Палий Сергей : другие произведения.

Точка террора

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фантастический роман "Точка террора".

  
  
  Иллюстрация к роману
  
  Сергей Палий
  
  Точка террора
  Роман
  
  
  
  'Просто там ничего нет. Нет листьев, нет деревьев, нет солнца, одна желтая мгла от взметнувшегося до самого космоса пепла. Он кружится, собирается в хлопья, и тогда идет почти настоящий снег, только он не из воды. Он из людей, животных, растений, бетонной крошки, детских игрушек, амбиций и ненависти. Вот такой человеческий снег'.
  
  Сергей Саблин. 'Марина'
  
  
  '...парни, которые, сейчас лежат вокруг меня, будут тебе вспарывать живот, и заставят смотреть на мучения твоих жен, дочерей, сестер, подруг. Не из вредности или кровожадности, а из-за элементарной мести. За то, что ты молчал, засунув свой язык между зубов, когда нас заставляли смотреть, как мучаются наши товарищи. Вот так, господин Читатель. Думай'.
  
  Вячеслав Миронов. 'Я был на этой войне'
  
  
  
  
  Часть первая. Цикады
  
  
  1
  
  Четверг на этой неделе выдался на редкость ужасный.
  Сначала на работе вертеп полный - то спутниковый канал на Москву упал, и пришлось торопливо настраивать резервный маршрутизатор, то оптоволокно полетело локальное. А к середине дня добрая треть транковых карт за стеклянной дверкой ISDN'а замигала красненькими глазками... Это удел крупных Интернет-провайдеров: чем больше аппаратуры на узле, тем чаще случаются неполадки.
  Потом на тренировку подался. Там мне нос разбили. Зачем, спрашивается, с КМС-ником на ринг полез? Не мальчишка ведь, должен понимать, что бокс - это спорт, а не выяснение отношений. Сам, короче говоря, виноват...
  А вечером - ну просто праздник какой-то! Домой пришли: а) жена пьяная вдрызг, б) счет за квартиру с накопившейся пеней. По одной штуке, но зато какие красивые!..
  - Костик, у на-ас сегодня Наумыч новую должность обмывал.
  - Сволочь он.
  - Ну и-и что... Зато богатырь... Тьфу! Бо-га-тый, во. А ты бедный.
  - Кровать там.
  Она сейчас ни черта не соображает, а мне обидно. Злость берет, хотя понятно, что без толку все. Бедный я, видите ли! Нашлась тут, мать ее, пава из высшего света с холодным взором и заплаткой на трусах.
  Я переключил телевизор на пятый канал. О-о, всегда любил мыльные оперы. Они особенно полезны, когда хочется поблевать. Самое то.
  Запиликал телефон.
  - Я возьму, милый...
  - Я те возьму! Милая, блин... Алло?
  'Костик, ты? Привет! Дай сотню взаймы, а'.
  - Нет у меня денег. Я бедный.
  'Ну и дурак...'
  Впечатав трубку в положенное ей место, я выбрался из кресла и надел джинсы. Нельзя так над живым человеком издеваться! Могу понять, когда в день по чуть-чуть дерьма в рожу получаю, но целый ассенизаторский грузовик враз - это перебор. Мне 34 года; я умный, красивый, страдающий всего лишь кариесом мужчина. Подумаешь - бедный, слабовольный и нервный...
  Я прихватил со стола тощий кошелек и вышел в потные объятия улицы.
  Лето в этом году радовало на редкость беспощадной жарой и обилием грязных беженцев с юга. Бесконечная война в Чечне устанавливала свои жестокие правила для многих людей. Независимо от национальности и веры.
  Было уже часов восемь вечера, но стойкая духотища все еще крепко обволакивала город. Хорошо, что Самара на Волге стоит - большая река хоть как-то смягчает зной в городе. Бедные москвичи...
  Солнце заливало улицу червонным гелем, дрожащее марево искажало очертания высотных домов вдалеке и гнуло волнами переплетения проводов между ними. Сетчатые вышки линий электропередач, словно дырявые клинки, отражали застывшие удары подъемных кранов, стрелы которых вытянулись в разящей атаке, а крюки повисли не выпущенными снарядами пращей...
  Чертыхнувшись сигналом на трамвай, какая-то машина завизжала тормозами. Из нее выбрался водитель и покрыл изысканным матом всё ТТУ...
  Банально, конечно, но мне хотелось напиться. Много лет уже не налимонивался как следует, а сейчас почему-то приспичило. Как-то все вокруг совсем уж серо стало. Странная штука жизнь: моментами полна радости и счастья, а потом - раз... и ни с того ни с сего ото всех начинает веять холодом, окружающее представляется в темных тонах, все варианты будущего кажутся безысходно скучными. А самое главное, что человек зачастую ничего не может с этим поделать... Или не хочет? Ведь, действительно, если подумать, многие смакуют свои псевдострадания. Убиваются, но ловят при этом какой-то извращенный подсознательный кайф! Быть может, ему, человеку, просто-напросто иногда жизненно необходимо почувствовать себя погано?
  Ну вот, еще и мысленная диарея прошибла - совсем хорошо.
  Я медленно шел вдоль Ново-Вокзальной. На перекрестке пришлось проталкиваться сквозь неугомонных торгашей, упаковывающих свое барахло в тюки и ящики после трудового дня. Правда, кое-где до сих пор слышались ленивые завывания:
  - Арбузы астраханские берем! Арбузы берем!
  - Рыбка! Рыбка! Последние пять лещиков остались! Вяленая рыбка!..
  Наконец, пробившись через партизанские кордоны рыночка, я дошел до улицы Стара-Загора и уже через несколько минут оттягивал тугую пружину входной двери небольшого, но довольно приличного Интернет-кафе.
  Посетителей за столиками сидело не очень много, и это радовало. Шума и громких игрищ не ожидалось. Я подошел к бармену, купил у него бутылку водки 'Родник', коробку апельсинового сока и пачку 'Мальборо'. Устроившись за столиком в углу, открыл водку, налил добрую половину большой рюмки и залпом опрокинул. Закурил. Ну вот, здоровье подпорчено, можно и в Интернет вылезти. Ведь работаешь целыми днями с оборудованием: монтируешь, настраиваешь, тестируешь, отслеживаешь ошибки, исправляешь их, снова монтируешь, - а в манящую спираль всемирной паутины и попасть-то некогда.
  Сначала новости. Президент благополучно перенес очередное покушение, комментарии по делу юного хакера, взломавшего сетку Российского Центробанка, английские ученые исследуют мощные аномалии на солнце...
  Ладно. Еще полрюмки. А лучше - сразу целую! Сок. Сигарета.
  Теперь на свой сайт. Сколько тут посетителей за сегодня накапало? Ого! Лет пять назад сварганил мизерную персональную страничку и под псевдонимом опубликовал на ней графоманские потуги бурного юношества. Так, от нечего делать. А народ читает, надо же! Верят в этот бред прыщавого подростка, отягощенного комплексами сексуальной неудовлетворенности и гигантским эго. Ладно, простим убогим. Все гуманоиды либо слегка мазохисты, либо очень садисты.
  Рюмка. Сок.
  Ой-ты! Отзывы пишут даже. 'Какой трогательный рассказ! Замечательно!' Вот болваны... Ответить, что ли? Поциничнее так, поперченей. Что-нибудь типа: 'Огромное спасибо за отзыв! Эту вещь я писал девятнадцать лет назад, когда еще был девственником...' Нет, не буду - что я, сволочь какая? Пусть люди радуются.
  Рюмка... Сигарета... Disconnect...
  - Админ! Верни стойкий русский связь, од-днако!
  - Хаб сгорел, доступа в Интернет сегодня, к сожалению, не будет. Извините...
  Ах так?!
  Рюмка. Пауза. Рюмка. Сок. Сигарета... Вдох, выдох. А ну-ка в белый угол, товарищ! Вернуться на исходную позицию на стуле. Переходим к водным процедурам...
  - Где тут сортир?! Етишкин дух...
  Блюю недолго, но с оттяжкой и старательно. А ничего у них клозеты. Кафель, навесные потолки, автоматическая сушилка для рук... Черт, не умею я напиваться грамотно.
  Сейчас вот вернусь домой, погляжу на свою ненаглядную, раскинувшую конечности по всей кровати, накрою ее простынкой, чтобы перегаром сильно не пахло, и прикорну рядышком, на уголке. Я люблю углы. Они таят в себе какую-то неведомую силу, грацию излома. В углах чувствуются перемены, повороты, движение. А еще в них можно уткнуться лицом...
  Ну и что? Где пьяное веселье, где хваленая беспечность? Боже мой, ну как люди снимают стрессы алкоголем, а? Научите, гады.
  Пошатываясь, я вышел из кафе. На улице шел проливной дождь. Наконец-то! Влага, как мы все тебя ждали! Я по-дурацки вытянул руки в стороны ладонями вверх, запрокинул голову и закрыл глаза, наслаждаясь прохладой тугих струй... Неожиданно меня повело в вправо, и, потеряв равновесие, я свалился в мокрый газон. Вот так. Теперь окончательно замаскировался под бомжа.
  Я хихикнул. Попытался стряхнуть со лба грязь и измазался еще больше.
  - На, возьми, отец. - Прохожий протянул мне скомканную десятку и, спрятавшись под зонт, побежал дальше.
  Я сидел в луже минуты две, тупо глядя на бумажку. Потом откинулся на спину и заржал. Вот на этот раз мне повезло - стресс как рукой сняло. Подвывая и похрюкивая, я катался по грязи и смеялся.
  Из Интернет-кафе вышли парень с девушкой под ручку. Увидев мою истерику, они удивленно переглянулись и сторонкой пошагали прочь.
  - Отец... - выдавил я и снова закатился.
  Из дверей показалось растерянное лицо бармена. На тротуаре неподалеку остановилась какая-то женщина и с ужасом наблюдала за происходящим, жалостливо покачивая головой.
  - Дед, блин... двоюродный... - не унимался я. - Шурин...
  - Слышь, мужик, - проговорил бармен, опасливо щурясь. - Я сейчас милицию вызову.
  Я встал, отдышался, протянул ему мятую десятку.
  - Не надо никого вызывать, я уже ухожу. Всё.
  Парень хмыкнул и скрылся за дверью. Женщина сказала что-то невнятное про сохранность моей души, поправила сатиновый платок и исчезла в серой пелене дождя.
  Сверкнула ломаная молния, и тут же шарахнул гром, да так, что все тело почувствовало дрожь воздуха. На разный лад запиликали сигнализации у окрестных автомобилей. Я поежился и поплелся домой.
  Изредка останавливался и старался хоть немного отчистить джинсы и рубашку, улыбаясь и приговаривая: 'Отец, блин...' Потом плюнул, решив, что все равно придется стирать.
  Уже почти стемнело, когда я подошел к своей старенькой панельной девятиэтажке. Из подъезда выбежал какой-то мужчина и опрометью бросился по узкой дорожке между гаражами. Я остановился под крышей детской беседки, метрах в пятидесяти от дома, достал мятую пачку сигарет и закурил.
  Н-да. Паршивый день.
  Если вспомнить, за последнее время вообще ничего интересного в жизни не происходит. Работа, дом, отпуск раз в год, телевизор. Господи, как надоело-то все! С женой отношения вроде нормальные, но что с того? Детей, пожалуй, заводить пора - все-таки уже скоро сорок. Скоро сорок. Сорок скоро. Некрасиво как-то звучит.
  Правда, ежели Наташке про ребенка заикнуться - воплей не оберешься. 'Сами еще толком не пожили! Чем ты его кормить собираешься?!' Она у меня, наверное, никогда не повзрослеет. Тридцатник ведь уже бабе стукнул, а все гуляет-веселится, через день у них там в редакции праздники, фуршеты, именины разные.
  Я улыбнулся и, глядя на наш балкон, подумал, что пора, пожалуй, в чем-то менять свою жизнь...
  Ослепительная вспышка, грохот и удар по всему телу спереди...
  Меня, кажется, отнесло назад метров на пять и швырнуло оземь. Почему-то первым делом пришло в голову, что это гроза такая сильная. Но гул нарастал, а сверху сыпало землей и какими-то мелкими камешками. Я открыл глаза и увидел вокруг себя багровый туман, состоящий из пыли и летящих в разные стороны веток, щепок и бетонной крошки.
  Низкий звук не прекращался. Находясь в полуобморочном состоянии, я попытался подняться на ноги, до сих пор не понимая, что происходит. Тут раздался второй взрыв, по-видимому, чуть слабее первого, и полыхнувшее пламя озарило мой дом.
  Он рушился...
  По спине пробежал первый несмелый озноб. В нос дохнуло гарью и жаром. Я затряс головой и принялся тереть глаза, то ли пытаясь отогнать видение, то ли смахивая пыль. Все происходило неторопливо, плавно, словно при замедленном показе ключевых кадров фильма.
  Видно было плохо, но в моей памяти этот момент навсегда остался в деталях... Навсегда... В нижней части, там, где когда-то были подъезды, из оконных и дверных проемов выбивались длинные и извилистые языки огня. Плиты в этих местах подгибались, будто какой-то великан падал на колени, теряя сознание. Умирая... Верхние этажи тряслись, как в лихорадке.
  Вибрация усилилась, и высота здания вдруг начала стремительно уменьшаться; все вокруг заполнилось желто-красным маревом, искрами, ревом и скрежетом раздирающими дождливый июльский вечер...
  Земля под ногами ходила ходуном, а я стоял, как вкопанный, окостенев. Я был в шоке. Все тело било мелкой противной дрожью. Я смотрел, как падает мой дом. В зрачках корежилось отражение моей собственной жизни! Собиралось тысячами так любимых мною углов, сжималось до размеров замершего сердца и рушилось сотнями тонн небытия, навек погребая свои внутренности. Это отражение глотало каменной пастью ничего не подозревающих людей, сжигая их заживо, топча своими тяжелыми ногами, давя их в кровавые пятна и растирая остатки костей друг о друга... Наташка!..
  Сплошная стена мгновенно надвинулась на меня, сбивая на своем пути капли дождя, подсвеченные огненными вихрями. Смерть безжалостно швырнула мне в лицо осколки прошлого...
  Наташка!
  Смерть запекла беспощадным пламенем на моих щеках кровь десятков людей, кровь жены... кидая обугленные остатки плоти к моим ногам...
  Наташка!!!
  Смерть бросила на меня мимолетный взгляд, но моргнула и захлопнула свои черные веки...
  ...повезло. В десятке метров передо мной находилась невысокая, но достаточно толстая железная ограда. Она основательно исковеркалась, но худо-бедно остановила поток железо-бетонного месива, растекавшегося в разные стороны, как волны от брошенного камня на гладкой воде.
  Наташка!!! На-та-шка-а-а!!!
  Кажется, я рванулся вперед... Дальше - только рваные клочки воспоминаний...
  Рев. Я спотыкаюсь о куски стен, падаю, разбиваю в кровь ладони и локти. Поднимаюсь, размазываю по лицу кровь - не знаю, свою ли... Ее так много вокруг... Крови. Местами она скользкая, мерцающая отсветами огня, кое-где - запекшаяся, черная, пахнущая паленым мясом, а в некоторых углублениях скапливаются целые липкие лужицы...
  Поднимаюсь.
  ...из грязных окостеневших пальцев бьют колкие фиолетовые струи... призрачные капли срываются с губ, отбрасывая лиловые блики...
  Плачу, кричу. Зачем-то - наверное, рефлекторно - опять бегу вперед... Глаза жжет и щиплет, становится очень жарко. В развалинах что-то скрежещет и трескается, в воздухе - тучи пепла...
  Наташка!!!
  По-моему, это я кричал...
  'Котенок не нужен?' - спросила она, протягивая мяукающий комочек.
  'Да на фиг он мне?' - ответил я, а сам бессовестно уставился на ее ноги...
  Пепел застилает глаза...
  Мы валяемся на пляже и пьем пиво. Недавно полученные дипломы о высшем образовании обмываем.
  'А у меня красный', - хвастливо говорит она.
  'А у меня желтый, - обиженно фыркаю я. - Как справка из дурдома'.
  Смеемся.
  Пепел...
  Утро. Солнце, пробившись в щель между жалюзи, тонкой плоскостью луча разрезает комнату на две части. Мы лежим на разложенном диване совершенно нагие. Моя рука касается ее горячего бедра.
  'Костик, включи вентилятор, а'.
  Я приподнимаюсь на локте, делаю честную попытку сползти с нашего гигантского полигона любви, но на полпути падаю лицом в подушку.
  'Не дошел', - констатирую сквозь материю.
  'Устал, наверное, бедняга...' - Наташка пододвигается ближе и обнимает меня сзади.
  Я разворачиваюсь и зарываюсь носом в ее темные волосы. Еще целых четыре дня отпуска, еще целая вечность...
  Пепел!
  Вокруг лишь пепел - он скручивается в воронки, облепляет, дрожит. Теперь впереди ничего нет, кроме пепла, подсвеченного тлеющим красным светом. В душе теперь тоже только пепел...
  Бывают моменты, когда кажется, что ничего не хочется больше в мире, когда ничто не доставляет радости, но это иллюзия пустоты. Настоящая пустота - это когда перед глазами кружится вздыбленная зола прошлой жизни, разбитой, уничтоженной навсегда... Тянет куда-то вниз, будто засасывает в невидимый омут, где властвует лишь боль, отчаяние и злость. И ты словно ослеп!
  А открой глаза - пепел...
  - Держи его! Володь, держи его! Сгорит ведь, дурак!
  Меня кто-то сшиб с ног. Я хлестко ударил вперед не глядя. Куда-то попал.
  - Ой, блин! Сволочь!
  - Чего там?
  - По морде мне дал и опять куда-то рванул! Ребят со 'скорой' позови, пусть тоже помогают...
  Спазм. Грудь свело, тисками сжало... дышать трудно... Видно плохо. Наташка... боже, как я тебя банально и сильно любил...
  - Вот он, носилки тащи!
  - Светится, что ль? Странно...
  - Маску дай, быстрее...
  - Надышался... и контужен, видать...
  - ...подложи-ка... Не эту...
  - ...фиолетовый... куда?..
  - ...сный... раз... два... раз... ряд...
  
  * * *
  
  Полусон... Я дернулся и открыл глаза. Голову словно напополам разломило, ноздрю что-то царапнуло изнутри. Я застонал, поднял тяжелую руку и провел по лицу - болит. И трубки какие-то из носа торчат. Выдрал.
  Понимание пришло резко. Я сел, сжал виски кулаками и нелепо завыл. Беспомощно, злобно и страшно даже для самого себя.
  - Сволочи! Суки!
  Спрыгнув с высокой реанимационной койки, пошел к двери. Каждый шаг отдавался нестерпимой болью в голове и приступом тошноты, приходилось придерживаться за стену. Не знаю, чего мне тогда хотелось. Наверное, кого-нибудь убить. В мозгу застряла одна мысль: Наташки больше нет. Всё.
  Я в отчаянии разбил рукой мутное стекло, которое составляло часть двери, после этого со звериной силой пнул ногой саму дверь.
  - Ну что суки! - ничего не соображая, заорал я в коридоре. - Всё! Всё, сучары!!
  Меня понесло в сторону, в глазах снова потемнело... Я, кажется, стукнулся затылком о пол... Длинное жало впилось в шею... И пепел закружил над меркнущей бездной...
  
  * * *
  
  ...старше меня. Им было лет по четырнадцать. Зря так поздно пошел в гости к Долгову в одиннадцатый 'микраш'...
  Я прижал гитару покрепче к боку и приосанился. Наверное, выглядеть уверенно все-таки не получилось, потому что пацаны остановились и воровато огляделись. Арка узкая, обходить длиннющий дом-червяк - это крюк метров в триста. Да и поверни я сейчас назад, они все равно догонят, и в этом случае получу еще больше. За трусость.
  Тогда, в конце восьмидесятых, в Куйбышеве процветала вражда между микрорайонами. Глухая, жестокая и абсолютно бессмысленная. Прикрываясь сомнительными 'авторитетами' из числа ребят постарше, малолетки собирались толпами человек по тридцать и, вооружившись палками, кастетами, а то и мотоциклетными цепями, устраивали по вечерам изуверские побоища. Милицейские наряды, вызванные сердобольными старухами, лузгающими семечки возле подъездов, поспевали, как правило, к концу 'разборок'. Когда уже была необходима 'скорая'.
  А бывало, что встречали одиночку. Отнимали деньги или жвачки и избивали. Просто за то, что он - не из их района...
  - Е-мое! Откуда к нам ансамбль приехал? - спросил самый высокий парень в модной кожанке, делая шаг в сторону и преграждая мне дорогу. Остальные заржали и сгрудились за его спиной. Трое.
  - Я не ансамбль, - перехватив гитару, хмуро ответил я. Коленки предательски дрогнули.
  - Гляньте, какой борзый скрипач! - радостно воскликнул вожак. Изо рта у него противно пахло сигаретным перегаром. - Ты из какого 'микраша'?
  - Из седьмого.
  - А чего один гуляешь так поздно по чужой территории?
  Я промолчал, прикидывая собственные силы. Нет, с гитарой точно не убежать...
  - Колян, пусть он нам сбренчит что-нибудь, - развязно промямлил кто-то из компании, панибратски хлопая предводителя по плечу.
  - Умеешь? - спросил долговязый Колян, сунув кулаки в карманы кожанки.
  - Нет. Просто гитару другу отнести нужно. - Мне совершенно не хотелось играть для этой тупой шпаны.
  - Ну-ка, дай сюда свою скрипку! - Он неожиданно вырвал инструмент у меня из рук и, неумело поставив жалкое подобие ля минора, остервенело шарахнул по струнам. Получилась редкостная какофония. - Она чё, не настроена, что ль?
  - Теперь - нет, - зло ответил я. - Отдай!
  - Ты чё?! Ты с кем так разговариваешь, лошок?!
  - Отдай, - повторил я. Голос задрожал, в глотке тут же возник неприятный комок. Главное - не заплакать...
  Страх и ненависть смешались внутри, образовав что-то странное, незнакомое - будто клубок колючих пауков заметался в груди. Наверное, сердце...
  Колян взялся обеими руками за гриф и, размахнувшись, попытался ударить меня по лицу. В последний момент я успел увернуться, и гитара врезалась в бетонную стену арки. Треск дерева и звон лопнувшей струны послужили сигналом. Они, как голодные волчата, бросились вперед сразу всей стаей...
  Инстинктивно отшатываясь назад и прикрывая голову, я...
  ...пацаны вдруг вспыхнули, словно пламя на конфорке, когда к ней подносишь спичку. Обезумевшие, они заорали благим матом, катаясь по моркрому асфальту и стараясь сбить с себя фиолетовые языки огня. Нет, это не было похоже на огонь...
  ...я стоял на коленях, трясся в истерике и сжимал побелевшими пальцами завитки нейлоновой струны... Перед глазами все плыло... сладковатый запах омерзительно щекотал ноздри... из горла рвалась желчь...
  После этого пришлось четыре дня проваляться в постели, запивая жаропонижающие таблетки какой-то ужасно невкусной дрянью 'от кашля'. Почему-то все родители уверены, что если у ребенка температура, то это либо грипп, либо простуда - будто не существует других болезней.
  Про случай в арке я никогда никому не рассказывал, небезосновательно опасаясь прослыть шизиком и полагая, что все это мне привиделось - всякое ведь бывает, когда перепугаешься до чертиков. А струхнул я в тот момент порядочно и, скорее всего, просто-напросто принялся громко вопить - обидчики, наверняка, и отвалили, чтобы не попасться на глаза случайному прохожему. Не помню ни фига, вот что обидно. Как замахнулся этот обалдуй гитарой, так и всё... Лоскуты какие-то неясные... Дальше - хлоп: стою у дверей квартиры Долгова с обрывками струны в руке, дышу хрипло, словно километра два проскакал в спринтерском темпе... Провалы в памяти - это плохой признак.
  А сам неприятный эпизод, надо сказать, даже принес кое-какую пользу: той же осенью, пересилив трусость, я пошел в секцию бокса и спустя год научился сносно...
  
  * * *
  
  ...к самому концу пирса. Весело махнул рукой и скрылся за горбом очередной волны. Шторм - баллов пять-шесть, не меньше.
  Я не услышал его крика - рев бьющихся о прибрежные скалы бурунов заглушал все вокруг. Просто неожиданно возникло вязкое и гнетущее предчувствие, хотя плавал он неплохо, даже в бассейн ходил... До пирса было метров сто, поэтому я решил: вплавь. Бросился в воду прямо в рубашке и шортах, стал грести в его сторону. Соленая вода, казалось, рушилась со всех сторон, ослепляя, оглушая, лишая сил. Тонны стихии не позволяли протиснуться...
  ...с гребня чудовищного вала текло фиолетовое свечение. Я плыл к брату. Сияющая пена уже не была преградой, она несла мое вздрагивающее тело вперед, в открытое море. Ужас и отчаяние оплели длинной неудобной змеей ребра и сжимали свои узлы все туже. Быстрее, быстрей! Хотелось позвать его, но рот был полон неприятной соленой жидкости. Скорей!! Я бы просил его продержаться еще хотя бы минуту, умолял бы, заклинал... но не мог произнести ни звука... опаздывал... не мог... не мог...
  ...взорвалась, обнажив каменистое дно. Лиловый купол держал сферу спокойствия, не позволяя неистовому натиску урагана пробиться внутрь...
  ...хлестал его по бледным щекам, давил на грудь, дул в нос, чтобы нагнать в легкие хоть немного воздуха, снова зверски толкал обеими руками чуть выше солнечного сплетения... толкал... толкал...
  ...фиолетовые брызги расползались из-под моих окровавленных ступней и раздирали чудовищные волны, швыряя их в стороны. Пропуская нас. Мышцы спины затекли под тяжестью почти повзрослевшего тела... и слезам не было места в этом соленом аду...
  Мне было двадцать пять, когда брат погиб. Около месяца я ни с кем не разговаривал, только подчас - когда оставался один и был уверен, что ни единая душа не услышит - кричал. Кричал так страшно, чтобы слышал только он.
  Сняв домик на побережье на взятые в долг деньги, я сидел в нем безвылазно. Но когда наступал вечер - шел к тому пирсу. Как назло в течение этого месяца больше ни разу не случилось шторма... Я садился на холодный камень и смотрел на спокойную гладь моря, стремительно темнеющую с заходом солнца. И никак не мог вспомнить... Вот - бросаюсь в одежде в воду, плыву к нему, остервенело пробиваюсь сквозь опасные валы... а потом... потом...
  Не помню.
  Я каждый вечер смотрел на штиль, штиль, штиль... А из глубины... звал он...
  
  * * *
  
  Когда появляется реальный риск сойти с ума, человек откуда-то набирается адского терпения. Вся воля собирается в кулак и отбрасывает навязчивые мысли и желания. Все-таки странно устроена наша психика...
  Из дурдома мне удалось сбежать спустя три недели.
  Пришлось долго строить из себя полного дауна. А когда, наконец, меня стали выпускать в столовую вместе со всеми 'спокойными', я потихоньку отделился и что было сил побежал по каким-то коридорам. Несколько раз встречались санитары и врачи. Валил их одним ударом подхваченного по пути стального прута. Потом что-то зазвенело, кто-то начал истошно кричать...
  Все, прошлого меня больше нет. Кончился!
  Оказавшись на улице, я махом перескочил через довольно высокий забор и, сдирая с себя дурацкую одежду, помчался вдоль улицы. Я бежал, хрипло дыша, пока не удалось свернуть в более-менее тихий переулок. Там я спрятался в подъезде старого двухэтажного домика, присел на деревянные ступени и немного перевел дух.
  Никаких мыслей ни о чем. Никаких мыслей ни о чем.
  Вдруг в углах что-то зашевелилось, подернулось серым, начало вздуваться. Это пепел идет за мной, от него не спрячешься... Нет!
  Я зажмурил глаза, сжал пальцы в кулаки так, чтоб суставы онемели. Резко выдохнул. Не сейчас!
  Сейчас нужно было подумать, куда можно пойти? К кому? Ведь через пару часов весь город будет знать, что из психдиспансера сбежал буйный пациент. Мою фотографию покажут по телевизору, менты, наверное, закопошатся.
  Перебрав в голове варианты, я остановился на Сереге Савитине. У него офис находится прямо под собственной квартирой, в полуподвальном помещении. Сейчас лето, значит, он там один работает. Да, пожалуй, это единственное место, куда теперь можно без особых опасений податься. Нужно только дождаться темноты.
  Я осторожно обследовал подъезд. Три квартиры на первом этаже, столько же на втором. Судя по запыленности дверных ручек, живут в данный момент только в двух. Выглянул на улицу - вроде тихо. Ну и хорошо, будем ждать вечера.
  Расстелив остатки больничного тряпья под лестницей, я улегся на них и уставился на обшарпанные перила, тускло подсвеченные желтым светом лампочки. Точтно так же было подсвечено облако пыли и пепла, когда взорвался мой дом.
  Отпихнуть свои мысли на время можно, избавиться же от них нельзя. Потому что полностью избавиться от настоящего горя - это значит предать забвению самого себя...
  Серия террористических актов была совершена в одно и то же время в нескольких городах России. Астрахань, Самара, Нижний Новгород, Санкт-Петербург, Москва. Были взорваны жилые дома. Погибли тысячи ни в чем не повинных людей, сотни лишились крова, потеряли родных и близких, утратили веру в свою безопасность. Ответственность за эти теракты не взяла на себя ни одна организация - вот что было самым непонятным. Зачем? Внести панику? Дестабилизировать государство, напугать народ? Такой пафос: массовый психоз - ценой жизней людей?..
  В Самаре объектом зверского и подлого нападения стал девятиэтажный дом на улице Ново-Вокзальной. Взрыв раздался вечером 13 июля. Несколько фугасных устройств, общей мощностью эквивалентные пятидесяти килограммам тротила, были заложены в подвальные помещения. Жилое здание было разрушено практически до основания. 293 человека погибли, 35 получили ранения. Милиции и ФСБ пока не удалось поймать преступников...
  Мне снится пепел. Темно-серые тучи остановились, неподвижно повисли в воздухе. Через эту осязаемую мгу невозможно пройти... А там, впереди, кому-то очень плохо! Я осознаю это, я чувствую этот страх, слышу эти нечеловеческие крики, я хочу помочь, но не могу сдвинуться с места...
  Кто-то хлопнул дверью, и я проснулся. Лампочка все так же вырисовывала бледным светом старые перила.
  Нет, я не могу пока унять эту боль, она преследует меня. Вместе с видениями и звоном в ушах, возникающим ни с того ни с сего.
  Та жизнь завершилась. Я это знаю. Еще я знаю, что проще было бы покончить с собой, но почему-то при этой мысли мной овладевает слепая ярость. Не к себе - я не дурак, и прекрасно понимаю, что ни в чем не виноват. К ним. К тем, чьи черные сердца до сих пор толкают в аорты черную кровь. Чьи пальцы сжимают куски жратвы, кладут их в пасти, насыщая черные чрева. Я ненавижу их! Жены рожают им детей, которые станут такими же выродками человечества! Я ненавижу их жен и детей!
  Я не знаю, кто они, но имею право ненавидеть. Этого у меня никто не сможет отнять.
  Потому что я обожжен.
  На остатках моей души вздулись огромные волдыри, они лопаются, и кровь сочится через миллионы рваных ран. Никогда не думал, что ненавидеть - это так просто. Ненавидеть - это, оказывается, очень легко. Когда не остается места оправданию.
  Желтый свет стоит перед глазами. Почти все вокруг заполнено им. Тусклое марево не может пробраться только в углы. Там этот свет умирает, там темно. Когда смотришь в эту тьму, клонит в сон. Но... Я в последние недели боюсь засыпать, потому что мне все время снится пепел...
  Кто-то на втором этаже погремел ключами, зашаркал по лестнице и, не заметив меня, вышел из подъезда, показав на секунду кусочек фиолетового неба. Черт! В этом гробу лежишь и не знаешь, когда наступит вечер, а когда утро. Пора к Сереге идти - не век же в подъезде бомжевать.
  Я поднялся, размял затекшие суставы. Выгляжу как дешевый клоун из трагикомедии - штаны какие-то пижамные да изодранная впопыхах белая рубашка. Ладно хоть нормальную накануне дали вместо смирительной. У той рукава были, как у Пьеро.
  Приоткрыв дверь и оглядев дворик, я обнаружил возле насквозь прогнившей песочницы веревки с развешенным на них бельем и кое-какой одеждой. Через пару минут на мне уже красовались подвернутые снизу джинсы, черная майка-безрукавка и шлепанцы. Кроссовок или туфель я не нашел.
  Серега жил на другом конце города, возле цирка. Пешком туда пришлось бы топать часа два, поэтому я решил рискнуть.
  Проголосовал. Первой остановилась замызганная 'Нива'.
  - Пересечение Маяковского и Молодогвардейской.
  - Ни фига себе - далековато! Сколько дашь?
  - Полтинник.
  - Девяносто.
  - Поехали.
  Я отогнул сидение и, стараясь не выставлять лицо на свет, протиснулся назад. Машина дико взревела и, дернувшись, сорвалась с места. Да, мужик, понятия 'красный свет' и 'ограничение скорости' тебе явно не знакомы.
  - Подвеску переднюю правую поменять надо, - начал водитель.
  Я промолчал. В таких случаях, главное - не дать повода разговориться, иначе потом всю дорогу будешь слушать о вечных проблемах всего шоферского племени. Я ничего не имею против автолюбителей в общем, но их любовь к разговорам на автомобильные темы меня просто раздражает. А еще они почему-то всегда слушают радио 'Шансон'. Вот, и этот настроил...
  - Круг нравится? - спросил водила.
  - А при чем здесь круг? - недоуменно проговорил я. - Мне многие геометрические фигуры нравятся. Углы... - я осекся.
  Парень обернулся на миг, взглянул на меня, как на полного идиота, и вдруг заржал во весь голос. Меня стала охватывать ярость. Когда его смех уже начал влиять на траекторию движения 'Нивы', все более походящую на синусоиду, он наконец угомонился и бросил через плечо:
  - Ну ты даешь, мужик! Круг - это певец такой. Михаил Круг. Вон слышишь, поет.
  - Я такую музыку не слушаю, - хрипло сказал я.
  - А что слушаешь? - не унимался он.
  - Ничего не слушаю. Глухой я, понял?
  - А чего ты злишься-то, я тебе сделал чего, что ли?
  - Следи за дорогой лучше. Сейчас аварии часто случаются.
  Водитель обиженно замолчал, нервно раскуривая сигарету. Конечно, ему-то что! Сидит себе, рулит. И так каждый день. Баба, поди, есть, работа какая-нибудь. Он, сука, счастливый... Ни в чем не виноватый, но счастливый.
  - Вот здесь тормозни, я сейчас спущусь по той лесенке вниз и вынесу деньги.
  В зеркале заднего вида отразился недоверчивый взгляд парня.
  - У меня с собой нет. Там друг живет, - объяснил я.
  - А чего тогда машины тормозишь, раз денег нет?
  - Потому что не люблю ходить пешком. Я сейчас.
  - Э-э, стой...
  - Да не убегу я, етить твою мать! Ну хочешь, в залог тебе оставлю что-нибудь?..
  Я вылез из 'Нивы' и принялся стаскивать с себя джинсы. Водитель уставился на меня, словно первый раз увидел, как мужчина снимает штаны.
  - Ты это... Ты чего это делаешь, а? - удивленно спросил он, высунув голову из салона.
  - Штаны снимаю, не видишь, что ли. Достал ты меня, расплачиваться будем...
  Мотор взревел, взвизгнули покрышки, и машина через несколько мгновений скрылась за поворотом.
  Я стоял на обочине, неподалеку от цирка, в джинсах спущенных до щиколоток и недоуменно смотрел вслед исчезнувшему автотранспортному средству. Уже совсем стемнело, рядом вспыхивали огни фар, освещая мою фигуру. Прохожие опасливо сторонились, но все же с интересом наблюдали за актом эксгибиционизма.
  - Да что он себе вообразил, болван! - громко проговорил я, чтобы скрыть смущение. - Я ему штаны в залог оставить хотел!
  Ко мне подошел мальчик лет пяти, дернул за ремень и, показывая пальчиком на здание цирка, поинтересовался:
  - Дяденька? А вы там работаете, да?
  - Ах ты засранец! Почему вперед мамы скачешь? - Молодая женщина подбежала и, схватив проказника за ручку, потащила его прочь. Отойдя немного, она обернулась и сказала: - Вы извините, ради бога! Дети, сами понимаете...
  Блин. Тупо получилось.
  Я глухо шмыгнул носом и закивал головой. Проводив маму с сыном взглядом до светофора, я натянул штаны и впервые за долгое время рассмеялся.
  ...я стоял посреди тротуара, смеялся, а в груди неровными толчками билась зависть к чужому счастью...
  Дверь в серегины владения была приоткрыта, из щели выбивалась полоска света. Я спустился по ступенькам и вошел внутрь. У этого разгильдяя ничего не изменилось со времени моего последнего визита. Кажется, это было с полгода назад. У него, наверное, никогда ничего не изменится. Должно же быть хоть что-то вечное в этой жизни.
  Помещение было средних размеров с низким потолком и вздувшимися обоями на стенах. Посреди стояла старая школьная парта, выкрашенная в голубой цвет, на которой просто невообразимым образом торчала гора компьютерных деталей всех мастей. Гора именно торчала, потому что ее расположение в нашем трехмерном пространстве явно не дружило с основными постулатами физики. Особенно с законом всемирного тяготения.
  Этот электронный курган жил отдельно от всего вокруг: он протягивал щупальца кабелей в разные стороны, хищно поднимал плоские змеиные головы внешних модемов, выкатывал огромное пузо пыльного монитора и щетинился разными платами и интерфейсными разъемами.
  В дальнем углу комнаты на верстаке стоял системный блок с открытой архитектурой и крутым жидкокристаллическим дисплеем. Над ним мерцал хаб. Никогда не понимал, зачем он тут нужен - сетки-то локальной нет. Рядом притаилась низенькая продавленная кушетка, оплетенная ворохом проводов со всех сторон, в изголовье которой находился маленький телевизор. На ней хозяин спал, несмотря на то, что этажом выше у него была неплохая квартира. С женой, между прочим.
  Остальная площадь подземного бункера была заставлена пустыми бутылками из-под 'Жигулевского'.
  Серега гордо называл все это офисом.
  - Ты?..
  Разумеется, по телеку уже показывали сюжет про буйного психа...
  - Костик, ты... - Он отвел взгляд.
  Я молчал. Что же мне слезно уверять: 'Я не умалишенный'? Серега вдруг снова посмотрел на меня своими чуть раскосыми глазами и засуетился:
  - Ну чего встал-то, как девственница? Садись давай, у меня водка есть. Будешь?
  - Привет, - растерянно сказал я.
  - И правда - псих, - ехидно усмехнулся он, роясь в каком-то хламе. - А я сегодня включаю новости, ну я ж только новости по телевизору смотрю, ты знаешь... А там твоя морда на весь экран, и говорят, что ты с Нагорной сбежал. Прикинь! Я думал, обознался.
  - А месяц назад ты новости не смотрел?
  - Про что конкретно?
  Серега наконец вытащил заначенную бутылку и теперь протирал тряпочкой рюмки, тщательно продувая их. На лбу у него даже выступили капельки пота от усердия.
  - Блин, уже второй год собираюсь сюда кондиционер поставить. Денег все не хватает. С долгом по жизни, сам понимаешь.
  Значит, он ничего не знает. Он не знает, как это, когда снится пепел...
  Серега разлил по полной. Мы чокнулись и выпили. Запили свежеразведенным коктейлем из засахарившегося смородинового варенья и некипяченой воды с привкусом хлорки.
  - А тебя за что в желтый дом-то упекли? - спросил Серега, снова наполняя рюмки.
  - Ты знаешь, Серег, зачем нужны друзья?
  - Просвети плебея.
  - Чтобы иногда не задавать вопросов.
  Он быстро глянул на меня исподлобья, хмыкнул и принялся нюхать свою рюмку. Через минуту сказал:
  - Ты изменился, Костик. Натянутый какой-то стал, нервный. Как Наташка?
  - Мне у тебя здесь пожить можно?
  - Поругались, что ли?
  Я глубоко вдохнул и с шумом выпустил воздух. Он ничего не знает, он не со зла. Он хороший человек.
  - Так мне пожить можно у тебя? - переспросил я. Голос предательски задрожал.
  - Конечно, какой разговор. Только если ты друзей из психушки приводить не будешь, - улыбнувшись, ответил Серега.
  - У меня там нет друзей, - тихо сказал я.
  - Может, ты все же расскажешь, что стряслось?
  - Когда-нибудь потом, ладно, Серега. Давай пить будем.
  Мы выпили еще по рюмке.
  - За треть века я не научился нормально пить. Хотя - русский, - проговорил я после паузы. - Не знаю почему, но этот процесс не доставляет мне никакого удовольствия, может, стоит наркотики попробовать?
  - Совсем рехнулся, что ли?
  - А что делать-то?
  - Ты так говоришь, будто в мире нужно существовать обязательно под каким-то допингом. Жить надо, понял? Надо просто жить... Господи, да что я тебе все это говорю, как маленькому! Кошмар какой-то...
  Дверь приоткрылась и снова захлопнулась, кусочек ветра ворвался к нам в гости. Странно, откуда здесь сквозняк? Вентиляция, что ли...
  - Возможно, ты прав. Надо жить. - Я поежился. - У тебя нет олимпийки какой-нибудь? А то в майке прохладно.
  - Сейчас домой поднимусь. Ты тут располагайся, комп вон, Интернет... Апартаменты не президентские, конечно, но сам понимаешь... - Серега виновато пожал плечами и вышел.
  Ветер снова бахнул дверью. У меня вдруг закружилась голова, возник противный звон в ушах. Замутило. Я доплелся до кушетки и со стоном повалился на нее. Прижал колени к груди - так почему-то было полегче. Водка добавляла спецэффекты последствиям контузии. Перед глазами плыли радужные разводы, во всех конечностях ощущалась тяжесть... Наверное, у меня еще и температура поднялась.
  Неожиданно возникло какое-то тревожное чувство - будто внутри меня сходятся какие-то невидимые нити, переплетаются потоки энергии. Что-то незнакомое, сильное овладело моим подсознанием, и я вдруг поймал себя на том, что думаю о будущем. Это было настолько странно, что я аж сел на кровати. В последнее время я не задумывался даже о завтрашнем дне. Вообще. Мне было, честно говоря, глубоко наплевать, что со мной случится.
  Теперь я почувствовал, что кому-то еще нужен. Многим нужен. Тысячам, миллионам... Так, видимо, начинается шизофрения. Хотя нет, шизофрения не может начинаться. Бред какой-то... Я вслушался в собственные ощущения - они будто усилились на порядок, стали в доли секунды острыми до боли. Сердце бешено заколотилось. Волна дикого страха подступила к горлу.
  - Да что со мной происходит?! - не своим голосом заорал я. - Господи, что со мной творится?!
  - Что случилось? - испуганно спросил Серега, вбегая.
  - Не знаю я! Я, наверно, действительно схожу с ума...
  Комната, дернувшись, стала сжиматься. Грязный потолок просел вниз. Я попытался вскочить на ноги, но тело осталось неподвижным.
  - Серега! Что со мной?! Мне плохо!
  - Я сейчас скорую вызову.
  - Не смей...
  Вспышка света и провал во тьму...
  Грань.
  Я, кажется, снова сплю. И мне снова снится темно-серый пепел.
  
  2
  
  Внутри что-то неприятно всколыхнулось, и подступила тошнота. Меня тряхнуло. Потом еще раз - уже сильнее. Я отрыл глаза вовремя... чтобы выставить вперед руки и не шарахнуться башкой об пол.
  Комната, в которой я находился, была явно не похожа на серегин 'офис'. Какие-то серые, со стальным отливом, полукруглые стены, мягкая койка, странная, без намека на ручку и замок, дверь. Окон не было, а свет лился из многочисленных отверстий в потолке.
  Опять в психушку, что ли, засадили? Ничего не помню после того, как у Савитина сознание потерял...
  Раздался приглушенный гул, и комнату снова тряхнуло. Не упал я только потому, что стоял на четвереньках. Тут впереди что-то негромко зашелестело. Я поднял глаза и успел увидеть, как дверь быстро уползла вверх. 'Словно на космических кораблях в киношках', - подумалось вдруг.
  Превозмогая головокружение, встал и подошел к образовавшемуся проему. За дверью оказался длинный серый коридор, уходящий в обе стороны. Насколько далеко, видно не было - тут царил полумрак. Вдруг справа послышались быстрые шаги, и через миг рядом возник человек с чрезвычайно бледным лицом, которое будто даже мерцало в темноте. Он удивленно глянул на меня и легко побежал дальше. Я успел заметить, что одет он был в черный комбинезон, похоже сшитый из шелка, а на поясной портупее болталось какое-то оружие. Галлюцинации, наверное...
  Я шлепнул себя пару раз по щекам и застонал от боли в висках. Вновь подступила тягучая тошнота. Где-то торопливо заговорили.
  - Кто его выпустил?
  - Дверь сама открылась. Видишь же, что на корабле твориться.
  - Ты вообще соображаешь, что может произойти?!
  - Не все же время ему там лежать. В конце концов, этому человеку все придется объяснять. Мы только оттягиваем момент.
  - Я понимаю, но это же не обязательно делать во время боя!
  У меня появилось предчувствие, что говорят про меня. Да только полный идиот этого бы не понял! Боль немного отступила. Вместо нее возникло желание набить кому-нибудь лицо. Что-то в последнее время частенько подобные порывы вдохновения стали находить! Я решительным шагом направился налево по коридору, в ту сторону, откуда слышались голоса.
  Пройдя метров десять, я увидел открытую дверь, вошел в нее и бесцеремонно замер посреди комнаты. Двое бледнолицых людей в черных комбинезонах уставились на меня, словно увидели Мадонну без лифчика.
  - Ну что, пялиться друг на друга будем или разговаривать? - нагло спросил я. - Вы на меня, кажется, уже насмотрелись, пока в коме валялся.
  Они недоуменно переглянулись.
  - А о чем вы хотите поговорить? - осторожно поинтересовался тот, что стоял справа.
  - О тонкостях зимней рыбалки, - хмуро сказал я.
  - Разве сейчас для вас важна...
  Пол ушел из-под ног, и я вывалился в коридор. Они бросились за мной. Один из мужчин нечаянно коснулся плечом моей руки и дернулся, как ошпаренный, отбегая в сторону. Интересно, как он на ногах держится до сих пор.
  - Я на мостик! Приводи его! - бросил он и исчез в полумраке.
  - Константин! - прокричал второй сквозь нарастающий гул, снимая с себя пояс и бросая его мне. - Константин! Возьмите вот это и наденьте на себя!
  - Зачем? - проорал я в ответ, разглядывая пояс.
  - Это гравикомпенсатор...
  Пол в очередной раз перекосился, и несчастный бледнолицый стремительно улетел в темноту коридора. Я сидел, прислонившись спиной к серой стенке, и тупо смотрел на ремень, переваривая услышанное. Гравикомпенсатор, значит. С турбонаддувом и гидроподсосом.
  - Надевайте же! - донеслось из темноты. - Чего вы ждете?!
  - Апокалипсиса жду. Или как это у вас называется?
  - Вы можете получить травму! Наденьте пояс!
  Мужчину швыряло из стороны в сторону. Довольно сложную траекторию его движения можно было проследить исключительно по мерцающему лицу.
  Я нацепил пояс себе на талию, и он сжался точно по моим размерам. Тряска сразу будто бы уменьшилась. Придерживаясь за стены, я наконец поднялся на ноги и крикнул:
  - Давай руку, бледнолицый!
  - Не могу! Я не могу прикасаться к вам, Константин...
  Беднягу шарахнуло о стену так, что он застонал и схватился ладонями за нижнюю челюсть. Я легко прошагал к нему, взял за шиворот и потащил по коридору. Он заверещал, словно на него пролили раскаленный свинец.
  - Не трогайте меня! Мне больно! А-а-а!..
  - Заткнись, а то сейчас костей своих не соберешь! Скажи лучше, куда идти тут у вас?
  - А-а-а!
  - Вот, мать твою, савраска! Да не трепыхайся ты!
  Я протащил бледнолицего еще метров сто и отбросил в сторону - он уже просто невыносимо завывал на манер свиньи на бойне. Благо тряска немного поутихла.
  - Где я нахожусь? - зло спросил я.
  Он отползал в сторону и дергал головой, словно хотел стряхнуть с шеи гремучую змею.
  - Отвечать будешь? Или тебя еще разок погладить?
  - А-а-а! - рефлекторно завопил он, услышав мои угрозы. - Пойдемте туда - вам все расскажут. Только... я сам... пожалуйста, Константин...
  - Ну пошли, пошли.
  Мы двинулись дальше. Бледнолицый держался на внушительном расстоянии впереди меня, то и дело оглядывался и показывал дорогу. Коридор не отличался разнообразием отделки. Серый и слабоосвещенный. То с одной стороны, то с другой попадались двери, похожие друг на друга, как две капли воды. И больше ничего. На языке вертелось: 'И снится нам не рокот космодрома...'
  - Всё, пришли, - сказал мой горе-спутник, показывая на какое-то сияние, в которое буквально упирался коридор. - Заходите сюда, Константин. Не бойтесь.
  - Ничего я не боюсь, - сухо ответил я. - Иди первый.
  Бледнолицый неуклюже пожал плечами и шагнул в голубоватую мглу.
  Глядя, как светящаяся завеса дрожит на расстоянии вытянутой руки, я шмыгнул носом. Нет, хреновое все-таки у вас воображение, ребятки. Ей-богу, хреновое. Наши писатели-фантасты и то веселее придумывали - порталы здоровенные, переливчатые такие, гипертуннели всякие, телепортаторы... А это что за бездарность? Пленка какая-то голубая. Обидно за вас становится, инопланетяне липовые.
  Интересно, я далеко от Земли?..
  Пол уже почти не дрожал. Гравикомпенсатор, стало быть... Я поправил джинсы и сунул в мерцающую пелену кончик указательного пальца. Ничего. Ни тепло, ни холодно, даже фалангу вроде не оторвало. Обернулся - уже привычный полумрак коридора.
  - Ну хорошо, будем вступать в контакт с внеземными цивилизациями, - сказал я вслух. - Хотя, какие они к черту внеземные. Такие же люди, только морды белые и с подсветкой.
  Глубоко вздохнув, слегка подался вперед. Прошлое обдало меня сзади безжизненным пеплом, опустошенное его дыхание леденящими иглами вонзилось в спину, завертелись углы - острые и тупые, перекрывающие друг друга, сливающиеся в замысловатые вихри, предвещающие движение, перемены, так любимые мной когда-то.
  Тысячи надломленных линий заворошились в грудах дотлевшего пепла.
  Что-то словно подтолкнуло меня, наверное, забарахлил пресловутый гравикомпенсатор... А может быть, сердце пропустило удар. И я сделал шаг в будущее.
  
  * * *
  
  Вокруг - пляшущие звезды. Космос ожил и тут же сошел с ума! Это первое, что я увидел, после прохода через портал. Инстинктивно захотелось за что-нибудь ухватиться, чтобы не упасть.
  Помещение было достаточно большим. Несколько пультов, перед ними - неглубокие кресла, круглая прозрачная полусфера - вместо потолка. А за ней звезды отплясывают ча-ча-ча. Несколько бледнолицых, как я их уже мысленно окрестил, стояли неподалеку и что-то обсуждали, оглядывая меня с ног до головы. То, что творилось за бортом корабля, их, кажется, вовсе не занимало.
  Один, который выглядел постарше остальных, вышел вперед и учтиво поклонился мне. Я тоже кивнул ему - нельзя же выглядеть невежливым варваром с Земли.
  - Здравствуйте, Константин, - сказал он. - Я адмирал Деменик. Вы умный человек, и скорее всего уже догадались, что находитесь на космическом корабле.
  - И сейчас мы воюем с другим космическим кораблем, - саркастически заметил я. - Точнее, судя по картинке в иллюминаторе, с армадой кораблей. Короче, за окном бушуют звездные войны...
  - Нет, настоящие войны не среди звезд.
  - Вы перестанете надо мной издеваться?! - крикнул я. - Где я? Как попал сюда? На какой хрен вам понадобился?! Кто вы такие? Хватит тут викторину устраивать! Я, по логике вещей, вообще сейчас должен бегать кругами, крушить все подряд и вопить: 'Куда вы меня забрали?! Отпустите домой! Хочу к мамочке!' А я веду себя очень адекватно, между прочим. Так что потрудитесь наконец мне хоть что-нибудь объяснить!
  Остальные бледнолицые подошли поближе и с интересом слушали меня. Их лица в этот момент еле заметно светились каким-то мраморным сиянием. А ведь красиво, черт побери!
  - Вы на флагмане боевой эскадры Федерации Рикам, - сказал старший, поправляя микрофон с наушником на голове. - Наша планета находится в нескольких десятках световых лет от Земли. Рикамцы имеют косвенную генетическую связь с вашей расой, отличие лишь в несколько иной структуре ДНК. Мы с землянами отголоски одной ветви эволюции.
  - Это все прелестно, - перебил я. - А меня-то вы зачем к себе затащили? Я что, сейчас в десятке парсеков от Земли болтаюсь?!
  - Нет, нет, Константин, не беспокойтесь. Сейчас наша эскадра располагается на периферии вашей Солнечной системы, возле орбиты Плутона. А вас мы перенесли, потому что... Пожалуй, об этом вам лучше расскажет Лимер. Он астробиолог.
  Вперед вышел бледнолицый, нервно теребящий в руках какой-то предмет, похожий на книгу. Это оказался тот самый, которого я за шкирку проволок через полкорабля. Хотя, честно говоря, реальные размеры флагманского крейсера я представлял плохо.
  - Слушайте, а мы сейчас воюем с кем-то? - спросил я, косясь наверх.
  - Мелочи, серьезные силы флота противника уже уничтожены, - ответил адмирал.
  - Я вам все по порядку постараюсь... - сбивчиво начал бледнолицый астробиолог. - Давайте сядем.
  Наша группа подошла к невысокому круглому пульту с плоскими сенсорными кнопками и терминалом. Вокруг него стояло несколько довольно удобных кресел. Мы с адмиралом и ученым расположились в них, а остальные ушли куда-то сквозь голубое сияние портала.
  - Константин, во-первых, хочу принести извинения за перенос вас на корабль без предварительного согласия, - сказал адмирал Деменик. - Поверьте, это было вызвано экстренными обстоятельствами. Лимер, объясните.
  - Земля является единственной точкой перехода в параллельную Вселенную, - стал говорить астробиолог, продолжая теребить в руках книжку. - Так почему-то вышло. Только на вашей планете в некоторых местах можно попасть в другой мир. И, конечно же, обратно. Так вот... В этом параллельном пространстве-времени обитает раса амисов. Они очень агрессивны. Им чуждо человеческое понимание жизни. В их менталитете нет понятия 'сосуществование'; цель амисов - перебраться в нашу Вселенную, искоренить все разумные формы жизни и обосноваться здесь навсегда.
  - Ничего не понимаю. - Я почесал в затылке. - А чего им дома у себя не живется-то?
  - Дело в том, - сказал Лимер, - что параллельный мир, который они населяют, отличен от нашей Вселенной. Он конечен. Мало того, этот мир очень невелик.
  - Им тесно, что ли? - уточнил я.
  - Да. Представьте что это такое - целой расе жить в мире, который по объему меньше спутника Земли.
  Адмирал прижал рукой наушник и через несколько секунд проговорил в маленький микрофон, который торчал из воротничка:
  - Хорошо. Выводите эскадру на стационарную солярную орбиту.
  - Атака амисов отбита? - спросил астробиолог.
  - Да. Они совершили очень опрометчивый поступок, нанеся удар такими малыми силами. У нас практически нет потерь.
  Звезды за бортом наконец прекратили свою дикую пляску. Теперь они кололи взгляд маленькими точками света на черном полотне вакуума. Таком же черном, как и шелковые одежды бледнолицых. Полусфера вверху напоминала картинку в московском планетарии, где мне довелось однажды побывать - еще в том возрасте, когда под стол пешком гулял.
  - Я тут вот что подумал, ребятки, - сказал я, щелкнув пальцами в воздухе. - А почему это вы на русском языке бакланите?
  - Разговариваем, в смысле? Я же вам уже сказал - рикамцы и люди физически очень похожи. А по техническому развитию мы вас опережаем почти на порядок, так что, думаю, вы не удивитесь, если узнаете, что в тела некоторых из нас имплантированы детекторы и синтезаторы речи.
  - Ну то, что мы для вас австралопитеки - усвоить не особенно трудно, - обиженно сказал я. - Так что там насчет вторжения злобных мутантов из параллельного мира?
  - Вы зря смеетесь, Константин, - серьезно ответил Лимер. - На самом деле все очень и очень невесело. Для всех нас.
  - Так. Что-то не пойму одной вещи. Почему до сих пор вы друг друга не перебили? И почему на Земле никто ничего не знает, если она вдруг стала таким камнем преткновения?
  - Вот здесь начинается самое, пожалуй, удивительное во всей этой истории. Наша цивилизация существует уже около шести тысяч лет. В высокотехнологичном ее проявлении, разумеется. А амисы возникли не более двухсот лет назад. Их эволюция и мгновенная в исторических масштабах самоорганизация совершенно не поддаются объяснению, но это так. Естественно, что проблема перенаселения их мира незамедлительно встала во главу угла.
  - Так перебрались бы в нашу Вселенную, куда-нибудь подальше, если уж они такие необщительные, - предположил я. - Места вон сколько. И жили бы себе на здоровье.
  - Вы не понимаете, они не могут сосуществовать. Ни рядом с кем-то, ни за миллионы световых лет. Это самый страшный и парадоксальный разум, который порождало время. Их мир - это царство боли, страха и ненависти. Слепой, неосознанной, бескомпромиссной.
  - Да уж... - невольно ужаснулся я.
  - Так вот, - продолжил астробиолог. - Возвращаемся к нашей проблеме. На Земле существует несколько точек перехода между нашими Вселенными. Всего - не больше двадцати. За раз через одну точку перемещаться может только одна биологическая единица. Соответственно, сразу все амисы перекочевать к нам не могут - как бы сказать... пропускная способность мала. Это и спасает нас с вами от массового вторжения. Но. Есть мизерная вероятность возникновения разрыва между двумя мирами, и в этом случае получится переход с неограниченной пропускной способностью. Если это случится - погибнут и люди, и рикамцы. Все. Амисы чрезвычайно сильны в своем фанатичном единстве, да и техника их немногим уступает нашей.
  - Но можно же контролировать все эти точки перехода.
  - Это, конечно, делается. Однако их оборону затрудняет феномен ауры. С другой стороны лишь благодаря этому необъяснимому явлению мы все до сих пор живы.
  - Что это еще за феномен ауры? - подняв бровь, поинтересовался я.
  Адмирал снова прижал наушник и сказал, вставая:
  - Нам нужно срочно возвращаться на Землю, все начнется ровно через сутки.
  - Эй-эй, стоп! - возмутился я. - Что начнется? Соблаговолите уж завершить мой ликбез.
  - Обязательно, Константин, - сказал адмирал, повернув ко мне свое морщинистое лицо, которое из-за бледности кожи было похоже на лицо мертвеца. - Обязательно, но чуть позже. Доверьтесь нам. Извините за цинизм, но ведь вам все равно нечего терять... Пойдемте, у нас очень много дел и совсем нет времени.
  В груди все сжалось. Так захотелось врезать по этой белесой морде! Но я сдержался. Во-первых, он прав. Во-вторых, невиноват. Причем, в данной ситуации, 'прав' и 'невиновен' означали не одно и то же. В этот момент от безысходности мной овладело желание разнести в пыль все параллельные миры, всех чертовых пришельцев да и Землю за одно.
  Что ж... Они превратили в пепел меня, а я превращу их. Ненавидеть - это очень просто, в сто крат проще, чем... любить, к примеру.
  Мы подошли к мерцающему порталу и шагнули в него. Оказались в каком-то ангаре. Как эти телепортаторы действуют, интересно? Надо будет узнать при случае.
  Вокруг находилось множество космических кораблей, по форме напоминающих наши шаттлы. Только более округлые, что ли; и покрупнее. Между ними сновали пилоты и техники, там и тут мелькали светящиеся лица и черные комбинезоны. Ну точно: звездные войны, музыки не хватает только...
  - Сюда, Константин, - махнул рукой астробиолог.
  Я подошел к одному из кораблей, невольно залюбовавшись его грациозными очертаниями. Тут одна из стен ангара разъехалась на две половинки, и черная бездна космоса показала свое величие. Я выругался, прыгнул и схватился за стойку шасси. Перед глазами промелькнули кадры из фильмов, где людей вытягивает в вакуум, разрывает от декомпрессии и уносит в открытое пространство.
  Некоторые бледнолицые удивленно покосились на меня. Никого никуда не вытягивало...
  - Там силовое поле, - отечески пояснил Лимер. - Поднимайтесь на борт, адмирал уже ждет нас. Вылетаем через пять минут.
  Несколько кораблей плавно убрали шасси, поднялись и, стремительно набирая скорость, понеслись в чернильные объятия космоса. Где-то далеко был виден звездолет, превосходящий по размерам остальные - наверное, грузовой. Он медленно выплывал из доков.
  Шагая по маленькому трапу, я вдруг подумал, что как-то ненормально реагирую на происходящие со мной события. Появилось зыбкое ощущение, будто я всего этого неосознанно ожидал, будто вся обыкновенная жизнь среднего российского системного администратора, работавшего в провайдерской фирме, была задумана для того, чтобы однажды оказаться втянутым в конфликт двух высокоразвитых цивилизаций, чтобы летать на космических кораблях, спасать мир. И воспринимать это, как должное. А нужно было для этого всего-то чуть-чуть - испепелить прошлое. Сжечь, стереть, вырвать... Нужно было так мало - надломить судьбу, сделав из отрезка угол.
  Теперь мне уже действительно нечего терять, кроме праха прошлого. Правда, смогу ли я его потерять?.. А ведь в жизни еще неплохо бы что-то находить.
  На борту астробиолог проводил меня в рубку, которая оказалась довольно просторной. Удобные мягкие кресла, обтянутые серой тканью, овальные пульты, куча каких-то навигационных приборов, датчиков, самый настоящий штурвал и огромное стекло, дающее обзор на все 180 градусов.
  - Это наш пилот и навигатор Стемлин, - представил адмирал подтянутого бледнолицего, вводящего какие-то команды через сенсорный терминал на приборной панели.
  - Костя. - Я по привычке протянул руку.
  Рикамец отпрыгнул в сторону, словно сайгак.
  - Очень приятно... Костя, - пробормотал он, часто хлопая ресницами.
  - Ах да, совсем забыл, я ж для вас, как чумной.
  - Не обижайтесь, - извиняющимся тоном сказал Лимер, не зная, куда деть свою книгу. - Это из-за ауры. Расскажу вам все по дороге.
  - Аура, аура, - проворчал я. - Заладили одно и то же. Зануды вы все...
  Рикамцы стали усаживаться в кресла - помедлив, и я последовал их примеру. Пилот-навигатор нажал на какой-то сенсор и плавно потянул на себя штурвал.
  Шума двигателей слышно не было. Тем не менее, корабль рванулся вперед, стены ангара мелькнули по бокам и мгновенно сменились завораживающей картиной открытого космоса. Ускорения не чувствовалось. 'Гравикомпенсаторы', - подумал я и улыбнулся. Корабль совершил небольшой маневр, о чем дали понять скользнувшие слева направо звезды.
  - 407-й покинул доки и взял курс на Землю, - проговорил Стемлин. - Эскорт, как обстановка?
  - Звено эскорта следует за вами, 407-й, - раздалось в воздухе. - Все в порядке. Авангардные катера сообщили, что впереди по курсу все чисто.
  - Хорошо, будьте на связи.
  Я, словно сомнамбула, смотрел в глубину космоса. Никогда не думал, что это так прекрасно быть в нескольких метрах от бесконечной бездны. Мертвой и красивой. Одна из звезд сияла ярче остальных. Припомнив картинки из учебника по астрономии, где показан примерный вид солнца с Плутона, я понял, что это и есть наше светило.
  - Адмирал, а нельзя ли хоть одним глазком глянуть на то, откуда мы вылетели? Ну... на флагман, в смысле.
  - Почему же... - Деменик чуть повернулся в своем кресле. - Стемлин, покажите Константину кормовой вид.
  Пилот коснулся панели, и обзорное стекло на миг замутилось, после чего картинка за ним изменилась. Точнее сказать 'на нем' - это был еще и экран.
  - Япона мать...
  Я просто-напросто обомлел. То, что предстало моему взору, выглядело поистине грандиозно и даже пафосно. Я мысленно восхитился величием тех, кто все это создал - той цивилизацией, рядом с которой мы уподоблялись свинкам, копающимся в собственном дерьме.
  Серый исполин занимал полнеба, если так можно выразиться, будучи в открытом космосе. А ведь мы, надо думать, уже прилично удалились от него. Четыре гигантские полусферы, скрепленные огромными переходами, образовывали геометрическую фигуру, отдаленно напоминающую параллелограмм. Вокруг матово-серой громадины флагманского крейсера суетились еле заметные искорки маленьких кораблей, пристыковывались и отлетали неуклюжие туши транспортов, похожие на панцири черепах. На равных расстояниях по периметру 'висели' группы боевых крейсеров, довольно внушительных размеров, если отталкиваться от флагмана как мерила.
  - Четырнадцать с половиной километров в диаметре, - будто прочитав мои мысли, сказал адмирал Деменик. - Самый большой базовый корабль нашего флота.
  - Он и стрелять умеет ведь? - спросил я, не отрывая взгляда от удаляющегося скопления кораблей.
  - Еще как, - гордо произнес адмирал.
  Я вдруг поймал себя на мысли, что первый раз почувствовал в голосе этих бледнолицых отголосок тщеславия. Мне уж казалось, что они сродни богам, которые не умеют хвалиться, потому что все равно никто не поймет.
  - Вы ведь, наверное, можете этой штукой Землю на атомы разнести, правда?
  - На атомы - нет. Помельче, - сказал Деменик.
  Мне вдруг стало не по себе.
  - Но тогда значит... При желании... Нет планеты - нет проблемы...
  Адмирал укоризненно посмотрел на меня. Его водянистые старческие глаза блеснули из-под редких бровей.
  - Поэтому, Константин, и возник тот жуткий параллельный мир, с порождениями которого нам придется вести войну. Именно войну, где будут убивать, причем, людей тоже. Вы стали той точкой, где пересеклось все - и боль, и ненависть, и... любовь.
  - Не понял, так почему мир-то возник?
  - Потому что только вы можете решать проблемы такими способами. Этот мир - дитя вашей злобы, вашего страха. Во Вселенной должен быть определенный баланс, и так случилось, что именно на нашем с вами веку он нарушился...
  Изображение на экране снова замутилось, и появились мириады звезд, среди которых одна светила очень ярко. Она давала тепло планете, где была жизнь. Где жизнь всегда побеждала смерть. Как в теле ребенка: его иммунная система очень сильна до тех пор, пока никто не мешает. Пока человек, взрослея, не начинает уничтожать сам себя.
  - Включайте гравитационники, Стемлин, - сказал адмирал. - А вы, Лимер, пока введите Константина в курс предстоящего дела.
  Пилот пробежался пальцами по сенсорам и принялся изучать показания на мониторе. Он удовлетворенно хмыкал и расправлял плечи.
  - Мы, кажется, остановились на феномене ауры? - уточнил астробиолог.
  - Ага, - сказал я, оглядываясь вокруг. - А у вас здесь пожрать что-нибудь найдется?
  Лимер выбрался из своего кресла, подошел к шкафу, встроенному в одну из стен. Он вытащил из него тугие пластиковые пакеты и протянул мне.
  - Ветчина, вареная картошка, хлеб, сыр и яблоки.
  - Вы что, в России закупили все это? - улыбнувшись, спросил я. - Ладно, шучу. Пивка бы еще...
  - Спиртное у нас не поощряется, - откликнулся Лимер. - Могу предложить апельсиновый сок или скдивер - это наш легкий коктейль.
  - Ну давайте свой скдивер, сок апельсиновый я еще успею попить.
  - Неизвестно, Константин, что вы успеете, - вмешался адмирал, устало глядя на звездную россыпь за стеклом. - В считанные дни аура может уменьшиться и, когда ее суммарный объем станет ниже критического, она перестанет защищать всех нас. Тогда, по расчетам ученых, откроется пространственно-временной разлом между нашей Вселенной и миром амисов...
  - Аура - это поле неизвестной природы, которое окружает каждого человека, - пояснил астробиолог, подавая мне высокий стакан с прозрачной жидкостью. - Это феноменальное поле присуще только вам, людям. Его свойства толком не изучены. Установлены лишь несколько основных.
  Я отхлебнул из стакана. Вкус был кисло-терпким, немного напоминал белое сухое вино. Внутри разлилось странное тепло, слегка покалывающее пищевод. Неплохо, очень неплохо.
  - Во-первых, - продолжил Лимер, - аура по своей природе не имеет аналогов с известными нам полями. Ни с электромагнитным, ни с силовым, ни с гравитационным, ни с биологическим. Аура - это странные перемещения материи вокруг живого человека. Во-вторых, в течение жизни она не одинакова по количественным и, что самое интересное, качественным показателям. В младенчестве она мизерная по силе и похожа на... вихрь, воронку. Ее векторы направлены как бы снаружи внутрь. Ребенок словно засасывает окружающее. Ну это, конечно, не совсем так; я упрощаю, чтобы вам было понятней.
  - Да вроде пока все ясно, не совсем же я дебил, - хмуро сказал я, откусывая бутерброд с ветчиной и сыром. - Соль есть?
  Лимер подал солонку. Ну точно - столовую общепита ограбили.
  - Когда человек взрослеет, - продолжил он, - его аура меняет векторы и сила ее возрастает. Движение происходит уже изнутри. Радиус поля достигает пяти метров, но это, честно говоря, редкость. К старости аура совершенно странным образом меняет свойства. Движение становится неравномерным, а равноускоренным, только знак ускорения периодически меняется. И она становится будто бы плотнее, концентрируется.
  Ученый замолчал, нервно перебирая длинными белесыми пальцами страницы своей книги.
  - А в-третьих? - спросил я и засунул в рот целую картофелину.
  - В-третьих, ауры всех людей составляют нечто целое, окружающее вашу планету, пронизывающее ее насквозь. Это планетарное поле непредсказуемо, в его поведении не обнаружено никакой закономерности.
  - Как вы уже заметили, Константин, - вмешался адмирал, - мы избегаем близкого контакта с вашим телом. Это, возможно, оскорбляет вас, но поверьте, мы ни в коем случае не хотим обижать или унижать вас. Дело в том, что ни рикамцы, ни амисы не переносят сильного воздействия ауры. Объяснения этому феномену пока не нашел никто.
  - А как же вы живете на Земле, контролируете точки перехода? - удивленно спросил я.
  - Планетарная аура не действует на нас. Ее напряженность служит только... как бы сказать... индикатором человеческой цивилизации. И, по нашим расчетам, именно она не допускает пространственно-временного разлома.
  - Черт-те что... - сказал я.
  - Черт-те что ждет нас в ближайшие несколько дней, Константин, - проговорил Деменик. - Амисы готовят операцию по уменьшению объема планетарной ауры.
  - И как же его можно уменьшить? Вы же сказали, что поведение ауры непредсказуемо.
  - Да, но известно, что в периоды массового психоза и паники она уменьшается. Банально, но для стабильности ей необходима уверенность большинства людей на планете в завтрашнем дне и друг в друге, их радость, любовь и счастье.
  - Е-мое! - воскликнул я. - В таком случае этой дрянной ауре уже давно должен был настать конец!
  - Нет, вы слишком плохо думаете о людях, слишком низко оцениваете их. Но однажды у амисов почти получилось. В начале сороковых годов двадцатого века по вашему летосчислению...
  Я заткнулся, обескуражено уставившись на адмирала.
  - Вы многого еще не понимаете и не знаете в собственной истории, - спокойно сказал он. - Так вот, амисы, дислоцирующиеся в нашей Вселенной, с завтрашнего дня будут хозяйничать на вашей планете. Трудно точно сказать, что они предпримут, для того чтоб ввести человечество в панику. Скорее всего, это будет массовый террор. В последнее время практика международного терроризма на Земле показывает, что это наиболее действенный способ вас разобщить. Многие единичные акты, кстати, уже лежат на совести у амисов. Хотя... совести у них нет. Все будет зависеть от того, сможем ли мы противостоять этой волне. И, главное, сможет ли ей противостоять человечество... Мне больно так говорить, Константин, но завтра вздрогнут не только отдельные люди, завтра вздрогнет вся планета.
  Снова боль. Она снова наполняет сердце остывшим пеплом вместо крови. Перед глазами лицо Наташки, простое, без макияжа - она никогда его не носила, - с открытой улыбкой, тепло которой было известно лишь мне... Боль и слепая ненависть!
  - Они взорвали мой дом... - наконец тихо произнес я.
  - Мы знаем, Константин...
  - Что вы знаете?! - заорал вдруг я на всю рубку. - Что вы знаете, уроды?! Вы знаете что это, когда теряешь все? Когда внутри наступает пустота почище этого вот космоса! В нем хотя бы где-то далеко есть звезды... Вы ни черта ничего не знаете!
  Адмирал на миг прикрыл глаза, после чего медленно перевел взгляд на меня. Его левая щека слегка подергивалась.
  - Несколько лет назад амисы расстреляли моего сына и прислали мне стереопленку, где была записана его казнь, - сказал он бесцветным голосом. - У Лимера на земной базе, в Египте, при ковровой бомбардировке погибла нужная женщина, по-вашему - жена. Так что замолчите, Константин, и давайте встанем плечом к плечу, если вам не совсем безразлична судьба собственной планеты. Пора уже.
  - Извините, - прошептал я, беря себя в руки, отгоняя навязчивые видения. В голове опять звенело. Чертова контузия!..
  - Мы пересекли орбиту пятой планеты от солнца, - подал голос пилот-навигатор. Нахмурив лоб, он уточнил: - М-м... Юпитера.
  - Хорошо, свяжитесь с базой 'Земля-1' и передайте, чтобы начинали готовить десант, - твердо сказал Деменик, массируя бледной ладонью свою левую щеку. - Наш флот на подходе.
  - Земля-1, 407-й на связи, адмирал Деменик приказал... - Стемлин еще долго что-то бормотал в воздух.
  Мне вдруг пришел в голову один очевидный, но как-то раньше ускользавший вопрос.
  - Слушайте, ребята, а почему вы именно меня к себе притащили?
  Лимер отложил наконец свою книгу в сторону и сказал:
  - Наши ученые долго следили за вами, Константин. Ваша аура уникальна... В общем... в двух словах - только вы способны уничтожить Вселенную амисов.
  - Типа, я супермен, что ли?
  Рикамцы промолчали.
  - И мне спасти мир нужно, да?
  - В общем... да, - вымолвил астробиолог после паузы.
  Матюгнувшись, я рассмеялся. Натянуто, как полный кретин. Потом быстро придал своему лицу выражение внимательного участия и, склонив голову набок, уставился на бледнолицых.
  Лимер прокашлялся и сказал:
  - Вам нужно будет проникнуть в параллельный мир...
  - И... - Я наиграно подался вперед.
  - В общем... э-э...
  - На месте разберетесь! - отрезал адмирал. - Не знаем мы пока, что вам там делать придется! Известно лишь, что ваша аура теоретически может уничтожить тот мир. Вот и все.
  - И вы умудрились обогнать человечество в развитии на порядок? - издевательски спросил я. - Летаете на космических кораблях и носите вместо ремней гравикомпенсаторы? Да сисадмины из нашей конторы вас, как щенят, общелкают! Вы в преф-то умеете играть?..
  
  
  3
  
  Примерно через полчаса наш шаттл подлетел к моей родной планете. На высокой геостационарной орбите находилась база 'Земля-1'. Она представляла из себя что-то наподобие огромного длинного каркаса, к которому пристыковывались катера и другие корабли. Матово-серый космический улей.
  - Неужели земные спецслужбы и астрономы до сих пор не заметили этой здоровенной штуки? - откровенно удивился я, глядя на сооружение.
  - Мы используем односторонние дифракционные щиты, которые отклоняют или рассеивают практически любые виды волн, лучей или частиц, - сказал пилот, не оборачиваясь.
  - Круто.
  - 407-й стыкуется с базой, - громко проговорил он. - Передаю управление вам, ребята.
  - Управление приняли, 407-й, мы ведем вас, - прозвучало в воздухе. У всех тут, что ли, синтезаторы нашей речи встроены?
  За угловатыми, будто переломанными, конструкциями космической станции виднелась Земля. Солнце в это время скрывалось за ней, и светящийся ореол атмосферы придавал планете неповторимый шарм. Светло-голубое, почти белое, сияние делало ее похожей на мифическую цитадель огня.
  Там была жизнь. Сотни миллионов людей спешили на работу, миллиарды спали или бездельничали, занимались сексом, ели душистую уху или недозрелые манго, купались в ваннах и океанах, рождались и умирали... Там была жизнь. Она еще не знала, какая опасность ей грозила. Она не догадывалась, что через считанные часы ее тело станет полем битвы, покроется язвами взрывов, кровавым месивом боли и страха. Эта жизнь просто не обратила внимания на то, как глубоко внутри ее организма возникла неизлечимая раковая опухоль...
  - До атаки амисов осталось десять часов. - Гулкий старческий голос адмирала Деменика прервал мои размышления. - Сейчас мы проведем военный совет на базе, окончательно обсудим функции наших десантных подразделений и, думаю, успеем немного поспать. Нам это необходимо.
  - А неужели нельзя атаковать амисов с воздуха? - спросил я. - У вас же здесь целый космический флот, как я понял.
  - Амисы не будут собирать армию в привычном ее понимании, - объяснил адмирал. - Они ударят в нескольких местах на планете одновременно. И не очень-то рационально, по-моему, из-за отряда амисов ровнять с землей целый мегаполис. К тому же, представьте, что начнется, если на головы людей с неба начнут спускаться тысячи космических кораблей...
  - Да уж. Не стратег я, что говорить. И, честно говоря, не особо понимаю в военном деле.
  - Не волнуйтесь, Константин, этому очень быстро обучаются. Или умирают.
  За обзорным стеклом снова была пустота космоса, испещренная мириадами звезд. Катер, наверное, развернулся к станции кормой.
  - 407-й, стыковка завершена.
  Пилот улыбнулся и приглашающим жестом указал на шлюз. Лимер и Деменик встали и вышли из рубки. Я последовал за ними. Дверь уползла вверх, и за ней показался длинный серый коридор. Прямо, как на флагмане. Они разнообразием дизайнерского мышления не отличаются, что ли? Коридоры одинаковые, костюмы из черного шелка - тоже одинаковые... Мозги-то, надеюсь, разные? Хотя, военные - они и в космосе военные.
  Нас сопровождали двое молчаливых охранников, искоса поглядывающих на меня. Я украдкой показал одному язык, отчего тот округлил глаза и демонстративно отвернул от меня свою бледную физиономию.
  Впереди дрогнуло знакомое голубое сияние портала. Мы по очереди вошли в него и оказались в большом конференц-зале. Вокруг суетились рикамцы... Господи, да что же вы какие инкубаторские - лишь по нашивкам отличить можно! Судя по знакам на рукавах комбинезонов, к которым я уже успел приглядеться, здесь находились только высшие офицеры и гражданские - по-видимому, ученые. Многие бледнолицые бросали на меня любопытные взгляды.
  В круглом зале был высокий сводчатый потолок, с которого лился ровный свет. На возвышении стояла небольшая трибуна, за ней белела широкая плоскость полотна, судя по всему, выполняющая роль экрана или монитора. Остальное пространство занимали ряды одинаковых кресел, обитых светло-серым материалом.
  - Проходите, Константин, садитесь вот здесь, - сказал адмирал, занимая место в первом ряду.
  Когда все уселись, вокруг неожиданно стало непривычно тихо. Когда мы приходим в театр, и начинается представление, каждый старается не шуметь, но несмотря ни на что общий звуковой фон сохраняется. А здесь наступила тишина. Инстинктивно, чтобы проверить, не оглох ли вдруг, я сказал:
  - Раз, два. Как слышно?
  - Слышу вас нормально, Константин. Входим в зону турбулентности, - подыграл мне Деменик. Ух ты! Я уж было решил, что у этих товарищей чувство юмора начисто отсутствует...
  - А почему так тихо, будто все внезапно померли?
  - Включилась система индивидуального шумоподавления.
  - Круто...
  В это время на трибуну поднялась женщина. Под черным комбинезоном угадывалась очень неплохая фигурка, по крайней мере, по человеческим представлениям. На месте грудей были груди, на месте талии - талия. Ноги длинные, стройные. Лицо симпатичное, волосы короткие, русые. Никаких отклонений, кроме бледного свечения кожи.
  - Круто, - машинально повторил я.
  - Приветствую вас, уважаемые члены военного совета, - начала она. - Также приветствую почтенных служителей науки и советников. Отдельно хочу поблагодарить представителя планеты Земля, согласившегося помочь нам. Константин, встаньте на секунду, прошу вас.
  Я поднялся, повернулся лицом к залу и улыбнулся, как олигофрен. Рикамцы почтительно склонили головы. Я поспешно сел.
  - Надеюсь, - продолжила докладчица, - что вместе мы сможем оказать достойное сопротивление беспощадной агрессии со стороны амисов, которой через несколько часов должны подвергнуться обе наши цивилизации. И Человечество, и Федерация Рикам.
  - Кто это? - шепотом спросил я у адмирала.
  - Президент Мистана.
  - Ваш президент?!
  - Да? А в чем дело?
  - Нет-нет, ничего...
  Вот так, политиканы всей Земли! Учитесь! Как говорится - да здравствует феминизм и суфражизм!..
  - Уже на протяжении полутора столетий, по меркам людей, мы, рикамцы, ведем жестокую и кровопролитную войну с ненавистной всем расой амисов, - продолжила свою речь симпатичный оратор. - Многие из вас потеряли родных и близких, боевых друзей и просто знакомых... враг не щадил ни ваших матерей, ни жен, ни детей, ни вас самих. Пора и нам как единой расе подняться и отбросить от себя захватчиков, уничтожить их! Нам нужно временно стать беспощадными и жестокими, забыть о милосердии - только так можно будет победить. Те, против кого мы ведем войну - никогда не знали о сострадании, им чужды понятия: дружба, радость, спокойствие... У них есть только ненависть. Ко всему живому! Поэтому и мы должны на время научиться ненавидеть, ибо прошли дни дипломатии и договоренности. Теперь - либо мы их, либо они нас!
  Зал дружно поднял вверх руки. По видимости, это было что-то вроде аплодисментов. Да уж, спич получался в лучших традициях деятелей Великой Октябрьской...
  Тем временем президент Мистана сказала:
  - Мы все должны понимать, что, в случае возникновения глобальных боевых действий на всей поверхности планеты, человеческая раса пострадает больше всего и, следовательно, защищая свой мир, непременно вмешается в наш конфликт. Здесь у нас вырисовываются две задачи. Первая - не дать людям провалиться в панику, возникновение которой может привести к уменьшению планетарной ауры до критического минимума. И вторая - помочь им. Суметь сплотить, заставить поверить, что мы с ними заодно! Если нам удастся выполнить вторую задачу, шансы на победу возрастут втрое. Если не удастся выполнить первую - шансы не будут нужны.
  Меня кольнул приступ гордости. Стало быть, они уважают людей и готовы считаться с нами.
  - Все вы помните 40-е годы двадцатого века по человеческому... хотя, что это я то и дело уточняю? И так понятно. Мы же все сейчас привязаны к планете Земля, значит и играть придется по земным правилам. В 40-е годы прошлого века люди уже видели вторжение амисов. Конечно, для них это выглядело, как фашизм, геноцид, господство национальной идеи. Коварные замыслы наших врагов породили страшную войну, разруху, опустошение. Но человечество, получив тяжелый удар, смогло защитить себя...
  - Какое на фиг человечество?! - возмутился я, привставая. - Русские...
  - Константин, не стоит, - мягко перебила меня Мистана. - Сейчас для нас не важны детали, хотя всем известно какой вклад в борьбу с Германией внес СССР. Мы следили за вашей историей гораздо пристальнее вас самих, поверьте.
  - Это я уже слышал... - пробурчал я, опускаясь обратно в кресло.
  Мистана продолжила:
  - Тогда амисы были еще не достаточно развиты, слабы. Они не успели до конца изучить психологию людей и действовали... как бы это сказать... на уровне рефлексов. Но теперь амисы поняли, по каким болевым точкам человечества нужно бить, чтобы сорвать ритм дыхания планеты наверняка. И нашли смертельное орудие. Террор. По классическому определению - это насильственные действия с целью устрашения, подавления политических противников, конкурентов, навязывания определенной линии поведения. Для амисов важен только первый пункт: устрашение. Создание всеобщей паники, внедрение комплекса страха в психику людей. Таким образом они рассчитывают разрушить уникальную планетарную ауру Земли и открыть пространственно-временной разлом для ввода в наше измерение своих основных сил. Мы ни в коем случае не должны этого допустить! Иначе начнется сущий ад...
  Она прервалась на минуту, глотнула из стакана, который стоял рядом, облизнула бледные губы. В зале стояла гробовая тишина.
  - Международный терроризм возник в 70-х годах прошлого века, а на рубеже тысячелетий стал роковым бичом для Земли. Бичом, который рассек планету на Восток и Запад, благодаря которому люди, в очередной раз прикрываясь верой, начали резать друг другу глотки. Но теперь в так называемых 'крестовых походах' участвуют не отдельные народы или страны, как раньше, теперь фанатичная ненависть охватила всех. Человечество просто-напросто еще не понимает, к какой точке приблизилась его история. А амисы точно подгадали момент - они уже давно разрабатывали этот план, их агенты успешно действовали во многих террористических группировках, направляя ход событий в нужное им русло. Как жаль, что мы так поздно разгадали их стратегию... Это же было так очевидно, стоило только правильно и вовремя сопоставить факты... - Мистана вздохнула и устало провела по лицу ладонью. - Современный международный терроризм превратился в фактор, серьезно дестабилизирующий обстановку в мире землян. На сегодняшний день, по данным нашей разведки, более чем в 80 странах насчитывается около полутора тысяч групп и организаций, использующих в своей деятельности методы террора. Рост негативной тенденции совершения террористических акций, влекущих за собой многочисленные человеческие жертвы, наносит значительный материальный и моральный ущерб всему человечеству. Члены международных террористических организаций, наряду с совершением жестоких циничных преступлений против мирных граждан, пытаются установить контроль над территориями с богатейшими запасами энергоносителей и полезных ископаемых, оказывать влияние на происходящие политические процессы в различных регионах мира. Для достижения этих целей они активизируют свои силы в стремлении получить доступ и к оружию массового уничтожения. Во главе большинства подобных организаций стоят представители расы амисов, принявших облик людей. Важнейшие стратегические решения так называемого 'Международного фронта' принимают именно они. Этот 'фронт' возник в 1998 году, его цель - ведение 'священной войны', джихада, против иудеев и крестоносцев. Но это всего лишь очередное прикрытие истинных целей амисов. Они не воюют против кого-то или за что-то, они совершенно не подвержены религиозным предрассудкам людей, их не интересуют идеи так называемого местячкового национализма или преследования и травли каки-либо народов. Их задача сейчас банальна: установить на планете диктатуру страха. И сотни тысяч слепых людей-фанатиков, чья воля была сломлена, словно горелая спичка, помогают им в этом. Более того, эта зомбированная армия не остановится ни перед чем, ради идеи, которую ей внушили! Амисы очень точно смогли рассчитать время, когда ломать волю человека стало проще простого. Теперь мы готовимся к решающему сражению, в котором определятся судьбы трех миров. И Земле ненадолго предстоит стать точкой террора.
  Все снова подняли руки. Я оглянулся. Вгляделся в белесые лица этих преданных бойцов за справедливость, и вдруг ко мне пришло понимание того, что должно произойти. До этого момента я почему-то воспринимал все вокруг, как большую игру. Словно был в виртуальности... В ушах привычно загудело... мутно-розовый пепел застлал глаза...
  - Удачи всем нам! - раздался ободряющий голос Мистаны. - Одной большой удачи!..
  - Да вы что, вконец охерели?! - заорал я, срываясь на хрип. - Вы что, песочницу себе нашли для игры в 'войнушку'?! Земля - не песочница!
  - Константин!.. - крикнул адмирал.
  - Заткнись, вояка! Слышишь ты, президент! Ты, ты! Пошли-ка, поговорим наедине! Я тебе втолкую точку зрения человечества касательно данной ситуации, сукина дочь!
  Несколько бледнолицых рванулись ко мне, вскидывая что-то, похожее на пистолеты. Но Мистана властно приказала:
  - Не трогать человека!
  Добровольцы-патриоты остановились, с опаской глядя на меня.
  - Что ж... - Она поправила прическу. - Давайте поговорим, Константин, если вы настаиваете. Только зачем кричать? У меня нормальный слух. Следуйте за мной.
  Она, не оборачиваясь, пошла к голубому телепортатору. Я был на взводе, и поэтому без раздумий, громко сопя, двинулся за ней - рикамцы буквально отпрыгивали в стороны с моего пути.
  Черт возьми! Как они могут так вот спокойно распоряжаться судьбой планеты. Не их планеты, между прочим! Собираются вломиться в чужой дом и начать самозабвенно лупить мухобойкой по обнаглевшим крысам, пожирающим все вокруг. А кто-нибудь спросил хозяев?..
  Мистана подошла к мареву портала, кивнула мне и шагнула в него. Я, не сбавляя скорости, уверенно прошел следом за ней.
  Комната, в которой мы оказались, была непохожа на остальные помещения. Здесь не веяло практичным аскетизмом, присущим бледнолицым. Четыре светильника, стилизованные под факелы, проливали красноватый свет на старинную мебель. Посреди стоял огромный резной стол черного дерева, вокруг него находилось несколько стульев с высокими спинками из того же материала. На стенах висели гобелены, изображающие незнакомые мне батальные сцены, высокий сводчатый потолок был украшен фреской. Выхода из комнаты было два: в одной из стен дрожала пелена портала, бросая синие отблески на край стола, а в противоположной была дверь. Тяжелая, тоже сделанная из черного дерева. Отсутствие окон придавало помещению какой-то жутковатый шарм.
  Мистана встала позади одного из стульев и оперлась локтями на его спинку. Ее лицо, подсвеченное сбоку красной лампой-факелом, показалось мне вдруг необычайно красивым. Моя взвинченность испарилась, словно снежинка, пролетевшая над костром, и я почувствовал себя ужасно неловко перед этой спокойной и волевой женщиной. Боль в голове стихла.
  - Присаживайтесь, Константин.
  Боже мой, какой я все-таки нервный идиот! Стыдобища! Надо же было так по-свински себя повести...
  - С вами все в порядке? - чуть наклонив голову, спросила она.
  - Да.
  Я неуклюже отодвинул стул, сел и насупился, как первоклассник, получивший очередную двойку, за которую дома глобально влетит.
  - Я слушаю, - сказала Мистана, пристально глядя на меня.
  Шмыгнув носом, я исподлобья скользнул по ней взглядом и неожиданно для самого себя выдал:
  - У вас грудь сексуальная...
  Президент Федерации Рикам удивленно поняла брови. Она пару секунд что-то соображала, потом улыбнулась. Спросила уже без сухости в голосе:
  - Вы что всем делаете комплименты в такой извращенной манере?
  - Извините, я вел себя, как подросток... И это вот вырвалось сейчас... извините...
  - Ну что вы, мне приятно. Не каждый день, знаете ли, президентам подобное приходится слышать. Особенно чувствуется контраст после 'сукиной дочери'.
  Кажется, я окончательно покраснел в свете факелов-светильников. Господи, о чем я думаю вообще? Примеряю себе в сексуальные партнеры главу инопланетной цивилизации, которая дотронуться-то до меня не сможет? Оригинально, Костя! С изюминкой мыслишь!
  Тут сердце сжали воспоминания о недавних событиях... Поддатая Наташка, обыкновенный летний вечер... Взрыв. Наверное, у меня действительно серьезно сдали нервы - что-то больно часто и быстро меняется настроение. То ирония какая-то глупая, то злость без причины, то отчаяние и безразличие. Смешно со стороны выгляжу, пожалуй...
  - Нет, отнюдь, - мягко сказала Мистана.
  - Хм... и вдобавок размышляю вслух, - горько усмехнувшись, прошептал я. - Совсем с катушек слетел.
  - Ничего удивительного, вы пережили страшное потрясение. Мы же всё знаем о вашей трагедии.
  Я посмотрел ей в глаза. Спокойно, устало, без вызова.
  - Скажи... те, Мистана, по-вашему, я адекватен?
  - Вполне. По крайней мере, насколько это возможно в вашем положении.
  - А чем вы можете доказать, что все происходящее со мной реально? Может быть, это бред. Может, я до сих пор в психушке на улице Нагорной в Самаре, провинциальном российском городке планеты Земля? Докажите, что я не шизик?
  - Не могу, Константин. Но, думаю, если вы прислушаетесь к себе, поворошите ил на дне души, честно ответите на вопрос: 'Чего я, действительно, хотел?' - тогда вы сможете поверить.
  - А чего я хотел? - машинально спросил я.
  Она промолчала.
  - Видит бог... которого, в сущности, нет... я не желал... - я осекся и сглотнул.
  - У вас, людей, подчас вообще очень странные желания, - негромко проговорила Мистана, проведя ладонью по мерцающей щеке. - Вы часто не знаете, что вам действительно нужно в жизни. Взять хотя бы вас, Константин. Вам же нравятся углы?
  - Да... - выдавил я.
  - А почему? Ведь, согласитесь, это достаточно необычно даже для психологии человека: возведение геометрической фигуры в подобие культа. Угол - это же абстракция. Значит, вам нравятся проекции этой абстракции в реальном, предметном, мире. А если копать глубже - символы. Вам нравится то, с чем обычно принято ассоциировать угол: поворот, изменение, надлом.
  - Не знаю - никогда так четко не анализировал. Наверно...
  - Теперь подумайте, чем была вся ваша жизнь?
  'Они мне мозги, что ли, просканировали?' - мелькнула мысль. Я снова чиркнул взглядом по ее спокойному лицу.
  - Чем была ваша жизнь? - повторила она.
  - Прямой. Точнее... отрезком, - очень тихо сказал я, и какой-то неудобный ледяной комок возник в груди. Непохожий на квинтэссенцию того чувство горя и опустошенности, которое в последнее время преследовало меня, то прячась, то напоминая о себе. Эта ледяная глыба с зазубренными краями с хрустом забилась вместо сердца и заморозила кровь в артериях и венах.
  Она корчилась, и каждое ее сокращение отдавалось дикой болью. Каждый удар шептал: 'Ты ни о чем не жалеешь, дружок...'
  Я обхватил голову руками. Казалось, сейчас в ушах снова раздастся привычный звон, гул... Мне даже захотелось этого! Дико захотелось, чтобы он возник, этот противный звук, напоминающий о прошлом, чтобы закружился перед глазами рассыпчатый пепел... Но ничего не произошло. Только острое хрустальное сердце скрежетало в груди.
  Сердце, которое всегда хотело перемен, сердце которому нравились углы...
  - Что ж, давайте мир спасать тогда... - едко усмехнувшись, сказал я.
  - Давайте, - ответила Мистана. - Ваша задача будет, пожалуй, самой непростой. Взгляните сюда... - Она дотронулась рукой до одного из гобеленов, отчего тот засветился ровным матовым светом. Через мгновение на нем возник контур человека анфас.
  - Это аура нормального взрослого человека.
  Еще одно еле заметное касание, и вокруг фигуры задвигались какие-то серебристые потоки. Они то расширялись, то сужались, текли то быстрее, то медленнее... Касание - контур человеческой фигуры повернулся в профиль.
  По моим прикидкам, точкой, из которой флюиды возникали, и куда они как бы возвращались, была грудь. Было похоже... Точно! Было похоже на дыхание! Будто человек выталкивал что-то из себя, а потом оно всасывалось обратно. Или - наоборот. Но, несмотря на это, казалось, что эти перламутровые токи как бы исторгаются, то есть двигаются изнутри наружу.
  - А вот это ваша аура...
  Сначала я не понял значения рисунка на экране. Фосфоресцирующая точка и сотни... тысячи лиловых вихрей натянуто разлетающихся в разные стороны. Неведомая сила словно отбрасывала закрученные 'протуберанцы' за пределы экрана. Казалось, кто-то рьяно разрывает пространство, оттягивая кусочки от центра к краям.
  - Видите яркую точку?
  - Ну.
  - Это вы.
  Ни хрена себе! Я наморщил лоб и почесал шею.
  - Стоп, Лимер, ну этот... астробиолог ваш придворный, он вроде говорил, что максимальный радиус ауры метров пять, - недоуменно пробормотал я. - А здесь-то сколько?
  - Здесь около семи... - ответила Мистана.
  Я еще раз поглядел на экран, потом перевел непонимающий взгляд на нее.
  - Километров, - быстро сказала она, видя мое замешательство. - Вы феномен феномена.
  Вспомнился вдруг бедный Лимер, визжащий на весь флагман, когда я его за шкирку по коридору волок. Они же боятся прикосновения людей, как раскаленного вольфрама, капающего на задницу. А у меня вон какая аура здоровенная! Эх, наверное, парень настрадался...
  - А чего мне с этим... - я покосился на пляшущие блики, - джедаевским огнем делать-то надо? Я ж не умею... да и не чувствовал этой фигни сроду.
  - Никто из людей не чувствует. Хотя ее внешние проявления несколько раз фиксировались в экстремальных ситуациях, просто вы, наверняка, этого не помните, - терпеливо разъяснила она.
  Короткими вспышками воскресли в памяти случай в подворотне с разбитой гитарой... шторм... пирс, за который не успел ухватиться брат... руины дома - под ними осталась Наташка... фиолетовые брызги, срывающиеся с рук...
  Я тряхнул головой, отгоняя страшные картины. Не теперь!..
  - Вам нужно будет проникнуть в мир амисов, - продолжила Мистана. - Сопровождать вас будут ученые: уже знакомый вам Лимер, он лучше всех разбирается в психологии этих уродов, также специалист по пространственно-темпоральным аномалиям, ну... по параллельным Вселенным, еще несколько опытных исследователей ауры, медик и техник. Охрану обеспечит взвод десантников космофлота Федерации.
  - Интересное дело... - жуя губами, прошамкал я. - Кто же будет осуществлять командование всей этой партизанской вылазкой?
  - Я.
  - Вот как! Оригинальные у вас порядки - президент нации лично возглавляет крутых пацанов, проводящих операцию 'буря в пустыне'. Натуральная демократия и безграничное самопожертвование во благо державы!
  - Вы что, до сих пор не понимаете? - довольно резко сказала Мистана. - Либо мы уничтожим амисов, либо они нас! Всех. Я бы могла переложить ответственность за выполнение нашей миссии только на одного рикамца - адмирала Деменика. Но ему придется в это время командовать военными действиями на Земле.
  Я опять заткнулся в тряпочку. А ну-ка в белый угол, товарищ! Что же такое получается? Что это за шовинизм у меня в мозгах засел? Почему женщина не может быть президентом? Почему президент не может сам идти во главе строя на войну? Если это не похоже на привычный нам порядок вещей - что с того?.. А грудь у нее все-таки и сбоку классная...
  - Мы на легком катере высадимся возле одной из зон перехода в параллельную Вселенную, - продолжила она, удостоверившись, что я больше не намерен острить. - Проникнем туда, пока все силы амисов будут брошены на атаку планеты, и должны будем найти способ уничтожить весь этот страшный мир.
  - То есть никто из вас совсем-совсем не знает, как это сделать?
  - То есть никто из нас никогда-никогда там не был.
  - Вот те на! А как же вы изучали этих тварей? Как вы делали выводы относительно их Вселенной? С чего вы решили, что она конечна? Да и вообще...
  - Мы много и умело анализируем.
  Я не удержался от смешка. Детективы, блин, нашлись!
  - Сейчас вам нужно поспать, Константин, - сказала Мистана, подходя к порталу. - Здесь вы найдете все, что нужно. Отдохните как следует. Впереди очень много острых углов.
  Последнее, что я увидел - ее приятный силуэт, исчезающий меж голубоватых сполохов телепорта. В душе после разговора осталось смешанное чувство: какой-то непонятной досады и неопределенности вкупе с пульсирующей искоркой детского восторга. Да уж... веселый денек намечается, если верить всей той чепухе, которая творится вокруг. Насыщенный денек.
  Я не спеша встал, потянулся, обошел вокруг тяжелого стола. Оглянулся, словно собирался что-нибудь стащить, и потрогал полотно гобелена, которое недавно превращалось в экран. Полотно как полотно. Я еще раз посмотрел по сторонам и с силой начал давить на него ладонями в разных местах. Через минуту тщетных попыток вернуть чудо-телевизор пнул по нему ногой, ойкнул от боли и плюнул в сердцах на факел-светильник. Плевок стал плавно стекать по стеклу.
  - Вот вам, бледнолицые, - задиристо сказал я, будучи почему-то уверен, что за этим помещением наблюдают. - Я супермен! И поэтому в свободное от работы время могу шалить сколько влезет. Так-то...
  Спустя минуту истерика кончилась. Навалилась усталость, причем всем весом дородного борца сумо. 'Идите вы с вашими продвинутыми фокусами', - подумал я и открыл единственную в комнате дверь.
  Чистая постель приняла мое исхудавшее за последний месяц тело в прохладную ладонь простыни. Погладила затылок мягким пальцем подушки. Вот это другое дело, теперь можете бухтеть мне про спасение цивилизаций сапиенсов сколько влезет...
  
  * * *
  
  Лошади обливались потом, кусали удила и истошно мотали головами. Поля, простирающиеся впереди, насколько хватало глаз, были вытоптаны до серой земляной корки. Запах гари перемежался с болотным смрадом.
  Мы переправились через речку Стырь и остановились около Луцка. Как говаривали солдаты, километрах в сорока к юго-западу от этого места уже пролегала граница с Австро-Венгрией. А войска противника вот-вот должны были показаться в пределах видимости. В конце мая 1916 года, после долгой позиционной войны, на которую нас вынудило прошлогоднее австро-германское контрнаступление, мы начали стремительное продвижение на запад. Армия под командованием генерала Брусилова успешно наступала.
  Наш отряд расположился на отдых возле изгороди какого-то заброшенного огорода. Сашка Пестрый, вечно имеющий заначку, выволок из вещмешка кусок грудинки внушительных размеров.
  - А что, братцы-хлопцы, говорят, сегодня-завтра врага бить будем... - сказал он, бросая мясо на камень и оголяя шашку.
  - Черта-с два, товарищ! - горячо возразил молодой Иван Сторпников. - Перлись в заднице месяц и еще столько же пропремси!
  - Ой-ты! Петух-то! - весело сказал Сашка и принялся резать грудинку.
  - Не в заднице, а в арьергарде, - промямлил Прокопыч, пожилой, бывалый солдат. - Ты, молодчик, еще пуль толком не слыхивал, да пороху не нюхивал. Так что помалкивай. Сбегай-ка лучше за молоком к хозяйству ближнему.
  - И молочницу прихвати! - добавил Пестрый.
  Все захохотали и стали показывать, что будут с молочницей делать. Сторпников обиженно фыркнул и, поправив фуражку, поплелся в сторону окраинного дома.
  Вдалеке щелкнул выстрел. Прокопыч сел в пыль, прислонившись к колесу телеги, и глубоко вздохнул. Сказал негромко:
  - Разваливается все вокруг... Телеги, судьбы.
  Сашка усердно скрипел сталью шашки о камень; солдаты подходили и молча разбирали неровные шматки грудинки.
  'А-а-а...' - раздалось издалека.
  Мы встали и принялись вглядываться в перелесок, который находился километрах в полутора от переднего края войска.
  'А-а-а!..' - снова послышалось оттуда.
  Застрекотал пулемет, и между деревьев появились черные точки. Сразу навстречу им двинулись такие же точки с нашей стороны - словно две тучи мошкары.
  'А-а-а-а! Р-ра-а!' - нарастало вокруг.
  - Па коня-а-м! Р-р-а-а!
  Глаза у Сашки Пестрого дико расширились, он бросил недоеденный кусок на землю и заорал:
  - Ур-а-а! Ну что, братцы-хлопцы, порубим немецкую шелуху!
  - А-а-а!..
  Взвизгнула пуля. Кони зашлись воем, принимая в седла солдат, телега опрокинулась на бок, и из нее высыпалось полугнилое сено... Рядом кто-то свалился навзничь, дергаясь и стараясь зажать алый фонтан, бьющий вверх из живота...
  Пехота вперемешку с кавалерией рассыпалась по всему полю. Звон шашек сливался с трелью ружейных выстрелов. Едкий пороховой дым щипал ноздри, почва под ногами дрожала от ударов сотен лошадиных копыт.
  Вот молодой Иван Сторпников с горящими глазами несется, размахивая сверкающей сталью, кричит что-то...
  А пулемет из укрытия, словно многожалый скорпион, отталкивает назад одного солдата за другим, и они остаются лежать в пыли. Тра-т-та. Тр-ра-та-та...
  Мы рвемся вперед. Ненависть гонит нас, страх взрывается внутри холодящими спазмами. Хмурое небо лениво ворочает облаками, говорит: эта весна не для вас, эта весна не для них! Свинцовый бас поет о России - и тяжелая песня грохочет в наших душах. Только мы ее слышим...
  А-а-а!.. Тра-та-тра-та...
  Мы рвемся! Смерть не пугает нас. Мы гоним смерть! Она лишь огрызается, клацая зубами направо и налево...
  А пулемет надрывается, шипит, жалит. Он сам по себе, он живой...
  Гипнотизирует, зовет смертельно-обаятельным голосом, который исходит из самых глубин стали, из неистовых волн огня...
  Немецкий дзот был где-то поблизости. Но геройствовать никому не хотелось. Стоило высунуть каску из окопа, как ее сносило очередью. Опытный стрелок засел.
  Февраль 1943-го. Мы продвигаемся на запад от Сталинграда. Полномасштабные наступления уже позади, и теперь остатки дивизий с той и с другой стороны нехотя переплевываются свинцом. Жуткие морозы сковывают движения, по ночам в землянках не помогают ни ржавые буржуйки, ни шинели, ворс на которых местами протерся до подкладки. Пьем остатки родного спирта и трофейный шнапс.
  - Гранатку бы туды... - вздохнул Григорий.
  - Да, а потом от танков будем соплями отбрасываться! - устало прошепелявил Сережка Мортанов. - Осталось-то гранат всего-ничего...
  - Сам вижу, умник. Кхм... Дай-ка автомат.
  - Ты чего задумал?
  - Давай, кому говорят! В моем патроны кончились.
  Сережка отдал свою эрпэдэшку Григорию. Тот повозился на мерзлой земле, переворачиваясь на живот и подгибая колени под себя. После чуть-чуть высунулся над взрытой кромкой окопа. Метель усилилась, гоняя тучи снежной крупы над полем, и поэтому фашистский стрелок не заметил его.
  - Ой, етить твою... - прошептал Сережка, глядя, как Григорий осторожно улез наверх, в сугроб.
  Завывания вьюги нагоняли страх и тоску. Сережке вспомнилась его комната в двухэтажном домике в Воронеже, пожилая мать, часто мигающая заплаканными глазами. Жизнь вспомнилась...
  - Что же ты, сука, судьбы ломаешь, как старые телеги... - неизвестно кому сказал он. Сглотнул.
  Сверху раздался родной стук РПД. Русский мат. Еще стук.
  'Шайзе! Швайн! Унд...'
  - Я те щас, бля, дам, швайн! - заорал Григорий. - Иди про Фауста читай, сволочь арийская!..
  Оборванное тремоло чужого пулемета. Стук РПД. Русский мат. Метель...
  - Гриша, ты живой?! - крикнул Сережка через минуту, поправляя каску. - Гриша!
  Григорий грузно свалился в окоп. Притянул за ремень длинный немецкий пулемет МГ-34.
  - Я им дам 'швайн'! - ворчал он, расчесывая рукавицей побелевший от мороза нос. - К зиме-то нашенской не привыкли, гады! Глазки снежок застилает - не видать хитрого русского партизанена! А партизанен - раз! Пиф-паф и... - Сплюнув, он бросил Мортанову угловатую бутылку с немецким пойлом.
  - Дурак ты, - тихо сказал Сережка. - Дурак...
  - А что дурак? - Григорий посмотрел на него слезящимися от холода глазами. - Что дурак? Надоело все, Сережка! Понимаешь, мы ведь с тобой, брат, третий год идем, третий год стреляем... А потом все равно - смерть. Понимаешь? Надоело... В душе ничего нет. Тошно. Ну дойдем мы до Берлина, потом нас еще куда-нибудь отправят, кто-нибудь еще нас на колени бросит! Или мы их... Взбесились люди. И никто уже не разберется, где справедливость, а где подлость. Впереди - страшная эпоха. - Он помолчал, тяжело опустив веки. - Я ведь до войны, Сережа, знаешь кем был? Кхм... Ученым я был, Сережа. Кандидатом исторических наук, между прочим.
  В небе стал нарастать гул. Казалось, задрожала даже вьюга.
  - Мессеры...
  Огненные росчерки заставили сердце сжаться и на миг затаиться. Смерть, правда, уже почти не пугает нас, но иногда все же бывает очень жутко. Особенно по ночам.
  Когда слышится странный голос. Он мерно зовет тебя, рождаясь где-то в самых глубинах памяти, в неистовых волнах естества...
  - Пригнись, они недалеко. - Старлей Войщенко поправил подсумок, осторожно повернулся на бок. - Вон там, видишь, огневая точка, где сверкает. Подпол мудак! Кто же ночью высоту штурмует... Сейчас они над нами осветительные ракеты повесят, и криндец!..
  Кавказ. Чечня. 1999-й.
  Вэвэшники с десантурой с разных сторон пытаются захватить укрепленные в горах позиции боевиков. Из Ханкалы пришел приказ выбить бандитские формирования для возобновления транспортного сообщения между федеральными силами. Это после того, как духи сбили нашу 'вертушку' с каким-то генералом на борту.
  - А, сучье племя! - заорал сержант Артур Сказалов и втянул голову в трофейный кевларовый броник, словно черепаха. Перед ним прошлась тонкая нить пулеметной очереди, вздыбившая мерзлую землю.
  - Бля!.. - утомленно сморщившись, сказал Войщенко. - Мы у них, как жуки на сковородке! Ну мудак подпол!
  Сердце бешено ухало в грудине, адреналин метался по артериям, кровь колоколом звенела в висках. Будь проклята ты, война! Будьте прокляты вы, крысы, мирно пасущиеся на светлых московских площадях! Вы катаетесь на машинах, а бензин для них сделан из красной нефти, за которую мы умираем! Вы жрете наше мясо, с хрустом отрываете зубами куски наших душ!.. Будьте же вы все прокляты! Знайте, что мы, облезлые псы этой войны, вас ненавидим...
  Слева, возле искореженных останков бэтра, кто-то зашевелился. Артур мгновенно всадил в ту сторону длинную очередь из АКС. Пули, рикошетя, выбили сноп искр на обгоревшей броне.
  Из-за бэтра донесся виртуозный русский мат.
  - Без акцента вроде... - прошептал Войщенко.
  Артур глянул поверх земляного вала. Крикнул неуверенно:
  - Свои, что ль?
  - Нет, бля, разведчики из Гваделупы! - донеслось из-за бэтра. - Чуть не угробили, дебилы!
  - Наша махра! - заорал Артур. - Давай сюда, мужики, в наш окопчик!
  Несколько солдат короткими перебежками пробрались к Войщенко и Сказалову. И вовремя: сразу после этого раздались приглушенные хлопки, и в небе повисли осветительные ракеты.
  - Теперь к ним вообще не подойдешь! - сказал молодой солдатик, прижимаясь к холодной осенней земле. - Как я устал... как устал...
  - Вот ешкин кот! Эти гады сейчас еще и минометами, наверняка, по нам вдарят, - добавил коренастый капитан, с перевязанной рукой.
  - Наша махра! Наши же, старлей!
  - Чуть не завалили нас, сослуживцы, ешкин кот!
  - Да кто ж знал! Я думал - духи растяжки ставят или еще чего...
  - Думал он! Как щас по зубам-то дам прикладиком!
  - У вас есть посмолить чего-нибудь?
  - Вот, держи. Только не высовывайся, а то снайпер тебе пепел стряхнуть поможет. Вместе с башкой...
  Артур задымил 'примкой'. Все замолчали. Через минуту где-то наверху засвистела мина, метрах в ста раздался взрыв. Спустя несколько секунд снова засвистело и рвануло. Уже чуть ближе. И пошло-поехало! Приходилось зажимать уши и широко открывать рот...
  Молоденький солдатик вдруг выпрыгнул из окопа и, сделав неуклюжий перекат, оказался за деревом.
  - Куда, бля?! Рехнулся?!
  - Нервы у пацана сдали...
  - Господи, ему лет-то сколько?
  - Без броника даже!..
  Рядовой, тяжело дыша, словно одержимый, бросился к следующему дереву. На полпути траектория его движения резко изменилась, он дернулся и откатился в сторону.
  - Всё, - сказал Войщенко.
  Неказистый солдатик, хрипя, сумел доползти до толстого сухого ствола и привалиться к нему спиной. Дрожащий свет вырисовывал его фигуру сверху. Пуля попала в печень.
  Метрах в пятнадцати рванула мина. Всех оглушило и осыпало мелкой каменной крошкой.
  - Промедол у кого есть? - заорал Артур.
  - В печень угодило. Это конец! Бесполезно... - отчаянно махнул забинтованной рукой капитан. - Пацаненок ведь совсем...
  Прижимая правой рукой рану, левой паренек расстегнул карман бушлата. Достал гранату. Зубами отогнул усики чеки, выдернул ее.
  Все, матерясь, вжались в дно окопа. Минометная канонада продолжалась.
  Молодой солдатик трясущимися пальцами поднял гранату к лицу, изумленно посмотрел на нее, будто не его рука держала этот кусок смерти, приложил гладкую сталь к голове - вот так, чтобы выпуклый ободок касался виска. Отжал рычаг.
  Боль тянула вниз, разрывая внутренности. Рядом гулко грохало. Очень тяжелыми стали веки, сорвалось дыхание... Но у него было еще целых три или четыре секунды жизни, чтобы ненавидеть...
  Чтобы затихающим сердцем ощущать удивительный голос, зовущий его по имени: 'Денис... Денис, Денис...' Голос всплывающий из самых глубин времени, пульсирующий в неистовых волнах света...
  
  
  4
  
  Ослепительная вспышка... Розоватые угли... Холоднее, холоднее... Геометрическая фигура, выложенная мутно-зелеными гильзами на толстом слое серого пепла. Не разобрать какая - все плывет...
  Я вскочил на кровати и огляделся. Простыня смялась подо мной и была влажная от пота. В комнате горел яркий свет. Возле двери стоял пожилой рикамец, выжидающе глядя на меня.
  - Скорее поднимайтесь, Константин! - оживился он, увидев, что я проснулся. - Амисы начали атаку. Наш десант сейчас высаживается на Землю.
  - Господи, что за страшный сон... - проговорил я, растирая лицо. - Или это тоже смоделировано? Признавайтесь, ваши штучки? Вы мне сны про войны заказывали?!
  - Не понимаю... Вам нужно торопиться! Штурмовая группа во главе с президентом Мистаной уже на катере. Ждут вас! Скорее! Амисы полпланеты в ядерное кладбище уже превратили!
  - Что?! Ты издеваешься надо мной?
  - Скорее, прошу вас!
  Хрустальное сердце, которое так ждало перемен, неистово заколотилось, разрывая грудь бритвенно-острыми гранями... Что они сделали с моей Землей?!
  Я выбежал из комнаты в чем был: в джинсах и черной майке-безрукавке. Шлепанцы еще на флагмане потерял... Уже не сомневаясь, что голубоватый портал приведет меня, куда нужно, прыгнул в его сияние. У них все тут правильно. Все ведет туда, куда нужно...
  Оказавшись в ангаре, сразу увидел худого Лимера, махнувшего мне рукой. Побежал к черному катеру, похожему на тот, что доставил нас сюда. Вокруг него стояли еще шесть кораблей другого типа - округлые, с острыми носами, напоминающие пули. Боевые, поди.
  Взбегая по миниатюрному трапу, я краем глаза подметил, как стена ангара разъехалась. Лимер провел меня по коридору в рубку, где уже сидели Мистана и несколько других рикамцев.
  - Занимайте свое место, Константин, - кивнула Мистана в сторону свободного кресла.
  Я послушно сел. Спросил, напряженно сглотнув:
  - Что с Землей?
  Она, кажется, не услышала.
  - Начинаем.
  На обзорном экране мгновенно поплыли звезды. Эскорт из трех пулеобразных кораблей, которых я видел в ангаре, вырвался вперед и держался в пределах визуального контакта. Остальные, наверное, шли в арьергарде.
  - Что случилось с Землей?! - крикнул я, теряя терпение.
  Мистана долго посмотрела на меня, бледное, мерцающее изнутри лицо ее стало будто еще белее. И тут в пределах видимости показалась моя родная планета. Я замер, глядя дико расширившимися глазами на гигантскую бирюзовую сферу. Повсюду, где извивающиеся облака не скрывали поверхность, виднелись серые грибовидные пятнышки. Не было необходимости что-то объяснять.
  Хрустальное сердце замерло, больно скатилось по позвоночнику...
  - Боже праведный... - только и смог выдавить я, часто моргая. - Боже праведный...
  Все молча смотрели на изъеденную атомными язвами Землю. Только еле слышные переговоры пилота с другими кораблями, раскалывали мерзкую тишину...
  Кто мог подумать, кто мог хоть на миг по-настоящему серьезно предположить, что наступит этот день? Мы вечно огрызались друг на друга, воевали, уничтожали целые народы... Но всегда в глубине нашей крошечной озлобленной душонки мы знали, что не будет ядерной войны. Мы глупы, но у нас один дом. Иного нет.
  Тысячами лет отмеряли мы себя. Человечество.
  Эмбрион в каменном веке, малыш в железном. Задиристый отрок на заре цивилизации Египта и Китая, стройный крепкий юноша в Древнем Риме и Древней Греции. Расчетливый, безжалостный субъект Средневековья, после - сварливый, жестокий старик нашего времени.
  Иногда этот старик впадает в маразм и начинает крушить мебель в доме направо и налево, не замечая ни дорогих ковров, ни цветов в тонких вазах, ни зеркальных галерей... Потом он приходит в себя, разжигает камин и усаживается в глубокое кресло напротив, чтобы подумать о своей жизни. Тоскливо вздыхает и погружается в неспокойный сон. На утро старик, нахмурив лоб, начинает прибираться, но через некоторое время забывает, зачем зашел в очередную залу, и плюет в сердцах на пыльный паркет.
  Поэтому по всему дому остаются лежать сломанные вещи.
  Но даже такой вспыльчивый старец не взрывает собственное жилище. Потому как оно стоит посреди снежной пустыни, и больше никого вокруг нет...
  Мы знали: не будет ядерной войны. Но не могли вообразить, что возможна агрессия. Такая беспощадная, беспринципная, страшная...
  - Что там делается? - прошептал я, не отводя взгляд от израненного шара. - Есть какие-нибудь сведения?
  - Около пятидесяти взрывов, - сказал рикамец средних лет со шрамом на правой стороне лба. - Разрушены все мегаполисы, столицы влиятельных государств, стратегические объекты. Общая паника; уничтожено около двадцати процентов населения Земли, есть угроза глобального радиоактивного заражения и так называемой ядерной зимы. Лучшие аналитики Федерации Рикам работают над ситуацией - мы не прогнозировали военных действий такого масштаба! Объем планетарной ауры упал до критического...
  - Да пошла ваша аура, знаете куда! - в отчаянии рыкнул я.
  - На связи адмирал Деменик, - громко сказал пилот.
  - Докладывайте, адмирал, - властно приказала Мистана.
  В рубке раздался знакомый голос:
  - Наши десантники высаживаются на поверхность. В ближайшие несколько часов будем пытаться установить контроль над всеми точками перехода. Землянам свое присутствие пока стараемся не раскрывать. Буду докладывать вам каждые полчаса. Ваша точка номер 19 - это на территории Эстонии, неподалеку от Таллина. Мы отбили ее у амисов, там спецбригада...
  - Что с радиацией, Деменик? - перебила президент.
  - Таллин уничтожен. Бэров не счесть.
  - Ясно. Будьте на связи.
  Мистана прикрыла глаза.
  - Аналитики... что они предлагают? - спросила она через несколько секунд.
  - По расчетам, скорее всего, придется развязывать полномасштабные военные действия, - ответил рикамец со шрамом. - Огромные формирования амисов замечены на ледяных пластах Антарктиды, в районе Земли Уилкса. Неизвестно, каким образом они смогли вывести из своего пространства такие силы!
  - Можно ли атаковать их с воздуха?
  - Они сбили несколько наших штурмовых кораблей. ПВО у сволочей безупречно. А крейсеры слишком неповоротливы для планетарных условий - они не проектировались для...
  - Ясно. А с орбиты? Лазерными или гравиударами?
  - Сейчас как раз ведется подготовка к атаке из космоса...
  Они говорили еще о чем-то. Бросались какими-то умными словами, спорили. Конечно, им хорошо рассуждать о чужом горе! Хотя, то, что произошло и продолжает происходить - не горе это уже! Это конец.
  Я впал в подобие ступора. Снова волнами стал накатывать противный звон в ушах, мысли предательски разбегались.
  За последнее время море новой информации и череда жутких событий развалили мое сознание на несколько самостоятельных частей. Одна была сжата животным страхом, просто намертво скована им, другая олицетворяла ярость, злость на все, что творится вокруг, а третья как-то ненормально посмеивалась над первыми двумя: один боится, второй рвется кому-то за что-то мстить и убивать всех напропалую, а я-то знаю, что в самых глубинах, в заветных недрах всем на всё наплевать. И это знание дает мне право смеяться над вами. И потому - подзуживаю вас на идиотские поступки. И смеюсь...
  Я встряхнулся. Сильно надавив, помассировал пальцами глаза.
  Наверное, это похоже на шизофрению... У меня не получалось сопоставить в голове многие факты. Но главное, я никак не мог определиться - на чьей все-таки стороне. У рикамцев все, конечно, получалось логично: амисы агрессоры, мы свято защищаем наш мир, помогаем вам, создающим феноменальную ауру, и так далее. И говорили бледнолицые складно и убедить умели. Но что-то настораживало... То ли правильность их какая-то излишняя, то ли железная непоколебимость принципов. Вторую силу этой схватки, амисов, я пока знал лишь со слов представителей силы первой, а значит - заведомо ложно. Потому что ни один воин в здравом уме не скажет, что его противник бьется за правое дело. Но, судя по тому, что они вытворяют, психика у ребят действительно подпорчена. Самое интересное положение у третьей стороны. У людей. Эта третья сила - если, конечно, теперь это вообще сила - была хладнокровно расстреляна в спину из-за того, что, сама того не зная, оказалась точкой соприкосновения двух миров. Люди в панике, люди ничего не понимают, люди бегут кто куда и нелепо падают... Но одно я знаю точно: люди ненавидят, когда их обижают и отнимают любимые вещи. Такие как жизнь, например.
  Эти отстраненные рассуждения были, наверное, защитной реакцией мозга на шок, который я испытал. Я просто отвлекал себя, боясь думать о том, что погибли сотни миллионов невинных людей, и неизвестно, что будет дальше...
  - Мы входим в атмосферу, - сказал пилот. - Будем на поверхности через полминуты. Готовьтесь.
  Все стали суетливо выбираться из кресел и надевать шлемы с огромными прозрачными стеклами.
  - Возьмите, Константин, набросьте-ка на себя. - Чрезвычайно толстый рикамец, которого я до этого как-то не замечал, протянул мне аккуратно сложенный черный комбинезон и гермошлем.
  Я слишком резко протянул руку, чем заставил толстого отпрыгнуть. Он своим необъятным задом при этом буквально размазал пилота по сенсорам на пульте. 'Приготовиться к немедленной эвакуации, - монотонно прозвучало в воздухе. - Самоуничтожение через одну минуту'. Бедный пилот, издав нечленораздельный звук, принялся одурело тыкать пальцами в пульт. Я-то думал, что знаю предел бледности человеческого... тьфу! пардон... инопланетянского лица. Фигушки - оказывается рикамцы тоже умеют бледнеть! Ватный голос продолжал нас оповещать о коротком, но захватывающем остатке жизни... Секунд через двадцать пилоту, постаревшему за это время лет этак на пяток, все же удалось отключить систему.
  В наступившей тишине президент Мистана просверлила взглядом толстого насквозь. Он виновато улыбнулся, смущенно прочистил горло. Вышло даже смешно. И как-то естественно... по-человечески.
  Едва ощутимый толчок в ноги дал понять, что мы коснулись поверхности.
  - Мы на месте... - запнувшимся голосом сообщил пилот.
  Рикамцы надели шлемы.
  - Надевайте костюмчик-то, а то косточки от радиации расплавятся, - посоветовал мне толстый. - И шапочку тоже... того...
  Какой-то он, этот гипертрофированный рикамец, был странный. Что-то в нем не соответствовало их национальному ГОСТу. Ладно, после разберемся.
  Я стал бесцеремонно стягивать с себя джинсы и майку. Возникло чувство, что снимаю человеческую кожу, последнюю принадлежность к прошлой жизни. Вот она - одежда, украденная с бельевой веревки в каком-то дворике близ психушки...
  Грудь сжалась, пустота наконец разорвалась в ней. Реальность сшибла-таки с мозга остатки его защитных реакций, и там что-то будто щелкнуло. Философствовать расхотелось; захотелось... пожалуй, убивать.
  - Мои вещи не трогать, - бесцветным голосом сказал я, вешая шмотки на спинку кресла.
  Комбинезон оказался на ощупь далеко не из шелка, как я сначала предположил. Материал был похож на мягкую, но прочную замшу. Влезая в него, я понял, что размеры ткани каким-то образом сами подгоняются по моей фигуре, в некоторых местах стягиваясь, в других - наоборот. Через минуту, комбинезон сидел лучше некуда. Шлем тоже был очень удобный. Из-за большого стекла и незаметных креплений он практически не ограничивал обзор. И самое приятное: звуки, когда я его надел, не исчезли и даже не ослабли. Ноги я всунул в прочные ботинки из не-знаю-какого материала.
  На поясе болтался предмет, похожий на пистолет, и еще несколько непонятных штучек. Я принялся рассматривать их.
  - Это гравик, пистолет, поражающий энергией сфокусированного гравитационного поля, - объяснил толстый. - А это...
  - Не сейчас, - прервала его Мистана. - Все на выход.
  Мы двинулись к шлюзу. Трап услужливо ткнулся в мокрый песок. Я машинально подал президенту руку, она, пискнув, поморщилась. Черт! Никак не привыкну. Аура, аура, что же ты такое?..
  Около тридцати рикамцев стояли неподалеку, возле пулеобразных кораблей. Жилистый офицер вполголоса давал последние указания десантникам. Строй внимал. Строй - это вообще отдельная этническая группа любого общества со своим набором социальных норм и законов межличностных отношений.
  Мы высадились на берегу моря. Если рядом с Таллином, как сказал Деменик, значит это был Финский залив. Порывистый, почти осенний ветер метался вдоль прибрежного песка, пригибал книзу редкие кусты, еще не убитые радиацией, брызгал соленой водой. Ветер нес в себе редкие черные хлопья. Снег на негативе. Небо застлали темно-сиреневые тучи, медленно наползающие на нас из-за туманного горизонта, словно они рождались в пучине волн и вздымались на огромную высоту. Тяжелые, неповоротливые.
  Земля. Это моя Земля...
  - Пилот! - окрикнула Мистана рикамца, выглядывающего из проема шлюза. - Пилот, идите сюда!
  М-да... Адмирал своего пилота хотя бы по имени знал...
  Парень, до сих пор отходящий от эффектного 'самоуничтожения', не горел желанием попадать под утюжащий ветер и изморось даже в защитном костюме. Он нехотя сбежал по трапу и подошел к президенту, инстинктивно съежившись.
  - Извините, что сомневаюсь в вашем профессионализме, - сказала она, неподвижно глядя на него через стекло шлема. - Но точны ли координаты, по которым вы произвели посадку?
  - Не понял?.. - Пилот совсем сжался.
  - Вы посадили наш катер у точки номер 19? - слишком спокойно и тихо спросила президент.
  Наверное, в эти шлемы все же впаяны устройства связи. А я-то думал, они просто звуковые волны хорошо пропускают.
  - Да, координаты точны, - сказал пилот и сглотнул.
  Мистана огляделась вокруг. Потом подошла к офицеру, который командовал десантниками, и стала о чем-то говорить с ним. В шлеме ничего не было слышно.
  Ну их на хрен! Слишком тут наверчено всяких передовых технологий для среднего сисадминского ума...
  Я подошел ближе к морю, задиристо швыряющемуся волнами, дохлой рыбой. Серая бездна прерывисто шумела передо мной. Мертвая бездна. Ее оборванные края тянулись к берегу, хватались за скользкий песок тысячами прозрачных рук, старались удержаться... А их засасывало обратно.
  Это моя бедная Земля...
  Если бы ты знала, Наташка, что случилось со мной! Если бы ты видела сейчас меня, стоящего на этой зыбкой кромке почвы и небытия в черном, защищающем от всякой дряни комбинезоне. Обожженного. Ничего не чувствующего, кроме стукающих в ребра граней стеклянного сердца, растерянного, окрысившегося. Если бы ты могла быть рядом теперь, когда мне так не хватает людей. Когда ненависть внутри тщательно перемешивается с отчаянием и безмолвной истерикой, и никому не хочется об этом говорить, потому что меня окружают чужие. Добрые, целеустремленные, пытающиеся помочь, но чужие.
  Раньше я был человеком, Наташка. Маленьким, несчастным и в то же время... безгранично счастливым человеком! Теперь - не знаю. Не могу разобраться и не понимаю, чего хочу. Наверное, все-таки - убивать...
  - Константин, вы того... не раскисайте.
  Не заметил, как толстый оказался рядом. Он стоял чуть позади и неуклюже переминался с ноги на ногу. Комбинезон совершенно нелепо сидел на его грузной туше. Из-за стекла шлема мигали мудрые, но немного виноватые глаза - будто он чуточку стыдился своих габаритов.
  - Вы это... пойдемте... - шмыгнув носом, сказал рикамец.
  - Перестань выкать, - отрезал я.
  - Есть 'перестать выкать', товарищ Костя! - он щелкнул каблуками ботинок и отдал честь.
  Я опешил. Чего угодно я ожидал от бледнолицего, но не такого совкового жеста.
  - Я увлекаюсь историей России, - выдал толстый в ответ на мой обескураженный взгляд. И добавил, картавя: - Архилюбопытнейшая, надо заметить, штука, батенька.
  Улыбка невольно развезла в стороны мои заросшие щетиной щеки. Я решил слегка подыграть ему.
  - Как тебя величать, отче?
  - Геннадием, ваше благородие.
  - Врешь, собака!
  - Никак нет-с! Матушка окрестила! За Россию ратовала, царствие ей небесное! Матушке, в смысле...
  Тут мы услышали позади себя взволнованные голоса и поспешили к кораблям.
  - И где же ваша спецбригада, Деменик?! - резко спросила Мистана.
  - Связь с ними прервалась за несколько минут до вашего приземления! - послышался прямо возле уха голос адмирала. Я машинально огляделся - конечно же, голос доносился из глубин шлема. - Там что, вообще никого нет?
  - Представьте себе, адмирал! Как дела на орбите?
  - Заканчиваем подготовку к гравитационному удару по Антарктиде... - голос Деменика на миг прервался. - Что?! Не может быть! Откуда? Скорость? Количество?
  - Что случилось? - Мистана сжала кулаки.
  - Боевые корабли амисов приближаются к базе 'Земля-1'!
  - Да куда вы вообще смотрели?! - сорвалась президент, чисто по-женски заломив руки.
  - Сообщите на флагман! Пусть весь флот немедленно сходит с солярной...
  Голос Деменика оборвался.
  Несколько мгновений было слышно лишь завывание ветра и неуместное шмыганье Геннадия.
  - Пилот! - прохрипела Мистана. - Где 19-я точка?
  - Т-там. За тем холмом. - Парень показал на песчаную возвышенность неподалеку от берега.
  - Офицер, проведите разведку! - крикнула она.
  - Взвод, группами по трое! Не выпускать друг друга из вида! Стрелять на поражение по любым формам жизни! Вперед!
  Десантники вскинули что-то похожее на помповые ружья и быстро рассредоточились. Через несколько секунд они уже бежали к вершине холма.
  - То есть как это 'по любым формам жизни'? - отвалив челюсть, спросил я.
  - Так, - отрезала Мистана. - Константин, это Геннадий - он изучает культуру вашей планеты, историю России и свойства ауры.
  Толстый рикамец по-идиотски расшаркался.
  Президент продолжила, поведя рукой в сторону рикамца со шрамом на лбу:
  - Своала - специалист по пространственно-темпоральным аномалиям. Лимера вы уже знаете. Там в стороне - медик и техник. Тот что с белой нашивкой на груди - это медик...
  Мистана стояла ко мне вполоборота, и изгиб ее бедра дьявольски притягивал взгляд. Талия скрывалась под поясом, больше похожим на широкую портупею. Скорее всего, не рядовая талия, упругая и жаркая. Соски эффектно увенчивали ее грудки, таившиеся под комбинезоном. Они не просто выпирали, они наглым образом торчали... Черт, о чем я опять думаю?! Каждый раз теперь буду на нее таращиться, что ли?.. Ну и что! Бабу хочу! Желательно инопланетного происхождения...
  - Вы о чем думаете? - сухо поинтересовалась она, перехватывая движение моих зрачков. Блин, думал стекло шлема лучше отсвечивает! - С этого момента все безоговорочно подчиняются моим приказам, никакой самодеятельности. Лишнего не болтать. Когда проникнем в мир амисов, держаться вместе, ни в коем случае не отходить друг от друга дальше, чем на пятнадцать метров! Константин, вы, насколько мне известно, когда-то служили в погранвойсках?
  - Да, но это было более десяти лет назад...
  - Ничего, вспомните. Жить захотите - вспомните и то, под каким ракурсом вы мамкину сиську видели, когда сосали. Своала, проведите краткий ликбез на тему перехода между мирами.
  Рикамец стукнул по своему стеклу правой рукой, наверное, по привычке хотел погладить шрам. Усмехнулся сам себе и сказал:
  - Перенос физического тела в параллельное пространство происходит мгновенно, равно как и перенос разума. При этом слегка нарушается энтропия мира, из которого тело исчезло, поэтому возле точки перехода образуется небольшая пространственно-временная аномалия. Она называется реконвалесценция. В общем, не рекомендую в момент переноса находиться поблизости, но этого вам точка и так не позволит. Главное - не смотреть. Если глаза дороги, запомните - не смотреть!
  В шлеме послышалось, как кто-то сглотнул. Кажется Лимер.
  В это время из-за пригорка показался десантник и махнул рукой.
  - Ну, вперед, - скомандовала президент. - Времени у нас совсем в обрез, неизвестно, насколько велики силы этих сволочей.
  Мы побежали. Бедный Гена! Какой придурок решил взять мужика его комплекции на войну?!
  Адреналин смешивался с кровью, жесткий ветер только подзадоривал. Я знал, что это за состояние, знал. Это называется кураж!
  - Скажите, Мистана, - шепнул я, приближаясь к девушке. - Если бы не эта моя... аура, вы бы потрахались со мной?
  Все словно споткнулись и повернули головы, ошалело уставившись на меня. Хренов гермошлем! Ну уж пардон, не привыкло наше благородие бегать в касках со встроенными микрофонами...
  - Вы действительно дебил, - тихо констатировала Мистана. - Я раньше не до конца в это верила. Сейчас сомнения развеялись под метелку.
  Геннадий не выдержал и некультурно зафырчал. То ли от бега, то ли от разбиравшего смеха.
  До вершины холма оставалось метров сорок-пятьдесят.
  - Странно, - задумчиво сказал Своала, посапывая на бегу. - Очень странно...
  - Вы о чем? - спросила Мистана, не сбавляя темпа.
  - Почему солдат не позвал нас голосом? Связь же в порядке. Почему он рукой махал?
  - Не время рассуждать, - ответила президент. - Соберитесь.
  Ученый хмыкнул и рывком преодолел последние метры.
  Оказавшись на вершине, мы остановились, чтобы перевести дыхание, и остолбенели. Небольшая долина напоминала распотрошенную братскую могилу. Трупы. Везде. Мертвые тела людей, точнее - рикамцев, покрывали песок насколько хватало глаз. Земля казалась черной от их комбинезонов. Чернильный ковер с белесыми пятнами лиц.
  И негативная метель. Сильные порывы ветра гонят и гонят пепельную крупу...
  - Это... это что же такое... - вымолвил наконец Геннадий, запинаясь. - Это как же...
  Мы не сразу заметили ряд наших десантников. Они стояли неподалеку. Как-то необычно стояли, неуклюже, что ли...
  - Ребята! Вы чего там встали?! - закричал рикамец с белой нашивкой на комбинезоне. Медик. - Эй! Что здесь произошло, ребята?
  Никто из солдат не издал ни звука. Слышен был лишь застарелый кашель ветра, который старательно прижимался к жуткому черному ковру. Негативная зима...
  - Где офицер? - громко спросила Мистана, направляясь в сторону странной шеренги десантников.
  - Стойте!!! - заорал вдруг Своала.
  Я вздрогнул. Все напряглись и схватились за гравитационные пистолеты.
  - Ни шагу дальше, президент! - В глазах рикамца блестел животный ужас, на его шраме билась жилка. - Солдаты мертвы! Это щит! За ними амисы!
  Тут из-за крайнего десантника показался кто-то в незнакомом мне пятнистом камуфляже цвета охры и в маске похожей на респиратор. Он гортанно усмехнулся и небрежно подергал рукой мертвого солдата. Получилась неплохая имитация призывающего жеста.
  - Сволочи, - с ненавистью прошептала Мистана. - Стервятники. Перебили взвод наших элитных убийц без звука...
  - Объем планетарной ауры стремительно уменьшается, - сказал Лимер, глянув на какой-то шарообразный прибор. - Если паника на Земле не прекратится, часа через три откроется пространственно-временной разлом...
  - Заткнись, - коротко велела президент.
  Субъект в светло-коричневой камуфляже снова махнул рукой мертвого десантника, как бы обращая на себя внимание.
  - Нам нужен человек Константин, - сказал он. Голос был лишен интонации и звучал так, будто доносился из поганого динамика. - Нам нужен человек Константин. Отойдите от него, лягте на землю. Лицо - вниз. Положите ладони на затылок. При попытке сопротивления наши снайперы откроют прицельный огонь, и ваша биологическая активность будет полностью приостановлена.
  Теперь я пользуюсь популярностью уже в двух Вселенных. Превосходно!.. В затылке почему-то засвербело, словно туда уперся прицел невидимого снайпера. Невыносимо захотелось курить. Интересно, амисам-то я на какой хрен понадобился?
  - Мы будем вести с вами переговоры! Если вы откажетесь, мы уничтожим планету Земля в течение ближайшего получаса гравитационным ударом с орбиты! - прокричала президент Федерации Рикам, после чего тихо добавила: - Надеюсь их космические войска еще не разнесли в щепки нашу околоземную базу... Геннадий, объясни тихонько Константину, как пользоваться портативным телепортом. Его жизнью рисковать нельзя! Пусть пока уходит, мы его найдем, как только выберемся. Пилот, ты меня слышишь?
  - Да, президент. Что случилось? - негромко прозвучало в шлеме.
  - В боевых катерах кто-нибудь остался?
  - Нет.
  - Умеешь ими управлять?
  - Да. Приходилось...
  - Забирайся в любой, подними его в воздух и произведи ковровую бомбардировку поля, которое находится за холмом, на вершине которого мы стоим. Видишь нас?
  - Да.
  - Тогда постарайся не угробить!
  - Есть.
  - Да ты что вытворяешь? - сатанея, сказал я. - Там же, на поле, ваши солдаты!
  - Там уже нет наших солдат, - стальным голосом ответила она. - Это война. Здесь ты либо жив, либо тебя нет. Их больше нет. А мы живы и будем стараться выжить дальше.
  Я встретился с ней взглядом, и адреналин снова хлынул в жилы. Угловатое сердце взрезало грудь изнутри.
  Своала часто и глубоко дышал. Медик и техник оглядывались, как затравленные звери. Да, несладко знать, что где-то в укрытии затаились снайперы и держат твою башку на перекрестьях оптических прицелов. Или какие там у этих тварей прицелы? Какие они вообще эти твари? Что скрывается под уродливыми масками?..
  - О чем вы хотите вести переговоры? - спросил тем временем амис, все так же стоя рядом с шеренгой.
  - Условия таковы...
  - Константин, - еле слышно прошептал Геннадий, отвлекая меня от слов президента, - видите... то есть... видишь, у тебя на поясе рядом с оружием прицеплена такая продолговатая штучка?
  Я слегка опустил голову и скосил глаза на свой пояс.
  - Ну?..
  - Это портативный телепорт. Он переносит тело в случайную точку в радиусе примерно километров десяти.
  - В гранитно-базальтовый слой, например, - усмехнулся я. - Или в стратосферу.
  - Нет, нет, - поморщившись, прошептал Геннадий. - Только на поверхность планеты. Нужно нарушить целостность этой штучки и в течение нескольких секунд поддерживать физический контакт обеих половинок с телом. Короче, если по-русски, разломить надвое и не выпускать из рук.
  Адреналин уже вовсю властвовал внутри, под ложечкой засосало...
  - А с чего это я должен куда-то бежать, словно крыса с корабля? Кстати, очень возможно - прямиком в море!
  - А потому, - услышал я тихий, но не терпящий возражений голос Мистаны, - что это мой приказ.
  Сердце сбилось с ритма. Я напрягся и глубоко вдохнул...
  Никто не заметил момента, когда наш пулеобразный истребитель появился сзади. Пространство перед глазами будто подернулось рябью, огромное поле смазалось и отдельные детали на нем потеряли четкие очертания. Дрожь почвы пробрала аж до колен! Вот как, оказывается, выглядит гравитационный удар...
  Все вокруг происходило, как при замедленной прокрутке изображения. Над головой темным росчерком пронесся корабль, заламывая крутой вираж. Я успел разглядеть люки и неубранные шасси на брюхе его фюзеляжа. Потом опустил голову и увидел, что медик медленно падает вперед. Головы у него больше не было, значит, снайперов первым залпом не накрыло...
  Мощный толчок в спину. Кто-то наваливается на меня всем весом и прижимает к песку. Вижу тростинку и отдельные песчинки, слипшиеся в бесконечные барханы. Вижу мелкие хлопья пепла, которые на этих мокрых дюнах кажутся гигантскими черными лохмотьями...
  - Телепорт! - проорал вдруг в самое ухо Геннадий. - Телепорт, так тебя в душу!
  Так вот почему мне так тяжело! Это мистер-диета меня к земле припечатал! Адреналин призывал ринуться в бой, кровь грохотала в висках! Нарастала упругая звуковая волна...
  Толстый рикамец наконец слез с меня, шипя, словно медуза на сковородке. Я приподнял голову. Снова дрожь пробрала до самых костей - второй гравиудар смял остатки амисов, вздумавших было броситься в атаку. Хоть бы снайперов зацепило!..
  Замедленная перетасовка кадров завершилась так же неожиданно, как и началась. Движения стали плавными, события потекли с нормальной скоростью: ветер в миг сорвал неспешно парящую в воздухе черную метель, закружил ее, натянул, остервенело разбросал в разные стороны...
  Слева от меня ворочался Своала. Из-за неровного края песчаной кучи осторожно выглянула Мистана. Тряхнула головой, поморгала и спросила тихонько:
  - Кого потеряли?
  - Медика, - сказал я, оттряхивая шлем.
  - А ты почему до сих пор здесь?! - взбеленилась она.
  - За лоха меня держишь, что ли, тетенька? - в свою очередь разозлился я. - Никуда не собираюсь телепортироваться, ясно! Тем более, что и не надо уже - этих-то вон перебили вроде...
  Мне почудилось, что ее бледное мерцающее лицо налилось свинцом. Да-а... Нечасто, пожалуй, раньше ослушивались приказов президента Федерации Рикам. Она открыла рот и...
  Небо заполнила вспышка. На миг я ослеп. Вверху раздался оглушительный взрыв. Кажется, моя контузия будет перманентна!
  Все, как по команде, вскинули головы. В том месте, где только что был пулеобразный истребитель, все еще волновался ионизированный воздух и гуляли статические разряды. Сначала мне показалось, что огромная перламутровая гора материализовалась из какой-нибудь страшной сказки и прилетела к нам в гости... Исполинских размеров конус завис примерно в трехстах метрах над землей верхушкой вниз. По его поверхности степенно перемещались жилистые бирюзовые разводы - силовые поля.
  - Боевой крейсер амисов... - сказал Своала. Его рука, по привычке потянувшаяся погладить шрам, остановилась на полпути. - Значит, нашей орбитальной базы больше нет.
  Геннадий в это время встал, подошел ко мне, сорвал с пояса персональный телепорт, разломил его напополам, мгновенно отстегнул мой шлем и молча сунул обе части за шиворот. Я почувствовал, как острые половинки провалились почти до ягодиц.
  Толстяк быстро пристегнул шлем обратно, отошел в сторону и виновато шмыгнул носом. Мистана одобрительно улыбнулась и сказала:
  - Мы очень скоро найдем тебя, Константин. Береги свою бесценную задницу!
  У меня на миг дар речи пропал. Вот изверги. Надо же! Так подло...
  - Ах вы... - смог я выдавить спустя секунду, машинально протягивая руки, чтобы кого-нибудь задушить напоследок. - Ах вы... янки ублюдочные! Бледнолицые...
  Невесело улыбающиеся глаза президента Мистаны исчезли, будто замутились, и сквозь них проступил незнакомый пейзаж.
  Ладно хоть не в море...
  
  
  5
  
  Оказывается, что когда тебя оберегают и нянчат - это очень обидно. Поэтому первым делом я смачно харкнул. Вторым действием было искреннее сожаление о первом. Третьим - чрезвычайно изящный мат. Чертов шлем! Чертово стекло! Чертова прозрачность!..
  Я стоял и, скосив глаза к переносице, сосредоточенно наблюдал за собственными соплями, картинно медленно стекающими по внутренней поверхности гребаной каски. В фокус они все равно не попадали. Параллельно я размышлял, что лучше: получить в мозги еще пару-тройку рентген или окончательно потерять достоинство и смиренно ждать, пока слюни доберутся до шеи? Сосчитав до двадцати, решил плюнуть на все это, тут же сообразил, что уже плюнул, и снова не слишком литературно высказался о всех свойствах инопланетного стекла.
  Но шлем я все-таки не снял.
  Немного успокоившись, огляделся. По всей видимости, меня швырнуло на окраину Таллина. Точнее того, что раньше было столицей Эстонии... В груди неудобно заворочалось хрустальное сердце, по потной спине побежали противные мурашки, в ушах зазвенело.
  Пепел. Сажа. Копоть. Дым... Вот они - мои кошмары, мои фантасмагорические сны, жуткие видения. Мое прошлое, настоящее и будущее. Везде пепел и сажа. Везде.
  Здесь не осталось жизни. Без тени сомнения.
  Посреди бывшей автомагистрали, на обочине которой я стоял, догорала легковая машина. В салоне явно угадывались тлеющие человеческие скелеты. Наиболее толстые стволы деревьев были обожжены, те, которые потоньше, - выворочены с корнем; кое-где виднелись непотушенные изморосью угли. Отовсюду сочились струйки дыма и сизыми змеями стались вдоль земли, которая была покрыта тонким слоем влажного пепла. Ветра здесь почти не было. Сверху мерно летели серо-черные хлопья, набухшие от моросящего дождика. Свинцовые тучи, казалось, опустились низко-низко, проткнули свои вздутые животы о горелые верхушки бывшего соснового бора.
  Над головой раздался гул и звено из пяти истребителей пронеслось на небольшой высоте. Кажется, 'сухари' . Спустя минуту звука их двигателей уже не было слышно.
  Я стоял, как вкопанный. Пейзаж приводил в ужас; немой, липкий страх сдавил все тело, словно воздушными клещами. Слюна сползла по внутренней стороне стекла и неприятно размазалась возле кадыка.
  Я не знал, какое сегодня число - примерно середина августа, судя по погоде. Не знал, где рикамцы. Живы ли они, когда меня отыщут? Я понятия не имел, что творится в мире. Совершенно не представлял, что делать, куда идти...
  В одном я был уверен: началась война. Самая страшная и беспощадная в истории человечества. Война без идеалов, чести, цели. Война не за деньги или власть. Мы, люди, так привыкли, что дерутся всегда за деньги или власть... Поэтому нам будет очень непросто победить в этой схватке. Скорее всего - невозможно.
  Вспомнилось, как я, еще совсем ребенок, был в Таллине. Мы с классом ездили в Ленинград, а оттуда на один день в Эстонию. Границ еще не было. Помню Старый город, узкие улочки, мощенные серым камнем тротуары, красивую панораму, подернутую дымкой, на которую мы любовались с какой-то смотровой площадки. Помню Домскую церковь в Вышгороде, а в Нижнем городе - церковь Олая, здание Большой гильдии...
  Странно, но я хорошо помню свое детство. Наверное, потому, что в нем не было границ. Тех, которые с годами мы сами себе рисуем гордостью и вежливостью, непониманием и лестью, зависимостью и завистью. Жирно выводим их, черкая вдоль и поперек своих и чужих жизней, судеб. Потом сметаем крошащимся ластиком первой любви эти линии, затем снова чертим...
  Я подумал об этом потому, что сейчас для меня снова не стало границ. Или они исчезли уже тогда, когда погибла Наташка, упал мой дом? Когда пламя хищными языками лизало развалины у подъездов, когда терпкая желтоватая мга оседала на языке мельчайшими крупинками копоти, когда пепел застилал глаза...
  Это страшно, если для взрослых пропадают границы. Они не умеют без них жить.
  А сегодня это произошло на всей Земле...
  В стороне от дороги треснуло, заскрежетало, и тлеющая двадцатиметровая сосна завалилась набок, погребая под своим туловищем останки телеграфного столба. Я кое-как подавил щемящее чувство под ложечкой, сделав несколько глубоких вдохов, и вышел на шоссе.
  Там, где висело огромное облако из пыли и сажи, недавно был Таллин. От города остался радиоактивный прах, разносимый теперь ветром. В той стороне искать было нечего. Стоять на одном месте и чего-то ждать больше тоже нельзя - тут недолго и совсем свихнуться. Я, стараясь внимательно смотреть под ноги, пошел по автостраде в обратном направлении от мертвого города.
  Метров через двести стояли еще три сгоревшие машины. Обходя их, я инстинктивно задержал дыхание. Разумеется, шлем тщательно фильтровал воздух, но казалось, что вот-вот в нос ударит сладковатый запах запекшейся на костях человеческой крови.
  Началась война. И это только первые шальные пули, из пущенной вслепую картечи...
  Опаленный лес молчал. Ни пения птиц, ни стука дятла, ни шуршания мышки в хвое. Лишь едва уловимый шепот пепла... Интересно, кто-нибудь когда-нибудь прислушивался к этому неразборчивому шепоту, идя сквозь черную пургу собственного страха?..
  Воображение рисовало, как несколько часов назад здесь несся слепящий огненный вихрь, стена необузданной энергии без разбору сметала все на своем пути. Смертоносная волна насквозь пробивала жизнь. Я будто сам видел, как корежится тело водителя, который ехал на пикник с семьей. Лопается кожа, рвутся мышцы, вытекают глаза... Рядом тоже самое в доли секунды происходит с его женой и сыном. А ведь мальчишке только-только стукнуло восемь, он совсем недавно пошел во второй класс, радуясь встрече со школьными приятелями, фыркая и морщась от необходимости делать домашнее задание. Огненный ветер унес эту жизнь, оставив после себя догорающую пустоту...
  Задумавшись, я что-то пнул ботинком. Приглядевшись, увидел у себя под ногами довольно больших размеров железный брелок, изображающий Землю. Я наклонился, взял его в руку. Ни черта я не верю в приметы всякие, в предзнаменования! Ни хрена не верю! Но этот обгорелый шарик с прилипшими к нему кое-где ошметками пепла и вделанной в южный полюс цепочкой... Этот обгорелый шарик вдруг показал нас со стороны. Израненная, покрытая прахом планета. И люди, намертво прикованные к ней цепью, не умеющие летать, не знающие ничего, кроме родного городка, напуганные, очень беззащитные...
  Нет, не нам, ребятки, воевать с грозными амисами! Не доросли мы! Нас не учили стоять плечом к плечу, не учили направлять оружие не друг в друга, а в одну сторону! Всё, ребятки, крышка нам! Ни рикамцы нам не помогут, ни марсиане, ни второе пришествие... Как беспомощных насекомых передавят нас тяжелыми ядерными каблуками, посадят в банку, обольют керосином и подожгут. Всё, хана.
  Я со злостью отшвырнул брелок. Зашагал почему-то быстрее. Куда, кстати, я направляюсь-то?..
  Не так давно я сам защищал глупых человечков перед высшим командованием рикамцев, с пеной у рта возвещал, что нечего, мол, на нас внимания не обращать, как на тараканов. А, в сущности, они, такие из себя правильные бледнолицые, оказались в сто крат мудрее меня, всех нас. Они ведь с самого начала понимали, что не сумеем мы им помочь. Ни хера подобного! Это только словоблудие было, что объединяться надо, бла-бла-бла... Мне зубы заговаривали, чтобы не особенно пальцы гнул по поводу обиженного и оплеванного человечества. Какие громкие слова: точка террора! Весь спектакль для того, чтобы использовать феноменального, но, к сожалению, до безобразия тупого, аборигена в качестве оружия против своих заклятых врагов. А на нас ведь этим бледным мерцающим сволочам действительно начхать!
  Точка террора. Точка, в которую можно упереть рычаг, чтобы с корнем выдрать гнилой зуб. Потому что появился флюс, и заболело!
  А то, что мы умираем и ничего не можем с этим поделать - это побоку! Прекрасно понимают же, что мы не способны оказать сопротивление, мы не умеем. Вот и получается: две огромные армии решили устроить побоище, а для разборки выбрали поле, где полным-полно полуразумных кузнечиков. Тьфу, мелочи какие...
  Погрузившись в тягостные мысли, я не заметил, как вошел в какой-то населенный пункт. Теперь уже, правда, вовсе не населенный. Но разрушений здесь было поменьше - наверное, это место находится довольно далеко от эпицентра взрыва. Сколько же я шел?
  Дома в основном были двухэтажные, барачного типа. Стекла выбиты, столбы кое-где сломаны, торговые павильоны наспех брошены. Посреди небольшой площади почему-то лежала перевернутая вверх дном дорогая иномарка, не обгорелая, новенькая. Двери были распахнуты.
  Вокруг ни души. Порванные провода провисают до самого асфальта, по улицам разбросаны какие-то пожитки, возле одного из домов валяется распотрошенный диван... Ветер совсем угомонился, поэтому черный снег летит точно вертикально, лишь слегка подрагивая и кружась. Тихо. Стоп! Что это за звук?! Кажется, где-то мурлычет радиоприемник. Неужели электромагнитной волной не всю электронику вывело из строя?..
  Я побежал сломя голову на невнятное бормотание. Стреляя глазами, нашел нужное здание, впрыгнул в окно первого этажа, чуть не порезавшись об осколок стекла, торчащий из рамы. В комнате был бардак: растерзанный сервант, женские платья, разбросанные по полу, опрокинутый табурет. Расшвыривая мебель, я прошел на кухню. Маленькая газовая плита, холодильничек какой-то доисторический с растекшейся из-под дна лужей, кусочек заплесневелого сыра возле мойки, толстая леска с перекинутыми через нее носками, висящая в аккурат на уровне морды. Кто сказал, что прибалты хорошо живут?.. Единственной дорогой вещью здесь была здоровенная магнитола 'Sharp', работающая от батареек. Теперь я понял, откуда доносился звук.
  Из динамика раздавались разного сорта шипения и хрипения. Я покрутил ручку настройки - бесполезно. Пощелкал тумблером, переключаясь на разные диапазоны волн - шиш! В сердцах я пнул по стулу, на котором стоял буржуйский агрегат, отчего тот полетел на пол и облегченно заглох. И тут в кухне раздался очень тихий, но отчетливый голос диктора: '...агрессии из космоса. Самая разрушительная военная акция за все время существования человеческой цивилизации!..'
  Над столом, скрывшись за полкой с увядающими цветами, был прицеплен темно-коричневый приемник 'Трио-302' и как ни в чем не бывало вещал. Шнур от него тянулся к обыкновенной радиорозетке.
  Меня неожиданно охватил этакий нежный детский восторг. Прямо-таки пацанячья гордость за державу!
  - Ну что, уважаемые братья буржуи, съели?! - выкрикнул я вслух, прикрыв глаза. - Да здравствует завод 'Экран'! 'Ура' отечественному производителю! Наши полупроводники - самые полупроводящие в мире! Наши радиоволны - самые волнистые во Вселенной! Приемники, изготовленные в СССР, а позднее - в России, не окочуриваются даже возле эпицентра ядерного взрыва! Слава радиостанции 'Маяк'! Ура!
  Подобие эйфории схлынуло так же стремительно, как возникло. Открылись глаза, заскреблось у диафрагмы острое сердце, снова хлынул внутрь мертвый мир. Эта убогая кухня, израненный дом, увечное поселение, агонизирующая планета...
  Я вздрогнул и крутанул ручку приемника по часовой стрелке.
  '...штаб-квартира ООН, уничтожены руководящие аппараты и большая часть органов государственной власти всех развитых стран мира. На территории двухсот государств, в том числе и в Российской Федерации, введено военное положение. ВКС США, России, Франции, Англии, Китая, Японии создают Общепланетные Военно-Космические Силы для организованного отпора вероломной интервенции. Внимание! Внимание! Граждане России, жители крупных городов и агломераций, постарайтесь не предаваться панике! Возьмите самые необходимые вещи и удалитесь как можно дальше от населенных центров! Не предавайтесь панике!.. - Диктор сбился и рявкнул что-то в сторону, видимо, отвернувшись от микрофона. Прокашлялся и продолжил: - В помощь гражданскому населению направлены команды спасателей, задействованы все ресурсы МЧС и МВД. Эвакуация будет проходить во всех регионах...'
  Передача прервалась. Странно, как это до сих пор амисы не сбили все спутники связи... Да и почему в Эстонии 'Маяк' ловится?
  Мне казалось, что в такой ситуации все бросятся сломя голову врассыпную. Массовая истерия и все такое... Ан нет! Вон, даже Общепланетные ВКС организовать пытаются. Но это лишь конвульсии. Паника - вечный придаток страха.
  Не хочется вас разочаровывать, господа военные, но вы ожидаете опасность не оттуда, откуда она в ближайшие несколько часов придет. Когда аура, о которой вы слыхом не слыхивали, лопнет, словно исхудавшая вольфрамовая нить в лампочке, тогда враг ударит вас не сверху, а снизу, из-под ног. Вот чего вы не ждете. И рикамцы не могут вас предупредить, потому что сами сейчас заняты с флотом амисов на орбите. Или бледнолицых уже перестреляли, как кроликов... Да и слушать вы их не станете, начнете без разбора валить всех напропалую! Знаю я. А еще, любезные защитники Земли, вам, скорее всего, не известно, что на Антарктиде тоже есть огромный неприятный сюрприз в виде полчищ амисов, уже давно выбравшихся в наше пространство.
  Если бы я мог сейчас передать хотя бы те крохи информации, которые знаю, кому надо... Хотя, кому надо-то?
  В общем, сушите сухари. Допрыгались. Причем 'допрыгались' - без тени иронии и сарказма. Какой сейчас на хрен сарказм... Предсмертные танцы полуразумных цикад.
  Выйдя из дома на улицу, я обнаружил, что заметно потемнело. Где-то прострекотал вертолет. Черный снег оседал на моем черном комбинезоне, площадь уже была покрыта им на добрый сантиметр. Расшвыривая ботинками чернильную жижу под ногами, я направился дальше - по узкой улочке, которая протискивалась между старыми облупленными стенами строений, заворачивала за угол. К бесу углы! Не хочу помнить, не помню об этих роковых зигзагах жизни!.. К бесу самого себя. Перевертыш! Ненавижу. К черту, к черту, к черту углы.
  Мысли расползались, как ветхие швы на тертой ткани...
  Чтобы отвлечься, я на ходу отцепил от пояса гравипистолет, повертел его в руках. Удобный, зараза. Ствол тупо закругленный, матово-стального цвета, без отверстия. Интересно, отдача есть у этой гаубицы? Я в физике не особо силен, но это дело можно проверить эмпирически... Взяв легкое оружие в правую руку, я прицелился в выступающий из ближайшего забора кирпич и плавно нажал на спусковой крючок.
  Отдачи не было.
  Чуть заметное колебание воздуха на траектории поражения, и практически ровненькая дырка с оплывшими краями в прочной кладке красного кирпича. Диаметром полметра.
  В голове вдруг пронеслась шальная мысль, которую не удалось заарканить и приручить. Вот шалава! Улизнула, словно речной угорь, оставив после себя какое-то тяжелое чувство в висках.
   Продолжало смеркаться. Улица вывела меня на пустырь. По-видимому, это была местная свалка. Мусор, сбитый бульдозером в неровные кучи вперемешку с гниющей листвой, тлел. Трактор стоял здесь же, понуро уткнувшись в землю ковшом.
  Нутро мое все больше сжималось. К уже привычному тянущему чувству под ложечкой прибавился голод.
  Где я буду ночевать? Что жрать?! С превеликим удовольствием занялся бы мародерством и разграбил какой-нибудь местный магазинчик, но ведь все вокруг заражено! Связь с рикамцами через шлемофон, если они до сих пор живы, не действует. Зябко. Августовские ночи в Прибалтике нежаркие, и еще далеко не факт, что мой костюм теплоизоляционный. Или меня вовсе не от холода в который раз озноб пробирает?..
  В пяти шагах от меня что-то зашевелилось. Я отпрыгнул от темной кучи, как ужаленный. Сердце чуть из груди не вылетело! После многочасового одиночества, пустоты и беззвучия, не считая пробубнившего новости радио, этот тихий шорох был подобен хлопнувшему выстрелу. Я сдавил рукоять пистолета, будто хотел из нее сок выжать для коктейля.
  Шуршание переместилось левее. В полумраке крыса была похожа на пятно полной тьмы, ползущее по полотну тьмы неполной. Прищурившись, я увидел, как грызун воровато оглядывается и дергает усиками, принюхиваясь. Тьфу ты, е-мое... Я перевел дыхание; ладони под перчатками, которые составляли одно целое с рукавами комбинезона, вспотели.
  - Пшла вон, мразь! - шуганул я крысу, разряжая нервное напряжение.
  Спустя секунду ни в чем не повинная тварь уже ныряла из одной горки мусора в другую, удаляясь от меня.
  Уже почти стемнело. Вдалеке рубленая кромка леса подпирала густые лиловые тучи. Негативный буран сливался с наступающей ночью. Страх перед неизвестностью спазматически сдавливал свой тугой, практически осязаемый кокон вокруг меня. Очень одиноко было в этом умирающем мире...
  И тут я услышал голос. Негромкий детский голосок, обрывками вонзающийся в мой пульсирующий мозг. Жуткий голосок...
  Я пошел на него, словно загипнотизированный. Часто и бесшумно дыша, облизывая пересохшие от жажды губы. Метров через пятьдесят я смог разглядеть девочку, медленно идущую вдоль вереницы железных контейнеров.
  - Мама, - звала она. - Мамотька...
  Я замер, не в силах моргнуть. Жуткий голосок невидимым маятником раскачивался из стороны в сторону.
  - Мама... мамотька...
  Девочке было годика четыре, от силы - пять. В сумерках нельзя было разобрать, какого цвета беретик смешно сидел на ее крошечной головке. Кожаная курточка на меху, толстые штаны с мокрыми коленками заправлены в сапожки. И жуткий голосок...
  - Мамотька...
  Она, оставляя затяжки на варежке, трогала ручкой ржавые бока контейнеров, которые возвышались над ее головой на метр, хлюпала носом от холода и, как заведенная, повторяла самое родное слово, звала... Она ничего не понимала, просто была до смерти перепугана. Так пугаются дети, когда вдруг теряются в большом магазине. Кругом куча ног, сумок, пальто, но нет светлого лица мамы, мягкой теплой ее ладони. Ребенок сразу становится маленьким затравленным зверьком в исполинской клетке зоопарка, битком набитой незнакомыми животными. Озирается, бегает из угла в угол и, в конце концов, начинает беспомощно плакать.
  Однако у этой девочки сейчас все по-другому. Потому что мама, наверно, никогда больше не найдет ее. И вокруг нет никого, даже суетящихся чужаков. Только неведомый враждебный мир...
  Господи, сколько рентгенов получила эта бедная зверушка?!
  Выйдя из ступора, я бросился к ней. Девочка, услышав мое приближение, вздрогнула и завизжала, прижавшись спиной к железной стенке контейнера. Рядом что-то тлело, тускло подсвечивая ее фигурку сбоку.
  - Не бойся, маленькая! - крикнул я, останавливаясь в нескольких шагах от нее. - Не бойся, я не обижу тебя!
  Зверушка продолжала истерично вопить, закрыв личико шерстяными варежками. Беретик свалился в пепельную слякоть. Успокаивать бесполезно! Может, еще не поздно унести ее подальше отсюда?..
  Я схватил девчонку одной рукой, забросил на плечо, другой поднял беретик и побежал в сторону леса. Она царапалась, молотила сапожками по спине, визжала мне прямо в ухо, изредка переводя дух.
  - Как же ты маму умудрилась потерять... - хрипло шептал я на бегу. Больше для себя, чем для зверушки. - Что же мне с тобой теперь делать-то, мелкопузая?..
  Постепенно мы приближались к лесу. Там по моим прикидкам радиационный фон должен быть поменьше - и от эпицентра далеко, и деревья все-таки. Правда, хлопья сажи так же падают сверху...
  Существо, кажется, не собиралось прекращать истошный ор.
  - Ну ничего, мы... что... нибудь придумаем... - прерывисто бубнил я, начиная задыхаться. - Тебе надо бы... дезакти... вацию...
  Зверушка вдруг замолкла. Со страшной силой всхлипнула и сказала:
  - Тезяктиватя.
  - Дезактивацию! - приободрился я. - Точно...
  Она обхватила мой шлем руками, закрывая видимость, и выжидающе замолчала.
  - Убери ручку... вот эту... не видно... - Я попытался подвинуть ее локоток, споткнулся и чуть не полетел в траву. Цинично матюгнулся. Зверушка тут же повторила.
  Не знаю, может, кому-то и приходилось слышать такое от четырехлетней девочки, мне - нет. Не имею я педагогического опыта! Вообще, между прочим, детей вблизи редко наблюдал...
  Она снова выругалась. Черт, вот запало в невинную душу!
  - Так нельзя... говорить... - наставительно прохрипел я, окончательно сбивая дыхание.
  Зверушка повторила еще четче. Ах так! А ну-ка в белый угол, товарищ! Мы педуниверов не кончали, конечно...
  - Антропоморфизм! - крикнул я.
  Она снова ответила моим ранним изречением. Кстати, в рифму. Очень, между прочим, некрасиво получилось. Ладно, будем теперь внимательнее.
  - Перистальтика... - выдохнул я. - Мюон... плеоназм...
  - Плязьм, - удивленно пискнула зверушка.
  - Кюре... Улус... - Я пустил в бой тяжелую артилерию. - Гомоморфный и ортогональный... метонимия... хост-контроллер... тромбоцитопеническая пурпура...
  - Упула, - озадаченно промямлила она.
  И тут, выждав паузу, я произвел контрольный выстрел:
  - Сэппуку...
  Зверушка молча болталась на плече добрую минуту. Наконец, закончив осмыслять мою дерзость, она громко и веско произнесла:
  - Пука.
  Вот так. Надеюсь, плохие слова выветрились из этой кудрявой головки. Начисто...
  До темной стены сосен оставалось уже недалеко. В боку у меня невыносимо кололо. Я не курильщик, по боксу разряд имею. Но вы попробуйте проскакать пару километров с юной матюгальницей на загривке!
  Когда влажные хвойные лапы сомкнулись над нами, я смог лишь опуститься в ложбинку. На большее не осталось сил. В глотке все пересохло, каждый вздох отдавался скребущей болью, в ушах опять тугой пленкой натянулись последствия контузии. Навалилась страшная усталость, в животе от голода противно постукивало.
  Зверушка слезла с шеи и засопела, кажется, готовясь разреветься. Потом, видимо, передумала и прижалась ко мне.
  Я неожиданно вспомнил О'Генри и сжал зубы. 'Боливар не вынесет двоих...' Комбинезон не вместит двоих... Она ведь уже облучена... Уже. А я спрятался в своем бархатном черном гробике... В футлярчике. Боже мой, я ведь действительно ничем не могу помочь этому маленькому комочку жизни! Могу пожертвовать собой, вылезти из защитного кокона, нахвататься радиации... Это я могу.
  Помочь зверушке - не могу.
  Наверное, так в человеке умирает совесть... когда в безвыходной ситуации он начинает оправдывать себя.
  Только сейчас я обнаружил, что до сих пор сжимаю в кулаке маленький драповый берет. Я оттряхнул его и нацепил на светловолосую макушку.
  - Холётнё, - съеживаясь, заявила зверушка. - А гте мама?
  Я обнял ее.
  - Сейчас, мелкопузая, сейчас. Подожди секунду...
  Здесь было совсем темно. Стараясь не расшибиться о корни, я нашел более-менее сухой пригорок, разгреб верхний слой перегнившей хвои и к неимоверной радости обнаружил мох. Мягкий сухой мох. Я принялся отдирать его от почвы.
  - Помоги-ка. Вот держи, тащи вон туда, вниз. В ямку.
  - Гте мама?
  - Тебя как зовут?
  - Майя.
  - А меня - дядя Костя. Тащи мох вниз.
  - Не-а, тям тено.
  - Темно? Ну ладно, сейчас вместе пойдем.
  Я надрал порядочную кучу, взял ее в охапку и отнес в ложбину. Зверушка Майя не отходила ни на шаг, словно песик. Набрав хвороста, я тщательно выстлал им дно нашего овражка. Поверх наложил куски мха, утрамбовал, набросал еще.
  Ну вот, теперь хотя бы от сырой земли не простудимся. Холода, кстати, я не чувствовал. Все же комбинезон теплоизоляционный. Но он - только для одного...
  - Холётнё...
  - Иди ко мне, мелкопузая.
  Я лег на бок, прижал девчонку к своему животу, свернулся калачиком вокруг ее тела. Гравик больно впился в бедро. Я заворочался, отстегивая пояс.
  - Теплее?
  - Тя.
  Агония совести.
  - Тятя Костя, а гте мама?
  - Постарайся уснуть, Майя. Нам нужно поспать. Хочешь сказку расскажу?
  - Не-а.
  - Ну спи тогда...
  Она засопела, что-то соображая. Устроилась поудобнее, ощутимо пихнув меня в пах. Я позволил себе лишь тихонько зашипеть.
  - Мы сли, сли, а потём я потеялась, - вдруг залопотала зверушка, будто решила сама мне сказку рассказать. - Лёска на мое усол, лыбатить. Сколо плазники бутут, новый готь... Ёльку наятим, с Лёской на сянках кататя бутем! Сают бутет! Мне Лёска говоил, сьто зеезьную тоогу потаит... Мы с мамой сёня сли, сли, и все-все сли... пьакали посему-то... А гте мама?..
  Я промолчал, стараясь дышать как можно ровнее.
  - Мамотька... - тихонько всхлипнула она. - Мамотька...
  Через пять минут девочка заснула. Я постарался покрепче обнять ее. Это агония совести... агония...
  
  * * *
  
  Проснулся от жажды и зверского голода. Возле моего сокращающегося желудка еле слышно сопела зверушка. Маленький живой комочек по имени Майя спал посреди издыхающего мира. Так умеют только дети. Непонимание дарит свободу, рвет границы...
  Серое утро. Армагеддон.
  Издалека прилетел вой реактивных движков, повис на миг в воздухе и исчез. Наверное, планетарная аура пока кое-как держится, если мы еще живы. Это чуточку радует...
  В лесу было тихо. Только верхушки сосен жалобно постанывали, раскачиваемые ветром. В низинах, типа нашей, лежал жиденький туман. Редкие черно-серые хлопья пробивались сквозь набухшие ветви и покрывали землю грязным ковром.
  Неумолимо надвигалась страшная черная зима.
  Майя заворочалась, шевельнула губками и открыла глаза. Огромные. Аквамариновые.
  - Слем, - заявила она, уставившись на меня. - Тятя Костя, слем.
  - Да, у дяди Кости есть шлем.
  Что-то сжалось внутри. Бывают ли фантомные боли, когда удаляют настоящее сердце, а вместо него ставят стеклянный протез?..
  - Гте мама?..
  - Вставай-ка, зарядочку сделаем сейчас.
  - Ессь хотю!
  - Есть потом, сначала - зарядка!
  Я хотел бодро подняться, но спину и плечи так свело, что пришлось с хныканьем повалиться обратно на примятый мох. Покатал вчера на себе зверушку, блин...
  - Так, зарядка отменяется, - как мог непринужденно заявил я. Показал на пролесок. - Мы с тобой пойдем вон туда. Ты знаешь, что там?
  - Не-а.
  - И я не знаю. Вот и устроим рекогносцировку!
  Девочка сморщила лобик, потерла варежками опухшие со сна веки и сказала:
  - Тятя Костя, я хотю кусать... и голёва болит.
  - Мы сейчас пойдем и там будем кушать...
  Зверушка жалобно глянула на меня исподлобья и очень убедительно хлюпнула носом. Качественно хлюпнула... Всё. Если тотчас не начать действовать будет великий скулеж.
  Я деловито пристегнул пояс, повертел в руках гравик, сунул его в кобуру. Оттряхнул девчонку, поправил беретик, который при свете дня оказался темно-зеленого цвета, обтер собственный комбинезон и стекло шлема.
  После утреннего экспресс-туалета я взял Майю за ручку, и мы пошли к пролеску, который находился в противоположной стороне от пустыря и брошенного поселения, где даже радио издохло. Главное в таких ситуациях - держать себя как можно увереннее, всем видом показывать: 'я знаю, что делать'. Баста.
  И пусть ты не знаешь не только, что делать, но и как делать, делать ли вообще... Пусть. Надо, чтобы окружающие думали иначе. А то быстро понизишься до ранга ведомого. В жизни, может быть, часто гораздо комфортней быть в шкурке ведомого, мутно отсвечивать песчинкой стадца. Теперь - ситуация не та.
  Четырехлетняя девочка никого никуда не поведет. Так что, дорогу искать тебе, Костик. Если, конечно, до сих пор существуют дороги...
  Изредка подергивая ручонкой, зверушка семенила сбоку. Она насупилась и сосредоточенно пыхтела, шмыгая носом через каждые десять секунд, словно метроном. Господи, скоро ведь проявится действие облучения! А я толком не знаю - как! Костный мозг вроде бы поражается в первую очередь. Черт, хреново в школе ОБЖ учил...
  Мы вышли на поляну. Дальше просека уходила направо, а слева стал доноситься шум прибоя. Я решил, что по лесу можно плутать долго, и направился в сторону моря. Там, по берегу, уведу ее подальше от зараженного эпицентра. Хотя радиация - это вам не литр нефти в океане, но все-таки...
  Что-то будто натягивалось во мне - возникло мерзкое ощущение, что затылок неспешно удаляется от щиколоток... Посреди этой невидимой линии аритмично билось холодное хрустальное сердце... агония совести...
  Где-то в мозгах вдруг отчетливо прозвучал жуткий голосок: 'Мама... мамотька...' Я вздрогнул. Украдкой покосился на Майю.
  Зверушка сопела и, неуклюже шагая, расшвыривала сапожками хвою и пепел.
  Пепел...
  'Знаешь, кто у меня есть?' - спрашивает она, прижимаясь ко мне щекой.
  'Кто?'
  'Сейчас покажу'. - Наташка соскакивает с дивана, забирается на табуретку, с нее - на стол и принимается рыться в недрах антресоли.
  Молча наблюдаю.
  Наконец она, чуть не сверзившись из-под потолка, протягивает мне небольшого плюшевого песика:
  'Это Лаюшка'.
  'И ударение на 'ю'?'
  'Да'.
  Серо-голубая 'шерсть', коричневые свисающие уши, такого же цвета хвостик. Розовые штанишки с лямочками крест-накрест.
  Я беру Лаюшку в руки, глажу по облезлой голове, трогаю пальцем пластмассовый нос. Ну почему раньше все игрушки делали с грустным выражением морды? Если производители этим стремились вызвать чувство жалости, то они добились успеха.
  Наташка утыкается мне в плечо и плачет.
  'Ты что? - изумляюсь я. - Что случилось, заяц?'
  'Ты хороший... - шепчет она, сглатывая. - Ты не стал над ним смеяться...'
  'Кто-то смеялся?'
  'Все. - Она вытирает слезы и поднимает на меня благодарный взгляд. - Все, кому я раньше показывала Лаюшку, смеялись над ним! Он из-за этого и валялся в шкафу. Спасибо, что ты не стал... Потому... потому что он тоже хороший... Только старенький уже...'
  Пепел...
  У моря - ветер. Он гонит темные хлопья вдоль земли, швыряет их в белую пену. Черно-белый морок клубится вокруг, протягивая когтистые лапы каких-то протуберанцев... Ветер знает, что такое вечность, ему не страшно...
  Пронзительный возглас Майи вырвал меня из оскаленной пасти воспоминаний.
  - Что? - переспросил я.
  - Мама! Мама! - радостно крикнула зверушка, показывая на каких-то людей вдалеке. Не было видно, что они делают: черная метель неба сталкивалась с белесой пеной моря. - Ма...
  Тут маленькая ладошка разжалась, и девочка осела на мокрый песок. Это произошло так неожиданно, что я даже не успел ее подхватить.
  - Майя! - испуганно заорал я, встряхивая ее. - Мелкопузая! Ты чего, мелкопузая?!..
  Она моргнула огромными аквамариновыми глазами, взгляд которых уже не фокусировался, и негромко заговорила жутким голоском-маятником:
  - Мама... мамотька... мама...
  - Так, мелкопузая, мы сейчас пойдем туда и найдем маму! Слышишь?! Сейчас...
  Я подхватил девчонку на руки; она как-то сжалась на мгновение, вытянулась, схватив ртом воздух, обмякла... по телу прошла короткая судорога... И Майя затихла. Враз. Жуткий голосок, зовущий маму, прервался. На ресницы упал рваный кусочек пепла, и тут же был сдернут порывом ветра.
  Зверушка умерла.
  Несколько минут я тупо смотрел на ребенка, на безвольно висящие конечности. Упрямо не желал верить...
  Потом, кажется, у меня было недолгое помутнение рассудка, когда я нечетко помнил себя и свои поступки.
  Калейдоскоп картинок...
  Трясу, схватив ее за плечи... открываю глотку - беззвучно... бегу куда-то... перед глазами вода, словно в аквариуме... что-то пульсирует возле селезенки, отдается в темени... шею рвут изнутри, стараясь не повредить сонную артерию...
  Снова бегу. Смоляные снежинки, росчерками проносящиеся мимо, растут, расползаются в пространстве объемными кляксами, словно сотни кальмаров пускают чернила... Бегу. Ладони и локти почему-то холодеют, а живот наоборот - нагревается... жжет сам себя... ветер подергивается перламутровой пленкой...
  Я бегу и знаю - это уже слишком! Монтированный фильм прокручивается впереди... бегут кадры. Слева направо. Интернет-кафе, прохожий, сующий десятку, панельный девятиэтажный дом... Пленка рвется. Мне кажется - чего-то не хватает. Конец не такой?.. Скорее! Ну же!.. Вот вновь мелькнула перфорация! Быстрее, быстрее... Лицо Наташки. Удаляется, исчезает среди каких-то стен... Я так не хочу!
  Звезды. Мерцающие мириадами далеких белесых лиц. Одинаковые звезды... Некоторые чуть ярче, другие более тусклые - не важно. Одинаковые...
  Обрыв. Безучастно лежу на краю и смотрю на поднимающееся из-за стены молочного тумана облако пепла. Оно неумолимо ползет все выше и выше. Как-то неправильно! Этот пепел необычный - тяжелый, он должен падать вниз... Так-так, он будто слушается моих мыслей: начинает рушиться. Но почему вниз летят обломки кирпича, свернутое немыслимой силой железо, детские игрушки?.. Странно... Вот падает плюшевый песик, его зовут Лаюшка, за ним летит железная дорога с мизерными вагончиками и паровозиком... Кому-то такую должны подарить на Новый Год? Сейчас только август, но для детей этот праздник в любое время - 'уже скоро'... Следом кувыркается в потоках шифера кукла. Нет-нет, это даже не кукла, это... маленькая девочка Майя с аквамариновыми глазищами...
  Безумие резко прекратилось.
  Я, пошатываясь, стоял возле самой кромки прибоя, все так же прижимая тело зверушки к себе. Мне показалось, что воздух вокруг меня слегка светится и дрожит. Я с силой закрыл глаза, так чтобы поплыли радужные разводы, после чего снова открыл.
  Вроде лучше. Волна разбилась о большой камень, брызнула на стекло моего шлема и мигом стекла. Я заметил, что девчонка вся мокрая. Беретика не было, светлые волосы свисали гибкими сосульками и липли к тонкой шейке, личико стало серым...
  В нескольких десятках метров от меня стояли люди. Много - человек тридцать-сорок. Это, наверное, были те на кого показывала Майя... Они жались друг к другу, плакали, полоумно вскрикивали, падали на колени, нечленораздельно бормотали... Господи, я что, взаправду схожу с ума?..
  - Что происходит? - спросил я, еле выговаривая слова. Никто не услышал. Я сглотнул и крикнул что было сил: - Что здесь творится?!
  Некоторые, вздрогнув, посмотрели на меня и застонали пуще прежнего, некоторые залопотали по-эстонски, некоторые никак не отреагировали.
  - Да вы что, наркоты наглотались?! - зверея, заорал я. - Вы что, суки, не видите - у меня на руках труп девочки! Чего воете?!
  Я опять терял над собой контроль.
  - Это конец... - вдруг очень четко произнесла женщина в сбившемся на затылок пуховом платке. - Спасенья больше никогда не будет. Бог нам не поможет.
  Она сказала это спокойно. Без паники. Так говорят о наступлении зимы, когда последние осенние дни коротко вспыхивают теплым лучом солнца перед долгими холодами. От зимы никуда не деться, она все равно придет, поэтому мы ждем ее. Не любим, но ждем. Потому что иначе не бывает.
  И тут неожиданно для себя я понял, что случилось с этими людьми...
  Их сковал страх.
  Их прижали.
  Их опустили на колени...
  Внезапно кромка леса, которая была метрах в ста от берега, будто бы шевельнулась. Я увидел это боковым зрением, и поэтому решил, что мне померещилось. Медленно повернул голову, вгляделся и оцепенел.
  Полоса у подножия сосен ожила.
  Сотни... нет - тысячи пятнистых камуфляжей светло-коричневого цвета и масок-респираторов надвигались плотной стеной. Амисы. Боже мой... Это действительно страшно... Это...
  Возник знакомый звон в ушах.
  Вот что лишило рассудка этих бедных людей. Вот что напугало их, всю жизнь мирно живущих на берегу моря, не знающих настоящих бед, сплетничающих о далеких, полуреальных войнах, увиденных в новостях по телевизору...
  Безумие и страх.
  Со мной что-то начало происходить, что-то незнакомое, отнюдь не похожее на чувства, которые я испытывал раньше... или подобное уже случалось?.. Это даже было не чувство... Дышать стало очень трудно, пальцы судорожно сдавили мертвое тело Майи, грудная клетка как будто увеличилась. Я захрипел.
  Амисы приближались. Уже можно было различить отдельные фигуры в плотно сомкнутой шеренге.
  Взгляд не находил себе места, бешено метался по бесконечным рядам воинов, пришедших из мира, родившегося в глубине нас самих, сосредоточившего злобу и ненависть. Из тесного мира, в котором им просто стало не хватать места.
  Это безумие и страх.
  Но есть противовес... Не в добрых рационализаторах Федерации Рикам - ни хрена подобного! Только в людях...
  - Не убивайте меня! - завизжал кто-то, бросаясь в море.
  Амисы были уже рядом.
  Дыхание перехватило, что-то чужое, инородное упруго толкнуло меня изнутри... Нечеловеческое. Или... слишком человеческое... Перед лицом вдруг возникла шторка, сделанная из лоскутов черного пепла...
  И наконец-то я понял, от чего остался... останется... может остаться этот пепел!
  От всех нас - неразумных цикад.
  Звон в ушах пропал.
  Я услышал ветер, песок, небо, лес, дома.
  Каждым нервом почувствовал купол немыслимой энергии, растущий вокруг меня! Это аура... Необъяснимый феномен человека, скрытый до поры. Это - противовес.
  Я увидел Серегу Савитина в его подвальном офисе, удравшего от меня водителя, который любит радио 'Шансон', школьного приятеля Мишку Велазина, вечно дразнившего неловкого толстого учителя биологии по кличке Пингвин, своего первого тренера по боксу, мелкопузую зверушку Майю, Наташку с грустным плюшевым песиком, я увидел свою маму, колдующую возле плиты, молодую и красивую... Слишком человеческая аура?.. Я увидел свое постаревшее небритое лицо за прозрачным стеклом шлема, пульсирующую на виске жилку. И негативный снег, врывающийся в глубину зрачков, прыгающий в бездну, растворяющийся в ней...
  Я увидел черный комбинезон, через который пробивалось ослепительное сияние, распускаясь миллиардами изломанных в углы перламутровых нитей.
  Падая, я услышал свое расплавленное сердце... смыкая разрезанные призрачно-фиолетовым светом веки, увидел, как тяжелые капли хрусталя стекают с него...
  
  
  
  Часть вторая. Единый
  
  
  1
  
  Тьма...
  Вокруг летящего шаттла - тьма. Звезды - не в счет...
  Я шизофреник.
  Здесь, в этой кабинке, страшно. Нет ни одного угла - все стены округлые какие-то... Не по-людски.
  Курс выбран генератором случайных чисел. Сам ведь эту маленькую программку написал, а теперь она за меня решила, куда мы направляемся. Я сказал 'мы'?.. Вру. Привычка вбитая социумом. Мне все равно, если честно...
  Тьма...
  Я шизофреник.
  Плюс раздвоение личности во всей красе, замысловатое такое - толком не поймешь, кто ты на самом деле... Временами мне кажется, что сейчас я не лечу в этом шаттле, а сплю где-то на Земле. Долго-долго сплю... До этого была целая жизнь, после этого ожидается еще одна, интереснее прежней... А пока - перерыв. Сон. Потому что между двумя жизнями нужно хорошенько отдохнуть...
  В детстве часто приходила в голову глупая мысль 'а вдруг я сойду с ума?' Тогда казалось, что это сразу станет ясно. Что я сразу об этом узнаю. И скажу себе: 'ты рехнулся, дружок'. А сейчас наступил такой момент, сбылись детские кошмары, я знаю. Хотя, может быть, все нормально, если я понимаю, что слетел с катушек? Черт, совсем запутался...
  Не могли они, что ли, угол сделать внутри этой колымаги?! Один единственный угол. Уголок. Я бы в него мордой уткнулся.
  ...Тверь... Тольятти... Тюмень... Ульяновск... Уфа... Чебоксары... Челябинск...
  Господи, да что же здесь все круглое какое! Я уже одиножды свихнулся, хватит меня опять с ума сводить!
  ...Винница... Ганновер... Кельн... Киев... Лос-Анджелес... Москва...
  Четыре раза хотел открыть шлюз. Бесполезно - на борту этого космического гроба все продумано. Система безопасности не имеет изъянов.
  Я, кстати, стал шизофреником, потому что взорвал сам себя... Нет, стоп. Так никто не поймет. Это же в моих мозгах творится, нужно уметь объяснять другим людям. Я сказал 'другим'? Вру. Других нет. Так вот, я взорвал свою планету...
  Я долго-долго сплю на Земле... Я устал...
  ...Наария... Новосибирск... Саратов... Сандерлэнд...
  Что это я просто так пишу? Отправлю-ка в эфир на какой-нибудь частоте, вдруг...
  
  * * *
  
  Из глубокой пустоты медленно наплывал гигантский шар, окутанный голубоватой дымкой. Там, за пеленой, что-то двигалось, какие-то световые разводы перемещались по всей видимой поверхности сферы. Откуда это взялось здесь, в пустоте?.. Необычное явление...
  Так привык к спокойной бесконечности мрака... Уже не мог и вообразить, что бывает нечто непохожее на черную бездну. Миллиарды лет и километров не было движения, тревог. Это так приятно - чувствовать, что нигде и никогда нет тревог. И нисколько не страшно, потому что, когда бездна бесконечна и пуста, нечего бояться...
  Шар приближался. Теперь можно было различить неторопливую диффузию его ядра и голубоватой дымки. Этот исполин что-то делал. Может быть - мыслил, может - просто вечно дышал сам собой, жил, путешествуя в несчетном количестве километров и лет...
  Вдруг он замер. Движение материи в нем остановилось. Застыли бирюзовые всполохи его красивой атмосферы, окаменела поверхность, миг назад переливающаяся световыми каскадами.
  Я протянул руку и коснулся ближайшего голубоватого выступа...
  И шар взорвался. Разлетелся на мириады острых холодных кусков льда, пронзивших меня насквозь, сковавших блестящими искрами вечной мерзлоты...
  Стало очень холодно. Черная пустота исчезала, превращаясь в лед. Осколки вонзались все глубже, делая из миллионов парсеков мертвую белую толщу. Мороз пожирал пространство, навсегда схватывал время своими щупальцами. Я не мог пошевелиться, я обратился в ледяную песчинку, остановленную в бесконечной твердой стуже...
  Невыносимо холодно. Перед глазами появились тонкие красные переплетения, сеточка кровавых линий, разветвляющихся и уходящих в мутную глубину льда.
  Холодно.
  И больно!
  Не надо! Я отвык от боли, страха и тревог! Верните мое спокойствие! Отдайте бескрайнюю бездну! Зачем - лед и боль?!
  Красная сеть оплела все вокруг, начиная пульсировать и дрожать...
  Лед и боль!
  Неожиданно мне показалось, что эти багровые линии - кровеносные сосуды... Господи, как холодно-то! Спустя мгновение, я понял, что смотрю через собственные веки, и открыл глаза. Неприятный свет резанул прямо по мозгам. Просто свет. И все! Я, наверное, ослеп...
  Воздух! Почему я не могу дышать?! Грудь сдавило спазмом, я заметался, силясь вдохнуть, затрясся, словно в эпилептическом припадке, нечленораздельно прохрипел, силясь вымолвить хоть слово. Потом стукнулся обо что-то, повернулся набок, свалился куда-то вниз и наконец сделал вдох.
  В легкие будто свинца залили. Я лежал лицом вниз и сипел, корежась от боли, которая раздирала внутренности. Видеть я так и не мог, но пелена света перед глазами уже приобретала разную плотность, зарождались какие-то оттенки. Меня выгнуло дугой... Холодно...
  Тут внутри что-то булькнуло, и я сухо закашлялся. Сердце кольнуло...
  
  * * *
  
  Очнулся я лежа на какой-то шершавой прохладной поверхности. Дышать уже было не так мучительно, хотя легкие все еще пощипывало.
  Тихо.
  В мозгу застыла мысль: я взорвал Землю. Крутились какие-то образы, не поймешь - воспоминания или нет, будто я лечу на космическом корабле неизвестно куда. Вокруг - темнота, вакуум... После - голубой шар... лед...
  'Сон, - заставил я себя подумать. - Это был обыкновенный сон'.
  Открыл глаза. Контуры предметов расплывались, свет был неярким. Я поморгал и с трудом привел зрение в фокус. Несильно ворочая головой, осмотрелся.
  Сначала, глянув на возвышающийся надо мной огромный стол с каким-то стеклянным саркофагом на краю, я не понял, почему он такой большой. Прикинул ракурс, под которым я его вижу, и сообразил - лежу на полу. Комната, более напоминавшая сельский гараж, освещалась тусклой лампочкой - от силы ватт на сорок, - которая торчала из патрона, грубо вделанного в дощатый потолок. Стены тоже были деревянными. Возле них валялся всякий хлам: старые покрышки от грузовиков, проржавевшие до дыр листы жести, мотки разнокалиберных проводов, пустые банки из-под солидола, болты какие-то, сломанный рубанок, рама от велосипеда, плоский LCD-монитор с давно вытекшей и засохшей кашицей кристаллов... черный комбинезон рикамцев, гермошлем...
  Я вспомнил, как терял сознание с мертвой девочкой на руках... шеренги амисов... Все это было окутано какой-то мгой; когда я попытался об этом подумать, припомнить точнее, мысли словно разъехались в разные стороны. Как будто это произошло со мной не только что, а много лет назад... Феноменальная аура, ядерный кошмар, космические станции, смерть жены, работа, юность... Обрывки... лоскуты прошлой жизни... муар...
  'Сон, просто какой-то длинный сон...'
  Приподняв руку, я провел ладонью по лицу. Почувствовал, как приличная щетина колет пальцы, и - вдруг - ощутил звериный голод. Меня даже замутило от того, как сильно засосало под ложечкой. Жрать! И пить!..
  Я пошевелил по очереди всеми конечностями - вроде двигаются. Согнул шею, поглядел на себя и обнаружил, что лежу совершенно голый. А ничего сохранился, довольно рельефно в тазобедренной области...
  Где я, кстати?..
  Желудок снова свело. Япона мать! Сколько же мое бренное тело здесь провалялось?!
  Я попробовал встать. Сначала, перекатившись на живот, раскорячился на четвереньках, поползал немножко, напыжился, пофыркал - укрепил позицию 'на карачках'. Потом перешел к следующей фазе - отрывание передних лап от пола. Получилось не сразу, чуть нос не разбил. Но спустя минут пять я уже вполне уверенно держался на двух полусогнутых ногах, балансируя плечевым поясом и локтями. Вспомнилась картинка из учебника по биологии: превращение обезьяны в человека. Я сейчас был где-то между неандертальцем и кроманьонцем. Хотя, пожалуй, уже ближе ко второму.
  На столе действительно находилось какое-то устройство похожее на прозрачную камеру солярия. К его стенке был прикреплен пульт и датчики, большинство из которых мерцали красным. Верхняя половина была откинута. Я, наверное, отсюда и вывалился. Вылупился. Птенец, блин... А что это тут со мной делали?!
  Ладно, пока - плевать! Есть дела понасущнее: пить и жрать!..
  Разглядев в дальнем углу помещения дверь, я по-кроманьонски пошел к ней. Открыв, обнаружил, что снаружи - густой туман. И довольно прохладно для моего обезьяньего прикида.
  - Эй!.. - хрипло позвал я. - Есть кто тут?!
  Эха не последовало. Значит, местность открытая.
  Пасмурно и туман. Знобко. Утро, что ли? Под ногами - полусгнившая, набухшая от влаги трава. Воздух достаточно чистый...
  'А негативного снега-то нет...' - возникла мысль. Тут же исчезла...
  - Эй! - крикнул я уже громче, вглядываясь в молочную стену. - Кто-нибудь!..
  Впереди что-то скрипнуло. Я, ежась, заковылял на звук. Вот, наверное, кто-то обрадуется, увидев голого мужика, возникающего из тумана...
  Тут оглушительно бахнуло. Я аж подпрыгнул. Рядом взлетел фонтанчик земли.
  - А ну лежать, сучье вымя! - завопил стрелок девчачьим голосом. - Это сектор К-7 побережья! Второй раз на поражение пальну! Лежать, сучье вымя!
  Я брякнулся на влажную траву, прикрыл голову руками. Поджилки тряслись ужасно. Ну обидно же так вот нелепо погибнуть, только что воскреснув! К тому же на голодный желудок...
  - Скин? - рявкнул голос из тумана.
  - Ч-чего? - не понял я.
  - Скин, спрашиваю? Орленок? - продолжал бесцеремонный допрос голос.
  - Слушай, как тебя там... - обиженно сказал я, не поднимая однако головы. - Ты лучше меня сразу пристрели, чем издеваться!
  Невидимый снайпер, кажется, озадачился... точнее, озадачилась. Может, она и думать умеет?..
  - Я очнулся в сарае каком-то, голый, между прочим... Не веришь - иди глянь! Тебе шестнадцать-то есть?..
  Я не успел определить что было сначала - грохот выстрела или фонтанчик земли возле уха. 'А контузия-то вроде прошла... звона нет...' - снова мелькнула непрошеная мысль.
  - Из какого сектора, сучье вымя?! - истерично заорала снайперша. - Я тебе сейчас... - Вдруг она осеклась. Наступила какая-то нехорошая тишина.
  Все, решил я, крышка. Зря про возраст вякнул... А ну-ка в белый угол, товарищ... и желательно сразу в белых тапках...
  Тут раздался истошный визг, и снайперша ринулась ко мне. Я вжался в почву, насколько мог... Хана.
  - Окочуренный!!! Проснулся! - радостно заверещала она, подбегая и рывком переворачивая меня на спину. - Проснулся, сучье вымя!
  Девке было лет пятнадцать. Серая непромокаемая куртка с капюшоном, наброшенным на симпатичную головку, штаны из того же материала, кожаные перчатки с обрезанными пальцами, вороненый револьвер...
  - Ты кто? - тупо спросил я.
  - Дианка... то есть Диана, - сказала снайперша. - Пошли, окочуренный! Да вставай же ты! Совсем задубеешь!
  Я, дрожа всей кроманьонской тушей, поднялся. Девка придирчиво оглядела меня, хихикнула.
  - Голенький... Хи! Сколько подсматривала, а все не привыкну... - Она отвела глаза и вроде бы смутилась. - Ладно, окочуренный, пошли в дом...
  Я, прикрывая тазобедренные рельефы, двинулся за снайпершей Дианой.
  Дом оказался здоровый. Каменный, двухэтажный, с фигурно украшенным фронтоном и толстой трубой, которая почему-то была заколочена сверху досками. Дорожка, выложенная морской галькой, огибала строение справа и скрывалась в тумане. Кажется, она вела к хозяйству, судя по сонному хрюканью, доносившемуся оттуда. Над отсыревшим крыльцом горела такая же одинокая лампочка, как в гараже.
  - Заскакивай, - кивнула Диана, с натугой открывая стальную дверь.
  Прихожая была освещена каким-то странным фиолетовым мерцанием. Пахло озоном.
  - Это кварцевая лампа, не бойся, - прокомментировала снайперша.
  - Да не из Мозамбика, чай, приехал, - огрызнулся я, дабы скрыть, что тугодум. - Догадался уж...
  - Раздевайся, проходи, - машинально сказала она, стаскивая с себя куртку.
  Я переступил с ноги на ногу, передернул голыми плечами и почувствовал, что из кроманьонца снова превращаюсь в неандертальца... Тут до девки наконец-то дошло, и она громко и обидно заржала.
  - Ну извини, окочуренный... - шмыгая носом, выдавила Диана. - Я того... не хотела, короче... Сюда пойдем.
  Мы прошли в маленькую и, в общем-то, уютную комнату, если закрыть глаза на запущенность. По всей видимости, здесь давно никто не жил: пыль осела на дорогом кожаном кресле, старинном трюмо, столе, стульях, на резных стеллажах с книгами. В дальнем углу стоял какой-то прибор, который при нашем появлении замигал огоньками на передней панели и выдал полуметровое голографическое изображение. Мужчина в странном костюме, похожем на полосатую римскую тогу разукрашенную какими-то безвкусными тряпками, зашевелил губами и тут же принялся стаскивать с себя бесчисленные детали туалета, многообещающе покачивая чреслами. Звук, видимо, был отключен, поэтому картина разоблачения аляповатого плейбоя выглядела довольно комично.
  Я с подозрением покосился на девчонку, сдерживая улыбку. Она метко швырнула в проектор тапком, и изображение, дрогнув, исчезло.
  - Гологравизор глючит, - неумело пытаясь состряпать серьезную мину, прокомментировала Дианка. Щечки ее, меж тем, рдели, как мякоть переспелого арбуза.
  - Ну-ну, - хмыкнул я, медленно кивая.
  - Чего 'ну-ну'? - мгновенно взвилась она. - Не твое дело, что я тут смотрю! Понял?
  - Понял. - Я примирительно поднял правую руку, продолжая левой прикрывать срам. - Никаких недоразумений, просто глючный гологравизор.
  Из окна падал холодный рассеянный свет.
  Диана открыла шкаф, сморщилась и по-детски чихнула.
  - Вот, держи. Носи на здоровье. - Она протянула мне темно-синие вельветовые брюки, бежевую фланелевую рубашку, носки и нижнее белье. - Поплавать-то хочешь?
  - Не понял...
  - В душ.
  - А... ну да, пожалуй. И пожрать бы...
  Всучив одежду мне в руку, свободную от прикрытия гениталий, она взяла меня за локоть, словно маленького сыночка, и потащила через прихожую куда-то вглубь дома.
  У Дианы были короткие каштановые волосы, живое, с хитринкой лицо, довольно притом смазливое, худые плечи и плоский живот. Она была высокая, почти с меня ростом, отчего казалась еще стройнее. Под обтягивающей зеленой кофточкой скрывались бугорки необъемных грудок.
  Типичный созревший подросток женского пола. Юная самка. Комплексов, как грязи в стойле... голографическое порно, опять же... Черт возьми, о чем я думаю?..
  - Душ здесь, - сказала юная самка, подводя меня к облицованной светлой кафельной плиткой двери. - Всякие шампуни-мыла сам найдешь, надеюсь.
  - Уж постараюсь, - демонстративно ощерившись, проворчал я.
  Диана улыбнулась. И почему меня тянет поехидничать с ней? Тьфу...
  - Короче, окочуренный, мойся. Потом я тебя с дедушкой знакомить буду, там и поесть сообразим. - Она заговорщически подмигнула мне. - Я, кстати, еще девственница.
  - Заметно, - прошипел я, закрываясь в ванной, и добавил себе под нос: - Сама окочуренная...
  Так, так, так. Качество сантехники - это показатель уровня развития цивилизации. Стало быть, здесь еще не все потеряно... Первым делом я включил холодную воду и принялся жадно глотать ее прямо из-под лейки душа.
  Ка-айф!
  Пускай она хоть трижды заражена, пусть я сейчас же умру от холеры, дифтерии, какой-нибудь лихорадки, радионуклидов и африканского гриппа... Начхать! Влага... влага - это кайф...
  Наглотавшись чуть солоноватой жидкости до бульканья в животе, я заурчал от удовольствия и пустил горячую воду. Рассмотрел в зеркале свою физиономию. Нормально. Побриться только надо...
  На полочках обнаружилась целая батарея всяческих пузыречков, баночек, бутылочек и коробочек. Также пара зубных щеток, опасная бритва и... подкассетник с надписью 'Тертая коза. Хиты'. На выцветшем рисунке была изображена улыбающаяся козлиная морда в темных очках. Оригинально.
  Забираясь под обжигающие струи, я снова попытался понять - что в действительности со мной произошло, а что нет. Трудно поверить, будто не было никакой ядерной войны, будто не выжгли огненные смерчи четверть населения планеты... Неужели это - лишь кошмарный сон? Не может быть. В таком случае и вся прошлая жизнь - мираж, мнимая память... Наташка - фата-моргана подсознания?..
  Я вздрогнул. Полтюбика ароматного геля оказалось в сточном отверстии. Дьявол...
  Нет, это чушь какая-то. Что же получается... Все мое прошлое - иллюзия? Не был я никогда сисадмином, не взрывал никто мой дом, не начинали на Земле страшную резню рикамцы и амисы... Стоп, стоп, стоп. Не пойдет. Я же полчаса назад собственными глазами видел в гараже, где очнулся, черный комбинезон бледнолицых. Я отчетливо помню президента Мистану, адмирала Деменика, толстого славянофила Геннадия, нашу проваленную миссию перехода в другое измерение. Точнее, не то что бы очень четко все помню, но когда стараюсь сосредоточиться на этих воспоминаниях - все события становятся на свои места. Словно... это случилось, но давно.
  Подобное дежа вю бывает иногда на утро после хорошей пьянки. Ты поначалу смутно узнаешь места, где накануне дебоширил или бессовестно веселился, а через некоторое время все новые и новые блоки памяти восстанавливаются, образуя более-менее связанную и логичную модель. И, как правило, начинаешь содрогаться, осмысляя содеянное...
  Похожее ощущение. Но наоборот. Тогда все для меня протекало как-то болезненно, рывками, мозг был забит какими-то уродливыми мыслями, в чувствах был полный сумбур - отчаяние, страх, ненависть, гнев... А теперь я думаю обо всем довольно индифферентно, словно обожрался успокоительного. По фигу как-то. Уколет иногда какой-нибудь яркий образ, но восприятие уже притуплено. Реакции заторможенные, вялые. Наверное, как под наркотой.
  Или после долгого глубокого сна...
  Впрочем, хватит гадать. Пора разбираться, что же все-таки на самом деле со мной произошло. И жрать тоже пора.
  Я, отплевываясь, вылез из ванной, растерся махровым полотенцем, в которое можно было при желании завернуть небольшого мамонтенка, и, повозив локтем по запотевшему зеркалу, принялся бриться...
  Через десять минут я предстал пред серые очи Дианы. Свежий, чистый, благоухающий, голодный. В общем - птенчик.
  - А тебе идет бежевый цвет, - сказала она, окидывая меня оценивающим взглядом. - Сексуальненько.
  Я обреченно вздохнул и поправил воротник рубашки. Неожиданно где-то гулко бабахнул выстрел. Через пять секунд - еще один. Ну точно скоро дерганым стану!..
  Диана с сарказмом в голосе произнесла:
  - Пойдем. Слышишь - дедушка уже проснулся. Он будет чрезвычайно тебе рад.
  Часто сглатывая, я послушно пошел за ней через какие-то комнаты. Дурдом. Здесь все постреливают вместо утренней зарядки, что ли?..
  Если бы в конце жизни меня спросили, кто самый незаурядный человек из моих знакомых, я без сомнения сказал бы: Дмитрий Башанов. Уверен в этом и сейчас, не зная, кого еще доведется мне встретить.
  Когда мы вошли в сарай, выстрелы уже раздавались с периодичностью тиканья неимоверно огромного метронома: примерно раз в полминуты... В глубоком кожаном кресле сидел мужик в синем трико с лямками через пятки и в белой майке с лямками через плечи. Этакая тавтология в моде. Прикид прожженного совкового пролетария в домашней обстановке. На вид ему было лет шестьдесят; тем не менее, он не то чтоб уж очень сильно обрюзг, да и волосы были хоть и седые, но довольно длинные и густые. Цвет бугристого лица с выдающимся картофелеобразным носом наиболее близок был, пожалуй, к серому. Глаз под овальными бровными дугами видно не было.
  В левой руке мужик держал граненый стакан с водкой, в правой - револьвер 'Арми' системы кольта. Возле одного подлокотника кресла стояла коробка с патронами 45-го калибра, возле другого - с пол-литровыми бутылками 'Столичной'. Обе ополовиненные. Весь пол в сарае был завален стреляными гильзами и пустой стеклотарой. Нестерпимо несло пороховым дымом...
  Оглушительно грохнуло. Взвизгнула пуля, и сизая струйка изящно скользнула из дула. Мужик удовлетворенно пошевелил носом, залпом выпил стакан и хрипло, с оттяжечкой произнес:
  - Весьма-а-а...
  Складывалось впечатление, что он чрезвычайно доволен результатами собственной пальбы. Я повернул голову в надежде увидеть мишень, чтобы оценить меткость стрелка, но взгляд уперся в бетонную стену.
  Он пил водку и стрелял в стену... Прелесть какая. Вот это безысходность! Я, наверное, по сравнению с ним - само счастье.
  - Дедушка! - заорала Диана. - Де, гляди это окочуренный! Окочуренный проснулся, де!
  Мужик откинул в сторону барабан кольта, высыпав на пол шесть гильз, и скосил на нас сиреневые глаза. Я даже вздрогнул от этого взгляда. Никогда еще не видел такого странного цвета радужной оболочки.
  - Это мой дедушка, - гордо сказала юная самка. - Дмитрий Суликоевич Башанов.
  - Очень приятно, - сказал я, медленно протягивая руку. - Константин.
  Башанов долго смотрел на меня, будто что-то вспоминая. После этого он неожиданно подбросил стакан вверх, налету разбил его вдребезги стволом пистолета, отшвырнул кольт в сторону, коротко, но крепко, пожал мою руку, твердой поступью подошел к стене и принялся рассматривать каменное крошево с вкраплениями расплющенных кусочков свинца.
  Мне стало неловко. В присутствии этого странного человека я невольно почувствовал неуверенность и какую-то скованность.
  - Константин, значит, - сказал он, не оборачиваясь. - А я все гадал, как зовут... ни документов, ничего...
  - Да вы бы мне хоть объяснили, как я оказался тут! Аура... что, не иссякла? Пространственно-временного разлома нет?
  Башанов развернулся и уверенно зашагал на меня. Я уже принялся осторожно отступать назад и вбок, но он замер посреди сарая так же неожиданно, как и пошел.
  - Глупец! - вдруг крикнул он, грозя мне кулаком и нагибаясь вперед так, словно перед ним были перила высотой до пупка. - Маловер! Разведчик румынский! Тьфу...
  - Не понял... - растерянно сказал я, начиная злиться. - Мне вообще кто-нибудь что-нибудь объяснить потрудится?! Сцены, где я не знаю ни слов, ни сценария, за последний месяц возникают с навязчивой и подозрительной частотой!
  Башанов вперил в меня свой сиреневый взгляд и, нагло ощерившись, заявил:
  - Какая поэзия! Чудный слог!..
  После этого он ругнулся. Целых шесть слов были согласованы друг с другом настолько виртуозно, что мне стало просто жалко юные ушки Дианы. Я покосился на нее, но девочка, похоже, была привыкшая: она с невинным видом стояла возле двери. Заметив, что я обратил на нее внимание, Диана тут же сделала губки бантиком и провела ладонью по бедру.
  О дьявол! Шизанутый дед и внучка-нимфоманка. Хотя, как сама утверждает, еще девственница. Мне потрясающе везет в этом месяце...
  - Месяц, - отозвался эхом моих мыслей Башанов. - Последний месяц ты валялся у меня в сарае.
  - То есть как это?.. - Внутри у меня похолодело.
  - То есть так это. И месяц последний, и до этого еще тридцать лет. Оп-па! - Башанов выдержал паузу, сделал бездарный реверанс и добавил: - А теперь овации...
  'Он шутит, - подумал я. - Этот сиреневоглазый гад шутит'.
  - Де, он жрать хочет, наверное, - попыталась разрядить обстановку Диана. - Пойдем на кухню, или сюда притащить?
  - Сюда тащи, - весело сказал дедушка, энергично выбегая в дверь. - Огурцы - это главное, поняла... - крикнул он уже откуда-то из глубины дома.
  - Поняла! - заорала внучка вслед.
  - Не понял... - второй раз тупо сказал я.
  - Слушай, окочуренный! - строго сказала она. - Я не знаю, как там у вас, тридцать лет назад, привыкли беседовать, а у нас с дедушкой это делается грамотно, красиво так, за столом, с водочкой, с закусочкой. Теперь понял?
  Не дожидаясь ответа, девственница-нимфетка подмигнула мне и тоже юркнула в дверь.
  'Они все шутят, - настырно вертелось в голове. - Все оба... обе... обои...'
  ...я услышал свое расплавленное сердце... смыкая разрезанные светом веки, увидел, как тяжелые капли хрусталя стекают с него...
  Мать моя, я что же тридцать лет... Нет, бред. Быть не может...
  ...привык к спокойной бесконечности мрака... Уже не мог и вообразить, что бывает нечто непохожее на черную бездну. Миллиарды лет и километров не было движения, тревог. Это так приятно - чувствовать, что нигде и никогда нет тревог. И нисколько не страшно, потому что, когда бездна бесконечна и пуста, нечего бояться...
  В висках отчаянно стучало: тридцать лет, тридцать лет, тридцать лет...
  Боже мой, где я? Кто эти люди? Потомки? Что случилось с рикамцами, с амисами? Неужели все это сон?.. Да нет же! Вон он я, стою себе, покачиваюсь от новостей. В чужом мире... Интересно я вообще на Земле?..
  - На Земле, на Земле, - сказал Башанов. - Хорош вслух думать. Вредно. Раздвоение личности подхватишь. Помоги-ка мне лучше, боец.
  Он фыркал и водил картофелеобразным носом туда-сюда, втаскивая в сарай стол. Я машинально помог установить это деревянное чудовище на резных ножках. Прибежала Диана, неся трехлитровую банку соленых огурцов и нарезанное сало.
  Башанов строевым шагом промаршировал к банке, понюхал и протянул:
  - Весьма-а-а...
  - Барашка, де? - спросила тем временем Диана.
  - Аминь, - сказал он, сверкнув сиреневым глазом.
  Девчонка снова умчалась вон. Башанов же подобрал валяющийся на полу кольт, приложил его рукоятку ко лбу и устало, по-старчески, вздохнул. Мальчишеский задор сдуло, как не было. Он как-то ссутулился, проковылял к креслу, поморщившись, опустился в него и принялся задумчиво теребить стволом лямку своей белой совковой майки.
  - Может, вы мне наконец расскажете все по порядку? - спросил я, глядя в лицо старику. - Тоже, знаете ли, надоело... Ничего не понимаю толком.
  Башанов пожевал губами, прикрыл глаза, будто вспоминая что-то.
  - В молодости у меня была подружка, которая работала журналистом. И когда в наш провинциальный город с концертом приехала группа 'Scorpions', оказалась, что в их газете только она неплохо знает английский. И ее отправили взять у популярной рок-команды интервью после выступления. Так вот, когда она спросила все, что полагалось, их солист Клаус Майне предложил ей поехать в ресторан 'Русская охота'. Ну... девушка отказалась, потому что я ждал ее возле входа в гримерку... а может, еще и потому, что мы тогда любили друг друга...
  Он замолчал. Взял из коробки патрон, затолкал его в барабан револьвера и молниеносно выстрелил в стену.
  Я вздрогнул. Со злостью сказал:
  - И что же было дальше? Позвольте-ка, рискну угадать. Вы с ней расстались, были душевные муки и бравые похождения по окрестным шлюхам. Да?
  - Нет. Дальше Клаус Майне пожал плечами и рассказал, как незадолго до этого в нашем же провинциальном городке выступала группа 'Deep Purple', и как ее солист, небезызвестный в прошлом веке Ян Гиллан, отдыхая после концерта в этой пресловутой 'Русской охоте', будучи в дугу пьяный, в течение получаса разговаривал с чучелом лисьей головы, висевшим на стенке.
  Невольно ухмыльнувшись, я обнаружил, что внутреннее напряжение слегка спало, хотя, конечно, идиотский экскурс в прошлое ни на йоту не прояснил моего понимания настоящего... или уже давно будущего?..
  Но в свое время я любил слушать и мелодичные баллады 'Скорпов', и сочные гитарные рифы 'Пурплов'. Наверное, поэтому, на мгновение что-то зазвучало в унисон в наших с Дмитрием Суликоевичем воспоминаниях.
  Грохнув дверью, вошла Диана, гордо неся на большом блюде дымящееся мясо.
  - Барашек, господа, - манерно сказала она, водружая блюдо на стол. - Что, окочуренный... то есть, Костик... дедушка тебе байки из собственной молодости травить начал? Ничего-ничего, привыкай, жить нам вместе, я думаю, еще долго предстоит. Кстати, имей в виду, все дедовы истории - чистейшая правда.
  - Почему это ты уверена, что нам вместе жить предстоит? - снова насторожился я.
  - А у тебя есть варианты? - ехидно парировала девчонка, раскладывая вилки. - Ну-ка расскажи мне, куда ты собрался идти? Как существовать?
  - Да уж найду способ не сдохнуть, - буркнул я, чувствуя, как где-то в районе желудка вспыхнуло негодование, щедро сдобренное обидой. Черт возьми, сопливая обезьянка издевается надо мной, пользуясь тем, что я ничего не знаю об их футуристическом мире. Да какое она имеет право?! Ради этого, что ли, столько времени в анабиозе пришлось валяться? Уж если на то пошло - я ее старше лет на шестьдесят! Взвинтив таким образом самого себя, я раздраженно добавил: - И вообще, не хами взрослым... малявка!
  Сопливая обезьянка томно закатила глазки, после чего до безобразия медленно и пошло облизала свою вилку.
  Я сжал зубы и заиграл желваками. Всё, дайте мне ремень в руки и положите лед в штаны...
  - Ладно, перестаньте паясничать, - добродушно сказал Башанов, искоса наблюдая за нами. - Садитесь. Оба.
  Диана с детским пыхтеньем втащила в сарай две табуретки, поставила их к столу и уселась на одну из. Вторую - ножкой пододвинула ко мне. Я демонстративно не замечал ее 'ухаживаний' и продолжал сердито ковырять ногтем бетонную стену. Надо заметить - одно из самых идиотских занятий на свете.
  Поерзав на своем месте, юная человеческая самка положила локти на стол, подперла ладошками щеки и спросила:
  - Де, а можно я к Костику на коленки сяду, а то он так и не оттает?
  - Я тебе не Костик. Я дядя Костя, - жестяным голосом произнес я, даже не дав Башанову высказаться. - Вы, Дмитрий Суликоевич, ее воспитанием вообще занимаетесь? В школе одни тройки, поди...
  - Смешной, правда! - хмыкнув, заявила Диана. Она обращалась, конечно же, к дедушке, но смотрела на меня. Обезоруживающе как-то - снизу вверх. - А про школу я читала. Очень милое заведение, всю жизнь мечтала хотя бы одним глазком глянуть. Это же так классно! Сидеть с каким-нибудь мальчишкой за одной партой, перебрасываться любовными записочками! Поглядывать искоса друг на друга. А потом - опачки!.. Он кладет руку мне на колено, и никто этого не замечает! М-м... - Она вожделенно прикрыла веки.
  Я смиренно вздохнул, пожал плечами и сел на крепкий деревянный табурет. Вот теперь сомнения развеяны окончательно - я в будущем.
  Если рядом с вами озабоченная девочка, которая в пятнадцать лет мечтает пойти в школу - вы либо в психиатрической клинике, либо в коммунизме, либо в загадочном грядущем времени.
  В клинике я бывал. Там - по-другому.
  Коммунизм - это вообще миф, сочиненный парочкой арийцев, мучившихся от аденомы простаты.
  Остается только третий вариант - вариант... где школ просто-напросто нет.
  
  
  2
  
  Водка оказалась на удивление ядреной и качественной. Выпивая третью порцию, я почувствовал, что теперь готов услышать все что угодно: про невероятное будущее и летающие тарелки, про самые извращенные разновидности антиутопий и войны миров...
  Ошибся.
  - Запасы 'Столичной' у меня в погребке добротные, - прочавкал Башанов, вытирая бараний жир с подбородка. - Тыщща девятьсот восемьдесят первого года партия. Экспортная. Сам Брежнев, говорят, перед смертью попробовать умудрился. Большая партия была, весьма-а... Делали раньше этакие склады продовольствия под землей, вроде как на случай войны длительной. А в годы Перестройки о многих из них позабыли. После Нижнего Вторжения, когда я с твоим, Костя, телом добрался сюда, на юг, думалось мне, что максимум через полгода подохну от голода. Вот тогда-то и посчастливилось наткнуться на такой вот продовольственный склад. Тут, неподалеку - километра полтора от берега моря. Повезло.
  - Так значит, вы это называете Нижним Вторжением? - спросил я, откусывая огурец.
  - Что 'это'? - не понял Башанов.
  - Ну... когда амисы из-под земли полезли.
  - Да-да, правильно - Нижнее Вторжение. Пристало как-то. Знаешь, один умник что-нибудь ляпнет, и потом на пару-тройку веков хватает.
  - А со мной что произошло?
  - Да кто ж тебя знает. - Дмитрий Суликоевич привычно потянулся к кольту, но, поразмыслив, только махнул рукой. - Я уже четвертый десяток годков понять не могу.
  Тут в разговор встряла Диана:
  - Дедушка из Питера бежал к югу России - здесь поменьше заражение было после ядерных атак. Ему пришлось обходить Новгород и Псков - там полный ад творился. Ты валялся на берегу Финского залива в окрестностях Таллина в окружении несметного количества мертвых амисов, а неподалеку паслись несколько совершенно невменяемых эстонцев. Он тебя подобрал, думал - дохлый инопланетянин. Ну там... мало ли: изучить, обменять... А еще рядом девчонка какая-то лежала. Мертвая...
  'Майя!' - вспыхнуло у меня в голове.
  Я вспомнил, как она погибла от радиации, безмолвно, даже не покрываясь язвами. Тихо напоследок позвав маму. И тогда во мне возникло то чувство, будто свет взрезает меня изнутри, будто смертоносные нити просачиваются сквозь черный комбинезон и струятся во все стороны.
  - Аура! - вскрикнул я неожиданно. - Это аура! Мистана говорила, что она у меня уникальная - гораздо... мощнее, чем у других людей! Утверждала, что только я способен уничтожить Вселенную амисов!
  Оба собеседника перестали жевать и ошарашено уставились на меня - сиреневые старческие глаза и серые глазенки совсем молоденькой девушки.
  Я испугался - настолько бешено и, в то же время, удивленно смотрели Башанов с внучкой.
  - Глупец! - заорал вдруг Дмитрий Суликоевич, вскакивая и бросаясь к коробке с патронами. Он в считанные секунды зарядил ствол, выпустил в стенку все шесть пуль, вслед швырнул револьвер и в каком-то фанатичном исступлении проорал еще раз: - Глупец!!
  То, что почувствовал я в этот момент, ближе всего, наверное, было к сильному смятению. Диана продолжала сидеть с открытым ртом и держать в руке вилку с которой свалился прямо на стол ломтик свежего помидора.
  Башанов вытянулся, словно рысь спросонья, ужимистыми прыжками подобрался к внучке и шепнул ей сзади на ухо:
  - Ты представляешь - кто это?
  Она чуть заметно кивнула и хлопнула ресницами.
  - Весьма, - сказал дедушка. - Даже не знаю, что теперь с ним делать. Если о том, кто этот человек, пронюхает Объединенное Правительство - нам хана. Его уничтожат как самого опасного гуманоида в галактике. И нас за компанию...
  - Да за что, черт вас всех дери? Чем я не выродился, кроме того, что могу спасти мир?! - перебил я. - Ведь война до сих пор продолжается, я правильно понимаю? Объединенное Правительство - это руководящий орган, созданный по обоюдному согласию между человечеством и рикамцами? Правильно?
  - Так точно... - как-то сразу тускнея, проворчал Башанов.
  - В таком случае - я могу остановить войну! Зачем меня каждый встречный-поперечный изо всех сил старается завалить и к червячкам в ямку положить?
  Башанов вздохнул, поводил картофелеобразным носом. Сказал совсем тихо:
  - Я думал, Единый умнее...
  - Какой еще Единый?
  - Да ты, ты - Единый, - вдруг завопила Диана, и слезы буквально брызнули на мою щеку. Даже не заметил, как она оказалась рядом и обхватила тонкими руками за шею. - О тебе легенды ходят! Тридцать лет никто не верил, что ты вернешься. Мистана - президент Федерации Рикам, этих тупых бледнолицых, еще в самом начале войны предрекла, что либо вернется Единый, либо битву за нашу Вселенную никогда нельзя будет выиграть. Если бы ты не очнулся, война могла бы продолжаться вечно! А сейчас появился шанс! Ты вообще понимаешь - какой мир тебя окружает?! Да откуда тебе знать о корпорациях-олигополиях, творящих беспредел по всей планете, торгующих чистой почвой, водой, продовольствием, оружием, откуда тебе знать о мутациях, рабах, нашествиях волкопсов, разгуле скинхедов, информационной блокаде неугодных политикам секторов! Ты не знаешь даже значения слова 'анаэроб'. Угадала?.. А теперь есть и такие люди. Они могут жить только в условиях, где начисто отсутствует кислород. Идет война. Пространственно-временной разлом случился на пятнадцатый день после Нижнего Вторжения. К тому времени рикамцы более-менее растолковали людям суть всего этого безумия. Казалось - наступает конец! Но мы выдержали первый натиск... Это мне дедушка рассказывал, кроваво-плазменное месиво из трех рас... Ядерная преисподняя на Земле, террор повсюду... казни женщин, детей... хаос...
  Диана зарыдала еще сильнее. Я погладил ее по волосам, прижал голову к своей груди, а она раздраженно стряхнула слезы, сглотнула, прокашлялась и продолжила говорить срывающимся, еще совсем детским голосом:
  - Рикамцы сначала очень много помогали нам, без их знаний, вооружения мы бы не справились, нас бы смяли. Они дали нам технологии, космические истребители, защитные средства от радиации, но это только для тех, кто садился за штурвал боевого корабля или брал в руки гравикарабин. А остальные люди были обречены на страшное... медленное вымирание. Но никто и не предполагал, что человечество - настолько живучая тварь. На пятом-шестом году войны Федерация Рикам ослабила свое влияние на Земле - у них там, на родной Шингтове, свои проблемы возникли: кажется, ментальный кризис общества. Ну или что-то в этом роде. И вот тут на нашей планете стал рождаться совершенно новый социум. Общество видоизменялось, подстраиваясь под новые условия, само вырабатывая иные модели экономических, этнических и политических отношений. Смешивались национальные группы, возникшая общая санитарная служба отсекала негативные мутации, материки не были разделены на страны. Кардинально новая социологическая модель породила и новую географическую. Появились сектора. Владельцем сектора мог быть один человек, могла быть - тысяча. Сейчас самый крупный сектор насчитывает около ста тридцати двух миллионов поселенцев. Это где-то в Африке. В некоторых таких зонах перемещение свободное, через другие - не пройти: пристрелят вмиг. Торговля идет потихоньку, строительство. Но это все двигается очень медленно, потому что теракты происходят до сих пор довольно часто, особенно в крупных секторах. Да и военные мобилизуют всех парней старше двенадцати лет, некоторых женщин тоже забирают...
  - Так почему же, если я действительно могу положить конец этому беспределу, вы не хотите обратиться в Объединенное Правительство? Почему вы думаете, что меня в расход пустят? Это же глупость какая-то получается! Нелогично.
  - Наконец-то дошло, - сказал Башанов, оттягивая и перекручивая лямку на майке. - Изменившееся общество становится именно не-ло-гич-ным по отношению к социуму, который был раньше. Никто не захочет прекращать то, что худо-бедно начало строится - это закон эволюции. А революционный подход здесь не подействует. К тому же существуют влиятельные личности, которым, мягко выражаясь, не выгодно останавливать возникающие теперь процессы.
  - Так это же неминуемый упадок цивилизации! - искренне удивился я. Хмель уже выветрился из головы. - В таком случае проще было бы сразу коллективно подохнуть. Как стая леммингов.
  - Люди - не лемминги, - возразил Дмитрий Суликоевич. - У нас в экстремальных обстоятельствах начинают превалировать два инстинкта: самосохранения и стремления к власти. Поэтому и возникает такая ненормальная по сравнению с животными эволюционная ветвь. Как бы ее окрестить... перепуганные люди-хищники. Хм... весьма-а...
  - А что же сейчас рикамцы - совсем не помогают?
  - Нет, почему же, у них есть в Солнечной системе несколько боевых и патрульных эскадр. Марс превращен в планету-фабрику, на которой поставлено на поток производство сотен видов кораблей: от легких межпланетных яхт до тяжеловооруженных межзвездных крейсеров. На Земле стоят с десяток постоянных военных баз, при Объединенном Правительстве существуют командный и антитеррористический центры... После пространственно-временного разлома остальные точки перехода почему-то закрылись, и сейчас фактически нужно контролировать только одну вытянутую зону проникновения амисов в наше измерение. Поэтому особых сил для сдерживания врага не нужно. Конечно, рикамцы помогают нам в проведении контртеррористических операций, гуманитарку изредка подбрасывают... Но, по большому счету, они отошли от действительно эффективного сотрудничества. Они слишком рациональные и неглупые. Если раньше, перед Нижним Вторжением и в первые годы сопротивления, бледнолицые реально опасались, что амисы могут захватить наше пространство, то теперь они увидели, что люди вполне способны сами сопротивляться, и, как бы не менялся их хренов мир, все равно бессмысленно подыхать они не собираются. Бесстрашные цикады...
  Я вздрогнул, чем заставил отстраниться Диану от себя. Цикады. У меня когда-то уже были подобные сравнения, только в то время, я даже предположить не мог в каком страшном свете это может выглядеть спустя тридцать лет подернутого кровавым пеплом чистилища.
  - А почему вы меня называете Единый?
  - Мистана так говорила. Они что-то там исследовали, и обнаружили, что у человека с именем Константин, которого прозвали Единый, такая сильная аура потому, что он является неким проводником полей всех людей на планете. Как бы единым стержнем, узлом...
  - Круто. А насчет природы самой ауры что-нибудь прояснилось?
  - Нет, ничегошеньки. Известно лишь, что это поле, характерным носителем которого...
  - Знаю, знаю, мне рикамцы объясняли в свое время. А Мистана сейчас жива?
  - Да, жива, - неожиданно ответила внучка-нимфоманка каким-то новым тоном. - По некоторым версиям легенды о Едином, он трахнулся с ней прямо на флагмане за несколько часов до Нижнего Вторжения. Несмотря на ауру, которая претит прикасаться к людям амисам и рикамцам, президент Мистана отдалась Константину и испытала восемь бурных оргазмов подряд со слезами на глазах!
  Я не выдержал и после финальной фразы громогласно рассмеялся.
  - Какая ты умная ревнивица, оказывается! - язвительно подметил я, шаловливо теребя Диану за локоть. - Про социологию мне в подробностях рассказала, словно полжизни общественные науки изучала. Потом про разновидности оргазмов у инопланетных рас! Блеск!..
  Шлеп. Пощечина получилась слабенькая, но отрезвила меня и заставила заткнуться. Господи, да я же просто по-доброму издевался... Ну дети! Максималисты злопамятные.
  Девчонка терпкого юмора не поняла - она с силой толкнула кулачками меня в область ключицы, вскочила с коленей и выбежала вон.
  - Ну вот, обиделась, - растерянно произнес я через минуту, беспомощно глядя на Башанова. - Сама-то горазда язвить и со старшими переговариваться...
  - Глупец. Она ранимая, между прочим.
  Он пододвинул кресло к столу, взял кусок остывшей баранины, налил полстакана горькой. Пожевав губами, плеснул и мне.
  Чокнулись, выпили.
  На улице послышался какой-то шум, грязно заматерилась Диана и раздался выстрел. Я уже привык к стрельбе в этом нелогичном мире, поэтому довольно спокойно закусил огурцом. Конечно, боже мой, чего тут такого, ну бабахнуло, ну помер кто-то... В голове выстраивалась цепочка событий, о которой мне поведали дедушка с внучкой. Жуткая цепочка.
  Вот тебе, Костя... Единый... и углы твои любимые, и пепел, который тебе снился. И террор, который начался с нелепой гибели Наташки. Получи, распишись. Миру твоя уникальность уже на фиг не спеклась - проспал все самое интересное в анабиозе, непонятно откуда взявшемся. Наверное, когда из тебя, родной, аура эта крутая выплескивается, так положено - на три-четыре десятка лет дать храпака. С устатку, типа.
  За стеной опять гулко хлопнуло.
  - Нужно пойти глянуть, - сказал Башанов, с трудом вылезая из объятия подлокотников. Я не переставал удивляться, как в этом человеке могли сочетаться мальчишеская бодрость и такая беспомощная старческая обреченность. Он сверкнул сиреневыми глазами, объяснил: - Там либо скинхеды из бывшего пионерлагеря 'Орленок' пожаловали, либо волкопсы. Хочешь посмотреть?
  - Пойдем, - согласился я.
  Надо же было когда-то переходить на 'ты'.
  - Накинь куртку, - бросил Дмитрий Суликоевич, когда мы проходили через освещенную кварцевой лампой прихожку. - Вон, на вешалке, рядом со штормовкой. И ботинки мои возьми. Кирзовые.
  Я надел темно-коричневую кожанку, высокие жесткие ботинки с тяжелыми подошвами и сразу почувствовал себя как-то более спокойно. Иллюзия защиты и безопасности присуща всем людям. Иллюзия несуществующей брони.
  Сам Башанов вышел как был - в майке, трико и тапочках. Извращенец.
  На улице было так же сыро, пасмурно и туманно, как несколько часов назад, когда я вышел из гаража после спячки. Под ногами тихонько похрустывала галька узкой дорожки, ладони прямо-таки осязали влажный воздух. Слева, над крыльцом, желтым расплывчатым пятном мерцала лампочка.
  - Дианка, - негромко позвал Башанов.
  - Де, я тут, - раздалось из тумана. Метрах в десяти правее. - Волкопсы. Совсем озверели - стаей напали. Двоих уложила. Еще особей пять-шесть неподалеку шастают. За хряками нашими пожаловали, кобели!
  - Ладно, разберемся.
  Башанов потянул меня за рукав. Через миг мы увидели контуры Дианки, лежавшей на темной траве. Устроились рядом. Молодая нимфоманка демонстративно отвернулась от меня и взвела курок на своем револьвере.
  - Пистолетика лишнего нет? - спросил я. - А то как-то неуютно. Эти ваши волки собачьи, или как их там...
  - Волкопсы, - не преминула поправить девчонка, - мутировавшие волки... - Она смутилась. - Или псы...
  Я про себя усмехнулся. Вслух только хмыкнул, давая понять, будто я все это и без нее прекрасно понимаю.
  Дмитрий Суликоевич сунул мне в руку ствол - откуда только вытащить успел? Из тапочка, что ль?..
  Не револьвер. Я пригляделся: на коричневой рукоятке была изображена звездочка - обыкновенный ПМ.
  - Как говорили менты, - поучительно заявил я, - из пистолета системы Макарова в лучшем случае можно безболезненно застрелиться.
  - Вот и застрелись! - злобно прошипела девственница, елозя на своем месте.
  - Не дуйся, Диана, - сказал я, как умел, мягко. - Легенды врут. Не было никаких оргазмов со слезами на глазах.
  - Правда? - Она резко повернулась и вгляделась мне в лицо.
  - Правдивей некуда...
  - Цыц, глупцы! - шикнул Дмитрий Суликоевич. - Слышите.
  Вдалеке действительно возник звук, похожий на фырканье лошади в стойле. Только он быстро приближался. Я снял ПМ с предохранителя, взвел тугой затвор... Дьявол! Ну и что с того, ну служил я в погранвойсках. Мои пальчики все-таки были созданы, чтоб на клавиши давить да бутылочки с кока-колой сжимать, а не для...
  Из тумана выпрыгнуло что-то огромное и рычащее. Два выстрела остановили смертельный бросок волкопса, а я, с запозданием надавив на спусковой крючок, поместил своей пулей лохматую тушу наземь.
  Уши заложило.
  - Слева! - услышал я сквозь пелену звона. Чертова контузия, думал насовсем прошла.
  Теперь три огненных язычка слились в один оглушительный хлопок. Труп...
  Мгновение... и следующая тварь осела грузной кучей в нескольких метрах от нас. Такой придаток человеческой сущности как страх в этом мире, наверное, уже атрофировался. Дедушка с внучкой, лежа по обе стороны от меня, совершенно спокойно вглядывались в туман, чуть напрягались и навскидку поражали цель. Я даже представлять себе не хотел, что будет, если такой песик доберется до нас. Обыкновенный волк - это полтора метра длины и от силы полцентнера веса. Эти звери-ублюдки были размером с упитанного бычка. Собака Баскервиллей отдыхает...
  - Два с половиной часа! - выкрикивает Башанов.
  Мы двигаем стволы в указанном направлении, стреляем.
  Рык.
  Бездыханное тело падает рядом. Уродливая оскаленная морда глядит прямо на нас остекленевшими глазищами, с пятисантиметровых клыков тянутся ниточки вязкой слюны, из-под уха растекается багрово-черная лужа.
  'Как только старик успевает верно определить в таком тумане местоположение несущихся с приличной скоростью тварей?.. Наверное, не зря у него глаза сиреневые, - догадался вдруг я. - Это же, наверное, положительная мутация. Видит в расширенном спектре...'
  Короткий крик. Выстрел, предсмертный всхрап животного...
  Неожиданно наступила колкая тишина. Только безжалостное сердце вгоняло в аорту горячие струи крови, богато разбавленной адреналином.
  - Всё вроде, отбились. - Башанов стряхнул грязь со щеки. - Пойду проверю хозяйство, никого ли не зарезали эти выродки.
  Он отчего-то ссутулился и растворился в молочной дымке.
  Поднявшись на ноги, я протянул руку, чтобы помочь встать Диане. Она покорно взялась за мою ладонь и... резко дернула на себя. Я не удержался на ногах и свалился прямо в объятья девчонки.
  - Прекрати сейчас же, дурочка! - забрыкался я. - Ты что, хочешь, чтоб меня за совращение малолетних посадили?!
  - Единый, не пори чушь, - засопев, ответила она. - Во-первых, если здесь кто-то кого-то совращает, то это явно не ты. Не льсти себе, дядя. А во-вторых, ничего я с тобой не сделаю. Ты не смотри, что мне пятнадцать лет, я не глупая. Просто хочу попросить тебя... Можно?
  Я перестал вырываться и исподлобья глянул в ее серые глаза. Нет, не смеется. Да и в зрачках у нее таится что-то не совсем реальное. Взрослое и одновременно... крайне беспомощное.
  - Валяй, проси...
  - Помоги нам, Костя. Всем нам, людям. Ты сможешь. Ты - Единый...
  - Как же помочь? - искренне удивился я. - В Правительство - нельзя. К военным, я так понимаю, - тоже. Что я могу сделать? Броситься грудью на пространственно-временной разлом, что ли? Увольте, я не герой. Несколько раз пробовал - не получилось суперменом стать. Да и никто не хочет, чтобы весь этот бред на планете прекратился. Вы же сами мне полчаса назад вдолбили это!
  - Я хочу, Костя. Я этого ужасно хочу. - Диана крепче сжала мою мокрую ладонь. - Я очень много читала, у дедушки большая библиотека есть, он ее с собой еще из Петербурга привез. Я читала про мир, в котором не успела родиться. Читала про то, как дети играли во дворе, про каникулы, про настоящие свидания и любовь, про студенчество и... про города, красивые здания, про теплоходы на реках. Я хочу в этот мир.
  Я сглотнул. Чеканя каждое слово, чтобы не сбиться, проговорил:
  - А ты читала про смерть от передозировки наркотой? Про заказные убийства и избиения обыкновенных людей жестокой шпаной в темных улочках? Читала ты про то, как мужья, пьяные вдрызг, режут ножами своих некогда любимых жен; как сыновья, в состоянии аффекта, стреляют в матерей из дробовика, расчленяют труп и развозят по частям на окрестные свалки? Ты читала умные книжки про кровавую коррупцию во властных структурах? Про предательство и отречение, про ложь и равнодушие? Про трусость?..
  - Неправда! - воскликнула она. - Неправда! Там этого не было! По крайней мере, я бы смогла сделать так, чтобы мою жизнь вся эта плесень обошла стороной!
  Наивная. Иногда кажется, что ей лет пять от роду.
  - Глупышка, дерьмо есть везде. Невозможно идти вперед и не увязнуть в нем по самые брови! И вляпаешься ты в первую очередь не в чужие пороки, а в трясину собственной совести. Так устроен человек. Ты еще не чувствовала этого, у тебя, Диана, не было никаких отношений с людьми, кроме родственных. Дедушка тебя не обидит, ты его тоже. Но с другими - не так. Видишь, как получается: ты начитанная, умная, эрудированная... и не умеешь широко взглянуть на мир, потому что ты его не попробовала на вкус. Тебе хочется видеть в прошлом только хорошее, потому что вокруг, в настоящем, тебя окружает лишь плохое... А я не видел толком эту Землю - планету страшного будущего, но я слишком хорошо знаю тот мир. Я его чувствую в себе и сейчас - он злой и бескомпромиссный, Дианка. Он заставляет тебя терять хорошее гораздо чаще, чем находить.
  Губы ее дрожали, щеки были исполосованы слезами. Да, пожалуй, я слишком резко снес все мечты этого ребенка.
  Не успевшего родиться в прошлом.
  Ненавидящего настоящее.
  - Я все равно хочу, чтобы все изменилось... Помоги нам, Единый... Ведь ты еще веришь во что-то?
  Да, я верю в будущее. В пепел. Но...
  Пожалуй, ради тебя я постараюсь разломить острые углы судьбы. Быть может, у меня получится подарить каплю счастья и тех иллюзий, которые разрушил для себя. Подарить это тебе, бедная одинокая девочка, убивающая хладнокровнее профессионального киллера.
  - Я постараюсь, Диана. Я поверю во что-нибудь... - Поднимаясь и оттряхивая куртку от налипших травинок, я добавил: - Мы придумаем, как тебя записать в десятый класс общеобразовательной школы.
  Она засмеялась, быстро вскочила на ноги и, привстав на цыпочки, прошептала мне прямо в ухо:
  - Ура.
  Я тоже заставил себя улыбнуться; получилось, скорее всего, ужасно наигранно.
  Из дома снова раздался выстрел.
  - Пошли, водку допьем, - весело предложила Диана.
  - С копыт слетишь, малолетка, - сказал я, игриво потрепав ее по непокрытой голове.
  - Посмотрим еще - кто кого! - задиристо фыркнула она. - Тем более нам нужно отметить начало спасения мира и вместе с дедушкой придумать какой-нибудь сногсшибательный план. Он будет в восторге... если не пристрелит нас.
  Мы заткнули пистолеты за пояс и пошли в дом. Флибустьеры двадцать первого века...
  Башанов, привычно угнездившись в любимом кресле, пил 'столичку' и лупил из кольта 'Арми' в стену.
  Выхватив из ящика бутылку, я подцепил ножом жестяную крышку и приложился прямо из горла. После третьего большого глотка мне поплохело, а в начале шестого я поперхнулся и стал отплевываться горькими и тягучими слюнями.
  - Ты чего? - поинтересовался Дмитрий Суликоевич, поправляя лямку. - Мысль какая посетила? Али чуйство нахлынуло?
  - Мысль... - прохрипел я. Высунул язык, провел по нему костяшками пальцев и добавил: - И чувство.
  - Поделись, что ли, - равнодушно сказал старик.
  - Работать будем с тобой... и с ней вот. - Я выставил руку в сторону улыбающейся Дианы. - На износ.
  - Серьезно?
  - Да, - быстро пьянея, заявил я. - Будем серьезно работать. Мы доберемся до Мистаны, или до Геннадия... есть у меня один приятель в рядах рикамцев. Во мужик! - Я поднял большой палец, и бетонный пол тут же почему-то повело в сторону. Диане пришлось поддержать меня за локоть. - Так, о чем я... А, да... мы доберемся до руководства Федерации Рикам. И там что-нибудь придумаем. Точно?!
  Мне показалось, что план чрезвычайно логичен и гениален. Какого хрена этот сиреневоглазый так скептически на меня уставился?..
  Башанов молчал. Не ухмылялся, не хмурился - ждал.
  - Черт подери! - неожиданно громко вскрикнул я. - Ну неужели тебе не жаль собственную внучку?! Неужели ты, старпер, повидавший тот - настоящий - мир, хочешь, чтоб она навсегда осталась в твоих книгах?! Она ведь жи-ва-я! Слышишь? И нечего так глядеть на меня. Я помочь хочу ей... А вдвоем мы не справимся, нам ты нужен! Хоть это понимаешь?..
  Диана прижалась к моему плечу и умоляюще посмотрела на деда.
  - Де, у нас ведь взаправду может получиться. Я верю ему...
  Башанов наконец прикрыл веки, пряча сиреневый взгляд. Он привычным движением взялся за растянутую белую лямку и принялся скручивать ее в подобие жгута. Лицо будто бы еще сильнее потемнело и стало похожим на грубо обработанный осколок камня.
  Свет слегка замерцал, и на миг сарай затянулся скользкой мембраной полумрака. Зато после этого лампочка вспыхнула ярче обычного.
  - Весьма-а... - протянул старик. - Весьма.
  - Де, мы придумаем, как...
  - Тихо ты. - Башанов поднялся из кресла и подошел ко мне. Уставился на мятый воротник рубашки. Было такое ощущение, что он схватил меня за отвороты, а не просто посмотрел. - Что ж, Единый. Как мне кажется, в тебе проснулось нечто от сапиенса... И, возможно, со временем твои задние лапы эволюционируют в нижние конечности.
  - Это плохо? - вызывающе спросил я.
  - Не перебивай старших - сам, между прочим, этому девчонку учишь. Так вот. Я до утра покумекаю, что с твоим героизмом сделать можно. Ты слишком самоуверенный, и в то же время сломленный. Опасный, надо сказать, коктейль. Весьма... Веры нет, а на подвиги тянет. Как маленький, ей-богу...
  Он умолк. Диана тихонько шмыгнула носом почти возле моего уха и, удостоверившись, что крен у меня не больше допустимого, отпустила плечо.
  - Де, - сказала она, погладив старика по узловатой руке, - Костик хороший. Он научится использовать свои преимущества. Вот увидишь, он сможет!
  - Глупцы! - воскликнул Башанов, усаживаясь в кресло. - Жахнулся ты на мою голову, Константин. Едрить твою налево!.. Идите с глаз. Спите. Утром все порешаем.
  - Да уснешь тут, - злобно пробурчал я. - Канонады круглые сутки. Бах! Шарах!.. Только и знаешь, как в стенку стрелять. И после этого еще о вере разглагольствуешь... Безысходник - вот ты кто, Башанов! Прямо-таки самый настоящий герой этого драного времени... Безысходник.
  Старик на мой выпад не отреагировал. Совершая картофелеобразным носом замысловатые движения, он размеренно вталкивал патроны в барабан.
  - Пойдем, окочурен... то есть, Костя. Пойдем спать. Дедушке подумать надо. - Дианка-нимфоманка потянула меня за рукав.
  Я нетвердо шагнул к двери, обернулся и еще раз язвительно выкрикнул:
  - Безысходник!..
  - Пошли, пошли, мой отважный рыцарь...
  Уже когда мы вышли, из гаража донесся спокойный голос Дмитрия Суликоевича:
  - Спите. Я не буду сегодня стрелять.
  Дианка постелила мне в маленькой комнате со старинным трюмо, куда она меня приводила в самом начале, чтобы одежду выдать. Кровать была широкая, с высокой резной спинкой и мягкой периной. 'Глючный' гологравизор одиноко потупился в углу, помигивая красным огоньком.
  Пока девчонка возилась с простынями и наволочками, я присел на краешек массивного стола и попытался задуматься о прошедшем дне - первом в новом мире, воскресшем из пепла, словно птица Феникс. Только он не стал от этого лучше, не было очищения огнем. Города и люди теперь слабо тлели, и любой порыв ветра мог разнести их в прах... Или наоборот раздуть до дающих тепло язычков пламени? Не знаю.
  Мысли никак не хотели приходить в порядок. До утра, до утра надо подождать... Боже, что я сегодня наплел этой девочке? Пророком себя возомнил... нет, не пророком - всемогущим Единым. Смешно. Надежда человечества, сполох аур. Зарница поднимающейся цивилизации...
  Тьфу!
  - Индюк! - вслух сказал я.
  - Кто? - удивленно вскинула голову Диана, сдунув со лба коротенькую челку.
  Я тупо посмотрел на нее, поднял брови, выпятил нижнюю губу и показал язык.
  - Понятно. Ложись, мой пьяный рыцарь.
  Неуклюже стащив с себя рубашку и брюки, я подполз к подушке и бессильно свалился мордой вниз. Свет погас. Диана, повозившись с дверью, вышла, потом вернулась и тихо сказала: 'Спокойной ночи...'
  
  * * *
  
  Люди бегут, мелькая размытыми тенями на фоне обшарпанной кирпичной стены. Слева направо. Осевший толстым слоем пепел под бесконечностью их ног давно смешался в грязную кашу. Кажется, что все они босые и голые. Холодные. Умершие на ходу...
  Вдруг в красных кирпичах появляются две дыры. Кладка не взрывается, не выскакивает... камни будто исчезают, открывая огромные, метра три в диаметре, отверстия. Из этих проходов начинает валить густой дым вперемешку с языками огня, которые слизывают пробегающих мимо людей. Такое странное ощущение... Где-то уже был этот крематорий?..
  Пелена... Шероховатая и упругая поверхность. И при этом - эластичная. Пружинит под ладонями, отбрасывает руки назад, выворачивая суставы. Больно! И все равно необходимо толкать эту стенку. За ней - явь. Реальность со всеми ее причудами, нервно вершащимися изо дня в день событиями, всамделишными людьми, непохожими на слепых манекенов; там, за перегородкой - тепло, что-то бьется, живет. Или еще только рождается...
  Я резко проснулся. За окном серели предрассветные сумерки. Простыня смялась, и один из ее комков неудобно упирался в лопатку. Вдруг я почувствовал поблизости дыхание. Ровное, неглубокое.
  Дианка спала, прижавшись ко мне сбоку. Ее волосы пахли каким-то вкусным шампунем и детством. Не знаю, почему в голову пришло такое сравнение, но запах шел именно оттуда: из далекой беспечности, из несмелых надежд и странных для скелетообразного взрослого мира желаний. Этот дух проникал из золотистой мечты, зачатой в бесконечном поле пшеницы. Из прохладной ночи, первой влюбленности и незнакомого до того смятения.
  Из детства.
  Аккуратно высвободив руку, я обнял ее - совсем девчонку. Хрупкое существо, за которое стоило драться, которое очень нуждалось в помощи. Нельзя больше терять людей; тех, кто по воле случая оказываются рядом. И так я лишился слишком многих, поселившихся в сердце, которым необходима была защита, внимание, забота. И обыкновенная человеческая любовь.
  Засопев, Диана пошевелилась. Я задержал дыхание, чтобы не разбудить ребенка. Она немного поворочалась, пробормотала что-то во сне и уткнулась носом мне в шею, между ухом и плечом.
  Горячо, но не жжет... спокойно. Почему она пришла ко мне? Это снова осколки совести? Шанс покаяния?..
  Проваливаюсь в водоворот памяти, засыпаю. Мысли рассасываются спиралями радужного тумана. Я сжег себя. Сгорела Наташка... Нужно остановить смертоносное пламя! Разорвать проклятую пелену и в очередной раз шагнуть вперед, только вперед, в новый день, в завтра. Там - брезжит вечность, которая дана для решающего яростного броска в ее индиговые гудящие воды. В ее алый бушующий жар... гасить... гасить...
  Завтра...
  
  
  3
  
  - Па-а-адъем!!! Развалились тут, как пингвины на жердочке! - голос Башанова ворвался в сон, заставил задрожать грудину и череп. Господи, зачем так вопить?.. Прямо, как в армии.
  - Чего орешь?.. Ребенка пожалей, изверг, - пробубнил я, садясь и морщась от света, проникающего через широкую щель между занавесками. Дианка открыла один глаз, сощурилась, промямлила что-то чрезвычайно некультурное и перевернулась на другой бок.
  - А ну-ка, бодренько... - Башанов неожиданно быстро оказался с другой стороны кровати и схватил внучку за шиворот пижамы. Вздернул ее, словно кутенка, и снова отпустил. Она безвольно шлепнулась на подушку. - Времени у нас мало, нужно помочь загрузить провизию, оружие и топливо. Выезжаем через два часа.
  - Куда выезжаем? - растерянно спросил я, натягивая брюки. - На чем?
  - О-о-о! - протянул Дмитрий Суликоевич, поднимая вверх указательный палец. - На зверь-машине поедем. Ты таких не видал, ящик патронов ставлю! А куда - объясню по дороге. Я тут ноченькой темной подумал слегка: может, ты и сможешь нам чем помочь, Единый. Только шибко хлопотное это дело, и опасное дюже... Но кое-какой план у меня прорисовался. Весьма-а-а...
  Он был уже не в совковой майке, а в пятнистом камуфляже серо-черного цвета и в туго зашнурованных армейских ботинках. На широкой портупее висела кобура с кольтом и большой десантный тесак в кожаном чехле. Рядом болтался мой гравик. Финальным штрихом в портрете был надкусанный батончик 'Сникерс' образца примерно 1995 года, крепко зажатый в жилистом кулаке. В таком облачении Башанов походил на заправского боевого офицера, набравшего всего понемножку из разных эпох. Универсальный сиреневоглазый вояка.
  - Ты что-то придумал, де? - грубоватым со сна голосом просипела Дианка.
  - Так точно. Личный состав, внимание! На сборы и гигиену - пятнадцать минут. Построение во дворе. После - завтрак, погрузка имущества и отбытие. Задача ясна?
  - Угу, - прошамкала Дианка, растирая лицо ладошками. - Иди, Костик, умывайся, я пока приберусь тут.
  По дороге в ванную я размышлял над тем, что же выдумал старый хрыч? Уж больно он уверенно себя ведет - неужели рассчитал все действия настолько безошибочно? Да и какие действия? Конечная цель ясна: не особо покалечившись добраться до Мистаны и с помпой вручить ей подарок в виде внезапно воскресшего меня-Единого. Дальше пусть сама расхлебывает. А вот каковы промежуточные звенья?..
  Прохладный душ окончательно согнал с меня остатки сна и лишний скепсис. А почистив зубы, выбрив до синевы щеки и надушившись зеленоватым одеколоном 'O'Jean', я почувствовал, что готов вершить дела земные и вселенские. Глянул на свое лицо в зеркало, подумал - стоит ли печалиться? В анабиозе столько лет провалялся, постарев в свои 34 года разве что на пару месяцев. Такой уникальный шанс - увидеть мир будущего, до которого обычным способом, быть может, я бы и не дожил. Любой писатель-фантаст за такую возможность сожрал бы собственную поясницу вместе с испорченными пивком почками и радикулитом.
  В дверь забарабанили.
  - Ну?
  - Ты чего там застрял? - крикнула Дианка. После этого ехидно поинтересовалась: - Мужскими штучками-дрючками занимаешься, да?
  - Да, - ответил я, выходя, - обожаю с утра предаться греху в одиночку.
  Она улыбнулась, взглянув на меня, а потом состроила серьезную мину и спросила:
  - Слушай, Единый, а почему ты меня недолюбливаешь?
  - С чего ты взяла? - удивился я.
  - Чую.
  - Предрассудки. Я просто стараюсь поддерживать с тобой фундаментально иронические отношения.
  Она хмыкнула:
  - Странный ты. То по-доброму ко мне, со всей душой, и видно, что правда помочь хочешь. А то - злишься, ерничаешь по любому поводу, обижаешься.
  - Это циклотимия.
  - Чего-о?
  - Циклотимия - болезнь такая. После продолжительного напряжения и серьезных нервных потрясений возникает иногда. В моменты приступов характерна резкая и частая смена настроений. От агрессии до апатии, от депресняка до безудержного ржача.
  - А ты псих, что ли?..
  - Слегка. У меня жена во время теракта погибла. Да и самого контузило.
  - Извини, Костик. Я... в общем не хочу тебе причинять боль. Честно.
  - Я верю. Чего ко мне ночью-то пришла?
  - Не знаю... захотелось почему-то. Не стоило, да?
  - Да ну нет... Я не то чтобы против. Просто как-то... ну, возраст там. Ты понимаешь? Короче, не умею я такие деликатные штуки объяснять! Отстань.
  Она рассмеялась, захлопывая дверь в ванную, а я почувствовал себя неловко. И снова чуть не разозлился на малолетнюю подстрекательницу... Тьфу, вот зараза!
  Тем временем Башанов окрикнул меня с улицы. Набросив уже знакомую коричневую куртку и зашнуровав кирзовые ботинки, я вышел во двор.
  - Бери вот эти пакеты и пойдем за мной.
  Мы шли минуты три по еле заметной тропинке, то поднимаясь на невысокие холмы, то сбегая под уклон. Вокруг был туман, к которому я уже стал привыкать.
  Сероватая мгла была атрибутом этого мира.
  Наконец мы подошли к большому ангару, покрытому гофрированной жестью. Местами она проржавела до дыр, которые были неряшливо залатаны рубероидом и окроплены смолой.
  - Бросай тут, у входа.
  Мы положили вещи и вернулись к дому, где уже суетилась девственница. Серая куртка, перчатки с обрезанными пальцами, револьвер на поясе... Я могу, не глядя, сейчас сказать, в каком месте у нее правый рукав испачкан в земле после вчерашнего побоища с волкопсами. Дьявольщина! Я привыкаю не только к туману, но и к этой семейке! Что-то быстро, слишком быстро...
  - Завтрак подан. - Дианка махнула в сторону горки бутербродов с ветчиной и сыром, возвышающейся на раскладном столике. Там же исходил паром термос.
  Мы с Башановым набросились на еду. Чавкали и покрякивали, прихлебывали горячим чаем прямо из термоса, а девчонка стояла в сторонке и приговаривала: 'Это неисправимо... Мужик на жратву все променяет... Я-то думала - только в книжках...'
  Пусть ворчит, ей все равно не понять. О булимия - святая болезнь!
  Через десять минут все было в порядке: желудки набиты, раскладной столик пуст, голодные амбиции зверски уничтожены.
  - Личный состав, - лениво прошамкал Дмитрий Суликоевич, - даю четверть часа на отдых.
  - Есть, - отозвался я, устраиваясь на каком-то огромном деревянном ящике. - Все боевые системы отключены, периферийные устройства слежения функционируют на одну десятую мощности... процесс усвоения энергетического материала... проходит...
  Разбудил меня невежливый тычок в лоб.
  - Па-а-адъем!!!
  Ой-ей-ей, я уже и к этому, кажется, привыкну скоро...
  - Приступить к транспортировке и погрузке имущества! А ну-ка, Костя, взяли эту коробочку, на которой ты разлегся.
  В 'коробочке' было центнера полтора, не меньше. По знакомой дорожке, до ангара, мы ее перли волоком минут двадцать. Дианка за это время пробежала туда-обратно раза три.
  После пятого захода я возненавидел Башанова. После седьмого - булимию. А ну-ка в белый угол, товарищ!.. После... кажется, девятого - жизнь и все ее составляющие. Когда же к ангару был перенесен последний тюк, я люто презирал Ньютона с его вшивой гравитацией, Дарвина с его вульгарной эволюцией и Фрейда с его совсем уже непристойным психоанализом.
  - Пристрелите меня, ну чего вам стоит... - Я посопел и утер пот с верхней губы.
  - Глупец! - воздел Башанов руки к незримым небесам. У этого гада, по-моему, даже одышки не было после нашего марафона. - Бодрее надо быть! Бодрее. Так мы далеко не уедем и истребление сапиенсов не остановим.
  - Истребите меня! Насмерть, - ввинтил я.
  - Единый, ты что, спортом в детстве не занимался? - невозмутимо поинтересовалась Дианка. - Я и то каждый день по несколько километров бегала раньше.
  - А ведь мы еще и не приступили к осуществлению ответственной миссии, - вздохнул Дмитрий Суликоевич. - Прискорбно. Весьма-а-а...
  - Ладно... дыхание вроде отшумело, думаю, все будет в порядке, - пристыженно пробубнил я.
  - То-то же! Так мне нравится! - Башанов по-старчески быстро потер руки и завертел картофелеобразным носом. - Теперь, Костя, я покажу тебе главный экспонат музея имени меня. - Он зафыркал над собственной шуткой. - Горжусь им. Обожаю. Весьма.
  Он подошел к массивной двери ангара, тряхнул волосами, собранными в хвост, набрал на крошечном пульте код и вдавил круглую черную кнопку. Тяжелая створка медленно уползла вверх.
  Да, это выглядело внушительно.
  В ярком свете нескольких прожекторов, закрепленных на округлом потолке, матово отсвечивал американский военный джип 'Хаммер'. Его черные бока таили скрытую мощь, радиатор щерился недоброй усмешкой, притаившейся между фарами, а над открытым верхом скорпионьим жалом торчал пулемет.
  Башанов легко запрыгнул на водительское сиденье и включил зажигание. Двигатель гулко заворчал, и машина плавно выкатилась к нам.
  - 'Хаммер', - сказал Дмитрий Суликоевич с уважением, похлопал руками по рулю. - 1993-й год. Пробег - всего десять тысяч. Военная модификация. Движок - дизельный инжекторный, шесть с половиной литров, сто шестьдесят лошадей. Это по паспорту; на самом деле - больше. Четырехскоростная автоматическая трансмиссия, гидроусилитель руля, независимая подвеска, максимальная скорость 113 километров в час. Пулемет М60, калибр 7,62 миллиметра и ракетная система TOW, модифицированная лично мной в 'мини-Катюшу'.
  Я обошел вокруг джипа, разглядывая его со всех сторон. Красавец, конечно, что тут говорить. Умели американцы делать, умели, когда не распылялись на всякого рода патриотизм и пафос.
  - Весьма, - протянул я, невольно копируя Башанова.
  - Давайте, грузите, - скомандовал он, выбираясь из машины.
  Мы, отдуваясь и проливая остатки пота, побросали всю поклажу на площадку за вторым рядом сидений. Получилась довольно большая куча. Последними затолкали между ящиков объемистые канистры с горючим и водой.
  - Ну что, камрады, в путь?
  Башанов повернул ключ. Двигатель басовито заурчал.
  - А можно вкратце план путешествия, и вообще... - поинтересовался я, помогая Дианке забраться на заднее сиденье.
  - Обязательно. Нам нужно добраться до ближайшего космодрома, захватить катер рикамцев, выйти на орбиту, добраться до Марса, захватить корабль дальних дистанций и лететь к звезде Апитол, вокруг которой вертится планета-столица Федерации Рикам. Шингтова. Там найдем Мистану и сдадим тебя со всеми почестями.
  - Де, а как же мы втроем все это провернем? - удивилась Диана.
  - Ну чего вы ко мне пристали! Я что, центр прогнозирования будущего? Придумаем что-нибудь.
  - Отлично, - пробормотал я, устраиваясь поудобней. - Выдайте мне суперменский плащ.
  - Где-то в секторе Р-31 приволжья, это под бывшим Саратовом, должна быть военная база, - сказал старик, не обращая внимания на мои несмешные шуточки. - При ней есть космодром.
  - До туда тысячи полторы километров по чужим секторам, - вставила Дианка. - В том числе по скинхедовским.
  - Ближе нет. Поехали.
  'Хаммер' полыхнул дополнительными противотуманными фарами, и пространство впереди нас окрасилось в мутно-желтый цвет. Мы тронулись и медленно вырулили на неразъезженную дорогу. Под колесами зачавкали остатки гниющей травы, похожей на влажный пепел.
  Пепел...
  ...вдруг увидел, будто это все было внутри меня... Пепел. Он покрыл всю планету - нашу опаленную войной Землю. Разрушенные города, леса и поля; пепел растворился в океанах, смешался с обледенелым снегом на горных вершинах, осел на асфальте и песке, лег грязно-серой коркой на души людей. И они забыли, как выглядит звенящий летний день в сосновом бору, когда поет каждая иголочка, трепещет на легком ветерке каждая былинка. Они забыли, как радостно бывает бежать по такому лесу и захлебываться прозрачным сладким воздухом.
  Остался пепел. А мы не падаем в него лицом. Мы продолжаем жить. Потому что мы - люди.
  Да, за это стоит бороться.
  - Сейчас какое время года? Осень? - нарушил я затянувшееся молчание, отвлекаясь от невеселых мыслей.
  - Июнь. Середина, - ответил Башанов. - В этих краях теперь вечная осень. Атмосфера пыльная, парникового эффекта нет, ядерная зима тоже не спешит приходить, поэтому и получается нечто среднеарифметическое. Осень.
  Джип подскочил на кочке, и у меня клацнули зубы. Дианка сзади тихонько выругалась.
  - Всё, прощай родной сектор К-7, - провозгласил Башанов, глянув на синий маячок, безучастно мигающий на невысоком столбике. - С этого момента, личный состав, наша жизнь ничего не стоит. Так что, вот так... весьма-а.
  Туман слегка рассеялся, дорогу стало видно метров на тридцать. Заморосил дождь. 'Хаммер' был открытый, поэтому нам пришлось остановиться и набросить на каркас прорезиненный брезентовый чехол.
  - Под дождик особо не лезь, - посоветовал Башанов, - а то облысеешь на раз-два. - Он порылся в карманах и протянул мне упаковку таблеток. - Держи, принимай раз в сутки. От радиации.
  'Антирад' - прочел я. В пачке было десять штук. Одна пилюля отправилась в путешествие по моему пищеводу, оставив в память о себе привкус жженого сахара на языке и деснах. Гадость еще та.
  Хлопнув дверьми, мы поехали дальше.
  Лес в этих местах отступил от дороги метров на десять, да и лесом-то эти редкие уродливые деревца с вялыми пальцами листиков назвать было трудно. То ли осинки, то ли березки - не поймешь. Травы почти не было, лишь иногда попадались какие-то бежевые проплешины на разбухшем от влаги черноземе. Если б я не знал, где нахожусь, подумал бы, что здесь некоторое время назад бушевал пожар.
  Башанов выдал нам с Дианкой часы и надел такие же себе на левое запястье. Я повертел в руках чудо техники с голографическими стрелками. Они будто висели между циферблатом и стеклом - дизайнеры 'Ролекса' в наше время за шиворот бы себе написали от такой картины. Надев часы, я обнаружил, что на жидкокристаллическом экранчике высветились температура, атмосферное давление, уровень радиации и мой собственный пульс.
  - Время синхронизировано на всех трех приборах до сотых долей секунды, - объяснил Башанов, поймав мой взгляд. - Также в них есть встроенный маяк. Пеленг ловится на расстоянии до ста километров, вон та кнопочка сбоку. Да и вообще - полезная штучка. Весьма. Там даже тетрис есть - это если поиграть, и слабенький антиграв - это на случай, если полетать. Метров на двадцать поднимет, вот эти две кнопочки одновременно надавишь и понеслась душа в рай. Правда, кисть вывернуть может, но это издержки технического прогресса.
  - А бильярдный стол в эти часики не вмонтирован?
  Дмитрий Суликоевич усмехнулся, но ответить не успел...
  Их было шестеро.
  Со всех сторон раздался рев одновременно заведенных мотоциклетных двигателей, и, словно какие-то адские бестии, они выскочили из-за огромных камней, лежащих грудой недалеко от дороги. Протекторы колес взрывали землю, швырялись комьями грязи; ноги наших нежданных попутчиков, обутые в какие-то драные ботинки, отталкивались от почвы, балансируя. Одеты они были все как один в джинсовые комбинезоны на голое тело, штанины снизу были подвернуты. Черепа обриты наголо. Глаза... они были похожи на окружающий туман. Хотя, быть может, я ошибся: мы все-таки ехали с приличной скоростью и машину порядочно потряхивало на ухабах.
  - Вот они - орлята! - азартно крикнул мне Башанов. - Отмороженные на всю башню хозяева многих секторов побережья. Скинхеды. Сволочи высшего сорта.
  - Да, да я помню! У нас они тоже безобразничали, проповедуя идею... что-то вроде 'за чистоту русской нации'!
  - Во-во! Теперь переквалифицировались. За чистоту человечества пальцы гнут.
  - А мы-то при чем? Человеческие отпрыски вроде.
  Башанов повел носом, оглянулся, оценивая, как Дианка стаскивает брезент с задней части джипа и разворачивает пулемет на кольцевых полозьях.
  - У меня, понимаешь ли, с этими нетопырями давние счеты, - сказал он негромко, чтобы внучка не услышала. - Я пару лет назад их лидера тогдашнего вот этими руками задушил. Он к Дианке шастал, шастал. Это я терпел: ладно, мол, молодость, ветер в нейронах. Она с ним даже какие-то общие темы для разговоров находить умудрялась, заявляла, что перевоспитывает. А в один прекрасный туманный день этот хам недоразвитый приперся обколотый героином до глюков и чуть эту глупышку не оттрахал прямо на моих глазах. Ну тут я не стерпел... После труп его повесил на маячок, разделяющий наши с орлятами сектора, а член отдельно рядышком положил. Орлята - это потому, что некоторые их поселения находятся на территории бывшего пионерлагеря 'Орленок'. В общем, поссорились мы с ними тогда. Весьма-а... С тех пор и тузим друг друга потихоньку...
  Пулемет заколотил так, что на несколько секунд я оглох, а после раздался уже подзабытый звон в ушах. Привет, контузия, давненько не заглядывала - со вчерашнего дня!
  - Помоги ей! - заорал Башанов, прибавляя ходу.
  Сорвав куртку, я перелез назад.
  - Дай ленту с патронами! Там, в зеленом ящике, - прохрипела молодая нимфетка, не отводя взгляда от приближающихся мотоциклистов. - Я вам всем гениталии поотстреливаю, мудни!
  Ох-ох-ох, крепко, видать, дамочка в первой любви разочаровалась...
  Я бросил ей холодную многожалую змею смерти калибра 7,62 мм. Дианка ловко защелкнула ее в стволе.
  Орлята постепенно догоняли нашу не особо быстроходную машину. Похоже, им было глубоко параллельно, что в их сторону торчало дуло пулемета. Реальные психопаты!
  - Ну, давайте! - задорно выкрикнула Дианка. - Попробуйте догнать!
  Догонять скинхеды не стали. Приблизившись к джипу метров на десять, первые двое выхватили короткоствольные автоматы и на ходу врезали по нам очередь. Пули взвизгнули, рикошетя от металла 'Хаммера'. Одна пробила лобовое стекло, в том месте, где минуту назад была моя голова.
  Пулемет коротко огрызнулся, обдав нас пороховых дымом и брызнув в сторону фонтанчиком гильз.
  Авангард незадачливых преследователей слетел с мотоциклов. Кажется, одному располосовало грудь, а другому разворотило лысый череп вместе со скудным содержимым. Едущие за ними еле успели вильнуть и объехать останки своего передового отряда.
  - Так, - сосредоточенно сказала Дианка-пулеметчица. - Следующие, на выход!
  Я, понимая, что теперь - либо мы, либо эти уроды, толкнул Башанова в плечо и показал на гравипистолет, прицепленный к его поясу. Он, не поворачиваясь, протянул мне оружие.
  Покачав ствол в руке, вспоминая его вес и форму, я прицелился и нажал на курок. Воздух на траектории выстрела чуть дрогнул, и от одного из орлят осталась бесформенная груда костей и металла, оплывшая на колею.
  Ненавижу убивать. Учитывая, что сознательно я это сделал впервые...
  - А мы по старинке! - Грохот, и Дианка вытирает чумазую физиономию от мельчайших крупинок пороха. - Двое осталось. Добиваем!
  Я не целясь выстрелил. Промазал. Растворил небольшой валун, покоившийся на обочине дороги. Зато Диана, наверное, не знала промахов. Последние скины лишь успели выпустить беспорядочную вереницу пуль в воздух, прежде чем их души навсегда отстали от мотоциклов, проехавших по инерции еще метров пять.
  - Вот так, сволочи похотливые! Не лезьте к нам, убивать будем!..
  Жестокая пятнадцатилетняя девчонка отняла вспотевшие, слегка дрожащие ладони от ручек пулемета, обтерла рукавом куртки лицо. Села на подпрыгивающий пол, прислонившись к ящику с патронами и, судорожно вздохнув, прикрыла глаза...
  Я стоял, придерживаясь за бортик, и смотрел на исчезающую в тумане дорогу.
  Память... Что ты, неверная, можешь мне сказать на все это? Возразишь? Успокоишь? Или промолчишь? А может, фыркнешь и попятишься, словно струсившая перед обрывом лошадь? Ты ведь не знала, что так бывает, правда? Не догадывалась ты, память, что будущее станет кошмаром. Потому что ты - прошлое. Мое прошлое. В нем не было войн, от них тогда осталось лишь далекое эхо, которое не резало слух. Оно металось, отражаясь только в душах стариков и полумертвых калек, тех, что знали... как это страшно.
  Ты молчала.
  Безмятежная.
  Медленно всплывать из глубокого желоба подсознания ты начала после гибели Наташки. Неторопливо всплывать. Сначала приходила в гости в мои пепельные сны, потом стала навещать меня и наяву, наступая на пятки сзади, возникая призрачной стеной впереди. Ты пугала меня своими полупрозрачными миражами, заставляла сворачивать с пути под ненавистным острым углом, ты приобретала власть. Мерзавка.
  А сейчас - привела меня к этим испуганным, озлобленным людям и снова замолчала. Ты сама боишься, память! Поэтому - иди к черту! Отныне я сам буду звать тебя, когда понадобишься.
  Предательница.
  Я сильнее тебя...
  - Отпусти, сучье вымя!! - завизжала Дианка.
  Откуда возник этот орленок?! Почему никто не услышал шума чужого двигателя?
  Он прижался к борту 'Хаммера' на своем мотоцикле и схватил одной рукой девчонку за волосы. Она, вереща от боли, вцепилась ногтями в его плоть и серьезно разодрала незащищенное предплечье. Я бросился, чтоб помочь, но опоздал на долю секунды - озверевший скинхед, не обращая внимания на текущую по руке кровь, одним рывком выбросил Дианку из кузова джипа.
  - Тормози! - заорал я.
  Башанов вдавил педаль и дернул ручник одновременно. Мы выпрыгнули из машины и побежали назад, выхватывая оружие.
  Скинхед уже был возле хрипевшей Дианки. Он подскочил к ней сзади и приставил к горлу огромный тесак.
  - Назад, нелюди! - прошипел он. - Пореш-ш-шу!
  По шее впавшей в ступор девушки скользнула тонкая красная ниточка, набухшая в ямке возле ключицы чуть выпуклой каплей.
  - Убью, - прошептал Башанов, осторожно положив на землю кольт.
  - Ты, - скин скосил бешеные глаза на меня, - тоже ствол брось! Пореш-шу!
  Я отшвырнул гравик.
  - Отпусти ее и уезжай, - так же тихо сказал старик. - В этом случае я клянусь, что отпущу тебя. И не буду мстить. Клянусь.
  Скин осклабился, показывая желтые зубы.
  - Нелюдь! Ты убил нашего кровного брата и надругался над ним! Смерть! Смерть! Смерть!! Порешу! Смерть!!!
  Он исступленно повторял это слово, в пустых фанатичных глазах отражался туман. Изнутри, затягивая радужную оболочку, выступило что-то матово-серое. Зрачки будто заволокло дрожащей ртутной пеленой.
  Существо больше нельзя было назвать человеком, он стал похож на какое-то двуногое животное. Нас разделяло метра три, может, немного больше. Сейчас рассечет горло девке! Господи...
  Все произошло мгновенно. Хлопок. Башанов прыгнул, вытянувшись всем телом. Дианка осела на влажный след от нашего тормозившего джипа. А скинхед, неестественно выгнувшись, завалился навзничь.
  Башанов приземлился на уже мертвое тело, уткнувшись лицом прямо в лысую голову с маленькой дырочкой во лбу. Через миг он уже обнимал внучку и шептал ей что-то на ухо, судорожно гладя по спутавшимся волосам.
  Я же стоял, как истукан, и тупо размышлял: откуда стреляли?
  Ко всему прочему в голове вертелась мысль, которую я никак не мог ухватить и разглядеть как следует. Она рикошетила внутри черепа, словно камешек в плетеной из ивовых веточек погремушке, и упорно не желала останавливаться. Я всегда испытываю дискомфорт, когда не могу зафиксировать какую-то важную догадку. Вот и сейчас... Что-то такое глобальное, связанное с войной и террором, инопланетянами и человечеством... А точно не разобрать. Правда, одно ощущение укрепилось достаточно уверенно: мысль эта неприятная и... унизительная, что ли. Ладно, позже надо будет попробовать вернуться к ней.
  Башанов, осмотрел неглубокий порез на шее Дианки, помог ей встать и подобрал свой револьвер. Я тоже поднял гравик, к которому начал привыкать, и сунул его за пояс. Благо мои вельветовые брюки не слишком жали в талии.
  Дианка отряхнула куртку, вытерла слезы и очень некрасиво выругалась. Она, в мстительном запале, собиралась было попинать труп скинхеда, но Башанов твердо взял ее за руку и отвел в джип.
  - Глупо, - сказал он. - Весьма.
  Девчонка насупилась и принялась сосредоточенно рыться в аптечке, выискивая антисептики.
  Я обратил внимание, что мотоцикл, на котором догнал нас свихнувшийся скин, не обременен колесами. Он равномерно покачивался в воздухе, не доставая рамой до почвы сантиметров сорока.
  - Глайдер, - объяснил старик, перехватив мой вопросительный взгляд. - Вот ведь, пройдохи, антиграв где-то сперли. И довольно мощный, кстати... Умельцы.
  Теперь понятно, почему эта сволочь смогла так бесшумно к нам подобраться.
  - Вот дают! - проорал вдруг незнакомый голос. - Циркачи, черть вас, фиговы!..
  Я вздрогнул. Башанов рывком развернулся, ствол уже лежал у него в ладони.
  Из-за поворота, развязно переваливаясь с ноги на ногу, вышел невысокий, но упитанный человек. Одет он был в потертый темно-зеленый костюм-тройку. Галстук был смешно обрезан почти по самый узел. В левой руке незнакомец держал за цевье старую добрую СВД; я из такой винтовки еще в погранвойсках вдоволь настрелялся.
  - Экстремалы! Черть вас! - сварливо сказал человек, останавливаясь неподалеку.
  - А ты не пугай - пуганые, - огрызнулся Башанов.
  Человек обидно захихикал, отчего складки на мясистом его подбородке крупно задрожали.
  - Если б я вот этого не напугал, - он повел стволом винтовки в сторону бездыханного орленка, - твоя девка бы сейчас широко улыбалась своей нежной шейкой. И опусти, в конце концов, пипирку свою американскую.
  Дмитрий Суликоевич брезгливо повел носом, но пистолет убрал в кобуру.
  - Весьма-а... - протянул он, внимательно разглядывая незнакомца. Потом, будто вспомнив, добавил уже более дружелюбно: - Весьма благодарен. Башанов Дмитрий Суликоевич. - Старик протянул твердую ладонь.
  Снайпер подошел ближе.
  - Юрий.
  После рукопожатия, Башанов представил нас с Дианкой:
  - Это внучка моя - Диана. А это - Константин, он... э-э-э... племянником мне приходится.
  - Красотищ-ща! Хоть и нерусская, а красота. - Юрий быстренько потряс мне руку и будто забыл о нас, обходя 'Хаммер', нежно трогая его за разные места. - Вы куда это направляетесь, резвые такие, а?
  - На север, - осторожно ответил Башанов, прищурившись. - А ты сам-то, Юрий, что делаешь в орлятских секторах?
  - Я-то?.. - Полненький снайпер положил СВД на бортик джипа и без спроса вытащил из кузова увесистый кусок ветчины. - Вот черть вас! Какая жратва знатная! - Он впился зубами в мясо, отхватил приличный шмат, зачавкал. Прожевав, сказал: - Я тут промышляю.
  - Сектора своего нет, что ли? - встряла в разговор Дианка, более-менее отходя от пережитого шока.
  - Что ли, - коротко и зло ответил Юрий. И, проглотив очередную порцию ветчины, нагло заявил: - Я с вами поеду.
  - Исключено, - жестко сказал Башанов. - Мы подбросим тебя до ростовских или краснодарских секторов, дадим провизии. И все.
  - Дудки. - Юрий невозмутимо поправил обрубок галстука и забрался в машину на переднее сидение. - Поехали.
  - Это мое место, - заартачился я. - Садись назад.
  - Дудки, - упрямо повторил он.
  После пятиминутного препирания мне пришлось уступить: толстяк оказался на редкость настырным. Мы уселись с Дианкой на задних местах, и Дмитрий Суликоевич включил зажигание. Желтые противотуманные прожекторы пробили в сгущающихся сумерках конусообразную световую брешь. 'Хаммер' снова тронулся в путь...
  Первым молчание разбил Башанов.
  - Чего это все загрустили? - поинтересовался он, щуря сиреневые глаза. - Помнится, у меня в молодости знакомые ребята были, они так не грустили. Работали на консервном заводе. Поставили их, значит, однажды на конвейерную линию, где штамповали 'Бычки в томате'...
  - Э-эх, вкуснотищ-ща была, как сейчас помню, хоть и мальцом в те времена еще был, - со вздохом перебил его Юрий.
  - Да, пальчики оближешь, весьма-а, - подтвердил Башанов, и ехидно ухмыльнулся. Дианка прыснула со смеху. Старик продолжил: - Эти мои приятели - весельчаки еще те. Когда у них пепельница переполнялась окурками...
  Дмитрий Суликоевич театрально замолчал. В зеркале было видно, как он приподнял правую бровь и покосился на Юрия. Молодая девственница уже заходилась во всю, схватившись за живот.
  - Ну и чего? - Наш новый спутник недоуменно повернул голову.
  - Когда пепельница переполнялась окурками... - Башанов выжидающе посмотрел на Юрия. Спустя несколько секунд добавил: - Бычками...
  Тут заржал я. Заржал истово. Рьяно. Усердно. Ретиво, старательно и прилежно. Уткнувшись в плечо трясущейся Дианы, я выводил рулады гортанью, и в ритмичном напряжении голосовых связок проскальзывали синкопы.
  После пятиминутного ухода в смехотворный астрал, мне все же удалось вернуться на бренную почву, помассировать сведенные судорогой скулы и вытереть слезящиеся глаза.
  Дианка тоже потихоньку отходила.
  - Да ну вас на фиг, - так и не поняв юмора, обиделся Юрий, чем вызвал очередной приступ гогота у нас с Дианой. - Скоро заедем на территорию сектора К-12. У меня там один дружок-пирожок содержит небольшой домик с неплохой кухней и парой-тройкой номеров. Темнеет, ночевать уже пора. У вас, кстати, деньги есть?..
  - Мы перекантуемся в машине, а ты дуй к своему дружку-пирожку сам! - бойко заявила Дианка. Башанов коротко кивнул в знак одобрения.
  - Да ладно, ладно... - набычился толстый снайпер. - Задаром он нас пустит. Должок у него один передо мной имеется.
  - Слова не мальчика, но... - начал Башанов с улыбкой, осекся и задумался. Через некоторое время договорил уже серьезным тоном: - Видно будет.
  - Но учтите, местечко там тихое, - пробурчал Юрий. - Не шуметь, не бузить, материться в меру.
  Тихое местечко мы услышали километров за пятнадцать. Сначала до нас донеслись только ритмичные уханья басов, а спустя пару минут безвкусная мелодия прорисовалась во всей красе. Ну и дрянную музыку слушают люди будущего!..
  Лес отступил от дороги, и теперь мы ехали по извилистому горному серпантину. Справа потянул солоноватый вечерний бриз - где-то внизу шумело море. На пути стали попадаться прохожие; блеснув желтыми фарами, навстречу промчалась грузовая машина. Через некоторое время шины зашуршали по асфальту.
  У обочины мелькнула маленькая рюмочная с выразительным названием 'Второе дыхание', возле которой толклись десятка полтора самых натуральных алкашей. Ни с чем не сравнимое сивушное амбре ударило в нос. Нет, ну будто и не валялся в анабиозе треть века! Добро пожаловать в постсовковую Русь!
  И тут мы увидели, как впереди синее зарево стало пробиваться сквозь туман. Зрелище впечатляло.
  - Ну вот и приехали, - прокомментировал Юрий, когда Башанов остановил джип у огромного здания, излучающего рекламный неон во все стороны. - Причаливай вон туда, в четвертый док.
  Выбравшись из машины и закрыв тяжелую дверь гаража на электронный кодовый замок, мы осмотрелись.
  Бордель внушал уважение. Зеркальные окна уходили вверх метров на восемьдесят, разгоняя голубоватым светом тьму и туман. Над исполинским порталом входа мощный стробоскоп выхватывал фосфоресцирующую надпись: 'Приморский рай'. Ну и юмор у здешнего народа! Отгрохать заведение с подобным названием посреди ядерного кошмара...
  Я вдруг поймал себя на мысли, что перестаю ощущать себя чужаком в этом жутком противоречивом мире. Происходит стремительная ассимиляция. Психика быстро смирилась с пугающими реалиями. Не прошло и двух дней, как я стал сливаться с этой средой. Она поглощает меня, делает своим завсегдатаем... А мне хоть бы хны! Новая жизнь? - Ну и хрен с ней! Новая, так новая...
  Быть может, мое место действительно здесь? В запорошенном пеплом будущем... А ведь прошлое для меня - тот же прах. И где же грань?..
  Утробный рык мгновенно отшиб все философские размышления. У входа в 'Приморский рай', по обеим сторонам, стояли здоровенные клетки, в которых бесновались волкопсы. Е-мое, так и дураком можно человека сделать!
  - Весьма-а... - Башанов повел носом и взял хлопающую глазами внучку за руку.
  - Де! - обиженно взвыла та. - Какого, блин, ты мне это местечко раньше не показал? Я ж... Да я ж тут... - Она аж задохнулась от восторженного негодования.
  - У нас дела вообще-то, если кто-нибудь еще помнит, - попытался воспротивиться Башанов. По-моему, больше для проформы.
  - Де! Не ной!
  - Про-рошу! Черть нас всех!! - гостеприимно махнул стволом винтовки Юрий. Дружески хлопнул по плечу швейцара в темно-бордовой ливрее, повернулся к нам и проорал, чтобы было слышно сквозь грохочущую музыку: - Оттянемся, а?!
  После того, как наша неуклюжая компания миновала кованые двери высотой в три человеческих роста, перед нами протянулся небольшой коридор, разветвляющийся надвое. Концы его упирались в мерцающие изнутри дуги, по форме напоминающие наши металлоискатели. Музыка здесь почти не была слышна.
  Из застекленной ниши в стене возникли двое в выхоленных черных костюмах.
  - Извините, вам придется сдать холодное, огнестрельное, гравитационное оружие, наркотики, взрывчатые и психотропные вещества, - заученно отстрелял один из охранников.
  - Это что, игра в разведчиков, я не пойму? - возмутился Башанов, одергивая камуфляж.
  - Суликович. - Юрий подошел к нему вплотную. - Вот только паясничать не надо, а...
  - А он пусть сам не выкобенивается, - заартачился старик. - Не отдам кольт.
  Охранник напрягся, на миг скосил глаза в сторону, как бы прикидывая расстояние до стенки. Второй сунул правую руку подмышку, но ствол пока не вытаскивал.
  - Черть тебя! - в сердцах крикнул Юрий, всучив одному из секьюрити свою СВД. - Я привожу этих охламонов в приличное место, предлагаю им на халяву нажраться и поспать, а они ерепенятся, как рикамцы в детсаду, ей-богу!
  Пиджак у него расстегнулся, и теперь увесистое пузо поддерживала лишь ненадежная жилетка. Складки на подбородке раздраженно вздрагивали.
  Башанов сделал картофелеобразным носом движение похожее на первое па ламбады, пробурчал что-то типа: 'Глупец неотесанный...' - и нехотя отдал пистолет. Я тоже сунул свой гравик в ладонь монстру в черном костюме. Дианка демонстративно отвернулась, всем своим видом давая понять, что она оружия не носит, но и голыми руками может ненавязчиво передушить боевое подразделение амисов.
  Охранники положили наше оружие в сейф, заперли его и отдали электронный ключ-таблетку Юрию, видимо посчитав его самым адекватным.
  - Проходите по коридору, - сказал первый. - Представители человечества по левой полосе, представители Федерации Рикам - направо.
  Прям как мальчики и девочки в турпоходе.
  - Что это? - спросил я.
  - Индикатор ауры и анализатор генной структуры. Ну и детекторы всяких запрещенностей вроде ручных гранатометов, - улыбнулся Юрий, подталкивая меня. - Система 'Мультискан'.
  Мы прошли через левый 'металлоискатель', и когда на стойке моргнул зеленый огонек, услышали сзади вышколенное: 'Приятного отдыха в 'Приморском раю'.
  Створки автоматических дверей шаркнули в стороны, и резкий запах благовоний ударил в ноздри. Здесь царил полумрак, в котором угадывались неторопливо двигающиеся силуэты... наверное, людей. Барная стойка в длину не уступала вагону поезда, призрачно-фиолетовые лампы нависали над ней, создавая жутковатый светотеневой рисунок. Мягкая ковровая дорожка вела вглубь поистине громадного помещения.
  И снова стучала по барабанным перепонкам незнакомая мелодия.
  Заведение в стиле добротного казино и музыка, словно на дешевой клубной дискотеке. Ну и вкусы...
  Будто прочитав мои мысли, Юрий потащил нас вглубь, выкрикивая на ходу:
  - Шевелитесь, шевелитесь, черть вас! Сейчас поднимемся на четвертый уровень, там поспокойнее.
  Центральный зал оказался сверкающей сферой метров пятидесяти в диаметре. Я поднял глаза и вздрогнул. Невысоко над полом извивались в немыслимых позах люди и рикамцы. Они плавали в антигравитационных полях, словно пьяные медузы.
  - Я тоже так хочу! - дернулась было Дианка, но Башанов крепко схватил ее за руку и потащил за собой.
  Девчонка, по-моему, не на шутку надулась, но вырываться не стала.
  При подходе к лифту какой-то бледнолицый, будучи серьезно подшофе, налетел на меня, зашипел от боли и обложил качественным английским матом мою персону вкупе со всей человеческой расой и 'мать ее, шизанутой аурой'. Да... видать, притерлись две дружественные цивилизации за тридцать-то годков.
  В лифт вместе с нами забилась молодая парочка. Мужская особь без обиняков заявила женской, что сделает ее счастливой немедленно, и принялась неумело стягивать мудрено застегнутое платье. Женская особь, в свою очередь, умело врезала наглому путчисту пощечину и кокетливо сморщила припудренный носик.
  Меня не покидала мысль, что вокруг всей этой псевдонормальной жизни ничего нет. Пустота и бесконечный радиоактивный туман. Нелепый мир. Замысловатое наваждение...
  Лифт остановился, и Юрий провел нас в холл. Аллилуйя, здесь не громыхала музыка! За администраторским столиком сидела симпатичная девушка. Позади нее, за огромными стеклами, бродили несколько странных существ.
  Они были похожи на больных дистрофией людей. Сморщенная, будто высохшая, кожа обтягивала непропорционально длинные кости конечностей, отчего движения их казались угловатыми и порывистыми. Существа передвигались вдоль подсвеченных стенок гигантского 'террариума' и изредка делали друг другу непонятные знаки руками-плетьми. Больше всего это походило на общение глухонемых. Вдруг один из них остановился и посмотрел на меня. Будто рентгеном просветил! Я оцепенел, глядя в эти неподвижные плоские зрачки. Именно плоские, потому что у обычных глаз всегда есть ощущение объема, выпуклости. В этих - не было. Ничего не выражающие черные кругляшки...
  - Дьявол, кто это? - шепотом спросил я у Дианки, встряхнувшись от темного гипноза.
  - Ни в коем случае не смотри им в глаза. Это анаэробы, - пояснила она. - Сильная негативная мутация. Могут жить только в среде некоторых инертных газов пониженной температуры. Кислород для таких уродов губителен, как для тебя... ну скажем, испарения фтора.
  Я невольно отвел взгляд от фантасмагорического человеческого зоопарка.
  - Бедняг что, используют в качестве аквариумных рыбок?
  - Ну, в общем, да. Только эти бедняги тебя своими черными глазками сначала в ступор введут, а после медленно сожгут все нервные волокна, включая и спинной мозг, и головной. Я видела один раз по гологравизору, как умирал загипнотизированный такой тварью рикамец. Очень неаппетитное зрелище...
  Сглотнув, я машинально поежился.
  В это время Юрий закончил договариваться с девушкой-администратором и позвал нас за собой в одну из комнат, располагавшихся по обе стороны широкого коридора. Башанов, переступив порог, недоверчиво поднял бровь и принюхался. Через пару секунд он неопределенно покачал головой и сказал свое фирменное: 'Весьма-а...'
  Комната была не очень большая, но по-своему уютная. И стены, и пол, и потолок были обиты одинаковой ворсистой тканью теплого пастельного цвета. Неяркий свет сочился откуда-то из углов. В центре находилось невысокое возвышение наподобие столика.
  - А мебель?.. - неуверенно сказал я.
  - А зачем? - вопросом ответил Юрий, плюхаясь прямо на пол. - Прошу. Сейчас принесут меню.
  Я скинул куртку, ботинки и сел напротив него, по-турецки скрестив ноги. Рядом примостилась уставшая за день Дианка. А Дмитрий Суликоевич еще несколько минут бродил по периметру комнаты с видом барса, обследующего новое жилище. Наконец и он уселся, не снимая обуви. Сверкнул в полумраке сиреневыми глазами и совершенно не к месту сказал:
  - Нет, ребята, здесь не дом. Так, фикция. Временное пристанище. Знаете, что такое дом? - Он замолчал, как будто забыл слова. Потом вздрогнул и тихо произнес: - Дом - это место, где ветер становится сквозняком...
  Юрий хмыкнул и нетерпеливо потрепал огузок галстука.
  А я вспомнил, как однажды во время грозы хлопала сломанная дверь нашего с Наташкой балкона... Хлопала, хлопала, не давая толком уснуть, всю ночь... За ней тьму резали молнии, пахло холодным сентябрьским дождем - там звучала грустная прелюдия осени. И мне, помнится, так не хотелось вылезать из-под теплого одеяла, чтобы починить эту надоевшую дверь и убить леденящий сквозняк...
  
  
  4
  
  Марек очень хотел стать пилотом. Когда же детские мечты о борьбе с амисами стали реальностью, и его призвали в объединенные военно-космические силы, двенадцатилетний паренек ликовал. Первые два дня. Пока не начались ускоренные тренировки на симуляторах, с которыми, как выяснилось, желудок дружить вовсе не желал. Старые модели не были рассчитаны на современные противоперегрузочные системы...
  Спустя полгода молодых офицеров посадили за штурвалы сначала учебных, а впоследствии боевых истребителей РЧ-35. Эти корабли были последним достижением авиационной техники, разработанным совместно с рикамскими учеными-проектировщиками.
  В атмосфере они двигались, образуя с помощью гравимагнитного поля перед корпусом по вектору движения слой вакуума толщиной в несколько микрон, в который и затягивало корабль. Подобные импульсы возникали с частотой от 10 до 50000 герц с любой стороны истребителя. Таким образом, РЧ-35, имея потрясающую маневренность, развивал гигантские скорости. Мощная система гравикомпенсаторов в кабине пилота, а также во всех важных узлах машины, и осевой антиграв, ориентированный на магнитное поле Земли позволяли совершать невозможное. Управление было очень удобным. К двуручному штурвалу были подведены десять крошечных мультифункциональных нейроклемм, такие же имплантировались в подушечки пальцев пилота: мышцы не успевали сократиться, а нервные импульсы уже посылали сигнал в центральный компьютер истребителя. Автономная система GPS , настроенная на магнитные изобары поверхности планеты и ощутимо упрощающая навигацию; десяток аварийных антигравов по периметру фюзеляжа, практически исключающие случайное столкновение или падение; четыре гравитационные пушки; нейтринные ракеты; основная и резервная энергосистемы...
  Асы показывали на 'эрочках' высочайший пилотаж. Эти истребители в последнее время стали неукротимыми духами воздуха.
  Хмуро глядя в мглу Охотского моря, Марек шел по берегу и машинально пинал небольшие валуны. Ему недавно исполнилось четырнадцать. За год службы в эскадре быстрого реагирования, он познакомился с парнями, которые часто выходили на боевые дежурства вместе с ним. Правда, мало кто из них хорошо разговаривал по-английски, а его родного чешского не знали вовсе. Но в общем ребята были неплохие.
  Один, кажется, с монгольскими корнями, был злым и необщительным, но в бою его истребитель летел первым и разил без промаха. Его звали Катай.
  Опытный шестнадцатилетний рикамец по имени Слотвен все время пытался завязать дружбу то с одним пилотом человеческой расы, то с другим, но у него никак не клеилось. Не потому что ребята отвергали его, просто он был один бледнолицый среди них. Чуточку чужой.
  Здоровяк Джимми, утверждал, что его предки были настоящими чикагскими мафиози. Все втихаря посмеивались над ним, но никто не признавал вслух, что не знает, кто это такие - 'чикагские мафиози'.
  Весельчаком в казарме слыл русский пацаненок, малец совсем. Димка. Он служил в подразделении всего только три месяца, но уже стал любимчиком всех медсестер из госпиталя, размещенного в двадцати пяти километрах от базы, на мысе Крильон. Еще он довольно сносно научил Марека говорить по-русски. Этот язык был ужасно трудным и вертким.
  Однажды ребята несколько раз окунули Димку головой в море за то, что он спер из медчасти упаковку какого-то жестокого слабительного и от души сыпанул каждому в вечерний чай. Впоследствии он сбивчиво оправдывался, что мы, мол, пилоты, и потому все обязаны на себе прочувствовать принцип реактивного движения...
  Марек улыбнулся, вспомнив ту нескучную ночку. Но улыбка привычно быстро сошла с его лица. Здесь долго не радуются... Здесь - война.
  Он поднял уродливо источенный водой булыжник и с силой швырнул его в белесые волны. Вода ответила холодными брызгами. Там, за бушующим штормом, в трехстах километрах от берега проходит разлом. Их база, расположенная в островном секторе С-21, - самая ближайшая от линии перехода между миром амисов и Вселенной людей и рикамцев. Страшная зона багрово-черного марева тянется на пять с лишним тысяч морских миль вдоль исчезнувших давным-давно Курильских островов и берега бывшей страны... кажется, она называлась Япония. С географической историей у Марека всегда было неважно.
  Он не раз видел этот жуткий рдеющий шрам, вспухший до самой стратосферы. Он видел корабли, непрерывно появляющиеся оттуда. Легкие истребители, громоздкие транспорты, гигантские перевернутые конусы орбитальных крейсеров. Словно тысячи тварей изрыгала из себя сама преисподняя. Многие из них тут же сжигались подводными установками ПВО, но большинство все-таки просачивалось сквозь первый огневой барьер. И тогда в бой вступали они.
  Истребители.
  От ловкости пилотов, от их выдержки и точности зависело, сколько сил врага пройдет через первые заслонные рубежи. Зависели жизни сотен миллионов землян, судьбы бесчисленных тысяч солдат и офицеров.
  Молодые пацаны, ведомые опытными летчиками, оправдывали то, что из всех детей выбрали именно их. Лучших. На несколько порядков. Реакция каждого из этих королей воздуха была в сотни раз быстрее реакции обыкновенных людей и рикамцев, их нервы не знали сбоев, глаза не ведали ошибок.
  Истребители. Несущие вахту на границе с адом. Проносящиеся сквозь смертельные вихри пепла. Мстящие за свой опустошенный мир, за жен, которых, возможно, никогда не будет, за детей, которые, наверно, никогда не родятся. И за самих себя.
  Без надежды на победу...
  - Марек! - позвал Димка, подбегая к берегу. - Марек, слышишь ты? Марек!
  - Чего тебе? - отозвался чех. - Уже пора?
  - Нет, до дежурства еще часа два. - Димка шмыгнул веснушчатым носом и уселся прямо на мокрые камни. - Марек, а ты можешь со мной поговорить?
  Он снизу вверх взглянул на старшего товарища.
  - Ну давай поговорим, - удивился тот. - О чем?
  - О войне. Я у ребят спрашивал, они не знают, сказали, ты умный.
  - Ну-ну.
  - Марек, почему мы воюем всегда? - русский мальчишка поднял воротник у своего синего офицерского кителя. - Я ведь знаю, что, когда нас еще не было, все равно люди воевали. Много лет, очень много. Почему, Марек?..
  Чех посмотрел на Димку, поежился, сунул замерзающие ладони в карманы летного комбинезона. 'Если б я знал, Димка... если б только знал. Нам потому и трудно, что мы не знаем. Понимаем, что за спинами - жизни людей, вот и воюем. А почему? Не знаю, Димка, не ведаю... Я прихожу сюда в перерывах между вылетами, смотрю на беспокойное море... и не знаю'.
  Вслух он проговорил:
  - Война не требует ответа на твой вопрос, Дима. Любая война требует победы. Это главное условие, которое она ставит перед солдатами.
  - Любая? - Димка, поскреб в затылке. - А разве были другие войны?
  - Были...
  - Хм... А я думал, что всегда была только эта. Наша. А когда мы победим, Марек?
  - Я... - он запнулся. Сглотнул, посмотрел в море, рвущее лиловые тучи на части. - Я не знаю.
  - Это плохо. Я думаю, что мы скоро победим, - сказал Димка, делая акцент на слове 'скоро'. - Иначе, зачем летать?
  - Может, ты и прав. Нужно верить... чтобы летать.
  Они помолчали.
  Неподалеку мелькнула пятнистая лоснящаяся спина нерпы. Эти морские зверьки все еще жили в прибрежных водах небольшими группами.
  Смеркалось, шторм усиливался. Темные волны остервенело хватались за берег, дергали на себя и неохотно отпускали, чувствуя, что не утащить его в глубину. Не утащить.
  - А почему больше всего молодых на службе, а, Марек?
  'Димка! Не спрашивай, Димка! Я не хочу объяснять тебе, что из-за долгих лет войны и террора, взрослого населения на планете осталось мало, но они продолжают рожать нас! Это в крови человека, в генах - воспроизводить себя. В любых условиях. Нельзя отнять у женщин эту возможность... И теперь, Димка, средний возраст людей, живущих на Земле - что-то около 30 лет'.
  - Пойдем в казарму, Димка... - сказал Марек, не глядя на мальца.
  - Пойдем, - легко согласился тот. Он привык, что некоторые вопросы остаются без ответа... Марек был еще ничего, остальные ребята и вовсе отмалчивались, когда он про войну заговаривал.
  Минут десять мальчишки брели по бетонному полю. В трещинах под ногами робко ютился сероватый мох. В спину беспардонно толкал свирепый морской ветер. Чуть в стороне от базы виднелись остовы разрушенных куполов, которые в далеком прошлом скрывали в своих чревах аппаратуру радиолокационных станций, расположенных между этих сопок...
  В казарме Димка бросился на койку, подтянул к себе за колок любимую продавленную гитару и тихо запел, неумело перебирая струны:
  
  Как далеко до малин и спелых вишен,
  Как высоко небо, и оно нас не услышит -
  Все голоса. Лишь для целей мирных служат
  Там, в небесах. Но, может быть, и нас научит...
  
  Акустика здесь была так себе, поэтому последняя нота стукнулась о низкий потолок и умерла.
  - What this song about? - Джимми со скрипом перевернулся на спину, и чуть не снес тумбочку, стоявшую возле его кровати.
  Димка вопросительно глянул на Марека.
  - Он спрашивает, о чем эта песня?
  - А... О небе.
  - About sky, Jim. Or maybe about heavens...
  Здоровяк неопределенно фыркнул и повернулся обратно на бок. А Димка снова запел:
  
  Когда-то я, разбив окно,
  Сбежал к тебе, души своей не чая,
  Не чуя ног, ты знала, но
  Меня ждала и все же не встречала.
  
  И километры неба,
  Спешат вперед, напоминая мне,
  Там где я был и не был,
  А мне бы так хотелось на свободу.
  
  Однажды я, открыв дневник,
  Так кособоко влез кому-то в душу,
  Так неуклюже, что привык,
  Ты знала все, но не желала слушать.
  
  И километры снега,
  Спешат вперед, напоминая мне,
  Там, где я был и не был,
  А я мечтал о капельке свободы.
  
  Просят ли меня, иль зовут меня
  Белым по весне...
  Но скрывает все даже в свете дня
  Странный старый снег...
  Унеси меня и найди меня в списке всех потерь,
  Я спешу на волю и теперь... Я уже свободен...
  
  Когда-то я, узнав тебя
  Останусь, где во мне души не чают.
  И в середине декабря
  Заплачу и от слез своих растаю
  
  И километры неба,
  Летят вперед, напоминая мне,
  Там, где я был и не был,
  Но мне уже не хочется свободы...
  
  Дико звучали стихи про любовь и разлуку из уст одиннадцатилетнего мальчишки. Марек отхлебнул из стакана чуть подслащенный кипяток и спросил:
  - Димка, а откуда ты все эти песни знаешь?
  - Я тетрадку капитана Ляхова нашел. Ему теперь она не нужна, а я выучил и... пою вот.
  Да, Ляхову она больше не нужна... Тридцатилетний капитан навсегда остался в вишневом мареве разлома. Подбили, не вышел из пике.
  Марек вдруг подумал, что никогда не слышал, как Ляхов пел...
  Сирена боевой тревоги заскулила, сорвав с кроватей всех, кто был в казарме. Летчики буквально заскакивали в свои комбинезоны, сдергивая с полок шлемы. Это не плановое дежурство, это боевая тревога!
  - Взвод, слушать сюда! - гаркнул майор Слеповски по-английски, когда ребята построились в ярком свете прожекторов возле ангаров. - С передовой поступил сигнал, что звенья амисовских истребов так и летят из разлома! Их там скопилось несколько сотен уже, на рожон пока не лезут. Значит, скоро появится боевой крейсер дальнего следования. Межзвездник. Только их так масштабно эскортируют. Наша задача: не позволить крейсеру выйти на орбиту и уничтожить его. П-а-а машинам! Спокойного ветра!..
  Пилоты рассыпались, исчезая в мрачных порталах исполинских ангаров, от стеклопластиковых крыш которых отражались огни навигационных маяков.
  - Everyone! Check up neutrino-missiles system! - прохрипел в наушниках голос дежурного со смены техподдержки, когда Марек забрался в кабину своей 'эрочки'.
  Он прикрыл глаза и осторожно положил руки на прохладный штурвал. На кончиках пальцев возник зуд - это синхронизировались нейроклеммы. Через секунду пилот почувствовал свою машину. Неуловимое движение безымянного пальца правой руки и перед глазами возникла схема энергообеспечения пусковых установок нейтринных зарядов. Так, здесь - в порядке. Пространственная навигация? Отлично. Механика?.. Все в норме.
  - Четвертый готов, - произнес Марек.
  - Go!
  Легкий сгиб большого пальца...
  Истребитель стремительно набрал высоту. Зависнув метрах в ста над базой, Марек подождал остальных. Первым появился покрытый гарью корабль Катая. Монгол приветственно махнул головой и отвернулся к приборам.
  Через полминуты все звено было в сборе. Истребитель майора Слеповски с еле заметной в сгущающихся сумерках белой полосой на фюзеляже подался чуть вперед. Он был ведущий.
  - Ну, с богом, что ли... - пробормотал голос Димки в самые уши. - Спокойного ветра!
  - Good wind!
  - Ruhig Wind!
  - Šťastný let!
  Звено сорвалось с места и исчезло в вечерней мге...
  Море бесилось снизу, воздух - вокруг. Режим ночного видения автоматически включился, как только освещенность упала до критического минимума. Марек увидел впереди размытую линию горизонта. Через несколько минут появится разлом. Руки работают четко, голова ясная. Он готов к бою - значит, исход будет удачный.
  'А ведь правильно рассуждает Димка, - подумал чех. - Нужно верить, иначе мы никогда не победим! Мы должны верить! Просто обязаны! Все до единого!'
  Зловещее красное свечение возникло вдалеке. Звено снизило скорость и растянулось в длинную цепь. В эфире царила тишина. Каждый знал, что делать - новичков на боевых вылетах до сих пор не наблюдалось.
  - Докладывает командир дежурного звена, - донеслось в наушниках. - Мы потеряли три боевые единицы! Истребов противника все больше! Летим на соединение с вами.
  Неподалеку мелькнули точки наших 'эрочек'. Теперь мы были вместе - наше звено и остатки дежурного. На малой скорости грозная шеренга маленьких кораблей стала приближаться к разлому.
  Марек заметил изумрудные огни истребителей амисов. Компьютер пеленговал цели одну за другой. Десятки, сотни вражеских машин парили километрах в пяти от стены рубиновых сполохов - перехода между мирами.
  - Сколько их! Продержимся ли до подхода тяжелых машин?.. - прошептал Димка.
  Марек прикинул: эскадра планетарных крейсеров должна была подоспеть через десять минут в лучшем случае. Их база находилась довольно далеко. А с орбиты все равно никого не пошлют - у них там своих забот хватает...
  И тут они атаковали. Небольшими группами, под прикрытием нескольких кораблей среднего класса.
  Молниеносно рванулись 'эрочки' в разные стороны, чтобы не попасть под удары тяжелых орудий...
  Вертикально взмыв вверх, Марек сразу обрушил мощь всех четырех гравипушек на приближающиеся 'иглы' - так прозвали истребителей амисов за их длинную и тонкую форму. Два вражеских корабля буквально растворились, смятые импульсами сильно концентрированных гравитационных волн. Рядом ослепительно сверкнуло - это защитные экраны отразили рикошетящий залп лазерных лучей. Повезло... Прямое попадание иногда бывало смертельным.
  - Do prdele!
  Воздух дрожал и горел от росчерков гравитационных и лазерных ударов. Темные морские волны немыслимо искажались и превращались в пар. Зеленые скопления 'игл' перемешались с призрачно-синеватыми красавицами 'эрочками' объединенных военно-космических сил людей и рикамцев.
  В эфире проскальзывали крепкие ругательства на разных языках, изредка раздавались радостные возгласы мимолетных побед.
  Война... И здесь нужно слепо верить в победу для того, чтобы выжить. Пусть не взять верх, но хотя бы - не проиграть!
  А верить бывает неимоверно трудно, когда нет надежды...
  Как всегда, Марек работал в паре с Димкой. Они уже давно в бою держались рядом и не раз помогали друг другу.
  - Слева прикрой! - крикнул Димка, бросая свой истребитель вниз.
  Чех мгновенно спустился за ним и повис на хвосте, держась позади метрах в ста. Три 'иглы', казалось, возникли из ниоткуда. Они попытали достать димкин корабль перекрестным огнем, он малыш тут же ушел в сторону и дал крутой разворот. Теперь глупцы находились между ним и Мареком. Пилоты безошибочно провели излюбленную комбинацию: приблизившись к врагу, рванули слегка вверх и почти в упор пронзили неопытную тройку стрелами гравиимпульсов.
  - Х-ха! - победно пискнул Димка. - Ламеры!
  Марек усмехнулся. Странное слово 'ламер'. На сленге это означало что-то типа 'неудачник'.
  - Видишь вон те средние корабли? Пока они прикрывают, 'иглы' будут нас теснить, - сказал он. - Давай попробуем сбить их нейтринками?
  - Пошли, - коротко ответил русский мальчишка, давая с места форсаж.
  Целый рой вражеских истребителей бросился на двух парней: по-видимому, амисы угадали их намерения. 'Иглы' растворялись под градом смертельных импульсов ребят. На помощь, не сговариваясь, пришли корабли Катая и рикамца Слотвена. Слеповски с остальными пытались оттянуть на себя как можно больше тонких бестий, сверкающих лазерными вспышками.
  - Пора! - рявкнул Марек, когда четыре истребителя приблизились к неповоротливому кораблю среднего класса на расстояние прямого попадания.
  Из магнитных желобков скользнули нейтринные ракеты...
  Эффективность этого вида оружия заключалась в том, что уничтожалась только непосредственная цель, не возникало ни взрывной волны, ни искажения пространства. Зато тело, с которым соприкасалась такая 'конфетка', мгновенно рассыпалось на триллионы нестабильных нейтрино, не имеющих ни массы, ни заряда.
  Неуклюжая каракатица крейсера исчезла вмиг.
  - Э-эх! Ё-о-о! Опух, осьминог?! - возликовал Димка, резко разворачивая свою 'эрочку'.
  А Марек, забыв, что никто его не поймет, со смаком произнес:
  - Vykouř mi.
  Тут, похожий на перевернутую летающую гору, из пунцово-пепельной мглы разлома появился амисовский межзвездник. Зеленые переливы 'игл' сразу перегруппировались, сгустившись по его флангам.
  И всё разом вспыхнуло...
  Дальше у Марека случился короткий провал в сознании. Очнувшись, он всем своим существом почувствовал невыносимый гнет перегрузок и увидел приближающуюся волну.
  Пронзив огромную толщу воды, истребитель чеха наконец затормозил и начал медленно всплывать - включились аварийные антигравы. Судя по тому, что пилоту чуть не переломало кости, система гравикомпенсаторов была выведена из строя.
  Марек застонал и попробовал провести диагностику машины, чуть шевельнув указательным пальцем. Контакта через нейроклеммы не было. Дьявол! Чем же его так шарахнуло? Не лазером, это точно - так бы его просто располосовало на куски. Чем же? Может, гравитация? Нет, амисы не пользовались этим видом энергии. Наверное, что-то из электромагнитного арсенала...
  Он отцепил ладони от штурвала, размял затекшие пальцы. Надавил на сенсор запасных навигационных систем. GPS выдал на мониторе такую белиберду, что Марек даже усмехнулся.
  - Димка, - позвал он. - Димка, ты жив?
  Эфир молчал.
  - Катай! Майор Слеповски! Четвертый вызывает базу, ответьте! - Марек сглотнул. Истребитель в это время выскочил на поверхность и неподвижно завис в пяти метрах над бушующим морем. Странное оно было какое-то, это море. Забывшись, Марек повторил на нескольких языках: - Четвертый вызывает базу, ответьте! Четвертый вызывает базу... Four to base! Four to base... Pilot volá základnu, odpovězte!..
  Основной гравимагнитный двигатель не работал. Пеленга на береговой маяк не было. Да и не на что, собственно, было пеленговаться - радиолокация показывала пустоту на многие тысячи километров вокруг. Только неестественное море. Почему оно кажется таким... необычным?
  - Kde jsem?
  Марек открыл купол истребителя, встал и откинул стекло шлема.
  Безветрие и безмолвие...
  Вот, оказывается, почему так дико, так нелепо выглядят исполинские вихрящиеся валы воды, налетающие один на другой внизу. Шторм - без единого колыхания воздуха, среди тишины.
  Темный, как лиловая ночь, страх одиночества и неизвестности подкрался к человеку и сдавил грудь неприятным спазмом. Что-то бесконечно чужое было рядом. Незнакомо-жуткое. Или...
  'Марек, - вдруг услышал он. - Марек...'
  У пилота замерло сердце, перехватило дыхание.
  Тихий голос, казалось, звал его из самых глубин, из неистовых волн...
  Марек...
  Už jdu...
  
  * * *
  
  Улыбаясь, в комнату вошел высокий широкоплечий мужчина лет тридцати в белых брюках и аляповатой гавайской рубашке навыпуск. Скуластое лицо обрамляли изящные черные бакенбарды, а на коротко стриженой голове красовалась голубая шляпа ковбойского типа, поля которой были круто завернуты до самой макушки.
  - Друзья! - провозгласил он звучным голосом. - Я люто рад, очень люто рад! Юра, познакомь нас, и приступим же к трапезе.
  Пока мы жали друг другу руки, стройные девушки выставляли бокалы и узорно изгибали всяческие салфетки. Каждому раздали меню, отпечатанное на качественной тисненой бумаге.
  Как выяснилось, товарища звали Бендана Моралез, и был он ни кем иным, как хозяином 'Приморского рая'. В обращении мужик оказался довольно прост, слегка портило впечатление, пожалуй, лишь то, что он постоянно улыбался, показывая свои крепкие ухоженные зубы.
  - Эта шляпа, мне досталась еще от отца, - гордо сказал Бендана, снимая и демонстрируя всем голубое чудо дизайна. - Трофейная. Из Ирака привез! А теперь, любимые гости, покамест вы изучаете меню, позвольте представить моих верных соратников. Великолепные помощники, приятнейшие люди.
  Я сначала и не заметил, что в комнате находятся еще двое типов довольно подозрительной наружности.
  - Это Котельник, - показал Бендана на крепкого парня в джинсах и ярко желтой куртке с широкой синей полосой, наброшенной прямо на голый торс. - Лютый экстремал. Любит неожиданные повороты событий и извлекает пользу из всех смертельных ситуаций. Черпает, так сказать, из них энергию. Начальник охраны нашего скромного заведения.
  Экстремал Котельник был подвижным юношей. Даже лицо с темно-шоколадной родинкой на левой щеке постоянно двигалось, будто статичные моменты нагоняли на него тоску и обреченность. Казалось, остановись Котельник хоть на миг, он разлетится вдребезги от зверской внутренней энтропии.
  - А вот мой незаменимый бухгалтер Митяго. - Бендана Моралез вытолкнул вперед застенчивого, на первый взгляд, паренька, который, впрочем, тут же грязно выругался и уселся на пол. - Ведет жесткую экономическую политику, даже меня подчас притесняет, представляете?! Но умный. По виду не скажешь, правда?..
  Митяго подвижного лица не имел. Зато он имел невообразимо большие часы на левом запястье и переброшенную наискось через плечо и подмышку походную сумочку серого цвета. Несмотря на то, что на вид ему было от силы лет двадцать пять, мне он почему-то показался самым серьезным из всей троицы. Быть может, его выдавала редкая узкая бородка интеллигента...
  Башанов с подозрением глядел на новых знакомых, недовольно водя носом. Ему-то уж точно вся эта затея нашего стрелка с ночевкой в борделе не нравилась.
  - Имей в виду, Бендана, - вызывающе заявил Юрий, листая меню, - мы платить не будем.
  Молчаливая свита Моралеза насторожилась: Котельник совершил какое-то странное движение плечами, будто хотел сбросить мешавшую куртку, а Митяго почесал подбородок и немножко изменил цвет лица в желтую сторону спектра.
  - Почему это, дружище? - не переставая улыбаться, поинтересовался хозяин борделя.
  - Ты меня на работу снайпером подряжал?
  - Конечно, ты отличный наемник. Профи высокого полета. А в чем дело?
  - Сколько недель назад ты последний раз мне платил?
  - Понимаешь, Юра, наше заведение сейчас испытывает некоторые финансовые трудности...
  - То-то я смотрю - сгниете скоро, плесенью радиоактивной покроетесь... А как ураном обогащенным приторговывать да рикамских баб для высокопоставленных извращенцев из Объединенного Правительства поставлять - это в минус бюджету, да? Черть тебя, Моралез! Должок есть - вот и не возникай.
  Бендана наиграно смутился и потеребил шляпу. Свита продолжала безмолвствовать. Дианка взяла меня за руку и быстро прошептала на ухо: 'Ты Единый. Помни. В тебе силы... на всю планету хватит. В случае чего, вали их не глядя...'
  М-да. Ободрить она умеет. Если б еще знать, как этой аурой чертовой пользоваться. Да и можно ли ей по своему усмотрению командовать?..
  Напряжение росло...
  - Чепуха, - вдруг радостно сообщил Бендана, прикинув что-то про себя. - Заметано, Юран! Сегодня гуляем за счет заведения!
  Митяго, не особо таясь, поморщился и пробубнил что-то себе под нос.
  - Ну что, друзья, - щелкнув по шляпе, сказал Моралез, - неужели вы до сих пор не выбрали яства по вкусу?! Вперед, я угощаю! Наш шеф-повар Борис Николаевич творит настоящие чудеса!
  Что-что, а разрядить обстановку у хозяина борделя получилось. Все зашевелились и стали делать заказы стройным девчушкам, попки которых были не по-детски вертлявы и, по всей видимости, многофункциональны.
  Башанов пробурчал, что будет пить только 'Столичную' 1981 года, а если таковой не найдется, то он сейчас же свалит из этого недостойного кабака. Бендана заверил, что найдется всё, и велел принести три бутылки.
  - И огурцы малосольные, - добавил старик.
  - И огурцы, - весело подтвердил хозяин.
  Дианка заказала себе шашлык из утки и скдивер - тонизирующий рикамский коктейль, а я решил, что раз халява - надо пользоваться на всю катушку.
  - Кило... нет, два кило красной икры, хлеба белого и сливочного масла. И еще... - Фантазия на деликатесы у меня была не шибко богатая, поэтому я выдал, что первое в голову пришло: - Конфеты 'Кара-кум'. Кило.
  Башанов скосил на меня глаза и удивленно изрек:
  - Весьма.
  По началу разговор не клеился. Потому что Бендана попытался расспросить, кто мы такие, да куда путь держим, но Дмитрий Суликоевич тут же его осадил и чуть было не нахамил.
  Я сосредоточенно жрал отменную икру, аппетитно рассыпанную по здоровенной пиале оранжевыми жемчужинами, и слушал.
  - За знакомство! - Моралез поднял тонкий фужер с белым вином.
  - Ну, давай уж... - нехотя согласился Башанов.
  Хлопнув полстакана водки, он ненадолго замер, по-видимому, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям и биологическому спиртометру, после удовлетворенно хмыкнул и захрустел огурцом.
  Налопавшись икры, я тоже налил себе 'Столичной' из запотевшей бутылки и выпил. Закусил 'Кара-кумом'. Внутри потеплело. Водка была не хуже, чем в погребах Башанова. После этого я еще выпил с Юрием на брудершафт, почуяв, как от него пахнет терпким одеколоном 'Dupont'. Оказывается, снайпер следил за собой...
  Больше всех ел Котельник. Истово двигая кадыком, он поглощал совершенно невиданный ассортимент блюд, раскинувшихся на широком раскладном столике перед ним. Основой ужина для начальника охраны служил знатный фаршированный судак, сдавленный по бокам знакомыми и незнакомыми овощами и щедро усыпанный черным перцем. Уже опустошенная, стояла рядом тарелка из-под спагетти с остро пахнущими остатками соуса. Из салатницы Котельник поглощал что-то невообразимо замысловатое с креветками. Тонко нарезанные балык, ветчина, грудинка, копченая шейка, сервелат и несколько сортов сыра ждали своей очереди неподалеку от корзины со свежими и сушеными фруктами...
  Глядя, как Котельник трескает все это попеременно, я понял, откуда берется его свирепая энергия. Это была живая машина по переработке калорий.
  - ...Глупцы! - кричал Башанов. Отвлекшись, я потерял нить разговора. - Один раз планету развалили! Что, мало? Эти олигархи-великомученики тоже! Поглядите на них! Бедняжки, трудяги несчастные, поднимают экономический уровень нового общества. Правильно, давайте! Вернемся к рабовладельческому строю. Только вместо кнута будет уже гравик, а вместо рыночных площадей - фешенебельные бутики. 'Рабы инкорпорейтед'!
  - А вот и зря, - подал голос Митяго, манерно захлюпав трубочкой, опущенной в конусообразный стакан с 'Мартини'. - Экономика, как известно - основа любого общества. Поэтому поднимать ее необходимо. И, между прочим, теоретики экономики и социологии Федерация Рикам очень хороший пример для наших обормотов, вроде Энгельса.
  - Точно, - ехидно вставила Дианка. - Поэтому у них сейчас ментальный кризис на планете. Да?
  - Это переход на новый виток развития, - парировал Моралез, положив в свой улыбающийся рот ниточку сушеного кальмара.
  - Будет им... такой переход, если наши ребята хоть на день расслабятся возле пространственно-временного разлома, - огрызнулся Башанов и тут же выпил. Закусил.
  - Вот тут, черть вас всех, Суликович прав, - включился в разговор Юрий, слегка ослабив узел обрезанного галстука и сыто хлопнув по пузу ладошкой. Ума не приложу, как он может быть профессиональным снайпером при такой комплекции. Он же позицию будет менять три часа.
  Юрий икнул и продолжил:
  - Я же сам человек военный... в прошлом. Много повидал: и разлом, и полчища амисов, армады их истребителей и крейсеров. А ведь рикамцы, что? Они умные, организованные, технически и научно подкованные. Но! Воевать они не умеют. Все их адмиралы и генералы вкупе с аналитиками и учеными ничего бы не стоили, поставь их супротив, скажем... м-м-м... Кутузова. Вижу, не все даже знают, кто это... - Юрий скривил губы. - Жаль. Гибнем мы. Вымираем. Но воевать можем лучше всех тварей во Вселенной и иже с ней. Понимаете? Умирать, за жизнь друзей и близких, за честь, за Отечество, даже за Землю мы умеем, а вот жить - не научились пока.
  Башанов, кажется, с уважением взглянул на него, чиркнув сиреневыми глазами по потертой жилетке и упитанному лицу.
  А меня в который уже раз посетила мысль - чего это он к нам привязался? Зачем помогает? Услуги какие-то... Подозрительно. Дьявол! Как-то он неожиданно появился на нашей дороге, вошел в доверие, панибратски обращается со всеми, рассуждает красиво... В свое время я изучал на 'погранке' азы агентурной работы...
  - Юра, - я доверительно нагнулся к его уху, - ты не шпион, случайно?
  Он остановил челюсть, не дожевав кусок пареной говядины, медленно повернул голову и посмотрел на меня небольшими влажными глазами. Тихонько-тихонько прошептал:
  - Костя, ты идиот, да?
  - Нет, ну я же спросил просто... - смутился я. - Ладно, не обижайся.
  Юрий дожевал говядину и так же, шепотом, сказал:
  - Мне надоело здесь, Костя. Я потому к вам и прибился. Ты не думай, я не сволочь какая...
  - Да не думаю я, Юр... Давай по водочке, а?
  - Давай.
  На сволочь он действительно не походил, но я поставил себе в мозгах зарубочку: держать с товарищем снайпером ухо востро.
  Мы жахнули сразу грамм по сто пятьдесят, и разговор пошел. Оставив взревновавшую Дианку на попечение дедушки, ведущего словесные баталии с Бенданой, я прихватил бутылочку, стаканы, Юрика, огурцы, пиалу с икрой, конфеты и отодвинулся в уголок комнаты.
  Побратавшись, мы вдарили еще по сотке. Я разжевал 'каракумину'. Всё, кажись, нализался...
  Юрий по секрету рассказал мне о своей первой и последней любви и трагичной разлуке, о том, как он ушел после этого добровольцем в отдел специального назначения при Евро-Африканском отделении антитеррористического центра, хотя по состоянию здоровья был непригоден. Плоскостопие. Уговорил командира, показал, как из рогатки может пивные банки с тридцати метров расстреливать. Стал штатным снайпером, участвовал в полутора десятках контртеррористических операций, проводимых в крупных секторах Африки и Евразии. Орден какой-то там имеет...
  Зря я все-таки на него взъелся, обидел хорошего мужика. Мне стало стыдно, и, чтоб не расчувствоваться, я предложил выпить.
  Мы выпили. Слопали по три ложки икры.
  Все же отличный парень был этот Юрка. Возникло непреодолимое желание поведать ему о своей судьбе, а то получается как-то неудобно: он рассказал, а я - нет. А ну-ка в белый угол, товарищ!
  И я, размахивая руками, принялся говорить...
  Он все время восклицал: 'Черть тебя!' - и просил повторить, утверждая, что у меня заплетается язык. Но я не обращал внимания на эти совсем уж несуразные глупости.
  Я увлеченно вспоминал о школьных годах, наперебой хвалил и ругал своих однокашников, смеялся над наивностью первой любви к рыжей девчонке во втором классе. Выследив однажды после уроков, где она живет, я, краснея, зашел к ней в гости и сказал, что она мне нравится. Потом мы вместе смотрели диснеевские мультфильмы по отечественному видику 'Электроника' - батя у златовласой Юльки был капитаном дальнего плавания, зарабатывал очень нехило и мог семье позволить иметь такую роскошь по тем временам, как видеомагнитофон. Дальше я резко перешел на описание того года, когда был в академическом отпуске. Работал сисадмином в компьютерном клубе 'Виртуальный мир' и играл целыми днями напролет. Еще мы устраивали в этом клубе коллективные попойки и отплясывали рок-н-ролл на столах, до одурения резались в преферанс...
  Выпили. Икорка, 'каракуминка'... Меня начало 'вертолетить' - ну не умею пить, не у-ме-ю...
  Дружески обняв Юрку за плечо, я справился, как тут насчет девочек? Посетовал, что тридцать лет уже не трахался.
  - О, дружбан Костик! - Юра с трудом поднялся и вытер тыльной стороной ладони жирные губы. - Пойдем-ка, черть тебя, спустимс-ся вн-низ...
  - Зачем вниз? - улыбнулся Бендана. - Мы и на этом уровне все обстряпаем по высшему разряду. Рикамку или как?
  - Не-е-е, - настырно протянул Юрик. - Мы пойдем вниз-з-з...
  ...Очнулся я за длиннющей барной стойкой. Часа три, поди, провалялся... Мутило безбожно. Почувствовав спазм в районе солнечного сплетения, я слез с высокого стула, покачиваясь, добрался до ближайшего фикуса и уделал его по самое по здрасьте. Вы когда-нибудь блевали красной икрой и 'Кара-кумом'?..
  Вернувшись за стойку, я обнаружил прикорнувшего Юрика. Его жилетка валялась рядом, а рубашка была вся заляпана шоколадом.
  - Юр-ра. - Я похлопал его по спине. - Юрик, подъем. При... ик... ехали.
  - Ягода малина... нас к себе манила... - пробубнил он, не поднимая головы.
  Ясно. Снайпера не кантовать.
  На соседний стул, откровенно демонстрируя миловидные ноги, взобралась черноволосая женщина с ярко напомаженными губами. Сильно захотелось сказать ей что-то комплиментоподобное, но всю верхнюю часть моего торса резко повело вперед, и нос вдруг оказался меж наливных грудей.
  - Пардон-с, - только и смог вымолвить я, прежде чем отхватил ногтями по мордасам.
  Красотка вскочила и театрально заревела, не уступая в громкости бьющей по ушам музыке. Я хотел было извиниться и уже открыл рот для тирады...
  Хрынц!
  Затылок откликнулся невыносимой ломящей болью, сзади по шее заструилась что-то теплое. Первой мыслью было: 'И как я сознание не потерял?..'
  - Ы-ы-ых... - вырвалось из моих легких после короткого удара в грудь.
  Пинали меня со вкусом - минуты полторы вышибали и дурь, и хмель. Хорошо, что я успел сгруппироваться, и прикрыть жизненно важные органы и лицо. Ох, давно меня так не колошматили!.. Хоть бы помог кто, что ли...
  После того, как экзекуция неожиданно прекратилась, я еще некоторое время по инерции не открывался. Тут над головой послышались глухие удары, хрипы и судорожные вздохи. Я решился. Резко поднялся - насколько, конечно, позволяли отбитые почки и конечности, - смахивая кровь с брови, оценил ситуацию.
  Музыка наконец затихла, не считая тугого звона в ушах. Контузия, ненаглядная, сколько лет, сколько зим!..
  Трое нехилых мужиков без движения лежали у ног сухонького дедка, преспокойно стоявшего посреди зала. Мне сначала показалось, что ему лет триста. Сморщенные кисти рук и нижняя часть дряблой шеи были густо усеяны наколками.
  Человек восемь приближались к нему - видимо, дружки поверженных крепышей. Вот кто меня отметелил, наверное. Интересно, а чего дедок вступился-то? И кто он вообще такой? Внучатый племянник Брюса Ли?..
  Времени на отвлеченные размышления мордовороты мне не оставили, бросившись в атаку. Ну-ка, Костя, вспомни, как ты умеешь по рингу передвигаться...
  Два приставных шага - и я оказался возле дедка. Он лишь мельком глянул на меня и вырубил одного из нападавших молниеносным ударом в кадык. Тот рухнул, как подкошенный. 'Свободен, как жид в Дахау...' - негромко сказал старик. Я быстро переключил внимание на двух визави. Один грузный, но высокий, зараза! Значит, нужно проваливать и по корпусу работать. Уклон влево, и не теряя скорости проникающий апперкот в печень. Ай, красота! Больно?.. Гадство, почки-то как болят, родненькие... И хмель не до конца еще отпустил. Так, ладно, теперь второй. Этот примерно одного со мной роста. Двойной джебб левой... нащупал дистанцию... и теперь прямой правой, да всей массой, да с докруточкой. У-ух, до встречи в нокауте, сынок! Зря ты капу в зубки не вставил, теперь золотыми коронками уже не обойдешься.
  Старикан тем временем получил серьезный удар в лицо и, кажется, отключился. Осталось пять противников. Блин, где охрана? Бендана? Башанов? Только бесполезный Юрик-не-кантовать дрыхнет на стойке...
  - Ну что, хана тебе, сука, - доверительно сообщил один из бандитов, сивый и косоглазый. - Не наш ты, чуем, не наш! И баб чужих больше не трогай, усвоил?
  Боже мой, ну прямо-таки двадцатый век представляет. Скинхеды, террор, бордели, массовые побоища да поножовщины... Не хватает только противного скулежа власти, но это, кажется, еще впереди.
  Где я? В будущем? В прошлом?..
  Рябое лицо медленно приближалось ко мне. Ненависть искрилась в бычьих глазах. Снова мелькнула мысль, которую я все никак не мог ухватить. Противная и унизительная. Точка террора, наша планетка ... Что же дальше? Это не конец мысли... Дьявол!! Опять не успел...
  Время замедлило свой марафонский бег.
  Я ясно увидел, как правая рука недочеловека, приблизившегося ко мне, стала неспешно подниматься. В ней матово светился тонкий стилет.
  Пепел...
  'Ты помнишь, как мы гуляли тогда по парку?'
  'Да, конечно, собрали огромный букет из листьев. Он потом засох, а ты не выбрасывала...'
  Пепел...
  В груди метнулась сила, прикосновение которой я уже однажды ощутил. Неистовая, исступленная, ярая... Через руки она начала сочиться наружу, пробегая по каждой вене, по каждому нерву и сухожилию, собираясь в ладонях, обжигая их. Дикая, необузданная сила миллиардов людей. Слишком огромная для обыкновенного человека.
  Но я могу ее укротить и подчинить своим желаниям.
  Потому что я - Единый.
  Я временами безраздельно могу владеть силой ауры.
  Могу направлять исполинскую мощь общечеловеческой воли, души, чувств, инстинктов и разума Земли против кого угодно.
  Иногда даже против самих людей...
  Высвобождение... С пальцев брызнули лиловые потоки ауры... Вот ты какая! Похожая на бесконечную любовь и безмерную ненависть. Выплавленная из самой сути всех нас. Дарящая жизнь, сеющая смерть. Свет. Пепел. Плоть и вакуум.
  Ты моя, аура. Сейчас ты вся моя! Я владею тобой, словно Богиней Людей. И велю тебе уничтожить некоторых из тех, кто породил тебя. Они умрут, потому что я так решил - я теперь судья и палач.
  А ты, аура, моя плеть.
  
  * * *
  
  Фиолетовое сияние сорвалось с его рук, испепеляя посмевших напасть. Разрывая само пространство и время, захлестывая души безотчетным страхом и восторгом.
  Мир изменился, ибо в этом пафосном, вульгарном борделе возродился он...
  Единый.
  
  * * *
  
  'Что это за голос?.. Из глубины, из волн... зовет, зовет...'
  
  
  5
  
  Я, обессилев, упал на колени. На лице и затылке запеклась кровь, противно стягивая кожу и потные волосы. Опустошение и эйфория - вот что осталось внутри меня после поединка.
  Огляделся. Рикамцы жались по стенам и углам прикрыв головы руками, а люди замерли кто где был, обескуражено уставившись на меня. Охрана в отутюженных костюмах стояла поодаль с опущенным оружием. Во всех глазах был испуг и... кажется, уважение. Испепеленные трупы нападавших валялись на полу в неестественных позах, а одного вообще отбросило в антигравитационную зону - обугленный кусок бывшей плоти мерно покачивался в воздухе. Жутковато...
  'Единый', - раздался первый робкий шепоток. И тут же весь зал зашелестел: 'Единый, Единый, Единый... Пришел Единый... Единый...' Люди и рикамцы зашевелились, стали опасливо, но с интересом, приближаться ко мне.
  Я попытался встать, но сил для этого не оказалось.
  - А ну-ка вон, собаки мутнорылые! - донесся хлесткий голос Бенданы. - Охрана, вывести из отеля всех до единого!
  - Единого как раз рекомендую не выгонять, - нервно съязвил подбегающий Башанов.
  Бендана даже не улыбнулся. Его серьезная физиономия была очень непривычной и от этого забавной. Котельник тем временем умело координировал действия секьюрити, и народу в холле оставалось все меньше. Кто-то ловко уносил искореженные тела - видать, не в первой такая работенка для местного персонала.
  - Ну вставай, боец, - протянул руку Дмитрий Суликоевич. Я с трудом поднялся на ноги и присел на ближайший уцелевший стул. Дианка аккуратно промокнула раны на голове мягкой салфеткой.
  - Бедный мой, бедный человечек, - пролепетала она.
  - Помогите тому старику, если б не он... - я осекся. Говорить пока было нелегко - губа саднила.
  Митяго и Бендана подхватили дедка под руки и усадили рядом со мной. Тот потрогал высохшей ладонью набрякшую возле глаза гематому и довольно бодренько отряхнулся.
  - Имей в виду, - шикнул мне на ухо Моралез, - это местный психопат. Шиза лютая!
  - Хозяин, ты бы гостя не науськивал супротив меня, - черствым голосом сказал старик. - Уйдите все лучше. Мне надо с ним побеседовать.
  - Слушай, дед, - грубо сказал Башанов. - Я понятия не имею, кто ты такой. Но, пусть даже ты весьма помог нашему другу, не стоит тут авторитарность наводить. Усек?
  Старик перевел на него режущий взгляд и спокойно произнес:
  - Уйди.
  От его голоса повеяло подвальной сыростью. Я хотел было вступиться за Дмитрия Суликоевича, но тут случайно увидел под правой ключицей татуировку... Коронованный череп, покоящийся на ветках. Черт возьми! Ее значение было мне прекрасно знакомо - некогда я увлекался искусством нательной 'живописи'. Такие наколки были только у... Дьявольщина! Неужели кто-то из них до сих пор жив?! Бред какой-то...
  Высохший раритет советской эпохи проследил за моим взглядом и, приподняв уголок рта, удовлетворенно кивнул.
  - Суликович, дай поговорить с человеком, - попросил я дрогнувшим голосом, сам не зная, о чем буду беседовать с бывшим вором в законе. - Ребята, оставьте нас ненадолго... Пожалуйста.
  Когда все, недоуменно переглядываясь, отошли к барной стойке к мирно похрюкивающему Юрику, я сделал усилие над собой и посмотрел на старика в упор. Выдавил:
  - Почему вы защитили меня?
  - Меня зовут Гога, - невозмутимо сказал он, игнорируя вопрос. - А тебя?
  Я стушевался и отвел взгляд.
  - Константин.
  - Хорошо. Я сразу понял, что ты Единый. - Он задумчиво прикрыл сморщенные веки. - А ты не промах, надо сказать. Силен. Только глуп, аж фуфайка заворачивается. И неумеха в придачу.
  - Отчего же - глуп?
  - Раскрылся при первом удобном случае. Теперь за твоим очком будут три цивилизации гоняться по всей галактике. Сам виноват. Уже весь сектор знает, что Единый пришел, завтра будет знать все побережье, а послезавтра - вся планета. Либо тебя ухайдакают под саркофаг и изучать примутся, либо умыкнут и схоронят... то есть, спрячут, чтоб масть не сбивал, либо... перо под ребро и вжику в попку.
  Мне от этих спокойных интонаций казалось, что вокруг все начинает неспешно сдвигаться: стены, мебель, декоративные растения в кашпо...
  - Да что все это...
  - Закрой пасть и слушай. Ты - воин. Единый. Твое могущество - это воля всех людей Земли. Она течет через тебя. Двадцать минут назад ты видел одну миллиардную своей силы. Может быть, даже меньше.
  - А как...
  - Закрой пасть. - Гога поднял худощавую руку, пальцы которой были испещрены фиолетовыми перстнями наколок. - Слушай, Константин, меня внимательно. Твои друзья не расскажут тебе такого. Они ничего не знают. Я знаю.
  Он умолк на секунду, резанул взглядом по моему лицу наискось. Я будто физически почувствовал, как глубокий резец оставил диагональное сечение на коже и мышцах. 'Наверное, он и вправду тронутый', - мелькнула мысль.
  - Я знаю, как остановить войну, - продолжил Гога, глотая. Кадык неторопливо сдвинулся, вздыбил морщины на шее и вернулся на свое место. - Я знаю, но не могу. А ты можешь. В моих силах лишь подсказать.
  - Я слушаю, Гога.
  'Сумасшедший, или нет?'
  - Вот и отлично. - Кадык снова дернулся на сухопарой шее. - Посмотри сюда и перестань считать меня идиотом...
  Гога раскрыл старческую ладонь. На ней переливался фиолетовый сгусток ауры. Ее инфернальное свечение я теперь смог бы отличить от чего угодно. Мама родная!.. И этот туда же... Пожалуй, съехал с катушек все же я, а не он...
  - Я тоже, как видишь, не шкварка малолетняя, - сказал вор, захлопывая ладонь. - Но стар уже, стар. Тебе нужно будет поднапрячься: ты - Единый... Эй, Бендана, скажи, чтоб мне чайку принесли! Что-то в горле сохнет, откинусь скоро уже...
  'Учитель джедай какой-то', - улыбнулся я про себя.
  - Еще в Советском Союзе существовал закрытый НИИ по изучению аномальных явлений, - холодно произнес старик. - Некоторые авторитетные воры, находившиеся у самых пиковых точек власти в стране, знали о разработках, которые там велись. Тогда об этом не ведали ни рикамцы, ни амисы, которые, надо сказать, давно следили за историей человечества. А мы были в курсе. На одной из последних воровских сходок, уже на рубеже веков, где собрались остатки былой тюремной мощи, мне передали вот это. - Гога осторожно достал откуда-то из-за пояса небольшой футлярчик с мини-диском. Дал мне в руки. - Ровно половина от загадки ауры. Второй диск у нас выкрали рикамцы. Не уследили ребята, проворонили... А те, кто это обнаружил и... э-э... разработал, уже давно сгнили в лагерях. Судя по тому, что свойства и природа ауры, до сих пор не раскрыты, есть маза, что рикамцы не смогли расшифровать свою половинку этой 'инструкции по применению'. Я второй из людей, знающих, что загадка ауры раскрыта. Живых людей.
  - А кто еще? - быстро спросил я.
  - Ты.
  - Где второй диск? У рикамцев?
  - Верно мыслишь, у них. Не имею ни малейшего представления, у кого конкретно... Впрочем, э-э-э... есть сведения, что он на их родной планете, и знают о его существовании не более двух рикамцев. Они, скорее всего, тоже тщеславны, как и мы - воры. Не такие, как их инкубаторские бледномордые сородичи. - Гога тяжело вздохнул, воздух противно засвистел в его легких. Кадык задрожал. - Я думал, что тщеславие когда-нибудь пригодится мне... Мечтал, что все будет иначе.
  - Как же мне найти вторую половину? - спросил я, начиная верить, что дедок вовсе не сумасшедший.
  - Если бы я знал, если бы. Я сделал то, что просили сделать меня воры. Дальше - твой путь.
  - Но это бессмысленно! - раздражаясь, крикнул я. Башанов и Котельник глянули в нашу сторону. Я добавил уже тише: - Поиск пятикопеечной монеты в Марианском желобе...
  - Да, бессмысленно, если нет исполинского магнита.
  - У меня, к сожалению, его нет, - сердито сказал я.
  - Ты - магнит, Единый. - Гога взял мое запястье, глянул на голографические стрелки часов. - Иди. Через пять-семь минут тут будут люди из Объединенного Правительства с военизированной поддержкой. Иди, воин, ищи инструкцию к своему грозному оружию.
  - Я...
  - Закрой пасть, и канайте отсюда, пока псы дырявые не нагрянули!
  Мне сделалось не по себе. Поднявшись, я быстро подошел к друзьям, взял Дианку за руку.
  Все молчали, ждали, что скажу я.
  Я приподнял подбородок девчонки, посмотрел в ее заплаканные глазенки и спрятал диск во внутренний карман куртки. Да, она стоит того, чтобы драться. Многие, очень многие люди - не хуже...
  - Спасибо, Гога, - обернулся я, - нам пора, пожалуй.
  Вор медленно мигнул.
  - Иди, иди, Единый. Ищи только свою победу, только свою... Да, кстати, по легенде, во время последней битвы, рядом с тобой должны встать еще два воина. Не удивляйся, просто прими это. - Гога помедлил, двинул кадыком. - Ступай, найди этих витязей и свою победу. Не ошибись - попробуй защитить тех, кто достоин этого. Всё.
  Он повернулся к нам затылком и отхлебнул остывший чай из алюминиевой кружки.
  - Я ж говорил - лютый психопат, - проворчал Бендана, сдвинув голубую шляпу на затылок.
  Пискнул какой-то невидимый зуммер. Котельник сорвался с места и скрылся за углом. Все напряглись: Дианка прижалась ко мне, Дмитрий Суликоевич ругнулся и обозвал кого-то 'глупцами', даже Юрик-сухогруз очнулся и обиженно зафырчал.
  Через десять секунд вернулся Котельник и невозмутимо сообщил:
  - У ворот отеля - гвардия Объединенного Правительства.
  - У вас есть что-нибудь летающее на заднем дворе?! - Башанов схватил Моралеза за отворот гавайской рубашки. - Быстрее!
  - Чего разорался! Нет здесь ни хрена! В северном районе сектора припрятан один лютый катер, но до него - километров пятнадцать.
  - Погнали! - скомандовал Башанов. - Веди нас в док к 'Хаммеру', только изнутри. Возможно?
  - Да, быстро!
  Мы рванули за Бенданой, еле успевая разглядеть исчезающую за многочисленными поворотами его незабвенную шляпу. Трудней всего пришлось Юрику, который так матерился и чертыхался, что даже Митяго приподнимал брови.
  Дианка крепко ухватилась за мою руку. В последнее время она большую часть времени молчала, поглядывала на меня с восхищением и какой-то скрытой укоризной. Почему, интересно, в ее глазах стоял неясный упрек? Куда подевалась та бойкая девственница-нимфетка, которая так ловко заправляла на башановском 'ранчо'?..
  Позади раздался взрыв и крики. В спину дохнуло жаром.
  Гога!! Ты донес до меня половинку самой великой загадки человечества и теперь... не спеша допил свой чифирь... Горевать о последнем воре было некогда... Так вершится история. Ковыляет своим чередом, не обращая на нас ровно никакого внимания... Сволочь!
  Грохнуло еще раз. Снова пламя чуть не коснулось наших задниц.
  - Штурмуют, уродцы вислоухие! - радостно воскликнул Котельник.
  Действительно - экстремал! По-моему, вокруг все ненормальные!! Да здравствует будущее!..
  - А-а-а! Черть вас!! - заорал Юрик, споткнувшись и налетев на хрустальную статую.
  Башанов дернул пьяного толстяка за культю галстука и потащил дальше. Тряхнув волосами, собранными в хвост, он крикнул Бендане:
  - Четвертый док!
  - Легко! - послышался возбужденный голос хозяина 'Приморского рая'. - Суки лютые, весь отель мне разнесут ведь! Юрик, ты не расплатишься, даже если сто пятьдесят лет подряд будешь стрелять моих конкурентов с периодичностью раз в полчаса...
  Мы пронеслись по сырым катакомбам и оказались возле огромной железной двери.
  - Слушай, Костик, - вдруг повернулся ко мне Бендана. Его начищенные зубы желтовато поблескивали с тусклом свете единственной лампочки. - А слабо тебе своей лютой аурой похерачить этих ублюдков в макароны?
  - Слабо, - ответил я, задыхаясь от быстрого бега. - Батарейки подсели...
  Дианка хихикнула и шмыгнула носом, а Бендана удивленно собрал на лбу волны кожи и, хмыкнув, принялся открывать дверь.
  - Я ж винтовку забыл, болваны! - закричал вдруг Юрик, вскидывая непослушную от хмеля голову. - Пойдемте сейчас же заберем, это недалеко: на проходной!
  - Залазь в машину скорее. - Дмитрий Суликоевич сурово запихал пухлую тушку снайпера в джип. - Командуй, куда ехать, Моралез!
  - Ну, для начала - вон из дока!
  Все кое-как разместились в 'Хаммере'. Юрик, как обычно, наотрез отказался сидеть сзади, поэтому нам с Дианкой пришлось соседствовать с безбашенной отельной троицей.
  Башанов набрал на терминале код, и, пока массивная дверь уползала вверх, прыгнул на водительское место и завел двигатель.
  - Понеслась душа в рай!! - объявил он.
  Котельник восторженно прорычал что-то наподобие брачных позывных гигантских черепах с острова Галапагос, и черный 'Хаммер' с ревом вынесся из дока.
  Ну и ночка выдалась! Полный алказм!..
  Свернули влево. Кажется, нашего манерного ухода пока никто не заметил. Джип, разгоняя фарами предрассветную мглу, выскочил на лесную дорогу.
  Спокойно мы ехали минуты три. Потом позади раздались завывания чужих двигателей. С воздуха нас преследовать было неудобно - деревья, возвышающиеся по обе стороны просеки, не оставляли места для маневров. А вот по земле - почему бы и не догнать?
  Из-за поворота сверкнули огни машин преследователей.
  - Тоже джипы, - констатировал Башанов, бросив взгляд в зеркало заднего обзора. - Правда некоторые - на антигравах. Быстрые, заразы! Весьма-а... Но легкие! Да, внученька?!
  - Ага, де! - крикнула Диана, разворачивая какую-то дюже громоздкую стальную конструкцию, присобаченную возле заднего борта.
  - Это чего... это? - опасливо дернул плечом Митяго, поправляя свою походную сумочку.
  - Ракетная система TOW, - блеснул эрудицией Котельник. - Только, по-моему, усовершенствованная слегка.
  - Точно, - отозвался Башанов, не отрывая сиреневых глаз от дороги. - Сразу по шесть зарядов может выпускать.
  - Уважаю, - проникновенно сказал Котельник и поскреб пальцем родинку на щеке.
  - А отеля у нас, кстати, больше нет, - не к месту вякнул Митяго.
  - Разворошили кукушкино гнездо, - пьяно заметил Юрик, сделав неопределенный жест руками.
  - Я тебе сейчас морду разворочу, - встрепенулся экс-бухгалтер.
  - Отставить! - рявкнул Башанов.
  - А ты рули знай, шоферня! - плюнув в сердцах, огрызнулся Митяго, но лошадей попридержал. - Кукушки, между прочим, гнезд не вьют.
  - Заряжай по две! - визгнула Дианка. - Котельник, подай во-он ту штучку.
  - Дай я, а?! Ну дай я пальну! - заныл Котельник, закладывая увесистый заряд в специальный паз.
  - Подожди, пристреляться надо! - отмахнулась Дианка...
  Она снова была в своей стихии, в глазах появился огонек. Война, сражение, схватки на выживание - вот что было естественно для ее внутреннего мира. А может, вообще для всего мира? Будущего, прошлого, настоящего? Как ни хотелось девчонке чувствовать себя в роскоши отеля комфортно - не вышло. Она привыкла к другому. А то, чего она хочет, скрыто внутри. Очень глубоко. Под пеплом. Пойти в настоящую школу? Полюбить? Кто знает... Кто вообще знает, что в действительности каждый из нас хочет?..
  Две ракеты с шипением унеслись навстречу приближающимся машинам гвардейцев Объединенного Правительства.
  Рвануло так, что наш 'Хаммер' чуть не поставило на капот, а Дианке, кажется, опалило брови. Когда задние колеса вернулись на почву, дружно лязгнули четырнадцать челюстей.
  - Вот теперь мы вляпались по-настоящему, - сказал Бендана Моралез, глядя на груду объятых пламенем джипов, скрывшуюся за поворотом. - Быть врагом Объединенного Правительства - это весело. Можно сказать, до смерти весело.
  - Еще бы разок, - мечтательно закатил глаза Котельник.
  - Моралез, хватит нюни распускать! - отрезал Дмитрий Суликоевич, хлебнув водки из горла. - Далеко еще до твоей посудины летучей?
  - Приехали уже...
  Перед нами возникла большая поляна. 'Хаммер' замер, стих шум двигателя. Свет непогашенных фар уперся в человека, сидевшего посреди опушки, обхватив колени руками.
  Он неторопливо поднял голову, отдергивая подбородком воротник странного, похожего на летный комбинезона, и прищурился.
  Совсем еще подросток.
  
  * * *
  
  Море растворилось под ним, глубина больше не звала, волны не укачивали... Мир вывернулся...
  Теперь ветер гнал жухлую листву куда-то в черно-синюю даль бесконечного замерзающего сада. Осенние тучи переваливались над головой, создавая причудливые светотени; на стволах деревьев не было коры, и от этого почему-то становилось особенно неуютно.
  Здесь - одиночество, холод. Здесь совсем нет памяти.
  Он огляделся и пошел по едва заметной тропе. Листья шуршали под ногами, взлетали, кружились, падали. Обгоняли его. Мутная даль скрывала что-то непонятное, манящее и одновременно жуткое. Пространство вокруг обдавало его тело чем-то неуловимым. Тропа извивалась между голыми деревьями. Какой необычный сад...
  Здесь - мера вещей и совести. Храм негативного снега. Здесь... пепел...
  Он вдруг остановился. Изо рта вырвался клуб пара.
  Прислушался, вгляделся в темно-сапфировую мгу: вдалеке угадывались силуэты каких-то столбов, строений, косо приколоченных указателей, куч битого шифера...
  Там кто-то был. Дышал.
  Ждал.
  Он шагнул. Пошатнулся, отбросил в сторону шлем, пригладил еще мокрые волосы...
  'Я уже иду...'
  'Я - воин'.
  'Я вернулся из неоконченной осени'.
  
  * * *
  
  - Дуй отсюда, пацан! - гаркнул Бендана, спрыгивая на землю.
  Парень, прикрываясь от слепящего света, поднялся на ноги и спокойно пошел к нам. Он отстранил Бендану, будто назойливого ребенка, подошел ко мне. Посмотрел печальными глазами и сказал с придыханием:
  - Pomůžu.
  - Чего? - не понял я.
  - Я помогу тебе.
  Вдалеке снова раздался шум моторов. Призрачные лучики замелькали в тумане, меж деревьев.
  - Скорей! - крикнул Башанов, выпихивая Юрика из 'Хаммера'. - Помогите оружие и жратву вытащить! Митяго! Котельник! Бендана, где твой катер?
  Моралез извлек из кармана пульт дистанционного управления, зачем-то дунул на него, и щелкнул по нескольким кнопкам. Земля стала топорщиться, комья дерна и гнилой травы покатились в стороны. Через минуту две гигантские створки, скрывающие под собой подземный ангар, раскрылись полностью. Показалась махина катера. Платформа, на которой он стоял, ползла вверх, обнажая обтекаемые контуры самолета-шаттла...
  Все это я видел как бы краем глаза, воспринимал, словно события второстепенного приоритета... А думал в это время о пацаненке, что стоял передо мной. Несильный утренний ветерок теребил его светло-русые волосы, руки были спрятаны в карманы, взгляд - нерадостный, но острый. Не по годам.
  Я знал, кто он.
  Гога предупредил меня.
  Я чувствовал неукротимые всплески его ауры: детские переплетения в мыслях и порывах сердца, неустроенность, злость, поиск пути и любви - все то, чем мы терзаемся в отрочестве.
  - Меня зовут Марек, - произнес он с акцентом. Кажется - чех.
  - Меня - Константин.
  - Ты - Единый.
  - Типа того, - улыбнулся я. - А про тебя мне говорили. Где второй?
  - Не понял. Какой 'второй'? Мой позывной - 'четвертый'.
  - Ну... - я замешкался. Какой-то пафос получался. - Где второй воин?
  - Я не знаю... - Марек побегал глазами туда-сюда, потом в надежде поднял их на меня. - Я не... помню. Димка?! - вдруг крикнул он и тут же сник. - Нет, у него был другой позывной.
  Шум машин приближался. Башанов забрасывал в открытый люк катера последние ящики с провизией.
  - Кто-нибудь этой хренью крылатой управлять умеет? - дергая шляпу, заорал Бендана. - Мой пилот коксом баловался... - Он не договорил, безнадежно махнув рукой. - Отель свой я уже просрал, а вот жизнь - не хочу!
  - Я умею, - сказал Марек. - Я пилот... Был пилотом...
  - Ну так забирайся и крути лютую баранку!
  - А-а! Черть вас всех, - ворчал Юрик, когда Котельник загружал его в катер. - Развалили цивилизацию, неучи! Обормоты! Оболтусы! Дайте похмелиться хоть, ироды... И винтовку дайте...
  Джипы гвардейцев уже показались из-за поворота, когда мы с Башановым взбежали по трапу в шлюз, и наружная дверь с шипением закрылась.
  - Лучше сядьте в кресла, - бросил Марек, дергая какие-то тумблеры. - Катер древний, если откажут гравикомпенсаторы - вас по стенам размажет.
  Юрик умудрился сам забраться в кресло, похожее на гинекологическое, попутно проклиная все проявления власти во вселенной и постпохмельный синдром. Отельная троица тоже решила не рисковать, а мы с Дмитрием Суликоевичем и Дианкой прошли в рубку.
  Почти рассвело. Сквозь обзорное стекло было видно, как перед носом катера солдаты в синих камуфляжах разворачивали что-то типа зенитной установки, офицеры суетились поодаль, то и дело разевая рот и бормоча в микрофоны связи. Веселая была бы пантомима, если б не страшная.
  - Ну... - Марек включил антигравы, и катер, втянув шасси, повис над землей. - У нас говорили: спокойного ветра...
  Он дал форсаж, и наш челнок почти вертикально ушел ввысь.
  От резкой перемены положения относительно поверхности планеты меня чуть не вывернуло, но гравикомпенсаторы работали исправно, и вектор притяжения был все так же направлен перпендикулярно полу катера. Вестибулярный аппарат, кажется, свихнулся от такого беспредела и тихонько постанывал где-то в районе среднего уха...
  - Svině! - крикнул Марек, и нас тряхнуло. - Истребов вызвали. Нам хана. Эх, сейчас бы 'эрочку'...
  Он повел штурвал влево и от себя. Мы выровнялись относительно горизонта. Высота была километров десять. Внизу сплошной пеленой тек туман, лишь кое-где можно было заметить темноватые проплешины в этом белесом море. И впереди был туман, и сверху - везде.
  - Если в ближайшее время не найдем, где приземлиться и спрятать челнок - нас собьют, - быстро проговорил Марек.
  - Может, дотянем... - начал Башанов, прижимая к себе внучку.
  - Тихо! - перебил я, вытянув руку.
  Да, бредовая идея. Но попробовать можно. Почему нет, в конце концов? Ведь я знаю одно местечко... и одного человека в этом местечке, который никогда не менялся.
  - Летим к Самаре!
  - Не понял? - Марек резко ушел в сторону, и рядом сверкнули лучи лазеров.
  - Ну, раньше город такой на Волге был - Самара! - Я в надежде повернулся к Башанову.
  - Да знаю я! Вспоминаю, какой сектор... - Он повертел картофелеобразным носом. - Р-28 приволжья. Там сейчас более-менее спокойно. Вроде бы.
  - Хорошо, - сказал юный пилот, меняя курс. Взъерошил волосы. Пробормотал: - Траверз не пропустить бы...
  В течение следующих пяти минут нас пытались сбить. Не по-детски пытались! Дианка закрыла глаза и уши и что-то бормотала про себя. Я смог разобрать только 'сучье вымя' и 'задушить бы нах'.
  На особенно трудном вираже Марек недовернул десятую долю градуса, и наш челнок зацепили. Тряхнуло зверски. Где-то в переходах зашипел воздух. Разгерметизация!
  - Быстро заделывайте! - коротко шикнул пилот.
  Мы с Башановым бросились в коридор. В переходе к жилым отсекам все было затянуто дымом, в стене искрили какие-то кабели. Дым интенсивно втягивался в пробоину, образовавшуюся возле силовой установки шлюзовой камеры.
  - Суликович, ты в этом разбираешься? - крикнул я.
  - Ыгы, как свинья в ананасах...
  Мы позвали на помощь отельную троицу, и впятером принялись затыкать свищ чем попало. В ход пошли старые масляные тряпки, валявшиеся тут же, на полу, куртка ругающегося на чем свет стоит Котельника, инструменты, обшивка кресла, кусок толстого гофрированного шланга, носки... Воздух уходил. Мы, как угорелые, метались по всему вздрагивающему кораблю в поисках новых средств герметизации. Воздух шипел, становилось холодно. Котельник ругался все сильней...
  Тут в проходе появился пошатывающийся Юрик, оглядел наше произведение искусства тупым взглядом неудовлетворенного самца, икнул, свалился и принялся кататься от стены к стене. Хохотал он так, что в какой-то момент даже Башанов машинально улыбнулся.
  - Ой, п-п-п... не могу! - сипел толстенький снайпер, забавно пукая губами. - Ой, ну дебилы! Черть вас! Стадо! Ох-хо-хо... Слышь, гений, - смахнув выступившие слезы, обратился он к Митяго, - открой вон ту штучку, рядом с тобой. Да-да, вот. Достань флакончик, ага, умница. А теперь прочти вслух, что на нем написано.
  - 'Аварийный герметик'! - радостно провозгласил Митяго, потеребив свою бородку.
  Пробоину мы заделали в течение минуты. Намертво.
  Я снова отправился в рубку. Как раз вовремя - катер несся над поймой Волги между Жигулевскими горами.
  - Так, отлично, - сказал я Мареку. - Теперь уходи влево, так... И следи за моим пальцем. Хорошо, хорошо. На хвосте есть кто?
  Пилот мельком глянул на радар.
  - Пока нет, мы немножко оторвались.
  - И прекрасно! Рули вон туда: видишь, остов круглого здания. - Я замолчал. Вздохнул и зачем-то пояснил нелюбопытному чеху: - Цирк был... раньше...
  Марек виртуозно опустил челнок на пустыре, возле полуразрушенных строений.
  Мы ссыпались с трапа. Шел несильный дождь. Вязкая слякоть покрывала потрескавшийся и поросший изувеченным бурьяном асфальт. Черт возьми! Это так похоже на осень! А ведь сейчас июнь...
  Я нащупал в кармане упаковку с 'Антирадом', проглотил одну пилюлю.
  Вход в подвал Сереги Савитина был точно такой же, как раньше. Будто и не прошло тридцати лет. Будто не бушевала самая, пожалуй, свирепая во Вселенной война, будто мы с Наташкой только что вышли отсюда и направились в кино...
  Пепел.
  Не время, Костик, не время раскисать!
  Я бодро сбежал по ступенькам и, в надежде на чудо, толкнул дверь. Заперто. Приплыли, блин...
  Потоптавшись, я оглянулся и виновато развел руками. Башанов нахмурился и забежал в катер. Марек стоял под дождем рядом с Дианкой и искоса поглядывал на нее. Ну наконец-то, быть может, девчонка перестанет смотреть на меня, как на предмет сексуальных фантазий. Чех - вроде ничего парень...
  Подошел Бендана. С его потемневшей шляпы стекали тонкие мутные струйки.
  - Ну чего делать будем? - негромко спросил он.
  - Я откуда знаю. Раньше здесь у меня друг жил, теперь сам видишь - заколочено все.
  Пронзительный сигнал предупреждения заставил нас вздрогнуть. Над дверью вспыхнула красная лампа. В стене справа сместилась панель, и я увидел небольшой терминал. На экране светились русские и английские буквы: 'Введите индивидуальный код доступа'.
  - Серега! В своем стиле! - радостно вскрикнул я.
  - Не знаю, что у твоего Сереги за стиль, - проворчал сзади Котельник, - но лично меня слегка напрягают вон те отверстия.
  Я проследил взглядом за его рукой и обнаружил несколько круглых дырочек по обе стороны ступенек.
  Предупреждающий сигнал прозвучал еще раз. На экране пошел обратный отсчет: '30... 29... 28...'
  - А-а... черть вас! А ну-ка отойдите! - Толстый снайпер растолкал нас всех, распространяя стойкий шлейф перегара. - Виртуозы... Ни человечество спасти не могут, ни о себе позаботиться! Все приходится решать Юре.
  '25... 24...'
  - Гений! - завопил Митяго. - Стой, гений! Всех ведь угробишь! Лазером или гравиком располосует, как пить дать!
  - Отвали, - сурово бросил Юрик, поднимая обломок кирпича. - Вся электроника, друзья мои, очень не дружит с механикой.
  Отпихнув меня, он со всей дури врезал кирпичом по терминалу. Раздался треск, кирпич раскололся на несколько частей, но отсчет прекратился на цифре '8'.
  Юрик аж засветился от гордости за победу над электроникой. Обрубок галстука весело подпрыгивал на упитанной шее.
  - Э-эх, пропали бы без меня, молодняк!
  - Без тебя их бы в клочья не разнесло, по крайней мере, дурень! - раздался незнакомый голос. Все стали испугано озираться.
  Дверь отворилась, из-за нее вышел пожилой мужчина в порванных джинсах и майке с изображением Гомера Симпсона.
  - Еле успел автоматику вырубить... - произнес он, глядя на меня слезящимися глазами.
  - Серега, ты? - прошептал я. - Серега...
  - Все-таки ты псих, - констатировал Савитин через пять секунд. - И мутант какой-то. Типа стареть не собираешься?
  Я тупо улыбался, в горле застрял комок. Тряс высохшую руку. Вот он - кусочек моего прошлого. Кажется, только вчера я пил водку со своим молодым другом. А теперь... это как сон, где время для каждого течет с разной скоростью. Где один умеет летать, а другой не может убежать от преследователей - движения медленные, тягучие, - он рвется, пружинит лопающиеся мышцы, но будто сам воздух мешает бедному человечку...
  - Слыхал я, какую ты разборку учинил в 'Приморском раю'... Единый. Надо же...
  - Ты не представляешь, как я рад...
  - Потом целоваться-миловаться будете, - грубо перебил Моралез, обращаясь к Сереге. - Нам нужно переждать малость, пока лютые гвардейцы Объединенного Правительства утихомирятся. И катер спрятать. Можно такое устроить, дружище?
  - Попробуем. С техникой проблемы есть, конечно, все время денег на апгрейды не хватает, - Савитин пожал плечами, повернувшись ко мне, - ну, в общем, сам понимаешь...
  Мы забежали в серегин офис. А сам он вместе с Мареком пошел маскировать челнок. Как они собирались это делать, я ума не мог приложить - не велосипед все ж.
  В подвале Савитина царил такой же беспорядок, как и тридцать лет назад. Ну разве что поприбавилось навороченной аппаратуры, и не валялись на полу пустые бутылки из-под 'Жигулевского'.
  Отельная троица не стесняясь принялась уничтожать палку 'Краковской', лежавшую на столе возле здоровенного сервера, кожух на котором, разумеется, отсутствовал, и все внутренности топорщились, словно раскуроченные взрывом. Юрик для приличия поворчал и тоже присоединился к трапезе.
  Дианка присела на кушетку и о чем-то задумалась, теребя мокрые волосы. Башанов бродил по помещению, изредка останавливался и произносил: 'Весьма-а-а...' Я такое его состояние про себя называл - 'принюхивание'.
  Спустя четверть часа вернулись уставший пилот с Савитиным.
  Серега сказал:
  - Вертолет ваш дореволюционный мы спрятали, маскирующей пленочкой накрыли - никто не заметит, ежели только с миноискателем не придут... Ну вот... Располагайтесь, апартаменты, сами понимаете, не ахти, но, как говорится...
  Я познакомил его со всеми архаровцами своей 'банды'. Серега вежливо поздоровался с каждым за руку. Представился.
  Наблюдая за своим другом мне все время приходилось одергивать себя, что он гораздо старше меня. Это уже вовсе не тот Серега. Хотя, повадки совершенно не изменились. Он постарел. Очень. Ссутулился как-то... О жене я спрашивать не стал...
  - Слушай, Серег, - сказал я, когда он присел рядом, почесывая колено через дырищу в джинсе. - А как ты думаешь, можно наш челнок переделать в межзвездник?
  - Ты чего, напрочь больной? - Он поднял поседевшие брови. - На нем на орбиту-то не выйдешь...
  Я сконфуженно кашлянул. Ну ладно, ну не разбираюсь я в современной науке и технике. Воспитание сисадминское у нашего величества, почти полувековой выдержки. Дайте мне локалку, я вам ее с закрытыми глазами настрою, а в этом гипернавороченном будущем... нечего придираться.
  - Да и вообще, - добавил Савитин, - мне кажется, что не совсем рационально изобретать колесо, для того, чтобы после переделывать его в крыло. Проще, по-моему, сразу изобрести крыло.
  - Чрезвычайно образно и, наверно, мудро, но ни хера не понятно, - улыбнулся я.
  Серега внимательно посмотрел на меня. Сердито хлюпнул носом.
  - Найдем мы вам межзвездник, найдем. Не суетись. Есть у меня кое-какие связи с вояками нашими доблестными.
  - А это не противозаконно разве? - удивленно спросил я.
  - Да что ты, что ты! - театрально замахал он руками. - Межзвездные крейсеры с генераторами сверхпроводимости пространства у нас нынче на базарах продаются. Алкаши за бутылку отдают.
  - Да ну тебя, придурок, - насупился я. Вздохнул, почувствовал, как навалилась какая-то тяжесть, тоска. - Знал бы ты, Серега, как я устал. Я просто устал...
  Он похлопал меня по плечу своей старческой ладонью.
  - Еще рано, Костик. Еще не время уставать.
  - Знаю. - Я закрыл глаза. И вдруг проорал во всю глотку: - Знаю я, вашу мать!!! Знаю!..
  Повисла треснутая тишина. Все испуганно посмотрели на меня. Юрик громко сглотнул, а Марек подошел ко мне и сказал:
  - Ты не бойся, Единый. Я хороший пилот. Мы обязательно попадем на планету рикамцев и найдем второй диск. Тогда ты узнаешь, что делать со своей аурой...
  Диск! Дьявол, как я мог забыть! Стоп... А пацан откуда догадался?
  - Кто тебе рассказал про диск?
  - Я... - Марек осекся и растерянно посмотрел мне в глаза. - Никто не говорил. Я не помню... Просто располагаю сведениями... Странно. Válka... Не помню.
  Он беспомощно опустил плечи.
  - Ладно, черт с тобой. Серега, ну-ка гляди сюда. - Я извлек из-за пазухи маленькую коробочку. - Слабо расшифровать?
  - Давай посмотрим...
  'Insert disk ?2' - высветилось на мониторе, после того, как сидюк проглотил блестящий кругляшок. Савитин машинально поскреб в затылке и застучал пальцами по клавишам.
  - Не понял, - ошеломлено проговорил он через минуту.
  - Что случилось? - спросил я, заглядывая через плечо.
  - Да он через процессор какую-то лабуду гонит...
  Оглушительно грохнуло. Мне осколками слегка посекло левую щеку, а Серега схватился за лицо, выкрикивая проклятия. Хорошо, что он очки нацепил, а то бы без глаз остался.
  - Ни хрена себе! - прошептал Котельник, глядя на материнскую плату с оплавленным отверстием на месте процессора. - Сам по себе, что ли, рванул?
  - Сам не сам, - прошипел Савитин, вытирая кровь с подбородка, - а напряжение он туда вдарил дай боже! Не думал, что такое вообще возможно... Забирайте свой диск на фиг, а то таким макаром все машины мне повзрываете.
  Я убрал недружелюбный носитель информации в карман.
  - Не знаю, что там за защита стоит, я впервые такую вижу, но вкратце дело этакое: если через некоторое время после инсталляции первого диска не установить второй, то... Короче, сами видали.
  Мне вдруг сделалось душно. Тайны, драки, ауры, погони... Диски, разносящие компьютер вдребезги. Сумасшедшая компания, осколки прошлого, нечасто попадающиеся на пути, пепел... Почему я, в конце концов, должен был стать носителем исключительных возможностей? Неужели не нашлось человека посильнее, поумнее на роль Единого? По-че-му я?!
  - Пойду прогуляюсь. Тут, недалеко.
  - Аккуратней, Единый, - выстрелил в спину сонный голос Дианки. - Помнишь, ты обещал, что поведешь меня в настоящую школу...
  Моя рука на миг остановилась возле дверного сенсора. Я помню, помню, Дианка. Я ненавижу свою память, но не могу ничего забыть. Наташку не могу забыть, мелкопузую девчонку Майю, плюшевого песика Лаюшку, пепел. Теперь не сумею я выскоблить из памяти и тебя, даже если очень захочу. Потому что я не такой, как все. Потому что у меня единственно возможный путь, пролегающий через души других людей - тех, кто доверяет мне. Кто надеется. Кто не боится встать рядом.
  Я ненавижу свою память. Но вы, люди, пользуясь тем, что у меня нет возможности сделать аборт, живете в ней. Паразитируете, словно гигантский эмбрион. И я буду драться за вас, хоть вы и устроили на нашей маленькой планетке эту бойню. Именно вы. Не амисы. Не рикамцы.
  Вы.
  Наконец-то у меня получилось ухватить ту унизительную мысль, которая льнула к мозгу уже давно: я буду драться за тех, кто уничтожает сам себя. Я буду воевать на стороне бессознательного коллективного зла.
  Потому что это живет в моей памяти. Потому что... это и есть память...
  Я открыл дверь и вышел под холодный дождь.
  
  
  6
  
  Туман - оболочка этого мира. Но не приятный молочный туман утреннего леса, который нежно стелется по влажной траве, игриво исчезает, когда вы подходите ближе. Здесь он белесый. Неотзывчивый. Тугой. Порождающий дождь.
  Из-за бледной мглы показывались углы полуразрушенных зданий. Самара, Самара, тебе при жизни, как и мне, не хватало этих - будь они прокляты! - углов. Этих шершавых вестников перемен.
  Вот Белый дом, который уже вовсе не белый... и не похож на дом. Проржавевший Монумент Славы одиноко возвышается над площадью, который коренные самарцы называли Паниковским, потому что крылья, которые держит над головой исполинский памятник, уж больно похожи на гуся.
  Рядом с Паниковским бродят несколько заросших грязью типов в лохмотьях вместо одежды, высматривают что-то у подножья. Завидев меня, воинственно гукают и пускаются наутек. Подпрыгивают, словно орангутанги.
  Неунывающий Бендана Моралез и эти полуобезьяны, сгоревший отель и умирающий город, современное оружие и запах гниющей листвы, притупленная ненависть и неразвитая любовь, туман и дождь - разные, порой противоположные понятия и несовместимые вещи, вдруг становятся обыденными. Отдельные кусочки реальности складываются в пеструю мозаику, и ты, глядя на цветные осколки давно разбитых стекол, веришь - это целое. Ты снова веришь, не в силах обернуться назад.
  Прямо посреди площади валяется сломанный облупившийся крест, раньше венчавший купол храма Георгия Победоносца, стоявшего неподалеку. Купол тоже здесь. Жесть с него содрана, словно кожа, а почерневшие деревянные внутренности дотлевают, не желая гаснуть под частыми каплями. Церкви, обычно, горят последними.
  Дождь стучит по моей памяти. Он обливает меня с головы до ног, но никак не может смыть въевшийся в плоть и душу прах прошлого...
  Впереди, под горой, - изувеченная набережная и еле заметная за туманом стальная гладь Волги. Память - это рак души... В детстве я резвился на пляжах, строил из сырого песка причудливые замки, лазал по кованым железным оградам, рискуя свернуть шею, брызгался в сверкающих на палящем солнце волнах реки. Как все нормальные мальчишки.
  А теперь вокруг пустота, тишина и туман. Только холодный дождик шелестит по бетонным плитам. Дождь и туман - здесь они могут быть вместе, в одно и то же время. Не прогоняют друг друга, как раньше.
  Пепел...
  'Не прыгай, каблуки сломаешь ведь!' - Пытаюсь оттащить Наташку от парапета.
  'А я тогда сниму... и босиком...'
  'Лапы порежешь! Перестань!'
  Она вырывается и перескакивает через ограждение. Тьфу ты! Егоза! Подбегаю, опрокидывая пакет с картофельными чипсами, - снизу глядят два виноватых глазика.
  'Ногу, кажется, потянула'.
  'Господи! Ну что мне с тобой делать, заяц?..'
  Сигаю следом, на песок, неумело пытаюсь оказать первую помощь несмышленому дитяте коммуналок, растирая лодыжку руками.
  'Костик, ты такой хороший. Ой, возле щиколотки не трогай! Ага, вот так, нежненько. И поцелуй меня! Срочно!'
  Пепел...
  Тик-так, тик-так... Время. Юность... Я тогда любил гулять по набережной. Мы подолгу сидели с друзьями возле воды ночью и пили недорогой вермут, рассуждали о каких-то фальшивых проблемах - и в этом была своя неповторимая прелесть. Играла музыка в окрестных кафе, пьяные и не очень люди веселились, смеялись, танцевали.
  А теперь - нет слов, нет сил... Углы сделали свое дело. Сломали.
  Теперь...
  Дианка неслышно подошла сзади, тронула за плечо, заставив сердце екнуть. Она по-детски засопела, кутаясь в свою куртку, и спрятала голову под капюшоном.
  - Скажи, твоя жена... Какой она была?
  Почему-то вопрос, который, по сути дела, должен был оказаться для меня неожиданным, этого не сделал. Не смутил, не взбесил.
  Я присел на краешек рассыпающейся ступеньки, смахнул капли с висков.
  - Наташка... Она хорошая была. Она... я ведь по-настоящему ее любил. Злился часто, терпеть не мог тот разгульно-кочевой образ жизни, который она вела в последние годы, но любил. Ни разу не изменил ей. И она тоже мне верна была, я убежден. Только манеры свои обожала навыпуск носить, а на самом деле... Была обыкновенной хрупкой женщиной. - Я помолчал. - А чего это ты спрашиваешь?
  - Вижу, что ты страдаешь. Что тебе плохо здесь, в нашем мире. Вижу, что ты очень одинок. А на поверку получается, что - в ответе за всех нас. Поэтому тебе больно, я знаю.
  Как-то она нескладно говорила. Хлестко.
  - И я не могу помочь... - тихо добавила Дианка. - Тебе ведь никто не нужен. Ты живешь там, в прошлом, а здесь... будто в командировке.
  - Неправда! - так же негромко, без энтузиазма ответил я. - Я тебе помочь хочу. Ты мне нужна, и еще многие...
  Она провела рукой по моим мокрым волосам.
  - Правда. Я же вижу. Я чувствую, Костя. Как ты не понимаешь! Я же... - Дианка осеклась и, отвернувшись, быстро пошла прочь.
  Я вздохнул. Бедная девочка! Ну почему ты не хочешь влюбиться в Марека?! Влюбись в него, я умоляю! Он, как видно, отличный парень. Мне и так трудно...
  Я - не для тебя, Дианка.
  Я - внутри уже сгорел.
  Я...
  Наверное... я сейчас вру...
  Внизу, возле реки, что-то треснуло. Прищурившись, я вгляделся в каменные руины на берегу. Кажется, там шевелилась сама земля...
  Вспышка! Свист, удар звуковой волны!.. Крики...
  Бой начался молниеносно. Сверху спикировали два наших корабля, а на хвосте у них висело целое звено амисовских истребов, похожих на 'иглы'. Марек мне про них немного успел рассказать.
  Внизу возникали ряды воинов в защитных камуфляжах. Я уже видел их! Амисы! О да, помню эту ненависть, которая сейчас всплывает внутри меня...
  В стороне, метрах в двухстах справа, стали разворачиваться отряды в черных рикамских комбинезонах и в серой форме десанта людей.
  Фантасмагория какая-то! Только минуту назад не было никакого намека на присутствие живых существ в округе, и - на тебе! Свистопляска какая!
  Прогремел взрыв. Еще один. Амисы двинулись в атаку. Но... не на объединенные войска, а на... меня, мать их!!
  Аура молчала, как партизан. Поэтому пришлось принять кардинальное решение: тикать на хрен отсюда!
  Через площадь я бежал, словно во сне. Все время казалось, что могу быстрее, но что-то мешает. Наши корабли лупили по наземным силам противника гравиимпульсами, стирая шеренгу за шеренгой. Но вот один из них уже сбит - огненный росчерк и оглушительный взрыв. Второй пытается сбросить с хвоста 'иглы', выделывает в воздухе невообразимые петли, но видно, что он уступает как в скорости, так и в маневренности... Еще один росчерк.
  Я бегу. Впереди возникают уродливые респираторы амисов. Оглядываюсь - сзади то же самое. Мысли метнулись в разные стороны. Всё, бля! Прискакал...
  Тут из-за высотного здания показывается черная громада нашего крейсера. Одним залпом он сметает в небытие все вражеские истребители и начинает невозмутимо расстреливать пехоту. Размерами корабль, пожалуй, может равняться средненькому микрорайону - полнеба оказывается закрытым его матовой тушей.
  Я выхожу из ступора, и под шумок ныряю в ближайшую подворотню, потому что к подвалу Савитина мне путь отрезан месивом боя. Бегу. Цепляюсь курткой за острый стальной шип арматуры, хрипло матерюсь, дергаюсь, оставляю клочок...
  Бегу.
  Чувствую себя блохой, попавшей на петушиные бои. Аура, сволочь - ни гу-гу! И как в таких условиях мир спасать прикажете? Единого, блин, нашли...
  Над головой проносятся корабли, уже не разобрать - чьи. По горящим улицам мчатся какие-то машины, проносятся рикамские десантники. Ужасный гул и предсмертные вопли раздаются отовсюду. Там и тут сверкают струны лазерных разрядов, испаряя капли дождя и живые сердца; туман дрожит от гравитационных лучей...
  Хоть бы ребят не зацепило! Хочется верить, что у Сереги надежное укрытие.
  Я глянул на часы. Так, какая тут кнопочка за пеленг отвечает? Ага... И Башанов, и внучка целы; правда пульс у них под сто шестьдесят...
  Рядом вскипел асфальт от лазерного луча, и меня обдало жаром так, что я чуть не потерял сознание. Прикрыв голову руками, я заскочил в первый попавшийся подъезд и, не останавливаясь, взлетел на третий этаж. Тормознул на пыльной лестничной площадке. Держась за перила, перевел дыхание. Вот это скачки по пересеченной местности, я понимаю!.. Называется: почувствуй себя фигуркой в тире...
  Двери квартир сгнили, косяки покрывал зеленоватый налет. В коридорах валялись остатки мебели, перемешанные с тряпьем, ржавой кухонной утварью, разбухшими от влаги кипами старых газет. Треснутый глаз кинескопа вылез из орбиты замызганного 'Панасоника' и бессмысленно таращился в пустоту. Пахло подвальной сыростью, унылым запустением. Дюже тут неуютно...
  - Меня тоже поначалу мучили обсессии.
  Я подскочил на месте и обернулся на голос. Возле намертво спекшихся от коррозии дверей лифта стоял невысокий мужчина в сером непромокаемом плаще. Курил.
  - Какие обсессии? - тупо спросил я, пятясь вниз по лестнице. - Ты кто?..
  - По порядку отвечать? Да подожди ты, куда пошел, дурачок? Обсессии - это навязчивые состояния. Когда только война началась, меня тоже не оставляло ощущение, что вещи стали чужими. Ну, всё вокруг, понимаешь? Да вижу, вижу, что понимаешь... Потом я разобрался. Это потому, что люди изменились. Лопнули все якобыравенства, права человека полетели в тартарары. Идиотские, но привычные, социальные модели общества рухнули. Тебе это покажется неумным, но после Нижнего Вторжения во всей красе проявилась наша, сапиенская, суть. И все наконец-то встало на свои места.
  Мужчина затянулся, переступил с ноги на ногу. Лицо его слабо освещалось, черт было не разобрать. Судя по спокойному тону, он был уверен, что я никуда от него не денусь. Ладно, послушаем. Пока.
  - Я много думал. Много, Костя, - продолжил незнакомец. - Мы начинаем бояться окружающего: предметов, явлений, реалий, - тогда, когда они неожиданно меняются. Но это ведь не так. Не они меняются, а мы. Поняв это, я покончил с пресловутыми обсессиями.
  До меня дошел запах его сигарет. Хороший табак, очень хороший.
  - Теперь второй вопрос. Точнее, ответ на него. Я председатель Объединенного Правительства человечества и Федерации Рикам на Земле. Виктор Семечкин. Не особо звучная фамилия, согласен. Но мне она нравится, я чту корни.
  Вот те на. Не ждали, не гадали. Без охраны, что ль? Да нет... Где-нибудь рядом, наверняка, куча снайперов и спецназа. Что ж, дружок, раз ты меня все-таки нашел, значит, Единый тебе шибко нужен. А стало быть, правила игры будем придумывать вместе по ходу действия. Диск я, в случае чего, об колено поломаю, а без него моя аура - пшик для детсада.
  - Слушай, Виктор, - фамильярно начал я, - меня от твоего Правительства заклинали кто ни попадя, сулили ужасные муки, предостерегали, что вы меня исследовать приметесь, как лягушку лабораторную...
  - Да что ты, что ты, - замахал он руками, - опомнись! Кого ты слушал? Дурачок...
  - Перестань называть меня дурачком.
  - Хорошо, Костя. Хорошо. Я много думал. Много... - Он замолчал, словно забыл, что нужно еще говорить.
  Внизу звуки боя потихоньку стихали.
  - Ну и что же ты надумал? - поинтересовался я после минутной паузы.
  - Ах да... Надумал я вот что. - Он бросил окурок на пол, раздавил носочком туфли. - Не буду юлить. Ты вроде человек неглупый - поймешь. Амисы своим беспредельно наглым вторжением поставили всех с ног на голову, конечно. Но. Раздолбав всё, они, сами того не желая, создали идеальный плацдарм для переустройства нашей планеты. Понимаешь? Не государства, не отдельных слоев общества - всего человечества. Не куксись, серьезно говорю. У нас есть средства, чтобы изменить жизнь на Земле. Кардинально. С нуля начать. И теперь, как ты догадываешься, амисы уже мешают. Сдерживать их натиск мы можем, а вот уничтожить борзую и агрессивную цивилизацию - нет. Мыкались, мыкались, чего только не выдумывали... И тут легенда о Едином, представь себе, оживает. В твоем воплощении. Я, честно говоря, сначала не поверил, когда мне про инцидент в борделе доложили. А потом, как наши спецслужбы к вам на хвост сели, - возликовал. Вы, конечно, болваны невиданные - подорвали несколько армейских джипов, чуть в лапы амисам не угодили... Стратеги еле успели авиацию сюда подтянуть, а то бы спал ты сейчас вечным сном, дурачо... Извини.
  Я устало вздохнул. Вроде живой человек, а какими-то штампами говорит. Положение обязывает, наверное, бедного дяденьку.
  - Много я думал... - Виктор шагнул вперед. - Мы с тобой, Костя, все поменяем в этом сраном мире. Одному мне не справиться, как ты понимаешь, иначе бы ты на хрен никому не спекся. И тебе в одиночку - слабо. Поверь. Так что полетели-ка в столичный сектор, поговорим спокойно, обсудим детали, поразмышляем вместе. Согласен?
  - Может, и согласен, - насторожился я. - Только разъясни несколько моментов.
  - Пожалуйста.
  - Что с моими друзьями? - Бес сомнения он знал много имен, связанных с моей персоной, поэтому я уточнил: - С Башановым, с Дианкой, с остальными?
  - Уже под нашей протекцией. Не беспокойся, с ними все в порядке.
  Я покосился на часы. Судя по сигналам - не врет.
  - А где президент Мистана? Бывшее руководство рикамцев?
  - Костя, прошло немало времени. Ты ведь лет тридцать в отключке провалялся, правильно? - Я кивнул. - Мистана, к сожалению, в одной из космических катавасий несколько... м-м-м... сошла с ума, ее сподвижники после этого отошли от власти.
  - А кто сейчас президент Федерации?
  - Де-юре до сих пор она. Но фактически руководит рикамцами один из ее советников - Альбин. Нормальный мужик, в принципе, хоть и бледномордый. Правительство с ним часто совместные решения принимает, торговые и военные отношения поддерживает.
  - Я хотел бы увидеть Мистану, - сказал я тоном, не терпящим возражений.
  - Увидишь, Костя, увидишь. Ты еще много чего увидишь. А теперь пойдем, пообедать хочется. Да и ты выглядишь не ахти как свежо.
  Только сейчас я почувствовал, как на меня наваливается утомление последних дней. Полтора суток не спал, не считая полупьяной медитации в 'Приморском раю', все бежал куда-то, от кого-то, за кем-то...
  - Мы будем работать как партнеры, - утвердительно сказал я, растирая воспаленные глаза.
  - Да, Костя. К огромному моему огорчению - да.
  Что ж, по крайней мере, не клепает, что безумно рад сотрудничать со мной. Вроде адекватный товарищ. Только что-то не нравятся мне его мегапроекты относительно тотального изменения Земли. Но с этим разберемся позже.
  - Ну пойдем, председатель.
  Виктор без слов развернулся и зашагал по коридору одной из заброшеных квартир. Мгновенно справа и слева от него возникли вооруженные люди в синих мундирах. Вуаля, мусье... Рядом со мной появились такие же.
  - Прошу вас, Константин Андреевич, - вежливо сказал один из них.
  Шикарный катер висел прямо около балкона. Мы прошли внутрь, и он сразу же мягко набрал высоту и скорость. Глянув в иллюминаторы, я заметил, что рядом неслись два тяжелых крейсера и несколько звеньев истребителей. Кажется, мы выходили на баллистическую траекторию.
  Да, с таким комфортом и эскортом я не летал со времен адмирала Деменика. Промокшая одежда почти высохла. Эх, Константин, твою душу, Андреевич, еще бы носки поменять, а?.. Но все равно приятно.
  Особенно после грязных улиц, мерзкого дождя, отчаявшихся, вечно страждущих людей... Начинаешь ощущать собственную значимость и незаменимость. И, скрежеща заплесневелым ключом, снимаешь оковы с кудлатого чудовища по имени Тщеславие, которое медленно открывает свои рдеющие глаза и осматривается в поисках малодушной добычи.
  Тварюга все-таки человек...
  Мысли путались, веки плыли куда-то вниз, а кресло оказалось на редкость удобным, поэтому я решил совсем немножко...
  
  * * *
  
  С этого места было видно их обоих. Марека и второго воина. Он был постарше чеха: на вид - лет восемнадцати. Пятнистый зеленый камуфляж времен чеченских кампаний, залитый кровью, грязный. Опущенный стволом вниз автомат - в одной руке, неразорвавшаяся граната - в другой.
  Здесь иногда случаются осечки, здесь затягиваются смертельные раны. Если человек нужен.
  Они шли по дорожке лилового осеннего сада, между голыми деревьями. Марек чуть впереди, Денис... да, его звали Денис, я... почувствовал, что ли... Денис немного отстал, оглядываясь. Ветер гнал листву рядом с ними. Громоздкие тучи мерцали сверху холодным светом.
  Здесь - нет памяти.
  Они шли по безлюдной пустыне вперед, в неясную даль. Из сумерек проступали призрачные очертания странного пейзажа: груды какого-то хлама, искореженные машины, истлевшие стены очень давно заброшенных домов, тускло отсвечивающие осколки битого стекла.
  Необычный, зыбкий сад. Здесь нельзя говорить. Здесь - цитадель молчания.
  Словно клочки жизни, вырываются клубы пара из двух ртов.
  Марек и Денис вдруг замирают. Сейчас они тоже уловят этот зов... Слышите? Слышите?..
  Немного расширяются зрачки, жар охватывает аорты; они делают шаг, ступают по еле заметной в полумраке тропинке.
  Их ждут.
  Денис, не останавливаясь, швыряет в сторону гранату, бросает автомат. Марек улыбается...
  'Мы уже идем...'
  'Мы - воины'.
  'Мы вернулись из неоконченной осени'.
  
  * * *
  
  - Из какой осени? - сонно спросил я у растолкавшего меня офицера.
  - Ны поныл? - удивился он.
  Кавказец, что ль? А, какая разница, физиономию под защитным шлемом все равно не видать.
  - Забудь.
  Офицер быстро и бесшумно ретировался.
  В каюту вошел Виктор, кивнул мне как старому знакомому. Бросив пиджак на стол, плюхнулся в глубокое кресло. Закурил.
  Теперь я наконец разглядел его как следует. Больше всего поражали губы. Я долго вспоминал, каким эпитетом их можно охарактеризовать. Точно! Чувственные. Щеки - гладко выбриты, подбородок - с трогательным нитевидным шрамом. Холеная морда, творческая. Педик, наверное.
  - Накинь на себя что-нибудь поприличнее, Костя. Вон там, в шкафу, возьми.
  Разминая затекшие суставы, я прошлепал к дверце, обтянутой кожей. Ощущения полета совсем не было - профессионалы корабль ведут, ничего не скажешь. Внутри обнаружилась дюжина белоснежных рубашек, и несколько однобортных костюмов с высокими воротничками-стойками и богато отделанными запонками. Тут же висело десятка два галстуков. Облачившись в серый костюм, который будто на меня шили, я незаметно переложил диск в карман и виновато глянул на председателя Объединенного Правительства.
  - Вить, я это... давно, в общем, хотел научиться... - Он издевательски ухмыльнулся, отчего губы стали еще более 'чувственными'. - Галстук, короче, завяжи. Паяц, блин.
  Семечкин, продолжая противно щериться, помог мне со строптивой удавкой в ненавязчивую красно-серую клетку.
  Натягивая туфли, я почувствовал, как пол слегка дрогнул.
  - Шнурки тебе тоже завязать? - издевательски поинтересовался Виктор.
  - Справлюсь. Дедушка научил. - Мне вдруг почему-то невыносимо захотелось рассказать ему - как именно. - Он однажды сказал, что не пустит меня кататься на велосипеде, пока не научусь кеды зашнуровывать. Как я выл и стенал!.. А потом все же научился. У меня 'Мишка' был, велосипед-то... Помнишь?
  - Ага, а у меня - 'Конек-Горбунок'.
  Память... Сжалься.
  Виктор поднялся. Видно было, что воспоминания детства - нашего, общего, коммунально-совкового - тоже колыхнули какие-то расстроенные струны его чиновничьей души.
  - Пойдем, Единый. Прибыли.
  Мы вышли из катера прямо на крышу небоскреба. Сверху воздух как-то странно мерцал.
  - Силовое поле, - предупреждая мой вопрос, пояснил Виктор.
  Неподалеку от крыши, на которой нас высадили, висели два исполинских боевых планетарных крейсера, по форме напоминавших гигантские черепашьи панцири, - наш тяжелый эскорт. К ним то и дело пристыковывались корабли поменьше, на боках вспыхивали габаритные и сигнальные огни. Грозные обрубки гравипушек и ракетные доки напоминали о мощи, скрытой в этих махинах.
  - Посмотри вниз, здесь туман рассеивают - видно хорошо, - сказал Виктор, приглаживая волосы. - Посмотри, посмотри... Это сектор А-1. Гигаполис с красивым названием - Дэмиула. На рикамском означает: что-то типа 'великий'. Это - столица нынешней Земли, парень.
  Я осторожно приблизился к краю. Патетично! Пожалуй, самое легкое слово, пришедшее на ум...
  Мы находились на высоте километров двух, наверное. Внизу царил вечерний полумрак, разгоняемый миллионами разноцветных огней. Неподвижных и летящих с головокружительными скоростями. Десятки, даже сотни тысяч различных флаеров, катеров, челноков, корветов, шаттлов, юрких военных истребителей и неповоротливых гражданских лайнеров мелькали в воздухе. Они сливались в потоки, от которых в разные стороны отделялись мелкие ручейки, снова встречающиеся друг с другом, переплетающиеся, клубящиеся. Это было похоже на мириады светлячков...
  Во все стороны раскинулось сердце планеты своими бесчисленными небоскребами, образующими объемные кварталы. Синий рекламный неон завлекал потребителей всех мастей, статусов и сортов. На большом экране демонстрировали новости по какому-то общеземному каналу. Речь шла о новых столкновениях на периферии Солнечной системы наших патрульных крейсеров с боевыми формированиями амисов, об очередных терактах с применением биологического оружия в густонаселенных секторах Земли, об открытии нового вида элементарных частиц, о случаях нападения на людей и рикамцев в столичном секторе агрессивных стай волкопсов, о сенсационной победе неизвестной футбольной команды 'Надир' из какого-то северного захолустья над бессменным фаворитом болельщиков и фанатов 'Жеребцами' со счетом три-один...
  Глядя на прогуливающихся по ухоженным застекленным оранжереям людей и рикамцев, на их детей, на весь размах, на неумеренную помпезность окружающего пейзажа, я снова вспомнил разрушенную Самару, заброшенные земли скинов, туман, сгнившую траву и мертвые деревья. В груди затолкались углы, в ушах зазвенело...
  Я увидел фиолетовые всполохи ауры на ладонях, почувствовал прилив неукротимой энергии человечества. Такого разного... такого похожего. Такого мятущегося. Нелепого и всемогущего.
  Повернулся, взглянул на Виктора. Тот еле заметно улыбался своими чувственными губами. Пола его дорогого плаща слегка трепетала на укрощенном силовыми полями ветру.
  Охраны не было. Мы стояли на крыше вдвоем. Правитель и невольный палач.
  - Я много думал, Костя. Много. Мне кажется, это, - он повел рукой над заревом Дэмиулы, - как и вся Земля, достойно того, чтобы драться. Чтобы жить и умирать, воскресать и превращать в тлеющую золу врагов.
  Аура неторопливо струилась по моим пальцам, текла мерцающими лиловыми струями по рукам. Я опять владел ей. Она была моя... Вся. Триллионы мыслей и чувств сквозили в опасном сиянии.
  - Нам нужно спасти эту красоту. Правда, Костя?
  - Я еще не решил.
  Сиреневый свет погас мгновенно, оставив в ладонях приятное покалывание.
  'Так-то, председатель, - проговорил я про себя. - Я пока еще окончательно не определился с должностью палача. Инаугурация впереди'.
  - Пойдем, Единый, - устало сказал Виктор, бросая окурок вниз, в разверзнутую пасть столицы. - У меня есть отличное вино. И твои друзья, наверное, уже заждались.
  А может, и не педик он вовсе? С чего я взял? Ну губы, ну и что? Впрочем, не важно - не мне же с ним спать, в конце концов.
  Мы двинулись в сторону огромного портала, вздымающегося горбатой аркой прямо из крыши. Створки плотно пригнанных дверей услужливо разошлись, впуская...
  Пепел...
  'Придешь?'
  'Да, статью доделаю и зайду на чашку кофе'.
  'Жду, заяц. Стукнешь в стекло, как обычно'.
  Наташка оставляет в трубке короткие гудки, и я еще некоторое время загипнотизировано слушаю их неживой ритм. Фильтр обжигает язык. Матюгнувшись, вбиваю окурок в пепельницу.
  Выхожу через заднюю дверь на улицу и, съежившись от февральской метели, скачу к лотку.
  'Два 'Жигулевских', пожалуйста'.
  Закутанная продавщица выдает требуемое. Скачу обратно в тепло фотосалона, спускаюсь в подвальный этаж, цепляюсь в темноте лаборатории за увеличитель, негромко ворчу и, наконец, добираюсь до компьютерной. Убираю бутылки в холодильник, возвращаюсь наверх и сажусь в кабинете директора на потрепанное кресло. Отсюда лучше всего слышен стук в стекло.
  Я курю и жду. За стенкой - поздний зимний вечер. Шепоток кондиционера, вмонтированного в навесной потолок, усыпляет. Проявочная машина перед отключением прогоняет одной ей известные контрольные тесты, булькает реактивами. Курю и жду.
  Дэнь-дэнь...
  Выбегаю.
  Она стоит, кутаясь в дубленку. Очки отражают искры фар - совсем рядом оживленная улица.
  'Ну, давай, заползай, заяц. Взмерзла?'
  'М-м'.
  'Кофе горячий будешь?'
  'М-м-м...'
  'Как на работе?'
  'Мне сегодня в буфете Думы один депутат в горло вцепился своими лапищами и чуть не задушил, прикинь!'
  'Падла!'
  'Ха. Знаешь, о чем это говорит?'
  'Ну, удиви...'
  'Я хороший журналист'.
  Смеется. Люблю, когда Наташка смеется - на ребенка становится похожа...
  'А ты тут что, все печатаешь свою порнуху?'
  'Типа. Сегодня карточку для одного придурка шлепнул. Знаешь, что на ней было? Голая волосатая задница с воткнутой сигаретой. Прикуренной, между прочим. Вот что нужно под лозунгом 'Минздрав предупреждает...' вывешивать. Точно?!'
  Вновь смеется. Я обхожу стол, обнимаю ее, целую в холодные еще с мороза щеки, в нос, в губы. Вкусная...
  Я люблю ее.
  Пепел...
  
  
  
  Часть третья. Блуждающие серпантины
  
  
  1
  
  Как мало ты дал мне информации, вор Гога. Сказал, что я сам смогу найти второй диск с инструкцией по применению моих феноменальных способностей. С тайной ауры. Науськал, что меня потянет к рикамцу, который хранит при себе вторую половину разгадки великого могущества людей и силы Единого. То есть - моей силы.
  Я погасил сияние, исходящее из ладоней, и мерцающие бичи, змеящееся вокруг, исчезли. На сегодня тренировка окончена. И так подразделение десантуры чуть не перебил да всю электронику в тренировочном зале сжег начисто.
  Учитель Йорген удовлетворенно покачал седеющей головой, вставая с маленького стульчика.
  - Корошо, корошо. Только следить за ближним радиус защиты. Напряжение ауры слабеет, если тебя бить много людей сразу, - прошамкал он. - Слабеет, если теряешь... как это по-русски?.. сосредоточенность.
  Седьмой дан по ашихара-каратэ. Этот поляк с немецким именем взвод морпехов голыми руками положит. Но у него нет власти над тем, чем учусь управлять я.
  Над лиловой бестией ауры.
  В зал неслышно вошел рикамский офицер и доложил:
  - Константин, вас просит к себе Диана.
  Начинается. Ну неужели я такой эрогениальный?..
  По дороге в душ пришлось переброситься несколькими словами с какими-то министрами Объединенного Правительства, приближенными к Виктору. Я перестал различать их физиономии уже спустя неделю проживания в главном здании Дэмиулы - в миокарде власти на планете Земля.
  Ионизированные струи воды и легкий гравимассаж привели меня в норму буквально за несколько минут. Всё, подумалось мне, хватит. Расслабился, блин! Под лежачий камень... только моча и течет. Нужно лететь на родину бледнолицых и искать наконец этот чертов диск. Про него, кстати, я не удосужился сообщить Виктору - меньше знает, значит, имеет меньше рычагов давления на меня. Готовящийся визит на планету-столицу Федерации Рикам Шингтову, находящуюся в пятнадцати парсеках от солнца, в системе красной звезды Апитол, предполагался полуофициального характера. В его программу входили переговоры представителей человечества с Альбином, советником президента Федерации по вопросам межпланетной политики, а фактически - главой рикамцев, потому что считалось, что сама президент Мистана спятила. Также визит предусматривал мое знакомство с политической системой рикамцев, с их экономикой, наукой, культурой и социальным устройством. Уж больно, видать, хотелось бледнолицым похвалиться, как они умело пережили ментальный кризис своего общества - это было что-то вроде искажения общерасовой системы ценностей и морали вследствие интеграции многих этнических групп за последние годы. Короче, какая-то социо-психологическая девиация в масштабах целого мира. Их мира, конечно, ибо мы, земляне, еще, видимо, не настолько поумнели. Ко всему прочему, в рамках посещения Шингтовы планировалось заключить несколько военных соглашений - хоть официально я и был ноль без рисочки, но ожившую легенду о Едином знали все, и одного моего небрежного взгляда хватало, чтобы ввести неискушенного человека или рикамца в продолжительный ступор. Не действовали подобные штучки лишь на волкопсов, скинов и анаэробов. Но их я с легкостью мог раздавить могучей паутиной ауры - все-таки за последний месяц удалось научиться элементарному контролю над собственной уникальной способностью.
  А еще я настоял, чтобы во время визита мы посетили Мистану. Виктор и все его силовики скрепя сердце согласились. У меня давно уже сформировались подозрения, что в истории ее помешательства не все чисто. Ладно, проверим.
  Обтершись душистым махровым полотенцем, я набросил на себя удобный трикотажный костюм совершенно обыкновенного земного покроя конца двадцатого века и влез в мягкие тапочки. Все-таки быстро пресыщаешься всеми наворотами инопланетных высоких технологий в быту: всякими магнитными сушилками, гравиэпиляторами волос в ноздрях, комбинезонами из высокопрочной полимерной материи, защищающей тебя от всех видов излучения, ежели оно - в небольших количествах... Уже через декаду существования в подобном комфорте, я начал просить для себя все больше и больше обычных совковых вещей. И понимать старика Башанова с сиреневыми глазами, который позавчера, злобно пробурчав: 'весьма-а-а...' - снова заперся в комнате на одном из нижних ярусов здания Объединенного Правительства с двумя ящиками. Водки и патронов 45-го калибра. Он снова пил и стрелял в стену.
  Подходя к аккуратной деревянной двери кабинета Дианки, я машинально пригладил волосы. Тут же остановился, отшлепал сам себя по рукам и вновь взъерошился.
  Дьявол! А ну-ка в белый угол, товарищ! Нельзя давать ей ни малейшего повода, потому что она меня любит.
  А у меня вместо сердца - оплавленный хрусталь.
  - Привет, Костик! - весело прощебетала девственница-нимфоманка, дезактивируя матовую пелену силового поля, чтобы я мог войти. - Будешь чай?
  - Крепкий, холодный, без сахара.
  - Не учи.
  Зашуршав изящным обтягивающим платьем, девчонка скользнула к кухонному терминалу. Я бесцеремонно уселся на письменный стол, покосился в сторону ноутбука, на голографическом мониторе которого мелькали какие-то схемы вперемежку с пейзажами и кусками текста и цифр. Опять ассоциативным образованием занялась, что ли? Ну пусть оттягивается, так и быть. Я все же обещал, что она пойдет в настоящую школу, о которой всегда читала в старых книжках.
  Дианка действительно уже почти месяц занималась вместе с небольшой группой детей каких-то высокопоставленных чиновников. Первые дня три, помнится, она просто сияла от счастья, словно пряжка на портупее у новобранца. Потом, конечно же, выяснилось, что подружиться со сверстниками ей не удается, по причине взаимного снобизма и разности воспитания. Более менее ей удалось найти общий язык с Мареком и его новым приятелем Денисом и то потому, что они были не просто людьми, а воинами, которые по легенде должны помогать Единому. На этих двоих она смотрела даже с некоторым уважением. Не больше. Их самих вредная и язвительная девчонка тоже не особо занимала - хватало в классе и других, гораздо более покладистых и доступно-кокетливых.
  Подростки занимались по ускоренному курсу ассоциативного образования, поэтому за неполный месяц успели запомнить очень и очень немало из основ важнейших современных наук и культур. Тем более что Дианка и раньше не слыла неучем. Чуть труднее давались премудрости учебного процесса Денису, который был единственным в этом сумасшедшем мире выходцем из моего времени и даже не имел высшего образования. Он угодил сюда прямиком с поля боя в Чечне, из 1999 года. После смертельного ранения.
  Странный Денис был парень: долговязый, замкнутый, вечно хмурый, с чуть дергающимся левым глазом. Но иногда на него будто что-то находило, и он принимался возбужденно рассказывать истории из собственного интернатского детства, радостно переводя взгляд с одного слушателя на другого, улыбаясь вовсе не смешным эпизодам жизни. Но скоро снова замолкал и уходил в себя. Много разговаривал Денис только с Мареком: сдружились.
  Воины...
  - Держи. - Дианка протянула мне чай в пол-литровой фарфоровой кружке.
  Вот ведь зараза тощая! Знает, как мне нравится.
  - Спроси Виктора, сколько мы будем еще тут прохлаждаться? - сказала она, демонстративно откидываясь в кресле и забрасывая ногу на ногу. - Я уже выучилась, ты тоже... аурой вон как рубишь. Пора мир спасать, между прочим. Стереть с лица нашего пространства этих долбаных амисов. Сучье вымя...
  - Мадам, какие у вас соблазнительные шасси! - с полунаигранной надменностью заявил я, нагло разглядывая плавные линии ее колен. - Вашему 'Боингу' невозможно более томиться в ангарах. Он жаждет полета!
  - Дурак.
  Всегда считал, что возрастной максимализм и нетерпение - прекрасное средство манипуляции человеком, если его употреблять с гротескной выпуклостью против самого владельца.
  Дианка надулась и стала ковырять пальчиком подлокотник. Странные все-таки у нас с ней сложились отношения: она была серьезно увлечена мной и не скрывала этого, я, разумеется, не мог отвечать взаимностью девушке, которая годилась мне в дочери, но в последнее время чувствовал, как что-то выкристаллизовывается внутри, вороша прах воспоминаний, тлен прошлого. Быть может, внучка Суликовича напоминала мне Наташку? Я дико злился на себя, временами, будучи в одиночестве, вслух обзывал собственную персону грязнейшими русскими, английскими и даже некоторыми рикамскими ругательствами, но ничего не мог поделать с растущим чувством. Последнее средство, к которому я прибегнул, была ирония, омывающая хлесткими волнами берега сарказма. Пока вроде действовало.
  - Подойди ко мне, пожалуйста, - еле слышно произнесла Дианка, глядя в сторону.
  - Это еще зачем? А ну-ка уберите закрылки, мэм! - снова попробовал отшутиться я. Кажется, получилось малоэффективно.
  - Подойди ко мне... пожалуйста, - еще тише повторила она.
  У меня в груди екнуло. Словно загипнотизированный ее необычным тоном, я отставил кружку с нетронутым чаем, слез со стола и сделал несколько шагов в ее сторону. Замер. 'Что ты творишь, урод?' - 'Отстань, она уже взрослая женщина' - 'Ну-ну, придурок. У тебя же банальный спермотоксикоз!' - 'Заткнись...'
  Я стоял, как истукан, глядя на ее короткие каштановые волосы. В груди останки памяти вздымались вверх, закручивались в спирали, превращались в необузданный смерч. Дьявол, что я вытворяю-то?!
  Наконец она подняла на меня глаза и... я отшатнулся. Из-под растрепанной челки на меня смотрела Наташка. Я спятил, свихнулся!
  Пепел...
  'Спи, заяц'.
  'Угу...'
  'И приснись мне. Ладно?'
  'Я постараюсь...'
  Пепел...
  - Обними меня, - прошептала она. - Мне одиноко.
  Я поднял ее за руки из кресла, прижал к себе. Сердце колотилось, как взбесившийся метроном. Расплавленное хрустальное сердце...
  - Я так долго ждала тебя...
  - Я шел.
  - Знаю. Теперь все будет хорошо. Чтобы победить в этой войне, тебе очень нужна любовь.
  - Мне нужно, чтобы было место, куда стоит возвращаться. Где меня будут ждать. Место, где ветер становится сквозняком...
  Платье слетело вмиг, открывая юную красоту нетронутого тела. Я запутался в собственной олимпийке, стягивая ее через голову. Дианка дернула ее на себя за рукава, и мы оба свалились на мягкий ковер. Я прикоснулся губами к ее светло-коричневому соску и почувствовал, как он твердеет...
  Вспышка! Радужные всполохи впереди...
  - Я люблю, люблю, люблю тебя! Слышишь! Люблю! - часто дыша, кричала она.
  Живот ее обжигал мое лицо, ножки тихонько расслаблялись... Отдельных искр уже не было - сплошная стена теплого света... Углы пространства округлялись, превращаясь в замысловатые изгибы времени...
  - Тебе не больно, девочка?
  - Нет, это не боль... не боль...
  Я вздрогнул и провалился в пучину блаженных грез...
  Теперь я обрел еще одну составляющую ауры... такой свирепой и сладкой.
  Моей ауры!
  Моей...
  
  * * *
  
  Густой ворс ковра щекотал спину и плечи. Дианка положила голову мне на грудь и закрыла глаза.
  - Будто хочет что-то рассказать, - сказала она, погладив меня по волосам. - Только мы не знаем их языка.
  - Чьего языка? - рассеянно спросил я.
  - Сердец.
  Наша одежда и белье небрежно раскинулись вокруг светлыми пятнами. В воздухе почему-то витал едва уловимый запах апельсиновых корочек, а где-то на грани слышимости шелестел винчестер ноутбука.
  - Хрустальных сердец, - негромко отозвался я после паузы.
  - Почему - хрустальных?
  - Так... воспоминания. Не важно.
  Она тихонько вздохнула. Прошептала:
  - Костик...
  - Да.
  - Можно попросить тебя?
  - Да.
  - Я хотела сказать... то есть... - Она запнулась. Посопела немножко и продолжила: - Костик, я хотела попросить тебя: если ты когда-нибудь сможешь меня полюбить - скажи. Мне нужно это знать.
  Я обнял ее.
  - Пока знай вот что, Дианка. Есть две вещи, которые я не сумею простить никогда. Всего две: предательство и ложь. Они только с первого взгляда не похожи, а на самом деле - очень близкие родственники. Предательство - это ложь за спиной. Ложь - это предательство в лицо. И мне...
  - Я поняла, - мягко перебила она, дотрагиваясь пальчиком до моих губ. - Я поняла, не говори дальше. Просто не хочу, чтобы это выглядело, как предупреждение.
  - Хорошо.
  Белый сводчатый потолок нависал над нами, как перевернутая снежная равнина, окруженная холмами. Бессодержательная, покинутая...
  Мысли путались, вплетались в ощущения.
  В одном уголке души, там, где недавно бушевал ураган из липких черных хлопьев, стало пусто и морозно - будто что-то навсегда уснуло там, и после этого все сущее подернулось вечным инеем. А может, кто-то уснул?.. Может, та, кто раньше радовалась и плакала вместе со мной, трогательно заботилась о плюшевом песике по кличке Лаюшка и готовила на Новый год вкуснющую курицу под соусом 'тарияки'? Та, чей призрак снова и снова приходил ко мне, возникая из мерно падающего негативного снега. Та, которая стала пеплом.
  Я знал, что теперь прекратятся жуткие видения, и она больше не вернется. Только когда-нибудь... очень нескоро... в очередном тревожном сне. А мы ведь даже толком не успели попрощаться...
  В другом уголке души разгоралось зарево нового утра. Неспешно светлея, превращаясь из прохладного морока ночи в теплеющую лазурь юного дня. Здесь что-то просыпалось. А может, кто-то?.. Может, это была девочка из страшного мира войны, соединившая в себе остатки добра и красоты агонизирующего человечества. Заставившая поверить в победу; открывшая мощь Единого, возникнув где-то рядом с его распятой совестью, выдернув задыхающегося путника из бездонного омута памяти. Из потерянного прошлого...
  Внутри - смятение...
  С одной стороны - леденящий покой сна, с другой - разгорающееся пламя пробуждения.
  А посреди... нелепое прозрачное сердце.
  - Хочешь прогуляться по ночной Дэмиуле? - кротко спросила Дианка, вмиг смахнув с души все противоречия.
  - Не прочь. И перекусим в 'Вечерней Москве'. - Я почувствовал, что солидно проголодался, а этот небольшой ресторанчик, по словам местных знатоков кулинарии, был вовсе не худшим местом в столице, чтобы насладиться благородством и размахом современной русской кухни. - Завтра мы отправляемся на Шингтову - я потороплю Виктора, потому что откладывать больше нельзя. Амисы усиливают давление возле разлома, да и в космосе участились диверсионные нападения на одиночные торговые и военные корабли союзников. Я решил: завтра - в путь, моя девочка. Пора... я... чувствую, что пора. А сегодня давай-ка просто отдохнем перед боем - кто знает, каким будет финальный счет...
  - Я только платье наброшу... - беспечно сказала Дианка, вскакивая и убегая в спальню.
  Я вышел в коридор. Неторопливо прогулялся до 316 этажа, где располагались моя 'квартира'. В гостиной, облачаясь в джинсы и легкую рубашку, я думал, как может повернуть мою дальнейшую жизнь то, что произошло сегодня между мной и этой... уже девушкой. Смогу ли я подарить ей в будущем счастье? Хочу ли сам этого?
  Есть ли вообще у людей будущее?..
  'Черт! Есть, мать их! - злостно крикнул я вслух и в сердцах пнул резную ножку стола. Скукожился и совсем по-звериному взвыл: - А если нет, то будет!'
  Блин, ногу чуть не сломал... Дурак.
  Мы встретились на крыше здания. Небольшой катер уже ждал, паря в нескольких сантиметрах от края.
  Дианка выглядела потрясающе. Никаких выкрутасов и бирюлек. Свободное бежевое платье, перехваченное на талии широким ремнем, а поверх - теплая накидка черного цвета из лучшей рикамской ткани. Блеск! Вкус у девчонки от рождения.
  Взяв ее за руку, я почувствовал, как дрогнули тонкие пальцы от моего прикосновения, будто вспомнили сегодняшнее безрассудство. Безумие страсти...
  - Ну, пойдем?
  - Да... Да, конечно, мой галантный рыцарь, - улыбнулась она, сбрасывая с себя задумчивость, как ненужную в этот вечер деталь туалета. - Пошли, Единый.
  - Перестань ты меня так обзывать в конце концов, - фыркнул я. - То окочуренный, то рыцарь какой-то, то Единый... Костик я.
  Погода стояла на удивление спокойная. Ветра не было совсем, температура воздуха - навскидку... градусов двенадцать. В общем - великолепная ночь.
  - А чего это ты прихрамываешь? - поинтересовалась Дианка, глядя, как я переступаю с гладкой крыши на борт катера.
  Перед глазами проплыла ножка стола, почему-то обидно высунув розовый язык из резного изгиба, и я буркнул:
  - Тренировался Вселенную спасать.
  Дианка хихикнула, усаживаясь за крошечный столик возле одной из прозрачных стен корабля. Я пристроился в кресле напротив, наблюдая за поплывшими снаружи огнями.
  Дэмиула - город из городов...
  Вот мы неторопливо пролетаем мимо исполинских, похожих на спиральные буры, небоскребов ИПВ - Института Пространства-Времени, - где трудятся лучшие умы двух цивилизаций, изобретая все новые и новые способы влияния на континуум. Их частенько называют укротителями природы. Пару раз я бывал в лабораториях ИПВ, которые не только возносятся на километры ввысь, но и вгрызаются в недра планеты, уходя в них на десятки этажей, - все академики двадцатого века полопались бы от зависти.
  Катер перестроился на уровень ниже в транспортных потоках, и вровень с нами оказались бесконечные сплетения зеркальных галерей Бизнес-центра. Сейчас они отражали все многообразие огней, хаотичными волнами плескавшихся вокруг. В этих анфиладах обитали воротилы земного и рикамского бизнеса. Здесь решалось все, что хоть на йоту было связано с деньгами: от глобальных векторов развития экономической, торговой, социальной политики и финансирования объединенных военно-космических сил, до нелегального бизнеса, связанного с наркотиками, работорговлей, перепродажей олигархам патентов на новейшие ядерные и гравитационные разработки стратегической направленности, и сдачи в аренду чистой почвы, воды и воздуходезактивационных станций огромному количеству отсталых секторов планеты, где властвовало сумасшествие негативных мутаций. Бизнес-центр являлся верхушкой как официальной экономики Земли, так и множества теневых ее сторон, - этакое сращение государственности и мафии.
  Тут же, в центре Дэмиулы, находился штаб объединенных ВКС. Это был серый шар диаметром метров пятьсот, поддерживаемый в равновесии силовыми полями, вокруг которого все время сновали сотни боевых и правительственных кораблей и постоянно ложились в дрейф несколько крейсеров. Иногда сюда опускались даже орбитальные махины и межзвездники - такие гигантские расходы энергии говорили о могуществе военного флота людей и рикамцев.
  Я подумал, до чего сильно располосовал этот страшный многолетний террор Землю! Крайняя полярность расползалась болезненными флегмонами по всем тканям ее тела: и на социальном уровне, и в географических аспектах - от крупнейших мегаполисов до заброшенных земель, населенных шальными отшельниками да скинами. Но, безусловно, самый характерный разброс ощущался в степени технического развития планеты. Немыслимая техногенность столицы вершиной Джомолунгмы возносилась над Марианским желобом плуга и мотыги бедных секторов, погибающих на радиоактивной почве... Планета походила на молодого здорового человека с изъеденными язвами и гангреной конечностями облученного старика. И зараженная кровь, протекая через гниющие вены рук и ног, медленно убивала весь организм, но съеденная циррозом печень тут же заменялась искусственной. Потом имплантировалось такие же псевдоживые сердце, почки, легкие, мозг...
  Я до боли сжал веки, отгоняя видения и фокусируя взгляд на круглом здании.
  Сейчас как раз возле призрачной сферы штаба застыл один орбитальный крейсер. Это был флагман третьей Солнечной эскадры 'Хронос' - я, честно говоря, его только на открытке видел. И то у Марека в комнате. Потом чех рассказал мне о тактико-технических характеристиках этого корабля...
  Я невольно залюбовался вытянутой 'каплей' из металла, стекла, пластика и еще черт знает чего. На 'тупой' стороне сверкали шесть энергопреобразователей генератора сверхпроводимости пространства - это для перемещения за границами звездных систем, а на заостренном конце топорщились неуклюжие силовые установки гравитационников и аннигиляционных двигателей - это уже для движения в атмосфере планет и в пределах Солнечной системы.
  Из вооружения 'Хронос' имел мощные гравипушки, лазерные и нейтринные средства поражения, а для дальних ударов на борту флагмана находилась установка антитемпоральных полей - совершенно фантастическое оружие, которое в определенной точке континуума создавало что-то вроде 'антивремени'. Кстати, одно из жутких изобретений ИПВ. Совет Безопасности Объединенного Правительства категорически запретил активацию подобных установок вблизи звезд и планет.
  Экипаж крейсера комплектовался из ста пятидесяти трех людей и рикамцев. Запас хода составлял около трехсот парсеков.
  Оставив позади громаду 'Хроноса', мы обогнули причудливые строения Центра Дальней Разведки и Контактов, задачей которого был поиск развитых цивилизаций в доступном пространстве галактики с целью заключения с ними союза против амисов. Правда, результаты пока не утешали: из десятка пригодных к возникновению жизни планет - всего четыре имели флору и фауну. Парочка - тупую протоплазму, размазанную по всей поверхности, одна - 'любительскую цивилизацию'. Находилась эта планета на периферии системы белого карлика, в ста десяти парсеках от солнца. Тамошние 'хомо' как раз пытались встать на две конечности, виртуозно балансируя вертлявым хвостом и какая в собственных пещерках. Была, правда, еще одна ветвь эволюции. На холодной планете в системе Апитола, далеко за орбитой Шингтовы, жили странные существа, похожие на змей, которые если и являлись разумными, то тщательно этот факт скрывали, не вступая в контакт...
  Я оторвался от созерцания ночных пейзажей столицы и глянул на Дианку.
  Подперев подбородок ладошками, она смотрела мне в глаза. Спокойно, без надрыва и тоски, без восторга и приторного любования. Будто знала что-то неведомое.
  Она слишком сильно уверена в Едином, поэтому, в случае поражения, разочарование будет жестоким. Конечно, при условии, что останется тот, в ком разочаровываться... Она не может ничего с собой поделать. Ей выпала участь любить человека, пришедшего из легенд. Затерявшегося в диковинном саду... в неоконченной осени.
  Дьявол! Откуда эти слова? Где я их слышал?!
  Не помню. Не помню... Наверное, они просто живут глубоко внутри, как и все, что уже было и еще будет.
  Человек - это память веков и провидец тысячелетий.
  - Бедный, - сказала Дианка, наконец моргнув. - Бедняжка моя, как, наверное, тяжело нести совесть всего человечества. Я могу только догадываться о том, как ты устал.
  - Спасибо... Главное - будь рядом. - Я встряхнулся. - И вообще, мы же договаривались сегодня отдыхать?! Так что - отбой вселенской скорби! Пусть торжествует человеческий порок!
  Она засмеялась, и, перегнувшись через столик, чмокнула меня в лоб.
  Наш катер плавно подлетал к мерцающей ограничительными линиями парковке ресторана 'Вечерняя Москва'.
  Сдавив небольшой кулончик, висящий на цепочке, я включил маскирующее поле. Несильно искаженное пространство вокруг головы слегка меняло черты моего лица для взгляда окружающих - нечего народ пугать Единым. Да и мне безопасней.
  Дианка придирчиво осмотрела меня и довольно кивнула:
  - Отлично, теперь даже я бы тебя не узнала в толпе, если не приглядываться. Пойдем, великий инкогнито.
  Я галантно подал ей руку, помогая спуститься на ровную дорожку, ведущую к богато отделанному входу в ресторан. Следом скользнули четверо телохранителей - на том, чтобы они нас сопровождали за пределами здания Правительства, настоял Виктор. Меня парни особенно не напрягали, потому как работали чрезвычайно профессионально и перед глазами, как говорится, не мельтешили.
  Шлюз за нами бесшумно закрылся. Корабль не имел опознавательных знаков на обшивке, опять же чтоб не привлекать лишнего внимания, но военные и столичная служба безопасности его, конечно, знала.
  - Извините, вам придется сдать холодное, огнестрельное, гравитационное оружие, наркотики, взрывчатые и психотропные... - Охранник осекся, когда один из наших 'телаков' вежливо предъявил ему правительственный пропуск и тихо сказал что-то.
  - Прошу вас, - произнес секьюрити, стараясь не показывать волнения и легкого восточного акцента. - По левой полосе.
  Проходя через отключенную специально для нас систему 'Мультискан', которая кроме всего прочего производила анализ структуры ДНК, а делиться тайнами генома в наши планы вовсе не входило, я слегка посочувствовал этому молодому охраннику в безупречном чернильного цвета костюме. Нагоняй, наверняка, от патрона получит несусветный за самовольное разблокирование сканера. Как бы его с работы с треском не выгнали, когда начнет 'сказки' рассказывать про удостоверение абсолютного допуска.
  - Дай-ка мне ручку, - попросил я его, приостановившись. Парень мгновенно протянул тонкий синеватый стержень и замер в ожидании. Я взял его за дрожащую руку и на ладони черкнул несколько цифр. - Если совсем шеф к стенке припрет - набери и скажи: 'Я от того, кто так и не научился завязывать галстук'. Бывай, земляк, я сам под погонами маршировал в погранвойсках.
  Уже входя в полумрак зала, я услышал сзади:
  - Спасибо, земляк.
  Не за что. Я знаю, что такое ответственность...
  Телохранители расселись по двое: одна пара неподалеку от двери, а вторая - в глубине зала. Я подвел Дианку к столику, который освещался только небольшой матовой лампой, и деликатно отодвинул стул.
  - Ох ты, блин, джентльмен выискался какой, - хмыкнула она, садясь. - Смокинг только в коммуналке забыл.
  - Не умничай. - Я придвинул к себе меню. - А то, как я погляжу - выучила в школе словечки разные. Знала б твое наисветлейшее высочество, что такое коммуналка... Ни хрена себе! Мы что адресом ошиблись? Это же цены как минимум для президента рикамцев!..
  - Да ладно, чего ты выпендриваешься! - Дианка манерно отогнула мизинчик, выгибая из салфетки подобие пьяного вдрызг анаэроба. - Контора платит!
  И впрямь понабралась советского фольклора с этим ассоциативным образованием.
  Возник официант, создав при этом ровно такой уровень шума, чтобы мы на него обратили внимание. Что ж, недурной тут сервис.
  - Добрый вечер, госпожа, господин, - легкий поклон, - ресторан 'Вечерняя Москва' рад приветствовать вас. Сегодня наше фирменное блюдо - вареная картошка с кусочками сельди слабого посола. Желаете?
  Дианка издала восхищенный вздох и поинтересовалась с детской непосредственностью в голосе:
  - А это, правда, настоящее?
  - Да ты что! - усмехнулся я. - Это ж обыкновенная картошка с селедкой. Пролетарская, пардон, жратва.
  - Конечно, госпожа, - никак не отреагировав на мою бестактность, ответил официант Дианке.
  - Дуралей, - сглотнув, прошипела она. Рыльце клерка вытянулось. - Нет, это я не вам, любезный. Это я этому...
  - Это у тебя слово-паразит. - Мной овладело крайне глумливое настроение. - Это. Это.
  - Не обращайте внимания, - раскозявив губы в бритвенную улыбочку, процедила она. - Это... тьфу! Он мой дядя. Недавно вернулся с марсианских верфей. Еще не отошел после космоса.
  Официант чуть приподнял правую бровь. Дианка глянула в меню и заказала:
  - Мне двойную порцию вашего фирменного блюда, салатик из свежих помидор и огурцов, пельмени и скдивер.
  - Что желает господин? - холеное рыльце учтиво повернулось ко мне.
  - 'Черный бархат'.
  Мне удалось.
  А ну-ка в белый угол, товарищ! Соперник в глубоком ауте, дай ему прийти в себя.
  Он не знал рецепта этого коктейля. Он вообще не имел понятия, что это такое. В глазах бедолаги завращались огоньки, похожие на пожарную сирену. Но надо сказать самообладание у хлыща было необыкновенное. Он прямо-таки взашей вытолкал пытающуюся прописаться на физиономии тень сомнения и решился:
  - Закусывать будете?
  Я заржал в голос. Не грубо, но фамильярно хлопнул его по плечу и сказал:
  - Ай молодца! Тебе в разведке работать надо! - Он одарил меня нокаутирующим взором. Ой, неужели в точку попал? - Ладно, дружище. 'Черный бархат' - это коктейль. Делается он чрезвычайно просто. Берется пластиковый стакан объемом пол-литра, наливается в него шампанское и темное пиво, желательно, конечно, 'Балтика' шестерка, но про эту марку, думаю, можешь забыть. Сорт шампанского не принципиален, но лучше полусухое, а не полусладкое. Пропорции - один к одному. Есть одно обязательное условие: подается 'Черный бархат' со словами: 'Вот твое пойло, засранец!' Говорить нужно непременно по-русски. Довольно информации?
  - Предостаточно.
  - Да, еще. Можете сделать коктейль очередным фирменным блюдом вашего ресторана. Авторские права и патент оставьте себе, но с условием непременно произносить фразу, о которой я упомянул. Закусить мне... э-э-э... тоже пельмени, пожалуй. Штук этак сорок, да со сметанкой.
  Клерк слегка поклонился и ретировался. Потрясающая выдержка - не сморщиться, услышав такой заказ гастритчика-извращенца: холодный коктейль и пельмени. Даже я сморщился, когда понял, что получится в моем желудке. Но было уже поздно - хлыщ ушел.
  - У тебя истерика, да? - спокойно спросила Дианка.
  - Не исключено. Ну и что с того? Дай побеситься немножко, мамочка. Ты, кстати, мне лучше объясни: с какого перепоя картошка и селедка возведены в ранг недоступных деликатесов?
  - Ты что не знал? Селедка тут совершенно не причем. Почти в самом начале войны амисы распространили на Земле споры вируса, который за считанные дни начисто уничтожил картофель как вид культурного растения. Объяснить такую глупую акцию люди не смогли, но злятся до сих пор. Даже выражение в обиходе есть: 'пришел, как амис за картошкой'. Ну что-то типа: 'пришел по мою душу'.
  - Никогда не слышал. До одури смешно все-таки получилось...
  - Ха-ха-ха, - раздельно произнесла Дианка. - Теперь, между прочим, каждый откопанный где-нибудь в северных льдах клубень, имеет историческую ценность. Понимаешь, даже не кулинарную, а ис-то-ри-чес-ку-ю.
  - Обалдеть. И чего же ты тогда две порции слопать хочешь, а не в формалине замариновать для правнуков?
  Она стушевалась.
  - Ну... ты понимаешь, я всю жизнь хотела попробовать...
  - Я шучу, глупышка. - Рука невольно потянулась к ее волосам и погладила их. - Не сердись. У меня, пожалуй, и правда, истерика. Переиграл, да?
  - Нет, - тихонько сказала она, дотрагиваясь до моей руки. - Знаешь, мне с тобой очень хорошо, Костик. Только предчувствие гложет одно...
  - Какое такое предчувствие?
  - Будто... всё гораздо сложнее, чем нам сейчас кажется. Гораздо сложнее.
  Меня самого в последнее время мучила та же самая мысль. Слишком спокойно вокруг... Надо еще пошевелить нейронами, покумекать... Но - завтра. Сегодня - только я и Дианка. Баста.
  - Слушай, а тебе не приходило в голову, что всё наоборот... гораздо проще, - неожиданно выпалил я. Будто даже не я, а кто-то создал слова моими голосовыми связками.
  - Навряд ли, - серьезно ответила она.
  На горизонте замаячил официант. Я приосанился.
  - Вот твое пойло, засранец, - произнес он мягким баритоном, выставляя стакан с 'Черным бархатом' перед моим носом.
  Я сдержался, а Дианка - увы...
  Пока клерк невозмутимо оттирал сюртук, забрызганный девичьими слюнями, и расставлял тарелки, я мельком оглядел немногочисленных посетителей. Правда, видны были только ближайшие, так как в ресторане преобладал тусклый локальный свет.
  Через два столика слева восседал грузный мужик, у которого целлюлит не наблюдался разве что на ноздрях. Он прилежно точил жареного поросенка, запивая водкой. Русский.
  Наискосок через столик приютились три дамы постбальзаковского возраста, махающие накладными ресницами в такт вилочкам, коими с завидной аккуратностью поддевали креветки. Нерусские...
  Я быстренько отвел глаза: терпеть не могу всяческую морскую нечисть в качестве содержимого тарелки.
  Ух ты, оказывается рикамцы - тоже ценители россейской кухни. В углу зала печально мерцало бледное молодое лицо. Я даже не сразу сообразил, что это девушка - стрижка была не по моде коротка. Одной рукой рикамка перебрасывала по скатерти листик сельдерея, а в белеющих пальцах другой подрагивала дамская сигарета.
  Да здравствует Колумб! Христофор Батькович, ваш индейский плагиат пользуется спросом на галактическом уровне!..
  Вдруг что-то заставило задержаться мой взгляд на молодой бледнолицей. Какая-то деталька... деталька... Нестыковочка... Я никак не мог уловить - какая. То ли в ее облике, то ли в поведении... Ну и бог с ней! Не буду себе голову морочить несуразными суевериями.
  Дианка подняла бокал, наполненный скдивером - безалкогольным коктейлем цвета ртути - и стала произносить тост:
  - Костик, давай выпьем за тех людей, которые, повернув за тобой один раз, уже не меняют пути...
  Рикамка, ты ведь меня совсем не интересуешь и не привлекаешь... Почему глаза сами по себе косят в сторону...
  - ...кто не забудет и спустя много лет...
  Взгляд тянется в сторону белесых пальцев...
  - ...вернется к тебе...
  Тянется к сигарете... что за холод растекается внутри... Аура беснуется, пытаясь предупредить о...
  - ...за людей, которые обязательно появятся, когда почувствуют, что тебе тяжело!
  Понял!! Сигарета тлела, но не укорачивалась. Я прищурился и прочитал то, что рикамка по буквам рисовала в воздухе дымящимся кончиком...
  Я медленно поставил стакан с 'Черным бархатом' на стол.
  - Диана, мне нужно...
  Розовое пятнышко быстро расползлось рваной кляксой по вмиг потускневшему лбу. Раньше я не видел, как убивает высокоточное гравитационное оружие... Юная подданная Федерации Рикам стала заваливаться назад вместе со стулом, погасшие пальцы выпускали тонкую дамскую сигарету.
  Действие стало прерывистым. Кадр за кадром наши телохранители выстраивались ромбом вокруг нас с Дианкой и тащили к выходу. Охранник, которому я написал на ладони координаты прямого доступа к Семечкину, выкрикивал команды служебному персоналу. Стакан с коктейлем беззвучно разбивался, будто нарочно выламывая из своих стенок кривые осколки по одному, бросая вязкие ртутные капли на пол...
  Я прикрыл веки, чтобы сдержать вибрацию ауры, готовую вот-вот обернуться лавиной, стирающей за собой все сущее.
  Можно привыкнуть к естественной смерти.
  Допустимо - смириться с гибелью солдат на войне.
  Но невинным умирать нельзя. Это противоречит даже всем мыслимым беззакониям и анархиям!
  Рикамской девчонке необходимо было лишь передать мне весточку, которая для кого-то оказалась железным прутом в спицах. Она узнала мое лицо за активированным маск-полем. Она оказалась здесь вовсе не случайно.
  Но разве ценой тому - небытие?..
  Мы, демиурги хреновы, создали мир, причем, сотворили мы его исключительно для войны, думал я, боясь открыть пульсирующие глаза. Амисы же - только очередная ветвь нашей собственной истории, а не исчадия ада и предвестники апокалипсиса, какими их считают. Они - стекло, покрытое с обратной стороны амальгамой, к которому наконец-то соизволило повернуться человечество. Будь то хоть параллельное измерение, хоть наискось перпендикулярное.
  Просто мы раньше не смотрелись в зеркало.
  Никогда не забыть мне того удивления и растерянности, что отразило зеркало для меня. Я унесу это с последним вздохом в холодный сумрак могилы, потому что истина для каждого человека своя. Для других она бессмысленна и странна.
  Я помню, как вспыхивали и гасли миллионы раз подряд зрачки рикамки, которая рисовала дымом тающие буквы.
  Одну за другой: 'М и с т а н а'.
  
  
  2
  
  Боевой эскорт 'Хроноса' состоял из двух военных корветов среднего класса и восьми истребителей. Огромный флагман вместе с грозным сопровождением плавно поднимался над Дэмиулой, и столичный гигаполис таял внизу, скрываясь за темными облаками.
  Через несколько минут я увидел на обзорных экранах черноту космоса с россыпью звезд и многочисленными спутниками и орбитальными станциями, отражающими покалывающий сетчатку солнечный свет.
  Солнце! Как я отвык от твоего теплого сияния в туманной преисподней растерзанной Земли.
  Солнце!..
  Я смотрел на далекий плазменный шар, подаривший нам жизнь. Казалось, что его лучи согревали лицо, хотя, безусловно, это была иллюзия изголодавшегося по свету родной звезды человека. Моя иллюзия. Обзорные экраны не излучали волн инфракрасной части спектра.
  Я с трудом отвел слезящиеся глаза от желтоватого диска и увидел спутник странной конструкции. Неспешно плывущий по своей орбите шар был похож на ежика с редкими грибовидными 'колючками'.
  - Оборонный комплекс? - спросил я у рослого помощника адмирала со славянским типом лица. Кстати, я уже давно заметил, что на высших административных и военных должностях почему-то преобладали русские.
  Он провел рукой по короткой черной бороде, прищурился и ответил сухим голосом человека, привыкшего отдавать приказы:
  - Нет. Это амисовский спутник.
  - А почему союзный флот не уничтожит эту дрянь? - удивился я.
  - Потому что в этой дряни несколько тонн антивещества, покоящегося в магнитных ловушках. Система спутника настроена так, что при любой попытке вмешательства в автономность его функционирования или дезактивации одного из нескольких энергетических контуров магнитное поле исчезает, высвобождая антивещество. Эта штуковина движется по низкой орбите. Она способна превратить в поток излучения не только Землю, но и луну в придачу. Амисы не снимают ловушки, потому как, если испарится планета, - исчезнет переход из их измерения в наше.
  Он мне словно лекцию читает. Для дубов.
  - Психологическое давление?
  - В общем - да. Спутник является перманентной потенциальной угрозой всему живому... да и неживому на многие миллионы километров вокруг. Он уже два десятка лет вращается вокруг Земли. Никто не может обезвредить его. Это подобно вагону тротила над крошечным муравейником. Несколько подобных 'сюрпризов', которые амисы пытались направить на планету рикамцев, пеленговались и уничтожались далеко за пределами Солнечной системы. Фейерверк был... мама не горюй!
  - Как же их распознают?
  - Детекторы антивещества стоят на всех боевых кораблях объединенных ВКС. Хорошо еще, что эти выродки... я про наших врагов, естественно... до сих пор не завладели технологиями генерации антитемпоральных полей.
  Я лишь покачал головой. Нечего сказать, амисы преуспели и в космическом терроризме. Кто же они такие? Что за логика, что за мораль движет этими существами - темным отражением человечества, рожденным в неведомой глубине иного мира?.. Ведь, чтобы победить, нужно знать врага. А мы - не знаем. Не можем понять. Вдруг Мистана сумеет натолкнуть меня хоть на какую-нибудь правильную дорожку?..
  Мистана. Что ты хочешь передать мне? Зачем позвала? Почему все вокруг упорно считают тебя сумасшедшей?
  Для кого-то ты - опасность. И этот кто-то находится среди своих. Но как узнать его в лицо?.. Снова десятки вопросов и ни одного ответа...
  - О чем думаешь, Костя?
  Виктор умел входить бесшумно, хотя на 'Хроносе' и не было системы телепортаторов, как на рикамском крейсере, на борт которого мне довелось попасть тридцать лет назад. Когда Нижнее Вторжение амисов еще только назревало...
  - О причинах, следствиях и результатах.
  - Разве следствия и результаты - не одно и то же? - Семечкин устало взглянул на экраны.
  - Следствие - промежуточное звено между причиной и результатом.
  - Вот как... Что ж, быть может. Интересно, что же ты надумал?
  - То, что мы уже давно - пленники этого самого следствия. Война, понимаешь? Мы погрязли в ней, не зная ни предыдущего звена в цепи, ни последующего.
  - Мда... Философия губительна. И много тавтологии. - Виктор улыбнулся чувственными губами и быстро вышел из командной рубки.
  Резонер.
  Лавируя между постами управления, похожими на большие металлопластиковые подковы, и креслами дежурных пилотов, навигаторов, координаторов и тактиков, я прошел через все объемное помещение и остановился перед экраном, на котором виднелся округлый бок Земли.
  В груди все сжалось. Спиралевидные протуберанцы грязно-серого воздуха нехотя двигались в хаосе, понятном лишь им самим. Дымчатые облака полностью скрывали под собой поверхность планеты, будто толстый наст из слякоти растекся по ней. Бурые, коричневатые, темно-зеленые пятна атмосферных фронтов виднелись то тут, то там.
  Казалось, что шар покрыт рваными хлопьями пепла.
  Земля! Что они сделали с тобой! Ты бьешься в конвульсиях, кутаясь в негреющие одеяния радиоактивного тумана, а они продолжают жить на тебе! Они не замечают, что ты стонешь под ногами, умоляешь помочь...
  Они пируют на агонизирующем теле матери.
  И мне приходится покидать тебя сейчас, моя бедная Земля. Некогда могучая, но падшая и терпеливо гибнущая, потому что твои повзрослевшие дети оказались слишком глупы и невоспитанны.
  Вина ли это их самих? А быть может - твоя? Не знаю...
  Мне теперь нужно бросить тебя. Надеюсь - ненадолго. Чтобы разгадать тайну ауры и вернуться.
  Ведь панацея - где-то внутри нас...
  Главное... прости меня. Прости за то, что слишком долго ищу ответы, заставляя тебя страдать. И еще...
  Помоги мне, Земля...
  Невидимые динамики разразились голосами, выдирая меня из прострации:
  '74-й, 74-й! Ответьте двенадцатому орбитальному комплексу! 74-й... ответьте ОК-12!.. Что у вас происходит?' - '74-й - двенадцатому! Соединение амисов... за орбитой Плутона... десятки крейсеров под прикрытием... они выходят из сверхпрыжка...'
  - Вот и прощальный салют! - гаркнул рослый чернобородый помощник командующего эскадрой. Дотронулся до мизерного микрофона, закрепленного возле воротника форменного комбинезона, и негромко произнес: - Виктор Сергеевич, адмирал, высшие офицеры - срочно в рубку! Тревога степени 'прима'. - Он еще раз коснулся микрофона. - Командующему объединенным флотом, адмиралам всех Солнечных эскадр, всем оборонным комплексам. Говорит флагман 'Хронос'. Атакующее соединение амисов держать на периферии любыми средствами, внутрь солярной орбиты не пропускать. Ждите указаний.
  Наверное, у командования нашего крейсера были чрезвычайные полномочия. Хотя, если брать статус двух пассажиров: Виктора и меня... Первые лица планеты все-таки...
  В овальном проходе, ведущем в рубку, стали появляться высшие офицеры в сине-голубой форме объединенных космических войск. Именно сине-голубой цвет был символом современного союзного космоса.
  А официальным языком, кстати... русский.
  Наконец, оживленно споря с Виктором, появился адмирал. Кажется, этого рикамца с пятью черными нашивками на рукаве звали Литос.
  - Адмирал, крейсер в полной боевой готовности, - доложил чернобородый.
  - Хорошо, Нитичко, - ответил рикамец, усаживаясь в кресло перед терминалом. - Прикажите, чтобы 'Хроносу' и эскорту создали условия для беспрепятственного ухода в сверхпрыжок. Курс на систему Апитола, к Шингтове.
  - Слушаюсь. - Чернобородый помощник повернулся к навигаторам и коротко сказал: - Рассчитать курс 'надир-179' с последующим уходом в сверхпрыжок...
  Для нас с Виктором в рубке были предусмотрены кресла. Мы уселись и с интересом кроликов перед работающим синхрофазотроном наблюдали за происходящим.
  Похоже, на субординацию многие наплевали.
  Со всех сторон сыпались команды, обрывки приказов и донесений:
  - Четвертый, вернись в док...
  - Дайте лишнюю энергию на аннигиляторы...
  - Они начали атаку периферийных станций! Патрульные корабли нейтрализованы... Несколько звеньев прорываются к Земле!..
  - Нейтринки убери!!
  - Системы в норме. Адмирал, дайте команду на старт...
  - Подтверждение курса 'надир-179'. Спокойного ветра!
  Странно звучит это напутствие в вакууме...
  Звезды рванулись со своих мест, на мгновение сливаясь в причудливые огненные спирали, и вновь блеснули впереди дрожащими от скорости точками. Вперед унеслись истребители авангарда. Насколько я понимал, мы двигались примерно перпендикулярно плоскости эклиптики.
  Космос ждал.
  Пространство манило, пробуждая первобытное чувство перед бесконечностью: страх, смешанный с восторгом и эйфорией полета, которую, что бы ни говорили пилоты-атмосферники, можно познать лишь здесь - в пустоте.
  Виктор задумчиво смотрел на передний экран, где мерцали незнакомые очертания созвездий.
  Действительно - красиво...
  Только вот меня не покидало ощущение бегства. Позорного бегства.
  'Прочь... Прочь...' - тикало где-то в подкорке.
  Что-то грузное неуклюжее печально вздохнуло в груди и... отпустило. Будто бы нехотя. В то же время - беспрепятственно.
  Я никто без тебя, Земля.
  Сила Единого - лишь рядом с ее источником.
  На ладонях возникли жалкие фиолетовые огоньки и, вздрогнув, погасли. Аура осталась за спиной. Теперь, вплоть до возвращения на родную планету, я беззащитен и беспомощен.
  Перед глазами все плыло. Звезды тускнели, превращаясь в свинцово-лиловые отсветы иллюзорных туч...
  
  * * *
  
  Я стою посреди призрачного сада, где царит неоконченная осень.
  Вот, значит, как это - оказаться в собственных монохромных снах. Кожей, всем естеством почувствовать дуновение леденящего ветра. Увидеть оголенные, вечно зябнущие стволы деревьев, между которыми летят мертвые листья.
  Вот, стало быть, как это, когда совсем нет памяти.
  Замечаю тропинку под ногами - еле угадывается. Ступаю.
  Здесь, и правда, гибнут, не успев родиться, все звуки. Открываю рот в бессмысленной попытке произнести хоть слово. Тишина.
  Жутко.
  Изо рта - обрывки дыхания.
  Сон ли?..
  Вдалеке колеблется синеватая дымка, именно туда улетает листва. Там размытые абрисы каких-то насыпей из щебня, искореженные вагонетки на рельсах, которые скоро превратятся в тлен, полустертые мгой контуры сваленных в огромную кучу то ли мониторов, то ли телевизоров, светлые пятна разбитых гипсовых скульптур.
  А еще впереди кто-то есть.
  Оттуда - зов. Странный. Это не голос. Это... зов.
  Там ждут.
  Кажется, что ветер проносится сквозь меня, омывая волнами холода остановившееся сердце. С удивлением гляжу на облачка пара, слетающие с губ. Как можно дышать, если сердце не бьется?..
  Мне обязательно нужно понять, кто впереди, куда ведет еле заметная тропинка. Мне надо во что бы то ни стало дойти, иначе эта осень никогда не кончится.
  Непременно миновать диковинный сад
  Я уже иду.
  Я тоже - воин.
  Я вернусь из неоконченной осени.
  
  * * *
  
  - ...происходит что-то странное.
  - Только в системе регенерации? - Это, кажется, адмирал Литос.
  - Мы заметили именно там.
  Я сфокусировал взгляд на молодой девушке в медицинской форме. Она испуганно смотрела то на уставшего, раздраженного Виктора, то на хладнокровного адмирала.
  - Проведите анализ крови нескольких членов экипажа, как людей, так и рикамцев. Включая меня, - сказал Семечкин и не глядя протянул девушке руку.
  Та умелым движением извлекла из кармана тонкий прибор, похожий на инъектор с крошечным дисплеем и быстро уколола палец с ухоженным ногтем. Слегка встряхнув приборчик, она ввела какие-то значения, касаясь миниатюрных сенсоров специальной иголочкой, и вгляделась в результат на экранчике.
  - Ну... - нетерпеливо обернулся Виктор.
  - Превышает норму на два порядка. - Милое лицо медички совсем побледнело.
  - Виктор Сергеевич, - сухо произнес адмирал Литос, приподнимаясь с кресла, - мы больше не можем ждать. Локационные корабли амисов вот-вот запеленгуют 'Хронос', тогда они сумеют помешать нам уйти в сверхпрыжок. Решение?
  Семечкин был чернее тучи. Он терзал шрам на подбородке и громко сопел. Через несколько секунд председатель Объединенного Правительства с шумом стянул галстук с шеи и выдохнул:
  - Уходим. Командуй.
  Литос резко повернулся к пилотам и навигаторам, приказывая:
  - Начать сверхпрыжок.
  'Минутная готовность, - раздался по всей рубке голос из динамиков. - Занять свои места для перехода в сверхпространство'.
  Виктор почти с ненавистью посмотрел на девушку в медформе. Рявкнул:
  - Ваша служба может хоть сама себе куннилингус с минетом устроить, но чтоб через час выяснили, что происходит с водой!
  - А какие проблемы с водой? - машинально спросил я.
  Вопрос был проигнорирован начисто.
  'Тридцать секунд до перехода. Десять - до активации индивидуальных биозащитных систем'.
  Кресло будто чуть жестче сжало мое тело.
  Все уже сидели на своих местах, изредка перебрасываясь фразами, которые в основном состояли из цепочек цифр. Звезды на обзорных экранах замерли, словно тоже ожидали момента, когда вопреки законам релятивистской динамики, открытым еще Эйнштейном, впереди нескольких космических кораблей возникнут невидимые лучи, в которых пространство приобретает уникальное свойство сверхпроводимости - как бы теряет сопротивление, подобно некоторым металлам и химическим соединениям при низких температурах. Это изобретение ученых Федерации Рикам открыло разумным существам новые горизонты Вселенной.
  Воздух вокруг меня окутался едва заметным мерцающим коконом - заработали биозащитные системы, не позволяющие живым клеткам попасть под смертоносное излучение мощнейших генераторов.
  - Я много думал, Костя, - неожиданно произнес Виктор, положив в рот какую-то капсулу. - Кажется, произошел сбой. Что-то пошло не так. Это я чувствую с вероятностью процентов девяносто. Не могу понять одного: в чью сторону подул теплый бриз...
  - Философия губительна, - хмуро передразнил я, искоса глядя на него. - И много пафоса.
  Семечкин улыбнулся своими чувственными губами. Почти искренне. Кажется, даже слегка беспомощно.
  Я перевел взгляд на часы, подаренные мне Башановым: со стариком и Дианкой, судя по пульсу, все было в порядке. С Бенданой Моралезом, бывшим владельцем фешенебельного борделя 'Приморский рай', с его подопечными Котельником и Митяго, как, впрочем, и с бегущим от самого себя снайпером Юриком, - со всеми этими обормотами и так ничего не случится. За них я не беспокоюсь особо - везунчики...
  'Пять...'
  В командную рубку никого, кроме меня не допустили. Военщина, она и в будущем военщина. Тем более в боевой обстановке.
  'Четыре...'
  Марек и Денис сидят в адмиральской каюте. С ними тоже все хорошо. Их я... чувствую.
  'Три...'
  Серега же Савитин остался в своем подвальчике. Проворчал, что стар уже для подвигов, и пожелал нам удачи.
  'Два...'
  А больше у меня никого и нет.
  'Один...'
  Да и не нужно, пожалуй. Куда уж...
  'Ноль...'
  На миг сознание помутилось, но тут же я снова стал воспринимать мир. Казалось, даже с еще большей ясностью.
  Впереди, на экране, звезды скрутило в причудливую воронку, после чего космос превратился в молочную муть.
  Сверхпрыжок.
  Плевали мы на релятивистские скорости!
  Для человека нет границ во Вселенной. Для человека границы - в самом себе.
  'Время нахождения в сверхпространстве - семь часов сорок семь минут...'
  Мерцание биозащитного поля исчезло и кресло стало чуть шире, отпуская меня. Значит, первичное импульсное излучение генераторов стихло.
  Из-за белесой мути на обзорных экранах создавалось ощущение нереальности происходящего, словно мы неслись сквозь коллоидную взвесь скисшего молока. Где-то рядом, в таких же ниточках потерявшего сопротивление континуума, стремительно мчались корветы и истребители эскорта - 'Хронос' не зря считался одним из мощнейших союзных крейсеров: он мог генерировать сразу несколько путей для сверхпрыжка.
  Выходя из рубки, я натолкнулся на давешнюю медичку, на которой лица не было.
  - Что показали анализы? - попытался улыбнуться я.
  Она, пробормотав невнятные извинения, просочилась между мной и створкой герметической двери. Я, не оборачиваясь, вздохнул. Так-то. Нет ты здесь никто, Костя. И полномочия у тебя рисованные.
  Адмиральская каюта находилась неподалеку от командного поста. Силовое поле было отключено, и в полированной поверхности одной из стен отражались Марек с Денисом. Чех что-то негромко втолковывал русскому парню. Сдружились ведь, несмотря на ощутимую разницу в возрасте... Они вернулись из неоконченной осени. А я покамест не могу.
  Что за странные сны приходят все чаще и чаще? Или - не сны?..
  Сунув руки в неудобные карманы форменных брюк, я бесцельно побрел по коридорам и бесконечным переходам корабля. Стараясь не налетать на встречающихся людей и рикамцев, плутал по прохладным галереям силовых установок, примыкающих к реакторным отсекам, блуждал между полупустынными ярусами навигационных систем, скользил по темным анфиладам заставленным компьютерным оборудованием, проходил мимо зеленых россыпей огоньков на контрольных пультах генераторов гравитации и антигравитации.
  Теряя счет времени, не помня поворотов, не считая углов, я плутал, блуждал, скользил. Впереди появлялись тысячи незнакомых приборов, кое-где виднелись переплетения толстых шлангов, покрытых белоснежной изморосью. За спиной исчезали призрачно-синие комнаты, заполненные ультрафиолетом и запахом озона, растворялись трехмерные экраны, стойки с коммуникационным оборудованием, обитые мягкой тканью своды коридоров, прикрытые тонкими решетками провалы вентиляционных шахт, люди, мысли, воспоминания...
  Дьявол! Что же так башка разболелась?..
  Я огляделся. Вот забрел-то, блин. Никого. Ткани тишины аккуратно раздвигает острым скальпелем далекий свист каких-то агрегатов.
  Помещение было похоже на гигантский шатер с стеклянной колбой в центре, в которой билось еле заметное свечение. Даже не свечение, я рябь, будто миллионы маленьких фантомов кружились в немыслимом танце. Холодный свет, лившийся из стекловидного пола, только добавлял жути картине.
  Вдруг к еле слышному свисту приборов добавился какой-то новый звук. Такое низкое гудение можно услышать, ощутить всем телом возле высоковольтных линий электропередач.
  Я тихонько обошел вокруг стеклянного саркофага, поочередно заглянув в несколько коридоров, ответвляющихся от конусообразного помещения. Никого.
  Странный звук. Знакомый...
  Голова совсем разболелась, и мне пришлось двинуться в обратный путь, чтобы найти если не суперлекарство а-ля панацея от мигрени, то хотя бы пару обыкновенных таблеток анальгина...
  Первой попалась каюта Бенданы, Котельника и Митяго.
  Неунывающая троица резалась в го.
  Никогда не понимал азарта этой китайской игры.
  Бендана улыбался, теребил свою голубую шляпу и грыз фишку. Я глянул на доску - мда, Котельник почти окружил его.
  - Зажал, люто зажал, - пробормотал Моралез и буквально вдавил недоеденную беленькую фишку в доску.
  - Черта-с два. - Митяго дернул бородку. - Захлестнет.
  - Захлестну, - невозмутимо согласился Котельник, делая 'волну' плечами и точно впечатывая черную фишку рядом с Бендановской.
  Они не замечали, что я наблюдаю за игрой. Оболтусы. Ну прямо как в анекдоте: товарищ прапорщик, стыдно ведь, тут война идет, а вы в тетрис рубитесь!
  Ничего их не берет. Авантюристы. Барыги. Старатели и искатели приключений, блин. Покажи таким жбан с дерьмом, в который бросили алмаз, они туда нырнут да еще в процессе поиска желанной драгоценности будут непринужденно издеваться друг над другом - кто больше вымазался.
  Самое страшное: такие люди - основа любого общества. Их оправдывает одно - в массе своей они не подлецы. Жадины, бессердечные мошенники, жулье... но не подлецы.
  - Аспирин есть?
  Котельник схватился за место на бедре, где должна быть кобура, Бендана с перепугу снес рукой половину фишек на поле, а Митяго просто грязно выругался.
  - Дружище, - укоризненно прогудел Моралез, вяло пытаясь навести порядок на доске, - нельзя так пугать увлеченных свирепой баталией людей. Я читал, что это может привести к лютому психозу.
  - И к фингалу под глазом, - добавил Котельник, весело передвигаясь по каюте. - Бендана, не суетись, все равно ты продул.
  - Враки. Инсинуации. Поклеп. Напраслина. Митяго докажет!
  - И не собираюсь, мне-то какой кредит-дебет с этого?!
  - Десять процентов с выигрыша! - быстро проговорил Бендана, надвигая шляпу на лоб.
  - Крамола, - полувопросительно произнес Котельник, напрягая шею.
  - Пятнадцать, - буркнул Митяго.
  - Ах ты... корпускул ничтожный!
  - Гомункулус кастрированный!
  - Фурункул септический!..
  - А ты - просто мул...
  Я набрал побольше воздуха в легкие и заорал:
  - Аспири-и-ин есть?!
  Троица умолкла и уставилась на меня, будто вспоминая - кто перед ними? Через несколько секунд Моралез улыбнулся и сказал:
  - У нас нет, Костик. Спроси у Юрика. Любезнейший снайпер должен быть в Башановских апартаментах. Кстати, возьми и на мою долю, что-то репа люто разболелась...
  Я вздохнул, сморщился от боли в висках и пошел прочь. Башановские 'апартаменты' располагались ярусом выше.
  Когда Дмитрий Суликоевич дезактивировал силовое поле, и я вошел - мне совсем поплохело. Он ел лимоны. Откусывал большие куски, словно от яблок, жевал, закатывая сиреневые глаза, и удовлетворенно вращал картофелеобразным носом.
  Юрик напряг сферу живота, привставая, задумчиво кивнул мне и снова откинулся в кресле.
  - Суликович, - сглотнув, начал я, - у тебя...
  - Тс-с... - Старик приложил заляпанный лимонным соком палец к губам. - Слушай.
  Я только после этого момента обратил внимание, что в каюте негромко играет музыка. На столике чернел древний двухкассетник 'Osaka', из трехваттных колонок которого под аккомпанемент гитары доносился незнакомый хрипловатый голос:
  
  Так было при свете огней перехода
  Взбешен и весел - под стать струне -
  Нетрезвый мальчик, связной народа,
  Играл, прижавшись спиной к стене.
  
  Так было часто: вблизи вокзала,
  Где дорог каждый секундный шаг,
  Он пел все то, что страна сказала,
  Живучей песней - не просто так.
  
  Он пел о девках с большой панели,
  Пел о солдатах, которым жить,
  Пел обо всех, о всем, что пели,
  Что каждый не хочет, но смог забыть!
  
  И грезили песни неясной далью,
  И скупо, скромно мелькнув рукой,
  Люди звенящей и смятой данью
  Платили ему за свой покой.
  
  Деньги кидали под ноги - на пол;
  Тревожно и ясно метался взгляд,
  И мальчик смолкал... потом он плакал
  О том, что первый пришел назад...
  
  Песня оборвалась, и ленту, кажется, зажевало. Башанов поспешно вдавил 'стоп' и протянул:
  - Связной народа... Хм-м. Весьма-а...
  Юрик по привычке потянулся поправить обрубок галстука, но пальцы наткнулись на воротничок комбинезона и лишь разочарованно потрепали его.
  В маленькой каюте обстановка напоминала совковую. Не потому даже, что на столе красовался дешевый китайский магнитофон с японским названием, какими гордились приличные пролетарии. И даже не из-за бликующей в углу поллитровки 'Столичной'.
  Виной тому был сам Башанов.
  Он монументально возвышался в кресле осколком советского прошлого. И обитые полимерной тканью подлокотники, и сине-голубая форма объединенных ВКС, и голографический экран за спиной, с изображением неизвестной мне планетной системы, лишь подчеркивали это.
  Чудаковатый разговаривающий антураж. Архаизм. Таких больше не производят.
  - Аспирин?.. - жалобно проскулил я.
  Башанов откусил добрый кусок лимона и, сочно чавкая, стал рыться в клапанах своего крепкого рюкзака. Запчасти от 'Хаммера' с собой таскает, что ли...
  - Вот. - Он протянул мне упаковку. - Темпалгин. Аспирина нет.
  - Мне тоже дай, - попросил Юрик.
  Я проглотил две таблетки, запил водой из графина. Передал остальные снайперу.
  - Только не все жри. Бендана тоже хотел.
  - Да и у меня что-то голова побаливает, - проворчал Дмитрий Суликоевич. - Сто лет такого не было, даже во время самого зверского бодуна.
  - Тенденция, однако, - подвел итог я.
  'Говорит Виктор Семечкин, - донеслось из динамиков интеркома. - На корабле объявлено чрезвычайное положение! Просьба в течение десяти минут всему личному составу, кроме дежурных пилотов и навигаторов, собраться в кают-компании, которая находится на третьем жилом ярусе. Пассажиров это тоже касается'.
  - Ну вот. Надеюсь нас просветят об надвигающейся эпидемии мигрени... - начал Юрик, вставая, но тут его резко повело в сторону и стошнило в аккурат на силовое поле, преграждающее дверь в каюту.
  - Оп-па... - Башанов поправил форменный комбинезон. - А теперь - овации...
  - Что же происходит на этом сраном корабле?.. - риторически промычал я.
  - А... черть вас! - отплевываясь, пробулькал снайпер. - Пойдем уже...
  Башанов бросил недоеденный лимон на столик и нажал сенсор отключения силового поля. Оно исчезло, и блевотина с мягким шлепком приземлилась на пол.
  - Весьма, - прокомментировал Дмитрий Суликоевич, перешагивая через неаппетитную лужицу. Участливо поинтересовался у снайпера: - Плов?
  - Пошел ты... - Юрик, хватаясь за стены, выскочил из каюты.
  Мы с Башановым рассмеялись и, схватившись от боли за виски, потрусили к лифту.
  На пятом уровне в просторную кабину, отчаянно растирая лбы и затылки, подсели несколько офицеров.
  - Говорят с водой что-то странное делается? - обратился ко мне один из них. - Вы не в курсе?
  - Не... - простонал я.
  Башанов, сдвинув бледного Юрика в сторону, повернулся к этому офицеру и неожиданно принялся рассказывать:
  - Однажды, по молодости, мы с приятелями подпили пивка и заехали на территорию морского порта в Питере. Город раньше такой был в России - Санкт-Петербург. Территория, как водится, под охраной военизированной, стратегический объект все же. Но кто-то из наших имел пропуск... В общем умудрились мы туда попасть. Сидим возле каких-то невообразимых доков и причалов, попиваем легкую 'Балтику'. Вокруг - контейнеры, краны, склады, мотки канатов, балки, такелаж, черт-те что, в общем. Темнеет, значит, уже. Ну и тут мне по нужде по малой приспичило - пиво, сами знаете... - Дмитрий Суликоевич потер картофелеобразный нос и панибратски облокотился на мое плечо. - Я из машины вылез, в сторонку отошел, к причалу прямо, к водичке, стало быть. Помочился. Стал ширинку застегивать, глаза поднял... А надо мной трехметровыми стальными буквами написано: 'Ледокол Ермак'.
  Башанов замолчал. Офицеры тупо смотрели на него, то ли ожидая продолжения, то ли - моралите. Через пять секунд тишины, он вздохнул и раздраженно сказал:
  - Я что-то не пойму, в этом лифте настолько много людей, которые ссали на ледокол?!
  Я улыбнулся сквозь боль. Юрик выругался себе под нос и необычайно громко икнул. А остальные лишь подозрительно покосились на старика и бочком вышли в основной коридор третьего яруса.
  - Непрошибаемая публика, - озадаченно резюмировал Башанов. - Весьма-а... Нет, Костя, хоть ты мне скажи: неужели история насколько ординарная и несмешная, что никого не увлекла? У них, по-моему, проблемы с чэ ю. Не, ну обделать ледокол - это ординарно, а?!
  Я снова вымученно ухмыльнулся и отозвался:
  - Один раз, будучи несколько подшофе, я отлил в бензобак 'Жигуленка', принадлежащего одному преподу из нашего универа. Шесть раз зачет сдавал этому гаду...
  - Ага... ты ж ему только лучше сделал, - буркнул Юрик. - Своим переработанным алкоголем октановое число повысил!..
  Теперь уже мы с Башановым прыснули со смеху, вываливаясь из лифта и сжимая от головной боли веки. Сиреневоглазый старик после этого еще долго - на всем пути до кают-компании - похихикивал и приговаривал: 'Весьма-а...'
  В Большом Театре я бы после такого чувствовал себя тесновато. Кают-компания походила на усеченную снизу сферу, свод которой терялся в полумгле. Только сейчас, оглядывая огромный зал, я начал представлять себе реальные размеры 'Хроноса'. Одуреть можно...
  Члены экипажа и пассажиры, стеная от боли, расползались по креслам, которые находились метрах в двух-трех друг от друга. Оригинальное решение. Да что там... Блестяще! Вроде бы все вместе, а на самом деле - каждый изолирован, и переговариваться крайне неудобно. Браво, психологи!
  Неяркий свет исходил от нескольких шаров, висевших прямо в воздухе. Возле округлых стен зала вращались голограммы, изображающие то ли планеты, то ли химические соединения, рядом с ними появлялись и исчезали бесконечные цепочки каких-то мудреных формул.
  - Внимание, - голос Семечкина разнесся по залу, перекрывая шорохи и перешептывания, - занимайте любые свободные места. Что? Какой еще санитарный блок? Потом, все потом... Да сядьте же наконец! Садись, ё...
  На несколько секунд ретрансляторы автоматически вырубились. Умная техника, деликатная.
  Вдруг стало очень тихо. Я от неожиданности стал вертеть головой и увидел, как Юрик успокаивающе машет руками, устраиваясь в соседнем кресле. Ах да! Система индивидуального шумоподавления. Помню, помню, как же: орбитальная база 'Земля-1', тридцать лет назад...
  - Приветствую вас, - произнес Виктор, поднимаясь на ораторское возвышение, и усиленный его голос снова обрушился мягкой волной со всех сторон. - На корабле объявлено чрезвычайное положение. Объясню в двух словах ситуацию. По неизвестным пока причинам на 'Хроносе' происходят аномалии с водой. Вы прекрасно знаете, что обыкновенная вода состоит из двух молекул водорода и одной кислорода. Но есть еще и изотопы водорода - дейтерий и тритий, - которые образуют соответственно тяжелую и сверхтяжелую воду. - Он указал на голографические модели трех молекул, под которыми мерцали надписи: 'H2O, D2O, T20'. - Сверхтяжелая вода с радиоактивным изотопом водорода тритием губительна для биологических организмов. Наша аномалия заключается в том, что вся вода на корабле медленно, но верно, становится сверхтяжелой. Без видимых внешних факторов и воздействий. Не зафиксировано никаких посторонних излучений, магнитные, гравитационные и темпоральные константы стабильны, сверхпроводимость пространства вовсе не при чем. Бортовые медики, химики и физики пока не смогли установить причину смертельной аномалии. - Он запнулся на миг. - Наш организм на четыре пятых состоит из воды, поэтому в связи с изменениями в ее структуре мы все чувствуем различные недомогания.
  Люди и рикамцы в креслах не находили себе места. Кто-то тихонько покачивался из стороны в сторону, кто-то активно жестикулировал и кричал, но голоса слышно не было, а некоторые просто сидели оцепенев.
  - На корветах и истребителях нашего эскорта идентичная ситуация, - продолжил Виктор, глотая маленькую пилюлю. - Я тут много думал... Не исключено, что это диверсия амисов, которым не выгодно прибытие Единого в систему Федерации Рикам. Если это так, то мы будем вынуждены либо найти противоядие от совершенно нового биологического оружия, либо сдохнуть. Ученые приложат все усилия, чтобы в ближайшее время обнаружить и устранить причину аномалии.
  Я сглотнул и глубоко вздохнул, отгоняя тошнотворные позывы.
  - Внимание! Говорит бортовой врач Дориан Лэкмор. Рекомендации всем пассажирам и членам экипажа: по возможности не находиться в горизонтальном положении, ни в коем случае не засыпать, не принимать пищу. Категорически запрещается пить любую жидкость! До выхода из сверхпрыжка осталось чуть больше трех часов - нужно потерпеть. На Шингтове нам помогут, у них первоклассные лаборатории и больницы! Главное - добраться...
  - Всем разойтись по каютам, - скомандовал Семечкин.
  Шумоподавление выключилось, и болезненный гомон наполнил зал. Люди стали разбредаться, поддерживая друг друга. Нескольких женщин вынесли на носилках.
  Я нечаянно задел молодого рикамца, облокотившись на него, и он взвыл от боли, отдергивая бледную, чуть светящуюся руку.
  Аура, аура, ты ведь только наша, человечья, блин... Остальным - против шерсти.
  - Извини, - пробормотал я вслед улепетывающему парню.
  Виски будто коловоротом сверлили - медленно так, вручную. Глотка пересохла. Чертовски хотелось напиться ледяной воды из родника и прилечь отдохнуть... Воды, холодной воды... По симптомам состояние было такое же, как при тяжелейшем гриппе.
  - Вот ты где... - Дианка буквально упала в мои объятия. - Я искала, искала... Помоги до каюты добраться, Костик. Посиди рядом...
  Я, сжав зубы до скрипа, поднял ее невообразимо потяжелевшее тело на руки и, пошатываясь, вышел в коридор.
  - Крепитесь, - похлопал меня по плечу Семечкин, разжевывая очередную таблеточку. - Что-нибудь придумаем...
  'Надо же, какой бодрый...' - мелькнула мысль.
  Стена угрожающе двинулась навстречу, от пола стали подниматься какие-то световые пятна, шея покрылась противными мурашками... Я замер, стараясь устоять на ногах, но кто-то толкнул сзади в плечо...
  Падая, успел развернуться на сто восемьдесят градусов, спиной вперед, чтобы Дианка не ушиблась... В ушах звенело...
  Удара не почувствовал. Сверло с победитовым наконечником насквозь пронзило мозг... Давно... я уже держал на руках девчонку - она умерла...
  Мириады крошечных фантомов, стеклянная колба...
  Бодрый, слишком энергичный, полный сил, лепящий боль...
  Сбой... куда дует теплый бриз?..
  На руках... верит, верит, верит. Четвертый... Двое. Вперед, слепящие твердые брызги... сад. Осень...
  Не умрет. Бессмысленные горы... вьюга.
  Лидеры и статисты. Там, внизу... смерть...
  Это - будущее?..
  Не...
  
  
  3
  
  Сначала я почувствовал, как что-то теплое касается моей ладони. Уже потом - возникли остальные ощущения: розоватый свет, пробивающийся сквозь веки, шелест листвы, едва уловимый аромат незнакомых растений или цветов и отчего-то привкус горечи на языке.
  Боли не было.
  Приоткрыв глаза, я увидел перед собой ровно светящийся круг, от которого в разные стороны разлетались радужные искорки.
  Я зажмурился и кашлянул. Теплое сжало ладонь сильнее и, как мне показалось, радостнее. Я помню это юное прикосновение, знаю его...
  - Просыпайся, уже утро, - прошептала Дианка возле самого уха.
  - Где я?
  - В больнице. Все хорошо.
  - На Земле?
  - Нет, у рикамцев. Костик, все действительно хорошо. Ты несколько дней был в коме после эпидемии на крейсере, но теперь все в порядке, - ее голос слегка дрогнул, - а некоторые умерли...
  Я приподнялся на локте. Спросил, не открывая глаз:
  - Наши... все целы?
  - Да, Костик, да, не волнуйся.
  Щурясь, я огляделся. Дианка сидела рядом с койкой и гладила меня по руке. Ей совершенно не шел сине-голубой комбинезон космофлота - в нем она становилась похожа на мальчишку, а мне почему-то эта мысль была неприятна. Зато касания тонких пальчиков успокаивали и расслабляли.
  Над головой находилась труба, заканчивающаяся матово светящимся кругом. Облучали, поди, мою тушку чем-нибудь... Вообще, комната - или палата, черт их тут разберет - была просторной и в то же время уютной. Через мягко провисающие шторы проникал приглушенный алый свет, доносился шелест листьев; вдоль одной стены располагались закрытые пластмассовые шкафчики, вдоль другой - несколько длинных стеклянных предметов, напоминающих столики с вогнутой крышкой. Над ними висела овальная картина, изображающая какую-то фантасмагорию в бордовых тонах.
  Пахло чем-то... красивым.
  Я вдруг подумал о том, как странно в последнее время течет жизнь. Неестественно перемежаются бешеные пороги с затягивающими омутами и острыми камнями, о которые бушующий поток то и дело норовит приложить черепом, с тихими заводями, где можно, затаив дыхание, любоваться, как садится солнце, протягивая длинную золотистую руку по темно-изумрудной воде. То я просыпаюсь в домике Башанова и мерно пью с ним водку, разговаривая о сущностях бытия, то отель Бенданы проглатывает нас в свое развратное чрево и, не успев переварить, выплевывает обратно, то мы бежим и прячемся у Савитина, то нас холят и обхаживают в Дэмиуле... Аура... Пепел прошлого и сполохи будущего, Наташка и Дианка... Космос, эпидемия, сверхтяжелая вода...
  И вот опять-таки - покой.
  А стоит сделать шаг, и все завертится по-новому! Еще неоднократно нужно будет принимать решения и искать ответы, бежать и таиться, хватать и терять!..
  В последнее время меня стали раздражать затишья. Потому что после них непременно следует шторм.
  - Я подумал тогда, что ты умрешь, - сказал я, облизывая губы. - Испугался...
  - Все обошлось. - Дианка погладила меня по щеке. - Как только мы вышли из сверхпрыжка, процесс пошел вспять. Через пару часов вся вода вернулась в нормальное состояние.
  - Выяснили причину-то?
  - Нет, не удалось. Думают, что это пространственно-временная флек... тьфу! флюктуация. Во!
  - У меня во рту, кажется, тоже флюктуация. Очень горькая, кстати.
  Дианка хихикнула. Встала и налила воды из прозрачного графина:
  - На языке у тебя, наверное, остался привкус от укрепляющего лекарства. Ты так смешно глотал капсулу с биостимуляторами!
  Я взял стакан и подозрительно глянул сквозь него на свет.
  - Вода?
  - Да, пей.
  - Мегатяжелая? Или супероблегченная? Без калорий, специально для моей многострадальной талии?
  - Не паясничай, - строго сказала Дианка.
  Я глотнул и с блаженным стоном размазал влагу языком по альвеолам. Блаженство! Надо не пить пару дней, чтобы распробовать неповторимый вкус обыкновенной воды.
  Дианка наклонилась и поцеловала меня в губы.
  - Милый, я так боялась за тебя... А ну-ка подъем, сучье вымя! Пойдем на инопланетную цивилизацию смотреть. Экскурсия, типа.
  Я, довольно щерясь, сверзился с койки и на четвереньках пополз к дверному проему, подернутому силовым полем. Уперся в него лбом и замер.
  Тело чувствовало себя прекрасно. Душа - терпимо. А вот мысли - преотвратительно.
  Стало быть, и впрямь необходима прогулка на свежем воздухе. Надеюсь, рикамцы на родине дышат именно им, а не промышленными отбросами...
  Выйдя на улицу в сопровождении моей юной спутницы, я замер - настолько необыкновенная картина предстала перед глазами.
  Апитол - красный гигант. А Шингтова - планета-столица - обращается по орбите вокруг этой звезды на расстоянии не большем, чем Меркурий от солнца.
  Полнеба занимал потрясающий по красоте и величию бордовый диск. На его поверхности виднелись застывшие протуберанцы, темно-бурыми змеями переплетающиеся один с другим, неясные пятна звездных 'материков' перемежались с 'океанами' изумительно чистого цвета... Мир, в котором мы оказались, походил на ад, полыхая всеми оттенками красного: от ласково-розового до туманно-пурпурного. Только под красками преисподней лежал райский пейзаж, отчего становилось не по себе, и по телу пробегали мурашки.
  Диковинные деревья образовывали окрест невысокого здания больницы чудный сад. Их листья больше всего походили на расплющенные иголки земных кедров, будто слегка подсвеченные изнутри. По пунцовым стволам снизу вверх струились еле различимые блики. На коротко стриженой траве играли миллионы искорок. Настоящая иллюминация природы! Мир внутреннего света!
  Вот почему кожа рикамцев мерцает. Здесь все живое похоже на венец творения - человека! Или - наоборот?.. Эволюция создала небывалую планету под прохладными потоками алого света Апитола.
  Планету огня!
  - Штиль в море плазмы... - прошептал я, обнимая Дианку за плечи. - Это... шедевр Вселенной. В голове не укладывается, как они, выросшие в этом эдеме, создают смертоносные корабли, укрощают пространство и время! Да тут все обязаны быть поэтами!
  - Может, и были, пока не узнали о нас и об амисах, - задумчиво ответила Дианка. - Пойдем, я покажу тебе кое-что...
  Мы ступили на каменистую дорожку и неторопливо пошли между деревьями.
  Что же мне напоминает этот сад? Да, конечно - сон про неоконченную осень! Но здесь нет ветра, метущего листья, стволы не голые, и над головой не стынут лиловые тучи... Странно, почему же такое похожее чувство вдруг охватило меня? Может, это отражение того жуткого сада наяву? Отпечаток с негатива, где фиолетовое становится красным?..
  Так, молча, размышляя каждый о своем, мы дошли до небольшой овальной платформы, парящей в нескольких сантиметрах над землей. Как только наступили на ее шершавую поверхность, Дианка сказала:
  - Метрическая система. Высота три километра, скорость - сто пятьдесят. Курс на Здание Развития.
  - Смотрю, ты освоилась, - завистливо фыркнул я.
  - Ну, за три дня-то можно успеть, - легкомысленно бросила она.
  Невероятно быстро обучается девчонка, не то что я - ингибитор прогресса...
  - Старт.
  Почва ушла из-под ног - так стремительно нас подбросило вверх. Я инстинктивно пригнулся, чтобы не упасть, хватая Дианку за руку.
  - Не бойся: антигравы и силовые поля, - успокоительно сказала она, поднимая меня, словно маленького ребенка, поскользнувшегося на ледяной горке. - Не робей, мой пылкий рыцарь.
  Уже через полминуты мы достигли указанной высоты и начали горизонтальное движение. Не будь обволакивающего платформу поля, при такой скорости нас бы снесло вмиг, а так - лишь легкий ветерок, подчеркивающий ощущение полета.
  - Да не туда! Вниз смотри! - одернула меня Дианка, когда я зачарованно уставился в центр гигантской звезды.
  Под нами раскинулся океан красноватого огня. Точнее, ковер, сотканный из триллионов светлячков. Жутко и прекрасно.
  Высокие круглые строения, словно огромные сталагмиты, вспарывали наст садиков и полянок то тут то там. Ртутно-огненные озера и каналы блестели каплями расплавленного стекла, не желая остывать и гаснуть. Проносились редкие флаеры и аэробусы, чьи габаритные огоньки терялись во всем этом завораживающем мире.
  Вдруг невысоко над нами показался темный шар, неподвижно зависший в воздухе.
  - Что это? - спросил я, когда сфера осталась позади.
  - Кажется, погодная станция. Ты заметил, что облачности совсем нет?
  Я глянул по сторонам. У нас на высоте трех километров даже в самый ясный день можно заметить облака. Здесь их не было абсолютно.
  - Да, действительно.
  На горизонте стал вырисовываться переливающийся всеми цветами радуги столб. Если только можно назвать столбом штуковину диаметром километр и высотой... ну с пяток, пожалуй.
  Платформа плавно облетела несколько раз вокруг этого чуда... архитектуры. Незабываемое зрелище: на фоне исполинского круга багровой звезды - чудовищный по размерам цилиндр, вспыхивающий всем спектром доступных для человеческого глаза оттенков, меняющий их, пьющий до последнего сполоха и родящий снова.
  - Здание Развития, - пояснила Дианка. - Что-то вроде биоэнергетической структуры, самоорганизовавшейся из нескольких мощнейших компьютерных сетей. Не осознает себя как личность, но помогает решать глобальные задачи развития цивилизации. Этакий биокристальный ребенок-переросток, существующий, конечно, под неусыпным контролем рикамских ученых.
  - Слишком круто для моего маринованного советским воспитанием мозга, - улыбнулся я. - Но, бесспорно, красиво.
  - Курс на Здание Правительства, - приказала Дианка, и платформа понесла нас прочь от светящегося колосса.
  Я проводил его взглядом и посмотрел Дианке в глаза:
  - Знаешь, мне кажется, что-то не так. Мне срочно нужно увидеть Мистану, еще на Земле она передала мне знак. Помнишь ту рикамку, застреленную в ресторане?
  Дианка нахмурилась. Чуть отстранив меня, сказала, игнорируя вопрос:
  - Ты так стремишься увидеть свою бледную королеву! Скажи мне честно, ты ведь ее любишь, да?
  Глаза девушки заблестели. Или это всего лишь отражение тысяч искр?
  - Глупышка! - Я прижал ее к себе. - Я просто чувствую, что с Мистаной связано нечто важное! Она может помочь мне и всем людям, а кто-то очень не хочет нашей встречи, и поверь мне - не только ты. Это подозрительное происшествие на крейсере по пути сюда...
  - Совпадение, случайность... - всхлипнула Дианка. - А ты... ты кобель!
  Господи! Ну когда я научусь обращаться с женщинами? С наступлением климакса?
  - Кобель? - как можно беспечнее проворковал я. - А как мне называть тебя?
  - Гад...
  - Что ты! У меня язык не повернется!
  - Многоженец!
  - Это подлая инсинуация!
  - Свинтус...
  - А ты - моя кошечка.
  - А ты - февральский кот! И никогда не доживешь до марта... сучье вымя! Прекрати сейчас же...
  Наши губы почувствовали вкус друг друга.
  Ветер встрепал волосы Дианки, и они защекотали мой висок. Круговорот огней алой планеты закружился где-то далеко. Нас медленно поглощало дрожащее свечение чужой звезды, манило в пучины диких желаний, оно колебалось пламенем свечи, которую зажгли для двух одиноких пришельцев...
  Не думал, что мягкий комбинезон космофлота может так легко слететь с гладких линий ее бедер, обнажив ничем более не прикрытое тело...
  Мы упали на платформу, срывая остатки одежды друг с друга, и, кажется, я расслышал, как ее дыхание окутало нас мерцающим шепотом вихря грез...
  Ее чудесный аромат слился с запахом неземного воздуха.
  - Да-а... Словно ты всегда был во мне! Еще не родившись... уже умерев!..
  Ее лицо стало вишневой глубиной безбрежного диска!..
  - Со мной никогда такого не было, Дианка...
  Ее экстаз превратился в пророческий крик перерождения Вселенной - в момент, когда будущая боль и уходящее блаженство схлестываются, образуя нечто цельное, в миг, когда возникает таинство нового измерения...
  - Внутрь, любимый! В меня...
  ...Только какого - жизни или смерти?.. Неоконченной осени или не вовремя наступившей весны?..
  
  * * *
  
  Зачем? Зачем, я спрашиваю, нерадивые сапиенсы придумали одежду? Она же такая шершавая, такая неудобная, если ее натягивать на разгоряченное после секса тело...
  - Ну, и где вы шлялись, черть вас?
  Мы, забывшись в неге долгого поцелуя, даже не обратили внимания, как подлетели к Зданию Правительства. Юрик стоял на залитой кровавым гелем Апитола парковочной площадке, которая выдавалась из стены большим полукругом. За его спиной замерли вооруженные рикамские офицеры.
  - Пойдемте, - махнул он рукой, не дождавшись ответа. - Мужики уже заждались.
  В стенах главного здания планеты-столицы все дышало сдержанностью и строгостью, не то что у нас, в Дэмиуле. Серые стены, плавные повороты широких коридоров, ненавязчивые украшения на выступающих арках и прохладно-бирюзовый свет, растекающийся из множества отверстий в сводах.
  Поразительная разница чувствовалась между аскетизмом помещений, созданных цивилизацией рикамцев, и их необычно помпезной природой. Отсюда, пожалуй, брали начало корни стремления бледнолицых к психологическому равенству. Этакий комплекс общества, прошедшего эволюционный путь в слишком красивом мире. Вот оно все откуда! Нет, не поэты они, и никогда ими не были. Они просто-напросто - чрезвычайно избалованные ремесленники...
  Мы вошли в просторный зал, единственное отличие которого от остальных переходов и комнат состояло в том, что освещение здесь было естественное, но алые лучи Апитола искажались замутненными крашеными стеклами, отчего весь объем полусферы был заполнен желтоватым рассеянным светом.
  Круглый стол. Несметное количество кресел вокруг него. Бутылочки и пузатые графинчики с какими-то напитками, стаканы с незатейливыми узорами. Ну прямо в лучших традициях псевдодемократического социума. Рыцари, блин, горемычного короля Виктора...
  Сам 'король', меж тем, сидел напротив входа, мрачно уставившись на собственные отполированные ногти и мерно сжимая-разжимая чувственные губы. Вид его выражал полное недовольство как нашей галактикой в отдельности, так и мирозданием в целом. Заметив нас с Дианкой, Семечкин пристально посмотрел на меня. Он пригляделся к скулам и подбородку, будто хотел оценить длину щетины, и, вздохнув, снова погрузился в свои мысли.
  Позер все-таки наш Витя. Умный позер. Очень.
  Рядом с ним нахохлились несколько прихвостней - чиновников Объединенного Правительства. На лбу бегущей строкой мигает: быдло. Лизоблюды и подонки. Лишь только почуют слабину, тут же всадят стилет в спину. Такие относятся к отдельному классу общества - придворные.
  Левее в парадной форме сидел адмирал Литос. Узкое мерцающее лицо выражало озабоченность, но внешне он держался подтянуто, как и подобает высшему офицеру. Даже лейтенантский мундир 'выправляет' человеку осанку, а уж адмиральский...
  Из наших за столом расположились Башанов, Марек с Денисом, отельная троица и Юрик, встретивший нас.
  Чех, как обычно, что-то вполголоса рассказывал Денису, подкрепляя слова скупыми жестами. Дмитрий Суликоевич устало теребил картофелеобразный нос. Он сильно изменился за последнее время: сиреневые глаза потускнели, плечи осунулись, движения стали какими-то неуклюжими. Старика явно что-то беспокоило, но он наотрез отказывался говорить об этом с кем бы то ни было. Отменным контрастом Башанову служило поведение Бенданы, Котельника и Митяго, которые, сосредоточенно сопя и пфыкая, толкались локтями, в попытках отвоевать себе большую территорию. Между собой, естественно. Их замкнутая инерциальная система отсчета существовала в такие моменты совершенно автономно от остального мира. Юрик недовольно косил глазом в их сторону, словно конь, наблюдающий за мышиной возней.
  А еще среди присутствующих был незнакомый мне рикамец, довольно вальяжно откинувшийся на спинку своего кресла. Я долго не мог уловить черту, отличавшую этого типа от остальных бледнолицых. А, вот оно! Впервые мне встретился гражданин Федерации Рикам мужского пола с длинными волосами.
  Он, заерзал на своем месте и неторопливо встал. Поднял руки, призывая всех к тишине, и я с удивлением заметил, что правая по локоть была в обыкновенном гипсе.
  - Друзья! - провозгласил он таким кротким голосом, который сразу вызывает у окружающих доверие. - Мы наконец-то собрались все вместе, для обсуждения дальнейших совместных действий союзников. Присаживайтесь, прошу вас. - Он сделал гипсом приглашающий жест в нашу сторону.
  Мы с Дианкой расположились в соседних креслах, но уже через миг она оказалась у меня на коленях и быстро прижалась к груди, чтобы я не успел отстраниться.
  Рикамец удивленно приподнял светлую бровь и продолжил:
  - Костя, позволь представиться - советник президента Федерации Рикам по вопросам межпланетной политики Альбин. Временно исполняю обязанности президента.
  - А по какой причине? - спросил я, краем глаза отмечая, как сморщился Виктор.
  - Мистана неадекватна, - так же мягко произнес Альбин, но что-то ледяное проскользнуло в его взгляде.
  - Быть может, начнем наше совещание, - предложил один из прихвостней Семечкина и быстро втянул голову в плечи, будто спохватился, что за эти дерзкие слова ее могут отрубить.
  - Слушаю вас, друзья, - шелковисто проговорил Альбин. Усаживаясь в кресло, он бережно поддерживал гипс здоровой рукой.
  На некоторое время все замолчали. В дрогнувшей тишине лишь едва слышно было, как Моралез ворчит что-то себе под нос.
  - Я долго думал... - выдавил наконец Семечкин. - Мне кажется, сейчас пришло то время, когда необходимо собрать все наши силы и ударить по амисам. Один раз. И либо навсегда стереть их с карты нашей Вселенной, либо сдохнуть самим...
  Ай-яй-яй. Как ты пафосно глаголишь, Витя. Предательская твоя харя.
  Теперь все мои сомнения отшибло, как кувалдой. Мозаика сложилась в чрезвычайно неутешительную картину.
  Как ты ненавязчиво уводил меня с Земли, а, поганец! Как ловко корректировал до поры до времени мои мысли и желания, заставляя поверить, что я сам до них дошел. Ты очень хотел, и до сих пор хочешь, узнать одну вещь, но боишься. А я тебе не даю возможности проверить, и тебя это бесит! Ты, Витя, дрожишь от страха, что вся твоя империя рухнет, и потому говоришь не то, что тебе нужно, а с точностью до наоборот.
  Ведь ты обделал свои дорогие брючки, как только услышал, что пришел Единый.
  Надо признать, стратег ты неплохой. Но есть один минус. В самый главный момент сражения ты не сумеешь броситься своей волосатой грудью на дзот врага. А я смогу так поступить. Не потому что я герой, нет. Всего лишь потому, что подчас иначе нельзя. Спроси у Марека, у Дениса спроси...
  Ты, отпихивая меня от искалеченной планеты подальше, так и оставался в неведении относительно интересующей тебя маленькой, но очень важной детальки. Открыто спросить у меня ты не мог, иначе бы я твою мерзкую душонку раскусил гораздо раньше. Тогда-то и пришла тебе в голову идея устроить этот опасный спектакль со сверхтяжелой водой на 'Хроносе'. Это тебя, точнее твой гнилой призрак, видел я, гуляя по кораблю. Вся эта смертельная пьеса была разыграна для одного зрителя - ты довольно изящно провоцировал меня, тварь. Я ведь помню, у тебя голова не болела - пилюльки жрал какие-то!
  Но я и в этот раз не раскрылся.
  Как ты сказал мне однажды? 'Произошел сбой. Что-то пошло не так. Не могу понять одного: в чью сторону подул теплый бриз...'
  А ведь даже Альбин, наверное, не чувствует, куда клонишь, падла. Ну что ж, посмотрим, посмотрим. Кажется, скоро настанет момент, когда тебе придется открыто попросить меня о том, чего ты не мог добиться всеми своими погаными ухищрениями.
  И вот тогда я расквашу чьи-то чувственные губки в кровь...
  А покамест... подыграю, чтобы фарс, до последнего оставался фарсом. Давайте-ка всласть повеселимся перед бойней!
  - Виктор, - спокойно сказал я, - объясни мне одну вещь, как ты собираешься уничтожить амисов?
  В точку. Я попал в самое яблочко, под которым оказались еще и груша, и спелый арбуз. Теперь он знает, что я обо всем догадался. А ну-ка в белый угол, товарищ!
  Но надо отдать Семечкину должное - он довольно быстро оправился после такого тяжелейшего нокаута. Давай, давай, теперь мы с тобой поиграем в гляделки.
  - Существует только один способ... точнее один человек, способный победить их - Единый. И ты, Костя, прекрасно это знаешь, - медленно произнес Виктор. Кажется, внутри у него был абсолютный ноль по Кельвину - так повеяло холодом от этих слов.
  Альбин аккуратно поправил гипсом свои русые патлы и устроился поудобнее, почувствовав, что назревает интересное зрелище. Даже не обиделся, что его напрочь игнорируют. Надо же - какой сибарит. Добродушно-фривольный диктатор, умело отстранивший Мистану от власти, и теперь уверенный в своих силах настолько, чтобы можно было изредка терять бдительность. Болван! Ты представить себе не можешь, нумизмат хренов, какая акула притаилась рядом! Молись всем своим рикамским богам, чтобы бриз подул в мою сторону - в этом случае ты просто получишь пинка под жирный зад и отправишься на все четыре стороны. Глупый нежный политикан.
  - Полагаю, - вмешался в разговор адмирал Литос, - что потребуется вся мощь объединенных военно-космических сил для обеспечения прикрытия Единому. Потому что амисы, наверняка, прекрасно понимают грозящую их цивилизации опасность, и всеми путями попытаются нейтрализовать Константина. Примером тому может служить...
  - Это задача военных, - грубо перебил его Семечкин, - и вы решите ее. Кстати, пока еще верховным главнокомандующим остаюсь я.
  Литос лишь прищурился, а вот Альбин посмотрел на Виктора с нескрываемым удивлением.
  - Дорогой Альбин, нам с тобой нужно обсудить несколько вопросов политического плана, - Виктор, улыбаясь, повернулся к главе рикамцев. Вот сволочь! Профессионал! Умеет ведь поставить на место и после этого бросить кость, чтоб не громко гавкали.
  - Конечно, конечно, Витенька, - удовлетворенно проворковал Альбин. - Только думаю, сначала нужно перекусить. Мне кажется, друзья, что мы все слегка проголодались.
  Отельная троица энергично закивала. Котельника, по-моему, даже озноб предвкушения пробил. Дианка на моих коленях тоже активизировалась и прошептала:
  - А я, и правда, слопала бы чего-нибудь.
  В комнату стали заходить официанты и расставлять яства и напитки прямо на стол. Конференц-зал и столовая в одном наборе. Высший свет конца двадцатого века поперхнулся бы.
  - Да отстань ты, е-мое!.. - послышался незнакомый голос. Возле дверей возникла какая-то суета. - Да можно мне, кому говорят... Чего? Какое совещание? Вот только грязи не надо, ладно...
  В зал ввалился субъект потрепанного вида с всклокоченной седой бородой и в интеллигентских очках. На нем были красная майка с короткими рукавами кожаные штаны и жилет. На вид - лет сорок пять, максимум - полтинник.
  - Альбин, е-мое, что за секретарш ты себе понабрал? - гулким баском поинтересовался он, усаживаясь рядом с Башановым. - О, я смотрю, вы как раз пожрать собрались?
  Все обалдело уставились на наглеца, а Альбин лишь виновато развел руками.
  - Советник, - извиняющимся тоном начала секретарша, - я ему говорила, что у вас совещание, но он сильный и... наглый.
  - Иди, пусть посидит. - Альбин ласково хлопнул секретаршу по попке.
  - Вот грязи не надо только, - пророкотал субъект в кожаных штанах вслед удаляющейся девушке. - Я не наглый. Я гуманный, добрый и радеющий за судьбу искусства в нашей галактике.
  - Андройлов, - представил его Альбин. - Писатель. С Земли, между прочим.
  - Я из бывшей Уфы, - подтвердил Андройлов. - Не читали последний мой бестселлер 'Сумеречный бог'? Нет? Ну и ладно, не много потеряли. Я его сам не читал. Эй ты, синеглазый, передай-ка мне вон то темное пиво.
  Башанов резко повернулся к нему и рявкнул:
  - Мы с тобой на брудершафт не пили, чтоб 'тыкать'!
  - Вот и выпьем, - невозмутимо ответил Андройлов, поправляя очки. - Так ты мне передашь бутылку, или через весь стол придется тянуться?
  Суликович машинально сунул пиво писателю под нос и надулся пуще прежнего.
  Андройлов радостно забулькал прямо из горлышка, не обременяя себя стаканом.
  - Альбин, - сердито сказал Семечкин, - а можно как-нибудь убрать отсюда вот это... чудо генетики?
  - Он безобидный, - беспечно заявил Альбин. - Тем более, минут через двадцать, самое большее через полчаса, - нажрется и отрубится.
  - Не трогай мою водку! - крикнул тем временем Башанов, выдирая из рук Андройлова графин.
  - Да что ты, ца-ца какая! - Писатель крепко вцепился в священный сосуд. - Справку сначала покажи, что это твоя водка!..
  - Весьма-а... - страшно прошипел Суликович. - Я сейчас сделаю так, что тебе по инвалидности справку дадут!
  - Вот грязи только не надо, а! Отдай! Альбин, скажи ему!
  Альбин сделал гипсом движение, похожее на жест пьяного гаишника, и мягко проговорил:
  - Расслою.
  Соперники разом выпустили графин, и прозрачная жидкость расплескалась по тарелке с мясным салатом.
  Словечко было с подтекстом, ничего не скажешь. Собирался ли рикамец расслоить их по социальному признаку, или же в буквальном смысле - на части, - осталось загадкой. Но так или иначе ангельский тон подействовал на драчунов, как кусочек льда, упавший за шкирку.
  Я наблюдал, как постепенно сереет лицо Виктора. Да... нервишки у нашего председателя настроены теперь в самых высоких октавах. Как бы не полопались...
  - Это комедия какая-то! - закричал вдруг он, вскакивая. - Вы что здесь за вертеп устроили?!
  Все замерли и уставились на него.
  - Дела делать нужно, а не в бирюльки играть! - уже тоном ниже сказал Семечкин, растирая ладонями покрывшиеся темными пятнами щеки. Он сел и раздраженно взмахнул руками: - Ну, давайте, говорите что-нибудь! Обсуждайте мировые проблемы! А ты, скоморох бородатый, только вякни еще разок, и я тебе штанишки эти кожаные в жопу засуну!
  Андройлов остановил вилку с ломтиком какого-то иноземного фрукта на полпути ко рту. Аккуратно, словно боясь повредить, он положил столовый прибор на скатерть, вытер губы салфеткой и поднялся. Немного ссутулившись, пожилой писатель неспешно пошел вокруг стола.
  Никто даже не успел заметить, как в руке у него оказалось блюдо с сочным расстегаем. Подойдя к Семечкину, Андройлов громко пробасил: 'У меня тоже есть гордость' - и... с размаху влепил пирог ему в харю.
  Шлепок чуть ли не эхом разнесся по залу. С носа и гладковыбритого подбородка председателя Объединенного Правительства Земли и Федерации Рикам неторопливо сползали шматки рыбного фарша.
  Спустя миг, гвардейцы в тяжелой силовой броне ворвались в помещение и швырнули бедного Андройлова на пол. Было видно, как при падении он разбил себе скулу.
  - Ах ты сука интеллигентская... - просипел Семечкин, вытирая лицо.
  - Террорист, - прохрипел Андройлов. - Вокруг таких, как ты, сволочей вертятся все войны на Земле... И нечего сваливать собственную плесень на каких-то амисов...
  - Сука, - повторил Виктор, пнув писателя в бок.
  Альбин приподнялся и попытался вступиться:
  - Виктор, мне кажется...
  - Заткните его, - коротко рявкнул Семечкин.
  Гвардейцы направили на длинноволосого рикамца гравикарабины, а один завернул ему руки за спину и сцепил запястья наручниками. Один браслет еле налез на гипс.
  - Мятеж, - спокойно констатировал Альбин, не пытаясь, впрочем, сопротивляться.
  - Так точно, мой наивный приятель, - повернулся к нему Семечкин, с отвращением снимая оставшиеся кусочки расстегая с воротничка. - И я надеюсь, что здесь не осталось героев, готовых распроститься со своей жизнью ради одного сомнительного типа.
  Его взгляд лязгнул о мой, словно меч.
  - Ты подонок, Витя. И трус.
  Виктор остро улыбнулся, снова начиная ощущать себя хозяином положения. Развернулся на каблуках к остальным.
  - Я много думал... И пришел к выводу, что Константин никакой вовсе не Единый. - Он выдержал паузу и подбил черту: - Самозванец.
  Никто не проронил ни звука.
  Я осторожно, не делая резких движений, чтоб не схлопотать заряд из карабина, снял Дианку с коленей.
  - Ты же знаешь, что рискуешь, - стараясь, чтобы мой тон прозвучал как можно убедительней, произнес я.
  - Да, знаю. Но я умею рассчитывать комбинации на десять шагов вперед, Костя. Поэтому я сейчас попрошу, чтобы ты прояснил одну маленькую деталь. Докажи, что ты Единый. Покажи свою феноменальную ауру.
  Вот он наконец и сказал прямо то, что не смог узнать косвенно.
  - Зачем ты устроил шоу со сверхтяжелой водой на 'Хроносе'? - спросил я, чтобы потянуть время.
  Марек, Денис и Башанов начали привставать. Гвардейцы удобнее перехватили оружие.
  - Докажи, что ты Единый, - багровея, повторил Виктор. Его чувственные губы дрожали. - Вычеркни меня своей могучей аурой из этого мира!
  - Я оставил свою силу на Земле.
  Надменное торжество вспыхнуло в его глазах.
  - Он - никто, - тихо сказал Семечкин. - Видите, он всего лишь обыкновенный человек.
  - Разве этого мало? - прошептал я, опуская веки.
  Кому они все поверят? Кому?..
  Выстрел раздался неожиданно.
  Вот дьявол! Как Башанов ухитрился протащить сюда свой кольт?!!
  Виктор, рыча, схватился за плечо, из-под пальцев заструилась кровь. Только ранен! Да, Суликович, это тебе не в стенку стрелять! Тут еще и целиться надо!
  Я прыгнул, укрывая Дианку, прижимая ее к полу.
  События заскользили стремительными рывками...
  Замертво упал Митяго, переламываясь пополам от гравиимпульса. Моралез с Котельником, бешено взревев, буквально в крошку смяли морды ближайших гвардейцев голыми руками, благо те не успели защитить головы.
  Поняв ошибку, остальные солдаты принялись поспешно надевать шлемы на силовую броню, давая нам секундное преимущество в скорости...
  - В голову бейте! - крикнул Юрик, выхватывая карабин у одного из гвардейцев и отчаянно молотя прикладом направо и налево. Его примеру последовали и Марек с Денисом, напав разом на одного из врагов.
  Башанов спиной прислонился к дверному косяку и остервенело высаживал в противника барабан за барабаном. Сколько же у него патронов с собой?!
  Альбин, воспользовавшись суматохой, ускользнул прочь, так, по-моему, и не избавившись от наручников. Адмирал Литос, мертвый, распластался по столу, все еще сжимая в руке пистолет. Виктора, потерявшего сознание, оттаскивали в сторону выхода его прихвостни - надо же, не обоссались с испугу!
  Некоторые гвардейцы к этому времени успели надеть шлемы, но остались без оружия, поэтому могли только разносить многократно усиленными силовой броней ударами мебель и стараться догнать кого-то из наших.
  - Уходить отсюда нужно, - прогудел мне в самое ухо Андройлов, пробравшийся сквозь сумятицу боя. Его борода была вся в крови, под затекшим правым глазом зияла приличная рана. - Через несколько минут здесь начнется настоящая грязь!..
  - Куда?! - проорал я, оттискивая очумевшую Дианку подальше от бушующего Котельника.
  - У меня в доке есть корабль! Не думаю, что кто-то заподозрит скромного писаку в пособничестве вам - преступникам!..
  Башанов, чуть не наступив на мою руку, подскочил к гвардейцу, сунул ствол кольта в стык между шлемом и броней и нажал на курок. Из щелей брызнула кровь, а сам зазевавшийся вояка отлетел под ноги бегущему на помощь товарищу. Тот споткнулся и был просто размазан по полу пинками Бенданы.
  - Вали отсюда, Единый! - рявкнул Моралез, надевая свою голубую шляпу и широко улыбаясь белыми зубами, покрытыми сейчас розоватой пеной. - Лютый они нам прессинг устроили! Мы с Котельником постараемся прикрыть... сколько выдержим...
  - Вместе уйдем, - поднимаясь на ноги, сказал я.
  - Нет, дружище! - Бендана потрепал меня по плечу. - Нам нужно тут остаться... с Митяго... мы всегда вместе были...
  Я сдержанно кивнул владельцу разбитого отеля 'Приморский рай'. Человеку, которого, как мне раньше казалось, интересовали только деньги.
  Подталкивая Дианку к выходу, я схватил за рукав Дмитрия Суликоевича и молча потянул его за собой. Андройлов подхватил, словно разыгравшихся щенят, Дениса и Марека и тоже поволок их прочь из эпицентра мясорубки.
  Возле выхода из зала я столкнулся с Юриком. Он тяжело дышал, держа гравикарабин наизготовку.
  - Пойдем, Юрик, тебе-то совершенно нечего терять!
  - Верно, Костя, верно. Я уже давно все потерял... И думаю, что пора остановиться. Хватит бегать от самого себя... А-а! Черть вас!!
  Он принялся точными выстрелами снимать приближающихся с другой стороны коридора штурмовиков. Те падали один за другим. У них же силовая броня! Как? Лишь спустя пару секунд я понял, что он умудряется попадать в щели между ее сегментами. Да, это действительно Снайпер!
  - Ну же... черть вас! Бегите! - Юрик сделал движение, будто хотел поправить обрубок галстука, но, не обнаружив его, лишь отчаянно махнул рукой: - Бегите... дом наш спасти нужно...
  - Сюда! - Показал Андройлов на боковое ответвление чуть дальше по переходу.
  Я оглянулся.
  Четыре гвардейца сминали Моралеза и Котельника. Бендановская шляпа валялась в луже крови. Юрик давил на спусковой крючок, разрезая воздух призрачными пунктирами гравитационных импульсов.
  - Постарайся... - крикнул кто-то из них, когда мы уже повернули за угол. И крик захлебнулся на вздохе...
  Есть люди, подумал я, машинально переставляя ватные ноги, которые живут совершенно бестолковой жизнью. Они тешатся удовольствиями сегодняшнего дня, кутят и не ведают твердых решений. Их не любят жены, желающие покоя и непоколебимого уюта в семье, у них немного настоящих друзей. Они зачастую проворачивают полулегальные делишки и слывут жуликами. Они несерьезны, непостоянны, ветрены и бесшабашны.
  Есть другие. Те, которые с самой юности добиваются положения в обществе, делают карьеру и не распыляются по мелочам. Их цели ясны, поступки предсказуемы, но надежны и обязательно верны. Таким завидуют, у них ведь все получается, им покоряются все вершины. И при возведении трех в квадрат у них никогда не получится десять.
  Но есть одна вещь, которая отличает первых от вторых, когда становится действительно тяжело. Когда гибнут близкие и друзья, когда приходится выбирать между страхом и честью, между смертью и жизнью.
  Вещица эта в обычной жизни присуща как раз вторым. У них она в плюсе.
  Но когда становится по-настоящему трудно - знак меняется...
  И мы начинаем сами себя спрашивать: так ли важно, приятель? Ведь это всего лишь совесть, с которой можно договориться.
  А они, те, кто несерьезны и ветрены, не спрашивают.
  
  
  4
  
  Выбежав в длинный ангар, разделенный полупрозрачными перегородками на множество парковочных доков, наш маленький отряд наткнулся на одного охранника, который в нерешительности топтался возле прохода. Брони на молодом рикамце не было, только черный комбинезон обтягивал худощавое тело.
  На лице парня появилось выражение растерянности. Официально беглецами мы, наверное, еще не значились, но в здании было введено чрезвычайное положение, и поэтому офицер после некоторого колебания все же направил на нас ствол карабина.
  Он с перепугу залопотал что-то на рикамском, часто моргая. Андройлов выматерился. Рикамец осекся и, совсем как подросток всхлипнув носом, продолжил уже по-русски:
  - Я... мне приказано... Предъявите разрешение на вылет, пожалуйста.
  Ага, вежлив. Значит, меня все-таки узнал.
  - Какое на хрен разрешение! - нахраписто пошел в атаку Андройлов. - Там мой катер, в семнадцатом доке, тебя ж Альбин на рудники сошлет!
  - Но приказ... - Охранник снова смутился. Но через миг собрался с духом, перехватил карабин и, глядя перед собой, уверенно произнес: - Не могу. Инструкции. Разрешение предъявите.
  Военщина. Ее запуганные муштрой рабы почти всегда выбирают в пользу устава.
  - Пропусти нас... - неожиданно попросила Дианка. Ее бледные щеки вздрагивали. - Пожалуйста, пропусти...
  Нельзя показывать людям в погонах слабость. Ни в коем случае. Она в их организме катализирует смелость.
  - Разрешение, - твердо выцедил рикамский офицер.
  - Глядите, - холодно сказал Башанов, мотнув головой в его сторону, - говорящий труп.
  - Почему это труп? - удивился охранник.
  - Потому.
  Выстрел разразился дьявольским смехом, прыгая от одной стенки ангара к другой. Рикамец отлетел, нелепо раскинув руки. Его черная одежда неумело пыталась скрыть расползающееся по груди пятно.
  Видать, здешние вояки не возводили в ранг опасного оружия обыкновенные револьверы.
  Зря...
  - Де! - заорала Дианка, бросаясь к Суликовичу, я еле успел схватить ее за плечи. - Это жестоко! Так... нельзя так! Он не виноват!
  Писатель стоял, закусив губу. Денис безмолвно подобрал трофейный карабин и придирчиво осмотрел оружие.
  - Глупцы! - крикнул Башанов, не глядя на рыдающую внучку. - Это война! Война!
  - Válka , - эхом отозвался Марек.
  - Война... - неслышно прошептал я.
  Андройлов встряхнулся, одернул жилетку. Шумно выдохнул и скомандовал:
  - Бежим скорее! Вон туда, где здоровенный компрессор стоит! Видите?
  Я подхватил бьющуюся в истерике девушку на руки и, тяжело отдуваясь, побежал вслед за писателем.
  Не знаю точно, говорил ли я вслух, но всю дорогу до катера я повторял одно и тоже, как заведенный...
  'Так бывает, девочка. Не всегда можно быть правым и не оказаться виноватым! Мир вокруг тебя - это градация серого с бесконечным числом переходов. Нет черного, нет белого. Все сущее - серый цвет. И никуда не деться от того, что это цвет пепла... пепла... пепла'.
  Мысли бились, вскрывая меня своими хрустальными клинками. Я машинально перепрыгивал через связки кабелей, металлопластиковые ступеньки, какие-то детали.
  Война. Террор. Уничтожение... Они живут не в пулях и не в осколках, рвущих в клочья плоть. Они не в ядерных и гравитационных бомбах...
  Они - в головах и сердцах людей.
  Дианка уже не вырывалась. Она только часто дышала, устремив пустой взгляд вверх. И на этих серо-зеленоватых глазах, которые стали мне такими родными, неудержимо росли жалкие детские слезы. Поднимались прозрачной полусферой страха и, не выдержав собственного веса, срывались на мою шею. Плавили кожу, мышцы, кость ключицы...
  Наконец мы добрались до корабля Андройлова. Это был гражданский катер среднего класса. Кажется, межпланетник. И то хорошо.
  Шлюз открылся после прикосновения писателя к идентификационному сенсору, и мы ступили на борт очередной космической каравеллы.
  - Наденьте-ка скафандры, - обронил Андройлов, активизируя силовые системы корабля. - А то мало ли что...
  Я помог Дианке облачиться в легкий комбинезон и застегнуть шлем. Все просто, удобно, эргономично - не то что наши капустообразные скорлупки двадцатого века. Переговорные устройства включились автоматически. Качество звука было идеальным.
  - Кстати, куда мы отправимся, а, командир? - повернулся Андройлов ко мне.
  - Где находится Мистана? - вопросом ответил я.
  Его борода смешно взъерошилась за стеклом шлема.
  - В асоциальном лагере. Это что-то вроде наших психушек, только планета, где он находится, охраняется, как врата в рай.
  - Разве врата в рай охраняются? - удивленно спросил из своего кресла Марек.
  - Да откуда я знаю?! - огрызнулся писатель и посоветовал: - Мысли образно.
  Он пробежал пальцами по сенсорной панели, и помещение рубки наконец-то засветилось множеством датчиков и экранов. Из кормовой части катера донесся вибрирующий гул.
  - Ну? - Он вопросительно покосился на меня.
  Я оглянулся на Башанова, но тот сидел чернее тучи, даже глаза, кажется, стали темно-лиловыми. Да, старика сейчас лучше не трогать, пожалуй. Придется решать самому.
  - Мне необходимо поговорить с Мистаной.
  - Ты псих? Катер при подлете к планете, где расположены асоциальные лагеря, расщепят на нейтрино. Это в случае, если не догонит лично Семечкин. Тогда он тебя, и нас всех в придачу, лет двадцать минимум будет гонять по лучшим палачам Федерации.
  - Сатрап, - неожиданно процедил Башанов. - Я ему собственными руками череп раздавлю.
  - Грязи сейчас не надо, а! Некогда, - отмахнулся Андройлов. - Я согласен, он собран не из лучшего генетического материала, и, скорее всего, в предках значились какие-нибудь родственники Гитлера... Еще, между прочим, не известно, чью сторону займет Альбин. Он ведь хоть и зажравшийся простофиля, но кое-какой вес в рикамском мире имеет. И если начнется глобальная заваруха, а она, по-моему, уже началась, то, думаю, многие пойдут за ним. Его, в общем-то, народ любит. Ведь живут они сыто, половые инстинкты удовлетворяют регулярно, а что еще надо быдлу под названием человек? Или рикамец - одна монета... Да и флот в распоряжении Альбина немалый.
  - Это все пока домыслы, - сказал я. - За нашей спиной остались друзья, и я чувствую, как их призраки молча смотрят на меня. Поэтому, если ты с нами, если действительно хочешь попытаться остановить весь этот кровавый хаос, то лети к долбаным асоциальным лагерям. Если же нет, то разворачивайся и уходи, я не плюну тебе в спину. Решай, писатель.
  - Ты все-таки псих, да? - устало уточнил Андройлов.
  - Он не псих, а Единый! - не своим голосом сказала Дианка. - И делай, что тебе говорят, болван! Живо!
  - Зачем грязь-то? - обиженно проворчал Андройлов, плавно поднимая катер и выводя его из дока.
  Червонный закат гигантской звезды охватил маленький кораблик, быстро затерявшийся между сотнями боевых эскадрилий, стартующих со всех космодромов планеты. Война стала переходить в ту фазу, где расстанавливаются силы для решающего сражения, после которого останется лишь безбоязненно добить противника. Правда, неизвестно пока - каким образом распределится основная мощь, и кого придется добивать. Трудно сказать, куда подует теплый бриз...
  Казалось бы, именно сейчас наступил подходящий момент собраться людям и рикамцам вместе и уничтожить амисов. Хрен. Мы не только друг с другом передеремся, мы еще и сами себе тумаков надаем.
  Это страшно, когда умеешь стрелять лучше, чем бинтовать раны. А у нас ведь испокон веков было именно так. Медицина возникла гораздо позже военного искусства...
  Огромный диск наполовину исчез за горизонтом. Оставшаяся его часть возвышалась над этим миром темно-оранжевой горой, обрамленной частоколом огненных язычков, на фоне которой дрожали в мареве небоскребы, и уходили в космос бесконечные звенья истребителей и громады крейсеров. Господи, да откуда их столько взялось?!
  - Ну что, смертнички, поехали? - слегка сумасшедшим голосом провозглосил Андройлов, выдавливая штурвал на себя до отказа.
  Корабль пошел вертикально вверх, бешено ускоряясь. Если бы не гравикомпенсаторы, то наши очи за доли секунды повисли бы на копчиках.
  - Да, орлы и орлицы, должен вас предупредить, - весело сказал писатель, - на третьей планете этой системы, где нам придется искать Мистану, сейчас сезон синих самумов.
  - Объясни поподробней, - раздраженно попросил я.
  Я видел, как лицо Андройлова ощерилось глумливой улыбочкой.
  - Ну как бы это получше растолковать... - уклончиво начал он. - Э-э-э... в общем, мне кажется, что климатические условия этой планеты вас не приведут в восторг.
  Интересно, почему на моем пути все время попадаются не совсем нормальные люди, подумал я, глядя через экраны на сполохи плазмы, окутавшие наш катерок, на немыслимой скорости прорывающийся через плотные слои атмосферы. С того момента, как я проснулся в этом мире, рядом то и дело оказываются слегка сумасшедшие личности, готовые бросить все и ломиться за мной спасать Вселенную, ничего не требуя взамен? Везение? Да нет, глупости: не может так фартить постоянно.
  Наверное, это отчаяние движет людьми. Ведь я принес хоть и совсем крохотную, но надежду.
  Я вижу, ребята, как вы смотрите на меня сквозь этот огненный вихрь, бушующий за бортом. Вечно улыбающийся Моралез в заломленной на затылок голубой шляпе, беспокойный Котельник, набросивший желто-синюю куртку на рельефный торс, сумрачный и циничный Митяго, задумчиво скребущий мизинцем свою бородку, Юрик, который любил пофилософствовать за стаканом-другим, то и дело поправляя обрубок галстука...
  Я не скажу вам спасибо за то, что прикрыли спину.
  Этого слова - слишком мало.
  
  * * *
  
  Выйдя на орбиту Шингтовы, наш катер беспрепятственно проскочил контрольно-карантинные станции, Андройлову лишь потребовалось пару раз назвать свой личный код и послать шифрованные пакеты паролей. Нам дали зеленый свет. Повезло: не успел еще Семечкин дать приказ о нашем задержании или уничтожении - ранку свою, поди, зализывает.
  В течение всего времени полета до третьей планеты системы Апитола - Оласии - никто не проронил ни слова. Изредка, когда писатель корректировал курс, на экранах появлялся малиновый край красного гиганта с рваными фестонами протуберанцев. Позади остались армады рикамских кораблей, формирующихся в огромный смертоносный флот, готовый по приказу уйти в сверхпрыжок к Земле.
  - Видите яркую звездочку? - произнес наконец Андройлов, удобнее устраиваясь в кресле. - Это Оласия.
  - Как мы совершим посадку? - хмуро спросил Башанов. - Ты говорил, что эту планету отлично охраняют.
  - Ну... - загадочно протянул писатель. Он хотел почесать бороду, но рука стукнулась о шлем. - Ладно, ладно, расколюсь. Только чур, никому ни слова! Есть у меня на катере одна не совсем легальная штучка. Выторговал в свое время у лаборантов из Института Пространства-Времени, которых размер оклада не до конца устраивал...
  - И чем же поможет эта твоя штучка-дрючка? Нас уже, наверняка, запеленговали, - предположил я.
  - Как запеленговали, так и распеленгуют. - Андройлов ехидно встопорщил бороду движениями нижней челюсти из стороны в сторону и пафосно провозгласил: - Сейчас врублю генератор локального искривления темпорального поля.
  Марек восхищенно уставился на писателя.
  - Я слышал о таких. Генератор создает вокруг тела небольшое завихрение пространства-времени, - объяснил нам чех. - Наш корабль как бы окажется чуть-чуть в будущем. А как можно на локаторах увидеть то, чего еще не было?
  - Весьма-а...
  - Еще как 'весьма', - гордо сказал Андройлов, набирая сложную комбинацию цифр на терминале. - Я за это 'весьма' отвалил...
  Он не успел похвалиться, сколько отдал за чудо-генератор, потому как в рубке взвыла сирена и повсюду замигал красный свет.
  - Ага, предупреждают, просят на связь выйти! Но нам с этими стрелками ворошиловскими болтать некогда. - Писатель с наслаждением надавил на овальную зеленую кнопку, полностью погружая ее в приборную панель.
  Гул в кормовой части катера усилился. Я почувствовал, как по телу прошел почти живой трепет пространства и времени - могучих стихий, растворивших в себе все сущее. Экраны на миг затянуло молочным туманом, как в сверхпрыжке, но тут же на них вновь появились россыпи звезд, одна из которых сияла ярче других. Только то была планета.
  Оласия.
  Андройлов удовлетворенно потянулся и заявил:
  - Вот так! Будто нас и не было. Помехи в локационных системах. Глюки.
  - Глупцы! - Башанов впервые за долгое время радостно сверкнул сиреневыми глазами из-за стекла гермошлема. - Полезная у тебя хрень, приятель! Весьма.
  - А то!
  Дмитрий Суликоевич вгляделся в пустые мониторы радаров, где раньше мерцали десятки, если не сотни, точек контрольно-карантинных и боевых станций рикамцев, легких патрульных истребителей и корветов помощней.
  - Где же злобные космические церберы? - озадаченно спросил он у Андройлова.
  - На несколько тысячных долей секунды в прошлом. Нет их здесь пока! - весело откликнулся тот.
  - А почему планета не в прошлом? И вообще вся Вселенная? Ведь, по логике, еще ничего не должно быть?
  - Эва, брат, как завернул! Если б Вселенная существовала только в прошлом, то эксперименты со временем были бы вовсе не возможны. Здесь действует закон темпоральности малых тел. Станций боевых относительно нас пока нет, а вот тело побольше - планета - пожалуйста, полюбуйся. Да и мощность моего генератора небольшая, поэтому уже через пять-шесть миллионов километров все течет своим чередом. Ясно? Я, честно говоря, сам ни фига не разбираюсь в этой научной грязи. Вот, к примеру: почему нельзя с помощью таких генераторов избавляться от метеоритов по курсу на дорелятивистских скоростях? Или еще вопрос: как же не воспользоваться такой возможностью, чтобы предсказать глобальные катаклизмы будущего? Скажем... землятресения. Ведь сейсмологам иногда достаточно лишь на миг вперед знать состояние земной коры, чтоб предупредить нас о грозящей катастрофе. Ан шиш! На каждый такой мегапроект у яйцеголовых найдется терабайт формул, доказывающих, что он невозможен. Вот и пользуемся втихомолку, так сказать, объедками, которые природа забыла подобрать после очередного своего пиршества. Коллапсируем понемногу, сидя на табуретке посередь прокуренной кухни, и ни черта не видим дальше форточки. Зато вопят: прогре-есс, сила мы-ысли! Сплошная грязь! Только и способны придумать, как проскользнуть мимо планетарной защиты, а как что-нибудь полезное - так сразу формулы на гектар!..
  Писатель фыркнул и умолк. Наверное, почувствовал, что в данный момент его философские изыски не воспользуются спросом.
  - Значит, мы теперь сможем беспрепятственно сесть на поверхность? - тихонько спросила Дианка.
  - Так точно, ненаглядная! Правда, самая грязюка начнется именно там.
  - Тоже охрана?
  - Нет. Лишь асоциальные поселения и... синие самумы.
  Сфера Оласии росла угрожающе быстро, но я уже успел привыкнуть к торжеству науки, которое так рьяно охаял Андройлов: к современным скоростям, управлению гравитационными полями и, соответственно, власти над инерцией, - поэтому не особо нервничал, с неподдельным интересом рассматривая индиговую планету.
  Она была похожа на ледяной шар. На поверхности не наблюдалось никакого движения, казалось, что это небесное тело замерло и безжизненно летит по своей орбите. Сгусток застывшего синего геля.
  Я ощутил, как вечная мерзлота космоса тронула спину своей гладкой ладонью. Неприятный озноб потек откуда-то из-под лопаток вниз.
  Когда мы стали входить в плотные слои атмосферы, я закрыл глаза. Не хотелось видеть потоки раскаленного воздуха за экранами - из их глубины смотрели друзья. Укоризненно и больно...
  Раза четыре нас основательно тряхнуло. Но Андройлов оказался довольно искусным пилотом, и через несколько минут я ощутил, как корабль коснулся поверхности.
  - Вот и приехали, - мрачно сказал Башанов, неуклюже выбираясь из кресла. - Погодка там неважнецкая, говоришь?
  Андройлов отключил обзорные экраны, на которых была видна какая-то расплывчатая муть. Именно расплывчатая муть, по другому это никак нельзя было назвать.
  - Минус пятьдесят и ветерок, - ответил он Дмитрию Суликоевичу. - Когда Оласия приближается к точке афелия, в экваториальных широтах начинаются бури. Довольно загадочное явление, некоторые ученые считают, что оно возникает из-за резкого снижения температуры на полюсах. Самум на Земле - это очень горячий и сухой ветер, дующий в африканских пустынях, а здесь господствуют так называемые синие самумы.
  - Два вопроса от непросвещенных, - буркнул Башанов. - Что такое афелий и почему тут эти бури синие?
  - Афелий - это наиболее удаленная от звезды точка орбиты планеты или кометы. А почему синие... Пойдем, покажу. Нам все равно рано или поздно нужно будет выходить, если мы хотим отыскать Мистану.
  Подойдя к шлюзу, писатель повернулся к нам и серьезно сказал:
  - Держаться плотной группой, постоянно быть на связи. Ни в коем случае не подходить к блуждающим серпантинам - вы их скоро увидите. Это представители местной фауны. Первыми никогда не нападают, но приближение расценивают как агрессию и... В общем, вмиг кости переломают.
  - А как мы будем искать эти самые асоциальные поселения? - поинтересовался обычно молчаливый Денис, постукивая прикладом карабина по мягкой обшивке стены.
  - Во время посадки локационные системы корабля зафиксировали неподалеку концентрацию металла. Километров пять, не больше. Будем надеяться, что это жилые сооружения, а не горные формации. - Андройлов еще раз придирчиво осмотрел нас и выдохнул: - Ну что, конквистадоры ветров, в путь!
  Когда открылся внешний люк, я подумал, что сама земля бросилась мне в лицо, и инстинктивно зажмурился. Отшатнувшись и крепко сжав руку Дианки, я сглотнул, открыл глаза и увидел впереди настоящий хаос.
  Если на Шингтове мы были в огненном чистилище, то здесь попали в сапфировый ад.
  Видимость - максимум метров пятнадцать. Вокруг - бушует настоящий шквал вихрей, в которых несутся мириады синих песчинок. Потоки воздуха переплетаются замысловатыми узорами, рвут друг друга, стелятся по шершавой почве. Мертвой, изъеденной временем. Неба не видать, только большое расплывчатое пятно света на месте Апитола.
  - Весьма-а... - Башанов своим фирменным словечком в этот момент выразил, пожалуй, общее мнение о климате Оласии.
  Я заметил, как внутренняя обшивка шлюза покрылась инеем.
  - Прошу, - взмахнул рукой Андройлов, пригибаясь и спрыгивая на землю. - Если увидите странные вещи... ну там, померещится кто-нибудь или еще что - не обращайте внимание. Это серпантины шалят.
  Мы аккуратно спустились по трапу и остановились в нерешительности. Марек даже что-то залепетал по-чешски себе под нос.
  Писатель с видом бывалого туриста оглядывался по сторонам, будто в этой коловерти можно было хоть что-то различить. Через минуту я обнаружил, что наши ноги замело синим песком почти по щиколотку, и стал яростно его расшвыривать в стороны. Ветер тут же подхватывал эту пыль и смешивал с собой. Да, здесь нельзя надолго останавливаться, а то не успеешь оглянуться, как над тобой возникнет аквамариновый курганчик.
  - Вот! Вот они! - крикнул вдруг Андройлов.
  - Сучье вымя! - выругалась Дианка с испугу и прижалась ко мне.
  - Да смотрите же! Смотрите, как красиво идут! - Писатель замахал рукой.
  Я вгляделся вглубь песчаного хаоса и заметил несколько странных существ, которые зигзагами приближались к нам. Они были похожи на ленты, вьющиеся в воздухе кольцами и параболами, но не опадающие на землю, а порхающие, словно бабочки: то резко взлетая, то стремительно опадая. Трое. Или три, черт знает, одушевленные они или нет! Каждая лента длиной метра полтора и шириной сантиметров десять-пятнадцать. Цвет их шкуры... или кожи... разобрать было трудно из-за вихрей песка, то и дело скрывающих необычных жителей этого мира. По-моему, создания были темно-лиловыми.
  А ведь, и правда - красиво!
  - Блуждающие серпантины, - пояснил Андройлов. - Не бойтесь, они не тронут, только не делайте резких движений, пока не пролетят. И ничему не удивляйтесь...
  Денис держал карабин наготове, включив питание. Писатель увидел это и зашипел:
  - Да опусти ты эту грязь! Вот ведь люди... лишь бы пострелять! Популяцию скинов на Земле лучше уменьшай! И волкопсов заодно!
  Денис нахмурился, но оружие опустил.
  Блуждающие серпантины остановились метрах в пяти от нас. Не совсем остановились, конечно, но перестали приближаться, продолжая извиваться на одном месте. Будто изучали, оценивали.
  Обычно мне не нравится, когда так пристально 'смотрят'. Но в тот миг почему-то все было не так.
  Три удивительных создания с холодной, недружелюбной планеты и несколько людей с куда более благоустроенной, но искалеченной Земли случайно оказались лицом к лицу. Не знаю, применимо ли здесь это выражение, но мне отчего-то было приятно думать именно так: лицом к лицу.
  Вдруг я почувствовал укол... бесконечного множества страданий. Океан мук обрызгал своим прибоем сердце... Все тело рефлекторно вздрогнуло от незнакомого 'прикосновения', таящего в себе какую-то невозмутимую мощь. Пытки... терзания... Рядом вскрикнула Дианка, хватаясь за горло... Но боль тут же отступила, в миллионную долю секунды сменившись наслаждением. Эйфория захлестнула меня полностью: каждую клетку, нерв, мышцу. Ноги ослабли от блаженства... Я был уверен, что остальные чувствуют то же самое.
  - Я предупреждал... - голос Андройлова прошелестел где-то на пределе слышимости. - У них пси-поля чудовищной силы...
  Передо мной в воздухе затрепетали фантастические картины: будто само движение песчаной пурги ослабло и стало более закономерным, и волшебная кисть вывела несколько штрихов в ледяном воздухе. То ли символы... то ли просто затейливые переплетения линий - не разобрать. Непонятная и феерическая палитра, в которой почему-то чувствуется... жизнь.
  Очень хотелось сказать серпантинам хотя бы одно слово, любое хорошее слово, но я знал, что буду выглядеть глупо. Поэтому промолчал. И они будто почувствовали это. Дрогнули, неторопливо заскользили прочь.
  Странные создания, вечно блуждающие в морозных порывах ветра. Быть может, ждущие единственного слова...
  - Как... необычно, - прошептала Дианка. - Дичайшая боль! А потом... Такое... легкое чувство...
  - Они разумные? - негромко спросил я, когда эйфория схлынула, и последний серпантин исчез в синей мгле.
  - Кто знает... Серпантины никогда не вступали в контакт ни с рикамцами, ни с людьми. Вот так... побалуются иногда, и всё, - задумчиво ответил Андройлов. - Но... кто знает...
  
  * * *
  
  Неуютно. Тревожно. Страшно...
  Мы шли и шли сквозь обезумевшую вьюгу. Таинственные серпантины больше не показывались. Вокруг бесновались тонны песка, мелкие камешки иглами впивались в ткань скафандра, норовя пронзить тело до нервов. Разочарованно отскакивали. Изредка попадались небольшие смерчи, которые приходилось огибать по широкой дуге, рискуя быть затянутыми в крутящийся столб.
  Не знаю, сколько уже мы бродили в окрестностях нашего корабля - час или сутки? Перекликались время от времени. Не знаю... Все слилось в хнычущую метель перед глазами. В тягучий поток мыслей о былом...
  Проклятый ветер ваял из песка лица, а иногда и целые сцены. Я содрогался и жмурился каждый раз, когда видел перед собой эпизоды из детства, маму, бабушку и дедушку, брата. Полузабытых однокашников и вовсе незнакомых людей. Синие самумы издевались надо мной, глумились над прокаженной памятью, не зная жалости и прощения. Я тряс головой, крепче сжимая руку смертельно уставшей Дианки, но вихри все равно услужливо показывали, как Наташка ласкает своего плюшевого песика. Грустная и уставшая, далекая.
  Ты же обещала приходить только во сне! Или я сам это придумал? Не помню... Отпусти меня, прошу, отпусти! Мне трудно. Горько и мерзко. Мне очень непросто быть тем, кем должен - Единым. Отпусти...
  Фигуры исчезали.
  Я прогонял их, и они безмолвно уходили.
  Правда, оставался леденящий звон, доносящийся откуда-то из-за стонов вьюги. Мерный, неживой.
  Это билось хрустальное сердце...
  - Нам нужно поесть, - раздался голос Башанова в наушниках.
  - Если через минут десять так ничего и не обнаружим - вернемся на катер, - откликнулся Андройлов. Я видел в нескольких метрах от себя его сутулый абрис, подтертый ластиком метели. Прокашлявшись, писатель добавил: - Безумцы. Все мы безумцы.
  - Надо! - вдруг крикнул я. - Надо! Знаете такое слово?! Это мне в первую очередь надо прийти к какому-то итогу! Считайте меня беспросветным эгоистом, но я пойду вперед. Я буду ползти, подтаскивая себя зубами, если откажут ноги и руки, буду волочить свои ссохшиеся внутренности до тех пор, пока не дойду. Мне нужен итог! Пусть даже это будет курган из синего песка!
  - Я тоже постараюсь не отстать, - осипшим голосом сказала Дианка. - Пить очень хочется... но это ничего, это ничего...
  - Фанатики, - обронил писатель, складываясь чуть ли не вчетверо от особо мощного порыва ветра.
  - Podzim. Podzim, který neskončil , - сказал Марек, идущий позади нас с Дианкой.
  Я не знал чешского, но чувствовал, о чем говорит парень. Ты прав, прав, молодой воин! Вы ведь вернулись оттуда, а я вас затащил обратно. И теперь обязательно нужно выбраться из того мертвого сада!.. Иначе - погибнем.
  - Впереди что-то темное! - неожиданно воскликнул Дмитрий Суликоевич.
  Все остановились и принялись вглядываться во мгу. Метрах в двадцати от нас угадывались какие-то контуры - не то высокие скалы, не то здания причудливой формы.
  В любом случае - это лучше, чем бесконечная вьюга.
  - Эй, парнишка, как тебя там... - обратился Андройлов к Денису. - Ты того... включи-ка свой карабин на всякий... А то, кто его знает, что за грязь там может быть...
  Тот сдвинул рычажок питания вниз и коснулся сенсора аккумуляции гравитационного заряда. Через секунду на экранчике, расположенном на боковой части цевья, вспыхнул зеленый огонек и отобразился ряд каких-то значений.
  - Вот и прелестненько, - сказал писатель, снова делая безуспешную попытку почесать бороду через стекло шлема. - Тьфу! Привычка дурацкая... Ну, пойдемте, глянем, что за чудо впереди.
  - Меня зовут Денис...
  Андройлов хмыкнул и вдруг пропел:
  - Там за туманами-и, там-парам пьяными-и...
  Замолк, видимо не помня слов, и пошел вперед.
  Денис пожал плечами, поводил карабином из стороны в сторону, будто примериваясь, и отправился следом. Все остальные, переглянувшись, осторожно двинулись за ними.
  Контуры обрели четкость, и стало ясно, что перед нами сооружение, созданное разумными существами, а не прихотью природы. Высокие ворота вели в бункер, вырубленный прямо в скале. Одна исполинская створка была приоткрыта, железо запорных механизмов расплавленными каплями, застывшими теперь навеки, стекло когда-то давным-давно до самой земли и было покрыто серовато-бурым окислом.
  Внутри - темно.
  - Что это? - спросил Башанов.
  - Кто его знает, - произнес Андройлов. - На Оласии много всякого. Развалины баз первых исследователей, заброшенные рудники, военные объекты еще со времен рикамских войн попадаются, действующие и покинутые асоциальные поселения. Раньше, кажется, планету пытались колонизировать, но довольно скоро сообразили, что менять климат невыгодно. Да и незачем. Нужны ли в тюрьме райские кущи?
  Я почувствовал, как ладонь Дианки вздрогнула.
  - А это именно тюрьма - без надзирателей и колючей проволоки по периметру, - продолжил писатель. - Что, думаете, у рикамцев все так хорошо, как говорят? Шиш. Каждая цивилизация характеризуется тремя основными вещами: уровнем развития науки, культурными корнями и тюрьмой. Это, конечно, сугубо мое мнение... Так вот. Если с наукой у них все более чем хорошо, а корни культуры обширны и переплетены, хоть и не глубоки, то насчет тюрьмы вовсе оригинально придумано - ни сторожевых вышек с пулеметчиками, ни сейсмодатчиков на случай подкопов, ни периметра зоны... Зачем, коли в твоем распоряжении целая планета? Живи, наслаждайся, сходи с ума от голых степей и синих бурь.
  - А чем же питаются те, кто сюда попадает? - поинтересовался я.
  - О, с этим как раз проблем нет. Во все асоциальные поселения раз в полгода спецрейсами доставляют запасы провианта, воды, теплой одежды; сбрасывают, не садясь на поверхность. Ешь, пей, гуляй на здоровье! Воздух-то здесь пригоден для дыхания, правда, кислорода всего процентов двенадцать, но разве это смертельно? Нет. Никому не нужно убивать. Сами сдохнут, когда придет время...
  - Это же чудовищно! - воскликнула Дианка. - Это же... это же просто-напросто не по-человечески!
  Андройлов отвел взгляд от ворот бункера и пристально посмотрел на нее.
  - Правильно, это по-рикамски. Да и что, по-твоему, по-человечески? ГУЛАГ? Зеленая миля? Вижу - читала об этих прелестях, хоть и молодая. Расскажи-ка мне, ненаглядная, что такое 'по-человечески'?!
  - Глупец! Не трогай девчонку! - вдруг рявкнул Башанов. - Она вправе рассуждать наравне с тобой! И мысли ее ничем не хуже твоих! Нашелся тут... писатель недорезанный!
  - Верно, - вставил Марек, делая шаг в сторону Дмитрия Суликоевича.
  - Да ладно, не орите, - остывая, проворчал Андройлов. - Не время ссориться. Нужно Косте помогать, а то ничего не успеем изменить в этой никчемной жизни - скоро сюда прилетят корабли Семечкина. По наши души, между прочим.
  - Смерть хуже жизни. Пусть даже она никчемная, - задумчиво сказал Денис.
  - Точно, парень! - подхватил писатель. - Поэтому пойдемте внутрь - может, удастся кого-нибудь найти. Узнаем хотя бы, где ближайшее асоциальное поселение.
  Мы стали по очереди протискиваться в щель между створками, опасливо выставляя вперед руки и чертыхаясь в полголоса. Когда все оказались внутри, неожиданно вспыхнул свет, озарив длинный тоннель.
  - Вот те на... - прокомментировал Башанов.
  Жмурясь, я всмотрелся вдаль, где сводчатый коридор круто поворачивал налево. Видно было отлично, потому что хлесткие языки самумов сюда не проникали, они лишь жадно и бессильно вылизывали узкий проем, оставляя на полу горку синей песчаной накипи, покрытой сейчас следами наших ботинок. По обеим стенкам подрагивали желтоватым светом лампы неизвестной мне конструкции, похожие на мерцающие противомоскитные сетки ромбической формы. Возле поворота тоннель несколько сужался, и там была навалена куча из каких-то приборов и тряпок практически перекрывающая проход.
  Все члены нашей разношерстной команды озирались и неуверенно переминались с ноги на ногу. Дмитрий Суликоевич медленно двигал головой по кругу, видимо, разминая мышцы шеи. Андройлов зачем-то принялся разглядывать песчинки на полу.
  - Попробуем пробраться. Денис, прикрывай в случае чего, - сказал я и твердо зашагал вперед.
  - Странно, странно, - раздался голос писателя, когда я уже подходил к повороту, - здесь будто подметали недавно...
  Слева раздался треск, и какая-то тень промелькнула за ворохом хлама. Я молниеносно бросился к стене, успев заметить, как рядом промелькнул гравиразряд. Одна из деталей в наваленной куче разлетелась вдребезги и разметала в разные стороны груду рванья.
  Это стрелял Денис. Уже хорошо...
  За поворотом послышалась неразборчивая ругань и быстрые удаляющиеся шаги.
  - Что будем делать? - спросил Денис, оглядываясь на Андройлова.
  - Контактировать, - ответил тот, шмыгнув носом. - По крайней мере, мы теперь знаем, что здесь кто-то живет. И, кажется, мы крепко напугали хозяина.
  - Кто еще кого напугал - неизвестно, - зло буркнула Дианка.
  - Тихо, - сказал я, поднимая руку.
  Денис щелкнул карабином. Я осторожно вытянул голову. За углом обнаружился точно такой же тоннель, но чем дальше он уходил, тем меньше горело ламп на стенах. Метров через пятьдесят уже невозможно было что-либо разглядеть.
  - Эй! - крикнул я.
  'Ей-ей...' - огрызнулось эхо.
  - Эй, кто-нибудь!
  'Будь-дь'.
  - Мы пришли с миром!
  'Ром...'
  Меня самого аж передернуло от банальности фразы, а тут еще отзвук спиртными напитками дразнится.
  - Шляются тут всякие с миром...
  От неожиданности я подпрыгнул, а Денис заводил стволом из стороны в сторону.
  - Кто там? - шепотом спросил Андройлов.
  - Да откуда я знаю! - разозлился я. - Не видать ни черта!
  Тут в темноте коридора проступил силуэт. Крупный, довольно странных очертаний: будто оборванный по краям. Он неторопливо двигался в нашу сторону, вальяжно переваливаясь с ноги на ногу.
  Я присел, готовый в любой миг отпрыгнуть в сторону, а Денис упал на колено и навел карабин на незнакомца.
  Тот остановился метрах в двадцати, и хриплый голос раскатился по тоннелю:
  - Чего стреляете, разбойники? Испужали Тошку моего до смерти. Дурни!
  Мы переглянулись. Андройлов пожал плечами, как бы предоставляя мне вести переговоры. Дианка прижалась к деду. Кажется, что если б девушке не мешал шлем скафандра, то она уже уснула бы - такая ее одолела усталось. Закрутила коловерть событий.
  - Мы не хотели ни на кого нападать и... пугать тоже не намеревались. Извините, - осторожно сказал я.
  - Верю, - ответил грузный незнакомец и приблизился еще на несколько шагов.
  Услышал меня, зараза - значит, стекло гермошлема пропускает звуки изнутри так же хорошо, как и снаружи.
  Стало видно, что субъект облачен в какое-то скорняжное тряпье: то ли в огузки шуб, то ли вообще в сшитые куски меха - поэтому издалека абрис существа и выглядел неровным. Лицо закрывало подобие шарфа, тугими витками намотанное вокруг шеи и подбородка, а на голове базировалась гигантская шапка с растопыренными на полметра ушами. Прямо-таки сторож склада со сгущенкой.
  - Кто такие? Чего надобно? - прогудел он, выпуская струю пара.
  Я сглотнул и решил выкладывать начистую, время не терпело:
  - Я человек по имени Константин. Обладаю уникальной аурой. Только мне под силу остановить вторжение чуждой и безжалостной к другим расы амисов. Я - Единый. - Незнакомец слушал, не шелохнувшись. Друзья тоже замерли за спиной. Переведя дыхание, я продолжил: - Существует два диска с информацией о том, как применить мощь моей ауры для уничтожения пространственно-временного разлома на Земле. Один у меня. Второй... второй должен быть у временно отстраненного от выполнения своих обязанностей президента Федерации Рикам - Мистаны. Я знал ее... когда-то. И теперь мне очень нужно найти ее, чтобы суметь понять, как действует мое оружие. Виктор Семечкин - председатель Объединенного Правительства - хочет полностью захватить власть в свои руки, для этого ему невыгодно, чтобы вторжение прекратилось. Он не понимает, что если не остановить войну, погибнут все. И люди, и рикамцы. Не знаю, какую религию он хочет продать всем нам на короткий срок жизни: христианство ли, ислам ли, диктатуру, демократию или военный коммунизм! Знаю лишь, что у него уже есть власть. А власть - это сутенер религии. И если мы не успеем остановить его космические эскадры и вторжение амисов, то сдохнем. Я прикинул, Земля и Шингтова будут уничтожены максимум через три-четыре дня. Но у нас нет даже этого времени, потому что в настоящее время из системы Апитола уходят в сверхпрыжок к Солнцу последние формирования, находящиеся под командованием Семечкина. И, скорее всего, отдельные силы отправлены на поиски меня. Он, к сожалению, теперь знает, что я владею аурой только вблизи родной планеты, только рядом с Землей. Поэтому здесь он меня не боится. А сотрудничать с ним я... м-м... отказался.
  Я замолчал, не зная, что сказать дальше. Незнакомец ждал. Лишь из-под исполинской шапки вырывались тугие струи пара. Нужно было сказать еще что-то. Я долго не мог сформулировать, но наконец набрал в легкие побольше воздуха и произнес:
  - Если ты человек, если понял меня, если можешь - помоги. Слишком много близких и далеких людей будут молча смотреть мне в спину, обгонять и заглядывать в глаза до тех пор, пока я не развею пепел этой страшной войны... Это всё.
  Незнакомец шевельнулся, уши его шапки покачнулись, словно крылья сказочной птицы.
  - Сними шлем, - сказал он.
  Я обернулся, вопросительно глядя на Андройлова.
  - Примерно минус тридцать пять, может, сорок, влажность - процентов двадцать, не больше, и недостаток кислорода, - прокомментировал он.
  - Костик, не надо, - тихонько сказала Дианка.
  Чушь! У меня свои цели. Что ж, если для их достижения нет собственных средств, то придется пользоваться чужими.
  Я повернулся к незнакомцу, поднял руки и сдвинул предохранительную скобу. Закрыл глаза и одним движением сдернул шлем.
  В первый миг я не почувствовал разницы, только кольнуло где-то за ушами. В полной красе я ощутил прелесть здешнего климата после того, как вдохнул. Бронхи и легкие будто окатили кипятком, а лицо и шею при этом засыпали льдом! Тысячи иголочек сухой мерзлоты вонзились в губы, веки, нос, скулы. Воздуха не хватало. Я захлопал ртом, словно рыбка на берегу, отчего еще больше защипало горло. Чувствуя, как на зубах замерзает слюна, я плотно сжал губы и стал дышать через тонкую щелку между ними - неглубоко, но очень часто.
  'Ну, что доволен?! Издевайся надо мной, падла, глумись! Проверяй мою волю! Мне плевать! Я все равно вскарабкаюсь, цепляясь за чужие хребты, если скала будет слишком отвесной! Я доползу, слизывая с себя пот и кровь, если пустыня будет чересчур большой! Я пройду! Пройду!.. Пройду...' - думал я, раздирая заиндевевшие ресницы.
  Тоннеля и незнакомца уже не было. Был лиловый осенний сад, и ветер гнал жухлую листву мимо меня. Рядом стояли двое - чуть позади: слева и справа. И я знал, что они живы, что они дышат, чувствовал, как с их губ срывается белесая струйка теплого пара. Марек и Денис. Воины.
  И я знал, что мы вернемся из неоконченной осени. Вместе...
  
  * * *
  
  Он выронил шлем, который тут же откатился к стенке. Открыл глаза и посмотрел прямо в лицо, скрывающееся в тени огромной шапки. Иней покрыл его виски, полуоткрытый рот обледенел, но из него мелкими толчками рвалась жизнь.
  Дианка металась в руках Дмитрия Суликоевича, рыдала и крыла всех матом. Андройлов совсем ссутулился и исподлобья смотрел в спину Единому.
  - Это ты, Костя, - сказал незнакомец, подходя ближе. - Я помню твой характер. Непокорный, вспыльчивый, упорный. А я Геннадий, припоминаешь? Советник Мистаны. Давно это было, лет тридцать назад, кажется. Ты тогда телепортировался, а нас... того... чуть амисы не накрыли. Жарко было. Родненький... как долго мы ждали! Как долго...
  - Я пришел, - еле слышно прошептал Единый и упал на руки к постаревшему любителю русской культуры.
  
  
  5
  
  Что-то в последнее время я слишком часто стал вырубаться. Переутомление, наверное, сказывается.
  Я с трудом приоткрыл глаза - на каждой ресничке будто по килограммовой гирьке висело. Огляделся. Грот, в котором я очутился, казался огромным: стены, покрытые какими-то бурыми наростами, смыкались метрах в десяти над головой, образовывая бугристый свод. Неяркий свет исходил от едва тлеющего костра, обложенного небольшими камнями. Рядом валялась куча изодранного тряпья, от которой пахло явно не ароматами Парижа.
  Странно, подумал я, если здесь кислорода в воздухе почти в два раза меньше по сравнению с земной атмосферой, то процесс горения практически невозможен. Хотя нет, вроде бы дышать не так уж трудно, значит внутри бункера, или как это называется, процент живительного газа выше, чем снаружи. Интересно - откуда он тут берется? Фотосинтез? Дьявол, вот ведь дурь в голову лезет! Какой на фиг фотосинтез без флоры и нормального уровня освещенности! Впрочем, не все ли равно, в конце концов, - совсем уже ум за разум заскакивает от постоянного напряжения...
  Возле огня копошился кто-то, укутанный в засаленный комбинезон с диким вырезом до пупка и множеством висюлек, походивший на фантазию обкуренного в дым Готье. Тип, заметив, что я очнулся, забормотал что-то на рикамском и, забавно переваливаясь с ноги на ногу, поковылял к ходу, прорубленному прямо в стене. Около проема он остановился, сделал замысловатое движение руками и правой ногой - именно так я представлял себе балансировавшего вторые сутки на бревне тибетского монаха-отшельника. Завершив невообразимую комбинацию, тип почтительно гукнул и скрылся.
  Я сел на топчане, разминая по очереди онемевшие конечности, массируя небритое лицо. Проверил карманы скафандра - диск был на месте. Уже хорошо.
  Тут в грот вошел Геннадий. Мы остановились друг перед другом. Да, рикамец постарел. Его толстые, еле мерцающие щеки обрюзгли, возле глаз и носа появились глубокие каньоны морщин. Взгляд... только взгляд остался немного детским, словно он недавно нашкодил и сейчас пришел каяться.
  - Зело тебя помотало, Костя, зело... - устало пробасил он, стягивая с головы ушанку. - Мы уж и не чаяли тебя встретить. Дай-ка обниму, что ли.
  Он неуклюже схватил меня за плечи, коротко прижал к себе и, зашипев от боли, оттолкнул.
  - Дурила, - улыбнулся я. - Аура же...
  - Здесь далече от Земли, слабенькая она. Даже у тебя... Единый.
  Я шмыгнул носом. Повисла неловкая пауза, какая обыкновенно возникает, когда встречаются двое в прошлом хорошо знакомых людей, но очень давно не видевших друг друга. Впрочем, не так уж и тесно мы были знакомы... Тем более для меня с тех пор прошло полтора месяца, а для него тридцать лет. Это ведь целая жизнь даже для рикамца.
  - Где мои? - разбил я тишину.
  - Не волнуйся дюже, - вздохнул Геннадий. - Почивают богатыри и красна девица. Уморил ты их, ох уморил. А баян Андройлов - тот вообще захворал. Песчаную лихорадку подхватить умудрился - иммунитет у него совсем ни к черту. Сыворотку ему в гузно вкололи, но пока туго поправляется. Колошматит его, аки карася в садке. Про политиканов-андроидов бредит что-то да про зеленуху крепленую. Но оклемается твой бравый боярин, ты не кипешуй.
  Я улыбнулся. Очень непривычно было слышать смесь из устаревшего русского, современных терминов и тюремного жаргона. Геннадий все тот же.
  - Отведи меня к Мистане, - попросил я. - У нас чрезвычайно мало времени.
  - Пойдем, - без лишних комментариев сказал старый рикамец.
  Мы довольно долго петляли по скудно освещенным тоннелям. Я старался не отставать от широкой спины, поворачивающей на развилках то в одну сторону, то в другую. Иногда становилось до жути холодно, и приходилось кутаться в рыжеватое подобие шапки, которое вручил мне Геннадий, а иногда из поперечных коридоров дул теплый воздух. Пару раз я слышал гулкие неразборчивые голоса.
  Неожиданно перед нами выросли два бледнолицых стража, облаченные кроме теплых вещей в легкую броню и вооруженные... Я не без усилия вернул исходный размер расширившимся от удивления очам. У них в руках были наши родненькие автоматы Калашникова. До боли знакомый еще с погранвойск калибр - 7,62 мм. Старенькие, с потертыми цевьями и выцветшими прикладами. У одного, как я успел заметить, был отломан рычажок предохранителя.
  - Контрабанда. Изредка получается подкупить орбитальный конвой, - пояснил Геннадий, отследив мой изумленный взгляд. И рыкнул на парней: - Чего вылупились? Людей давно не видели?! А ну-ка вдавились в стенки, пока я вас на периферийное патрулирование вне очереди не определил.
  Императив удался на славу. Охранников буквально размело и вытянуло во фрунт.
  - Костя, - тихонько сказал Геннадий, наклоняясь к моему уху, - ты только будь с Мистаной помягче. Она за последние годы сильно... сдала. Тяжко ей пришлось, зело тяжко. Властная женщина, лидер, а ей все цели подрубили, всё отсекли! Изолировали. И никто из нас не может помочь... И я... не могу... Нас сломали, раздавили. Почти всех, кто не пошел вслед за олигархами во главе с Семечкиным, сослали сюда. Без надежды на возвращение. Ты что, думаешь, Альбин много значит в большой политике? Шиш! Фига и дуля. Лешего кастрированного он не стоит! Семечкин - вот кто главный игрок, двигающий холеными пальчиками фигурки на поле брани. Он фанатик с кровавым маникюром.
  - Я знаю...
  - Ты правильно заметил, Костя, - не слушая меня, продолжал шептать Геннадий, - власть - это сутенер религии. А для Семечкина одна религия. Жуткая, очень-очень человеческая. Знаешь, какая? Война. А ведь он не рикамец! Он - человек, Костя! Че-ло-век...
  Геннадий замолчал, продолжая еще вхолостую жевать белесыми губами.
  - Это и есть самая главная опасность, - еле слышно произнес я.
  - Что? - встрепенулся он.
  - Ничего, пошли.
  Помещение, в котором мы оказались, открыв массивную стальную дверь, отличалось неплохим освещением по сравнению с остальными. Стены здесь были более ровные, пол ухоженный и застеленный довольно приличными покрывалами. На самодельной полке из железных обломков находилось несколько старых книг.
  Мистана сидела на возвышении, устланном тремя-четырьмя слоями серой материи, и смотрела, как со сталактита срываются мизерные капельки влаги и падают на кончик сталагмита. Откуда при таком сухом и холодном климате жидкость?
  - Единственное место в нашем поселении, где имеется естественный источник воды, - ответил Геннадий на так и не заданный мною вопрос. Снял шапку и добавил: - Здравы будьте, боярыня. Вот... привел раба вашего блудного. Константина Бельведерского.
  - Прекрати клоунаду, - негромко сказала Мистана и наконец посмотрела мне в глаза.
  Это был взгляд очень, очень мудрой женщины. Бесконечно тяжелый, пробивающий тебя насквозь, как поток нейтрино, заживо сдирающий кожу, выскребающий самые тайные зародыши лжи из подсознания, словно опытный гинеколог, сделавший миллион абортов, оценивающий твою душу, как мясник, небрежно подбрасывающий кусок говяжьей печенки на ладони...
  Через миг я моргнул.
  И увидел... Совершенно другой взгляд. Загнанный. Полный отчаяния, нечеловечески усталый, тлеющий продолжительной болью...
  Зрачки ее бегали из стороны в сторону, будто не находя себе места, иногда лишь на мгновение задерживаясь на мне, а на губах дрожала улыбка, которую не спутать ни с какой другой: она рождается лишь для того, чтобы скрыть слезы. Жалкая, беспомощная, с острыми углами. Улыбка страха и в то же время - облегчения. Недоверия и... поставленной на колени надежды.
  - Ты... - выдохнула Мистана, прикрывая воспаленные веки. Грудь ее прерывисто вздымалась. - Как долго... Долго-долго... Сколько можно было ждать... была уже целая вечность... Ты...
  По белому, как воск, лицу текли всего две слезы, неторопливо выбирая себе путь среди морщин. На большее у нее просто не было сил.
  - Не надо... - пробубнил я. Всегда теряюсь и начинаю нести чушь, когда женщины плачут. - Все образуется, всех победим...
  Она промолчала. Вытерла лицо ладонями и плотнее укуталась в шерстяную шаль.
  - Мистана, второй диск у тебя?
  - Знаешь, с возрастом учишься ценить время. Но, как ни странно, отучаешься торопиться... - Она снова перевела взгляд на капающую воду. - Расскажи, что произошло с тобой после того, как мы расстались?
  - Я оказался где-то на побережье Финского залива. Бродил там, девочку встретил маленькую, которая на следующий день умерла у меня на руках... - Я вспомнил лицо мелкопузой Майи, ее большие аквамариновые глазища. Встряхнулся и продолжил: - А потом я увидел людей на берегу. Они ничего не соображали - сошли с ума от страха. И полчища амисов. Ближе, ближе... Дальше я помню плохо. Наверное, впервые выплеснулась злосчастная аура, и меня отключило на тридцать лет.
  Мистана, казалось, вовсе не слушала, уйдя в созерцание сталактита, роняющего одну мутную каплю за другой, но, как только я замолчал, сразу же сказала:
  - Продолжай.
  - Очнулся я в сарае у Башанова с Дианкой, думаю с ними вы уже успели познакомиться. Они очень помогли мне. Мы многое пережили вместе с тех пор. Бежали, бежали, спотыкались, вставали и снова...
  - Можно поменьше сантиментов и метафор? - попросила президент Федерации Рикам.
  - В отеле 'Приморский рай' познакомились с хозяином и его помощниками, которые тоже на протяжении долгого времени сопровождали нас. Потом они погибли в схватке с мордоворотами Семечкина. Прикрыли наш отход. Там мы встретили Андройлова. Сумели прорваться сюда. Вот и все, собственно...
  - А откуда пацанов взял? - спросил Геннадий.
  - Ах да, совсем забыл, - нахмурился я. - Их я нашел в разных местах. Они... воины... Это трудно объяснить, но нас иногда посещают странные видения... или сны... Про диковинный сад, в котором... будто остановилось время. Там - голые деревья, лиловое небо. А впереди, за неясными силуэтами какого-то мусора, словно кто-то ждет.
  - Не совсем понятно... - протянул Геннадий.
  - Я сам не все могу понять. Но знаю одно: без них мне не справиться. Они будто несут с собой частички ненависти... отголоски войны. Марек - пилот истребителя, один из тех, кто патрулирует зону, непосредственно прилегающую к разлому. А Денис - солдат, воевавший в Чечне в конце прошлого века.
  Мистана вздрогнула и негромко сказала:
  - Но это же невозможно. Его возраст...
  - Ну и что! - возразил я. - Посмотри на мой возраст! Это, по-твоему, возможно?
  - Костя... - начал Геннадий.
  - Они погибли для своего времени, - продолжал я, игнорируя его фразу. - Погибли! Понятно?! И принесли крупицу той войны с собой. Они подарили мне немножко собственной смерти и ненависти, чтобы я понимал...
  Я осекся и умолк. Геннадий задумчиво покрутил ушанку в руках.
  - Что понимал-то? - спросил он через минуту.
  - Что нет на войне правых и виноватых. Что есть только солдаты, которые умирают на холодной траве, и сволочи, греющие седалища в кожаных креслах. А еще они, все те, кто идет со мной рядом, отдали мне чуть-чуть своей жизни, чтобы я понимал, что есть на свете обыкновенные люди, и для них важнее всего спокойствие и солнце над головой, которого некоторые никогда и не видели. Для них счастье - это пойти в обыкновенную школу и посидеть за разрисованными партами, которых нет. Я шел по миру и видел, что с ним сделали так и не понятый никем террор амисов, навязчивая и зачастую коррумпированная протекция рикамцев и подлые амбиции людей. Видел скинов, волкопсов и анаэробов, убивал ублюдков, не знающих чести, любовался красотами вечерних гигаполисов и морщился от смрада грязных кварталов бедняков. А сзади меня все время оставался шлейф из пепла...
  - Только в твоих силах что-то изменить. Я уже не смогу помочь тебе, так же, как и Геннадий. Мы списаны. Я не хочу сочувствия или, того хуже, жалости, нет. Мне нужна надежда, которой так давно не было. Теперь ты пришел, Единый...
  Мистана приподнялась, достала из-под одеяла диск и протянула его мне.
  - Возьми его. На этой планете, к сожалению, самый современный электронный прибор - мой старый калькулятор, у которого десять лет назад сели батарейки, поэтому здесь мы не сможем прочитать его. Второй у тебя? Хорошо. Отправляйся на Землю, Единый, и разгадай, как можно остановить войну. Если понадобится, иди по головам и глоткам, сталкивай человека в пропасть, если он будет мешать тебе пройти по узкой тропе, если будет нужно - иди между нами, по нам... Если не останется выхода - иди сквозь всех нас...
  Я взял диск и сунул его в карман к точно такому же, только с цифрой '1' написанной маркером на лицевой стороне.
  - Идти сквозь, говоришь...
  - Да, Единый. - Мистана в который раз уже посмотрела на воду. - Есть цели, которые позволяют это.
  Я долго смотрел в ее висок. Мне было жаль эту женщину, несшую на себе бремя изгнания и ожидания. Но путь, который она предлагала, ошибочный. Он ведет внутрь бесконечного кольца, в котором вечно несутся по кругу миллиарды душ, пронзая друг друга, не замечая боли и ужаса слепого стремления вперед.
  Решение скользило где-то совсем рядом...
  - Верно, - наконец произнес я, медленно поворачиваясь к двери, - бывают цели, которые разрешают идти сквозь встречных и даже сквозь попутчиков. Но есть штука, которая не позволяет этого делать. Правда, она присуща только человеку, поэтому вам не понять.
  Когда я выходил в коридор, в спину ударил голос Геннадия:
  - Ты имел в виду совесть, Костя? Совесть?.. Но ты-то - не совсем...
  Больше я ничего не услышал.
  Не было нужды оборачиваться.
  Не нужно было отвечать.
  Я ведь шел сквозь. Правда?..
  
  * * *
  
  Снова навстречу мне метнулись волны синего песка. Расступились на миг, будто приглашая войти в их пучину, и захлестнули с удвоенной силой.
  Оба диска лежали во внутреннем кармане скафандра. Я чувствовал, как они отягощают... Меня. И всех остальных. Тянут вниз бременем неразгаданной тайны. Или это порывы холодного ветра вынуждают пригибаться к земле?
  К Земле...
  Мне пришлось оставить ее, убегая. Подло? Нет, пожалуй. Ведь я обязательно вернусь, пусть даже один. Потому что мне, как и Земле, нужен итог. Смерть или жизнь. Мы устали...
  Я вернусь, Земля.
  Вот только отдохнет Дианка, поправится Андройлов... Главное - успеть. Мы так часто опаздывали и теряли, что больше просто не имеем на это права.
  Кусая губы и прикрывая от утомления глаза, я медленно шел вперед - в сапфировую мглу. Что я хотел найти в ней? Старые, заскорузлые вопросы? Ответы, которые никогда не смогу принять? Хрен. Я просто шел вперед, потому что иначе нельзя. Остановка - это потеря направления. Смятение и гибель.
  Я шел. Потому как на бег уже не осталось сил. Потому как ни в коем случае нельзя было спотыкаться: для ошибок теперь не осталось ни времени, ни места...
  Вдруг впереди что-то изменилось. Или это всего лишь мираж? Или - там снова лица? Призраки...
  Я вгляделся, прикрываясь рукой от назойливых васильковых песчинок, сыплющихся буквально отовсюду. Движение. Здесь, в хаосе, сразу можно вычленить любой упорядоченный процесс. Если, конечно, полет блуждающего серпантина можно назвать упорядоченным.
  Я остановился и стал наблюдать.
  Он был один.
  Извиваясь и подпрыгивая, лиловая лента приближалась ко мне. Существо то сплеталось в клубок, то практически прямой стрелой бросалось между вихрями.
  Ближе, ближе... И вот наконец серпантин остановился метрах в трех, завис, плавно закачался в воздухе, слегка вытягивая один из концов своего тела в мою сторону. Казалось, что неистовый ветер не причиняет ему особого неудобства - проходит сквозь иссиня-черную плоть...
  Пустая, или почти пустая, планета. Неторопливо спускающиеся сумерки. Мир синих песков.
  Человек и серпантин.
  Человек?..
  Сейчас. Здесь. Друг напротив друга - такие чужие и далекие... Хотя... чужие ли?
  Что он ищет во мне? Будто чего-то ждет... Ах да! Мне уже приходила в голову мысль, что им, этим необыкновенным обитателям Оласии, надо услышать какое-то слово...
  Бред. Я домысливаю всякую чушь. Какое на хер слово нужно летающим ленточкам, сбежавшим из раздевалки гимнасток! Неужто снова - привет, контузия?..
  Неожиданно я почувствовал, как внутри что-то вспыхнуло. Аж ноги подкосились! Откуда-то из висков стала разрастаться зудящая опухоль, сползая вниз, по шее... Черт! Это... это странно...
  Вижу, как замедляет движение песчинка, проносящаяся мимо лица, чувствую мышцу сердца, с противным хрустальным звоном выталкивающую липкий сгусток чего-то красного и студеного в аорту, слышу, как потоки воздуха обтекают мое длинное, гибкое тело... Не ощущаю ног. Веерными движениями перегоняю собственный вес по извилистой линии, что позволяет удерживаться на ветру. Скафандр исчез, но не мерзну. Неуютно... Видимость становится гораздо лучше - можно различить даже створки ворот, ведущих в бункер, но цвета какие-то непривычные. Это уже не цвета, это... градация расстояний - чем дальше, тем... размытее. Другая память... история... В мыслях четыре знака-слова, обозначающие время, но значения их - не понимаю.
  А это еще кто? Выглядит уродливо... Нет, пожалуй... просто неправильно. Грузный, почти не двигается - как только потоки его не уносят? - туловище расслоено на несколько частей, растущих одна из другой, покрыто искусственной оболочкой. Множество наростов и сочленений - чрезвычайно не функциональ...
  Вспышка и разбегающиеся перед глазами искры...
  Порыв самума, чуть сбил меня с ног. Дьявол!! Что это было?! Видение? Помутнение сознания?
  Я часто и глубоко дышал, широко расставив в стороны руки, словно хотел, чтобы ураган помог мне удержать равновесие. Черт побери! Похож на фрегат с не спущенными во время шторма парусами!
  Блуждающий серпантин все так же грациозно покачивался рядом, изредка завиваясь кольцами и медленно разжимаясь, будто пружина в полужидкой смоле...
  'Это он! Он! - прогремел вдруг в мозгу тяжелый молот догадки. - Я видел себя его глазами! Видел себя! Он... разумен!'
  Я замер, ощущая, как омерзительная струйка пота скользнула между лопатками.
  Серпантин ждал, подрагивая на ветру. Ждал слова - я точно знал теперь. Он дал мне это знание и ждал одного слова. Но какого? 'Мир', 'любовь', 'разум'?.. Нет. Другого.
  Нужного.
  В голове словно миксер работал, разбивая узоры мыслей в аморфную кашицу. Облака образов разгонялись бурями ассоциаций, роса догадок испарялась под палящими лучами мотивов и следствий. Все во мне перемешалось, ссыпаясь синей нитевидной струйкой на стеклянное дно песочных часов.
  Сосредоточиться мешала мерзлота. Вне и в.
  Что надо сказать? Не знаю. Трудно решиться... Ведь это будет от всего человечества, а не только от меня лично. Или - только?..
  Серпантин ждал.
  Наверное, ему не было в тягость: после сотен или тысяч лет ожидания минута, час, день - уже ничто. Поэтому мой визави был очень терпелив. Он не торопил.
  Метались тугие порывы холода вокруг. Кружился клейкий пепел памяти внутри... То таяла, то снова возникала бесконечная стена, за которой... тлел мир затянувшейся осени. Стена была шершавая, уходила в стороны и ввысь на многие парсеки, а, может, действительно не имела конца. Но временами она исчезала, оставляя вместо себя лишь неясную дымку, и тогда из диковинного сада можно было уйти. Правда очень непросто было угадать моменты, в которые стена пропадала, чтобы успеть проскочить.
  На выщербленном бетоне грифелем были нарисованы лица. Одно рождалось из другого: вырастало из уха, брови, волос, подбородка, - чтобы потом дать черно-белую жизнь следующему. Только профили. Вот улыбка Бенданы; винтовка Юрика заменяет в его портрете нос. А задрав голову, можно разглядеть наташкин абрис. Он очень высоко, поэтому виден нечетко, и не понять: смеются ли женские глаза или стекли темными разводами слез.
  Интересно, люди идут за мной добровольно? Погибают за мои цели по собственному желанию? Или я их веду? Или... всех нас ведут?
  А еще на стене - множество знаков дорожного движения. Они развешены то тут то там, без видимого порядка, некоторые болтаются на одном гвозде, покосившись, отчего стрелки указывают вовсе не туда, куда положено. Впрочем... а куда здесь положено? Это же стена...
  Вдруг из-за спины раздаются звуки стрельбы. Я резко оборачиваюсь: Дмитрий Суликоевич Башанов устроился в глубоком кресле, которое стоит посреди пустыря. С одной стороны - ящик 'Столичной', с другой - коробки с патронами. Он методично нажимает на курок своего кольта 'Арми', опустошая барабан и разнося по ветру грохот выстрелов, откидывает стреляные гильзы, неторопливо перезаряжает пистолет и снова начинает лупить. В стену. Высекая крошащиеся кусочки бетона из лиц. Снося знаки дорожного движения.
  Рядом с ним прямо на земле спит Дианка, свернувшись калачиком - уморилась, бедняжка: даже канонада нипочем. Вдалеке спорят, обильно жестикулируя и пожимая плечами, Марек с Денисом... Стоп. Это не они. Это лишь их отражения, а сами ребята - по ту сторону стены, в ртутном свете тяжелого неба. И они не спорят - просто стоят, опустив оружие, и смотрят на мертвые листья, гонимые ветром в призрачный сумрак.
  И я - с ними.
  И по другую сторону - тоже.
  А на стене - лица...
  - Человек, - тихо, почти про себя, шепнул я, глядя на темную полоску блуждающего серпантина.
  Он дрогнул, свиваясь в кольцо.
  Я сказал правильно. Именно в этом слове уместились все остальные, и потому их не обязательно было произносить.
  Серпантин летел все быстрее. Кольцо уже приобретало форму, и вокруг него уже стала образовываться воронка из песка.
  Человек. В тебе всё. Мир, любовь, разум, отчаяние...
  Совесть.
  Воронка росла, вбирая в свое чрево все больше синей мути, все больше мерзлоты этой негостеприимной планеты. В центре возникающего смерча постепенно начинали проступать контуры...
  Человек. Рикамец. Амис.
  Я понял, серпантин. Пришло время разобраться - как драться. И за что. Пришло время вдавить в щербатый паззл недостающие сегменты.
  Очертания в центре воронки приобрели четкость.
  Земля. Точка террора.
  Не так-то просто решить. Нельзя так вот взять и разнести все в пух и прах - не совсем понятно, где хорошие, а где плохие. Кого разносить-то? Самих себя?..
  Крошечный шарик, покрытый серыми простынями облаков из пепла, несся в глубинах космоса. Желтая звезда не отвергала прокаженное дитя и все еще грела его в своих ультрафиолетовых ладонях.
  Необходимо решить...
  Более менее мне понятно с людьми. Кое-что ясно насчет рикамцев. Амисы же - белое пятно на карте боевых действий. И как только остальные не изгаляются, чтобы наставить на это пятно черных клякс! Жаль, что у меня нет на это полномочий! Как жаль, что я не могу взять да и рубануть с плеча, без суда и следствия. По той голове, которая ближе всего, которую проще всего снести. За которую никто не упрекнет... Я не наделен такой властью. Я - Единый, и поэтому мне придется разобраться во всем. Внимательно разглядеть все головы и шеи, прежде чем казнить. Я - лишь человек. Палач, но не бог.
  Воронка зияла в нескольких шагах от меня.
  Серпантин уже перестал кружить и повис рядом. Загадочное существо, представляющее высокоразвитую цивилизацию, населяющую суровую Оласию. Цивилизацию, которая, наверное, впервые вмешалась в отношения буйных павианов, сдирающих бананы с деревьев и швыряющихся ими друг в друга.
  Спасибо тебе, блуждающий серпантин. Знаю, что сам уже хотел продолжить путь в одиночку, но все равно - спасибо.
  В мир амисов я должен пойти один...
  - Костик... - донеслось сквозь неизвестно откуда взявшиеся помехи. Быть может, это воронка излучает?
  Каскады расстрелянных бетонных лиц...
  - Костик...
  Помехи, помехи, помехи...
  - ...же люблю тебя...
  Я отключил связь. Похлопал себя по карману с дисками, в последний раз глянул на изумрудный хаос, на гибкого серпантина и шагнул в центр смерча. К Земле.
  Палач, но не бог.
  Человек.
  
  * * *
  
  Синие самумы утихали, отдалялись и таяли, обнажая холмы, поросшие сухой травой и редким кустарником. Ослепляющая вспышка пронзила все вокруг призрачным фиолетовым светом...
  Ночь. Тихо.
  Я поморгал, давая глазам привыкнуть к потемкам, и, громко сопя, отстегнул шлем. Произнеся необыкновенно длинное и неприличное ругательство, взял его за ремешок фиксации, остервенело раскрутил над собой и с утробным воплем гигантской черепахи во время спаривания запустил в темноту. Рассмеялся, вдохнул прохладный воздух до легкого головокружения. Славно!
  Пахло прелюдией утра.
  Левее, на холме, сквозь дымку легкого тумана проступали очертания какого-то древнего локационного комплекса: несколько кубических зданий, обнесенных стальными фермами и крутыми лестницами, старый грузовик 'Урал' с облепленными грязью боками, дремлющий чуть в стороне, гигантские чаши локаторов, вперивших свои радиовзгляды в беззвездное небо. Два прожектора скрестили желтоватые лучи на груде ржавого металлолома, вокруг которой кособоко торчали несколько деревянных столбиков, по всей видимости, когда-то служившие основой ненадежного ограждения.
  Дом. Запустелый, трухлявый и с выбитыми стеклами, но это - мой дом. Земля.
  Я сбросил перчатки и с эйфорией ощутил покалывание на ладонях. Воздух вокруг наполнился мерцанием, когда в моих руках заструилась лиловая плеть ауры. Взвилась вверх, разогнав мрак, упала вниз, спалив непокорную траву.
  Ты снова моя! Я знаю, что ты не изменяла мне, чувствую - ждала! Ты только моя, верная аура! Страстная и неистовая, кроткая и прозрачная!..
  Переборов нахлынувший экстаз, я усмирил наркотический огонь и встряхнулся - не на курорт, в конце концов, приехал. Работать надо.
  Над головой послышался гул: рассекая воздух, пронесся истребитель. Я проводил взглядом растворяющиеся в тумане искорки его сопел и направился к зданиям радиолокационного комплекса. Все-таки на улице было довольно свежо.
  Чем ближе я подходил к освещенной площадке, тем яснее становилось, что заправляют здесь русские.
  На старых железных прутьях антенн были развешаны портки вперемешку с залитыми каким-то масляным раствором топографическими картами, неподалеку покачивались на легком ветерке несколько вывернутых подкладкой наружу кителей. Зачем? - удивился я про себя. - На кой хрен китель-то вывертывать наизнанку?..
  Часовой спал прямо в лучах прожекторов, закутавшись в шинель и нежно посапывая. Гравикарабин, валяющийся поблизости, правда, несколько портил картину одинокого русского форпоста - на его место прямо-таки просился потертый АК.
  Но дальше! О находчивость россейской армии, ты безгранична!..
  Рядом с батареей пустых, по всей видимости, бочек из-под солярки стоял аппарат, который спутать с каким-либо другим невозможно: на скорую руку сколоченное из досок слегка наклонное приспособление, к которому была прикреплена не очень толстая металлическая трубка с примотанной изолентой воронкой на верхнем конце. Я видел пару раз подобные агрегаты, будучи в служебных командировках на аэродромах Дальнего Востока. Только наши солдаты могли придумать такое.
  Работает это примерно следующим образом, за детали не поручусь...
  В лютый мороз берется антифриз, так как весь технический спирт экспроприируют офицеры, и каким-то хитрым образом медленно пропускается через эту трубочку. При этом всяческая гадость типа неорганических солей, по логике, должна стекать вниз, а водный раствор спиртов примерзать к стенкам. Или наоборот - в этой химии сам дьявол ногу сломит. Откровенно говоря, я вообще не понимаю, как в ТОСОЛе может что-то частично замерзать? Ну да ладно...
  После необходимых процедур, якобы отфильтрованную субстанцию разливают по кружкам и пьют, дабы скоротать армейские будни. Но это - по логике. На самом деле, таким способом удается избавиться далеко не от всей ядовитой дряни, и поэтому солдаты подчас травятся и мрут целыми взводами.
  Но пьют.
  Единственный недостаток такого аппарата, на который, как я слышал, сетовали не богатые умом вояки - 'работает он, зараза, только в суровый мороз'. Так что смекалистым умельцам приходилось поступать с точностью до наоборот относительно обыкновенной практики домохозяек: они зимой запасались продуктами на лето.
  В паре метров от гениальной конструкции я заметил большой лист фанеры, крепко обтянутый полиэтиленом, на котором было что-то написано с помощью трафарета. Подойдя поближе, удалось разглядеть выцветшие буквы: 'Для ознакомления - личному составу автобригады! Антифриз-концентрат перед заливкой в радиатор обязательно разбавляют водой, потому, что он предназначен не для использования как таковой, а для приготовления из него охлаждающих жидкостей с различной температурой замерзания'. А ниже было приписано от руки: 'Не верьте слухам о полной совместимости отечественных антифризов с западными. Хотя проверить на совместимость можно. Это целая исследовательская работа и если она проведена, то результаты ее указывают на конкретные совместимые марки, а не все антифризы без разбора. Не уверен - не мешай!'
  Покачав головой и улыбнувшись воспоминаниям, я подошел ближе к дому. И вот тут открылась картина, увидев которую, я остановился и почувствовал, как у меня просто-напросто свело челюсти от гордости за русских прапоров. Даже в смешавшем нации не одной планеты будущем они остались Русскими с большой буквы.
  Впоследствии я никогда больше не видел настолько рационального использования гуманоидом личного времени.
  В янтарном сиянии фонаря, нагнувшись над рукомойником, полуголая женщина стирала явно мужские носки. Сзади ее неторопливо имел товарищ старший прапорщик, кушая при этом вермишель из кастрюльки, которая стояла на натруженной спине прачки. В перерывах между чавканьем он философски подмечал:
  - Не осталось нынче былой выправки... Одни голодранцы...
  Параллельно я удивился, что где-то до сих пор сохранилась наша форма - не успели списать, видимо, - да и система званий, надо полагать, не изменилась: на погонах развратного вояки тускло светились по три звезды в одну шеренгу.
  Для выполнения задуманного, мне в любом случае необходимо было выйти на контакт с офицерами, поэтому я негромко кашлянул, пытаясь обратить на себя внимание.
  Женщина встрепенулась, быстро глянула на меня, оценивая, и, что-то пробормотав, вернулась в исходную позицию. Прапор же тщательно прожевал очередную порцию вермишели и только после этого повернул голову в мою сторону. Его чугунной выдержке позавидовал бы любой политик.
  - Ну? - сказал он, не прекращая отточенных движений тазобедренным суставом.
  Я восхвалил себя за предусмотрительность, которая, как известно никогда не бывает излишней, сунул руку в карман и сказал, протягивая ему сложенный вчетверо листок:
  - Мне нужно поговорить с командиром этого бардака. Вот бумага, подписанная главнокомандующим.
  Хорошо, что я догадался несколько дней назад подписать ее у Семечкина. Там говорилось, что предъявитель сего действует от лица Объединенного Правительства, и что ему необходимо оказать любое требуемое содействие во имя человечества и Федерации Рикам. Пафосно, зато емко.
  Вопреки ожиданиям, прапор отреагировал на мой жест чрезвычайно вяло; сначала я даже испугался, что Семечкин уже дал установку, и сейчас меня попытаются арестовать прямо здесь. Такой расклад сильно осложнил бы ход задуманной операции. Конечно, это не остановило бы меня, но проблем стало б гораздо больше.
  Так вот. Товарищ старший прапорщик с видом крота, нагло оторванного от выкапывания норки, застегнул ширинку, поставил на табурет кастрюльку, похлопал даму по ягодице, отправляя бедняжку восвояси, и лишь после этого, тщательно вытерев губы и руки, принял письмо.
  Внимательно изучив содержание, прапор тяжело вздохнул и презрительно проворчал:
  - Шляются тут всякие гражданские...
  - Ну почему гражданские, я был уволен в запас в звании старшего лейтенанта.
  Он недоверчиво посмотрел на меня снизу вверх, изучив некоторые детали скафандра, и кивнул в сторону двери:
  - Пошли, старлей.
  Мда-а, подумал я, следуя за ним, если бы я ему такую бумаженцию показал году этак в 1950-м, да подписанную Иосифом Джугашвили, то через минуту бы уже в баньке с полковыми шлюхами парился. А тут что? Двадцать первый век давно уже на дворе, инопланетные интервенции, космические войны с применением оружия, которое нам полвека назад снилось только после прочтения фантастических романов... И полный пофигизм русского прапора. Пол-ней-ший.
  Коридоры здания, в которое мы вошли, были выстланы протертым до дыр линолеумом, стены выкрашены облупившейся краской неизвестного цвета. Мы поднялись по крутой лестнице на второй этаж, прошли мимо каких-то аппаратных, откуда тащило невообразимым перегаром, и оказались перед добротной стальной дверью.
  - Стучи, - приглашающее мотнул головой прапор, ощерившись гнилыми зубами. - Там должен быть временно исполняющий обязанности командира отдельной радиолокационной роты островного сектора С-23 капитан Григорьев. Если он не спит или не обкурился дури до синеньких тараканчиков, то, может быть, сумеет тебя выслушать. Подчеркиваю: может быть.
  После этих слов прапор сделал довольно апатичное 'кругом' и поплелся прочь.
  Так, значит, островной сектор С-23. Удачно. Очень удачно. Стало быть, я оказался совсем неподалеку от того места, которое мне нужно. Еще раз спасибо, серпантин.
  Я провел ладонью по щетине и засаленным волосам: надо бы помыться и вообще привести себя в порядок, а то выгляжу, словно бабуин. Но это все позже, позже. Нужно все время опережать Виктора на полшага, иначе - конец игры.
  Толкнул дверь. Заперто. Для очистки совести я навалился на нее плечом. Безрезультатно. С глубоким чувством выполненного долга я развернулся и с размаху врезал по ней ботинком скафандра.
  Послан я был чрезвычайно далеко и по немыслимо сложной траектории. По-моему, в ругательстве даже были упомянуты несколько математических формул.
  Замечательно! Я разбежался и впаял по двери еще раз...
  Е-мое! Неужели в четырехмерной Вселенной можно проложить настолько замысловатый путь к мужским гениталиям? Не думал, честное слово!
  И еще ботиночком... Хрясь!
  На этот раз из-за двери послышались звуки, которые возникают, когда по бетонному полу начинают волочить доски. Через пару минут они стихли, и недовольно лязгнул засов.
  Опасаясь быть пристреленным на месте, я сделал шаг в сторону и прижался к стене.
  
  
  6
  
  Мое предположение оказалось верно наполовину. Убить меня собирались, без сомнений. Но не пристрелить...
  Взорвать.
  В дверном проеме стоял здоровенный мужик в черных армейских трусах, чумазых берцах и наброшенном на плечи бушлате. Сивушное амбре заставило меня на миг прищуриться. Хорошо, что координация у этого гада была основательно нарушена: он так и не успел ухватиться зубами за чеку 'лимонки', предохранительная скоба которой была спилена под корень.
  Выбив гранату, я коротким тычком отправил горе-пиротехника в путешествие к ближайшему электрощиту. Жестяной грохот смешался с треском тонких реек, которые попались на пути. Мужик, пыхтя, поднялся и озадаченно уставился на кровь, капавшую на пол из разбитой губы.
  - Капитан Григорьев? - спросил я.
  Рыкнув, он сорвал бушлат и бросился на меня. Без труда уйдя с линии атаки, я небрежно подставил кулак, на который этот носорог напоролся всем своим весом. Точно под печень!
  Он взвыл, оседая вниз, и крупно задышал.
  - Григорьев? - повторил я, подбирая гранату.
  Надо отдать ему должное - носорог-подрывник не сдался. Из положения 'проблевавшейся улитки' он попытался двинуть мне берцем по ноге. Спасибо тебе, учитель Йорген! Среагировал я в последний момент, еще бы доля секунды, и мой коленный сустав стал бы непринужденно гнуться в обе стороны.
  Уложив буйного носом в плинтус, я поразмыслил и решил, что это не надежно. Не знаю, по какой схеме в тот момент сработала моя фантазия - вроде никогда не слыл извращенцем, - но зафиксировал негодяя я следующим образом. Сначала, чтобы не рыпался, я его выключил, слегка надавив на сонные артерии. Взял со стола подмеченные еще при входе в помещение наручники и широкий скотч. Тщательно примотал 'лимонку' к его заднице поверх черных семейников, аккуратно охватывая витками клейкой ленты широкие бедра. После чего один браслет пропустил через кольцо чеки и его левое запястье, а второй защелкнул на запястье правой руки, заведя ее за спину.
  Придерживая могучие ладони, чтобы ненароком не дернул, я похлопал его по щеке и сказал:
  - Подъем, любимый! Завтрак уже остывает.
  Носорог приоткрыл мутные глаза.
  - Теперь бережно придерживая ручки за спинкой поднимайся, не вздумай лапками своими богатырскими маневрировать, потому как браслеты сцеплены с чекой той рифленой штучки, которой ты вздумал меня разнести на куски. Понимаешь? Хорошо... А эта начиненная тремястами граммами тротила штучка намертво примотана к твоей жопе. Не уверен, что ты сможешь при неблагоприятном стечении обстоятельств решить эту проблему за три секунды.
  - Су... ка, - проворочал заплетающимся языком мужик. Кажется, в ситуацию его пьяные извилины все же въехали.
  - Вставай, вставай, - подбодрил я. - Хочешь ты того или нет, но нам придется пообщаться.
  - Извращ-щенец, - выдавил он, цепляясь подбородком за толстый кабель, чтобы подняться на ноги. - Не удобно же...
  - Да ладно тебе. Бабу на ступеньках драть не удобно, а это - ерунда.
  Тем не менее, я сжалился над беднягой, и помог ему встать. Сам плюхнулся на стул и пристально поглядел на всклокоченные волосы и развязавшиеся в процессе схватки шнурки визави.
  - Хотелось бы предложить тебе присесть, - еле сдерживая приступ хохота, бросил я, - но, по-моему, это будет звучать, как издевка. Поэтому я не стану настаивать - можешь оставаться в вертикальном положении.
  - Сука... - обреченно закатив глаза, повторил носорог.
  - А ты, как я полагаю, капитан Григорьев?
  Он пошатнулся и чуть было не загремел обратно на пол, но нервно выровнялся и поустойчивей расставил ноги.
  - Осторожнее, - сглотнув, произнес я. - Обоих ведь угробишь! Анальный террорист, блин...
  Он только засопел в ответ.
  - Я в последний раз спрашиваю: твоя фамилия Григорьев?
  - Нет, мудак ты этакий! - гавкнул он и мотнул головой на дверку в противоположном конце комнаты, которую я даже не приметил: - Вон там твой Григорьев, накуренный гашиша до чертей! А я ни хрена этот хренов цемент не брал! Понял, падла штабная! Хренова...
  Вот тут я не выдержал и заржал, как жеребец, получивший клеймо. Он меня за ревизора принял, что ли? Вот, господа следователи, как нужно раскрывать служебные преступления! Нет, видит бог, мне плевать на какой-то там цемент, факт хищения которого только что так неожиданно всплыл. Но как, черт возьми, эффективно! Привязываешь к заднице ручную оборонительную гранату Ф-1 и лишь после этого начинаешь диалог.
  Справившись со спазмами смеха, я ободряюще похлопал вояку по плечу:
  - Насчет цемента мы еще поговорим, а пока - вольно. Можешь идти. И ты это... береги задницу.
  Неуверенно переступая ногами, боясь даже пукнуть, он направился к выходу в коридор, а я отворил маленькую дверцу и, согнувшись в три погибели, вошел в соседнее помещение.
  На одной из стен среди множества контрольных панелей и приборов времен второй мировой находился очень даже современный голографический экран, на котором отображались переплетенные траектории двух-трех десятков спутников. Яркие точки были окружены постоянно меняющимися цифрами координат.
  Возле противоположной стены стояли три сдвинутых вместе стола. На них, кроме пятен высохшего чая и нескольких пустых автоматных обойм, громоздились компьютеры. Самые что ни на есть обыкновенные: с системными блоками, жидкокристаллическими мониторами, мышками, клавиатурами и мотками коаксиаловых сетевых шнуров.
  В воздухе стоял прелый запах гашиша. Двое людей в наушниках рубились по сетке в... у меня нижняя челюсть повисла между ключиц... первый 'Quake' - лучшую 3d-шную стрелялку всех времен и народов. Они носились по уровню DM4 и остервенело лупили друг в друга из гранатометов. Периодически то один, то второй падали в оранжевую лаву по причине явно замедленных наркотой рефлексов.
  Я даже не сразу осознал, что стою за их спинами и не хочу разрушать идиллию. Ностальгия по админским будням в старой доброй провайдерской конторе буквально скрутила меня. Как сейчас помню... Каждый вечер тщетно ждали дома вкусные ужины и неудовлетворенные жены, в то время когда после утомительного рабочего дня мы запирались в техпомещениях и допоздна крошили друг друга в виртуальное мясо. И спутниками этих долгих часов были несколько функциональных клавиш, хорошо настроенная мышка, мерцающее око экрана и три бутылки прохладного 'Жигулевского'...
  Пепел...
  Ностальгировать буду потом.
  Я вздохнул и рявкнул во весь голос:
  - Григорьев, вста-ать!
  Подскочили оба. Путаясь в проводах наушников и стульях-вертушках, развернулись и уставились на меня. Будь у них в руках настоящий гранатомет, я бы в долю секунды превратился в ошметки добросовестно прожаренного бифштекса.
  Один был высокий и худощавый, с заметным шрамом на левом виске. Из одежды на нем наблюдался только пятнистый комбинезон на широких лямках. А второй оказался вообще рикамцем с обрюзгшим слабосветящимся лицом и осоловелым взглядом наркоши со стажем.
  - Ты кто? - спросил человек.
  - Джон Ромеро, - ответил я. - А ты?
  - Я - Том Холл. - Он кивнул головой в сторону бледнолицего и добавил: - А это - старина Кармак.
  - Еще кого-нибудь из разработчиков 'Quake'а' помнишь? - поинтересовался я, улыбнувшись.
  - Нет, - честно признался он. - Игрушка-то старая...
  - Ага, - согласился я, - классика. Спорим на ящик пива, что я тебя на DM6 в дуэльке порву, как ламера выслоухого?
  Шрам на виске задвигался, отражая, по всей видимости, напряженную работу мысли. Через несколько секунд он неуверенно достал из кармана комбинезона ПМ и проговорил:
  - Я сейчас тебя арестую за незаконное проникновение на территорию секретного объекта. Или расстреляю на месте: по законам военного времени такое допускается, что б ты знал.
  - За мной придут другие, - нагло заявил я. - И ты ответишь за ворованный цемент перед трибуналом, Григорьев.
  Сработало. Лицо капитана посерело, шрам зловеще замер. Переглянувшись с враз протрезвевшим рикамцем, он осторожно сказал:
  - Докажи, штабнюк.
  - Где-то там, - я махнул рукой себе за спину, - по твоему объекту сейчас крадется здоровяк из соседней комнаты с примотанной к гузну гранатой. Поверь, он раскололся, когда я пообещал выдрать чеку.
  Вот тут Григорьев, кажется, испугался не на шутку.
  - Вы не имеете права! - крикнул он, потрясая пистолетом. - Я подам рапорт...
  - Прекрати орать - не на базаре, - холодно сказал я. - Садись, поговорим. Может, и добалакаемся до чего-нибудь, приемлемого для обоих. А рапорт свой можешь приберечь для объяснения начальству случая самовзрывания задниц твоих подопечных.
  Он осекся и быстро показал глазами так и не произнесшему ни слова рикамцу на дверь. Сам опустился на стул и, громко сопя, спросил:
  - Ну, чего тебе надо, гнида?
  - Фу, как негостеприимно, - покачал я головой. - Кофе есть?
  - Чай. Вон там, в банке.
  Я взял пол-литровую банку и отхлебнул. Сморщился:
  - Ну и дрянь ты пьешь, капитан.
  - Удовлетворился гостеприимством? - огрызнулся он. - Валяй, выкладывай теперь.
  Пододвинув стул, я сел на него верхом и оперся руками на спинку. Посмотрел Григорьеву в глаза с паутинкой полопавшихся сосудов. Капитан выдержал, не отвел взгляд в сторону - не впервые, видно, приходится с сотрудниками контрольно-ревизионного управления разговаривать.
  - Мне, капитан, от тебя нужно немного. Две вещи.
  Я сделал паузу по всем правилам агентурной работы. Он не купился и на эту уловку, продолжая молча смотреть на меня исподлобья.
  Времени у меня оставалось все меньше и меньше, поэтому пришлось продолжить уже без всяких психологических заковырок:
  - Во-первых, я должен воспользоваться компьютером без посторонних наблюдателей. Не писай в комбез, никакие твои базы данных и прочая байда мне не нужны, можешь собственноручно перерезать весь коаксиал, витую пару, оптоволокно и все остальное, что дает возможность подключиться к сети. Также можешь поотрубать все винты, дай только системную дискету с драйверами сидирома. Все, что мне нужно, - я извлек из кармана два диска, - просмотреть содержание этих штук.
  - Хорошо, думаю, это можно устроить, - подумав, сказал Григорьев. - Дальше.
  - Дальше... - эхом откликнулся я. - Где-то неподалеку от этих мест находится островной сектор С-21. Знаешь?.. Отлично. Так вот. Там расположена база эскадры быстрого реагирования. Необходимо, чтобы ты меня доставил на ее территорию.
  - Невозможно, - отрезал капитан. - Это элитные военно-воздушные войска. Охрана у базы соответствующая. Без прямого приказа командующего и надлежащего допуска нас в пыль разметают.
  Я сунул ему под нос бумажку с автографом Семечкина:
  - Сойдет?
  Григорьев внимательно изучил документ, неопределенно хмыкнул и выдал:
  - Тут нет голографической печати, дурак. Кто-то тебя крупно облапошил - можешь использовать этот папирус по назначению исключительно в гальюне.
  - Но прапор же, там, внизу, он сказал... - растерянно начал я.
  - Прапор твой только кухарку или прачку умеет бобрить кверху задом, - ввинтил Григорьев, снимая ПМ с предохранителя. - Покажи-ка документы, дружок.
  Ну и мудак же ты, Семечкин! С какой стороны не посмотри - м-у-д-а-к. Придется теперь из-за тебя раскрывать свой флеш-рояль ни сходя с места. Не убивать же, в конце концов, служивых людей из-за компьютера и вертолета?!
  - У вас тут радио есть? - быстро спросил я у свирепеющего капитана. - Единый - слышал про такого? А теперь гляди...
  Пистолет в мгновение ока распался на атомы или на кое-что помельче, дьявол его знает! Фиолетовая плеть ауры неспешно обвивалась кольцами вокруг застывшего в ступоре Григорьева, чтобы он мог сполна оценить ее красоту и гибкость. Образовав почти цельный кокон, бич засиял ярче, а я почувствовал знакомую эйфорию. Легкое усилие воли... и капитан рассыплется в прах! Едва заметное движение рукой... и все строения этого никчемного объекта превратятся в тлеющие руины! Аура! Моя девочка!.. Могущественная госпожа и униженная раба! Непонятая молодая любовь и... зола, пронзенная желтоватыми углами стона триллионов тел, хрустальным звоном, отдающимся в ушах, неподвижностью опустошенного сада, шуршащими росчерками увядших листьев. Взмах - и туман растворится сам в себе; дыхание - и Земля станет пустыней навечно... Аура. Моя...
  Сглотнув, я пошевелил пальцами, стараясь успокоиться. Разум, чувства, внутренняя энергия снова стали послушны мне, и аура, пылавшая вокруг капитана призрачным веретеном, разлетелась на мириады мерцающих искр. Они недолго порхали в воздухе и, вспыхивая, исчезали.
  Григорьев до сих пор держал кисть правой руки так, будто там находилась рукоятка 'макарова'. Волосы на его голове немного шевелились, по всей видимости, от статического электричества, оставшегося в воздухе после сиреневого поля ауры. Хотя... мало ли от чего у человека могут волосы дыбом встать? Одна лямка пятнистого комбеза почему-то была расстегнута и сброшенной змеиной шкуркой болталась на плече.
  Через минуту исполняющий обязанности командира отдельной радиолокационной роты островного сектора С-23 капитан Григорьев моргнул и утробно произнес, обращаясь в пустоту:
  - Вот это гашиш, я понимаю... такие глюки словить, надо же!..
  После этих слов он развернулся на стуле, оттолкнувшись ногами от пола, и тупо уставился в монитор.
  - Эй, - позвал я, начиная сатанеть, - я все еще тут!
  Он плавно повернул голову и широко улыбнулся, обнаружив отсутствие левого верхнего клыка.
  - Твою мать! Григорьев, очнись, я не глюк!! - заорал я, чувствуя всю комичность ситуации.
  - Конечно, ты не глюк, - мягко ответил он, словно объяснял младенцу, что с погремушек не стоит слизывать пыль. - Ты настоящий Единый, который пришел ко мне в часть посреди ночи, показал товарищу старшему прапорщику фиговый листок, а тот отвел тебя сюда, где ты прилепил старшине Валееву гранату к жопе и, оторвав меня от компьютерной игрушки, принялся просить, чтобы я доставил тебя на территорию базы элитной эскадры быстрого реагирования. А когда я отказался, ты замотал меня в голубое сияние, где я ощутил всю тщетность бытия. Я ничего не упустил, глюк Константин?
  - Упустил, - зло обронил я и стеганул тонкой ниточкой ауры по его голой лодыжке. Он взвизгнул, опрокинул стул и запрыгал на одной ноге, растирая пораженные ткани. Я прищурился и добавил: - Шутки в сторону, капитан. Война идет, между прочим.
  Григорьев резво перекрестился.
  - Отставить! - Я жахнул по клавиатуре кулаком, заставив компьютерного героя чуточку пробежать вперед. - Ты же офицер, етить твою налево! Не хлюпай соплями! Ты сможешь меня провести на эту хренову элитную базу или хотя бы дать вертолет?
  Он зажевал губами, пытаясь что-то сказать.
  - Соберись, соберись, капитан!
  - Н-не знаю... - Он глубоко вздохнул, опустил обожженную ногу, растер ладонями щеки и прямо посмотрел мне в глаза. Кашлянул и твердо продолжил: - Не знаю. Вертолет у меня есть, но нас собьют без предупреждения при попытке пролететь на их территорию. Я не трус, Костя... или как там тебя лучше? Единый? Не трус я. Но так бессмысленно угробить себя... Это же глупо?..
  Он посмотрел на меня, ища поддержки, будто хотел услышать: 'Конечно, глупо, дружище! Пойдем лучше выпьем спирта!' Я молчал. Что ж, капитан, глупо. Война - это вообще не особенно умно.
  Григорьев тяжело засопел и перевел взгляд на свои голые ступни.
  - Решай, капитан.
  - Знаешь, - он смачно сплюнул на пол, - я ведь никогда не нарушал устав. И цемент приказал отвезти в соседний сектор, там у гражданских наводнение было, а дамбу прорвало. Помочь хотел...
  Он замолчал.
  Я почувствовал, как начинаю уважать этого офицера, который пропил все на свете: и мозги, и душу с сердцем в придачу, и дисциплину подчиненных солдат, и собственные носки. Все разменял на спирт и гашиш. Кроме чести.
  Тут взвыл сигнал тревоги, и Григорьев, расшвыряв кучу хлама, дрогнувшей рукой включил тумблер динамика экстренной связи.
  - ...называет себя Единым, является преступником и объявлен в межпланетный розыск. Он обвиняется в саботаже на Земле, Шингтове и Оласии, а также в покушении на главу Объединенного Правительства Виктора Семечкина. Всем людям и рикамцам, военным и гражданским лицам запрещено оказывать ему какое-либо содействие и вступать в контакт. Если вы располагаете любой информацией о его местонахождении, просьба сообщать по правительственному каналу доверия номер 4-3009-1660-412, доступ бесплатный. Приметы...
  Григорьев щелкнул тумблером и обернулся. Ой, что сейчас в мире, наверное, делается! Все спецслужбы на ушах, военные суетятся, воротилы бизнеса просчитывают, как можно изловить Единого и повыгоднее продать властям, простой народ в панике: как же, мечты о спасении Земли от вторжения амисов летят в тартарары, придется ждать новых надежд. Народу, кстати говоря, хуже всего - он неизменно только тем и занят, что дожидается панацеи от всех бед насущных...
  - Ну вот, капитан, я вне закона у двух рас, - сказал я, чувствуя лепесток холодного цветка, тихонько распускающегося внутри. - По уставу, который ты никогда не нарушал, тебе предписано сейчас же выдать меня Правительству.
  Он улыбнулся:
  - Костя, но разве я не сказал тебе?..
  - Что?
  - А то, что я ведь всегда мечтал этот сраный устав преступить. И еще... я всю жизнь заочно ненавидел Семечкина.
  - Значит, сработаемся, - уверенно сказал я, чувствуя, как уходит страх. Так почему-то не хотелось убивать этого человека. - Обязательно сработаемся. Я в последнее время экстерном выучился профессионально нарушать все на свете и виртуозно ненавидеть каждого второго! Давай-ка, выходи из игрушки: диски нужно глянуть.
  Когда Григорьев набрал в командной строке 'quit' и нажал 'Enter', вырубили свет. По-видимому, на всем объекте.
  - Бля! - лаконично выругался капитан.
  - А у вас что, нет резервного дизельного генератора? - удивился я.
  Он виновато скосил глаза и буркнул:
  - Одолжили фермеру одному, его сектор олигарх какой-то отключил от электростанции за неуплату. А люди виноваты, что ли?! Им жрать нечего!
  - Альтруисты долбаные! - Я в сердцах пнул стул и, толкнув Григорьева в плечо, прошипел: - Давай, показывай, где тут вертолет, коли ничего посовременнее нет! Ты летать-то на нем хоть умеешь?
  - Ну... пробовал, в училище...
  Тут уже пришла моя очередь крепко ругнуться, прежде чем в темпе двинуться к выходу. По дороге капитан сунул мне упаковку 'Антирада': 'Глотни, что-то выглядишь не фонтан!' 'Сплю мало, - отозвался я. - Все больше в комах да нокаутах!'
  Внизу, возле лестницы, нас поджидал мой ненасытный приятель - старшина Валеев - с несколькими вооруженными солдатами. Полюбившуюся 'лимонку' он снова держал в руке.
  - Привет, сука! - ощерился он.
  - Привет, жопа-террорист, - откликнулся я.
  Солдаты заржали в голос. Старшина свирепо зыркнул в их сторону, и они, похрюкав, заткнулись.
  - Товарищ капитан, приказано задержать этого. - Он ткнул в мою сторону пальцем. - Разрешите исполнять?..
  Григорьев молчал почти минуту. Глаза старшины становились все более носорожьими. Наконец капитан негромко произнес:
  - Не разрешаю. Разойтись!
  Солдаты переводили взгляды со старшины на капитана. Скорее всего, первого они боялись, а второго уважали.
  - Это неподчинение приказам, - негромко проскрежетал Валеев.
  - Пока еще в этом гадюшнике командую я, - ледяным тоном отрезал Григорьев. - И я приказываю: всем разойтись и приступить к исполнению служебных обязанностей согласно распорядка дня. Или ночи.
  Глаза старшины превратились в раскаленные угли, мне даже подумалось, почему они до сих пор не проплавили скулы и щеки и не упали на пол...
  - Принимая во внимание отказ выполнять приказ руководства и неадекватное поведение во время боевой тревоги, я отстраняю вас от командования ротой, - медленно проговорил он. - Фенченко, Воейков, арестуйте капитана.
  - У вас нет на это полномочий, - совсем тихо сказал Григорьев, сузив глаза.
  - Фенченко, Воейков! - крикнул старшина. - Выполняйте приказ!
  Вперед вышли двое солдат: громила под два метра ростом и невысокий лысенький солдатик в интеллигентских очках.
  - Капитан, прошу вас, не сопротивляйтесь, - прогундосил громила.
  Я хотел было вмешаться, но Григорьев грубо оттолкнул меня и шагнул навстречу им.
  - Солдаты, разрешите обратиться к товарищу старшине, прежде чем вы наденете на меня наручники? - сказал он.
  Громила и мозгляк расступились в стороны - офицер, наверное, еще никогда на их веку не просил разрешения у рядовых.
  Капитан тут же сделал быстрое движение к Валееву и двинул тому в челюсть с такой силой, что кровь даже обрызгала лицо ближайшего солдата. Ого, кажется, за последний час носорогу второй раз губу раскроили!..
  Старшина без единого звука обрушился на пол.
  'Лимонка' выкатилась из его ладони, и, постукав рифленым боком по бетону, остановилась в выщерблине. Все тупо уставились на то место, где у всякой приличной гранаты должна быть чека.
  - ...в рот... - выразил общее мнение Воейков спустя полсекунды.
  Валеев остался лежать, раскинув мохнатые руки. Солдаты бросились в одну сторону, мы с Григорьевым в другую. И тут же пожалели об этом. Они оказались в глубине помещения, где стоял старый трактор К-700, и шустро поныряли за его огромный скребок, а мы были на полпути к выходу, но никак не успевали к нему! Не сговариваясь, мы сиганули вперед щукарем, словно пловцы на старте, и тут рвануло...
  Привет, контузия! Звенело теперь почему-то только в правом ухе, но зато как звенело - аж закладывало! Я стряхнул с головы щепки и каменное крошево, приподнялся на четвереньки и оглядел себя. Не считая поцарапанных ладоней - цел.
  - Григорьев? - позвал я, оглядываясь.
  Ответом мне была тирада, достойная МХАТа. Все смешалось в ней: и боль, и плач Отчизны, и мировая скорбь, и счастье сохраненной жизни, и ушедшая навсегда юношеская влюбленность, и проигранные в преферанс офицерские носки... Но ни в какой спектакль, к сожалению, этот монолог не попал бы. Из-за полнейшего отсутствия в нем литературных выражений, кроме нескольких предлогов, модальных слов и парочки категорий состояния.
  - Идти можешь? - спросил я, переворачивая капитана на спину.
  - Да могу... вот черт! - Он встал и подергал левой ногой. - Бедро немного задело. Кровь в штаны натекла - словно обоссался! Блин.
  - Ну-ка, дай гляну...
  Рана была скользящая и не глубокая. Вынув из кармана скафандра пакет первой помощи, я плеснул перекиси водорода и наложил простую повязку.
  - Шевелись, - поторопил Григорьев, ковыляя к двери. - Сейчас тут знаешь что начнется!
  Я подхватил его под руку, и мы выбежали на улицу. Уже рассвело, вокруг суетились солдаты, поглядывая на нас с нескрываемым удивлением. Где-то вдалеке послышался низкий гул, похожий на вой самолетных турбин.
  - Во, десантуру, поди, прислали уже! - кивнул капитан в сторону нарастающего звука. - Видишь ангар за последней антенной? Рядом с ним вертолетная площадка. Надеюсь, это корыто сумеет взлететь... Быстрее, боец, быстрее поскакали!
  Я так и не понял, кого он подбадривал: меня, или все же самого себя...
  Корыто называлось Ми-8 и походило больше на склад запчастей, выложенных пьяным механиком в форме вертолета.
  - Некоторые детали мы отдали в местный 'Центр эвтаназии', - пояснил капитан, стараясь не смотреть мне в глаза. - Там оборудование старое, кое-что сгодилось. Нужно же, чтоб люди могли хоть сдохнуть по-человечески, если жить не получилось?!
  - Не знал, что кого-то подвергают насильственной эвтаназии, - удивился я.
  - С чего ты взял, что насильственной? - бросил он. - Хм, словно вчера родился! Все легально и сугубо добровольно. Многие сами идут. Насколько я знаю, в 'Центрах' даже предлагают несколько способов ухода из жизни. Самый дорогой - наркоз. Есть и подешевле, например...
  - Верю, - быстро сказал я, давая понять, что дальше смогу додумать самостоятельно.
  Охраны возле геликоптера не наблюдалось, поэтому мы беспрепятственно проникли в кабину: Григорьев забрался на место первого пилота, а я занял кресло второго.
  - Так, - с видом бывалого летчика заявил капитан, - это, кажется, тумблер стартера...
  Он щелкнул какими-то выключателями. Заработали дворники на ветровых стеклах.
  - Не то, - констатировал горе-пилот. - А тут вроде бы... э-э... четырехканальный автопилот АП-34Б для автоматической стабилизации вертолета по тангажу, крену, курсу и высоте полета. Но эта штука точно не работает...
  Борьба с аппаратурой продолжалась минут пять, пока наконец, после очередного 'метода тыка', мы не услышали звук турбин и набирающего обороты основного винта.
  - Странно, даже керосин не слили! - воскликнул Григорьев и вцепился в штурвал.
  - Ты знаешь, в какую сторону лететь-то? - спросил я, поправляя шлем с переговорником.
  - Разберемся, - успокоител он. - Тут недалеко, за сопками.
  - Сопки? - подозрительно покосился я.
  - Не дрейфь, Гастелло!
  Дернувшись, вертолет попытался оторваться от земли, но машину перекосило, потянуло вперед и через несколько метров круто развернуло вправо. Внизу что-то дико заскрежетало, перекрывая даже шум работающих лопастей, хлопнуло и затихло.
  - Правого заднего шасси у нас больше нет! - радостно сообщил Григорьев.
  Я выразил свой восторг в нескольких довольно емких выражениях и стал гадать, когда же этот самоубийца успел дунуть еще гашиша? Тем временем мы таки взлетели и, мотаясь из стороны в сторону, словно изогнутый маятник, понеслись над зданиями и антеннами части. Из-за вездесущего тумана видимость была препаршивейшей, и приходилось идти на малых оборотах, то и дело рискуя вписаться в сопку. Последние, надо сказать, стали неожиданно выскакивать то слева, то справа достаточно споро, мгновенно вырастая из тумана призрачными гигантами. Склоны их были покрыты частой щетиной полуголых деревьев и рыжеватого кустарника.
  - Через несколько минут мы пересечем границу сектора, - услышал я голос капитана в наушниках. - Собьют к чертовой матери!
  Я промолчал, стараясь придумать, как выкрутиться из этого дерьма. А он, придерживая штурвал одной рукой, выгреб откуда-то из-под сиденья сосуд с коричневой жидкостью.
  - Мы держали этот коньячок на случай, если кто-то из пилотов будет уверен, что не вернется на базу. Еще с прошлого века пойло, 'Ахтамар', пять звезд. Жаль, что на погонах столько не бывает, да?! - Он громко рассмеялся собственной шутке и протянул мне бутылку: - Глотни!
  Откупорив, я приложился к прохладному горлышку и сделал несколько больших глотков. Горло обожгло - давно не пил. А коньяк оказался действительно неплохим!
  - Дай-ка. - Григорьев схватил бутыль и перевернул, бескомпромиссно заливая глотку до краев. Желто-коричневые струйки потекли по его шее. Вертолет основательно швырнуло. Он отбросил коньяк, выровнял машину и проорал в микрофон: - Знаешь, как у пилотов принято желать удачи?
  - Нет, - признался я. - Что-то не припомню...
  - Спокойного ветра.
  - Ах да, точно...
  Мы помолчали, наблюдая, как внизу проносятся леса и проплешины высушенной травы.
  - Все, перемахнули через границу сектора, - спокойно сказал Григорьев, глянув на приборную панель. И добавил еле слышно: - Спокойного ветра тебе... Единый.
  Он тоже идет за мной, не думая о собственной шкуре. От безысходности. От отчаяния. От самого себя. Спившегося и подсевшего на травку, забывшего, что, кроме тупоголовых солдат и беспардонного прапора, где-то в мире есть другие люди. Где-то. Или - когда-то.
  Сколько тебе лет, капитан? Сорок? Сорок пять? Помнишь ли ты, что такое небо без тумана? Была ли у тебя любимая женщина, с которой ты мог до утра гулять по пустынным городским улочкам и не бояться, что тебя поднимут по тревоге и заставят снова и снова рыскать радарами по небу, выискивая истребители противника? Видел ли ты хоть раз, капитан, как поднимается солнце, обливая розовым гелем сосновый бор, заставляя каждую иголочку гореть? Но не маленьким внутренним светом, как у рикамцев. Нет! Большим и жгучим ореолом солнца. Знал ли ты, что думать можно не только о бесконечной войне, пытаясь скрыть терпкую боль, забываясь в несуществующих мирах компьютерных игр?
  Ты помнишь. Ты видел. Ты знал.
  И я... помню.
  Поэтому и нужно лететь вперед, капитан. И пусть вздымаются вокруг облака едкого пепла, пусть острые углы лопастей вспарывают тугое брюхо отравленному воздуху, пусть горит под ногами Земля! Нужно идти, чтобы узнать, что там, за дрожащей пеленой тумана?! Вдруг - солнце...
  '...назовите свои позывные, через десять секунд системы противовоздушной обороны сектора откроют огонь на поражение. Немедленно назовите свои позывные...' - пробилось сквозь помехи.
  - Ну, что делать будем, диверсант? - без видимого интереса спросил Григорьев.
  - Садись! - заорал я. - Падай! Камнем падай!!
  - Свихнулся?!
  Я принялся наугад щелкать тумблерами, в надежде вырубить тягу. И... гул движков стал стихать. Удалось!
  - Убери руки! - Григорьев бросился было на меня, но машину тут же повело в сторону, и ему пришлось снова вцепиться в штурвал. - Ты что наделал, дебил пехотный?!
  - Ты успокойся! - посоветовал я. - Позывные твои засунули бы в одно место и утрамбовали ракетой или гравиимпульсом. Так что выхода все равно не было. Вот приземлимся и сориентируемся по обстановке!
  - Ты сейчас не приземлишься, а размажешься длинной кишкой по откосу! Между прочим, парашютов у нас нет!
  - Как - нет?
  - Жопой о косяк!
  - Врубай скорее эту хрень!..
  Склон приближался с пугающей быстротой, винты уже почти остановились.
  - Поздно, - сказал Григорьев. Снял шлем, повернул голову в мою сторону и добавил: - Ну ты и дурак, Костя.
  - Знаю, - ответил я, перегнулся через него, дернул дверной запор и проговорил: - До встречи на планете.
  Крикнуть капитан не успел - я буквально пинком вышиб его из кабины. Главное, чтоб не засосало в винты... Закрыв глаза и набрав в грудь как можно больше воздуха, я открыл свою дверь и выпрыгнул в бушующие потоки атмосферы, постаравшись оттолкнуться от борта как можно сильнее.
  Ну, кто говорил, что люди не умеют летать?!
  В течение коротких секунд падения, я гнал прочь абсолютно все мысли, кроме одной: 'Пусть вертолет не сразу взорвется!'
  Жахнув о верхние ветви какого-то хвойного дерева, меня протащило вниз, цепляя разными местами за попадавшиеся на пути сучья и шишки. Хорошо еще, подумалось мне, что не совсем рядом со стволом упал, а то бы - до первого толстого разветвления.
  Скорость, подлетая к земле, я уже более-менее сбросил, поэтому удар получился не особо мощным. Но не отказываться же себе в удовольствии хотя бы на полминутки потерять сознание?..
  Очнувшись, я сразу застонал от острой боли, пронзившей левое плечо и живот. Скафандр спас меня от множества повреждений, но даже крепкая полимерная ткань порвалась в месте, где начинался левый рукав, и бесстыдно демонстрировала теперь глубокую царапину. Брюхо, слава всему сущему, я просто-напросто добротно отшиб.
  Вертолет протащило вниз по склону метров сто, и теперь его остатки обозначались в конце свежевыломанной просеки столбом черного дыма.
  Я, проклиная все на свете, поднялся на ноги и отправился на поиски капитана - он-то в одном комбезе вывалился... ох несладко пришлось служивому, наверное...
  Кустарник здесь был не особенно густой, поэтому мне удалось довольно быстро прочесать окрестности. Никаких следов моего попутчика не обнаружилось. Один раз, правда, неподалеку затрещали ветки, заставив меня пригнуться и затаиться. Но это оказались всего лишь скины. Особей шесть, издавая утробные звуки и хлопая себя по лысым черепам, промчались мимо, больше всего напомнив мне стайку ретивых гиббонов. Как их только в этих местах не перестреляли еще? Запретная территория все-таки...
  - Григорьев, - позвал я, когда их шаги стихли. - Григорьев!
  - Знаешь, - раздался совсем рядом голос капитана, заставив меня вздрогнуть, - однажды мы с солдатами так же трактор в тайге спрятали от проверяющего полковника.
  Я завертел головой - никого. Галлюцинации?..
  - Работать совершенно не хотелось, - беззаботно продолжил голос, - а отвертеться ну ни какой возможности не было. Приказ был: валить кедрачи. Трактор исправен, поломок не обнаруживается. Да и не спрячешь его, не булавка все ж. Вот один умелец от механики и придумал: 'А давайте его на дерево повесим!'
  Задрав голову, я от души рассмеялся. Григорьев покачивался на ветке, умудрившись неизвестно как зацепиться за нее лямками комбинезона - банально, но от этого не менее весело.
  Он щерился и продолжал болтать без умолку, после шока так часто бывает.
  - Так вот, была, как говорится, ни была. Перекинули трос через здоровенный кедровый сук, за бутылку уговорили местного крановщика. Он втащил трактор наш через сук, ну наподобие блочной схемы, метров на десять. Там закрепили да ветками прикрыли, нашелся тоже гимнаст один бывший среди солдатиков, не поленился, полазал туды-сюды. Что было, когда полкан приехал! Ты бы видел! 'Куда, сволочи машину дели?! - орет. - Сгною всех!' Бегает вокруг кедра, волосы на себе рвет. Следы-то до дерева доходят и заканчиваются, а то, что вся кора перецарапана - так это ему невдомек! Ментов вызвал, так те подшофе все скопом. Только через полчаса догадались наверх глянуть...
  - Спрыгивай давай оттуда, парашютист, - сказал я, отсмеявшись. - В рубашке ведь родился, черт этакий!
  - В комбезе, - поправил Григорьев, извиваясь и отстегивая лямки.
  Он шлепнулся наземь, бережно оттряхнул пятнистую ткань и двинул мне по морде. От неожиданности я даже присел, схватившись за скулу.
  - Ты чего?!
  - Никогда больше не вышвыривай меня из падающего вертолета.
  Я фыркнул, треснул ему кулаком под дых, заставляя согнуться пополам, и пообещал:
  - Договорились. Не буду.
  - Надо сваливать отсюда, - отдышавшись сообщил капитан. - Падение засекли, сейчас вышлют группу для проверки.
  - В какой стороне база?
  - Слушай, ну за каким хреном тебе туда приспичило?
  - Мне нужно найти одного пилота, - помолчав, ответил я. - Очень нужно.
  - Других, что ли, на свете не бывает... - проворчал Григорьев. - Пошли, за тем оврагом поднимемся на сопку, за ней, по моим прикидкам, увидишь свою пресловутую базу.
  Помогая друг другу перебираться через особо глубокие канавы, мы двинулись в сторону, указанную капитаном. Когда отошли от места катастрофы метров на триста, позади ухнуло, и, оглянувшись, мы увидели сквозь завесу тумана розоватое свечение.
  - Топливные баки, поди, рванули, - констатировал Григорьев.
  Мы продолжили путь. Через несколько минут над нами просвистело несколько истребителей, оставив в ушах неприятный осадок ультразвука.
  На дне оврага оказалась небольшая речушка. Я извлек из скафандра миниатюрный счетчик Гейгера и поднес к воде. Она фонила, но терпимо. Мы умылись и даже рискнули слегка смочить горло.
  Сплюнув тягучую слюну, капитан вдруг уставился на меня, будто раньше и не подозревал, что рядом есть еще кто-то.
  - Ну? - спросил я. - Что теперь?
  - Какого лешего я с тобой поперся? - недоуменно проговорил он, приподняв одну бровь. - Сам не понимаю... Может, хоть ты мне объяснишь?
  Я смахнул капли воды с лица и посмотрел на него. Это трудно было выразить словами. Нелепо и тривиально.
  - Наверное, пришло время, - выдавил я. - Спроси себя. Что говорит внутри тот, кого пока еще можно назвать человеком?
  На этот раз Григорьев взметнул вверх обе брови.
  - Ах этот... - Он медленно покивал и задумался. - По-моему, заявляет, что нам...
  - Он прав, - спокойно закончил офицер в летном комбинезоне, выйдя из-за дерева. - Абсолютно прав.
  Григорьев хотел было дернуться в сторону, но вовремя заметил увесистый гравикарабин в руках у военного и, оставшись стоять на месте, лишь обреченно вздохнул. В это время на поляне появились еще три человека. Точнее людьми были двое из них, лицо третьего бодро светилось.
  - Вы незаконно нарушили границу островного сектора С-21, - сказал рикамец по-русски. - На территории сектора находится военный объект...
  - Знаем мы всё, - перебил я, придумывая на ходу легенду. - Мне необходимо поговорить со старшим лейтенантом Дмитрием Тарабовым, который служит у вас пилотом. Для него срочное сообщение от генерала Юриссимо Некрасиди.
  Офицеры переглянулись.
  - Какого генерала? - вкрадчиво поинтересовался тот, который вышел первым, перехватывая карабин.
  - Непьющего, - брякнул я.
  - Не понял...
  - Чего тут непонятного? Не пьет человек! Совершенно, ни капли. Живет себе потихоньку: с девками гуляет, стриптиз на столе танцует, виляя соблазнительной попкой в форменных брюках с лампасами, книжки иногда читает. Но не пьет, скотина этакая... А еще у него есть одна маленькая странность: он всегда носит разноцветные носки. Я имею в виду, на каждой ноге... То есть, левый от одной пары, правый - от другой... Ну вы поняли...
  Григорьев смотрел на меня, как на конченного дебила, потихоньку отодвигаясь в сторону. А четверо бравых ребят тупо хлопали ресницами.
  Первым не выдержал бредового натиска рикамец. Он врубил силовую броню и противно заверещал:
  - Это Единый!
  - Так точно! - отрекомендовался я, выпуская из ладони тонкую фиолетовую струйку.
  Нападавших разметало в разные стороны. Троих уложил я, а последнего, попытавшегося включить рацию, чтобы вызвать подкрепление, Григорьев элиминировал ударом ноги в лоб.
  - Всё! - крикнул он, подхватывая оружие у одного из убитых. - Нам крышка!
  - Я знаю направление, - сказал я, убирая плеть ауры. - Иди назад, капитан, и так слишком много душ на моей совести. Дай ей чуть-чуть передохнуть и подлечиться.
  - Шиш твоей совести на постном масле, а не грязевые ванны! - Он сунул мне дулю прямо в нос.
  Что ж, это уже твой выбор, капитан Григорьев...
  Мы побежали вперед, в гору. Сквозь негостеприимный лес и холодный туман, сквозь собственные слова и мысли, отбрасывающие пепельную тень на треснувший хрусталь сердца. Побежали сквозь диковинный сад, в котором каждое движение, каждый вздох отдаются долгой болью в заиндевевших мышцах и покрытых осенним инеем легких. Сквозь пылающую в плазменном вихре улыбку Бенданы... сквозь пыль, сквозь прах, сквозь тлен...
  Сквозь... Ведь именно так ты советовала, Мистана?!
  
  
  
  Часть четвертая. Разлом
  
  
  1
  
  - Слышь, а что это ты за ерунду про непьющего генерала выдумал? - спросил Григорьев, когда мы выскочили на бетонированное плато посадочных зон.
  - Черт его знает, - признался я, выравнивая дыхание. - Вдохновение, наверное. Был в юности приятель - Юрген Некрасов.
  - А... - многозначительно резюмировал капитан, и мы снова замолчали, стараясь не сбивать ритм бега. Через несколько минут он бросил, не глядя на меня: - Елки-палки, никогда бы не подумал, что носки делятся на правые и левые.
  Стеклопластиковые крыши ангаров остались немного позади, когда перед нами возникли серые кирпичи казарм. Здесь ветер почему-то особенно рьяно ударял обрывками тумана в лицо. Тугой и свирепый ветер, который никак не может разогнать туман - нелепо как-то...
  Возле входа в ближайшую казарму не было ни часовых, ни охраны - никого.
  - Ну что, двинули? - капитан кивнул на обитую жестью дверь, то и дело приоткрывающуюся от сквозняка и показывающую темное чрево здания.
  Мне туда! - вдруг почувствовал я настолько остро, что пришлось на миг зажмуриться, отгоняя наваждение.
  Потерев виски, я молча кивнул, и мы осторожно вошли внутрь. Григорьев включил фонарик, прилаженный к трофейному гравикарабину, и высветил пыльный холл с пустующим местом дневального и лестницу, ведущую на второй этаж. Ощущалась какая-то заброшенность, будто здесь никто и не жил. Мы огляделись, шепотом перекинулись парой фраз и уже собирались было уйти прочь, когда я заметил на столе крошки.
  - Посвети-ка сюда...
  Остатки хлеба оказались почти свежими, даже не засохшими толком.
  - Так, - сказал я. - Ты побудь здесь, а я пойду наверх. Посмотрю - что к чему. Если кто-то появится, дуй ко мне. Только не стреляй направо и налево без надобности.
  Он кивнул, не глядя на меня и думая о чем-то своем. Эх, капитан, капитан, я ведь не смогу тебя взять с собой - что же остается? Трибунал? Нет, ты не дашь себя арестовать... Мне искренне жаль, капитан, но это был твой выбор.
  Или я вру сам себе?.. Бендана с ребятами, Юрик... Кого я пытаюсь обмануть, в конце концов?! К счастью - не их.
  - Григорьев... - Я обернулся, уже сделав несколько шагов по шершавым ступенькам.
  Он поднял голову и улыбнулся мне, показав в полумраке отсутствие верхнего клыка. Улыбнулся открыто и немного печально.
  - Иди. Спокойного тебе ветра, - сказал он и быстро развернулся, зачем-то направляя луч фонарика на дверной проем. Глухо добавил: - Иди. Только... нет, ничего...
  Пытаясь не шуметь, я стал подниматься на второй этаж. Приходилось до предела напрягать зрение, дабы не налететь на что-нибудь во все сгущающейся тьме. Вышел в коридор - тихо и темно. Лишь небольшая полоска мерцающего света выбивалась из-за приоткрытой двери в нескольких метрах от меня.
  На цыпочках я подошел ближе, медленно заглянул внутрь комнаты.
  Четыре двухъярусные койки были аккуратно застелены, и на спинке каждой висело чистое полотенце. Окно задернуто плотными шторами. В углу виднелась старая гитара, а рядом на табуретке, спиной ко мне, примостился пацан лет десяти-двенадцати, уставившись в экран ноутбука, от которого и исходило мерцание меняющихся картинок.
  - Извините, - негромко проговорил я.
  Пацан молниеносно вскочил с табуретки и, сместившись чуть в сторону, направил на меня тупой ствол гравика, неизвестно как оказавшийся в его совсем еще детской руке.
  - Пристрелю, - сообщил он коротко, и я поверил. Не словам, конечно. Глазам... Вот ты какой, Димка. Лучший, по словам Марека, пилот-атмосферник.
  Подняв руки, чтобы мальчишка их видел, я вышел на середину комнаты и встал между койками.
  - Не бойся, я не вооружен.
  - Чего надо?
  Пока я формулировал ответ, взгляд невольно упал на монитор ноута. Под небольшой картинкой с изображением фрагмента занавешенного тюлем окна с пробивающимся лучиком вечернего солнца была странная подпись, которая вроде бы совершенно не подходила по смыслу к рисунку:
  
  Паутинка тонкой ниткой
  Нас связала против воли
  Говорили о снежинках
  Или же о вечной боли.
  Я не помню
  Помню ласку
  Белых клавиш,
  Что тебе передавали
  Мою нежность
  Твою слабость
  Я на связи
  Ты на связи
  Льется сладость
  Проводами.
  
  Пацан проследил мой взгляд и точным движением выключил монитор. Мне показалось, что он на мгновение смутился.
  - Ты ведь Димка? - спросил я. - Димка Тарабов?
  - И что с того? - напрягаясь, осведомился мальчишка. Волосы светлые, физиономия веснушчатая.
  Я постарался, чтобы мои слова прозвучали как можно мягче:
  - Помнишь Марека?
  Первые секунд пять я ждал гравиимпульса в грудь. Желваки на его щеках играли совсем по-взрослому, щелки глаз превратились в короткие ниточки, готовые лопнуть от натяжения. Губы слегка дрожали.
  - Он жив, - рискнул продолжить я через некоторое время, так и не дождавшись ответа. - Очень далеко отсюда, но - жив.
  - Ты врешь, сволочь! - неожиданно пронзительно взвизгнул Димка. - Врешь! Врешь! Врешь...
  Как-то неловко было смотреть на плачущего ребенка с пистолетом в руке, поэтому я отвел взгляд, давая вволю выплеснуться его эмоциям. К сожалению, у меня совсем нет времени на деликатность, потому и приходится так вот... цинично.
  - Я докажу.
  - Заткнись! - всхлипнул он, со злостью вытирая слезы. - Зачем ты пришел, сволочь?..
  - Он говорил, что, кроме тебя, никто не слышал то, что я сейчас скажу, - продолжил я, игнорируя вопрос. - Чтобы летать, нужно верить. А еще про тетрадку со стихоплетством какого-то Ляхова говорил. Позывной у него был 'четвертый'!.. Ну? Веришь?
  Димка затих и впервые посмотрел на меня прямо, а не исподлобья.
  - Где он? - еле слышно спросил мальчишка.
  - Он в системе рикамцев, с ним сейчас, надеюсь, все в порядке. Там мои друзья. Это ужасно долгая история, и как-нибудь позже я обязательно ее расскажу, а теперь мне очень нужна твоя помощь. Марек много рассказывал о том, как вы вместе летали. Ты отличный пилот, ты - лучший...
  - Ничего я не лучший, - проворчал Димка, нахмурившись.
  - Это не я придумал. Так Марек говорил. И помочь мне можешь только ты.
  - Я пистолет сейчас уберу, хорошо? Но без всяких...
  Он не успел договорить, потому что внизу раздались хлопки выстрелов, какие бывают при применении гравитационного оружия в замкнутом пространстве.
  - Что это? - крикнул пацан, бросаясь к двери.
  Я схватил его за рукав комбинезона и с силой притянул к себе. Ствол гравика неудобно уткнулся мне в ребра.
  - Димка, послушай, - быстро зашептал я. - Мне не справиться без тебя! Просто поверь сейчас, просто поверь мне! Если для тебя что-то значит поручительство твоего чешского друга - просто поверь! У нас совсем нет времени...
  Он колебался всего секунду.
  - Что нужно делать?
  - У вас есть двухместные истребители?
  - Только три, да и те учебные, без вооружения! А что?
  - Отлично! Пушки нам как раз ни к чему. Есть ли возможность к любому из них сейчас пробраться?
  - Ты... вы что, хотите 'эрочку' угнать?! - неподдельно возмутился Димка. - Я офицер и не позволю...
  - Просто скажи мне! - крикнул я, начиная терять контроль. - Мы можем это сделать?!
  - Да...
  - Вперед. Остальное по дороге расскажу. Отсюда есть второй выход?
  - Через окна, на противоположную сторону. Но там высоко!
  - Ты боишься высоты, пилот?
  Кажется, этой фразой я его задел не на шутку. Поправив воротник и взяв с изголовья одной из коек шлем, он кивнул мне на другой - побольше - и сухо сказал:
  - Пошли.
  Выбегая из комнаты, я бросил прощальный взгляд на дремлющий ноутбук. Черт возьми, когда наконец мне дадут спокойно просмотреть диски?..
  Димка оказался честным малым с отличным глазомером - тут было действительно высоко. От жестяного подоконника до земли - метров шесть. Я повис на руках и, предчувствуя очередную потерю сознания, шепотом выругался, вскользь прослеживая родословную сэра Ньютона.
  - Скорее, - шикнул Димка. - Уже по лестнице, кажется, поднимаются!
  Отпустил пальцы. Почему-то ощущение полета не запомнилось: наверное, впечатление испортилось приземлением. Дьявол! Сколько же можно падать! Вертолеты, окна - не могу больше, ей-богу!..
  Следом спрыгнул мальчишка, профессионально перекатившись в сторону для смягчения удара. Повезло, что здесь под окнами была земля, а не асфальт или бетон, а то бы хрящей не собрали.
  Из окна кто-то высунулся, крикнул внутрь помещения что-то неразборчивое по-английски со зверским вологодским акцентом и выпустил вниз заряд из карабина. Почва вспучилась от удара сконцентрированной гравитации, обдав нас дождем из мелких соринок и щепочек.
  - Тикай! - завопил Тарабов, пулей уносясь в сторону заваленных авиационным хламом переулков между казармами.
  Я еле поспевал за пацаном. Во шурует! Как чумной! Видать, понимает, что на войне с дезертирами не шутят...
  - Да стой ты! Стой, что ли, зараза... - прохрипел я, задерживая его за рукав возле открытого окна прачечной, из которого пахло хлоркой и почему-то тмином.
  - Ты чего? Хочешь, чтоб продырявили? - выпучился он, пытаясь вырваться и колотя меня шлемом.
  - Постой. Оторвались вроде бы... Выслушай меня. Я подумал, что ты должен не просто скакать сломя голову, даже теперь, когда каждая секунда на счету. Хочу, чтоб ты знал: мы не дезертиры. Теперь слушай внимательно, я скажу лишь самое главное...
  Говорил я минуту или около того. Преследователей пока не было слышно, поэтому мне удалось закончить.
  Димка смотрел на меня так, как впервые смотрят на живого кумира. Но. На кумира, который, не успев поздороваться и черкнуть автограф, сообщил, что необходимо срочно взяться за руки и дружно сигануть со шпиля Останкинской башни с криком: 'За Родину!'
  - Ты... вы что, правда, идиот? - шепотом осведомился мальчишка, когда я замолчал и погасил фиолетовые блики ауры на ладонях. - Я часто слышал, как говорили, что Единый сумасшедший! Слухи всякие... Да и приказ часа два назад поступил - всему личному составу объявили - мол, Единый предатель...
  - И что ты думаешь по этому поводу? - осторожно спросил я, не дав ему договорить.
  - Я раньше как-то не думал на эту тему, - с деловым видом заявил Димка. - Но теперь вижу, что ты... то есть, Единый... никакой не предатель. Но полный идиот.
  - Это хорошо, - удовлетворенно сказал я. - Ну, побежали?
  - Знаешь... ете... - Димка закусил губу и почесал веснушчатый нос. - Я всегда хотел, чтобы война закончилась. Я жил войной, летал сквозь призраки друзей. Знаете, как страшно, когда их уже нет, а они вдруг раз - и посмотрят на тебя! Да так, что мурашки бегут! Знаете?
  Я кивнул.
  - Смерть, - продолжил Димка, - я жил в ней. Читал стихи про радость, про девчонок, которых ни разу не видел вживую... ну, кроме взрослых медсестер... про любовь... А дышал войной. И ненавидел ее. Приходил к морю и мечтал, чтобы все когда-нибудь кончилось... Мечтал увидеть солнце не на проклятых картинках!
  - Тогда помоги мне. Я должен попасть туда, чтобы понять. Все не так просто, как кажется, Димка. Иногда все совершенно не так, как мы видим. Вокруг царит созданная некоторыми людьми иллюзия! И если видеть только ее, то ничего не получится. Нам нужно понять, что скрывается за ней, за этой чертовой пеленой! У меня часто бывают видения, будто я стою посреди заброшенного сада, над головой - лиловые тучи, по сторонам - голые деревья. И ветер гонит сухие листья куда-то во мглу, они пролетают сквозь меня... Там очень неуютно, Димка! Страшно. Там... все ненастоящее!! Я должен уйти оттуда! Вернуться из этой жуткой неоконченной осени...
  Внутри у меня все дрожало, отчаяние рвалось наружу, смешиваясь с усталостью и стрессами последних дней, с голодом и жаждой. Иногда возникали какие-то голоса. Ни с того ни с сего. Я содрогнулся, осознавая, что начинаю терять рассудок.
  - Вы понимаете, что оттуда никто не возвращался? - полуутвердительно сказал Димка.
  - Я пойду, - упрямо ответил я. - Даже если ты не поможешь мне - пойду. Буду грызть камни, если проголодаюсь, пить собственный пот... Но пойду. Нужен итог, пойми, Димка! Итог нужен! Мне, тебе, им, всем! Дальше так продолжаться не может! Пришло время подвести итог...
  - Отпусти! - дернулся Тарабов.
  Я не заметил, как стал трясти мальчишку за плечи.
  - Извини...
  Он вытер нос рукавом летного комбинезона, сплюнул под ноги и, видимо, окончательно решив перейти на 'ты', сказал:
  - Я помогу тебе, Единый. Потому, что мне надоело выдумывать себе эти... как ты их назвал? Ага, иллюзии. Ведь, когда не сбывается ни одна мечта, из тех, что ты придумал - устаешь. А мне всего одиннадцать лет, мне положено мечтать, ясно?!.. - Он вдруг на миг запнулся, но тут же договорил, словно боялся, что потом не хватит духу: - Но знай: оттуда мы не вернемся.
  
  * * *
  
  Истребитель был красив.
  Фантомно-синий, гордо распахнувший короткие треугольные крылья, он как бы говорил: 'Я самый быстрый и умный скакун на ипподроме. И мне нужен такой же жокей. Дерзкий и в то же время заботливый, властный, но чувствующий каждую мою ворсинку'. На обтекаемом боку машины сверкала эмблема объединенных военно-космических сил, похожая на тонкую стрелу на фоне облака и кусочка звездного неба - символ господства и в атмосфере, и в открытом космосе.
  Мы беспрепятственно забрались в кабину - видимо, никому не пришло в голову охранять ангар с учебными самолетами, - и прозрачная полусфера плавно опустилась сверху, герметизируя нас.
  Я устроился на месте инструктора, которое располагалось позади пилота. Повертев головой, недовольно пробурчал:
  - Мне ничего не видать за спинкой твоего кресла.
  - Шлем нацепи - полегчает, - с усмешкой в голосе ответил Димка.
  - Ну да, конечно, технологии будущего... - запричитал я, вдавливая голову в нутро шлема, который все-таки оказался слегка маловат.
  Если до применения 'технологий будущего' у меня был обзор хотя бы пространства сверху истребителя и по бокам, то теперь я не видел абсолютно ничего.
  - Мы будем играть в джедаев? - сурово спросил я.
  - В кого? - удивился Димка. - Включи питание, а то вслепую полетишь. Сенсор возле правого уха.
  Недовольно засопев от собственной несообразительности, я нащупал в указанном месте шершавую крапинку и надавил на нее...
  - Ой, е-мое! - непроизвольно вырвалось из горла.
  Кресло с мальчишкой, закрывающее обзор, будто исчезло. Также практически растворились очертания самой 'эрочки', оставив лишь полупрозрачные намеки на основные линии фюзеляжа. Зато в воздухе, примерно в полуметре от глаз, возникли меняющиеся цифры, значения которых я совершенно не понимал, и какие-то сумасшедшие линии курсов, углы, полуокружности пеленгации и черт-те что еще.
  - Убрать циферки, что ль? - ехидно спросил Димка.
  - Что ль, убери, - передразнил я.
  - Ладно, не сердись. - Я даже не сразу понял, что его голос теперь звучит в наушниках - настолько отменной была имитация.
  Буквально сразу навязчивая вязь цифр и линий потеряла яркость и стала еле различима, и тогда я прочувствовал всю прелесть обзора из истребителя. Создавалось впечатление, будто сидишь в воздухе метрах в трех над поверхностью. Видимость была идеальной, наверное, даже несколько лучше, чем невооруженным глазом, потому что туман будто немного рассеялся. Я резко повернул голову, надеясь, что визиры не успеют среагировать на быстрое движение, и изображение если не отключиться, то хотя бы запоздает. Как бы не так! Словно нет на мне шлема! Я даже осторожно пощупал руками, дабы разогнать сомнения. Пришлось поверить тактильным ощущениям: шлем оставался именно там, где положено. На голове.
  - Обвыкся? - спросил невидимый Димка.
  - Сойдет, - ответил я, глубоко вздохнув. - Ничего не бойся... что бы ни происходило. Ни-че-го. С нами все-таки аура всех людей, а это невообразимо могучая сила, поверь.
  - Звучит абсолютно наивно даже для ребенка, - сказал он. - Но мне очень хочется верить.
  - Ну что... в таком случае: спокойного ветра.
  Парень чуть помедлил и негромко откликнулся:
  - С богом. Спокойного ветра.
  Рывок...
  Вперед. Вверх. Сквозь!
  В первые секунды мне показалось, что само беспросветное небо рванулось навстречу, желая смять нас своим серым молотом - настолько стремительно мы вылетели из ангара и взмыли ввысь. Перехватило дух, хотя перегрузки, разумеется, гасились мощными гравикомпенсаторами.
  Выворачивая шею, я взглянул на удаляющуюся базу. В тумане скрылись казармы, сопки, бетонное поле - все исчезло, оставив лишь простор... Свобода и скорость! Полет! К этому невозможно привыкнуть!.. Казалось, что я один несусь среди белесой бесконечности этого мира. Внизу, сливаясь в сплошную темную плоскость, мчалась в противоположном направлении поверхность моря.
  Свобода!
  И... боль...
  Она подкралась тайком и вдруг в одно мгновение раздавила чувство простора, превратив его в точку тесноты внутри меня! Боль! Моя боль! Ты не даешь мне покоя, даже на мизерную единицу времени не позволяешь забыть о твоем существовании! Ты хитрая: умеешь взорваться именно тогда, когда становится чуть легче. Едва отвернешься от тебя, как ты вгрызаешься в спину, струишься по позвоночнику и проникаешь во все нервы, сводишь все мышцы, закупориваешь все вены и капилляры, оставляя возможность крови течь только в одну сторону...
  Я ненавижу тебя! Ты собрала все, что мне дорого, и дразнишься! Ты - боль. С тобой нельзя договориться. Ты - совесть. Тебе нужен результат.
  И в этом мы похожи. Мучь меня, я научился терпеть, но и сама корежься в страшном ожидании, сука, потому что, пока не будет подведена итоговая черта, мы с тобой одинаково сильны...
  - Разлом, - глухо прозвучал димкин голос.
  Я открыл глаза и замер на полувдохе. Впереди было свечение. Багряное, живущее зловещими переливами, заставляющее гореть малиновым накалом клочки тумана. Словно сама преисподняя разверзла здесь свои врата! Словно исполинский горный хребет из не успевшей окончательно остыть лавы раскинулось марево пространственно-временного разлома, из которого пришли в наш мир амисы.
  Кто вы? Почему вам тесно рядом с нами? Ведь мы не жадные - забирайте хоть десять окрестных звездных систем, устраивайте быт, живите, развивайтесь... Ну почему же вы пришли с войной?!
  Или вы лишь помогли лопнуть пружине в часовом механизме нашего собственного террора?..
  Истребитель завис километрах в трех от бордовой завесы - пилот засомневался. Полупрозрачные контуры самолета теперь тоже слегка подсвечивались красным гелем. Из привычного, блеклого, бесцветного мир здесь превратился в адскую кузницу, пылающую рдеющим огнем.
  На фоне пунцовой бездны двигались зеленоватые точки амисовских истребителей и темные глыбы корветов. Левее плыл огромный крейсер, похожий на опрокинутый вулкан; на его обшивке изредка вспыхивали неясные огоньки. То и дело к махине приближались целые рои истребов, притормаживали и будто растворялись в черноте. Разворошенное, тлеющее после долгого пожара логово термитов - вот на что походила вся эта картина.
  - Начинай сближение, - не своим голосом сказал я.
  Димка пробормотал что-то неразборчивое и медленно повел вперед наш маленький островок, населенный двумя людьми. Крошечная система из двух душ и двух сердец, из двух смятых надежд начала приближаться к морщинистому пеклу.
  А за нами возникали миллионы других кораблей.
  Жутко...
  Они появлялись из дрожащего раскаленным дыханием воздуха, и летели рядом. Их становилось все больше и больше: гигантские флагманы межзвездных эскадр и хлипкие торговые суда, юркие истребители и пышные дипломатические фрегаты, реактивные стратегические бомбардировщики и винтовые транспорты, пузатые цеппелины и легкие аэропланы.
  Бесчисленные гравитационные движки, фюзеляжи, крылья, лопасти и канаты - все шелушилось. Все было сделано из пепла.
  Сам воздух изрыгнул полчища тисненых эпохами призраков.
  Я посмотрел вниз. Там, вспарывая неспокойную поверхность моря, выныривали перископы подводных лодок. Волны превращались в грузные танки и ракетные установки. По воде двигались колонны солдат, истерзанных войнами настоящего и прошлого, грязных, уставших, с язвами на ногах от долгих походов. Они волокли пушки, чистили мушкеты, хлебали стынущую баланду возле разбросанных тут и там костров; легионеры бряцали щитами, свистели тяжелые камни, выпущенные из пращей, слышалось ржание раненых лошадей...
  Само море восстало глубиной, сама земля распахнула могилы.
  Страшная мертвая армия шла за нами! И пепел облетал с нее под порывами ветра.
  Горели амисовские корабли от фиолетового сияния, рвущегося из праха людей. С шипением тонул конусообразный крейсер, разбрызгивая фонтаны пара, беспомощные штрихи лазеров напрасно искали свою жертву, проходя сквозь давно усопшую плоть! Расступались грозные клинья мощных корветов, под натиском идущих на таран винтовых самолетов с дизельными движками.
  И сиреневые ореолы ауры сливались в одну огромную сферу, в центре которой летел наш обитаемый островок, прикрытый всей воскресшей яростью человечества.
  Сейчас нам не нужно было уничтожать. Нужно было лишь пройти.
  - ...это? Что это?! Откуда? Что здесь творится?! - орал перепуганный мальчишка.
  - Это наш путь, Димка, - с необыкновенным спокойствием сказал я. - Нам его немножко расчистили.
  - Если... если они все настоящие... можно прямо сейчас вторгнуться к амисам и закончить войну! Нужно сообщить на базу! Нам вышлют подмогу! Мы же можем по-настоящему победить!!
  - Мы сюда летели не для победы. Это... как бы сказать... дипломатическая миссия.
  - Ты что, сдурел?! Это же шанс! Единственный! Я устанавливаю связь с базой...
  - Не смей! Мы не победим! Во всяком случае, в этот раз. Мы... я не готов. И... не уверен...
  - Ты же Единый! Вот она - твоя сила, твоя аура! Погляди, что творится!
  Остатки амисовской армии рассыпались осколками, новые силы, появляющиеся из разлома, сразу напарывались на фиолетовые плети, мечи, пули, снаряды, ракеты, излучения...
  - Мы - пленники иллюзий, Димка, - произнес я. - Рабы придуманных вещей...
  Грохот вокруг стих в одно мгновение. Корабли, самолеты, танки и солдаты превратились в бесформенные облака, и снова, как много лет назад, пошел негативный снег. Сотни тысяч тонн пепла закружились вокруг нас призрачной вьюгой, и мириады невесомых серых хлопьев падали и падали, подсвеченные багряной пеленой совсем близкого разлома...
  - Как же так?! - отчаянно завопил Димка. - Как же так?! Где? Они же почти...
  Он вдруг замолчал, оставив в наушниках лишь частое сипловатое дыхание. Красная стена продолжала надвигаться на нас, затмив уже все вокруг свом пламенем. Стали видны отдельные всполохи и извилистые, словно трещины, прожилки какого-то вещества, всей кожей ощущался неприятный зуд, исходящий оттуда.
  - Нам нужно попасть в мир амисов, - сказал я, чувствуя, как дрожит голос и колотится сердце. - Нужно понять, что они такое... Иначе... эта война не прекратится никогда...
  Страх сжимал разум, заставлял заплетаться язык. Я чувствовал, как трясет парнишку, как он вцепился в штурвал, как текут сигналы через нейроклеммы, имплантированные в кончики пальцев.
  Ему очень страшно...
  Но он не разворачивает истребитель. Потому что позади - сплошные иллюзии.
  А у меня - что?..
  - Молись, чтоб у них там атмосфера была, а то грохнемся на ближайший утес, - зло сказал Димка. - РЧ-35 в вакууме не летает.
  Багрово-черный переход в мир амисов был уже метрах в ста от нас. Говорят, оттуда не возвращаются? Что ж, быть может. Но жизнь меня научила любое незыблемое утверждение подвергать сомнению...
  
  * * *
  
  Их было двое. Хотя, нет... еще примитивная воздухоплавающая машина. Перекрученное пространство и зигзагообразное время несло их из одного измерения в другое в течение ноля секунд. Несло в своем течении.
  Бесчисленные комбинации мыслей и безжизненных электрических импульсов возникали в этой замкнутой системе. Но стремились, опять же, к нолю. Восприятие всех органов чувств возросло на несколько порядков, но при этом не фиксировалось ни единого ощущения. Эмоции и подсознание, разум и память, предвидение и тонкие тела, рефлексы и воля - все, что свойственно человеку, здесь, расширяясь до размеров Вселенной, мгновенно оказывалось ничем. Пустотой. Бессодержательностью в самой себе.
  Даже для существ с уровнем развития, превышающим подобных им в сотни раз, в переходе между двумя реальностями царили непостижимые парадоксы. Поэтому для этих троих проход стал лишь легким касанием тайн мироздания несколькими нейронами мозга или кристаллами процессоров. Не больше.
  Но.
  Вслед за одним из существ ворвался довольно сильный поток неопределенной энергии, который создал мизерную червоточину в разломе...
  
  * * *
  
  Когда нос истребителя коснулся пылающей стены, я непроизвольно зажмурился. От нестерпимого гула болели уши и зубы.
  'Размажет, как гусениц...' - успела мелькнуть мысль, прежде чем все сущее коротко вздрогнуло и стало тихо.
  Я медленно открыл глаза и сначала решил, что ослеп. Вокруг - тьма. Но не такая прозрачно-холодная, как в космосе, а насыщенная, похожая на густой черный кисель.
  - Димка... - позвал я, ощущая, как нашу машину слегка потряхивает.
  - Я здесь, - откликнулся парнишка.
  - Приборы что-нибудь кажут?
  - Длинный тупиковый тоннель, диаметром метров двести. Словно... внутрь здоровенного карандаша попали.
  - А снаружи что?
  После короткой паузы он ответил:
  - Трудно сказать. Стены не пропускают никакого излучения, а результаты спектрального анализа - чушь: то выдает, что они сделаны из титанового сплава, то показывает, будто их и вовсе не существует.
  - Раз мы еще не разбились, значит, хотя бы атмосфера здесь есть. Правильно?
  - Так-то оно так, - протянул Димка, - но антигравы взбесились. Никак не могут сориентироваться - чуешь, как трясет? Вектор нестабильный.
  Не хватало только застрять между этажами в этом трансвселенском лифте. Черт подери! Неужели столько дерьма зря перелопатил?!
  - Лети куда-нибудь, - зло сказал я.
  - Сейчас попробую...
  Затрясло сильнее. Мне показалось, что нас носит по кругу - будто угодили в центрифугу размером с городской квартал. Один раз даже возникла перегрузка, и мне пришлось напрячь живот и запрокинуть голову, чтобы не стошнило. В темноте это было особенно противно.
  - Бесполезно! - услышал я надломленный голос Димки. - К стенам невозможно приблизиться! Они отталкивают нас, как частицу с идентичным зарядом. Чуть антигравы не полопались.
  - Тогда попробуй к концу тоннеля! - посоветовал я, переводя дыхание.
  Он выругался. Кажется, по-чешски. Потом кашлянул и сказал:
  - Хорошо, сейчас...
  Кресло подо мной вновь завибрировало, но уже с менее выраженным гонором. Мы летели минут пять: видимо, Димка, будучи пилотом опытным, двигался неторопливо, осторожно 'прощупывая' буквально каждый десяток метров.
  - Вроде бы дальше нет сопротивления! - вдруг радостно провозгласил он. - А ты молодец, Единый. Смекалистый! Это, наверное, что-то типа статора, только вместо электромагнитного излучения здесь гравитация...
  - Ну что там? - нетерпеливо прервал я излияния научных гипотез.
  - Сейчас коснемся. Блин, сильная статика... А! Понял, это был...
  Мир вспыхнул багровым светом, резанувшим, казалось, прямо по мозгу, и мы оказались над широкой бурой равниной, покрытой какими-то странными наростами. Сверху лилось неясное матовое свечение, словно исходившее от невидимой гаснущей звезды. Вокруг снова кишели амисовские самолеты всех мастей, а разлом горел своим зловещим пламенем у нас за спиной. Низкочастотный гул пробирал до костей; шея, плечи и руки неприятно переливались мурашками. Не хватало лишь уже привычного для Земли тумана...
  - Шлюз, - шепотом закончил я димкину сентенцию. - Это был шлюз между измерениями. Мы в гостях у амисов, пилот.
  - Странный мир, - отозвался он. - Тумана нет, а горизонта все равно не видно. Как будто планета в другую сторону выгнута... Смотри! Внизу, из этой липкой кучи что-то лезет!
  Мы зависли метрах в пятидесяти над поверхностью, отдалившись от разлома на порядочное расстояние. Практически вертикально под нами один из многочисленных наростов, напоминавших желчно-зеленую язву, стал быстро вздуваться и в конце концов лопнул, изрыгнув из нутра мертвое тело. Я почему-то сразу почувствовал, что оно именно неживое, хотя с таким же успехом существо могло находиться в коллапсе или быть в состоянии не успевшей пробудиться куколки.
  Но оно 'родилось' мертвым. Внешне похожее на человека, покрытое светло-коричневой кожицей, с четырьмя широко раскинутыми конечностями и подобием головы. Впрочем, с такой высоты трудно было разглядеть досконально.
  К мертворожденному детищу голгофы сразу спикировал небольшой корабль, и прикрыл его своим фюзеляжем.
  - Давай попробуем опуститься чуть ниже, Димка.
  Пилот еле слышно шмыгнул носом, и мы начали неторопливо снижаться. Бурая равнина оказалась не совсем однородной - при ближайшем рассмотрении на ее поверхности обнаружились замысловатые переплетения тонких пульсирующих нитей, будто сотни живых паутин наложила друг на друга исполинская арахна. Почва колыхалась, местами вздуваясь пузырями, а кое-где образовывая рваные пустоты, в которых бурлила противная субстанция, по цвету и консистенции напоминающая желчь. В огромных фурункулах начинались какие-то непонятные процессы: коричневые нитки паутин сворачивались, окружая это место кольцом, а желчь довольно быстро густела, формируя подобие эмбриона, и буквально через считанные мгновения новое мертворожденное существо выбрасывалось прочь. Кольцо паутины сжималось, затягивая нечеловеческое влагалище... Кто бы мог подумать, что возможен такой стремительный метаболизм, позволяющий плоду созревать в течение пары минут! Казалось, мы попали в кошмарный сон - такие иногда видишь, когда обожрешься на ночь...
  Фантасмагория какая-то - планета, плодящая мертвых людей. Нет, не людей, конечно. Амисов. И об этом не стоит забывать ни на секунду.
  - Меня сейчас стошнит... - тихонько пожаловался мальчишка, когда мы пролетели мимо очередного фурункула.
  - Набирай высоту. Что-то мне тоже не по себе стало, - сдавленно ответил я, с усилием глотая скопившуюся во рту слюну. - Чуть не вывернуло наизнанку.
  - Странно... Нас никто не атакует, - сказал Димка с некоторой, как мне показалось, досадой в голосе.
  - Вот и ладненько... А куда это ты собрался? Я же сказал: вверх!
  Истребитель начал, постепенно ускоряясь, двигаться в сторону, чуть накренив один борт.
  - Это... не я... - испуганно вскрикнул парень. - Я не...
  Сзади надвинулась тень. Я обернулся и увидел отливающее металлом брюхо крейсера, подернутого дрожанием силовых полей.
  - Это он нас ведет! Как я его не заметил! - отчаянно пытаясь вырваться из ловушки, закричал Димка. - Сейчас попробую резервный контур...
  Нас слегка качнуло и продолжило тащить в том же направлении еще быстрее.
  - Бесполезно... - во второй раз за последние десять минут выдохнул мальчишка. - Энергии не хватает. Вот и догеройствовались, Единый!
  - Не ной! - рыкнул я, пытаясь почувствовать знакомое покалывание в ладонях.
  Тщетно. Это тебе не Земля, Костик! Вновь ты оторван от сладкого соска мамочки! Вновь ты - беспомощный младенец в горящем танке! Только без паники! Тихо, тихо. Спокойно. Ребенку совершенно не обязательно знать, что ты пустышка...
  - Ты поверил мне - там, на базе? - стараясь придать голосу спокойные нотки, спросил я.
  - Какая к черту разница! На этом пылесосе никакого вооружения нет! Нас сейчас могут раздавить, как кузнечиков! Размажут каблуком по плацу, как цикад! Знаешь такое слово, умник?!
  Меня передернуло - я знал такое слово. В прошлом. Но нам сейчас на хрен не нужны сопливые воспоминания о человечестве, прыгающим безвольными букашками на теннисном корте! Мы теперь тоже стали игроками и еще посмотрим, за кем останется этот сет.
  Собрав остатки выдержки, я процедил:
  - Нас не уничтожили. Значит, мы им нужны. И не забывай, что я не беззубая смотрительница дома для престарелых, а Единый! Так что не раскисай, пилот! Твое умение управлять этим пылесосом еще пригодится! Понял?
  В наушниках вместо ответа раздалось напряженное сопение, но истерика, кажется, угасала.
  Чтобы окончательно успокоить мальчугана, который, будучи асом, не мог ничего поделать, я заговаривал ему зубы всякой ерундой про то, как однажды в детстве мы с друзьями плавали на весельной лодке по крошечной речушке под названием Потапка в Борском районе Самарской области. Заплыли далеко, устали. И вдруг возле Дома рыбака обнаружили пенопластовые поплавки сетей. Ну и решили, грешные, поживиться чужим уловом. Потрясли, обнаружили пару жирных линьков и дохлого окунишку и намылились уже было сделать, как говорится, весла. Но тут на берегу появился здоровенный, по нашим худосочным меркам, мужик, дико заорал, видя, что мы собираемся спереть его ужин, и умчался в кусты с обещанием 'разрядить дуплетом пачку нерафинированной соли в наши жопы'. Бросив с испугу улов вместе со снятыми еще раньше носками и ботинками в лодке, мы с Денькой и Зосиком, так звали моих друзей, сиганули в воду, в два счета доплыли до противоположного берега и задали стрекача. По бурелому, по колючкам и хлестким ивовым зарослям проскакали мы без оглядки километра два босиком, прежде чем набрались храбрости и остановились, переводя дух. Прислушались. Конечно же, никакой погони не обнаружилось. Но подломившееся неподалеку с хрустом дерево заставило нас зарядить спринт еще на добрый километр. Вечером того дня мой дедушка плавал к Дому рыбака, чтобы отбуксировать с места преступления наш двувесельный фрегат, начиненный тремя рыбками и обувкой, ну а мы валялись в кроватях с обмазанными сметаной ногами и корчились от зуда, проклиная рыбалку во всех ее ипостасях.
  Одиннадцатилетний пилот даже изредка прыскал со смеху. Мальчишки в таком возрасте одинаковы - их без подоплеки и упрека манят любые приключения, у них вызывает восторг самая ничтожная и глупая авантюра. Но в некоторых местах, где я забывался, Димка с недоумением просил повторить. О чистой воде, об игривых лучиках заходящего солнца, о рыбе, которую можно готовить без предварительной дезактивации...
  А я говорил, говорил, говорил...
  Но не решался отвечать на такие простые вопросы.
  
  
  2
  
  Крейсер вел нас над грязно-коричневой равниной уже минут двадцать, когда вдалеке появились строения. Пузатые серые здания были похожи на цеха огромного завода. Или фабрики, или комбината. В общем, здесь явно размещалось какое-то производство, учитывая также, что летательных аппаратов разных мастей в воздухе становилось все больше.
  Мы поднялись выше и перенеслись через колоссальные железные коробки 'цехов'. Внизу все было застлано серым дымом, а может быть паром, и поэтому разглядеть, что там происходит, не получилось.
  Еще я подметил, что за все то время, пока нас буксировали, на глаза не попалось абсолютно ничего напоминающего флору или фауну, кроме бесконечного сплетения бурой паутины с вспухающими желчью язвами. Вдобавок я не увидел ни одного водоема. 'Интересно, они здесь вообще жрут хоть что-нибудь?' - мелькнуло в голове.
  Сразу за 'фабрикой' возвышалось нечто наподобие гигантского маяка, только внутри утолщения на его верхнем конце не мигал прожектор. Вскоре, судя по нехитрой траектории, стало ясно, что наш истребитель волокут именно к этому утолщению.
  Приближаясь к нему, мы все сильнее ужасались масштабам сооружения. Казалось, что в темное чрево арки, разверзшееся впереди, мог без труда поместиться не только наш крошечный кораблик, но и эскорт в виде планетарного крейсера амисов.
  - Как ты думаешь, куда нас? - шепотом спросил Димка.
  - Кто ж их, чертей, знает. - Я машинально пощелкал фалангами пальцев на руках, с силой сжал кулаки и снова их расслабил, словно готовился к дворовой драке. - Теперь остается только ждать. Может, на аудиенцию?..
  Димка непонимающе фыркнул.
  - Ну на прием, - пояснил я.
  - Прием чего? Нам разве нужно что-то принять?
  - Блин! На встречу к... кто у них тут главный?
  - А-а, понятненько... Если бы хоть один человек или рикамец из разлома вернулся, то мы бы знали...
  Крейсер остановился возле исполинских врат, и теперь нас, видимо, подхватило поле самого строения. Кромки арки отсвечивали металлическим глянцем, будто были обклеены фольгой. А внутри - темнота.
  Неприятный холодок скользнул вдоль по моему позвоночнику и замер где-то на уровне поясницы. Оттуда - из тьмы - веяло мерзлотой. Конечно, это была иллюзия, ведь климат-системы 'эрочки' функционировали нормально, но все равно стало жутко.
  Свет мерк. Обернувшись, я увидел, как проем стремительно уменьшается - нас несло куда-то в глубины здания.
  - Димка, что за бортом?
  - Темно, - логично ответил мальчишка дрогнувшим голосом.
  - Да нет. Я имею в виду, какая температура, давление и прочее.
  После короткой паузы он откликнулся:
  - Прохладно: минус пять градусов по Цельсию. Сила тяжести практически идентична земной. Радиационный фон терпимый. Давление чуть выше нормы - полторы атмосферы, а вот дышать этим... воздухом нам не стоит.
  - Маловато кислорода?
  - Не угадал, - с горькой усмешкой в голосе сказал Димка. - О два там почти не наблюдается. Зато полно паров ртути. Я слышал, что это вредно для здоровья.
  По крайней мере, у парня не атрофировалось чувство юмора. Уже большой плюс в нашем положении - самом, кстати говоря, что ни на есть дерьмовом.
  - Остановились, - вдруг сказал он, и в то же время наступила кромешная темнота, которая начала уже надоедать: в 'шлюзе' и теперь здесь еще вдобавок. - Внизу твердая поверхность, метрах в трех-четырех. Хоть бы сказали, что им надо...
  - Наверное, с их точки зрения - это нам что-то было надо, раз мы добровольно влетели в разлом, - проворчал я. - Мы сможем выйти наружу?
  - Да, только нужно пристегнуть кислородные баллоны. Сейчас освещение врублю.
  Через секунду кабина озарилась мягким голубоватым светом. Я нашарил возле кресла баллон и, повозившись, присобачил-таки его к загривку. Открыл клапан. В левом верхнем углу поля зрения появилась длинная зеленая полоска, а рядышком - циферка '1'. Умный шлем.
  - Посидели, подождали, орехи полузгали. Никто встречать не выползает, - пробормотал я. - Значит, сами сходим. Открывай кабину.
  - Только перчатки не забудь надеть, а то пальчики скоро задубеют, - сварливо предупредил Тарабов, и защитный купол поднялся.
  Я заворочался. Уши слегка заложило - скорее всего, от резкого движения после долгого сидения в одном положении. Холода не чувствовалось: скафандр был герметичный и теплоизоляционный. Разминая мышцы, я поднялся и осторожно выглянул наружу. Свет, исходящий из кабины, выхватывал только ближайшие детали корпуса истребителя и бросал неясное пятно на поверхность под нами.
  Рядом появилось лицо Димки, слегка искаженное стеклом шлема. Мы некоторое время глядели друг другу в глаза. У меня возникло странное чувство, что последний час я разговаривал не с этим веснушчатым подростком, а с совершенно другим, взрослым, только слегка капризным пилотом.
  - Фонарики нужны, - сказал я, чтобы прервать гнетущее молчание. - Тут же ни хрена не видно.
  Димка хлюпнул носом и замялся. Я тоже хлюпнул носом, подвигал бровями и, прокашлявшись, попросил:
  - Не надо мне говорить, что в этом пылесосе, напичканном всякими ультрасовременными штучками нет обыкновенного фонарика.
  - Хорошо, не буду. Также я промолчу о том, что в системе этих шлемов его тоже нет, как и прибора ночного видения.
  Я не выдержал и улыбнулся пацану. Господи, ну на что тут можно сердиться?! В конце концов мы оказались вдвоем в неизведанном мире, где человеческие законы не действуют, и почему бы нам не подарить друг другу малюсенькую частичку тепла. Его губы тоже дрогнули и вмиг неумело расползлись в стороны, открывая пять верхних передних резцов.
  Я вздрогнул. Сморщившись, моргнул и пересчитал: точно, никакой ошибки. Между верхними клыками было пять зубов, а не четыре, как полагается нормальному человеку.
  Заметив мое, мягко выражаясь, удивление, Димка быстро сомкнул губы и пробормотал:
  - Позитивная мутация.
  Я не нашелся, что сказать. А Тарабов приняв, наверное, тишину за немой укор, отвернулся и добавил со злостью в голосе:
  - Ладно, я наврал. По общему классификатору - это негативная мутация. Сначала хотел вообще его выдрать, но испугался, и пришлось выторговать несильное маск-поле, чтобы пройти контроль санитарной службы для поступления в академию объединенных ВКС. Просто я очень хотел летать...
  - Да ты что, Димка! Не расстраивайся, ты молодец! И мне плевать - тридцать два у тебя зуба или тридцать три! - Я хотел потрепать пацана по шевелюре, но рука наткнулась на гладкую поверхность гермошлема, и пришлось ее нелепо отдернуть.
  - Вообще-то, у меня их пока всего лишь двадцать девять: ни одного мудрого еще не вылезло, и три молочных осталось, - буркнул он. - Вниз пойдем?
  - Да, конечно, - нарочито бодро сказал я. - Погоди, сейчас спрыгну и помогу тебе.
  - Еще чего, - обиделся он. - Не цаца, сам смогу.
  Он, цепляясь скобками комбинезона за приборы выкарабкался из кабины и резво сиганул в сумрак.
  - Осторожнее, пострел! - запоздало крикнул я.
  - Чего ты там медлишь? - послышался снизу ехидный голосок. - Описался, что ли? Единый, тоже мне...
  Все-таки недолговечны кумиры у детей. Стоит промешкать и - бац! - никакого пиетета. Так, ладно, вроде бы тут не высоко, а то, ей-богу, наскучило уже терять сознание при падениях. Э-эх, полетели...
  Под брюхом нашего учебного истребителя мы осмотрелись. Тьма, тьма, и ничего, кроме вязкой тьмы, вокруг.
  - Кажется, нет никого... - негромко произнес Димка. - Интересно, где мы?
  - Ума не приложу, - признался я. - Давай попробуем сделать вылазку. Но кто-то должен остаться рядом с кораблем... на всякий случай.
  - Ни за что, - быстро отрезал мальчишка. - Вдвоем пойдем.
  - Хорошо, - сдался я, поднимая руки. - Но я - первый.
  Осторожно ступая, мы обошли вокруг истребителя. Ничего. Под ногами ровная поверхность, вокруг - тьма. Наверное, так и исчезают люди в разломе: их бросают наедине с бесконечной мглой...
  - Смотри! - воскликнул Димка, хватая меня за рукав.
  Я резко обернулся и увидел вдалеке расплывчатое пятно света. Из-за отсутствия ориентиров трудно было на глазок определить даже примерное расстояние до него.
  - Посмотрим? - предложил я.
  - Угу, - пробормотал Тарабов, все еще не отпуская мой локоть.
  Мы пошли к огоньку, изредка оглядываясь на тускнеющий отблеск на кабине 'эрочки'. Так и идем мы по жизни - от одного светлого пятнышка к другому. Словно слепые котята. Черт, какие поганые ассоциации в голову лезут! Отставить! А ну-ка в белый угол, товарищ! Отдохни, расслабься - впереди еще не один раунд. Клинчуй, если трудно держаться на ногах, отталкивайся спиной от канатов! А когда сквозь красную муть слышишь отсчет рефери, значит, пора выходить из нокдауна и снова двигаться, атаковать, проваливать каверзного противника на себя и встречать его точным проникающим апперкотом в печень.
  - Бляшка вроде бы какая-то, - прервал молчание Димка. - Будто лужа фосфора прямо на полу, только слишком правильная геометрически.
  Пятно света действительно походило на фосфоресцирующий круг. Мы медленно приблизились к нему и в нерешительности остановились метрах в пяти.
  - Что делать будем? - спросил Димка.
  - Может, нужно встать на эту штуку? - предположил я.
  - И сдохнуть от какой-нибудь аннигиляции или еще от чего! Это же амисы!
  - Мне кажется, если б они хотели нас убить, то мы бы давно уже... того... померли. По-моему, это что-то вроде пускового устройства. Свет включает, в другое помещение переносит или... - Я умолк, не находя больше версий.
  - Страшно.
  - Согласен, но, сдается мне, выбор наш не отличается разнообразием вариантов. Либо рискнуть и наступить на эту... вещь, либо - вернуться назад к истребителю.
  Димка потоптался на месте, посопел и ответил:
  - Ну да. Вместе встанем?
  - Может, сначала я?
  - Ни за что.
  Я даже не заметил, как его маленькая перчатка коснулась моей, лишь машинально сжал ее. Шаг. Еще один. И еще... Вот уже круг горит прямо перед нами - бледно-зеленый, ровный, словно выведенный с помощью циркуля.
  Не сговариваясь, мы сделали последний шаг.
  И пространство вспыхнуло множеством линий, от которых в первый миг у меня зарябило в глазах. Мы стояли на расчерченном светящимися прямыми поле. Сотни, тысячи или десятки тысяч одинаковых квадратов - длина стороны каждого примерно метр. Вперед от места, где мы находились, уходила в перспективу чистая, неразмеченная дорожка. А сзади и по сторонам - тьма, расчерченная горящей тушью чертежником-шизофреником.
  Но самое главное - другое. Внутри каждого квадрата стоял человек. Точнее... как бы это назвать... его объемный рисунок. Абрисы, начертанные прямо в воздухе салатным цветом.
  Только абрисы. Тончайшие контуры, из которых складывалось изображение обнаженных тел, застывшей навсегда мимики. Все люди, или рикамцы - не разобрать - застыли в одной и той же позе: прямо, руки опущены вдоль бедер, опустошенный взгляд нарисованных глаз сфокусирован в бесконечность.
  Будто что-то толкнуло в спину, и ноги невольно подогнулись...
  Они стояли на коленях.
  Все до Единого...
  
  * * *
  
  Димка бежал по дорожке шириной в метр, оставленной для прохода, и в отчаянии бросался на силовое поле, которое сплошняком шло и слева, и справа. Он бился в истерике, сползая вниз с невидимой преграды. За стеклом шлема сверкали искорки неукротимых детских слез.
  - Звери!!! - орал он в исступлении, срывающимся голосом. - Не... л-люди!
  Я шел за мальчишкой, не в силах успокоить его. Коленные суставы до сих пор ныли от незримой силы, неожиданно согнувшей их пять минут назад. Бескрайний музей рисованных фигур раздавил меня, смял своей поистине нечеловеческой чудовищностью. Здесь были контуры пилотов в летных костюмах и вечно растрепанных инженеров, детей в коротких распашонках и горбатых морщинистых старух, элегантных мужчин и скорбящих женщин, наглых скинов и заросших щетиной бомжей...
  Брошенные во тьме на колени светлые линии тысяч и миллионов душ. Неповторимые, как узоры вен на кистях рук. Похожие, как маленькие дети.
  - Я нико... гда не прощу!! Никогда! Никогда! - кричал Тарабов, раз за разом натыкаясь на силовую преграду.
  Вот как, оказывается, выглядит ад. Он здесь, у вероломных амисов, которых породило конечное пространство их необычного измерения. Он рядом, только не потрогать руками. И пленники его вечно смотрят в одну точку, стоя на коленях. Тут нет разницы для отпетых грешников и святых праведников. Тут нет выбора.
  Стало быть, я пришел сюда на экскурсию? Чтобы увидеть самую, пожалуй, жестокую экспозицию во Вселенной - выставку человеческих душ?.. Где же ты, хозяин страшной коллекции? Покажись, трусливая арахна, плетущая свою бледную паутину!..
  Наконец Димка выбился из сил и беспомощно прислонился спиной к силовому полю, закрыв лицо руками. Выглядело так, будто парень облокотился о воздух.
  Я подошел к нему, слыша, как отдается биение рассыпающегося в острое крошево хрусталя в висках. Сел на корточки и тронул за плечо.
  Он дернулся, отстраняясь. Прошептал еле слышно:
  - Так вот зачем ты пришел сюда. Глянуть на списанные военные архивы... И за одно нас внести в эти строчки, да?
  - Мне нужно было увидеть! - сорвался я, вскакивая на ноги. - Откуда я знал?! Мне понять нужно! Понять!
  - Ну что, понял? - прозрачным тоном поинтересовался Тарабов. И его слова ссыпались под ноги острыми стеклянными песчинками...
  Голова закружилась. Перед глазами стали проноситься светящиеся контуры людей, их фигуры неслись по кругу, захватывая меня в могучую воронку. Мелькали лица - миллиарды. Мельтешили глаза - почти в два раза больше. В прогрессии множились боль, ненависть, усталость, изнеможение и ярость; таяли, смешиваясь с потоками исполинского омута, пыль счастья, ошметки ржавеющих нитей любви, мятые промокашки надежды. Шахматная доска вдруг стремительно рассекла своей плоскостью всё сущее надвое, правда, все клетки на ней были черного цвета и - не 64, а гораздо, гораздо больше. А посередине - длинный, натянутый кромкой лезвия путь. Сквозь.
  '...понял? Понял? Понял?..' - качалось бесцветным маятником где-то рядом.
  Бледно-зеленые штрихи бушующего смерча меркли.
  
  * * *
  
  Я совершенно не помнил, как мы снова оказались возле истребителя. Слабое свечение сверху, из кабины, и замершая димкина рука в намертво сжатой ладони.
  - Больно же, - удивленно сказал он, вырываясь. - Как мы здесь оказались? Я видел очень странные вещи... Словно лечу на боевое дежурство, и тут - бах! - все исчезает. И волны... Большие-большие, как в шторм. Но ветра совершенно нет, и тихо до рези в ушах.
  Я постепенно приходил в себя после жутких видений. Глюкогенами нас обработали, что ли?
  - Марек! - вдруг позвал Тарабов. Вздрогнул и горько спросил: - Это был... мираж?
  Я не ответил, прислушиваясь. В темноте находился кто-то третий...
  Амис возник рядом бесшумно. Я почувствовал его присутствие лишь на долю секунды раньше, чем увидел сизое сияние активированной тяжелой брони.
  Димка молниеносно рванулся на гостя с бешенством берсеркера. Не успей я схватить его за плечи, мальчишка бы испарился враз. Я однажды видел, как действует тяжелая силовая броня на незащищенное тело...
  - Убью! - остервенело взвизгнул Тарабов, выворачиваясь. - Придушу, сволочь!
  - Назад! - заорал я, отшвыривая пацана себе за спину. - Сгоришь, придурок сопливый!
  - Убью! - во второй раз бросаясь на ненавистного чужого, вскрикнул он.
  - Не смей! - Я крепко ухватил его за руку, не давая приблизиться к смертоносному полю.
  - Отпусти, предатель! - отчаянно зарычал Тарабов. - Пусти! Пусти, говорю! Падла!
  - Стоять, - сипло сказал я. - Успокойся! Он сейчас сильнее, если мы подойдем ближе - погибнем!
  - Где же твоя сраная аура?!
  - Я не...
  - Здесь она не существует, - раскатистым жестяным голосом перебил амис. - Здесь - бог я.
  Мы оба заткнулись, часто дыша, - мальчишка, никогда не видевший солнца, и обожженный углями прошлого мужчина.
  - Здесь мы все боги, - продолжил чужой. - Здесь мы - религия. Здесь - амисы. Непокорные.
  Я наконец-то смог рассмотреть его детально - света от брони хватало, а кроме нее на чужом не было никакой одежды.
  Пропорции тела практически, как у нас, рост - тоже. Трехпалые конечности; коленные и локтевые суставы сгибаются вроде бы, куда положено. Шея, торс, голова - все на месте. В паховой области, правда, отсутствуют какие-либо признаки половой принадлежности, но это и не удивительно, если у них нет способности к воспроизводству себе подобных. Она не нужна, когда рожает сама почва.
  Кожные покровы амиса по фактуре больше всего напоминали каучук, но с оливковым отливом. Самым интересным оказался череп. Волосяной покров отсутствовал начисто, потому были видны все детали: на висках имелись небольшие наросты, переходящие в надбровные дуги, а сверху, в районе темечка, овальная мембрана противно-серого цвета. Я знал, что у амисов это что-то вроде органа слуха, только чрезвычайно чувствительного, реагирующего на малейшие вибрации. Поэтому их невозможно застать врасплох.
  Лицо чужого было... пластично. Неторопливо проплывали по нему какие-то хаотичные волны, а когда амис говорил, оно покрывалось мелкой рябью. Никакого намека на нос, глаза, рот... Зрелище, мягко выражаясь, отталкивающее.
  Там, где у человека находится нижняя челюсть, у чужого было зафиксировано небольшое устройство, похожее на нераскрывшийся бутончик тюльпана - этакое красное пятно на морде. По всей видимости, оно выполняло функции переводчика и ретранслятора.
  Кажется, сейчас я впервые в жизни по-настоящему почувствовал приступ ксенофобии.
  - Бог-раса-индивидуум-религия, - прозвенел амис. - Синкретичность, неразделимость, однородность, непокорность. Я - бог. Я - религия. Амис-индивидуум и амисы-раса - одинаковое, в вашем понимании...
  - Ты - сволочь бесчеловечная! - крикнул Димка, дернув плечом, за которое я его держал. - Все вы - выродки Вселенной.
  - Уравновесь эмоциональную сферу своего спутника, - сказал чужой, слегка поворачивая голову в мою сторону. - Иначе его биологическая активность будет немедленно и полностью приостановлена.
  Я крепче прижал к себе Тарабова, со злостью заметив на волнообразной мимике чужого изгиб, напоминающий усмешку.
  - Димка, успокойся, - выцедил я, сжав зубы. - Пусть он объяснит нам.
  - Мне плевать...
  - А мне - нет! Мы не должны показывать, что испуганы!
  - Кто испуган?! - снова взвинтился пацан.
  - Вот и держи себя в руках! Мужик ты, или губка для ванной!
  Мальчишка сердито засопел. Я мельком скосил глаза в левый верхний угол, подметив, что зеленая полоска индикатора запасов кислорода пожелтела. Вместо единицы теперь рядом с ней высвечивалось: '0,43'. Нужно что-то решать.
  - Ты бы хоть представился, что ли... божок, - со всем возможным презрением в голосе посоветовал я. - У смертных, представь себе, так принято.
  Амис удовлетворенно кивнул и, вчистую игнорируя мою реплику, продолжил выбрасывать дребезжащие отрывистые фразы:
  - Весь мир-пространство-время - для нас. Мы - бог. Мы - религия. Религия - только для нас. Произошла ошибка. Измерение, где возникла наша раса-бог, конечно и очень мизерно. Сфера, диаметром около двух с половиной тысяч километров, в вашем исчислении...
  - Боеголовок с антиматерией вам сюда надо было нашвырять, - не выдержал Димка.
  - Невозможно, - улыбнулся амис, создав изогнутый оливковый каньончик на нижней части лица. - Провал. Континуумный фильтр. Только для нас. Низшим расам не понять.
  Я хлопнул себя по лобовой части шлема: 'Господи! Да они же обыкновенные шовенюги! Экстремальные фашисты!'
  - В центре сферы - водородно-гелиевый источник энергии, - продолжил чужой расширять наши познания о своем мире. - Орак. Сконструирован нами. Его ресурс скоро иссякнет. Ресурсов нет. Сфера стала производить нежизнеспособных особей-богов. Амисы должны вырваться в мир-пространство-время, предназначенное изначально для них. Больше никто не должен существовать там. Наша раса-бог - это первое и последнее, живое и мертвое, прошлое и будущее.
  - Посмотрим, кто поймает несущий поток, - загадочно прошептал Димка, не предпринимая, впрочем, уже попыток к бунту.
  - Психо-поле - главная помеха, - сказал амис. - Аура, по вашей терминологии. Она приостановила развитие нашей расы-бога. Мы просчитались с началом главной атаки тридцать лет назад, по вашему исчислению. Имелась недооценка человеческой расы. Но теперь все готово. Феномен, обладающий соединительным психо-полем, здесь. Человек Константин. Ваша низшая раса называет его-тебя 'Единым'. Мы-бог готовы начать полномасштабную экспансию.
  Пространство вспыхнуло множеством ореолов, исходящих от активированных одновременно силовых полей. Будто свет включили, пришлось даже зажмуриться ненадолго. Черт возьми, да этих тварей здесь, оказывается, тысячи! Все - в тяжелой броне! В воздухе - сотни боевых кораблей! И ведь ни единого шороха до поры до времени - театралы херовы.
  Видать, всё - опачки! Крышка!
  Но это был мой выбор, мой путь, и, наверное, мой итог! Жалею я лишь о том, что пришлось пройти сквозь многих невинных людей, достигая своей заведомо недостижимой цели... И еще... что не попрощался с Дианкой. Полагал - вернусь... Хотя, может, это и к лучшему: меньше боли будет... Не думать, не думать об этом!
  Димкина ладонь дрогнула, но тут же расслабилась. Молодец. Стать настоящим офицером в одиннадцать лет - это почти невозможно.
  Амис, который говорил с нами, торжественно поднял руки, издав какой-то гудящий звук, и произнес, еще громче звеня своим дурацким ретранслятором, запинаясь:
  - У нас есть... музей. Вы видели его. Великая... летопись священной войны нашей расы-бога. ...хад, хад... Одно из мест в нем давно приготовлено под... рисунок-оболочку главного противника - Единого. Глупый... Искал... баланс. Пришел сам. Сделал нашу войну легкой! ...хадиж, хадиж... Потому что здесь его возможности равны... - Чужой замялся, будто производя несложный подсчет в уме, и высек жестью голоса: - Нулю!
  - Но не мои, - прошептал Димка, и голос его в наступившей тишине разнесся по гигантскому помещению тугим, возникшем неизвестно откуда эхом. - А вам, уроды, пора бы знать, что у людей есть одна старая и немножко нелепая традиция: помогать друг другу!
  Я, был готов к чему угодно, но не к такому фазису развития процесса нашего низвержения. Причем, мальчугана недооценили все.
  Стремительным призраком он очутился на моих плечах и оттуда заорал так, что у меня напрочь заложило уши даже в шлеме. Ближних амисов буквально разметало в стороны, а у некоторых, по-моему, даже полопались незащищенные перепонки на темечках.
  Вот такого расклада они не ожидали: опасный противник Единый упал духом, а мелкий стервец, про которого уже и думать забыли, совершил самый внезапный ход: просто-напросто осатанело завизжал.
  В то время, пока амисы приходили в себя, а их корабли в нерешительности болтались под куполом, одиннадцатилетний пилот уже торчал из кабины нашего учебного истребителя, ужасно гримасничая и помогая мне вскарабкаться на свое место. Хорошо еще, что перенапряженные мозги быстренько уяснили ситуацию, и меня не нужно было уговаривать, словно истукана. Попавши в кресло, я решил какое-то время ни о чем не думать, совсем-совсем ни о чем.
  Понимая, что сейчас наш шанс на спасение не толще кальки, и зависит он исключительно от хваленых Мареком димкиных способностей, я стал тупо наблюдать за молниеносно развивающимися событиями.
  Что ж, ребенок на поверку оказался находчивее взрослого мужика. Как он там сказал? Людям свойственно помогать друг другу? Кажется, так...
  Стрелой мы взмыли к своду огромного помещения. Искусно лавируя между растерявшимися боевыми машинами врага, Димка вел наш истребитель к... господи, да пацан просто свихнулся! На форсаже он несся прямо на самый большой крейсер, опрокинутой горой, возвышающийся над нами!
  - Ты чего? - обреченно спросил я, но пошевелились лишь губы. Беззвучно.
  - Сейчас... - фанатично пробормотал Тарабов, бросая истреб в сторону от лазерного залпа - амисы стали постепенно выходить из ступора. - Oni jsou moji nepřátelé! Успеть главное, пока щиты не врубил... Мы однажды захватили такую штуку... Есть у нее один изъян между рубкой и шлюзами... Главное, основной энергоконтур не зацепить... Я даже пробовал такую дурынду в воздух поднимать... Мощная, жуть!
  - Ты хочешь протаранить боевой крейсер на учебном истребителе? - просипел наконец я.
  - Говорю же, есть одно слабое место... Держись!!
  Голову шарахнуло о переднее кресло так, что заискрило перед глазами. Мои это искры или истребительские, я так и не понял, потому что в затылке стучало одно слово: 'Вы-ж-жи-л-л'.
  Насколько я успел заметить, наша 'эрочка' вонзилась в небольшую щель между пластинами обшивки неподалеку от вершины перевернутого конуса амисовского крейсера, то есть в самую нижнюю его часть относительно поверхности. Видимо место, куда мы вписались, действительно было изъяном в конструкции исполинского корабля, потому как истребитель вошел в плоть крейсера, словно острая игла. Носовая часть, где и располагалась наша кабина, оказалась в каком-то коридоре или переходе. Света здесь не было, зато по искореженным стенам то и дело пробегали мощные разряды электричества.
  - Никогда не думал, что мне взаправду придется так делать... - услышал я голос моего пилота-камикадзе. - Единый, ты живой?
  - Думаю, не надолго, - проворчал я, вылезая из разбитой кабины. - Учитывая, что мы на амисовском крейсере. Не на корвете, не на транспорте... Нет! На крейсере! Ты специально выбрал самую пафосную смерть, да?
  - Если не поторопишься, - сказал Димка, спрыгивая на искрящий пол коридора, - то твоя кончина будет... наверное, пафосной. Я однажды видел в книжке такое слово, правда, не понял, что оно значит. Экипаж машин подобного класса у амисов должен состоять всего из трех особей. Они слишком самонадеянные и привыкли беречь живую силу. Нам туда, быстрее!
  Мы побежали по коридору влево. Через несколько десятков метров наткнулись на дверь лифта, подсвеченную по периметру зеленоватыми огнями. По обе ее стороны в стены уходили тугие витки толстых кабелей. Мне на секунду померещилось, что один из них пошевелился, и по нему прошла судорога, словно по живому волокну...
  - Если я не ошибаюсь, - заявил Тарабов деловым тоном, - эта шахта ведет прямехонько в рубку управления.
  - А если ошибаешься? - спросил я, нажимая на сенсор вызова и чувствуя прилив какого-то юношеского бесстрашия.
  - Тогда мы попадем в аннигиляционный реактор.
  - Это типа сауны?
  - Типа чего?..
  - Бани.
  - Ты не кривляйся, Единый, - поучительно внушил Димка, когда мы вошли в светленький лифт, и дверь мягко закрылась. - Затащил меня в этот улей, а теперь сам вылезти не можешь.
  - Каков же план? - спросил я, проглотив обидные слова.
  - Твоя задача - уложить трех амисов, а моя - разобраться с управлением и попробовать довести этот перекувырнутый вулкан до разлома.
  - Надеюсь, эти трое будут не отягощены силовой бронькой... - буркнул я, когда дверь поползла в сторону.
  Во-первых, их оказалось пятеро. Во-вторых, один все же был окутан сизым свечением тяжелой брони и вдобавок держал в руках увесистый лазерник. Повезло нам, кажется, только в одном пункте: лифт не вел в аннигиляционный реактор.
  Перекатываясь наискось вправо, я заметил черкнувший рядом с шлемом могучий луч когерентных световых волн. 'Light Amplification by Stimulated Emission of Radiatoin - попросту: лазерный разряд' - мелькнула мысль. Святые старцы! Какая дурь в башку-то лезет!.. Поднявшись на ноги, всем весом подался вперед и изо всех сил швырнул одного из амисов на стрелявшего сородича. Он не удержал равновесия - от бедняги остался только дым и ужасный запах горелой резины - шлем не отфильтровал?.. Странно... Тяжелая силовая броня амисов не любила шутить с негодниками, посягнувшими на здоровье ее хозяина, и ей было глубоко пофиг к какой расе эти негодники относятся.
  - Так-то, гондон-переросток! Не нравится плясать сиртаки, хрен силиконовый?! - не выдержал я, выхватывая из-за плеча восторженный взгляд Димки. Адреналин просто-таки взревел в жилах.
  Да здравствует наука из наук - педагогика! Привет, Антон Семеныч Макаренко!
  Пока амисовский броненосец разгонял чернильные клубы дыма, я ударил в лицо другого чужого, потянувшегося к какому-то устройству. Кулак будто погрузился в поролон и отпружинил обратно с удвоенной силой.
  - Ладно, жвачка переработанная, - обиделся я, отступая и рыская глазами в поисках более острых, чем собственная конечность, предметов.
  В это время на обзорных экранах появились бирюзовые разводы - Димка умудрился активировать вокруг крейсера защитное поле, жестоко отбрасываясь разными незакрепленными деталями от наступающего на него чужого.
  - Темечко! - проорал он мне, тяжело дыша. - По мембранам их лупи! И спой что-нибудь погромче!
  - И то верно, - согласился я, подпрыгивая и всаживая по самую рукоять противнику в голову нечто напоминающее электроотвертку. И душераздирающе завопил, хрипя и срываясь на фальцет: - Только вот петь я-а-а не уме-е-ю-у-у-у-о-о!!!
  Тело амиса конвульсивно задергалось, по искаженным волнам лица потекла бурая струйка.
  - А теперь - миксер! - с веселой яростью крикнул я и сдвинул пальцем рычаг. - Кому на пробу сбитые мозги?!
  Чужой рухнул, как подкошенный, череп его превратился в месиво буквально за полсекунды. Я же, продолжая сжимать страшное оружие в руке, двинулся на следующего амиса. Хорошо, что Димка сейчас уже разбирается с приборами и не видит всей моей ксенокулинарии.
  Пол мотнулся в сторону, и я полетел с ног. Только Тарабовское неумелое обращение с управлением, заставившее крейсер накрениться, спасло меня от очередного росчерка лазера. Луч оставил в одном из многочисленных обзорных экранов дымящуюся прореху, из которой засочилось что-то красно-коричневое... Дьявол! Так недолго и в бублик превратиться! Совсем забыл о вооруженном амисе в броне, который отмахался от дыма и зашел со спины - благо размеры рубки такое позволяли.
  Оказавшись на полу, я подкатился поближе к незащищенному чужому и резко ударил его под коленки обоими каблуками ботинок. Следующие несколько секунд, стараясь как можно быстрее принять вертикальное положение, я отгонял привязавшуюся идиотскую мысль о том, что нужно создать новый вид спорта: акробатика в скафандре.
  - И-и р-раз! - Я погнал потерявшего равновесие чужого, толкая в спину, прямиком на смертельное сияние брони его сородича, который только что чуть было не продырявил меня. - И-и два! Кто сказал, что люди не покупаются два раза под... ряд, блин, на один и тот же фокус? Так вы же и не люди, кстати...
  Еще немного и я бы расплавился вместе с тупым амисом. Стекло шлема даже заляпало мелкими темными крапинками. Мышцы начинали уставать - еле успел затормозить...
  - Ах ты зараза!.. - прошипел я, пытаясь стряхнуть со спины последнего незащищенного чужого.
  В конце концов, вывернувшись, я точным движением продырявил ему сверху башку и наугад отправил пинком в облако гари. Оттуда послышалось противное шипение, а затем раздался взрыв, которым меня отнесло в противоположный конец рубки и шарахнуло о терминал около Димки.
  - Тише ты! Расшумелся! - оскалился он пятью резцами. - Дай скорость только набрать... Тогда такую хрень никто уже не остановит!
  Я, хватаясь за ушибленные места и причитая, удостоверился, что тяжелую броню амиса разнесло на кусочки вместе с содержимым. Не рассчитана эта штука на прямое попадание трех полурезиновых уродов подряд. Ну не русская она, куда ж деваться.
  Индикатор в левом верхнем углу шлема уже светился красным и показывал: '0,21'. Стараясь выровнять дыхание после недетской разминки, я подошел к Димке и, молча покачиваясь от безумных маневров крейсера, уставился на обзорный экран.
  Пацан зря времени не терял.
  Наша взятая на абордаж громадина уже неслась над бурыми равнинами, оставив справа здания 'цехов', назначения которых так и осталось неизвестным. Скорость стремительно увеличивалась - на вскидку сейчас уже километров двести пятьдесят в час. Иногда крейсер буквально сметал истребители и корабли среднего класса, попадавшиеся на его пути. Ко всему прочему по ходу дела Димка с завидной методичностью хлопал ладонью по какому-то сенсору на панели, расположенной перед ним.
  - Это я бомбочки мезонные пускаю, - объяснил он, поймав мой взгляд. - Глянь назад! Там должно быть интересно.
  Обернувшись, я увидел в дальнем конце разнесенной во время побоища рубки экран заднего обзора. Пространство за нашим взбесившимся крейсером было застлано взметнувшимися на полкилометра облаками пыли и каких-то темных ошметков. Складывалось впечатление, будто по планете шагает пьяный в дугу циклоп, ноги у которого заплетаются и увязают в почве, а он их выдирает с остервенением буйного дебила.
  Когда я снова повернулся к нему, Димка гордо вздернул подбородок и, прочистив горло, сказал:
  - Следы заметаю.
  После этого он набрал полную грудь воздуха и вдруг громко запел, ломая строки и бросая тяжелый крейсер из стороны в сторону:
  
  Я бы выпил море, был бы тих и светел,
  Только за кормою дует встречный ветер!
  За плечами - небо, под ногами - мачты,
  Я прошу удачу, будь со мной почаще.
  Ничего, если целый век нет ее -
  При встре-че на па-мять
  Оставит мне свой поцелуй!
  
  Я не помню штиля, штиль бывает редко,
  И отдам полмира за любую метку.
  За плечами - детство, впереди - награды,
  Я не знаю места, где не будут рады мне -
  Всегда - помнят, иногда - пишут,
  При встре-че на па-мять оставят свои имена!
  
  Я ни с кем не спорю и не вру, ребята -
  Я срываюсь с места и спешу куда-то
  За обрывком слова, за отрывком дела...
  Я - не враг второго, но я буду первым!
  С головой - в омут! Раздолбай полный я!
  При встре-че на па-мять оставлю вам всем...
  
  Мальчишка осекся и рассмеялся во весь голос.
  - А ведь прорвемся! - крикнул он, уводя корабль с линии атаки целого клина сверкающих истребителей. - Прорвемся!!
  Я увидел, как за стеклом его шлема, бликующим тенетами лазеров, катятся по веснушкам слезы, огибая страшный недетский оскал - и сердце мое оступилось.
  - Как ты думаешь, что тут под землей, если они утверждают, будто их пространство конечно? - неожиданно спокойно спросил Димка.
  - А? - переспросил я, пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей и вникнуть в значение слов.
  - Да я вот подумал, если вниз здесь покопать, разворошить эти... корни - упрешься в ничто? - задумчиво сказал он.
  - Не знаю, - рассеяно ответил я. - Какая разница?
  - Никакой.
  Вдалеке показался разлом. На его багряном фоне, словно мошкара, роями вились истребители. И среди них колыхалась паутина из дюжины темных треугольных жуков - крейсеров.
  - Тормози! - крикнул я. - Тормози, а то разобьемся - видишь, сколько их там!
  Тарабов молча пробежал пальцами по сенсорам, и меня потащило ускорением назад - гравикомпенсаторы не справились с таким резким увеличением скорости. Возникло ощущение, что пространство возле корабля слегка исказилось. Обзорные экраны будто переключились на широкоугольные объективы.
  Еле устояв на ногах, я вцепился ему в плечи и заорал:
  - Ты что вытворяешь, дурак?!
  - Не мешай, - ледяным голосом ответил Димка, напрягаясь всем телом. - Просочимся как-нибудь.
  Корабли практически вплотную приблизились друг к другу, создав дрожащую стену, на которую мы неслись с бешеной скоростью. Лазерные залпы слепили экран, от попаданий ракет конвульсивно вздрагивал пол.
  Километр, не больше, осталось до скопления амисовских сил.
  - Сам просил помогать! - прохрипел мальчишка, стеганув глазами по моему неистовому от ужаса взгляду. - Пр-р-росочимс-с-ся!
  В последний миг я зажмурился и тут же почувствовал, как все сущее ярко вспыхивает и рвется в клочья.
  Пробив живой щит, мы неуправляемым огненным болидом врезались в разлом. Чувствуя, как от жара вздувается кожа и сворачивается кровь на разбитом стекле шлема, корежась от ртутных паров, наполняющих немеющие легкие, я услышал мерное тиканье слов... Где-то далеко-далеко, будто в густой горной синеве, слабый мальчишеский голос сражался с холодным эхом:
  'При встре-че на па-мять оставлю вам всем... оставлю вам всем... оставлю...'
  
  
  3
  
  - Чего смеешься?
  - Да просто вспомнил твою историю. Ну про то, как вы драли по терновнику босиком от Дома рыбака. Вот придурки...
  Я улыбнулся и, зачерпнув ладонью солоноватой воды, брызнул в пацаненка.
  Мы уже часа полтора качались на волнах, свесив ноги со спасательного плотика. Никогда бы не подумал, что амисовские крейсеры комплектуются катапультирующими системами. Нас отстрелило вместе со всей рубкой, когда машина огромным полыхающим шаром пронеслась через пространственно-временной шлюз и выскочила в нашем мире. На Земле. Конусообразный крейсер пролетел еще несколько километров, оставляя за собой шлейф, словно Тунгусский метеорит, и плавно вошел в море, организовав при этом целое цунами, а отстыковавшийся сегмент с нами на борту стал тут же резко терять скорость и снижаться, прямо скажем, по опасной траектории. И тут умудрившийся не потерять сознание Тарабов сумел-таки активировать спасательные системы...
  Придя в себя, я обнаружил, что валяюсь на плотике, прижав к себе мальчишку. Говоря откровенно, нам просто неслыханно повезло. От начала и до конца. Проникнуть в логово уродливых амисов на учебном истребителе и вернуться живыми да к тому же почти здоровыми - это же невозможно. Особенно учитывая, что из тебя собирались соорудить световой рисунок. Тьфу! Ерунда какая! А потом, плюс ко всему, пришлось сделать и вовсе элементарные вещи: на крохотном суденышке взять на абордаж здоровенный крейсер, перебить экипаж и уже на нем со всего разгона протаранить барьер из вражеских кораблей. Не массой даже протаранить, а самой что ни на есть русской дурью.
  В общем, растолкав парнишку, я долго махал руками и орал, выказывая несусветную радость возвращения. Уразумев ситуацию, он тоже принялся прыгать, приземляясь на резиновое дно задом и отлетая вверх на добрые два метра.
  Когда истерика сошла на нет, я произвел беглый осмотр нас обоих на факт наличия телесных повреждений.
  На Димке не оказалось ни единой царапины - везунчик. Правда, вытащив его из уютной шкурки летного комбинезона, я обнаружил лиловый синяк на худосочной ляжке величиной с блюдце. Но, судя по тому, как он галопировал минуту назад, перелома не было.
  С моей персоной дела обстояли несколько хуже. Значения тактико-технических характеристик упали вследствие полного выхода из строя носа, который я, по всей видимости, сломал, когда разбилось стекло шлема. Дышать теперь приходилось ртом, и вдобавок ко всему Димка заверил, взглянув на мою физиономию, что под глазами - 'парочка великолепных фингалов'. Скафандр тоже пришел в негодность, будучи разодранным в трех местах, причем в двух - вместе с телом. Я воздал хвалу высшим силам, что оба диска с информацией об ауре остались целыми и невредимыми. Зато чуть выше правого виска обнаружилась довольно серьезная резаная рана, из которой кровь сочилась до тех пор, пока Димка не вкатил мне какую-то инъекцию из своей летной аптечки. Руки от пережитого волнения у него временами подрагивали, поэтому, прежде чем попасть в нужное место, этот недозрелый Склифосовский умудрился дважды проткнуть мне ухо.
  Но в целом мы чувствовали себя вполне удовлетворительно и еще долго обменивались впечатлениями, перебивая друг друга, как дети после захватывающего кино.
  Неладное мы заметили только минут через десять.
  Наш спасательный плотик колыхался на невысоких волнах, километрах в двух от бордовой занавеси разлома. А вокруг... никого. Ни амисовских кораблей, вечно вьющихся в этих местах, ни наших пресловутых объединенных военно-космических сил.
  Затишье.
  Вечернее море, туман, красная стена, от которой исходит едва слышимый на таком большой расстоянии гул. И двое людей на шатком островке.
  Я сидел, глядя на обманчивую красоту перехода между измерениями, и ежился от прохладного ветерка. Как я устал, как хочется жрать и пить. Все мышцы ноют, кожа зудит от ожогов и ссадин, кости и суставы дико ломит, а грязная щетина на морде будто сама по себе колет щеки. Кошмар какой-то! Мысли в черепушке уже волочатся не стройными рядами демонстрантов, а разбредаются полупьяной шпаной...
  - А это похоже на закат? - раскусил наконец тишину Димка, кивнув в сторону вишневого марева.
  Я, по-старчески кряхтя, лег на левый бок, подложил руку под голову, и еще раз взглянул в сторону разлома. Через легкую мгу тумана, видно было, как сплетаются в замысловатые узоры темные прожилки, как двигаются какие-то плазменные сгустки, иногда наплывая друг на друга и становясь ярче или попросту исчезая в глубине стены. Манящая и жуткая была эта багряная пучина, становившаяся единственным источником света для нас по мере наступления темноты. И море постепенно становилось живым, покрывалось красноватой кожей, и плотный воздух наполнялся червонным сиянием, и наши лица приобретали странные выражения...
  - Нет, Димка, это не похоже на закат, - наконец ответил я.
  Но мальчишка не услышал: он уже крепко спал, прижав колени к груди и смяв комбез в комок. Его уцелевший шлем лежал рядом, и в алом полумраке казалось, что это вторая голова. Я быстро протянул руку и переложил его подальше, отгоняя дурацкое видение.
  Повозившись, вытащил из-под Димки комбинезон и неумело укрыл морщинистой тканью тощее тело. Так и не решившись потрепать пацана по голове, я лишь прошептал:
  - Спи, пилот. Спи.
  Убедившись, что он не околеет от холода, я снова повернулся лицом к разлому и даже не заметил, как сам провалился в рваный гнетущий сон. Людям никогда не дано зафиксировать этот момент перехода из одной реальности в другую. Так заведено природой. Быть может, поэтому мы так часто не умеем отличить фантазию утомившегося мозга от правды... Быть может, иллюзии так часто мешают нам жить именно потому, что мы не умеем видеть их границ?..
  
  * * *
  
  Он невыносимо долго тянулся ко мне в прыжке. Казалось, что время распалось на две скрутившиеся штопором рельсы и груду шпал. Когда же размытые очертания руки все же схватили меня за плечо и развернули, я увидел лишь неясную белесую муть и тихий голос позвал: 'Единый...'
  - ...просыпайся, Единый! - Димка потряс меня за плечо.
  С полминуты потребовалось на то, чтобы отслоить ножичком рассудка сон от реальности и восстановить в голове более-менее связный ряд произошедших накануне событий.
  Вокруг висела ночь, лишь в одном месте располосованная длинным окровавленным скальпелем разлома. Так же, как и накануне, не наблюдалось ни одного корабля. Черт подери, что же тут происходит? Перемирие? Да нет, скорее - последняя, самая масштабная рекогносцировка сил противника и перегруппировка всех войск для решающего сражения. Что-то я совсем запутался... А где же, в таком случае, наши корабли? Не может быть, чтобы отозвали всех до одного истребителей с боевого патрулирования. Или - может?..
  - Сколько мы проспали, как думаешь? - спросил я, ежась от холода.
  - Часа три-четыре, может быть, - откликнулся Тарабов, натягивая на себя комбинезон.
  - Тьфу, е-мое! - чертыхнулся я, стряхивая брызги с лица. Ветер усиливался с каждой минутой, готовясь на славу побалагурить, обернувшись штормом.
  - У нас есть хоть что-то, чем можно подать сигнал? - спросил я, повышая голос, чтобы перекричать налетающие шквалы.
  - Нет! - крикнул Тарабов. - Можно, конечно, попробовать разом разрядить аккумуляторы моего шлема. Они довольно энергоемкие.
  - Валяй, чертенок, разряжай свои аккумуляторы! А то пойдем на корм акулам-мутантам!
  Димка схватил шлем и стал выдирать из его внутренностей увесистую параболическую пластину. Наш спасательный плот накренило особенно большой волной, и пацана повело в сторону. Он бы вывалился за борт, если бы я не успел в последний момент в броске вцепиться в его ноги. Мы оба распластались на мокрой и противной резине днища нашего судна. Димка, по-моему, даже не заметил, что чуть не улетел в море - так увлекся борьбой со строптивым аккумулятором.
  Я, медленно ворочая конечностями, только сейчас в полной мере почувствовал, как мне досталось во время бешеного полета на амисовском крейсере. Болело все! От разбитого виска до завязанных в тугие узлы внутренностей. Создавалось такое впечатление, что короткий сон не пошел на пользу, а наоборот, позволил усталости и боли развернуться на полную катушку.
  - Ну, что ты там? - проорал я.
  - Готово, - донесся сквозь ревущий ветер голос Димки. - Сейчас... ...вься... будет сильная вспышка и грохнет... ...рой глаза. ...рой рот...
  - Что открыть?! - завопил я, туго соображая.
  Ответа не последовало. На размышления времени не осталось, а инстинкты отказали, наглухо забаррикадировавшись в подкорке - поэтому я решил закрыть все. И глаза, и уши, и рот...
  Дрромп!
  Привет, контузия. Сразу, будто мозг глумился надо мной, в гудящей голове всплыл голос майора, который, будучи перманентно пьян, читал нам лекции по тактике, когда я еще в погранвойсках служил: 'при выстреле гранатомета, миномета, танка или гаубицы необходимо открывать рот...' Ах как вовремя, твою мать! Ну растерялся человек - бывает. У меня, между прочим, нервное истощение, если еще не все догадались...
  Димка подполз ко мне и начал хлопать ртом, обнажая пять резцов, которые в багряном свете разлома выглядели довольно зловеще. Я показал ему на ухо и обреченно пожал плечами. Судя по движению губ, мальчишка сказал несколько очень плохих слов. Очень. После этого он взял меня за шиворот, повернул куда-то в сторону и принялся тыкать пальцем в темное небо.
  Я уставился в точку, на которую пытался обратить внимание пацан, и через минуту перевел на него недоумевающий взгляд.
  - ...в нос! ...уев! - услышал я далекий голос Тарабова, сквозь противный звон.
  Кажется, слух потихоньку возвращается.
  - ...смотри же! Там очертания! Глухомань, блин!.. - верещал юный пилот, обильно сдабривая слова жестикуляцией, достойной разгневанного испанского матадора.
  - Я уже слышу, - предупредил я его. - Так что заминай с таким многоэтажным матом, который я прочел по твоим невинным детским губкам, товарищ офицер!
  Димка, заткнулся и смутился на миг. Потом молча вытянул руку и крикнул, отплевываясь от воды:
  - Приближается!
  Я вгляделся в розово-черную мглу пространства над нами, и наконец увидел очертания корабля. Большого корабля. Я бы не спутал его величественную каплевидную форму с тысячью другими... Флагман третьей Солнечной эскадры. Орбитальный крейсер 'Хронос'.
  - Вот так встреча... - прошептал я почти про себя. И, повернувшись лицом к Тарабову, громко крикнул: - Зря, Димка, мы от амисов ускакали! Если меня не подводит интуиция, человек, находящийся на борту этого корабля, заставит нас пожалеть об этом! По крайней мере, меня точно...
  Мальчишка с восхищением смотрел на тонкие фиолетовые плети, которые вырывались из моих ладоней и рассекали порывы ветра, срезали верхушки огромных волн, испаряли капли дождя, попадавшиеся им на пути.
  Аура! Давно не виделись, куртизанка! Отлично, так будь моей вновь! Неразделимой, податливой и жестокой! Изуверка! Раба... Моя аура!! Моя!..
  Лиловые отблески уже озаряли сквозь ураган нижний край 'Хроноса', бесконечной стеной нависший над нами. Ну же, где красная ковровая дорожка, пышный каравай и чаша с кокаином?!
  Шлюз ярким пятном открылся над головой метрах в двадцати. И спустя полминуты выплюнул... веревочную лестницу с грузом на конце. У меня от досады даже бич ауры разочарованно погас, втянувшись в руки... Боже мой, какое плебейство! Флагман, которому ничего не стоит создать область 'антивремени', принимает нас на борт с помощью веревочной лестницы! Правильно я когда-то решил: ну и мудак же ты, Семечкин! Спасибо на том, что хоть башку примотанным грузом не прошиб...
  Ухватившись за первую канатную ступеньку, я прокричал Димке:
  - Лезь сразу за мной! Держись крепче! Если меня схватят, не паникуй! Не сопротивляйся, в этом месте подобные выкрутасы не пройдут! Здесь мы в гостях у людей, а не у резиновоголовых амисов!
  - Я постараюсь, Единый! Только ты обязательно что-нибудь придумай, а то у меня запас мегаидей, кажется, истощился!
  Я как-то жалко улыбнулся пацану и, болтаясь, словно бабочка в паутине, медленно полез наверх.
  Ветер стегал по лицу холодными струями дождя. Сломанная переносица дико зудела, а из раны на виске, наверное, снова пошла кровь, хотя, возможно, это просто соленые брызги попадали на язык. Под ногами лестница дергалась, и изредка раздавались сдобренные нежнейшими эпитетами восклицания насчет погоды - Димка старался не отставать.
  Последние метры мы поднимались все медленнее: давала о себе знать усталость. Да и отсутствие подготовки тоже сказывалось. Когда я ухватился за железный край шлюзового отсека, сил уже совсем не осталось. С трудом подтянувшись, я, задыхаясь, упал ничком на пол. Рядом появилась голова Димки с мокрыми и растрепанными волосами. Ноздри жадно хватали воздух, а из горла вырывалось лишь сипение. Он шлепнулся возле меня и шумно выдохнул.
  - Где же встречающие? - пробормотал я через минуту, когда люк, принявший нас, наглухо закрылся.
  - Здесь, Костя, здесь, - услышал я проникновенный голос Семечкина.
  Приподнявшись на руках, я сел и взглянул на него. Все-таки - позер. Покуривая сигаретку, он стоял в дверном проеме так, чтобы свет падал сзади. Судя по очертаниям, одет председатель Объединенного Правительства был в длинный плащ - комплексы низкорослых во всей красе. Лорд Вейдер недоделанный, блин. Без железной шляпки.
  - Как плечо? - участливо поинтересовался я, когда он наконец включил освещение в шлюзовом отсеке.
  Семечкин поморщился, поправив левую руку на перевязи и признался:
  - Ноет.
  Я сочувственно покачал головой.
  - Ну что, Единый, - промямлил он, облизнув чувственные губы, - давай посидим поболтаем. Тебе нужно что-нибудь выпить, расслабиться, а то выглядишь, как дерьмо помойное. Синячки вон какие-то под глазками... Я тут, между прочим, долго думал и решил подстраховаться. Если ты мне причинишь малейший вред, твоя юная нимфеточка мгновенно сдохнет. У меня биодатчики по всему телу, так что не фокусничай со своей аурой, лады?
  Я скрипнул зубами и послал его так виртуозно, что у Димки, наблюдающим со стороны даже вытянулось веснушчатое лицо.
  Семечкин продолжил как ни в чем не бывало:
  - А мы кружили, кружили в окрестностях, все никак не могли вас поймать, пока вспышку не увидели... чем вы там сверкнули-то? Хотя, плевать. Вообще, я не думал, что вы вернетесь. Кстати, что это у тебя за юный друг? Уж не тот ли самый старший лейтенант Дмитрий Тарабов, который угнал истребитель? Мальчик, так поступать - нехорошо.
  Димка метко харкнул Виктору на плащ.
  - Сучонок, - прошептал Семечкин, глядя на плевок. - Уведите его в отдельную каюту для больных.
  Два гвардейца, облаченных в силовую броню, появились в дверях.
  - Не трогай пацана! - прошипел я, вставая. - Он не виноват!
  - Осторожнее, Костя, - предупредил Семечкин. - Наши жизни столь хрупки. Особенно - несовершеннолетней девчонки по имени Диана.
  - Ты умрешь медленнее всех нас, это я тебе обещаю, - выдавил я.
  - Возможно, хотя, чрезвычайно в этом сомневаюсь, а покамест давай пообщаемся в более уютной обстановке. - Он достал крошечный переговорник. - Адмирал, вы на связи? Отлично, берите курс на Дэмиулу. К ресторану 'Вечерняя Москва'. Он нравится нашему гостю, я прав, Костя?
  Я повернулся к Димке и негромко сказал:
  - Не сопротивляйся, иди с этими уродами, я постараюсь придумать что-нибудь как можно скорее и вернусь за тобой. Обещаю, пилот.
  Он долго смотрел мне в глаза и в конце концов произнес, улыбнувшись пятью верхними резцами:
  - Я верю тебе. Желаю приятного вечера... Попытаюсь быть хорошим мальчиком.
  Гвардейцы увели пацана по коридору направо, а мы с Семечкиным свернули в противоположном направлении и спустя несколько минут уже были в рубке.
  Здесь я обвел взглядом присутствующих офицеров и нагло уселся в кресло Семечкина, положив ноги в мокрых раздолбанных ботинках прямо на терминал.
  - Не борзей, - мягко сказал Виктор, останавливаясь перед самым большим обзорным экраном.
  - Пошел ты...
  Офицеры с явной настороженностью относились ко мне и позволяли себе лишь изредка бросать косые взгляды. А пожилой адмирал, рикамец, и вовсе избегал смотреть в мою сторону. Конечно, я для них - преступник галактического масштаба. Очень, между прочим, опасный преступник.
  - Ты не удивлен, Костя, что возле пространственно-временного разлома нет сражений, которые велись там без перерыва на протяжении уже многих лет?
  Я промолчал, чтобы не показывать, будто я заинтересован в диалоге с ним.
  - Мы заключили мир с амисами. Временный пакт о ненападении. Они даже весь свой космический флот вывели за пределы Солнечной системы.
  А вот это уже интересно, черт возьми! Это просто-напросто беспрецедентно, учитывая, что мы с Димкой таки выяснили мотивы амисовской агрессии!.. А вдруг...
  - Болван! - вскрикнул я, не выдержав. - Они силы собирают! Я говорил с ними! Ты алчный идиот, Семечкин!!
  - Мне выгодно быть алчным идиотом, потому что это удел победителей, - проговорил Виктор, глядя, как на экране, далеко внизу сквозь туман, видно зарево огней какого-то мегаполиса. - Посмотри туда, Единый. Там сотни миллионов людей, за которых отвечаю я, а не ты. За их дезактивированную воду, за чистый воздух, за жратву, которую они суют себе в глотки. Я в ответе!
  - Тогда зачем ты хочешь их убить?! - заорал я. - Ведь если сейчас амисы соберут всю свою мощь и нанесут комплексный удар, то наша оборона лопнет! В войсках раскол, потому что, я уверен, не все поддерживают тебя и твои варварские цели! Ты - диктатор-недоучка! Ты из-за собственной выгоды готов жертвовать людьми, которые хотят просто жить! Любить и радоваться, а не бояться выйти на улицу или сделать лишний глоток воды, которая фонит, как атомный реактор!
  - Не я затеял это, - коротко ответил он. - Я лишь приспособленец.
  - Вот именно, Семечкин - ты тщеславный приспособленец. Я никак не могу понять только одного: почему тебе выгодно перманентное состояние войны и террора на Земле?
  - Скоро обязательно объясню. Пойдем, мы уже прилетели.
  Когда мы вошли внутрь ресторана, весь персонал стоял навытяжку. Семечкин, не обращая на официантов, охранников и управляющего ровно никакого внимания, быстрым шагом прошел к дальнему столику и, позволив одному из гвардейцев помочь снять плащ, сел. Я устроился напротив и демонстративно обтер белоснежной салфеткой грязное и окровавленное лицо. Управляющий вырос около нас бесшумно.
  - Добрый вечер, Виктор Сергеевич, - шелковистым голосом сказал он. - Вам - как обычно?
  - Давай быстренько, и этому тоже принеси что-нибудь пожрать и выпить.
  - Может, я сам закажу? - возмутился я, но управляющий уже растворился в полумраке. Я потер руками щеки, покрытые щетиной, глядя на Виктора. - Чего это ты раскомандовался?
  - Время, Костя, время... - ответил он, расстегивая пиджак и поправляя заколку на галстуке. - В общем, я долго думал... и решил предложить тебе две версии наших отношений. Первая: ты мне помогаешь. Вторая: не мешаешь. Как тебе?
  - А минет тебе не сделать?
  Семечкин скуксился и пожевал губами. Проговорил:
  - Я, наверное, не достаточно точно выразился. М-м... У тебя есть выбор, Костя. Но только между этими двумя вариантами.
  - Ну, ей-богу, як дитятко малое, - сказал я. - Прям детсад, младшая группа.
  - Да подумай ты наконец, дурак! - взбесился он, шлепнув по столу ладонью. - Перестань ерничать и подумай! Хватит, в конце концов, показывать друг на друга пальцем и держаться за животики от смеха! У нас сейчас есть возможность...
  - Знаешь, - бесцеремонно перебил я, - у моего бати раньше была привычка колотить в порыве гнева ладошкой по столу. Однажды он шарахнул и попал по ножу, который лежал лезвием вверх. После этого батя больше никогда так не делал.
  - Ты что, издеваешься надо мной? - вкрадчиво спросил Виктор, багровея.
  - А еще, - весело продолжил я, - Петрович, так я его звал, любил пить из горлышка чайника. От этого он отучился, когда проглотил таракана. Ой, извини, ты, кажется, говорил о чем-то насущном...
  Семечкин яростно сопел, поджав губы.
  - Ты мне обещал пояснить, почему тебе выгодно состояние войны? - сказал я, жестко посмотрев ему в глаза.
  Он выдержал взгляд и медленно ответил:
  - Я построил империю среди хаоса. Я. Если теперь хаос убрать окончательно, эта империя рухнет. Внятно толкую?
  - Внятно, - тихо сказал я.
  - Ты хотя бы попробуй на миг вообразить эту империю, Костя. Думаешь, миром правит честь или благородство? Черта-с два! Все то, что ты видишь вокруг себя - иллюзия, вовремя созданная мной. Забудь все, что я говорил тебе раньше. Забудь. Закрой глаза, Костя, и, быть может, ты поймешь, как сладка власть. Представь, что тебе дозволено абсолютно все. Абсолютно. Ты - бог. Ты - мерило. Ты - закон. Я могу тебе подарить такое. Ради этого можно и подвязать ручонки совести, неправда ли?..
  Я смотрел на его холеные выбритые скулы и видел за ними горькую улыбку капитана Григорьева, держащего в руках гравикарабин, перекошенное детской яростью лицо Димки, ведущего крейсер на стену из вражеских кораблей, голубую шляпу Бенданы, втоптанную в кровавое месиво. Я видел армию, встающую из пепла. Я видел бесконечные ряды нарисованных человеческих фигур.
  - У тебя ведь есть договоренность с амисами? - спросил я.
  Виктор утвердительно кивнул.
  - Неужели ты не понимаешь, что они фанатики, которым плевать на соглашения? Они уничтожат всех нас, в-с-е-х! И плевать им на твою так называемую империю!
  Он молчал.
  - Им нечего терять, кроме своего гниющего мира! А тебе? Ты ничего не боишься потерять, Семечкин?!
  Он произнес почти по слогам:
  - Я боюсь потерять власть.
  Я встал. Перед глазами все плыло. Саднил разбитый висок.
  - Не глупи, - сказал Виктор.
  - Я сейчас уйду. Не держи меня. Не причиняй вреда Дианке, потому что она сейчас - твой последний козырь. Если хоть одна царапина появится на ней, для меня не останется сдерживающих факторов, и уж тогда, поверь, я развалю твою империю побыстрее всяких амисов.
  - Ты готов пожертвовать своей любовью? - озадаченно прошептал он.
  - А кто тебе сказал, что я умею любить, кретин?
  Хватаясь за столы, я направился к выходу. За спиной раздались слова перепуганного управляющего, ставящего перед председателем Объединенного Правительства стакан с 'Черным бархатом': 'Вот твое пойло, засранец...'
  Смех рвался наружу, сводя мои челюсти судорогой. Я шел, окруженный лиловым ореолом ауры, и все испуганно сторонились.
  - Ты смешон, Семечкин! - проорал я в потолок, обернувшись возле выхода. - Смешон и жалок!
  Он вскочил и с перекошенным лицом бросился ко мне. Гвардейцы, не зная, что делать, встали у него за спиной.
  - Ах ты, сукин кот!.. Не понимаешь, что творишь...
  - Семечкин, беги. Беги без оглядки! В другую галактику, на край света! В параллельные миры! Беги, куда хочешь, потому что, если ты останешься, то потеряешь не только власть, но и никчемную жизнь! Беги, подонок, а по дороге можешь договариваться со своей кастрированной совестью сколько влезет! Да, кстати... я недавно научился завязывать галстук.
  Я развернулся и, не слушая истеричных угроз, вышел на улицу. Вдыхая прогорклый воздух столицы, успел увидеть, как три орбитальных крейсера, подсвеченные городской иллюминацией, атакуют накренившийся 'Хронос'. Их нейтринные ракеты бились о слабеющее силовое поле удирающего флагмана. Окружающие дома полыхали.
  А навстречу ковылял Башанов, радостно сверкая фиолетовыми глазами. Его скафандр с откинутым назад шлемом был в какой-то копоти, а длинные седые волосы - мелированы кровью.
  - Весьма-а!! - завопил он, обнимая меня с дикой силой.
  - Где Дианка?! - спросил я, вырываясь.
  - Глупец! Какого дьявола ты ушел, не сказав ни слова?! Она ж тебе за это космы повыдергает!
  - Где она?!
  - Успокойся! Вытащили, с нами она! Пойдем скорее! Там катер ждет! Альбин с остатками верного ему флота на нашей стороне! Представляешь, одумался, говнюк этакий! Они уже на подходе к Солнечной системе, скоро выходят из сверхпрыжка!
  - А Димку не видал?
  - Кого?.. А-а! Постреленыш твой устроил саботаж на 'Хроносе' и дал деру. Насилу догнали. С Мареком лобызается сейчас!
  - Тьфу на него! Ведь обещал быть хорошим мальчиком! Врун.
  Со стороны заднего выхода ресторана стартовал резервный челнок и стрелой умчался в ночное небо. Я проводил его взглядом и сказал:
  - Вот теперь мы выясним, Семечкин! Теперь мы наконец всё-всё выясним!
  Пригибаясь от снопов искр, которыми то и дело брызгали горящие парковочные столбы, мы с Дмитрием Суликоевичем двинулись к дальней площадке, где нас поджидал помятый катер Андройлова, при взгляде на который складывалось впечатление, что его долго и скрупулезно обмазывали гарью и долбили отбойными молотками.
  Хозяин ждал нас возле шлюза, от нетерпения приплясывая на месте и почесывая взлохмаченную бороду.
  - Ну как ты? - спросил я, обнимая горе-писателя. - Вылечился от песчаной лихорадки?
  - Не надо грязи, - прогудел он в самое ухо. - Сутки колошматило, как эпилептика... Пошли-ка скорей на борт моей байдарки.
  В рубке нас уже поджидала вся команда. Димка, выпучив глаза, рассказывал Мареку о своих геройских похождениях в дебрях разлома. Денис тоже прислушивался к сбивчивому повествованию мальчишки. А Дианка сидела в кресле навигатора и теребила в руках тоненький карандаш.
  Увидев меня, она вздрогнула, и карандаш сломался.
  - Единый! - возопил Димка, бросаясь ко мне. - Прикинь, я этим узколобым на флагмане нос утер! Мы на теоретических занятиях немножко изучали устройство крейсеров подобного типа. Ну и вот, я четыре поста обошел и сбил настройку гравитационников. Они там все такие тупые, как их только взяли в ВКС...
  Я прижал пацана к себе, неловко зацепив его ухо оборванным рукавом.
  Обломки карандаша упали на пол и покатились, потому что Андройлов уже поднимал корабль в воздух.
  - Да сядьте вы наконец! - гаркнул он. - Сейчас на орбиту выходить будем, кости переломаете - никакие гравикомпенсаторы не помогут человеческому дубизму, ей-богу...
  Я слегка отпихнул Тарабова и подошел к Дианке, придерживаясь за терминалы. Уселся в соседнее кресло. Тщательно пристегнулся. Она не сводила с меня заплаканных глаз, но ничего не говорила, и этот укоризненный взгляд, полный радости и обиды, кричал вместо нее.
  - Прости, - негромко сказал я. - Так было нужно. Мне очень нужно было увидеть и понять. А вместе с вами мы бы оттуда не выбрались.
  Она прикрыла глаза и вздохнула.
  - Прости, - повторил я. - Да, и еще... Помнишь, я говорил тебе что ненавижу две вещи: предательство и ложь. Так вот, я не хочу тебе лгать. Десять минут назад я сказал Семечкину, что не умею любить. Не знаю: соврал ли я ему?..
  Девушка снова открыла глаза и посмотрела на огненные вихри на экране - мы как раз прорывались сквозь плотные слои атмосферы.
  - Ничего... - прошептала она. - Это не страшно. Главное, что ты вернулся, мой блудный рыцарь. А космы я тебе выдеру попозже, сучье вымя.
  У меня немножко отлегло от сердца. Улыбнувшись, я ответил:
  - Валяй, дергай космы. После познавательной экскурсии в разлом, мне даже ты не страшна.
  За бортом уже чернел космос с тысячами точек станций и кораблей. Из-за серой сферы Земли выходило солнце.
  - Это... Это оно? - тихо спросил Димка, не мигая глядя на желто-белый шар. И вдруг заорал, вскакивая с места: - Это же солнце! Настоящее солнце!!!
  - Сядь, постреленыш! - строго проворчал Башанов, скосив картофелеобразный нос влево. - Ишь ты, раздухарился...
  Мальчишка, не обращая ни на кого внимания, забрался на пульт и прильнул к упругому экрану лицом и ладонями, заставив изображение чуть-чуть исказиться.
  - Солнце! - восторженно повторял он. - Настоящее-пренастоящее солнце!
  - А ну-ка перестань паясничать! - Андройлов схватил Димку за лодыжку и попытался стянуть вниз. Тот вырвался и сам спрыгнул на пол, показав писателю язык.
  Вокруг мельтешили самые разные корабли, то пристыковываясь к станциям, то группируясь в звенья и исчезая в чернильной пустоте, утыканной хаотичной пылью звезд.
  - Борт 8766, ответьте, - донесся из динамиков голос, искаженный помехами.
  - Борт 8766! Слушаю! - крикнул Андройлов, шлепнув рукой по сенсору дальней связи.
  - Это Альбин, - услышали мы знакомый вальяжный тембр. - Мы возле орбиты Плутона. Единый с вами?
  Андройлов поскреб бороду и в нерешительности повернулся ко мне.
  Я кивнул. Больше не было сил сомневаться. Осталось только верить, что хотя бы этот патлатый рикамец нас не предаст.
  - Да, он на борту, - медленно ответил Андройлов, удерживая пальцы на сенсоре.
  - Прелестно. Андройлов, возьми курс по координатам, которые сейчас получишь на свой компьютер. Не волнуйся, это закрытая линия, возможность несанкционированной дешифровки почти нулевая. Через два часа встретимся. У меня есть небольшой сюрприз для Витеньки Семечкина.
  Альбин ехидно захихикал, и Андройлов прервал связь.
  - Какой еще сюрприз? - брезгливо поморщился Башанов.
  - Черт его знает, - откликнулся Андройлов, вглядываясь в показания мониторов. - Альбин, конечно, не далекого ума человек... тьфу! рикамец. Но плут еще тот. А Семечкин его обидел, так что вполне вероятно, что он даже позволит своей Федерации открыть... Ёпрстклмн! Да это же координаты одной из баз объединенных ВКС на Луне! Он что, свихнулся?! Весь свой флот намылился туда перебросить, что ли?..
  - К сожалению, мы сейчас не имеем ни возможности, ни времени этого проверить, так что прокладывай курс по этим координатам. Амисы могут начать атаку в любой момент, - сказал я.
  - Ты бы хоть в двух словах рассказал, что они задумали? - вставил Дмитрий Суликоевич.
  - У них в последнее время стала уменьшаться популяция. Там почва рожает мертвяков... В общем, детали - как-нибудь после. Эти твари собрали весь свой военный потенциал, чтобы одним ударом сломить наше сопротивление. А чтобы не тратить попусту силы, они еще и временный пакт о ненападении заключили с Семечкиным. Уж не знаю, что ему посулили и сколько заплатили... Ясно одно, он сейчас будет драться на их стороне. Амбициозный и развращенный раб власти. Первосортная сука, короче.
  - М-да... - протянул Андройлов. - Весело. Разнесут нас на атомы по всей галактике, чувствую...
  - Будем надеяться, что обещанный сюрприз Альбина станет отравленной иголочкой в заднице Семечкина, - неожиданно резко сказала Дианка и снова замолчала.
  - А мы с Мареком и Денисом постараемся обернуться токсичным копьем в сердце амисов, - добавил я.
  - Теперь мы тоже нужны? - спросил чех. - А инструкция? Что нам делать?..
  Я хлопнул себя по лбу так, что из раны на виске снова пошла кровь.
  - Диски!! Андройлов, на твоей колымаге как-нибудь можно просмотреть вот это?
  - Зачем грязь? - обиделся писатель. - Мой катер даст фору...
  - Короче, куда их засунуть?! - перебил я, потрясая перед его бородой дисками.
  - Вон, около темпорального анализатора, видишь...
  Я оглянулся на стойки с кучей разномастных приборов, в которых разбирался не лучше бегемота. Я же сисадмин, а не бортинженер, в конце-то концов!
  - Дай-ка, неуч, - сжалился Димка
  Нахмурившись, я отдал ему два блестящих носителя тайны ауры...
  - Смотри не форматни, хакер. Кстати, Андройлов, у тебя нет чего-нибудь пожрать?
  Писатель сунул руку под свое кресло и извлек засаленный сверток:
  - Держи.
  Пока Димка колдовал над дисками, я в спринтерском темпе умял четыре солидных бутерброда с копченым шпиком и запил из термоса жалкой пародией на чай. Интересно, где Андройлов сало взял? И вообще - из кого оно?..
  Когда CD-ROM проглотил второй диск, на одном из обзорных экранов появилось изображение знакомой до боли картинки.
  - Это твоя инструкция? - тупо спросил Башанов, глядя на набросок Леонардо да Винчи 'Пропорции человека'.
  - И что? - повернулся я к Димке.
  - А вот, собственно, и все, - озадаченно пробубнил он. - С двух носителей скомпилировался только этот графический файл.
  Мы все уставились на экран. Я вспомнил, как еще в школе, на уроках рисования, дотошная училка объясняла нам какие-то законы восприятия, тыча указкой в этот эскиз. Контуры мужчины и женщины, раскинувших руки наподобие лучей звезды, вписаны в квадрат и в круг одновременно. И какие-то непонятные подписи.
  Стоп.
  Я вытащил языком волокно от шпика, застрявшее между зубами, и сказал Димке:
  - А ну-ка попробуй найти в информационном справочнике бортового компьютера этот набросок. В разделе 'мировое искусство'. Введи пару ключевых слов. Что-нибудь типа: 'да Винчи' и 'пропорции человека'.
  Мальчишка пробежал пальцами по сенсорам. Изображение слегка изменилось.
  - Выведи оба рисунка одновременно, - скомандовал я.
  На экране появились две почти одинаковые картины.
  Почти.
  Я подошел ближе, вглядываясь в непонятные строчки подписей.
  - Увеличь вот эту часть. Ага... А теперь - эту. Вот оно! Смотрите! На классическом рисунке да Винчи строчки расположены сверху и снизу круга, а на нашем варианте есть слова и внутри. Они кажутся штрихами, но при увеличении - можно разобрать и прочесть. Вот, смотрите, буквы идут, почти повторяя линию окружности. А здесь их нет. Кто-нибудь рубит в итальянском?
  Башанов подвигал носом, а Андройлов дернул бородой и уткнулся в навигационные приборы, изображая страстную заинтересованность. Дети и подростки лишь разочарованно пожали плечами.
  - Приехали, - выдохнул я. - Я свою попу под вражеские лазеры подставлял, чтобы в конце концов узнать, как бессильны наши лингвистические потуги. Великолепно. Обожаю инструкции без пере... Черт! Димка, в компьютере должен быть переводчик! Глянь-ка!
  Тарабов замельтешил пальцами.
  - Нет. Только английский и рикамский.
  Андройлов вдруг развернулся и просиял.
  - Постой отчаиваться, дружище! - театрально произнес он. - На базе, куда мы направляемся, мне уже доводилось бывать раньше. Если там сейчас не сменился личный состав, то... Есть, короче, один итальянец на примете. Как же его звать... м-м-м... точно! Роберто! И фамилия еще такая лягушачья... э-э... забыл. Кстати, мы уже на орбите - велкам ту зе мун, как говориться! - Андройлов замолк на миг и вдруг хрипло пропел несколько строчек из старой песенки британской группы ELO:
  
  Got a ticket to the moon,
  I'll be rising high above the earth so soon,
  And the tears I cry might turn into the rain,
  That gently falls upon your window,
  You'll never know.
  
  Ticket to the moon
  Fly, fly through a troubled sky
  Up to a new world shining bright...
  
  - Альбом 'Time', восемьдесят первый год, - прокомментировал Башанов. - Уважаю.
  Пока писатель сажал катер, маневрируя между серыми куполами и фермами антенн, я думал, что же значит этот рисунок. Ни вор в законе Гога, от которого мне достался первый диск, ни владелица второго - Мистана - ничего не сказали. Хотя, они-то откуда могли знать - у каждого из них только по половинке инструкции было. Решай головоломку теперь, Единый. Думай, пока нейроны из черепушки в трусы не ссыплются.
  Пол под ногами слегка дернулся.
  - Прилетели, - сказал Андройлов.
  - Тащи сюда своего итальянца скорей! - проворчал я.
  Писатель выбежал из рубки.
  - Мы так и будем здесь торчать? - недовольно прогудел Башанов, поднимаясь и разминая затекшие мышцы.
  - Будем, - раздраженно обронил я. - Пока не вдуплим, что значит эта картинка, будем здесь торчать.
  - А какой был тихий, пока в коллапсе валялся треть века... - буркнул старик.
  - Расскажите, как вы его нашли? - спросил Димка, мигом оказавшись рядом с Дмитрием Суликоевичем.
  - Обязательно расскажу, когда вся эта катавасия закончится, - пообещал он. - А пока...
  В рубку ввалился Андройлов в сопровождении двух людей в форме. Быстр и сноровист писака, ничего не скажешь.
  - Вот, привел, - сказал он, выталкивая в мою сторону одного из них. - Третируй. Он умный.
  Денис с Мареком ласково погладили мужчину взглядом по полковничьим нашивкам на мундире. Тот был абсолютно лыс и имел крайне испуганное выражение лица, которое усугублялось тонкими усиками, переходящими в ровную линию на подбородке. Один мой коллега по провайдерским делам называл такой тип растительности на физиономии 'гинекологической бородкой'.
  - Итальянец? - спросил я, чувствуя, что похож сейчас на растрепанного гестаповского офицера.
  - Так точно. Полковник Роберто Кваглиа.
  - Переведи, пожалуйста, что здесь написано.
  Он долго смотрел на строчки. Потом повернулся ко мне с видом провалившего экзамен студента и тихо проговорил, расставляя жуткие ударения:
  - Простите. Но здесь нет слова на итальянский язык.
  - Ни слова, - машинально поправил Марек.
  - Как? - глядя на Роберто, спросил я. - А на каком же это языке?
  - Разные языки, - ответил он и зачем-то потрогал свою лысину.
  - Не тормози! Какие языки? Димка, можешь вывести эти слова в виде текстового документа?
  - Сейчас...
  Тарабов закусил губу пятью верхними резцами и принялся за дело. Никто не решился проронить ни слова, пока он колдовал над терминалом. Через минуту пацан подал нам лист.
  - Вот смотрите, - сказал Роберто, поднося палец к первой строчке.
  Там было написано: 'supra vires'.
  - Ну?.. - подбодрил я итальянца.
  - Это латынь. Значит: больше сил... Сверх сил.
  - Ясно, дальше.
  Он указал на вторую строчку, которая гласила: 'Die Macht. Einen - milliarde'.
  - Вот. Германский язык. Значит: мощь... э-э-э... Один. Миллиард.
  Следующая строчка была длинной: 'bellum, navale, terrestre, justum piumque, externum, pugna, militia, domesticum, intestinum, arma, orum'.
  - Война, - перевел Роберто. - Снова латынь. Много слов. Одинаковый смысл - война.
  - Это? - ткнул я в другую строку, где было написано: 'A la persona el aura única'.
  - Эспаньол... э-э... испанский. Значит... точно не могу... э-э... Человек... У человек - одна... нет... единая аура.
  - Дальше.
  - Странное сочетание. Похожее и разное, - Роберто показал на два слова: 'belua alienus'.
  - Чудовище... э-э... чужой.
  - А это что? - я провел под непонятными иероглифами.
  - Не понимать, - развел руками итальянец. - Япония?
  - М-да... - протянул Башанов, сопевший все это время мне в ухо. - Загадал нам Леня да Винчи шараду.
  Роберто удивленно посмотрел на Дмитрия Суликоевича и сказал:
  - Но это не Леонардо.
  - Не понял, - насторожился я.
  - Смотрите. - Он подошел к экрану и показал на какие-то цифры. - Это год... э-э... даты.
  В месте, куда показывал итальянец, было видно шесть чисел: '1542 1667 1849 1911 1979 2899'.
  - Леонардо умер в... э-э... тысяча пятьсот... один девять... как сказать?
  - В тысяча пятьсот девятнадцатом, - выпалила Дианка.
  - Да-да, правильно, - закивал головой Роберто. - А тут годы... даты - уже позже. Это писал не Леонардо. Почерки разный. Разный человек писал.
  У меня все в голове перемешалось.
  - Это! - вдруг воскликнул итальянец. - Это рука Леонардо! Это только он писал!
  Он упер палец в практически не заметную на рисунке строчку, располагавшуюся возле головы людей: 'Certissime mihi constat...'
  - Но похоже на латынь... - задумчиво произнес Андройлов.
  - Да! Латынь! - радостно крикнул Роберто.
  - Что это значит? - быстро спросил я.
  - Э-э... Я уверен в том, что...
  - В чем ты, черт подери, уверен?! - рявкнул я.
  Итальянец испуганно посмотрел на меня. Тихонько сказал:
  - Это перевод: я уверен в том, что...
  - А-а... Извини.
  Я обессилено упал в кресло. Все продолжали стоять, словно ждали грандиозного прорицания.
  - Ну, чего вы уставились? - устало сказал я, глядя на свои грязные ботинки. - Я же не мессия, почем мне знать, что все это значит...
  - Так все же понятно, - сказала Дианка, положив ладонь мне на голову. - Леонардо да Винчи был первым, кто подозревал о существовании ауры. Он не просто так эту картинку рисовал. Вот, смотрите. Квадрат и круг, внутри которых находится фигура человека. Квадрат - это символ четырех стихий, наверное. А круг - это и есть аура.
  - Что ж ты, милая, строем не ходишь... - обреченно пробубнил я.
  - В таком случае, кто дописал все эти строки? - спросил Андройлов. - Тут, если верить датам даже из будущего есть весточка. Глядите: 2899-й год.
  - Скорее всего, те кто это написал, были ближе всего к открытию ауры, - ответил Башанов вместо внучки. - И они понимали, что аура - это защита. Щит человечества при нападении чужих. И про Единого они тоже знали. Как там было написано? Мощь - это один за миллиард? У человека единая аура... Эти строчки писали пророки из разных эпох. Взгляните на даты: 1542-й - в это время жил Нострадамус; 1849-й - Достоевский приговорен к смертной казни, замененной на каторгу; а в 1911-м в самом расцвете Эйнштейн...
  Я был близок к дикому истерическому выкрику. По-моему, они все надо мной издеваются! Собрав остатки выдержки, я выцедил:
  - И где же долбаная инструкция?
  Башанов скосил на меня сиреневые глаза.
  - Весьма-а-а... Костя, а ты и вправду идиот. Это в сто раз важнее инструкции...
  - Эта картинка, - подхватил Андройлов, - дает нам шанс победить. Теперь ясно, что мы не одни. У нас есть помощь из самого времени...
  И тут я вдруг вспомнил поднимающиеся из морских глубин армии, покрытые пеплом. Они вставали рядом, желая отомстить за те унижения и страх, которые мы созидали на протяжении тысячелетий! Страх, который превратился в мир амисов. Страх, который ворвался в нашу жизнь, не в силах больше копиться!
  Я встал, окруженный лиловым пламенем.
  Картина великого мастера и пророка безмолвно и чуточку надменно светилась на экране.
  Ты прав, Суликович: это не инструкция.
  Это - цепь миллионов событий, скрученная, чтобы развернуться в моих руках кнутом палача.
  Это - право на казнь.
  
  
  4
  
  Уже с полчаса я бродил взад-вперед по небольшой оранжерее, которая располагалась под вытянутым прозрачным куполом. Тут было много интересных растений, которые могли расти в условиях пониженной гравитации. Например, несколько видов лунных кактусов с чрезвычайно длинными иголками или серебряные розы, у которых лепестки блестели, как металл... Кругом война, а они тут цветочки выращивают. Зажрались, блин.
  Стараясь не думать ни о чем конкретном, я то и дело поднимал глаза вверх. Убрать бы все эти суетящиеся корабли, оставить бы только далекие звезды, солнце и Землю...
  В детстве, когда я жил в деревне, мне жутко нравилось выходить ночью в поле, падать навзничь в густую некошеную траву, пахнущую летом и еще чем-то неуловимым, но очень родным, и смотреть на звезды. Ведь в городе их практически не было видно. Ну можно было, конечно, попытаться разглядеть сквозь смог и зарево иллюминации самые яркие: Вегу, Сириус, Денеб, Альтаир...
  А вы хоть раз видели горящую реку Млечного Пути? Она живет, переливаясь и вздрагивая, эта река течет, опоясывая небесную сферу и разрезая на две половины горизонт. Глотало ли вас недостижимое небо острым крошевом света? Вы хоть единожды разговаривали со звездами?
  Я - да. В детстве я рассказывал им много вещей, о которых больше никто никогда не узнает: это лишь наши с ними тайны.
  И вот тогда, давно-давно, мне очень хотелось увидеть Землю со стороны. Я помню, как перелистывал энциклопедии в поисках фотографий, не отрывался от телеэкрана, когда транслировали сводки со станции 'Мир', в надежде увидать ее - нашу планетку. Но там все время показывали довольные лица космонавтов и рябую сетку непонятных приборов. А немногочисленные рисунки в учебниках по астрономии казались блеклыми и быстро забывались.
  Я мечтал увидеть нашу Землю со стороны.
  Теперь я смотрел на нее и не знал, хотелось ли мне видеть планету, окутанную серой пеленой радиоактивного пепла... Пожалуй, да. Я любил ее и такую.
  Хотя, на кой тут мысленной демагогией страдать - я и любить-то по-человечески разучился...
  Черт, что-то совсем запутался...
  Позади зашипела отползающая в сторону дверь.
  - Костя, - позвал Андройлов, просунув бороду между серебристыми ветвями лунного дуба.
  - Новости есть? - откликнулся я.
  - Альбин прибыл. С флотом. Пойдем, ты должен это увидеть.
  Длинноволосый рикамец ждал нас в просторном конференц-зале, облокотившись гипсом на спинку кресла.
  - А-а, вот и вы, друзья! - почти пропел он, завидев всех нас. - О, и дама присутствует! Но в таком случае, дитя мое, тебе придется закрыть уши, чтобы я мог рассказать мужчинам пошлую штучку.
  - Ты что, апгрейднул имплантант-переводчик? - поинтересовался Андройлов. - Ишь как по-русски шпаришь. Распоясался.
  - Оборванец. - Альбин с нежностью потрепал писателя гипсом по плечу. - Скучал по халявной выпивке?
  Андройлов обиженно засопел и растопырил бороду.
  - Так дама будет закрывать ушки, или я могу начинать? - уточнил Альбин, поворачиваясь к Дианке.
  Ответный взгляд девчонки заставил рикамца посерьезнеть. Он поправил волосы и сказал:
  - Ситуацией я в общих чертах владею. Мои агенты передали, что амисы еще не начали атаку - готовятся. Семечкин формирует силы на поверхности планеты. Подконтрольных территорий у него осталось процентов шестьдесят пять-семьдесят. Но все больше солдат бунтуют. Так что, у нас еще есть часок в запасе. Поэтому начну издалека. - Он покашлял, вежливо прикрыв рот здоровой рукой. - У человечества есть потрясающее свойство, которого нет у нашей цивилизации. Простота. Некоторые вещи воистину поражают своей нелепой гениальностью. Возьмем, к примеру, граненый стакан. Это же одно из самых лаконичных и совершенных изобретений разума. Что нужно было для удобства и прочности? Лишь грани. Но речь сейчас пойдет о другом простом и - как опять-таки ни странно - исключительном творении людей. Мороженое... Вы - великие демиурги, упорно не желающие вылезать из теплых, но чрезвычайно нефункциональных пещер...
  - Давай без грязи, - перебил Андройлов. - Соображай быстрей - дел полно.
  - Мороженое, - продолжил Альбин, - это гениально. Но суть снова не в этом. Я лет двадцать назад, по вашему исчислению, знавал одну женщину с Земли. Так вот, однажды она сказала: 'Мороженое должно получать удовольствие от того, что его сосут'. Я в течение очень долгого времени не понимал значения этой вульгарненькой на первый взгляд фразы.
  - И теперь прозрел и понял, - снова не выдержал Андройлов.
  - Именно. - Альбин поучительно поднял вверх гипс. - Вдумайтесь, друзья мои. Нечто должно испытывать оргазм, исчезая. Сладкое забвение. Никого не напоминает?
  Все вопросительно уставились на вальяжного рикамца.
  - Вас, - обронил он после паузы, подняв вверх брови. - Это же вы - люди. Вымираете, хлопая в ладошки от радости!
  - Да пошел ты, умник бледномордый! - злобно прошипел я.
  - Не обижайся, Костя, но это так. А рикамцы всего лишь хотят вам помочь. Ведь мы дали человечеству технологии, до которых еще...
  - Вы лезете не в свое дело! - оборвал я его. - Пытаетесь установить свои порядки, что, кстати, не намного приятнее вторжения амисов! Но с нами вы просчитались! Люди оказались сильнее вас духом, и, в конце концов, вы прогнулись под нас. Плохо ли, хорошо ли, но это факт! Вы - такие правильные - оказались подвержены всем тем же порокам, что и мы - этакие поганцы. И предавать вы научились у нас, и врать, и ненавидеть!
  Альбин улыбнулся и тихо, совсем по-старчески, сказал:
  - А еще мы любить у вас научились. И поэтому я хочу помочь. Ведь если погибнете вы, то погибнем и мы. И вдобавок - все то, чего мы от вас понабрались. Причем больше всего лично мне жалко как раз это. Последнее из перечисленного.
  Я пристально смотрел на него, ожидая увидеть хотя бы тень издевки на слегка светящемся лице. Но ее не было. Альбин и не думал насмехаться. Он боялся. Очень боялся потерять что-то свое, близкое и жизненно важное.
  Интересно получается, подумал вдруг я, каждый начинает что-то делать, буквально из подштанников выпрыгивать только тогда, когда возникает угроза, что он может потерять самое главное. Семечкин - власть, Альбин... быть может, внезапную любовь к земной девушке, которая научила его видеть и чувствовать то, что раньше не было дано самой природой... А я? Что боюсь потерять я?..
  Я взглянул на Дианку. Ее? Не знаю...
  Или, быть может, мне-то нужно наоборот - найти? Найти путь домой из диковинного сада, который не дает покоя в снах, вырваться из промозглого колпака неоконченной осени, из замершего мирка, где лишь призрачно-синий свет льется с затянутого тучами неба, и листья бесшумно пролетают мимо, уносясь в сумрак?.. А где, в таком случае, мой дом? Куда мне искать путь?..
  - ...Костик, что с тобой? - Дианка стояла рядом и трясла меня за плечо.
  - Я... нет, все в порядке. Я готов.
  - Тогда прошу взглянуть на моих пташек. - Альбин приглашающе махнул гипсом в сторону двери.
  - Точно, апгрейднул имплантант-переводчик... - буркнул Андройлов, выходя к стартовым докам.
  Пройдя по петляющим коридорам, мы оказались в огромном ангаре. Огромном и... совершенно пустом. Ровным счетом - ни одного корабля, даже самого задрипанного.
  - И-и-и? - вопросительно протянул я.
  Альбин приосанился и продекламировал:
  - Секретная разработка ученых Федерации Рикам. Истребители класса 'Пульсар'. Использование последних достижений нанотехнологии позволяет сделать их невидимыми во всех диапазонах. Между прочим, главным конструктором был завербованный земной инженер - Александр Ревоз. Чернявый такой - испанец, кажется, по происхождению. Умничка. Правда, со странностями, как и все гении. К примеру, он встроил в кабину истребителя аудиосистему, в которой заложены практически все песни в стиле 'тяжелый металл' конца прошлого века. Интересно, он как себе это представлял: пилотам больше делать нечего в бою, кроме как слушать убойный рок?
  - А что, оригинально, - вставил Башанов. - Весьма-а.
  - Разве Семечкин не знал об этих разработках? - спросил я.
  - Ну-у... понимаешь, Костя, - нехотя прогнусавил рикамец. - Ведь, не смотря на доверие и взаимопомощь, каждой цивилизации необходимо иметь какой-нибудь козырь в рукаве на непредвиденный случай. Это элементарная политика...
  Димка уже подпрыгивал от нетерпения.
  - Покажите, скорее же!
  Альбин проговорил что-то по-рикамски в крошечный микрофончик, и воздух стал искажаться. Корабли возникали будто из ниоткуда, один за другим.
  Тарабов издал вздох восхищения.
  Небольшие, метров шесть-семь в длину, они походили на болиды прямоугольной формы с закругленными углами. Сверху в корпусе утолщение - видимо, место пилота. Никаких видимых движков, никаких деталей на гладкой матовой обшивке серебристого цвета.
  'Пульсаров' в ангаре оказалось около тридцати.
  - Вооружение какое? - с профессиональным интересом спросил Марек.
  - Я не очень разбираюсь, но специалисты говорят, что эти тридцать пять малюток могут противостоять всему флоту объединенных ВКС. Кажется, что-то темпоральное.
  - Но темпоральное оружие нельзя использовать вблизи планет! - воскликнул Димка.
  - Значит, теперь - можно.
  - Это же переворот в истории околопланетных войн!
  - Думается мне, сейчас нам как раз и нужен переворот. - Альбин грузно повернулся к шлюзовым отсекам, ни на кого не глядя. - Что ж, друзья, кажется, пришло время. Костя, тебе пора отправляться на планету - возьмешь под командование Андройлова, несколько моих крейсеров и роту десантников. Постарайтесь не привлекать много шума, пока не доберетесь до разлома. А я рискну оттянуть удары Семечкина на себя и прикрыть вас. Амисы - твоя задача. Докажи, что легенды не врали... Единый.
  - Марек и Денис полетят со мной, - жестко сказал я. - Дмитрий Суликоевич, ты береги Дианку. Димка, а тебе придется занять место в одном из 'Пульсаров'. Хочешь на нем полетать?
  Тарабов насупился, даже веснушки на его грязной физиономии потемнели.
  - У меня плохо получится без Марека.
  - У тебя отлично получится, - сказал чех, подходя к мальчишке. Он оказался практически на голову выше Димки. - Ты часто меня прикрывал. Теперь надо еще раз, просто я буду не в истребителе. Я буду на Земле. Já jsem voják.
  - Хорошо, - ответил Димка. - Если так надо, я сделаю. Хорошо...
  Дианка быстро подошла ко мне и без слов поцеловала в губы. Резко развернулась и выбежала из конференц-зала не оглядываясь.
  - Ну, с богом, что ли, - сказал Димка, поднимая на меня блестящий крошками слез, но злой и решительный взгляд. - Спокойного ветра.
  - Šťastný let! - откликнулся Марек.
  - Спокойного ветра вам, хлопцы, - собирая нас с Денисом в охапку и коротко, но сильно сжимая, пробубнил Башанов. - Жаль, что это уже не моя война. Весьма жаль. А за девчонку ты не волнуйся, Костя, я ее в обиду не дам.
  Альбин так все это время и простоял лицом к шлюзам. И ни на кого не посмотрел.
  
  * * *
  
  Когда мы стартовали с поверхности Луны, в Приземелье уже начинались отдельные столкновения сил Семечкина и повстанцев, выступавших под командованием Альбина. Кое-где были видны нитки лазерных разрядов и вспышки взрывов. Но это была еще только увертюра к грандиозной кровавой симфонии, многостраничные партитуры которой сейчас разворачивались на исполинских пюпитрах.
  По словам наших связистов, немалое количество крейсеров и боевых кораблей других классов во главе с 'Хроносом' выходили на высокие орбиты вокруг Земли и собирались в два многочисленных флота. В то же время Альбин с небольшим количеством подконтрольных ему кораблей, будто дразнясь и потешаясь над силой грозного противника, неторопливо фланировал туда-сюда в околоземном пространстве. А невидимое для врага звено 'Пульсаров' эскортировало эту горстку наглых повстанцев.
  Стычки наблюдались не только около нашей планеты. Из сумбурных радиосводок можно было сделать вывод, что противостояние началось и возле марсианских корабельных верфей, и на периферии Солнечной системы, и даже в родной звездной системе Федерации Рикам. Оттуда прибывало все больше мятежных космических войск: с периодичностью в пять-десять минут группы военных и грузовых суден выходили из сверхпрыжка в районе орбиты Плутона.
  Зато амисов пока вообще не было видно. Они засели в своем страшном желчно-коричневом измерении и не казали носа.
  Спустя полчаса группа из трех крейсеров, включая тот, на котором находились мы с Андройловым, Мареком и Денисом, без всяких приключений добралась до Земли и опустилась километрах в десяти от границы воинской части, из которой я однажды уже 'украл' Димку. В островном секторе С-21.
  Мы вышли из гигантской туши корабля, продавившей и искорежившей грунт при посадке на гравитационниках. Туман. Сопки, море и холодный туман вокруг.
  - И как нас не заметили? - хмыкнул один из высших офицеров, сопровождавших нашу группу. - Странно.
  - Не забудьте проглотить пилюлю 'Антирада', - прогорланил Андройлов, высунув голову из люка бронемашины, которая бодро выкатывалась из грузового отсека крейсера. И уже в другую сторону: - Кто, мать вашу, журналюг пустил?! Распоясались! Не надо мне этой грязи...
  Мы с ребятами пошли к берегу, оставив бородатого писателя командовать разбивкой лагеря, выдворением взашей неизвестно откуда взявшихся корреспондентов и рассредоточением десантников, три взвода которых Альбин дал в наше распоряжение. Измотанные, с темными кругами под глазами, в местами рваных скафандрах мы доволочили гудевшие ноги до влажной песчаной отмели и, как подкошенные, рухнули наземь.
  Устали. Очень устали.
  Денис, и так не отличавшийся многословием, в последнее время вообще предпочитал хмуро молчать. Марек держался молодцом, но тоже скрипел зубами и то и дело тер руками веки, чтобы не заснуть от переутомления.
  И я - с разбитой мордой, ноющими от загривка до пяток мышцами и с разбредающимися обкуренной шпаной мыслями. Что-то стало боязно терять, что-то неплохо бы найти... Путано, сумбурно, разбито биссектрисами судеб на острые углы, которые я когда-то так любил...
  Вот так компашка подобралась для спасения от амисовского натиска. Ухохочешься.
  Но есть и общее. Всем троим нужен итог...
  Мы молча сидели на мокром песке и смотрели воспаленными глазами в невнятную даль, где волны и туман сливались в единое серое марево, а море подбегало прямо к нашим ботинкам и приглашающее звало в свою пучину, оставляя волнистые рисочки из радиоактивных песчинок.
  И вдруг мне захотелось съесть городскую булочку. Свежую, еще не остывшую после печи хлебозавода, мягкую. Вдруг до спазмов в районе диафрагмы захотелось забраться в кресло с ногами и вгрызться в румяный хрустящий бок, после чего глотнуть недавно заваренного чая - покрепче и, конечно, без сахара. А потом лениво дотянуться до дистанционки, неуклюже свалив локтем с журнального столика недочитанную книгу, и включить телевизор. Пощелкать каналами, найти какую-нибудь смешную до пошлости передачу и счастливо улыбаться, глядя на вовсе не плоский экран старенького 'Shivaki'. И чтобы на кухне в это время обязательно кто-нибудь гремел посудой. И чтобы через форточку доносился визг детворы, играющей в 'кόндалы'. И чтобы пахло домом, где ветер становится сквозняком...
  - Смотрите, кажется, там что-то есть! - внезапно крикнул Марек, вскакивая и тыча пальцем в туман.
  Мы напряглись и, прищурившись, стали глядеть вдаль.
  Серая мга. Лишь она.
  - Показалось, - смутившись, сказал чех. - Извините.
  Я вздохнул, поежившись, и покачал головой. То ли соглашаясь с ним, то ли просто так.
  - Константин, а что нам нужно будет делать? - спросил Денис. - А то я ведь понимаю, что должен тебе силу давать, как и Марек, но как - не могу усвоить. И сны все время эти странные донимают. Словно сад какой-то необыкновенный, и кто-то зовет, зовет...
  - Если б я знал, Денис, если б знал... Я-то думал найти инструкцию на тех дисках, а там... в общем, сам видел.
  - Как же быть? Неужели мы зря столько всего... - Он осекся и, кашлянув, продолжил: - Неужели я зря так глупо умирал... там... в Чечне?
  Марек тоже поднял на меня глаза. Они ждали ответа.
  А что я мог сказать двум этим пацанам, которые всплыли из глубины тягучих волн смерти, повинуясь какой-то неизвестной силе, быть может, самой ауре? Они воскресли для того, чтобы снова стать воинами. Но если раньше их действиями командовали сержанты, лейтенанты, полковники, генералы, и было четко ясно боевое задание, и оставалась лишь самая малость: неукоснительно подчиниться приказу и добиться его выполнения, - то теперь я не умел разъяснить задачу. Что я мог им сказать? 'Извините, ребята, я сам ни черта не знаю...' Нет, такой ответ им не нужен. Действительно, не для него они умирали каждый в своей эпохе, в собственной войне.
  Они ждали точного и уместного, правильного ответа.
  - Нужно дождаться атаки амисов, - решился наконец я. - А когда все это начнется... подчиниться тому, что будет происходить с нами. Мы - на финишной прямой, пусть она и скручена в спирали миражами. Мы вместе, пусть каждый и пришел из своего мирка. Мы - люди...
  - Мы - воины, - вдруг сказал Денис. И я увидел в его зрачках боль погибающих друзей, взрывы мин, перекошенные фанатизмом лица боевиков, безжалостные казни невинных людей, пороховой дымок, гарь, пламя, смерть.
  - Воины! - подхватил Марек, и его глаза отразили казарменные будни, скользкие прибрежные камни, ребят, бегущих к истребителям по боевой тревоге, стремительно уходящую вниз землю, иссиня-черные волны перед штормом, малахитовые иглы вражеских кораблей, скальпели лазеров, марево гравиимипульсов, учащенный ритм сердца, кровь, пекло, багрянец, смерть.
  Мы стояли лицом к морю: я - чуть впереди, пацаны - сзади по бокам. Вдали стали вспыхивать красноватые зарницы.
  Рядом грохотали бронемашины, десантники перестраивались в защитную цепь, в воздух взмывали истребители, дрожала почва от поднимающихся крейсеров. И дрожало что-то внутри каждого из нас! Оно расширяло грудь и наполняло ее яростью, оно брызгало слезами из раздраженных глаз, оно ревело и будто подталкивало вперед.
  Мы стояли лицом к бездне.
  - Началось! - раздался где-то на границе слышимости радостный и в то же время жуткий выкрик Андройлова. - Началось, твою мать!.. ...за детей...
  Гул амисовских кораблей, идущих сплошной стеной, приближался, заставляя, кажется, вздрагивать само море. Их там были тысячи! Десятки тысяч! Может быть, сотни... Черно-бордовой стеной неумолимо надвигались они на наши скудные ряды, раздвигая даже туман. Уже можно было различить перламутровые конусы их орбитальных крейсеров и зеленоватые огоньки истребов. Будто искрящийся поток лавы высотой в десяток километров растекался по воде.
  Мы стояли лицом к страху.
  Мысли мои неожиданно выстроились в четком порядке. Даже в слишком четком...
  Значит, так. Бог. Амисы считают себя чем-то вроде бога. По их представлениям, бог не должен сосуществовать с кем-то еще. Нечто среднее между фашизмом, нацизмом и шовинизмом. Ну, это мы все уже проходили, и не раз. Каждое государство, даже не нация, а именно государство, старается жить по своим, единственно для него правильным, законам, что не является девиантностью в социальной структуре общества в целом. Но. Государство старается навязать свои законы, свое видение и свою правду всем остальным. Иногда такая 'правда' подразумевает исключительность среди остальных, подчас подобная религия, логика или мораль - можно называть, как угодно - доходят до экстремальных путей. У амисов тут, видимо, редкая агрессивная разновидность ксенофобии, хотя сами они находят другие мотивы. Бог-раса-индивидуум-религия амисов - нечто синкретичное. То есть, для них самих - трудно разделимое...
  Мораль рикамцев неприемлема почти тем же: они навязывают свои шаблоны. Разница лишь в том, что их способы достижения цели подслащены дружелюбием и завуалированы - не так сильно бьют по восприятию. Хотя тоже жестоки в конечном итоге, ибо любой расе для полноценной эволюции необходимо пройти свой собственный путь. Путь проб и ошибок. Конечно, не возбраняется воспринимать опыт других. Только, будьте так любезны - добровольно! Доходя своим умом... Но рикамцы теперь уже не страшны. Они провалились: не выдержали нашей самобытности и в конце концов ассимилировали. Растворились в нас, подхватив вдобавок разные препоганые инфекции: предательство, ненависть, любовь...
  Стало быть, остаемся мы - земляне. В этот решающий миг самые страшные ошибки прошлого выпячиваются и набирают критическую массу. Но ведь очень многое остается на затемненном заднем фоне, до поры до времени исполняя роль малозначимых статистов в спектакле, которые вроде бы никак не влияют на сюжет.
  Вроде бы.
  Потому что, как стало ясно, именно среди этих статистов стоит искать проблемы будущего. И зрителям подчас следить за ними нужно гораздо более пристально, нежели чем за персонажами переднего плана...
  Рдынцх!!
  Звук недалекого взрыва заставил меня вздрогнуть и очнуться от нахлынувшей ряби анализа. Черт возьми! Путаница... Какие герои, какие на хрен статисты?! Откуда у меня вообще взялись эти мысли? Ведь я не так думаю... Точнее, может, думаю и так, но ведь не настолько же академично! Словно кто-то моим мозгам лекцию прочел...
  Туча амисовских кораблей находилась в километре, самое большее в полутора от нас. Наши и их крейсеры уже обменивались прицельными залпами, но шквального огня пока не было. Чужие будто чего-то ждали.
  Через минуту мы поняли - чего. Подхода основных сил. Разверзая стену, на передовую линию выплыли четыре монстра. Таких кораблей я еще не видел. И, судя по лицам друзей, - не только я.
  Больше всего они напоминали аудиоколонки высотой с Останкинскую башню.
  - Бред какой-то, - пробормотал я.
  - Это не бред, - ответил Марек не своим голосом. - Это, по-моему... аннигиляторы. Они что, собираются...
  
  * * *
  
  Призрачная мгла впереди.
  Здесь умирают звуки, и слышен лишь зов. Там, где неточные контуры всякого хлама переплетаются размытыми узорами, кто-то есть. И тропинка ведет вперед. Между голых стволов деревьев, между листьями, летящими под ногами, и лиловым облачным небом.
  А рядом - они. Два воина.
  Я не вижу их, потому что здесь нельзя оглядываться, но чувствую дыхание - единственное, что живо в этом диковинном саду. Дыхание.
  А почему нельзя оглядываться?..
  Здесь не задают вопросов.
  Потому что ответов тут тоже нет. Тут - только неоконченная осень.
  И мы. Трое.
  Но... зыбь, мгновенно сминается и снова выпрямляется пространство. Что-то неуловимо меняется. Не могу понять - что? Может, ребята поняли?! Но как же я у них спрошу? Никак. Придется самому.
  Листья так же летят вперед, в фата-моргану странных руин. Голые стволы деревьев так же покрыты тонким налетом инея. Что же, черт возьми, изменилось? Тишина... Понял! Да, да, да! Появилось желание! Раньше, когда я видел этот странный полусон, мне не приходило в голову, что можно и даже нужно пойти вперед и посмотреть, что там за кучи хлама!
  Делаю шаг. Чувствую, что Марек с Денисом тоже ступают. Еще один. Еще. Холодно, только дыхание создает шаткую иллюзию жизни. Жухлые листья все равно обгоняют... Значит, я иду слишком медленно? Ускоряюсь. Ребята тоже. Необычное ощущение: движения затруднены, словно мы идем не сквозь воздух, а через толщу ледяной воды. Хочу сказать об этом спутникам, но изо рта вырывается лишь струйка пара. Здесь нет звуков.
  Нагромождение мусора оказывается гораздо больше, чем казалось издалека. Бесконечные дюны из искореженного проржавевшего железа, гнилого картона, обрывков одежды, поломанных досок, трухи, бетонного крошева, висящего на гофрированной арматуре, кусков поцарапанного пластика и выцветшей кожи... Но среди всего этого хаоса изредка попадаются и разбитые кинескопы телевизоров, выпотрошенные системные блоки компьютеров, автомобильные колеса с истлевшей резиной. То тут то там торчат телеграфные столбы, с некоторых из них свисают скрученные кольцами провода. Метрах в пятидесяти различается даже гигантский ковш экскаватора, вознесшийся над сорными руинами и застывший хищной клешней.
  Мы останавливаемся перед этими холмами, недоумевая, что делать теперь. Тихо. Листва дальше не летит. Она собирается в кучи возле мусорных гор и засыхает, очень быстро превращаясь в пыль.
  Вдруг я вижу, как что-то белеет неподалеку. Спотыкаясь и расшвыривая мусор, пробираюсь к предмету.
  Это Лаюшка. Плюшевый песик. Он валяется кверху лапками, коричневые ушки раскинуты, голова почти оторвана. Что-то острое начинает давить мне изнутри на грудь. Я хочу поднять Лаюшку, наклоняюсь...
  Рука натыкается на грязный ботинок без шнурков.
  Неужели, почудилось?..
  Марек с Денисом тоже бродят по окрестным возвышениям, чувствую... Вот! Снова что-то светлое на общем эфемерно-лиловом фоне свалки! Обдирая лохмотья скафандра об острые края разбитых ящиков, бегу.
  В первый момент я не понимаю, что это. Белесые ряды ровных квадратиков будто светятся в полумраке. Зубы... Черт! Это череп. Гладкий, отшлифованный временем, с чернильными провалами глазниц. Вдруг он начинает обрастать мышцами и кожей, появляются глазные яблоки, волосы, голубая шляпа. Бендана Моралез смотрит на меня, широко улыбаясь, кровь стекает у него со лба и висков. Я стою, не в силах пошевелиться. Смотрю, как оплывает и растворяется лицо моего друга, оставшегося прикрыть нас и погибшего.
  Остается лишь дыхание.
  Мое.
  Рядом валяется обрубок галстука. Это Юркин. Желто-синяя куртка Котельника вся в дырках, вокруг которых бурые пятна. Походная сумка Митяго, вывернута наизнанку.
  Больно! Внутри пульсирует стекловидный комок! Я отворачиваюсь. Передо мной возникает капитан Григорьев. Он спокойно смотрит мне в глаза, без надрыва, лишь слегка осуждающе. Мол, что ж ты меня оставил, почему не дал шанс? Внезапно его фигура медленно падает ничком, растворяясь в шершавой бетонной плите.
  Хватит!! Что ты вытворяешь со мной, сад?! На какую свалку заманил?! Что мне нужно сделать?
  Мимо проходят мама, батя и младший брат, которому так и не исполнилось семнадцати - утонул. Они улыбаются и о чем-то говорят, но здесь нет звуков! Я бросаюсь вслед, спотыкаюсь и качусь кувырком вниз, по склону, усыпанному старыми книгами без обложек. Уткнувшись наконец мордой в сломанный стол, лежу. Не хочу открывать глаза. Не хочу! Мне больно!! Перед глазами возникают нечеткие образы разных людей, картины прошлых лет, слова, желания, мысли... Всё, что уже давным-давно случилось. Вот, оказывается, где она - память! Это был ее зов...
  Кто-то трогает меня за плечо. Дергаюсь и отползаю в сторону. Это мой дедушка - просит помочь починить раковину. Он показывает на чемоданчик с инструментами и открывает рот, обнажая кривоватый зуб. А бабушка - чуть в стороне: стоит возле плиты и дымит ароматными блинами.
  Хватит!!! Сад, сжалься!..
  Я закрываю глаза и бегу наугад. Синие тучи висят надо мной, пронзая своим мертвым светом насквозь, напоминая, что никуда от них не деться. Не уйти из неоконченной осени! Не спастись от людей, которые были рядом и любили тебя!! Не вытащить из груди осколки хрустального сердца...
  Страх. Он подступает ко мне. Где-то недалеко Марек и Денис бьются в жуткой истерике боли. Что видят они? Друзей? Войну? Несбывшиеся мечты?..
  Что ты от нас хочешь, сад?! Как вернуться?
  Задыхаясь от бега и морозного воздуха, вспарывающего легкие зазубренными серпами, останавливаюсь. Обломки сердца застряли меж ребрами. Вокруг - пустырь. Лишь кое-где валяются раскуроченные фрагменты вагонеток и скрученные неведомой исполинской силой в узлы куски рельсов.
  Мотаю головой, заставляя вспыхивать нестерпимой болью мозг: 'Нет, нет, нет, не надо...'
  Бездушный сад, ты - внутри каждого из нас! Сволочь! Прошу, не надо...
  Она лежит на кровати, накрытая простыней. Спит. Такая, какой я ее оставил в тот летний вечер, уходя в Интернет-кафе. Растрепанные волосы веером раскинулись на подушке, ротик приоткрыт, тушь слегка размазана по правой щеке, видны маленькие бугорки сосков - всегда брезговала бюстгальтерами. Мне даже на миг показалось, что в воздухе носится едва уловимый запах дорогого коньячного перегара.
  Ведь ты же обещала не приходить, Наташка!..
  Неожиданно, невесть откуда взявшись, начинает дуть ветер. Сначала порывы срывают с ее тела простыню, открывая иллюзорному свету туч прекрасную наготу зрелого женского тела. Потом ветер усиливается. Так жутко! Ураган в тишине... Облетают ногти, волосы, страшными лепестками отваливается кожа. От кровати остается только железный каркас, на котором лежит моя жена, обезображенная до неузнаваемости. Ее плоть начинает исчезать, будто выедаемая термитами. Я с расширенными от ужаса глазами пытаюсь приблизиться, но потоки мертвого воздуха слишком сильны! От Наташки остается скелет. Сперва мелкие, а чуть позже и все остальные кости становятся тоньше и в конце концов стираются.
  И белый порошок исчезает во мраке.
  Ветер стихает. Безмолвие и пустыня вокруг. Одна рама от кровати с железной сеткой стоит рядом. А на ней сидит... Дианка. Не видя меня, раскачиваясь взад-вперед, и держась за живот.
  Я закричал.
  Забыл, что здесь нет звуков, и закричал. Отчаянно. Дико. Уродливо. Рьяно. Страшно.
  Нити звериного вопля срывались с губ, переворачивая обломки вагонеток, раскручивая рельсы. Пустырь исчез, мир сжался. В опасной близости упал тяжелый ковш экскаватора, разметывая брызги мусора в разные стороны. Клочки картона взлетали в воздух, пронизанный криком.
  И тут в мой голос вплетается еще один! И еще! Это Марек и Денис. Теперь я вижу ребят - они стоят, раскинув руки и глядя вверх. С их губ сейчас тоже вместо струек пара течет жуткий человеческий вой. Что же ты показал детям, а, сад? Какой болью угостил их?!
  Наши голоса переплетаются осязаемыми волокнами, дробящими, словно кнуты палача, лиловые тучи. Выбивая из них снег!
  Заканчивая надоевшую осень! Убивая ее...
  Из груди вылетают острые осколки, давая простор какому-то пульсирующему комку плоти. Листья, которые ветер вечно гнал по диковинному саду, взмывают над головой, закручиваясь в воронку. Гнуться голые стволы деревьев, не выдерживая расширяющегося фиолетового сияния, сферой охватывающего нас.
  Я вижу набросок Леонардо, за ним - потемневший взгляд Мистаны. И еще многих, многих! Вы знали, как это сладко - владеть аурой, но не могли! Не было вам дано! Потому что - она моя!
  Горело небо, поднималась земля, бросался из стороны в сторону обезумевший воздух, и вода, исходящая раскаленным паром из туч, обращалась около нас льдом. Тела Дениса и Марека пронизывало сияние невообразимых энергий, они излучали квинтиллионы ватт злости, боли, отчаяния, мучения, ненависти, выжатые из всех войн человечества. Страшной волной ударило это по мне! Мощь, вот что почувствовалось в первую очередь! На десятки порядков большую, чем можно себе вообразить! Лавины стонов и хрипов, цунами страданий - все нашлось в этом ужасном потоке энергии.
  Фиолетовая сфера расширялась и дрожала вокруг меня. Осталось лишь собрать ее в бич для одного удара. Я - Единый! Палач! Выставлен кандидатом от Земли...
  Капли пространства стекали по сполохам ауры, достигшей максимального напряжения...
  Я увидел пустырь, посреди которого стояла железная кровать. На ней сидела женщина. Снег падал белыми хлопьями, неспешно качаясь в воздухе, оседая на ее обнаженных плечах, тая... падая снова. Я бежал к ней, неумело перебирая ногами и все время падая на асфальт, разбивал колени и руки. Снегопад усиливался. Я снова поднимался и снова рвался вперед сквозь белесую мглу. Спотыкался, полз, глядя на кровавые пятна, остающиеся на мягком снегу от моих содранных ладоней, плакал от слабости, размазывая сопли по заиндевевшему лицу, полз, полз, полз. Шаг, рывок, движение! Еще раз... Снег... 'Я вернулся!! - орал я изо всех сил через пургу. - Я вернулся из неоконченной осени! Я сумел! Я доползу...' Шаг, шаг... Рывок... Статика... Нет! Статика - это неправильно! Так я не доползу! Шаг, еще один... Верхние ресницы примерзают к нижним. Теплое сердце из последних сил швыряет порции крови в артерии. Господи, у меня же есть теплое, живое, настоящее человеческое сердце! Оно бьется... Еще удар, еще шаг, еще секунда, еще сантиметр... И вот, зацепившись наконец за ножку кровати околевшими пальцами, я подтягиваюсь и открываю глаза, ломая веками тонкую корочку льда.
  Она красива. Безумно прекрасна! Хлопья снега превращаются на ее нагом теле в капли и стекают, прокладывая влажные дорожки в самые интимные места. Ее нежные руки гладят мою покрытую инеем голову. Женщина приветливо и ласково улыбается мне...
  А я... не могу ее узнать.
  
  * * *
  
  Они ударили синхронно. Оба. Замерли на мгновение, словно задумались о чем-то своем, одновременно закрыли глаза и ударили. Аннигиляторы амисов уже готовились к своему страшному залпу, грозящему уничтожением не только нам, но и им, и всей планете вдобавок. Денис и Марек буквально взорвались потоками энергии во всех частях спектра: от инфракрасных волн до гаммалучей и потоков нейтрино.
  ...с разных сторон пытаются захватить укрепленные в горах позиции боевиков. Из Ханкалы пришел приказ выбить бандитские формирования для возобновления транспортного сообщения между федеральными силами. Это после того, как духи сбили нашу 'вертушку' с каким-то генералом...
  Чудовищное по силе поле, сжатое еще более чудовищными силами, хлынуло в Единого.
  ...от души сыпанул каждому в вечерний чай слабительного. Впоследствии он сбивчиво оправдывался, что мы, мол, пилоты, и потому все обязаны на себе прочувствовать принцип реактивного движения... Марек улыбнулся, вспомнив ту нескучную ночку. Но улыбка привычно быстро сошла с его лица. Здесь долго не радуются... Здесь - война... Они - истребители. Несущие вахту на границе с адом... реющие сквозь смертельные вихри пепла. Мстящие за свой опустошенный мир, за жен, которых, возможно, никогда не будет, за детей, которые, наверно, никогда не родятся. И за самих себя...
  Он собирал всю мощь вокруг себя. Фиолетовая сфера росла. Плавился под ним песок, впереди кипело и испарялось море, воздух ионизировался, начинал светиться и вспыхивать молниями, плазменный кокон обдавал жаром всех невольных зрителей, замерших кто где стоял. Лишь вездесущие бесстрашные журналисты то и дело подстраивали свои телеобъективы.
  ...Денис Микрюков... Чечня. 1999-й...
  Пространство вокруг него скручивалось и превращалось в гигантский призрачно-сиреневый кнут, извивающийся и на сотни метров вскидывающий свой мерцающий кончик.
  ...Марек Пригода... Островной сектор С-21. Год не уточнен...
  Сомнения отпали. На берегу моря стоял человек, держащий в руках всю силу Земли - покорную и невообразимую. Его звали Константин. В легендах - Единый. Он долго шел к этому берегу, многое потерял, отчаялся. И сейчас ему нужен был итог. И всем миллиардам людей, которые наблюдали за битвой, прижавшись потными лбами к телеэкранам или уткнувшись в голографические изображения, тоже необходим был итог.
  Но он дрался не за них.
  Наоборот, он ненавидел человечество, простотой которого так восхищался Альбин. Ведь именно люди придумали свою любовь и чужие войны.
  
  
  5
  
  А я... не могу ее узнать...
  Сомнения отпали.
  Первым ударом я начисто снес переднюю шеренгу атакующего амисовского флота, стараясь захватить главные орудия - аннигиляторы. Пространство изгибалось возле неудержимого бича ауры, само время нарушало привычный ход, сталкиваясь с подобной энергией. Я чувствовал каждый ватт грозного разящего сияния. Видел окружающее миллиардами глаз, слышал озонированным воздухом, осязал вскипевшим морем!
  Вслед за уничтоженными колоннами аннигиляторов хлынули полчища истребителей. Словно саранча, они посыпались из разлома. Словно миллионы беззащитных цикад!
  Я сжигал корабли сотнями вместе с фанатичными пилотами, пахнущими расплавленным каучуком. Фиолетовая плеть ауры ветвилась и брызгала смертельными каплями плазмы.
  Ты моя, аура! Моя! Одалиска! Госпожа! Сестра!!
  - ...Костя...
  Это, кажется, Андройлов.
  - Костя... они активировали бомбы с неизвестным вирусом по всей планете! Десятки тысяч зарядов! Господи, это конец... майор, скафандры тащи... уберите свои камеры, етишкин дух...
  Мало вам кнута, выродки?! Тогда пусть сам пепел восстанет против террора!
  Море мгновенно покрылось темно-серым налетом. Это уже не репетиция. Это борьба за выживание! Из черных хлопьев стала появляться уже виденная однажды нами с Димкой армия праха. Туман, подсвеченный беснующейся аурой, горящими кораблями амисов и лазерами, взорвался. Он порождал темные силуэты самолетов и дирижаблей. Ревом раскатился над побережьем глас винтов и турбин, забурлила вода от перископов субмарин и килей эсминцев, вздохнула земля от поступи пехоты!
  Вот моя армия, сволочи! Как вам?! Справитесь?!
  При столкновении летящих навстречу друг другу войск раздался жалобный протяжный стон, пробравшийся до костного мозга. Это не выдержало время. Прошлое столкнулось с будущим, не давая ему дороги, вытесняя обратно, сминая в гармошку! И загорелся мир вокруг!
  Уже трудно было отличить настоящих десантников, выпрыгивающих из бронемашин, от исступленных воинов праха. Летели на таран истребы; даже оставшиеся орбитальные крейсеры перестали вести прицельный огонь и включили форсаж! Рвалась от взрывов земля, швыряя в разные стороны комья грязи и фонтаны мокрого песка, плавились камни, попадая под лучи лазеров или гравиимпульсов, кричали люди, навылет пробитые картечью, звенела и шипела сталь клинков, сминаясь о силовую броню - оказывается амисы тоже успели высадить десант. Грязное месиво пепла царило везде: от глубины волн до разреженной выси неба! Кровь и тлен смешивались друг с другом! Запах гари и пота перебивал раскаленную вонь превращенного в пар силициума. Истошные рыдания раненых солдат, запекшиеся красные крупинки повсюду, клочья одежды, словно выкрашенные свежей густой киноварью, жуткие корчи амисов под ковровыми гравибомбардировками...
  Я, казалось, распахнул всю грудину, давая выход неистовой ауре. Из ладоней били лиловые струи, выискивая цели на воде, на земле и в воздухе. Мыслей не было, была жажда сокрушать! Казнить! В ней, в этой жажде, в ярости, соединилась вся боль за потерянных родных и друзей, бесконечное смятение, которое не позволяет принимать решения, будь они верны или напротив, воскресли в ней все видения и сны, в которых кружился пепел, подсвеченный желто-красными зарницами пламени. В гневе и бешенстве возникали далекие отголоски чего-то забытого... Древнего... Или... прежнего.
  Глаза мои почти ослепли, но сейчас они и не были нужны, я видел все происходящее иначе. Аурой!..
  Поэтому я сумел заметить приближающийся флот Семечкина. Точнее - его остатки. Гигантские корабли во главе с наполовину выведенном из строя 'Хроносом', сойдя с высокой орбиты, входили в атмосферу. А с другой стороны, невидимые ни для кого, кроме меня, приближались юркие 'Пульсары'. На одном из них был Димка. Я это чувствовал.
  Спустя минуту где-то в стратосфере корабли объединенных ВКС столкнулись с незримыми пташками Альбина. Колоссальных размеров крейсеры вели беспорядочную стрельбу из гравиорудий, выпускали нейтринные ракеты, полосовали окружающее пространство могучими лазерами... Тщетно. Они корежились и исчезали в локальных искривлениях времени. Вот оно - новое темпоральное оружие! Оно действительно работает в планетарных условиях! Флот Семечкина напоминал стадо бизонов, со всего разгона забежавших на середину болота. Они топчутся на месте, пыряют во все стороны рогами, бьют копытами и, мыча от страха, проваливаются в вязкую топь, а вокруг кружат москиты в поисках поживы. Мне даже стало их жалко в какой-то момент. Я представил, как паникуют на бортах крейсеров пилоты, тактики, штурманы, навигаторы, инженеры, механики, штурмовики! И умирают, так и не поняв, что их убило... Но это был их выбор: встать на сторону безумного и тщеславного Виктора. Это - их путь, их итог.
  В суматохе неравного боя несколько кораблей отделились от остальных, обращенных в бегство, и пошли на снижение. Один был тут же уничтожен, но двум или трем, кажется, удалось совершить посадку. Ну и черт бы с ними - добьет кто-нибудь. Или сами передохнут от вируса чужих, едва выйдя из шлюза.
  В это время армия праха уже оттеснила силы амисов к разлому, очистив тем самым мне место для решающего удара.
  Андройлов, подбежал ко мне и, обильно жестикулируя, бросил рядом новенький скафандр. Потом он замахал рукой, будто звал меня за собой. Совсем, что ли, свихнулся бородатый?
  - Ты чего, писатель? - крикнул я и тут же сообразил, что он в гермошлеме: не слышит. Отмахнулся: - Ладно, всё после!
  Его морщинистое лицо исказилось в гримасе отчаяния и ужаса, но я уже не обращал на это внимания, собирая силу для последнего удара. Куда делись Марек с Денисом? Почему я больше не чувствую подпитки? Дьявол! Нам же необходимо закрыть разлом! Где вы, ребята?.. Меня посетила неожиданная мысль, остро кольнув мозг, но я сразу же отогнал ее. Не может быть! Нет, так не честно! Это же их победа!! Ладно, теперь - не время...
  Неужели, придется доигрывать партию одному?!
  Я видел, как длинный шрам разлома переливается черно-бордовыми полутонами. Его хищная улыбка будто дразнила, глотая безумствующие корабли чужих, которым приходилось отступать под давлением нашей пепельной рати. Багряная пучина ждала решающей схватки.
  Поймав сладкий запах цветущей ивы, неизвестно откуда скользнувший среди раскаленного хаоса, я прикрыл веки. Они оказались шершавыми, словно наждачная шкурка, и поцарапали глаза. Что из этого - правда? Одурманивающий запах ивняка, шероховатые веки?..
  Я снова услышал их, как и тогда, стоя на берегу Финского залива. Тридцать с лишним лет назад. Или тридцать веков назад? Я услышал их. Голоса... Где-то далеко-далеко, вовсе не здесь... Шепот песка, песню неба, стон ветра, ворчание леса, крики гор... молчание домов.
  Снова почувствовал, как растет вокруг меня купол, раздирая пространство. Снова увидел знакомые лица. Пепел. Бритвенно острое стекло. Юных пацанов с повзрослевшими взглядами. Фосфоресцирующие человеческие контуры...
  Лопнула кожа на моих ладонях, выпуская триллионы изломанных в углы нитей, каждая из которых сияла звездным светом. Они мгновенно достигали черно-красной кромки разлома, заставляя ее вспыхивать и каменеть! За не рожденных детей, изнасилованных жен, казненных отцов! За то, что мы натворили в прошлом, полосуя сами себя на куски наций, религий и цветов! За оборванные ритмы сердец, за кладбища мыслей, за свою нелепую любовь и кастрированное счастье!
  Вот мой итог, люди! Быть может, он и ваш? Или - нет?
  Слезы ослепительных клубков ауры обрушивались с небес обильным градом и превращали разлом в исполинскую каменную стену, тщательно затирая оставшиеся вишневые язвочки. Наглухо заделывая щель между двумя измерениями, обрекая одно из них на мучительную смерть, а другое - на мучительную жизнь.
  Сила, протекающая сквозь меня, была невообразима. Она съедала дух, точила разум, лишала воли...
  Разлом закрылся, оставив каменную гряду высотой в десять-пятнадцать километров, протянувшуюся на пять тысяч морских миль. Нити навсегда оборвались, оставив раны на руках. Аура больше не принадлежала мне. Я сделал свою работу и иссяк.
  Единый умер. И Марек с Денисом вернулись в свою смерть. Мы воины, таков наш путь.
  Сил хватило лишь на то, чтобы нащупать непослушными пальцами скафандр, который Андройлов бросил на залитый алым гелем песок, и влезть в него...
  Захлопнуть шлем...
  Всё. Итог.
  Проваливаясь в темную пасть небытия, увидел прекрасную картину: дождь из острых осколков хрусталя падал на Землю, сверкая в теплых лучах восходящего солнца. Повсюду стоял звон бьющихся кусочков стекла, везде слышался радостный детский смех, под необычный ливень выбегали люди, резали босые ступни ног до крови, но все равно ликовали, поднимая серые от пыли и грязи лица вверх. К солнцу. Они с непривычки щурили глаза от слепящего света разбитых небес.
  Это итог.
  Это вдребезги раскололось прозрачное стеклышко моего сердца...
  
  * * *
  
  - ...про девчонку... ...приходит в себя! Альбин, скорей сюда!
  - Тормоши!
  - Да как? Он же в скафандре!
  - Как умеешь, черт тебя возьми! Только аккуратней, стихоплет, - он весь изранен!
  - Я не стихоплет...
  Кто-то стал толкать меня из стороны в сторону, схватив за плечи. Больно же! Закололо ладони, будто я держал в них маленьких ежат. Голова взорвалась отголосками криков, гула, какого-то железного скрежета! Тело неторопливо погрузилось в пузырящееся джакузи боли.
  Я хотел сказать, чтобы не трясли, но лишь тихонько застонал.
  - Стой! Хватит! - крикнул Альбин.
  - Он живой? - где-то ужасно далеко спросил Димка. - Живой?..
  - Солдат, доложи Башанову!
  - Есть!
  Я приоткрыл глаза и увидел над собой бороду Андройлова за двумя стеклами шлемов - моим и его. Он улыбнулся самыми кончиками губ. Я тоже постарался улыбнуться, но, кажется, получилось больше похоже на короткий оскал.
  - Ты... чего так... вырядился? - прошептал я, с трудом вспоминая цепочку произошедших событий. - Ах да... вирус... боже мой, как башка-то болит...
  - Вирус, Костя, вирус, - ответил писатель, как-то виновато отводя взгляд.
  - Сколько мне на этот раз удалось провалялся? - Я насторожился.
  - Меньше чем тридцать лет, - пытаясь изобразить шутливый тон, сказал он. - Часов пять, может быть. Не больше шести.
  Я приподнялся на локте, оглядываясь. Мы, наверное, были уже не на побережье, а где-то в глубине материка. На большой поляне был разбит лагерь: герметичные палатки стояли полукругом, два 'Пульсара' мирно покачивались метрах в трех над землей, несколько покрытых гарью бронемашин дремали в сторонке, тут и там бродили военные в перепачканных грязью и чем-то бурым скафандрах. Вокруг раскинулся смешанный лес, над кромками деревьев виднелись сопки. Нечетко, сквозь пелену тумана. Значит... Хрустальный дождь и солнце - это все был сон...
  Я выдохнул, усмехнувшись собственной наивности. Конечно, сон. Неужели, я настолько заигрался в героев, что мог принять такой расклад за действительность?! Вот так да!.. Стоп... А остальное?
  - Что произошло?! - почти крикнул я, забыв, что передатчик в гермошлеме и без того усилит звук. - Альбин, что с разломом?
  - Костя, не волнуйся! - послышался вкрадчивый тенорок рикамца, стоящего поодаль. - Ты все довел до конца. Вместо разлома теперь - скалы. Ты молодец.
  Димка подлетел неожиданно. Обхватил меня, стукнулся стеклом о стекло, щерясь пятью резцами.
  - Живой! Живой!! Знаешь... - он вдруг запнулся. Веснушки потемнели. Сглотнув, пацан продолжил: - Знаешь, Марек и второй... Денис... Они... в общем, их больше нет. Так странно. Я как раз пролетал над вами, прикрывая с воздуха. Они стояли, какая-то энергия выходила из их рук, из груди... и вдруг - бац!.. исчезли. Насовсем...
  Его глаза были заплаканы. Ребенок, храбрый суровый ребенок, потерявший лучшего друга!
  Я прижал Димку к себе. Господи, как неудобно это делать в скафандрах! Просто обнять человека - это оказывается так несподручно...
  - Ты не грусти, Димка, - тихо сказал я. - Марек сделал самое большее среди всех нас.
  - Что? - тихо спросил мальчишка.
  - Он верил. До самого конца верил... Иначе бы мы не победили.
  Пацаненок поднял на меня недоверчивый взгляд. Потом наконец кивнул:
  - Да. Он всегда верил. Не то что я.
  - Ну-ну. - Я бодро похлопал Тарабова по плечу. - Ты отличный пилот! Лучший!
  - Иди ты на хрен! Циник! - Димка вскочил и в сердцах плюнул, целясь себе под ноги.
  Глядя, как слюна медленно стекает внутри его шлема, я рассмеялся:
  - Я уже никогда не стану плеваться в скафандре! Однажды прокололся!
  Андройлов подошел к нам и остановился, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу.
  - Что скажешь, беллетрист? - весело сказал я. - Мы же победили? А?
  - Ну... в общем да... только...
  - Что еще? С вирусом поганым, что ли, не справимся? Альбин, кто там про достижения научной мысли пел?
  Рикамец подошел ближе, рефлекторно поправляя гипс.
  - Костя, понимаешь... мы пока не можем разобраться, как обезвредить вирус.
  - Не понял. Вы что, идиоты? Мы только что разнесли в пух и прах амисов и теперь не можем эту ерунду... ну-ка объясни.
  - Понимаете, Константин, - встрял в разговор еще один рикамец, видимо, ученый, - и у людей, и у нас, рикамцев, есть в составе крови такой белок гемоглобин. Он выполняет транспортную функцию, переносит к тканям кислород и...
  - Я учил биологию в школе, - резко перебил его я.
  - В таком случае вы знаете, что это сложнейший белок с четвертичной структурой. Его формула C3032 H4816 O872 N780 S8 Fe4. Вирус, который вырастили амисы, слегка меняет цепочку аминокислот на уровне...
  - Блин! Короче, в чем проблема. По-русски, пожалуйста!
  - Эта дрянь необратимо меняет структуру гемоглобина, и кровь перестает выполнять транспортную функцию, - зло сказал Андройлов. - Человек погибает в считанные минуты от недостатка кислорода во всех клетках и тканях. Чудовищная смерть...
  Холодок пробежал у меня вдоль позвоночника. Я прошептал:
  - Сколько?
  Они переглянулись. Ответил Альбин:
  - Девяносто восемь процентов населения Земли.
  Я закрыл глаза, стараясь не представлять себе эту цифру. И внезапно вздрогнул от жуткой мысли.
  - Где Дианка?
  Андройлов виновато вздохнул. Еле слышно проговорил:
  - В общем... об этом мы и хотели тебе сразу сказать... Но... как-то не получилось...
  Я, по-волчьи зыркнув вокруг, подошел к писателю и, не дотрагиваясь до него онемевшими вдруг руками, страшно прошептал:
  - Не говори мне, что она мертва. Хорошо?
  Он сжал губы, дернул бородой и ответил, прямо глядя мне в глаза:
  - Хорошо.
  Я почувствовал, как задергалась правая бровь, и потекло что-то теплое из разбитого виска. Колени чуточку подогнулись.
  - Она жива, Костя.
  - Про... дол... жай...
  - Семечкин... У этого гада совсем крыша поехала, когда мы разбили его флот... Он держит девчонку в заложниках уже шесть часов. Требует тебя. Грозиться открыть ее шлем. Тогда вирус... Думаю, ты понимаешь.
  - Они далеко? - часто дыша, спросил я.
  - Нет, пять минут лету. Пойдем в катер.
  ...Я не видел ничего. Ни проносящихся внизу горных вершин, ни Димку, который сидел в соседнем кресле... Пусть хоть все сто процентов сдохнут! Плевать мне на человечество!! Хоть двести сорок семь процентов пусть задохнуться! Пле-вать!..
  ...Спрыгивая на каменистое плато, я не слышал ничего, кроме бешеного стука сердца. Мелькнул взгляд Дмитрия Суликоевича, похожего на побитого пса...
  Я шел к открытому шлюзу разбитого 'Хроноса', взрывшего, видимо, при падении носовой частью окрестные скалы. Перепрыгивая с одного камня на другой, я не замечал, как позади кто-то предостерегающе машет руками. Мне казалось, что почва то и дело уходит из-под отяжелевших ботинок, переворачивая мир набок...
  Метрах в десяти - правее - лежал труп человека без скафандра. Кожа его имела сине-зеленый оттенок, конечности были неестественно скрючены, замутненные глаза выпучены...
  Приблизившись к раскрытой пасти шлюза, я остановился и поднял большой камень. Размахнувшись, что было мочи запустил им в искореженный борт некогда грозного флагмана, нависшего сейчас надо мной гигантской грудой обгоревшего металла и пластика.
  Никто не выходил. Я швырнул еще один булыжник. Проорал, надрывая глотку:
  - Выходи, психованный трус!
  Я не заботился о том, что частота его передатчика могла не совпадать с моей, и, скорее всего, так и было. Меня совершенно не волновало, что с сумасшедшими и террористами по всем правилам психологии нельзя себя вести агрессивно, но нужно наоборот - соглашаться во всем. Мне было плевать! Это был край! Нервы бесконтрольно гоняли импульсы через дендриты и аксоны туда-сюда.
  Через несколько минут он появился в проеме шлюза, здоровой рукой придерживая Дианку за голову. Пальцы лежали на предохранительной скобе ее шлема. Противные чувственные губы шевельнулись...
  - Привет, - раздалось в наушниках. Значит, совпадают-таки частоты. - Я тут долго думал...
  - Заткнись! - хрипло гаркнул я. - Заткнись, придурок! Заткнись!!
  - Нахал, - добродушно пробасил Виктор, театрально качая головой. - Я готов обустроить торжественную встречу на том свете его нынешней бабы с предыдущей, а он меня перебивает. Темпераментный нахал... Кстати, надеюсь у ваших снайперов хватит ума не разнести мою нежную черепную коробочку на части, а то девчонка сдохнет. Лучше не пробуйте - я успею открыть шлем, скоба прикреплена к моей перчатке.
  - Мы не будем рыпаться, - раздался далекий голос Альбина в наушниках. - Виктор опомнись, отпусти девушку...
  - Если этот бледномордый кретин сейчас же не прикроет клюв, я начну нервничать, - проворковал Семечкин. Его глаза фанатично блестели.
  Я постарался взять себя в руки, успокоиться, но саднящие ладони все равно противно дрожали. Медленно и глубоко вздохнув, я как можно более спокойно произнес:
  - Альбин... и все вы там, не мешайте.
  Дианка дернулась и залепетала губами. Звука не было. Ее передатчик либо не работал вовсе, либо транслировал на другой частоте... Я старался не смотреть ей в глаза, чтобы не сорваться и не наделать глупостей.
  - Костя, - сказал Семечкин, крепче прижав девчонку к себе, - давай поговорим, как умные люди. Спокойно, без спешки - времени у нас предостаточно.
  - Давай поговорим. Ты и я. Отпусти ее, останься хоть теперь человеком.
  После этих слов в нем что-то неуловимо изменилось. Будто он, и так будучи невысоким, стал еще меньше ростом.
  - Эва-а, как загнул! Молодец! Герой, блин, картонный! К совести моей взываешь?.. А кто обо мне думал, когда я в детдоме грыз парашу, униженный и забитый до полусмерти старшими парнями?! Кто вам мешал дружить со мной? Я ведь был хорошим мальчиком, Костя. Почему вы не дружили со мной? Зачем издевались и глумились? Я ведь наврал тебе, что у меня в детстве был велосипед. Помнишь, я как-то говорил про 'Конек-Горбунок'? Я солгал. У меня никогда не было велосипеда!
  - Она в этом не виновата, Виктор.
  - Помолчи. Я увлекался историей. И вот, украв однажды приличную сумму денег, я не потратил их на еду, которой так не хватало, а заплатил кому нужно и стал студентом истфака питерского Госунивера. Потом я как самый успевающий был принят в Эрмитаж лаборантом. Для меня это было равноценно раю. Я мечтал о такой работе! Но там... там оказался ад. Надо мной потешались не только взрослые мужики, но даже юные соплячки, которые держались на музейных должностях лишь благодаря своим упругим вездесущим попкам. На вечеринках они дразнили меня, предлагая переспать с ними, а когда мы оказывались в каком-нибудь отдаленном зале - хихикали и отказывали. Они отказывали одному мне, понимаешь, Костя? Я потерял девственность только в двадцать три, сняв дешевую шлюху, которая не хотела со мной целоваться и пахла вульгарным парфюмом.
  Он распалялся все больше и больше. Я заметил, как по лицу текут капельки пота, как краснеет нитевидный шрам на подбородке, как трясутся мягкие губы.
  - Виктор, послушай! Отпусти ее, прошу тебя! Что тебе нужно? Деньги, ресурсы, власть?..
  - А потом, через десятилетия отчаяния, настал час Нижнего Вторжения, - продолжил Семечкин, никак не отреагировав на мою реплику. - О, это случилось очень кстати! Амисы стали давить вас, уничтожать! Подоспели эти... миротворцы бледномордые! Общество перевернулось, а я устоял! Сколько ты мне дашь годков навскидку? Сорок? Сорок пять?.. Мне шестьдесят восемь лет, Костя... Только я один и устоял тогда на ногах, потому что не ведал радости, не был искушен счастьем! И вот, в годы хаоса и ужаса, я пошел вперед. Ступенечка за ступенечкой, шажочек за шажочком, денечек за денечком! Я карабкался на отвесные скалы могущества, оставляя других плакать и сокрушаться у подножья. Стиснув зубы от отвращения, смотрел на жалких людишек, трепещущих за свои никчемные задницы. Я воевал, подчинялся тупым приказам, сам вбивал в солдафонов директивы, разрабатывал стратегии, а впоследствии и новые законы, топтал коридорных крыс, от которых смердело глупостью, страдал от изнеможения, не ведая подчас сна по несколько суток... И наконец я достиг вершины. Перевел дух. Костя, Костя... если бы ты только мог себе на самый мизерный миг представить - каково это! Оказаться на пике всевластия! Всю жизнь терпеть побои, унижения и насмешки, а потом, сдирая ногти и хрипя от жажды, добраться до зенита, где ты становишься наравне с самим солнцем. Это апогей. Венец. Такое человеку под силу приобрести единожды и навсегда. Но лишь получить. Потерять - не дано. Отдавая это безграничное могущество, человек отдает и жизнь. Иначе не бывает. Такова цена.
  Я, сжав кулаки до рези в фалангах пальцев, наблюдал, как Виктор покачивается из стороны в сторону, устремив шальной взгляд в пространство. Он уже не видел погибающего мира, где ветер гонял между деревьев зараженный воздух, не видел, бесконечного радиоактивного тумана, пустой, неплодотворной земли. Перед его взором раскинулись руины его великой империи, тлеющий остов безграничной власти.
  Семечкин смотрел в никуда немигающими глазами, из которых катились старческие слезы.
  - Опомнись, ты же человек, - прошептал я, делая шаг к шлюзу.
  Он наконец моргнул и перевел опустошенный взгляд на меня. Долго - наверное, минуту или даже две - смотрели мы друг другу в самый дальний угол души. В самый сокровенный и жуткий уголок. В самый странный...
  - Такова цена, - вдруг сказал Виктор и, дернув за предохранительную скобу, сорвал с Дианки шлем.
  Она дико завизжала и попыталась зажать рот и нос руками. Я бросился вперед, отмечая краем глаза, как Семечкин сдергивает с пояса гравик и сносит единственным выстрелом себе голову.
  Сзади уже бежали какие-то люди, выкрикивая непонятные мне в тот момент фразы...
  - Не дыши!! - заорал я, хватая девчонку за плечи и пытаясь отыскать, куда этот подонок зашвырнул гермошлем.
  Дианка дернулась и высвободилась из моих рук.
  - Поздно, Костик, - сказала она, мелко-мелко глотая отравленный воздух. - Я... очень хотела тебе сказать...
  - Что?! Зачем ты вдохнула? Зачем?!
  - Мне холодно... я... хотела... так холо...
  Дианка страшно застонала и через секунду, умолкнув, рухнула на камни. На посиневших губах выступила пена, голова запрокинулась. Я стоял рядом. Не мог отчего-то пошевелиться. Боялся подойти.
  Столько времени прошло с тех пор, как я впервые увидел Дианку... Казалось - целая жизнь. Целая разбитая жизнь.
  Взяв ее легкое тело на руки, я почему-то подумал: 'Совсем подросток еще...' Почувствовал последние конвульсии, как-то рассеянно вздохнул. Стало очень-очень все равно...
  Подбежал Андройлов... Хмурый Альбин устало присел на гладкий валун... Димка верещал про какие-то корабли... Суетились офицеры... Гремел вдалеке отзвук взлетающего крейсера... Шелестел чудом уцелевший кустарник... Соединения повстанцев реяли над мертвой Землей... Появлялись, выходя из сверхпрыжка, шаттлы рикамских дипломатов... Ученые скоблили анализаторами окаменевший разлом... Вечерело...
  А я стоял посреди пустыря. И смотрел на улыбающуюся женщину, сидящую на краешке железной кровати, на обнаженных плечах которой таяли красивые снежинки. Она была так желанна. Так близка.
  Я узнал ее...
  И... видение лопнуло, разлетевшись гаснущими обрывками.
  Я до сих пор держал Дианку на руках, не двигаясь с места - ее лицо уже посинело, мышцы начали деревенеть. Кругом раздавались испуганные крики, и бегали люди в скафандрах.
  - Что это?..
  - Черт возьми!..
  - Гляди! Искажается!
  - Приготовьте оружие, етить вашу!
  - Пилоты, по местам!..
  Я равнодушно огляделся. Метрах в трех над землей росло какое-то темное пятно, искривляя пространство и сворачивая его в спираль, вокруг своего центра. Образовывалась небольшая воронка. Еще одна точно такая же росла метрах в двадцати левее.
  - Они повсюду!
  - Узнайте, что в столице? - выкрикнул Андройлов куда-то в сторону. - Есть связь?
  - Да. Сейчас!
  - Они... эти воронки... агрессивны? - растерянно спросил Димка, дернув меня за рукав.
  Я молчал, глядя, как ближайшая окончательно оформилась.
  - Ну что? - нетерпеливо проворчал Андройлов, подбегая к связистам.
  - Они везде, - ответил молодой офицер. - И в Дэмиуле, и на других уцелевших базах. По всей планете... Их миллиарды... точнее, сотни миллиардов...
  - Что же это за грязь такая? Лучше бы сразу сдохли, ей-богу!..
  - Уберите оружие, кретины, - тихо сказал я, прижав тело Дианки к груди. - Вы когда-нибудь поймете, что не все в мире создано для убийства?
  Меня никто не услышал. Только Димка неподвижно стоял радом. А они продолжали выдвигать из бронемашин пушки, разбивать на подразделения сотни десантников для атаки, поднимать в воздух эскадрильи истребителей, заряжать, нацеливать, готовиться к бою...
  - Уберите оружие!!! - что было мочи заорал я. - Уберите оружие! Уберите! Уберите! Уберите...
  - Глупцы... - услышал я слабый голос Башанова, ковыляющего ко мне. Старик сильно припадал на одну ногу. - Глупцы...
  Сначала остановился Андройлов, размахивающий руками перед каким-то рикамцем. Писатель посмотрел в мою сторону и неожиданно, отшвырнув ногой генераторный блок для стационарной лазерной установки, уселся прямо на камень, неуклюже обхватив коленки руками. Борода его за стеклом шлема совсем поникла. За ним начали бросать карабины другие офицеры. Пилоты выключали энергоцепи своих кораблей и выпрыгивали из кабин. Десантура недоуменно морщила лбы, а патлатый Альбин орал в передатчик отбой тревоги.
  Люди устало вздыхали и садились на камни. Со стороны вся эта картина, наверное, напоминала коллективное помешательство...
  Первый блуждающий серпантин неторопливо выплыл из воронки и затрепетал, изгибаясь своим длинным лоснящимся телом. Существо будто принюхивалось. Здесь был непривычный для него мир. Без синих самумов.
  - Ёлки моталки, - только и сказал Андройлов.
  Из соседней воронки выплыл следующий серпантин. Спустя минуту из всех, расположенных на плато, конусов искривленного пространства начали появляться незваные гости с холодной планеты Оласия, которых никто даже не считал разумными.
  Из динамиков посыпались панические крики на разных языках, прерываемые помехами:
  'Они появляются!'
  'Смотри!'
  'Змеи какие-то летучие!..'
  'Я откуда знаю - стрелять или нет?!'
  'Висят, дрыгаются... и всё!'
  'Whirles... and flying snakes...'
  'Кажется, это ленточки с одной из рикамских планет...'
  Ближайший серпантин свернулся почти в шар и вдруг, распрямившись, двинулся в мою сторону. Димка вскрикнул и сделал шаг назад.
  - Не бойся, - сказал я, аккуратно опуская тело Дианки на ровный камень. Тарабов, кажется, так и не понял, кому были адресованы два этих слова - ему или мертвой девушке. Я и сам толком не знал.
  Серпантин подлетел ближе и завис над головой Дианки. От колыхания воздуха под ним, ее волосы затрепетали.
  Все смотрели на действия странного существа затаив дыхание.
  Мы были совсем рядом. Я узнал его - именно это существо однажды открыло мне путь к Земле из синей песчаной преисподней. Ну что же, приятель, вот мы снова встретились. Видишь, как все плохо получилось. Нам нечем вас угостить, все отравлено. Вы, честно говоря, решили заглянуть в гости слегка не вовремя.
  Мне показалось, что блуждающий серпантин вздохнул. Печально и в то же время как-то странно... беспечно, что ли.
  И воронки начали поворачиваться своими жерлами к небу. Пространство в них все быстрее и быстрее скользило по спиралям, захватывая воздух. Туман огромными клубами влетал в центры крутящихся вихрей. Вокруг взметнулись тучи пепла, мусора, каких-то мелких ошметков. Песок, пыль, земля, водяная крупа перемешивались с рвущимся вниз небом. Настоящий ураган налетел сверху, хлопнув воздушной волной по поверхности планеты. Люди хватались кто за что успел, падали, прикрывая руками голову, прижимались к почве, втискивались в расщелины между камнями. Тех, которые не сумели вовремя зацепиться, волокло по замысловатым орбитам, то поднимая ввысь, то впечатывая в землю. Бешеные порывы ветра ломали деревья, вздымали волны океанов, вышибали стекла в домах, переворачивали машины и корабли, сносили мусорные свалки, стегали по горным хребтам, выметали щебень из каньонов...
  И посреди этого хаоса извивались серпантины. Недалеко друг от друга - метрах в двадцати-тридцати.
  Они перегоняли через воронки всю атмосферу Земли. Туман, пепел, радиоактивную воду и почву, зараженный вирусом воздух...
  Я лежал между двумя большими валунами, подмяв под себя Дианку и Тарабова. Над спиной бушевала самая масштабная буря, которую когда-либо знала наша планета. Я думал, как странна и абсолютно непредсказуема жизнь. Это ведь они - блуждающие серпантины - оставили цифру '2899', последнюю в ряде дат на эскизе да Винчи. Могучая цивилизация, передавшая нам штришок из будущего. Никто не принимал вьющиеся ленточки всерьез: летают в своих холодных аквамариновых песках, вроде не трогают никого, и пусть.
  Они тоже не вмешивались в наши дела. Стерли бы амисы нас с лица Вселенной, или сами бы мы друг друга зашвыряли ядерными бомбами - да плевать им было. Кто знает, сколько они за время своего существования повидали таких полусапиенсов, как мы?
  И вдруг сначала один устанавливает контакт со мной. Там в их суровом мире. Мало того, он помогает мне. Почему? Потому ли что я сказал ему то самое слово: 'человек'? Не знаю. А теперь они преподносят дар, на который мы не могли рассчитывать даже в самых смелых своих мечтах. Очищают наш маленький, третий от солнца шарик. Дают нам еще один шанс. Опять же - зачем? В знак благодарности за то, что мы сумели наконец-то опустить оружие и не попытались начать самое излюбленное наше занятие - уничтожение? Бред. Они настолько перегнали всех нас вместе взятых в развитии, что им, по большому счету, все равно.
  Но, в таком случае, какова же причина?
  Нам не понять. Мы - заигравшиеся на краю крыши небоскреба младенцы. Злые и жестокие, как все дети. Странные и крайне удивительные, как все люди.
  Сумеем ли мы принять этот, скорее всего, случайный дар?..
  Ураган стихал.
  Я почему-то без особого изумления смотрел, как Дианка поднимает веки. Понимание приходило медленно. Оно прорывалось сквозь вязкую пучину догм и опостылевшей логики, кристаллизуясь не в мозгу, а где-то между легкими... Иногда - не нужно спрашивать, не стоит копаться в причинах, выискивая объяснения следствиям. Хотя бы один раз в жизни надо уметь достойно принять дар. Случаен он или нет - не важно.
  Ветер замер над оживающей планетой.
  Воронки сжались и исчезли, втянув в себя ленты серпантинов. Все, кроме одной - ближайшей.
  Дианка чуточку виновато улыбнулась мне. Мол, прости, что умерла. Жадно втянула прозрачный воздух и стянула с меня шлем.
  - Это рай? - прошептала она, проведя ладошкой по моей заросшей щетиной щеке.
  - Почти. - Я молча перевернулся на спину и лег рядом.
  Димка стоял ко мне лицом и держал в вытянутой руке свой шлем. Он недоверчиво глядел на отражение в изогнутом стекле.
  - Что это? - тихонько спросил пацан, так и не решившись повернуться.
  - Это солнце, Димка.
  - Оно... красное?
  - Да. Я же говорил тебе, что во время заката очень красиво.
  Вытирая слезы, мальчишка медленно обернулся.
  Багряный диск, чуть приплюснутый по горизонтали, завис между поломанных бурей деревьев. Заливая всю поляну золотом, он дрожал в редкой сеточке далеких перистых облаков. Пылинки сверкали акварельными искорками в застывшем воздухе. Без белесого тумана. Без липкого пепла.
  Где-то чиркнула по зыбкой тишине птичка своей высокой трелью. Спокойствие летнего вечера текло в легкие чистым, словно перекаты горного ручья, потоком.
  - Оно не такое, как разлом, - тихо сказал Димка. - Оно... теплее.
  Вдруг он принялся с яростью сдирать с себя скафандр. Отбросив в сторону запачканный комбинезон и тяжелые ботинки, Тарабов, оставшись в одних шортах, с радостным криком поскакал вперед, перепрыгивая с одного камня на другой.
  - Солнце! - орал он, подбегая к ошеломленному Андройлову. - Гляди, как красиво! Солнце! Солнышко!..
  Выбирающиеся из укрытий люди поворачивались к мягким лучам - щурились и часто моргали, пытаясь с непривычки смотреть прямо на заходящее светило.
  Неподалеку, привалившись к гусенице перевернутой на бок бронемашины, сидел Башанов. Он прислонил затылок к стальному сегменту и смотрел своими помутневшими сиреневыми глазами вверх.
  Я, оставив Дианку любоваться закатом в обществе нашего ненаглядного писателя, подошел к старику и присел рядом на корточки.
  - Давным-давно это было... я служил в армии, - сказал Башанов, даже не взглянув на меня, - у нас был один интересный полковник. Когда какой-нибудь солдат или сержант напивался так, что не мог идти, и опаздывал из увольнения, то полковник спрашивал, в каком положении его нашли: головой к нашей воинской части или ногами. Если головой, то он прощал виноватого, приговаривая: 'Да нажрался. Но ведь лицом к части упал. Старался, шел'. Но ежели ногами, то 'губа' солдату была обеспечена. 'Мало того, что нализался, как скотина, - неистовствовал полковник, - так он еще и в самоволку намылился!'
  Я усмехнулся.
  - И у нас считалось зазорным падать головой к части, - продолжил Дмитрий Суликоевич. - Солдаты и сержанты готовы были на 'губе' отстоять, но не прослыть при этом подмазами к командирам. Так повелось. Так вот сейчас, Костя, я впервые упал к части головой. Кончился задор. Никогда теперь уже не пойти мне в самоволку... Ты прости, что не уберег я ее. И не ругай. Я сам как-нибудь, ладно?..
  Я не нашелся, что ответить старику на это. Неловко похлопал его по плечу и отошел прочь.
  Андройлов расписывал Дианке, как теперь она сможет закончить настоящую школу и выбрать любую профессию. Димка носился босиком по камням, цепляясь к каждому офицеру и радостно вереща.
  Я прошел мимо них. К оставшемуся серпантину, про которого в суматохе все забыли.
  Он неторопливо переливался кольцами в спокойном воздухе, вися в полутора метрах над большим обломком внешней обшивки крейсера. Рядом вращалась темная воронка.
  Хотелось что-то сказать, и я уже открыл рот, но тут он вдруг свернулся в клубок и быстро скользнул вглубь искаженного пространства к своим синим пескам. Я так и остался стоять с отпавшей челюстью.
  Вот и все. Им не нужна благодарность. Они просто сделали подарок и ушли.
  Но притягивающие взгляд спиральные завихрения не сжимались, продолжая висеть передо мной. Воронка будто ждала чего-то, лениво кружась... Ждала, ждала...
  И вдруг я понял, что там - в ее манящей глубине. Стоит сделать пару шагов, и я окажусь в малометражной однокомнатной квартире, где спит подгулявшая жена в обнимку с любимой плюшевой игрушкой. И я не пойду в Интернет-кафе. Я схвачу ее на руки и побегу прочь от дома, который вот-вот взорвется, погребя под собой сотни человеческих жизней. Я унесу Наташку от смерти! А потом... потом... Вдруг я осознал, что совершенно не знаю, что будет потом.
  Воронка ждала, медленно вращаясь. Скрывая за собой запутанную петлю прошлого.
  Там, за гранью, память играла по своим правилам, которые ничто не могло нарушить. И никто. Даже всесильные серпантины. Потому что она беспристрастна, как документальное кино...
  Шторм терзал холодные скалы, и мой братишка сбрасывал сандалии, чтобы броситься в неравную схватку с водой. Он был уверен в своих силах, ведь уже полгода занимался плаванием... Я могу вернуться и туда. Остановлю его, потреплю по голове и уведу прочь от берега. Без обид и пререканий, конечно, не обойдется, но разве существует цена человеческой жизни? Есть ли эквивалент?! Можно ли заменить мгновения счастья, дни тоски и метаний, терпкие годы старости?..
  Воронка безмолвно ждала, отменив пунктирные границы времени и ледяные пустоши расстояний.
  За ее тончайшей плевой резались в го Бендана с друзьями, девочка Майя в смешном беретике бегала вокруг своей мамы и весело хохотала...
  Воронка терпеливо ждала.
  Передернув плечами, я оглянулся. Сумерки. Солнце уже почти село, лишь плавный его горб еще виднелся между изломанными стволами деревьев. Силуэт Дианки четко отпечатался в моем сознании, как на фотопленке. Она весело помахала мне рукой и крикнула что-то неразборчивое.
  Воронка ждала.
  Я вспомнил лицо женщины, которую я все-таки успел узнать, прежде чем тот заметенный снегом пустырь навсегда исчез из моих снов. Вспомнил ее улыбку, ласковые прикосновения, такое знакомое тело. Вспомнил ее глаза.
  Только она сумеет меня по-настоящему простить.
  Обязательно сумеет.
  Только она.
  Как в замедленном кино, я сделал тягучее движение. Темный вихрь за моей спиной дрогнул, недоуменно сжимаясь. Я глубоко вздохнул и быстро пошел вперед, ускоряя с каждым шагом бег киноленты.
  Мне больше не нужно ваше могущество, тайнственные серпантины! У меня навсегда останутся запутанные лабиринты памяти, в которых нет власти даже у вас. Там, в этих извилистых коридорах, живут мои близкие, любимые, мои друзья. И я не могу спасти их. Неужели вы забыли, странные гости с планеты синих самумов, то слово?.. Я - че-ло-век.
  А в человеческой памяти нет места всевластию. К счастью ли, к сожалению? - не важно.
  Воронка сжалась в точку и растворилась.
  Пусть никто никогда не узнает, что я оставил позади. Это только мой выбор.
  
  * * *
  
  - Я стану знаменитым, - поучительно подняв указательный палец вверх, сообщил мне Андройлов, когда я подошел к нему. - Теперь я настрочу такой роман, что все писатели локти свои съедят от зависти.
  - Андройлов, все хотел спросить... э-э... Как тебя зовут?
  Его борода настороженно встопорщилась.
  - Самуил. А что?
  Я аж хрюкнул со смеху. Следом, по-детски зажмурившись, принялась хихикать Дианка.
  - Чего тут комичного? - взвился писатель. - Сейчас же перестаньте паясничать!
  - Строчи свой роман, - процедил я, пыжась, чтобы снова не заржать. - Строчи, Самуил Андройлов.
  Дианка обняла меня за шею, а я схватил ее на руки и слегка подбросил вверх. Девчонка завизжала:
  - Ой! Негодяй, ты теряешь мое равновесие!
  - Не волнуйся, - успокоил я, вдохнув теплый вечерний воздух, - оно непременно найдется.
  Она улыбнулась, хитровато посмотрела на меня своими серыми глазками и прошептала в самое ухо:
  - Ну как, не тяжело держать на руках двоих?
  
  
  Самара - Москва
  Июль 2002 - май 2004
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"