы карабинов без патронов на ротмистра. Тот с сожалением смотрит на нас:
   - В случае сопротивления, вынужден применить силу.
   Командует взводу:
   - Разоружить караул!
   Поляки бросаются на нас, стараются повалить на землю и вырвать из рук карабины. Не получается, их много, они мешают друг другу. Первое потрясение прошло, мы умело отбиваемся прикладами. Николай перехватывает карабин за ствол, размахивает им, как дубиной. Нападающие от него шарахаются, несколько человек уже лежат на земле. Ротмистр вынимает пистолет и стреляет в воздух. Курсант из Житомира кричит, мешая польские слова с украинскими:
   - Не стреляй, пся крев! Динамит! Будэ выбух!
   Ротмистр взъярён. Его, шляхтича, оскорбил какой-то хлоп! Но поляки опомнились, нападение приостановили, молча переглядываются. Ротмистр направляет пистолет на курсанта, просит сообщить фамилию, требует сатисфакции. Получает ответ:
   - Моя фамилия - Гончарук! А хочешь пострелять - отправляйся на фронт! Ты же убегаешь от фронта. Дезертир!
   Ротмистр злобным взглядом мерит караульного, прячет пистолет, командует взводу отход. Курсанты-подхорунжие уходят, оглядываясь на нас. Взгляды нормальные, беззлобные, но бесконечно усталые. Эти молодые люди пережили поражение, плен, надежду на мщение оккупантам своей Родины, потом непонятные перемещения от Бузулука до Янгиюля, возле Ташкента. Теперь, волей своего правительства в Лондоне, они прибыли в Иран. Что их ожидает в ближайшем будущем, они не знают. От участия в освобождении Польши их устранили. Возможно, они сыграют в этом второстепенную роль.
   Ротмистр Ржевуцкий подал рапорт на имя самого высокого военного начальника в порту Пехлеви, с требованием о наказании красноармейца Гончарука за оскорбление. Командующий Каспийской военной флотилией контр-адмирал Седельников спустил рапорт в ниже - стоящие штабы. На бумаге появились резолюции полковников, майоров, капитанов, пока рапорт дошёл до командира роты, лейтенанта Сербина. Тот наложил на бумаге последнюю резолюцию: "Инцидент произошёл во время нападения поляков на караул. Оставить без последствий".
   В нашу роту приходит пополнение - взвод водителей с молодым лейтенантом, окончившим автотракторное училище. Сербин уводит пополненную роту на машинах в рейс, за продуктами для поляков, а наш взвод, под командой младшего лейтенанта Кузьменко, оставляют для несения караульной службы.
   Сложно представить службу патрулей в порту, переполненным войском полуголодных, обозлённых, недружественно настроенных к нам поляков. Продукты и автотранспорт для их перевозки должны обеспечивать англичане, они же должны были построить лагеря. Ничего этого нет. Пока они налаживают снабжение, поляков кормят за счёт гарнизона. В Союзе подготовили более 2-х тысяч водителей-поляков, но они прибудут только в августе, со второй волной эвакуации. Вести совместную караульную службу польские офицеры не согласны, отвечать за порядок не хотят. Распространяют слухи, что уйти должны красноармейцы, их заменят поляки. Будут подчиняться только Черчиллю и своему премьер-министру Сикорскому, англичане и русские пусть решают все вопросы только через них. Намерены ожидать в порту прибытия с Красноводска всех солдат, членов своих семей и гражданских лиц. Загружают начальника гарнизона порта множеством жалоб, заявлений и невыполнимых в военное время требований.
   Командующим 45-ой армией в Иране назначают генерал-лейтенанта Ремезова. После сражения за Ростов он был командующим Южно-Уральским военным округом, на территории которого формировалась польская армия генерала Андерса. Знаком со всеми польскими проблемами, безуспешно пытался "вытолкнуть" на фронт их дивизии. Не удалось. Может, совместно с англичанами, удастся заставить Андерса повоевать против Роммеля в Африке?
   Становятся известны слова товарища Сталина, когда он дал добро на выход армии Андерса: "Обойдёмся без вас. Можем всех отдать. Сами справимся. Отвоюем Польшу, и тогда вам её отдадим. Но что на это люди скажут...".
   Не все поляки согласились уйти с Андерсом в Иран. Остался в СССР подполковник Зигмунт Берлинг, польский военный комендант Красноводска, обеспечивший порядок в порту при посадке на суда. Он, и ещё тысяча поляков, изъявили желание сражаться с немцами в рядах Красной Армии.
   Прибывают обещанные англичанами грузовики, налаживается снабжение поляков продуктами, обмундированием, медицинское обеспечение. Начинается постепенное перемещение армии Андерса через Иран в Ирак. К обеспечению продуктами подключают американцев. Практичные люди, пункты питания они располагают впереди движения колонн. Это ускоряет движение.
   Наш взвод занимается охраной тыла своих войск по линии разграничения Кередж - Казвин - Зенджан - Миандоаб - Ушну, сопровождая поляков до Ирака. Они должны сменить британские войска в районе города Мосул, охраняя границу Ирака со стороны Турции, или нести охрану нефтеносных районов. Возможно, часть армии будет направлена в Палестину, для её охраны со стороны моря от возможного десанта. Гитлер уже заявил на весь мир, что он завоюет Палестину и выселит туда всех евреев с оккупированных территорий. Среди польских солдат есть евреи, их отношение к этому неоднозначно. Они не против заселения Палестины одними евреями, но надеются на создание самостоятельного государства. А много евреев Палестины поддерживает это решение, создают профашистское движение, работая на Гитлера. Они хотят избавиться от протектората Англии над Палестиной.
   Во время движения армии Андерса возникает множество мелких конфликтов. В основном, это нарушения согласованных путей следования. Поляки часто "сбиваются" с пути, смещаясь как в нашу, так и в иранскую сторону. Эти сбои вызывают справедливое возмущение местного населения, которое заботится о сохранности своих пшеничных полей и оросительных каналов. Имеют место случаи грабежей наших хлебовозок.
   Мы - славяне, привыкли к потреблению хлеба. Хлеб военной поры, в форме кирпичей, ласково называем "чернушкой". Выпекают его в формах, смазанных жиром, приготовленным из очищенного солидола. Хлебопекарен мало, хлеба для военнослужащих не хватает. Имеются галеты, но они быстро надоедают. А чёрный хлеб, особенно корочка, вкуса необыкновенного!
   Берём под охрану воинские склады, базы, хлебопекарни. Но не имеем права на запрет агитации со стороны эмиссаров польского правительства, явно враждебной к нам. Распространяют слухи, что сын Сталина, Яков Джугашвили, попавший в плен, согласился на сотрудничество с гитлеровцами, отказался от отца. Пользуясь любым случаем, они затевают с красноармейцами дискуссии. Приходится отвечать. На вопрос: - Почему Союз напал на Польшу в 39-ом году вместе с Гитлером? - отвечаем:
   - Не напал, а только через 17 дней выступил на защиту своих западно-украинских и белорусских земель, которые панская Польша захватила в 1920-ом году. Иначе земли возле Львова и Бреста оккупировал бы Гитлер. А ваше правительство к этому времени уже драпануло из окружённой немцами Варшавы, вместо того, чтобы сражаться и призвать нас на помощь.
   Опять вопрос. Почему Союз передал Литве в 40-ом году город Вильнюс и всю область из состава Белоруссии, не посоветовавшись с поляками?
   - Потому, что большинство населения этой области - литовцы, а потом уже поляки, белорусы, русские, евреи. Так решило большинство. А польское правительство в эмиграции, с дуру объявило по этому поводу войну СССР, принудив многих поляков снова взяться за оружие, бросив их на произвол судьбы. Похоже, что в польском правительстве сидят люди с гонором, но без разума в голове.
   Англичане привлекают наиболее дисциплинированные польские подразделения к совместному, с нами, патрулированию дорог. Встречаемся с ротмистром Ржевуцким и курсантами из школы подхорунжих. Ротмистр сидит рядом с водителем в кабине "студера", распределяя патрулей по пересечениям дорог. При встрече резко воротит голову в сторону. Часто наш патруль стоит с правой стороны перекрёстка, а польский - слева. Свободно общаемся между собой, когда нет движения, постепенно восстанавливается дружеский нейтралитет. Мы солдаты, и, по трудно объяснимым признакам, понимаем, что эти молодые люди будут храбро драться с немцами на поле боя, но сейчас поддерживают пропаганду Гебельса против нашей страны.
   Дискуссии с поляками прекращаются, когда нам объявляют о разрыве Советским Союзом дипломатических отношений с польским правительством в Лондоне. Армия Андерса уходит в Ирак, увозя с собой медвежонка, пойманного в горах Ирана. В памяти сохранился анекдот того времени:
   " Что такое Вторая мировая война? Это попытка Советского Союза, Великобритании и США заставить воевать армию Андерса".
  
   4. ЗА РУЛЁМ И В ОХРАНЕ.
  
   Наш взвод возвращают к Персидскому заливу, в роту Сербина. Он уже старший лейтенант, а Валевич - майор. Командованием принято решение не конвоировать автоколонны на всём пути, а обеспечивать охрану дорог на отдельных, наиболее опасных участках. Число автоколонн с грузами возросло, каждую конвоем не обеспечить. Значительно расширилось и хозяйство майора Валевича, за счёт нескольких складов возле портов и возле аэродрома. Аэродром сооружён в пустыне, на него изредка садятся бомбардировщики Б-25, прилетающие через Африку и Атлантический океан из США. Дальше, в Союз их пилотируют наши лётчики. Самолёт лётчики прозвали "бостоном" и хвалят, но вооружение придётся менять на своё.
   Англичане передают истребители "Харрикейн". У них появилась возможность заменить их на более скоростные "Спитфайры".
   Патрулируем дорогу к аэродрому и обширное пространство вокруг него. Весь персонал на аэродроме наш, советский. Прилетающие американские и английские лётчики стараются быстрее покинуть аэродром в пустыне. Иногда на него садятся "дугласы", пилотируемые нашими экипажами. Они перевозят пассажиров и грузы в Америку, пересекая центральную Африку. В таких случаях, самолёт на стоянке охраняем мы, с одним из членов экипажа. Однажды пришлось встретиться с младшим лейтенантом Людмилой Павличенко, снайпером. Она защищала Севастополь, убила много фашистов, приглашена с делегацией посетить США. Поговорить с ней не удалось, к большому огорчению Ивана. Мы находились на посту, разговаривать запрещено. Но портрет её, по памяти, он нарисовал. Потом нарисовал ещё несколько, уже цветных, раскрашивая карандашами. По нашему мнению, в Людмилу он влюбился.
   В газетах читаем текст выступления отважной девушки в Нью-Йорке: "Мне 25 лет. Я убила 209 фашистов. Не кажется ли вам, господа, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?". Упрёк справедливый. Гитлер уже давно, ещё в декабре 41-го, объявил войну США, но активных боевых действий против Германии американцы не ведут. Становится известным заявление сенатора Гарри Трумэна: "Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше".
   Тяжёлое и жаркое лето 42-го года. Жаркое не только в Иране, но ещё более жаркое, с огнём, в донских, кубанских и приволжских степях, Враг прорвал оборону и теснит нашу армию к Сталинграду и на Кавказ. Командир роты зачитывает знаменитый своей суровой правдой приказ наркома обороны N227, в котором содержались горькие упрёки: "Часть войск Южного фронта, идя за паникёрами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьёзного сопротивления и без приказа из Москвы, покрыв свои знамёна позором...".
   Мы обозлены - лучше смерть, чем позор. Пишем рапорты с просьбой о направлении на фронт, в действующую армию. Командир роты накладывает на каждом рапорте резолюцию: "Возражаю". Рапорты отправляет командованию повыше. Потом проводит в каждом взводе беседу в форме приказа:
   - Писать рапорты о направлении на фронт запрещаю. Наш фронт - здесь, в Иране. Конвои судов на севере в Мурманск и Архангельск союзниками прекращены из-за высоких потерь от действий авиации противника. Роль поставок через Иран в СССР возрастает, число автоколонн и составов увеличивается. Ваш взвод делится на два полувзвода. Каждому полувзводу придаётся "студебеккер" и "виллис" с рацией. По оперативным данным, немцы активизируют работу диверсантов, с целью сорвать поставки, привлекая и подкупая враждебные племена. Ожидается сброс групп парашютистов.
   Наш взвод направлен на охрану дороги Шираз - Исфаган. Получены сведения, что военным советником у самого влиятельного и богатого из кашкайских племён ильхана Насер-хана, служит немец Шульце-Хольтус. Насер-хан имеет свои вооружённые отряды, никакой власти над собой не признаёт. Иван помнит лицо немецкого разведчика, портрет которого нам показывал в Тебризе лейтенант Гарипов, обещает при встрече опознать. Командир нашего полувзвода Кузьменко в этом сомневается:
   - Наверняка ваш немец так загримировался, что его и родная мать не узнает. Не отвлекайтесь от главной задачи - охраны дороги и автоколонн. А для поиска немца попрошу Сербина выделить сержанта Мамедова.
   Ночью, когда усталые водители отдыхают, несём охрану, выставляя посты со всех сторон автоколонны. И не напрасно. Часто задерживаем подозрительных лиц, пытающихся незаметно подобраться к грузовикам и кое-что утащить. Кузьменко и Мамедов их допрашивают, потом отпускают. Некоторых задерживают и передают иранским властям. Мамедов воодушевлён, такая работа ему нравится. У него мечта - завербовать лазутчика, и с его помощью проникнуть в городок Физурабад, где находится дворец и главная резиденция Насер-хана. Там должен быть и Шульце-Хольтус, за которым охотится наша разведка. Но он может спрятаться в гробнице святых - имам-заде, которые часто служат неприкосновенным убежищем для преступников.
   В лице Ивана, Мамедов находит горячего сторонника своих планов. Он готов сопровождать сержанта в резиденцию Насер-хана и выкрасть немца. Пока-что, Иван тренируется в переодевании и гримирует себя под кашкайца. Мы с Николаем валимся от смеха на землю, когда видим переодетого Ивана - совсем кашкаец. Изъявляем желание присоединиться к группе Мамедова, который уже нашёл лазутчика. Кузьменко тоже загорается идеей выкрасть немца. Планирует создать группу захвата, группу прикрытия и группу транспортировки пленного на "виллисе". Докладывает по рации командиру роты о нашем плане. Прибывает Сербин, кое-что уточняет, дополняет, изменяет. Соглашается, что план рискованный, но реальный, доложит командованию. После его доклада прибывает лейтенант Гарипов. Ему приказано возглавить операцию и отвечать за её последствия. Лейтенант несколько меняет роли участников, проводит с нами несколько репетиций, и докладывает своему начальству о полной готовности группы к похищению сотрудника абвера Шульце-Хольтуса. Для контроля за ходом операции, к нам направлен майор в форме старшины. Последний раз участники собираются в палатке, по очереди докладывают старшине-майору свои роли:
   - Лейтенант Гарипов с сержантом Мамедовыми и двумя бойцами, все в форме иранских военнослужащих, на "виллисе" подъезжают как можно ближе к Физурабаду, где проживают наши лазутчики, имитируют неисправность мотора. Машину захватывают в плен кашкайцы, впрягают верблюдов, и тянут вместе с пленниками к резиденции Насер-шаха. Тот, со своим советником, выходит посмотреть на машину и пленников. Дальше следует быстрый захват его советника и уход на машине с городка.
   - Кузьменко, Николай, Иван и я, на другом "виллисе", должны выполнять роль прикрытия, маскируясь на местности до возвращения группы захвата. В случае преследования, прикрыть группу захвата огнём из карабинов.
   На все вопросы майора о непредусмотренных ситуациях ответ у нас давно готов - на быстроходных "виллисах" всегда можно уйти, коням и верблюдам их не догнать. Майор утверждает план захвата. Приказывает следующей ночью приступить к выполнению.
   За несколько часов до начала операции майор даёт команду: "Отставить". Мы не учли классную работу британской разведки. Ей стало известно о подготовке к похищению советника Насер-шаха. Англичане, как настоящие джельтмены, сообщили об этом нашему командованию. В отношении Насер-шаха они имеют свои, далеко идущие планы.
   Больше всех огорчён срывом операции сержант Мамедов. Произносит длинную речь, догадываемся, что он ругается. Хорошо, что майор и окружающие его не понимают, он ругается на языке фарси.
   Наш полувзвод перебрасывают на север Ирана, охранять железную дорогу Тегеран-Горган, ведущую к Каспийскому морю. Немцы рвутся к Грозному и Баку, водрузили свой флаг на вершине Эльбруса. В зоне действия их авиации оказались порты иранского Прикаспия, и наши морские коммуникации от этих портов до Астрахани. В Сталинграде идут жестокие бои. А мы, как туристы-альпинисты, проходим тропами горного района Фируз-Кух и через перевалы Гадук, следуя вдоль железной дороги. Отмечаем на карте места, удобные для сброса парашютистов и совершения диверсий, Андреев по рации передаёт эти сведения командованию. Местность гористая, удобных подходов к железной дороге не много. Поражает высокое инженерное искусство строителей дороги. Узнаём, что дорогу проектировали и строили перед войной немцы. Очевидно, для себя. Значит, и разрушать её не будут. А сейчас по ней в сторону порта Бендер-шах идут поезда с военными грузами. До 10-ти в сутки туда и обратно. Мысленно благодарим немцев за строительство отличной дороги.
   Параллельно железной дороге наши сапёры строят мосты и расширяют шоссе для проезда грузовиков. Если часть сапёров вооружить винтовками, сил для защиты будет достаточно.
   Полувзвод возвращают поездом на юг, но в Тегеране задерживают. В честь победы англичан над немцами и итальянцами под Эль-Аламейном, шах намерен устроить приём гостей в своей загородной резиденции и позабавить их охотой на диких коз. Помощник нашего посла ставит задачу: обеспечить охрану территории с севера. Охрана должна быть не заметна для гостей и, главное, для диких коз, чтобы они не убежали в горы. И не допускать никого из посторонних. Просит отнестись к выполнению со всей ответственностью, это - задание Советского правительства.
   Загородная резиденция шаха расположена недалеко, на северо-западе от Тегерана. Красивое место, но любоваться некогда. Для нас приготовлены кони. Егеря, с величайшей предосторожностью, чтобы не спугнуть коз, по одному им известному маршруту, ведут нас в горы. Потом пешком разводят по засадам. В каждой засаде по два человека. Курить, шуметь и разговаривать нельзя. Можно только бросить небольшой камешек, если козы направятся из долины, где пасутся, лижут приготовленную для них соль и пьют воду из ручья.
   Прекрасный вид на долину, где намечается охота. Наблюдаем большое стадо коз. Они беспечно разбрелись по долине, выискивая лакомую для них траву, или срывая листья кустарника. Некоторые лежат, греясь на осеннем солнце, наблюдая, как молодёжь резвится, взбираясь на камень, и старается спихнуть с него соперника. На страже только красавец-вожак. В гордом одиночестве стоит, поворачивая голову, и чутко прядёт ушами. Но вот он насторожился, почуяв опасность, старается определить, с какой она стороны. Похоже, опасность с трёх сторон. Вожак издаёт короткое блеяние и бросается в красивый бег в нашу сторону. Стадо устремляется за ним, легко перепрыгивая через камни. Перед проходом в горы встаёт егерь, трубит в рожок. Вожак ведёт стадо по кругу, стараясь отыскать между скалами проход в горы. Поздно, по долине уже скачут всадники с ружьями, начинается пальба.
   Самый лучший наездник и стрелок - молодой шах. Ему удаётся подстрелить трёх коз. Он одет в костюм охотника европейского покроя, шляпу потерял, лицо раскраснелось. Весь в азарте от охоты. Ещё три козы удалось подстрелить дюжине его спутников.
   Я с Иваном переглядываюсь. Попасть с расстояния сто метров со скачущего коня в бегущую козу - дело очень непростое. По нашему наблюдению, он сделал всего пять выстрелов. Может шах стрелял дробью? Не похоже, выстрел из гладкоствольного ружья дробью легко различить, да и вокруг нашего укрытия свистели пули.
   Среди охотников выделяется коренастый мужчина в армейской фуражке защитного цвета, кожаной куртке, и в брюках с лампасами. В руках - самозарядная винтовка СВТ. Походит на нашего генерала. В бинокль осматривает окрестности, где мы затаились. Удовлетворённо кивает.
   Наш полувзвод размещают на аэродроме, в казарме охраны. Утром зачитывают приказ: "За образцовое выполнение правительственного задания рядовому составу присваивается звание - младший сержант". Отвечаем, как положено: "Служим трудовому народу"! Иван задаёт командиру роты вопрос:
   - Когда шах намерен устроить следующую охоту? Не забудьте пригласить на неё наш полувзвод.
   Командир роты сначала хмурится, потом, со смехом, отвечает:
   - Возможно, и пригласят, если вас не разжалуют к этому времени. Марш на беседу с майором!
   Майор представляется, как помощник командующего армии по транспорту. Ставит задачу - провести автоколонну из 15-ти машин в кратчайшее время, с одной остановкой в пути для заправки, из Тегерана в Джульфу, без подменных водителей. Охрана - два человека, в передней и задней машине. В случае поломки - машина с водителем остаётся, колонна движется дальше.
   Мы смотрим на Кузьменка. Чего тут думать? Как младший лейтенант скажет, так и будет. Кузьменко отвечает:
   - Задачу уяснили, приказ выполним. Прошу дать указание по обеспечению полувзвода консервами и крепким чаем на время пути. Когда прикажете начать движение?
   - Сейчас. 15-ть минут на сборы, и в путь.
   Дорога до Казвина знакома, движемся на максимальной скорости. Груз везём не особо опасный - винтовки и патроны. Английские или американские - не знаем. Плохо, что калибр наших патронов и союзников не совпадает. В условиях фронта это создаёт для снабженцев лишние хлопоты. Нам уже известно, что на полную мощность работает оружейный завод в Ижевске, выпускающий винтовки Мосина. За сутки может обеспечить винтовками дивизию. Патронный завод в Ульяновске оснастили роторными линиями отечественного производства конструкции инженера Кошкина, лауреата Сталинской премии. Таких быстродействующих линий нет даже в США. Но, трудности доставки вооружения с Урала на Кавказ, заставляют пока брать винтовки по ленд-лизу у союзников.
   По два человека в кабине только на передней и задней машинах. Колонну возглавляет Кузьменко с Гончаруком, замыкает Николай и я. Мне хорошо, есть с кем поговорить, да и за рулём подменяем друг друга. Усталости не чувствую, хотя уже ночь, с кратковременными остановками мы прошли половину пути. За 10-ть часов езды одолели 400 километров. Фляжки с чаем пусты, наши желудки тоже, бензобаки выработаны.
   На заправке будим водителя бензозаправщика. Пока половина водителей заправляет машины, вторая идёт в столовую. Ужин для нас оставлен, но он холодный, чай тоже. Вскрываем выданные нам банки с тушёнкой, торопливо едим, плотно набивая желудки. Наливаем фляжки холодным чаем и отправляемся в путь.
   До Тебриза ведём грузовики, преодолевая усталость. Дальше - хуже. Сонная одурь непроизвольно закрывает глаза, отключает сознание. То одна, то другая машина начинает вилять по дороге. Задние сигналят ей и мигают светом фар. Кузьменко останавливает колонну возле арыка, приказывает сделать пробежку и умыться. Стало немного легче, наступил день, и колонна без потерь прибывает в Джульфу. Сдаём грузовики автотранспортному взводу, он отправляется дальше, до Орджоникидзе. Мы же, в кузове "студера", возвращаемся в Тегеран.
   В пути узнаём радостную весть - войска двух наших фронтов перешли в наступление, с целью окружения группировки немецких войск в районе Сталинграда. Радость пока сдержанная, но в сердцах уже теплится надежда на успех. По опыту знаем, что сводки с фронтов дают с опозданием от событий. Значит, окружение идёт успешно. Чутьё нас не подводит. Через несколько дней сообщают, что в окружении находится более 200 тысяч солдат противника, враг отступает к Ростову. Цифра в 200 тысяч озадачивает - мы знаем, как сильны немцы в обороне, да ещё в зимних условиях. Из тёплых укреплений на мороз их может выгнать только смерть, значит, быстро не сдадутся.
   На аэродроме Тегерана охрана направляет полувзвод к майору. Усталые, голодные, вваливаемся в его просторный кабинет. Кузьменко докладывает о выполнении задания. Кроме майора, присутствуют ещё три лейтенанта-автомобилиста. Их транспортным взводам предстоит повторить наш путь до Джульфы за сутки без смены водителей. Они - новички в Иране, их взвода только что укомплектованы водителями. Майор просит, без церемоний, рассказать о трудностях в пути, что нужно сделать, чтобы ускорить прохождение автоколонн. Называем участки дороги, которые требуют ремонта, и замолкаем, молча переглядываясь между собой. Молчание прерывает Иван:
   - Товарищ майор, я любитель поспать и плотно поесть. В рейс мы ушли без отдыха, до заправки подкреплялись чаем и галетами, всё шло нормально, но я сильно проголодался. Покормили в пути плохо, пришлось ещё съесть банку тушёнки. От сытости начал одолевать сон, стали отключаться мозги, глаза на короткое время закрывались, видел временами только задний борт впереди идущей машины. Удивляюсь, что обошлось без аварии. Если ещё нужно сделать такой рейс, прошу перед этим дать мне поспать и поесть.
   - Рейс нужно сделать до Астары. После Тебриза - незнакомая вам дорога, сапёры доложили о готовности. Нормальное питание обеспечу. Время для сна - 7 часов, отоспимся после победы. После прибытия автоколонны с юга - сразу в путь. При прохождении маршрута прошу выдержать график движения.
   Мы понимаем, что майор пытается составить график движения автоколонн через Иран, подобный расписанию для поездов. Трудная задача, особенно через нехватку водителей, плохие дороги и большие расстояния.
   Выспаться и отдохнуть удалось, так как колонна прибыла с опозданием. Майор ведёт усталых водителей на "разбор полётов", а мы отправляемся в путь. По приказу Кузьменко, мясные консервы съели за два часа до начала рейса. Иван, правда, поворчал, но ел с аппетитом. Ночной путь до заправки прошли быстро, помех было меньше, чем днём. Нас ожидали. Караул принял грузовики под охрану и начал заливать в баки бензин. В столовой ожидала вкусная каша из мелкой фасоли, щедро политой незнакомым маслом, и крепкий чай. Вкусно, но мало. На просьбу о добавке, заведующий отвечает:
   - Имею приказ водителей не перекармливать. Калорий в завтраке с избытком. Каша полита ореховым маслом, целый день сыты будете. Получите ещё по плитке шоколада. Это за то, что вы сутками катаетесь на машинах, ничего не делая? Забирайте свои фляги с чаем и мотайте отсюда, дармоеды! Приказано вас в столовой больше 15-ти минут не задерживать.
   Иван тычет пальцами в тугой живот старшины:
   - Эх, дядя, был бы я на твоём месте, и себе бы такой пузырь отрастил. А пока приходится новые дырки в ремне прокалывать. Буду просить майора зачислить тебя к нам водителем. Жди, на обратном пути заберём.
   На ухабистой дороге скорость держим максимально возможную, лишь бы выдержали рессоры. Груз в кузовах не очень опасный - бочки с изооктаном. Отличное антидетонирующее средство с запахом бензина. Значит, от ударов бочки взорваться не должны. Благополучно, с опережением графика, доставляем грузовики в Астару. Дальше, до Баку, их поведут другие водители. Изооктан ждут на заводе, выпускающий авиабензин. Военная приёмка забраковала бензин, готовый к отправке на фронт, из-за низкого октанового числа.
   На обратном пути спим, сидя в кузове грузовика. На пороге столовой Кузьменка встречает сияющий старшина, докладывает:
   - Приезжал лейтенант с пункта связи, интересовался, когда прибыли, когда уехали, чем кормил. За опережение графика движения колонны мне объявил благодарность. Передал приказ от майора - ускорить возвращение и отоспаться в пути. Обед готов, прошу не задерживаться.
   Едим вкуснейший, но жгучий на вкус, суп-харчо с бараниной. Получаем сухой паёк на дорогу и чай. Сыто отдуваясь, Иван благодарит старшину:
   - Обед так себе, хотя мог бы быть и лучше, если бы ты постарался. Запас перца на нас весь потратил, или ещё остался? Ладно, не злись, о твоём желании стать водителем майору не скажу. Если будешь нас хорошо кормить, нарисую твой портрет и передам майору.
   В Тегеране топаем в кабинет майора, разминая затекшие от сидения ноги. Возле него сидит невзрачный, усталый мужик в куртке водителя. Майор представляет его, как уполномоченного от Государственного Комитета Обороны:
   - Товарищ уполномоченный будет сопровождать груз до конечного пункта назначения. Все его приказы выполнять, как мои. Для охраны груза в пути выделяется отделение бойцов под командой сержанта. Для связи придаётся рация. По пути следования доставите продукты на дорожные посты сапёров, охрана знает, куда. Прибыть в Кызыл-Атрек, не задерживаясь в пути. Обратно возвратиться от Горганы поездом.
   Пока Андреев получает шифр, позывные и частоты для связи по рации, стараемся подольше походить, чтобы размять ноги и туловище перед дальней дорогой. Без особой нужды, несколько раз забираемся в кузов, якобы для осмотра груза, спрыгиваем на землю с заднего борта, стучим сапогами по шинам. Несколько раз приседаем, оглядывая прогиб рессор. Делаем пробежку и несколько физических упражнений. Майор беседует с уполномоченным, одобрительно поглядывая. Он нас понимает, но уполномоченный торопит.
   После выезда из Тегерана уполномоченный останавливает колонну, приказывает Андрееву передать несколько слов по рации. Потом сон сваливает его с ног, он засыпает. Кузьменко приказывает сержанту из охраны выделить для него ординарца, подготовить в кузове спальное место из одеял, заботиться в пути. По-своему распределяет охрану по машинам. Он с сержантом - в первой машине. Сержант и ещё несколько человек умеют водить, научились во время несения караульной службы в автопарке, забавлялись ездой, якобы прогревая моторы. Сообщает, что в больших деревянных ящиках - станки и оборудование для цехов нового военного завода, груз не взрывоопасен. Николая назначает начальником охраны. Я облегчённо вздыхаю, когда он занимает привычное место рядом со мной, в задней машине.
   Перед подъёмом на перевал - завал из камней поперёк дороги, удобное место для засады. Делаем несколько выстрелов по сторонам. Ответного огня нет.
   Выстрелы будят уполномоченного, он выпрыгивает из кузова с пистолетом в руке, приказывает освободить дорогу от камней и продолжать движение. Разбираем завал, освобождая дорогу. Кузьменко приказывает долить в бензобаки бензин, пользуясь остановкой, хотя в баках он ещё до конца не выработан. Водители выполняют разумный приказ командира. На крутом подъёме бензин скапливается в задней части бензобака, расположенный в средней части топливозаборник может засосать воздух, двигатель заглохнет. Уполномоченный такой тонкости не знает, у него с Кузьменко возникает конфликт. Его просвещают, он прячет пистолет, хочет занять место в кабине передней машины. Кузьменко указывает ему место во второй машине, рядом с радистом, приказывает Андрееву обучать уполномоченного в пути вождению, если тот пожелает. Напоминает ему, что в дороге он - пассажир.
   На перевале расположен дорожный пост. Трактор и отделение сапёров со старшиной. Колонну приветствуют, как жители необитаемого острова - долгожданный корабль. Продукты закончились, питаются за счёт охоты на дичь. Но дорога, возле перевала, от снега расчищена, проходимость машин обеспечена. Радуются продуктам, нам предлагают отведать варёное мясо диких коз, вкусное, но жестковатое. Просят выделить патроны, в долине заметили непонятных людей, некоторые вооружены. В общение вступать не желают, разговаривают на туркменско-афганском наречии, пришли с востока.
   После еды тянет на сон, Кузьменко приказывает водителям спать один час. Уполномоченный приказывает продолжать движение, предъявляет мандат, подписанный членом ГКО, известным в стране партийным и государственным деятелем. Кузьменко отворачивается к стенке и засыпает.
   Перед спуском с перевала проверяем тормоза. У "студера" их три, на каждом кардане ведущего моста. Тормоза надёжные, но лучше тормозить двигателем, не выключая передачи. Увеличиваем дистанцию между машинами, и благополучно преодолеваем опасный участок дороги.
   Железнодорожная станция Горган и порт Бендер Шах заставлены грузами. Судов не хватает, некоторые потоплены авиацией противника возле Астрахани, многие находятся на ремонте. Северная часть Каспийского моря замёрзла, доставка снаряжения на фронт замедлилась.
   Прибываем в Туркменистан, город Кызыл-Атрек. Водителей для смены нет. Подозреваем, что это запланировано. Уполномоченный пишет приказ о следовании автоколонны в Ашхабад, через Кызыл-Арват. Кузьменко молча козыряет и прячет бумагу в планшет. В пути проезжаем несколько аэродромов лётных училищ, часто встречаем машины. Значит водителей в этом районе достаточно, нас просто подвергают испытанию на выносливость.
   В Ашхабаде заводим машины с грузами на железнодорожные платформы. Уполномоченный ГКО пожимает всем руки, пишет бумагу с благодарностью за своевременную доставку груза. Кузьменко прячет бумагу в планшет, благодарит за приятное путешествие и оставленный для нас один "студер". В ответ получает улыбку и приказ доставить в Иран своего коллегу.
   "Коллега" представляется нам, как инженер-снабженец, Направлен в Иран, чтобы согласовать ускоренный график доставки в Союз кобальта - металла, повышающего прочность брони. Расспрашивает о дороге, шутит, выражает сожаление, что приходится водить машины с тяжёлым грузом в 2,5тонн. Отвечаем, что иногда возим и по 4тонны. Инженер прикидывается простаком, но глаза остаются серьёзными. Понимаем, что везём "толкача", посланного, чтобы быстрее "протолкнуть" необходимый груз от Персидского залива до Урала. И с мандатом, при предъявлении которого майоры и полковники будут принимать положение "смирно".
   Перед входом в кабинет майора инженер просит нас обождать. Выходит довольный, а майор встречает полувзвод вопросом:
   - Что, похвастались перед инженером? Теперь будете возить кобальт, медь и олово по 3,5 тонн. График движения остаётся прежний. Возвращаю ваш полувзвод на юг. В Андимешке американцы построили автосборочный завод, будет работать только на нас. Строится ещё один завод. Водителей не хватает, есть приказ зачислять вольнонаёмными иранцев, будете водить колонны совместно. Надеюсь, подружитесь. Не забывайте, что они - мусульмане, оскорблять религиозные чувства верующих запрещено.
   Получено сообщение о полном разгроме окружённой армии Паулюса в Сталинграде. Сам Паулюс захвачен в плен, сообщается число захваченных пленных и трофеи. Поражает число захваченных автомобилей - более 60-ти тысяч. Если вся группировка насчитывала 300 тысяч, значит, один автомобиль обслуживал 5-ть солдат. Вот это моторизация! Да для такого количества грузовиков топлива не напасёшься!
   В битве за Ростов наша курсантская бригада захватила трофеи - несколько десятков мотоциклов и грузовиков. На ходу они были меньше месяца. Из-за отсутствия запчастей, малейшая поломка выводила их из строя. Считаем, что захваченные в Сталинграде трофеи годны лишь на переплавку.
   Прежде, чем отправить полувзвод на юг, приказано выполнить спецрейс до Ашхабада. Нам сказали, что везём кобальт. Меры секретности чрезвычайные, рядом с водителем в каждой кабине сидит молчаливый боец с автоматом. Ночью подогнали грузовики к зданию в Тегеране, иранские жандармы открыли ворота. Пока шла загрузка, приказано из кабин не выходить. В каждый кузов после погрузки запрыгнули по два бойца с автоматами, возглавляют и замыкают колонну машины с охраной. С виду - обычная автоколонна крытых брезентом "студеров", даже с полевой кухней на прицепе. Рейс прошёл на удивление гладко, в пути водителей и груз охраняли, кормили и выделяли время для отдыха. Командовал колонной лейтенант с повадками полковника. Гораздо позже узнали, что по соглашению от 18.03.43г. на хранение в Госбанк СССР было передано иранское золото весом 11,2 тонны и валюта в 8,6млн. долларов. Англичанам сохранять золотой запас правительство Ирана не доверило, на то были е него основания.
   В Андимешке наш взвод пополняется водителями-иранцами. По возрасту старше нас, все мусульмане-шииты, кроме Корана почитают ещё абхар - священное писание шиитов. За год пребывания в Иране, мы насмотрелись всего, в том числе самоистязания верующих-фанатиков, когда они до крови избивают себя цепями или прокалывают кожу ножами, выполняя религиозную церемонию. Переводчик нас успокаивает, они не фанатики. Большинство - земледельцы, арендующие землю у помещика. За аренду вынуждены платить половину от собранного урожая, их семьи живут бедно. Ради заработка, согласны на любую работу, лишь бы помочь семье. Мужчина обязан содержать семью - это понятие для них свято. Трудовым потом или кровью - это уже второстепенный вопрос.
   Первые рейсы выполняем, загружая "студеры" в порту Хорремшехр и передавая колонну в Хамадане другому взводу. Грузовики с водителями-иранцами Кузьменко разместил между своими. В пути делаем остановки для совершения намаза. Время для него определяет бригадир-иранец. Осложнений в пути не возникает, иранцам платят за тонно-километры, они заинтересованы в ускоренной доставке грузов, днём и ночью. И климат для них привычен, хорошо переносят жару, гораздо лучше, чем мы.
   Совместно с иранцами возим, в основном, продовольствие: сахар, комбижир, мясные консервы. Американскую мясную тушёнку называем "второй фронт". Настоящий второй фронт в Европе против гитлеровцев так и не открыт.
   Иранские водители не отказываются возить и взрывчатку, за риск лишиться жизни им платят надбавку. Правила безопасности при погрузке и перевозке соблюдают плохо. На наши замечания отвечают:
   - На всё воля аллаха.
   Возить взрывчатку с иранцами Кузьменко отказывается. Иранцы обижены, их лишают заработка, возникает конфликт, нашего командира обвиняют в трусости. Это страшное обвинение, молча его стерпеть, значит, лишиться чести, навсегда потерять своё лицо. Кузьменко вызывает обидчика на поединок - бороться. Иранцы возбуждены, совещаются между собой, потом выставляют борца - старшего брата обидчика, по их обычаям это разрешается. Младший брат ещё не женат, собирает деньги на калым, чтобы уплатить родственникам невесты, он связан обещанием. Кузьменко согласен, но выставляет своё условие - в случае его победы водители-иранцы прекращают употреблять в рейсе опиумный мак и обязаны выполнять все его приказы.
   Иранец - опытный борец, заслужил это признание во время службы на флоте. В 41-ом сражался с английскими кораблями в бою за порт Абадан, тогда его корабль береговой охраны "Тигр" был потоплен, он получил ранение, лечили англичане. Возвратился домой, арендовал крохотный участок земли, разорился, был безработным. Сейчас - один из лучших и наиболее дисциплинированных водителей. Иранцы не сомневаются в его победе.
   Борцы обнажились до пояса. У Виктора мышцы чётко обозначены, у противника менее заметны. Он худощавого сложения, повыше ростом, руки длинные. Сразу бросается в атаку, пытается провести ряд приёмов. Виктор с трудом увёртывается, пытаясь поймать на контрприёме. По силе и мастерству противники равны, но Виктор моложе. Схватка затягивается, но молодость побеждает. Противники пожимают друг другу руки, тяжело дышат. На их потных телах чётко обозначаются шрамы от осколочных ранений.
   Иранские водители прячут горечь от поражения под своей обычной невозмутимостью. Их бригадир подтверждает - отныне они будут точно выполнять все приказы Виктор-хана, "такова воля аллаха".
   Продолжаем, совместно с иранцами, возить взрывчатку - тротил, толуол и детонаторы. Толуол - жидкость, при испарении смесь с воздухом взрывается. При передаче грузовиков обязательно обнюхиваем бочки, запах у толуола необычный, легко определить потерю герметичности. Такие случаи были, успевали вовремя сгрузить бочку и увезти на безопасное расстояние, наблюдая взрыв со стороны. С водителями-иранцами мы подружились. Удивляет терпение их родителей-земледельцев, вынужденных отдавать помещику половину урожая за аренду земли. Это очень много. Мои односельчане рассказывали, что летом 18-го года, во время правления гетмана Скоропадского, требовала собрать и отдать ей половину урожая в счёт аренды, княгиня Лопухина-Демидова, владевшая прекрасным дворцом в Корсуне, и землями в районе. Это привело до кровавых столкновений с помещиками и "гетмановцами", и к их изгнанию. Иранцы такое насилие терпят. "На всё воля аллаха", говорят они.
   За борцовский поединок Кузьменко получил замечание от командира роты. Он советский офицер, носит погоны, не имел права затевать борьбу с непредсказуемым исходом. Иранских водителей уже достаточно, в случае неповиновения контракт с ними разрывается, виновник увольняется. Не нравится старшему офицеру и прозвище "Виктор-хан".
   А мы с трудом привыкаем к погонам и употреблению слова "офицер". Со школьной скамьи в нас воспитывали отрицательное отношение к "золотопогонникам", теперь такие погоны носят командиры на парадной форме. Не нравятся и гимнастёрки со стоячим воротником. В условиях жаркого климата отложной воротник лучше. Практичные англичане носят шорты и пробковый шлём. Мы же в рейсе снимаем гимнастёрки и сапоги, обуваем лёгкие сандалии.
   Получаем сообщение, что в Союзе, в Кубинке под Москвой, прошли испытания и приняты на вооружение автомобили "виллис", в качестве лёгких дозорных, командирских машин и для транспортировки 45-ти миллиметровых пушек. Грузовики "Студебеккер" предназначены для перевозки грузов до 3,5 тонн и в качестве тягачей для 76-ти миллиметровых орудий. В армии США "Студебеккеры" на вооружение не приняты из-за каких-то несоответствий их стандартам двигателя "Геркулес". В Иране построен ещё один автосборочный завод. Будет работать только на СССР. Город Андимешк прозвали иранским Детройтом.
   Возле железнодорожной станции наблюдаем погрузку танков "Черчилль" на платформы, для отправки в Союз. Англичане получили от США по ленд-лизу 300 танков "Шерман", свои отдают нам. Механики-водители ругаются, гусеницы скользят, придётся наваривать дополнительные шипы.
   В роту прибывает лейтенант, представитель "Смерша". Так сейчас именуют подразделения, созданные для борьбы со шпионами. В беседе сообщает о возникшей в Иране напряжённой обстановке.
   После поражения в Сталинграде и на Кавказе главной задачей немцев стало сорвать поставки по ленд-лизу и террористические акты, а также заброс немецких парашютистов-диверсантов. Им удалось устроить несколько аварий на железной дороге, были случаи нападения на автоколонны между Ширазом и Исфаханом. Для войск Насер-хана Кашкаи было сброшено с самолётов оружие, радиопередатчики и золото, для подкупа вождей кочевых племён. Кашкайцы изгнали представителей иранского правительства со своей территории, действовавшие, против них, иранские войска были разбиты. Кочевникам удалось захватить крепость Семиром с сильным гарнизоном. Нет сомнения, что этими операциями руководит германская разведслужба. Наш полувзвод возвращают в роту старшего лейтенанта Сербина, на охрану автодороги между портом Бушира и Тегераном.
   По пути завозим груз на наш аэродром в пустыне. Его не узнать. Взлётно-посадочные полосы выложены из металлических листов, постоянно садятся и взлетают самолёты с необычной для глаза передней стойкой шасси. Это американские пилоты передают нашим лётчикам истребители "Аэрокобра", скоростные, и с мощным пушечным вооружением. А вокруг аэродрома вырос палаточный городок и склады из гофрированного железа. Англо-иранская нефтяная компания доставляет с Абадана авиабензин в автоцистернах. Случаев нападения кочевников не было.
   У офицера из "смерша" свои планы. Он намерен проехать с нами через территорию мятежных кашкайцев на трёх "студерах" с запада на восток, по следам кочевий племён луров и бахтиаров. Находит проводника-лура, тот соглашается за три мешка муки. Не для себя, а для своих соплеменников, которых встретим в пути. Наш полувзвод отправляется в дорогу.
   На унылом плоскогорье встречаются оазисы, пригодные для земледелия. На полях, обработанных только с помощью кетменя, зреют ячмень, пшеница, кукуруза, растут овощи и опиумный мак. Оказывается, вместе со скотоводами, летом перемещаются и земледельцы с жарких равнин на плоскогорье. Возделывают землю, засевают поля, собирают урожай. С наступлением зимы возвращаются на юг и снова занимаются земледелием. Успевают за год собрать 2-3 урожая, перемещаясь из одной климатической зоны в другую.
   Без единого выстрела пересекаем плоскогорье и выходим на дорогу южнее Исфахана. Красных флажков с капотов не снимаем, убедились, что они - залог нашей безопасности в пути. Даже от вооружённых кашкайцев, которых мы встречали, проезжая мимо их жилищ - чёрных прямоугольных шатров, сотканных из козьей шерсти. Полноправные хозяева жилищ - женщины. Круглолицые, в чёрных одеждах, но лиц не закрывают. Похожи на туркменок, или азербайджанок. Заняты постоянно работой, лишь изредка бросая на нас любопытные взгляды. Мужчины относятся к женщинам с заметным уважением, многожёнства в этом племени нет. Мешок муки приняли они, а не мужчины, сразу же начали готовить лепёшки, а в котле - сытное варево из баранины, воды и муки. Точно такое готовили для нас донские казачки возле Новочеркасска, когда мы копали противотанковый ров. Мужчины-кашкайцы ловко и быстро освежевали барана, кровь сразу же выпили. Предлагали и нам, но мы отказались, лишь сержант Мамедов слегка пригубил, в знак уважения к хозяевам. Он свободно беседует с кашкайцами на азербайджанском языке, различие только в наречии. Расстаёмся добрыми друзьями. После получения известия о поражении немцев на Курской дуге у большинства иранцев исчезли сомнения в победе СССР над Германией, наши автомобили приветствуют.
   Задерживаемся проездом в Исфагане. Сержант Мамедов уговорил лейтенанта поколесить по древнему городу, он надеется найти руины астрономической обсерватории, там когда-то работал знаменитый персидский учёный Омар Хайями. Жители указали на несколько мест, каждый клятвенно утверждал, что именно здесь была обсерватория. За десяток веков Исфаган пережил несколько нашествий и разрушений, обсерваторию Хайями не нашли.
   Англичанам удалось договориться о мире с мятежным Насер-ханом, оставив ему власть над племенами кашкайцев. В награду за мир, он получил от правительства Ирана халат и саблю - символы власти. Его военному советнику Шульце-Хольтусу удалось скрыться.
   Англичане поднимают вопрос о проведении массовых арестов по стране германских шпионов и их пособников-иранцев. Совместными усилиями, с нашей помощью, иранские и английские полицейские задерживают несколько десятков агентов. Среди них и Ф. Майер, руководитель германской разведки. В течение 3-х месяцев он скрывался на армянском кладбище в Тегеране, работая могильщиком. Незадолго до ареста к нему были направлены немецкие парашютисты, поймать их пока не удалось.
   В сентябре 43-го года Иран объявил войну Германии. Мы заинтересованы, где и когда будут иранцы принимать участие в боевых действиях? Никто ничего не знает. Раньше на все непонятные вопросы обязаны были отвечать политруки. Сейчас политруков и комиссаров нет, их вроде должны заменить заместители командиров по политической части. Но они далеко, в полках и батальонах. Даже командира роты Сербина мы видим очень редко. Приедет, поговорит с Кузьменко и с лейтенантом из "смерша", перекинется парой слов, и уезжает. Наконец, лейтенант объясняет, что армия Ирана ещё долго будет находиться в стадии формирования. В первую очередь сформируют роты для охраны границы с Турцией и внутренние войска. На деле, участие в войне будет заключаться в том, что Иран берёт на себя часть военных расходов союзников. От этого выиграют, в первую очередь совместные англо-иранские и американо-иранские компании. Нефть для переработки на бензин они будут получать практически бесплатно. Для нас же цены на бензин англичане не снизили, арендная плата за железнодорожные перевозки осталась прежней. Наше правительство не намерено ущемлять экономические интересы Ирана, во время войны должны действовать принципы морали, а не прибыли. Сообщает, что англичане открывают в Иране разведшколу, приглашают на учёбу союзников, в том числе из наших военнослужащих, желающие имеют право подать рапорт. Желающих, учиться в английской разведшколе, среди нас нет.
   Наш полувзвод перебрасывают в Тегеран и подчиняют офицеру "смерша". Несём патрульную службу по охране железнодорожного узла, дорог к аэродрому и отдельных кварталов Тегерана. Город расположен в долине, его окружают холмы. На окраинах - глинобитные дома, пыльные кривые улицы. Ближе к центру - вполне современный красивый город, с широкими, прямыми улицами и площадями. В богатых кварталах растут платаны, ивы, журчат арыки. Дома богатых вельмож окружены каменными заборами, их охраняет наёмная стража. Говорят, что некоторые богачи имеют даже гаремы. Большинство иранского общества и сам шах относятся к этому отрицательно. Молодой шах стремится внедрить в Иране европейскую культуру, не отказываясь от шариата. В городе много нищих, даже в богатых кварталах, где проживают убежавшие от войны толстосумы из Польши, Румынии, Греции, стран Ближнего Востока. Цены неимоверные, мешок муки равен годовому доходу рабочего-иранца.
   Нас поразил Эмир-базар, огромный рынок с лавочками, кустарными мастерскими, своими банями и мечетями. Туда нас водил тройками лейтенант, переодетыми, и кое-как загримированными под иранцев. Никто на нас внимания не обращал, а мы старались опознать некоторых лиц по фотографиям. Никого из германских шпионов не встретили, а может, не узнали. Лейтенант говорит, что в Тегеране находится несколько десятков германских диверсантов.
   Окончательно определён район патрулирования нашего полувзвода в Тегеране - несколько жилых кварталов с караван-сараем и кустарными мастерскими, небольшим базаром и мечетями. Приказано обратить особое внимание на мечети, с их высоких минаретов просматривается часть территории советского посольства. Ожидается прибытие в посольство иностранных делегаций союзников, мы должны обеспечить наш район от проникновения диверсантов. Охрана районов, близко расположенных к посольству, не наша забота, хождение туда запрещено.
   Привлекает внимание особняк иранского вельможи, члена меджлиса. За глухим забором, в парке, расположены строения и мечеть с минаретом, имеется гарем. Каждый день из ворот охрана выпускает турка-евнуха, он обходит базар и кустарные мастерские, часто покупает у ремесленников женские украшения. К нему иногда обращаются измученные бедностью матери, приводят девочек, с надеждой продать в гарем. Местные обитатели евнуха ненавидят.
   Сейчас ноябрь, стоит чудесная тёплая погода, хотя по ночам бывает холодно. Сказывается высота 1200 метров над уровнем моря. Евнух начал покупать на базаре дрова, хотя большинство иранцев дома ещё не отапливают. Лейтенант приказывает взять под наблюдение евнуха и торговцев дровами. Ничего необычного не замечаем. Евнух выбирает двухколёсную тележку с дровами без ослика, хозяин везёт её к воротам особняка, скрывается за ними, потом возвращается. Продавцы дров - одна артель, все знают друг друга, чужака сразу заметят, обещают сообщить Мамедову, лишний конкурент им не нужен. Лейтенант соглашается с доводами сержанта, приказывает понаблюдать за владельцами кустарных мастерских на базаре, в помощь выделяет Ивана.
   Иван - артист, иначе не скажешь, когда видишь, как гримирует он себя под турка. Натирает лицо и руки хной, тёмными тонами выделяет морщины, одевает халат, накручивает на голову чалму. Его лицо походит на турка-евнуха, а вот фигура тонковата. Недолго думая, Иван поддевает под халат ватные брюки, теперь разница с евнухом почти не заметна. Довольный Иван ходит по комнате, напевая на родном языке:
   -Тэпэр я турок, нэ козак,
   Здаеться добрэ одягнувся,
   И як воно зробылось так,
   Що в турка я пэрэвэрнувся.
   Лейтенант получил оперативную информацию, что к евнуху должен прибыть диверсант под видом торговца коврами. Пароль - вручит евнуху на базаре пояс для халата. Нужно обоих задержать, не привлекая внимания публики. В качестве "подсадной утки" для диверсанта, лейтенант решил использовать Ивана.
   Первый день прохода Ивана по базару, на сотню метров впереди евнуха, успеха не принёс. Никто из торговцев коврами к нему не подошёл. На второй день, за ним увязался иранец с ковром на плече, на выходе с базара молча сунул ему в руки тяжёлый пояс от халата. Иван спокойно им перепоясался и кивнул "торговцу", приглашая следовать за ним. В малолюдном месте диверсанта благополучно, без звука, взяла группа захвата, в присутствии свидетеля - иранского офицера. А он с Иваном отправился к воротам особняка, чтобы арестовать евнуха. Я с Николаем последовал за ними, мы должны были подстраховать Ивана от случайных неожиданностей. И вот тут, в хорошо спланированной операции, произошла осечка.
   Из проулка к воротам мчится евнух, его преследует толпа иранцев, забрасывая беглеца камнями. Увидев своего двойника, турок вынимает кинжал и бросается на Ивана. Завязывается драка, потом свалка, так, как в драку ввязывается десяток преследователей евнуха. Достаётся и иранскому офицеру, он стреляет вверх из пистолета. Первыми на выстрел выскакивают из ворот двое охранников, подхватывают под руки лежащего ближе турка, и уволакивают его за ворота. Потом подбегаю я с Николаем. Осматриваем лежащего и стонущего турка. Убеждаемся, что это не Иван. Мчимся к воротам, они не закрыты. От здания гарема навстречу нам идут два охранника. Молча отталкиваем их и вбегаем в гарем. На полу сидит Иван в расстёгнутом халате, возле него стоят ханум и несколько наложниц. В большом недоумении, они рассматривают ватные армейские брюки Ивана. При нашем появлении бросаются врассыпную. Подхватываем Ивана под руки и волоком тащим к выходу, я успеваю захватить лежащий на полу пояс. Охранники нам не препятствуют, до них уже дошло, что за ворота они утащили двойника.
   К воротам особняка на выстрел успели подъехать на "виллисах" три патруля - наш, английский и американский. Кузьменко принимает в машину Ивана, я с Николаем ложимся на крылья, и доставляем раненного в госпиталь. У Ивана резаная рана бедра, синяки и ушибы. Евнух успел полоснуть его острым кинжалом. От более серьёзного ранения спасли ватные брюки. Забираем одежду Ивана и возвращаемся в караван-сарай.
   Весёлый лейтенант поздравляет нас с удачно проведенной операцией по задержанию опасного диверсанта. В свёрнутом ковре обнаружена снайперская винтовка. Всех участников операции ожидает награда, а пока что он вынужден отстранить Николая и меня от несения патрульной службы, содержать в изоляции до окончания следствия. Владелец особняка, он же депутат меджлиса, требует наказания за незаконное вторжение в его особняк и гарем. Завтра нас должен посетить адвокат.
   Кто такой адвокат, и для чего он нужен, мы с Николаем не представляем, не приходилось сталкиваться. В селе все спорные вопросы решал председатель сельсовета с депутатами, а в суде - судья с народными заседателями. Действовали по писаному законодательству. В Иране же и других капиталистических странах, законы, очевидно, так плохо написаны, что для их толкования необходим ещё и адвокат. Лейтенант успокаивает, адвокат - работник нашего посольства, в обиду не даст, отдыхайте.
   Отдохнуть в изоляции не удалось. Нас постоянно навещают возвратившиеся из патрулирования красноармейцы, требуют подробностей посещения гарема, ржут, как жеребцы. Приносят с кухни обильный ужин, угощают, кто чем может. Об Иване не беспокоятся, поваляется на койке в госпитале две-три недели, отдохнёт, вдоволь налюбуется на хорошеньких медсестёр, прибывших из Союза. Эх, повезло же человеку!
   Адвокат Ибрагимов прибыл до караван-сарая на легковом автомобиле, и не один, а со своим помощником, который уселся в стороне и вёл запись беседы. Непонятно, как он успевал записывать вопросы адвоката, наши ответы, да ещё и ухмыляться при этом. Адвокат мне с Николаем сразу не понравился - худощавый человек в гражданском костюме, да ещё и в очках. "Четырёхглазых" мы не любим и не понимаем, зачем они носят очки, ведь ещё не старики! Адвокат дотошно допытывается, не стырили ли мы чего из гарема. Николая это бесит, зная его взрывной характер, вступаю в беседу. Рассказываю и показываю одежду, в которой мы были и ушли из гарема, демонстрирую одежду Ивана, которую унесли из госпиталя, предлагаю адвокату вывернуть карманы. Но его интересуют не карманы, а пояс, оплетённый разноцветными шёлковыми нитями. Пояс, как пояс, такие часто носят зажиточные иранцы, правда, тяжеловат, я это тоже заметил. Возможно, в него зашит металлический трос, чтобы орудовать им в драке, такие пояса мы уже встречали. Адвокат кивает помощнику, тот на время исчезает, потом продолжает вести протокол уже не беседы, а допроса.
   Кратко отвечаем, что пояс вручил Ивану "продавец ковров", Иван им сразу подпоясался поверх своего, лёгкого пояса. Оба пояса я подобрал в гареме, очевидно, их расстегнула ханум, нужно спросить у неё. Иван в это время находился в полубессознательном состоянии.
   Появляется вызванный работник Госбанка с весами. Взвешивает пояс в оплётке, потом удаляет её и взвешивает скрученную золотую фольгу. Пишет на имя Николая и моё расписку о нашей передаче Госбанку золотой фольги весом в половину килограмма, нам положена после оценки сумма в 25%. От своей доли мы отказываемся, просим передать золото на строительство самолёта.
   Адвокат утешает нас, за посещение гарема чужими мужчинами положена смертная казнь, но он надеется переубедить суд. Самое малое наказание, которое нам грозит после суда, это интернирование, означает высылку из страны, за пределы Ирана. Фактически, мы грубо нарушили закон, переступив границы частного владения без разрешения владельца или властей. Мы должны это признать и извиниться перед судьями.
   Ага, нашего покаяния не дождётесь! Дурацкий это закон, если не учитывает ситуацию, когда нужно выручать истекающего кровью друга! А уехать из Ирана на фронт мы готовы хоть сейчас!
   Похоже, ожидается новый поворот нашей судьбы. Обсуждаем с Николаем дальнейшие планы. Будем проситься на 2-й Украинский фронт, чтобы принять участие в освобождении Уманщины Ивана, и моей родной Корсунщины. Киев и Донбасс уже освобождены, может удастся проехать по пути на фронт мимо родной для Николая Авдеевки. Пока состоится суд, пройдёт несколько дней, за это время Ивана подлечат, снова будем втроём. Вот здорово, нет худа без добра!
   Снова нас навещает адвокат. Сообщает, что арестован владелец особняка и гарема, депутат меджлиса. Обнаружена его связь с профашистской организацией "Националисты Ирана", участие в саботаже против союзников. Следствие против нас временно приостановлено, можем нести службу.
   Лейтенант из "смерша" нас торопит:
   -Марш получать оружие, лежебоки! Вы задерживаете выполнение спецзадания!
   Быстро получаем автоматы ППШ с двумя дисками и запрыгиваем в крытый грузовик. Сразу ощущаем напряжённую атмосферу, все 16 бойцов серьёзны и молчаливы, нет обычных шуток и подначек. При выезде из города к аэродрому - совместный патруль союзников. Проезд к аэродрому только по специальным пропускам. Нас пропускают. Вдоль дороги, по обе стороны, занимают места солдаты, англичане и американцы. Стоят лицом к проезжей части. Не доезжая к аэродрому, сворачиваем на боковую дорогу, идущую параллельно главной. Раньше она была закрыта для ремонта, сейчас уже отремонтирована, но пустынна. Приказано занять позиции вдоль дороги и замаскироваться, никого к дороге не подпуская. В случае приближения неизвестных лиц - стрелять на поражение. Любопытства к движению транспорта на дороге не проявлять, своё присутствие не обнаруживать. За нами будет наблюдать "пастух" небольшой отары овец, медленно передвигающийся вдоль дороги.
   Грузовик развёз бойцов вдоль дороги. Выбрали позиции, замаскировались, залегли. Прошёл "пастух" в одежде иранца, проверил маскировку, кое-кого выматерил характерным "акающим" московским говорком. Лежим, греемся на тёплом осеннем солнце, выставив автоматы в сторону от дороги. В небе - гул моторов от самолётов, "дугласов" и сопровождающих истребителей. Потом по дороге прошла колонна легковых автомобилей в сторону Тегерана. Ничего интересного, движение на дороге замерло. На дороге появляется наш крытый грузовик, бойцы на ходу в него запрыгивают. Снова выезжаем на главную дорогу. После нашего отъезда бойцы-сапёры сразу перекрывают боковую дорогу шлагбаумом с надписью "Ремонт". На дорогу выгружают из машины кучу песка. Возвращаемся в Тегеран по главной дороге, через множество постов. По ней уже проехали в Тегеран Рузвельт и Черчилль, патрули союзников ожидают проезда Сталина.
   В караван-сарае выдают для патрулирования по городу новую парадную форму, вместо пилоток - фуражки. Несколько дней и ночей охраняем подступы к территории, где расположены советское и английское посольства. Иногда маршруты пересекаются с английскими и американскими патрулями. Смотрят на нас с любопытством, первыми приветствуют, оживлённо разговаривают между собой, ведут себя несколько развязно, но дружелюбно. Мы сдержанно их приветствуем и расходимся. У нас разные маршруты.
   2-го декабря резко похолодало, в горах выпал снег. Приказано сдать парадную форму, одеть обычную, полевую, с плащ-накидками. Снова охраняем боковую дорогу к аэродрому Тегерана, под наблюдением знакомого "пастуха-иранца" с московским говорком. Лежим, дрожим в летней форме от холода, кутаясь в плащ-накидки. После проезда колонны автомобилей к аэропорту, собираемся у грузовика на перекур. "Пастух" угощает всех папиросами "Казбек", дружески с нами прощается, идёт собирать отару, чтобы передать бойцу из подсобного хозяйства охраны аэродрома. Выясняет, что нет одной овцы, наверное, убежала в кустарник, теперь из его жалованья вычтут её стоимость. Мы ему сочувствуем, лейтенант предлагает составить акт, что овцу задавила колонна проезжающих автомобилей, он свидетель. Москвич соглашается. Напряжение нескольких дней спало, по пути в Тегеран слышны шутки и смех. Сержант Мамедов нежно поглаживает голову стоящей в кузове овцы.
   Вместе с Кузьменко навещаем в госпитале Ивана. Он выходит из палаты на костылях. Рана на бедре заживает, но становиться на ногу врачи запрещают, шов может разойтись. Хотели отправить на лечение в Союз, пришлось нарисовать несколько портретов для подарка врачу и медсёстрам. Через две недели обещают выписать. Рассказываем новости, нас должны интернировать в Союз, будем все вместе проситься на 2-ой Украинский фронт. Иван соглашается, тут же пишет рапорт для передачи командиру, и мы прощаемся.
   Лейтенант рапорты принимает, обещает передать по команде, ругается:
   - Что, без вас там немца не разобьют? Тут дел полно, бойцов не хватает, а вы убегаете? Дезертиры! Марш готовиться к спецзаданию!
   Спецзадание - это участие в небольшом военном параде на аэродроме Тегерана, в честь Дня Конституции СССР. Парад принимает командующий 45-ой армией генерал-лейтенант Ремезов. Рядом с ним стоит иранский генерал. В краткой речи командующий сообщает, что за золото, изъятое у германских диверсантов на территории Ирана бойцами 45-ой армии, закуплено и передано иранской армии учебный, и два боевых советских самолёта. Это подарок товарища Сталина шаху Ирана за тёплый и дружественный приём.
   В небе кувыркается лёгкий учебный самолёт. Его пилотирует шах Ирана Мохаммед Реза Пехлеви.
   После парада лейтенант сообщает, что наши рапорта о переводе на 2-й Украинский фронт удовлетворены. Кузьменка, Андреева, Гончарука, Темнохуда и меня направляют в распоряжение майора Григорьева. Приказано ждать его прилёта из Москвы на аэродроме. Фамилия Нэтрэба не прозвучала, мы догадываемся, что Ивана забирают служить в армейский "смерш", там его таланты найдут достойное применение. Прощай, дорогой друг!
   Только через семь дней после окончания Конференции в Тегеране, газеты и радио сообщают о ней, о достижении полного взаимопонимания между союзниками, об их решении вести войну до полной капитуляции Германии.
   Несём скучную службу по охране прилетающих из Москвы самолётов. Единственная, в то время, международная авиалиния Москва - Тегеран действует беспрерывно.
   Наконец, нам сообщают о прибытии майора Григорьева. Приказано явиться к нему в парадной форме, с вещами и оружием. Молодой майор задумчиво смотрит на нас, наконец, находит задание - помогать укладчику парашютов, охранять два самолёта, прилетевшие из Москвы, и выполнять все указания их экипажей по подготовке к рейсу. Кузьменка, Гончарука и Андреева оставляет на инструктаж.
   В шинелях и парадной форме, с автоматами за плечами, подходим к двум самолётам. Непонятно, кому доложить о прибытии. Лётчики в комбинезонах и кожаных куртках, знаки различия не видны. Занимаются своими делами, изредка посматривая на нас. Ага, видели мы уже таких, которые делают вид, что нас не замечают! Решительно встаём на пути первого встречного, Николай докладывает:
   - Товарищ командир, прибыли по приказу майора Григорьева для оказания помощи экипажу в пути к следованию на 2-й Украинский фронт!
   - А вы инструктаж у майора прошли?
   - Никак нет, направил прямо к самолётам.
   - Ну, хорошо, пройдёте позже. А вы с парашютом когда-нибудь прыгали?
   - Никак нет, но если надо, то прыгнем.
   - Дело в том, что мы летим дальше вашего фронта. А где бы вы хотели выпрыгнуть?
   - На Донбассе, возле станции Авдеевка, там живут мои родители. У нас имеется выписка из приказа генерал-лейтенанта Ремезова о поощрении нас 3-мя днями отпуска. Потом последуем на фронт.
   - Впервые встречаю сержантов, которым дают отпуска во время войны. За что, не спрашиваю, я не любопытный. Кладите свои пушки и вещмешки тут, возле самолёта. На предохранитель, надеюсь, поставили? Гранат с собой нет? Курить вблизи самолёта запрещается. Ангар вдали видите? Следуйте к нему за парашютами. Переодеться есть во что?
   Мы развязываем вещмешки, переодеваемся, не веря своему счастью. Поверх гимнастёрок надеваем шофёрские куртки. Они вызывают любопытство.
   - А курточки откуда? Пехоте, вроде не положено.
   - От дяди Сэма, вручил вместе со "студебеккерами".
   Идём к ангару, где кладовщик изнывает от безделья.
   - Парашюты в машину загрузил, 20 штук. Водить "виллис" умеете? Быстрее возвращайтесь за следующей партией, укладчика где-то задержали.
   Загружаем оба самолёта парашютами. Подходит майор Григорьев, объявляет приказ. Мы зачислены в команду спецрейса до Италии, с аэродрома возле Бари будем, совместно с англичанами, осуществлять поставки по ленд-лизу партизанам Народно-освободительной Армии Югославии. Такое решение приняли главы правительств трёх держав на конференции в Тегеране.
   Экипажи двух "Дугласов" дружно смеются, нас удачно разыграли. Обещают когда-нибудь доставить в Авдеевку другим рейсом, а сейчас мы должны охранять самолёты, никого из посторонних к ним не подпускать.
  
  
  
  
   Глава 5. ПОМОЩЬ ПАРТИЗАНАМ БАЛКАН.
  
      -- ПОЛЁТ С ТЕГЕРАНА ДО БАРИ,
  
   Под наблюдением укладчика парашютов сержанта Семёнова учимся укладывать парашюты на длинном "столе" из брезента. Он объяснил, что парашюты предназначены для сброса грузов с самолётов. Пассажирам и экипажу в нормальном рейсе парашюты не положены. А рейс до Италии - нормальный. На ночь заступаем в караул возле самолётов. Экипажи отправляются отдыхать, им положено выспаться перед полётом. Кузьменка майор Григорьев назначил начальником караула, Славку Андреева определил к радиоспециалистам, ночью его "натаскивают" по радиоделу, объясняя премудрости и обязанности дублёра дежурного по радиосвязи. Майор хочет сделать из нас универсальных солдат, способных выполнять различные обязанности. Направил на обучение к радистам и своего заместителя, старшего лейтенанта Сербина, прибывшего накануне.
   Ранним утром на борт прибывают члены военной миссии и самолёты поднимаются в небо. Прощай, Тегеран! По совету Семёнова, отсыпаемся в хвосте самолёта, на уложенных в мешки парашютах. Будит небольшая боль в ушах, когда самолёт поднимается на большую высоту, преодолевая горные хребты. Продуваем уши выдохом, зажимая нос пальцами. Перед посадкой на аэродром возле Багдада нас будит один из членов экипажа. Открывает дверь, опускает стремянку, и мы, вооружённые автоматами, заступаем в караул возле самолёта. Среди выходящих из самолёта членов военной миссии замечаем знакомое лицо майора Валевича. Молча радуемся с Николаем, значит, в пути и на аэродроме в Италии, проблем с питанием и обеспечением не будет. Пока генерал и офицеры топчутся вокруг самолёта, разминая затёкшие ноги, Валевич, Григорьев и командир экипажа садятся в подъехавший "виллис" и уезжают к зданию аэропорта. Подъезжают обратно с англичанином, высшим должностным лицом в аэропорту. После соблюдения церемониала встречи, миссия укатывает автобусом на ленч. Во время встречи возле самолёта, англичанин игнорирует нашего переводчика, предпочитает перевод Валевича.
   Не забывают англичане покормить и остальных участников рейса в бараке из гофрированного железа, где расположена армейская столовая. Обед простой, из консервов, сытный, но сухой. Из напитков - пиво и чай. Пиво хорошее, но мало.
   После обеда и заправки самолётов, англичанин дружески прощается с нашим генералом, явно затягивает сцену прощания, при вспышках аппаратов нескольких фоторепортёров. Майор Григорьев и члены экипажа хмурятся, теперь о полёте советской военной миссии станет известно немцам. В воздухе, на борту самолёта, генерал Корнеев совещается с майором Григорьевым и командиром экипажа Шорниковым. Первый пилот спокоен, судя по всему, последнее решающее слово осталось за ним. По изменившемуся гулу моторов и вибрации можно догадаться, что наш самолёт Си-47 увеличил скорость полёта.
   На предыдущем отрезке пути все пассажиры выспались, счастливцы, чьи места расположены возле иллюминаторов, рассматривают панораму земли. Штурман Якимов изредка сообщает:
   - Под нами Иерусалим...
   - Показался Суэцкий канал...
   - Под нами долина Нила...
   - Приближаемся к Каиру, занять свои места, посадка на аэродроме Каиро-Вест, от самолёта после приземления не отходить, время стоянки сокращено.
   Аэродром военный, забит самолётами и людьми. Я с Николаем занимаю привычное место возле стремянки. На наши автоматы, набежавшие английские лётчики, не обращают внимания, стремятся подойти поближе к двери, приветствуя выходящих из самолёта пассажиров и экипаж. Наш переводчик и майор Валевич не успевают отвечать на вопросы. Наконец, англичане успокаиваются, приглашают в большую палатку. Я, с Николаем, встаём спиной к стремянке, загораживая вход в самолёт любопытным. Экипаж старается быстрее заправить самолёт из подъехавших заправщиков и подготовить его к полёту. Среди рабочих аэродрома выделяются рослые, темнокожие нубийцы, они невозмутимы. Из палатки вдруг доносятся громкие крики восторга, похожие на наше "Ура-а-а". Как нам рассказали впоследствии, это приветствовали ящик русской водки - подарок генерала доблестным английским лётчикам.
   Самолёты быстро обслужили, мы снова в воздухе. Мимо нас в опасной близости проносятся английские истребители, они должны защищать нас в полёте от немецких "мессершмиттов", которые базируются совсем близко, на греческих островах. Но вскоре истребители сопровождения исчезли. Семёнов по этому поводу замечает:
   - Вернулись русскую водку допивать. Зря для них наш генерал расщедрился. Платить положено после выполненной работы.
   Полёт над унылой африканской песчаной пустыней, со следами танковых гусениц, заканчивается на аэродроме Эль-Алядум. Возле аэродрома - разбитый авиабомбой ангар, в стороне - два десятка домиков. Вот и весь посёлок. Аэродромная команда и лётчики - французы, участники движения Сопротивления, но командует ими англичанин. Подкатил на "виллисе" к самолётам, сдержанно поздоровался. Изумился, когда узнал, что нам предстоит лететь на остров Мальту над морем на невооружённых сухопутных самолётах. Так не положено, охрану истребителями он обеспечит, но экипажам и пассажирам необходимо одеть парашюты и надувные спасательные жилеты, пройти инструктаж, как ими пользоваться. Генерал и командиры экипажей пишут расписку о том, что предупреждены о грозящей опасности, всю ответственность за исход полёта берут на себя. Англичанин разрешает полёт, наделяя лётчиков и генерала парашютами с надувными жилетами. Он желает спасти от смерти хоть несколько участников перелёта. Предупреждает, что у немцев имеются радары, которые контролируют всё воздушное пространство над зоной перелёта. Генерал благодарит добросовестного служаку, наши два самолёта снова в воздухе.
   Море под нами пустынно, в стороне и выше наблюдаются истребители, охраняя от нападения, но лететь над морем жутко, посматривая через иллюминатор на белые гребешки волн. Генерал и лётчики передали парашюты с жилетами сержанту Семёнову, с приказом изучить и сохранить, в будущем пригодятся. Семёнов поучает нас, что самолёт летит на низкой высоте, чтобы не засекли радары немцев, парашюты бесполезны, в случае аварии не успеют раскрыться. На некоторое время изменился звук одного из моторов. Бортмеханик сообщает, что всё в порядке, он переключал питание бензином на другой бак. Но самолёт поднялся повыше, нужно иметь запас высоты на случай сбоя. В поте лица работает бортрадист Вердеревский, постоянно принимая радиограммы. Вручает их майору и генералу, потом несёт в кабину к Шорникову. Возвращаясь, удовлетворённо кивает Григорьеву. Приказано соблюдать радиомолчание. Радары - это что-то непонятное, а если радиостанция заработает на передачу, немцы нас точно запеленгуют. Чтобы отвлечь меня и Николая от дурных мыслей, Семёнов приказывает заняться работой - плести "косички" из трёх парашютных строп. Надёжное крепление для подвязки мешков с грузом к парашюту. Обрезанных строп от выбракованных парашютов у него полный мешок. За работой, 750 километров полёта над морем до Мальты пролетели для нас незаметно, штурман объявляет о посадке на аэродром Ла-Валетты. Сообщает генералу, что галантные пилоты-французы приземлились раньше нас, указав лётчикам нужный аэродром из нескольких, расположенных на острове. Хватаем автоматы и первыми спешим к выходу, чтобы оградить миссию от назойливого внимания встречающих. Но встреча проходит в высшей степени культурно. Генерал, в первую очередь, благодарит двух французов-пилотов за отличное сопровождение истребителями в полёте, жмёт им руки. Англичанин обращается к генералу с предложением сначала посетить гарнизонную столовую и немного отдохнуть. Все церемонии - потом, он знает, что перелёт был длинным и утомительным.
   Возле самолёта остаюсь на охране я с Николаем и бортмеханик Галактионов. Несмотря на усталость, упорно ищет причину сбоя в полёте одного мотора. Наконец, находит неисправность топливного насоса. Вытирая руки ветошью, разочарованно свистит. Насос необходимо заменить на новый, когда его привезут - неизвестно. Мы утешаем бортмеханика, майор Валевич в состав миссии включён не случайно, быстрее его с доставкой насоса никто не справится. При возвращении экипажа из столовой, докладывает о неисправности Шорникову, тот информирует генерала и англичанина. На выделенном "виллисе", бортмеханик с Валевичем укатывают искать насос на авиаскладах.
   Меня с Николаем меняют, торопимся в столовую. Пища солдатская, простая, но досталось по стакану настоящего английского пива. Доставлено с островной Англии, в подарок героическому гарнизону острова Мальты. Город Ла-Валетта разрушен бомбардировками немецких и итальянских самолётов, население живёт в подвалах и бомбоубежищах. Миссии и экипажам выделяют для жилья металлический гараж, по бокам расположены каморки для сна. С облегчением вытягиваемся на жёстком ложе и крепко засыпаем.
   Командиры экипажей Шорников и Кудряшов прогоняют всех лишних от самолётов, приказывают не мешать. Они заняты проверкой самолётных систем и подготовкой к полёту. Желающие могут поехать на экскурсию в город, их ожидает автобус, его прислал генерал-губернатор острова. Желающих много, майор Григорьев объявил, что посетят тратторию и выпьют по кружке пива. Автобус быстро заполняется, и шофёр-мальтиец, он же гид, везёт в Ла-Валетту. Григорьев ведёт непрерывный разговор с водителем, задавая тому множество вопросов на английском. Некоторые полученные сведения сообщает нам:
   - Не ожидайте увидеть на острове мальтийских рыцарей, они сто лет назад перебрались в Папскую область Рима. Коренное население острова - арабы, занимаются земледелием и рыбной ловлей;
   - Остров Мальта расположен между Африкой и Сицилией, является ключевым опорным пунктом в Средиземном море, предметом нападений и постоянных несчастий для островитян. Сейчас Мальта - независимое государство со столицей Ла-Валетта. По договору, на острове расположены военно-морская и военно-воздушная базы англичан;
   - К сожалению, вы не увидите красивых, старинных зданий, построенных из туфа, они все разрушены. Героический гарнизон и население острова мужественно выдержали около трёх тысяч бомбардировок немецкой и итальянской авиации. Руководил обороной острова генерал Форстер.
   Автобус останавливается на берегу бухты, глубоко вклинившейся в сушу. Бухта изрезана многочисленными пещерами. Во время вражеских налётов, в них прятались не только подводные лодки, но и более крупные корабли.
   Экскурсия завершается в траттории, расположенной в подвале. Похоже, у хозяина-араба была договоренность с водителем, нас уже ждали. На столах выставлено вино, пиво и рыба для закуски. В качестве сюрприза - несколько хлебцов. Посетителей мало, январь - не лучший сезон для пива, но постепенно траттория заполняется местными жителями, они подсаживаются к нам за столы. Слышим слова - Москва, Ленинград, Сталинград, союзники, альянс, переводчик не нужен. Расплачивается за всех долларами майор Григорьев. Хозяин сияет, приглашает заходить ещё. На улице предприимчивые торговцы продают красные шарфы и платки, нас приветствуют.
   Есть некоторое время пообщаться с Андреевым, Гончаруком, Кузьменко и Сербиным. Они летят в другом самолёте, с радиоспециалистами. Везут наземную радиостанцию для установки на аэродроме. В полёте бояться было некогда, начальник радиостанции учил персонал последовательности работ по ускоренному вводу радиостанции в действие. Для автономного электропитания везут движок с генератором и тяжёлые аккумуляторы. Радистам поднимать руками грузы более 10-ти килограмм запрещено, чтобы не утратили скорость работы пальцами на ключе.
   Генерал торопит экипажи, хотя они отдохнуть не успели. С некоторым сожалением покидаем остров с героическим гарнизоном и гостеприимным населением. Снова в полёте. Летим на север, в Италию. Нас предупредили, что Бари - прифронтовой город, расположен возле Адриатического моря. Если смотреть на карту Аппенинского полуострова, внешне похожую на сапог, то Бари размещён чуть выше "каблука". Большую часть территории "голенища" занимают германские войска, Рим ещё находится в оккупации. Три месяца назад, новое итальянское правительство огласило войну Германии, но армии у него нет. Летом, после ареста Муссолини, немцы разоружили итальянскую армию и оккупировали страну. Сейчас линия фронта стабилизировалась, проходит южнее Рима, пересекая полуостров от Тирренского моря до Адриатического. На севере Италии, в горах, против немцев действуют гарибальдийские бригады партизан.
   Штурман постоянно информирует генерала:
   - Под нами восточный берег Сицилии, слева едва виден вулкан Этна...
   - Пролетели над Мессинским проливом, под нами Италия...
   - Пересекаем пролив Таранто, нас встретили истребители союзников, демонстрируют учебный воздушный бой...
   - Подлетаем к Бари, посадка на пригородном аэродроме Полезия.
   После посадки самолёты утомительно долго рулят на стоянку, вслед за аэродромным "виллисом", который указывает им дорогу. Доводит до самого края поля, за ним - песчаный карьер. Два одноэтажных дома, несколько оливковых деревьев да самолётные капониры, оставшиеся после немцев, предоставлены в наше распоряжение.
  
      -- НА АЭРОДРОМЕ ПОЛЕЗИЯ.
  
   Аэродром огромный, нашим самолётам отведена стоянка на дальней, южной его части. Это хорошо, меньше будут докучать любопытные посетители. Английские самолёты размещены в западной части, американские - в северной части аэродрома. Вокруг аэродрома много зенитных батарей, видны воронки от бомб. Территория аэродрома обустраивается, трудятся итальянские рабочие.
   После короткой встречи, союзники увозят генерала и миссию. Для жилья им выделен небольшой домик за несколько километров от аэродрома. Впрочем, называется он красиво - вилла. Сопровождаем с Николаем миссию, помогаем разместиться, осматриваем домик и территорию. Красиво, ухожено, вокруг апельсиновые деревья и виноградники. Вилла реквизована итальянскими властями у фашиста - приверженца Муссолини.
   Возвращаемся на аэродром в "виллисе", подарке миссии от союзников. Здесь уже кипит работа. Для нас выделены два одноэтажных дома на краю аэродрома. Один дом оборудуем под радиостанцию и жильё для экипажей, второй - для персонала. Майор Григорьев задействует всех свободных для помощи в развёртывании радиостанции. Помогаем в монтаже антенны, копаем яму и забиваем в землю штыри для заземления, запускаем движок с генератором, оборудуем зарядную для аккумуляторов. Когда радиостанция поздним вечером заработала, и радисты послали в эфир свои позывные, у союзников поднялся переполох. Завыла сирена противовоздушной обороны, прожекторы обшаривают лучами небо, вдоль взлётно-посадочной полосы выключили часть сигнальных огней, в небо взмыла пара дежурных ночных истребителей, завращались стволы зенитных орудий. Похоже, что объявлена боевая воздушная тревога, а у нас даже окопы не отрыты, при бомбёжке негде будет спрятаться от осколков.
   К нам примчались на виллисах союзники. Оказалось, что причиной ложной тревоги стала работа нашей радиостанции. Когда дежурные радисты союзников поймали в эфире позывные незнакомой радиостанции, была объявлена тревога. Так не положено, радиостанцию нужно сначала зарегистрировать. Майор Григорьев успокаивает недовольных союзников, он готов сейчас же начать регистрацию. У него приказ - немедленно приступить к выполнению договоренности между главами трёх держав по оказанию помощи партизанам Югославии, для этого необходима радиосвязь с Балканами. Комендант аэродрома непреклонен, предлагает пользоваться для связи их радиостанцией, признаёт, что с объявлением тревоги поспешили, он заверит высшее командование, что тревога была учебной. Григорьев вынужден согласиться, нашу радиостанцию опечатывают, он с радистом уезжает к союзникам на нашем "виллисе", приказывает мне и Николаю их сопровождать.
   На следующий день майор Валевич получает "студер" и доступ к английским складам вблизи порта Бари. Получает английские винтовки, патроны и медикаменты в счёт нашего ленд-лиза. Сгружаем ящики в капониры, сохранившиеся после немцев возле наших домиков. Пол - года назад капониры служили укрытием для немецких истребителей, сейчас это наши склады. Вскрываем ящики и перекладываем содержимое в мешки. Тут распоряжается сержант Семёнов, он имеет опыт, участвовал в доставке груза белорусским партизанам с аэропорта Внуково. В каждый мешок с винтовками кладёт ящик с патронами, следит за размерами и массой груза. Мешок обвязывает и крепит к ранцу парашюта крепкими стропами. Это не простое дело, требует определённых навыков, чтобы груз не помешал парашюту раскрыться, и экипажу удобно было его выбросить через дверь с кабины самолёта. Да и при ударе об землю груз не должен повредиться и рассыпаться, может партизанам срочно придётся совершить с мешками многокилометровый переход, уходя от преследования. В ночной рейс к партизанам Семёнова не берут, главное - найти огни костров, а с выбросом груза экипаж справится.
   Самолёты уходят в ночь. Радисты дежурят у рации, настроенной на волну бортовых радиостанций самолётов. Бортрадист в полёте тоже работает на приём, сигнал бедствия он может подать только при аварии. Если успеет.
   Перед утром самолёты благополучно возвращаются на базу. В феврале 1944-го года СССР начал поставки партизанам НОА Югославии в счёт ленд-лиза с аэродрома Полезия возле Бари. Оперативное руководство полётами осуществляют англичане, без их разрешения ни один самолёт не имеет права подняться в воздух, цели для сброса грузов партизанам также определяют они. Несколько английских военных миссий уже давно находятся в различных районах Югославии, цели для сброса грузов определяют их офицеры связи.
   Майор Григорьев после каждого рейса беседует с экипажами, долго сидит над картой, нанося на неё эти цели, замучил радистов, требуя немедленной связи с партизанами для подтверждения получения груза. Но радиостанция у партизан маломощная, они часто перемещаются с места на место, площадки выброса груза меняются, да и размещены в сотне километров друг от друга.
   Генерал Корнеев требует от англичан разрешения нашим экипажам на вылет к партизанам, с военной миссией на борту, и посадке самолётов на площадке. Опыт, необходимый для полёта в горах они уже приобрели, посадку в ночных условиях совершат. Вылет нашей военной миссии англичане задерживают под предлогом её опасности. Потом сообщают, что к партизанам летит ещё одна английская миссия, во главе с бригадным генералом, согласны взять на борт только нашего офицера связи. В полёт с английским экипажем отправляется майор Григорьев. Через некоторое время от партизан приходит сообщение, что при посадке самолёт разбился, погибли три лётчика и бригадный генерал с адъютантом, 20 человек получили ранения. Тяжёлое ранение головы получил майор Григорьев. Все раненные размещены в партизанском госпитале. Чудом уцелел член английской военной миссии майор Рандольф Черчилль, сын премьер-министра, он отделался лёгкими ушибами, на следующий день с госпиталя сбежал, находится при штабе маршала Тито.
   Английские газеты, доставляемые на авиабазу, широко и подробно освещают факт катастрофы самолёта и чудесное спасение сына премьер-министра. Некоторые подробности узнаём от майора Валевича, который регулярно их читает. Оказывается, своим спасением майор Рандольф Черчилль обязан тому, что родился "с ложечкой во рту", по-нашему - родился в рубашке. Не стесняясь, газеты сообщают, что после аварии, он выпил целую бутылку ракии, якобы выменянной у партизан в обмен на парашют. Но в целом, статьи благожелательны, англичане гордятся, что воюют сыновья трёх глав правительств союзников. Воюет сын президента Рузвельта - Эллиот, воюет сын Сталина - Василий. В битве за Сталинград он сбил немецкий самолёт, был ранен во время бомбёжки аэродрома, когда шёл на взлёт за своим ведущим. Настоял, чтобы врачи прооперировали прежде командира, потом его. Старший сын Сталина - Яков, помещён немцами в концлагерь, сидит вместе с пленными англичанами. На него гитлеровцы оказывают огромное давление, пытаясь склонить к измене Родины.
   Гордятся журналисты-лейбористы энергией и мужеством своего премьер-министра, который находился в Лондоне во время бомбардировок его немецкими самолётами. А журналисты-консерваторы упрекают Черчилля за передачу США островов с военными базами, расположенных в океане, возле восточного побережья Северной Америки. Правда, полученные от США 50 эсминцев были в то время очень нужны, но всё равно обидно. Напоминают, что Сталин, во время авианалётов на Москву, тоже находился в столице. На территорию Кремля упала бомба, сделав большую воронку возле здания Грановитой палаты. Ещё одна бомба упала на Ближнюю дачу, но не взорвалась. Сталин во время ночных авианалётов выходит на террасу дачи, и лично наблюдает, как происходит отражение авиаударов. Нас поражает такая осведомленность английских журналистов. Может, врут? Ничего подобного в наших газетах не печатают.
   Англичане дают разрешение на полёт к партизанам Советской военной миссии. Шорников и Кудряшов выбирают другую, более удобную для приземления площадку, и 23 февраля благополучно доставляют миссию в Югославию. Как авиационный специалист, оставлен при миссии штурман Якимов. Он должен руководить по рации посадкой наших самолётов на площадки в горах.
   После убытия нашей военной миссии в Югославию, стал недоступен для майора Валевича прямой контакт с командиром совместной авиабазы. Англичанин Ирвинг назначил для общения с русскими майора Мюллера. Он англичанин, хотя фамилия немецкая. Теперь Валевичу приходится решать все вопросы решать только через него.
   Майор Мюллер теперь частый гость на нашем аэродроме, наблюдает и вникает во все служебные дела, обязательно приносит для Валевича английские газеты. Хорошо говорит на русском языке, не скрывает, что участвовал в интервенции против России в 1919 году.
   Снаряжение для доставки партизанам загружаем теперь прямо в самолёты, грузовые парашюты не используем. Штурманом в экипаже Шорникова стал старший лейтенант Вердеревский, он же и борт - радист. Он же и отвечает за охрану самолёта на стоянке, даже на аэродроме, заставляя нас выстаивать долгие часы с автоматом во время отдыха экипажа. Иногда проверяет бдительность караула, посылая кого-то из своих знакомых в самолёт, за якобы забытой экипажем вещью. Мы на него не в обиде, порядок есть порядок. Просимся взять нас в полёт к партизанам, он не берёт. Из рассказа экипажа, нам известно, что он сам охраняет самолёт от любопытных партизан, пока выгружают груз и заносят раненных. Руководит размещением груза и приёмом раненных партизан второй пилот Калинкин. Размещать груз в самолёте, чтобы не нарушить его центровку, мы уже научились. Постепенно привыкаем к виду стонущих в бреду людей, когда выносим их из самолёта и передаём в руки санитаров, для транспортировки в английский госпиталь. Но большинство раненых стремятся выйти сами, опираясь друг на друга. Первое сербское слово, которое мы услышали от партизан - "другави", означает друг, товарищ.
   Бортмеханик Галактионов после посадки обязательно приступает к осмотру самолёта, начиная с шасси. В темноте осматривает труднодоступные места с помощью фонарика. Все члены экипажа докладывают командиру Шорникову о предполагаемом сроке готовности самолёта к следующему вылету. Только после разбора полёта с начальником авиабазы, идут в лётную столовую и на отдых. А сержант Семёнов и я с Николаем приступаем к погрузке в самолёт снаряжения для партизан, укомплектовывая груз, согласно полученной заявки.
   Страдает от вынужденного безделья главный интендант базы, майор Валевич. Грузоподъёмность одного самолёта, примерно, равна грузоподъёмности одного "студебеккера". Значит, за ночь наши самолёты доставляют партизанам всего около 5-ти тонн. Это ничтожно мало, по сравнению с тем, что он раньше отправлял из Ирана в Союз.
   Привычный режим работы был нарушен в один из облачных зимних дней. Завыла сирена воздушной тревоги, оповещая о приближении немецких самолётов, в небо взмыли английские и американские истребители, заняли места у орудий зенитчики. Помогаем прибывшему экипажу замаскировать самолёт. В стороне морского порта Бари слышно взрывы бомб, пальбу зениток. На подступах к порту идёт воздушный бой. Часть истребителей кружит над авиабазой, оберегая аэродром от противника, но вражеские самолёты над нами не появились. Через десяток минут взрывы прекратились. В сторону порта помчались пожарные и санитарные автомобили, отправлен на помощь и наш грузовик с бойцами. Командует нами майор Валевич. Город Бари от авианалёта не пострадал, удар бомбардировщики нанесли по порту и судам. Потоплено или частично повреждено 18 судов с грузами, много жертв среди моряков и рабочих порта. Разрушен и оружейный склад возле причала, из которого мы возили снаряжение на аэродром. Разбираем завал из рухнувшей одной стены. Возле него - большая воронка от бомбы. Чуткие уши Андреева улавливают стон, под металлической гофрированной стеной кто-то живой. Усилиями десяти людей удаётся приподнять один край, с помощью буксирного троса автомобилем оттаскиваем металлическую конструкцию в сторону. Из конторки заведующего складом доносится ругань. Завскладом сидит на полу, с опаской посматривая на смятую крышу над головой. Сам он не пострадал. Ящики с оружием и патронами завалены мусором, но уцелели. Англичанин от госпитализации отказался, предлагает забирать ящики с оружием, освобождая их от завала, накладные он оформит на всё имущество прямо сейчас. А ему необходимо срочно посетить тратторию, чтобы обмыть свое спасение, видно, он родился с "ложечкой во рту". Валевич раздумывает, ящиков много, капониры на аэродроме загружены, помещения для хранения имущества нет.
   Мимо проезжают "виллисы", портовое начальство объезжает территорию, оценивая убытки и разрушения после авианалёта. После разговора с ними, майор возвращается к разрушенному складу, чрезвычайно довольный. Приказывает очищать помещение от завала, на ночь выставить караул. Есть возможность арендовать этот склад возле причала с полузатонувшим катером, нужно буксиром вытащить его из воды, осмотреть повреждения.
   Приезжает майор Мюллер для осмотра, он должен завизировать договор на аренду. Визировать аренду отказывается, предлагает оформить акт купли-продажи склада и катера, а также возместить часть стоимости груза затонувших судов, ведь этот груз предназначался для нас. Валевич вежливо возражает, ссылаясь на статьи условий поставки по ленд-лизу, напоминает об условиях аренды союзниками авиабазы возле Полтавы, отказывается от аренды катера, он имеет право принять движимое имущество только по условиям ленд-лиза. Катер будет использоваться для доставки оружия партизанам, то есть участвовать в боевых действиях, может затонуть. Возмещать его стоимость в этом случае он не имеет полномочий. Майор Мюллер сдаётся, просит только оформить договор задним числом, до бомбардировки, обещает содействие в ремонте помещения склада и катера. Через несколько дней договор оформлен на условиях Валевича, помещение склада и катер отремонтированы.
   Начинаем поставку снаряжения партизанам по морю. Прибывают несколько моряков из Отряда военно-морских сил Южной Далмации. Они ночью, на катере, совершают рейсы до островов, захваченных партизанами. Рейсы проходят успешно, хотя велика вероятность встречи с немецкими патрульными кораблями и самолётами. Храбрость югославских моряков безгранична. Из разговоров с ними узнаём, что их Отряд был сформирован 23 января 1943 года, в него тогда входили две вооружённые рыбацкие лодки. Вступили в бой с итальянским флотом, который считался одним из мощнейших и крупнейших флотов мира. Маленький отряд успешно вёл боевые действия близ острова Хвар и в Неретвинском канале, продолжая продвигаться на север, к Велебитскому каналу. Отряд совершил нападение на 103 корабля противника, из них 37 было захвачено или уничтожено.
   Югославы гордятся, что моряки ведут борьбу против фашистов с апреля 1941года. Впоследствии, по мере освобождения той или иной территории, у партизан появился и собственный флот. Первым адмиралом партизанской флотилии стал капитан Владимир Шкорпик, одним из самых известных командиров речной флотилии являлся Владо Багат.
   Майор Валевич берёт моряков под свою личную опеку. С их слов составляет заявки на необходимое вооружение и снаряжение для партизан. Моряки не стесняются, называют крупнокалиберные пулемёты, противотанковые ружья, миномёты и даже пушки. У них мечта - разгромить сильную военно-морскую базу Сплит, тогда рухнет оборона немцев на восточном побережье Адриатического моря. Майор Мюллер, обычно, заявки после просмотра урезает, вооружения партизаны недополучают.
   Майор Валевич пускается на хитрость. Он знает, что Мюллер гордится своим знанием русского языка, они часто ведут разговор на двух языках: Валевич - на английском, Мюллер ему отвечает на русском. Валевич навязывает пари: он знает пару слов, которые Мюллер не сможет чётко выговорить. Если он проиграет - за ним бутылка виски, если выиграет - Мюллер визирует его заявку. Англичанин, немного подумав, соглашается. У него радостно блестят глаза, в предвкушении, как он будет рассказывать соотечественникам о выигранном пари. В присутствии многочисленных зрителей бьют по рукам. Валевич просит англичанина чётко произнести два слова: "противотанковое ружьё". Мюллер несколько раз пытается это сделать, но - не получается, акцент ужасный. Зрители хохочут, англичанин визирует заявку.
   Я и Николай переведены в состав команды, обеспечивающей перевозки морем. Помогаем морякам изготовить и установить на катер стойку для крепления крупнокалиберного пулемёта, чтобы была возможность вести огонь по воздушным и морским целям. Учимся запускать мотор, управлять катером и ловко бросать швартов на причал. Морской болезни мы не подвержены, поэтому шкипер-далматинец совершает обряд посвящения нас в моряки - преподносит по рюмке морской воды. Мы, не морщась, выпиваем.
  
  
  
   3.ДЕМОНСТРАЦИЯ ВТОРЖЕНИЯ.
  
   На Восточном фронте успешно завершена Корсунь-Шевченковская операция. Разгромлено 10 дивизий и одна мотобригада противника, в качестве трофеев захвачено 10 тысяч автомобилей. Значит, на 10 солдат противника приходится один автомобиль. После катастрофы под Сталинградом, уровень моторизации немецких войск снизился в два раза. Освобождена от противника моя родная Корсунщина, без моего участия. Я же, в далёкой Италии, выполняю простую работу водителя, грузчика и охранника. Обидно, что же написать родителям? Пишу кратко, жив, здоров, нахожусь на переформировании. Письмо вручаю старшему лейтенанту Сербину. После прочтения, он вручает посылку с письмами майору Мюллеру, тот передаёт её английскому экипажу 4-х моторного бомбардировщика. Авиаэскадрильи союзников с Италии наносят удар по нефтепромыслам Плоешти, в Румынии, потом совершают посадку в Полтаве. Там заправляются, на обратном пути снова наносят бомбовой удар и приземляются в Италии. Челночные рейсы хорошо организованы, бомбят с большой высоты, потери небольшие. Туда и обратно перевозят небольшие посылки с корреспонденцией.
   Старший лейтенант Сербин приглашает меня для разговора. Сообщает, что моё письмо родителям отправлено, упрекает меня за скромность, предлагает написать другое, более героическое, текст он подготовил, даёт прочесть. Я читаю и глазам не верю, да за разглашение таких сведений меня ждёт расстрел! Решительно отказываюсь. Сербин утешает, расстрел не грозит, намёками даёт понять, что письмо к родителям, возможно, и не дойдёт, так надо для победы. Я соглашаюсь и пишу письмо родителям по заготовленному им тексту.
   Майор Валевич проявляет кипучую энергию, удовлетворяя заявки партизан, англичане стараются их обеспечить. По ленд-лизу нам выделяют ещё один катер, гораздо больший, на нём можно перевозить и пушки. Моряки, с кораблей охраны водного района Бари, встречают и провожают катера с югославскими экипажами далеко в море, частично охраняя их в пути.
   Сербин собирает команду знакомых мне "иранцев" на инструктаж, сообщает о приказе командования готовиться к переходу морем в Хорватию. Необходимо обследовать прибрежные острова, определить места, пригодные для приёма воздушного десанта. Подобный приказ мы выполняли в Иране, следуя вдоль железной дороги на Горган. Только тогда мы определяли места возможных сбросов немецких парашютистов-диверсантов, сейчас - советских воздушно-десантных частей, которые прибудут незадолго до начала операции. Сведения немедленно передавать по рации. Командовать группой приказано ему, заместитель - младший лейтенант Кузьменко. В состав группы включены сержанты Андреев, Гончарук, Темнохуд, Суница и проводник, хорват Драгович. Он хорошо говорит на русском, воевать начал с фашистами 4-го июля 41 года. Объясняет нам, что этот день отмечается в Югославии, как начало партизанской борьбы с оккупантами - "День борца". Сначала партизаны добились крупных успехов, освободили от оккупантов большую территорию, но на помощь итальянцам, венграм и болгарам, подошли немецкие войска. Партизанская война продолжалась с переменным успехом, затихая и вновь разгораясь. С 41 года действует распоряжение фельдмаршала Кейтеля: за каждого раненного немца грозит расстрел 50 мирным гражданам, а за каждого убитого немца - 100 гражданам. Это не просто слова, в городе Крагуеваце, в ответ на гибель 10 солдат и ранение 26, немцы захватили в плен 2323 человека и расстреляли их без суда и следствия. Советские воины должны помочь партизанам в их борьбе.
   У радиста Андреева готова переносная радиостанция, аккумуляторы и даже генератор для их подзарядки, который будем крутить вручную. А нам долго ли одеться, схватить вещмешки и автоматы? Иначе думает наш проводник. На островах - заросли колючих кустарников, наши ватные фуфайки быстро порвутся, пилотки тоже, нужна кожаная одежда. К снаряжению группы привлекают майора Валевича. Хорвата вполне устраивают лётные шлёмы, добротные куртки, прочные брюки и яловые сапоги, сверху - плащ-накидки. Нужна ещё палатка, леска и рыболовные крючки, а для подарка жителям - шёлковая ткань от парашютов. В катер, дополнительно к перевозимому вооружению, проводник просит погрузить патроны к итальянскому оружию, у партизан имеется много винтовок итальянского производства, запаса патронов нет. Он знает одного итальянца в Бриндизи, во время разоружения итальянцев немцами, ухитрился спрятать патроны в тайнике.
   Вместе с Драговичем, едем на грузовике в Бриндизи, город и порт, расположенный южнее, в 110-ти километрах от Бари. С трудом находим итальянца Пьетро, знакомого Драговича. Показывать пещеру с патронами он не хочет, если англичане узнают, что он прячет оружие, ему грозит тюрьма. Предлагает подобрать ящики в винограднике, возле дороги, он с товарищами их туда перенесёт из пещеры. Они - гарибальдийцы, хотят помочь партизанам в борьбе с фашистами. Его товарищи ушли на север Италии, в горы, там они создали партизанский отряд, связи с ними нет, как переправить для них оружие, Пьетро не знает. Выражает сожаление, зачем Сталин распустил Интернационал, кто теперь будет руководить нами? Драгович предлагает ехать в Бари, он познакомит Пьетро с русским майором, тот найдёт способ связаться с итальянскими партизанами и доставить им оружие. Возвращаемся в Бари, увозя патроны и Пьетро.
   По дороге от Бриндизи на север движутся колонны грузовиков с польскими солдатами. Это 2-й польский корпус под командованием генерала Андерса направляется на фронт, воевать против немцев возле Кассино. Английским войскам не удалось прорвать сильную оборону "линии Густава", их сменяют поляки.
   Наш катер, с грузом и десантниками на борту отходит от причала в конце дня. Десантниками нас называет майор Мюллер, который сопровождает катер до боновых заграждений на выходе из бухты. Прощается, желая "семь футов под килем", улыбается, услышав ответ "к чёрту". На рейде катер пристраивается в кильватер к малому противолодочному кораблю под английским флагом. Несколько часов он ведёт наш катер на север, потом исчезает в темноте.
   Утром приближаемся к острову, входим в небольшую бухточку с одиноким рыбацким домиком на берегу. Пожилой далматинец спокойно принимает брошенный с катера конец, крепит за стойку на берегу. Похоже, с этим катером и его экипажем он давно знаком. Узрев незнакомые лица в шлёмах, выправляется, вскидывает вверх руку и произносит - "Смерть фашизму, свобода народу!", мы дружно повторяем этот призыв. Старик успокаивается, так приветствуют друг друга незнакомые партизаны. Различия в языках не имеют значения, всё понятно. Слова, которые выкрикнул перед своей казнью патриот Степан Филипович, стали паролем всех партизан Югославии.
   Выгружаем с катера на берег наше имущество и прощаемся с моряками катера. Они уходят дальше, на север, к линии условного на море фронта, в ясный мартовский день, продолжая рейс по доставке оружия. Здесь уже существует опасность встречи с немецким патрульным кораблём, или неожиданная атака с неба самолёта, поэтому экипаж укрепил на катере крупнокалиберный пулемёт. Моряки не прячутся от врага, наоборот, они желают нападения и часто выходят победителями из поединков. В таком случае их ожидают поздравления товарищей, веселье, вино, песни и танцы на берегу. А если не повезёт.., что же, смерть в бою - тоже достойный финал для партизана.
   Далматинец с любопытством нас разглядывает, громко переговариваясь с Драговичем. Тот переводит:
   - За три года повидал итальянцев, немцев, венгров, усташей, четников и албанских фашистов. Они хотели владеть нашим островом, установить свои порядки. Увезли в концлагерь священника, за отказ начинать службу в церкви с молитвы за фюрера, рейх и вермахт. Мы восстали, с помощью партизан освободили остров, теперь мы все - партизаны. Я рад встрече с нашими союзниками - руссо!
   Я с Николаем остаюсь в домике рыбака, а отряд с радиостанцией уходит на осмотр острова. В помощь Драговичу дед отправил своего внука, парнишка все тропинки знает. Кроме автоматов, мы прихватили с собой в рейс немецкий пулемёт МГ-42, пригодится в случае обороны. Учимся разговаривать с далматинцем с помощью жестов и отдельных слов. Скоро начинаем понимать друг друга. Старик объясняет, что оружие сегодня не понадобится, со стороны занятого немцами побережья имеется небольшой остров, там постоянно имеется партизанский патруль, при опасности предупредят дымом костра.
   Женщины угощают жареной на оливковом масле скумбрией. Такой вкусной рыбы мы давно не ели, сравниться может только донской рыбец. Дарим женщинам кусок парашютного шёлка, а рыбаку - леску и крючки. Женщины убегают в посёлок к портнихе, а рыбак начинает делать "самодуры" - простейшие орудия для ловли рыбы. В качестве свинцового грузила крепит к леске тяжёлую пулю, потом привязывает десяток коротких поводков с крючками на концах, возле крючка - цветные гарусные нитки. Они то и будут "дурить" рыбу. Отмеривает от грузила десяток метров лески и наматывает на маленькую доску. Приспособление готово, и рыбак предлагает нам проверить "самодуры".
   Лучше ловить скумбрию в море с лодки, но днём они спрятаны в пещерах, поэтому располагаемся на невысокой скале, глубина возле неё достаточная для перемещения крупных косяков рыбы вдоль берега. Как только грузило скрывается на 1-2 метра под водой, пальцем ощущаю рывок лески, потом ещё несколько. Быстро вытаскиваю добычу из воды, наматывая леску на доску. На крючках трепыхаются 4 скумбрии! А дед вытащил сразу 8! Быстро освобождаем крючки от рыб и разматываем леску, погружая крючки в воду. На этот раз вытаскиваю 5 рыбин, но одна из них маленькая, жёлтая. Дед предупредительно кричит, руками не трогать, нужно отрезать её от крючка ножом. Это рыба-прилипала, её чешуя состоит из острых ядовитых крючков, после прикосновения раны на пальцах долго не заживают.
   Заполняем уловом три ведра и прекращаем ловлю, косяк с рыбой прошёл. Дед объясняет, весной скумбрия начинает движение вдоль берегов Адриатики, Греции, следует через проливы в Чёрное море, а осенью возвращается назад. Иногда в островную бухточку заходит столько рыбы, что погружённое вертикально в воду весло долго стоит, не падая. Удивительно, как совместная рыбная ловля сближает людей. Мы уже зовём рыбака по имени - Коча, а он наделяет нас именами Петра и Николо.
   Вечером, с похода по острову, возвращается в рыбацкий домик усталая радиогруппа. Сербин объявляет - завтра идут в поход Кузьменко, Андреев, Темнохуд и Суница, остальным - отдыхать.
   По очереди крутим с Николаем рукоятку генератора, подзаряжая аккумуляторы рации. Спешим выполнить эту необходимую работу, наблюдая со стороны, как в домике разгорается веселье. При нашем появлении дед Коча приподнимается со стаканом вина в руке, обращается с речью к присутствующим. Указывает на рыбу и на нас, понимаем, что он представляет нас, как удачливых рыболовов. Несколько островных партизан, заглянувших познакомиться, протягивают стаканы, чокаются с нами, дружески хлопают по плечу. Вина на острове много, больше, чем питьевой воды, вместо воды пьют вино. Партизаны запевают песни, мы подпеваем. Славка исполняет "Прощание славянки". Все затихают, очарованные голосом, мелодией и словами. Просят его спеть ещё, потом поём все вместе. Поздно вечером партизаны уходят, их провожает Сербин, а мы заваливаемся спать.
   Рано утром командир нас будит. Немного стыдно, он дал нам отдохнуть, не выставив никого в караул. Сербин успокаивает, он с Драговичем обсуждал дела, необходимости в дополнительном карауле не было, да и партизаны выставляют ночной патруль, поспешите, а то опоздаете на утренний сеанс радиосвязи.
   Взваливаем с Николаем на спины рацию, аккумуляторы, и, вслед за Кузьменко направляемся по тропинке вглубь острова, взбираясь на дальний холм. Андреев подготавливает рацию к работе с микрофоном, вручает мне блокнот с написанными столбиками двузначными цифрами. Я зачитываю их по порядку, потом повторяю. Стараюсь говорить цифры громко и отчётливо, чтобы немецкие радисты на побережье меня услышали и успели записать. Андреев уверяет, что шифр не очень сложный, немцы должны расшифровать. Сеанс окончен, Андреев рацию выключает. Через полчаса надевает наушники, включает рацию на приём, быстро записывает несколько цифр. Удовлетворённо кивает Виктору, в Бари о нас помнят. Перемещаемся на другой холм, и вечером передача повторяется, только Николай зачитывает в микрофон другие цифры. Радиоигра с немцами из острова закончена, утомлённые дневным переходом, возвращаемся к домику.
   Утром катер, прибывший из Бари, доставляет на остров муку, соль и оружие. Партизаны острова готовятся к встрече "гостей" с побережья. Гостей, скорее, званных, чем не званных, в противном случае наша радиоигра была безрезультатной. Дед Коча набивает поясной патронташ патронами, объясняет нам, что будет "пуцать" в фашистов, зачем они увезли в концлагерь его друга, священника? Без перевода понятно, что "пуцать", это - стрелять.
   Прощаемся с хорватом Драговичем, офицером из штаба НОАЮ, он остаётся руководить партизанскими отрядами островов. На катере добираемся до острова Хвар. Переход был беспокойным, над нами зависла "рама", самолёт-разведчик немцев. Экипаж катера открыл огонь из крупнокалиберного пулемёта, "рама" вильнула в сторону, ушла кружить над покинутым нами островом. Следует ожидать появления корабля противника, мы приготовились к бою, два пулемёта на катере - это сила. К большому разочарованию моряков-югославов, в бою участвовать не пришлось. Немецкий корабль появился, и не маленький, но его атаковали два истребителя. На их крыльях чётко видны трёхцветные круги с красной звездой в центре. После атак истребителей корабль получил повреждения, сбавил ход. Подбит и один югославский истребитель. Сильно дымя, он направился к острову, лётчик покинул самолёт на парашюте.
   Примчались к месту боя английские "москито". С нескольких заходов добили вражеский корабль, он начал медленно погружаться в морскую пучину. Досталось от "москитов" и нашему катеру, в пылу боя лётчики приняли его за вражеский. Отделались парой пробоин в борту, пулемётная очередь никого не зацепила. После выстрела из сигнальной ракетницы, лётчики опомнились. Покачав на прощание крыльями, улетели сбивать удиравшую "раму".
   Нашему катеру удалось подобрать двоих немецких матросов, остальных засосала в морскую пучину воронка тонущего корабля. Сербин начал допрос. Матросы неохотно ответили, что их корабль базировался в порту Сплит, на остальные вопросы отвечать отказались. Встреча с воинами Советской Армии их не удивила, значит, радиограммы на русском языке немцы перехватили.
   Подошёл английский сторожевой корабль, под дулами автоматов началось выяснение, кто мы и откуда. Сделали обыск катера, увидев рацию, допрос прекратили, всех арестовали и подняли на борт корабля. Взяв катер на буксир, сторожевик направился к острову Вис, удаляясь от острова Хвар, где нас ждали. Никаких объяснений командир сторожевика выслушать не пожелал. Пленников разместили на баке, возле носовой пушки. Славка босой, без сапог. Поднимаясь на борт по шторм-трапу, Андреев сорвался, по пояс ушёл в воду, но удержался руками. Сапоги, в которых он прятал блокнот с шифром, ушли на дно. Немецких матросов увели на допрос.
   С палубы сторожевика любуемся нагромождением скал и величественным видом острова Вис, огибая его с южной стороны. Корабль заходит в подковообразную бухту, лихо швартуется кормой к причалу. Моряков с экипажа катера оставляют в порту, нас везут на грузовике вглубь острова.
   В центре острова котловина, на ней расположен аэродром, в капонирах виднеются носы истребителей с трехлопастными пропеллерами. Нас передают советскому офицеру связи. После краткого рапорта, офицер уводит Сербина и босоногого Андреева, обратно Славка возвращается в сапогах, ведёт нас к землянке-пещере, вырытой в склоне холма возле аэродрома, это наше жильё. Вечером Сербин объявляет, что пробудем на острове пару дней, после этого вернёмся в Бари. Возможно, будем продолжать выполнять прежнее задание, как решат англичане. Этот район находится под их командованием, по соглашению, русские и американцы обязаны выполнять их приказы. Утро вечера мудренее, а сейчас - марш на ужин!
   Питаемся в столовой технического персонала аэродрома. "Руссо" - только мы, нас 6 человек, остальные - югославы, англичане, американцы. На ужин - каша с мясными консервами. Повара быстро раздали и ушли. На раздаче стоят две большие бочки, одна со слабосолёными сардинами, другая с вином. Каждый имеет право сам брать селёдку и наливать в стакан вино, сколько захочет. Блаженствуем, обгрызая вкусную селёдку и попивая вино. Пресную воду на остров доставляет с материка катер - водолей, воды постоянно не хватает, а вина много. Посетители уходить не торопятся, столовая превращается после ужина в солдатский клуб. Столы сдвигаются, завязывается совместный разговор, находятся переводчики, да и Сербин со Славкой уже прилично говорят по-английски. Нас расспрашивают, откуда мы, где воевали. Про оборону Ростова в 41-ом году никто ничего не знает, а когда упомянули, что там были разгромлены войска Клейста, нам зааплодировали. Красную Армию здесь уважают. Появляется клоун, загримированный под Чарли Чаплина, умело копирует известного артиста. Находятся среди солдат певцы и танцоры, не обходится без похабщины. Андреев петь не желает, хорошей песне здесь не место.
   Ночью над островом пролетел вражеский самолёт, мы проснулись от грохота зениток. Самолёт засёк вспышки выстрелов, сыпанул кассетные бомбы и ушёл. Сербин приказал из пещеры не выходить, лишние люди на аэродроме во время бомбёжки не нужны. Утром выяснилось, что погиб целиком расчёт зенитного орудия, ещё несколько человек ранены. Кассетные бомбы - это упаковка из 180-ти или 360-ти небольших зарядов, разлетаясь, охватывают большую площадь поражения.
   Днём аэродромные службы устраняют последствия ночного авианалёта, засыпая мелкие воронки. Строительная команда занята расширением и удлинением взлётно-посадочной полосы, тогда будет возможность принимать тяжёлые самолёты, это разумная работа. А нашу команду английский комендант аэродрома привлёк заниматься делом, по нашему понятию, совсем не нужным. Он опасается высадки немецкого десанта на планерах, поэтому воздвигает препятствия для их приземления на небольших площадках вокруг аэродрома. Мы добросовестно расставляем железные бочки в шахматном порядке, потом набиваем их камнями. Теперь, в случае приземления, сам чёрт шею сломает, не только планер. Комендант нас благодарит, ставит в пример англичанам, лениво загромождающих площадку камнями.
   Сербина, со всей командой, приглашают в штаб. Успели почистить сапоги, руки помыли вином, воды нет. В штабе нас принимают три офицера - англичанин, югослав, и наш, советский майор Шевцов. Говорит, в основном, англичанин. Приводит высказывание Черчилля: "В военное время правда столь драгоценна, что её должны оберегать телохранители из лжи". Необходимо продолжить радиоигру с немцами, сообщая им ложные сведения, из которых они сделают вывод о подготовке вторжения на Балканы. Нужно, чтобы они перебрасывали свои дивизии на Балканы, а не на другие фронты. Мы молча козыряем.
   Ночью корабль высаживает нашу команду на остров Хвар. Он большой, понадобилось несколько дней, чтобы его пройти с запада на восток. Бойцы выделили в помощь проводника с мулом. Ночевали в деревнях. Нас уже ждали, впереди бежал слух, что идёт отряд "Славянка" из русских парашютистов. Каждая встреча заканчивалась ужином с вином, песнями и танцами. Обязательно просят Славку петь. В ответ девушки -"другарицы", поют красивую песню "Марика", вместе с нами танцуют "Коло", положив друг другу руки на плечи. Удивительно, но мы не видели ни одного пьяного, островитяне - крепкий народ. Партизаны зовут себя бойцами НОАЮ. Разделены на роты, батальоны, входят в состав 26-ой далматинской дивизии. Ведут наступление на море, выдавливая с островов немецкие гарнизоны и атакуя суда хорватских фашистов. Команду Сербина в бой не пускают, мы высаживаемся на уже освобождённые острова. Докладываем по рации обстановку и потребности партизан. Катера подвозят из Бари военное снаряжение и продовольствие, даже несколько миномётов и пушек.
   Фашисты встревожены, они ожидают вторжения с островов, в их гарнизоны на побережье прибывают подкрепления. Ближайшие к побережью острова обстреливает артиллерия, ночью бомбят самолёты. Веселья с песнями и танцами прекращаются. Партизаны регулярно совершают набеги на отряды "Хорватского домобранства" и усташей, расположенные вдоль берега. Уничтожают фашистов и сами несут потери. Госпитали на островах заполняются раненными, наши катера переправляют их в Бари.
   Получаем сообщение о военных событиях в Италии. Поляки прославились героическим штурмом оборонительных позиций в районе Монте-Кассино 19-го мая. Понесли страшные потери, но "линию Густава" прорвали. Американские войска на побережье Тирренского моря тоже перешли в наступление, путь на Рим открыт. 4-го июня немецкие войска вынуждены были отступить из древнего города без его разрушения.
   Тревожные сообщения доходят с Боснии, где расположен Верховный штаб НОАЮ и её главнокомандующий маршал Иосиф Броз Тито. При нём находится и Советская военная миссия с генерал-лейтенантом Корнеевым. 25-го мая немцы бросили против них элитные части - дивизию СС "Принц Ойген", парашютный батальон СС, и другие воинские подразделения. Они высадились в боснийском Дрваре. Силы партизан состояли из 6-ой Ликской дивизии имени Николы Теслы, вместе с другими отрядами превышали силы немцев. Но нельзя долго воевать без поступления боеприпасов и снаряжения, роль Верховного штаба в условиях окружения снижалась. 4-го июня экипаж самолёта Шорникова совершил посадку на площадку Купрешко Поле и доставил маршала и миссию в Бари. Затем совершил ещё один полёт, вместе с двумя английскими самолётами вывез штаб и английскую миссию. Немцы вели наступление ещё два дня, потом бои прекратили.
   6-го июня 1944 года союзные войска начали высадку на севере Франции, в Нормандии. Давно ожидаемый, Второй фронт на западе был открыт. Высадка войск во Франции была для немецкого командования неожиданностью. Похоже, они ожидали и готовились отразить наступление на Балканах.
  
   4.ПРИ ШТАБЕ НОАЮ.
  
   Команду Сербина возвращают на остров Вис и размещают вблизи аэродрома. Взлётную полосу удлинили, теперь аэродром принимает и тяжёлые самолёты, но только в дневное время. При плохой видимости полёты затрудняют холмы, окружающие котловину. Вскоре на остров с Бари прибывает Верховный штаб НОАЮ и маршал Тито. Он желает руководить борьбой с фашистами, находясь на родной земле, а не с территории другого государства. При штабе находится и заместитель руководителя советской военной миссии полковник Мельников. Он прикрепляет команду старшего лейтенанта Сербина к двум советским офицерам связи при штабе генерала Арсо Йовановича. Через несколько дней в Бари убывают Сербин и Андреев, с одним из офицеров. Оттуда они улетают в Югославию, по заданию генерала Йовановича. А мы, вместе с югославами, несём охрану штаба, встречаем и провожаем курьеров связи.
   На английском самолёте прибывает на остров Иван Шубашич, глава Югославского эмигрантского правительства в Лондоне. Маршал Тито сам встречать незваного гостя на аэродроме не стал, поручил встречу своему начальнику штаба. Генерал Йованович выделил для встречи караул из бойцов НОАЮ, английских и советских солдат, в равном количестве. Высокий "гость" с недоумением смотрит на наше отделение советских солдат, его лицо вытягивается, когда он не видит среди встречающих маршала Тито. В сопровождении англичан, уходит в их миссию.
   Визит Шубашича не повлиял на работу Верховного штаба НОАЮ. Принимаются и отправляются на Балканы офицеры связи, наносится на карты фронтовая обстановка, решаются кадровые вопросы о замене убитых или раненных командиров отрядов, высылаются самолёты со снаряжением, непрерывно поддерживается радиосвязь с партизанами Сербии, Хорватии, Боснии, Македонии, Словении и Черногории. Времени на разговоры с гостем у руководителей Верховного штаба нет, это понимают и английские офицеры, опекающие посланца короля. Через несколько дней Шубашич покидает остров, его желание руководить новым правительством не сбылось. Маршал Тито считает своими друзьями только борцов, сражающихся за освобождение Югославии на родной земле, а не в эмиграции.
   Генерал Йованович - постоянно в делах, нас поражает работоспособность этого человека, а ещё - его простота, скромность и приветливость. Никогда не забывает поздороваться с охраной, а если очень занят - слегка кивнуть и улыбнуться. Много времени проводит с маршалом Тито в его резиденции, расположенной в пещере, высоко в горе. Туда нам вход воспрещён, у маршала - своя охрана. На прогулку маршал выходит без охраны, но всегда с собакой, преданной ему овчаркой по кличке Тигр. К встречным овчарка никакой агрессии не проявляет, рада, что хозяин её прогуливает. Тито всегда задумчив и сдержан, кажется замкнутым. Нам сообщают, что в битве на реке Сутьеске год назад, маршал был ранен в ходе одного из боёв, однако своим личным примером вдохновил партизан на подвиги. А однажды, жизнь Тито спасла овчарка, приняв на себя предназначенную ему пулю. Собаку похоронили, а маршалу подарили другую овчарку.
   Кузьменко приказывает мне и Николаю сопровождать офицера связи, майора Шевцова в Бари. С острова убываем на быстроходном патрульном катере под югославским флагом. С помощью союзников, армия уже имеет вооружённые силы на суше, на море и в воздухе, пока ещё недостаточные, чтобы самостоятельно освободить от фашистов Югославию.
   Советский сектор аэродрома Полезия не узнать, на нём более десяти тяжёлых двухмоторных самолётов с красными звёздами на крыльях. Совсем недавно прилетели из Москвы через Иран, Каир и Мальту. Сейчас экипажи отрабатывают ночные маршруты на Балканы, сбрасывая грузы бойцам НОАЮ. Майор Валевич и сержант Семёнов заняты странным делом - набивают мешок песком, обвязывают стропами, и сбрасывают его с обрыва на дно карьера. Высота обрыва такая, что мешок успевает набрать скорость 5 метров в секунду, равную приземлению с парашютом. При падении мешок лопается, песок разлетается. Семёнов устало вытирает рукой пот со лба, объясняет, что партизаны ждут мешки с мукой, но при ударе о землю мешки разрываются, как их не обвязывай стропами. Нужны более прочные, джутовые мешки, но когда их ещё привезут из Индии...
   К решению проблемы с энтузиазмом подключаются обступившие нас технари, озвучивают вслух множество предложений. Наконец, кто-то предлагает насыпать песок в двойной мешок. Предложение кажется разумным, его сразу же испытывают. Результат утешительный, внутренний мешок лопнул, но наружный цел, песок из него не высыпался. Повеселевший Семёнов надевает на мешок с мукой ещё один, крепит парашют и забирается с грузом в заднюю кабину самолёта У-2. Недоумевающий английский авиадиспетчер с полётной вышки даёт, наконец, лётчику разрешение на взлёт, наблюдает за приземлением мешка на парашюте. Мы спешим к месту приземления. Ура, наружный мешок не лопнул, мука не высыпалась!
   С разрешения офицера, мы помогаем Семёнову крепить ранцы парашютов к мешкам с мукой. Работа знакомая, но грузов и самолётов много, команде грузчиков пришлось изрядно потрудиться, прежде, чем загруженные самолёты скрылись в ночном небе. А нас, на грузовике, везут к морю, и мы с наслаждением погружаем натруженные тела в тёплую морскую воду, пугая крабов, вылезших на берег.
   От Семёнова узнаём, что самолёт У-2 доставили в разобранном виде из Союза, здесь собрали, он используется для связи с ближайшими аэродромами союзников. А экипажа Шорникова сейчас в Бари нет, улетел с генералом в Москву. Командует нашей авиабазой полковник Соколов.
   Ночной сон - под оливковыми деревьями, на аэродроме, с разрешения нашего офицера. Приказывает отдыхать с автоматами, быть в готовности к подъёму. Беспокойная ночная жизнь военного аэродрома, с гудением самолётов, не мешает нашему сну, мы, с Николаем, к этому привыкли. Но сразу просыпаемся от негромкого голоса майора, который командует подъём. Вслед за ним спешим к группе старших офицеров, стоящих в конце посадочной полосы. Вскоре приземляется и рулит к нашей группе американский "бостон", бомбардировщик Б-25, с красными звёздами на крыльях.
   Первыми приближаются к самолёту полковник Соколов и наш офицер, майор Шевцов, нам, с Николаем, приказано их сопровождать. После обмена паролями с командиром экипажа, из бомболюка извлекают два солдатских вещмешка, с величайшей осторожностью помогают мне и Николаю одеть их за спину, усаживают на задние сиденья "виллиса". Майор усаживается на переднее сиденье, рядом с водителем, в сопровождении автомобиля с охраной, направляемся в порт, к стоящему у причала патрульному катеру. Югославы нас ждут, сопровождают в каюту, катер немедленно отходит от причала. Майор сразу расслабляется, предупреждает, что в вещмешках - почта из Москвы, а для самоуничтожения её вложены бутылки с зажигательной смесью КС, приказывает обращаться с вещмешками осторожно. Мы смеёмся, сообщаем офицеру, что под Ростовом ходили в атаку, имея за спиной эти самые бутылки. Контакт с офицером сразу налаживается, рейс до острова Вис проходит в непринуждённом разговоре, обсуждаем обстановку на фронтах, недавнее покушение на Гитлера.
   Я и Николай, выражаем сожаление, что покушение 20 июля на Гитлера не удалось. У майора Шевцова несколько иной взгляд. Стратегическое мышление Гитлера на данном этапе войны примитивно, сводится к простым приказам войскам удерживать любой клочок захваченной территории, что позволяет нашим фронтам окружать и уничтожать крупные группировки врага в "котлах". Сейчас успешно развивается наступление наших войск в Белоруссии и на других фронтах. А если к командованию германскими войсками придут другие лица, следует ожидать непредвиденных решений с их стороны. В любом случае, победа будет за нами, но проще воевать со злобным, упрямым Гитлером, хорошо нами изученным стратегом германского Генштаба.
   Катер без приключений доставляет нас в бухту на острове Вис. Мы каждый раз удивляемся прозрачности морской воды, на дне можно разглядеть самых мелких обитателей морских глубин, но любоваться некогда, на причале ожидает "виллис". Доставляем вещмешки сначала в землянку, здесь нас ждёт начальник охраны генерала Йовановича. Майор Шевцов ножом разрезает "гордиев узел" на вещмешках, извлекает бутылки с зажигательной смесью и детонаторами, облегчённо вздохнув, передаёт почту охране генерала. Меня с Николаем хлопают по плечу, называют "хоробры рус". Мы недоумеваем, водить грузовики с динамитом или детонаторами в Иране было намного опаснее.
   Сербско-хорватский разговорный язык мы научились понимать, различие между ними небольшое, но сербский ближе, да и алфавит родной. А у хорватов письменность на латыни. Язык объединяет, а политика разъединяет. Хорватские националисты - "усташи", воюют против сербов, поддерживая гитлеровцев. А югославские монархисты, сторонники короля Петара Карагеоргиевича, воевали сначала против немцев, а сейчас, на стороне фашистов, воюют против бойцов НОАЮ, известны, как "четники" генерала Дража Михаиловича. "Четников" часто поддерживают англичане, их самолёты иногда "ошибаются", сбрасывая им снаряжение. Англичане явно ведут двойную игру, поддерживая и бойцов НОАЮ, и "четников". В расчёте, что НОАЮ освободит страну от фашистов, а к власти придёт король.
   Служить в охране высокого штаба тяжело морально, и очень скучно. Суточный распорядок расписан по часам. Дважды по 4 часа стоим на постах, 8 часов отведено на сон и личное время, ещё 8 часов - подсменные, то есть не имеем права никуда отлучаться с караульного помещения, а практически - с расположенной рядом курилки. В это время разрешается пить вино, но мы предпочитаем воду, если судно-водолей доставил её с материка. Некоторые югославы пьют вино, разбавляя его водой. Так пили вино древние греки во времена расцвета эллинской культуры, так пьют и сейчас некоторые далматинцы на островах. Пробуем разбавлять вино водой и мы. Вкус вина ухудшается, мы кривимся, над нами хохочут. Все знают, что мы привыкли к более крепким напиткам.
   На служебные темы разговаривать запрещено, выносить "мусор из избы", то есть разговоры работников штаба, никто и не пытается. Зато даём волю языкам при обсуждении положения на фронтах, здесь каждому позволено быть "стратегом". На стене висит карта Европы, с нанесёнными на неё линиями фронтов. Дату освобождения Парижа никто не угадал, недооценили патриотизм парижан, которые 24 августа изгнали оккупантов из города, не позволив разрушить мосты и памятники культуры. Солдаты генерала Шарля де Голля и американская, 2-я бронетанковая дивизия генерала Леклерка, вошли с юга в практически освобождённый город.
   Не угадали и дату освобождения Варшавы. Очевидно, немцы спровоцировали преждевременное восстание варшавян 1-го августа, как только 1-й Белорусский фронт, под командованием Рокоссовского, приблизился к предместью Варшавы. Атаки 1-й Армии Войска Польского под командованием генерала Берлинга успеха не принесли. Для подавления восстания, немцы бросили три полицейские дивизии и артиллерию, не сняв с Восточного фронта ни одной воинской части. После успешного завершения Белорусской наступательной операции, пройдя 700 километровый путь, советские войска перешли к обороне. От взаимодействия с советскими войсками, руководители повстанцев Варшавы отказываются. Поляки верят немецкой пропаганде, что в Катыни войска НКВД расстреляли несколько тысяч польских военнопленных. У нас, после вскрытия захоронений, опубликованы результаты комиссии, под руководством главного хирурга Красной Армии Бурденко: поляки убиты выстрелами в затылок из немецкого пистолета "Вальтер", руки перед убийством связаны за спиной верёвкой, захоронение произведено аккуратно, с дезинфекцией хлорной известью, с соблюдением всех немецких стандартов массовых захоронений.
   Выводам комиссии Бурденко я верю, наши стреляют в грудь, а не в затылок, и не из пистолетов, а винтовок, руки перед казнью не завязывают, да и верёвок столько не найти.
   Советская артиллерия и авиация не может наносить удары по врагу в городской черте, боясь поразить варшавян и нанести разрушения. А карательные войска, с помощью немецкой артиллерии, методично разрушают жилые кварталы, уничтожая очаги сопротивления повстанцев. Мы наблюдаем пример героической борьбы поляков, и ничтожный её результат, когда ими руководят люди, ставящие на первое место собственные амбиции. После двухмесячной борьбы, руководители восстания сдались немцам. Результат - полностью разрушенный прекрасный город. А немцы использовали оборонительные сооружения, которые поляки воздвигали два десятилетия на восточных подступах к Варшаве, достроили новые. Забегая вперёд, могу сообщить, что Варшаву удалось освободить только 17 января 45 года.
   Наше отношение лучше всего передать словами Черчилля: "Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнусных! И всё же всегда существовало две Польши: одна из них боролась за правду, а другая пресмыкалась в подлости". Это он сказал, описывая расчленение Чехословакии осенью 1938 года, когда Польша, после Мюнхенского соглашения, отхватила кусок чешских Судет, и отказалась пропустить через свою территорию советские войска на помощь чехам. История повторяется.
   Весь август и сентябрь над островом пролетают армады английских и американских тяжёлых бомбардировщиков. В своих бомболюках несут не бомбы, а военное снаряжение для повстанцев Варшавы. Грузы приходится сбрасывать с большой высоты, мешают аэростаты заграждения и хорошо организованная немцами система ПВО. Большая часть грузов попадает немцам, самолёты несут потери от зенитного огня и ночных истребителей противника на обратном пути. Экипажи вынуждены выбрасываться на парашютах, многие попадают в плен, части из них удаётся добраться до партизан Югославии. Штаб поручает партизанам Сербии выделять отряды для поиска лётчиков, доставлять их на посадочную площадку Бойник, откуда их эвакуируют самолётами в Бари. Становится известным достижение экипажа лётчика Павлова, который однажды вывез на своём "дугласе" сразу 32 американских пилота, хотя самолёт имеет только 21 пассажирское место. Поздравления от американцев на острове Вис достаются и на нашу долю. Вечером, после ужина в столовой, нас угощают виски, говорят: "Такое могут сделать только русские". Виски мы пьём, но смущены, ведь к этому мы не причастны!
   Наступление на Варшаву немцами отбито, зато на юге наши фронты продвинулись далеко вперёд. 1-го сентября советские войска заняли Бухарест, а 6-го сентября вышли на границу с Югославией. Над островом Вис впервые наблюдаем краснозвёздные истребители Як-9, эскадрилья прилетела из Румынии и базируется на аэродроме в Бари. Наши "дугласы" стали летать к партизанам и днём, под надёжной охраной своих истребителей. Через майора Шевцова пытаемся узнать, нет ли среди лётчиков-истребителей Евгения Половина? Ответ получаем неожиданно быстро: "Старший лейтенант Половин погиб в воздушном бою с немецко-румынскими стервятниками возле г. Яссы, защищая наземные позиции наших войск". Вспоминаем слова нашего Женьки, сказанные при расставании: "Ребята, не волнуйтесь. Истребителем стану - буду с воздуха вас защищать".
   Кузьменко, Гончарук, Николай и я пишем рапорты с просьбой о направлении в действующую армию. Сербин и Андреев давно воюют в Югославии, а мы чем хуже? Майор Шевцов рапорты принимает, никакого решения не высказывает, обещает доложить полковнику Мельникову.
   Продолжаем нести осточертевшую караульную службу при штабе. В начале сентября, вечером приземляются два "дугласа" из Бари. Экипажи ставят самолёты в самое начало взлётной полосы, с начальником охраны маршала Тито осматривают грузовые и пассажирские отсеки, опечатывают двери и уезжают на отдых. Наша четвёрка принимает под охрану один самолёт, югославы охраняют другой. Приказано от самолётов никуда не отлучаться, самолёты замаскировать, никого из аэродромных служб не подпускать. Двое суток валяемся под плоскостями самолётов, еду и питьё нам приносят. Поздно вечером появляются экипажи самолётов, начинают готовиться к вылету. Из обращения членов экипажа к командиру, узнаём, что это самолёт лётчика Павлова. Нашей охране начальник караула приказывает стать вокруг самолёта в оцепление. Подъезжают автомобили с грузом и пассажирами. Самолёт загружают ящиками, без труда угадываем красивый бочонок с вином. Потом усаживаются пассажиры, в плащах и пилотках со звёздочками. Последний пассажир - овчарка Тигр, скулит и упирается, заходить в самолёт не желает, рвётся к другому самолёту. Её насильно, на руках, заносят в пассажирскую кабину, закрывают дверцу. Из кабины доносится тоскующий собачий вой. Дверцу открывают, овчарка пулей вылетает из кабины, огромными прыжками мчится к другому самолёту, радостно скуля, скрывается за приоткрытой дверью.
   В 3 часа ночи, в полной темноте, не включая фар, два "дугласа" взлетают с аэродрома острова Вис. Гул от моторов самолётов на аэродроме ночью - привычный шум для прожектористов и зенитчиков, внимание на него они не обращают. Но более слабый звук с воздуха, привлёк внимание какого то бдительного прожекториста-англичанина. Яркий луч прожектора вонзился в небо, на какое-то время осветил борт и хвост одного из самолётов. Завращались стволы зениток. Так и подбить могут! К счастью, всё обошлось. Завывающий звук моторов "Юнкерса" легко отличить от ровного гула "Дугласов". Луч прожектора гаснет, служба ПВО успокаивается.
   В последующие дни, в английской миссии - переполох. Куда подевался маршал Тито? Офицер из штаба генерала Йовановича отвечает, что маршал имеет право летать, куда пожелает, никому не докладывая, очевидно, отправился в Черногорию инспектировать войска. Английские офицеры осаждают радиостанцию, посылая запросы в свои миссии, расположенные на посадочных площадках партизан. Местонахождение маршала Тито им долго установить не удаётся. Наконец, генерал Йованович объявляет, что маршал и штаб НОАЮ должны руководить освобождением Белграда и Югославии с уже освобождённой советскими войсками восточной территории Сербии, а остров Вис расположен слишком далеко от фронта. Англичане теряют к штабу интерес, численность их на острове уменьшается.
   Мы подсмеиваемся про себя, английская разведка на этот раз оплошала. Нетрудно сообразить, кому был предназначен в подарок красивый бочонок вина, а ведь многие англичане его видели. Вскоре становится известным, что маршал Тито был в Москве, у товарища Сталина.
   Штаб НОАЮ готовится к перелёту. Ненужные документы уничтожаются, необходимые прячут в сейфы, их мы увозим на аэродром, охраняем, вместе с остальным штабным имуществом. Ох, и много же всего накопилось, в один самолёт погрузить не удастся. Помощник начальника оперативного отдела утешает, будет несколько рейсов, главное - быстрее доставить оперативных работников штаба, радистов, чтобы возобновить работу на новом месте. Потом прилетят остальные.
   При свете фар, самолёт взмывает в ночное небо. Прощай, остров Вис, ставший за несколько месяцев для нас родным! Тяжело загруженный "дуглас" подымается на высоту, чтобы пересечь Динарские горы, укрытые сверху облаками. Летим навстречу солнцу, при хорошей видимости пересекаем Дунай.
   Майор Шевцов летит с нами на первом самолёте, приземляемся в Румынии, на аэродроме города Крайова. На военном аэродроме звучит не только русская речь, тут базируются и румынские лётчики, которые пожелали воевать против Гитлера в рядах новой румынской армии. Несколько лет они воевали против нас, теперь будут воевать рядом с нашими лётчиками. Среди административного персонала аэродрома осталось на своих должностях много румынских офицеров. На "дуглас", совершивший посадку, внимания не обращают, никто к нам не подходит, ожидаемого автотранспорта нет.
   Наконец, к самолёту подкатывает роскошный "бьюик" и грузовик. Из автомобиля выходит наш офицер, представляется, как и. о. начальника штаба советской военной миссии, полковник Старинов. Объясняет обстановку: Румыния только недавно объявила войну Германии, официально - они наши союзники, на деле - хитрят. Многие офицеры саботируют указания советской военной администрации, с трудом освобождают помещения, не выделяют автотранспорт. Этот роскошный "бьюик" - из гаража военного преступника, которого ждёт суд и петля, пришлось реквизировать только с помощью автоматчиков.
   Оперативный отдел штаба НОАЮ размещается в особняке одного из сбежавших румынских чиновников, занимает одно из помещений. В 2-х этажном дворце, на 2-м этаже, живёт маршал Тито с женой, двумя ребятишками и пожилым югославом, воспитателем его детей. На первом этаже размещается его немногочисленная охрана и прислуга. Полковник Старинов дружески беседует с майором Шевцовым и Кузьменко, коротко знакомится с сержантами. Узнав, что мы участвовали в наступлении на Таганрог в 41 году, оживляется, сообщает, что в это время тоже воевал в тех местах. Просит Шевцова поставить команду Кузьменка для охраны особняка, в его распоряжении имеется всего пять бывших "партизан", заброшенных самолётом на территорию Венгрии. Чудом им удалось выжить, перебравшись на территорию Румынии. Он же займётся материальным обеспечением и организационными вопросами, налаживанием взаимодействия с румынской администрацией. Замечаем, что у полковника Старинова покалечена одна рука, похоже, от взрыва мины. Так состоялась моя встреча со знаменитым диверсантом. С маршалом Тито полковник Старинов давно знаком.
   Мы несём внешнюю охрану особняка. В городе постреливают, особенно по ночам. Каждые два часа мимо особняка проезжает комендантский патруль. Останавливается, коротко сообщает оперативную обстановку. В городе полно румынских офицеров, которые остались верны Антонеску и Гитлеру, пытаются оставить в новой румынской армии старые порядки. Недавно девушке-регулировщице пришлось застрелить румынского офицера, когда тот начал бить по лицу солдата, не отдавшего ему честь. Имеют место случаи нападений на советских солдат. Рекомендует без оружия из особняка не выходить.
   Прибывает генерал Арсо Йованович со всем штабом, как обычно, при встрече с охраной здоровается. А маршал Тито кажется нелюдим, на окружающих внимания не обращает, на прогулку выходит с женой, детьми и овчаркой. Он страдает от вынужденного пребывания на румынской земле, хочет быстрее вернуться со штабом на территорию освобождённой Югославии.
   Из Москвы в Крайову прибывают сотрудники управления из охраны правительства. Теперь охрану штаба маршала Тито будут нести они, а команда младшего лейтенанта Кузьменка должна пройти "фильтрацию". Сдаём оружие, нас по одному вызывают для беседы с майором. В нём узнаю "пастуха" с московским говорком, в одежде иранца, который угощал нас папиросами "Казбек", но молчу, ведь я помогал сержанту Мамедову утащить овцу из стада, отвлекая внимание москвича каким-то невинным вопросом. И вспоминаю наставление лейтенанта из "смерша" в Тегеране:
   - В каком бы обличье вы не встретили бывшего сотрудника по совместному заданию - делайте вид, что не знакомы. У вас своя задача, у него своя.
   Но, если у меня просто хорошая память на лица, то у майора она - профессиональная. По блеску глаз и короткой задумчивости понимаю, что он меня припомнил. Равнодушным голосом задаёт первый вопрос:
   - Ты меня не помнишь? Мы, кажется, где-то встречались.
   - Никак нет, я вас раньше не видел.
   Он молча кивает, сразу между нами восстанавливается взаимопонимание. Протягивает пачку папирос "Казбек", мы закуриваем. Майор прохаживается по комнате, изредка на меня поглядывая. Потом начинает разговор:
   - Куда же тебя пристроить? Специальной подготовки у вашей команды нет, проверкой заграничной биографии никто заниматься не будет, при штабе оставить не имею права. Ты где желаешь служить?
   - На фронте. Рапорт, с просьбой о направлении в действующую армию подан майору Шевцову ещё на острове Вис.
   Майор сразу переходит в обращении на "вы":
   - Надеюсь, ваша просьба будет удовлетворена. Прочтите и распишитесь, вам запрещается упоминать о своей бывшей службе за границей.
   Перед убытием из особняка, майор Шевцов устроил команде короткие проводы, принёс бутылку водки. Выпить не успели. Входит майор-москвич, молча выливает остатки из бутылки в свой стакан, произносит тост:
   - За победу!
   Вручает каждому по пачке папирос "Казбек" и командировочные удостоверения о направлении в воинские части. Сопровождает нас за ворота штаба, молча козыряет.
   Три сержанта, под командой младшего лейтенанта Кузьменка, следуют на перекрёсток дорог. Здесь движением командует симпатичная девушка-ефрейтор, с флажками и автоматом, на гимнастёрке - гвардейский знак и медаль "За отвагу". В регулировщицы берут только отчаянных девчат, водители выполняют их указания беспрекословно, знают, что при малейшем неповиновении, она имеет приказ стрелять по шинам. А если промажет, и кого-то случайно убьёт - виноват водитель, не выполнивший приказ. Увидев нас, девушка прикладывает к пухлым губам свисток. Появляется прихрамывающий младший лейтенант, тоже с автоматом, до этого сидевший за кустами. Берёт командировочные удостоверения, прочитывает, переводит цифровые обозначения воинских частей на понятные нам фамилии хозяйств. Мне необходимо явиться в хозяйство Жука, всем остальным - в другие хозяйства. Понимаем, что нас разъединили, вместе служить не будем. В последний раз вглядываюсь в лица друзей - Виктора Кузьменка, Николая Темнохуда, Володи Гончарука, стараюсь запомнить. Регулировщица останавливает "студебеккер", весело кричит:
   - Кто в хозяйство Жука? Машина подана, садись!
   Торопливо прощаюсь с друзьями, неловко обнимаю каждого, отворачиваю в сторону лицо, чтобы они не увидели мои, вдруг запотевшие глаза.
  
   Глава 6. В ДЕЙСТВУЮЩЕЙ АРМИИ.
  
      -- СРЕДИ ШТРАФНИКОВ.
  
   Через задний борт вваливаюсь в кузов грузовика, наступая на чьи-то ноги. Сразу слышу мат и обращённые ко мне слова:
   - Тоби шо, повылазило?
   - Извините, не рассмотрел.
   - О, интеллигент появился.
   Раздаётся хохот. Осматриваюсь. Кузов полон солдат, одетых в поношенное обмундирование, выстиранное и заштопанное, но со следами от пятен крови. Ясно, пополнение из штрафбата, после госпиталя и запасного полка. Молча подвигаю крайнего и сажусь на сиденье, не снимая с плеч вещмешок. В разговор вступает солдат, на вид лет 40, с большим носом и усами:
   - Я - Георгий Джабуа, из Гори, клычка Кацо. Ты - кто, откуда, куда?
   - Петро, из Корсуня, направляюсь в хозяйство Жука.
   - Мы всэ направляемся туда. Кто есть Жук, знаешь?
   - Нет, не знаю. Очевидно, командир воинской части.
   - Бэз тэбя знаем, что командыр. Армэйский закон знаешь? Курэво есть - делись!
   Курево у меня есть - две пачки американских сигарет, пачка "Казбека", и две пачки махорки. Вынимаю из вещмешка махорку, отдаю в жадно протянутые руки. Грузин следит, чтобы всем хватило на закрутку, последним закуривает сам. Ага, он, значит, пахан, но справедливый. От души отлегло, стало весело.
   - Ты пачему сам сразу нэ закурил? Ждал последнюю? Последняя у попа жёнка. Или кисет с махрой ещё есть?
   - Кисета нет, не подарили. Зажигалку мне подарили, не хотел показывать, боюсь потерять.
   - Покажы.
   Моя красивая, никелированная, американская зажигалка пошла по рукам. У бывших штрафников зажигалки самодельные, из винтовочного патрона. Осмотрели мою, вернули.
   - Скажы, кто подарыл?
   - Дядя Сэм.
   - Богатый у тэбя дядя. Можэт, и тушёнку он подарыл?
   - А без тушёнки я зажигалку не брал. Пришлось ему ещё и тушёнку с галетами дарить.
   Смеются, вытаскивают самодельные ножи, больше похожие на финки, ловко вскрывают мои три банки, все вместе едим. После еды раскуриваем пачку американских сигарет. Начинают серьёзный разговор:
   - Расскажи, где воевал и кем? Что можешь?
   - Под Ростовом. Сначала отступал, потом наступал. Был стрелком, потом пулемётчиком. Могу водить машину.
   - Подходишь. Мы все рядовые, нам свой сержант нужен. А мы тебя в бою охранять будем. Согласен?
   - Нет. В бою каждый должен защищать себя и товарища, а сержант должен руководить отделением, а не прятаться за спины. И шестёркой не буду.
   - Ну, как хочешь. Советуем подумать.
   Поздно вечером приезжаем в часть. Колонну из трёх машин останавливают возле КП, командир маршевой роты приказывает из машин не выходить, скрывается за воротами. Через некоторое время возвращается с двумя офицерами, подполковником и капитаном, командует построение. Вперёд выходит гвардии подполковник, заметно, что он под хмельком:
   - Здорово, штрафнички!
   После нестройного ответа, продолжает:
   - Вы прибыли для пополнения гвардейской танковой бригады, и я, как командир бригады, приложу все усилия, чтобы сделать из вас настоящих гвардейцев, способных сохранить и умножить в предстоящих боях славу бригады. Занятия начнутся завтра. На ужин ваша колонна опоздала, придётся потерпеть. Вопросы есть?
   - Рядовой Джабуа. Зачэм называешь нас штрафниками? Мы своей кровью искупили свою вину перед Родиной. Зачэм нэ хочэш кормить? Я родился в Гори, напышу своему зэмляку, товарищу Сталину, как гвардии подполковник Жук встречает бывших штрафников.
   В наступившей тишине, ухо улавливает только едва слышные звуки разрывов на другой, правой стороне Дуная, там идёт бой. Первым нарушил тишину подполковник. Негромким голосом даёт какие-то указания капитану, тот исчезает за воротами. Подполковник молча прохаживается перед строем, вглядываясь в лица, хмель с него слетел. Появляется капитан, молча кивает. Гвардии подполковник продолжает:
   - Товарищи бойцы! Произошла ошибочка, но это не значит, что требования к вашей боевой подготовке будут снижены. Вы ещё десяток раз умоетесь потом, но это лучше, чем один раз умыться кровью. Жалобы, к кому-либо, писать запрещаю, разрешаю и требую честно оглашать их перед строем во время инспекторских поверок. Считайте первую нашу встречу такой поверкой. Через полчаса повара подготовят чай и лёгкий ужин.
   По закону, получившие ранения бойцы штрафбатов, освобождаются от судимости. Но я не верю, что пролитая на поле боя кровь, избавила вас всех от прежних, вредных привычек. Предупреждаю, что воровство и мародёрство будут караться по всей строгости законов военного времени, вплоть до расстрела. Я направляю ваше пополнение в мотострелковый батальон под командованием гвардии капитана Гордиенко. Товарищ капитан, примите пополнение.
   На следующий день, после санпропусника, пополнение получает новенькое, с иголочки обмундирование. У меня, и ещё двух сержантов, оно в хорошем состоянии, но старшина роты объясняет, что войска за границей, по приказу, должны быть переодеты во всё новое, независимо от сроков носки. Он не знает, откуда я прибыл. Мы переодеваемся.
   Через пять минут разъярённый старшина влетает в раздевалку. У него исчезли два комплекта нижнего белья, он намерен устроить обыск, найти виновного и наказать. Вмешивается Джабуа, просит старшину на минутку выйти, они сейчас сами найдут пропажу, а виновного в краже накажут вечером, после отбоя.
   Боец, по кличке Шпынь, молча отдаёт украденное, на его лице ничего не отражается, кроме равнодушия. Догадываюсь, что это профессиональный вор. Тороплюсь осмотреть свой вещмешок, я завязал его хитрым узлом. В мешке рылись, но ничего не взяли.
   Меня сразу же вызывают к "смершисту". Задаёт вопрос, откуда у меня американские сигареты и зажигалка? Отвечаю, что "махнулся" с лётчиками на табак "самсун". Ничего не говоря, отпускает.
   По команде командира роты происходит построение рядовых для разбивки по отделениям. Отсчитывает три отделения по 16 человек, к каждому отделению подводит сержанта. Меня назначает командиром первого отделения. В отделении знакомых по машине лиц нет, узнаю только равнодушную физиономию Шпыня. Старший лейтенант приказывает каждому бойцу запомнить номер отделения и лица своих сержантов. Несколько раз повторяет команды "разойдись" и "становись". Потом приказывает сержантам составить списки бойцов своих отделений. Я своим глазам не верю - в моём отделении стоят только попутчики по машине, вместе с Джабуа. Значит, толкотню с имитацией неумелого построения, они затевали с умыслом! Выбрали всё-таки "своего" сержанта!
   Составляю список, не со слов, а сверяясь с записями в красноармейских книжках, передаю командиру роты, молча наблюдавшему за процедурой, тот вручает списки писарю, тихо даёт какие-то указания. Приказывает сержантам заняться строевой подготовкой по отделениям. Начинаю с отработки построений. Без вопросов, строятся быстро, умело, и строем ходят не плохо. Похоже, что в штрафбате их хорошо муштровали.
   Появляется писарь, вручает командиру роты бумагу. Командир вызывает из строя троих бывших штрафников - вместо фамилий, они сообщили сержантам клички. Делает им и сержантам замечание, клички отменяются, кто "забудет" свою фамилию - будет строго наказан. Строй распускает на перекур, писарю-сержанту приказывает наблюдать, нас ведёт в штаб батальона.
   Сержанты представляются по очереди гвардии капитану Гордиенко. Я забываю добавить к званию слово "гвардии", получаю замечание. Просто засмотрелся на него: грудь в орденах и медалях, несколько шрамов на лице совсем его не портят. Немного напоминает Юру Костенко, но возмужавшего. Командира батальона интересует мнение сержантов: сегодня пополнение должно получать оружие, существует ли угроза жизни сержантам? Если так, он прикажет выдать сержантам пистолеты. Первым отвечаю я:
   - Товарищ гвардии капитан, пистолеты не нужны, у них ножи, но угрозы жизни нет. А вот отделения большие, командира взвода нет, уследить за всеми трудно.
   - За командира взвода временно будет командир роты, гвардии старший лейтенант Соболь. Командир взвода и сержанты находятся на излечении в госпитале, берегу штаты для них. Не хочу терять боевых товарищей, потерпите. Оружие несколько ночей будет находиться в закрытых пирамидах, дополнительно подселяю к вам старшину роты. Приказываю: получать оружие.
   Получаем на оружейном складе новенькие автоматы ППШ и по два диска с патронами. Остаток дня уходит на удаление заводской смазки, ознакомление с конструкцией и правилами обращения. Я доволен, все бойцы с понятием.
   Вечером ко мне обращается старшина роты:
   - После отбоя в красном уголке штрафники хотят устроить суд над вором, я разрешил. Тебя согласились допустить в качестве зрителя, ты присмотри, чтобы обошлось без членовредительства.
   Суд начался. Минут пять, с криками и руганью, выбирали "прокурора", "судью", "защитника" и "палача". Выбрали, успокоились, судья взял в руки деревянный молоток-киянку, предоставляет слово "прокурору", тот начинает:
   - Граждане, подсудимый Шпынь совершил воровство - украл у государства два комплекта нижнего солдатского белья. Согласно, уголовного кодекса, он совершил преступление, за которое в мирное время подлежит наказание - несколько месяцев исправительных работ, а в военное время - тюрьма и штрафной батальон, тем более, что подсудимый и раньше был неоднократно судим. От имени закона, я требую справедливости - наказать подсудимого 20-тью ударами солдатского ремня по заднице, и просить командование об отправке его обратно в штрафбат. Я сказал.
   Слово берёт защитник:
   - Гражданин судья! Прошу обратить внимание на некоторые неточности в речи глубокоуважаемого мною прокурора. Во-первых, гражданин Шпыневский, будучи в штрафбате, пролил кровь за Родину, согласно закону, все прежние судимости с него сняты, ни о каком штрафбате и речи быть не может. Тем более, что боевые действия идут на территории противника, кто может мне сказать, существуют ли сейчас за границей штрафбаты? Прокурор молчит, это знак согласия со мной, защитником подсудимого, этого безвинного и глубоко страдающего молодого человека, у которого вся жизнь впереди, у него ещё есть время для избавления от своей пагубной страсти к воровству. Но он чистосердечно признался в воровстве, вернул казенное бельё государству в целости и сохранности, даже не запачкав. Следовательно, никакого урона государству он не нанёс. И я спрашиваю прокурора, имеются ли свидетели воровства? Свидетелей нет. Вполне возможно, что старшина ошибся и выдал ему три пары белья, вместо одной, или ему подбросили. О наказании ремнём по заднице и речи быть не может, тем более, что подсудимый находится на государственной службе. Бить по его заднице, значит, бить по государству. Требую, во имя справедливости, полного оправдания подсудимого. Я сказал.
   Звучат аплодисменты некоторых участников. Судья даёт слово Шпыню:
   - Я, это...,как его...,больше не буду.
   Судья оглашает приговор: 10 ударов.
   Шпынь покорно спускает брюки, ложится на скамейку, без стона переносит удары пряжкой солдатского ремня, встаёт, застёгивая штаны, благодарит "палача". На лице - равнодушие.
   В моём отделении - отличные стрелки, в двух других - тоже неплохие результаты. Патронов на боевую учёбу штрафников не жалеют. Нам Соболь первыми разрешил бросать боевые гранаты Ф-1. Осколки от места взрыва летят за 100 метров. Я таких гранат ни разу не бросал, не приходилось. В училище только дали бросить по одному курсанту из взвода, потом, в обороне под Ростовом, их всем бойцам не выдавали, экономили. Наблюдателем от штаба батальона вызвался быть гвардии капитан Быстров, наш "смершист". Худощавый, стремительный, скор на слова и дела, старается соответствовать своей фамилии. На виске - след от ранения, под тонкой кожей видно, как пульсирует жилка. Комиссования после ранения избежал, удрав из госпиталя. Говорят, что иногда у него бывают припадки.
   Пришли на бывший румынский полигон, я приказал бойцам рыть окопы, такую гранату положено бросать из укрытия. Быстрову ждать некогда. Выходит вперёд, бросает гранату, кричит: "Ложись!". Громыхнуло, два-три осколка срикошетили от касок. Гвардии капитан приказывает бойцам отделения по очереди подходить к нему и также бросать гранаты. Ничего, пронесло, раненых нет, спасла влажная земля Нижнедунайской низменности, часть энергии от взрыва ушла вниз. На твёрдой почве легко бы не отделались.
   Быстров приказывает построить отделение, объявляет, что получены личные дела штрафников, претензий у службы "Смерш" к бойцам нет, но он решил устроить "боевую" проверку бросанием гранат. Через несколько дней подготовка к боям закончится, всем выдадут нагрудные знаки "Гвардия". Он - танкист, надеется, что стрелки в составе танковой бригады, будут воевать не хуже танкистов. Приказывает возвращаться в казарму с "Песней про танкистов". Мы поём:
   - Три танкиста, три весёлых друга,
   Экипаж машины боевой...
   Вечером меня приглашают на собеседование в "Смерш". Никакой вины за собой не чувствую, очевидно, пришло моё "личное дело". Последний листок, в котором отражена моя служба за последние два с половиной года, я читал, майор Шевцов заставил выучить.
   Быстров кивает на стул, я присаживаюсь, он молча листает моё "личное дело". Узнаю каллиграфический почерк писаря, сержанта Иванова, потом его меняют почерки других писарей. Капитан задает вопросы:
   - Кто такой полковник Людников?
   - Командир нашей 16 ОСКБ.
   -Тот самый?
   - Да, потом командир дивизии, герой обороны Сталинграда.
   - За что он объявил тебе благодарность?
   - За участие в разгроме колонны немецких мотоциклистов.
   - Тут написано, что ты, под Покровском, уничтожил немецкий танк, это правда?
   - Не уничтожил, а подбил.
   - Ну, всё равно, ты заслужил награду. Почему у тебя нет медалей?
   - Значит, не заслужил. В 41-ом не до наград было.
   - Не ври, в последующем награждали на основании записей в личных делах. Колись, когда и за что провинился?
   - Нет за мной вины, служил, как положено.
   "Смершист" закрывает папку, кладёт сверху пистолет, глаза наливаются опасной синевой. Сдерживая себя, обращается ко мне другим тоном:
   - Нормальный разговор окончен, начинаю допрос. Не родился ещё на свете человек, который бы смог обмануть Быстрова. Смотри мне прямо в глаза и быстро отвечай на вопросы:
   - Где служил после госпиталя и кем?
   - В горнострелковом полку возле Гудауты водителем, потом стрелком.
   - А дальше?
   - Направлен служить на аэродром Адлера. Водитель, укладчик парашютов, стрелок.
   - Ври дальше.
   - С Адлера направлен в Румынию, аэродром Крайова, но приказали служить при комендатуре. С комендатуры направлен к вам. Всё.
   - Нет, не всё. Почему твоя служба за два с половиной года отражена на одном листке, а предыдущие записи явно изъяты? Отвечай!
   - Не знаю. Так надо для победы.
   Последние слова выскакивают из меня самопроизвольно, я опасаюсь удара пистолетом по голове. Гвардии капитан Быстров вскакивает со стула, оставив пистолет на папке, совершает несколько стремительных кругов вокруг стола. Потом, уже другим тоном обращается ко мне:
   - Пока свободен. Но учти, я буду копать. Советую признаться самому.
   В составе роты, под командованием Соболя, совершаем марш-бросок на север, до изгиба Дуная. На голове командира роты - любимая им кубанка. Это нарушение формы, но Соболь когда-то служил в кавалерии, нам по нраву его лихость. Вдоль реки тянется хорошее шоссе. За несколько десятков километров - Железные ворота, там Дунай бьётся в теснине, протекая между скал. В этом месте немцы затопили больше сотни судов, с целью преградить путь кораблям Дунайской военной флотилии. Сейчас мониторы расчищают фарватер, зацепляя якорями затонувшие суда, и оттаскивая их в стороны.
   Обратный путь командир роты сокращает, взвода должны возвратиться самостоятельно, сам остаётся при нашем взводе. Проходим по бездорожью, через деревни румын. На благодатной земле живут нищие крестьяне в убогих домах, полных блох. Встречаются великолепные дворцы, это жилища помещиков. Заходить туда мы не имеем права, только с разрешения властей. Владельцы, как правило, супруги или ближайшие родственники офицеров, многие пожелали воевать против немцев, чтобы сохранить свои поместья. К нам относятся враждебно.
   Нищие крестьяне пугливо прячутся в домах при прохождении взвода, на улице остаются только сидящие на скамейках глубокие старики, собаки и куры.
   Впрочем, бывают исключения. В одной из деревень, нас встречает староста с жителями, в руках у него хлеб-соль. Обращается с приветствием, он узнал, что Сталин наградил румынского короля Михая орденом Победы, село празднует это событие, просит воинов принять участие, выпить и закусить, чем бог послал. Рядом со старостой стоят начальник полиции с медалью на груди, полученной от Антонеску, и поп в рясе. На столах разложено обильное угощение, стоит бочонок с цуйкой. Старший лейтенант Соболь хлеб-соль принимает, выпивает рюмку цуйки, благодарит за хороший приём и угощение, извиняется, он спешит. Один румын переводит, он обижен, просит разрешения у пана- офицера угостить солдат. Мы выпиваем по маленькой рюмке светло-жёлтой цуйки слабой крепости, закусываем, нам наливают по второй. Рюмки очень маленькие, а бочонок с цуйкой большой. Судя по намерению румын, застолье затянется. Соболь приказывает вынуть из вещмешков кружки, нам наливают полные, мы выпиваем под аплодисменты румын, строимся и уходим.
   При возвращении роты в казарму, Шпынь бежит на кухню, обратно его, с руганью, выводит старшина. В руках у Шпыня - три курицы со скрученными головами, пытался сдать старшине для общего котла. Командир роты арестовывает Шпыня и отправляет на гауптвахту, следователь там разберётся.
   Рядового Шпыневского следователь обвиняет в мародерстве. Сержант позволил ему на минуту отстать, чтобы перемотать портянки, через пол - минуты Шпыневский догнал строй с полным вещмешком за спиной. На вещмешке обнаружены следы крови. В похищении курей Шпыневский признался. Дело направляют в трибунал.
   Мы гадаем, какое наказание ожидает бывшего штрафника - штрафбат, или расстрел? Знающие солдаты утверждают, что только маршал Рокоссовский уговорил Сталина сохранить на его фронте два штрафбата, из них один для разжалованных офицеров. Но попасть туда могут, за ранее совершённые подвиги, только орденоносцы и бывшие Герои Советского Союза.
   Приходит сообщение, что командир 4-го гвардейского механизированного корпуса, генерал Котов, утвердил приговор трибунала - расстрел. После зачтения приговора, побледневший сержант, командир отделения, в котором служил Шпыневский, командует: "Отделение, пли!". Звучат одиночные выстрелы из автоматов. Шпыневский падает, пронзённый пулями в грудь, выпущенными своими бывшими товарищами. Они стреляют метко, чтобы осуждённый не мучился. Лицо покойника осталось равнодушным, его хвалят, он встретил смерть спокойно. А сержант, командовавший расстрелом, стал заикаться.
   После исполнения приговора сидим, курим, молчим. На душе муторно, Шпыня почему-то жаль. Молчание прерывает Джабуа:
   - Почему так бывает, живёт человек - не любим, после смерти - жалеем. Я одного тылового гада прирезал, спекулянтом был, на страданиях людей наживался, меня хотел шестёркой сделать. Не жалею об этом. Мне Шпынь ничего плохого не делал, другим зло делал, воруя. Но в штрафбате воевал хорошо, себя не жалел. Напрасно штрафбаты отменили, лишили его возможности умереть достойно. Пожалели румына за три уворованные курицы, хотя Антонеску разрешал солдатам грабить наше население, с полной телегой добра отправлял отпускников домой. Грабёж считался наградой.
   После госпиталя, меня направили в запасной полк, в Болград, с запада туда же пригнали пленных немцев. Их разместили в благоустроенных казармах, нам приказали рыть землянки в чистом поле. Себя не жалеем, других жалеем.
   Приказываю прекратить разговоры, завтра - инспекторская поверка, всем помыться, почиститься, оружие привести в порядок. После хорошей бани стало легче, вода смывает не только грязь, но и неприятные воспоминания. Сержанта-заику вместо тёплой воды, неожиданно облили холодной, с испугу он перестал заикаться, все хохочут.
   Гвардии подполковник Жук своё обещание сдержал, сам прибыл на инспекторскую поверку. За его спиной выстроились штабные офицеры. Звучит вопрос:
   - Жалобы есть?
   - Есть. Рядовой Джабуа. Зачем приговорили к расстрелу Шпыневского? Почему не дали ему умереть в бою? Он - один вор курей, у немцев - все солдаты воруют кур. Теперь я буду воевать и за расстрелянного. Почему не пускают нас в бой? Я хочу, чтобы была победа. Когда будет конец войне?
   - В рядах Красной армии мародёрам не место, мы не гитлеровцы. В бой пойдём, когда получим приказ. Война закончится после взятия Берлина. Наша ближайшая задача - освободить столицу Югославии, город Белград. Плечом к плечу, с нами будут сражаться воины НОАЮ и армии Отечественного фронта Болгарии. Я вижу, что пополнение гвардейской танковой бригады готово к боям. От имени командования вручаю вам нагрудные знаки "Гвардия". Верю, что вы проявите себя в боях настоящими гвардейцами.
   Из строя вызывают по списку всех бывших штрафников и двух сержантов, они возвращаются в строй со знаками на груди. Меня не вызвали, значит, я не достоин, "бешеный" капитан Быстров из "смерша" что-то накопал в моём деле. Безразлично слушаю, как из строя вызывают моего командира взвода, гвардии лейтенанта Горовца, он только что прибыл из госпиталя. У него уже имеется орден Красной Звезды и медали, сейчас ему вручают орден Отечественной войны. Он возвращается в строй, занимает место рядом со мной. Озвучивают фамилию какого-то сержанта Суницы, наверное, однофамилец, я стою. Лейтенант толкает локтём в бок, я, как автомат, выхожу из строя, гвардии подполковник Жук вручает мне знак "Гвардия" и две медали, "За отвагу" и "За боевые заслуги". Это "смершист", гвардии капитан Быстров "откопал" их для меня в наградном отделе за прошлые годы.
   На праздничный ужин бойцам, посвящённым в гвардейцы, выдали по сто грамм спирта. Бросаю в кружку свои награды, спирт заполняет её до верха.
  
  
  
   2. "НАПРЕД!", НА БЕЛГРАД!
  
   В конце сентября началось долгожданное наступление. Заухали орудия, разрушая оборону противника в Восточно-Сербских горах, слышны разрывы бомб, сброшенных армадой наших бомбардировщиков на укреплённые позиции врага, наведён наплавной мост через Дунай. Мы стоим, в ожидании приказа, воюют другие, в бой танковую бригаду не вводят. Командир батальона использует время для формирования штурмовых взводов. Равномерно распределяет по взводам бывших штрафников, моё отделение остаётся во взводе Горовца, в роте Соболя он назначен командиром штурмового взвода. Назначением доволен, объявляет взводу, что будем в первых рядах прорыва, всех ждут награды, "или грудь в крестах, или голова в кустах". На мой вопрос, когда прибудет второй сержант, и когда 16 бойцов разделят на два отделения, сообщает, что сержанта временно оставили в тылу готовить пополнение из новичков, придут на смену погибшим. Мне приказывает выбросить дурь из головы, воевать с умом, выполнять приказы и сохранять жизнь бойцов. Отвечаю, что для этого необходимо половину бойцов вооружить самозарядными винтовками, остальным оставить автоматы. Гвардии лейтенант смотрит на меня с интересом, обещает "пошарить" по складам. Через полчаса наше отделение получает 10 автоматических винтовок АВТ-40, от них солдаты отказываются.
   Мои бойцы тоже не в восторге, ворчат, им по нраву надёжная "трёхлинейка". Демонстрирую быструю разборку и сборку, рассказываю о преимуществах, обещаю достать обмотки для предохранения затвора от пыли. Занятие прерывает грохот моторов подъехавших двух танков Т-34. Командир взвода показывает и рассказывает о правилах посадки и размещения десанта на танке. Совершаем поездку на танках, держась за скобы. На неровной дороге мотает ужасно, легко свалиться с танка, крепко держимся за скобы, танкисты нарочно едут "с ветерком".
   Разрушена оборона противника в горах, войска развивают наступление в сторону долины Моравы. Получен долгожданный приказ перейти на правый берег Дуная. Покидаем румынские казармы, их сразу же занимают тыловые части. А наша танковая бригада форсирует Дунай, совершает переход, и 11октября начинает боевые действия, наступая вдоль железной дороги Ниш - Белград. На танках появились надписи "Напред!", легко переводится, как "Вперёд!".
   Оперативная группа армий противника "Сербия" уничтожена, части её отступают на запад и север. На помощь им перебрасываются немецкие войска с Греции и Венгрии. Нужно опередить их, соединиться с бойцами НОАЮ, которые воюют в центральных и западных областях Сербии. Об этом напоминает офицерам и бойцам гвардии подполковник Жук, объезжая на "виллисе" колонны войск.
   Под огнём врага форсируем речку Морава, она течёт на север. Появляются раненные и убитые, с танков сваливаются двое моих бойцов, приказано не останавливаться, задние их подберут. Лейтенант Горовец стучит прикладом автомата по башне, когда справа замечает орудие, у танкистов обзор ограничен. Спрыгиваем с танка, он вовремя уходит от попадания, останавливается за бугром. Выходить на открытую позицию и затевать артиллерийскую дуэль на километровом расстоянии от орудия танкисты не желают, научены горьким опытом. На ходу, с движущего танка, в цель не попасть, а остановиться для прицельного выстрела, значит быть подбитым. Пригодились наши винтовки, часть расчёта истребили, остальные спрятались за щитом, ведут по нашей позиции редкий огонь фугасными снарядами, с большим перелётом. Лейтенант Горовец с несколькими бойцами зашёл сбоку, на его крик "Хенде хох!", артиллеристы охотно подняли руки. Они остались без пехотного прикрытия, имеют право сдаться в плен. Лихо подкатывает гвардии капитан Быстров, увозит унтер-офицера, за "языками" он сейчас охотится, не ползая на брюхе, а раскатывая на "виллисе".
   Снова запрыгиваем на танки, мчимся дальше, сбивая заслоны. Замечаем колонны противника, уходящие на запад. Танкисты сообщают об этом по рации, туда устремились штурмовики, расстреливают противника реактивными снарядами, из пушек и пулемётов. Немецкие самолёты в воздухе не появляются. Танки продолжают наступление на Белград.
   В двух десятках километров от Белграда сопротивление немцев резко возрастает, они успели создать вокруг города оборону. В нашу бригаду прибывает несколько офицеров связи из Верховного штаба НОАЮ. Они будут координировать совместные боевые действия с 12-ым армейским корпусом югославов, для соединения с ним необходимо взять штурмом городок Авад. Мы идём на штурм, немцы упорно обороняются. Горят наши танки, погибают бойцы, дело доходит до рукопашных схваток. Немцы не выдерживают и бегут, их преследуют югославы.
   13 октября расчленена оборона немцев вокруг Белграда, наши войска соединились с воинами-югославами. Идёт совместное братание, дружеские объятия, появляется вино. Гвардии лейтенант Горовец успевает отправить в госпиталь раненых, погибшие будут захоронены в братской могиле. В строю от штурмового взвода остаётся половина бойцов. Джабуа получил лёгкое ранение, от госпитализации отказался. Сердце бывшего штрафника тает от тёплого приёма, объятий и вина. Наши и сербы образуют "коло", в центре круга грузин танцует "лезгинку". Он удивительно помолодел, сейчас его вид соответствует возрасту, ему всего 30 лет.
   Налаживается тесная связь с Верховным штабом НОАЮ и войсками. Маршал Тито перебрался в городок Вршац, восточнее Белграда, но хочет лично руководить наступлением войск на Белград. Объезжает свои дивизии, просит Советское командование выделить в его распоряжение одну танковую бригаду, выдать обувь и оружие. Становится известным, что Сталин приказал выделить три танковые бригады, обеспечить оружием, боеприпасами, помочь обмундированием. Танковая бригада гвардии подполковника Жука поступает в оперативное подчинение штаба генерала Арсо Йовановича. Бойцы-югославы радуются, как дети, получая, вместо своего разнокалиберного вооружения, автоматы ППШ с двумя дисками и ручные гранаты. Обмундирование и продовольствие генерал-лейтенант Корнеев приказал выдавать из богатых немецких складов, захваченных нашими войсками возле города Вршац.
   Пополнение в бригаду не приходит, да и нужды в нём нет. Югославы рвутся "напред", угнаться за ними в бою трудно, да и числом их значительно больше численности 3-го Украинского фронта. Штурм Белграда начинается без артиллерийской подготовки, маршал Тито приказал сохранить здания города от разрушений. В бой, за освобождение города, идут танки. Один танк движется по правой стороне улицы, другой танк - по левой. Бойцы следуют за танками, прикрываясь ими, как щитом. В работе только танковые пулемёты, пушки не стреляют. С севера город блокируют войска 2-го Украинского фронта, в Смедерево высадился десант Дунайской военной флотилии, который блокировал шоссе на город с востока, не пропустил в Белград отступающие немецкие войска. 20 октября Белград полностью освобождён, начинается ликование.
   28 октября происходит совместный военный парад, с духовым оркестром. На трибуне стоят маршалы Тито и Толбухин, в окружении генералов. В параде участвует и мотострелковый батальон гвардии капитана Гордиенко. В строю осталось не больше двух рот, считается, что наши потери были не большими.
   Командир батальона, гвардии капитан Василий Гордиенко - мой близкий земляк, из Смелы. Я давно догадался, что он - сын знакомого мне надзирателя, который показывал фотографию курсанта. Мучился сомнением, рассказать о встрече с его отцом, или промолчать? Сомнения прекратились, когда узнал, что его отец, мать, сестра и ближайшие родственники расстреляны немцами за участие в подпольной борьбе и связь с партизанами. Незачем ворошить ему воспоминаниями старые раны.
   Танковая бригада выведена в резерв, мы гадаем, на какой участок фронта нас направят после отдыха. Большинство считает, что на запад, освобождать Хорватию и Словению, но, для этого необходимо, чтобы союзники нанесли удар с Запада, на хорватское Приморье. Бойцы-югославы сомневаются, они уверены, что англичане не станут проливать кровь за то, чтобы в Югославии утвердилась власть коммунистов с маршалом Тито во главе. А немцы ещё сильны, в Югославии, под командованием генерал- полковника Вейхса, находится около 200 тысяч человек. Примерно столько же, насчитывали реакционные югославские войска Недича, Павелича, Рупника, которые фактически подчинялись гитлеровцам.
   Бойцы НОАЮ считают, что в Югославии одновременно идут две войны, одна - освободительная, против немецких оккупантов, вторая - гражданская, между собой. Лучше было бы, если Сталин и Черчилль не вмешивались в гражданскую войну, югославы между собой сами разберутся.
   Становится известным, что 7 ноября на пехотный корпус, двигавшийся из города Ниш на Белград, вдруг налетела американская авиация и начала его бомбить. Жертвой бомбёжки разбушевавшихся янки стал и командир гвардейского корпуса, генерал Котов. Американское командование принесло извинения по поводу этого инцидента.
   В бригаду прибыло пополнение, 18-ти летние пацаны, родом с Одесской области и Молдавии, плохо обученные и бесшабашные. Двоих направили в моё отделение, явились ко мне с гвардейскими знаками на груди, где-то раздобыли. Приказываю знаки снять, вручат перед строем, когда заслужат. Надулись, смотрят косо, явно не уважают. Веду отделение на стрельбище, все быстро отстрелялись, ушли на перекур, сбив консервные банки, кроме двух новичков. Метко стрелять они не умеют. Приказываю стрелять до тех пор, пока каждый не собьёт по пять банок, раньше на обед они не пойдут. Призадумались, начали тщательно целиться, обсуждать между собой каждый неудачный выстрел, нашли причину - винтовки плохие. Беру их самозарядки, с положения стоя поражаю мишени, объясняю ещё раз правила прицеливания. Уже лучше, сначала отстрелялся Жора, потом Сеня, на это ушло много времени, когда пришли в столовую, там пусто, мои "гвардейцы" носы повесили. Объявляю, что могу покормить, если пообещают соблюдать дисциплину. С охотой обещают, веду их к раздаче, порции для нас оставлены. Аппетит у ребят зверский, это хороший признак, буду продолжать учёбу методом кнута и пряника.
  
   3. ВДОЛЬ ДУНАЯ.
  
   Получен приказ о переходе на левый, северный берег Дуная. Танковая бригада сосредотачивается в окрестностях города Новый Сад. Говорят, что названием город обязан запорожским казакам, два столетия назад переселившимся в эти края. Похоже на правду, встречаются дома, как украинские хаты, печи в домах чисто выбелены, имеется роспись красными петушками. Так делала моя бабушка, вырезая узор на красной свёкле и ставя печати на "прыпичок". Точно также наносят узоры на белые стены и здесь. Но жители зовут себя русскими, хотя чаще встречаются украинские фамилии. Проживают потомки бывших переселенцев и возле городка Русский Керестур. Область Воеводина заселена также венграми, румынами и немцами.
   Наш мотострелковый батальон переправляют через Дунай на барже моряки, хотя рядом имеется мост. По нему совершают переправу танки, орудия, автомобили, повозки. Мост построен при активном участии местных жителей.
   После переправы у Нового Сада, совершили на грузовиках марш по освобождённой области Воеводина до Суботицы, здесь нас задерживают. Идёт дождь, ночевать в грузовике на улице городка не хочется. Стучу в калитку возле ворот добротного каменного дома под красной черепицей, мне сразу же открывают, хозяин стоял за воротами, наблюдая за улицей в щель. Пожилой венгр, с усами на крупном лице, вопросительно смотрит на меня, страха в глазах нет. Без слов тычу себя пальцем в грудь, потом показываю на грузовик и на ворота. Венгр кивает головой, не спеша открывает ворота, делает приглашающий жест рукой, грузовик с бойцами заезжает в просторный двор, мощённый булыжником, останавливается возле длинного сарая, крытого черепицей. Сарай имеет три стены, со стороны двора - только колонны из кирпича. В сарае жуют сено пара красивых коней, стоят две повозки, в загородке ютятся пяток овец, в курятнике беспокойно возятся куры, почуяв чужих. Хозяин спокойно пересчитывает бойцов, неожиданно обращается ко мне на украинском языке, немного искажённом, но понятном:
   - Я - Кари-бачи, в 16-ом году ваш генерал Брусилов меня взял в плен, строил укрепления западнее Киева, после революции вернулся домой. У меня два сына, старший в плену, младший ещё воюет против вас, хочу увидеть их живыми, чтобы войне был конец. Гитлер капут!
   На ночь хозяин размещает солдат на просторной веранде, в горницу просит не заходить, мы нанесём грязи на пол, а его жена Эржи-ныни больна, уборкой после нас ей будет заниматься тяжело. Показывает сверкающую чистотой большую комнату, с хорошей мебелью, зеркалами и картинами. Сам с женой ютится в небольшой комнате возле кухни. Ведёт меня в бетонный подвал под домом, с потолка на крючьях свисают свиные окорока и колбасы, полки заставлены стеклянными банками с закрутками. С подвала выносим небольшой бочонок вина, Эржи-ныни занята на кухне приготовлением яичницы из нескольких десятков яиц, передаём ей брикеты горохового супа и пшённой каши. Бойцы в сарае рубят поленья дров, куры успокоились, почуяв себя в безопасности.
   Ужинаем на веранде при свете керосиновой лампы со стеклом. Эржи-ныни перестаралась, добавив до яичницы и каши перца, но Джабуа вино, кашу и хозяйку хвалит, произносит застольный тост, после кружки выпитого вина во рту горечь пропадает, хочется выпить ещё. В разгар веселья слышим стук в калитку, выхожу с хозяином, не открывая спрашиваю, кого ещё чёрт по ночам носит? "Чёрт" отзывается дурашливым голосом "смершиста", гвардии капитана Быстрова:
   - Дядя, дай воды попить, а то так кушать хочется, что и переночевать негде.
   Открываю калитку, докладываю, как положено. Быстров и Соболь пребывают в весёлом настроении, немного выпивши. Не дослушав доклад, капитан прерывает, он с командиром роты обходил дома, проверял бойцов, найдётся ли место переночевать? Надёжен ли хозяин?
   Кари-бачи выступает вперёд, приглашает господ офицеров заходить, место найдётся. На веранде офицеры сразу выставляют на стол полученный ими месячный дополнительный паёк. Среди богатой еды сиротливо выглядят две банки рыбных консервов, сало и две пачки печенья. Бойцы торопятся закончить ужин, но Быстров приказывает остаться, просит хозяина произнести тост. Тот провозглашает:
   - Гитлер капут!
   Ужин продолжается. Насытившись, офицеры пьют мало, их тянет на сон. Хозяин предлагает господам офицерам переночевать в горнице на диванах. Присвистнув при виде чистоты, офицеры разуваются и, на цыпочках, подходят к диванам. По привычке, пистолеты кладут под подушки.
   Эржи-ныни убирает со стола остатки еды в большую миску, куры завтра доклюют. Она в чём-то настойчиво убеждает мужа, сердится и уходит. Кари-бачи обращается ко мне, сможет ли строгий господин капитан узнать, где находится в плену их сын, жив ли он? Подумав, отвечаю, что родители должны написать ему письмо, а капитан его отправит, куда надо, возможно, сына отыщут. Обсуждаем подробности, которые нужно отразить в письме, чтобы сына могли быстрее отыскать среди пленных, рекомендую письмо сложить треугольником, конверт не нужен, для цензуры так удобнее. Кари-бачи уходит успокаивать жену и писать письмо.
   Эржи-ныни с утра старается угодить господам офицерам, даже приготовила для них настоящее кофе, со старых запасов. Успокаивается только тогда, когда Быстров принимает письмо и кладёт его в планшет. Крестит его в спину, когда он уходит. Женщина помолодела, выпрямилась, её сердце вещует, что сын жив, пан капитан не обманет, скоро она получит от сына весточку. Но один капитан - хорошо, а с богом - лучше. Женщина засобиралась в церковь, уходит с молитвенником в руках.
   Старший лейтенант Соболь не спешит, ему заступать начальником патруля по городку с 10 часов. При виде пары красивых кавалерийских коней у него горят глаза. Просит хозяина одолжить ему коней на время дежурства. Кари-бачи озадаченно молчит, потом объясняет:
   - Кони выбракованные, когда-то их загнали во время скачек, к сельской длительной работе не пригодны, при утомлении подкашиваются передние ноги. Коней ему насильно вручили, забрав у него медлительных, но сильных тяжеловозов. Он не возражает отдать коней, если пан офицер приведёт ему пару крепких лошадок, способных ходить под плугом.
   Соболь и Кари-бачи бьют по рукам, у хозяина находятся красивые кавалерийские сёдла. Застоявшиеся кони ржут, почуяв прогулку, Соболь одевает на голову любимую кубанку. Едем на гарцующих конях по городку до комендатуры, нарочно выбирая дальнюю дорогу, чтобы проехать мимо конной артиллерийской батареи и обоза. Наше появление не остаётся не замеченным. Конями артиллеристы любуются, предлагают меняться, зачем мотопехоте кони, у вас грузовики есть. Гвардии старший лейтенант Соболь даёт себя уговорить, при условии - одного за двоих. Зовут ветеринара, тот освидетельствует всех коней, никаких изъянов не находит. Я возвращаюсь к дому Кари-бачи верхом, ведя на поводу другую лошадь, Соболь ускакал в комендатуру, он отличный наездник, хочет покрасоваться перед офицерами.
   В городке три действующие церкви - католическая, лютеранская и православная. Есть ещё синагога, но евреев нет, помещение бойскауты используют, как спортзал. Эржи-ныни возвратилась из католической церкви успокоенная, крестит меня и коней, приговаривая, "иштэнэм, иштэнэм".
   Кари-бачи лошадьми доволен, немного худые, но до пахоты их подкормит. Мы удивлены, откуда у него такое крепкое хозяйство? Земли возле дома мало, не больше 20 соток, да и та занята под сад и виноградник. Отвечает, что имеет ещё 3 гектара за городом, обрабатывает совместно с родственниками, у них же содержит корову и свиней. Овцы тоже родича, он перевёз их на время к себе, опасались, что когда придут русские, богачей будут раскулачивать. Скоро он отвезёт овец в село, в городке содержать коров, свиней и овец запрещено. А дом построил перед войной сам, когда возросли цены на продукты, немного денег получил по завещанию после смерти родителей, земля досталась в наследство. В колхоз придётся вступить, если с войны не возвратятся сыновья. Пока что у него свой маленький колхоз, с родственниками, одному хозяину содержать плуги, сеялки, молотилку и прочий инвентарь невозможно. Показывает свои руки, они в мозолях.
   Возвращается с дежурства в комендатуре старший лейтенант Соболь, на голове, вместо любимой им кубанки, шлём танкиста. Объясняет, что устроил на площади конный цирк, демонстрируя на коне "испанский шаг" и прочие пируэты. Зрителей собралось много, не заметил, как на "виллисе" подъехал командир бригады. По окончанию представления, гвардии подполковник Жук объявил ему благодарность за отличную конную выездку, и наложил взыскание за нарушение формы одежды - назначил механиком-водителем танка на время марша. Учёного коня приказал оставить при комендатуре, пока не отыщется хозяин. Бесшабашный гвардии старший лейтенант выпивает кружку вина и уходит, весело посвистывая. Он доволен собой, представлением и подполковником, будет о чём поговорить с друзьями.
   Танковую бригаду возвращают на правый берег Дуная. Переправляемся через полноводную, от осенних дождей реку, по переправе возле города Батина. Переправу бомбят и обстреливают немецкие истребители-бомбардировщики, очертаниями похожи на наши "лавочкины". Торопятся быстрее сбросить бомбы на переправу, потом ввязываются в бой с нашими истребителями. Нам объяснили, что это истребители "Фокке-Вульф - 190", пикирующих бомбардировщиков "Юнкерс - 87" у немцев уже нет. Я этому рад, будь они здесь, давно бы разнесли нашу переправу в клочья. А может, опытных пилотов у немцев не осталось.
   Командует переправой седой полковник-сапёр, он здесь полновластный царь и бог, ему подчиняются генералы, ожидающие пропуска своих частей через мост. Но сейчас очередь нашей танковой бригады, гвардии подполковник Жук намерен лично возглавить колонну на "виллисе". Авианалёт продолжается, когда он даёт команду "Вперёд!". Седой полковник не возражает, гвардии подполковник Жук - Народный Герой Югославии, для героя можно сделать исключение из правил.
   Наш мотострелковый батальон переправлялся через Дунай по наплавному мосту бегом, стараясь не отстать от "виллиса" подполковника. В роту возвратился командир, гвардии старший лейтенант Соболь. Весь марш он провёл за рычагами танка, отбывая наказание. На предложение гвардии подполковника перейти в танкисты, ответил:
   - Привык ездить верхом, на коне или на танке. В танке тесно и видимость плохая, а я простор люблю!
   Приказано бежать не "в ногу", а в разнобой, чтобы не расшатать мост. Это непривычно, но отвлекает от взрывов бомб вокруг переправы. Впереди бежит гвардии капитан Гордиенко, с командиром роты, сзади батальона торопит отстающих с пистолетом в руке "смершист", гвардии капитан Быстров. Ему пришлось пальнуть пару раз над ухом новобранца, заробевшего от фонтана дунайской воды, поднятой в высоту взрывом бомбы. С испугу, солдат задал такого стрекача, что обогнал отделение, стараясь держаться подальше от бешеного "смершиста".
   А я не доглядел за своими бойцами, Жорой и Сеней. От близкого фонтана воды они закрыли глаза, но продолжали бежать, сбились с направления и свалились в реку. Приостановился, наблюдая за вынырнувшими бойцами, шинели на их спинах вздулись горбом, удерживая воздух. Бежавший впереди гвардии лейтенант Горовец краем глаза всё это заметил, коротко рявкнул: "Вперёд, выловят!".
   На правом берегу реки остановились, только отбежав от моста, необходимо было очистить место для переправы танков и орудий, они ждали, когда закончится авианалёт. Забираю у причала от моряков Дунайской флотилии выловленных купальщиков, они босые, без касок и без оружия. Ругаю их для порядка за потерю оружия, сам рад, что пацаны живы, легко отделались. С бронекатера сгружают раненных и погибших во время налёта сапёров и моряков. Сапёры обязаны неотлучно находиться на переправе или на лодках вблизи её, готовые исправить повреждения.
   Нахожу в колонне "студебеккер" старшины роты, тот молча передаёт две пары сапог, каски и оружие. Запасливый наш старшина, всё наперёд знает! Возле расположившегося на отдых батальона встречает "смершист". Конечно, он заметил мокрые шинели и сухие автоматы, но ничего не сказал, сейчас не 41 год, когда за потерю оружия строго наказывали.
   Гвардии капитан Гордиенко строит батальон и вручает новичкам знаки "Гвардия", старшина наливает им в кружки спирт, остальные завистливо смотрят, но молчат. Переправа через Дунай считается боевым заданием, во время ужина каждый получит по сто грамм. А сейчас - по машинам!
   Движемся на север, вдоль Дуная. Встречаются поля кукурузы, стебли выше человеческого роста. Танк идёт впереди, делая просеку, за ним движутся грузовики с орудиями на прицепе и мотопехотой. Колонна подвергается обстрелу с пулемётов, но противника не видно, иногда создаётся впечатление, что стреляют сзади. Очевидно, по колонне ведут огонь разрывными пулями, встречая малейшее препятствие, пули взрываются, эти близкие звуки уши воспринимают быстрее, чем короткие очереди удалённых пулемётов. Приказано, на обстрел слева внимания не обращать, с пулемётчиками расправятся без нас войска, идущие слева. А сзади, на левом берегу реки Драва, стали в оборону фронтом на юг дивизии, запирающие войска противника в Югославии. Командир батальона сообщает офицерам общую обстановку на коротком привале, когда миновали кукурузные поля, те объясняют это бойцам перед атакой на большое венгерское село, точнее, маленький город. Объяснение не лишнее, рядовым бойцам необходимо знать общую обстановку, да и батальон легче будет отыскать, если кто отклонится в сумятице боя.
   Атака удалась, советских бойцов здесь не ожидали. С ходу проскочили городок, потом вернулись, выставили боевое охранение, разместились на ночлег в пустующих домах беженцев. Танкисты поставили боевые машины в парке, среди деревьев, далеко отлучаться им нельзя, попросили Горовца поискать для них вина. Могли бы и не просить, мы своих боевых друзей не забываем, прикатили им с винного подвала полную бочку. Еле справились, выкатывая по наклонной поверхности из подвала тысячелитровую бочку, потом разобрались, имеется специальный подъёмный механизм для бочек. Вино распиваем вместе, укрепляя боевое содружество мотопехоты с танкистами.
   Утром узнаём ЧП - замполит командира танкового батальона арестовал двух танкистов за непристойное поведение в пьяном виде, дело передал в "Смерш". Гвардии капитан Быстров на расправу скор, сразу же вынес наказание: за отсутствием штрафбата нарушителей направить на исправление в штурмовой взвод гвардии лейтенанта Горовца на срок до первого боя, там посмотрим.
   Идёт дождь, видимость - 200 метров, поля раскисли, боевое охранение движется по твёрдой дороге. Сидя на танке, кутаемся в плащ-палатки, с нами -два штрафника-танкиста, расположились подремать, лёжа на самом верху башни, чтобы не свалиться, привязались ремнями. Вдруг впереди видим вспышку, потом слышим звук орудийного выстрела. Как горох, посыпались с брони на землю, открыли огонь из автоматов по невидимому противнику. Наш танк приостановился, выстрелил из орудия, взревел двигателем и помчался вперёд, стреляя из пулемёта. Лейтенант Горовец приказывает двигаться за ним, стрелять только прицельно, чтобы не поразить лежащих на башне штрафников. Через 200 метров видим лежащий на боку в кювете немецкий танк, на дороге - раздавленные мотоциклы, опрокинутые тягачи с орудиями, съехавшие в кювет грузовики с солдатами. Из помятой кабины грузовика в меня стреляют из пистолета, мгновенно падаю, даю ответную очередь, потом открываю дверцу. Из кабины вываливается тело офицера. Забираю из руки пистолет "Вальтер", радуюсь трофею. 15-ти зарядный пистолет легко разбирается для чистки, это удобное оружие ближнего боя, будет хорошим дополнением к сапёрной лопатке в рукопашной. Уцелевшие немцы убежали в стороны от дороги, мы стараемся держаться на обочине, гадаем, как далеко умчался наш танк, не подбили ли его?
   Раздаётся рокот дизеля, на бешеной скорости к нам возвращается танк с лежащими на башне штрафниками. Танкисты решили повторить свой удар по колонне, раздавить то, что осталось на дороге. Еле успеваю отскочить в сторону от гусеницы, один боец не успевает, погибает под своим танком. Танкисты опомнились, только проскочив колонну. Штрафники расстреляли по немцам диски, но отвязаться не смогли, а командир танка не стал открывать люк, думая, что на башню вскочил ошалевший с испугу немец. Отвязали штрафников, спустили на руках на землю, они ощупывают свои рёбра. Ранений нет, отделались множественными ушибами, страдальчески морщатся от боли. Лейтенант Горовец даёт им хлебнуть из фляжки, стоны прекращаются.
   За разгром вражеской моторизованной колонны во встречном бою, экипаж танка, двое бывших штрафников и погибший боец представлены к высоким правительственным наградам. На родину погибшего ушла похоронка со стандартным текстом.
   Беспрерывные дожди и грязь приостановили наше наступление, а вражеские войска перекрыли мощными заслонами дороги с твёрдым покрытием. Несём большие потери, наши атаки днём успеха не приносят. Лишь ночью, внезапной атакой, без поддержки танков, нашему батальону удалось штурмом захватить городок на правом берегу Дуная. Гвардии подполковник Жук в приказе объявляет бойцам батальона благодарность, называет его штурмовым, для распространения боевого опыта приказывает командировать в батальон бойцов из других подразделений. К нам беспрерывным потоком начинает поступать пополнение: проштрафившиеся пехотинцы, артиллеристы, танкисты, связисты, ремонтники и прочие специалисты тыловых служб. Командиры подразделений при направлении действуют по принципу: "На тебе, боже, что мне не гоже".
   Большинство штрафников наказаны за неумеренное пьянство. Гвардии капитан Гордиенко созывает "совет ветеранов" из бывалых солдат, ставит вопрос прямо, даже грубо:
   - Что посоветуете, как обуздать привыкшую к пьянству орду, не прибегая к чрезвычайным мерам?
   - Рядовой Джабуа. Вах, зачэм называешь солдат ордой? Люди пить вино не умеют, вечером хотят выпить всю бочку. Я пью вино утром, днём и вечером, по целой кружке, вместо воды, никогда не пьянею. Так пьют вино в Грузии, так надо приучить пить солдат. А после успеха в бою - делать праздник, с вином и тостами. Чем длиннее тост - тем лучше. Я много хороших тостов знаю.
   Посмеялись, призадумались. Предложение поддержал старшина:
   - Чай и сахар у нас кончаются. Подвоз - только по Дунаю, благодаря морякам. Замена чая вином по калориям подходит, только приказ нужен.
   - "Смерш" замену чая вином поддерживает. Оформление секретного приказа беру на себя. Вношу дополнение - первого замеченного в батальоне пьяного расстрелять перед строем.
   На том и решили. На другое утро, на лицах прибывших пьяниц - радостное изумление, когда из котла для чая им наливают полные кружки вина. С хохотом и шутками, строятся в колонну, следуют на передовую, она недалеко, в двух километрах. Им ставят задачу - окопаться, после артиллерийской подготовки - в атаку на укреплённый пункт. Лейтенант Горовец дал время осмотреться на местности, как бы советуясь, спрашивает:
   - К атаке готовы? Артиллеристы что-то запаздывают.
   - А чё нам артиллеристы, вот по канавкам с боков подползти и забросать гранатами. С таким командиром до вечера тут проторчишь без толку. Говорят, на обед опять вино будет? Брешут видно, ну, всё равно, командуй, коль звёздочки на погоны нацепил.
   Лейтенант вызывает охотников-гранатомётчиков, приказывает бросать согласованно, после взрывов их поддержит атакой взвод. Остальные ползком перемещаются в кукурузу, там с ночи стоят 4 танка. После взрывов гранат, танки выходят с укрытия, идут в атаку с десантом на броне. Венгерские солдаты бегут, часть из них убита, остальные поднимают руки. За нами идёт в атаку танковый батальон, с ходу преодолеваем десяток километров. Движение замедляется, когда путь преграждает артиллерийская батарея, два наших танка горят, взрывается боезапас, отбрасывая башни на несколько метров. Хороним убитых, многих даже не успели запомнить, они с пополнения. Живые получают вечером по две кружки вина вместо чая, днём на обед не было времени. Сразу заваливаемся спать, по винным подвалам никто не лазит.
   Наш мотострелковый батальон официально именуют штурмовым. Вводят отличительный признак - плоский штык на поясе, его мы носить не любим, форсят лишь новички. Убедились, что в рукопашном бою сапёрная лопатка надёжней штыка, это страшное оружие в умелых солдатских руках.
   Всех устраивает вино вместо чая, пьяных нет. Штрафных батальонов я не встречал, но приходилось воевать рядом со штурмовыми полками. Война родила среди гвардейцев штурмовую гвардию.
   Старшина роты знает, что я водитель, просит подменить раненного шофёра, необходимо доставить с придунайского припортового городка продовольствие и боеприпасы. Прежде, чем отправиться в путь, очищаю кабину от пятен крови, стёкла выбиты, в потолке зияют дыры. Водитель получил ранение, спасая "студер" от атак вражеского истребителя, будучи ранен, угнал машину в лесок. В порт увозим раненных с медсанбата, помогаем морякам снести их на самоходную баржу, возле счетверённого зенитного пулемёта дежурят моряки. Баржа отчаливает, увозя раненных в госпиталь, её охраняет бронекатер. Он хорошо вооружён, на носу имеет орудийную башню с танка Т-34, несколько пулемётов, у экипажа - винтовки СВТ, других моряки не признают.
   Загружаем "студеры" продовольствием и боеприпасами, доставленными моряками. Дунай - главная артерия снабжения наших войск, суда подвергаются частым ударам противника с берега и с воздуха, а вверх по течению против них ставят минные заграждения, пускают плавучие мины. Моряки не только справляются со своими речными задачами, но ещё и высаживают десанты в тылу, часто опережая танкистов. Эх, морячки, морячки, неутомимые труженики и отважные бойцы! А ведь Дунайская военная флотилия даже не именуется гвардейской, да и наград у моряков не густо! Наградой матросы считают свою принадлежность к флоту, право носить тельняшку и бескозырку. Скуповат командующий флотилией контр-адмирал Горшков на награды. А может, скуповаты на награды маршалы Толбухин и Малиновский, в чьём оперативном подчинении находится флотилия?
   26 декабря 1944 года мы услышали встречную канонаду. Первыми сообразили артиллерийские разведчики, орудия прекратили стрельбу, через некоторое время затихла встречная канонада. Немецко-венгерские войска стали спешно отступать на запад, мы продвигаемся на север, пуская зелёные ракеты, нам отвечают таким же цветом. Происходит встреча с бойцами 2-го Украинского фронта, кольцо окружения вокруг Будапештской группировки врага сомкнулось. Идёт братание, обмен подарками на предложение "махнуть не глядя". Ко мне с таким предложением обращается сержант с узкими глазами, перед этим он в обмен получил красивый дамский пистолет, я зажимаю в руке свою американскую зажигалку. Увы, я получаю патрон, а моя красивая зажигалка-талисман переходит в его руки.
   Братание прекращается, когда с запада в атаку на нас движутся танки и мотопехота. Подразделения двух фронтов перемешались, возле меня лишь два бойца с моего отделения, офицеры пытаются навести порядок, но поздно. Слышу команду гвардии лейтенанта Горовца:
   - Отступить назад, занять немецкие окопы!
   Приходится отступать под непрерывным обстрелом больше километра до бывших немецких окопов, спасаясь бегством. Ощущаю удар в спину, но не останавливаюсь. Попрыгали в окопы, отдышались, в глаза друг другу не смотрим, стыдно. Изготовились к обороне.
   Выручили лётчики. Эскадрилья штурмовиков Ил-2 пронеслась над головой, атаковала танки, сделав несколько заходов, при обратном заходе "угощали" огоньком и нас. Улетели, израсходовав боезапас, покачав на прощание крыльями.
   С внутреннего кольца окружения Будапештской группировки на помощь подошли несколько танков "Шерман", незнакомый майор-танкист приказывает идти в атаку. Ну, это дело знакомое, запрыгиваю на ближайший танк, со мной, неразлучные Сеня и Жора. Танк высокий, сидеть на броне неудобно. Зато стреляет из орудия на ходу, не останавливаясь, и даже поражает один из немецких танков! Мы кричим "ура!", ствол сохраняет вертикальное положение на цель даже на ходу!
   Ликование прекращается, когда по танкам начинают бить орудия и миномёты. В таком случае положено спрыгивать на землю. Но "Шерман" не останавливается, а прыгать высоковато. Пока я раздумывал и готовился к прыжку, прошло несколько секунд. Рядом с гусеницей раздаётся взрыв, ощущаю страшный удар в щеку, меня сшибает на землю, резкая боль пронзает позвоночник. Сознания не теряю, стараюсь освободить рот от крови, грязи и выбитых зубов. Удаётся, хотя шея повёрнута в сторону, обратно возвратиться не желает. Сеня и Жора волокут меня под днище неподвижного танка, под ним мы пережидаем миномётный обстрел. Танкисты из башни "Шермана" не вылезают, в голову лезут дурные мысли, что, при попадании мины в танк, от детонации взорвётся боезапас, тогда всем конец. Накаркал, слышно взрыв мины на броне, но боезапас внутри танка не взорвался. Припоминаю разговор, что американцы снаряжают танковые снаряды порохом высокой чистоты, это, в какой-то мере, предохраняет от детонации. В Иране мы возили такие 75-ти миллиметровые снаряды на повышенных скоростях, особо правила не соблюдали.
   Обстрел прекратился, танкисты вылезают из танка, начинают соединять разорванную гусеницу. Сеня и Жора бинтуют мне щеку, говорят, что ничего страшного, ком мёрзлой земли сделал в ней пробоину, возможно, вывихнута челюсть. Встать на ноги не могу, разговаривать даже не пытаюсь. Ребята волокут меня на плащ-палатке на ПМП - передовой медицинский пункт, прощаясь, жмут руку, я отвечаю им слабым морганием. На меня накатывает боль.
  
   Глава 7. В ЛЕНИНГРАДЕ.
  
      -- ПО ГОСПИТАЛЯМ.
  
   В медсанчасти мне с трудом разжимают губы, с помощью резиновой груши для клизмы, прополаскивают рот какой- то жидкостью, пытаются выправить челюсть. Я мычу от боли, слёзы катятся градом. Мучения прекращают, когда врач предполагает, что у меня сломана челюсть. Шею вернуть в нормальное положение не пытаются. Делают пару уколов в мягкое место, врач замечает на позвоночнике красное пятно, оказывается, у меня ещё имеется пулевое ранение в позвоночник. Пуля пробила одежду, кольнула тело, сама вывалилась из ранки. Мне повезло, выстрел произведён с дальнего расстояния, пуля была на излёте. Ранку заклеивают пластырем. Меня готовят к отправлению в тыловой госпиталь. Отправление затягивается, ждут прибытия из батальона личного дела.
   Под Новый Год появляется "смершист", гвардии капитан Быстров, он сам привёз моё личное дело, а также явился на перевязку, он ранен в руку. Нашумел на врачей, приказал дальше армейского госпиталя не везти, хорошо лечить, вернуть в танковую бригаду здоровым. Умчался обратно, забрав у меня пистолет "Вальтер", оставив приветы, вещмешок, полный продуктов, и бутылку коньяка. Мысленно ругаю Быстрова за коньяк, его мы не любим за "противный" запах, мог бы расщедриться на водку, пистолет "Вальтер" её стоит.
   Врачи вспомнили, что я давно ничего не ел, пытаются покормить бульоном через резиновую трубочку, вставив её в пищевод. Я захлёбываюсь, глотать не могу. Догадались заменить бульон сладким чаем, с трудом делаю один глоток. Лежащие в палате раненные с интересом наблюдают за процессом кормления, кто-то предлагает влить в трубку коньяк. Мне удаётся сделать несколько глотков, товарищи по палате хохочут сквозь слёзы, у многих от смеха начинают кровоточить раны. Я засыпаю, сквозь сон слышу, как происходит новогодняя вечеринка. За стеной играет гармошка, приятный голос поёт:
   - Видел, друзья, я Дунай голубой,
   Занесён был туда я солдатской судьбой.
   В армейском госпитале мне запихивают в рот короткую трубочку, накладывают на челюсть гипсовую повязку, крепко обвязывают бинтами. Кормление через трубочку приносит страдания, терпение иссякает, через несколько дней трубочка изо рта вываливается. Снова делают гипсовую повязку на челюсть, у меня поднимается температура, врачи подозревают заражение крови. В армейском госпитале положено держать на излечении не больше месяца, срок заканчивается, улучшения не видать. Меня эвакуируют в госпиталь фронтовой.
   Госпиталь богатый, со множеством врачебных отделений и врачей. Меня возят на каталке по отделениям, просвечивают, прослушивают, прощупывают, простукивают. Разговаривать я не могу, еду принимаю через трубочку, только воду, чай и бульон. Но могу уже сидеть на кровати и стоять, держась за что-то. От голодного рациона физически ослаб, но голова удивительно ясная и резко обострился слух. Потом начинаются внезапные головные боли и повышение температуры, мышцы на затылке напряжены. Из негромких разговоров персонала между собой узнаю, что у меня менингит. Здесь держат, чтобы сделать укол пенициллина в позвоночник, потом отправят в специализированный челюстно-лицевой госпиталь.
   Прибытия редкого лекарства, под названием пенициллин, во фронтовом госпитале не дождались, оказывается, его изготавливают только в США, мы покупаем его за золото. Меня перевозят в Одессу.
   В ожидании чуда-лекарства из заграницы, в Одесском госпитале находится десяток пациентов, преимущественно лётного состава, но есть и танкисты. Майоры, капитаны, лейтенанты, сержант только один, но Герой Советского Союза. Шансов на получение чудесного укола у меня нет.
   Лечащий врач это понимает, после консервативного лечения обещает направить меня на врачебную комиссию, утешает, мне должны дать 2-ю группу инвалидности и назначат пенсию по ранению, в селе, среди родных, как-нибудь проживёшь. Возможно, направят в дом инвалидов, но туда берут только инвалидов 1-ой группы.
   Консервативное лечение заключается в постановке капельниц и уколов для блокады заболевания позвоночника. На уколы являюсь сам, я уже "ходячий". Уколы в мягкое место и под лопатку мастерски делает флотский военфельдшер Володя Харченко, у него "лёгкая рука". Недавно, он сам лежал здесь после ранения, после выписки зачислен в штат госпиталя.
   Лежу на койке, думаю. Явиться в родное село инвалидом, быть для них обузой? Да ни за что! Почему меня не убили в бою? Пришла бы в село похоронка, в ней написано, что погиб смертью храбрых, защищая Родину. Что может быть прекрасней для солдата? Родители бы поплакали, погоревали, но, со временем, за заботами, притерпелись, убитых в бою на селе много. Стоп, а если "умно" умереть в госпитале? В похоронке напишут, что скончался от ран, полученных в бою. Да это одно и то же!
   Решаю умереть "умно", медленно принимая пищу, делая вид, что тяжело глотать. Сиделке некогда ждать, когда я, сидя за столом и поддерживая лейку руками, высосу содержимое, у неё много других пациентов, можно "случайно" опрокинуть лейку. При первом же кормлении, моя задумка увенчалась успехом.
   Лечащий врач ведёт меня на врачебную комиссию, докладывает председателю и членам комиссии, сидящим за столом. Лица членов комиссии я знаю, они меня уже осматривали, председателя вижу впервые. Крепкий дядя со шрамами на лице, в кителе флотского полковника медицинской службы, важно восседает в центре стола, лениво просматривает мои медицинские заключения, изредка бросая короткие взгляды на меня. Прерывает доклад врача:
   - Ты какого хрена держишь его в гипсе? Ждёшь прибытия специалиста? Специалисты рождаются в процессе риска и познания. Немедленно организуй снятие гипсовой повязки, я его буду сам смотреть!
   В операционной Володя Харченко ловко отмачивает гипс, вынимает изо рта трубку, протирает тампоном лицо, промывает кипячёной водой рот. Я жадно делаю глотательные движения, стараясь задержать в пересохшей гортани живительную влагу. Движение моего кадыка на исхудавшей шее не ускользает от внимательных глаз полковника. Приказывает сложить губы трубочкой, сам подносит ко рту рюмку воды, я её высасываю. В награду суёт мне в рот леденец, наблюдает за сосательными движениями. Обращается ко мне:
   - Крепись, сержант, медицина и не таких, как ты, излечивала. Разговаривать и шевелить челюстью запрещаю, еду можешь сосать, пропуская в рот через выбитые зубы. Поедешь в Ленинградский госпиталь, дам сопровождающего. Укол пенициллина сделают там, я распоряжусь. Будешь здоров, ещё послужишь Родине.
   Отправляемся с Одессы поездом, в плацкартном вагоне. Голова у меня перевязана бинтом, поддерживающим челюсть. В сопровождающие дали Володю Харченко, он получил приказ от полковника: подучиться в коллег делать уколы в область позвоночника и доставить в Одессу ампулы с пенициллином. Такой командировке Володя откровенно радуется, ему всего 20 лет, его голова жаждет новых познаний и впечатлений. В вагоне холодно, но он снял свою чёрную флотскую шинель, поправил на суконке медаль "За боевые заслуги", убежал к проводнику за кипятком. Обратно принёс только одну кружку, для меня, проводник уделил из своего чайника. Центрального отопления в вагоне нет, кипятком пассажиры должны запасаться из кранов на остановках.
   Я постоянно голоден, заботу Володи воспринимаю, как должное. Половину кружки отливаю в фарфоровый чайник с носиком, это для питья. В кружку с водой бросаю маленькие кусочки хлеба, чайной ложечкой отправляю в пространство между губ, с наслаждением сосу. Процесс медленный, но для меня радостный. Ем я мало, продуктов на дорогу мне выдали полный вещмешок, но не отказывать брать у попутчиков, которые подсовывают мне еду.
   Поезд следует через станцию Корсунь, заранее торчу возле окна, узнавая родные места. Железнодорожный мост через Рось восстановлен, но поезд идёт через него медленно. Успеваю заметить крышу родного дома в Карашине, разбитую трофейную технику вдоль улиц. На вид издали, больше половины хат уцелели. Полуразрушен вокзал станции Корсунь, крыша крытого перрона зияет дырами. До войны все пассажирские поезда принимались на первый путь, пассажиры были защищены крышей от дождя и снега. Хочется выйти на перрон, может встречу кого-то из знакомых, но крутые ступеньки я сам не одолею, а Володя умчался за кипятком. Возвращается весёлый, с кипятком и бутылкой молока, удалось купить на пристанционном базарчике. Заставляет выпить молоко, пока тёплое.
   Снова торчу у окна, когда поезд минует без остановки станцию Таганча. Одноимённое село значительно дальше, там родина Юры Костенко, моего лучшего товарища по училищу. После его ранения о нём никаких сведений.
   Володя без слов понимает моё грустное настроение, рассказывает о себе. Жил в Харькове, когда началась война, отец ушёл на фронт, 16-ти летнего паренька взяли на завод слесарить. Потом эвакуация вместе с заводом из осаждённого Харькова. Возле Белгорода эшелон бомбили, маму тяжело ранили. Остался вместе с мамой в больнице, присматривая за ней. Мама умерла, в солдаты, по молодости, не брали. Зачислили в госпиталь вольнонаёмным санитаром, потом направили на санитарный поезд, перевозить раненных с фронта в тыловые госпитали. Насмотрелся всего, многому научился. В свободное время затачивал тупые иглы шприцов, чем острее игла, тем безболезненнее укол. Медицинского персонала не хватало, ему доверяли делать уколы, перевязки, присутствовать при операциях. Подавал хирургу инструмент, выносил из операционной отрезанные части человеческих тел. Такое не каждый может вынести, ему удавалось. Во время стоянки поезда в приволжском городе, начальник поезда отвёл его в медицинское училище. Приняли в студенты, зачислили на курс военфельдшеров. Учиться было легко, многое раньше познал на практике. После получения диплома военфельдшера, направили на флот, зачислили в медсанбат Волжской военной флотилии. Потом был Днепр и Дунай. Во время десанта морской пехоты в Смедерево, возле Белграда, был ранен в ногу, после излечения оставлен в Одессе при госпитале. Немного беспокоится, доверят ли ему делать уколы в спинной мозг? Это опасно, малейшее отклонение шприца может сделать пациента инвалидом. Такие уколы сейчас доверяют делать только опытным врачам, майорам и капитанам, он всего лишь сержант.
   Во время поездки менялись попутчики, не обходилось без выпивки. На приглашение выпить, Володя решительно отказывался, стерпел оскорбления от подвыпившего майора, назвавшего его "салагой". Мне пришлось выпучить глаза и помычать, демонстрируя бешенство. Обиженный майор убрался подальше от "контуженого" в другое купе. Мы посмеялись, Володя - во весь голос, а я - про себя. Володя объяснил, что пить ему сейчас нельзя, предстоит медицинская проверка на "дрожание пальцев" вытянутых рук.
   Поезд прибывает на Московский вокзал Ленинграда. Мы впервые в этом городе, но маршрут следования до госпиталя нам известен, Володя заранее узнал от пассажиров-ленинградцев. На первый трамвай мы не успели, я - тихоход, донимает боль в спине. На следующем трамвае едем с комфортом, сидя. В приёмном отделении госпиталя Военно-морской медицинской академии смотрят с недоумением на мою подвязанную челюсть, врач задаёт вопрос:
   - Как прикажете лечить и кормить "немого"? Врачей много, а среднего медицинского персонала не хватает. Вам - в челюстно-лицевой госпиталь.
   - Кормить он себя сам умеет, я буду его навещать, у меня направление в академию, на стажировку.
   - Сержант, добро пожаловать, все стажёры закреплены за нашим госпиталем, имеют своих пациентов. Принимай своего больного и возись с ним сам. Я скажу администратору, чтобы тебя поселили в общежитие.
   Три дня прохожу обязательное обследование, сдаю анализы. Володя навещает меня часто, делится своими заботами:
   - Комиссию на "дрожание пальцев" прошёл, допустили делать уколы во все места, кроме спинного мозга. Да я таких уколов сотни раз делал! А за уколами в спинной мозг только наблюдаю, включён в состав бригады. Старшим в бригаде врач, капитан. Перед уколом обязательно выпивает сто грамм спирта, говорит, что у него после этого становится рука твёрдой. Врёт, наверное, просто убедил себя в этом, но колет точно. Буду просить его, чтобы укол тебе делал я. Повернись на живот, обследую ещё раз твой позвоночник.
   Подошла моя очередь на укол. В операционной меня ожидает медицинская бригада: врач, с помощником, и Володя, со шприцем в руке. Врач рассматривает моё худющее тело, на нём вырисовывается каждая косточка. Удовлетворённо произносит:
   - Не телосложение, а теловычитание, как раз то, что нужно для первого раза. Такого сразу можно согнуть в бараний рог. Пациента - на стол!
   Помощник хватает меня руками, усаживает на стол, начинает давить на плечи, пока мой нос не касается стола. От нестерпимой боли в согнутой пояснице я мычу, ощущение, что её сломали, боль от укола слабая. Помощник убирает с моих плеч свои медвежьи лапы, я медленно разгибаюсь, лицо у меня мокрое, от пота и слёз.
   Врач хлопает Володю по плечу, поздравляет с первым удачным уколом, с него причитается, он первый в Советском Союзе военфельдшер-сержант, который выполнил столь ответственный укол после минимальной подготовки.
   Весёлая медицинская бригада уходит, обо мне забыли. С помощью нянечки добираюсь до палаты, валюсь на койку и засыпаю.
   Через несколько дней, Володя сдает меня в челюстно-лицевой госпиталь, последний раз спешит поделиться своими новостями. Он сделал ещё один трудный укол, пациент попался грузный, пришлось помучиться, пока нашёл требуемую точку. Его будущее определилось, получил предложение на учёбу в Военно-медицинской академии, он согласился, с условием, что сначала отвезёт ампулы пенициллина в Одесский госпиталь, потом возвратится для сдачи экзаменов. Завтра, попутным самолётом, вылетает в Одессу. Мы прощаемся.
   Моё пребывание в челюстно-лицевом госпитале затянулось на месяц, хотя я - самый "лёгкий" пациент. Лежу в палате, среди людей с изуродованными войной лицами, без челюстей, носов, глаз и ушей. С утра помогаю нянечке по уходу за тяжелобольными, потом глажу утюгом и перематываю в клубок выстиранные бинты. Работа утюгом утомляет, я с трудом его поднимаю, но мне прописал это упражнение врач для поднятия аппетита. Едок из меня плохой, тощий живот отказывается принимать обычную норму пищи. Рваная ротовая полость затягивается и заживает, но восстановлению не подлежит. Мне делают наружную, косметическую операцию на щеке. Врач радуется, операция прошла успешно, я не разделяю восторгов женщины, можно прожить и со шрамом на щеке, лучше бы вставили мне несколько выбитых нижних зубов. Она осматривает мои дёсны, обещает пригласить стоматолога.
   Через неделю, я любуюсь в зеркальце, осматривая свои зубы, украшенные коронками. Переживший блокаду, врач-еврей постарался на совесть, а я его даже не успел поблагодарить!
   Перед выпиской из госпиталя, прохожу обязательную врачебную комиссию. Все анализы и показатели в норме, врачей смущает только моя худоба, до весовой нормы я не добираю 15 килограмм. Я обеспокоен, что меня отправят на фронт. Правду говорят: "В здоровом теле - здоровый дух". В худом теле дух мой ослаб, фронта я боюсь. Пытаюсь найти причину боязни, она проста - я страшусь получить новое ранение, госпиталями уже пресытился. Облегчённо вздыхаю, когда председатель комиссии оглашает заключение:
   - Годен к нестроевой службе. Направить в авторемонтный батальон, токарей и водителей там не хватает, забросали своими заявками. А что худой - подкормят, у них своё подсобное хозяйство есть.
  
  
   2. АВТОРЕМОНТНЫЙ БАТАЛЬОН.
  
   Еду по указанному адресу в пригород Ленинграда. Меня с радостью встречают в авторемонтном батальоне, водители и токари здесь в почёте. Командир автотранспортного взвода - старшина. Ведёт меня к "студеру", приказывает совершить пробную поездку. Провернуть рукоятку и завести двигатель я не сумел, сил не хватило. Огорчённый старшина Тимощенко ведёт меня в механический цех, рекомендует капитану, начальнику цеха, как токаря. Капитан подводит к токарному станку завода "Красный пролетарий", возле станка лежит куча пудовых заготовок. Поднять с пола заготовку и закрепить её в патроне станка, я не могу. Капитан направляет меня в медсанчасть.
   Два дня валяюсь на койке в медсанчасти, ожидая, когда решат судьбу "блокадника", так меня прозвали. Наконец, направляют кочегаром в столовую. Работа несложная, в 4 часа утра включить электродвигатель компрессора и зажечь форсунки под двумя огромными котлами, в которых повара готовят пищу, подкачать ручным насосом солярку в бак. Потом можно улечься на лежак и подремать, ожидая, когда повар постучит в стенку, выключить компрессор и перекрыть топливные краны на форсунки. Затем - еда, во время снятия пробы пищи, под наблюдением фельдшера или дежурного по части. И так - три раза в день. Меня явно подкармливают. Через две недели переводят токарем, я уже могу работать.
   Токарь - должность рядового солдата, а не сержанта. Продолжаю работать токарем, а по штату числюсь "липовым" начальником передвижной электростанции, получая двойной оклад. Впрочем, недолго. В электросети происходит авария, выключается централизованное электроснабжение, необходимо перейти на автономное питание. Бегу к автоприцепу на колёсах, с помощью сжатого воздуха запускаю дизель, он вращает генератор мощностью 30 киловатт. Переключаю рубильник на питание от генератора, на территории вспыхивает свет. Я доволен, теперь уже не стыжусь получать оклад начальника электростанции, он соответствует окладу сержанта. А выработку токаря оценивает нормировщик, это тоже деньги. Службой я доволен, война скоро закончится нашей победой, пока демобилизуют, сумею заработать немного денег на подарки родным.
   Получено радостное сообщение - Берлин освобождён, над рейхстагом водружён красный флаг! Названы фамилии смельчаков, которым удалось это сделать, они из дивизии генерал-майора Шатилова. Фамилия знакомая, не тот ли это майор, из далёкого июля 41 года, который проезжал на коне по селу и которому козыряли лейтенанты, стоящие с молодёжью возле сельского клуба? Прошу замполита узнать, был ли он в это время в Корсуне? Через несколько дней, замполит сообщает, что генерал-майор Шатилов начал боевые действия с наступления от Корсуня на Богуслав, будучи в то время начальником штаба дивизии. При отступлении участвовал в обороне Корсуня и Черкасс.
   9 Мая - День Победы, радостный, ожидаемый, и заставший врасплох. К такому празднику мы заранее не подготовились. Только на следующий день - праздничный обед и выходной. Военнослужащие старших возрастов начали готовиться к демобилизации. Отпустили только тех, кому за 45, у них уже внуки подрастают.
   Авторемонтный батальон загружают работой. С запада приходят эшелоны, с них сгружают "студеры", "доджи" и "виллисы", требующие ремонта. С машинами оставляют офицера-толкача, ответственного за ремонт, эшелон следует дальше. Офицер, обычно лейтенант технической службы, ведёт себя с командиром батальона, подполковником, предельно нагло, требуя через три дня восстановить повреждённую в боях технику, он ещё должен догнать в пути свой эшелон. Подполковник Альтман терпеливо сносит наглый тон юнца-лейтенанта, обычно просит его съездить в один из штабов, помочь "выбить" запчасти. За время его отсутствия, зампотех батальона, майор Кораблёв, организует бригады по ремонту, бригадирами назначает водителей. Несколько машин, требующих капитального ремонта, свозят на "вечную стоянку", расположенную на берегу залива, одну-две машины заменяют имеющимися в наличии, остальные мы ремонтируем, работая по 12 часов и без выходных. За 2-3 дня, охрипшему от ругани со снабженцами лейтенанту, удаётся привезти кое-что из запчастей, майор Кораблёв отправляет их на склад, просит лейтенанта забрать свои машины с площадки готовой продукции. Ошалевший лейтенант едет в железнодорожную комендатуру, на удивление быстро, эшелон подают под загрузку, предупреждают лейтенанта, что время погрузки ограничено двумя часами, обеспечить водителями не могут, об этом заранее должно было подумать его командование. Лейтенант находит подполковника Альтмана, униженно просит его помочь водителями. Минут 5 подполковник делает вид, что очень занят, не замечая лейтенанта, потом снисходит до его просьб. Он поможет, но лейтенанту необходимо подписать ещё и акт замены запчастей, то, что он "выбил" - только часть необходимого. Не читая, акт лейтенант подписывает, старшина Тимощенко собирает с цехов водителей, мы загоняем машины на платформы. Лейтенант устало вытирает пот со лба, восклицая:
   - Был три дня в Ленинграде, а город так и не посмотрел! Скажу ребятам - не поверят.
   Эшелон уходит на восток, с запада подходит воинский, с него сгружают автомобили, требующие ремонта, нас торопят быстрее ввести их в строй. Так продолжается до середины лета, потом поток воинских эшелонов иссякает. Авторемонтный батальон переходит на 8-ми часовый рабочий день, но ненадолго.
   6 августа в Берлине заканчивается конференция глав правительств стран- союзников, с участием Сталина. Обсуждался вопрос о возмещении убытков Германией, нанесённый ею странам в результате агрессии. В газетах публикуют огромные цифры, а золотой запас третьего рейха исчез. Его усиленно ищут разведки союзников, найти не могут. Сталин отказывается от доли СССР при дележе золотого запаса, согласен, в счёт репарации, вывезти оборудование военных заводов. От нашего батальона срочно командируют в Германию подполковника Альтмана.
   У меня насчёт "исчезновения" золотого запаса своё мнение. Наверняка, спецслужбы США и Великобритании его нашли и присвоили, делиться с нашей страной не хотят, наши убытки от войны колоссальны, по праву, большая часть золота должна принадлежать СССР. В непрофессионализм разведок двух мощных союзных держав я не верю. Золотой запас гитлеровской Германии давно, возможно, ещё до окончания войны, находился в списке стратегических объектов разведок США и Великобритании, найти его после оккупации, большого труда для них не представляло.
   9 августа, выполняя свои обязательства перед союзниками, СССР объявил войну Японии. Теперь понятно, куда уходили воинские эшелоны с отремонтированными автомобилями, и почему так торопили с их ремонтом.
   С командировки возвращается подполковник Альтман, вместе с эшелоном оборудования, вывезенного из Германии по условиям репарации. Разгружаем станки, предназначенные для капитального ремонта двигателей, токарные, фрезерные и сверлильные, ещё несколько станков непонятного назначения, подполковнику дали их в нагрузку. С большой осторожностью, никому не доверяя, подполковник Альтман сам садится за руль, и уводит с платформы две легковые машины: "опель-адмирал" и "опель-капитан". Уезжает в автобронетанковое управление округа отчитаться за командировку, важно сидя за рулём "опель-адмирала". Сзади следует "опель-капитан", за рулём - старшина Тимощенко, он должен оформить автомобили за автотранспортным взводом. В багажнике каждого автомобиля мы успели заметить по большому чемодану, очевидно, их подполковник получил "в нагрузку". Обратно возвращаются на "опель-капитане", роскошного "опель-адмирала" забрали в управление округа, вместе с чемоданом.
   Вторая мировая война закончилась 3 сентября капитуляцией Японии. Происходит частичная демобилизация, в первую очередь увольняют с армии учителей и агрономов. На западе остаются оккупационные войска, наши и союзников, необходимо время для демилитаризации Германии и её бывших сателлитов. На предложение Сталина, о создании зоны нейтральных стран, и выводе из них оккупационных войск, правительства США и Великобритании не согласились. Только в Австрии её правительство пошло навстречу, начался долгий и мучительный процесс превращения её в нейтральную державу, при злобных нападках западной печати на руководство страны. Наши войска начали постепенно выводить из Австрии.
   Разговоры о демобилизации и обсуждение в курилке мировых проблем прекращаются, когда приступаем к ремонту полученной по ленд-лизу техники для возврата её союзникам.
  
   3. РАСПЛАТА ЗА ЛЕНД-ЛИЗ.
  
   С установкой полученных из Германии станков, мастерские авторемонтного батальона превратились в небольшой завод, могущий производить капитальный ремонт двигателей "студебеккеров". Моторное отделение работает в две смены, ремонтируя двигатели машин, ранее поставленных на "вечную стоянку" возле залива. Агрегатное отделение ремонтирует ведущие мосты, коробки передач и рулевое управление. Кузнецы укрепляют дополнительными заклёпками расшатанные рамы. Кабины и капоты рихтуют слесари, газосварщики заваривают пулевые пробоины на металле, деревообделочный цех меняет деревянные детали кузовов. Стекольщики вставляют выбитые лобовые и боковые стёкла кабин, швейное отделение изготавливает обивку для сидений и брезентовые тенты на кузова, автоэлектрики ремонтируют электропроводку. После окраски в защитный цвет "студер" выглядит, как новенький, остаётся укомплектовать его инструментальным ящиком с набором ключей, делать их мы не можем. Наборы ключей получаем с инструментального завода, расположенного в Поволжье, но они не хромированные. Заводы Ленинграда, имеющие гальванические цеха, наносить хромированное покрытие отказываются, у них свой план "горит".
   Автобронетанковое управление округа пытается уговорить представителя фирмы "Студебеккер" принять автомобили с набором ключей без покрытия хромом или разрешить их окрашивать. Американец не соглашается, ссылаясь на утверждённые условия поставки по ленд-лизу: "Не уничтоженная в боях техника должна быть возвращена в исправном состоянии или стоимость её оплачена". Подполковник Альтман задумывается над словом "гальваника", вспоминает, что-то подобное он слышал в Германии, когда "в нагрузку" ему навязали ненужное оборудование. Приказывает вскрыть ящики, изучить документацию, оказывается, это источники питания для гальванических ванн. Приглашается специалист по гальванотехнике, в срочном порядке оборудуется гальванический участок в сарае. Через месяц мы любуемся хромовым покрытием ключей и других деталей. Они приобрели красивый "заграничный" вид.
   Подполковник Альтман получает звание полковника и должность командира ремонтной базы по восстановлению автобронетанковой техники. К нам начинают поступать на ремонт американские танки "Шерман", из танкистов создаётся танкоремонтная рота. Осваивается ремонт танковых двигателей, мощность их на 100 лошадиных сил меньше, чем у танка Т-34. Гироскоп, для стабилизации ствола по вертикали, безуспешно пытаются изготавливать на опытном заводе, изношенные каналы ствола 75-ти миллиметровых орудий можно делать на орудийном заводе, но зачем? Принимать танки "Шерман" без гироскопа американцы отказываются, предлагают полностью оплатить их стоимость. Поступает приказ: снять с танков орудийные башни, отремонтировать двигатели и ходовую часть, использовать, как тягачи в народном хозяйстве. Большую часть таких тягачей рембаза отправляет на лесные разработки в Карелию.
   Трофейные легковые автомобили "опель-адмирал" и "опель-капитан", полученные из Германии в счёт репарации, периодически выходят из строя из-за поломки отдельных деталей, запчастей к ним нет, изготовление деталей "по образцу" обходится государству дорого. Создаётся приказ о продаже легковых автомобилей, подсовывается на подпись начальнику автобронетанкового управления, тот его подписывает. Полковник Альтман покупает свой служебный "опель" по смешной цене, чуть большей стоимости металлолома, продолжает на нём ездить. Ремонтирует машину старшина Тимощенко, давая волю своей технической фантазии и удовлетворяя тягу к изобретательству, меняя узлы и детали по собственному разумению. "Опель" стал немного тяжелее, но намного надёжнее. Полковник Альтман стал официально принимать в ремонт легковые машины со всего Ленинграда. А старшине Тимощенко подозрительно часто стали выдавать увольнительные. Возвращается с увольнения "под хмельком", с замасленными руками и всегда с бутылкой. Распивает только в компании "годков", то есть тех, кто начал воевать в 41 году. Таких трое, я в их числе.
   Отремонтированных рембазой "студеров", накопилось много, мест для их размещения нет. За ними в Ленинград должно прийти американское судно, но Балтика ещё засорена минами, американцы опасаются, наши представители настаивают, по условиям, США должны обеспечивать транспортировку машин. После длительных переговоров, американцы обещают прислать судно, но не в Ленинград, а в Николаев. Полковник Альтман получает приказ доставить эшелон с отремонтированной ленд-лизовской техникой в Николаев, обеспечив её сохранность в пути.
   Старшина Тимощенко назначен ответственным за доставку и передачу американцам "студеров", он подбирает себе отделение водителей для охраны и разгрузки техники, не забывает и меня. Плотно заставленный "студерами" эшелон отправляется на юг. У меня есть надежда, что после Киева эшелон пройдёт мимо родных мест, в Корсуне все паровозы заправляются водой, на остановке повидаю кого-то из односельчан, удастся перемолвиться словом. Письма письмами, но до словесного общения они явно не дотягивают. Старшина Тимощенко приказывает готовиться к высадке в Корсуне, без меня в Николаеве обойдутся, проехать мимо родного села, и не навестить родных не годится. На обратном пути подберут, а если не удастся - сам в Ленинград доберёшься. В крайнем случае, при опоздании, отсидишь несколько суток на "губе". Но, разве это наказание для настоящего солдата?
   Увы, после Жлобина эшелон проследовал через Калинковичи на Овруч, потом, через Винницу, на Николаев. Железные дороги и мосты восстанавливают в первую очередь, часто перекрывая движение через ремонтируемые участки. Проведать родное село не удалось.
   Эшелон задерживают на станции Водопой, не доезжая Николаева. Кроме разрушений войны, жителям Украины добавила горя засуха летом 46 года, частые ветры-суховеи. Ветер подымает в воздух тучи песка, наблюдаем пыльные бури. Народ страдает от голода, в колхозах выдают на трудодень всего по 400 грамм зерна. В школах вводят горячие завтраки, подкармливая изголодавших ребятишек варевом из муки или круп. Посещаемость школ высокая.
   Расформировываются кавалерийские дивизии, коней армия передаёт в колхозы. Ещё раньше, араты Тувинской автономной области, вошедшей в 44 году в состав СССР, передали в колхозы Украины более 9 тыс. коров. Помощь Тувы нашей стране за годы войны, в долларовом исчислении, сопоставима с помощью США по ленд-лизу. Это, в первую очередь, добытое золото и другие ископаемые, а также шерсть, мясо, масло, овчина для полушубков. А сформированный из аратов кавалерийский полк прославился своей храбростью, освобождая украинский город Ровно. Правда, в плен араты немцев не брали, обычай у них такой. Распространённая во время войны гитлеровская пропаганда о том, что Восточный фронт в 41 - 42 годах держали нанятые монголы и тувинцы, является лживой.
   Прибывший капитан-автомобилист, работник облвоенкомата, проверяет набор ключей в инструментальных ящиках, крутит рулевое колесо, приказывает подкачать насосом давление в шинах, заводит, на выбор, несколько двигателей. Потом приказывает слить с баков остатки бензина в подъехавшую цистерну, он не понадобится, погрузка "студеров" на судно будет производиться краном прямо с железнодорожных платформ, для этого пришлось проложить железнодорожную ветку вдоль причала. Хвалит нас за хорошее качество ремонта "студеров", он надеется, что дотошные американцы примут большинство машин без замечаний, а если они будут, мы должны их немедленно устранить.
   Я прошу капитана узнать, числятся ли на учёте в военкомате мои бывшие сослуживцы, Сербин Иван, Кузьменко Виктор и Андреев Вячеслав. На другой день капитан сообщает, что на воинском учёте таковых нет.
   Эшелон движется в порт, останавливается на ветке, возле стоящего судна. Добродушного вида американец, с белозубой улыбкой на широком лице, приглашает таможенника и капитана подняться по трапу на борт судна. Мы издали наблюдаем за церемонией подписания акта сдачи-приёма "студеров". Он подписывается "не глядя", по-моему, количество грузовиков американцы даже не считали. Возвратившийся с судна капитан вручает один экземпляр акта старшине Тимощенко, тот удовлетворённо произносит:
   - А эти американцы, оказывается, хорошие парни!
   Стропальщиками работают два рослых негра, накидывая крюки крана на буфера грузовиков. Судовой кран переносит "студер" на площадку непонятного назначения. Раздаётся скрежет, через несколько секунд грузовик превращается в аккуратно смятую кучу металлолома, она съезжает в трюм. "Хорошие парни" продолжают быстро и равнодушно уничтожать "студеры", не обращая внимания на наше возмущение. Появляется патруль, он растерян, но оттесняет нас от эшелона. Старшина Тимощенко ругается матерно и кричит "хорошим парням", переходя на родной язык, белорусский:
   - Што же вы робите, сволочы! За их спасение кровью уплачено!
   Старший патруля не выдерживает, даёт команду машинисту убрать эшелон от судна, хотя ещё осталось несколько загруженных платформ. Американцев удивляет наше возмущение, они действуют юридически правильно и по законам капиталистического рынка. Они давали поставки по ленд-лизу для войны, а не для мирной жизни. А трудности после войны - это ваши проблемы, для восстановления разрушенной войной страны понадобятся десятки лет. За эти грузовики фирма прибыль уже получила, она хочет производить новые, чтобы Советский Союз покупал их за золото, на Колыме его много.
   Между нами и американцами возникает стена непонимания. Американское судно уходит в море, чтобы вывалить с трюмов металлолом и прийти за новыми "студерами", следующий эшелон уже на подходе. На душе тяжело, хочется её облегчить, обсуждаем между собой проблему возвращения поставок по ленд-лизу. Допустим, с возвратом автомобилей наша страна справится, ремонт их уже налажен в авторемонтных батальонах. А как быть с возвратом танков, самолётов, кораблей? Ещё находясь в Николаеве, узнаём новости от моряков.
   На судоремонтном заводе в дни войны отремонтировали полученный по ленд-лизу малый противолодочный корабль, получивший тяжёлые повреждения в бою. Ценой неимоверных усилий, морякам удалось спасти корабль от затопления, отбуксировать в порт. Вооружение восстановить не удалось, корабль использовался, как выездной катер командующего флотом вице-адмирала Октябрьского. Возврат кораблей на Чёрном море начали с этого катера. Снова произвели ремонт, установили вооружение, отогнали корабль в турецкий порт Измир. Принял корабль какой-то морской пехотинец, установил на нём турецкий флажок, начал разговор с предложения купить-продать виски и сигареты.
   Вспоминаем, что на Севере англичане передали нам по ленд-лизу давно устаревший линкор, его назвали "Архангельск". Его-то как отремонтировать? А самолёты Б-25 и "Аэрокобры"? На первых давно установлено наше вооружение, у истребителей мотор размещён сзади кабины пилота, вал пропеллера проходит между ног лётчика, опирается на несколько подшипников с серебряным покрытием. Отремонтировать этот узел чрезвычайно трудно, проще изготовить новый, но это дорого. А как отремонтировать их пушки, пулемёты "Кольт" и " Браунинг"? И, главное, зачем? Запасы снарядов и патронов для них у нас давно исчерпаны, использовать это оружие в бою наша страна не сможет.
   Бывшие вчерашние союзники пытаются потуже затянуть на шее СССР экономическую петлю. В США, за всю войну, пострадали от обстрела тихоокеанского побережья японской подводной лодкой 6 человек, у нас - 10 миллионов мирных жителей, ровно половина от общих потерь. Американцы воспринимают эти цифры разумом, но не сердцем. Вместо сердца у них - доллар.
   Возвращаемся в Ленинград, рассказываем полковнику Альтману о сдаче грузовиков американцам. Вместе с Тимощенко, он уезжает в штаб округа.
   Передачу американцам "студеров" приказано приостановить, их увозят на армейские склады. Приостанавливается ремонт и передача "союзникам" танков, самолётов, кораблей. Восстанавливать изношенную в боях технику, для передачи её на слом, Советский Союз отказывается. Комиссии ведут тяжёлые переговоры об изменении условий возврата, взаимопонимания нет.
   Уинстон Черчилль, в своей речи в американском городе Фултон, ещё в марте 46 года, выступил со злобными нападками на нашу страну. Мир вступил в период "холодной войны". Долги по ленд-лизу, в несколько миллиардов долларов, ложатся тяжёлым грузом на бюджет народного хозяйства, оплатить его моё поколение, сразу после разрушительной войны, не в состоянии. Но я чувствую, что этот долг нашей стране не простят, оплачивать в многократном размере, его придётся нашим сыновьям и внукам.
   Нашу военную ремонтную базу расформировывают, территорию и оборудование передают одному из ленинградских заводов. Здесь будут выпускать строительную технику. В полном соответствии с решениями Четвёртого пятилетнего плана восстановления и развития народного хозяйства. По плану, за пять лет предстоит восстановить всё, что разрушено войной, американцы предрекают, что для этого необходимо два десятилетия.
   Меня демобилизуют, получаю предложение остаться в Ленинграде, работать токарем на заводе. От заманчивого предложения отказываюсь, возвращаюсь в родное село. Навожу справки о судьбе Юрия Костенко, из Таганчи. Получаю ответ: "Лейтенант Костенко Ю. А. погиб смертью храбрых в Сталинградской битве".
   Мой односельчанин и товарищ по училищу Паришкура Михаил Миронович, погиб в 44 году при освобождении Белоруссии. О судьбе Нэтрэбы Ивана узнать ничего не удалось.
   После приезда иду в райцентр, на бывший чугунолитейный завод, теперь он называется Корсунь-Шевченковским станкостроительным заводом. Разрушенный мост напротив завода, через речку Рось, ещё не восстановлен, но плотина ГЭС уже отремонтирована.
   Возле завода висит плакат с призывом: "Выполним послевоенную пятилетку в 4 года!", ниже - объявление о приёме на работу рабочих разных специальностей. В отделе кадров пишу заявление о приёме на работу токарем. Рано поседевшая женщина прочла заявление, взглянула на меня, узнала, вздохнула:
   - А мой сынок не вернулся с войны, погиб в 41-ом курсантом. Зайди к директору, с фронтовиками он сам знакомится.
   У директора приметное лицо, брови высоко подняты над глазами. Обращается ко мне, бросив взгляд на часы:
   - Фронтовик? Рассказывай, как воевал?
   - Воевал, как все. Ничего интересного, Пётр Григорьевич.
   Конец.
  
  
  
  
  
  
  
  

236

  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"