По просторному пустому коридору редакции литературного журнала 'Наши таланты', все время оглядываясь, шагал глубоко уязвлённый неопытный автор. Он словно покидая тонущий корабль, искал выход из сложившейся ситуации, разглядывая свои дрожащие ладони.
'Убил бы Иуду, убил бы ей-Богу... вот этими самыми руками! - сквозь зубы, злобно процедил он. - Я так больше не могу! Одно и тоже черт его дери...Приходите завтра... приходите завтра..
Очутившись у входной двери молодой человек шагнул на улицу и наотмашь, с размахом, громко захлопнул массивную створку. После посмотрел наверх и помахал стиснутым кулаком в закрытые плотными шторами окна на втором этаже ненавистного ему дома.
- За что я тебе плачу ?! Крохобор! Наперсточник!! Предатель братства тружеников настоящего искусства... - громко прокричал начинающий автор в адрес редактора.
Затем он резко развернулся и, разговаривая сам с собой, не глядя под ноги, пошёл прочь по безлюдному вечернему проспекту.
- Чёрт его подери! Этого сатрапа. Опять меня зарезал. Без ножа... одними словами... в самом центре города... на глазах у всех,- спотыкаясь об выступающие камни мостовой, обиженно чертыхался мужчина. - Настоящий истинный враг... палач творческих людей... безыдейный ковыряла... других слов не найти. Это уже ни в какие ворота не лезет!
Раздосадованный автор сейчас особенно трепетно прижимал к телу чёрную кожаную папку с новым рассказом, бережно поглаживая рукой по истёртой поверхности.
- Сам-то, наверное, и строчки в жизни не написал... павлин надутый, - категорично высказывался начинающий писатель. - То же мне оценщик... незаменимый эталон. Можно подумать, что он своим поверхностным суждением смог сразу разглядеть мою идею, задумку, так сказать... сумел распознать, исследовать полёт моей души?! Иссохший бумажный червь, уверенный в своём исключительном убеждении превосходства над моим трудом... моим гением!
Споткнувшись ещё раз, мужчина едва не растянулся на дороге, но сумел сохранить равновесие, пробежав вперед несколько шагов. Оглянувшись назад, он посмотрел на покрывало скользких жёлтых листьев, прикрывавших неровности мостовой, и у неопытного автора тут же возникло ощущения, что это не случайность, что сама судьба, подставив подножку, таким образом обнажила правду, которую он раньше не замечал. Мужчина наконец-то осознал, что это невидимый им сейчас, ненавидимый редактор, виноват в случившемся. Этот стилистически нудный ограниченный правилами человек своими нравоучениями намеренно мешает ему взлететь к вершинам успеха, подставляя подножки неуёмной фантазии автора.
-Он попросту издевается, убивая во мне творца..- задумавшись, произнес измученный придирками начинающий писатель. - Копается в моей гениальной индивидуальности, как в своем кармане... Специально, чтобы побольнее уколоть, смотрит на меня из-под толстых линз своих очков, как на недоразумение, как на ничтожество! И это на меня... на человека с академическим образованием!
Мужчина задыхался от злости, ему не хватало воздуха, и он чувствовал себя ограниченным и беспомощным, как, наверное, чувствует себя муха, накрытая сверху стеклянным стаканом. Чувство трагической безысходности холодной гранитной плитой сдавило грудь и обиженный автор резким движением руки ослабил петлю модного узкого галстука,продолжая рассуждать.
-Сижу слушаю, слушаю этого дурака с дипломом битый час, денег ему даю, а он: 'мне кажется эта ваша фраза 'моя любовь - дрожжей закваска, как свежевыпеченный хлеб... ' совсем мимо... Неужели вы не слышите. как резонирует?' -нервно произнёс он.- 'Это, как бы помягче выразиться, совсем не к месту, как-то глупо звучит. Лучше ко всем чертям уберите это сравнение. Послушайте меня, мой друг...' - вспоминал сегодняшний разговор мужчина. - 'Ну, нельзя так беспардонно описывать неожиданно возникшее чувство любви. Истинное искреннее чувство - это же не процесс брожения или пищеварения... и ваше сравнение в рассказе побуждает аппетит у читателя не к чтению, не к сопереживанию настоящих душевных мук,а извините меня, к оценке качества еды.
Подумайте ещё мой дорогой... придумайте что-нибудь посвежее, я уверен, у вас есть в запасе достойные сравнения'.
- Да где им взяться?! - чуть не плача, по-детски обиженно вскипел автор, остановившись посреди дороги... - Ведь скальпелем режет... по-живому... под микроскопом.
Чувство уязвлённого самолюбия разгоралось в нём всё сильнее, превращая голову в горящий костёр.
- Вторую ночь не сплю... всё сравниваю и сравниваю. В который раз приношу рукопись этому изуверу, а он мне: 'у вас любовь это то... да не то. Просто представьте, какая дама вам поверит, ежели вы совершенно не к месту вставляете 'настырное журчанье чувств', а то ещё хуже 'утробное молчанье сердца'. И не надо так злиться и переживать... Работайте мой друг... работайте... и всё у вас получится.' Да что он знает о работе? Об этой каторге, - распалялся в бессильной злобе начинающий автор. - Сидит у себя в уютном кабинете, текста вымарывает, всё самое лучшее изничтожает, душе вздохнуть не даёт, да точки с запятыми расставляет. Не работа, а сплошной прибыток. Какой это труд?! Нахлебник самый что ни на есть. А меня, кормильца, ни в грош не ставит. Деньги заберёт, в трубочку скатает - и в стол. Приходите завтра, мой дорогой, скажет и всё... будто я их печатаю!
Автор опустив вниз плечи весь сжался. У него попросту не хватало зла на весь мир. Но зато ураган мыслей обиженного писателя сметал всё на своём пути. Он тяжело дыша, шёл домой топча и притоптывая ногами попадающиеся по дороге увядающие листья, как разъяренный бык в гневе, набрасывался на каждого, кто попадался ему под руку.
Первым испытал на себе мощь и силу авторского слова случайно-подвернувшийся дворник на Кузнечном мосту, который сметал листья не на обочину, а в середину дороги. И не различавший пути начинающий писатель, споткнувшись, занырнул в самую гущу большой кучи опавших листьев, буквально утонув в них и чуть не свернув себе шею.
Далее, через два квартала, были удостоены внимания и прослушали целую лекцию работники артели опытных каменщиков, которые ловко выкладывали новую кирпичную кладку, перекрыв сквозной проезд, соединяющий два двора, не так как надо.
И напоследок даже безобидный соседский рыжий ласковый кот, получил хлесткого пинка ногой под зад и громко взвизгнул у самого порога входной двери в дом.
В общем, автор был в ударе. Вернувшись домой, он, как бурный свежий ветер, ворвался в свою комнату,сел к столу, взял ручку, чистый лист бумаги и... стал ждать. Фантазия молодого человека фонтанировала и бурлила свежими идеями, но яркие образы не находили выхода застревая где-то далеко, как в засорившейся водосточной трубе. Даже появившиеся на бумаге два новых слова - 'надо работать', - были трижды перечёркнуты, и смотрелись исключительно одиноко посредине листа. Так и просидел начинающий писатель в кресле два часа, положив руку под подбородок, неподвижно, как мумия, выпучив глаза, напрягая память и воображение. Он с поразительным упорством смотрел в окно, чего-то выжидая и разглядывая попавшую в паутину засохшую бабочку, которая своим видом напоминала ему его же измученную литературными изысканиями душу. По итогу так и не найдя новых изящных форм в лабиринте собственных сомнений, мужчина прошёл к кровати и не раздеваясь, лёг и заснул. Ворочаясь на смятом одеяле с боку на бок он стонал. В похожем на глубокую тесную яму сне ему было темно и неуютно. Автору мерещилось, что он усердно вырезает тупыми длиннющими ножницами из бумаги все тридцать три буквы алфавита, смешивает их с мукой, а потом, у раскалённой печи, печёт из получившегося теста хлеб. Аромат свежеиспеченного каравая пропитывал необычное сновидение, и у писателя в ожидании шедевра обильно выделялась слюна.
- Как вы могли использовать такое сравнение? Любовь, как свежевыпеченный хлеб... - От неожиданности мужчина вздрогнул, услышав во сне знакомый до боли голос. Это был вопиющий с неба глас редактора с нотками божественной праведности. - Потрудитесь найти что-нибудь посвежее... это же вам любовь, а не закусочная....
Вспотевший автор тут же проснулся и опрометью кинулся к столу. Но взяв в дрожащую ладонь ручку, не смог вспомнить нужного, пришедшего во сне, и обратно, как в забытьи, пошёл к кровати. И только уже под самое утро проснувшись в чудном озарении, выпив чашку крепкого кофе, с уверенностью и даже как-то покровительственно-достойно он смог заново переделать отмеченные и перечёркнутые редактором места.
- Мы вас, батюшка, уже полчасика ждём-с,- встречая редактора, с милой улыбкой произнёс начинающий писатель. Обычно неуверенно переступающего с ноги на ногу человека, ожидающего приёма возле редакции, было не узнать. Довольный автор искренне и широко улыбался.
- Помарочки все исправил-с, - с глубоким почтением произнёс он, подобострастно вглядываясь в глаза своего редактора. - Всё как велели. Буковка к буковке... А какие формы нашёл... ммм... залюбуешься. Рассказ сразу зазвучал. Чувствуется кураж, вызов, напор... Я знаете, даже не удержался и название поменял. Теперь мой рассказ называется... - Мужчина гордо осклабился, приподнял подбородок и с пафосом в голосе произнес: - 'Пурпурный закат бушующих страстей!'
'Да-а. Не талант, - огорчённо подумал редактор. - Все мои труды насмарку'.
- Ну что ж, проходите, поработаем...- насилу скрывая чувство досады, сдержанно сказал он автору , протянув руку к приоткрытой двери.