Сызмалу Густав Васильевич смотрел на жизнь как на тяжелый кропотливый труд, дающий, тем не менее, некоторое удовлетворение. День, проведенный впустую, был для него неприятен, и к вечеру такого дня Густав Васильевич становился раздражительным и был уставшим гораздо более, чем после дня трудового.
Когда Густав Васильевич воображал себе время своей жизни, то в мозгу его появлялась следующая картинка: длинная, похожая на китайский сантиметр, извивающаяся кремовая лента, с черными делениями, обозначающими года. Подобно китайскому сантиметру, делений было 150 (чем черт не шутит). Дополнительной же feature картинки Густава Васильевича, отличной от китайского сантиметра, была передвигающаяся красная стрелочка, отмечающая актуальный год его жизни.
В момент нашего повествования данная стрелочка приблизилась к делению 32. Как заведено, когда стрелочка находилась в границе первого десятка, сантиметр жизни представлялся бесконечным, смотанным в неподдающееся подсчету количество витков. Теперь же, когда некоторая длина была уже позади, общее количество грядущих лет гораздо проще было оценить, и Густав Васильевич ощущал себя гораздо увереннее, зная, сколько тяжелого и кропотливого труда уже выполнено, и хотя бы примерно предполагая, сколько еще предстоит.
В тот вечер, как обычно, Марта Кондратьевна скользнула в их супружескую постель и просунула свои маленькие холодные ступни (отопительный сезон еще не начался) между волосатые ляжки Густава Васильевича. Она приблизила свои губы к уху мужа и шепнула: "У нас будет малыш". В сердце будущего отца сразу же проявилась правильная по интенсивности радость и сдержанная гордость за формирующийся там, в нежном мягком животе Марты Кондратьевны, новый сантиметр, к созданию которого он был причастен.
На следующий день Густав Васильевич был на работе необыкновенно вежлив и ко всем доброжелателен, и даже широко улыбнулся опоздавшей на полчаса своей секретарше Хризантеме Карповне. Хризантема Карповна, особа с геометрической черной челкой и острым искрящимся взглядом, ответила улыбкой и извинилась за опоздание, но видно было, что ее мысли сегодня не снизойдут до работы. Густав Васильевич немного подулся, но ему сегодня тоже было трудно погрузиться в дела. Он достал телефон и позвонил жене. Марта Кондратьевна радостным голосом поведала, что чувствует себя прекрасно и пересказала все подробности визита к врачу, да так подробно, что Густав Васильевич несколько раз переменился в лице.
Через несколько недель настало время ультра-звукового исследования, на которое Густав Васильевич был торжественно приглашен. Марта Кондратьевна старалась скрыть волнение и слишком много посмеивалась, но затихла, как только трубка аппарата заскользила по животу. Они пристально всматривались в монитор, пытаясь в булькающих черно-белых пятнах разглядеть то, о чем толковал им врач.
Убедившись, что все в порядке, Густав Васильевич решился объявить на работе о грядущем радостном событии. Оказалось, что Хризантема Карповна тоже станет матерью, да еще в том же месяце, что и Марта Кондратьевна. Это очень сблизило двух женщин и вконец расстроило трудоспособность Хризантемы Карповны. Но как же можно было сердиться? Со своей склонностью к тяжелому и кропотливому труду, большую долю обязанностей своей секретарши Густав Васильевич принял на себя.
Часть оставшегося свободного времени Густав Васильевич теперь посвящал размышлениям о будущем ребенке. Недавно Марта Кондратьевна схватила его руку и прижала к своему уже чуть заметному животу, где почти прямо под кожей он ощутил трогательное движение. "Отец" - произнес вслух Густав Васильевич, и воображение его нарисовало крепкую фигуру с сильными руками, большую голову с теплым взглядом и почему-то светлую курчавую бороду. Бороду Густав Васильевич отпускать не собирался, но начал себя на вырост ощущать более значительным и мудрым. Важное дело сделано, думал он. Обидным для него было только то, что столь важное дело пока не требовало никаких тяжелых усилий с его стороны, а происходило само собой силами природы.
Однажды ночью Марта Кондратьевна почувствовала себя плохо, и он отвез ее в больницу. Врач и сестра приподнимали брови и негромко, но значительно повторяли "Угроза, угроза!". К счастью, угроза не оказалась столь серьезной, и Марта Кондратьевна вернулась домой через несколько дней. Но этот инцидент позволил Густаву Васильевичу ощутить себя ответственным главой семейства, которого своевременные решения наверняка спасли жизнь жены и потомка. Не последнюю роль сыграло тут и уважительное отношение медперсонала к нему (гораздо более уважительное, чем к переполошенной Марте Кондратьевне).
В положенный срок Густав Васильевич снова отвез жену в больницу. Присутствовать он побаивался, да и Марта Кондратьевна была настроена молодцом и заявляла о том, что не нужно. Потянулись долгие часы разглядывания паутинок на батареях в отделении. Паутинки дрожали от беспрестанно хлопающих дверей. Густав Васильевич постоянно вскакивал, думая, что Наконец! И вот из дверей показался их врач, объявил, что все прошло замечательно, как на первые роды, и поздравил Густава Васильевича с рождением сына. "Пусть еще отдохнут часок, и подходите" - добавил доктор.
Взволнованный Густав Васильевич спустился в буфет, где выпил кофе и сьел два пончика. Потом он покружился по больничному дворику с непринявшимися саженцами и поломанными скамейками, поминутно вытаскивая из кармана телефон, чтобы проверить время, тут же забывая, сколько было времени, и вытаскивая телефон вновь.
Ровно через сорок семь минут он подошел в палату, где поместили Марту Кондратьевну и сына. "Как ты?" - с порога крикнул Густав Васильевич. "Ничего" - устало улыбнулось любимое лицо, - "Смотри...". Густав Васильевич с благоговением наклонился к пеленке и с недоумением отпрянул.
- Как?! Вы как так можете!? И откуда... Зачем?
Из пеленки торчал кончик нежно-голубой ленты с крошечной красной стрелочкой возле цифры ноль. Остальная часть сантиметра была туго смотана и завернута в пеленку. Густав Васильевич взглянул на Марту Кондратьевну, которая, в свою очередь, с испугом смотрела на него.
- Мышонок, что ты говоришь? Все в порядке? - спросила жена.
Густав Васильевич пулей вылетел из палаты и побежал искать врача. Но доктор был занят следующей роженицей, а акушерки только отмахивались от взволнованного посетителя. Пробегав несколько минут по отделению, Густав Васильевич почувствовал, что в кармане вибрирует телефон. Звонила его мать - они с отцом как раз подъезжали к больнице.
- Гуня, - сказала мать, - Во-первых, поздравляю тебя, сынок. Мне звонила Марта. Что там случилось?
- Мама, приезжайте, я не могу говорить... - беспомощно пробормотал Густав Васильевич.
Родители явились через полчаса и отправились к Марте в палату. Оттуда Густаву Васильевичу были слышны звуки поцелуев и радостные возгласы. Раздалось и негромкое вяканье, после которого возгласы еще усилились. Вышла мать, подошла к Густаву Васильевичу и взяла того за руку.
- Гунечка, пойдем, какой чудесный малыш! Что с тобой случилось, боже мой... -она внимательно посмотрела ему в глаза - Почему ты так огорчаешь Марту?
Густав Васильевич захныкал как маленький. Им завладело чувство знакомое с детства, когда тщательно выкрашенный им забор на даче деревенские хулиганы расписали неприличными словами. На этот раз чувство было во много крат сильнее. Мама прижала его голову к душной мохеровой груди и пыталась утешить.
- Гуня, мой сыночек, мой хороший, что же случилось?
Но Густав Васильевич снова не нашелся, что сказать. То, что видел он, было настолько абсурдно, что даже объяснять, в чем дело, казалось ему неприличным.
Густав Васильевич прошел к жене и новорожденному. Марта Кондратьевна с недоверием взглянула на мужа, когда он появился на пороге. Стараясь не смотреть в сторону кроватки малыша, он виновато улыбнулся жене.
- Ты так меня напугал. Своей выходкой. Ты не готов к такой ответственности? Так надо было раньше говорить, - Марта Кондратьевна зарыдала.
- Мышонок, все в порядке. - Густав Васильевич взял за руку жену и начал ее суетливо поглаживать, но подойти и взглянуть на малыша у него не хватило сил.
Всей семьей решили, что сантиметр будет Колей. Густав Васильевич вяло согласился. Скоро мама с новорожденным вернулись домой. Мама Густава Васильевича осталась на несколько дней помочь невестке. Он же до сих пор не мог себя пересилить, и ни словом, ни делом не касался сына. Марта Кондратьевна исполняла свои материнские обязанности аккуратно и нежно, а к Густаву Васильевичу относилась подчеркнуто холодно, распоряжаясь то вынести мусор, то сходить в супермаркет.
Через неделю Хризантема Карповна родила девочку, а еще через несколько недель напросилась в гости. Она принесла свою малышку в корзинке, не раззуваясь внесла ее в комнату и поставила на пол. Пока Хризантема Карповна и его жена щебетали в прихожей, обсуждая новый плащ, и ни капли не испортившуюся фигуру секретарши, Густав Васильевич с опаской подошел к корзинке. Крошечный ярко-розовый сантиметр Хризантемы Карповны мерно пошевеливал кончиком, вероятно спал.
Неожиданно для себя, Густав Васильевич отметил, что его сантиметр был гораздо крупнее, и его нежно-голубой оттенок был намного приятнее для глаза, чем кричащий ярко-розовый цвет сантиметра Хризантемы Карповны. И блеск металлического наконечника был тоже ярче, и форма стрелочки аккуратнее. Густав Васильевич невольно почувствовал радость и гордость.
Дамы теперь обсуждали какой-то Чудокрем для детей. Он вышел на минутку на балкон, и взглянул на безликий панельный дом напротив, верную копию их дома. Эх, в квартире все же гораздо уютнее, подумал он.
Густав Васильевич вошел с балкона в комнату, решительно подошел к Колиной кроватке и протянул руку внутрь. Металлический кончик сантиметра высунулся из кружев и деликатно цокнул по ногтю его указательного пальца. Густав Васильевич заметил, что красная стрелочка уже еле заметно сдвинулась с нуля. Он пальцем нежно погладил кончик сантиметра, а тот довольно пискнул в ответ.
Может быть, я даже отращу бороду, подумал Густав Васильевич.