Возле старого завода разворованный забор (весь в избранниках народа) обнажил ужасный двор. Захламлённый и забытый, двор скучает без людей, привечая реже пьяниц, чаще бомжей и детей.

Здесь когда-то кофты шили (жуть, одна другой страшней!), и собаки сытно жили, сторожа ударниц-швей. Самый правильный на свете, наш фасон смешил весь мир, но теперь здесь только ветер да общественный сортир.

Речь о том, что Петька Хватов, пива выпив сгоряча, посетил руины как-то, одиночества ища. В тот момент Петро был весел, алкоголем разморён, сумку на кронштейн повесил и предался нуждам он. Экстрактивными суслами был подёрнут юный взгляд, и увлекшийся делами Пётр забыл ручную кладь.

Утром, выявив пропажу ( в сумке паспорт и рубли!), Петя выругался даже, поминая "Жигули". Он понёсся, как лавина, на злосчастный тот завод, зарекаясь, что отныне "жигулёвского" не пьёт. Прибежал. Висит родная! Мир обрёл опору вмиг. "Неужели клялся зря я?" Стоп! Да тут сидит старик!

Возле гнутого кронштейна, на замызганном ведре старичок сидит пещерный, шаря в Петькином добре.

- Вот и ты... - скрипит противно. - Что, за сумочкой прибёг?

- Ты отдай, папаша, мирно... Я ведь сильный... Типа йог...

- Йог!? Да брось, на самом деле! Ну, придумаешь ищщо! При твоём пивном-то теле? Знаешь, врать нехорошо.

Хватов был сторонник силы и шантаж не уважал. Он напряг жиры и жилы, и со скрипом зубы сжал. И когда, готовясь прыгнуть на босого старика, он не смог и пальцем двинуть (ни на йоту! ни слегка!), Петя жутко испугался: "Держит что-то! Как же быть?" И опять себе поклялся: "Жив останусь - брошу пить!"

- Старче, кто ты? - молвил Петя, пропитавшись потом вдруг, потихоньку в двери метя, и не чуя ног и рук.

- Домовой, - ответил старче, озираяся с тоской. - А точнее, настоящий в этом зданье заводской. Коли ты бузить не станешь, кулачочки разожмёшь, Ваньку с дури не сваляешь, то подвижность обретёшь. Молодец. А проку мало и в деньгах, и в паспортах. Всё отдам, но не задаром. Нынче ж рынок, вроде, так?

- Если денег Вам не надо, - перешёл Петро "на вы". - То какую же награду мне Вам дать?

- Мой друг, увы, я уж десять лет скучаю без работы, без людей и в "застой" вернуться чаю, чтоб глядеть на бойких швей. Но в былое двери нету, это же научный факт... Преврати хибару эту, ну, хотя бы, в супермаркт!

- Супермаркет, - Пётр исправил.

- Во! Ты умный, знаешь сам. Ты его бы, Пётр, возглавил, энтот свой универсам. Я бы с вами поселился, охраняя коллектив, и тихонько б здесь ютился, одиночество забыв.

- Что же... места тут навалом, центр города почти, дело, в общем-то, за малым: денег нет, старик, учти! Я же не начальник базы, а обычный киоскёр. Я не вру, признался сразу. И закончим разговор.

- Ах, ты "Сникерсом" торгуешь, - понурился заводской. - Неужели не воруешь?

- Что ты, старче, Бог с тобой! Если тащишь шоколадки, а не нефть да всяку медь, то придется, ох, несладко, то придется отсидеть.

- Понимаю, но не скрою: деньги - это не беда, я тебе тут клад отрою. Подождешь минутку?

- Да.

Через сущие мгновенья расторопный старичок притащил немного денег - стопудовый сундучок. С домовым договоряся, по рукам ударив, Петр удалился восвояси учинять средствам досмотр.

Здесь хватило и на взятки, на покупку тех руин, на ремонт, опять на взятки - ну, на целый магазин! Рассовав по лапам денег, обустроил "супермаркт". Не хватило лишь на веник, но зато каков азарт!

Преуспел торговый бизнес, всюду прибыль, Петя рад. "Рекордсмен продажи!" - Гиннес вносит в книжку результат.

Пиво пилось не напрасно. Домовой в тепле живёт. Ночью входит в залы счастлив. И витринам песнь поёт:

- Тройка-Русь! Куды несёшься? Под каким забором спишь? И на чьё враньё ведёшься, неприкаянный малыш?

Здесь мораль. Она зарыта не на шутку, а всерьёз: как бы маркет ни светился, а старик всё также бос. И что самое простое, он не хочет жить в туфлЯх. Вот такое мы святое... место для торговли.

Ах...

(С)S.V.P., июнь, 1999