Захотела однажды Баба Яга украсть себе девочку. Ох, как захотела! Долго она выбирала, кого бы ей себе утащить, летала и над полями и над лесами, и над лугами и над долами, и даже в город залетала, и выбрала себе, наконец, девочку, Акулину. Больше всего она ей понравилась. Акулина со всей деревни коров пасла, и сколько бы раз Баба Яга мимо нее не пролетала, она все среди своих коров стоит, да либо по сторонам куда глазеет, либо в носу ковыряется.
И вот налетела однажды Баба Яга тучами черными, да ветром порывистым, полнеба собою заволокла, хлынула на землю проливным дождем, наклонилась из своей ступы до самой земли, подхватила девочку, кинула себе в ноги и взмыла вместе с нею над синим лесом, только пыльный вихрь после нее и остался. Засмеялась Баба Яга громким голосом и полетела к себе домой, похохатывая, да верхушки деревьев посшибывая. А звери да птицы лесные как заслышали, что Баба Яга к себе домой возвращается, так сразу же все кто по своим норам, а кто по гнездам попрятались - кто его знает, чего еще Баба Яга от своего хорошего настроения вздумает выкинуть, лучше уж заранее себя да своих малых детушек обезопасить. А коровы Акулинины с перепугу поразбежались, кто куда, и многие из них так и пропали: кто в болоте утоп, кого медведь задрал, а кто в чужую деревню вышел, да новых хозяев себе нашел. И даже самая любимая Акулинина корова Милка, всей семьи их единственная кормилица и поилица, не расставалась с ней Акулина ни днем, ни ночью и даже спала с ней вместе, прижавшись к ее теплому боку, и та пропала. И пошла тогда вся деревня искать своих коров с Акулиною. Исходили они все леса да поляны, излазили все овраги да болота, да нашли только двух-трех коров, которые побоялись далеко в лес уйти. До самой глубокой ночи продолжали они поиски, да так ни с чем домой и вернулись. Родители же Акулинины, отец с матерью, братья да сестры ее, целых три дня искали Акулину с Милкою, и сколько они ни звали их, сколько ни кликали, никто им не отозвался; даже косточек Милкиных белых или платочка Акулининого синенького - ничего они не нашли. По всему, сгинули они в болотах топких да холодных, никогда они друг с дружкой прежде до этого случая не расставались, и, видать, и погибнуть им выходило вместе.
А Баба Яга прилетела к себе домой веселая да счастливая, да с развороту так лихо приземлилась перед своей избушкой, что чуть насмерть не перепугала задремавших было на солнышке филина и кота: филин так просто головой об угол стукнулся, а кот даже с лица побледнел; и долго еще после этого случая на всякий шум с неба испуганно вздрагивал и жалобно смотрел вверх. Вытащила Баба Яга из ступы чумазую и зареванную Акулину и говорит коту с филином: "Прошу любить и жаловать!" На что кот, не ожидавший от себя такого страха и унижения, только плюнул в сердцах на землю и ушел за избушку; филин же, хоть и больно ему было, все равно, очень обеспокоился появлением здесь девочки и особенно тем, какое участие принимала в этом Баба Яга, и решил остаться, чтобы посмотреть, чего будет дальше: как Баба Яга будет себя с нею вести, что будет ей говорить и что Акулина будет ей отвечать. А Баба Яга проводила Акулину в избу, усадила на лавку, дала ей серебряное блюдечко да наливное яблочко поиграться, а сама пошла, воды наносила, баньку истопила, Акулину вымыла, выпарила, нарядила ее в рубаху из тонкого полотна да в сарафан из толстой холстины, заплела ей косу алыми лентами, накормила жирными щами да блинами масляными, да спать уложила, да шуметь никому не велела! А кот смотрит на все это, да только фыркает: и чего это, мол, возятся с ней, как с малым ребенком; а филин-то, ох, ненавидит он Акулинку, ох, завидует он ей; а Баба Яга все видит, все примечает, да только посмеивается: не даст она Акулину в обиду, помощницу она себе взяла, лапушку, а там глядишь, бог даст, ученицу и наследницу, тьфу, тьфу, тьфу, не к обеду, смерть, будь помянута, от глаз отойди, от спины отвали, к медведю уйди.
Назавтра разбудила Баба Яга Акулину пораньше и показала ей всю ее будущую работу: печь да кочергу, ухваты да чугунки, ведра да коромысла, лопату да грабли. И стала Акулина жить у Бабы Яги, до света вставать, со звездами ложиться. Хозяйство-то, правда, у Бабы Яги не ахти какое большое, но все равно: избу прибери, двор подмети, воды наноси, дров наколи, печь растопи, щи да кашу свари, Бабу Ягу накорми. И хоть работой ее Баба Яга не мучает, все одно, горюет Акулина, что нету у нее теперь дома ее родимого, нет деревни ее любимой, нет речки быстрой, нет дорог широких, нет полей и лугов привольных, нет подруг и товарищей ее верных, нет братьев и сестер ее родных, нет родителей ее, хоть злых и крикливых, нет Милки ее любезной.
И вот однажды полола Акулина в огороде грядку и вдруг почувствовала, что вдруг кто-то как навалится на нее всей своей тяжестью, да давай ей прямо в ухо ее сопеть, да своим горячим языком ее облизывать. "Ну, все, - думает Акулина, - сейчас съест". Решила она, что это кто-то из гостей или из знакомых Баб Ёгиных - у-у, нечисть проклятая! - а она теперь пропадай тут себе, погибай, ни за что, ни про что, за одно только знакомство Бабки Ёжкино. И так горько, так обидно Акулине сделалось, что села она прямо на грядку, закрыла лицо руками и заплакала горько-горько. А чудище-то все сопит, да лижет ее, да вдруг как замычит страшным голосом, подняла Акулина голову, смотрит, а это Милка ее любимая! Целый месяц добиралась Милка до Акулины, путь-дорогу сердцем ведала да чутьем чуяла: шла она лесами дремучими да трясиной болотною, и в звездную ночь и в холодный дождь, от волков серых спасалася, от медведя косолапого хоронилася; шерсть у нее на боках вся повылезала, свалялась и висела клочьями, и остались от нее только два больших страшных рога, да два больших черных глаза. Посмотрели они друг на дружку, обнялись и заплакали: по дому своему родимому, по воле своей негуляной, по судьбе своей безрадостной, и полились их слезы горючие по их потемневшим от горя и времени лицам, прожигали их огрубевшие руки и копытушки, и лились во сыру землю, а мать-сыра земля она всех приласкает, всех приголубит.
Вышла Баба Яга на порог посмотреть, кто это там у нее за избушкой плачет: стоит, руки об фартук вытирает, да посматривает: сощурилась Баба Яга, не понравилось ей, что Акулина с Милкой встретились, ну да ладно, сейчас пока пусть вместе поревут, а там видно будет.
И сидели они так вместе до самого позднего вечера и даже Баба Яга их более не беспокоила, потому, как все-таки понимала, что родная душа и в беде помогает и в горести спасает, а Акулине все ж-таки трудно сейчас здесь одной, так пусть хоть пожалится, горемычная, вволю, пусть поплачется, сколько ее душе угодно. И просидели они так до самых до первых звездочек, до самой до ночной росы, прижавшись друг к другу, дрожа вместе и согревая друг дружку своими жаркими боками, и даже кот с филином им не мешали.
Разрешила Баба Яга остаться Милке жить вместе с Акулиною. И стали они с тех пор неразлучные, как две былиночки, ходят повсюду вместе, помогают друг дружке, заботятся друг о друге, но работу свою исполняют справно, потому, как не любит Баба Яга, чтобы у нее в доме без дела бы шлялись, кверху животами бы лежали, да хлеб даром ели; потому и работала Акулина на совесть, чтоб Баба Яга на них косо не смотрела, а Милка ей во всем помогала. А как работу свою сделают, сядут рядышком отдыхать. Милка положит ей свою голову на колени, полижет Акулине ее руки уставшие, а Акулина погладит ей шерстку ее горячую, да песню споет:
Ой, твои побитые копытушки,
Ой, твои поломанные ребрышки,
Ой, да твоя буйная головушка,
Ой, да твой холодный, востр-булатный нож.
И все об одном да о том же у них мысли, все об доме, да об воле, да о том, как бы им убежать отсюда - да отсюда не убежишь. Баба Яга за ними зорко следит, да и кот с филином, ее верные слуги и помощники, глаз с них не спускают, за каждым шагом ихним следят, каждое слово ихнее подслушивают, да обо всем докладывают Бабе Яге, и на помощь чью-либо надеяться тоже нечего, тут не то что человек, а даже звери и птицы эти места проклятые за версту обходят. И решила Акулина у кота с филином хитростью выпытать, как можно отсюда спастись, а может быть даже и у самой Бабы Яги, и вот говорит она однажды Бабе Яге: "Бабушка, а отчего здесь никогда ни зверь лесной не пробежит, ни птица вольная не пролетит, ни человек, хоть заблудившийся, не пройдет?" - "И-и-и, милая, - отвечает ей Баба Яга, - я и сама не знаю, чего зверю лесному да птице вольной меня бояться, а вот что до человека касательно, то это действительно, невозможно ему через этот лес пройти. Ежели, правда, у него дело какое до меня есть, то тогда еще может быть лес его и пропустит, да и то, смотря какое дело - а ежели просто так, без дела шляется, то ни в жизнь не пройти. Я ведь и то удивляюсь, как это Милка твоя сюда жива-целехонька добралась". Бросилась Акулина к Милке, обхватила ее руками за шею и потащила к лесу; увидела Милка, что ее к лесу тащат, стала упираться изо всех сил, замотала головой, замычала дурным голосом; стала Акулина плакать, ласкать ее, уговаривать, но Милка только стоит, да головой мотает: не хочет она больше в лес идти, видно, много страху ей там пришлось натерпеться. Поняла Акулина, что не выбраться ей отсюда через лес вместе с Милкою, а оставить Милку здесь одну она ни за что не согласится, так что приходилось ей придумывать что-либо другое. Бросилась она к коту: "Котинька-коток, железный коготок, белый зубок, мертвый глазок, скажи мне, а отчего здесь никогда ни зверь лесной не пробежит, ни птица вольная не пролетит, ни человек, хоть заблудившийся, не пройдет?" А кот ей говорит: "Акулинушка, да разве я чего знаю, это все Баба Яга, чего хотит, то и вытворяет. А я зверь подневольный, что мне скажут, то я и делаю". Хитрит кот, все знает, не хочет Бабу Ягу выдавать. Она тогда к филину: "Филя-филин-лопушок, бархатный кожушок, скажи мне, а отчего здесь никогда ни зверь лесной не пробежит, ни птица вольная не пролетит, ни человек, хоть заблудившийся, не пройдет?" А филин испугался, взлетел на ель, да и вертит оттуда головой в разные стороны, мол, как будто бы ничего и не произошло. "Ну, гад, - думает Акулина, - ты у меня еще дождешься!" А сама опять к коту; знает, что многое у кота можно выведать, только вот как к нему подступиться, да с чего начать. Знает Акулина, что учится кот колдовать - да, да, по-настоящему, правда, всерьез его затеи никто не воспринимает, Баба Яга так просто над ним смеется. Разве что вот только филин - вот он действительно с чрезвычайной серьезностью отнесся ко всем его начинаниям; но и он в скором времени перестал обращать на него какое-либо внимание, потому как у кота дальше шуму и треску дело никогда не шло; а улетал он себе лучше в ближайший лесок, чтобы там на досуге полакомиться вкусными и свежими птенчиками.
А учился кот летать. Залезет он, бывало, на какую-нибудь сосну повыше, поколдует, поколдует там чего-нибудь, как будто бы по Бабки Ёжкиному или там еще по какому-нибудь, да вдруг как кинется оттуда сломя голову вниз; ну, метра два он еще пролетит, а потом как пойдет ветки да листики сшибать, да со всего маху как стукнется об дерево какое-нибудь, да либо в кусты куда-нибудь влетит, либо в траву зароется. А филин-то лишь презрительно фыркает, глядючи, как кот встает с земли весь в траве да в соринках, весь разбитый да расцарапанный; а сам-то ведь все равно всякий раз замирает со страху, когда кот на дерево лезет - а ну, как получится?!
Но зато у кота очень здорово получалось превращать разных там всяких птичек друг в дружку и во всевозможных маленьких зверей. Вот заметит он, к примеру, какую-нибудь заблудившуюся в лесу у Бабы Яги птичку - хлоп! и превратит ее в белку; ведь ему для того, чтобы ее превратить в кого-нибудь, достаточно только в ладоши хлопнуть; вот он и лежит себе под деревом, да в ладоши похлопывает. А птичка-то на всем лету как свалится на ветку белкой, уцепится за нее когтями изо всех сил, мотает головой во все стороны, со страху ничего понять не может, как это она в белку превратилась? - а кот, знай себе, все в ладоши похлопывает, то в белку, то в лягушку ее превращает. Замучает ее, бедняжку, до невозможности, доведет до слез; а сам потом встанет да уйдет, и дела ему до нее никакого больше нету, хоть она там потом со страху сама себя бояться будет; ходит себе довольный да улыбается: "Эх, мол, хорошо поколдовалось!"
И стала тогда Акулина все ходить вокруг кота, все высматривать да выведывать, что да как, да как это у него получается, да самой, самой у него учиться, чтобы вырваться поскорей отсюда на волю. Много ли, мало ли времени прошло, а научилась Акулина у кота колдовать, летать она, правда, у него не научилась, потому, как кот и сам не очень-то хорошо летал, а вот превращать птичек в разных зверюшек и наоборот, это у нее получилось.
И вот, наконец, решила Акулина бежать. Накануне Баба Яга как раз прихворнула маленько и сегодня после обеда решила прилечь отдохнуть; филин улетел в ближний лесок молодыми птенчиками полакомиться; а кот ушел за избушку, да ходит там - руками размахивает, сам с собой о чем-то разговаривает, видать, опять к полетам готовится. Отвела Акулина Милку на зады, погладила ее, чтобы она не волновалась, поцеловала, попросила быть смелой и решительной, хлопнула в ладоши и оборотила Милку в воробья. Взвился воробей над Баб Ёжкиной избушкой и запорхал над ближайшим деревом, поджидая там Акулину. А Акулина вошла в избушку, где спала Баба Яга, увидела у порога метлу, схватила ее, прыгнула на нее верхом и вылетела на ней в окошко, которое, благо, как раз было открыто об эту пору по случаю духоты. Проснулась Баба Яга, бросилась к окошку, завопила, заголосила: "Ах вы, Ироды проклятые! Прозевали, упустили девчонку! Со всех шкуру спущу!" Баба Яга из окошка орет, кот вокруг нее бегает, весь белый, как полотно, филин с перепугу что есть мочи из леса летит - да что теперь поделаешь?
А метла-то с Акулиною как пошла ветки да листочки сшибать, а Акулина-то ничего поделать не может, не умеет она еще метлой управлять. Вцепилась она в нее крепко, до невозможности, так, что даже пальцы у нее побелели, а метла-то то под самые облака залетит, то оттуда чуть ли не на самую землю свалится, а иной раз так взбрыкнет, что только держись - хочется метле скинуть с себя непрошенную наездницу, да самой на волю вырваться, но не может ей Акулина этого позволить. Целый день метла ее так мучила, и только под вечер научилась Акулина помаленьку ею управлять, и полетела к своему дому. А Милка уже давно от нее отстала; первое время она еще, правда, пыталась за ней держаться, ну да нечто за метлой угонишься, и она полетела домой, где, уже ближе к вечеру, они и встретились. Обернула Акулина Милку снова коровою, поставила метлу за дверью в сенях и вошла в хату. Ох, и крику и шуму тут было, расспросов и разговоров, шутка ли, ведь почитай целый месяц Акулины дома не было. А ничего не рассказала им Акулина про Бабу Ягу, сказала, что напугали ее волки, и проплутала она с Милкой по лесу целый месяц, пока к дому вышли. На том и порешили.
А у Бабы Яги незнамо что творится. Кот с филином тише воды, ниже травы ходят, а сама Баба Яга совсем слегла, уж очень сильно ее расстроил побег Акулины; лежит она на своей лежанке чуть живая, пар от нее так и валит, разве что только не помирает.
Полежала Баба Яга, да видит, что делать нечего, надо новую метлу колдовать, а то кто она без метлы - ни ведьма, ни колдунья - так, не знамо что. Собралась Баба Яга с силами, встала и пошла в лес. Наломала веток на помело покрепче да подлиннее, сломила на древко орешник длинный да толстый, принесла в избу, связала из них метлу и поставила ее у окна. Хорошую Баба Яга метлу сделала, крепкую, сильную, такую только впору молодой Бабе Яге. Да только чтоб она настоящей метлой стала, надо еще много чего поделать. Стала Баба Яга вспоминать, как она свою метлу колдовала: всего только один раз в жизни колдовала она метлу, когда еще совсем молоденькою была, когда еще только начинала свою жизнь Бабой Ягой. И все-то она позабыла! Полезла Баба Яга за печку, достала оттуда свою колдовскую книгу, которую уже, наверное, целых триста лет не доставала, стряхнула с нее вековую пыль да паутину, протерла влажной тряпкой и положила на дубовый стол. Раскрыла ее Баба Яга в том месте, где про метлу написано и стала читать. Прочитала она и пригорюнилась: нелегкая работа ей предстояла: целых три ночи кряду должна она будет варить колдовское зелье и читать по книге колдовские заклинания, чтобы колдовство свершилось и метла ожила.
Погоревала Баба Яга, поохала, да пошла воду носить, дрова рубить, котел мыть, да все что там еще нужно делать.
Ближе к вечеру поставила Баба Яга свой самый большой чугунный котел в печь, налила в него колодезной воды и стала кидать в него колдовские снадобья, все как в книге ее колдовской написано: и лягушачьи лапки и сушеных мышей, и черных пиявок и змеиные головы, и щепки полусгнившего гроба и куски истлевшего савана и даже кровь некрещеного ребенка, что давно уже хранилась у нее в плотно закрытой, маленькой бутылочке в одном укромном месте, про которое даже кот с филином не знали - положила побольше дров и стала ждать.
Ровно в полночь закипело колдовское зелье. Вынула Баба Яга его из печи и поставила на стол. Да вдруг заметался, затосковал кот ее верный, замяукал истошным голосом, поднялась на нем шерсть дыбом, и бросился он вон, подальше от этого страшного места; и филин вслед, за ним потянулся, только этот далеко не улетел, а уселся на ближайшей ели, да в ветвях ее спрятался, чтоб самому все видеть, чего дальше будет.
И стала Баба Яга колдовать: произносит она свои колдовские заклинания, водит над котлом руками, подсыпает в него какие еще нужно снадобья, да следит, чтобы не ошибиться, потому, как если она ошибется хоть один только раз, придется ей все начинать с самого начала. А варево-то ее булькает, кипит, не перестает - теперь уже какою-то своею внутренней колдовскою силою; да цвет свой меняет: то на красный, то на зеленый, то вдруг прозрачным сделается, что девичья слеза, то густым да черным, что смола черной ночью, то бушующим пламенем полыхнет оттуда, то золотым снопом искр рассыплется, а то густым туманом по избе расползется, да ядовитым духом голову начнет дурманить. А тут еще и новые напасти на нее навалились: старые Бабы Ёги, те, которые давным-давно уже умерли, явились, чтобы помешать ей колдовать метлу, да еще всякой нечисти с собой прихватили: и покойников, и вурдалаков, и василисков, и нетопырей - да разве Бабу Ягу этим испугаешь, она сама кого хочешь испугает. Как набросились они все на Бабу Ягу, стали визжать, кричать да улюлюкать ей прямо в самое ухо, под руки ее пихают, за подол тащат, зубы скалят, за волосы ее дергают, щиплются, царапаются - и все потому, что если какой-нибудь из этих умерших Баб Ёг удастся каким-либо образом помешать ей оживить метлу, то тогда нынешняя Баба Яга вынуждена будет умереть, а мертвая Баба Яга сможет заново родиться на земле молоденькой Бабой Ягой и попытаться самой сколдовать себе метлу. Вот и мешают они ей изо всех сил: в лицо ей сопят, зловонным дыханием на нее дышат, покойников ей под самый нос суют, да и сами Бабы Ёги страшны как покойники: кожа на их лысом черепе натянулась да высохла, а на теле-то ее местами кое-где и вообще нет, платье истлело и висит все клочьями, страшные седые волосы пожелтели да спутались. Но стоило только блеснуть первому лучу солнца, как исчезло все это нечистое воинство. Повалилась Баба Яга на лавку и заснула мертвым сном. Но лишь только наступила полночь, встала Баба Яга и опять принялась творить свои заклинания, мешать зелья и подсыпать снадобья, и опять явились умершие Бабы Ёги со своими приспешниками, и опять мешали ей всю ночь колдовать, и опять она с ними справилась, и опять с первыми лучами солнца они все исчезли, а она завалилась спать. Совсем обессилела Баба Яга, ведь за все это время у нее во рту маковой росинки не было, и думала она, что к третьей ночи не встанет. Но вот наступила третья ночь. В эту ночь Бабе Яге надо было не только правильно колдовать и отбиваться от нечисти, но и следить за метлой: как она начнет оживать, да от пола отрываться, тут-то и надо не прозевать и успеть ее ухватить, а то улетит метла в окошко - и поминай, как звали, все колдовство коту под хвост пойдет, иди тогда снова в лес, ломай себе новую метлу, да начинай все сначала.
Ох, и набросились же в третью ночь на нее все эти умершие Бабы Ёги! Щиплются с удесятеренною силою, а Бабе Яге хоть плачь, даже защитить себя не может; книгу у нее из рук вырывают, сор да пепел на страницы сыплют, поленьями в нее кидаются, да так больно, в спину-то как вступит! - а Бабе Яге даже повыть некогда. А уж когда метла зашевелилась, тут уж они всем скопом на нее набросились: стали ее от котла теснить, золу из печки в глаза ей сыплют, рот истлевшим саваном затыкают, дышать не дают. А метла-то уж заподпрыгивала! Увидела Баба Яга, что метла к окну подскочила, исхитрилась, вывернулась от них, вскочила на нее верхом и вылетела вместе с ней в окошко.
Вернулась Баба Яга только под вечер, вся черная от усталости. Вошла, поставила метлу у двери, теперь уже прирученную и послушную, легла и больше не вставала. Не стало Бабы Яги, исчезла она, испарилась. Кот с филином оборотились в лесную мышь да в летучую, а избушка с тех пор так и осталась стоять в лесу одна-одинешенька, новой Бабы Яги дожидается.
А Акулина пожила дома три денечка, дали ей эти три денечка отдохнуть да отоспаться, а там уже надо было опять идти коров пасти. Милка уже давно ее в стаде дожидается. Подумала, подумала Акулина, взяла свою метлу, пошла на задний двор, села на нее верхом и улетела. Поплакали, погоревали ее родители, да стали жить дальше, у них и без нее дел хватает.
И стала Акулина ведьмою. Улетела она в лес, нашла себе пустующую избушку, завела себе кота с филином, и стала там жить настоящей Бабой Ягою. И в одно прекрасное утро внешность Акулины, то ли от колдовства, то ли еще от чего, неизвестно, самым чудесным образом изменилась: нос у нее вытянулся, стал длинный, тонкий, и на конце его выросла большая, огромная, черная, волосатая бородавка и она стала чудо до чего хорошая Баба Яга.