Парфенова Татьяна Александровна : другие произведения.

Ter-акт

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  
  TER-акт.
  Часть1.
  
  ЧУДО .
  
  
   С неба сплошной пеленой падал дождь,так,будто он шел уже много веков подряд,словно тяжело и невыносимо плакал Бог.Холодный кофе,прстуда,сигареты ...
  Кофе,простуда,сигареты нескончаемо тянулись и чудно ладили с погодой-внутри и снаружи.
  Правда снаружи мутно вглядывались внутрь последние полуночные окна домов напротив,чужие,хранящие уют домашних очагов,от этого
  еще более зловещие и подозрительные к любому,кто попробовал бы застыть в их удушливом тепле.Они не хотят знать ,как мне противен этот уют,
  как он пугает и отталкивает меня прочь.Прочь,в холодную, ослепляющую острием безразличного ножа тьму.
  Вода уже не в силах мириться с водостоками,ей тесно в разбухших выбоинах и канавах,она заполонила все вокруг.Размытая
  ржавая глина бурлит,хлюпает,хлещет густой хлябью.Черная вязкая грязь с запахом вчерашней усталости...
  Если забыть,что мир вот уже какую неделю черно-бел,можно представить себе цвет этой мокрой гадости--ржаво-красный,кровь
  из носа Крошки Цахеса.
  Лампочка под потолком в желтом абажуре-можно сойти с ума.Лампочка,почти такая же,как та, висевшая над головой сумасшедшего
  полуночника,что увидел в старом ящике сменяющиеся яркие картинки ,услышал крошечных людей в нем,разглядел печь с изрисованн-
  ными изразцами,к которой жались жалкие фигурки в ожидании,в ясном предчувствии неотвратимой стужи и тьмы,в конечном счете и поглотив-
  шей их.
  Я не умею долго разглядывать несуществующее,мне становится скучно,любой труд развращает меня и отвращает от действительности.
  Я теряю себя в потоке необходимостей,в смехотворности любых усилий,обязанностей и обязательств.Действительность такова,что
  можно предположить,если этот дождь будет идти всего лишь несколько лет,все перевернется,и даже окна домов напротив станут
  тревожно вглядыватья во тьму и ждать чуда снаружи.Только его не будет , потому что ,откуда же взяться ему снаружи,если его
  никто и не сумеет разглядеть изнутри?
  К чему тогда эта злость,этот вызов последних освещенных окон напротив,к чему картинки в пустом квадрате,так лучше сон.
  Я не помню,что мне снилось в детстве,пусть младенческие сны не помнит никто:пугающий угол синего байкового одеяла,цинковый
  край ванночки,-страницы снов склеились,и пролистать их можно будет лишь в момент смерти,с тяжелым хрустом разрывая уголки прошлого,
  чтобы все вдруг разгадав,вспомнив,погрузиться в пелену бесконечную и убаюкивающую,как пелена вечного дождя.
  
  Самолет дрожал - тяжелая фанерная тварь,попавшая в невидимую паутину смерти.Пахло удушающе-вязким,-запах лака с обшивки.
  Внизу разрасталось ржаво-красное пятно,увеличиваясь и дробясь на куски полуразвалившихся строений из красного кирпича.
  Остов старинного монастыря несся навстречу в оглушительной тишине--не слышно рева двигателя.
  Тишина ударила,захлестнула,завертела в квадратах нелепой картинки,навсегда впечатанной в сетчатку глаза:хищный шпиль
  сводчатой колокольни,костел без кровли,что-то неровно зазубренное-кучи щебня,осколки прошлого,ощетинившиеся острыми краями,
  готовые процарапать и рвать любую плоть,лишь бы напоследок ощутить вкус времени...
  Удар, схваченный каждой клеточкой кожи еще в нескольких метрах от земли...
  
  
  
  Боль не может иметь запаха,а если он есть,то запах этот трепетно-сладкий,приторный,густой,настораживающий,невыносимо благовонный,как запах ладана.
  Удушье вызвало сильную тошноту,завертело,начало вытряхивать наизнанку,будто душу вынимало из тела,медленно,мучительно,
  Душа,придавленная,оглушенная,высвободилась и, словно пледом ,накрыла искореженное,ноющее,знудящее,гниющее и страдающее.
  
  Боль откатила и замерла,над скрюченной фигурой медленно и величественно склонилась прохладная тень-старик в тяжелом
  церковном одеянии,в слабых сухих руках темная чаша,от нее да еще от мальчика,равнодушно машущего тлеющей ладьей на
  золотой цепочке, и льется этот зловеще-ласковый ,липкий аромат.
  Боль не пахнет,она притаилась и ждет,когда настанет ее час,когда выйдет старик ,а за ним бесшумно тихий отрок.А пока минуты
  карабкаются вверх по сырому ржавому камню,все дальше к темным сводам.
  Но не уходит старик,жестом ,движеньем плеча отпустив отрока,задумчиво склоняется над каменной чашей,греет слабые руки
  холодным огнем,словно вглядывается в чужую душу,словно стоит в раздумье перед неведомой дверью и отворить боится.
  Думал старик,что бояться ему уже нечего ,дорогой смерти идти и хлеб в узелке беречь?Полвека сарик охранял эти темные
  своды,имя свое прежнее забыл,не знал,были ли у него когда мать,отец ,братья...Одному братству служил,одну волю исполнял,
  а потому воле его этот монастырь теперь был отдан.
  Но в последние дни покой покинул его,впервые за столько лет поста и молитв,уединения и строгой беззаветной веры монастырю
  явлено было чудо:упала с небес огненная крылатая тварь,а в ней Он (дух ли во плоти,плоть ли бренная-узилище духа?).
  Думал старик-ЧУДО НУЖНО СЛАБОМУ ,жадному,глухому и доверчивому.А он давно был недоверчив и слеп внутри и весь обращен в слух.Он
  давно познал чудо в простом,ему уже не нужно было вглядываться в тонкую былинку,пробившую голый камень и рыжую сухую почву,
  чтобы угадать в ней завязь целебного цветка,он слышал ее задолго до того ,как случайное семя падало на землю.
  То,что иные называли чудом Господним,для него -знак недовольства Всевышнего,недоверия,и дорога,которую он считал вот
  уже почти пройденной, открылась перед ним заново во всей нескончаемой неодолимости своей.Нет,не тщеславие мучило его,
  не детская обида на того,кто обиды поять не мог,не мог даже услышать,угнетала и страшила его слабость и немощь,и мудрость
  стариковская,преградой ставшая на пути.Тревожили смутные,слабые отблески из прошлого,давно забытые и оттого непонятные,словно
  впервые пережитые:преющий запах овечьей шерсти,сена и еще чего-то кисло-сладкого,влажного,младенческого;крутятся в робком свете белые мушки,блеет слабо в хлеву ягненок,сплетаются робкие тени под низким притолоком, и светлыми клубами ходит согретый
  дыханием воздух.Было ли это когда-не было ,не узнать,не спросить,не вспомнить,не отогнать...
  Потому и сидел он неотступно у высокого изголовья,лил целебные зелья,вдыхал тяжелый аромат и ждал ,и боялся того,кто медленно
  возвращаясь в сознание первым должен сказать слово.
  
  
  Медленно,частями и обрывками мир возвращался ко мне:сперва багровой горячей болью,огромной и монотонной,как океан,но и это
  значило уже многое-я жив,потом стройными гулкими голосами со дна бездонного,затем сводами,бесконечными,уходящими надо мной
  в глубокую тьму,горечью в высушенном небе,распухшем,обметанным солью,холодом в обездвиженных ногах,тошнотворно-приторном запахе,желчью,излившейся из судорожного рыбьего рта,и наконец очертаниями лица,склоненного навстречу.
  -О-отец,где?Где я?Свои?
  Оторожным вниманием стянуто строгое лицо,зрачки в зрачки,так воду боясь расплескать на тонком льду,поднимают тяжелое коромысло.Смыслом неразгаданным наполненные звуки застыли в тишине.
  -Кто тут?Ты,отец?Давно?Я...
  Только гудят золотом вдалеке непонятные ровные голоса.Слова чужие на незнакомом языке,ледяные, гортанные,безгласные,рывками,обрывками,все выше,выше,смысл не догнать.
  -Что ты,старик?!Не надо...Живы будем-заживем.
  Мертвая ,тяжелая слеза ,полвека набухавшая в каменных сводах,бездвижно по сводам уходит.
  Поял старик знак Господа--слово мало услышать,нужно понять его.Не в слове чудо,не в имени,а в том,что лишь волей Твоей
  дано понять его.И вера дана,чтобы навсегда принять непонятное и не искать границ безграничного.
  И ,озаренный светом, поднялся и ушел один узкими глухими проходами в сияющий переполненный зал на полночное служение.
  
  
  Так с молчаливого распоряжения старика я остался в этом странном лазарете,крепость-не крепость,село-не село,
  монастырь-не монастырь,словом, секта какая-то,староверы-отшельники.Зиму я пролежал словно тридцать лет и три года,потом
  ноги мои ,облепленные какой-то пахучей дрянью:смесь молотой коры,глины,кислого вина и заячьего помета,и еще черт их
  разберет чего,понемногу стали меня слушаться.Я стал изредка выползать в хозяйственный двор,вид у меня ,конечное,еще тот:
  белая борода,отросшая за зиму,холщовая, вышитая странными значками хламида,подобие плаща из войлока,а в завершение всего кованый железный посох,с таким посохом быть мне настоятелем,да не буду,глядишь к теплу потихоньку-помаленьку сам пойду,надо набираться сил,а
  там до осени выходить к своим.Легко сказать к своим,-язык у этих непонятный,если жестом спросишь,тоже молчат,лица далекие,вглядываются и сторонятся,боятся что ли,а чего им меня бояться-развалину перекореженную?
  Сами с того света меня вывели,на ноги подняли,выхаживали как кутенка слепого,а ни слов,ни злости ,ни благодарности не слышат-
  скажешь,каменеют и смотрят ,и молчат.
  Место тут странное:ясно помню лесную полосу ,всего несколько сотен километров от линии фронта.Помню,как гнали меня двое:
  черные пауки на хвостах,у одного морда -акулья, пасть все слева заходила,другой с пышногрудой тварью на флюзеляже,
  скалилась та тварь зазывно,похотью тряслась в бешеной гонке,ну,что хотела,то и получила.Накрыл ее,завертелась черным клубом,
  к черту понеслась.Да первого из виду упустил,дожрала меня акула,всплыть бы ей кверху брюхом со всеми ее гнилыми потрохами.
  Помню как летел ,сквозь дым развалины красные успел увидеть,фундаменты,рвы,камни.
  А тут тихо все,спокойно,будто и войны никакой нет.Обломки моей машины,по-видимому, сгорели или припрятаны
  здешними братьями,ни формы,ни документов,да и ладно,куда мне с ними через линию фронта,в чужом тылу?
  Но какая здесь тишина,лишь иногда гудит медным басом колокол,да в такт ему мерно-- густые голоса.
  Запах хлеба из монастырской кухни,чужой,пресный,легкий.Мать хлеб пекла на капустном листе,густо посеребренном
  солью.А мы ,голодные,уже толклись на дворе,педвкушенно вдыхая,да нет,впитывая в себя тяжелый,кисловато-сытный дух,от которого все внутри сводило сладкой мукой.Хлебца бы родного,да хоть дыму дохнуть...И как в детстве сведет нутро долгой болью,не нуро--душу замутит.Домой...
  
  Время падает как дождь в зыбкую,вымытую горячим суховеем почву,жадно втягивается горячечными впалыми губами иссушенных
  черных трещин,ничего не меняя,никого не насыщая.Не напоив живительным обновлением.Жизнь-вечное обновление,неиссякаемое
  изживание прошлого во имя неизмеримого,безотчетного настоящего.Будущее-иллюзия. Выпал осенним дождем октябрь.Еще одно время года отразилось
  в мутнеющей воде каменного колодца и медленно опустилось на дно пожухлым талым листом.Век ли ,день ли,час?Какое значение,если
  час рождения уже таит в себе час смерти,а час смерти -мучительное одиночество рождения?Каждый из нас потерян в своем времени,
  иногда мы встречаемся,а чаще-проходим сквозь чужую суть как призраки кораблей,следующие течению судьбы.Не ведая,что долгожданная встреча обернется страшным крушением.Завертело кленовый кораблик в тяжелой воде,ударило,отряхнуло позолоту,
  медленно утянуло в леденящую темноту...
  
  Безразлично вглядывался старик вглубь внутреннего двора,билась в нем ,натужно хромала упрямая фигурка,так мотылек-однодневка
  залетит ,привлеченный неровным светом,под стекло и кружит ,слепой,обреченный,упорный,под самым отверстием,задержавшись на миг
  от спасения.Раньше и сам ,бывало,оторвется иегумен от прогорклого фолианта,отвлечется от бисерных строчек и долго-долго мертвеет,замерев над вертящейся тенью.Случалось, крупный ночной мотылек упадет на пламя и потушит фитиль,-пройдет оцепененье,
  осветится вспышкой миг темноты,вновь зальется трепещущим светом,лишь бесцветное крылышко погрузится в теплое масло и опадет на дно светильника.
  
  Последние недели навалилась на меня странная слабость и лень,видно, сказывались бессонные ночи,нагруженные раздумьями и планами.Тело мое зажило и окрепло,а ум словно затянуло серой махровой плесенью,той,какую рассматривал я на
  растрескавшихся ржавых стенах,в последней надежде хоть за что-нибудь зацепиться,прочитать в этих замысловатых растеках и извивах хоть какой-нибудь слабый знак к спасению.Так самоед,замерзая в ледяной пустыне,онемев и очерствев внутри,отрезает от себя дымящиеся теплым куски и равнодушно,безвкусно жует,жует бескровными деснами отторгнутую
  плоть.Память будто растворилась , то уходит(в эти моменты необъяснимая тревога,почти паника охаватывает меня и побуждает к бесполезным,судорожным действиям),то вновь накатывает отрывочными ,ослепляющими вспышками воспоминаний:колядки,дети идут от избы к избе,намертво слепив озябшие пальчики на гладко обструганной палке-наверху картонная звезда,
  обсыпанная бутылочными стекляшками,обрамленная по неровному краю желтой ватой,в каждых сенях свой запах спертого тепла,
  бережно охраняемого хозяевами--зазеваешься и больно ударит в спину тяжелая набухшая дверь...Дети старательно выводят неровными голосами:
  -Як не враде хвала,як на враде хвала ,над овином звезда ясна рясно засыяла...
  Над картонной звездой в высоком черном небе --золотая россыпь,там никто не берет ,не кидается,не рвет ,не выхватывает из-под ног.Ребятишки во дворе шумно дерутся за черствый ярморочный пряник-облитую розовой помадой звезду.А я ,вдруг неожиданно
  сам для себя, взвизгиваю и бросаюсь в звонкую толпу с яростно вскинутыми кулаками.
  
  
  Там,где заканчивается цвет,начинаются звуки.Растворилась в серой хляби беспросветная осень,небо,перетертое,перемешанное с землей,устало просачивать цвета,и упали неземной круговертью легкие,светлые звуки,растеклись бесконечной мелодией торжества.И вторили этому торжеству глубокие голоса поющих вечную правоту тому,кто сотворил этот нелепый мир во всей его
  жестокой гармонии и страшной предсказуемости.Предсказуемости рождения,жизни,смерти и бессмертия.Очертя голову бросаются в него,чтобы пройдя детство,отречься от него и забыть истинное,кинуться в молодость ,пройти все круги предательств,самообманов,
  обид,глупостей,безысходностей,смертоносных амбиций ,священных в своей кровавости войн,вдруг очутиться желчным стариком в убогом и неряшливом углу,ослабеть умом ,объедаться,замерзая лишь от одной мысли о голоде,постоянно зябнуть,
  тщетно кутаться в дырявую жалость к самому себе и грязнуть в недоверие ко всему,что снаружи,подозревать,обвинять,бессильно
  захлебываться предубеждениями и ничего не прощать,неторопливо разлагаясь,не замечать запаха.Долго и упрямо биться в лихорадке агонии,чтобы на последнем всхрипе обрести детскую мудрость бытия и право на милосердие.Кто из живущих сумеет оправдать свои
  истины и ценности,если лишь смерть возвращает бессмертие бессмертному?А потом,став дрожащей невидимой точкой во тьме ожидания,вдруг уловить миг зачатия и облечься в жизнь,стать клеткой в теле неизвестной женщины и забыть навсегда,что сам сделал этот выбор ,оттуда ,из темноты бессмертия, выглядел своих отца и мать,слепо доверился и принял все наперед,погрузился в сон,в передышку перед жизнью,чтобы в свой срок снова пробить израненной окровавленной головой брешь из Его мира ,в мир другой,созданный так легко и бесподобно и так же легко искажающий любое подобие...
  
  Я лежу на узкой кровати в сырой келье,надо мной в высоте,у самого свода ослепительно белеет полукруг окна,-снаружи падет и падает снег.Я постепенно начинаю забывать, кто я,отчего лежу здесь,отчего не выхожу вместе с остальными братьями на предрассветную службу ,не разделяю трапезу,а слвно убийца,отвергнутый всеми,равнодушно глотаю в своем полутемном углу остывшую похлебку,оставляющую после себя во рту пряный пивкус утрат и гречишного меда.Изредка я с отчужденным любопытством
  осматриваю блеклые шрамы на свом теле--словно забытые листки на отрывном календаре,давно прожитые,а потому неинтересные и
  потерянные для настоящего.Я все еще помню,что я солдат,солдат далекой и страшной войны,солдат,дезертировавший помимо своей воли,вопреки возможному и невозможному в этот чужой мир ,затерянный на задворках реальности.Есть ли выход отсюда,а если он есть ,ради чего стит его искать?Затем,чтобы снова сеять на крылатой машине яростное возмездие,чтобы опять привыкнув к смерти,
  к сладкой гари черной человечины,к разможженным младенческим куклам,к живым мощам,обвисшим от голода желтой цыплячей кожей,к
  немым надрывным окровавленным ртам,вновь захлебнуться через край горячей бессильной яростью и работать,работать,каменея от бессонницы и усталости,до измождения,до холодной кровавой испарины пахать и пахать ниву ненасытной войны...Утро уныло и утробно поглощает,убивает медленной безысходностью,заволакивает пустотой,убаюкивает полусном,и опять день минует меня,стронясь,на цыпочках проскользнет мимо спящего тела,растворится в сумраке наступающей ночи.
  Но сегодня я засыпаю впервые за долгие месяцы не раздавленный тяжестью вины,сегодня выбор окончателен,а сон--необходимая передышка перед началом пути,эту ночь я припас для побега,эту ночь я так долго баюкал и лелеял внутри себя,так выхаживал
  и хоронил,как крестьянская мать хоронит и выхаживает своего полуживого малокровного первенца в теплой хлебной печи,пеленая
  слабое тельце в живое кислое тесто;уверенный в успехе задуманного,как когда-то бабка моя, ставившая опару под испуганный вой матери, поверившей деревенской повитухе...Сегодня я точно знал,что смогу разрубить узел,завязанный на мне безликими отшельниками, и процарапать,прогрызть,продрать свою дорогу обратно.Сегодня для них --рождество.Торжество ожидания застыло
  в морозном воздухе,пропитало строгим трепетом каждую трещинку этих мертвых стен,разлилось сдержанными раскатами колокола,
  распятого на высокой треноге посреди монастырского двора,подтянувшись к высокому окну,я могу наблюдать,как каждый час в медленно густеющей мгле скользит несышно фигура кого-нибудь из братьев , и раздается одинокий тревожный удар--отсчет времени начался.Самое страшное--ожидание перед атакой.Я затаился в своей норе,изредка высовываясь и пробуя мглу на густоту и плотность,когда вкус ее покажется мне достаточно выдержанным и крепким,я опрометью окунусь в нее и навсегда растворюсь
  в пути.Домой.
  
  Ночь глухо ударила в спину,подтолкнула, кинулась следом по теплому снегу,и я ,подавляя дрожь нетерпения и страха,пригибаясь как гончая,взявшая свежий след,понесся прочь,нагоняемый собственной тенью.Миновал темный двор,в редких
  осколках витражных отсветов гудящего собора,мимо каменной чаши колодца,мимо возов,нагруженных силуэтами
  хвороста,мимо горячего навозного запаха конюшни,вдоль обледенелой,огрузлой стены,продрался ,разрывая грубый наст до спекшейся земляной корки, протиснулся сквозь каменный зев водостока и сжался в коротком падении в глухую пустоту--на дно застывшего рва.Под набухшими горящими веками алые всполохи,соленый красный привкус на сочащихся спелым губах,резь в груди с каждым всхлипом
  обжигающего морозом воздуха,яростный вдох обретенной свободы.Проваливаясь в снег,утопая в занесенных выбоинах,выбивась наружу,грузно падая,матерясь от усталости и наслаждения,плюясь забытыми словами,перемешивая похабную площадную грязь с самыми сокровенными именами,захлебнувшись от нежной злости и переполненный теплотой ко всему,что распахнулось мне навстречу,я наконец выдохся и свалился у ствола ели,в лесу,в моем лесу,который укроет и схоронит меня от всякого зла,выведет и сохранит,потому что нельзя умирать дважды,потому что я должен был родиться в рубашке,потому что я сам выдумал это ,поверил и
  забыл ,и поэтому моя правда больше всякой дурной смерти,проще и вернее любой веры.
  Я уперся до отказа в замершую даль,в густые еловые лохмотья и сплетения,в седые хрупкие очертания сонного покоя,и
  различил неожиданно и ясно слабый размеренный,монотонный шум.Затем отрывистый ,захлебнувшийся хриплым,лай,чеканные,впечатанные в железо возгласы,клейменый гогот,на который откликнулось рваное брехание собак.
  Я вдруг почувствовал гудящую боль в ногах и позвоночнике,стал сжиматься до размеров точки,которую спокойная рука убийцы-судьбы равнодушно поставила на сияющем снежном листе рождественской ночи.Короткая ослепительная очередь разрезала
  темноту,войдя легко и желто в жирную тревожную мглу,как нож в сладкую голову свежего деревенского масла..
  
  Перед злыми,окоченевшими,ополченными общим для всех чувством притаившейся опасности,вырванной и задущенной нечеловеческим усилием усталости и одиночеством,теми,которые вот уже третьи сутки кружили по проклятому чужому лесу,
  прочесывая его пядь за пядью в поисках варваров,загнанных в неизвестное еще,но теперь осязаемое и близкое логово,вставала железной правдой лишь одна неизбежность-выжить можно только убивая .Поэтому и приходилось кружить и кружить по страшному лесу,чтобы затравить и растоптать зверя,поэтому и приходилось упрямо пробираться через буераки,кусты,опять и опять упираться в кирпичные развалины,ощупывать цепко неровные завалы,переполняясь педантичной ненавистью,ненавистью убийц,знающих свою правоту.
  
  Насилие над собственной природой,инцест
  с собственным сознанием--такое никогда не простится тем,кто этого не пережил,и поэтому пусть они заплатят :муками плоти,надругательствами,унижением,рабством,пусть копошатся в червивой вони,зарывают в оскопленную землю свои плоды,травят детей в утробе,и выпашивают смерти как милости избавления...
  
  На первые сутки операции было не так холодно,и гер Гоффер ,молодой офицер,прибывший на фронт недавно и еще хранящий
  приятные воспоминания домашнего уюта,тепла родной экономии,был расположен к юношеской браваде и способен на
  уместную шутку:по его свистку рота по команде "вольно"пускала дружную дымящуюся струю на темные фрески со стершейся древней позолотой,и жидкость,застывая на морозе,расписывала строгие лики,придавая им новое ,необычное ,как чудилось
  солдатам,удачное и законченное выражение.Сама же игра заключалась в том,чтобы продержаться как можно дольше и попасть точно в мишень.Учреждена была даже шуточная награда самому лучшему снайперу.
  Но сегодня настроение было совсем иное:солдаты не спали вот уже вторую ночь,промерзли до мозга костей,не ели горячей пищи,
  забыли о кофе,шоколаде,кирпичиках сдобного хлеба и молоке,мерзлые консервы на первое,снег с коньяком -на второе,злость и раздражение от вынужденной бессонницы -приказы не обсуждают,а исполняют,бескомпромиссно,четко и педантично.
  И теперь, отправляясь на вымученный ночлег к знакомым монастырским руинам,этот железный отряд вдруг внутренне распался,рвзделился на человеческие единицы,где каждая мечтала стать первой ,самой
  ближней к еде и теплу,к куску кирпичного монолита,способного хоть на время защитить от снега и метели,к спасительной минуте
  короткого забытья.И каждый из этих преданных псов великого фюрера готов был вгрызться намертво в чужую шкуру,лишь бы не ему теперь
  остаться в дозоре и всю ночь нести вахту,охраняя спящих .Отряд с каждым шагом превращался в стаю : иногда
  в резком размеренном скрипе ,вдруг раздавался непривычный скулеж-кто-то проваливался в глубокий ледяной сугроб,а остальные ,продолжая продвигаться дальше,жарили невезучнго отборными хлесткими ругательствами,тщетно стараясь,хотя бы так,
  разогреться и загнать озноб подальше внутрь, в скрученное усталостью и голодом нутро.Из всех чувств остались только колющая пронзительная боль во всем теле,тупая скука и раздражительность.Недавняя веселость казалась
  пустой щенячей глупостью,непонятной, бессмысленной.Сейчас справить любую нужду представлялось невыносимой пыткой.Никто уже не сбавлял шагу,чтобы щелкнуть кремнием зажигалки и прикурить,медлительное удовольствие первой затяжки вызывало лишь голодную тошноту. Не было сил даже пристреливать местность.
  Крутились невидимые шестеренки разбитого механизма,автоматически ,по инерции,подчиняясь привычке и необходимости движения,
  безостановочно,шаг в шаг шли солдаты.
  Лес,пустой и зловещий,застыл в тревожной немоте,лишь высоко в черном бархатном небе стояли ,подрагивая от мороза чистые звезды.Хрупкие колючие ветки хлестали и уворачивались.Тяжелые поседевшие лапы набрасывались на идущих,сыпали колючим,
  выставляли рваные зазубрины, шептали вслед стариковские пророчества.
  Внезапно из ровной темноты выступили неясные скупые силуэты,различимые скорее не на глаз,а наощупь обостренным чувством опасности.
  Идущие напряглись,но еще несколько долгих мгновений продолжали тяжело двигаться вперед.Потом остановились,чутко пислушиваясь к каждому шороху,вздоху,движению темного воздуха.Странный до боли,едва ощутимый запах крался навстречу,собаки
  заклокотали сдавленным рычанием,сотрясаясь телами.Офицер четким движением раскинул кожаный планшет,
  ткнул обмороженный палец в нужный квадрат: несколько сотен шагов до знакомого ночлега,на карте точными прямоугольниками
  вычерчены фундаменты разрушенных зданий,ровная косая штриховка кустарника,словно нарисованный рыбий скелет,ничего больше.
  И каждый помнил,что ничего кроме быть не могло,кроме мертвых кирпичных осколков,кроме изгаженной глазницы высохшего колодца,искореженных проржавленных каркасов кровли,каменных ступеней,вылизанных ветром,убегающих в капканы гнилых подземелий,
  где дожидается своего дух тлена и мышьяка.Гниющая каменная заноза в здоровом пространстве.
  Но запах ,взбудораживший собак,постепенно врывался в каждого :пахло человечьим,живым,обжитым.Смятение и чувство острой опасности вдруг сменились расчетливым азартом,побуждением к действию.Немедленно отправить разведку,перераспределиться,занять огневые позиции.Масхалаты растворялись в забрезжившем преддверии утра. Собаки с забинтованными пастями вытягивались и рыли снег передними лапами,белесый придушенный шепот моментально разбросал фигурки по эту сторону игры.Белые уверенно начинали партию.
  
  Раскололись тяжелые ворота,застонал под множеством бегущих сапог поруганный снег,вскрикнул медно остывший колокол.Роняли пурпурные свечи,метались безумно желтые праздничные тени,надломленно,суетливо,отчаянно.Крики,обреченные возгласы молитв,
  гудит,гудит густой потревоженный улей...Яростным возбуждением накрывает израненный гул ликующая брань,множится эхом под
  сводами и срывается вниз.Разрыв,автоматная очередь,еще,еще.Падает и вздымается кровавый бич,раздирает тонкую ткань светлого
  намоленного воздуха рождества.Оборвалась сияющая люстра,обрушилась в смятение тел хрустом и звоном.
  Мальчик в желтой хламиде разрезан пополам горячим свинцом,изумленно распахнуты ресницы,меловое лицо,улыбка.
  Разорвалась бесцветная нитка,звонко капают алые бусины,катятся по гладкому полу.Не заметить ,не собрать,не остановить.
  Еще струится сладким золотая ладья, ломают жадно нежные пальцы чужие руки,тянут тонкую цепь,волокут ,шарят,выхватывают умело и сладострастно,будто не в тело врываются-в душу.
  Ползет ,извиаясь безликая плоть-распахнутая зияет дыра ,ищут слепые персты недочитанные последние строчки в выщербинах плит,
  что ведал о смерти старый архивариус,аскет,спавший в голом гробу,что узнаёт теперь?
  И возносится к сводам кокофония битвы:звуками живыми и мертвыми,хлещет через край,льется из узких окон наружу,
  выше и громче к самому небу.Битва бессильных живых и свободных мертвых.
  Безмолвно застыл у алтаря настоятель,лишь один из всех сохранивший терпение перед концом, гневно стоял,чтобы затем выступить из сумрака навстречу ,самому принять смерть от скверны.
  Это был последний выстрел.Вздрогнули глухо и поползли каменные своды,осели тяжелым облаком.Красная пыль.Тишина.Снег повалил сплошной пеленой и укрыл старинные развалины.
  AB INITITO.
  Часть2 ВИДЕТЬ,СМОТРЕТЬ,ЗАВИСЕТЬ,НЕНАВИДЕТЬ.
  -Танька,Танька,вставай! Я уже кофе разлила и за сигаретами сбегала!Ну ты,мать,и дрыхнуть!
  Ленка,соседка по коммуналке, упрямо колотила в дверь.
  Танька сонно потянулась и затрясла рукой,противные мурашки больно обожгли плечо.
  -Че,никак опять всю ночь в интернете?Чем за телефон платить-то будешь?Вот отключат-узнаешь!
  -Да и пускай,хоть никто доставать не будет.
  Медленно спустила ноги в тапки,села,вдыхая сладковатый запах теплой постели.
  -Времени сколько,Лен?
  -Дак час,я стучу,стучу,сперва думала ,ушла куда.
  -Никуда и ни с кем,последний выходной,лучше вообще не просыпаться.
  -Ты давай открывай,философ хренов.
  На ходу накидывая на худенькие плечи халат, Танька вышла в коридор.В умывалке на ящике для картошки стояла пепельница со вчерашними
  бычками,рядом две синие чашечки и алюминевая турка в коричневых подтеках.Молча закурили.Танька намазала щетку зубной пастой и села рядом.
  -Мой-то вчера пьяный с работы приполз,злой,опять получку не дали.А на пиво хватает.Да и мужика-то понять можно,если вовремя не дают,
  а тут мы еще.Я уже и не спрашиваю.Слышь,Танька.
  -Ну.
  -Петровна опять вчера орала,что дверь от кухни на ключ не заперли.Не ты вчера вечером варила?
  -Нет.
  -Давай еще по сигаретке,да я стирать пойду.
  Танька отрешенно уставилась на стену,синяя краска в углу облупилась от сырости,в трещинах висела желтая паутина.В ней бился ночной мотылек.Ровно гудела лампа дневного света под закопченным потолком.
  Завтра понедельник,опять до пяти торчать за бумажками,от компьютера тупеть начинаешь, идиотским харям одно и то же повторять,
  повторять,повторять до бесконечности.
  Танька работала в центре помощи семье,выдавала справки,что состоят на учете,чтобы малообеспеченные могли получать субсидии.
  Работа ее раздражала -люди все равно уходили злые,недовольные,как бы обманутые.Те,кто жил в нищете-ненавидели молча,остальные- пьяницы,либо с липовыми справками-последние особо напирали на то,что они-то знают свои права и их запросто не проведешь.
  А Танька и не собиралась никого проводить ,иногда,правда, ей хотелось просто кого-нибудь вышвырнуть:"Сколько можно,девушка,
  у меня пятеро дома одни сидят.И не надо мне ,как прошлый раз,гуманитарку выписывать,я Вам такого дерьма сама сколько хошь принесу,носите
  на здоровье.Сама ,небось, получаешь, нам таких денег и не снилось,а то с чего бы здесь сидела,фря-то !"
  
  Гремела стиральная машинка,синим пламенем догорал Танькин последний выходной.
  
  Вернувшись в комнату,она снова легла на неубранную постель и погрузилась в раздумья.Зазвонил телефон.Танька нехотя подошла,потрясла трубку,чтобы не так трещала.
  Знакомый голос прорвался сквозь скрипение.
  -Привет,Танюш,не слышно ни черта.Когда провод поменяешь?Или выкинь ты свой аппарат .
  -Тань,тут супруга моя с дочкой к матери в деревню укатили,я ночевать к тебе прийду,часикам к шести жди.
  Тань,ты чего молчишь,не рада?Мы с тобой недели полторы не виделись,не соскучилась еще?
  -Извини ,Антон,я сплю на ходу.
  -Одна или с кем?
  -Ты что,обиделась?Эй!Таня,ты у меня такая дурочка,я тебя люблю.Ладно,тут еще дела у меня кой-какие висят.Ты жди.
  Поесть- то у тебя что-нибудь есть,или мне по дороге в магазин заскочить?Ну как знаешь.Пока.
  
  Танька собрала со стола грязные чашки,отправилась к раковине.На обратном пути заглянула в холодильник.Полпачки творожной массы недельной давности,банка смородинового желе,вчерашние макароны.
  Есть не хотелось.Посмотрела на часы на стене-пора что-нибудь начинать делать.Включила телевизор,пощелкала пультом,посидела,мучительно
  восстанавливая в памяти утренний сон,встала,взяла пылесос,двигалась медленно,осколки сна никак не желали складываться во что-нибудь хоть
  мало-мальски связное.
  Пошла в душ.
  -Таньк,ты куда?Воду-то горячую вчера отключили,неизвестно,когда теперь дадут.Ты возьми у меня вон ведро,погреешь.
  -Ладно,я так.
  Ледяная струя обожгла тело.Танька отпрянула и подставляла уже по частям-худенькое плечо,спину,по-детски неразвитую грудь,с трудом
  промыла голову.Замерзшая,похожая на мальчишку,только что выбравшегося из воды,Танька начала ,трясясь и стуча зубами ,быстро растираться полотенцем.
  -С легким паром ,девушка!-муж Ленки проводил ее придирчивым взглядом.
  -На колядки,иль на б...?Молчание-знак искреннего согласия?
  
  Танька взяла кошелек,посмотрела,пошарила по карманам куртки,достала пальто.Добытую мелочь добавила к бумажкам в кошельке.
  Магазин был в соседнем дворе,жильцы близлежащих домов часто ходили прямиком в домашних тапках,особенно женщины-в халатах.
  Таньке казалось,что они это делают не из лени,а из стремления продемонстрировать свою свободу,от уверенности в своем дне,от презрения к ней,к ее застенчивости и брезгливости.
  Танька давно и безнадежно устала,усталость эта была заметна уже по тому состоянию болезненного равнодушия,с которым она общалась с
  окружающими.Но чем более Танька избегала людей и лелеяла свое одиночество,тем навязчивее и бесцеремоннее становились вокруг.
  Иногда ее захлестывало чувство безудежной ненависти ко всему ,и начинала мучительно болеть голова.Тогда она стягивала голову до хруста мокрым полотенцем и ложилась на пол.Лежать так удавалось недолго,заходила Ленка,принималась сочувственно причитать,мимоходом
  рассказывая истории о своих безвременно почивших родственниках,приносила анальгин.
  Действительно,какое кому дело до ее усталости.
  
  Танька оделась,придирчиво осмотрела себя в зеркале,захватила мешок с мусором и отправилась в магазин.Похлеба Ленке.Ужин Антону.
  
  Контейнер был с верхом-мусор не вывозили уже дня три.Грязная рыжая собака ревниво ощерилаь на Таньку.Но собака была дворовая и знала цену жизни:неуклюже выбравшись из бачка,она терпеливо пережидала,пока Танька забросит свой пакет на самый верх мусорной кучи,а затем,по-старушечьи кряхтя,стала вскарабкиваться обратно.Раньше Танька пожалела бы собаку и заранее приготовила съедобное-остатки хлеба,куриные косточки.Теперь Таньке было все равно до собаки,до кучи неубранного мусора,до собственного равнодушия.
  
  В магазине взяла корзинку и задумчиво пошла вдоль ряда:упаковка мяса,хлеб,пюре,молоко,банку маслин-это для себя,Антон их ненавидит,подумав,взала с полки шоколадку-как все любимые,жестокие и вмеру избалованные дети,Антон любил сладкое,остановилась
  возле винных бутылок-Антон пил только дорогой коньяк,здесь такого нет,а если б и был ,какя разница.
  Кассирша бегло простучала клавишами,переложила продукты-небрежно,насмешливо-или только показалось?Таньке стало противно-сколько чужих денег-чужих грязных,суетливых,спокойных,самоуверенных,похабных,корыстных,завистливых,суеверных,неловких,замусоленных,вонючих
  рук -соприкоснулось с этими пальчиками.Она будто догадывается,нет,точно знает ,кому это все принесет Танька,и смеется ,смеется,почти открыто.
  Танька выскочила из магазина.
  -Здравствуй,Татьяна.А почему не здороваешься?Хорошо живешь,раз зазналась.Замуж не вышла еще?Ничего успеешь!-
  соседка со старой маминой квартиры.
  
  -Хотя пора уже,пора.У меня внучка во второй пойдет.
  -Извините,Зинаида Ивановна.
  
  Танька повернула за угол.Утром,наверное,моросило.В лужах на асфальте серое небо,а по нему свежие облака.Листья на березах начинают
  понемногу желтеть.С кленов падают под ноги крупные капли,кажется,будто мертвый дождь идет.Ржавые,охрипшие качели,вверх-вниз-рядом очередь,ждут напряженно ,когда встанет белокурая девчонка,но та с наслаждением болтает ногами и просит бабушку "подкачнуть еще",-приятно,когда все ждут.
  Танька отвернулась.
  
  
  Антон пришел к семи,усталый,но серьзный и ласковый.Сели ужинать.
  -Танюша,да у тебя в доме и есть почти нечего,давай я тебе денег немного оставлю,а то умрешь когда-нибудь с голоду,хоронить мне тебя дороже выйдет.Я ведь у тебя единственный?
  -Одинешенький.
  -А я на работе так задергался,ложусь в три,встаю в семь,жена обижается.Говорит ,я тебя не вижу,и денег не вижу-по два раза в сезон на юг кататься-точно не увидишь.А Машка молодец -в этом году музыкальную с отличием ,грамоту дали,это она в меня.
  -Танечка,не молчи,расскажи что-нибудь.
  -Хочешь,сон попробую вспомнить.
  -А вот эту муть не надо,не грузи.Какая ты,девочка,со странностями.
  Лучше выпьем по чуть-чуть и спать.
  
  Антон блаженно откинулся на подушки и подмял под себя одеяло.
  -Жарко!
  Все его тело,большое,крепкое,слегка огрузшее дышало уверенностью и покоем.
  -Не очень быстро,детка?Я в таком ритме живу,что без полрюмки коньяка не заснуть.Что до этого,сама понимаешь.
  -Тош,а какого цвета у мужчин,ну...
  -Ты про что?
  -Ну когда заканчиваешь,ну цвет или музыка,или картинка?
  -Тань,мне завтра в шесть вставать,до стоянки черт знает сколько переться.Спи,ладно?
  -Извини.
  
  Антон спал,обхватив руками подушку,изредка ворочался со стоном -ему было тесно на Танькиной узкой кровати.
  Она встала,с трудом высвободив свои ноги из-под горячих лап большого ребенка.Села у окна.Тусклый фонарь сиротливо покачивался у дверей подъезда,перекликалась шпана,у кого-то на балконе надрывно завывала собака.Не заснуть.Подняла с пола брюки,нащупала к заднем кармане пачку сигарет-свои кончились,прикурила,сощурилась от дыма,осторожно вынула из верхнего ящика стола карандаш.На обрывке газеты,опережая
  сознание ,побежали размашисто строчки:
  
  Если вырезать твой силуэт,
  И приклеить к оконной раме,
  То возможно прожить рассвет,
  В новый день,что лежит меж нами.
  
  Стала перечитывать,исправлять,спрятала в газеты,стараясь не шуметь ,неловко прилегла рядом.
  Сквозь неплотно прикрытые шторы сиротливо забрезжил рассвет.Последний выходной...
  
  Антон убежал рано,он не любил коммуналки,не замечал интереса соседей,он был весь погружен в работу.Танька иногда думала,что
  Антон приходит к ней удостовериться,что в мире бывают и такие,как она,которые живут иначе.Это была недолгая командировка на другую планету,как только заканчивался запас привычного воздуха,он торопился домой.
  Антон не мог понимать,насколько эти энергичные набеги тяжелы для нее,насколько опустошенной она начинает свое утро.
  Танька была глупее предприимчивого Антона и больше всего боялась разбудить в нем чувство вины.Хотя теперь ей
  была безразлична и боль,и собственная слабость.Мир приобретал все более резкие,невыносимые оттенки.
  -Ненавижу!
  Она бросила в ведро чашку со следами губной помады.Чужая бритва,"Жиллет",повод вернуться,налипшие волоски.Ах да,нет же горячей воды.
  Надкушенный бутерброд-он любит только свежий чай,а она вчера забыла.Тапки липнут к полу-сладкий портвейн.Гадость,даже когда настоящий.
  Мерзкая слякоть за окном-вот почему было не заснуть.У зонта вырвана спица,с получки купить новый.Ненавижу идти в толпе под зонтом,всякий
  
  лезет толкнуть,зашипеть вслед.В такую погоду у всех серые лица.Почему,ну почему они не прячут их,эти жалкие кожаные маски,-(из человечьей кожи!)ведь по лицу можно все прочитать о вас.О ваших ночных поллюциях,свинстве,изменах,тайных желаниях,зависти,злорадстве,замусоленном самолюбии.Оставьте же,наконец,меня в покое,не мучайте,что я вам всем сделала?!Хотите,хотите,я пойду рядом с вами,буду как-бы как вы,стану
  улыбаться,выказывать интерес,даже соревноваться с вами во всем и обязательно вам проигрывать,хотите?Нет,вы ,лживые и искушенные,
  вы немедленно уличите меня во лжи и станете наказывать.Своим презрительным неодобрением,методичным покручиванием пальцем у виска,
  навязчивой жалостью.Ату ее,ату!
  Не хочу к вам.Не хочу на работу.На хорошую работу,на плохую работу,на перспективную работу,на полезную работу,на не-бей-лежачего работу.
  Не могу завидовать сытым и жалеть голодных.Ненавижу смотреть,как люди завтракают по утрам.
  Не говорите мне:"Здравствуй".Не оборачивайтесь ко мне в автобусе,не глядите на меня-вы меня убиваете!Зачем вам это нужно.Ведь всякая смерть побуждает рождение,Вы же не хотите иметь много детей,делать аборты,всю жизнь тянуть на себе внуков?Один минус туда породит множество плюсов в эту сторону !Раздавите ближнего и ждите прибавления потомства в своем роду,вам ведь безразлично,что будут понимать ваши дети?
  Не-на-ви-жу!
  Бледная ,трясущаяся Танька вышла на улицу.По лицу ее было видно,какими страшными усилиями она сдерживает себя.Но прохожие ,соседи не
  замечали этого,они и без всякого внимания могли представить себе лицо этой худенькой,хрупкой девочки,стремительно проносящейся мимо.
   Потом,после всего происшедшего,немногочисленные свидетели попытаются составить фоторобот, но окажется,что никто из них не успел уловить черт ее лица,а образ,это понятно любому, восстановить с помощью компьютера почти невозможно.Образ,он и есть образ ,каждый нормальный человек должен невзлюбить это слово с детства,со времен школьной программы по русской литературе.
  
  Толпа разлилась немысленной многолосицей цветов и оттенков. Черные вальяжные зоты - над буднично-пестрыми,обывательские-над кокетливыми дамскими ,прозрачные юные-над старческими дождевиками,плащами,-образы,образы,никому ненужные,раздражающие,торопливые,снующие,хлюпающие,шлепающие,шаркающие,пыхтящие.
  Образы,образцы,образчики,лиц нет-растворились в утреннем водовороте.Ненавижу.Ненавидите.Ненавидят.Ненавидимы будут.И поднимут ненависть свою как стяг.И выйдут с ней на улицы.И пройдут, ужасные и безжалостные.
  Танька остановилась,вздернула плечом,высвобождаясь из потока.Резко развернулась на месте и побежала обратно.Ненависть пульсировала в ней,билась в каждой клеточке напряженного болью тела,рвалась наружу.
  Ненавижу.Ненавидите.Ненавидят.Ненавидимы будут.И поднимут ненависть...
  Она начала задыхаться,но продолжала двигаться все быстрее.Ненавижу.Ненавидят.Ненавидимы будут.
  Бо-о-льно,невозможно терпеть,невыносимо держать в себе.В каждой точке тела набухает,пульсирует,рвется боль.Все сливается вокруг в кишащую насекомыми лаву.В детстве обедали всей семьей на веранде,в супницу падали большие черные мухи,кишели в красной наваристой гуще.Бабушка вылавливала,разливала борщ по тарелкам."Муха-не испортит брюха,"-взрослые шутили.Вырвало прямо на стол.Больно.Ненавижу.
  Ненавидите.Неавидят.Бежать,бежать прочь,вон,насквозь,наружу.Дышать.Слышать,держать,гнать,видеть,зависеть,обидеть,ненавидеть.
  Сквозь красную пелену промелькнуло что-то чистое,прохладное,блестящее-витрина магазина.
  Тело дрожит,опять схватка,еще,еще.Это уже никогда не кончится.Ненавижу.Ненавидите.
  -Девушка,вам плохо?-молодой охранник подозрительно посмотрел на раннюю посетительницу.
  Судорога по телу,гримаса боли.Трудно дышать,в голове звенит.Пустота.
  -Вам лучше?-принял за улыбку.
  Ненавижу.
  Все,боль разрывает клетки,ненависть,переполнившая тело распадается на молекулы,вспарывает атомы.Последнее-из вчерашних осколков складывается сон,
  но теперь уже поздно.Он ничего не изменит.
  Будто на замедленной пленке треснула зеркальная витрина,веером падают,скользят и вонзаются осколки,рушатся опоры,вздрагивает,затягивается мгновенной паутиной хрустальная гладь купола,металлический каркас громоздко падает вниз.Поднимается
  плотное облако едкой пыли,и замирает в воздухе.
  
  
  Григорий Степаныч проснулся рано,ныло тело-на погоду.За мутным стеклом дождь.Душно.Пахнет застарелой мочой,валокардином,затхлым тряпьем,кошками.
  Тяжело поднялся,поплелся на немощных ногах в кухню,открыл форточку,в комнате давно сгнили рамы,срослись наглухо.Взял с холодильника
  яблоко,сморщенное,бок подгнил.Согрел в сухих пальцах,примял-подарок соседа.Опустился на табурет у окна.Вспомнил,встал ,включил телевизор,пощелкал кнопками,потом обратно на место,сел со скрипом,понюхал яблоко,поднес ко рту.
  Строгое лицо молоденькой дикторши отрывисто артикулировало:
  -Теракт в универмаге "Волна";число погибших и раненых уточняется;на прямой связи с нами;ответственностьза совершенный теракт пока не
  взяла на себя ни одна;видели молодую девушку,предположительно кавказск...;была ли это группа лиц;террористка-смертница;в 8часов 20 минут по московскому..;в экстренных выпусках новос...
  Старик с наслаждением впился огрубелыми деснами в кислую мякоть,нежно откусил,повернул яблоко другим боком,зажмурился и принялся медленно перекатывать во рту сосредоточенно-отрешенно .
  -Живы будем-заживем.
  Вчера почтальонша принесла повестку в суд.Старика давно звали,в Латвии открыли охоту на "красных интервентов"времен Великой Отечественной.
  
  
  
   .
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"