Я проснулся от хлестания по щекам. С трудом прогнав сонную дымку, я огляделся. Напротив меня стоял Гномич - мой сосед. Мы переместились на кухню и очень долго там сидели и прощались. А чайные облака всё витали вокруг стеклянного солнца...
- Ну ладно, братик, мне пора уже. Не поминай!
И на этих словах Гномич пропустил последнюю рюмку.
А потом входная дверь хлопнула и я остался один в пустой квартире. Тут можно было предаться воспоминаниям...
Тогда, несколько месяцев назад, я возвращался домой. Лишь редкие фонари были мне спутниками. А возле подъезда мне вдруг что-то прилетело в щёку и я услышал:
- Эй, Камчатка, постой, не торопись! Дело есть!
Поначалу я хотел даже возмутиться, но тут кусты зашевелились и из них вышел он... В тусклом свете удалось увидеть немного, но и этого хватило, чтобы мой язык онемел, а глаз задёргался...
Маленький человечек в белой алкоголичке, красном колпачке и потрёпанных спортивных штанишках, пошатываясь, подошёл ближе. Он не доставал мне даже до колена.
- Слушай, камчатка, тут дело такое... - до носа донёсся запах недельного перегара. - Сам я не местный, понимаешь, никого в этом городе не знаю. И так в жизни вертонулось, что остался я совсем один. Мне бы перекантоваться где-нибудь на ночь, а то боюсь до утра не дотяну. Коты загрызут, понимаешь, братан или собаки там. Выручи а? А я в долгу не останусь - не думай.
Я молчал.
- Меня так то Гномичем звать. Не, там имя длиннее на самом деле, но ты язык только запутаешь, так что зови меня просто Гномичем, лады? Ну так чё, братан, перекантоваться то можно у тебя или как?
Я только и сказал, что: "Да". Эта ситуация меня доконала. Вот так Гномич и поселился у меня. Он быстро нашёл себе небольшой уголок и мастерски сколотил кроватку. "Гномье мастерство не пропьёшь - я пытался, не получилось!" - весело сказал он тогда мне, потрясая стамеской.
Так мы и жили вдвоём.
Постепенно я привык к своему необычному соседу и даже нашёл с ним общий язык. Я уже не дёргался от Гномича словно пружина. Как-то во время ужина он поведал мне, что является принцем древнего гномьего королевства. Мы тогда сидели на кухне и Гномич лакал из пластиковой крышечки сорокоградусную, периодически её пополняя и закусывая огурцом. Он сказал, что устал от скучнейшей придворной жизни и решил пуститься в свободное плаванье - мир повидать. А потом он вдруг загорланил гномью боевую песню так громко, что стены отплясывали, а я всё пытался его успокоить...
Квартира в которой мы жили была не моя - я её снимал у одной очень сварливой леди в годах и та ясно дала знать, что посторонних она не потерпит. Даже гномов. Когда я сообщил об этом Гномичу, то он лишь ухмыльнулся и сказал: "Не ссы - прорвёмся! Мы, гномы, прятаться мастера" и потом, когда хозяйка считала выручку, Гномич тихо сидел за диваном как мышь.
Пил Гномич много.
Дни и недели бешено сменялись, а он всё жил и жил у меня, не выходя из перманентного запоя. И мне это стало надоедать. Я стал постоянно делать ему замечания, а он лишь, красный как рак, хрипел: "Не ссы, братан, завтра брошу" и снова присасывался к бутылке. А "завтра" всё отдалялось и отдалялось на день...
А потом из квартиры и вещи стали пропадать... Я мельком распрашивал про них у Гномича, а тот лишь глаза блюдцами делал и мотал головой, мол, он понятия не имеет.
А однажды, возвращаясь с работы, я застал громкую музыку, прокуренную и проспиртованную словно орган в банке квартиру и много-много хаотично лежащих гномиков и вещей. Гномики храпели и переругивались во сне.
И тут один из них, икнув, разлепил глаза и уставился в моём направлении...
- Шухер! Атас, пацаны!
Мгновение и протрезвели все. Началась неуправляемая ядерная реакция. Всё больше и больше гномиков просыпались и, словно лавина, сметали всё на своём пути. Каким-то образом упала даже люстра... А когда мои барабанные перепонки восстановились, то уже никого и не было... Сам Гномич был найден в своей кроватке в обнимку с двумя дамами. Я было к нему обратился, но одна из гномчих меня послала.
Кулаки мои сжались.
Я высказался уже более настойчиво.
У Гномича лицо стало удивлённым:
- А я чё? Я ничё. Они сами пришли, я пытался их прогнать - не получилось.
Зубы мои скрипнули...
В общем, до Гномича было не достучаться. С тем же успехом можно подбить танк вилкой. И я был очень на него зол и был готов его удавить, но боялся. И вот за эту трусость я злился на себя гораздо сильнее.
Боялся...
Я просто боялся его прогнать: мало-ли что он мог выкинуть! Вдруг он бы убил меня?
А через несколько дней ситуация повторилась. Снова компания, снова попойки, снова разгром.
И снова Гномич якобы не при делах...
Я же всё порывался его прогнать, да не мог решиться.
А потом он словил белую горячку. Неизвестно как, но он разнёс в щепки раритетный сервант. Этот сервант я перетащил с собой, как память о родителях, а он взял его и разбил... А потом ещё стоял и делал вид, будто ничего и не произошло... Я тогда впервые повысил на него голос. А потом швырнул банку с вареньем в стену, чтобы снять напряжение.
После того случая Гномич, вроде-бы, бросил пить.
Но, увы, не надолго...
А потом случился инцидент. Во время очередной групповой попойки Гномич не поделил что-то с собутыльником. Я тогда безразлично смотрел Первый канал, стараясь не замечать шума, но шум становился всё сильнее и сильнее. И вдруг превратился в фальцет! Когда я вбежал на кухню, то чуть не упал. Ноги подкосились. Я застал Гномича лежащим на столе и судорожно булькающим, а всё это время под ним разрасталось бардовое пятно, а из груди торчала бутербродная шпажка...
Я всё трясся, а множество вопросов без ответа выплясывали в черепе. Что делать? Куда звонить? И я всё стоял и стоял словно памятник растерянности, а другие гномы в панике метались вокруг, пока ситуацию не спас один из них. Седой гном быстро взял положение в маленькие ручонки и с ходу стал давать указания. А другие гномы и я, их получив, бежали исполнять. Так Гномич и был спасён опытной рукой, как потом выяснилось, бывшего военного хирурга.
Этот случай стал переломным. С того самого момента Гномич завязал, но уже окончательно. Он даже иногда стал приносить деньги и тогда мы оплачивали квартиру пополам. А когда Гномич чувствовал, что сорвётся, то смотрел на свой ужасный шрам и его тут же отпускало...
А теперь Гномич уходил на войну. Его королевство было в опасности, а я всё сидел на кухне и плыл в воспоминаниях, поедая пряники...
И дни потянулись сплошным серым фоном и тянулись они так до того момента, пока у меня в квартире не появились тюбики духов, певучий женский голос и запах яичницы по-утрам. С превеликим трудом я уговорил на это хозяйку квартиры и теперь о Гномиче я почти и не вспоминал.
И тем неожиданнее было его возвращение...
Тогда мы с девушкой только вернулись из кино и я направился в ванну. А потом услышал визг и грохот... В комнату я ворвался со штакетником и животным взглядом, в одних трусах и сразу успокоился.
- Гномич, мать твою! - только и вскрикнул я.
Гномич и сам был ошеломлён:
- Ё-моё, братан. Я же не хотел, отвечаю! Она сама завизжала и грохнулась, понимаешь? Я не при делах!
Затем мы обменялись объятьями.
- Ты вернулся уже? С войны? Ну и как всё прошло? - всё осыпал его вопросами я.
- С войны, с войны. Вернулся победителем. Разгромили мы этих гоблинов, как детей малых. Повыдерали мы им их уши позорные... Ты это, барышню то свою поднимать будешь или как?
Тут я вспомнил про девушку и переложил её на диван.
Я всё пытался привести её в чувства, а Гномич расхаживал по квартире словно мушкетёр и говорил:
- Ты, братан, смотрю тоже времени зря не терял! Вставил куда надо кому надо, да? - добавил он и хитро улыбнулся.
- Да ну тебя! - обиженно возразил я.
На Гномича я, понятно, не обижался. Я был рад его возвращению. Вот только теперь он изменился и уже не напоминал того добродушного выпивоху из прошлого. Он оброс шрамами, а также изменил взгляд на другой, более жёсткий, более отстранённый...
Когда моя девушка пришла в себя, то я сказал:
- Это Гномич. Теперь он будет жить с нами.
Тем же вечером мы сидели с Гномичем на кухне и я слушал его истории. Размахивая наградным кортиком и жестикулируя словно в трансе он всё рассказывал и рассказывал о наступлениях и контратаках, об осадах и форсировании рек. Он вёл армию своего отца в бой и в его истории свистели стрелы, сверкали мечи, а подлые гоблины всё отступали и отступали. И так всё красиво выходило, что я и сам было захотел в битву...
А потом он снял свой колпак и моему взору открылся уродливый U-образный шрам.
- Это мне шестопёром прилетело гоблинским! - весело сказал он и его глаза блеснули сталью. И от этого блеска у меня внутри вдруг всё скукожилось и очень захотелось куда-нибудь сбежать.
Со временем моя девушка тоже привыкла к Гномичу и теперь, вечерами, мы общались уже втроём. Гномич помогал нам по хозяйству: с его приходом петли больше не скрипели, краны не протекали, а дверцы не шатались как полоумные.
Дом преобразился и прямо сиял румянцем.
И моя девушка стала постоянно приводить мне в пример Гномича. "Вот, бери пример, хоть один мужик в этом доме имеется!", - только и говорила она, а Гномич хохотал... И в конце-концов у меня что-то лопнуло внутри. Струна души, что отвечала за благожелательность к ближнему расстроилась, а другая, что отвечала за ревность, натянулась так, что застонала.
Признаю, я стал подливать Гномичу в чай алкоголь.
И он снова сорвался. Только теперь всё было по-другому: Гномич стал озлобленным и нелюдимым. Он стал нам хамить, иногда угрожать. А однажды я нашёл возле его кровати чужой кошелёк и стоило его рассмотреть, как к горлу подступила тошнота - тот был весь в крови, а внутри - огромная пачка денег. Именно тогда я и пожалел о том, что сделал, а внутри поселился огромный, холодный и скользкий слизняк и я старался Гномичу в глаза не смотреть.
- Миш, давай его выставим, пока не поздно, - говорила мне девушка, - Пока он не перешёл черту.
Гномич уже её перешёл. Я его просто боялся.
Но буря усиливалась и с новой силой выдирались деревья.
Снова пропадали вещи, Гномич снова стал приводить мутных личностей, но это уже были не прежние трясущиеся люмпены, а настоящие головорезы с глазами убийц, тесаками за поясом и множеством шрамов. Частенько они хвастались на кухне у кого за плечом больше загубленных душ. И человеческих тоже! А потом, когда находили победителя, напивались и разносили кухню в то время, пока мы с девушкой, заперевшись в дальней комнате, ждали окончания этого дьявольского сабантуя.
И вот Гномич сделал то, чего не следовало...
Как-то раз я застал девушку всю в синяках и рыдающей. И страх в тот момент пропал.
- Кто?! - спросил я, но в ответ тишина.
И тогда я тут же двинулся в комнату, но она вцепилась ногтями в рукав и всё бормотала:
- Не надо, Миша это не он, не надо, я сама упала...
Но я уже не слушал.
Руки мои тряслись, а голова не соображала, я был словно взведённый попрыгунчик и буквально выпнул дверь в комнату. Возле телевизора горланил бухой Гномич.
- Ах ты паршивая гнида! - крикнул я, когда попытался схватить его, но тот вдруг моментально протрезвел, вскочил. А потом у меня из руки что-то полилось...
В гномьей хватке подмигнул кортик...
Дальнейшее я плохо помню - лишь визг девушки, беснования Гномича и как я всё смотрел и смотрел на свой порез, а пелена перед глазами становится всё тусклее, тусклее, тусклее... и переходит в черноту...
Всё тусклее...
Я всегда боялся вида крови. Гномич тогда угодил прямо в вену и меня чудом откачали. Я помню, как лежал на койке, а рядом сидел врач, а ярость во мне била ключом и искала лазейки наружу. И когда врач стал допытываться у меня по-поводу пореза, то тут-то я и выложил всё на духу. Как же я ненавидел в тот момент Гномича! Я всё говорил и размахивал руками, а врач всё время кивал и что-то записывал, а потом вышел и возвратился с двумя здоровенными санитарами. И как бы я ни кричал и не вырывался, пытаясь доказать, что не спятил, что гномики существуют, что у меня в квартире жил один и испортил мне жизнь, но вырваться из крепких медвежьих объятий не мог... Меня положили в психушку.
Поначалу я ненавидел всех вокруг, а потом ничего, нормально, успокоился вроде.
В психушке я пробыл три месяца. Когда я вышел на волю, то понял - лучше бы не выходил.
На пороге квартиры меня встретила девушка.
- Миш, прости, так получилось, - говорила он. - Мы больше не можем быть вместе. Я поняла, что люблю другого. Та не расстраивайся, дело не в тебе. Ты себе обязательно ещё кого-нибудь найдёшь...
И пока она говорила всё это, на её плече рассиживался как король Гномич и виновато улыбался.