Парфе Александр Васильевич : другие произведения.

Кирик и сапфир Ясновидящего (гл. 1-10)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Артемис Фаул по-русски! Главы 1-10

Александр Парфе

Кирик и сапфир Ясновидящего

(Книга первая из серии про Кирика)



Глава вступительная
Как это всё началось

На краю небольшой сибирской деревни Кнутово стоял двухэтажный дом — внушительного вида коттедж с шиферной крышей и флюгером в форме клыкастого мифического чудища неизвестной породы. Стоял он на можжевеловом холме, в очень живописном месте, но всем своим обликом подчёркивал отчуждённость от людской суеты. Говорили, что построил его то ли крутой бизнесмен, то ли фермер, то ли вообще космонавт — хозяина дома никто так толком и не видел. Невыясненным осталось и то, куда потом этот "космонавт" подевался вместе с красавицей женой. Отгрохал дом и — канул в Лету.
В тех краях домов таких отродясь не видывали. С одной лишь фасадной стороны смотрело аж восемь окон, а обнесён сей архитектурный шедевр был каменной стеной с башенками и с глухими чугунными воротами, которые охранялись столь же неприглядными мордами, что и флюгер на крыше. Чтобы только обогнуть дом по периметру, требовалось минут пять или того больше. Деревенские иначе как замком его и не называли. Подивились сначала на крепость эту, походили вокруг да около, а как хозяин сгинул, как молва о нём покрылась прахом — стали помаленьку туда бегать, на кирпичи разбирать. Жалко ведь: зачем добру пропадать? Но не пошли кирпичики. Кто брал их, у того на другой день или корова дохла, или в подполе черти заводились. И ничем не прогнать было лихо. Пробовали кирпичи обратно носить, даже на раствор клали, а всё одно — не отступало, окаянное. Решился тогда один смельчак на грех грешный — петуха красного в окошко забросить. Взял он керосинку и в полную луну отправился на можжевеловый холм, но так и не вернулся оттуда — точно в омут ухнул. Только сапог от него и нашли, левый, да и то совсем в другом месте. Что тут делать, повздыхали люди, покрестились тихонько да и забыли дорогу во вражье логово.
Но раз в год, в одно из зимних полнолуний, дом напоминал о себе. Луна в такую ночь делалась красная, будто и правда, как уверяли мужики, голодными волками покусанная, и в двенадцать часов повисала ровно на флюгере замка, так что тень от жестяного уродца с выпученными глазищами накрывала всю деревню. Люди не могли спать под этой тенью, им мерещилось, будто бродит по улице сила нечистая, хлопает в сенях дверями, воет под окнами и гадит в колодцы. Долго после этого не решались они выйти из дому без топора за поясом. Но постепенно всё утрясалось, кровь с луны сходила, страхи забывались, и жизнь в Кнутово вновь обретала свой неторопливый ход.
А потом что-то изменилось.
Как-то в начале лета в дом вселилась старая женщина с новорожденным мальчиком. Когда и каким образом она там объявилась, никто из деревенских не мог сказать. Тракторист Фёдор, чей "Беларусь" возил всех приезжих от станции и обратно, только пожимал плечами: "Не садил я бабу с младенцем!" По избам ходил слушок, что прилетела она прямо по воздуху в бочке из-под саляры. Бочку эту, старую и продырявленную, все видели своими глазами, а пацаны даже нашли в кустах метлу, которою ведьма, якобы, рулила. Но когда районный участковый подержал в руках паспорт старухи и свидетельство о рождении ребёнка, жители успокоились. У мальчика была самая обыкновенная русская фамилия — Кузнецов. У его бабушки фамилия оказалась другой, но ничего подозрительного в этом не усмотрели. Адрес на штампике стоял верный: деревня Кнутово, улица Ведёрная, 1. После этого про таинственный дом вновь на время забыли.
А через шесть лет, первого сентября, старуха привела мальчика в школу, и тайна заколдованного замка улетучилась навсегда. Звали мальчика Кирик. Был он щуплым, пугливым и вечно прятал глаза, будто людей стыдился, а может, делал он так оттого, что были они разного цвета — один карий, а другой зелёный. За эти глаза мальчик и получил от сверстников достойную кличку — Двуглазый Киряшка. Кривых да рябых в деревне хватало, поэтому новенького быстро приняли за своего. От школьных главарей получил он надёжный паспорт с пропиской — в виде синяков и шишек, — и потекла жизнь парнишки нормальным руслом. С той зимы волки перестали грызть луну, тень от флюгера больше не садилась на крыши, а до можжевелового холма протопталась ровная прямая дорожка — по ней школьники частенько наведывались к Двуглазому Киряшке, чтобы списать домашнее задание или просто поиграть на компьютере.
Но всё равно, каким-то странным был этот Киряшка. Разговаривал он мало, тёплой дружбы ни с кем не водил, драться не умел, а на переменах сидел неподвижно в пустом классе, прислушиваясь к чему-то. Если дверь вышибалась и в класс кто-нибудь с криком влетал, Киряшка вскакивал и махал руками, словно на него напала оса. Впрочем, учителя были довольны новым учеником: Кирик Кузнецов неизменно получал пятёрки по всем предметам. А завуч, которая вела русский язык, математику, географию и ОБЖ, сказала, что даже и "шесть" ставила бы, если б это разрешалось учебным процессом.
И вот однажды, в середине мая, когда Кирик уже заканчивал седьмой класс, к ним в школу устроился однорукий библиотекарь.
С этого-то всё и началось...

Глава 1
Старое письмо

В то необыкновенное утро Кирик проснулся раньше бабушки. Солнце только-только показалось над макушками сосен, чирикали воробьи, и пели свою утреннюю песню петухи. В окно кто-то стучал, это настойчивое "дынг-дынг" и разбудило мальчика. Он сел в постели и первым делом попытался вспомнить сон. Но не смог. И это его удивило.
Каждую ночь, с самого рождения, ему являлись кошмары. Сны мальчика населяли странные существа, похожие на людей, хотя это были не люди. Своим обликом они напоминали бритых зверей с хмурыми и строгими — как на удостоверении ФСБ — мордами и злыми глазами. Они тянули к Кирику лапы в красных перчатках, из которых торчали когти, они хотели дотронуться до него, но сделать это им не удалось ещё ни разу, потому что Кирик вовремя просыпался.
А иногда прямо во сне он погружался в другой сон, и там вместо зверолюдей видел испорченный мир — всё в том мире было неправильным, солнце испускало тусклые фиолетовые лучи, деревья, схватив ветвями землю, стояли сгорбившись, а чёрные, пропитанные ядом тучи лизали им спины... И ещё он видел себя в том мире, но видел так, будто это был другой мальчик. У того "другого мальчика" всегда были тёмные очки — он не снимал их даже тогда, когда шёл по ночному лесу, спотыкаясь о корни. Кирику хотелось помочь ему, содрать с него очки, ему казалось, что если открыть мальчику глаза, всё вокруг изменится, мир станет другим. И он протягивал к нему руку, но вдруг видел, что она обтянута красной перчаткой, а из кончиков пальцев торчат белые уродливые когти... и он вновь просыпался в холодном поту.
А в этот раз ему ничего не снилось. Странное чувство! Будто всю ночь его прятало в себе лёгкое пушистое облако, прибывшее из неведомой дали, из того мира, где деревья растут навстречу тёплому ласковому солнцу, где журчат добрые ручьи и гуляют под кустами мягкие мохнатые ёжики. Ах, если б это облако пришло насовсем...
Следующее его удивление вызвала здоровенная ворона, стучавшая по стеклу клювом. Когда Кирик подскочил к окну, она молча развернулась и улетела, всем своим важным видом показывая, что честно выполнила возложенную на неё миссию. На карнизе после вороны остались две царапины, похожие на число "11".
— У меня же день рождения! — вспомнил Кирик.
Да, сегодня он распрощается с этим числом навсегда! Число "11" было простым, оно делилось только на единицу и на себя. А простые числа Кирик ненавидел. Наверное, потому, что они напоминали ему его собственную жизнь. Он был совершенно один. Ну, почти. Он делился только на себя и на бабушку. А вот число "12" — другое дело. Его Кирик любил. Оно имело даже собственное имя — дюжина. Это солидно. Это чётность. Это число нашёптывало ему, что он не одинок, что мама и папа ждут его где-то там, за горой.
Кирик взял фломастер, открыл окно и исправил "11" на "12". Потом посмотрел вниз с высоты второго этажа. Трава была мокрой от росы. По песочной дорожке с бордюром из красного кирпича шёл, распушив хвост, кот Балбес. Он снимал жилплощадь в подвале и никогда не заходил в дом, считая это ниже своего достоинства, хотя содержимым миски, которую выставляла на крыльцо бабушка, не брезговал.
В коттедже, в котором они жили, было великое множество комнат, но большинство из них они не использовали и даже не убирали там. Мальчик занимал спальню в два окна на втором этаже, в смежной комнате спала его бабушка, и ещё в одной был устроен для Кирика кабинет — там он делал уроки, и там же стоял компьютер. Одним словом, обитатели коттеджа чувствовали себя в таком жилище более чем комфортно.
На первом этаже находились кухня-бар и большая гостиная с камином, в которой они принимали "налётчиков" или просто коротали длинные зимние вечера. "Налётчиками" бабушка называла школьных приятелей внука. Когда черти приносили их, Кирик отдавал им тетради, уходил с книжкой в холодную сауну и отсиживался там. Списав домашнее задание, обормоты до самого вечера играли на компьютере. Только с Валькой Кирик чувствовал себя более-менее в своей тарелке, потому что тот был такой же худенький и никого не задирал. Но даже его он почему-то не мог назвать своим самым близким другом. Да и Валька это тоже чувствовал.
В гостиной стояли три уютных диванчика, несколько кресел, два стола, телевизор, книжный шкаф на сотню книг (девяносто девять, если быть точным, и эта маленькая деталь очень важна), давно прочитанных Кириком, и отсюда наверх вела Винтовая Лестница, которую яркое воображение мальчика всегда выписывало с чёрных заглавных букв. По этой Лестнице они с бабушкой поднимались в свои комнаты, но она вела и выше — на мансарду. У двери мансарды Лестница превращалась в площадку, и там можно было стоять, наблюдая за отдыхающими в гостиной. Да, можно было.
У любого мальчишки такая чудесная винтовая лестница с мансардой (а на мансарде таятся сокровища!), непременно стала бы самым замечательным местом для игр, но Кирик никогда не поднимался выше своей комнаты. Ему часто снились и эта Лестница, и эта Площадка, и эта Мансарда, причём в самых мрачных тонах. Он до сих пор был уверен, что на мансарде кто-то живёт. Иногда, даже днём, оттуда доносились пугающие звуки — скрип половиц, шорох задвигаемых штор, тихий звон ложечки в стакане... Мальчик никогда не оставался в гостиной один. Если бабушка шла на кухню или выходила во двор, он хвостиком шёл следом, и эта привычка оставалась у него до самой последней поры, пока ему не стало по-настоящему стыдно за свой детский страх и он не научился оставаться под Площадкой один. Бабушка посмеивалась над внуком, уверяла, что никого наверху нет, а если и есть, то это всего-навсего домовой — они живут в каждом доме и ничего дурного людям не делают. Но вера в это у Кирика таяла с каждой разорванной нитью, которую он, перед тем как лечь спать, натягивал поперёк лестницы выше своей комнаты.
Один раз, когда ему было восемь лет, он заснул на диване в гостиной. Бабушка сидела неподалёку в кресле и вязала. Тихо бормотал телевизор. И вдруг Кирик увидел, как открылась дверь мансарды и на площадку вышли двое в тёмных очках. Один был высокий, в яркой одежде, сшитой из разноцветных лоскутков, с головой то ли собаки, то ли барсука, но без шерсти. А второй походил на суетливого поросёнка в клетчатых шортах. Эти типы облокотились на перила и стали смотреть на Кирика. "Он спит", — сказал высокий с барсучьей мордой. "Или прикидывается, что спит", — хрюкнул поросёнок. Кирик заплакал и проснулся. Площадка была пуста, но мальчику показалось, что дверь чуть-чуть приоткрыта. Через два года после того случая он переборол страх, взял ножовку, поднялся на Площадку и подпилил перила, чтобы тем чудовищам не повадно было на них облокачиваться.
Кирик мотнул головой, прогоняя неприятные воспоминания.
Лучше думать о хорошем. О ласковом облаке, пришедшем к нему в эту ночь. Неужели кошмары закончились? Или это такой подарок к его дню рождения, а завтра всё начнётся сначала? Он решил пока не говорить бабушке о белом облаке, — подумал, что эту тайну лучше сохранить в себе. Хотя бы один день. Если завтра утром он опять проснётся в том пушистом облаке, тайна станет крепче, и её можно будет доверить другому человеку.
Он отодвинул запор на двери и выглянул на лестницу — нитка была цела, и это обстоятельство тоже обрадовало Кирика. Он вернулся в комнату, подбежал к бабушкиной двери и распахнул её настежь.
— Бабуля!
Бабушка открыла один глаз. Память у неё работала с пробуксовкой, поэтому Кирик возвестил радостно:
— Ба, у меня сегодня день рождения!
— С днём ангела, внучек, — улыбнулась она и перевела взгляд на часы. — Что рано встал? До автобуса ещё два часа.
— Я выспался. Мне ничего не снилось. Совсем ничего.
— Господь услышал мои молитвы, — сказала она и перекрестилась. Потом засуетилась: — Ой, что ж это, надо хоть тортик какой состряпать...
— Тортик ты вчера испекла, — напомнил внук. — В холодильнике стоит. А свечи я позавчера купил. Вернее, обменял у Вальки на двенадцать испорченных дискет. Они такие тоненькие, красивенькие, разных цветов!
— Двенадцать испорченных дискет, двенадцать... — эхом повторила бабушка. Что-то было связано с этим числом, но она никак не могла вспомнить, что именно. Воспоминания уходили в далёкое прошлое, когда внук ещё учился ходить.
Старушка села и сунула ноги в тапки.
— Ну-ка, чай надо поставить. Ты умойся, Кирюша, а я сейчас.
Кирик сбежал вниз.
В ванной комнате, из которой частенько тоже доносились неясные звуки, теперь было тихо. Раньше Кирик, перед тем как войти, всегда прислушивался, а сейчас смело толкнул дверь. Как и следовало ожидать, внутри никого не было. Он подошёл к раковине. Из зеркала на него смотрел незнакомый мальчик. Незнакомость исходила от горящих глаз и растянутой до самых ушей улыбки. Почему никогда раньше Кирик не видел этого лица? Он будто всю жизнь ходил в маске... А ведь быть самим собой — это так здорово!
Он умылся и включил чайник. Бабушка ещё только спускалась по лестнице, шаркая тапками. Мальчик достал из холодильника торт, поставил его в центр стола и облизнулся. Это были знаменитые "Бильярдные шары", Кирик их просто обожал. Такое чудо можно было отведать только у его бабушки, потому что она сама придумала рецепт, ещё в молодости, и название тоже сама выдумала. Торт был треугольной формы, он складывался из заварных шаров со сливочной начинкой и заливался особым секретным кремом со сказочным, каким-то заморским ароматом. Сверху этот кулинарный шедевр густо посыпался шоколадной крошкой, а по шоколаду бабушка всегда выводила взбитыми сливками дарственную надпись. На этот раз на торте красовались две цифры "12", а ниже... ниже маленькими корявыми буковками было приписано: "найди книгу". Тут бабушка, видимо, потеряла очки, поэтому надпись получилась неказистой.
— Ба! — крикнул мальчик. — А про какую такую книгу ты написала?
Она наконец добралась до кухни. Увидев торт, всплеснула руками:
— Батюшки мои! Неужто это я испекла?
— Да ты, ты, — улыбнулся Кирик. — Кто ж ещё умеет печь такие красивые и вкусные тортики?
Бабушка надела очки и присмотрелась к мечте всех сладкоежек.
— "Найди книгу"... — прочитала она. — Ты умылся?
Кирик кивнул.
— Вот и хорошо. Сейчас чайник закипит, и будем праздновать. А потом, пока ты в школе, я испеку ещё один. Ты ведь приведёшь друзей, Кирюша?
Кирик по привычке пожал плечами, но потом спохватился:
— Ладно, Вальку позову.
Все предыдущие дни рождения мальчик отмечал только с бабушкой, а та каждый раз пекла два торта в надежде, что вечером к внуку придут гости.
Иногда они и в самом деле заявлялись, без приглашения, но Кирик запирал перед ними ворота. За это на следующий день он получал дополнительную порцию тумаков — за жлобство. Мальчик сносил все побои стоически, и только Балбес замечал его злобную ухмылку, когда хозяин возвращался из школы, — ухмылку, от которой коту становилось не по себе, и он срочно уносил лапы. Но животных Кирик никогда не обижал, он относил их к представителям иной цивилизации, с которой люди никак не могли навести контакт.
— Этот день будет самым замечательным в твоей жизни, — улыбнулась бабушка.
Она поцеловала внука и принялась хлопотать по кухне.
— А что за книга, Кирюша? — спросила она, вспомнив корявую приписку на торте.
— А мне-то откуда знать, ты ведь написала, — усмехнулся Кирик.
— Не помню... — вздохнула она. — Нет, про книгу вроде не писала...
Если бы у бабушки не "скреблись таракашки в горшочке", как она сама всегда говорила, Кирик непременно задумался бы над тем, каким образом на торте появилась странная приписка и не причастны ли к этому загадочные домовые, до вчерашнего дня обитавшие в их доме. Но он был уверен, что эти два слова написала в беспамятстве сама стряпуха. Ей было уже восемьдесят пять, а в таком возрасте старушки всегда проказничают.
Наконец чайник закипел, и они сели за стол.
— Ба, — спросил Кирик, — почему у нас такой большой дом? Целая крепость! Валькина мама говорит, что я сын ведьмы. Все нормальные живут в простых избах...
— Твои родители построили этот дом, — задумчиво ответила бабушка. — Они всегда мечтали жить в деревне, завести ферму...
Она положила в чашки сахар, хотя обычно, когда на столе были торт или другие сладости, они пили чай без сахара. В это утро с её головой творилось что-то совсем уж непонятное. Мысли бабушки всё время возвращались к магическому числу 12, и, чем больше она думала об этом, тем отчётливее в памяти всплывало какое-то пока неясное имя.
— А они взаправду пропали? Ведь бывают родители, которые сами убегают от своих детей. — Кирик наморщил лоб, потому что сам понял, что в его словах нет логики. — Хотя... зачем тогда они построили этот дом, если хотели избавиться от меня? Такие финансовые затраты...
Бабушка задумчиво смотрела на торт. Не дождавшись от неё ответа, Кирик взял нож, спел сам себе "Хэппи бёздэй" и приступил к разрезанию шоколадного треугольника.
— Ой, свечки забыли! — вспомнил он, но махнул рукой: — А, ладно, вечером на второй торт поставим. Ба... не спи.
Торт почему-то не резался. Кирик надавил ножом посильнее, и вдруг один угол бильярдного треугольника приподнялся. Под слоем шоколада явно было что-то спрятано! Это "что-то" не давало ножу воткнуться.
— Бабуля... — засмеялся Кирик, — ты что туда закопала?
Бабушка очнулась от своих мыслей и с изумлением уставилась на уголок какой-то картонки, вылезшей из крема.
— Ничего я не закапывала... — сказала она неуверенно. — Может, это корж? Но в "Бильярдных шарах" нет коржей...
— Сейчас узнаем, — успокоил её внук.
Он потянул "картонку" за край и, счищая ножом крем, достал её всю.
— Эх, теперь торт некрасивый будет... Что это? Тут что-то написано... — На странном предмете среди шоколадных пятен Кирик различил буквы. И вдруг он воскликнул: — Да это же конверт! Ба, это письмо какое-то... Я такие у Вальки дома видел. Они по почте приходят.
— Письмо? — пробормотала бабушка. В её глазах на один короткий миг что-то вспыхнуло, но тут же погасло.
— Ну точно письмо! Как оно попало в торт? Ба, это оно мне пришло? А зачем ты засунула его в торт? — Кирик хоть и нахмурился, но сильно сердиться на бабушку ему не хотелось. Решила почудить, с кем не бывает... И тут до него дошёл более глубокий смысл находки. Он прошептал: — А от кого оно?
Кирик смочил тряпочку тёплой водой и протёр конверт. Он не заметил, как затряслись у бабушки руки. Старушка при виде конверта что-то вспомнила, но губы её были крепко сжаты. Она не хотела ничего говорить, пока её мысли не соберутся в более плотный и осязаемый клубок.
Вверху конверта фиолетовой пастой крупным размашистым почерком было написано: "Кирику — в день когда ему исполнится двенадцать лет". Никаких штампиков или других почтовых отметок на конверте не было, кроме сиротливых "Кому", "От кого" и "Индекс", оттиснутых в типографии.
Сердце у Кирика бешено заколотилось. Это письмо было адресовано лично ему! Первый раз в жизни он получил письмо! Но от кого оно? И оно вряд ли пришло по почте...
Он схватил нож и торопливо вскрыл конверт. Внутри лежал всего один листочек, исписанный тем же крупным почерком. Затаив дыхание, Кирик начал читать:

"Дорогой мой сыночек.
Ты не представляешь какие муки испытывает мать, родившая дитя, но ни разу не испытавшая счастья видеть как он растет, как ходит в школу, как играет, а в каких мучениях должен жить ребенок ничего не зная о своих родителях. У меня разрывается сердце когда я думаю обо всем этом!!! Но даже сейчас когда ты держишь в руках это письмо я не могу сказать тебе всего. Я не могу рассказать что стало с твоими родителями, я даже не знаю, будем ли живы мы к тому времени, ведь ты прочтешь эти строки через целых двенадцать лет..."

Дочитав до низа страницы, Кирик торопливо перевернул листок.

"Сынок мой, бумага кончается, а мне велено написать тебе не о моих чувствах, а о какой-то ерунде которой я не понимаю. Они говорят, что если я этого не сделаю, ты окажешься в страшной опасности. Сыночек мой, ты должен прочитать какую-то книгу. Она без названия, но на обложке там два глаза, так мне объяснили. Книга хорошо спрятана, чтобы никто не мог дотронуться до нее кроме тебя. Только ты можешь ее найти. Ты должен найти ее и прочитать, когда тебе исполнится двенадцать лет. Обязательно найди эту книгу! Не знаю о чем она, но мне так сказали.
Целую тебя, мой дорогой и горячо любимый сын. Всегда и везде помни, что мы с папой любим тебя! И верим в тебя!"

К концу письма почерк сделался совсем мелким, но всё равно для последней строчки не осталось места, и она загнулась вверх вдоль края бумаги: "мы с папой любим тебя! И верим в тебя!". Из всего прочитанного в голове Кирика осели только слова "целую тебя" и "горячо любимый сын". И ещё эта загнутая вверх строчка, которая походила на ствол африканской пальмы из одной компьютерной игры.
Сердце продолжало молотить, не успокаиваясь. К нему добавилось удушье. Кирику не хватало воздуха, какой-то липкий комок подкатил к горлу и лишал лёгкие кислорода. Потом этот комок сдвинулся выше, пробрался в нос, в глаза, и по щекам мальчика потекли слёзы. Кирик перевернул листок и снова начал читать письмо, но он знал заранее, что опять ничего не поймёт. Где его родители? Живы ли они? Как они прислали это письмо?
— Почему ты не читаешь вслух? — спросила бабушка.
Она взяла в руки конверт, повертела его, и картины давно забытого прошлого чётко встали у неё перед глазами. Когда Кирик перечитал письмо в третий раз уже вслух, она сказала:
— Я знаю этот конверт. Он всегда, как ты родился, лежал в моей шкатулке. Неужели это я сунула его в торт?
— Бабушка, — взмолился Кирик, — я ничего не понимаю. Посмотри, это писала моя мама? Это её почерк? Где она сейчас? Она жива? Почему она не с нами?
Бабушка поправила на носу очки.
— Да, это её почерк, — проговорила она, рассмотрев листок. И ткнула пальцем в конверт: — А здесь — не её.
— Где?
Кирик выхватил из её руки конверт. На его обратной стороне были небрежно нацарапаны три слова:

СМОТРИ В ГЛАЗА

— Смотри в глаза... — прошептал Кирик.
Ему стало страшно. Он не любил смотреть людям в глаза. В этом было что-то запретное. Половина его жизни прошла в жутких снах, в которых к нему тянулась рука в красной перчатке. Он опускал глаза, и рука замедлялась, и это вселяло надежду, что она никогда не дотянется до его лица. Его взгляд будто мог управлять страшной рукой. Если смотреть на руку не отрываясь, она обязательно вцепится в горло.
В реальной жизни было так же. Как-то раз он нечаянно посмотрел в красивые синие глаза доярки, и у той опрокинулся бидон с молоком. А однажды он осмелился улыбнуться продавщице, которая выбрала ему самый зажаристый и хрустящий кирпичик хлеба, — и касса упала ей на ногу, раздробив кость. Он до сих пор помнит сковавший его ужас. На полу — россыпь монет, обрызганных кровью, а в ушах — ужасный, раздирающий душу крик женщины.
Все эти несчастья Кирик связывал с тем, что взгляд его пересекался со взглядом людей. Только так можно было объяснить этот странный феномен. Даже бабушка, его родная бабушка поглядывала на него всегда осторожно, украдкой. В этом было что-то страшное, но в то же время это очень волновало Кирика. Он понимал, что его уродливые разноцветные глаза таят в себе какую-то силу, он боялся её, но и желал её.
— Ба, а ты мне никогда не рассказывала про это письмо, — сказал Кирик, с трудом отогнав от себя мрачные думы о чёрных волшебниках.
— Нельзя было, — ответила бабушка. — Так велел один человек. Он жил у нас, когда ты ещё ходить не умел. Это письмо я получила от него. Он сказал, чтобы я отдала его тебе в двенадцать лет.
— Он жил в нашем доме? — удивился мальчик.
— Да. Но недолго, меньше месяца. Он мне сказал, что он друг твоего отца... Как же его звали?.. — Бабушка наморщила лоб, вспоминая. — Какое-то странное имя... И ещё почему-то "месье"...
— Месье?
— Месье, да. Будто он был из самого Парижа... Нет, не вспомнить мне его имя... Совсем темно в моём горшочке...
— Что он тут делал? — прошептал Кирик, поражённый новостью.
— Делал? Что он делал... Он смотрел твои книги... Да, он всё время в них рылся... читал... листал... Не знаю, особо я не присматривалась. А потом словно испарился. Отдал мне на хранение это письмо — и будто его корова слизала. Ушёл совсем не по-французски.
— А как он выглядел?
— Выглядел он хорошо. Всегда в пиджаке, даже за столом. И при галстуке. Ну, одно что месье.
— А книга? Он тебе говорил что-то про неё?
— Нет, внучек, про книгу не говорил. Хоть и совсем я старуха, а всё сразу вспомнилось, когда письмо мне на глаза-то попалось. Но про книгу он ничего не говорил. Точно не говорил.
— В ней написано, где мои родители, да? — с надеждой в голосе спросил Кирик.
— Не знаю, внучек, — покачала головой бабушка.
Кирик и сам понимал: чтобы ответить на этот вопрос, нужно было найти книгу. Книга существует. Десять лет назад таинственный любитель ребусов спрятал её в их доме и предложил мальчику поиграть в интересную игру. Может быть, этот месье и его родителей спрятал, а теперь настал момент позабавиться, посмотреть, как выросший сын будет искать их...
Кирик стиснул зубы. Да, он принимает условия этой жестокой игры!

ОН ПРИНИМАЕТ УСЛОВИЯ ИГРЫ!

Он даже не стал есть торт. Только быстро выпил чай и выскочил из-за стола.
— Что ж ты не покушал? — спросила бабушка.
— Не сейчас, ба. Сначала я должен найти книгу.
"Я тебе помогу", — хотела сказать старушка, но не успела. Кирик уже схватил письмо и убежал к себе наверх.
Там он включил компьютер, поставил классическую музыку и лёг на диванчик, подложив под затылок сложенные в замок руки. Ничто так не стимулировало его умственные способности, как хорошая музыка. Но сейчас сердце колотилось так громко, что заглушало все внешние звуки.
Маму он знал по одной-единственной фотографии, которую бабушка иногда доставала из своей шкатулки. Она снялась в объятиях папы — молодая и ослепительно красивая, как Венера в пике своей яркости. Папа тоже вышел совершенно обалденный. У него там небольшая бородка, как у академика Курчатова, который создал атомную бомбу, и стёклышко в правом глазу, круглое такое, с цепочкой — раньше их носили как очки, и они назывались моноклями. Бабушка говорила, что это он так дурачится перед объективом, а на самом деле у него было нормальное зрение. Почему "было"? На этом вопросе бабушка всегда надолго замолкала. Кирик знал — она считает, будто его родителей давно нет в живых. Но сам он был убеждён в обратном.
Вдруг мысли его оборвал громкий шум в гостиной, будто там упал шкаф. Но отчего он мог упасть? Кирик выбежал на лестницу и похолодел от увиденного. Посреди гостиной в окружении деревянных обломков и щепок лежала его бабушка. Она лежала на спине, и её глаза были закрыты. Мальчик посмотрел вверх и сразу всё понял. На месте перил у двери мансарды зиял пролом... Бабушка зачем-то поднялась на площадку, чего раньше никогда не делала, оперлась на подпиленные перила и рухнула вниз...
— Бабушка! — закричал он.
Он подбежал к ней и прижался ухом к её груди.
— Ки... рюша... — вдруг услышал он.
Бабушка открыла глаза, светившиеся лихорадочным блеском. Ей было трудно говорить.
— Зачем ты ходила наверх, бабушка? — всхлипнул мальчик.
— Кирюша... я вспомнила... имя того человека... месье Вижинер... звали его месье Вижинер... он всегда говорил... запомни, я — месье Вижинер...
— Бабушка, я сейчас позвоню в "скорую", ты подожди, я быстро!
— Нет, Кирюша! Они же увезут меня в больницу, а я не могу оставить тебя одного... Да мне уже лучше. Странно, я ничего не сломала себе... Вот только головой стукнулась... Ковёр тут у нас хороший, мягкий... Помоги мне встать.
Кирик отвёл бабушку к дивану и уложил.
— Тебе правда лучше?
— Да. Не беспокойся. Иди себе в школу, а я немного полежу да начну стряпать.
— До автобуса ещё много времени, — сказал Кирик. — Я пока побуду у себя, а потом приду завтракать, хорошо? Но ты так и не ответила мне, зачем пошла наверх.
— Я подумала, что книга может быть на мансарде. Хотела найти её и сделать тебе сюрприз.
— Ну, сюрприз у тебя вышел что надо, — печально улыбнулся Кирик.
— Пожалуй, — согласилась с ним бабушка.

Глава 2
Захват школьного автобуса

Тёплые весенние лучи согревали комнату, но на душе у Кирика было неспокойно. Он окинул взглядом знакомые предметы. Компьютер "Pentium-II", монитор "Sony", сканер, струйный принтер — всё это составляло тот крошечный мир, в котором жил Кирик. Но это был почти взрослый мир. Он открылся мальчику два года назад с вычисления числа "пи". Кирика пленила тайна этого бесконечного числа. Он решил, принципиально не заглядывая ни в какие справочники, дойти до сотого знака после запятой и выполнил эту задачу за месяц.
Затем целый год Кирик бился над доказательством теоремы Ферма, заполнил файлами два мегабайта на диске, но отступил. Он не сдался, просто понял, что вернётся к задаче позднее, когда будет обладать новыми знаниями. Ведь это была по-настоящему взрослая задача. А потом случайно увидел по телевизору, что теорема Ферма была доказана математиком Эндрю Уайлсом ещё в 1995 году. В общем-то, это была хорошая новость.
После теоремы он увлёкся фракталами. Треугольник Серпинского, канторовская пыль, снежинки фон Коха, кривые дракона... Дух захватывало от всех этих названий и особенно от той красоты, которая расцветала на экране, когда математические уравнения обретали жизнь. Мальчик и не знал раньше, что мир за окном построен на законах фрактальной геометрии. Облака, лес, сено в стогу, даже поры в хлебе! И он сам, Кирик, — часть этого мира...
Последним его увлечением была книга Шеннона "Работы по теории информации и кибернетике", найденная в книжном шкафу среди томиков фантастики и приключений. Раньше он только брал её в руки, листал и разочарованно ставил обратно, а тут вдруг открыл на случайной странице, заинтересовался и с той поры стал иногда почитывать. Книга была очень трудной для понимания, но за это Кирик и ценил её. Он любил умные учёные термины, старательно выписывал их в отдельную тетрадь, а потом искал в словарях их толкование и долго думал, какой смысл с их помощью доносит автор до читателя. Занятие это так увлекало мальчика, что он часто засиживался до глубокой ночи. Но в его домашней библиотеке было слишком мало научной литературы и словарей, и это сильно замедляло работу. Кирик тайно мечтал о том дне, когда сможет поехать в город. Там есть научные институты, большие книжные магазины, Интернет...
И вот теперь он узнал, что где-то в их доме спрятана от посторонних глаз ещё одна книга, которую он не читал. Даже не держал в руках! Это была очень нужная книга, она содержала какие-то сведения, которые укажут Кирику, где искать родителей.
Мальчик задумался. Конечно, надо будет простучать все стены, в них вполне может оказаться тайник. И проверить половицы. Ещё внимательно изучить шкафы — там тоже может обнаружиться двойная стенка. Ещё — обследовать заднюю сторону всех картин, даже можно бы и в вентиляцию залезть. Всё надо проверить. Но Кирик понимал, что первым делом он должен исследовать Мансарду. Что-то подсказывало ему, что книга спрятана именно там. Ведь не зря бабушка пошла туда. Она что-то помнила.
Часы на экране компьютера показывали, что до автобуса оставалось всего полчаса. Мансарда, конечно, пока откладывалась. Кирик исследует её вечером вместе с Валькой — так веселее.
Он встал и уже собрался идти завтракать, как взгляд его задержался на книге Шеннона, лежавшей на столе. Он открыл её и замер, увидев надпись на экслибрисе*: "Ex Libris м. Вижинера". Мальчик так привык к этой зубастой картинке, на которой изображался флюгер их коттеджа, что она давно уже не привлекала его внимания, а теперь чёрный оттиск дал Кирику очень важную информацию: все книги в доме принадлежали раньше этому загадочному месье Вижинеру. И вдруг чёткая мысль пронзила мозг мальчика. Книг было девяносто девять! Хитрый Вижинер подсказывал ему, что существует и та самая — сотая! — книга, которую ему надо найти!
------------
*Экслибрис — печатный знак с обозначением владельца книги, часто в виде картинки, из которой можно иногда узнать о роде деятельности владельца или даже о его характере. Латинские слова "Ex Libris" переводятся как "Из книг".

Где же её искать? Интуиция говорила Кирику, что такой хитрый игрок вряд ли удовлетворился бы вентиляцией или задней стороной картины. О половице или двойных стенках шкафа и говорить нечего. Месье Вижинер придумал ему игру поинтересней, в этом Кирик не сомневался. А это имя... Вижинер... Мальчику казалось, что он уже встречал это слово где-то в другом месте, не только на экслибрисе. Ладно, об этом он подумает на досуге. А сейчас пора было собираться в школу.
Он спустился вниз. Бабушка уже звенела посудой на кухне. Кирик обрадовался, что с ней ничего не случилось при падении со второго этажа. Его бабушка была просто молодцом! Он чувствовал себя скверно от мысли, что она упала по его вине — ведь это он подпилил перила. А самое главное — он не мог найти в себе силы сознаться в этом.
— Бабушка, чай горячий?
— Да, я только что выключила. Садись, попей с тортиком, да беги скоренько в школу.
Кирик сел за стол.
— Ба, а почему ты решила, что книга спрятана на мансарде?
Бабушка повернулась к внуку.
— Какая книга, Кирюша? Ах, да... Ну, где ж ей ещё быть? В комнатах во всех мы с тобой были, а на мансарду я ни разу не поднималась. И ты боишься её, как чёрт ладана. Вот я и подумала, что она может быть только там.
— Логично, — сказал мальчик и улыбнулся. — У тебя ничего не болит, бабушка? Голова как?
— Всё хорошо, Кирюша. Сама удивляюсь... В моём-то возрасте так летать... Но всё обошлось. И я знаю, почему.
— Почему?
— Тебя мне надо поднять. Вот станешь постарше, тогда мне можно будет и на тот свет отправляться...
— Не говори так, бабушка. Я тебя очень люблю. И ты будешь жить ещё долго-долго.
— Спасибо, внучек, за добрые слова...
— А скоро я найду маму, — твёрдо добавил Кирик. — Она жива. Вот увидишь. В той книге должно быть всё-всё про это написано.

* * *

Как известно, в Харькове живут не харьки, а в городе Архангельске нет ни одного архангела, но жители деревни Кнутово особой щепетильности в подобных вещах не проявляли, поэтому называли себя просто — кнутами.
Кнуты очень гордились тем, что в их деревне был самый настоящий школьный автобус.
— Чё мы, хуже американцев? — говорили они.
В общем-то, автобус правда был нужен, поскольку ближайшая школа находилась в селе Лосёвка, в семи километрах от Кнутово. Мало того, весной и осенью дорогу до Лосёвки так развозило, что проехать по ней нельзя было даже на "уазике". А вот на школьном кнутовском автобусе — запросто. Потому что его цепляли к трактору "Беларусь". Под капотом старенького пузатого автобуса марки "ГАЗ" уже давно ничего не осталось — растащили на запчасти, — но корпус был прочный и мог возить школьников ещё не один десяток лет.
Когда Кирик позавтракал и вышел из дому, в груди у него, в районе солнечного сплетения вдруг приторно-сладко защемило, и он понял, что необыкновенные события этого утра ещё не закончились.
С вершины холма он увидел стаю ворон, кружившую над автобусом. Рядом стояла кучка ребят. Автобус, как обычно, был прицеплен к трактору, но дяди Фёдора нигде не было видно.
"Неужели сломался?" — подумал Кирик с сожалением: сегодня его необъяснимой силой тянуло в мир. У него была тайна, которую он должен был хранить. А какой интерес хранить тайну в четырёх стенах? Разумеется, он не собирался никому рассказывать про письмо и загадочную книгу, но даже просто находиться рядом со сверстниками, которые ничего этого не знают, казалось ему делом невообразимо приятным.
Он быстро спустился с холма и за несколько минут преодолел расстояние, отделявшее его от школьников.
— Сломался? — спросил он первого, кто встретился ему на пути. Им оказался Вовка Гладышев, самый задиристый в их классе.
— Не-а, — ответил Вовка, даже не повернувшись к Кирику. Происходящие события захватили парня целиком, и он, не отрываясь, смотрел на воронью стаю над автобусом.
— А где Фёдор?
— Леську к фельдшеру повёл: вороны ей в башке дырку проклевали, — сказал Вовка.
— Да ну?
— Палки гну!
Вороны с сумасшедшим карканьем носились вокруг, скакали под колёсами трактора, гоголем расхаживали по салону автобуса, а его крыша была сплошь покрыта серой шевелящейся массой, из которой на детей поглядывали злобные бусинки глаз.
Нечто странное было в этих птичках, что Кирик сразу отметил: вороны постоянно жевали, как коровы. Иногда какая-нибудь из них пошире открывала пасть, и тогда там были видны острые зубы, а на красном языке — белый комок жвачки. Кирик даже зажмурился. Показалось? Нет, так и есть — зубы!
— Видал? — пропыхтел Вовка. — Жаль, фотика нету. Зубастые вороны! Улетят, никто потом не поверит.
Леська Самойлова была лучшей ученицей школы. Кирик не мог себе представить её светлую, пробитую клювами голову. У него заныло в груди. Интуиция вновь подсказывала ему, что всё это каким-то образом связано с ужасным месье Вижинером и сегодняшней датой — днём рождения Кирика.
Он отыскал в толпе Вальку.
— Дырку в голове проклевали? — усмехнулся Валька. — Да врёт он всё, твой Вовка. Они ей только глаз выклевали. Жить будет. Первая в автобус полезла, хотела место получше занять, вот и получила. Они никого не пускают. Даже на Фёдора напали, чуть живьём не съели...
— Откуда они прилетели? — спросил Кирик.
— Не знаю. С самого утра по всей деревне скачут. Нефедовым даже в дом пробрались, всю посуду побили...
Кирик присвистнул. Валька вдруг схватил его за плечо:
— О-па-на... Дедуля мой... Глянь, рассекает!
К автобусу на всех парусах, размахивая вилами, мчался Валькин дед. Усы его по-боевому топорщились, под расстёгнутой телогрейкой вздымалась крепкая волосатая грудь.
— А ну, кыш! Ить, чума! Поналетели! Откудова только набралося вас стоко? — орал он на ходу.
— Деда, близко не подходи, — крикнул ему Валька. — Заклюют.
— Ты меня не учи, сопля!
Дед поднял вилы и храбро ринулся на автобус. Вопреки ожиданиям, серые бестии не улетели, они только замерли, изучая противника, а когда вояка приблизился на достаточное расстояние, набросились на него всей воздушной эскадрильей. Поднялся невообразимый гвалт. Дед завертелся на месте, вилами шугая ворон, но через минуту вспотел и отступил.
— Адское племя! — выругался он. — Тут дробовик нужон. Без его нечего и толку воевать.
— А как же шко-ола? — протянула какая-то девочка.
— Школа нонче отменяется, — ответил дед, доставая махорку.
— Ура-а!
В воздух полетели портфели.
— Я вам дам "отменяется"! — раздался грозный голос.
К ним подходила тётя Даша, повариха колхозной столовки. Сзади за ней бежала её дочка-второклассница с пухлым портфелем за плечами.
— Фёдор сейчас придёт, и поедете, — отрезала тётя Даша. — А птичек разгоним. Эка невидаль!
— Разгони, — согласился дед и гыкнул от удовольствия. — Шибко разбират меня на кончерт поглядеть!
Тётя Даша смерила его презрительным взглядом, потом встала лицом к автобусу и сделала руки в боки.
— И откуда взялися эти отродья? — спросила она недовольно. — Во всём лесу столько не сыщется.
Она сунула в рот два пальца и, набрав воздуху, свистнула. Свист получился что надо, чуть кепка с деда не слетела, но вороны даже клювом не повели.
— Вот те на! — удивилась тётя Даша. — Курей бы в миг сдуло, а этим хоть бы хны... З-зараза! — Она в сердцах сплюнула.
Тут в конце улицы показалась долговязая фигура в чёрной фуфайке, а за ней ещё кто-то — большой и красный.
— Вот и Фёдор, — сказала повариха безо всякого энтузиазма. — А кто это его догонят сзади?
— Этот? — крякнул дед, раскуривая самокрутку. — Этого Хфёдор вчерась привёз, уж как луна вышла. Дюжий здоровила, таких в боевиках показывають.
— Откуда ещё? Из города, чё ль? — прищурилась тётя Даша.
— Да будто. Два было чумоданища с им... — дед закашлялся от затяжки, а потом засмеялся, — так Хфёдор и одного от земли отурвать не смог!
— Заливай больше, — не поверила повариха.
Стоявшие вокруг школьники с интересом прислушивались к разговору взрослых. Валька шепнул Кирику:
— Я сам видел. У него рука — телеграфный столб с крючком. Как у капитана Крюка. Помнишь, мультик показывали? Дедуля ему водки полный стакан налил, так тот подумал, что простая вода, и выпил...
— И что было? — тоже шёпотом спросил Кирик.
— Ничего. Выпил, и всё. Потом взял чумоданы, на плечи поставил и пошёл себе...
Тем временем Фёдор и его спутник подошли так близко, что можно было рассмотреть таинственного незнакомца получше.
Он и правда походил на слона, вставшего на задние ноги, только без хобота. Ярко-красная куртка "Addidas" была плотно набита мышцами, которые красиво играли при движении. Фёдор рядом с таким чудовищем казался хилым дрессировщиком, которого никто не слушается. При виде страшилища по толпе ребят пробежали возгласы восхищения и страха одновременно. А когда "слон" остановился перед ними и все разглядели, что из левого рукава его куртки торчит стальной, круто загнутый бивень, наступила полная тишина, только слышно было, как царапают крышу автобуса вороньи лапы.
Через минуту все подняли взгляд на лицо обладателя кошмарного бивня. Оно ухмылялось. Если это лицо отделить от всего остального, то можно было сказать, что оно совсем даже не страшное, даже была на нём самая настоящая улыбка. Голубые глаза немного косили, а светлые брови хоть и были густые, но не хмурились. Одним словом, вполне приличное лицо. Правда, в одну только ноздрю огромного носа можно было воткнуть целую шапку, но ведь в ней не было зубов... Хотя зубы, конечно, были. Там, где им и положено — во рту, и были они все до единого из чистого золота. А чтобы притихшие зрители убедились в этом, громила клацнул челюстями — это вышло так громко и неожиданно, что парни зажмурились, а девчонки попадали замертво.
— Ха! — ударил гром откуда-то сверху. — Это и есть школьный автобус?
— Д-да... — моргнула повариха и сразу пожаловалась: — Только он захвачен террористами и ехать не могёт!
Улыбка тут же пропала с лица громилы, и слон поднял свою оглоблю. Под рукавом металлически щёлкнуло, и бивень молниеносно сменился хлеборезом.
— Где террористы? Показывай!
— Да вон же... — промямлила тётя Даша, — на крыше.
— Ха! Эти воробьи?
Хлеборез убрался вовнутрь, и оглобля опустилась. Затем здоровяк весело хмыкнул, подошёл к автобусу и тряхнул его, будто это была колотушка дяди Васи, колхозного сторожа. Вороны кричащей тучей взметнулись в небо, сделали круг над раскрытыми в изумлении ртами школьников и унеслись в сторону леса. Громила вытер единственную ладонь о штанину и подошёл к двери. Одна птичка не успела выпорхнуть из клетки и металась по салону автобуса, безумно вопя. Однорукий слон встал на ступеньку... Все увидели, как от его веса наполовину сплющилась шина переднего колеса.
— Я вчера накачивал! — заявил во всеуслышанье Фёдор и почесал в затылке.
Здоровяк шёл по проходу между сиденьями, и автобус качало, словно кораблик в шторм. Громила загнал последнюю террористку в угол, схватил её за хвост и вышвырнул в форточку. Ворона с жалобными воплями понеслась за своими подельницами. После этого Крепкий орешек стряхнул с себя перья, сел на задние сиденья и возвестил:
— Ну всё, можно ехать!
Толпа одним ртом выдохнула, ожила, и школьники наперегонки бросились к автобусу.

Глава 3
Лейтенант с запахом карамелек

Сведения, которые будут сейчас вкратце изложены, являются совершенно секретными и человека неподготовленного могут просто шокировать, поэтому, дорогой читатель, чтобы тебе спалось спокойней, лучше прими их за чистый вымысел.
Начнём с того, что люди на Земле — не главные. Главнее их некие существа, называющие себя магнулами. Их не так много — всего процентов пять от населения планеты, — но именно они правят миром, потому что обладают даром, которого у простых людей нет. Магнулы — гипнотизёры.
Сами магнулы тоже разные. Они отличаются друг от друга и внешним видом (нередко просто ужасным), и продолжительностью жизни (для одних уже и сто лет барьер, а другие доживают аж до пятисот), и гипнотической силой. Но их можно разделить на несколько основных групп. Представителей одной такой группы называют народцем.
Например, очень необычный народец зазнаек выделяется уникальной способностью быстро перемещаться в пространстве. То, как зазнайки это делают, ещё будет подробно описано дальше, а здесь мы скажем лишь, что как гипнотизёры они не очень сильны (слабее их только жлобы). И вообще, первая буква в названии народца как раз указывает на гипносилу. Чем ближе буква по алфавиту к "Я", тем большей гипнотической силой обладает его представитель. Буквы от "А" до "Е", а также "Л" и "Ч" (из-за слов "люди" и "человек"), считаются презренными — народец, названный на такую букву, совсем не имеет силы. Чтобы понятней было, скажем, что людей магнулы называют "балбесами", а всех животных относят к одному многочисленному народцу "анималов". То есть, людей они ставят всё же на ступеньку выше, чем животных. Ну, спасибо им! Ещё есть гломы и демоны, но этих существ магнулы выводят искусственно для специальных целей — обо всём этом тоже речь впереди.
Надо заметить, что территориально магнулы зародились в Сибири, ещё до первобытных людей. Слово "сибирь" на праязыке означает "родина". Как это произошло, никто до сих пор не знает. Есть версия, что их ДНК залетело на планету верхом на астероиде. А самое удивительное в том, что и все языки тоже произошли от праязыка магнулов, и русский похож на него больше всех. Поэтому балбес — он и в Африке balbes.
Также важно упомянуть о братском законе, принятом магнулами ещё на заре эры: магнул не может применять чары гипноза против магнула. Это считается преступлением. Не терпится испытать свою магнетическую силу? Пожалуйста — упражняйся на балбесах! И, надо сказать, упражняются они на полную катушку, превратив людей в самых настоящих рабов. А те даже не подозревают об этом...
Вы не задавались вопросом, почему новорожденные всегда плачут? Врачи говорят, что младенец кричит, когда заболел или кушать хочет — маму зовёт. Ну, это тоже верно, но в основном, плачут они по другой причине. Недавно появившийся на свет человечек ещё не обработан гипнотизёрами, поэтому он видит страшные морды, слышит потусторонние звуки, и с ним происходят другие напасти — вот и голосит бедняга от страха.
У магнулов есть особая служба, которая держит под контролем всех новорожденных, — ЗОМБИ, что означает Закрытое Отделение Мозговых Биопсихических Исправлений. Работники этой службы внушают малышам розовые краски мира — зомбируют их. Обработанный ребёнок уже не видит кошмарных рож, магнулы представляются ему обычными людьми с обычными носами и ушами. В роддомах околачивается целая армия таких гипнотизёров. На обработку одного ребёнка уходит от трёх до десяти дней, а потом будет достаточно лёгкого внушения раз или два в месяц, чтобы поддерживать эффект в силе. С годами это внушение становится физиологически необходимым для человека — если зомбирование прекратить, то он может потерять рассудок. Сходят ведь с ума в изоляции от общества (на самом деле, человеку нужно не общество ему подобных, а ему нужен хотя бы один магнул поблизости, который постоянно держал бы его в форме).
Напоследок заметим, что магнулы обожают субординацию, и всё их сообщество организовано в военную структуру — так называемый магноглобус, — на самом верху которой стоит Ясновидящий — единственный и неповторимый в видимой части Вселенной. В этой структуре есть свои штабы, секретные базы, аэродромы, склады, учебные лагеря и всё прочее, необходимое для работы хорошо отлаженного механизма. Каждый появившийся на свет магнул уже является винтиком этого устройства — солдатом Ясновидящего. Заботиться о хлебе насущном им не приходится, его обеспечивают люди-рабы, поэтому военному искусству магнулы посвящают всё своё свободное и несвободное время.
Воинственность эта объясняется ещё и тем, что с самых древних времён в магнулах сидит страх разоблачения. Людей много, они отлично вооружены и представляют для гипнотизёров очень серьёзную силу. Стоит балбесам узнать о существовании своих притеснителей, как они раздавят их одной только своей массой — в этом нельзя было сомневаться. Вот почему опытный разведчик или хитрый агент, способный вовремя расколоть опасные планы людей, ценился в организации на вес золота. Человек, каким-либо путём приобретший даже крошечные знания о магноглобусе, — немедленно уничтожается без суда и следствия.
Кроме того, структуре всегда угрожал и внутренний враг в лице уников — этот народец по гипносиле стоит ближе всех к Ясновидящему и поэтому, видимо, полагает, что имеет некие права на верховную власть. За всю историю магноглобуса уники несколько раз поднимали бунт, всегда выливавшийся в великую опустошительную войну гипнотизёров. Последним таким чёрным гением был уник по кличке Ультрабешеный, в миру людей известный как Адольф Гитлер. Надо ли здесь упоминать, какие чудовищные разрушения нанёс он миру своим бунтом?
Чтобы раз и навсегда обезопасить себя с этой стороны, Ясновидящий Ягнус Третий создал сверхсекретное разведуправление с функцией мгновенного реагирования, подчиняющееся ему лично: СКОРПИО — Специальный Корпус Поиска и Очистки. Другая, народная расшифровка этой аббревиатуры более конкретна: Специальный Корпус Оперативного Розыска Предателей и их Отстрела. Ягнус III укомплектовал Корпус лучшими и преданными ему специалистами в области тактических операций и разведки, и вот уже несколько десятилетий магнулы спали спокойно — скорпионы делали свою работу тихо, но весьма прилежно.
В одно из подразделений СКОРПИО, расположенное в глуши сибирской тайги на три тысячи километров восточнее Кнутова, мы сейчас и перенесёмся, чтобы познакомиться со следующими героями нашей повести. А чтобы не нарушить ход текущих событий, мы заявимся туда на день раньше.
Итак...

* * *

Эф сидела на подоконнике перед кабинетом своего босса и глотала шоколадку за шоколадкой. Когда плитки кончились, она принялась за карамельки. Это всё же лучше, чем грызть ногти. На полу быстро выростала гора фантиков. "Отвратительная привычка, — ругала себя Эф, имея в виду сор на полу. — Завтра бы к зубному не забыть".
По внешнему виду зазнайки — типичные эльфы, а Эф была их ярчайшим представителем. Её кожа имела цвет свежей полыни, ушки заострялись кверху, а изящный профиль лица говорил о благородстве далёких эллинских предков. Из всех магнулов зазнайки обладали самой приятной внешностью, за что расплачивались не ахти какими гипнотическими способностями. Впрочем, это обстоятельство их не сильно беспокоило. Внушить какому-нибудь состоятельному балбесу, что ты его родной дядя-калека, чтобы он пожизненно тебя кормил — в этом зазнайки не видели для себя никакой радости. Гораздо больше удовольствия они получали от возможности подразнить людей или подшутить над ними, а на такие безобидные шалости их гипносилы хватало с лихвой.
Своё не очень благозвучное имя этот народец заработал отнюдь не за просто так. Дело в том, что кровь зазнаек насыщена нистигатином — веществом со сложной химической формулой, которое, особым образом воздействуя на синапсы нейронов, заставляет мозг относиться с отчаянным пренебрежением ко всему, что отображается на сетчатке глаза. Внешне это проявляется повышенной вспыльчивостью и горделивостью зазнаек. Стоит ли объяснять, почему ни один из них не сделал в своей жизни какой-либо значительной карьеры?
Но Эф Салатки была одним из редчайших исключений — в свои шестьдесят (по человеческим меркам это лет восемнадцать) она уже успела дослужиться до офицера. То, что сахароза снижает содержание нистигатина в крови, она выяснила чисто эмпирически: Эф давно заметила, что приступ нервной истерии быстро проходит, если успеть перед этим сжевать хорошенькую порцию сладкого. Разумеется, предугадать, когда с тобой случится истерика, невозможно, поэтому самым лучшим выходом из ситуации было есть сладкое как можно чаще и как можно больше, всегда и везде. Что Эф и делала.
Она уже решилась собрать с пола фантики, когда коридорная дверь вдруг с грохотом распахнулась, и в тесное пространство "ожидаловки" ворвался здоровенный жлоб с погонами сержанта.
— Опоздал... опоздал... — бормотал он себе под нос.
Остановившись перед офицером, здоровяк тупо уставился на кучку разноцветных бумажек на полу. Эф со злорадным любопытством ждала дальнейших его действий. Видимо, соображалка у сержанта совсем не работала, потому что он, подняв глаза, с таким же тупым видом вылупился на лейтенантские сапфиры. Эф знала, почему: на месте третьего камня там была маленькая дырочка. "Пусть только брякнет что-нибудь!" — поклялась себе Эф, но здоровяк ничего не сказал.
Она тоже присмотрелась к нему. На его петлице значилось: "Максаггер Блюмс, 1 отдел".
"Новенький", — решила лейтенант Салатки, потому что всех сотрудников своего родного отдела она знала в лицо. Но не это заинтересовало её больше всего. Перед нею стоял жлоб с сержантскими погонами, причём очень молодой жлоб, — вот что было самым удивительным!
— Ну? — спросила она. — Так и будем стоять?
Как же ей хотелось внушить этому остолопу какую-нибудь гадость! Но фокусы с гипнозом карались тюремным заключением от двух до пяти лет в зависимости от тяжести их последствий.
— Виноват, госпо... жа лейтенант! — вытянулся по струнке детина.
Она чуть не прыснула. Шар в струнку не вытянешь, как ни старайся.
— Плохо учите устав, сержант. Нет такого обращения — "госпожа".
— Но ведь вы э-э... — девочка... — промямлил жлоб и поспешил поправиться: — женщина, то есть...
В носу у лейтенанта засвербило. Очень знакомое ощущение. Вот после этого и появляются на её погонах сиротливые дырочки. Верный признак! Но на этот раз Эф сдержалась. Голова её пухла и без сержантов-дуболомов.
Зачем вызвал Хват? И это перед самым концом рабочего дня, да ещё когда впереди выходные! По опыту она знала, что ничего хорошего подобные вызовы не предвещают. Скорее всего, этот изверг хочет избавиться от неё, переведёт в архив сортировать файлы или, того хуже, задвинет в учёбку — оболтусов натаскивать. Ещё только середина года, а она уже дважды скатывалась до лейтенанта — это ведь о чём-то говорит! Но и поднималась обратно до старлея — тоже дважды...
А этот увалень Максаггер Блюмс, который, якобы, из первого отдела? Что ему тут нужно? Его тоже вызвал майор Хват? Тогда оба вызова как-то связаны... Ну и задачка! Жаль, что шоколадки кончились...
Эф вздохнула, достала упаковку чесночной жвачки, положила в рот две пластинки и, жуя и морщась, принялась с чуть насмешливым любопытством разглядывать сержанта.
Да, Максаггер Блюмс был настоящим жлобом. Но только внешне.
Жлобы — самые слабые гипнотизёры, их гипноспособности хватает лишь на то, чтобы балбесы не обращали внимания на три ноздри у них в носу. Существует мнение, что люди произошли от тех обленившихся жлобов, которым надоело гипнотизировать. Пожалуй, в этом что-то есть: срединная ноздря вполне могла зарасти, а в остальном жлобы практически неотличимы от людей, разве что выше их ростом. Они такие же пронырливые, такие же хитрые и жадные, всё что-то пытаются припрятать, накопить или сэкономить. Способностями, имеющими хоть какую-то ценность в мире магнулов, они не обладают, за исключением заветной мечты каждого жлоба хоть один часок поносить сержантские погоны. К счастью, за всё время этой чести был удостоин один-единственный жлоб — тот, что стоял сейчас перед Эф Салатки.
Блюмс родился с редким отклонением, которое сразу отметила акушерка. Дело в том, что нормальный жлоб, едва родившись, тут же начинает заинтересованно зыркать по сторонам глазёнками, он имеет стопроцентное зрение с первых минут жизни. Этот же ничего не видел. Если бы не маленькая дополнительная дырочка между ноздрями новорожденного Блюмса, его можно было принять за простого балбесика. Слепота спустя две недели прошла, но сказалась на дальнейшем развитии ребёнка. Уже в его раннем возрасте мама стала с удивлением замечать, что сын не только не прячет под себя остатки каши, если уже сыт, но и предлагает ложку папе. Когда малец чуть подрос, он не хватал сразу оба яблока, если ему давали выбрать из маленького и большого, а вежливо брал плод меньшего размера. Все тесты на халяву также давали отрицательные результаты: крошка-Блюмс считал ниже своего достоинства поднимать с пола оброненную кем-нибудь пищу, игрушками друзей-жлобиков никогда не играл, а самостоятельно ходить научился аж в девять месяцев. В общем, не жлоб, а просто урод какой-то.
Всё это и послужило мощным толчком в продвижении Максаггера Блюмса по службе. Таких начальство любит. И если бы не три дырки в носу, всё время напоминающие о доисторической сущности жлоба, сержант спокойненько мог бы и до офицерских погон дорасти. Но не будем ставить на нашем герое крест — ему всего сорок лет, а это для жлоба не возраст.
Над дверью кабинета зажглась зелёная лампочка. Эф спрыгнула с подоконника, разгладила складки на форменной одежде и взялась за позолоченную ручку, но повернуть её не успела — детина сзади неловко припечатал её животом к двери.
— Извините, — услышала она, — не рассчитал...
— Вас тоже майор вызвал, медведь Блюмс? — непривычно вежливо осведомилась Салатки.
— Ага!
Эф вздохнула и рванула ручку на себя.
— Дарбит*! Опять конфетки, лейтенант?
Таков был первый вопрос майора, едва Эф с сержантом переступили порог его кабинета и раскрыли рот для рапорта. Нюх у изверга лучше, чем у любой собаки, а у майора Хвата он был особенно тонким. Сколько ни пыталась Салатки заедать карамель солёными огурцами с чесноком, ей ещё ни разу не удалось скрыть от начальника первого отдела, что было у неё во рту до огурцов...
------------
*Это слово в лексиконе майора встречается очень часто, и на него лучше не обращать внимание. Дарбит — таким эмоциональным понятием магнулы обозначают жуткую вонь, исходящую от глома в последний миг его жизни.

Народец, к которому принадлежал майор, славился всяческими издевательствами над жлобами и зазнайками — для изверга это что-то вроде хлеба. В мире людей изверги любят занимать пост директора какой-нибудь страховой компании, частенько становятся начальниками полицейских участков, различных отделов, контор — одним словом, они всегда там, где им предоставляется широкое поле для деятельности. Внешности их нельзя позавидовать — квадратный подбородок, нос картошкой, полное отсутствие лба, а заодно и затылка, и красные выпученные глаза. Приукрашивать себя в глазах балбесов они не любят, считая, что такая физиономия — сама по себе прекрасное внушение.
По кабинету перистыми облаками курсировал табачный дым. Это означало, что накануне босс занимался крепким умственным трудом. Делать это он не шибко любил, поэтому Эф догадывалась, какое у него сейчас настроение. О том же говорили и синие пульсирующие вены на шее майора.
— Лейтенант Салатки, вы служите в секретном отделе уже девять месяцев и четыре дня, а так и не расстались с детством. Вы помните, что я вам сказал в первый день вашего назначения?
— Так точно.
— Повторите те мои слова.
— "В нашем отделе работают одни взрослые, а они не выносят запаха карамели", — ответила Эф, даже не наморщив лоб.
— У вас отличная память, — позавидовал Хват.
— Это от карамели, господин майор, — сказала лейтенант не без ехидства. — Сахар улучшает память.
Майор побагровел и перевёл взгляд на сержанта. Эф отдала ему должное — он не хотел распекать офицера в присутствии нижестоящего чина.
— Не думал, что в разведке водятся такие крепыши, — сказал Хват с одобрением.
"В разведке?!" — Эф покосилась на сержанта. Дело обрастало всё более интересными подробностями.
— Как устроились на новом месте, сержант?
— Хорошо.
— Жалобы есть?
— Нету!
У Эф вырвался смешок. Но, поймав на себе свирепый взгляд Хвата, она погасила улыбку и вперилась в лоб шефа, точнее, в то место, где он раньше был — до прохода циркулярной пилы.
— Эх, разведка... — вздохнул майор. — Вас что, не научили отвечать по уставу?
Майор плюнул на палец и полистал стопку бумаг.
— Дарбит! Судя по вашему послужному списку, вам это всегда, хм, прощалось. Хотя... ничего удивительного. Кроты из второго отдела никогда не отличались высокой дисциплинированностью. Но теперь, сержант, прошу учесть, что вы переведены в боевое подразделение, начальство которого вправе иметь иные взгляды на жизнь.
— Учту! Господин! Майор! — гаркнул Блюмс.
Шеф три минуты буравил сержанта острым взглядом и остался доволен выдержкой бывшего разведчика, служебное рвение которого тоже было на удовлетворительной высоте.
— Эф... — майор обратил свои очи к Салатки, — э-э... лейтенант, я, признаться, всю ночь не спал, думая о вашей горькой участи...
— Я тронута вашей заботой, господин майор, — вставила она, отметив про себя, как трудно майору обращаться к ней официально — для него такой стиль общения был несвойствен, но он не хотел ударить в грязь лицом перед разведкой.
— ...кх... и пришёл к выводу, что вам не хватает ещё одной дырочки на погонах, — закончил свою мысль Хват.
— Никак нет! Дырочка у меня есть, — лейтенант Салатки выразительно скосила глаз себе на плечо. — Не хватает только сапфирчика.
Теперь хихикнул сержант. Вышло это у него так неожиданно, что он отвернулся, сам устыдившись своего поступка. Лейтенант бочком приблизилась к нему и незаметно от майора ткнула его кулаком. И чуть не сломала себе руку — то, что распирало униформу сержанта, было вовсе не салом, а стальными мышцами!
— Нет, лейтенант, — невозмутимо продолжал майор, — я имел в виду звание капитана. Вы меня не поняли. Как всегда.
Эф нервно сглотнула. Ещё не успевшие перевариться шоколадки встали у неё внутри колом.
— Не спешите кидаться мне на шею и душить запахом конфет, — усмехнулся майор. — Капитанов просто так не раздают. Задание, которое предстоит вам выполнить, архисложное и архиответственное.
— Так точно! — ни с того ни с сего ляпнул Блюмс, красный от напряжения, старавшийся не пропустить ни одного слова из уст строгого начальства.
Майор взглянул на него так, будто навёл перекрестие оптического прицела. Потом встал, подошёл к здоровяку (оказавшись ростом чуть выше третьей пуговицы на кителе сержанта) и с ехидством, на какое только был способен из столь невыгодного положения, спросил:
— Какая у вас была в разведке кличка, сержант?
— Однорукий Макс! — ответил тот радостно.
— Дарбит! Почему "однорукий"? — удивился майор и на всякий случай посмотрел на руки сержанта.
— За один фокус так прозвали. Чисто прикол. Никакого гипноза.
С этими словами жлоб утянул левую кисть в рукав, что-то сделал с ней, и вдруг вместо руки оттуда выполз кривой крюк, а рот сержанта разъехался до самых ушей. Блюмс ждал, что майор хлопнет его по плечу и скажет что-нибудь дружеское, типа: "Ну, старина, ты даёшь!" — но глаза Хвата, без того круглые, выпучились ещё больше.
"А ничего, весёлый пузатик!" — с жалостью подумала Эф о сержанте.
Нос майора начал покрываться фиолетовыми пятнами. Эф была уверена, что через три секунды перед Хватом будет стоять уже рядовой Блюмс. Но майор отвернулся, незаметно расстегнул на себе верхнюю пуговицу, продышался, прошёлся вдоль длинного стола и сказал писклявым, расплющенным тонной терпения, голосом:
— Если бы не письмо начальника второго отдела, рекомендовавшего вас как исключительно изобретательного и ловкого авантюриста, я бы тоже перевёл вас куда-нибудь... куда-нибудь... подальше! — Он сделал паузу, чтобы вдохнуть воздуха, потом криво усмехнулся и уже нормальным голосом продолжил: — Но для задания, о котором я упомянул, клоунада ваша как раз сгодится. Так что вы придётесь, дарбит, ко двору. Но не к моему. М-да... Во всяком случае, приказ о повышении вас в звании я уж точно никогда подписывать не стану.
— Моя клоунада? — растерянно промямлил Блюмс. Парня явно расстроило нетипичное поведение майора. Ведь ребятам из разведки так нравились шутки Однорукого Макса!
— Вы что, — очень тихо, играя желваками, спросил Хват, — серьёзно считаете, что попали в цирк? Судя по этому досье, — он положил волосатую ладонь с толстыми короткими пальцами на стопку бумаг, — вы вообще ни разу не принимали участия в боевых действиях. Ну, это и понятно: работа в разведке хоть и грязная, но не пыльная. Так вот, сержант, зарубите себе на носу: первый отдел СКОРПИО, в который вам посчастливилось залететь, — не курорт для смешливых барышень и не кротовья яма, а боевое подразделение, его бойцы каждый день подставляют грудь под пули. И это не красивые слова. Это суровые солдатские будни. Вам ясно?
— Так точно, господин майор!
— Если вам всё ясно, тогда продолжим. — Майор Хват взял из коробки толстую сигару, но закуривать не стал, а только с удовольствием, прикрыв глаза, втянул запах табачных листьев и нежно опустил сигару в стаканчик с карандашами. — Вам, сержант Блюмс, действительно предстоит сыграть одну театральную роль, от которой будет зависеть успех всей операции. Вам нужно будет перевоплотиться в школьного учителя. Или лучше — в библиотекаря. Да, так будет лучше! В библиотекаря! Эта идея только что пришла мне в голову... М-да... Неплохо. Так вот... Дело это весьма тонкое и опасное. В школе, как вам известно, учатся дети, народ этот к фальши очень восприимчивый, не сможете вжиться в роль — раскроют в раз.
"Любопытно... — промелькнуло в голове лейтенанта. — А какую роль в этом цирке отведут мне?"
Майор Хват направил плотно сведённые брови на Салатки, будто прочитав её мысли. Затем он взял указку и постучал ею по столу, призывая к тишине, которая и без того была гробовой. Он нажал на указке кнопку. На потолке открылась дверка, и вниз на длинной ноге выехал проектор. Прибор тихо зажужжал.
— Прошу внимание на экран, — сказал майор.
На ровной белой стене, служившей проекционным экраном, возникло лицо юного балбеса лет десяти. Пацан был худой как палка, с бледной куриной кожей и печальным взглядом, опущенным в пол.
— Кирик Кузнецов. Место проживания — сектор Б-7, деревня Кнутово. Четырнадцатого мая, то есть завтра, ему исполнится двенадцать лет, после чего он, по достоверным данным нашей доблестной разведки, начнёт развивать активную деятельность. Ваша задача, — майор обвёл взглядом Салатки и Блюмса, — ваша задача, сержант Блюмс, — охрана мальчика. Вы должны ходить за ним по пятам, заглядывать в рот, когда он принимает пищу, прятаться под его партой, ограждать от хулиганов и подстилать соломку в том месте, где он нечаянно поскользнётся. А вам, — Хват впился глазами в Эф, — координировать действия сержанта. Выход на связь по схеме "А". Задача ясна, лейтенант?
— Так точно! — Эф щёлкнула каблуками. Слишком демонстративно.
Майор Хват почувствовал это. Он вдруг отшвырнул указку, опёрся о стол и, всем телом подавшись в сторону двух своих подчинённых, прошипел:
— И попрошу запомнить. Если хоть один волосок упадёт с головы этого балбесика, — резкий кивок в сторону экрана, — с вас слетят не только погоны, но и то, что возвышается между ними! Вопросы есть?
— Есть! — немедленно отозвалась Салатки. — Зачем сержанту Блюмсу нужна я? Он и без меня прекрасно справится. И даже с одной рукой.
— А разве погоны полковника вам не нужны? — рявкнул майор и нервно одёрнул свой китель; потом поправился: — Я хотел сказать, вам что, дарбит, сапфиры капитана не нужны, а?
— Никак нет! Не откажусь. Но тогда зачем мне сержант Блюмс?
— Значит, так. — Хват сел в кресло и достал платок, чтобы утереть вспотевшую шею. — Слушайте меня внимательно, лейтенант. Мальчику на какое-то время требуется телохранитель. Никто не знает, на сколько. Эти вопросы не в нашей компетенции. Может, на неделю, а может, и на целый год. Это раз. Во-вторых. Руководство секретного агента СКОРПИО, глава семнадцатая, параграф первый: "Телохранитель должен обладать силой, выносливостью, неприхотливостью в еде и сне, и он должен быть фанатичным в своей преданности субъекту охраны". Вы, лейтенант Салатки, положа руку на сердце, смогли бы провести хоть одну холодную ночь в кустах, неусыпно ведя наблюдение и имея два сухаря на завтрак?
Эф опустила ресницы. Это, конечно, было выше её сил. Майор Хват, внимательно следивший за выражением её лица, заметно повеселел. Он продолжил:
— Но не это основная причина моего выбора. Дело в том, что Кирик — мальчик особенный, не такой, как все балбесы. Он не поддаётся гипнотическим чарам. Невнушаем. Им нельзя вертеть. Его невозможно облапошить.
— Но... так не бывает... — пробормотала Эф.
— Вы полагаете, я ввожу вас в заблуждение? — прорычал майор.
Он встал и повернулся лицом к экрану, на котором всё ещё светилось бледное лицо Кирика Кузнецова.
— Мальчик родился от простых балбесов, но он не похож на балбеса. Это стало ясно в первый же день обработки. Мальчик орал. Он орал несколько месяцев, не умолкая. Беспрецедентный случай: его пытались гипнотизировать даже уники — бесполезно! Он видит нас всех насквозь. — Майор подошёл вплотную к Эф и с ехидной ухмылкой отвёл пальцем её рыжие локоны, обнажив ухо. — Вы не скроете от него свои остроконечные ушки, лейтенант. Даже если напялите на себя огромный парик. Я уж не говорю про ваши милые зелёные щёчки...
— А... — Эф осеклась, онемев от невероятной бестактности шефа.
— А сержант Блюмс скажет, что его уродливый нос такой от рождения, и Кирик ему поверит, потому что он сам не без дефектов. Как видите, у него глаза разного цвета. — "Козой" из указательного пальца и мизинца майор ткнул в глаза мальчика на стене. — Кроме того, у него кривые, белые как у покойника ногти.
Выждав пару минут (информация должна хорошо впитаться извилинами подчинённых), майор подошёл к здоровяку:
— Значит, так. Ещё раз. Ваша задача, сержант, — подружиться с балбесиком. Вы отменный артист, и это у вас должно получиться без особого труда. Где бы ни оказался Кирик, вы всюду должны следовать за ним и смотреть в оба.
Максаггер Блюмс удивлённо воззрился на майора:
— А когда он дома? Мне что, и дома у него жить? В качестве кого?
— Это, друг мой, уже ваши проблемы, — широко и очень злорадно улыбнулся Хват. — Перед вами поставлена задача, а как её выполнять — это чисто ваша головная боль. Ваша и вашего непосредственного начальника лейтенанта Салатки.
— Не дрейфь, сержант, там на месте прикинем, — подбодрила однорукого артиста Эф.
Майор Хват удовлетворённо хмыкнул и вернулся к бумагам на столе, делая вид, что ищет какой-то важный документ.
— Может, наняться к парню домработником? — шепнул лейтенанту Блюмс.
— А что, это идея, — тоже шёпотом ответила ему Салатки.
— У него там бабушка есть, — пробубнил майор как бы себе под нос.
— Ай! — сказал Блюмс. — Это кранты...
— Бабушку можно устранить, — предложила Салатки. Сержант испуганно отшатнулся от неё. Эф усмехнулась: — Естественно, понарошку. На время операции.
Майор Хват ещё раз хмыкнул. Самостоятельно мыслящие подчинённые (разумеется, мыслящие только в рамках поставленной задачи) — мечта любого начальника. Он не ошибся в выборе, сделав ставку на эту зазнайку. Его сейчас беспокоил только сержант. Толстый клоун может завалить всё дело. Ну, не лежала у майора душа к циркачу!
— Сержант Блюмс, — сказал Хват, грозно взглянув на нижнюю пуговицу здоровяка, — вы точно всё уяснили?
— Слушаюсь! Так точно! — гаркнул Блюмс. — Всё уяснил!
— Отлично. — Майор опять начал перебирать бумаги. — Да, чуть не забыл. — Он бросил взгляд на Эф. — Запаситесь карамелью, лейтенант. Операция, как ожидается, будет весьма продолжительной...
Эф вспыхнула. Она намеревалась сказать Хвату тоже что-то колкое, но он оборвал её на полуслове:
— А сейчас вас ждёт сынок Пасифаи. У него вы получите необходимое оборудование и дополнительные инструкции. Только не опоздайте на самолёт. Вылет через два часа. Всё! — майор уткнулся носом в бумаги.
Крепко озадаченные скорпионы повернулись на сто восемьдесят градусов и строевым шагом направились вон из кабинета. Но как только сержант Блюмс оказался за дверью, Хват, не поднимая глаз от документов, негромким голосом остановил Эф:
— Задержитесь, лейтенант. И прикройте дверь поплотнее, пожалуйста.

Глава 4
Под грифом "Совершенно секретно"

Эф выполнила просьбу майора, радуясь возможности высказать шефу наедине всё, что про него думает. Она захлопнула дверь и резко повернулась к Хвату. Но он открыл рот первым:
— А теперь, девочка, получи своё персональное задание. — Глаза майора завращались в орбитах — очень редкое явление, которое указывало на то, что напряжение босса почти на пределе.
Эф сразу пришла в себя. Она давно догадывалась, что задание боевого офицера СКОРПИО должно быть чуточку посложней обычного циркового представления. Жлоб Блюмс пусть отдыхает, а перед ней будет поставлена настоящая боевая задача!
— Слушай меня внимательно, крошка, — приглушил голос майор. — Информация настолько секретная, что я всю ночь ворочался, решая, можно ли доверить её задавале навроде тебя.
"Хорошенькое начало!" — подумала Салатки.
— Я перебрал в уме кучу подчинённых, бравых офицеров нашего отдела, отличников боевой подготовки и теоретической части, — продолжал Хват. — Среди них есть и такие, которым ты, Эф, и в подмётки не годишься. Но почему-то я остановился именно на тебе. — Майор потупил взор, предательски краснея. — Я знаю тебя уже много лет, вместе мы съели не один пуд соли, бывало всякое. Если я когда и срывал с твоих погон камешки, то это было не со зла, сама понимаешь. Вы же все воображалы, с вами, зазнайками, трудно работать. К тому же ты единственная в отделе женщина... Не знаю, иногда вдруг что-то пробивает подкорку, — он постучал себя по плоской макушке, — это как молния, как взрыв...
Злость тихо булькала внутри Эф, но она терпеливо дожидалась конца словесных излияний босса. Наконец майор грубо осадил своё красноречие и решительно перешёл к делу:
— Сперва ознакомься-ка вот с этим отчётом наших разведчиков.
Он протянул ей жёлтую папку. Слегка ошарашенная, Салатки взяла её и присела на стул у окна. Майор Хват между тем достал из стаканчика сигару, оторвал зубами кончик, нервно раскурил и забросил горящую спичку в горшок с фикусом. Потом откинулся на спинку кресла и утонул в клубах дыма.
Эф раскрыла папку. На первом же листке, в верхнем левом углу она увидела чёрный гриф со словами "Совершенно секретно. Только для внутреннего пользования. Рег. ном. 013". От радости у неё задрожали руки. Никогда ещё не доверяли простому лейтенанту первого отдела, тем более зазнайке, столь секретные бумаги! Под грифом стоял заголовок документа: "Выписка из истории болезни Кирика Кузнецова".
— У нас мало времени, — промычал Хват из табачного облака. — Листай поживей, крошка.
Эф торопливо пробежала глазами по документу. В нём приводилось заключение специалистов ЗОМБИ о невнушаемости новорожденного. Это она уже знала из слов Хвата, она лишь обратила внимание, что заключение было под номером 2. Что бы это могло значить? Но думать сейчас не было времени. Салатки быстро перелистнула страницу.
Дальше следовала ксерокопия весьма интересного письма, адресованного никому иному, как самому Ягнусу Третьему. Сердце у Эф громко стукнуло. Она стала жадно читать:

Его Ясновидящему Оку, ярчайшему прорицателю видимой части Вселенной,
СЛУЖЕБНОЕ ПИСЬМО
Довожу до Вашего сведения, что мальчик, родившийся 14 мая 1991 года в 08:02 утра, является хранителем белой мандрагоры, что было установлено химическим анализом его ногтевых пластинок. Следуя должностной инструкции, я незамедлительно передаю новорожденного в руки сотрудников СКОРПИО.
Зав. акушерским отделением No 137 ЗОМБИ Парацельс.
15.05.1991

— Мандрагора! — прошептала Эф.
Что-то про эту загадочную мандрагору она слышала, что-то ужасное, но что именно, не могла вспомнить, потому что всегда относила подобные сплетни к полнейшей чепухе. Но здесь это слово фигурировало в официальном сверхсекретном документе!
Следующий лист заполняли какие-то цифры и диаграммы химического анализа, в которых Салатки ровным счётом ничего не смыслила. Она быстро перевернула лист. Под ним оказалась сложенная вчетверо бумага. Развернув её, Эф поняла, что это план дома, в котором жил Кузнецов, причём весьма подробный.
— План коттеджа есть в твоих очках, можешь не напрягаться, — проговорил Хват. Он имел в виду специальный прибор, который носил с собой каждый уважающий себя магнул. В таких очках находился встроенный микрокомпьютер, и они оснащались сеточным дисплеем, а также индивидуальным средством связи короткого радиуса действия. Цвет стёкол и степень защиты от магнофлюидов легко регулировались.
Но Салатки по опыту знала, что нельзя полностью доверяться технике, поэтому внимательно охватила план взглядом, запоминая самое основное — расположение комнат.
Под планом лежал краткий отчёт агентов, следивших за Кириком в течение двенадцати лет.
— Отчёт не читай, — дёрнулся майор, — в нём ничего интересного.
Эф тоже так думала. Она быстро пролистала пачку листов, распечатанных мелким шрифтом, и очень расстроилась, увидев под ними жёлтое дно папки. Она лишь успела заметить в углу приклеенную скотчем флэш-карточку.
— Закончила? — спросил майор и протянул руку за папкой.
— Да, — выдохнула Эф.
Она с большой неохотой вернула Хвату документы. Майор сунул их в сейф и надёжно запер бронированную дверцу с кодовым замком, реагирующим только на его биометрические данные.
— Есть вопросы? — повернулся он к лейтенанту.
— Вопросов множество!
— Крошка, — сказал Хват, — если бы у нас было такое же множество лишних минут, я бы ответил на все твои вопросы. Разрешаю задать только один.
Салатки на секунду замешкалась. Ей очень хотелось разузнать про мандрагору, но она понимала, что двумя словами майор не сможет отделаться, а это было чревато тяжёлыми последствиями для её психического здоровья. И она спросила:
— Почему заключение зомбистов под номером два?
Майор Хват болезненно поморщился.
— Это долго рассказывать. Ну, если в двух словах... — Он яростно вдавил сигару прямо в стол, и она осталась торчать дымящимся пеньком. — Видишь ли, одно аналогичное заключение уже выписывалось в недавнем прошлом.
— Вы намекаете, что...
— Я не намекаю! Четвёртого августа 1945 года в Японии родился похожий ребёнок. Девочка. Она не поддавалась зомбированию, у неё были такие же разноцветные глаза и мраморные ногти, что ясно указывало на корень мандрагоры. Но только мрамор был не белым, а чёрным. СКОРПИО тогда ещё не существовало, поэтому никто не придал значения глупым, как думали, легендам. Если верить историческим бумагам, негипнабельную новорождённую с чёрными ногтями просто задушили сами сотрудники, действуя согласно своей должностной инструкции. Но в центральном архиве магноглобуса имеются другие сведения: девчонку задушил сам Ягнус Четвёртый, своими собственными руками!
— И что?
— Ты ещё спрашиваешь "и что"?! — взорвался майор. — В тот же день, шестого августа, Ягнус IV погиб.
Салатки нестерпимо захотелось чихнуть, но она сдержалась. Как она могла забыть! Ведь в сорок пятом случилось беспрецедентное происшествие — в атомном огне Хиросимы погиб Ясновидящий — Ягнус IV, сын Ягнуса III. До этого считалось, что убить прорицателя видимой части Вселенной невозможно. Ведь он знает всё наперёд — место и время любого террористического акта...
— Смерть девочки повлекла за собой смерть Ясновидящего! — прошептала Салатки чуть ли не с восхищением.
— Какая догадливая цыпка, — ядовито заметил майор. — Тебе что, никто в детстве не рассказывал легенд про мандрагору?
— Я всегда считала их сказками. А сказки сразу выветриваются у меня из головы.
— И это говорит сотрудник первого отдела... — вздохнул майор. — Ну хорошо, я напомню тебе эту легенду. Вот её суть: того, кто с корнем вырвал чёрную мандрагору, ждёт неминучая погибель.
— А белую? — наивно спросила Эф.
— С белой ещё хуже. Неминучая погибель придёт не только к вырвавшему корень, но и к Ясновидящему. И это уже не легенда. Это заключение только вчера сделали ребята из второго отдела, изучив ряд материалов, собранных с жёстких дисков уников. Всё это на той флэшке под скотчем. Но ты можешь верить мне на слово, потому что я лично ознакомился со всеми файлами. Так вот. Этот Кирик Кузнецов, этот немощный хранитель белой мандрагоры — сущая бомба для Ягнуса! Вот почему нужно немедленно лететь в Кнутово и беречь пацана, как зеницу Ока!
Майор повращал яблоками глаз и остановил взгляд на лейтенанте.
— Ягнус III, вновь взваливший на себя бремя верховного правителя, уже очень стар, и уники проявляют предательское беспокойство. В магноглобусе впервые создалась ситуация, когда эти подонки могут легко взять власть. В девяносто третьем, когда они добились разрешения пожить в доме Кузнецова, чтобы понаблюдать за ним — якобы в научных целях! — уже тогда они знали о силе белой мандрагоры. Они подбросили в дом какую-то книгу. Это абсолютно точные разведданные. По нашим предположениям, в книге содержится некая инструкция для Кирика. Что за инструкция — это необходимо выяснить в кратчайшие сроки.
Лейтенант Салатки инстинктивно подтянулась, проникнувшись важностью предстоящей миссии. Теперь она видела, как много от неё зависит.
Полминуты, пока майор раскуривал новую сигару, царило молчание. Наконец Хват вновь заговорил:
— Ты отлично знаешь, что во всём Корпусе нет ни одного офицера вашей породы, который дослужился бы до капитана. А теперь ты вполне можешь стать первой, крошка. У тебя появился отличный шанс. Если всё пройдёт гладко, я сам лично буду грызть глотки тем, кто встанет на пути твоих капитанских сапфиров.
Эф Салатки напряжённо ждала, когда же прозвучит боевой приказ.
— Короче, лейтенант, вот мой приказ. — Майор поднялся на ноги. — Книгу нужно найти и доставить мне в руки. Завтра же!
— И это всё? — протянула Эф разочарованно.
— Задание на первый взгляд кажется простым, — босс пустил кольцо дыма и прошёлся вдоль стола, — но это на первый взгляд. За книгой, как я уже сказал, стоят уники — уже одно это наводит на мрачные мысли. Зачем-то они хотят подсунуть её Кирику. Но вот зачем? Что в той книге, что за инструкция? Никто этого не знает, даже Ясновидящий. А то, чего не знает сам Ясновидящий, несёт в себе опасность. На кон поставлена судьба всего магноглобуса. Но не это больше всего меня беспокоит. — Начальник сел, откинулся на спинку кресла, и два настороженных глаза над кончиком сигары вперились в офицера. — На кон поставлена честь нашего отдела! С тайнами пора покончить, Эф.
— Ничего себе, — присвистнула лейтенант Салатки. — И где мне искать эту книгу?
— Да, это ещё та задачка. Наши агенты ничего не нашли, хоть и обыскали всё Кнутово. Про дом я уж не говорю. Они подняли каждую половицу, просветили все стены! А в последний день своей бесславной миссии напустили на деревню стаю гломов, чтобы те прошарили все щели — никаких следов! Вероятно, книга как-то сама объявится, когда придёт время. Наши теоретики предполагают, что это произойдёт завтра, в день рождения парня. Ты должна уловить этот момент и перехватить книгу.
— А сами агенты не могут уловить момент? — спросила Салатки очень вежливо.
Челюсть майора Хвата резко отъехала в сторону. Пепел с сигары упал ему на руку, и в воздухе поплыл запах подгоревшей пиццы, но шеф даже не заметил этого.
— Агентов, дарбит, я уже отозвал и разжаловал! Они столько лет проторчали в доме Кирика, потратили уйму денег, а толку — пшик! Я провёл служебное расследование и выяснил, что мерзавцы занимались только тем, что каждую ночь ходили к парнишке в спальню и пугали его, видимо, получая от этого эстетическое наслаждение. — Майор сделал последнюю, очень крепкую затяжку, закрыл глаза и через минуту с шумом, как паровоз, выпустил дым. — Да и вообще, в этом деле требуется стремительность, — добавил он. — Только зазнайка справится с такой задачей. Хвать книгу — и через минуту ты уже тут, в моём кабинете. Теперь ты понимаешь, Эф, почему я выбрал именно тебя?
— Вон оно что, — скривилась Салатки. Она была единственным офицером из тех зазнаек, что работали в Сибирском подразделении СКОРПИО. — Я-то думала, были другие причины вашего выбора. Например, мои профессиональные качества...
— Это мы потом обсудим, — лицо майора вновь стало наливаться багровыми тонами, — когда книга будет лежать на моём столе.
Лаконичность босса говорила о многом. Эф Салатки не решилась возразить.
— И ещё. — Толстым кривым пальцем майор придвинул к себе пепельницу, сделанную из волчьего капкана, и раздавил в ней остаток сигары. — Я выбрал именно тебя, Эф, ещё и по другой причине. Это непростое задание потребует от тебя всех сил, но, как бы ни было трудно и опасно, постарайся выполнить его без крови. Балбесы — они ведь, дарбит, из той же плоти, что и мы с тобой. — Салатки попыталась что-то сказать шефу, но тот взмахом руки остановил её: — Знаю, знаю, ты придерживаешься тех же взглядов. Но мне просто хотелось ещё раз напомнить тебе об этом.

Глава 5
Однорукий библиотекарь

Кирик, как всегда, залез в автобус последним, и ему не досталось свободного места. Нет, одно всё-таки было — заднее, как раз рядом с Одноруким. Тот по праву победителя и по причине своих габаритов занял весь задний ряд сидений, а когда салон заполнился, то сдвинулся чуть влево, и одно место каким-то чудом высвободилось.
Кирика буравили насмешливые взгляды. Никто не желал сидеть под боком у чудовища (ха, чего доброго, на ухабе подпрыгнет и раздавит в оладушку!), и все просто сгорали от любопытства — стоя поедет Киряшка или сидя? А он уставился в пол и не двигался с места. Но исполина он не испугался. Вот ещё! Его даже тянуло к этому Небоскрёбу. Мальчик почему-то был уверен, что небоскрёбы все добрые. А раздумывал он по другому поводу, просто ему не хотелось пропахать носом пол — Вовка Гладышев уже готовил ему подножку, его нога, обтянутая чёрной вельветовой джинсой, прямо подрагивала от нетерпения.
В этот момент гора мышц колыхнулась.
— Пацан, ты последний? — кажется, громила обратил вопрос к нему, к Кирику. Мальчик, не поднимая глаз, кивнул. — Садись рядом со мной, здесь есть местечко.
Но Кирик продолжал стоять, шмыгая носом. Он видел, как напряглась нога Гладышева. Устраивать шлагбаумы поперёк прохода — его любимое занятие.
Однорукий монстр тихо затрясся от смеха.
— Да садись ты, не бойся, — сказал он. — Я сегодня уже завтракал.
Дружный взрыв хохота сотряс автобус. Громила густо покраснел, видимо, от удовольствия, а Кирик ещё ниже опустил голову.
— Проблемы? — спросил Однорукий, когда дети утихли.
Должно быть, он тоже заметил, что железнодорожный переезд между сиденьями вот-вот перекроется, потому что добавил бархатистым басом:
— В дороге будет трясти. Если упадёшь, это будет на моей совести.
Нога Гладышева мгновенно испарилась.
Кирик беспрепятственно прошёл по проходу, сел и почувствовал, как белое облако вновь вернулось к нему. Куртка Небоскрёба пахла чем-то острым, напоминающим мазилку из хрена, но такой запах Кирик любил — зимой они с бабушкой часто ели богатую витаминами "хреновину" (одно из кулинарных изобретений бабули). Мальчик с любопытством покосился на рукав куртки, но из него ничего не торчало.
— А кроме ножичка и крючка там ещё что есть? — тихо, чтобы услышал только Небоскрёб, спросил он.
Громила подмигнул ему.
— У меня полный набор туриста-спецназовца! — также шёпотом поведал он.
Кирик с уважением, но очень быстро взглянул в глаза громилы и тут же отвернулся. В носу страшилища он разглядел третью ноздрю, которая издалека была не так заметна. Вот не повезло бедняге! Ходить с такой хрюкалкой... Наверное, в детстве его дразнили. Ещё как! Не зря же он надумал заняться культуризмом... Накачал мышцы — и зауважали.
Для себя Кирик решил, что нужно будет поинтересоваться у великана насчёт упражнений по наращиванию бицепсов. Но не сейчас, а как-нибудь наедине, чтобы никто не слышал, а то засмеют.
— Поехали! — крикнули впереди.
Но автобус не трогался, потому что водила не дал гудок Фёдору. Сегодня в кабине водителя сидел Гришка Сомов. Ему было любопытно, что творится в салоне, особенно у заднего стекла, вот он и забыл сообщить трактористу, что всё нормально и можно отправляться в путь.
Ежегодно первого сентября в школе устраивался праздник, но не по случаю Дня знаний, а совершенно по иному поводу. Это был, скорее, не праздник, а торжественная аттестация. За право рулить школьным автобусом боролись все пацаны выпускного класса, но давали это право только самым лучшим, кто весь прошлый год висел на доске почёта и имел круглый "пятак" по поведению. В этом году таких отличников оказалось аж целых двое — Гришка Сомов и Влад Иванов, поэтому они рулили по очереди.
В конце концов, "Беларусь" нетерпеливо бибикнул, и Гришка нажал на клаксон, ответив ему протяжным "жми-и-и-и". Впереди над кабинкой Фёдора взметнулся столбик сизого дыма, трактор дёрнулся, задрал в небо дохловатый передок, потом аккуратно поставил колеса на землю и вгрызся в дорогу задними глиношлёпами. Автобус тоже дёрнулся и поехал.
— Проезд бесплатный? — смешно забеспокоился новый пассажир, и школьники опять взорвались хохотом. Шутки весёлого великана были им по душе.
— Сто рублей! — крикнула Катька Вострикова.
Громила усмехнулся, пошарил в карманах, вынул купюру с четырьмя лошадками и наткнул её на вилку, вылезшую из рукава.
— Мне один билетик, пожалуйста, — попросил он, протянув сторублёвку Катьке. Та прыснула и от стыда спрятала голову в колени. Сверху её тут же прихлопнули двумя ранцами.
Представление всем понравилось. Даже автобус чуть не влепился в сосну, потому что Гришка Сомов отпустил руль, чтобы глянуть, чего это там все смеются. Наверное, он уже проклинал своё почётное водительское место, на котором нужно было вкалывать, в то время как все вокруг отдыхали и веселились.
Наконец все утихомирились, стали разговаривать между собой и глазеть по сторонам дороги.
— Тебя как звать? — спросил сосед Кирика, толкнув его в бок.
— Это Двуглазый Киряшка, — ответил за него Митька Стрельцов. — Собиратель копеек!
— Почему "собиратель копеек"? — не понял здоровяк.
— А он всё время с опущенной головой ходит, — пояснил Гладышев.
Катька Вострикова хихикнула. Громила тоже улыбнулся.
— Значит, Двуглазый Киряшка? — переспросил он. — Вот и хорошо. А я — Однорукий Макс... э-э... вернее, Максим Михайлович. Я ваш новый школьный библиотекарь.
— Би-бли-о-те-е-карь? — хором протянул автобус.
— Лучше бы учитель физры... — заметила Вострикова. — Мы вместо физры парты драим.
— Ну, физруком я тоже могу, — обнадёжил её Однорукий Макс. — Я всё умею.
— И стрелять из пистолета? — задал каверзный вопрос Влад Иванов.
— Из этого? — усмехнулся громила и вдруг выхватил из рукава чёрный пистолетище с длинным стволом и мрачным набалдашником на конце.
Девчонки взвизгнули, а парни притихли. Как бы не оказалось это захватом заложников... Но в следующий миг громила сунул набалдашник себе в рот и... откусил! Вместе с половиной ствола! С хрустом разжевав железяку, он протянул остаток пистолета бледной Востриковой, которая в эту минуту походила на недоделанную принцессу в гримёрной.
— Это что? — спросила она. — Это съедобно? — Она осторожно понюхала пистолет и глаза её превратились в узкие щёлочки: — Шоколадка!
— Дай мне, дай мне! — потянулись к ней руки со всех сторон.
— Ну ладно, бери курок...
— А мне патрончик!..
— И мне, и мне!..
В свалке никто не заметил, что на коленях у обалдевшего Кирика лежал тяжёлый пулемёт, только что вынутый из обёртки...

Глава 6
Лабиринт

Эф Салатки вышла из кабинета босса, задумчиво закрыла дверь, повернулась и брякнулась головой о твёрдый зад сержанта.
— Наконец-то! — сказал Блюмс. — Что вы там делали столько времени, Эф?
— Во-первых, не Эф, а господин лейтенант. С этой минуты вы поступаете в моё единоличное распоряжение, и ваш босс теперь — я! — ответила она, отскочив в сторону, потому что говорить с высоким подчинённым, задрав голову, было не очень удобно. — А во-вторых, почему это вы до сих пор тут стоите, сержант Блюмс? Майор же ясно сказал, куда вам следует направляться.
— Видите ли, — замялся сержант, — то, что ясно сказал майор, для меня прозвучало не совсем ясно. Вот я и решил дождаться вас, госпо...дин лейтенант, чтобы всё разузнать.
— У вас там в разведке все такие тупые? — спросила Эф.
— Не все. Только я один. — Сержант лучезарно улыбнулся.
— Тогда понятно. Любой другой за те полчаса, что вы тут проторчали, давно бы уже разведал, кто такая Пасифая и в каком кабинете протирает штаны её сынок.
Вся голова сержанта от шеи и до ушей порозовела от смущения. Он согнулся пополам над лейтенантом и доверительно шепнул ей на ушко:
— Я тут никого не знаю...
— Ладно, идём, — сказала Эф, которой уже порядком надоела эта пустая болтовня.
Они вышли в коридор, набитый снующими сотрудниками. Зазнайки и жлобы с бумажками и папками в руках торопились по своим делам, открывая и закрывая двери кабинетов. В этой толпе иногда промелькивал и кое-кто рангом повыше.
— Эф! Дорогая! — вдруг послышалось откуда-то сзади.
Лейтенант Салатки резко обернулась. К ним подходил капитан из народца мамуней. На его круглом лице, похожем на несвежий каравай с отрубями, сияла улыбка, а на петлице тщательно отутюженного кителя значилось: "Вахра-Махра, снаб."
— Чего тебе? — спросила Эф недовольно. — Говори быстрей, у нас мало времени.
— Куда это ты спешишь? — Улыбка мамуня расплылась ещё шире, потому что теперь он смотрел на Блюмса.
— Не твоё дело, — ответила Эф. — Спецзадание.
— Это твой новый напарник? — хохотнул капитан. — Вы замечательно смотритесь вместе.
— Не зли меня, Махра, — прошипела Эф.
— Да ладно тебе, — засмеялся капитан и вдруг завопил: — Эй, гора сала, как ты стоишь перед капитаном?!
— Виноват! Слушаюсь! — рявкнул в ответ сержант, вытянув подбородок и прижав руки к округлым бокам.
Капитан обрадовался маленькому представлению.
— Вот дубина! — сказал он. — Будь с ним начеку, крошка. Как бы не придавил тебя на повороте. — И он мелко затрясся, схватившись за живот — самую важную часть своего тела. — Ладно, вечером заходи. У меня есть для тебя скромный подарок.
Мамунь — существо ростом чуть выше зазнайки, формами напоминающее поросёнка, которому привинтили голову от конченного алкоголика. Дряблая, изборождённая канавами и рытвинами кожа вызывает у окружающих отталкивающее чувство, но самого мамуня это обстоятельство нисколько не смущает. Он умеет находить общий язык с любым из магнулов других народностей. Любит проводить время в созерцании явлений природы. Частенько пишет стихи.
Главное и самое полезное свойство мамуня сокрыто в его удивительном животе, из которого время от времени могут выходить гломы — искусственные самоподвижные образования, способные к обучению. Тайна зарождения гломов до сих пор не разгадана. Известно лишь, что для этого мамуню брачная пара не требуется, ему достаточно только выразить мысль и крепко на ней сосредоточиться.
Проводив Вахру-Махру презрительным взглядом, Эф двинулась дальше.
— Никогда не вытягивайся перед снабженцами, — бросила она Блюмсу, пыхтевшему позади. — Они для нас не указ. Тем более, какой-то мелкий капитанишко. Ты — сержант первого отдела боевого подразделения! А это посерьёзней капитана и даже майора из снаба. Ясно?
— Ясно! А кто он такой, этот Махра?
— Так... — протянула Эф, — мелкая шестёрка. Мнит из себя не весть что. Думает, шоколад без него не смогу достать. Разбежался!
Сержант почесал в затылке, но ничего не сказал.
Они дошли до лестницы, спустились в самый низ, на цокольный этаж, и Эф набрала код на массивной стальной двери.
— Хорошо, что я дождался вас и не пошёл один к этой Пацефае, — пробубнил сержант. — Без вашей помощи, лейтенант, я бы никогда не додумался до этого десятизначного кода.
"А ведь на самом деле он не такой дурак, каким кажется, — подумала Эф. — Жлобу дослужиться до сержанта — это надо иметь семь пядей во лбу. Блюмс либо очень хитёр, что вряд ли, либо у него, в виде странного исключения, напрочь отсутствует это их жлобство, которое так бесит начальство".
Дверь зашипела сжатым воздухом и стала медленно разъезжаться на две половинки.
— Пасифая — жена мифического царя Миноса, — шёпотом поведала Эф. — Это из легенды о Минотавре. У Пасифаи родился сын-чудовище с головой быка — Минотавр. А Минос упрятал чудовище в Лабиринт, который специально для этого построил Дедал.
— Дедал! — воскликнул сержант, услыхав знакомое имя. — Так вот к кому мы идём!
Эф стукнула его кулачком в пузо.
— Тише ты! — прошипела она. — У этих стен есть глаза и уши.
— По легенде Дедал тоже был сыном Пасифаи? — понизив голос, спросил Блюмс.
— С чего ты решил? Дедал — он сам по себе. Это был знаменитый зодчий и изобретатель, вот царь Минос и пригласил его, чтобы тот построил лабиринт.
Этот ответ вверг Блюмса в ещё большее замешательство:
— Почему же тогда майор Хват назвал его сыном Пасифаи?
— Да потому, что наш Дедал тоже построил себе Лабиринт и сам живёт в нём, как Минотавр, — усмехнулась Эф довольно громко и, опомнившись, зашептала совсем тихо: — Но только не вздумай назвать его так! Ни Минотавром, ни сыном Пасифаи! Ясно? Это для него самое ужасное оскорбление. Если майору по старой дружбе всё сходит с рук, то тебя он просто раздавит в лепёшку.
— Меня? В лепёшку? — не поверил Блюмс.
— Ты когда-нибудь видел Дедала? — ответила ему Эф вопросом.
— Нет.
— Вот и молчи в тряпочку.
Они шагнули в открывшийся проём и очутились в полумраке длинного коридора, все стены, пол и потолок которого были зашиты бронированными листами не меньше чем в два дюйма толщиной. Путь вошедшим преграждала массивная решётка, вся утыканная кинжалами, острия которых нацеливались прямо им в лицо. Сзади зашипел воздух, и пятитонные створки двери начали сходиться. Когда они плотно сомкнулись, заработал другой механизм, и решётка с кинжалами поползла вверх.
— Ничего себе! — шмыгнул носом сержант. — Как в фильме ужасов!
— А ты думал, — ответила Салатки. — Это так называемый "предбанник" Лабиринта.
Путь освободился, и они пошли вперёд по гулкому полу, усыпанному рядами клёпок. У потолка через каждые десять шагов поблёскивали объективы наблюдающих устройств. Они хищно поворачивались, следя за продвижением прибывших, словно змеиные головы горгоны.
— Не отставай, сержант, — посоветовала Эф Блюмсу, хотя сама семенила сзади него. — Если заблудишься — пеняй на себя. Из Лабиринта ты уже никогда не выйдешь.
— А ты выйдешь? — недоверчиво отозвался сержант и получил пинок маленькой, но не очень вежливой ножкой. — Ой, простите, лейтенант, сорвалось! Я хотел сказать: "А разве вы не заблудитесь?"
— В Лабиринте Дедала любой заплутает. Но если этим горемыкой окажусь я, Дедал не оставит меня в беде и укажет путь. Мы с ним давно знакомы и если и любим поиздеваться друг над другом, то не таким способом.
Сержант Блюмс предпочёл оставить без комментария столь самоуверенное заявление своего новоиспечённого шефа. Но он знал, что в словах лейтенанта есть изрядная доля правды. Про обиталище Дедала ходили жуткие байки. Якобы состояло оно из бесконечного хитросплетения подземных комнат, коридоров, шахт и пещер, полным планом которых не владел и сам их создатель. И вроде охватывали эти катакомбы чуть ли не пол-Земли. Иногда в Лабиринт забредали случайные посетители навроде львов или носорогов и, потеряв путь на волю, с диким рёвом носились по тёмным коридорам до полного голодного истощения.
Ещё это мрачное место населяли демоны. Вот уж про кого Блюмс не хотел бы упоминать даже шёпотом! Демоны работают на Дедала. Эти твари поджидают здесь на каждом повороте, а иногда издают дикий хохот вдали, и эхо разносит его по всему подземелью... Сказки это или быль, сержант толком не знал и решил спросить у лейтенанта.
— Я видела парочку демонов, — ответила та небрежно, — ничего особенного. Просто куски гнили. Одному я даже под зад пропнула... вот как тебе.
— А... а он что? — вытаращил глаза здоровяк.
— В прах рассыпался!
Конечно же, лейтенант Салатки храбрилась перед сержантом. На самом деле мало кто любит встречаться с демонами. Ведь это из-за них у людей родились истории про привидения. Демон — такое же искусственное существо, что и глом, но более развитое. Обладает способностью к мимикрии — подделывается под окружающие предметы в момент опасности. Двигательную энергию получает не от жвачки, как гломы, а от подземных невидимых лучей, поэтому отлично чувствует себя в подвалах и ямах. На солнечном свету быстро разлагается в порошок. Дедал был первым, кто научился использовать дармовую силу демонов в нуждах строительства Лабиринта.
Эф подошла к наглухо задраенному люку в полу и набрала теперь уже восьмизначное число. Массивная крышка люка сдвинулась в сторону, явив чёрное отверстие. Салатки, не оглядываясь, начала спускаться в шахту.
— А я? — пикнул сержант.
— Ползи за мной.
— А вдруг я не пролезу? — захныкал Блюмс.
— Подбери животик, у тебя получится, — ответило ему звонкое эхо из бездны.
Жлоб так и сделал. Он с силой выдохнул из себя весь воздух, подтянул ремень и кое-как протиснулся в отверстие люка.
В шахте было темно, как в старом, заброшенном на антресоли сапоге. И так же пыльно. После пятиминутного утомительного спуска по ржавым скобам, несколько раз чихнув, скорпионы спрыгнули на пол длинного тоннеля, под потолком которого при их появлении автоматически зажглись лампочки. Изнутри тоннель походил на отверстие гайки. Его стены покрывали ровные глубокие борозды, точно их прочертил гигантский болт, регулярно туда и обратно провинчивающийся в этих краях. Лампы, чтобы не мешать болту, были утоплены в потолок.
Теперь Эф всё время шла впереди — она явно знала дорогу. Сержант старался не отставать, то и дело спотыкаясь о борозды пола и оглядываясь по сторонам. Ему везде чудились привидения. Когда путники прошли ещё несколько десятков комнат и коридоров, двенадцать раз повернув налево и примерно столько же направо, и раза три сменили уровень, лейтенант Салатки, наконец, остановилась. Её тонкие изящные бровки были нахмурены.
— Он замуровал предыдущий вход, и мы зашли совсем не туда, — сказала она.
— Кто замуровал?
— Дедал. Он часто перестраивает своё жилище — опасается наёмных убийц. — Эф понизила голос до шёпота: — У него мания преследования. Поэтому он никогда не выходит из Лабиринта.
Видимо, это оказалось серьёзным препятствием на их пути, потому что лейтенант Салатки уселась на полу тоннеля и стала шарить по карманам. Цвет её лица приобрёл жгучий крапивный оттенок. Из-за плотно сжатых губ вылетал странный отрывистый звук "з!...з!...з!...", будто горемыка прижала зубами осу и теперь не знала, что с этим делать.
И вдруг оса вырвалась на свободу:
— З...з...зараза!!
Максаггер Блюмс в недоумении склонился над шефом.
— Надо было хоть одну карамельку оставить! — выкрикнула Эф с таким отчаяньем в голосе, что сержант тоже начал лихорадочно бить себя по карманам.
— Вот! — сказал он и протянул ей горсть сахарных петушков.
Эф схватила один леденец и с хрустом с ним расправилась. Потом взяла следующий, положила в рот и удивлённо уставилась на сержанта.
— Ну, как? — поинтересовался Блюмс. — Полегчало?
— Откуда у тебя сладости? Тоже врождённое?
— Да не-е, это я детишкам раздаю, которым фокусы показываю.
— Значит, детей любишь? — спросила Эф подозрительно.
— Есть немного... — засмущался Блюмс.
Салатки задумчиво разжевала пятый леденец.
— Знаешь, сержант, я всё больше убеждаюсь, что мы с тобой не сработаемся, — вынесла она приговор. — Какие-то дети, фокусы, цирковые представления... Ты же солдат! Как ты можешь служить в боевом секретном отделе с такой ерундой в голове?
— Виноват, госпож... — Сержант вытянулся во весь рост и стукнулся дурной головой о низкую притолоку. — ...Дьявол его дери... Виноват, господин лейтенант!
— И зачем мне навесили такого остолопа? — вопросила Эф, закатив глаза.
— Но я занял первое место в конкурсе... — пробубнил Блюмс виноватым тоном.
— В конкурсе красоты? — Эф Салатки заливисто засмеялась.
— В конкурсе телохранителей, — буркнул сержант. — Я обставил на девять очков самого опытного из соперников.
Лейтенант с недоверием посмотрела на него.
— Ты там что, штангу поднимал?
— Не только... Нет, штангу мы вообще не поднимали... Нужно было выполнить ряд упражнений на силу, реакцию, меткость стрельбы и смекалку. И во всех я взял максимальное количество баллов.
— На смекалку? — Эф опять прыснула. — Что-то я не замечала за тобой сколько-нибудь заметных проявлений ума.
Она стряхнула с ладоней крошки сахара и решительно встала:
— Ладно, сержант Блюмс, воспитанием мы с тобой ещё займёмся, а сейчас надо идти.
— Куда идти? — спросил тот. — Ты же... вы же сказали, что вход замурован.
— Придётся размуровывать. Справишься?
Лицо Максаггера Блюмса мгновенно прояснилось:
— А можно? Вдруг Дедалу это не понравится?
— Пусть только попробует не понравиться! Этот сынок Пасифаи предстанет у меня перед трибуналом! Закопался в своём блиндаже, не подберёшься к нему, и ещё и дрыхнет к тому же!
Эф разошлась. Такие приступы ярости находили на неё довольно часто, она ведь принадлежала к славному народцу зазнаек, не терпевших грубых препятствий на своём пути. А теперь, помимо всего прочего, она являлась ещё и командующим ударной группы, перед которой была поставлена чёткая боевая задача, и никакие жалкие минотавры не могли помешать ей выполнить эту задачу.
— У тебя есть с собой кувалда? — грозно спросила она сержанта.
Блюмс выставил оба кулака:
— Целых две!
Эф удовлетворённо кивнула. Ей нравилось, когда подчинённые понимают её с полуслова.
Они подошли к тому месту, где резьба в стене была залеплена разводами цемента. Сержант постучал в это место костяшкой согнутого пальца, прислушался к звуку, а потом слегка размахнулся и нежно тронул стену кулаком. Стена обвалилась. В открывшейся за дырой пещере сразу включился свет.
— Беру свои слова обратно, — сказала Эф, немного поёжившись от увиденного.
— Какие слова?
— Да те, что в одиночку ты не выберешься из Лабиринта.
— А, э-эти... — разочарованно протянул Блюмс. — Я думал, вы намекаете на лепёшку, которую сделает из меня Дедал.
— Эти тоже, — усмехнулась Салатки.
Они вошли в пещеру, и её свод содрогнулся от пронзительного вопля, ударившего откуда-то сверху:
— Эф! Волчье ухо! Кто позволил тебе крушить стены в моём доме?!
— Ну вот, проснулся...
Лейтенант Салатки встала перед объективом в углу пещеры, скрестила на груди руки и, стараясь использовать самые мягкие выражения, прокричала:
— Если ты, титановая башка, немедленно не доставишь нас в своё бычье логово, мы разнесём тут всё — до самого центра Земли!
В ответ ей раздался невыносимый железный скрежет, потом что-то громко клацнуло, брякнуло, и голос намного тише первого произнёс:
— Настройка сбилась... Приветствую тебя, лунная лыжница! Ты уже пообедала? Если нет, приглашаю к себе. У меня сегодня шоколадный торт размером с ботинок твоего приятеля и двести свечек на нём.
— Ха, это другой разговор, — сказала Эф и, взглянув на солдатский ботинок Блюмса, широченная подошва которого могла бы здорово пригодиться в последний день Помпеи*, непроизвольно облизнулась.
------------
*Эф всегда испытывала нежные чувства к этому античному городу, погибшему от извержения Везувия. Генеалогическое древо зазнаек утверждает, что Плиний Старший был дальним предком лейтенанта Салатки. Из записей, оставленных его племянником Плинием Младшим, было известно, что в момент извержения дядя находился в Помпеях. Он хоть и успел воспользоваться гравитационными лыжами и даже выполнил отчаянно смелый круг над жерлом вулкана, но был сбит шлаковой бомбой, летевшей со скоростью пушечного ядра.

— Нет уж, спасибо, — сказала она, — если это будет такая же селёдка, как в прошлый раз...
— Ты до сих пор помнишь? — хихикнуло под потолком. — Что было, то было. Я ведь тогда, как дурак, действительно нацепил на себя фартук и встал к плите... Но теперь я целиком доверился технике, и у меня самый настоящий сливочный шоколад, даже лучше настоящего. Такого ты нигде не пробовала, Эф!
— Сгораю от нетерпения, — ответила Салатки, глаза её хищно блеснули. — Тебе только осталось сделать так, чтобы мы через секунду очутились за твоим столом.
Из динамиков вновь посыпался громкий треск и скрежет.
— Ждите, — коротко бросил голос.
И наступила приятная тишина. Но продолжалась она недолго. Вскоре стены стали ощутимо подрагивать, а до ушей бойцов ударной группы дошли далёкие звуки какого-то работающего механизма.
— Это ещё что? — спросила Эф и взглянула на сержанта.
Максаггер Блюмс с готовностью засучил рукава. С ним Эф чувствовала себя намного уверенней, хотя это обстоятельство её тоже беспокоило: она, как достойный представитель народца зазнаек, не любила от кого-то зависеть, предпочитая полагаться на собственные силы.
— Кажется, это там. — Блюмс показал на недавно проделанную в стене дыру.
Они вышли обратно в тоннель и удивлённо уставились себе под ноги. Пол тоннеля вибрировал и слегка подпрыгивал, будто из-под земли пытался прорваться целый взвод кротов с отбойными молотками. Но опасность, как оказалось, была в другой стороне. Прошла ещё минута, и они поняли это. Устрашающий шум превратился в оглушительный скрежет, и из-за поворота вывернул стальной червь с круглой вращающейся челюстью во весь коридорный проём. Из челюсти торчали кривые клыки, они впивались в стены тоннеля, и весь этот механизм приближался со скоростью реактивного истребителя. По всей видимости, это и был тот самый таинственный болт, гуляющий в толще гранита.
— Мамочки... — вырвалось у Эф неприличное слово.
Сержант Блюмс схватил босса под мышку и запрыгнул в пещеру, но один из клыков всё же успел слизнуть каблук с его ботинка. После этого червь с натугой лязгнул и замер на месте, заткнув вход в пещеру хромированным боком.
— Ха, ха! — сказал голос, о котором перепуганные скорпионы уже успели позабыть. — Такси подано!
— Ну и мерзавец же ты, — ответила Эф, оправившись от испуга, больше вызванного тем, не сломал ли ей рёбра её доблестный напарник, прижав к своему железному боку.
— Ты не взяла смену сухого белья? — посочувствовал ей голос. — Лучше не препирайся, а побыстрей садись в такси. Через пару минут чай, который я разлил по чашкам, начнёт остывать.
— Я сделаю это только потому, что выполняю боевое задание, — гордо заявила Эф. — А что у торта внутри, Диди?
— Не называй меня этой дурацкой кликухой! — закричал голос. — Даже сегодня!
От хромированного бока червя откинулась крышка, приглашая пассажиров на мягкие удобные сиденья внутри машины. Эф подошла к люку первой и заглянула туда. И почувствовала, как спину сковало ледяным холодом. В передней части салона в водительском кресле сидело серое облако с обкусанными ушами, напоминавшими шляпки несвежих грибов. Облако повернуло верхнюю часть к Эф, и сердце у лейтенанта упало в пятки — на неё заинтересованно смотрела синюшная морда с пустыми глазницами. Но свою острую заинтересованность демон проявлял не этими пустыми дырками, а языком, который нетерпеливо, как голодная змея, возился в полуоткрытой пасти.
Эф отшатнулась.
— Договорились! — торопливо крикнула она Дедалу. — Я не буду звать тебя так! Но только убери этого урода, Диди-и-и!!
Под оглушительный смех создателя Лабиринта водительское отделение "такси" наглухо закрылось металлической стенкой, выехавшей из спинки кресла. Салатки нервно сжала кулачки. Теперь Дедал вряд ли мог рассчитывать на празднование своего следующего дня рождения...
Сержанту повезло больше: он не видел морду. Эф пропихнула его в салон первым и только потом вошла сама. Внутри отчётливо пахло серой. Всё-таки эта тухлятина успела надышать! Но вся брезгливость Эф быстро улетучилась, едва скорпионы расселись по местам: люк оглушительно захлопнулся, пол под ногами задребезжал, и лейтенант Салатки поняла, что, соблазнившись тортом с неизвестного вкуса начинкой и наверняка солёной глазурью, она вновь совершила непоправимую, просто чудовищную ошибку.

Глава 7
Самоубийство учителя

Появление в школе нового библиотекаря обсуждалось на всех переменах. Перешёптывание активно шло и на уроках. Какие могут быть уроки, если где-то там за стенкой бродил по тихим коридорам Однорукий Макс с целым арсеналом шоколадного оружия! Едва звенел звонок — и стайки школьников летели в сторону библиотеки. Но её дверь оставалась запертой. Со следующим звонком ребята уныло рассаживались по своим местам, недоумевая, куда запропал их любимец.
Виктору Тимофеевичу не нравилось, когда на его уроке бубнят. Это хуже бумажных самолётиков. Из строителя самолётиков может вырасти хотя бы младший конструктор красавцев-авиалайнеров, а болтуны — они во все времена были ни на что не годными. Обычно ученики слушались Виктора Тимофеевича, сидели смирно и что-то там записывали в тетради. Он старался давать предмет интересно, по-новаторски, с элементами игры, показывал диафильмы, а в дни творческого вдохновения даже приносил из дома свой личный магнитофон.
Но сегодня весь класс словно с цепи сорвался. Ребята сидели как на иголках, ни во что не ставя потуги Виктора Тимофеевича сделать урок захватывающим, а девочки умудрялись шушукаться, нагло вперившись прямо в глаза учителя. Они продолжали вертеться даже тогда, когда он взахлёб рассказывал про удивительнейший "Ландан Бридж"! Правда, рассказывал он по-английски. Но ведь это не урок русского языка, не так ли?
У Виктора Тимофеевича была ещё надежда на рабочее оживление в классе, когда он плавно перешёл к музею Шерлока Холмса. Ну конечно, великий сыщик, в своё время не побоявшийся ночевать на одном болоте с ужасной собакой Баскервилей, должен был помочь ему. Но оживления, к великому удивлению новатора, не наступило. Тогда в него закралось чудовищное подозрение: а знают ли они вообще это имя? Виктор Тимофеевич поднял ученика, вертевшегося больше всех:
— Гладышев! Скажи-ка мне, Вова, кто такой Шерлок Холмс?
Взлохмаченная голова Гладышева напоминала учителю его старую шапку из нутрии, от которой он избавился в прошлом году, когда выдали долгожданную трёхмесячную зарплату да ещё с отпускными, как в сказке. Глубоко в душе этот нерадивый ученик не нравился Виктору Тимофеевичу, но умом он понимал, что любой ребёнок — клад для талантливого педагога, умеющего держать в руках кирку и лопату.
— Ну-у... — затянул Гладышев. — Виктор Тимофеевич, повторите вопрос, пожалуйста.
— Я тебя спросил, Вова, кто такой Шерлок Холмс, — напомнил Виктор Тимофеевич. — И прошу весь класс тоже задуматься. — Видя, что ученики смотрят на него, как ягнята на новые ворота, он сделал подсказку: — Вы должны знать, он очень известен, и его часто показывают по телевизору.
— А! — вспомнил Гладышев. — Это английский принц.
— Какой ещё принц?! — опешил учитель.
— Ну... сын этой, Елизаветы... Английской королевы.
На скулах Виктора Тимофеевича заиграли желваки, но потом они ушли внутрь и свернулись в горький комок, который встал в горле. Страшным был не ответ этого тунеядца, а молчание класса. В ЕГО ВРЕМЯ класс бы взорвался хохотом и освистал невежу так, что тот сгорел бы со стыда!
— Садись, Гладышев.
Виктор Тимофеевич подошёл к учительскому столу и окинул усталым взглядом игрушки и наглядные пособия, которые он, не щадя сил, мастерил своими руками в своё личное время. Весь его труд оказался напрасным.
Пора переходить к старым испытанным методам!
— Что ж, посмотрим, как вы подготовили домашнее задание, — сказал он и, повернув ключ, выдвинул ящик стола, где у него лежал заряженный "Зиг Зауэр". Он почувствовал, как приятно зачесалась ладонь — рука так и тянулась к холодной рукоятке пистолета.
— А можно я отвечу?
Острый свой локоток тянула Вера Зайцева. Эту зубрилку Виктор Тимофеевич тоже не любил. Глубоко в душе. Но ему был известен закон поднятой руки, как опасно игнорировать желание ребёнка показать свои знания.
— Да, Верочка. Мы тебя слушаем.
— Шерлок Холмс — это известный сыщик. Он жил в девятнадцатом веке и...
— Это реальный человек или персонаж из книг? — поторопил её с ответом Виктор Тимофеевич. По глазам Верочки он видел, что она не знает. Но ответит она правильно — в этом он не сомневался.
— Это... это персонаж из книг.
— А кто написал эти книги? Виктор Гюго или Агата Кристи?
— Агата Кристи.
— Хорошо, — улыбнулся учитель. — Садись, Верочка.
Он презирал себя за сарказм, который иногда просто невозможно было удержать, как пену в кружке пива.
Прямо перед ним с первого ряда скромно поднялась ещё одна рука. Этого мальчика Виктор Тимофеевич жаловал. Он был тихим, всегда отвечал правильно и не таращился нагло в глаза, как это делали другие.
— Ты что-то хочешь добавить, Кузнецов?
— Только п-поправить. — Кирик ненавидел стоять на виду у всего класса, но ещё больше он не любил, когда происходило что-то неправильное. В такие трудные минуты он начинал заикаться. — Книги про Шерлока Холмса н-написал К-конан Дойль, а не Агата К-кристи.
— Я-зна-ю, — раздельно по слогам произнёс Виктор Тимофеевич. Желваки вновь вернулись к нему. Этого зазнайку стоило проучить. Да, его непременно надо проучить! — А ты выполнил домашнее задание, Кузнецов?
— Да.
— Пойди к доске.
Хуже наказания для Кирика нельзя было придумать. Он просто физически не мог стоять у доски, особенно если нужно было что-то писать мелом — тогда всему классу открывались его ужасные белые ногти мертвеца.
— А можно с места, Виктор Тимофеевич?
На дом им было задано выучить стихотворение. Точнее — английскую песенку. Кирик даже и не думал учить её, потому что всё запоминал с первого прочтения. Хорошо хоть, её не требовалось спеть. Но и декламировать перед всем классом тоже было для него пыткой...
— Нет, только от доски. Никто не услышит твоего бормотания с места, — вынес приговор Виктор Тимофеевич, и злорадная ухмылка, как ни старался он её удержать, всё же прорвалась на его лицо.
У Кирика упало сердце. Надо было поднимать руку! Вот так всегда. Хочешь справедливости, а потом приходится отдуваться.
Понурив голову, он вышел к доске. В эти минуты Кирик ненавидел всех, и больше всех себя. Потом на перемене его будут дразнить. Особенно гадко это получается у Митьки Стрельцова. "Опять Киряшка объяснял дураку-учителю, что пол немытый"... Но надо хоть разок показать им, что он не "собиратель мухоморов". Ведь сегодня необычный день, сегодня он познал тайну! Сегодня к нему пришло Облако! И сегодня ему исполнилось двенадцать лет!
— Ну, что? — спросил Виктор Тимофеевич. — Язык проглотил? Или не выучил? Не выучил, да?
В напряжённо притихшем классе кто-то хихикнул. Нарушитель полагал, что останется неизвестным, но Виктор Тимофеевич отлично видел затылком. Это Стрельцов. Тут даже гадать нечего — только у Стрельцова такой противный сиплый голос, будто он завтракает, обедает и ужинает одним только мороженым.
Рука учителя незаметно потянулась к ящику стола...
— Стрельцов! Ты изъявляешь желание занять место Кузнецова?
— Не изъявляю, — огрызнулся ученик. — Мне не нужны копейки с мухоморами.
— Как ты со мной разговариваешь? — елейным шёпотом осведомился учитель. Он уже взводил курок. Очень тихо. Если Стрельцов догадается, то успеет нырнуть под парту. А хорошая у него фамилия! Вот с него и начнём-с...
— Да я... — начал оправдываться Стрельцов и замер, увидев направленное на него дуло пистолета.
Катя Вострикова — соседка Стрельцова по парте — взвизгнула и отскочила в сторону. У окна кто-то радостно хохотнул, но Виктор Тимофеевич запомнил, кто это был. Обормот Вася Чебышев!
Всё это происходило в первую секунду. А в следующую руки Стрельцова полетели к голове, чтобы закрыть её от мощного заряда, уже вылетевшего из ствола. Но они не успели. Струя холодной воды звонко шлёпнула в лицо ученика. Миг спустя вода капала и с носа Чебышева. А затем дуло пистолета направилось в лицо Кирика.
— Не выучил?
Волшебное чувство безраздельной власти над классом охватило Виктора Тимофеевича. Как всё, оказывается, просто! Однажды, когда он гулял по улицам города, ему явилось озарение. В витрине игрушечного магазина он увидел водяной пистолет, выглядевший как настоящий — точная копия "Зиг Зауэра" девятого калибра! Он тут же купил его. Но испытал не сразу. Предвкушение эффектного выхватывания оружия и нацеливания его в лицо провинившегося ученика долго грело душу учителя. Но однажды это случилось. Первым оказался тот же Гладышев. Никогда Виктор Тимофеевич не забудет выражения глаз учеников, наблюдавших льющуюся с Вовкиного подбородка воду и детский восторг учителя. Самым удивительным было то, что завучу никто не нажаловался! С того первого выстрела что-то изменилось в атмосфере класса. Виктор Тимофеевич чувствовал, что его зауважали. Или просто ученики боялись оказаться мокрыми на виду у всех...
— Я выучил, — промямлил Кирик.
— Тогда почему твои товарищи не слышат, как ты декламируешь стихотворение? — спросил учитель и повертел пистолет на указательном пальце.
В резервуаре воды было ещё на три выстрела. В случае чего пистолет всегда можно подзарядить — аквариум с золотыми рыбками находился прямо на столе учителя. Но по опыту Виктор Тимофеевич знал — для того чтобы в классе наступила мёртвая тишина, достаточно и двух выстрелов. Хотя... перед ним стоял совершенно сухой Кузнецов! Этого вундеркинда надо было проучить. Сегодня он позволил заметить, что Виктор Тимофеевич забыл автора "Собаки Баскервилей". Ну, сейчас он получит сполна!
— Не выучил?
Виктор Тимофеевич метился в макушку Кирика. Было совершенно очевидно, что Кузнецов стихотворение не выучил. С такой опущенной головой стоят только тунеядцы и двоечники, это знает даже учитель-практикант. Но Виктор Тимофеевич не был практикантом, он работал в школе уже пятый год и видел своих учеников насквозь.
Его палец начал медленно нажимать на спусковой крючок. Мощная пружина только ждала момента, когда её отпустят, чтобы надавить на поршень. Но в эту секунду Кирик вдруг поднял голову и посмотрел в глаза учителю. Виктор Тимофеевич вздрогнул. Оказывается, глаза Кузнецова разного цвета! А он и не знал... В следующий миг какое-то помутнение случилось в его голове. В прошлом году, когда горел коровник и все носились с вёдрами, с ним произошло нечто похожее. От дыма Виктору Тимофеевичу стало дурно, он очнулся в кровати и абсолютно не помнил того, что было с ним перед этим. Так и сейчас.
"В меня нельзя стрелять, потому что я знаю стихотворение", — сказал кто-то прямо в голове учителя.
Уже через долю секунды Виктор Тимофеевич пришёл в себя. Что-то ошпарило его. Он вроде бы увидел сон — как жарил он картошку, и раскалённое масло вдруг брызнуло ему в лицо... Но это было не масло, а вода. И не сон, а на самом деле. Виктор Тимофеевич стоял с мокрой головой перед притихшим классом. Потом раздались несмелые смешки, и вдруг потолок чуть не обрушился от дружного хохота. Учительская находилась неподалеку, и уже через минуту в класс вошла завуч. Увидев мокрого учителя, она растерялась.
— Что с вами, Виктор Тимофеевич?
Он успел спрятать пистолет за спину.
— Н-ничего особенного, Клавдия Евгеньевна. Очень жаркий денёк...
— Потерпите, учебный год скоро закончится, — вздохнула завуч и закрыла за собой дверь.
Когда прозвенел звонок, Виктор Тимофеевич остановил Веру Зайцеву, сделав вид, что не знает, какую ей вывести оценку в журнале. Как только класс опустел, он, краснея, тихо спросил ученицу:
— Верочка, ты не расскажешь мне, что произошло сегодня на уроке?
— Вы рассказывали про "Ландан Бридж" и про Шерлока Холмса.
— А потом?
— Потом...
— Ну, говори, говори, не стесняйся. Видишь ли, Верочка, у меня иногда бывают провалы в памяти. Это после того пожара в прошлом году, когда я угорел в дыму. Сейчас у меня такое чувство, будто я что-то пропустил... Скажи, это Стрельцов облил меня водой? Или Чебышев? Ну, не бойся, я тебя не выдам.
— Никто вас не обливал, — ответила Зайцева. — Вы сами в себя выстрелили... Вы мне "пять" поставили, Виктор Тимофеевич? И в дневник поставьте.
Она положила перед ним раскрытый дневник. Учитель машинально нарисовал в нём пятёрку, расписался и отпустил девочку.
"Угарный газ — сильнейший яд, — подумал Виктор Тимофеевич. — Уж год прошёл, а он всё никак не выветрится из мозгов".

Глава 8
Сын Пасифаи

Пассажиры едва успели пристегнуться ремнями, как стены консервной банки, в которой они находились, завибрировали, уши заложило от ужасного свиста, а к горлу подступили кислые остатки давно съеденного завтрака. И вдруг на один миг зависла полная тишина, но только потому, что звук преодолел верхнюю границу слышимости, — а в следующий миг сиденья дёрнулись, и "такси" со страшным воем понеслось вперёд, скребя боками о ребристые стены тоннеля. Всё вокруг тряслось с такой силой, что казалось, глаза пассажиров вот-вот должны выскочить из своих орбит и заскакать по стенам.
Эф поклялась — если выйдет на конечной остановке без языка, то размажет торт вместе со свечками о счастливую физиономию именинника.
Но Дедалу в тот день улыбалась удача: поездка продолжалась всего две минуты, а участок дороги не имел крутых поворотов, и потому торт обещал остаться целым.
Держась друг за друга, потрёпанные скорпионы вышли из червя, сделали несколько шагов и плюхнулись на пол. Когда круги перед глазами исчезли, бойцы увидели безобразную морду, склонившуюся над ними. Но это был не демон. Морда находилась внутри блестящего шара, опутанного проводами, и с ехидством, сквозь овальное окошечко смотрела на несчастных. Этот водолазный шлем покоился на плечах урода и, должно быть, давно пустил туда корни.
— Как доехали? Не устали с дорожки? — спросила морда.
Дедал был уником, но уником особенным. Мама родила его в ночь противостояния планет, и сила космического прилива вытянула его математическую шишку, какие обычно украшают затылки уников, на девять сантиметров сверх нормы. Вследствие этого он увлёкся наукой и изобретательством уже в возрасте шести месяцев, когда дёснами разорвал пустышку и заткнул себе уши резиной, чтобы не слышать мамашиного сюсюканья — это мешало ему думать.
К двум годам шишка выросла настолько, что застревала в прутьях кроватки, причиняя малышу массу хлопот во время сна. И тогда он, втайне от родителей, решился на серьёзную хирургическую операцию, чтобы исправить ошибку природы. Малыш — а в те славные молодые годы у него было другое имя, которое теперь он и сам уже не помнил — разобрал велосипедик старшего брата и соорудил из него нечто вроде струбцины с винтом. Струбцина была размером с его шишку, но винтом этот размер можно было постепенно убавлять. Эту хитрую штуку он надевал по ночам, а утром, просыпаясь раньше всех, прятал в тайнике, который соорудил под задней крышкой стоявшего у кроватки телевизора.
Уже через месяц шишка стала короче на сантиметр, а спустя полгода ребёнок мог носить обычные детские шапочки, а не уродливые колпаки, которые маленький Дедал просто ненавидел. Но тут он стал замечать, что появилась шишка на другой половине головы. Малыш в тяжёлых думах часами просиживал перед зеркалом и пришёл, наконец, к выводу, что против природы не все средства хороши. Он вывел закон сохранения внутричерепного давления и спустил струбцину, как абсолютно вредную вещь, в мусоропровод. После этого математическая шишка, как бы в наказание за издевательства над собой, начала расти быстрей прежнего. И теперь уже в двух экземплярах.
Главной бедой ребёнка было то, что он всячески скрывал от родителей свои истинные умственные способности, очень рано уразумев, что с дурачков и спрос меньше. Когда к тебе не пристают, у тебя больше времени на то, чтобы сосредоточиться на чём-то глобальном. К тому же странные шишки на голове каким-то образом притупили его гипнотическую силу, что и показали традиционные магнотесты, которые проводятся в возрасе пяти лет. Вот поэтому вместо академии для уников он попал в обычную школу, где учили жлобов и зазнаек.
В школе за крутой лоб, рога и бледность кожи его сразу окрестили Белым Бычком. И тогда будущий Дедал твёрдо решил умереть. А он с самых пелёнок был магнулом дела и никогда не отступался от задуманного. Решено — выполненно. И на следующий же день его оплакали и похоронили...
Добиться бездыханности — дело техники, а вот как пронести с собой в гроб хороший шанцевый инструмент — задача на порядок труднее. Но и её Дедал расщелкал, как орешек. Кому-то это покажется фантастикой, но гениальный способ всё-таки сработал. Перед своей смертью живой ещё трупик тайком наведался к плотнику, поставлявшему гробы для морга, и перебрал там у него все доски в поисках той единственной и неповторимой, какую хороший мастер своего дела обычно выбрасывает, в сердцах сплюнув. Такую доску он нашёл. Она была отличной, толстой, но с двумя дырками от сучков. Вот в эту доску, аккуратно прорезав ножовкой щель, он и схоронил сапёрную лопатку без ручки. Залепил щель воском — и с чистой душой пошёл умирать.
Как и следовало ожидать, плотник, чтоб не выбрасывать добрую, хотя и дырявую доску, использовал её на изготовление гроба для покойничка с удивительными рожками на голове. Он, наверное, даже ещё и сказал при этом: "Хекс, вот и пригодилось решето!"
Так Дедал оказался под землёй. А уж достать лопатку и прорыть ход для юного гения не составило никаких трудов. Копаться в земле ему так понравилось, что он решил обосноваться в ней навсегда. Первое время он очень смахивал на грязного крота, а когда докопался до пещер и устроил в них первое сносное жилище, жизнь у него наладилась. Вот тут и пришла ему счастливая мысль назваться Дедалом, а с нею родилась идея о Великом Лабиринте.
Как-то раз, роя ходы, Дедал провалился в секретный бункер скорпионов. Технику, найденную там, он пригрел, разобрал по винтикам и пустил в дело. Он и не подозревал, какое ужасное преступление совершил! А его уже искали. К секретной операции подключили Хвата, тогда ещё молодого лейтенанта, а парень этот был не промах. Хват долго вынюхивал Дедала, строил ловушки, ставил приманки в виде какой-нибудь заманчивой технической закорюки и в конце концов вычислил "гранитного червя". Проведя блестящий молниеносный манёвр, Хват умудрился взять его живьём, за что получил третий сапфир и кожаное кресло замначальника отдела. Каково же было удивление скорпионов, когда они узнали, кто в их руках! Но это стало и их облегчением. Все были уверены, что нападение на бункер совершил спецназ балбесов, а тут такой подарок! Если Дедал и выведал что-то секретное, то уж никому не сказал — за это можно было ручаться. Пленнику тут же предложили высокооплачиваемую работу в разведуправлении — техником-консультантом. Дедал, конечно, согласился, потому что прекрасно понимал, что выбора у него нет.
И вот этот камнеед склонился над прибывшими к нему гостями.
Дедал носил на голове — и без того огромной — шлем как у водолазов, только из чистого титана. Шлем отчасти нужен был ему для упрятывания рогов, которых он ужасно стыдился (он до сих пор ещё помнил школьное прозвище, в отличие от своего настоящего имени), а отчасти для того, чтобы удобно разместить вокруг головы передающие и принимающие антенны, микрофоны, видеокамеры, жидкокристаллические экраны, разного рода датчики и другие очень важные и полезные атрибуты специалиста по внешней и внутренней разведке. Но главным образом шлем был нужен Дедалу для того, чтобы надёжно упрятать свой уникальный мозг. Титан был выбран изобретателем не случайно. Металл этот очень лёгкий (чуть тяжелее алюминия) и в то же время твёрдый как сталь. Лабиринт сам по себе представлял неплохое убежище от врагов, но если бы они каким-то образом проникли в логово Дедала, то им, чтобы добраться до ценной головы изобретателя, пришлось бы иметь дело с толстой титановой оболочкой — а это вам не шкурку с яблока счистить!
В шлеме Дедал чувствовал себя совершенно свободно, он даже спал в нём. Хитрое титановое устройство имело вентиляцию и трубочки для подвода пищи, но в трудовые будни изобретатель снимал с окошка пуленепробиваемое стекло и дышал через это отверстие. За всю историю Лабиринта сирена боевой тревоги не раздалась в подземных тоннелях ни разу, и со временем Дедал, к своему великому стыду, уже забыл, куда задевал столь важное стёклышко. Но и без него шлем был неприступен, как Измаил. Дедала можно было взять тёпленьким лишь раз или два в месяц, когда он по-быстрому мыл голову в душе.
Сквозь окошко шлема были видны красно-коричневые глаза и широкий некрасивый нос с бородавкой в виде неспелого абрикоса.
— Не трясло в дорожке? — спросил хозяин Лабиринта голосом, в котором слышались и забота и сострадание.
Глухой голос резонировал, как в бочке. Усиленный микросхемами, он с опозданием в две десятых секунды выходил ещё и откуда-то снизу, из области горла, эхом накладываясь на реальный голос. В получающейся какофонии разобрать отдельные слова без должной тренировки было затруднительно.
— Когда-нибудь я накоплю денег и куплю алмазную пилу, — ответила Эф, с трудом приподнимаясь на локте.
— Чтобы отпилить мне язык? — спросил Дедал.
— Нет. Чтобы распилить эту сковородку и почесать тебя между рожками.
— Ну, вот что! — взвинтился Дедал. — С нашей дружбой навеки покончено! Торт я съем в одиночестве, а ты отправишься на своё задание с пустым желудком.
Титановое чудище повернулось и скрылось за толстой железной дверью, над которой горела надпись "Тихо! Идёт эксперимент". Лейтенант Салатки опять переборщила... Нельзя так шутить с величайшим учёным подземелья! Ведь он был уником, а эти жители магноглобуса, как известно, обижаются по любому, самому незначительному поводу.
Эф всё же надеялась, что грабитель бункеров дурачится. Ей очень хотелось в это верить. Даже если шоколад у Дедала и правда солёный, это ведь всё равно шоколад, а она остро чувствовала его нехватку в организме.
Лейтенант Салатки подошла к двери и подёргала ручку.
— Ты что, читать не умеешь? — спросил её с потолка рассерженный голос. — У меня идёт эксперимент!
— Хорошенькое дело, — отозвалась Эф. — Кто же так гостей принимает? А обещал чаем напоить...
В её голосе звучало искреннее отчаяние, но Дедал не купился даже на это.
— В туалете из крана попей, — ответил этот наглец.
К лейтенанту подошёл сержант. Его голова была гораздо крупнее, чем у Эф, а главное в ней было больше воздуха, поэтому она звенела дольше. Но и сейчас, спустя пять минут после прибытия, Блюмс всё ещё пошатывался. Впрочем, его широкая простецкая улыбка уже вернулась на своё обычное место:
— Проблемы, босс?
— Дверь почему-то не открывается, — сказала Эф.
— Эта? — спросил сержант.
Эф кивнула и отошла.
Максаггер Блюмс любил приносить пользу, особенно своему начальству. Он крякнул от удовольствия, присел, просунул пальцы в щель под дверью, чуть поднатужился и снял железную плиту с петель.
— Куда поставить? — спросил сержант. — Тяжёлая...
— Выбрось, — махнула рукой Эф.
Лёгкой походкой, сузив глазки в хитрые щёлочки, она вошла в помещение, где проводился "серьёзный научный эксперимент". Посреди не очень просторной комнаты стоял большой стол, а на нём — торт размером с дверь. На толстом слое шоколада жёлтым мармеладом было выложено число "200", а по периметру торта вкривь и вкось торчали свечки праздничной гирлянды. Свечки были связаны тонким проводом с розеткой в стене, но пока не горели. Сам виновник торжества лежал у стены на топчане и, кажется, спал. Уники вообще часто засыпают в самые неподходящие моменты, потому что их мозгу, постоянно занятому интенсивным умственным трудом, требуется не менее интенсивный отдых.
Удобнее минуты, чтобы вкусно поесть, нельзя было и придумать. Эф подкралась к столу и уже приготовилась вонзить зубы в торт, как сзади раздался страшный грохот.
Дедал подскочил.
— Как ты тут оказалась?! — взвизгнул он, уставившись на лейтенанта.
— Да я просто вошла, — пожала плечиками Эф. — Диди, давай не будем ссориться. — Она смотрела на торт, который был в двух сантиметрах от её носа, и чувствовала, что потихоньку звереет. Шоколад пах ванилью, этот аромат действовал на её слабые нервы разрушительно. — А где мой чай, Диди?
В комнату, отряхивая руки, вошёл Блюмс.
— Я спустил её в какой-то колодец, — сказал он. — Там, на крышке колодца, было написано "ПШ-1".
Дедал перевёл взгляд с сержанта на Эф, потом медленно поднялся, подошёл к пустой дверной коробке, внимательно осмотрел её по всему периметру (там не было ни единой царапины), заглянул за угол, даже поднял глаза на потолок, после чего шёпотом произнёс:
Что вы спустили в первую пусковую шахту?
— Дверку эту, что тут была, — ответил сержант.
— Купишь себе новую, Диди, — примирительно сказала Салатки.
Дедал подошёл к возмутителям своего спокойствия поближе и нервно завертел на шлеме настройку громкости. Лейтенант Салатки знала приблизительно, что такое Звуковая Атака Дедала, поэтому поспешно заткнула себе уши. Один только сержант радостно улыбался, не подозревая о будущих катаклизмах.
Но Максаггеру Блюмсу повезло. В тот момент, когда его барабанные перепонки готовились лопнуть от вопля Дедала, расположенный под потолком громкоговоритель вдруг треснул, будто в него попала молния.
— Дарбит! — громыхнуло из него до боли знакомым голосом. — Эй, сынок Пасифаи, ты там что, дрыхнешь? Эти недоумки ещё у тебя?
Дедал икнул и повернул титановый мяч в сторону голоса.
— За Пасифаю ответишь, Макушка Пенька! — ответил он и скрипнул зубами.
Но майор царственно проигнорировал пику Дедала.
— До отлёта осталось двадцать девять минут и шесть секунд! — рявкнул он. — Чем эти бездельники у тебя занимаются?!
— Две минуты назад сбросили стальную дверь в пусковую шахту, хи-хи, — ответил Дедал, не удержавшись от ехидного смешка.
— Какую дверь, дарбит? Что ты там несёшь?
— Да не-е, мы тут торт едим, — вставила Эф и показала Дедалу язык. — У Диди юбилей, вы разве забыли, господин майор?
— Лейтенант Салатки!!! — Громкоговоритель готов был взорваться прямо на глазах у застывших скорпионов. — Лишу последних сапфиров, дарбит!!! Чтоб через пять секунд духу вашего там не было! Повторите!
— Чтоб через пять секунд моего духу здесь не было, — повторила Эф.
— Твоего, и этого фокусника с тремя дырками в носу! Повторите!
— Моего фокусника и трёх дырок в вашем носу! — запуталась Салатки со страху.
На долгую секунду повисла угрожающая тишина. Затем громкоговоритель вдавился в стену, замер на миг и со всей мощью выплюнул:
— Уволю из органов!!! Всех!!! Дарррррбит!!!
В руке Дедала каким-то образом очутился гаечный ключ на пятьдесят. Ключ вдруг сорвался с руки и полетел точно в сторону источника неприличных звуков. Через мгновение аппарат рухнул на пол, рассыпавшись на части. Одна из частей, прыгая по полу, продолжала рычать. Дедал догнал её, пришлёпнул ногой, и наступила долгожданная тишина.
— Я так и знал, — надулся грабитель бункеров. — Двести лет коту под хвост!
— Сам виноват, — сказала Эф. — Если бы не капризничал, давно бы от твоего торта ничего не осталось. А теперь... — Салатки вздохнула, покосившись на шоколадный аэродром. — А теперь давись им один!
Время и правда поджимало. Меньше чем через полчаса на запад вылетал последний самолёт, которым можно было добраться в район объекта. Следующий рейс был только завтра. В целях конспирации сотрудники СКОРПИО никогда не использовали спецавиацию, все вылеты которой тайный враг легко отслеживал.
Конечно, Салатки могла дождаться темноты и воспользоваться гравитационными лыжами, с ними она практически через минуту оказалась бы у цели. Но при лейтенанте был очень тяжёлый багаж — сержант Блюмс, а его она никак не могла бросить на дороге.

Глава 9
Напарник с брусничными глазками

Дедал провёл гостей в большой зал, который у него назывался выставкой гениальных достижений. В этом зале он аккуратно складывал всё наизобретённое за свою короткую, но насыщенную трудовыми подвигами жизнь. Эф уже имела счастье несколько раз переступить порог выставки и всякий раз выходила оттуда со слегка дурной головой, будто насмотревшись фокусов ловкого иллюзиониста. И теперь, хоть и разъедала её злость на зажмотившего шоколад Минотавра, у неё снова сладко сжалось сердце, когда они встали посреди просторного помещения, освещённого пока только ярким проёмом открытой двери.
— Внимание! Свет! — провозгласил Дедал и щёлкнул тумблером на переносном пульте.
Этот чёртов изобретатель уже забыл про ссору, и его распирала гордость за те бесчисленные волшебные штучки, которые заполняли всю площадь выставки. Он даже отключил в шлеме электронный усилитель, чтобы навязчивое эхо не портило красоту его речи. Ему ведь предстояла роль экскурсовода... Теперь голос его хоть и был приглушённым, но зато в нём можно было разобрать отдельные слова.
Зал наполнился ярким светом, струившимся от длинных ламп на потолке. Стены зала в полную высоту покрывали зеркала, а экспонатов было так много, что создавалось ощущение жуткой неисчерпаемости изобретательской мысли. Трудно было представить, что всё это наваял один-единственный магнул-самоучка.
От всего увиденного сержант Блюмс потерял дар речи, поэтому первая, захлёбываясь, заговорила Эф:
— Вот эту машинку я уже видела, она стрижёт волосы на голове, а заодно устанавливает под кожу клиента автономное мыслесчитывающее устройство с памятью в сорок гигабайт. А этот винчестер — самая настоящая бомба, начинённая пластидом, до поры до времени он работает как обыкновенный жёсткий диск, а когда требуется вывести компьютер противника из строя, срабатывает специальная программа-вирус, и... бах!
— Правда? — не верил Блюмс.
— А вот это волшебное устройство позволяет получать из песка воду, — продолжала Эф, подбежав к странного вида трости, к которой через гибкую пластиковую трубку крепился стеклянный резервуар на три литра. — Втыкаешь в песок, и к утру банка полная!
— Ничего себе, — промычал сержант. — Алхимия!
— На самом деле всё очень просто, — мягко вставил слово Дедал, потрогав солдатскую пуговицу Блюмса. — Песок — это оксид кремния, из него воду получить невозможно. Но эта замечательная палочка создаёт вокруг себя особое кварковое поле, которое многократно увеличивает текучесть воды, вот она, вода эта, и отбирается с лёгкостью из грунта с помощью небольшого слабосильного насоса, работающего от двух пальчиковых батареек.
— Поня-ятно, — протянул Блюмс. — Вы ещё и учёный?
— Немного, — стыдливо потупил взгляд изобретатель.
Каждая уникальная вещичка в этом зале покоилась под стеклом в индивидуальном ящичке на подушечке из двухсотграммовой шашки тротила. Ящичек был сделан из нержавеющей стали, а внутри стекла виднелась тончайшая сетка сигнального устройства, замыкавшего связанную с шашкой цепь. Если какой-нибудь неосторожный посетитель выставки вдруг раздавил бы локтём ящик, он мог не бояться порезов осколками стекла — его подстерегал сюрприз более неожиданный.
Вещи покрупнее были окружены решётками ограждения с табличкой "Осторожно! Злые 10000 вольт". Одну из таких решёток лейтенант Салатки обошла кругом на безопасном расстоянии, с любопытством присматриваясь к массивной, совершенно непримечательной на вид тумбочке.
— А это что, Диди? Этой штуковины я раньше не видела.
Дедала в такие минуты можно было называть любым обидным прозвищем без малейшего опасения за своё здоровье.
— О-о! — ответил он, затрепетав. — Это как раз та самая печурка, которая состряпала мой торт...
— ...и которым ты будешь давиться в одиночестве, — язвительно добавила Салатки, но ожидаемого эффекта от своих слов не получила.
— Твоя мечта, Эф, наконец-то осуществилась, — торжественно продолжал Дедал. — Я разгадал формулу шоколада! Ну, кроме него, конечно, ещё и формулы зефира, мармелада, ванили и прочей так обожаемой тобой требухи.
— Я польщена. И как же эта штуковина работает?
— Момент.
С помощью пульта Дедал снял с решётки напряжение и, махнув хвостиком антенны на голове, открыл дверцу.
— Пр-рошу! — пригласил он.
Скорпионы с опаской приблизились к тумбочке.
— Внимание, — возвестил Дедал, — оп-ля тру-ля-ля!
Он нажал на "тумбочке" кнопку. На её панели загорелся зелёный глаз, агрегат загудел и даже немного затрясся от усердия. Через минуту дверка "тумбочки" отворилась, и на пол вывалились два генеральских погона. Дедал подобрал их, один сунул ошарашенному сержанту, а другой приложил к плечику Эф.
— Какой лейтенант не мечтает об этом! — вздохнул он, закатив глазки.
— Это что? — подозрительно спросила Салатки.
— Бисквит, покрытый глазурью. А рубин выполнен из жжёного сахара с добавлением ароматизаторов.
Сержант Блюмс недоверчиво сколупнул генеральский камешек, положил себе в рот и с хрустом разжевал. Эф непроизвольно сглотнула.
— Ну, как? — спросила она.
Здоровяк широко улыбнулся:
— Зарычало в животе!
Эф осторожно откусила от своего погона, распробовала и потом жадно запихала его весь за щёки. Прожевав, она со словами "тебе вредно сладкое" забрала погон и у сержанта.
— Нищиво, фкуфна! — невнятно похвалила она с набитым ртом.
Изобретатель вильнул антенной от радости.
— А шоколад? Ты что-то говорил про шоколад, Диди.
— Не сейчас! О шоколаде поговорим чуточку позже, — вежливо завернул тему Дедал. Он закрыл решётку и врубил напряжение. — А сейчас прошу сюда, вот к этой крошечной коробочке.
Он на цыпочках подвёл гостей к невзрачному ящичку, у которого не было защитного стекла. На голом дне ящичка, без всякой "тёплой" подстилки из тротила лежала пачка дамских сигарет "Marlboro". По всей видимости, к новейшему экспонату выставки ещё не успели подвести сигнализацию.
— Эф, это тебе, — сказал Дедал, покрывшись скромным румянцем.
— Мне? Но я не курю, ты же знаешь.
Антенны на башке Дедала мелко дрожали от возбуждения. Он нежно взял пачку в руки и протянул лейтенанту.
— Неразумная, ты хоть знаешь, от чего отказываешься? Сигареты — это лишь внешняя маскировка.
— Прекрати говорить загадками, — топнула ножкой Эф, которую тоже начало колотить от нетерпения. — Что на свете может быть такого, без чего я не смогла бы жить? Если это не шоколадка, то что ещё?
— Это гравитационный тормозитель — одна из самых последних моих разработок.
— Не может быть! — ахнула Салатки. — Ты всё-таки сделал его?!
— Пришлось изрядно потрудиться, конечно, но я успешно справился с этой задачей. — Как и все великие, изобретатель был сама скромность.
— И теперь я смогу... — прошептала Эф, сладко зажмурившись.
— Совершенно верно, теперь ты сможешь останавливаться на гравитационной лыжне в любом месте! Первая из зазнаек!
— И лучше последняя, — открыла глаза Эф. — Диди, ты ведь не думаешь наладить промышленное производство этих коробочек? Если ты так сделаешь, ценность твоего подарка навсегда померкнет.
— За кого ты меня принимаешь? — обиделся Дедал. — Тратить время на тупую штамповку уже придуманной штуки — не в моих правилах.
Эф осмотрела коробочку со всех сторон, но не увидела ни одной, даже самой крохотной кнопки.
— Как же пользоваться этим тормозителем?
— Терпение, дорогая! — ответствовал гений подземелья. — Вот, смотри.
Он слегка нажал на один из торцев коробочки, и там открылась узкая щель, из которой тут же выскочил эластичный ремешок. С противоположного торца выскочил такой же. На концах ремешков были пришиты липки. Теперь пачка сигарет напоминала армейский полевой компас, но, судя по длине ремешков, носить его следовало явно не на запястье. Дедал снял с головы лейтенанта фуражку и, приложив коробочку к затылку Эф, слепил ремешки у неё над бровями.
— Чем ближе к вестибулярному аппарату, тем лучше работает, — пояснил он. — Теперь, когда тебе нужно остановиться, просто сосредоточься на каком-нибудь предмете внизу, например, на одиноко стоящей сосне, и ты приземлишься точно в желаемом месте.
Эф Салатки слушала и не верила своим ушам. Если это не было одной из очередных шуток подлого Минотавра, то ужасным путешествиям по скользким гравитационным дорогам с непредсказуемыми последствиями на финише пришёл конец. Однажды Эф так разогналась, что очутилась совсем в другом городе, и тем самым чуть не сорвала важное боевое задание. При этом она с такой силой влепилась в фонарный столб, что часа два пролежала без движения прямо на проезжей части. Хорошо, что была глубокая ночь и никакой КАМАЗ ещё не выехал на работу. Из-за такой вот особенности гравитационных полётов никто из зазнаек так толком и не пользовался уникальной способностью перемещения в пространстве. Врезаться в столб — это ещё считалось большим везением, потому что был случай, когда один зазнайка влетел прямо в трубу мартеновской печи и сгорел заживо...
— Жестковато как-то, — сказала Салатки, подёргав тормозитель. — Надо было сделать его из поролона или чего-то такого мягкого.
— Это опытный образец. — Дедал покрутил пальцем в пространстве перед собой. — Его надо сперва испытать. Ещё неизвестно, как он себя поведёт. А уж потом сделаем его удобным для пользователя.
— Неизвестно, как себя поведёт? Что ты хочешь этим сказать?
— Да откуда я знаю! Вдруг сбрякнет в нём что-нибудь, и улетишь на Луну...
Лейтенант Салатки почувствовала себя неуютно и сорвала с головы "компас". Эмоции по поводу приятных лыжных пробежек на свежем воздухе вдруг куда-то улетучились, и она небрежно сунула подарок в карман.
— А для меня есть что-нибудь? — спросил сержант, о котором они почти забыли.
Максаггер Блюмс стоял в сторонке и разглядывал странную конструкцию, напоминавшую виселицу с висящей на ней боксёрской грушей. На груше была нарисована рожа с высунутым языком, а под рожей стояла надпись на двух языках: "Тронь меня!" и "Touch me!". Вокруг виселицы не было высоковольтного ограждения, и это слегка озадачивало.
Дедал повернулся на голос сержанта и сразу вспомнил про пусковую шахту, злостно разрушенную стальной дверью.
— Троньте, чего вы стесняетесь, сержант! — сказал он.
— Так это... Вдруг током даст? — повёл шеей Блюмс.
— Да каким током! Вы же видите, вокруг экспоната нет электричества.
— Не прикасайся, сержант, — посоветовала Салатки. — Это страж дверей. В схватке с ним ты проиграешь. Я видела эту штуку в действии.
— Страж дверей? — усмехнулся Блюмс. — Он что, двери охраняет?
— Охраняет, охраняет, — покивал Дедал, — и даже лучше некоторых из живых сторожей.
— Да ну?
Любопытство, наконец, сломило сержанта, он подошёл к груше и осторожно тронул её мизинцем. Тока в груше и правда не было, но через краткий миг здоровяк уже валялся у ног Дедала без сознания. Как оказалось, перекладина виселицы крепилась на шарнирном механизме, который от прикосновения резко провернулся на 360 градусов, и груша со всего маху опустилась на затылок несчастного.
Эф была готова к этому, но всё равно вскрикнула. Она даже бросилась своему подчинённому на помощь, но Дедал остановил её:
— Не беспокойся, дорогая, он сейчас придёт в себя. Мои изобретения ещё никого не убили.
Спустя минуту жлоб очнулся.
— Хорошо отдохнули, сержант? — осведомился изобретатель. — Поднимайтесь, вам я тоже приготовил подарок. Ещё один.
Сержант пощупал шишку на голове.
— Такой же? — простонал он.
— Нет, разумеется. То была всего лишь глупая шутка. Стража дверей я сделал в далёкой молодости, но сейчас на подобную ерундовину у меня просто нет времени.
Сержант Блюмс с трудом поднялся. Дедал подвёл его к стенду. За пуленепробиваемым стеклом было выставлено грозное оружие российского и зарубежного производства: автомат ОЦ-14 "Гроза-1" под патрон 7.62 мм со штык-ножом, американская винтовка М16 последней модели А3, новейший израильский автомат "Тавор", одноразовый противотанковый гранатомет РПГ-26 "Аглень" из знаменитой серии "Муха", пистолет ТТ с прибором бесшумной стрельбы — излюбленное оружие российских киллеров, и даже кольт М-1911 "Governmental model" сорок пятого калибра, с магазином на семь патронов — любимая игрушка каждого крутого американца. Всё это сержант оценил в мгновение ока. Что-что, а оружие он обожал с детства.
— Однако! — прицокнул он языком. — Игрушки классные, но в чём изюминка?
— Вы правы, — сказал Дедал. — Я не коллекционер. Не вижу смысла в дурацком занятии собирать в кучу кем-то давно изобретённые предметы. — Он сделал рекламную паузу, а потом объявил: — Всё это оружие сделано не из стали.
— А из чего же? — усмехнулась Салатки.
Дедал посмотрел на лейтенанта.
— Отойди на десять шагов, Эф, — вдруг попросил он.
— Не поняла...
— Я говорю: отойди от стенда с оружием на десять шагов. Для большей безопасности.
— Я опытный офицер! — возмутилась Эф. — Что за глупости, Диди? В чём дело?
Изобретатель печально вздохнул:
— Дело в том материале, из которого сделаны эти штуковины.
Времени на препирательства не было. Эф нахмурилась и послушно отсчитала десять шагов.
— Ну, говори теперь, — потребовала она. — Из чего всё это сделано?
— Из шоколада! — ответил Дедал.
Сержант икнул, а лицо лейтенанта от изумления вытянулось.
— Чего ты сказал? — переспросила Эф.
— Ты не ослышалась, дорогая. Оружие это вышло из шоколадной печи, которую я вам демонстрировал. Помните генеральские погоны?
— Какой же смысл в шоколадном оружии? — пробормотал Блюмс в полном недоумении. — Ведь из него нельзя стрелять! Это и есть обещанный мне подарок? Но я не любитель сладкого...
— Нет, это ещё не сам подарок, — успокоил его Дедал. — Это то, что требуется по заданию. Шоколадное оружие должно пригодиться вам в работе. Я уже подготовил для вас чемодан, набитый автоматами и пистолетами. — Он подмигнул сержанту. — Вам же нужно, насколько я знаю, войти в доверие к школьникам деревни Кнутово, так?
— Именно так, — кивнул сержант.
— Ну, тогда не мне объяснять вам, как можно использовать эти сладкие предметы в данных целях.
Глаза Блюмса блеснули.
— Верно! — воскликнул он. — С таким оружием можно провернуть парочку замечательных фокусов! Вы просто волшебник, Дедал!
Большей похвалы Дедалу не требовалось. Все гении устроены одинаково. Нужно хотя бы раз в пять минут вспоминать, какие удивительные открытия они делают, и этого будет достаточно, чтобы видеть вечное блаженство у них на лице.
За разговором они не заметили, как Эф Салатки, нарушив границу в десять шагов, подкралась к оружию. С криком "Это всё моё!" — она ринулась в атаку на стенд.
— Эф! — заорал Дедал. — Стекло смазано цианистым калием!
Только это остановило обожательницу шоколада. Губы Эф замерли в пяти миллиметрах от отравленной поверхности стекла.
— Какой же ты мерзавец! — с чувством произнесла она. Её руки прямо тряслись от нервного возбуждения.
Дедал вздохнул, вынул из кармана пятисотграммовую плитку и протянул офицеру.
— Моё новейшее изобретение, — сказал он. — Нетающий в руках и в карманах шоколад. Но вкусовые качества те же...
Последнюю фразу он не успел толком договорить. Эф выхватила плитку из его рук, разорвала обёртку и вонзилась в шоколад зубами. Через минуту она сказала, как ни в чём не бывало:
— Твердовато, но, в принципе, есть можно. Сахарозы в самый раз.
Дедал расплылся в улыбке.
— Этот шоколад я изобрёл для наших африканских частей, — пояснил он. — Было много нареканий на то, что плитки тают на жаре.
— Ты блестяще справился с задачей, — похвалила его Эф. — Я не встречала никого с такими обширными познаниями в разных областях науки и даже в кулинарии.
Изобретатель задрожал от восторга.
— А теперь пройдёмте сюда, — сказал он. — Времени у нас не так много, но его должно хватить для демонстрации одной маленькой штучки. Кстати, сержант, это и есть тот подарок, о котором я говорил. Думаю, он не оставит вас равнодушным.
Тут Дедал вдруг резко остановился и взял Блюмса под локоть:
— Предлагаю перейти на "ты". Вы не против?
— Никак нет! — сказал сержант, слегка озадаченный.
— Дело в том, что нам с вами ещё долго предстоит работать вместе, — объяснил изобретатель.
— Когда Дедал с кем-то работает, он его обильно поливает грязью, — шёпотом пояснила Эф, подтянувшись к уху сержанта. — Если он с тобой останется на "вы" — работать не сможет...
Блюмс посмотрел на Дедала с уважением.
— Ты с нами будешь пасти балбесика? — спросил он. — Я не против. Втроём веселей!
Дедал удивлённо взглянул на лейтенанта.
— Он у нас новенький, — напомнила ему Эф. — Прибыл из отдела разведки.
— А! — сказал изобретатель. — Ну да. Видишь ли, дорогой сержант, ни один сотрудник СКОРПИО не обходится без моей помощи. Разведка, кстати, зависит от меня в не меньшей степени, чем первый боевой отдел, ты не офицер, поэтому был не в курсе этого. Так вот... Любое задание требует квалифицированной технической поддержки. Вот например. Ты будешь находиться в деревне Кнутово, выполняя ответственное задание, от которого зависит всё будущее магноглобуса...
— ...Покороче, Диди, — оборвала его Эф, неожиданно вспомнив угрозы майора Хвата. — У нас совсем нет времени выслушивать твои сентенции.
— Да, да... Так вот. Ты будешь находиться в Кнутово. И вдруг тебе потребуется помощь высококлассного специалиста. Что именно? Ну, скажем, объект слежки исчез из поля твоего зрения. Что в этом случае следует предпринять?
— Э-э-э... м-м-м... — сказал сержант.
— Вот именно, — хихикнул Дедал. — И не старайся, всё равно не догадаешься. Инструкции — чхи на них. Главное, запомни, в любом затруднительном положении следует сделать что?
— Короче, Минотавр! — рявкнула Салатки, посмотрев на часы. — Даю тебе две минуты на болтовню, и потом мы с сержантом делаем ноги.
— Да, конечно, — ответил Дедал, но при этом он ещё крепче ухватился за локоть Блюмса. — Так вот, дорогой Макс. На чём это я остановился? Да! В любом затруднительном положении тебе следует немедленно обратиться ко мне. Это самый простой способ выхода из любого наисложнейшего положения. Уразумел, друг?
— Ага, — с готовностью кивнул Блюмс.
Эф Салатки понемногу раскалялась от нетерпения. До отлёта оставались считанные минуты! Но на неё никто не обращал внимания.
— Тебе нужно только нажать кнопку связи, вот эту. — Дедал передал сержанту небольшой приборчик на кожаном ремешке, по форме он напоминал половинку груши. — А вот если нажать на эту кнопочку, в эфир будут посылаться сигналы SOS. Ну, настоящему профессионалу как ты, я думаю, это никогда не понадобится. При сигнале SOS служба спасения прибывает на место уже через пару минут. После этого на карьере агента обычно ставится жирный крест. Я понятно объясняю?
— Понятно, понятно, — поторопила его Эф. — Ты уже заканчиваешь?
— Ещё буквально секундочку, — ответил Дедал.
Сержант осмотрел прибор со всех сторон и положил в карман.
— Это и есть мой подарок? — спросил он с лёгким оттенком разочарования.
— Нет, нет! Ни в коем случае! Это лишь обязательное средство связи, в народе его ласково называют "ухом Дедала". Такими ушками я оснащаю каждого, кто отправляется на спецзадание. А подарок вот он, здесь. Обрати свои драгоценные очи на этот замечательный предмет. — Дедал указал на овальную вещицу размером с раковину жемчужницы. — Эта тварь называется "напарник".
— Напарник? — усмехнулась Эф, с интересом разглядывая загадочный предмет.
— Точнее, перед вашими глазами не сам напарник, это лишь его конурка.
— Его что? — переспросил сержант.
— Конура. Некий удобный домик, пенал, в котором живёт напарник.
— Он... этот напарник, сейчас там, внутри? — спросила Эф.
— Угу. Ему там удобно.
— Хм... Напарник! — сказал сержант. — Многообещающее название...
— О-о! Этот дружок полностью его оправдывает! — заверил изобретатель.
Дедал сжал домик пальцами, и тот раскрылся, как шкатулка. Внутри раковины на бархатной перламутровой подстилке лежал трупик глома.
— Дарбит! — вскрикнула Эф и отскочила, зажав нос пальцами.
— Не бойся, он не воняет, — успокоил её Дедал, сполна насладившись реакцией офицера. — Я изобрёл состав, который прекрасно консервирует гломов. Мой напарничек может лежать тут хоть тысячу лет, и ничего ему не будет.
— Как мумия? — привёл аналогию Блюмс.
— Нет, что ты. На мумию это прелестное существо похоже лишь отдалённо. Дело в том, что мумия — это мумия. Мумии оживают только в фильмах. А мой напарник по правде может проснуться, причём в любой нужный момент, и сразу приступить к делу.
— А что он делает? — спросил Блюмс.
— О-о! — Выразительная улыбка Дедала была исчерпывающим ответом на этот вопрос.
Бойцам спецгруппы пришлось ждать полминуты, пока изобретатель справится со своими эмоциями. Он вновь мысленно переживал все этапы, приведшие его к величайшему открытию, и этапы эти отображались прямо на его лице. Наконец Дедал открыл глаза и сказал:
— Этого мышонка я позаимствовал у Вахры-Махры. Тупица даже не понял ничего. Вынул глома из чрева, сунул мне и пошёл в буфет к своим пончикам. Знал бы он, что я сварганил из этого бросового материала!
— Так ты выползал из Лабиринта наверх? — поразилась Эф.
— А что мне оставалось? Гадкий мамунь не захотел спускаться даже в предбанник...
Глаза Салатки стали круглыми от удивления. На её памяти Дедал ни разу не покидал своего убежища! Значит, приспичило по-настоящему... Теперь лейтенант с уважением присмотрелась к невзрачному тельцу на тарелочке. Что же это за фрукт такой?
— Хочу напомнить несколько общих правил при обращении с гломами. Первое правило (получившее в народе название "жуёшь, значит живёшь"): чтобы глом двигался, его нужно снабжать специальной жвачкой "эс-уай-а". Пока глом жуёт, он живёт. Если сок в жвачке заканчивается, глом начинает просить. Ну, всё это вы проходили ещё в школе, поэтому хорошо знаете. Правило второе: нужно следить, чтобы в рот глома не попадали посторонние предметы. Гломы очень прожорливы, если они почувствуют вкус чего-то иного, а не жвачки, они начнут жрать всё подряд и расти прямо на глазах. В этом случае им уже не требуется "эс-уай-а", но в этом их состоянии от них не добьёшься ничего полезного. Правило третье: при разговоре с гломом следует строить фразы как можно проще, без падежных окончаний. Слова длинней четырёх слогов гломы не воспринимают. Говорить следует внятно и чётко. Правило четвёртое: если глом больше вам не нужен, его лучше закопать в землю, и как можно глубже, и как можно дальше от жилья. При разложении его тело выделяет опасные токсины и меркоптаны с запахом похлеще, чем у дюжины скунсов.
— Да знаем, знаем! — нетерпеливо воскликнула Салатки.
— Это общие правила, — невозмутимо закончил Дедал, — но они применимы и к напарнику. Кроме последнего правила. Мой глом не воняет, его никуда закапывать не нужно. А теперь... — он торжественно поднял руку. — Внимание! Чтобы мышонок ожил, надо внятно произнести ключ, а когда он откроет ротик, немедленно положить ему на язык жвачечку. Вот так, показываю.
Титановый мяч склонился над створками раковины, и из него пророкотало:
— Тай-бо-ррра!
Странное слово подействовало на глома как размораживающее заклинание. Его лапки шевельнулись, затем глом на мгновение открыл брусничку глаза, оценил обстановку вокруг и вновь закрыл. Но магнулы успели заметить в ягодке-бусинке хитрый озорной огонёк. В следующую секунду голова существа разломилась на две половинки по линии ниже носа, обнажив острые зубки и серенький язычок. У Дедала уже была приготовлена таблетка "эс-уай-а". Он аккуратно положил её на язычок, рот сразу же захлопнулся и начал жевать. Ожидая, пока подействует сок таблетки, папочка глома продолжил свою лекцию:
— К нервным окончаниям хребтовой спицы гломика мне удалось подключить нейрочип, и теперь этот мышонок послушно, как робот, выполняет все приказы. Кончилась эра этих милых проказников! Вы ведь знаете, как трудно выдрессировать глома, кошмар сколько уходит на это жвачки!.. А от гипноза они погибают — после первого же сеанса... Но с моим изобретением всё упрощается в миллионы раз. В нейрочипе уже заложены все необходимые команды. Правда, пока имеется небольшое неудобство: приказы должны поступать в закодированном виде. К счастью, код очень простой — нужно лишь переставлять порядок слогов в словах с прямого на обратный. Например, команда "возьми" будет звучать как "ми-возь". Односложные команды не имеют силы. Если вы скажете напарнику "Дай!", то он просто убежит от вас, потому что для него это прозвучит как обычное слово, а вы знаете, что гломы не любят ничего давать, они только берут. Зато закодированная команда "дай-от" считывается нейрочипом вполне нормально, и глом отдаст вам всё что угодно, даже свою голову. Кстати, в эту крошечную головку я загрузил всю оперативную информацию, связанную с вашим заданием, так что для вас мой мышонок — просто бесценный помощник!
Тем временем, пока Дедал разглагольствовал, упиваясь значимостью своего изобретения, гломик приоткрыл глаза и уже делал рекогносцировку местности, явно замышляя какую-то пакость. И когда он вскочил на ноги, недремлющий изобретатель среагировал мгновенно:
— Деть-си! — приказал Дедал.
Глом послушно сел, свесив ножки с края раковины.
— Ни-тя-вы я-ва-пра ка-ру!
Глом вытянул вперёд правую руку.
— Невероятно... — прошептала Эф. — Слушается! Первый раз вижу такого послушного глома!
Дедал пыхтел от удовольствия. Похвалу он принял на свой счёт.
— Ди-сле ти-э ри-две! — чётко произнёс он, указав на выход из зала.
Глом повернулся и, меланхолически пожёвывая, уставился на дверной проём.
— Он так может сидеть сколь угодно долго! — тихо пискнул от возбуждения изобретатель. — Я приказал ему следить за дверью. А сейчас я задам напарнику программу на выполнение. Слушайте... — И он произнёс во весь голос: — Ли-ес дёт-вой бес-бал, ни-зво "га-ме-о". — Потом, понизив голос, пояснил для скорпионов: — То есть, я ему сказал, что, если войдёт балбес, гломик должен позвонить на номер с псевдонимом "омега". Это, сержант, твой прибор связи. Звонок, конечно, делает сам нейрочип. На макушке у гломика под волосами спрятана небольшая антенна. Кстати, как вы знаете, балбесом для глома является любой движущийся объект, даже мы, магнулы. А сейчас... смотрите! Стойте здесь.
Он вышел из зала через другую дверь и вернулся через ту, которую бдил напарник. С гломом ничего не произошло, он как сидел неподвижно, так и продолжал пялиться в дверной проём, но, когда там выросла фигура с громадным шаром на плечах, в кармане Блюмса вдруг заверещало "ухо Дедала". Сержант даже подпрыгнул от неожиданности.
— Советую настроить громкость звонка, — усмехнулся изобретатель. — А то так и кондратий хватить может... Бери аппарат, Макс, что ты застыл, как изваяние?
Сержант Блюмс достал прибор, нажал кнопку "приём" и услышал синтезированный голос нейрочипа, вшитого в позвоночную спицу глома:
— Тринадцатое мая. Одиннадцать часов тридцать две минуты. Вошёл балбес. Рост — сто восемьдесят шесть сантиметров. Неагрессивен. Особые приметы: огромная лысая башка без ушей, без глаз, без носа, только один открытый рот.
— Какое точное описание, — улыбнулась Эф.
Дедал покраснел.
— Видеоанализатор посчитал, что окошко на шлеме — это рот, — пояснил он, кашлянув. — Но в целом, неплохо, ведь правда?
— У меня нет слов! — призналась лейтенант Салатки.
— Колоссально! — восхитился Блюмс.
Изобретателю больше ничего не надо было. Он промурлыкал какую-то весёлую песенку и потом сказал:
— Есть ещё одна трудность. Консервация напарника проходит иногда не совсем гладко. Чтобы упрятать мышонка обратно в норку, надо произнести такое ключевое слово. — Дедал повернулся к глому и, повысив голос, произнёс: — Ки-тень-спа!
Но напарник даже ухом не повёл. Глаза-бруснички раздавились в тонкие лепёшечки, проказник хихикнул, взмахнул ручками и спрыгнул с раковины на стол. Там он немедленно перекувырнулся через голову, потом пробежался колесом и очутился на самом краю стола. Оглянувшись на магнулов, гломик произнёс хрипловатым голоском: "Хакамута!" — и спрыгнул на пол.
— Гломы понимают все языки, — вздохнул Дедал. — По моим предположениям, команду "ки-тень-спа" нейрочип считывает как два обычных английских слова и потому не активизируется. В следующей модели я устраню этот недостаток.
— А что за английские слова? — полюбопытствовала Эф.
— "Котёнок — шпион", — ответил Дедал и с криком "Ять-сто! Ять-сто!" погнался за напарником.
Гломик замер в двух шагах от высоковольтного ограждения одного из экспонатов.
— Гай-ша зад-на!
Напарник послушно сделал несколько шагов назад.
— Дуралей, как ты меня напугал... — сказал его папик.
Он нежно подобрал гломика и вернул на стол.
— Попробуем ещё раз. Медленно, чётко, по слогам: Ки-тень-спа!
— Хакамута! — ответил гломик и заквакал противным голосочком, примерно таким, каким ответил старой жабе её сынок, когда та предложила ему жениться на Дюймовочке.
— Ки-тень-спа! — повторил Дедал, грозно мотнув титановой башкой.
— Ки-тень-спа! — пришёл ему на помощь сержант Блюмс.
Но бессовестный напарник окончательно развеселился. Он бегал вокруг своей конурки и повторял: "Хакамута! Хакамута!"
Выручила всех офицер Салатки. Хорошо поставленным командирским голосом она приказала:
— Ки-тень-спа!
И проказник тотчас остановился. Ручки его повисли вдоль тельца, и он поплёлся в конурку. Перед тем как забраться на перламутровую подстилку, он выплюнул жвачку, раздавил её бледной пяткой, затем улёгся, сложил пальчики на животике замочком, тяжко вздохнул и навсегда сомкнул свои бруснички.
Сержант Блюмс даже смахнул набежавшую слезу.
— Такой крошка! — сказал он жалостливо.
Дедал мизинцем поправил подушечку под головкой усопшего, защёлкнул створки раковины и передал подарок в руки сержанта.
— Этот крошка убережёт вас от многих неприятностей, — ответил он. — Напарник умеет многое. Слежка, подслушивание, диверсии... Это верный солдат, а требует малого. — Дедал протянул сержанту коробку с надписью "SYR — 200 штук"*. — Здесь двадцать упаковок жвачки по десять штук в каждой. Даже если пользоваться услугами напарника каждый день по часу, этого запаса должно хватить на полгода.
------------
*SYR (Soft Yeast Resin) — жвачка для гломов. Производится несколькими конкурирующими фирмами в США.

Губы сержанта беззвучно шевелились, когда он осторожно убирал конурку с напарником в карман. Широкая тёплая улыбка Дедала говорила о том, что изобретатель не ошибся в своём выборе, доверив первого в истории глома-напарника в руки этого солдата с добрым сердцем. Уж кто-кто, а Блюмс позаботится о сохранности столь дорогой вещи!
— Ай! — вдруг вскрикнула Салатки и села прямо на пол.
Дедал и Блюмс удивлённо воззрились на неё.
— Самолёт! — прошептала она.
Сержант взглянул на часы. Теперь уже можно было никуда не спешить: самолёт, летевший на запад, был уже час как в воздухе.
— Всё твои штучки! — вскочила Эф. Она с кулаками набросилась на Дедала. Тот отбился от неё очередной плиткой нетающего шоколада.
Несколько минут тишину нарушало лишь неприличное чавканье лейтенанта. Когда пустая обёртка упала на пол, на ум изобретателю пришла идея. Глаза подземного гения блеснули.
— Какие проблемы! — воскликнул он. — Есть способ, как добраться до Кнутово прямо сейчас и без всякого самолёта!
— Какой такой способ? — язвительно спросила Эф. Она уже не верила ни единому слову трепача.
Дедал выпучил глаза и гордо, почти с пафосом произнёс:
— Первая пусковая шахта!
— Что-о-о?! — в один голос вскричали Эф и Блюмс.
— Я могу доставить вас в экспериментальной реактивной капсуле, — хвастливо объяснил изобретатель. — Правда, испытаний она ещё не проходила, но все параметры просчитаны и испробованы на компьютерной модели. Ошибки быть не должно.
— А как же дверь, которую я туда кинул? — спросил сержант.
— А что дверь? Капсула сделана из титанового сплава "Экс-Бэкс", моего величайшего изобретения. Ей не страшны никакие падающие двери. Из этого сплава, к слову сказать, сделана и моя голова... пардон... мой шлем. Если не веришь, давай спустимся в шахту, и ты своими глазами убедишься, что капсула в полном порядке.
— Давай спустимся, — согласился Блюмс.
— Сержант, — напомнила ему Эф. — Вы ещё находитесь под моим руководством. Не забывайтесь!
Сержант вытянулся перед ней по струнке.
— Разрешите спуститься в шахту на разведку, господин лейтенант? — отчеканил он. — Есть неплохая идея воспользоваться капсулой Дедала и прибыть на объект даже раньше назначенных сроков.
Эф вздохнула:
— Разрешаю.
Через десять минут Блюмс и Дедал вернулись. Шахта и капсула, по их заверениям, были в полном порядке. Дверь, кстати, тоже. Можно было спокойно лететь. Лейтенанту ничего не оставалось, как отдать такой приказ.
Дедал потёр ладони:
— Отлично! Капсула доставит вас в нужную точку за несколько минут.
Изобретатель рассчитал параболу полёта, и Эф с сержантом и двумя чемоданами багажа, спустившись в шахту на лифте, залезли внутрь летательного аппарата. В шлемофонах они слышали голос Дедала.
— Вас занесут в книгу рекордов! — обещал тот. — Ещё никто не взлетал с поверхности Земли с таким ускорением.
— А это не опасно для жизни? — вздрогнула Эф.
— Ничуть! В устройстве капсулы я применил магнитные буфера, моё самое последнее изобретение. Испытание на крысах прошло успешно.
— На крысах?!
— А что, тоже живые твари, — ответил Дедал. — Чемоданы привяжите покрепче. Будет немного трясти, без этого никуда. С книгами, конечно, ничего не сделается, но хрупкое оружие может поломаться.
— А мы?! — крикнула Салатки. Ей не нравился наплевательский тон Дедала. — Мы не можем поломаться?
— Для магнулов предусмотрены специальные удобные кресла с ремнями безопасности, — невозмутимо ответил тот. — Ну всё, не отвлекайте меня, иначе я нажму не ту кнопку, и вы улетите на Луну.
Люк с грохотом задраился, и Эф опять почувствовала себя мерзопакостно. Транспортные средства Дедала обладали волшебной способностью моментально портить ей настроение. В который уже раз она доверяла свою жизнь этому обормоту от науки...
Но она не должна проявлять слабость перед своим подчинённым! Эф попробовала улыбнуться.
— Ну, что, — пролепетала она, повернувшись к сержанту, — поехали?
— Поехали! — ответил Блюмс и взмахнул рукой.
Эф закрыла глаза, приготовившись. Сейчас прозвучит: "Продувка!.." Но вместо этого услышала другое:
— Дар...блин! — вдруг выругался сержант. — Жаль, не попробовали тортика...
Лейтенант Салатки удивлённо посмотрела на него.
— Что я слышу! Да вы сладкоежка, сержант Блюмс?
— Бр-р-р, — ответил тот. — Терпеть не могу сладкое, особенно шоколад.
— Тогда отчего такая жалость, приятель?
— Хотел увидеть, как ест Дедал!

Глава 10
Первая пусковая шахта

— Как думаешь, сержант, — спросила Эф, — в воздухе будет сильно трясти?
— С чего бы? — удивился Блюмс необразованности офицера. — Это ж воздух, а не тоннель с тёрками для моркови. Тучки, птички, облака из ваты... Взлёт и посадка будут мягкими, я в этом абсолютно уверен.
— А дверь, сержант? Зря ты спустил её в шахту. Вдруг она упала прямо на капсулу и поломала её? Тогда нам крышка!
— Конечно, упала! — ответил Блюмс обрадованно. — Я там видел вмятину. С мой кулак.
— Вмятину?! А говорили, всё в полном порядке!
— Да ничего серьёзного, лейтенант. Дедал сказал, что такие лёгкие повреждения капсуле не страшны. Она ведь летает по этой, по как её... по параболе, вот!
— Капсуле-то не страшны. А нам? Вдруг она из-за этой вмятины полетит как-нибудь плохо, не по той параболе, и тогда...
— Не думаю. Дедал толковый парень — у него всё сделано надёжно. Вот только...
— Что?! — дёрнулась Эф.
— Там у стены валялось какое-то крыло, вроде от мотоцикла, а вроде и нет. На стабилизатор от ракеты очень похоже. Точно такое же я видел под брюхом капсулы — оно там прочно к нему приделано. Наверное, то, которое у стены, — запасное.
— А могла дверь отскочить от стены и залететь под капсулу?
— Конечно, могла, — согласился сержант. — Там мы её и нашли.
— А вдруг этих крыльев-стабилизаторов на брюхе должно быть два, а не одно?
Сержант минуты три размышлял над этим. Когда двигатели оглушительно засвистели, он сложил руки в виде рупора и прокричал в сторону босса:
— Наверное, вы правы, лейтенант! Рядом с тем крылом из брюха торчал какой-то кривой обрубок. Я думаю, до падения двери то второе крыло было как раз там...
Глаза Эф расширились. Она что-то кричала сержанту, но тот её уже не слышал. Двигатели так ревели, что сводило желудок даже у этого крепкого бойца со стальными мышцами, побывавшего на своём веку во многих весёлых передрягах. Турбины набирали обороты, всё вокруг незадачливых пассажиров ходило ходуном, а сами они чуть живые тряслись в креслах и не могли даже расстегнуть ремни безопасности, чтобы подобраться к люку и хотя бы попытаться выбраться из адской машины, которая менее чем через минуту обещала стать их братской могилой.
Эф была в отчаяньи. Они вновь, как самые безмозглые кролики, попались в ловушку Дедала! Ей было совершенно очевидно — коварный и злопамятный Минотавр подстроил всё специально, чтобы навсегда избавиться от тех, кто ломал стены его дорогого Лабиринта и жестоко надругался над драгоценной дверью его секретной лаборатории.
Вдруг, в пике громкости двигателей, подопытных пилотов прижало к креслам. Салатки показалось, что на неё откуда-то сверху упал гигантский тюк ваты, который придавил её и не давал сделать вдох. Вот тебе и "облака из ваты" — стукнуло у неё в висках. Тяжесть эта давила целую вечность. Лейтенант уже забыла вкус кислорода, когда вата так же внезапно ичезла, и Эф вдруг почувствовала, что вместе с тюком исчезла и она сама.
Наступила тишина, какая бывает только в райских кущах. Салатки открыла глаза и даже не вскрикнула, увидев перед собой мёртвого Блюмса. Мощное тело сержанта, ни за что не держась, парило в воздухе, оно было повёрнуто ногами кверху и лицом к лейтенанту. На лице несчастного виднелись только три открытые дырки. Рот и глаза были сжаты с ужасной силой.
— Милый сержант Блюмс... — всхлипнула Эф. — Ты был моим верным боевым другом! Ты угощал меня петушками...
Предательские слёзы побежали по щекам офицера, но Эф не стыдилась их. Даже мужчины плачут, когда умирает их боевой товарищ. В эту минуту она не думала о своей судьбе, которая, возможно, готовила ей ещё более страшную участь. Она вспоминала весёлое время, проведённое в обществе жлоба, которого уже успела полюбить, и клялась, что память о бравом солдате навсегда останется в её сердце.
Вдруг сержант открыл один глаз и посмотрел на плачущего босса.
— Эф? — спросил он шёпотом. — Я правда умер?
Лейтенант Салатки вскрикнула — то ли от ужаса, то ли от счастья.
— Вы не видели мои ноги, лейтенант? — спросил сержант, шаря руками под головой. — Они раньше были где-то здесь, я хорошо помню...
Мимо его носа проплыл чемодан, набитый шоколадом. За ним на верёвочке тянулся чемодан с книгами. Сержант с тупым видом проследил весь их путь и вновь беспомощно задрыгался в воздухе.
Эф отстегнулась от кресла и вдруг тоже поплыла вверх, вертясь, как обезьянка на резиночке. И тут её осенило:
— Это невесомость, сержант! Твои ноги вверху, поищи там.
Сержант Блюмс нашёл, наконец, обе ноги, они были в целости и сохранности, но воспользоваться ими по назначению у него никак не получалось.
— Где мы? — в страхе прошёптал он. — Мне совсем не нравится ощущать себя воздушным шариком.
— Мы в космическом пространстве! — сказала Эф.
— Где-е??
— Сержант, мы в космосе! — засмеялась Салатки.
— В космосе? А как мы в нём очутились?
— Ты настоящий дубина, — ответила Эф с улыбкой. — Жаль, что Дедал не сделал в капсуле окошко, а то бы мы сейчас полюбовались на голубой шарик нашей Земли.
Не успела Эф произнести эту фразу, как их маленький космический дом начал поворачиваться. Через минуту ноги сержанта оказались над креслом, Блюмс задёргал ими и, зацепив парящий в воздухе ремень, подтянулся и сел. Затем он поймал за пятку лейтенанта и тоже пристегнул босса к креслу. Всё это сообразительный солдат проделал как раз вовремя, потому что в следующий миг в капсулу вернулась тяжесть. Если бы Эф продолжала висеть, то упала бы на железный потолок капсулы и свернула шею о трубу газогенератора.
— Что за дела? — удивился сержант. — Нас тянет вверх!
— Просто всё поменялось, — объяснила ему Салатки, с трудом ворочая языком. — Пол сейчас — это потолок, а потолок — пол. А это значит... — Она почувствовала, как по её спине затопали тяжёлые мурашки. — Это значит, что капсула летит на Землю носом вниз!
— Вы хотите сказать, что мы падаем? — уточнил сержант.
— Мы падаем! — кивнула Салатки пудовой головой. — А-а-а-а-а-а-а!
— А-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а! — заорали они в один голос.

* * *

Всё-таки Дедал оказался предателем. Он работал на врагов. Может, даже на ФБР или ФСБ балбесов. Задание, которое он получил от них на этот раз, было выполнено блестяще. Хладнокровно убить двух секретных агентов личного спецкорпуса Ясновидящего, притом так, чтобы комар носа не подточил, — на это способен был только его изощрённый ум.
Такая вот невесёлая мысль стучала кувалдой в висках лейтенанта Салатки, когда два отважных скорпиона висели на ремнях безопасности в душной капсуле, температура воздуха в которой поднималась за каждую секунду на градус. Их ремни давно уже стали ремнями опасности, потому что под действием силы тяжести они впились в тело, как бритвы. Откуда взялась жара, Эф тоже хорошо знала. В полёте на гравитационных лыжах часто случаются ожоги от ветра на незащищённых участках кожи: скорость столь высока, что от сильного трения о воздух температура может подняться до ста градусов. Капсула падала на Землю с космической скоростью, снаружи её лизали раскалённые языки плазмы, и жар этого огня проникал внутрь. Даже если горе-пилоты не успеют поджариться, то из них всё равно получится отличная отбивная внизу при ударе о землю. Но ещё раньше у них просто выскочат глаза из орбит, а потом ремни разрежут их пополам, и чудовищная сила превратит их тела в фарш...
Уши лейтенанта уловили хлопок, прилетевший снаружи капсулы. В ту же секунду Эф почувствовала, как глаза стали возвращаться на свои законные места, а бритва ремней — притупляться. Наконец тяжесть стала обычной, и зазнайка сделала первый свободный вдох.
Она повернулась к сержанту. Тот был в отключке. Ему не повезло. Кандидатов в космонавты с таким весом и габаритами отсеивают уже на десятом километре до въезда в Звёздный городок.
Салатки протянула руку, чтобы нащупать пульс сержанта, и в этот самый момент капсулу тряхнуло с такой силой, что голова офицера просто чудом не оторвалась от шеи. Спустя миг тряхнуло ещё раз, но уже слабее, и затем ещё раз. Мяч для регби, наконец, замер на полу. Космический полёт завершился. Вот только где завершился? Если на поверхности Луны, то...
Эф висела вниз головой и чувствовала, как ей в мозг постепенно стекает вся кровь, какая ещё оставалась в теле. Она нащупала замок ремня, кое-как расстегнула его, но ухватиться за что-нибудь не успела и набила замечательную шишку о трубу газогенератора, свалившись на неё с высоты трёх метров. Правым боком она тоже здорово ударилась — там внутри даже что-то громко хрустнуло.
"Ребро!" — ужаснулась Салатки.
Еле-еле придя в себя, она осторожно прощупала ушибленный бок. В том месте был карман.
— Очки... — сказала она вслух.
Рёбра все были целы, но скорпион без спецочков... Выполнение миссии ставилось под угрозу!
Она поднялась на ноги, задрала голову и рявкнула:
— Сержант Блюмс! Встать! Смиррррр-на!
Вялая туша её подчинённого дёрнулась. Лицо Блюмса было похоже на огромную свёклу с пучком ботвы на затылке. Сержант с трудом приоткрыл глаза, и его губы вылепились в глупую улыбку.
— Эф, — промямлил он, — я снова умер?
— Ещё нет, — ответила она, накаляясь. — Но если ты позагораешь там ещё пару минут, тебе точно придёт конец! Давай спускайся, бочка топлёного сала! Нужно как-то открыть люк.
— Открыть люк? А что с ним?
— Не знаю, но он не поддаётся моим усилиям.
Лейтенант Салатки нашла именно те слова, какие требовались, чтобы пробудить в сержанте былую лихую уверенность. Блюмс натужно крякнул, и ремень на его пузе лопнул, словно паутинка.
Отскочить-то Эф отскочила, но бравый солдат брякнулся так неожиданно, что предупредить его о трубе газогенератора она не успела, а тем более — сказать про очки. Сначала раздался колокольный звон. Потом сержант принял сидячее положение и сжал ладонями виски, чтобы остановить вибрацию головы. Это ему удалось, и он, радостно оскалив зубы, спросил:
— Где мы, лейтенант?
— Где-где. На Луне! — ответила Эф, нахмурив бровки. — Ты очки не раздавил?
Сержант сунул руку в карман и вытащил на свет горсточку битого стекла пополам с проводами и микрочипами.
— Балда, — вздохнула Салатки. — Давай открывай скорее дверь. Надо передать привет лунатикам.
— Нет проблем.
Он без сожаления стряхнул останки спецочков на пол, встал, сделал небольшую разминку, чтобы пустить кровь в засохшие жилы, после чего разбежался и впечатал ботинок в круглую тарелку люка. Вся посудина, в которой они находились, задрожала и загрохотала, Эф зажмурилась, спрятав голову в плечи, а когда металлическое эхо затихло, она посмотрела по сторонам. Блюмса рядом не было...
— Эгей! — послышался снаружи счастливый возглас. — А тут ничего! Почти как у нас на Земле. И птички так же поют...
На месте люка зияло круглое отверстие, в которое смотрелись освещённые солнцем листья деревьев. Спускаемый аппарат отважных космонавтов приземлился прямо в лесу. Эф выглянула из капсулы и с удовольствием наполнила лёгкие свежим воздухом. Дедал оказался хорошим предателем. Его изобретения в области транспорта были чудовищными, но зато как приятно было сходить на остановках!..

* * *

Оправившись и съев по сухому пайку, десантники приступили к своей важной миссии. Первым делом надо было замаскировать следы их высадки на поляне.
— Сержант Блюмс! Парашют сложить, затолкать внутрь капсулы и забросать всё веточками. Выполняйте! — распорядилась Эф. — А я пока разведаю окрестности.
Она обошла поляну, потом немного, чтобы не заблудиться, углубилась в лес, но не обнаружила ни одной, пусть хоть самой узкой тропки. Места были глухими. Это сильно усложняло задачу. Аппарат Дедала забросил их в неизвестную точку на карте, и у Эф не было даже предположения, в какой стране эта точка находится. Капсула с одним стабилизатором могла порядком отклониться от заданного курса и высадить их где-нибудь в Австралии. Хорошо ещё, что не посреди Тихого океана!
"Вот бы сейчас на лыжах прокатиться!" — подумала Эф и вздохнула.
Гравитационная лыжня более-менее сносно работает только ночью. Солнечная радиация наводит в гравиэфире такие турбуленции, что кататься на лыжах днём решится лишь отчаянный самоубийца.
Им ничего не оставалось, как просто идти наугад, пока они не набредут на какую-нибудь дорогу. Приняв это тактическое решение, Салатки вернулась на поляну.
Сержант Блюмс поработал на совесть. Он запихал парашют внутрь аппарата и уже забрасывал капсулу еловыми ветками. На опушке сиротливо стояли три ободранных налысо ствола.
— Порядок! — Она осталась довольна его работой.
Небесные скорпионы отошли на десяток метров, полюбовались на странный стог из еловых иголок, торчащий посреди поляны, потом сержант взвалил на плечи чемоданы, и секретные агенты Его Ясновидящего Ока двинулись куда глаза глядят.
— Лейтенант, — спросил Блюмс, — а который час? Я так увлёкся этими ёлочками, что забыл про время.
— Если я скажу, что десять минут четвёртого, это тебе ничего не даст, — отозвалась Эф.
Сержант крякнул. Такой юмор он не понимал.
Путники обогнули большую лужу, перешли вброд ручей и начали взбираться вверх по склону какой-то сопки.
— А сейчас сколько уже, лейтенант?
— До привала ещё далеко, — огрызнулась Эф. Она усиленно думала, а этот надоедливый шмель всё жужжал и жужжал...
— А часов сколько? Мне из-за чемоданов плохо видно...
— На моих четыре ровно.
— Вечера?
— Судя по солнцу, ещё только утро.
Чемоданы грохнулись на землю.
— Но утро уже было сегодня утром! — пропыхтел сержант и взглянул на свои часы.
Лейтенанту стало жаль солдата. Он не виноват, что природа уделила ему совсем мало серого вещества. В такую репу добра этого можно было напихать порядком...
— Ты чему больше веришь, часам или солнцу? — спросила она терпеливо.
— Часам... и солнцу... т-тоже.
— Ты видишь, как низко оно висит над деревьями? О чём это говорит? А? Что сейчас...
— ...вечер! — гаркнул сержант. — Вечером солнце тоже низко висит. На часах четыре, и по солнцу... — он прищурился, — тоже примерно столько же. Всё ведь ясно, босс!
Взгляд, каким одарил её сержант, лейтенанту совсем не понравился.
— Ты считаешь, у меня съехала крыша? — спросила она грозно.
— Никак нет!
— Тогда бери свои чемоданы, и двигаем.
— Так всё-таки, утро или вечер? — спросил Блюмс. У него было просто ослиное упрямство.
— Был вечер, а стало утро, — сказала Салатки и перевела маленькую стрелку на своих часах на шесть кругов назад. Потом она протянула часы сержанту: — Поставь на своих столько же.
— Не понял...
Детина отвёл её руку. Взгляд его стал ещё более подозрительным.
— Через час поймёшь, когда солнце поднимется ещё выше, — вздохнула Салатки и дружески похлопала солдата по ноге.
Идея сержанту необычайно понравилась. Он, видимо, решил подловить своего туповатого босса. Громила весело взял груз на плечи, и они зашагали дальше.
К пяти часам по хронометру сержанта путники вышли на просеку, через которую проходила линия электропередачи.
— Ого! — воскликнула Салатки. — ЛЭП! Делаем привал.
Сержант Блюмс опустил ношу и глянул на часы. Потом поднял глаза на солнце и почесал в затылке.
— Проблемы? — усмехнулась Эф.
— Солнце должно оп-пускаться, а оно... это... п-поднимается! — прошептал сержант, почему-то заикаясь. — Куда мы п-попали, лейтенант? Может, нас правда на Л-луну закинуло, а?
— Мы на Земле. И именно там, где нужно, — ответила Салатки. — ЛЭП наша, не австралийская. И кенгуру мы пока что ни одного не встретили. Но главное — солнце. Оно указывает совершенно точно, что мы у цели.
Сержант долго размышлял над услышанным и наконец взмолился:
— У какой цели?
— Кнутово! Ты что, забыл, куда тащишь чемоданы? Мы в другом часовом поясе, дубина. Ясно? Вылетев из Лабиринта Дедала на запад, мы отмотали шесть часов назад.
— А! — только и сказал сержант.
Эф взяла в рот соломинку, откинулась на мягкую тёплую траву и с хрустом выпрямила спину. Путь им предстоял ещё неблизкий. Но уже можно доложить начальству. Чем дольше оттягивать этот момент, тем труднее будет потом затыкать уши от грязной ругани майора...
Она полежала ещё минуту, наслаждаясь тишиной, потом села, достала "ухо Дедала", включила питание и нажала горячую кнопку начальника первого отдела майора Хвата.
— Дарбит! — взорвался аппарат, как будто майор давно сидел у прибора и только и ждал этого момента. — Эф! Ты знаешь, что уже разжалована до прапора?!
— Кем? — спросила Салатки.
— Мною, дарбит! Ты где находишься? Минотавр нагло заявил, что вы уже давно у цели, а по моим сведениям вы и не садились в самолёт! Кому верить, скажи мне пожалуйста! И как можно работать, когда вокруг одни придурки, а?..
— Мы у цели, — ответила Эф, дождавшись короткой паузы, которую майор, видимо, использовал для глубокой затяжки сигарным дымом.
— Что?! Что ты сказала? — снова взорвался динамик. — У какой цели? Что ты несёшь?
— Кнутово. Следующий сеанс связи через десять минут. Всё!
Она выключила прибор. Как хорошо, что Дедал предусмотрел эту кнопку! Лейтенанта не заботило, услышал ли майор за словами своей собственной брани то, что она сказала, или не услышал — сигнал должны были успеть запеленговать. Ей нужно было только это.
Через десять минут она вновь активизировала линию.
— Эй, лейтенант! — голос майора был теперь намного спокойней. — Расскажи старому другу, как тебе, дарбит, удалось...
— В какой точке мы находимся? — перебила она его. — Назовите точные координаты.
Эф достала карту и приготовилась пометить то место, где они с Блюмсом сидели на травке. Майор Хват назвал ей несколько цифр, и она поставила карандашом крестик. Крестик был в ста километрах от жирной красной точки, под которой стояло слово "Кнутово". А километрах в пяти южнее проходила железнодорожная ветка.
— До связи, господин майор! Нам нужно работать.
Лейтенант Салатки не без садистского удовольствия отключила "ухо Дедала" и повернулась к своему подчинённому:
— Есть идея погрузить чемоданы на поезд, а самим усесться на них сверху.
— Лейтенант, ваша идея мне нравится! — расплылся в счастливой улыбке сержант.




Продолжение читайте в следующих главах


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"