Оверчук Алексей Николаевич : другие произведения.

Armanenschaft

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст не вычитан. Сил нет. За дельные замечания буду благодарен.

ARMANENSCHAFT

   Алексей Оверчук
  
  
   В эту подлую полночь лило как из ведра, а холод настырно лез под фуфайку.
   И действовал закон подлости, по которому именно в такую пору человеку обязательно надо работать на улице. И перенести или отложить дело невозможно.
   Выйдя с Курского вокзала человек не пошел, как все нормальные люди в метро, а пропал в темных подворотнях. Я чертыхнулся.
   Какого хрена?! Он проверяет: нет ли за ним слежки? Ну, есть она. Я слежу. Ему от этого легче все равно не станет. Пришлось оставить автомобиль и нырнуть в бандитскую черноту переулков. На ходу я выкинул в мусорный бачок недоеденный бутерброд. Оттуда тотчас с аппетитом зачавкало.
   - Однако! - сказал я сам себе, удлиняя шаг.
   Я нагнал его через минуту и держался поодаль стараясь не греметь ботинками. Как говорил мой инструктор по оперативному искусству: никогда не смотрите на объект слежки. Человек обязательно почувствует ваш взгляд и еще неизвестно за кого он вас примет: за пидора или за маньяка.
   Я старался действовать по правилам, но пока косился по сторонам, фигура вновь пропала в темноте. Нагло шмыгнул под ногами темный комок шерсти. Отчего сердце йокнуло и собралось выскочить через горло. Спокойно, спокойно. Это кошка или крыса. Из передач Би-Би-Си о живой природе тебе должно быть известно, что эти представители земной фауны никогда не бывают вооружены. Зато оружие есть у тебя и это тебя все должны бояться. Ну, чего взять с несмышленых тварей, которые по наивности своей сами не знают насколько ты коварен и опасен? В общем я себя уговорил и успокоился.
   Позади отчетливо прошуршали шаги. Я замер, но повернуться на шум не успел. В мой стриженый затылок уперся ствол. За годы службы мне к затылку приставляли самое разное оружие. От револьверов 22-го калибра до берданок 16-го оружейного "размера". А к горлу разве что хер не прикладывали. А так всякое бывало: от ножей и вилок, до тесаков и даже бензопилы. Поэтому-то мой затылок сообщил мне, что не происходит ничего необычного.
   Испуганное стадо мурашек пробежавшее по спине мгновенно подсчитало: калибр оружия никак не меньше двенадцати миллиметров.
   Такие пули никогда не делают в голове аккуратных дырочек, а сносят всю голову на фиг. Если он настроен серьезно, то хоронить меня будут в закрытом гробу.
   - Не двигайся, - послышался приглушенный голос.
   - Больно надо, - ответил я послушно.
   - Только не говори, что ты за мной следишь. Это меня не обрадует, - при этих словах ствол чуть надавил на затылок.
   - Нет, я просто люблю темные московские переулки.
   - Бандит что ли? - вопрос был задан с некоторым интересом. Настороженность в голосе незнакомца пропала.
   - Можно сказать и так, - согласился я, - Мою профессию люди воспринимают по-разному.
   Поскольку рук я не поднимал, у меня была возможность осторожно протиснуть правую ладонь под левую подмышку, нащупать холодную рукоять пистолета и снять его с предохранителя.
   - Ну, вот ты меня нашел и что хотел сделать? - этот гад уже надсмехался надо мной, - Только давай быстрей, меня ждут важные люди.
   - Ничего необычного.
   Я выстрелил через пиджак. С легким всплеском морского прибоя человек упал в лужу. Скажете стрелять этак вот нечестно? А где вы видели честных ментов? Особенно, когда дело идет о жизни и смерти? Как говорил мой учитель: когда перед настоящим оперативником встает выбор: поступить благородно или жестоко, он всегда поступит подло. И никогда не проиграет.
   Шутка.
   Дождь внезапно кончился. И звезды высыпали гурьбой, посмотреть что случилось. Скорее всего они разочаровались.
   Человек лежал запрокинув вверх руки. Лица на нем не было. В смысле его физиономию пуля разбила вдребезги.
   Я поднял трость с набалдашником в виде собачьей головы. Неестественно удлиненная морда и остроконечные уши. Блеснули два рубиновых глаза.
   Так вот что он приставил мне к затылку. Я-то думал - ствол. Нажав на один из глазков набалдашника - из трости выскочил тонкий язык лезвия. У меня вырвался вздох облегчения. Значит мои действия можно квалифицировать, как самооборону.
   Я обшарил труп и нашел медальон красного золота с изумрудной змеей, кусающей себя за жопу... в смысле за хвост. Это именно то что мне нужно. Одев украшение на шею, я достал из внутреннего кармана убитого документы и бегло их полистал. Ничего необычного. Если не брать в расчет, что паспорт Египетский, а с фотографии смотрело обычное европейское лицо. В книжицу, помимо визиток, была вложена стопка железнодорожных билетов. Парень катался по стране из конца в конец. Ладно, потом разберемся.
   В кармане убитого жалобно запищал телефон. Только этого мне не хватало!
   Прямо мобила неизвестного солдата.
   - Да, - ответил я осторожно в трубку. Откуда мне знать на каком языке и как говорить?
   - Вы уже в Москве? - поинтересовался радостный голос.
   - В районе Курского, - ответил я.
   - Чудесно! Мы вас ждем.
   Телефон снова заснул.
   Так. Планы меняются на ходу и рвут штанишки от широты шага. Теперь мне придется прикинуться этим парнем. Ох как неохота лезть к фанатикам. Но что делать? Иначе смерть этого подонка окажется напрасной.
   Я кинул труп в мусорный бак. Оттуда тотчас аппетитно зачавкало. Ноги сами унесли меня с огромной скоростью прочь. Однако! - звенела мысль, - Надо бы вызвать ОМОН и провести зачистку этих мусорных баков. Что за дела развелись в московских подворотнях?!
  
   Вы думаете я всегда таким был? Черта с два. Даже детский дом, отсутсвие родителей и наличие глумливых учителей не смогли меня испортить. Потом я прилежно заучился на историческом факультете. Не хуже других цитировал Цветаеву, читал Чехова, тискал томики Толстого. Ездил добровольцем на раскопки в Крым. В общем жил обычной развеселой жизнью студента. Судьба потихоньку налаживалась. У меня появилась Ирина. Уже обозначились контуры будущей счастливой семьи.
   Потом некие подонки убили мою невесту Ирину. Я оставил пыльную историю седым профессорам и занялся современной наукой. Стал курсантом Высшей школы МВД. Был лучшим выпускником. И по сей день работаю оперативником на Петровке, а заодно пытаюсь найти этих ублюдков. Я верю, что когда-нибудь обязательно найду их. А пока приходится заниматься побочными делами вроде этого. Сказать по правде, я не хочу, как многие сотрудники служить в милиции двадцать пять лет, чтобы выйти потом на пенсию с нервным тиком, обосранными идеалами и микроскопической пенсией. Мое первейшее дело - поймать убийц Ирины. А там - я с радостью напишу рапорт об отставке.
  
  

ГЛАВА

   Человеческая история всегда поражала меня своей неистребимой склонностью к сексуальным извращениям, пролитию крови, мазохизму и предательству. С тех пор, как два миллиона лет назад египетский Бог Хнум создал на гончарном круге человека и его двойника "ка" - ни хрена ведь не изменилось.
   Когда-то давным-давно, когда человечество не изобрело еще велосипеда, а гадить ходило по ближайшим кустам, юного Ганимеда похитил верховный бог Олимпа Зевс.
   Для чего понадобилось изобрести настоящую спецоперацию.
   Божество вызвало в резиденцию "блаароднаго" орла и поставило ему боевую задачу. Птица выследила прекрасного юношу на виноградных грядках. И сочла это самым благоприятным моментом для похищения.
   Прекрасный Ганимед, облаченный только в набедренную повязку состригал виноградные гроздья в корзину, курлыкал под нос непристойную песенку и не знал, как круто изменится его судьба. Неподалеку лежал пузом кверху отец Ганимеда. А мать с остальным семейством хлопотала по хозяйству дома.
   Орел кинулся с небес почище истребителя, схватил юношу и принес на Олимп. Никто ничего не видел. Кроме вездесущих бабулек, которые и в те времена исправно шпионили за всем человечеством.
   Зевс приспособил прекрасного Ганимеда для своих извращенческих утех. А чтобы остальные боги не роптали, сделал его для отвода глаз своим личным виночерпием. Но как всегда бывает: дворцовые интриги, слухи, вопли о приличиях, все такое, женщины вмешались, настучали, пристыдили и Зевс отправил Ганимеда на небо. Чтобы тот поработал созвездием Водолея. А заодно туда же был отправлен и орел-похититель. Этими созвездиями они работают до сих пор. Кому-то - миф. Кому-то жуткая извращенческая история.
   Потом была прекрасная Елена. Богиня возмездия Немезида, родила ее по плану Зевса исключительно для того, чтобы людишки передрались меж собой и стало их меньше.
   Затем у христиан родилось поверье, будто Господь, сойдя на Землю уже застал там человека. В тяжких трудах и заботах добывал тот свой хлеб. И тогда сжалился Господь сотворил в помощь человеку женщину. Но стало только хуже. Теперь человек вынужден был батрачить не только себе на пропитание, но и на шмотки, шубы, украшения и разную технику для женщины. Причем женщине с каждым разом требовалось все больше и больше. А о нравах - и говорить нечего. Раньше были только пидарасы, а тут появились еще и лесбиянки. А от этого пошли и зоофилы. Плюнул Господь и ушел опять на небо.
   Мораль: в некоторые процессы и эксцессы даже Господь предпочитает не вмешиваться. За него это приходится делать уголовному розыску. Поэтому я считаю, что самое важное изобретение человечества - это уголовный сыск. А что делать, если даже боги совершают преступления? Если вы посмотрите на человеческую историю глазами оперативника перед вами предстанет череда нескончаемых преступлений, а то чего и похуже.
   Мне же по душе египетский бог Тот. Именно он научил человека письменности. Дабы древние оперативники могли вести протоколы следствия и дознания.
  
   Через полтора часа, преодолев с матюками вечерние городские пробки, я припарковался у метро "Коломенское". Дальше предстояло пройти в парк с таким же названием и отыскать здание родом из 18 века, которое уже третье столетие без передыху работало церковью. Рядом располагался приземистый амбар не менее старый и родовитый. В амбарном полу, человек знающий, мог легко отыскать люк, (он в дальнем углу) за ним темная винтовая лестница вела в старинные подвалы. Тут и обосновалась секта "Хнум".
   Из кустов вынырнул мой агент Вадик. Этот человек обладал незаурядными и я бы даже сказал гениальными способностями. Все неприятности, которые только могли происходить с человеком - обязательно доставались Вадику. Причем все до одной. Как он оставался до сих пор жив, обладая таким даром - являлось для меня большой загадкой.
   Познакомились мы довольно оригинально. Его пригласила к себе домой одна девушка, которая по нашим картотекам числилась под кличкой "Сэйра". Эта барышня вместе с подругой Соней занималась грамотной разводкой эстетствующих любителей женского тела.
   С будущими жертвами Сэйра предпочитала знакомиться на выставках живописи и в музеях. Где вечно толкутся пожилые и молодо-наивные представители мужского пола в поисках интеллектуально-волнительной девчатины подходящих размеров и внешности.
   После необходимых и глупых ритуалов с розами, свечами и бутылкой вина Сэйра просила привязать ее к кровати, взять плетку, ну и так далее. Когда необходимые приготовления и половой акт заканчивались, в квартиру вваливалась прикормленная бригада милиционеров с Соней во главе. Бедолагу вязали за изнасилование совершенное с особым цинизмом и жестокостью. С клиентов выбивали огромные деньги за прекращение уголовного дела. Порой люди продавали последнее. Становились бомжами. Стрелялись и вешались. Сами понимаете с такой статьей им в камере все равно не жить. После этого все кругом спрашивают: почему в народе падает интерес к высокому искусству: живописи и скульптуре?
   Вадику повезло еще меньше.
   Перед тем как появилась милицейская бригада туда наведались киллеры одной из жертв. Криминалисты потом устали считать количество отверстий, которые натыкали в Сэйре пули от автомата Калашникова. Вадику пришлось отвечать не только за изнасилование, но и за убийство. Так мы с ним и познакомились. Быстро разобрались что к чему и Вадик с испуга никогда не пропадал теперь из нашего поля зрения. В знак признательности он всегда нам помогал. Тем более, что подобного рода злоключения сыпались на него постоянно.
   - Они собираются принести очистительную жертву богу Хнум, - воровато сообщил Вадик словно речь шла о краже мешка картошки.
   - Кто это? - спросил я, чтобы Вадик не сошел с ума от образованности московского уголовного розыска.
   - Бог который создал человека и его двойника "ка".
   - А что такое "ка"?
   - Я же говорю - двойник человека.
   - Его мы тоже арестуем, - заявил я уверенно.
   - Вряд ли, - усомнился Вадик.
   - Ты не веришь в могущество родной милиции?
   - Он же двойник, бестелесный, невидимый, - напомнил агент.
   - Тем хуже для него. Ты прокурорские или милицейские отчеты о раскрываемости читал?
   - Нет, а что?
   - Там не мало таких же бестелесных бандитов, которые совершили виртуальные преступления. Но понесли наказание по всей строгости и даже больше.
   - Очковтирательство! - присвистнул Вадик.
   - Очковтирательство, - сказал я веско, - Это когда на допросе берется чье-то очко и мазь "финалгон"... Ладно, не будем углубляться в подробности, - тряхнул я головой, - И что за жертва?
   - Человеческая, очистительная, - он нервно засмолил сигарету.
   - Почему просто не выпить по такому случаю? - задумчиво проговорил я,
   - Зачем сразу кого-то резать?
   - Ритуал такой. Древний, - пояснил агент.
   - А зачем этому Хнуму кусок мертвой девушки?
   Вадик вздохнул:
   - Ну, ты же знаешь историю: для божества, чудовищ и драконов - это любимое лакомство.
   Я хмыкнул:
   - А меня всегда укоряли и стыдили, что пить просто водку - это нехорошо. Ладно, пошли посмотрим.
   Я сунул руку в карман. Прохладная сталь пистолета Стечкина приятно прильнула к ладони.
  
   Дверь амбара отрыли после замысловатых ударов Вадика: три быстрых стука, пауза, потом еще два раза. Из-под капюшона уперлись в нас два подозрительных глаза.
   - К кому? - поинтересовалась личность бесцветным и очень даже отрешенным голосом.
   - К сельскому старосте, - ответил Вадик.
   - Почему вода течет вниз? - огорошил вопросом голос из-под капюшона.
   - Потому что ей стыдно, - быстро проговорил Вадик, не дав моему сознанию свалиться в ступор.
   - Заходите, - дверь распахнулась.
   Нас провели к напольному люку и мы завинтились по лестнице вниз. Капюшонный человек остался сторожить дверь. Поднялась навстречу гадкая чернильная темнота и тишина с могильной сыростью. Должно быть совсем рядом проходили подземные воды Москва-реки.
   - Кто такой этот староста? - спросил я шепотом.
   Вадик чуть приостановился и я наткнулся на него.
   - Царевич Каапер. Известный феллахам, как "Сельский староста". Это он основал тайную секту бога Хнум.
   - Твою мать! - просипел я, - Ты столько знаешь, что мне будет жалко если тебя убьют. Как ты их нашел-то?
   - С девушкой познакомился. Она и привела, - из темноты донеслось приглушенное хихиканье Вадика и наши шаги вновь застучали по лестнице.
   Ступеньки неожиданно кончилась. Из открытой двери мягко хлынул в лицо приглушенный электрический свет. В проеме возникла фигура в знакомой черной накидке с глубоким капюшоном. До чего они любят все эти мрачные причиндалы.
   - Кто вы?
   Вадик приложился губами, туда где скрывалось под накидкой ухо и кося в мою сторону что-то затараторил жарким шепотом.
   - Заходите, - оттаявшим голосом проговорил человек в накидке, - Писец бога Хнума вас ждет.
   Я вздрогнул, но вовремя вспомнил, что слово "писец" означает здесь скорее "писарь", а не наше всем привычное понятие.
   Вновь потянулись каменные коридоры с гирляндами тусклых лампочек по стенам. Коридор раздваивался, мы сворачивали в очередной рукав и после очередного поворота я понял, что никогда уже без посторонней помощи не смогу найти обратной дороги. Мы молча шагали по каменному полу за человеком рясе и мысленно я ругал себя, что ввязался в это дело не известив шефа. Меня ведь запросто могут убить в этих подземельях, а мой начальник подумает будто я ушел в запой. Искать меня не станут, как минимум до следующей зарплаты. Она как раз через неделю. А вот когда я не приду получать вторую получку, вот тогда они забеспокоятся по-настоящему: не случилось ли чего? Потому что в Московском уголовном розыске даже мертвые приходят за денежным довольствием.
   От этой несправедливой мысли стало тоскливо. Впрочем, настоящие герои всегда неизвестны публике, а то и оболганы.
   Навстречу раскрылся обширный зал. Обстановка переменилась. Со стен сочились кроваво-красным египетские иероглифы. Словно рассеченные топором раны. Кое-где плясали языки факелов. Древние боги Египта с головами животных и птиц смотрели на меня с укоризной, уж они-то достоверно знали об истинной цели моего визита.
   У гранитного алтаря с очистительной жертвой, в виде пятидесяти килограммов женского тела, стоял раскинув руки страшного вида жрец. Его черное лицо горело от золотых иероглифов. Глаза имели кошачий зрачок. А вместо ногтей круто загибались когти.
   Свои пошатнувшиеся нервы я успокоил тем, что такой макияж с когтями можно запросто купить в любом магазине детских игрушек. Но как жутко выглядит, а? Театралы, да и только.
   - Поднялся Бог к горизонту своему. Царь этого мира удалился в небеса и соединился с солнечным диском, - вещал жрец.
   Вокруг него стояли полукругом несколько десятков человек в рясах. Одни держали в руках золотые свитки, другие серебряные чернильницы с вороными перьями. Я мысленно сравнил количество своего боезапаса с количеством людей и немного загрустил. Даже, если выделить на каждого по одному патрону - счет все равно окажется не в мою пользу.
   Мы встали чуть поодаль толпы. Никто даже головы не повернул в нашу сторону. Жрец продолжал вещать.
   - На этом свете нет праздных слов! Говорил писец фараона Хапи. Поэтому писцов хоронили рядом с фараонами. А фараонов рядом с богами. Назначьте мне заупокойных жрецов. Установите мне заупокойное владение - поля перед моим пристанищем. И мы установили свои поля в Коломенском. И да будет так.
   Служба прервалась. Жрец отыскал нас глазами, приветственно кивнул, и двинулся в нашу сторону. Люди со свитками, чернилами и перьями обступили жертву на алтаре и принялись разрисовывать нагое девичье тело золотыми иероглифами. Девушка никак не реагировала на прикосновения. Наверное ее накачали наркотиками, - подумал я.
   - Рад, что ты приехал к нам, брат Рамзон, - сказал священник распахивая объятия. Это имя показалось мне чертовски знакомым и я вовремя вспомнил, что именно так звали убитого мной человека. Я с готовностью принял объятия жреца и его похлопывания по моей спине.
   - Сейчас ты увидишь, что и здесь проводятся теперь такие же богослужения, как и на нашей исторической родине в Египте.
   От этих слов повеяло могильным пафосом профессионального служителя культа. Я молчал, не зная что говорить.
   - Как доехал, брат Рамзон?
   - За мной следили, - ответил я. Вдруг убиенный успел позвонить и сообщить о слежке?
   Кошачьи зрачки жреца расширились:
   - Нам не привыкать к преследованиям. Это только закаляет нашу веру. Праведных и благочестивых преследовали во все времена.
   - Это верно, - кивнул я, чтобы поддержать разговор. Вадик незаметно толкнул меня кулаком в спину. Даже ему показалась странной моя неразговорчивость.
   - Хороший зал, иероглифы такие, настоящие, - начал я неуверенно, - Храм что надо. Веет древностью, прям, как у нас в Египте.
   Вадик закатил глаза и сделал шаг в сторону, точно он пришел не со мной.
   - Неизвестно, где и как возникла Египетская письменность, - начал рассказывать жрец заученным тоном лектора.
   - Вполне возможно, что в Египте, - пробормотал я и учтиво кашлянул в кулачок.
   - А вы проницательны, - он саркастически меня оглядел и продолжил, - Мы предполагаем, что у шумеров.
   - Однако, у шумеров нет ничего подобного, - снова возразил я, как самый начитанный опер на свете.
   - Молодой человек, просто египтяне переиначили все на свой лад. У них другой строй речи и материал для письма.
   - У арабов, европейцев, китайцев - тоже разный строй речи, - Однако их каля-маля - вполне ничего, схожи. Египтяне же почему-то предпочитали рисовать. Но не просто рисовать, а одни иероглифы были у них как буквы алфавита, а другие - имели символическое значение. С чего бы?
   - Да вы правы, египетская грамота считается самой сложной в мире.
   - Китайцы обзавидовались, - подтвердил я.
   - Но почему наши египетские предки предавали такое значение письму? - неожиданно спросил жрец.
   Это экзамен, - сверкнула в голове тревожная мысль.
   - Египтяне считали, земную жизнь слишком короткой, никчемной и быстротечной. В равнении с загробной вечностью. А потому не стремились к чему-то такому - что оставалось бы на века. Разве что пирамиды-гробницы.
   - Хорошая у тебя трость Рамзон, - перепрыгнул на новую тему жрец. Причем я так и не понял: правильно ли я ответил только что или провалился? Но на всякий случай сделал шаг назад: вроде как показать трость во всей красе. На самом деле я уже изготовился к драке и выбирал оптимальную дистанцию. Вадик вообще пропал где-то за колоннами.
   Я оперся на трость и скрестил ноги:
   - Очень удобная штуковина. Не правда ли?
   - Эта штуковина, - ухмыльнулся жрец, - Называется "Длинное перо Хапи", брат мой Рамзон.
   - Да, конечно, - я переменил позу.
   - В Египте первыми стали прятать клинки в бамбуковых палках. Дайте-ка ее сюда.
   Очевидно жрец думал, я не знаю секрета этой палки. В ожидании он вытянул левую руку. Краешком глаза я приметил, как раскрылась в изготовке его правая когтистая пятерня.
   - Пожалуйста, - я протянул трость концом вперед. Жрец ухватился за палку.
   - Письмо древних шумеров, - заговорил он, - Это как рубленые раны на теле человека. Если ты их, конечно, видел. Поражая врагов, воины Шумера говорили: "нанести письмена бога". Или "отправить богу послание". Клинок почитался - пером Господним. От них пошло египетское письмо. Египтяне развили и приумножили это искусство. Зачем ты убил Рамзона, подлый человек?
   Темнить было нечего. Я просто нажал на глазок набалдашника и тонкое лезвие со скоростью молнии вошло жрецу в подмышку. Он даже не поморщился и не отдернул руку. Только его зрачки невероятно сузились и мгновенно покраснели. В ту же секунду ко мне метнулась со стороны какая-то тень. Но раньше чем она меня накрыла в моей руке грохнул Стечкин.
   На пол спорхнула пустая ряса. А где же человек? Выпрыгнул из одежды?! Мне в руку вцепилась маленькая мохнатая дрянь, состоящая вся из клыков. Я завопил от боли и ужаса. Это было также больно, как любить нашу многострадальную родину.
   Жрец выдернул из моей руки трость. Перехватил ее за рукоять и клинок со свистом обрушился на мою голову. Я удачно исхитрился и подставил раненую руку. Лезвие очень чисто срезало пушистую тварь. Кто-то навалился сзади и сбил меня с ног. Падая ничком, я применил все тот же излюбленный прием. Выставил руку со Стечкиным за спину. Вновь громыхнуло оружие. И чье-то тело с воем отлетело в сторону.
   На спину я перекатился весьма вовремя. Жрец сделал новый замах клинком. Трижды полыхнуло огнем в моей руке и несчастного отшвырнуло к стене. Однако, я заметил, как еще в полете облачение жреца обмякло и на пол упала пустая ряса. Словом происходило в этом подвале черте что.
   Тут мне вспомнилось, что я пришел сюда не в пострелялки играть, а спасать человека. Среди прочих многочисленных достоинств Московский уголовный розыск славится и этим бесценным качеством. Особенно, когда человека приходится спасать от него самого.
   Вскочив на ноги я увидел, как между мной и телом девушки на алтаре выстроились в боевую линию люди в рясах. Только вместо свитков пергамента и чернильниц - в руках у них оказались топоры. Они неистово молились на каком-то тарабарском языке и явно накручивали себя для жестокой схватки.
   - Спокойно! - предложил я им альтернативный вариант, - Перед вами офицер Московского уголовного розыска! Объявляю вам арест и предлагаю сдаться!
   - Хнум велик!!! - завопили они хором и подняли топоры.
   - Не возражаю, - согласился я, - Но наше правосудие гуманней.
   С десяток топоров полетели в мою сторону. Я метнулся вправо и спрятался за колонной. Где же этот чертов Вадик? Позвал бы сверху помощь что ли. Неожиданно ноги подо мной разъехались на скользком полу и я упал. Вставая, оперся на что-то мягкое. И тут увидел своего агента. Он таращился на меня мертвыми глазами с распоротым горлом от уха до уха. Поскользнулся я на луже натекшей крови. Чертов жрец! - вспомнил я и опрометью откатился в сторону. Удар клинка пришелся по мертвому агенту, потом по каменной колонне, брызнули холодные искры. Я всадил еще три пули в темный силуэт и ряса вновь опала на пол. Клинок покатился по полу и я поспешно его подобрал. Как же мне арестовать этого неуловимого идиота, если на нем даже одежда не держится? Этак он прямо из кабинета следователя исчезнет.
   Выглянув из-за колонны я удостоверился, что безумный отряд вновь обзавелся топорами и бормотал очередную молитву.
   - Бла-бла-бла! - передразнил я, - Сдавайтесь на фиг, или я пожалуюсь генпрокурору Устрялову!
   - Хнум - это для тебя!!! - завопили они.
   Первый человек с края шеренги, вздернул топор над головой и побежал к телу девушки. Что мне оставалось делать? Я прицелился, как в тире и выстрелил вдогонку. Пуля ударила убийцу в затылок и он упал, проехав по каменному полу. Тотчас отделился от шеренги второй безумный и тоже кинулся на девушку с топором. Но и этого незадачливого убийцу пуля сразила раньше, чем он достиг цели.
   Все происходящее напоминало какой-то алогичный, кошмарный сон. За следующие две минуты я уложил таким образом десять человек. Они не обращали внимания ни на меня, ни на смерть. Стоило одному телу упасть бездыханным, как в атаку переходило следующее. Я перезарядил обойму. Где-то тут шляется главный жрец и его надо постараться взять живым. Иначе кто мне теперь поверит, что именно так все и происходило?
   Я выбежал из-за колонны на середину зала и огляделся. Девушке вроде бы ничего больше не угрожало. Все эти безумные ребята лежали вразброс не добежав до алтаря. В зале установилась тишина. Осторожно ступая среди трупов, я подошел к жертвеннику и остолбенел. Пригляделся к девушке и пришел в ужас. Пока я упражнялся в стрельбе по бегущим мишеням ее закололи в сердце. Я посмотрел на трость в своей руке. Готов биться об заклад: ее прикончили этим клинком. А на нем теперь мои отпечатки пальцев.
   Позади алтаря выросла тень. Я вскинул пистолет. Менее чем за секунду тень перешла в плоть. Передо мной стоял жрец.
   - Ты полный идиот, Лахман, - сказал он по-простецки. Словно мы расслаблялись в пивной. Куда девалась его напыщенное славословие, загадочные обороты? От неожиданности, я даже забыл в него выстрелить.
   - Один раз ты уже крепко нам помешал. И лишился своей невесты. Хотя погибнуть должен был только ты.
   - Что?!! - выдохнул я, и кожа на лице загорелась от волнения. Горло перехватило.
   - Что слышал, идиот. Твое неуемное любопытство портит тебе жизнь, ты не заметил?
   - Что ты сказал про Ирину?!! - закричал я на жреца и демонстративно взвел курок.
   - Брось, ты ради бога, свои дурацкие ужимки, - поморщился жрец, - Уходи со службы и живи спокойно. Мы не станем тебя трогать, обещаю.
   Он щелкнул когтистыми пальцами и на потолке загорелись стрелки, указывающие на выход из подземелья.
   - Что ты сказал про ИРИНУ??!!! - завопил я. Пистолет против этого подонка был бессилен. А значит бессилен оказался и я. Жрец ничего не ответил. Он просто ушел снова в тень и она растаяла без следа.
   Я помотал головой, чтобы прийти в себя.
   Прийти в себя не удалось. Словно мое сознание вышло из подвала вслед за жрецом. Ирина. Моя Ирина. Он сказал, что это они убили мою невесту. Но из-за чего? Почему? Когда она погибла в автокатастрофе, я не работал в милиции. Я занимался историей.
   Стрелки на потолке мерцали мягким светом, приглашая к выходу. Я выронил трость и она с жалобной стальной трелью покатилась по каменному полу. Пистолет полез на покой в кобуру.
   Черт возьми! Я найду способ схватить этого жреца и выдернуть из него душу вместе с признанием. От крови, ботинки противно липли к полу. Когда я вышел на воздух, красные метелки облаков старательно очищали небо для нового солнечного дня...
  

ГЛАВА

   - Лахман! - кричал мой шеф бегая по кабинету, - Ведь это же пиздец!!!
   - А вы что хотели? - невозмутимо спросил я и уселся за стол для совещаний. Осознание собственной правоты отметало все тревоги моего начальника.
   - Кошмар! Кошмар! Я хотел бы отделаться от тебя и как можно скорее! - полковник схватился своими мясистыми пальцами за голову и рухнул в кресло. Отчего оно крякнуло точно живое.
   - Они собирались убить человека, - насупился я.
   - Одного!!! Одного человека, Лахман!!! - шеф поднял палец, - ОДНОГО!!!! А ты скольких замочил при этом?!!!
   - Десятерых, - подсчитал я в уме.
   - Ты замочил десятерых, спасая одного! Как это понимать?!
   - Они оказались подонками.
   - Допустим. А потом что ты сделал?
   - Я вышел на улицу, вызвал Скорую и милицию.
   - Дальше?
   - Потом уехал писать рапорт.
   - Нет, что было перед тем, как ты уехал?
   - Какие-то подонки перегородили улицу и Скорая не могла проехать.
   - И что ты сделал? - допытывался шеф.
   - Все очень нервничали и я разрядил обстановку.
   - Ты разрядил обойму, Лахман! Обойму!
   - Велико ли дело, - пожал я плечами.
   - Ты разрядил обойму в машину заместителя мэра!
   - У него машина была все равно бронированная.
   - Какая разница!? Человек сейчас с инфарктом лежит в реанимации! По твоей вине. Это уже третьего покушение на этого чиновника за месяц.
   - Я-то тут причем?
   - А при том! Теперь он думает, что на него покушается Уголовный розыск!
   Я хихикнул:
   - Ну, он нас совсем за лохов держит. Если бы мы хотели...
   - МОЛЧАТЬ!!!! - шеф подскочил из-за стола, словно его выдернула дурная сила, - Молчать!!!
   Лицо моего полковника сначала покраснело, потом перешло в лиловый цвет. Так не далеко и до инфаркта. Надо бы предложить ему успокоительное. Но согласно приказанию я молчал.
   Шеф шумно выдохнул и снова уселся за стол.
   - Я прочитал твой рапорт. Скажи мне, Костя, все так взаправду и было?
   - Да, - я выразил на своем лице обиженное недоумение.
   - Хорошо. Перед твоим приходом я разговаривал со следователем прокуратуры, который занимается надзором за органами. Ну, ты понимаешь.
   - И что?
   - Они побывали в этом подземелье. Все осмотрели. Замерили, проверили, сопоставили, записали, провели вскрытия...
   - Я знаю, как работает следственная бригада, спасибо, - прервал я перечисления шефа.
   Он отмахнулся:
   - Ни хрена ты не понимаешь! Картина вырисовывается совсем другая!
   - Куда вы клоните? - насторожился я.
   - В тюрьму я клоню, - брякнул шеф, - Версия следствия с твоим рапортом - не сходится.
   Я молчал.
   - Вот что думает прокурор по этому поводу. Ты, - полковник вперил в меня палец, - Приехал на встречу со своим агентом Вадиком в Коломенское. Там вы нажрались и пошли искать: где бы отлить. Нашли этот долбанный подвал. Там тебя укусила собака.
   Я пощупал перевязанную руку. Рана действительно напоминала укус собаки.
   - После укуса ты сбрендил. Тростью с выкидным лезвием ты порешил своего агента Вадика.
   - Но-но! - я приподнялся.
   - Сиди! - приказал шеф и продолжил, - Очевидно, трость принадлежала Вадику. На беду в подвале оказалась эта группа идиотов с бабой. Они занимались там какой-то херней с элементами боди-арта.
   - Боди чего? - не понял я и подался вперед.
   - Рисовали на жопе этой бабы картинки.
   - А-а-а! - я снова откинулся на спинку стула.
   - По какой-то причине ты решил их тоже прикончить, - продолжил полковник, - Может они оказались свидетелями того, как ты убивал своего агента? Не знаю. Так вот расположение тел таково, что следователь пришел к выводу будто они старались защитить от тебя девушку и закрывали ее своими телами. А ты их хладнокровно расстрелял. В спину расстрелял. Они же не могли на тебя нападать жопой, правильно? Потом ты повалил жертву на алтарь и хладнокровно прикончил клинком в сердце.
   - Чушь какая-то.
   - Чушь - это твой рассказ. Тени, летающие пустые рясы. Пули не берут. А версия следователя самая логичная и житейская. Мне ли не знать эту долбанную жизнь?
   - Они пытались убить девушку, - настаивал я.
   - Ага, только у них это не получилось, - язвительно заметил полковник, - А на клинке, которым убили эту разрисованную барышню, чудесным образом оказались твои отпечатки пальцев. Даже кровавые следы от твоих ботинок говорят о том, что сначала ты прикончил агента, а потом пошел в атаку на этих парней.
   - И все-таки я настаиваю на своей версии.
   - Да на чем хочешь, настаивай, хоть на спирту, - с досадой махнул полковник, - Я тебе одно скажу, Лахман: знаешь почему тебя еще не арестовали и почему я до сих пор не придушил тебя собственными руками?
   - Любопытно.
   - Потому что мы никак не можем установить кто эти люди. Более того, у них нет отпечатков пальцев, нет никаких линий на ладонях. Такого не бывает. Ни у одного из трупов мы не нашли документов.
   - К своему рапорту я прилагал паспорт того египетского мужика, которого порешил возле Курского вокзала, - напомнил я.
   Шеф вздохнул:
   - Паспорт оказался обыкновенной подделкой. Мы прочесали все мусорки этого района. Но тела не нашли, - полковник развел руками, - Так что и тут ты оказался в двусмысленном положении. И потом: почему ты сразу не доложил мне о своем расследовании?
   - Времени не было, - буркнул я, окончательно сбитый с толку. Про Ирину и разговор со жрецом я решил не упоминать. А то шеф и вправду подумает, будто у меня на этой почве крыша поехала.
   - Времени позвонить начальству у тебя не было, а времени перестрелять и порезать двенадцать человек - оказалось предостаточно. Лахман, даже о времени у нас с тобой разные представления.
   Я окончательно сник и погрустнел. Шеф правильно истолковал мое состояние.
   - Иди, отдохни пару деньков. До окончания прокурорской проверки, ты пока числишься в штате.
   - Спасибо, - я встал из-за стола и со всей сердечностью пожал начальнику руку.
   - Только у меня к тебе огромная просьба, Костя, - нагнал меня голос шефа в дверях. Я обернулся.
   - Если соберешься кого-нибудь прикончить, то сообщи сперва мне об этом, ладно?
   - Я теперь шагу без ваших указаний не сделаю, - пообещал я.
   - Вот и ладненько, - удовлетворенный шеф плюхнулся на стул и краем уха я услышал, как позвякивает приготовляемая к употреблению посуда.
  
   Придя домой, я даже не подходил к компьютеру, а сразу же полез на антресоли за пыльными коробками. Я выкидывал их на пол и громко ругался матом. Коробки оказались пусты: все до единой. Десятки килограммов отчетов об исследованиях, научные дневники мои и моей невесты, старинные фолианты найденные при раскопках - все исчезло.
   Признаться я уже и забыл чего мы там исследовали, что записывали и чего искали. Но слова этого чумного жреца никак не выходили из головы: Ирина погибла из-за моих исследований. Да каких исследований, господибожемой?!! Чего я мог студентом исследовать такого важного?!!
   Я навестил холодильник на кухне и он поделился со мной парой бутылок пива. Напиток освежил горло. Пошла первая хмельная волна.
   Самое смешное: я даже приблизительно не могу определить, когда у меня украли все бумаги. Я не заглядывал в коробки со дня смерти Ирины. А прошло уже без малого десять лет. Чертов жрец. Мог бы и намекнуть, бросить хоть какую-нибудь завалящую подсказку.
   В прихожей заверещал телефон. Но я и бровью не повел. Наверняка номером ошиблись. Чего зря бегать?
   Телефонные вопли не смолкали. Наверное абонент на том конце набрал мой номер, сука, и повесился на проводе, - злобно подумал я и поплелся к аппарату.
   - ДА!!! - рявкнул я, как можно недружелюбнее.
   - Ма..да!!! - завопила трубка голосом шефа, - Еще раз будешь молча смотреть на телефон и ху..чить пиво, я лишу тебя связи. На кой хрен тебе аппарат поставили?
   - Я не знал, что это вы, - начал я извинительным тоном.
   - Лахман, ты меня в последнее время раздражаешь все больше и больше, а я между прочим с хорошей новостью звоню.
   - О качестве любой новости, у начальника и подчиненного всегда разные представления, - заявил я.
   - Дурак ты, - сказала трубка и плюнула в пустоту, - Люди, которых ты перестрелял, оказались пациентами одного подмосковного дурдома.
   - У них же нет отпечатков пальцев, как вы узнали, кто они?
   - Это уже мои заботы. Прокуратура помогла.
   - А как они вообще на воле-то оказались? Да еще без отпечатков пальцев?
   - Вот это тебе и надо будет узнать, - обрадовал шеф, - Обвинения с тебя снимаются. Завтра приступай к делу.
   - Но вы говорили про выходные, - напомнил я.
   - Зачем они тебе? Ты ведь в театры и кино не ходишь, баб к себе не приглашаешь. На фиг тебе выходные, Лахман?
   - Ну-у-у, - промычал я неопределенно.
   - Давай-давай, - поторопил полковник, - Тот дурдом между прочим описывал еще Булгаков в своем романе. Да ты не читал небось.
   - Да читал, - просопел я обиженно, - У меня, между прочим, весь сортир книгами завален. Присесть негде.
   - Вот и славно. С тех пор в той дурке всякие дурные дела творятся. Булгаков уже на том свете. Так что теперь твоя очередь этими делами заниматься, - шеф довольно хихикнул. Только тут я сообразил, что он уже изрядно набрался вискаря и теперь вовсю надо мной глумится.
   Хотя какая разница в каком состоянии отдается приказ: пьяном или трезвом? Устав на этот счет молчит. И выполнять приказание все равно придется.
   - Хорошо. Завтра начну действовать.
   - Молодец! - полковник чем-то там аппетитно булькнул и положил трубку.
   Я посмотрел на телефон и на всякий случай выдернул штекер из розетки. Вдруг ночью у шефа родится очередной приказ?
  
  

ГЛАВА

   Служа в милиции я с удивлением узнал: сколько же в нашей стране живет всяческих уродов. Их многочисленное разнообразие, классы, отряды, виды и подвиды поистине безграничны. Впрочем, этот богатый материал еще ждет своего исследователя и классификатора. Возможно, когда-нибудь такая книга будет даже написана и непременно станет бестселлером.
   Сегодня я о другом.
   Самое ужасное в моей профессии: мне все время приходиться с этими подонками сталкиваться. Словно меня заколдовали. На работе я не могу познакомиться и поговорить с нормальными людьми. Все время попадаются исключительно воры, убийцы, грабители, насильники, растлители. Не могу я познакомиться и с девушками: меня окружают исключительно проститутки, злобствующие лесбиянки и мошенницы. Поскольку на работе я почти круглосуточно, то можете себе представить какой это ад для нормального человека.
   Мне все время приходит на ум: почему, например, убийцы не убивают в основном грабителей и насильников? А насильники не насилуют проституток? Ведь уголовники - это особый, замкнутый мир. Но его представители выбирают себе в жертвы почему-то исключительно обывателей и законопослушных граждан. Людей из другого мира. Либо нападают на нас, на милиционеров.
   Вот как сейчас.
   Обалденно солнечным днем, на исходе первого часа, двое подонков дюжего роста, таскают меня по лесу, словно карманную собачонку, и выбирают укромное местечко.
   Идиоты. В лесу любое место - укромное. Однако, эти уроды оказались с претензиями. Их видите ли густота кустов не устраивает. Беспокоят предательски широкие просветы между деревьями.
   Как говаривал мой учитель по оперативному искусству, человека гнетут только грядущие неприятности. Стоит им приблизиться вплотную, человек успокаивается. Ему остается только действовать. В моем случае мне повезло еще больше. Мне вообще не надо было ничего делать. За меня все делали остальные.
   Наконец уроды отыскали какую-то поляну чем-то напоминающую знаменитую картину Моне "Дамы в саду".
   Если вы не видели ее, то не стоит прямо сейчас бросаться на поиски знаменитого полотна. В данном случае ваше невежество обойдется без калечащих последствий и никак не скажется на понимании этой истории.
   В общем, полянка благоухала деревцами в цвету, зеленела изо всех сил трава, солнечные пятна боролись с тенью и для полного умиротворения не хватало разве что только дам. (Опять же если сравнивать с Моне).
   Само место густо затянули разноцветные цветочки. Меня бросили прямо в них. Превратив в еще одну деталь ландшафта.
   Я огляделся и отдал должное эстетическому воспитанию этих подонков. В чувстве прекрасного им не откажешь. Всем своим видом я старался показать свою полную безмятежность. А потому повернулся на бочок, опершись головой на ладонь и глянул на своих мучителей.
   Меня взяли на шиворот и установили в сидячем положении. Потом подонки отошли в сторону и принялись внимательно меня разглядывать. Словно собирались написать мой портрет.
   - Превед ментовский зайчегг, - из-за широких спин показался главарь нехорошей компании.
   На вид этому порочному господину, облаченному в классический костюм тройку, с галстуком бабочкой не дашь и пятидесяти. Он опирался на черную трость с огромным янтарным набалдашником, жевал во рту холодный окурок сигары и ощупывал мое лицо холодным взглядом волчьих глаз.
   - Превед адский йожык, - ответил я ему в тон, стараясь скрыть свое волнение.
   Позади меня послышалось некое шевеление и легкий шлепок по моему затылку сопроводился замечанием:
   - Не паясничай! Не вишь с кем разговариваешь?
   Я оглянулся. Двое верзил в медицинских халатах стояли у меня спиной и приглядывали за моим поведением, как любящие медбратья.
   - Веди себя культурно, - осклабился один из них.
   Я благодарственно кивнул за дельное замечание.
   - Что тебе известно об оптовых закупках говна? - старший подонок задал вопрос с некоторой ленцой, точно его это интересовался мимоходом.
   - Ничего не известно, - пожал я плечами, - А что случилось? Вас накормили некачественной какашкой?
   На всякий случай я вжал голову в плечи и тут же обернулся, собираясь уклониться от нового подзатыльника. Подонки в белых халатах не шевельнулись. Только глаза их смотрели на меня теперь, как жерла орудий. Не будь так жарко на улице, я бы обязательно поежился. А так решил ограничиться в их сторону неопределенным хмыканьем.
   Подонки в халатах поменяли дислокацию и присоединились к своим подельникам. Один из них извлек из кармана пистолет системы Маузер и прицелился в мою голову. Все происходило так буднично, точно мы репетировали домашний спектакль.
   Мне тут же вспомнились слова моего учителя: - Запомни, Лахман, в каждом человеке живет столько паскудного самодовольства, что ему кажется, будто и убивать его будут исключительно в торжественной обстановке, под звуки Шопена, в крайнем случае, под гимн страны. Когда этого не происходит, несчастный жутко оскорбляется. И не верит в скорый конец. У животных таких недостатков нет. Поэтому они всегда настороже и не дают застать себя врасплох. Слишком поздно, я вспомнил эту премудрость. Поэтому пришлось импровизировать.
   Я прищурился и заглянул в ствол Маузера.
   - Это не пистолет, а форменное безобразие, - поморщился я и в негодовании сплюнул на цветочный ковер, - Вы когда в последний раз чистили свое оружие? Ствол заржавел, смазка напрочь отсутствует. Арест на гауптической вахте - это самое маленькое, что может вас ожидать за пренебрежительное отношение к личному оружию, солдат!
   Уроды недоуменно переглянулись.
   - Вы уверены, что стащили из сумасшедшего дома того, кого надо? - спросил главный подонок. Его дружки задумались. Я даже слышал, как натужно заскрипели их мозги, рожая тщедушную преступную мысль. Их пронзительные глазки бегали по моему лицу.
   Надо сказать, что меня действительно украли из сумасшедшего дома. Нет, я слава Богу не числился в тамошних постояльцах. Никогда не увлекался постмодернизмом и не читал иронических детективов. Поэтому делать мне в этом заведении было совершенно нечего.
   Я приехал в сумасшедший дом исключительно в интересах следствия. Это заведение располагается в живописном уголке Подмосковья. Его тенистые аллеи, обрамляет железная изгородь. Короче, Булгаков не соврал.
   Только теперь над входом в заведение висит оптимистический транспарант: "Тяжело в лечении, легко в раю!"
   И вот там меня и взяли в плен эти бандиты. Все произошло настолько стремительно и неожиданно, что я даже не успел оказать сопротивление. Кроме того, я не взял с собой табельный пистолет. В самом деле: ну, кто может предугадать, что его могут похитить из сумасшедшего дома? До этого случая, я считал такие заведения самым спокойным местом в мире.
  
   Мне пришла на ум спасительная мысль: я начал корчить из себя дурака. Заводить глазки, мелко трясти руками и пустил даже слюну на воротник для полного правдоподобия. Они смотрели на мой спектакль с чувством брезгливости. Я уже ликовал в душе. С минуту на минуту они готовы принять меня за психа и оставить в лесу. Но тут к главному уроду тоже пришла спасительная мысль. По его приказу меня обыскали и нашли удостоверение сотрудника Московского уголовного розыска.
   Какое фиаско! Мои надежды тотчас издохли. Главный подонок с интересом разглядывал книжицу. Потом достал из нагрудного кармашка белоснежный платочек и заботливо утер им мои слюни.
   Этот урод, как я уже говорил, имел вид самый аристократический, какой только можно себе представить. Благородная седина, хорошо уложенные волосы, смуглое, загорелое лицо, холеные руки. Встретишь такого в солидном банке - и враз подумаешь, что он его законный владелец. Уроды-подчиненные - наоборот. Являли собой яркий пример всем родителям, как не надо делать детей. Такое впечатление, будто этих подонков зачали в кинотеатре при просмотре "Кошмаров на улице Вязов" и "Терминатора". Квадратные головы, прямоугольные плечи. Параллелепипед туловища сидел на колоннах в виде ног. Тут уместно сравнение вот какое: а что если их родители решили не делать детей дедовским способом, а просто собрали их из конструктора "Лего"?
   Мои раздумья прервал главный подонок. Он читал содержимое моего удостоверения:
   - Лахман Константин Самуилович, капитан. Интересно, интересно, - мелкие глазки вытаращились на меня черными пуговками, - Капитан без корабля...что ж ты без оружия ходишь, служивый? Пропил что ли?
   - Мое оружие мысль.
   - А знаешь, кто я?
   - Мне это неинтересно, - я даже откинулся назад показывая полное безразличие. Подонки переглянулись.
   - Это почему же? - спросил старший.
   - Вы меня украли, учинили насилие. Это преступление против системы. Значит скоро вы станете покойниками. Зачем же мне знать, кто вы? Все покойники выглядят одинаково.
   - Позвольте мне все же представиться, - не сдавался он.
   - Не надо, не надо, - поспешно перебил я.
   - Ну, надо же нам как-то обращаться друг к другу пока мы разговариваем? Итак, меня зовут Борис Яковлевич. Я занимаюсь некоторыми вещами, которые приносят мне солидный доход в валюте. И ваше появление у психов несколько меня взволновало и озадачило. Ну, так что же вы поделывали в сумасшедшем доме?
   - Лечиться приезжал, Борис Яковлевич. Стрессы по работе замучили.
   - К кому конкретно вы приезжали лечиться и отчего?
   - От чрезмерной любознательности.
   - И помогло?
   - Это что допрос? - спросил я, - Вы из милиции?
   - Помилуйте, Константин Самуилович, допрашивают на Петровке и в прокуратуре, у нас же - дружеская беседа на лоне природы.
   И он очертил рукою круг.
   После этих слов, один из уродов двинул меня носком ботинка в челюсть. Даже я понял, как смешно и нелепо я хрюкнул, всплеснул руками и повалился в цветочки. Лютики благоухали. Сверху свистели птички. Перед глазами поплыли синие круги и разноцветные мошки. Подонки ржали.
   Меня вновь схватили за шиворот и усадили.
   - Странные у вас представления о дружеских беседах, - я отер с подбородка струйку крови, - Из гуманных соображений, считаю своим долгом предупредить вас, что нападение на сотрудника...
   - Знаю-знаю, - остановил меня Борис Яковлевич, - Сейчас вы станете стращать меня законом, потом начнете рассказывать, что ваши друзья ни за что не простят мне вашей смерти и так далее, - пока Борис Яковлевич рассуждал, один из подонков ловко вворачивал в его речь увесистые подзатыльники, - Вы менты настолько банальны, что все ваши слова и поступки я знаю наперед. Придумали хоть что-нибудь новенькое. Поинтереснее. Тем более, что ваши друзья только что арестованы Управлением собственной безопасности МВД. Об этом с утра трубят по радио и телеканалам. Ваш министр назвал их "оборотнями в погонах". Они уже сидят в кутузке и дают показания. Так что мстить за вас - некому. По крайней мере в ближайшей перспективе.
   От полученной порции подзатыльников голова у меня кружилась, слегка подташнивало, перед глазами все плавало и раскачивалось.
   Впрочем, сами подонки тоже не отличались оригинальностью и новизной. Меня снова ударили ногой. Правда, на этот раз с другой стороны. Я повалился в травку, но меня снова подняли и усадили.
   - Хорошо, зайдем с другой стороны, - сказал я сплевывая кровь, - У меня есть дети и когда-нибудь они вам жестоко отомстят.
   - Ну-те, ну-те, - хмыкнул Борис Яковлевич, - Мы навели о вас справки. Никаких детей у вас нет. Жены тоже. У вас нет даже кошки, которая могла бы отомстить нам. Только тараканы на кухне и моль в шкафу. Но они как известно, всегда заняты своими делами и редко отвлекаются на чужие.
   - Вы так много знаете про меня, - удивился я, - Может вы послужите вместо меня в уголовном розыске, а я займу ваше место?
   - Ладно, мне это уже надоело, - веско рубанул главный подонок, - Кого вы искали в сумасшедшем доме?
   - Да, никого я не искал, - убедительное вранье удавалось мне с детства. Но на этот раз мне не поверили. Хотя я и был искренен.
   - Черт с вами, Лахман, - махнул рукой главный подонок, - Не хотите говорить - не надо. Тем более, что мне кажется вы и сами пока не знаете, кто вам был нужен. Хотя вынужден признать, вы двигались в правильном направлении. Из суммы противоречивых и нелепых фактов, вы делаете на редкость правильные выводы. Вот поэтому вас и пришлось похитить.
   Уроды собрались уходить. Один из них снова повел Маузером в мою сторону.
   - Может, пристрелим его для верности?
   - Не будь кретином, как эти менты, - укорил его Борис Яковлевич, - Про него мы все знаем. Он и дальше будет расследовать это дело. Если пристрелим Лахмана, то придется сжигать его труп, потом закапывать, а у нас ни бензина ни лопаты под руками нет. Но главное - делом займется другой оперативник. Опять геморрой с выяснением личности опера и все такое. Усек?
   Признаться после этих слов у меня отлегло от сердца. Все-таки Борис Яковлевич был не глуп. Я громко ему зааплодировал. Главный подонок с достоинством поклонился:
   - Не стоит благодарности, - он достал из кармана медицинский автоматический шприц в форме серебристого пистолета, - Сейчас маленькая прививка и дело с концом.
   - У меня уколобоязнь, - запротестовал я, - А кроме того, "дело" - среднего рода. У него не может быть конца.
   - Умный опер - несчастье для всего отдела, - резюмировал главный подонок и помахал перед моим носом серебристой штукой, - Посмотрите, Константин Самуилович, разве это шприц? - Борис Яковлевич с детской непосредственностью заглянул мне в глаза, - Это настоящее чудо медицинской техники! Тут по меньшей мере сотня микроскопических иголок, они колют совершенно не больно.
   - И все же, проблемы СПИДа, знаете ли, - упорствовал я, - Вдруг вы какую-нибудь мартышку вакцинировали передо мной? И вообще что это за препарат? Я может быть не переношу этих лекарств.
   - Это новейшая сыворотка, дорогой мой Константин Самуилович. И я приготовил ее специально для вас.
   - Все такие хотелось бы уклониться от этой чести, - промямлил я.
   Но меня уже никто не слушал. Борис Яковлевич легонько кивнул. Уроды ловко разорвали на моей груди рубашку. Главный подонок ткнул мне в грудь шприцом и короткие иглы моментально пронзили кожу. Перед глазами все засверкало и заискрилось. Наверное такой эффект давал вколотый препарат. Мгновенно ослабев, я завалился на спину. Вверху слонялись от безделья рваные облака. Сосны щекотали вершинами небесное подбрюшье. Последнее что я помню, как мне на лицо бросили ксиву с жетоном в кожаной книжице. Она пахла неприятностями и служебным долгом.
  
   Теперь поясню в чем дело. Накануне этих злоключений меня вызвал начальник. Я думал, он мается бездельем и мечтает выпить. А потому сгонял за закуской и только тогда пошел в кабинет. Мой полковник сидел за столом и внимательно читал бумаги из розовой папочки. На ее обложке красовалась надпись: "Совершенно секретно", "Только лично", "Федеральная служба безопасности", и что-то еще в таких же строгих словах. В общем, сами знаете, как эти люди балдеют от всяческих тайн и запретов. Покажите им обыкновенного слона, и они мигом найдут миллион причин, по которым надо засекретить это изобретение природы.
   Я посмотрел на босса и молчком присел на краешек стула, возле стола для совещаний.
   Как и всех начальников после общения с вышестоящим начальством, моего полковника грызла злоба и раздражение. Лицо шефа свело в угрюмую гримасу. У лягушки под скальпелем и то умиротвореннее выражение.
   Как оказалось, в ФСБ заинтересовались одним необычным делом. Агенты службы безопасности донесли своим кураторам, что в Подмосковье объявился некий человек, который оптом скупает говно. Причем в огромных количествах. Разве это не шокирует? Зачем, спрашивается, он это делает? Такие вопросы задавали себе ошалевшие оперативники ФСБ. Они все тихонько перепроверили и выяснили: дело обстоит в точности так, как и передали агенты. Информацию донесли до администрации президента. Там тоже насторожились. После приватизацией государством нефтяных, золотодобывающих, алмазных и иных предприятий, массовая скупка говна показалась чиновникам в высшей степени подозрительной. Они почувствовали, что их кто-то обманывает. Или пытается это сделать. Все долго морщили репы, просчитывали последствия и наконец в администрации президента дали отмашку начать полномасштабное расследование.
   Однако потом, выяснилось, что скупка говна под борьбу с терроризмом, бандитизмом и шпионажем - не подпадает. Госдума и Совет Федераций, как назло, ушли на каникулы и не могли безотлагательно принять соответствующую поправку к закону. А срочный вызов депутатов и сенаторов из отпуска из-за какого-то там говна, могло повлечь за собой волну пошлых намеков и шуток в адрес самого Гаранта. И поколебать его железный рейтинг. В верхах решили не торопиться. Раз дело не может находиться под юрисдикцией ФСБ его передали в МВД.
   Высокое милицейское начальство прочло секретные документы, схватилось за голову и созвало совещание.
   Обсуждение дела состоялось в сауне министра. В присутствии проверенных девок и охранников. Последние ходили в плавках и с автоматами.
   После двух часов бурных дебатов, генералы дружно решило, что это обыкновенная подстава со стороны ФСБ. Но приказ из Кремля проигнорировать нельзя. Поэтому генералы перекинули это дело в Московский уголовный розыск. То есть к нам.
   Обо всех этих говенных приключениях рассказал мне мой шеф и поручил продолжить расследование.
   - Может это говно идет ему на удобрения? - предположил я, - Может у него огород большой?
   Я развернул пакет с закуской: огурцы, салат в пластмассовой плошке, колбаса - и начал сервировать стол.
   - Человек покупает человеческое говно, - начальник обнаружил глубокие познания в говенном хозяйстве, - Оно, как всем известно, на удобрения не годится.
   - Кому это - всем известно? - я подозрительно покосился на шефа.
   - Не понял, - он угрожающе приподнялся.
   - Извините, я просто хотел сказать, что я не специалист по человеческому говну.
   - Я что ли по-твоему специалист? - слегка вспыхнул начальник, как паленый бензин под спичкой.
   - Извините, не хотел вас оскорбить.
   - Ты Лахман, даже когда не хочешь никого оскорблять все равно это делаешь.
   Я скромно молчал, потупив взор.
   - Даже твое молчание - и то выглядит нахально и жутко оскорбительно для начальства, - продолжал шеф, - Ты на себя в зеркало смотрел?
   - Никак нет, - отчеканил я по-военному, - У меня нет зеркала. В моей маленькой квартирке, просто некуда его вешать.
   - Вот только не надо опять впаривать мне про твои ужасные жилищные условия! - махнул на меня шеф, словно на муху, - Не нравиться служба - иди грабить людей.
   - Не могу.
   - Почему?
   - Правительство не любит конкурентов. Меня обязательно посадят.
   - Ладно, ты мне надоел, - начальник неожиданно успокоился. Наверное он вспомнил, как три года назад обещал улучшить мои жилищные условия, но так ничего и не сделал.
   - Короче дело обстоит так. Сейчас всякие там спецназы и прокуроры делают облавы и проверяют говнохранилища Подмосковья. Проверяют договора. Юридическую чистоту. Налоговые бумажки и прочее. Сам понимаешь, всех заело любопытство. Посадить директора не могут. Во-первых это тебе не ЮКОС. А во-вторых - как только весть о расследовании просочиться в СМИ - сраму не оберешься.
   Шеф встал из-за стола и начал прохаживаться по кабинету.
   - Ну, я понимаю коллекционировать валюту, золото, предметы искусства, антиквариата. Ну, значки наконец еще могу понять. Но тратить огромные деньги на говно!? Это уж слишком. Не пострадает ли от этого обороноспособность нашей страны? Вот в чем дело.
   - Про обороноспособность страны, это не вы придумали, - предположил я.
   - Ты прав, - вздохнул мой шеф и остановился напротив портрета президента, - В МВД поступил сегодня гневный звонок из Кремля.
   И полковник изобразил ситуацию в лицах:
   "- Что у вас там с говном происходит, господа-товарищи? Опять бесконтрольно родиной торгуете? Олигархам потакаете?" Мэр на заседании заявил: "- Эдак мы совсем без говна останемся что ли? Все столицы, значит с говном, а у нас его не будет? Теперь понятно, почему Олимпиада в Москве никак не состоится!"
   Шеф опять уселся за стол и пододвинул мне газету "Коммерсант".
   - Вот полюбуйся. Рыночные цены на говно стремительно поползли вверх. Депутаты Государственной думы из пропрезидентской фракции в горячке ажиотажа сами предложили внести поправки в закон и приравнять продажу говна к торговле золотом, алмазами и платиной. Анонимные источники в администрации президента заявили, что это дело - происки Березовского, Гусинского и Невзлина. Они снова злоумышляют против родины и хотят ее нагреть на сотни миллионов долларов!
   - Они там что - совсем сдурели? - вытаращился я.
   - Не смей пренебрежительно отзываться о политическом руководстве, - начальник стукнул кулаком по столу и выразительно пробежался глазами по кабинету, показывая мне, что нас могут прослушивать.
   - И в мыслях не имел никого обижать, - поправился я, - Просто мне показалось это несколько...э-э-э странным. Необычным.
   - Необычным будет - если со своими позорными взглядами и длинным языком ты доживешь до пенсии, Лахман, - рявкнул шеф, - Короче, проверки скоро закончатся. Как всегда ничего не найдут конечно. И вот когда ажиотаж уляжется, твоя задача по-тихому все расследовать. Понял?
   - Так точно! - отчеканил я, вскочил и щелкнул по-ССовски каблуками, - Разрешите приступать?
   Шеф не оценил моего рвения. Лицо его скособочилось:
   - Давай, - махнул он вяло и углубился в бумаги.
   Выпить мне так и не удалось. Закуска осталась у шефа и он употребил ее в одиночестве.
  

ГЛАВА

  
   Как и предсказывал мой полковник, через неделю прокурорские проверки утихли. Про говнохранилища забыли. Да и расследовать стало нечего. Поскольку человека, который закупал десятки тонн физиологических отходов человека, не нашли. Выяснилось: действовал через посредников. Нанятые менеджеры сами ни разу не видели своего заказчика. Так как связывались с ним через Интернет.
   Заправленные говном цистерны стояли на железнодорожных путях без движения. Никто не знал куда везти продукцию. Но ее заботливо хранили, поскольку деньги за говно проплатили не маленькие. А на судебные иски начальство говнохранилища и железной дороги - нарываться не хотело.
   Мне пришлось полазить по этим цистернам. Просмотреть у начальства желдора бумаги. И в конец концов я зашел в тупик. Дурацкое нахрапистое расследование прокуроров, ажиотаж во власти - все это вспугнуло необычного таинственного бизнесмена. Очевидно, он тоже решил переждать, пока заглохнет интерес к его бизнесу, - подумал я. Однако, он вряд ли откажется от задуманного, а это значит, что обязательно попытается вывезти свой "товар" к месту назначения. Я справился у таможенников: не собираются ли вывозить говно за границу? Они ответили, что на сей счет уже получили распоряжение от ФСБ. Как только дерьмо попытаются переправить за кордон, они тотчас задержат товар и вызовут оперов ФСБ. Мне оставалось только радостно крякнуть от такой расторопности и дальновидности моих коллег из контрразведки.
   Условившись с начальниками железной дороги, что они сразу же предупредят меня, когда получат уведомление, куда везти груз, я стал выжидать.
   Еще через неделю, составы с говном, по требованию представителей таинственного бизнесмена, отправились в лесной район Подмосковья -Домодедово - и встали там на запасных путях. Эшелоны с цистернами никто не охранял. Да и кто станет красть говно? У любого человека такой продукции наберется не мало, если он будет хотя бы неделю ходить мимо унитаза. Несмотря на закупоренность - вонизьма от цистерн шла на много верст. Составы избегали даже грибники, лесники и животные. Под видом обходчика путей, я прошелся вдоль цистерн пару раз, но ничего необычного или интересного для следствия - не обнаружил.
   Примерно, через неделю, я повторил свой поход. И снова никаких результатов. У меня сложилось впечатление, будто о говне забыл даже его покупатель. Все кроме меня. А оно мне надо? - думал я в негодовании. Все пьют пиво, катаются в каруселях. Мнут полногрудых девушек по ночам и смотрят фильмы в кинотеатрах, а я тут бегаю по лесу и слежу за говном. Кому рассказать - ведь засмеют до смерти.
   Такая обида и отчаяние меня взяли, что я шарахнул по ближайшей цистерне молотком. Гулкая пустота отозвалась на мой удар. Тут меня аж подбросило. Я затарабанил по всем цистернам по порядку. Они все оказались пустыми. Пока эшелоны стояли без присмотра, таинственный бизнесмен перелил свою продукцию в другое место. Но куда? Когда он успел? Перекачать десятки, а то и сотни тонн говна не так-то просто. Я прошелся кругами вокруг эшелонов по лесу. Нигде никаких следов.
   Мне это показалось странным. Говно ведь не ящики. Его так просто не утащишь. Куда же спрашивается оно делось?
   После своего открытия, я срочно вернулся на Петровку и составил подробный рапорт шефу. Тот прочитал его и вызвал меня в кабинет.
   - Ты хоть понимаешь, что все это значит? - угрожающе начал полковник.
   - Конечно! Говно пропало и расследовать больше нечего, - радостно сказал я.
   - Идиот! Ты упустил предмет расследования! Самую важную улику! Дал преступникам возможность совершить свой гнусный замысел!
   - Да какой замысел!? В чем он заключается?
   - В Кремле лучше знают, Лахман, в чем заключаются гнусные замыслы олигархов!
   - Но я же не обязан следить за говном круглосуточно!
   Полковник снова махнул рукой.
   - Ладно, смотри не говори никому о пропаже говна. Иначе нас заклюют. У меня для тебя новая информация.
   Оказалось, ФСБэшники тоже не дремали и за это время выяснили имя таинственного бизнесмена. Звать его Яранцев Яков Яковлевич. Он действительно нанял себе помощников и с их помощью закупил на свои средства десятки тонн говна через Интернет. Но! Сам Яранцев давно уже находится в психлечебнице. Можно сказать Яков Яковлевич давнишний постоялец этого учреждения. Его помощники клянутся, что не знали этого факта. Хотя им все равно. Он же платил им зарплату. Чего еще надо?
  
   Узнав об этом я решил сначала написать директору сумасшедшего дома с просьбой рассказать мне о Яранцеве. Дело показалось мне курьезным. Достойным какого-нибудь фельетона. Я сел за стол и начал составлять послание.
   "Чрезвычайные обстоятельства подвигли меня, сударь, безотлагательно обратится к Вам с просьбою".... - написал я вначале, а потом подумал: ведь не поймет меня директор дурки. Еще и меня чего доброго за сумасшедшего примет. Я выбросил первый вариант, взял чистый лист и начал свое послание так: "Слушай, кореш, меня внимательно, сам знаешь я фуфло толкать не буду", - потом снова подумал, что и это неверно воспримут. А потому решил заявиться в сумасшедший дом лично.
   К моему удивлению, выяснилось, что пропал не только бизнеспациент, но и сам главврач дурдома. По словам местных медиков, они исчезли из учреждения более двух недель назад. То есть в самый разгар говенного скандала. Несомненно оба пропавших водили между собою дружбу. И явно понимали, что рано или поздно правоохранительные органы все равно на них выйдут. Раз уж ими заинтересовались на самом верху. Найти медицинское дело Яранцева врачи также не смогли. Они только недоуменно пожимали плечами и ссылались на своего шефа. Практически все дела пациентов проходили через его кабинет. И вполне возможно, когда главврач пустился в бега он прихватил и бумаги сумасшедшего пациента. Чем больше я занимался этим делом, тем более плотным туманом оно обрастало. Я например, так и не смог выяснить, как выглядел Яранцев. Его фотографий не сохранилось. Его домашнего адреса у врачей не оказалось. Сам Яранцев, с их слов, всегда ходил замотанным в шарф или эластичные бинты, ссылаясь на боязнь простудиться и умереть. Так что описать его они не могли. Мне удалось найти только фотографию главврача. Я скопировал ее в компьютер в одном из кабинетов и по электронной почте переслал на свой адрес.
   Когда я собрался уезжать, то во дворе дурдома неожиданно повстречался с бандитами. В начале я испугался и решил, будто меня похищают психи, но тут один из них заикнулся о говенном деле и я успокоился. Что случилось далее - вы уже знаете.
  

ГЛАВА

   Когда у меня посветлело в голове и руки с ногами отозвались на просьбы разума, я понял, что действие препарата закончилось. Подобрав самое драгоценное что есть у оперативника - ксиву с жетоном - я вышел из леса на трассу. Мой внешний вид меня огорчил. Эти уроды помяли и заляпали грязью мой единственный выходной костюм. В котором я выбирался в различные культурные места моего родного города: в театр, в сумасшедший дом, администрацию президента и Госдуму. Впрочем в последних трех местах я бывал всего по одному разу. В администрацию президента нас приглашали, дабы тайком вручить медали за оказание боевых услуг в 93-м году во время коммунистического путча. Потом пригласили в Госдуму, чтобы отобрать медали врученные в администрации, за неоказание очередных боевых услуг по репрессиям тех же коммунистов.
   Кое-как отряхнувшись, я побрел вдоль пыльного шоссе в сторону Москвы. Через пять минут пешей прогулки настроение мое улучшилось. Бесплатно пели из леса птички, солнышко не упрямилось и светило, как положено, и таинственный голос в моей груди нежно шептал мне, что я еще легко отделался. Могли ведь запросто убить. А умереть за расследование говенного дела - что может быть позорнее для московского оперативника?
   Голосовать, я даже не пытался. Граждане моего государства останавливаются на трассе только в двух случаях: когда видят огромную надпись "Распродажа" или когда вырастает впереди ядерный гриб.
   - Эй, шакал! - донеслось где-то сзади.
   Надо же, - подумал я, - В московских лесах водятся шакалы.
   Взвизгнули тормоза и путь мне преградила патрульная машина ДПС. Мне пришлось остановиться. Настроение мигом испортилось.
   - Я тебе говорю, говнюк! Ты чего здесь шляешься? - из окошка на меня смотрело красное от жары, добродушное лицо сержанта. Его напарник вышел из авто, шлепая дубинкой по ладони. Мне нравятся российские менты. От них всегда веет каким-то неукротимым здоровьем и веселым нахальством. Я молча смотрел на них, подбирая правильные выражения.
   Как известно с милицией нельзя разговаривать абы как. Всегда надо помнить, что милиционер - это в тоже время - легко ранимое существо, живущее вечно впроголодь. И от нищего его отличает только наличие ксивы и оружия. На этом их различия заканчиваются. Нищий питается подаянием, милиционер - тоже. Только в последнем случае, при встрече с милиционером, граждане не могут отказаться от благотворительности.
   - Ты что - немой? - поинтересовался тот что с дубинкой. Он подошел ближе и уперся в меня своими глазками. Весенний ветерок донес до меня запах пива.
   - Вы почему пьете на рабочем месте? - вырвался у меня нечаянный вопрос.
   Они оторопели. Но всего лишь на секунду. Милицейский занес над моей головой дубинку. Глядя на этот маневр, я вспомнил слова своего инструктора по оперативному искусству. Сам по себе удар - не страшен. Даже если ты оказался перед несущейся электричкой "Москва-Петушки". Страшно, то что твое нетренированное тело, не успевает среагировать на быстро перемещающуюся массу и мгновенно развить ту же скорость. Тело всегда сопротивляется физическому воздействию извне. Я в очередной раз поблагодарил инструктора за мудрость и отошел. Дубинка просвистела мимо и от усердия, которое милицейский вложил в удар, его сильно качнуло к земле. Он потерял равновесие и рухнул мне под ноги.
   Я достал из кармана ксиву и показал ее сначала лежачему милицейскому, потом его напарнику в машине.
   - Ёбана! - выдохнули они хором, - Ошибочка вышла! Мы поняли. Вы под прикрытием работаете, потому и такой вид у вас непотребный, - выпалил мент с земли и бодро вскочил на ноги, - А мы тут насильника отлавливаем.
   - У вас пиво есть? - спросил я, - А то в горле от ходьбы пересохло.
   - Конечно! - милицейский бодро отряхнулся и распахнул передо мной дверь, - Мы сами стараемся никогда не ходить по такой жаре. Организм теряет много жидкости.
   - А нам еще до пенсии дожить надо, - вставил шофер.
   - Садись, подвезем.
   Я расположился на заднем сиденье и с благодарностью принял холодную бутылку пива.
   - Куда едем?
   - На Петровку, 38.
   Они переглянулись.
   - Во чудак!
   - Ты уверен? - спросил тот что за рулем.
   - А что? - удивился я.
   - Как что! Ваших на Петровке арестовывают пачками! Такой бой идет! - пояснил второй.
   - Целый день об этом только и говорят, - вздохнул я и засосал прохладное пиво.
   - Мне сразу показалось как-то странным, - сказал водила, - Ты ведь явно не в ту строну идешь. Все ваши, до кого еще не успели дотянуться, наоборот из Москвы топают. Бегут, как немцы в 41-м! Ага, мне моя бабка рассказывала, как это было.
   - Твоя бабка партизанила? - поинтересовался я из вежливости.
   - Нет, с немцами отступала, - охотно поделился он подробностями, - До самого Берлина дошла между прочим. Но дело не в этом. Ты чего в город-то поперся?
   - Одумайся, - предложил мне напарник водителя, - В жизни столько прекрасного осталось без твоего внимания: девочки, пиво, пляжи, море. Тут неподалеку станция есть, - он глянул на часы, - Еще успеешь на поезд до Киева. А оттуда - уже куда хочешь рванут можешь.
   - Чего тут думать, - я хлебнул пива, - У меня там босс остался. Я не могу его вот так запросто бросить.
   - Совсем парень с ума сошел, - покачал головой водитель.
   - Как знаешь, - подтвердил второй, - Хотя я бы на твоем месте так не убивался по начальству. Оно при любом раскладе занимает привилегированное положение. Даже сидючи в тюрьме.
   Больше мы не разговаривали.
  
   У здания ГУВД Москвы витало легкое беспокойство. По своему накалу оно несколько превосходило будничные дни. Между крыльями Петровки, порхала автоматная стрельба. Ей отвечали бодрые сухие пистолетные хлопки. Патрульные остановили машину за двести метров от места боя.
   - Извини, дальше не поедем, - сказал водила, - Не ровен час сами попадем под раздачу.
   - Понимаю, спасибо, - я жестко хлопнул дверью автомобиля, чтобы она надежно закрылась, и пошел в сторону Петровки.
   Навстречу попался сумасшедший Игорек. Этот тщедушный с виду человечек, в потертых стареньких джинсах и неизменной клетчатой рубашке всегда очень внимательно читал криминальную хронику в газетах. Отыскивал там самое громкое преступление и потом отлавливал сотрудников МУРа возле Петровки с одной только целью: взять на себя вину в совершении громкого злодеяния. Что это было? Желание прославиться? Страсть к путешествиям по тюремным мирам? Или огромных размеров совесть, которая не давала ему покоя и наставляла его на путь страданий? Короче пару раз наши сотрудники с перепугу проверили его конечно на причастность. Поскольку пациент сыпал фактами и подробностями не хуже преступников. Но все утверждения Игорька неизменно оказывались туфтой. Все подробности он черпал из газет. Алиби у него всегда было железное. Игорек лечился от слабоумия в психдиспансере, и когда не был занят медицинскими процедурами, крал у врача газеты, вычитывал об очередном преступлении и несся на Петровку во всем сознаваться.
   Вот и на этот раз Игорек перехватил меня за рукав, добродушно улыбаясь и поблескивая очечками в какой-то проволочной оправе.
   - Константин Самуилович!
   - Игорь, я занят, - я попытался мягко отстраниться от него. Но Игорек только усилил хватку. Я вздохнул. Не бить же в самом деле несчастного?
   - Ну, что еще?
   - Это я все сделал.
   - Что сделал?
   - Ну-у-у, - Игорек помялся, точно перебирал в уме преступления в которых ему хотелось сознаться, - Ну, с говном я придумал.
   - Извини, - сказал я, как можно дружелюбнее, - Но с этим делом тебя уже опередили твои коллеги из дурдома.
   - Из Кащенко? - уточнил он.
   - Из Кащенко, - подтвердил я.
   Губы Игорька мелко-мелко задрожали, захлопали часто ресницы за стеклами очков. Казалось он вот-вот расплачется.
   - Не унывай, - попытался я его утешить, - Почитай еще что-нибудь. Будут и на тебя еще громкие дела. Это ведь не последнее.
   - Но как же так, - прошептал Игорек, - Такое хорошее дело. Почему я всегда опаздываю? - и он все же расплакался.
   Я отцепился от несчастного и уже пошел было к Петровке, но внезапно остановился. Мне показалось, что нехорошо оставлять Игорька наедине со своим горем. Тем более фиг их знает, этих сумасшедших. Может он руки на себя наложит?
   - Ты вот, что, - сказал я неуверенно, - Ты не расстраивайся. Мы с тобой обязательно еще поработаем вместе. Идет?
   Слезы за очками моментально обсохли и на лице Игорька вспыхнула детская улыбка.
   - Правда?
   - Конечно, - сказал я, как можно убедительнее, - Такие люди как ты, - всем нужны. Уж ты мне поверь.
   - Спасибо, - прошелестел он, еще не веря своему счастью.
   Я махнул на прощание рукой и пошел к Петровке.
   Вот ведь странный сумасшедший. Уже год ходит сюда, признается в преступлениях. Что за напасать? Скорее всего скучно ему. Друзей нет. Родственники всерьез его конечно не воспринимают. Вот он и хочет доказать всем, что сам способен совершить что-нибудь ужасное. Почему ужасное? А потому что доброе совершить очень трудно. Особенно, чтобы тебя после этого запомнили и оценили. Надо много стараться. А дурное дело - нехитрое. Нож в пузо - и вот ты уже знаменит. По крайней мере среди ментов.
  
   У ворот ГУВД толпились спецназовцы. Они укрывались за двумя БТРами и зорко следили за окнами. Изредка огрызаясь автоматными очередями. Другая группа спецназа сидела под окнами здания во дворе. И старалась пробраться в левое крыло.
   Я показал удостоверение сотрудника МУРа и беспрепятственно прошел через проходную. В этот момент из-за моей спины грохнул гранатомет. Яркий шар ударил в одно из окон Петровки. Оттуда вылетел чей-то обгорелый труп и шмякнулся на зелень травы. Из соседних окон неистово захлопали пистолетные выстрелы. Я обернулся. Спецназовцы спрятались за БТРами. Машины хищно наставили стволы и ударили короткими очередями по огневым точкам. Наконец, второй группе бойцов удалось сорвать решетки на первом этаже. Но в ту же секунду сверху посыпались гроздьями гранаты РГД-5. Машинально я начал считать: пять, четыре, три, два... Спецназовцы лихо заскочили в окна. Жахнули одна за другой гранаты. Посыпались сверху стекла. Все в округе пригнулись и попрятались, кто куда. По счастью, ни один из разрывов не причиним спецназовцам вреда. Только памятнику Дзержинскому посреди двора, оторвало голову. Я еще чуть постоял, различая, как в кабинетах куда залетели бойцы закрутилась отчаянная перестрелка. Постепенно она перемещалась на верхние этажи. Из окна неожиданно вывалился труп сраженного оперативника. И глухо шмякнулся на газонную травку у стены.
   Я свернул к правому крылу Петровка. Как только я потянул за ручку двери, меня нагнал новый взрыв. Из верхнего этажа левого крыла вылетели чьи-то ошметки. Причем голова несчастного точно легла на плечи памятника. Таким образом произведение искусства сохранило свою целостность.
   В подъезде притаились двое бойцов. Я снова показал им ксиву. Они удивленно на нее уставились, держа меня на прицеле. Повертели головами, словно молча советовались. Потом глянули на улицу. Нет ли еще кого со мной? Наконец одни из них разлепил губы. И состоялся такой странный разговор.
   - Ты один?
   - Да.
   - А чего приперся?
   - К начальству.
   - Мы тут ваших арестовываем.
   - Я понял.
   - А ты чего? Не боишься что ли?
   - А чего мне бояться? Я ничего такого не делал.
   - Они вот уверяли что тоже ничего не делали, - боец кивнул в сторону исходящего стрельбой крыла. Я проследил взглядом. Из окна выбросило взрывом еще одного оперативника. Он оказался более живучим, чем его товарищи. Раненый и оглушенный взрывом, опер вскочил на одно колено. Бешено и очумело огляделся по сторонам и в ту же секунду в руках у него ожил короткоствольный автомат Узи.
   Судя по марке автомата, опер служил в отделе по борьбе с незаконным оборотом оружия.
   Пули роями защелкали по асфальту, по броне БТРов. Находящиеся в зоне обстрела кинулись врассыпную. В ответ одна из машин повернула башню и всадила короткую очередь в сыщика из ПКВТ. Боец в башне оказался хорошим стрелком. Тяжелые пули этого страшного пулемета разорвали опера на части и раскидали его окровавленные клочки по траве. Я передернул плечами и снова повернулся к бойцам.
   - Ты случайно не к ним на подмогу? - кивок на левое крыло здания.
   - Я же сказал, что иду к шефу. Он тут сидит.
   - А как его зовут?
   Я назвал имя и фамилию моего полковника. Спецназовец достал из кармана замусоленную бумажку и сверился со списком фамилий.
   - Да, вашего шефа мы вроде не арестовываем... пока, - боец почесал под маской подбородок, усиленно о чем-то размышляя, - Оружие у тебя есть?
   - Мое оружие - закон, - сказал я веско. Но они не приняли этой шутки.
   - Ты нам не свисти про закон. Мы не на вечеринке у Генпрокурора. Вишь, как они тут нас законом скорострельным обрабатывают?
   - Ну, нет, у меня оружия. Нет. В сейфе лежит.
   Бойцы снова недоверчиво переглянулись. Один на всякий случай похлопал меня подмышками, за спиной и по животу. Но я действительно был чист.
   - Поклянись, что не будешь против нас воевать.
   - Ну, вы даете!
   Их автоматы угрожающе шевельнулись.
   - Хорошо-хорошо, - торопливо сказал я, - Раз вас так будет спокойнее, почему бы и не поклясться? Клянусь погонами нашего министра МВД, креслом президента России, что не подниму ни руки своей, ни ноги, ни другого члена своего ни на одного спецназовца. Ни на одного человека в маске и с автоматом. А ежели я нарушу свою клятву, то пусть меня покарает такая же суровая кара, что покарала моих товарищей, а потом украдут пидоры, а потом....
   Они довольно хмыкнули.
   - Ладно-ладно, хорош! Все уши прожужжал, - остановил меня один.
   - Ты как-то больно профессионально клянешься, - с легким подозрением спросил другой, - Уже небось клялся в нечто подобном?
   - Как можно! - воскликнул я, - Только когда присягу принимал.
   - Ладно, иди.
   Они расступились открывая мне проход.
  
   В отличие от левого крыла, где шел бой, в правом притаилась по углам нехорошая, настороженная тишина. Коридоры просто убивали своей сиротливой пустотой. За все годы своей службы я впервые столкнулся с таким безлюдьем. Никто не волок по полу окровавленных подозреваемых. Из-за дверей не рвались наружу крики избиваемых подонков. Не сновали растрепанные продажные адвокаты с понурыми лицами. Не шастали следователи, лучась от предвкушения новых служебных триумфов.
   Сегодня у всех подозреваемых СИЗО Петровки - был явно разгрузочный и расслабленный день. День отдыха и отмщения.
   Я отрыл дверь в приемную шефа. Секретарша Нина, с бледным лицом под шапкой светлых волос увлеченно жгла в ведре какие-то служебные и не очень бумаги. Она даже не заметила как я вошел.
   - Шеф у себя? - бросил я бодрым голосом с порога.
   Нина отпрянула от неожиданности, точно ее пощекотали в интимном месте.
   - Константин Самуилович! Как же вы меня напугали! - рука ее накрыла область сердца. Под пухлой ладошкой вздымалась привлекательная грудь.
   - У себя? - еще раз переспросил я.
   Нина кивнула и бросила новую порцию бумаг в ведро.
   - Надеюсь вы не сожгли мое личное дело? Это самое дорогое, что у меня есть. Там говорится о годах безупречной службы.
   - Не волнуйся, - Нина кокетливо откинула челку с лица, - Твое дело находится в левом крыле. Его сожгут спецназовцы.
   - ...? - изобразил я удивление.
   - ...? - изобразила она в ответ, - Спецназовцы пообещали шарахнуть по ним из огнеметов Шмель. Ты знаешь что такое огнеметы РПО Шмель?
   - Да, я знаю, что такое РПО Шмель. Их используют для того, чтобы освободить государство от бремени спасать заложников, для выкуривания террористов из крысиных нор и для барбекю.
   - Так чего ты хочешь тогда?
   Я пожал плечами.
  
   - Так наш полковник еще не арестован? Кому мне докладывать о расследовании?
   Нина не успела ответить.
   - Это кто там меня арестовывать пришел!? - угрожающе донеслось из-за приоткрытых дверей шефского кабинета. Вслед за чем послышалось клацанье затвора. Я облегченно вздохнул и шагнул вперед.
   Босс сидел за рабочим столом. По правую руку от него лежал кольт неимоверного для здешних краев калибра. С граненым стволом и вытертой от частого употребления деревянной рукоятью. По левую руку примостился короткий автомат Калашникова. Под носом у шефа стояла пятилитровая бутыль виски с прижатым к ней стаканом. Над головой моего полковника - висел портрет усатого министра ВД в рамочке. Причем сам портрет был забран ажурной решеткой. Так что получалось будто чиновник выглядывает из окошка камеры.
   - Ты чего хотел, Лахман? - узнал меня босс и пьяненько качнулся в кресле.
   Я бесцеремонно подошел к его столу, взял стакан и налил себе щедрую порцию виски. До краев. Также молча припал к янтарному напитку и осушил посуду. Шеф не торопил и не подгонял.
   Я поставил стакан и налил себе новую порцию. В это время первая порция уже пустила в животе волны хорошего тепла.
   - Хочу доложить о расследовании, - я отхлебнул напиток и устроился за столом для совещаний.
   - А что случилось? - нахмурился босс.
   - Меня только что похитили, за это ваше говно. Пырнули в грудь шприцом. Пообещали убить, если я буду расследовать это дело.
   Шеф достал из стола новый стакан и налил себе из бутыли.
   - И за что нас так все ненавидят? - спросил он сам себя вслух и напиток из стакана перетек ему в глотку. Я пожал плечами. Босс снова налил.
   - У нас тут некоторые неприятности по службе, - сказал мой полковник и сделал секундную паузу дабы уронить вискарь в горло.
   - И потом я чего-то не понял из твоего доклада. Если тебя похитили, то почему ты сидишь сейчас передо мной? Тебе положено писать слезные письма и все такое. Молить нас о помощи и напоминать о своих заслугах перед родиной. Лежать в подвале с завязанными глазами, стянутыми за спиной руками и обездвиженным членом.
   - А член тут при чем?
   - О! Ты не понимаешь! - шеф снова опрокинул в горло виски, - Настоящий профессионал своим членом может таких делов натворить - только держись.
   - Мне удалось бежать, - соврал я.
   - Лучше бы тебя похитили, Лахман, поверь мне, - вздохнул босс, - По крайней мере у тебя было бы хоть какое-то алиби. А так.... - он махнул рукой, - Инквизиции покажется странным: чего это тебя преступники отпустили подобру-поздорову? Усек?
   Я потянулся за новой порцией виски и спросил:
   - С чего бы это? Мне и тут не плохо.
   - Дурак, - осклабился шеф, - Ты бы по крайней мере спокойно пережил нонешнее время. А потом вернулся бы как ни в чем ни бывало. Тебя бы даже к ордену представили на храбрость. У нас тут весь МУР уже повязали. Кажется, только ты да я остались пока на свободе. Но я им живым не дамся! - босс потянулся за кольтом.
   - Да хватит вам нагнетать! - отмахнулся я, - Не всех же они там перебьют? - я имел в виду левое крыло здания, где до сих пор шел бой. Его отзвуки влетали в открытое окно кабинета.
   - А потом вы сами давеча говорили: в Кремле лучше нас знают, что надо делать.
   - В Кремле? - босс наклонил бутыль на качелях-подставке в мою сторону и плеснул мне в стакан, - Это я тебе говорил такое про Кремль?
   - Угу, - промямлил я, занятый выпиванием содержимого.
   - Так послушай сынок, что я тебе скажу. Что такое вообще демократия?
   - Э-э-э! - неопределенно помахал я рукой и закурил.
   - Ты наверное хотел сказать, что демократия - это прежде всего ответственность. Точнее - способность каждого отдельного индивидуума в демократическом обществе нести персональную и личную ответственность за свои поступки.
   - Да, вы правы, - кивнул я, - Именно такие мысли у меня и крутились в голове.
   - Демократия, - продолжил шеф, - Это когда каждый свободный гражданин имеет оружие, он независим от подачек государства, имеет свой стабильный заработок, независимый от чиновников, и смотрит на своих правителей, как на обычных нанятых ими управленцев. Которые не могут заниматься бизнесом в силу своих ограниченных умственных способностей, которые не могут ничего создавать, в силу выросших из задницы рук, но могут умело перекладывать бумажки, чтобы народу жилось хорошо. А нанимают этих управленцев путем прямого тайного голосования граждан. Так, Лахман?
   - Да вы читаете мои мысли, - выпустил я струйку дыма.
   - Так вот на министерских совещаниях нам постоянно твердят о том, что наш народ - быдло. Что он не готов к свободе и демократии. Раз народ не готов и ничего не понимает, то он не может выбрать себе правильных властителей. Не так ли? Следишь за моей мыслёй?
   - Ну, в общем да.
   - Значит наша власть, выбранная тупым народом - она что?
   - Она неправильна, так?
   - Как именно она не правильна, Лахман? - начал распаляться шеф.
   - Она нелегитимна.
   - О! - он воздел палец, - Теперь ты соображаешь! Если принять точку зрения Кремля, то выборы президента - это выборы в сумасшедшем доме директора. Но больные не могут сделать правильный выбор. Это знают все и ни кем это не оспаривается, кроме ОБСЕ и комиссии по правам человека в Страсбурге. Поэтому в нашем государстве директора в сумасшедший дом назначают со стороны.
   - Похоже эти ребята рубят сук, на которых лежат. В смысле сидят, - поправил я себя.
   - Правильно, - кивнул шеф и снова разлил по стаканам, - Сумасшедшие могут выбрать себе в директора только такого же сумасшедшего, как они. А позволять им этого нельзя. Раз в Кремле говорят, что народ - это быдло. Значит там сидит такое же быдло, только похитрее. И оно - нелегитимно. Теперь ты понял сынок про Кремль?
   - Э-э-э, грустно все как-то.
   - А в истории этого государства никогда ничего веселого и не было, - бросил шеф, - Все веселое - идет вот оттуда, - он постучал ногтем по бутыли и мы снова разили по стаканам чудесной жидкости.
   Тут я заметил, что стрельба за окном стихла и сказал об этом шефу.
   - Ну, значит, все уже. Включи телевизор. Посмотрим чего там у нас происходит?
   Оживший экран, показывал прямой репортаж от стен Петровки, 38. Журналист рассказал примерно следующее: убито десять оперативников МУРа, которым вздумалось сопротивляться. Еще около тридцати арестовано и вывезено в тюрьму Лефортово. Таким образом МУР фактически перестал существовать. По крайней мере некоторое время именно так и будет. Пока не наберут новых сотрудников. Затем усатый министр внутренних дел обозвал всех оборотнями в погонах. Долго распинался о демократии. О борьбе с коррупцией. Пообещал и впредь укреплять вертикаль власти, ловить оборотней и давить грязь из нечисти. А может и нечисть из грязи. Это уж как придется.
   - Лихо сказал. Политиком станет, - прокомментировал шеф.
   - А мне честно говоря никого не жалко. Я вот тех арестованных ребят совсем не знал.
   - Я тоже, - кивнул на всякий случай босс, - Только вот как мы будем дальше работать? Нас всего двое осталось.
   - Тем лучше, - пожал я плечами, - Бандиты думают, что МУР умер. Поэтому никаких пакостей с нашей стороны уже не ждут. Они расслабятся. Обнаглеют. Начнут делать ошибки. Тут-то мы их и прихватим. Вот они удивятся.
   - Кстати, ты не дорассказал. Чего там с твоим похищением приключилось?
   Я описал в красках, как раскидал несметное полчище подонков, поверг в прах бандглаварей, но ввиду превосходящих сил противника меня (хоть и чудом!) все равно повязали и отволокли в лес. Рассказал про укол из шприца и оголил перед боссом раненое место. Затем поведал, как они нашли мою волшебную ксиву перепугались и убежали. Я долго за ними гнался, но преследовать скоростную машину бандитов на ногах пока не научился.
   - Тебя послушать, - прервал меня шеф, - Так если б у тебя был пистолет, ты бы пол планеты перестрелял, а другую половину арестовал.
   - Ну, вы не далеки от истины, - сказал я, потупив глаза, разыгрывая приступ невинной скромности.
   -Ну-те, ну-те. В твои годы я тоже ударно боролся с преступностью и могу рассказать не менее захватывающие байки.
   Босс помолчал. Я тоже. Шеф забарабанил пальцами по столу. Я не решился.
   - Сдается мне в этом говенном деле нам противостоят какие-то ученые.
   - Разве?
   - Сам подумай. Они покупают говно. Потом его тайно перевозят в другое место. Никто не знает зачем этот товар вообще нужен. Я тут наводил справки - оказывается дерьмо наше совсем никуда не годно. Особенно российское дерьмо. Кушаем мы плохо... поэтому и срать качественно не научились. То ли дело на Западе! - шеф прервал сам себя и заговорил о другом, - В общем, при существующих технологиях дерьмо никакой пользы не проносит. А эти люди видимо сделали какое-то важное открытие. И приспособили дерьмо для своего обогащения. Или для каких-то важных опытов.
   - Разумно, - согласился я, - Думаю главарь банды - скрывался в сумасшедшем доме под видом пациента. Хорошая легенда. Ведь человек, попадая в дурку, как бы насовсем исчезает из общества. Прикрывал его - директор дурдома. Ученый работал, ставил опыты. Получил некий важный результат и потом закупил огромное количество дерьма для воплощения своих планов.
   - Только прокурорские проверки их спугнули, - кивнул босс.
   - Именно.
   - Ну, с этим примерно разобрались. Ты проверял какой препарат они тебе вкололи?
   - Когда бы я успел? Это ж все сегодня произошло. Хотя, думаю это было снотворное.
   - С чего ты взял?
   - Выспался хорошо.
   - Мд-а. Столько событий в один день, - хлопнул себя по лбу шеф, - Тебе надо срочно сходить в криминалистическую лабораторию (надеюсь их еще не арестовали), и сдать кровь.
   - Будет сделано.
   Шеф предложил закрыть наше мини-совещание. Мы распили по последней. Крякнули для приличия. Босс дал мне отгул на два дня, после чего я должен был заступить на дежурство.
   Неожиданно дверь в кабинет приоткрылась и в помещение буквально просочился скользкий тип. Он обежал серыми глазками кабинет. Хмынул. Глянул на оружие на столе полковника. Снова хмыкнул. Просветил пытливым взглядом меня и босса. Смерил количество виски в бутылке. Снова оглядел нас, словно пытаясь провести бесконтактный анализ выпитого и решительно шагнул в нашу сторону.
   - Геннадий Ленков, - представился он на ходу и плюхнулся на свободный стул.
   Шеф нахмурился. Его рука непроизвольно легла на кольт. Незнакомец заметил это движение и несколько напрягся. На его коротко бритом виске заиграла синяя жилка.
   - Это дурацкое имя должно мне о чем-то сказать? - спросил босс.
   - Это меня так зовут.
   - А с чего вы взяли, что мне нужно знать, как вас зовут? Я вам памятник ставить не собираюсь. В мои мемуары вы тоже не попадете.
   - Ну, должны же вы хотя бы знать, кого собираетесь пристрелить? - изумился гость.
   - Не уверен, - покачал головой шеф, - Я список моих жертв будет потолще телефонного справочника Нью-Йорка. Зачем мне их помнить наизусть?
   - Я из Главного управления собственной безопасности МВД, - добавил с поспешностью посетитель. Очевидно, он подумал, что дело движется к кровавой развязке.
   - Вот в Главном управлении собственной безопасности наверняка необходимо знать, как вас зовут, - подметил шеф, - А мне, честно говоря, по барабану.
   Шеф отложил кольт.
   - Вы зачем пришли?
   - Об оборотнях слышали? - вкрадчиво начал гость.
   - Вы имеете в виду древние поверья или... - попытался я уточнить, но меня грубо прервали.
   - Я имею в виду сегодняшние аресты, - Ленков окончательно растерял душевное равновесие и спокойствие.
   - Лахман, - обратился ко мне босс, - Когда там на улице стреляли, словно в Сталинграде, - так это были аресты?
   - Так точно, мой полковник, - подтвердил я по-военному. Вскочил и на американский манер щелкнул каблуками.
   Шеф явно издевался над посетителем и я решил ему подыграть.
   - Странно, - хмыкнул босс, - В мое время, когда это здание было наполнено профессионалами, аресты проводились по-тихому. Подозреваемого так изымали из повседневности, что кроме жены об этом никто и не подозревал. А зачастую и жена не замечала. Даже на работе у арестованного сомневались: был ли у них когда-нибудь такой человек.
   Ленков поднялся со стула.
   - Вижу с вами не просто будет работать. Но я все же должен вам сказать...
   - Уверяю, вы никому ничего не должны, - остановил его шеф, - Мы забудем о вас еще раньше, чем вы покинете кабинет.
   - Короче, полковник, к вам придет наш человек. Из нашего управления. Он будет контролировать вашу работу, - посетитель из ГУСБ не проговорил, а пролаял эти слова.
   - И как долго он тут пробудет? - поинтересовался полковник.
   - Пока не отпадет необходимость.
   - То есть он будет время от времени проверять не отросли ли у нас клыки с когтями? Не превратились ли мы в оборотней? - спросил я.
   - Вот именно, - подтвердил гость и пропал из кабинета.
   Я вздохнул.
   - Может мы зря так с ним? Может у него несчастная жизнь? Жена стерва, ублюдки дети, начальник - подонок?
   - Я просто поддерживаю существующий порядок вещей, Костя, - спокойно пояснил шеф, - Менты и охотники за ментами - никогда в друзьях не ходили. Тот человек, что придет сюда будет не помогать нам, а подсчитывать наши ошибки. Запомни это. И потом - в службу собственной безопасности идут те, кто не может работать обычным оперативником. Не может или боится.
   - Но ведь он тоже вынужден будет вести расследование, - сказал я.
   - Вот именно. Только все ошибки он станет сваливать на нас. И когда мы ошибемся очень крепко, нас посадят. Понял?
   - Понял.
   - Ну, будь осторожен.
  
   Я еще раз распрощался с шефом и вышел. Секретарша Нина уже пожгла все что только можно и покинула приемную. Потолок чернел от копоти. Хорошо, Нина догадалась открыть окна и проветрить помещение.
   Все также беспрепятственно я покинул осиротевшее и притихшее здание Петровки, 38. Ставшее последним пристанищем оборотней в погонах.
   По двору еще слонялись спецназовцы. Зеваки и журналисты запрудили улицу, высматривая последствия недавнего боя. Дети увлеченно собирали еще теплые гильзы. Кто-то давал комментарии репортерам.
   Я вышел через проходную. Зашел в ближайший магазин и купил себе домой бутылочку виски. Мешать вредно. Особенно в такие напряженные для организма дни. В городе наступило девять вечера и солнцу ничего не оставалось, как спуститься за горизонт. Его смена в нашей стране закончилась.
   На другом склоне неба, сквозь кроваво-облачную рвань, сверкнула серебристым пузом луна. Я потянул носом воздух. Пахло разогретым асфальтом и пыльной листвой. Пахло тревогой и подступающей бедой. Как я заметил, этот запах всегда присутствует в больших городах.
   Вот и еще один день отошел в прошлое, - шевельнулась вечерним комочком мысль. А мне снова удалось выжить и настало время выпить припасенного виски.
  

ГЛАВА

  
   Меня толкнули и рука неожиданно опустела.
   Я посмотрел в сторону убегающего с моей бутылкой подонка и бросился в погоню. Любитель халявной выпивки нелепо выбрасывал вперед ноги, однако бежал довольно быстро. Но и я не отставал. Постепенно я даже начал его догонять, но тут из кармана донесся звонок мобильника.
   - Да! - крикнул я на ходу, не теряя из виду воришку. Тот перепрыгнул через изгородь сквера и кинулся на другую сторону. Не останавливаясь я перемахнул чугунный забор следом.
   - Роман Абрамович? - спросила трубка голосом моего знакомого.
   Я остановился, как вкопанный. Почему именно сегодня все пытаются вывести меня из себя? Обращение "Роман Абрамович" - служило сигналом тревоги. Мой приятель Зайцман попал в беду.
   - Это я.
   - У меня к вам есть деловое предложение, - говорил спокойный голос приятеля, - Вы можете приехать ко мне сейчас же?
   Я с сожаление посмотрел, как подонок с бутылкой моего виски перемахивает через забор и бежит по дороге. Мне его уже не догнать. Я вздохнул и отвернулся: прощай бутылка виски, которой я так и не спел насладиться.
   - Надеюсь это предложение стоит того, чтобы отрывать меня от важных дел?
   - Не волнуйтесь, на все сто! - подтвердил ровный голос.
   Это в свою очередь означало, что мой приятель Зайцман стоит сейчас под дулом пистолета в своей антикварной лавке. И, возможно, я его единственный шанс на спасение.
   - Хорошо, еду, - принял я приглашение и сразу же отключился. По условиям игры, нам не стоило показывать бандитам насколько близко мы дружим. Они должны считать будто нас связывают исключительно интересы кошелька.
   Тут резанули воздух тормоза и улица завизжала женскими голосами. Я обернулся на крики. Подонка с моей бутылкой подбросило капотом Мерседеса, как мячик. Следующий в другом ряду здоровенный и очумелый джип со всего маху поддал ему лобовым стеклом. Взмахнули тряпичные руки и ноги, тело неестественно изогнулось и отлетело на тротуар. Неведомая сила швырнула бутылку виски в траву, прямо мне под ноги.
   Я поднял бутылку, посмотрел на небо, туда, где говорят, живет Бог и сказал с чувством глубокой благодарности:
   - Спасибо!
   У мертвого подонка и разбитых машин уже толпились зеваки. Сюда же перетекла часть любознательных граждан от Петровки. Появились патрульные и начали всех разгонять. Но люди жаждали новых впечатлений и не расходились.
  

ГЛАВА

   Антикварную лавку Зайцмана на Кузнецком мосту не знают только идиоты и трехмесячные дети. В этом заведении любой желающий найдет себе старинную безделушку на самый требовательный вкус.
   Тут можно приобрести немецкие ордена и каски, шпаги времен Людовика XIV-го, комиссарские пуговицы 1919 года и многое другое.
   Мой друг Зайцман рассказывал мне такую историю.
   Однажды герцог Йоркширский решил совершить подвиг. Но драконов и чудовищ к тому времени всех перебили. А прикончить тещу, например, подвигом уже не считалось. В общем героическое поле для деятельных рыцарей несколько сузилось. Поэтому отправился наш герцог в Крестовый поход освобождать Иерусалим. Как и положено в те времена, застегнул свою жену в пояс верности и поскакал счастливый по равнинам Британии. Друг и оруженосец герцога, некий Буф, поинтересовался: зачем ему понадобился пояс верности? На его жену итак никто не посягнет. Такой она была страшненькой. И герцог отвечал: а я когда вернусь, скажу ей, что ключ потерял в бою. После чего стану самым счастливым человеком Великой Британии. Множество людей знает эту трогательную историю. За исключением одного: Зайцман, спустя много веков, нашел этот ключ! Он лежит у него на самом видном месте, над витринами, в специальной бархатной коробочке. И всякий может полюбоваться легендарной находкой. Только кому она теперь нужна? Пояс верности давно истлел вместе с костями несчастной герцогини.
   По причине своей известности лавку регулярно грабят раз в два месяца. Раз в месяц сюда наведываются налоговые инспектора и пожарный надзор. Раз в неделю здесь неизменно появляются сотрудники криминалистических лабораторий МВД и ФСБ. Они выясняют: не стреляло ли здешнее оружие по известным гражданам нашего города? Эту породу, как известно, отстреливают через день.
  
   У черного входа в лавку, в специальном тайнике из кучи тряпья, я нашел загодя приготовленный мушкет XII века. Проверив порох и запалив фитиль я мерными шагами направился к парадным дверям магазина. У меня было ровно десять секунд до выстрела. Мушкет я зажал под мышкой. За годы знакомства с Зайцманом я проделывал эту операцию не раз.
   - Не купите ли безделушку? - смело шагнул я в лавку.
   Зайцман стоял за прилавком. Его голову стерег ствол пистолета. Другой грабитель прохаживался в проходе. При моем появлении подонки повернулись в мою сторону. В ту же секунду грохнул подмышкой мушкет. Оружие вырвалось из-под руки. Пуля двенадцатого калибра со всей дури проломила грудину бандиту и вырвалась наружу со спины. Второй бандит отвлекся от Зайцмана и направил свой пистолет на меня. Это была их вторая гибельная ошибка. Обозленных антикваров никогда нельзя оставлять без присмотра. Зайцман ловко выхватил короткий абордажный клинок и кусок руки с пистолетом упал мне под ноги. Подонок с воплями рухнул под прилавок. Антиквар нагнулся и прикончил его.
   - Тринадцатый, - сказал Займан, отирая кровь с клинка.
   - М-да, число несчастливое, - я закурил.
   - Я наверное тебя отвлек, Костя?
   - Да, не особенно. Слышали, что с нашими сегодня случилось?
   - Больше всего я боялся, как бы не прихватили тебя. Даже звонить хотел. Правда потом передумал. Если бы тебя арестовали, то я бы никак не помог. А мой номер следователям ни к чему.
   - Это верное, - кивнул я и выпустил три дымных кольца, - Только на меня у них ничего нет. Я не ворую, как некоторые.
   - Ну, честность, еще не повод чувствовать себя в безопасности, - блеснул мудростью Зайцман.
   Он закрыл входную дверь массивным ключом и повесил табличку "CLOSED".
   - Хочешь я подарю тебе в назидание кубок, который подбросили одному философу, а потом обвинили его в воровстве и казнили?
   - Спасибо, я как-нибудь переживу свой недостаток.
   - Это выпивка? - Займан указал глазами на торчащее из кармана горлышко бутылки.
   Я выставил ее на прилавок. Антиквар поставил рядом две серебряные чарочки.
   - Из сервиза новгородских князей, - пояснил он родословную посуды.
   Я разлил вискарь.
   - Умели же жить люди.
   Мы выпили.
   - К сожалению, нет, - ответил Зайцман, - Их казнили подручные Ивана Грозного.
   - Мои соболезнования, - сказал я и налил по второй. Мы снова выпили.
   - Ты спас меня.
   - В очередной раз, - подтвердил я.
   - Хочешь я подарю тебе кинжал, которым Иван Грозный зарезал своего сына?
   - Зачем он мне? У меня и сына-то нет. Только пылиться будет.
   Мы выпили по третьей.
   - Куда собираешься девать трупы? - спросил я.
   - В милицию звонить неохота, - устало потянулся Зайцман, - Начнутся допросы, расспросы, протоколы, понятые... - он тоскливо уставился на стену, увешанную холодным оружием.
   Опять выпили.
   - Через несколько часов они начнут вонять, - заметил я с ленцой.
   День выдался слишком трудный. Хотелось есть и спать.
   - У меня есть старинная печь на заднем дворе. Может туда их?
   - Немецкая?
   Зайцман удивился вопросу:
   - А чья же еще? Они в этом деле были большие специалисты.
   Опять разлили по чарочкам.
   - И откуда ты ее стащил?
   - Не задавай дурацких вопросов, я не раскрываю имен своих поставщиков.
   - Но зачем она тебе?
   - А зачем людям все это? - он окинул головой антикварные россыпи и залежи, - Пригодится. Вот как сейчас. Бери этого за ноги, а я руки подхвачу.
   - Погоди, - остановился я в проходе с ногами остывающего подонка в руках, - Это ведь тринадцатый?
   - Верно, только не стой на месте, у меня еще дел полно.
   Мы снова двинулись.
   - Чего-то я не припомню, в наших сводках сообщений о нападениях на твою лавку. Я-то всегда уходил раньше. Думал ты потом милицию вызывал.
   - А чего бы ты хотел там прочесть? Это ж тебе не детектив.
   - Куда ты девал предыдущих грабителей, Зайцман?
   Мы засунули тело в печь. Над зевом антикварной топки чернела готическая надпись:
   "Гот мит унс". И еще какая-то надпись. Но там я разобрал только слово "Освенцим".
   - Костя, поверь мне, только в наши дни эта печь служит по своему прямому назначению.
   Мы пошли за вторым телом.
   - Эти люди взялись за оружие. За три копейки готовы лишить человека жизни.
   - Ну, не за три, - возразил я.
   - Какая разница за сколько? Ты-то чего торгуешься?
   - Это я так. Для поддержания беседы.
   - Кстати, тебя они тоже хотели убить. Я ведь согласно нашей легенде, сказал им, что у меня есть богатый знакомый, с большой наличностью. Поэтому перед тем, как меня прикончить, им очень захотелось тебя повидать.
   - Вот гады, - покачал я головой.
  
   Мы вынесли и загрузили в печь второго подонка. Зайцман поколдовал над ручками и загудело пламя.
   - Сдается мне ты неспроста ее приобрел, - я погладил бок старинной печи.
   - За популярность лавки приходится платить.
   - А кому-то расплачиваться.
   - Пошли, допьем, - предложил антиквар.
   - У меня больше нет.
   - У меня есть. Королевская настойка из Шотландии.
   Зайцман зажег вечернюю лампу тринадцатого века, переделанную под электричество, и поставил на прилавок квадратную бутыль в золотой ажурной сетке. От настенного оружия легли на пол тяжелые тени. Злобно поблескивало забрало в углу и темнота за узкими щелками металла корчила нам рожи.
   - Напиток богов! Им отравили Лермонта.
   - Это кто? Бог?
   Зайцман разлил по чаркам.
   - Это поэт Шотландии. Богов отравить невозможно.
   Вкус у этой дряни оказался душераздирающим. Я сморщился, а потом зашелся кашлем, как первогодок с беломориной.
   - Да боги и не стали бы пить этот денатурат! - прохрипел я сквозь новый приступ кашля.
   Антиквар понюхал свою не начатую чарку и сплюнул.
   - Слушай, точно денатурат! Куда же я перелил напиток богов? - и он исчез в подсобных помещениях. Вернулся через минуту и поставил обыкновенную бутылку из-под коньяка.
   - Это я от домашних замаскировал. Извини.
   - Ничего, - я уже отдышался и закурил.
   Денатурат оказался не так уж плох. В голове приятно зашелестели интересные мысли. Несовершенство мира отошло на второй план. Потом на третий и наконец вообще исчезло.
   Потом мы пили напиток богов. Вели всякие глубокомысленные беседы, которые привести здесь невозможно, поскольку они слишком глубоки для таких книг.
   - Ты говорил у тебя дел по горло, - напомнил я Зайцману, - Ты даже кажется куда-то спешил.
   Антиквар кивнул:
   - Ты прав. Я спешил выпить. Разве ради такого дела не стоит поторопиться?
  
   Потом нас бросило на дегустацию коллекционного погребка антиквара. Мы пили какие-то наливки из Ливана, вино из Бордо, шампанское из Шампань, что-то еще безумно дорогое и вкусное. Для меня так и осталось загадкой каким именно способом и с чьей помощью я попал домой.
  

ГЛАВА

  
   Помещение, которое служило при мне квартирой, изо всех сил старалось окружить меня комфортом и уютом. Это окружение было настолько плотным, что иногда у меня разыгрывались приступы клаустрофобии. Но ничего не поделаешь. Приходилось терпеть.
   Из моей маленькой прихожей посетитель сразу попадал на кухню. Поэтому соседи по лестничной площадке всегда знали, что именно я готовлю. Но они ни разу не жаловались, поскольку готовил я нечасто. Кухонная плита постоянно страдала от безделья, а холодильник был вечно пустобрюхим.
   Сразу за кухней шли ванная и туалет. Из-за тонких стенок соседи могли безошибочно узнавать, когда я хожу в туалет и мою ли после него руки. Это дисциплинировало. На публике всяк старается выглядеть чистюлей.
   Ну, а за этим хозяйством открывалась маленькая комнатуха, больше похожая на салон армейской БМП, правда, с городскими удобствами. Слева горбился у стены диван, не желающий работать по специальности. Когда на него садились он всегда негодующе скрипел и грозил развалиться. Иногда ехидно ранил моих гостей пружинкой в седалище. Меня он боялся трогать. Чуял, что расплата наступит незамедлительно.
   Справа стоял телевизор на коробке с книгами и чуть сбоку от него - открывалось окно в мир с небольшим балконом для лучшего обзора.
   Именно здесь, на балконе я и проснулся. Вернее очнулся. В изголовье стоял кувшин с холодной водой. Непослушными и слабыми руками мне удалось ловко его опрокинуть себе на лицо. Пока вытекала влага, я успел освежиться и напиться.
   Обморочной белизны небо свидетельствовало о раннем утре. Это же подтвердила миграция рогатых троллейбусов под окном. Как я попал на собственный балкон? Может, прилетел? Ощупал себя осторожной с нехорошим предчувствием, но крыльев не нашел. Мне полегчало. Милицейская форма под крылья не приспособлена. Окажись они у меня и я испытал бы непреодолимые затруднения. Кстати, фуражка заменяет ментам нимб над головой. Вот почему в форме пить и грешить никак нельзя.
   Впрочем неважно, - отмахнулся я сам от себя и от потока никчемных давно уже передуманных мыслей.
   Теперь мне предстояло решить: чем заняться?
   Девушки у меня нет. Чтобы заказать себе девушку - не хватало денег.
   Закатить вечеринку - тоже невозможно. Все друзья у милиционеров - давно сидят. Недруги - лежат на кладбище. Так что общаться мне в свободное время решительно не с кем. Вообще-то я шучу. Но на данный момент я пребываю в одиночестве.
   Весь первый день я ставил над собой опыты. Сравнивал: чем отличаются ощущения, если пить водку под композицию Верди "Весна", потом пить под ту же музыку джин с тоником и добавив затем два литра пива.
   Отличия оказались существенными.
   Опыта накопилось столько, что на его осмысление я потратил свой второй выходной. Но вот что я собственно выяснил.
   Ни водка, ни джин с тоником - не отвечают духу композиции Верди "Весна". Водка пьянит разум, и Верди с коварной готовностью уводит его на некие сверкающие вершины, чтобы потом обрушить все твои страсти, надежды и веру в лучшую жизнь в гиблую пропасть похмелья.
   Джин с тоником под ту же музыкальную вещь бередит душу, пузырит надежды, но затем опять ранит сознание иголкой похмельного синдрома. И только пиво полностью созвучно Верди. Когда выпиваешь первую бутылочку - душа воспаряет, несется на скрипках Верди к вершинам искусства. После второй и третьей - полет и восхождение усиливаются. И если вы помните "Весну", то там есть такой момент когда звуки замирают, становятся еле слышными. В этот момент ты тоже прислушиваешься к своему организму. И потом скрипки вдруг словно срываются с цепи и ударяют бешеными темпом. А сам ты несешься в туалет мощно и неудержимо пописать. И то облегчение которое испытывает мочевой пузырь полностью созвучно радостному фейерверку и взрыву скрипок Джузеппе Верди. Старик знал о чем писать музыку. Уверен он сам не раз переживал подобные ощущения. После чего засыпал, как и я, вконец утомленный прекрасным искусством.
   Глубоким вечером второго дня, когда шмыгают под балконом помойные коты и становится утомленным шуршание автомобилей, я со священным трепетом включил свой компьютер. На этой машине не было ничего постороннего. Никаких игрушек, никаких редакторских или менеджерских заморочек. Ничего. Здесь жила только одна программа. Она почти целиком занимала память жесткого диска. Только одна программа потребляла оперативную память компьютера. Но что это было за произведение!
   Эту программу сотворил один мой покойный друг....
   Вообще странно об этом говорить. Не знаю, как вы к этому отнесетесь, но тем не менее расскажу...
   Несколько лет назад, моя невеста Ира заболела раком крови. Обычная такая подлянка судьбы для счастливой пары.
   Ира готовилась к медленной смерти. Я подумывал о скором самоубийстве сразу после ее ухода. В общем начались самые кошмарные дни моей жизни.
   И вот, чтобы не оставлять меня в этом мире совсем одиноким, Ира решила с моим другом Игорем "оцифровать сознание". Мой друг - компьютерщик от Бога - записал несметное количество фраз и комбинаций слов присущих Ире. Моя невеста записала только триста разных оттенков своего смеха. Свыше двухсот оттенков собственного недовольства и колких фразочек (она решила, что ее натура должна полностью соответствовать оригиналу). Ира записала в машину все свои воспоминания обо мне. Ну, и так далее. Результатом стала программа, которую Игорь в шутку назвал "И+И". То есть Игорь плюс Ира. Я не возражал и не ревновал. Все-таки это было их совместное творчество. Только шутка обернулась пророчеством. Через месяц после смерти моей невесты, Игорь погиб в автокатастрофе и ушел вслед за Ирой на небеса.
   Теперь двойник Иры живет в моем компьютере. Раз в неделю, или в выходные я включаю его и беседую со своей мертвой невестой.
   Машина загрузилась, из динамиков выскочил бодрый голос Иры:
   - Привет! Что так долго тебя не было?
   Я нажал ввод. На экране проступило лицо моей Иры. Наша беседа всегда напоминает разговор двух юзеров по веб-камерам.
   - Работы много, - соврал я, - Кроме того произошла куча событий.
   Я начал перечислять:
   - Меня чуть не убили, наш МУР арестовали почти в полном составе...
   Ира слушала последние новости не перебивая....
   Аврелий Августин Блаженный полагал, что время - это сотворенная субстанция. Утверждал, будто мир создан не в текущем времени, но само время начинает идти с сотворения мира. Так и моя мертвая "электронная" невеста начала жить с момента первого запуска программы. Она всегда помнила сколько времени мы общались предыдущий раз и сколько прошло часов с момента нашего последнего разговора. Думаю, ее воспоминания о "прошлой жизни" были не такими яркими. С налетом чего-то далекого и застывшего. Они просто были, как кирпичи на складе.
   Ее тепершняя жизнь в компьютере - вот что считалось для нее "настоящей реальностью".
   - Мне тебя так не хватает, - закончил я свой рассказ.
   Она улыбнулась:
   - Я поняла. Ты говоришь это каждый раз при нашей встрече. Но каждый раз тебя подолгу не бывает рядом.
   Последние слова прозвучали с легким оттенком упрека.
   - Мы в разных измерениях, - я снова вздохнул, - В своей среде обитания мне приходится решать массу проблем.
   Тут уж я напомнил ей разницу между нами.
   Электронная Ира помолчала. Как помолчала бы и настоящая. Да и что сказать в такой ситуации?
   - Будь осторожнее.
   - Хорошо.
   По тому, как моргает красный глазок на коробке с мозгами компьютера, я понял: она записала и сейчас анализирует мой рассказ. Ира учится. Совсем как настоящая. Моя память, мои впечатления - становятся ее памятью и впечатлениями. Поскольку своей жизни у нее нет, Ира целиком сосредоточилась на мне. Она думает только обо мне, только о моих делах и поступках. Когда-нибудь потом Ира напомнит мне то, что я забыл. Проведет параллели и аналогии.
   - Как ты думаешь, что за препарат они тебе ввели? - спросила наконец моя вечная невеста.
   Я пожал плечами:
   - Обыкновенное снотворное с каким-нибудь обездвиживающим препаратом. Никаких неудобств я пока не испытываю. Вырубился только в начале. Потом прошло. Все как обычно.
   - Почему же они не воспользовались обычным шприцом? Он что всегда ходит и колет всех парализующим препаратом?
   - Я откуда знаю?
   - В этом "пистолете" могло быть что-то еще?
   - Например?
   - Например, какой-нибудь экспериментальный раствор.
   - Не понимаю.
   - Человек ходит с медицинским "пистолетом" не просто так. Он использует его в своей работе. Использует часто.
   - Думаешь, я стал очередным подопытным кроликом для этих людей?
   - Если хочешь я подключусь к Интернету и постараюсь там покопать, - прервала меня Ира, - Вдруг найду, что-то дельное.
   - Как знаешь.
   Я опять вздохнул. Ира молчала. То ли держала паузу, то ли уже шарила во всемирной сети.
   - Не отключай меня, ладно? - попросила она.
   - Хорошо.
   Я встал из-за компьютера и завалился на диван. Перед глазами поплыли видения моей прошлой жизни. Когда все еще дышало теплотой и надеждами. Спокойствием и близким счастьем.
   Вот мы гуляем с Ирой по парку, вот навещаем ее родителей. Вот я дарю ей кольцо с маленьким бриллиантом и прошу стать моей женой. Потом Ира смеялась и говорила, что женам оперативников видимо не положены кольца с настоящим бриллиантом, а только с бриллиантовой крошкой.
   Незаметно для себя я уснул.
   В этом сне, пришел ко мне мой полковник. Поставил валенки на стол, и сказал трагично.
   - Вот получил на складе, вместо положенной формы. Хромовых сапог тоже не оказалось.
   - Шеф, - сказал я, - А почему вы до сих пор не генерал?
   - Да я бы тебя выгнал давно, будь я генералом!
   - За что?
   - Ты бы дискредитировал мое генеральское звание, Лахман. И вообще, тебе надо ограничить потребление никотина.
   - Это как? - не понял я.
   - Кури поменьше, - покачал головой полковник, - Вечно тебе надо все разъяснять.
   Далее разговор прыгнул на другую ветку.
   - Почему ни правительство, ни МВД, ни ФСБ никто не верит в необычные и необъяснимые вещи, когда они происходят?
   - Потому что так легче жить. Посмотри сколько времени понадобилось, чтобы признать гипноз. Признать, что с его помощью можно совершать преступления. Так чего ты хочешь от меня? Незаурядный человек, который обладает талантами делать необъяснимые вещи - может фактически безнаказанно совершать преступления. И никто не сможет поймать его за руку. Вот для чего понадобился наш маленький отдел на Петровке, 38 под прикрытием МУРА.
   - Выходит я, и вы босс уже там не работаем?
   - Выходит так.
   - И что нам надо делать?
   - Ловить подонков. Как и прежде. Только ловить придется самых изворотливых, самых талантливых и удачливых подонков. Это увы - трудная и опасная задача. Почище оголтелого терроризма.
   Шеф напялил валенки, и пошел в метро. Я смотрел вслед этой нелепой фигуре и думал: почему начальники никогда не знают насколько они тупы? Не могут оценить непредвзято степень своей компетентности и уровень своего руководства. Все очень просто. Это началось не сегодня. И даже не в Кремле, как полагают многие оппозиционеры.
   Был такой дядька в древней Греции Анемометр Фиванский. Работал в жреческой Башне Ветров, разбирал инвентарь, оценивал предметы и дары, которые приносили жрецам. И все шло хорошо. Он работал, его ценили. Человек был на хорошем счеты и карьера шла неуклонно в рост.
   Но однажды приношения иссякли. То ли девальвация, то ли коррупция, то ли финансовый крах сказались. Только работы не стало. Тогда Анемометр начал со скуки оценивать встреченных кошек, собак, коз, потом своих друзей, родных, прохожих.
   Потом совершил чудовищную ошибку и перешел на своих начальников - жрецов.
   После того, как он оценил священнослужителей скопом и каждого по отдельности - рассказал одному из них о результатах своей работы. Сейчас неведомо как именно восприняло жреческое начальство инициативу своего подчиненного. Какие слова они ему говорили? Просили или не просили не публиковать отчет? Только пошел как-то Анемометр гулять в окрестностях Башни Ветров и к ужину не явился. На его труп наткнулись утром водоносы. Возле одного из колодцев. Видимых повреждений у него не нашли. Невидимых - тоже. Потому как криминалистических лабораторий тогда не существовало.
   По официальной версии жрецов, Анемометр посмотрел на свое отражение в воде и не смог дать самому себе правильную оценку. Отчего и умер бедолага. То есть разодрали его внутренние противоречия. Но эта версия, еще раз повторюсь, принадлежит жрецам. Я же полагаю: ухайдакали Анемометра сами жрецы. Которых он честно оценил, как людей несведущих и глупых. Точно также погиб Сократ. Ему ведь как-то (и тоже ведь со скуки!) взбрело в голову доказать всем в Городе, что ни одни человек ни черта не смыслит в своей профессии и в том деле, которым занимается. Свою операцию он провел блестяще. В Городе не осталось ни одного ситуанянина, ремесленника, кузнеца, хлебороба, скотовода и политика, которому бы Сократ не сумел доказать, что он всего-навсего похотливое животное в жизни и тупая скотина в своем ремесле. Что в общем-то до сих пор является правдой для всех категорий населения любой страны и континента.
   В результате отцы Города выдвинули против философа нелепые обвинения и казнили. Этим поступком Администрация Города еще раз доказала свою непроходимую тупость. Только никто этого не заметил по причине умственного равенства администрации и горожан.
   Так тупость правит миром с древних времен. Любое начальство - тупое. Любая тупость считает себя сверх гениальной. Если доказать начальству, что оно тупое, оно придумает самые невероятные обвинения и уволит вас к чертовой матери из этой жизни навсегда. Вот поэтому само начальство никогда не сможет узнать степень своей компетентности. Да и не захочет. Отсюда вывод: не спорьте с начальниками.
   - Это Судьба, - сказал один философ, - Все в мире предначертано заранее.
   - С другой стороны скучно иметь дело с предсказуемым результатом.
   - Особенно, если результат плохой.
   Я шарил рукой в поисках будильника. Но звонкая сволочь умело ускользала. Пришлось вылезти из липкого сна, разлепить глаза и дать ему по голове. Часы обиженно звякнули.
  
  

ГЛАВА

  
   Светать начало с оконной блестящей ручки. Потом лучи света осторожно прокрались за занавески и горячие солнечные пятна уютно расстелились на полу лоскутным солнечным одеялом. Такая вот у них приятная работа. Там поспали, теперь тут прилегли. Почему я не стал в свое время солнечным зайчиком, а подался работать в ментовку?
   - А что у тебя был выбор? - спросил я сам себя.
   Будильник в изголовье показывал, что самое время собираться на дежурство.
   Я приказал себе встать и заварить чай. Выпил чашку и степенно ушел проблеваться. Все-таки тяжелое похмелье в этом мире еще не отменили. Чем подгадили всему прогрессивному человечеству.
   Потом я выпил вторую чашку и снова сходил проблеваться. Потом приказал себе не тратить понапрасну чай и выпить чего-нибудь покрепче. Отыскал в холодильнике початую бутылку коньяка и хлебанул прямо из горла пару бульков.
   Холодный коньяк тут же снял тяжесть в желудке, облегчил душу и распрямил сморщенные похмельем мысли. Вот, кто-то утверждает, что коньяк надо пить при комнатной температуре. Я против таких экспериментов. Высокоактановое спиртное надо пить холодным. Чтобы градус не царапал горло и входил в желудок плавно и естественно. Как входят в человека любовь и добродетель. От которых он потом всю жизнь не может избавиться.
   Одевшись я проверил свои карманы и некая заблудшая из какой-то другой жизни мысль стрельнула в голове: у меня ведь нет водительских прав. Но к счастью я вспомнил, что у меня есть ксива. Она же и мои водительские права, и разрешение на питие за рулем, и мои профессиональные обязанности по отношению к окружающим меня гражданам и нелегальным мигрантам.
   Стоя в джинсах, рубашке и с голыми ногами, я вывалил на диван из специального мешочка кучу свежих носков. На каждом из них красовался какой-нибудь узорчик. Разглядывая рисунки, я постепенно приходил в ярость. Ни один узор носка не совпадал с другим. Ни к одному носку не было пары!
   Я снова все тщательно перерыл и сравнил. Так и есть. Каждый носок потерял свою пару. Как это понимать? И что мне теперь одеть? Признаться честно, я суеверен, как большинство моих сограждан. Я тоже верю, что надетая наизнанку майка или футболка притягивает неприятности и мордобой. А разные носки на ногах - эти неприятности только усугубляют. Такое ощущение, что одни носки ушли в таинственное носочное место, на планету, где живут родственники, а другие остались для поддержания связи с прежней родиной. Я начал припоминать, куда могли запропаститься эти проклятущие изделия? Спокойно. Каждый раз ты складываешь грязные носки в специальную корзинку для белья. Ага. Я пошел и проверил корзину. Она ответила пустотой. Спокойно, - сказал я сам себе снова, - Расследование продвигается успешно.
   После стирки все носки вывешиваются на сушильной батарее над стиральной машинкой. Все остальное белье относится на балкон. Естественно на батарее носков не оказалось. Я заглянул в щель между стенкой и стиральной машинкой. Носки могли попадать с батареи только туда. Там притаился одинокий носок. Я достал его и сравнил с остальными. Наконец-то составилась одна пара. Скорее всего за моей стиральной машинкой находится тайный лаз или коридор по которому носки убегают к себе на родину. А этот - просто не успел удрать. Или дожидался некоего транспорта, но я вовремя его перехватил.
   Надев носки я прошел на балкон. Среди развешанного белья нашелся еще один носок на вторую пару. Это меня озадачило. Может на балконе тоже есть какой-то лаз?
   Глянул на часы. Время поджимало. Кстати, меня всегда удивляло это выражение: "время поджимает". Что поджимает, где поджимает? Очко поджимает? Или еще что? И почему оно все время "поджимает"? Ему что не живется спокойно? Почему время, пардон за каламбур, все время хочет поссориться с человеком?
   Ладно. Я разберусь с этим как-нибудь потом. Настенные часы с маятником и кукушкой пробили семь утра. Пора на дежурство. Я подождал: не высунется ли кукушка. Но она почему-то не показывалась и открыто манкировала своими обязанностями. Дрыхнет небось, сука, - сказал я сквозь зубы и вышел из квартиры.
   Живу я на одиннадцатом этаже. Так что у меня развилась хроническая зависимость от лифта. Пока спустишься пешком, а особенно пока поднимешься - все ноги себе оттопчешь. Но лифт, надо заметить, представляет собой опасность. Хотя бы тем, что он может не прийти.
   Створки лифта разъехались, но встретила меня чернота. Я заглянул внутрь и увидел трос, уходящий в бездну глубокой шахты. Надо же! Впервые такое вижу. А если бы я заговорился сам с собой и шагнул типа в лифт? Как говорил мой наставник по оперативному искусству: "Опасно не само падение с высоты, а резкая остановка в конце". Однако, зацепиться за трос - я не смог бы. Это точно.
   Надо бы арестовать этих бездельников из ЖЭКа суток на пятнадцать, размышлял я, спускаясь по ступеням.
  

ГЛАВА

  
   Внесли гроб. Поставили на каталку. Оркестр выдохнул два траурных аккорда.
   - Подойдите попрощаться, - повел рукой распорядитель.
   Все, кто был - подошли. Откинули крышку. Тело на собственных похоронах отсутствовало. Кто-то всхлипнул и упал в объятия утешающих. Кто-то остекленел на месте. Распорядитель заглянул в гроб, словно покойник мог съежиться до размеров таракана, и скорбное выражение сползло у него с лица.
   Похороны обещали быть веселыми.
  
   Меня оторвали от покера. Я уже выигрывал и собирался сорвать банк, как в комнату заглянул дежурный.
   - Убийство? - спросил я.
   - Хуже.
   - Что может быть хуже убийства? - заметил я резонно, - Разве что революция с расстрелом царской семьи.
   Дежурный что-то пробурчал недовольно-невразумительное, точно сам принадлежал к царской фамилии и протянул мне адрес.
  
   Доехал я быстро. Пришел в крематорий. Огляделся. Смотрю, все какие-то нерадостные. Словно и впрямь потеряли нечто ценное. Или покойник приказал сжечь вместе с собой все нажитое имущество.
   - В чем дело? - говорю, - Почему все плачут? Где ваша буржуазная сознательность и философское понимание мира?
   Я уже принял грамм двести на работе, а потому был невосприимчив к бедам.
   - А вы кто? - спрашивает управляющий недоуменно.
   - Я оборотень в погонах, - говорю я тихонько, - Только я погоны на всякий случай снял, чтобы меня святые отцы из Управления Инквизиции МВД не узнали.
   Смотрю управляющий совсем обалдел.
   - Ладно, успокойся, я из уголовного розыска, сынок. Так понятно?
   Он говорит:
   - Да, у нас тут горе, - и голову свою кудрявую склонил на грудь. Словно хотел, чтобы я получше рассмотрел какое горе гнездится в его голове.
   - Да уж вижу, что не юбилей, - хлопнул я его по плечу утешающее, - Где тело?
   - Украли, - управляющий всхлипнул.
   - Во, народ пошел! - всплеснул я руками, - Ни стыда, ни совести! Мало того что убили, так еще и тело украли.
   - Не убили, вы не так поняли ситуацию, - вмешался распорядитель в мою прочувственную речь, - Просто украли тело.
   - Спасибо за помощь следствию, но легче мне от этого не стало. Чего ж мне тогда осматривать? Где место, так сказать, преступления?
   - Ну, гроб можете осмотреть, - заметил распорядитель.
   - И чего я там из гроба увижу? Чего я там не видал? Да и рано мне еще...
   Он только плечами пожал.
   - Так, - сказал я, обходя вокруг гроба, - Тело по всей видимости действительно украли. Судя по тому, что вид у гроба нормальный - оно не сопротивлялось. Преступники отрыли гроб беспрепятственно. Следов взлома не обнаружено. Спрашивается: кто украл? Зачем? Чтобы подбросить? Но кому?
   Я посмотрел на управляющего. Он развел руками.
   - На нем костюм случайно, не от Версаче был?
   - Чего?! - выпучил глаза распорядитель.
   - Костюм дорогой был на покойном?
   - Нет, - мотнул головой служащий, - Обыкновенный. Как у всех. Застегивается сзади. От дождя расползается. Ничего дорогого.
   Этот распорядитель прямо-таки набит знаниями, как энциклопедия на буквы "МОР".
   - Понятно. А тапки? Или там ботинки из золота? - я осмотрел группку родственников и решил пока не заниматься ими. Одну старушку водой отпаивали вприкуску с валидолом, несколько типов нервно курили, глядя в пространство.
   Распорядитель замотал головой:
   - Нищий нынче покойничек пошел, - доверительно зашептал он, - Покойным нынче разгуляться не на что.
   - Но тело - продукт я бы сказал скоропортящийся. Его надо где-то хранить. Приглядывать. Остужать. Ведь столько хлопот с ним.
   Распорядитель опять беспомощно развел руками и выдавил на лицо жалкую улыбку.
   - Но вчера-то тело тут было? - наседал я.
   - Наверное.
   - То есть как это наверное? Вы что не знаете своих постояльцев? В смысле свою клиентуру?
   - Понимаете, - начал задушевно распорядитель, - У нас большая текучка клиентов. Всех не упомнишь. А потом тут не армия и не зона. Вечернюю перекличку мы не проводим.
   - Но вы же интересуетесь, кто и где у вас лежит?
   - Да, - кивнул распорядитель, - Но гробы стоят закрытые. До самого утра.
   - Значит тело с вечера было тут?
   - Скорее всего, - ответил распорядитель неуверенно.
   Я вздохнул. Как так можно! Как можно не интересоваться своей работой. Не знать кого хоронишь и хоронишь ли вообще! Если бы не внимательные родственники - они бы пустой гроб сожгли.
   Я решил прогуляться и подумать. Атмосфера этого вместилища людской скорби стала действовать на меня угнетающе.
   В дверях я остановился и сказал скорбящим:
   - Прошу не покидать место преступления. Я скоро вернусь. Очевидно, я перепутал двери и вышел не к парадному, а в подсобные помещения. Поплутав по ним я понял, что крематорий автоматизирован не хуже космической станции. На конвейерах стоят гробы. Где-то срабатывает невидимый управляющий механизм и покойники плывут по ленте на встречу с Хароном. Но сначала делают промежуточную остановку. То есть разъезжаются по ответвлениям ленты. Каждый гроб попадает в свой зал скорби. Проходит церемония. Далее гробы опять оказываются на одной общей ленте и уходят по ней в автоматическую топку. Я прошелся вдоль ленты с гробами. Открывая на ходу крышки и проверяя наполняемость. Все покойники оказались на месте.
   Дойдя до топки, я прочитал инструкцию, что висела рядом и узнал, что каждый покойник вместе с гробом горит сорок минут. Ценное знание, хмыкнул я. За толстым стеклом горел синим пламенем очередной покойник. Я как мог оглядел внутренности топки. Ничего интересного. Как в духовке. Открыл последнюю крышку гроба, что стоял первым на очередь в топку и меня передернуло. Гроб оказался пуст. Еще одна пропажа! Но почему никто не заметил? Покойник был сирота?
   Ага! - вскричало во мне детективное чувство. Я быстрым шагом двинулся в зал откуда пришел. Но неприятный скрежещущий звук из-за ближайшей двери привлек мое внимание.
   Как говорит мой шеф: чрезмерное любопытство присуще только оперативникам и кошкам. Но в обоих случаях заканчивается одинаково плачевно.
   Дверь под руками бесшумно приоткрылась и тут я увидел, как по двору какой-то ситуаянин в рабочем халате тащит на веревке гроб. Это он так неприятно скрежетал по асфальту. Неподалеку рабочего поджидал микроавтобус. Неприметный такой. С глухим грузовым отсеком. Шофер уже открыл двери и ждал погрузки.
   - Вас помнят, пока вы мешаете жить другим, - сказал бы папаша Мюллер. Вы думаете, почему патрули на улицах так часто пристают к гражданам с проверкой документов? Потому что им любопытно: как зовут этих несчастных, что снуют перед ними? И много ли денег у них в кошельках?
   Повинуясь внутреннему голосу всех милиционеров, я грозно окликнул неизвестного:
   - Сынок, тут между прочим люди спят вечным сном, а ты шумишь! Положи несчастного на место!
   Товарищ с гробом на буксире не отреагировал. И с видом старательного муравья продолжал волочить гроб. Мне это не понравилось. Я решил, что рабочий глухой, а потому решил перевести ему свои слова на международный язык жестов. С детства я несколько неуклюж. Поэтому когда я заговорил руками, со стороны могло показаться, будто я отвесил ему несколько подзатыльников, долбанул в живот коленом и дал пинка.
   Хотя пинок, как мне всегда казалось, - означает всего лишь точку в конце предложения.
   Тут выяснилось, что я изначально ошибся. Как доктор Павлов ошибался в своих псах. Он то думал: они действуют на основе рефлексов, а оказалось, он просто всех достал.
   Господин с гробом свалился и заголосил как резаный. Его лицо мне показалось знакомым. Я помог ему встать, признаю, несколько неловко поддев его ногой. Рабочий кинулся в дверь. Я за ним. Мы снова очутились возле конвейерной ленты с гробами. Человек взлетел на ленту и запрыгал по гробам. Вот это погоня, - мелькнуло у меня в голове. Такого еще не бывало. Я запрыгал следом. В какой-то момент мне захотелось выстрелить для острастки, но я вспомнил с досадой, что, как всегда, оставил пистолет на работе. Постепенно мы приближались к топке. Разогнавшись я сделал как можно более мощный рывок и повалил подозреваемого на гроб возле самой топки.
   Рабочий ужом вывернулся подо мной на спину и спихнул меня с конвейера. Я вскочил, кинулся в атаку, но этот подонок ловко открыл крышку и я стукнулся об нее лбом. Кое-как мне удалось зацепиться рукой за лацкан его халата. Я дернул подозреваемого на себя, и за счет этого рывка снова очутился на ленте. Подонок бросился с ленты. Но я перехватил его за шиворот, ударил кулаком по затылку и бросил вниз. Подозреваемый оказался в гробу. Мигом вспомнив, что я забыл на работе еще и наручники, я закрыл крышку гроба и защелкнул замки. Пущай полежит пока. Тут я вспомнил, где я его видел. В лесу возле сумасшедшего дома! Когда меня взяла в плен банда подонков. Он был среди них.
   Я слез с ленты и бросился в зал для скорбящих. Надо срочно попросить управляющего позвонить в милицию и вызвать подкрепление. Возможно эта банда сейчас в полном составе сидит крематории. А заодно, неплохо бы пригласить понятых. Ведь пойманный гад на моих глаза воровал очередного покойника. Когда я подбегал к двери, приглушенно заверещали вокруг сирены. Вспыхнули лампочки. Скрипнул конвейер. Я взялся за ручку двери, глядя на полыхание желтых мигалок по стенам и похолодел от страшной догадки. Автоматика! Тут все на автоматике!
   Со всех ног я кинулся обратно. Лента с гробами неумолимо двигалась. И наконец застыла. Гроб с подозреваемым уже въехал в горнило. Топка закрылась перед самым моим носом. За стеклом полыхнуло пламя. Ореховые бока гроба пошли пузырями. Я бешено шарил глазами по стенам. Ни кнопочки, ни рычажка, ничего! Но ведь как-то эта автоматика должна отключатся?! Я снова бросился в зал. Управляющий должен знать, как вырубить сатанинский конвейер.
   Я влетел в помещение с таким видом, что все в ужасе попятились.
   - Там человек сгорает! - завопил я управляющему, указывая на дверь.
   - Вообще-то это его последний долг перед живущими, - траурным голосом ответил тот.
   - Вы не понимаете! - пуще прежнего взвизгнул я, - Там живой человек! Надо остановить конвейер!
   Я схватил управляющего и потащил в подсобку.
   - Но как он туда попал? - упирался служитель скорби, заплетая ногами.
   - Нет времени! - тянул я его за рукав, - Его еще можно спасти!
   Наконец мне удалось придать распорядителю нужный темп и мы побежали к топке.
   - Где у вас тут все отключается?! - крикнул я на бегу.
   - Нигде, - прозвучал ответ.
   - Как это?
   - Немецкая автоматика. Они по этой части специалисты.
   - Опять немцы! - заорал я, - Что же это такое!
   Мы подлетели к топке и по очереди заглянули через стекло. Пламя бушевало и клубилось не давая ничего разглядеть. Мы тяжело дышали. Управляющий посмотрел на меня долгим скорбным взглядом. Я ответил ему тем же.
   - Поздно, - прошептал он.
   - Но ведь должен быть аварийный выключатель! - прошептал я в отчаянии, - Система тушения и все такое.
   - Я же объяснял: автоматика немецкая. Да и зачем этой печи аварийное отключение и это ваше дурацкое тушение?
   - А вдруг попадет кто?
   - Ну, знаете, немцы ведь и представить себе не могут, что у нас в печь может попасть живой человек. Это вам не Освенцим. Они и сами давно этим не балуются.
   - Что же делать?
   - Теперь ничего, - управляющий пожал плечами, - Надо ждать.
   - Кого?
   - Его, - служитель скорби кивнул на топку и задрав рукав, глянул на изящные золотые часы, - Через полчаса выйдет.
   - Когда выйдет? - изумился я, - В каком смысле выйдет?
   - В прямом, - впервые управляющий улыбнулся, - Пойдемте, в другой зал.
   Мы зашагали вдоль конвейера. Вышли во внутренний дворик. Тут я заметил тот самый гроб на веревке. Я остановился возле него и заглянул внутрь. Там лежал покойник.
   - Вот этого покойника, пытался украсть подозреваемый, - я кашлянул, - Ну, в смысле тот покойник, - я кивнул в сторону корпуса крематория.
   - Надо же! - подивился управляющий, - А кем он хоть был?
   - Кто кем был?
   - Ну, покойник.
   - Этот или тот? - уточнил я.
   - Тот, в топке.
   - Мне почем знать? Это я у вас должен спросить.
   Управляющий достал мобильный телефон.
   - Узнаю, кого нет на месте, - он набрал номер, - Если это наш служащий, то вскоре мы узнаем его имя.
   Трубка пискнула и управляющий приказал срочно провести перекличку личного состава. Об отсутствующих докладывать немедленно.
   - Идемте, - он положил телефон в карман, - Уже пора.
   Мы пересекли маленький дворик и зашли в другой корпус. Там нас встретил такой же конвейер но размерами поменьше. На резиновой ленте торчали пустые урны. Из стены напротив высовывался какой-то агрегат с носиком-воронкой. Снова замигали желтые маяки по стенам. Раздался звонок. В стене заскрежетало. Мигнули на агрегате лампочки. Из носика-воронки в пустую урну посыпался белый прах. Я заворожено смотрел на легкую струйку, исчезающую в серебряной урне.
   В кармане управляющего проснулся мобильник.
   - Да? - спросил служитель, выслушал ответ и расцвел улыбкой, - Хорошо, - он снова спрятал аппарат в карман. Последние крупицы упали в урну. Смолкли сигналы, погасли фонари. Конвейер сдвинулся в сторону, подставляя следующий сосуд.
   Ни слова не говоря, управляющий завинтил урну с прахом серебряной крышкой и подал мне.
   - Это ваш подозреваемый.
   - Позвольте, - от неожиданности, я даже не стал сопротивляться и взял сосуд, - Как это мой подозреваемый? Кто он? Как его звали?
   - Не знаю, - распорядитель пожал плечами, - Мне только что отзвонились, как вы видели, и сообщили: все наши сотрудники - на месте. Никто не пропал.
   - Секунду, - я протянул вперед руку, - Вы хотите сказать, что сгореть мог и пустой гроб?
   - Напротив, я хочу сказать, что вы кого-то действительно спалили, но этот человек у нас не работал.
   - А почему вы полагаете....
   Но управляющий меня перебил.
   - Во-первых вы его защелкнули на замки?
   - Да.
   - В таком случае, он бы ни за что оттуда не выбрался. Можете на себе проверить.
   Проверять мне не хотелось. Я только зябко повел плечами, представив себе весь ужас, который испытал этот несчастный в гробу, когда почувствовал, что едет в топку.
   - Во-вторых, для пустого гроба - слишком много пепла. Поверьте, я такие вещи вычисляю на глаз. Десять лет тут работаю.
   - Кто же это мог быть? - спросил я вслух сам себя, - И заем он воровал покойников?
   Управляющий принял это на свой счет и моментально насупился.
   - Чего не знаю, того не знаю. У нас солидное заведение. Мы ничего не воруем. А если на нас нападают бандиты, - он кинул на урну, - Так с этим должна разбираться наша милиция. Надеюсь, вы не против такой жизненной установки?
   - Значит у вас любой посторонний может шляться по территории?
   - Это вряд ли, - оскорбился управляющий.
   Я покачал на руке урну с прахом:
   - Но я видел этого человека именно на служебной территории. Он тащил гроб с телом. Тащил в автобус.
   - В автобус? - теперь уже удивился управляющий, - Это неслыханно!
   - Соберите-ка мне всех ваших служащих, включая водителей, - приказал я, - И помалкивайте об этом инциденте, - указал я на урну.
   - А.... - вопрошающе потянул он.
   - Он тоже будет помалкивать в интересах следствия, - оборвал я.
   Служитель скорби позвонил и отдал необходимые распоряжения. Мы двинулись на внутренний двор.
   Туда уже подтягивались работники крематория. Они с интересом разглядывали брошенный гроб.
   Среди служащих я заметил знакомую физиономию водителя. Я поставил урну с прахом на асфальт и кинулся к нему. Опасаясь, как бы он не дал деру.
   - Попался?! - схватил я его за воротник и наподдав пинка.
   Ко мне подскочил управляющий.
   - Что вы делаете!?
   - Задерживаю еще одного подозреваемого.
   - Это наш работник Влас! - наседал он на меня.
   - Ваш работник пытался украсть гроб вместе с тем подозреваемым, - я скосил глаза на урну. Влас проследил за моим взглядом и его заколотила крупная дрожь. Он трясся в моей руке, как отбойный молоток.
   - Это правда, Влас? - спросил управляющий.
   Но работник молчал.
   - Вот видите, - сказал я торжествующе, - У вас и покойников тырят и гробы.
   - Иди, Влас, я потом с тобой разберусь, - управляющий повелительно махнул рукой. Работник подался вперед, но я цепко держал его за шиворот.
   - Нет уж постой, теперь я здесь командую.
   Влас снова остановился и затрясся пуще прежнего.
   - Скажи любезный, куда, кому и зачем ты тащил гробик? - спросил я как можно ласковее.
   Но очевидно, я переборщил с добротой. Потому что управляющий отшатнулся. А подозреваемый Влас, казалось, опять оглох и втянул голову в плечи.
   - Граждане ни у кого фотоаппарата нет при себе? - спросил я окружающих.
   Все только руками развели.
   - А видеокамеры?
   Опять молчание.
   - Ну тогда снова прибегнем к языку жестов.
   Новый подзатыльник помог подозреваемому справиться со словами:
   - Я воровал, - разлепил губы Влас, - Признаю. Но больше ничего сказать не могу.
   - Придется мне поселить тебя в душную камеру на неопределенное время, - сказал я сочувствующе.
   - Как это? - удивился со стоном Влас.
   - А так, - сказал я, - Ты же соучастник преступления. Подельник мафии. Ну-ка, открой гроб.
   Все деланно ахнули. В гробу лежал труп мужчины.
   - М-да, - сказал я и почесал подбородок, - У вас тут прямо конвейер хищений.
   Управляющий поедал глазами еще больше погрустневшего Власа.
   - А зачем вам надо было фото-видео? - спросил меня кто-то из толпы.
   - А наш министр клипы любит про нас смотреть и потом в Инквизицию относит. Доказывай потом, что это не я подонок, а он, - и я отвесил Власу еще один подзатыльник.
   Я вспомнил слова своего бывшего начальника Петровского: - Если ты не будешь мне подчиняться, я оторву тебе ногу и ею же забью тебя до смерти. Помнится, эта угроза меня, юного лейтенанта, изрядно тогда напугала. Я решил проверить ее действие на других и сказал Власу:
   - Если ты не станешь отвечать на мои вопросы, я оторву тебе ногу и забью тебя ею же до смерти. Что скажешь?
   Он испугался. Но и только. Его горло накрепко перехватил ужас, мешая вылезти наружу чистосердечному признанию прямо на месте.
   - Значит в молчанку играть будем? - спросил я словами из какого-то кино.
   - Знаете, - вмешался неожиданно распорядитель, - Если Власу суждено погибнуть от ваших рук, то пусть это произойдет не здесь. Не на нашей территории. Хорошо?
   - А где же? - удивился я.
   - Ну, где-нибудь в другом месте, - замялся распорядитель, - Сюда, как бы это казать помягче, привозят уже готовый продукт.
   - А вам не кажется странным, - возразил я, - Чего это я должен таскать этого покойника Власа туда-сюда, когда он и так после смерти приедет к вам?
   Но управляющий ничего не ответил. Мы позвонили в управление и через пять минут прибыла машина с подмогой. Моментально возбудилось уголовное дело. Следователи прокуратуры стали опрашивать посетителей, потерпевших и работников. Я забрал Власа и повез на Петровку. Всю дорогу мы ехали, как на колдобинах. Это трясло от ужаса подозреваемого. Шофер то и дело недовольно оглядывался, но молчал и терпел. Только возле управления сказал мне со скупым недовольством:
   - Если у меня полетит подвеска на автомобиле, будете платить из своего кармана. Надо ж думать кого арестовывать!
  

ГЛАВА

   Допросив Власа, во временном изоляторе на Петровке, я зашел к шефу доложить об успехах.
   - Полковник, наш министр внутренних дел ужасно выглядит, - сказал я, входя в кабинет, - Либо он висит у вас вниз головой, - я указал на портрет.
   Шеф обернулся и вскочил как ошпаренный поправлять портрет. Снял его с крючка, отлепил ажурную решеточку с портрета, любовно плюнул на стекло, протер рукавом и повесил как надо. Решеточка уехала в ящик стола.
   - А зачем вам решеточка на портрете? Получается так будто он у вас из камеры выглядывает.
   - Ты чего! - замахал руками полковник, - Думай чего говоришь! Это не решеточка, а сеточка. Чтобы мухи на портрет не гадили.
   - Ну, я понимаю мы, его сотрудники, а мух-то он чем достал?
   - Хватит этой словесной эквилибристики! - приказал шеф.
   Я моментально подчинился.
   - Надеюсь, ты никому не скажешь? - спросил он.
   - О чем? Я уже забыл.
   - Просто мы тут вчера погуляли, - доверительно зашептал полковник, - В областном угрозыске вчера пятерых арестовали, - в его голосе послышалась грусть и печаль, - Вот мы с их начальником и того, - он щелкнул пальцами по горлу и оно отозвалось пустым колодезным звуком.
   - М-да, дела, - покачал я головой.
   - Ну, что у тебя с тем делом?
   Я пересказал полковнику свои приключения в крематории, затем принес из приемной урну с прахом и поставил ему на стол.
   - Убери, - отпрянул босс.
   - Куда?
   - Ладно, поставь пока под стол. Я потом ребятам из нашего музея боевой славы позвоню. Они давно уж мне жаловались на нехватку забойных экспонатов.
   - Так посетители будут в обморок падать, - возразил я.
   - Это уже не наши заботы, - отмел шеф, - Ты уже читал? - полковник бросил передо мной газету "Известия" с помеченной галочкой статьей.
   Я углубился в текст:
   "Вчера, в Мосгордуме, выступила замруководителя департамента потребрынка столицы Лариса Коржнева. Она заявила, что в Москве умирает гораздо больше людей, чем хоронят на московских и подмосковных кладбищах. Куда пропадает тело каждого десятого усопшего, неизвестно... Лариса Коржнева заявила, что на московских и подмосковных кладбищах, а также в крематориях официально регистрируются похороны всего лишь 90 процентов умерших в городе людей. По данным ГУП "Ритуал", в прошлом году в столице умерло примерно 120 тысяч человек. Получается, что только в прошлом году около 12 тысяч покойников исчезли в неизвестном направлении".
   Я оторвался от чтения.
   - Вы думаете наш беглый покойник - из этих? - я помахал газетой.
   - Из этих или нет, - сказал шеф, - Но мы должны это расследовать. Мне опять звонили с самого верха, - палец полковника показал в потолок, - Там очень расстроены и я бы даже сказал озлоблены происходящим.
   - А мы-то тут при чем?
   - А при том, говорят. То у нас говно пропадает в несметных количествах. Теперь вот покойники.
   Я заерзал на стуле. Все что происходило в последнее время - нормальным назвать никак нельзя. Тут тебе и арест всего МУРа. И странные преступления одно за другим. Меня вот не учили искать пропавшее говно и покойников. Я специализировался на раскрытии убийств.
  
   - Разрешите? - в дверь просунулась чья-то голова.
   - Вы кто? - спросил шеф испуганно. С похмелья, он всегда был раним и пугался любой пузатой мелочи.
   - Я из Управления собственной безопасности, - сказал человек, совсем уже просачиваясь в кабинет. Посетитель действительно оказался мелким и пузатеньким.
   - Разрешите? - спросил он, указав пальцем на стул, и не дожидаясь ответа сел.
   - А по какому делу? - поинтересовался шеф. Я заметил, что его глазки испуганно бегают по кабинету боясь встретится с немигающим взглядом Инквизитора.
   - А вот по нему, - незнакомец указал на меня пальцем, как дети в отделе игрушек.
   Я обернулся. Позади, висел портрет президента.
   - Ну вы совсем оборзели, - сказал я Инквизитору, - Такого человека подозревать!
   - Не паясничайте! - прикрикнул незнакомец, - Вы Лахман Константин Самуилович?
   Я утвердительно кивнул:
   - Никогда не отрекался от своей фамилии.
   - Меня зовут Жмыхов Виктор Павлович, я оперативник....
   - Я понял, - перебил я Инквизитора, - Чем могу быть полезен?
   - Где ваш особняк? - спросил он напрямую.
   Если вы служите в Московском уголовном розыске чуть больше месяца, говаривал мой наставник по оперативному искусству, то Главному управлению собственной безопасности МВД это уже само по себе подозрительно. Поэтому никакой благодарности за честную службу от Инквизиции не жди. Может поэтому оперативники совершают преступления и обогащаются, поскольку знают, что их все равно в конце концов арестуют: независимо от того будут они воровать или не будут.
   При последних словах Инквизитора про мой особняк, шеф вытаращил глаза и стал как будто меньше размером. Его глаза испуганно выглядывали откуда-то из-за письменных принадлежностей на столе, как глаза фашиста.
   Я вспылил от такой наглости:
   - А ты мой особняк видел?
   Жмыхов молчал.
   - Нет, я тебя спрашиваю: видел? Нет? А знаешь почему? Потому что он такой маленький, что даже я частенько промахиваюсь, когда пытаюсь в него войти. А по пьяни, вообще мимо прохожу, найти не могу в траве. Сидя в своем особняке, я могу одновременно выглянуть на улицу из противоположных окон. А земли вокруг столько, - задница еле помещается. Все время ногами на соседский участок залезаю. Ну что будешь меня арестовывать?
   - Какой ты хитрый! - сказал Инквизитор весело, - Ежели мы всех арестуем, кто работать будет?
   - Ну, то-то же! - ответил я торжествующе.
   - Не обижайтесь, это я вас на понт так сказать брал, - Инквизитор покровительственно улыбнулся, что мне аж плюнуть захотелось, - Я прикомандирован к вашей оперативной бригаде, - продолжил он, - Будем вместе расследовать дело о краже трупов. Где остальные?
   - В Лефортово, - прошелестел чуть слышно шеф. Первый испуг прошел и теперь он снова показался над столом в нормальном положении и нормального размера.
   - Что они там делают? - удивился Жмыхов.
   - Сидят в камерах, - сказал я, - Ходят на допросы.
   - Арестованы что ли?
   - А вы как думаете?
   - Извините, я не знал. Просто я недавно в Москву приехал.
   Инквизитор, достал из внутреннего кармана блокнот. Щелкнул ручкой и приготовился писать.
   - Итак, что мы имеем?
   Я разложил перед Жмыховым любительские фотографии похищенного трупа девушки:
   - Вот, Марина Дементьева, 80-го года рождения. Ее труп был украден из крематория. Вот фотографии - Киселева Виктора Александровича, 75 года рождения. Его труп пытались сегодня похитить. Причем средь бела дня. Надо покопать, наверняка еще пропажи всплывут. Зачем и кому понадобились трупы - не ясно. Для медицинских исследований и различных учебных учреждений бесхозных трупов более чем достаточно.
   Инквизитор разглядывал фотографии и передавал их шефу.
   - Я думаю, надо отпустить Власа, - закончил я.
   Шеф с Инквизитором посмотрели на меня удивленно. Я объяснил, что если мы задержим его, то можем вспугнуть всю банду. А Влас, и так не произвел на меня впечатление разговорчивого человека. Так что его арест ничего не даст. К тому же его наверняка не посвящали во все дела. Он был всего лишь чернорабочим банды. За каждый труп он получал по тысяче рублей и был уверен, что отдает тела с согласия родственников. Вот и все что удалось из него вытащить на допросе.
   - Кроме прочего, кража их крематория - это так сказать последний рубеж, - заявил я, - Основное воровство твориться в моргах.
   Шеф со мной согласился. Инквизитор промолчал.
   - Как говаривал мой учитель на ниве оперативного искусства, - сказал я, - Всякая разгадка кроется в загадке. И никогда наоборот!
   - Он был мудр, - заметил Инквизитор.
   - Ага. Десять лет лагерей впаяли.
   - ?!
   - У нас за мудрость, - пояснил я, - Меньше десяти не дают. Мне таких высот никогда не достичь.
   - Не расстраивайтесь, у вас все еще впереди, а может я когда-нибудь смогу вам помочь, - утешил Инквизитор.
   - Спасибо, - сказал я растроганно.
   Тут мой полковник поднялся и прошелся по кабинету.
   - Значит, банда, - задумчиво проговорил он, - Вам не кажется, что и говно и трупы - все это как-то связано?
   Я и Жмыхов смотрели за развитием мысли полковника. Мысль его не заставила себя ждать и стала развиваться.
   - Все эти чертовы преступления произошли почти одновременно. Оба преступления странны и необычны. Интуиция подсказывает мне, что за ними стоит одна и та же банда высоколобых интеллектуалов. Но вот как связать говно и покойников?
   - Оба предмета дурно пахнут, - предположил я.
   Жмыхов и полковник посмотрели на меня, как на идиота. "Мог бы и не говорить. Без тебя знаем".
   - Значит, надо провести операцию, дабы вывести этих типов на чистую воду, - глубокомысленно подытожил шеф.
   - Согласен, - заявил на всякий случай Виктор Павлович.
   Я просто кивнул. Шеф сел на свое место и чуток подумал.
   - Ты, Лахман, - сказал он, - Отправляйся по адресам моргов. Уточни осторожненько: не было ли там пропаж покойников? В этой фирме, где ты был - тоже пошуруй. Наверняка найдешь что-нибудь интересное.
   - А Влас? - спросил Жмыхов.
   - Его мы выпустим вечером, - кивнул шеф и обратился ко мне, - Тебе до вечера времени хватит?
   - Думаю, да. Он ведь не сразу на работу побежит. Сначала домой.
   На этом совещание закрылось. Я распрощался со всеми и покинул кабинет. Жмыхов остался поговорить с шефом о его даче.
  

ГЛАВА

   На улице, у входа на Петровку я влез кроссовкой в собачью какашку. Наверняка, это оставила свой след милицейская овчарка. Кто еще осмелиться нагадить возле парадного самой Петровки, 38?! Тут люди-то плюнуть бояться. Птицы облетают это место стороной. Не иначе, как наша собачка. Но все равно это свинство.
   Пока я, тихо матерясь, вытирал о бордюрный камень загаженный кроссовок, на меня наткнулся Игорек.
   Казалось он меня поджидал. Несчастный кинулся ко мне с воплями радости. Я попытался вежливо поздороваться и улизнуть, но он вцепился в мой рукав, словно утопающий.
   - Константин Самуилович! Константин Самуилович! - повис он на рукаве оттягивая меня к земле.
   - Ладно-ладно, - сказал я, - Успокойся. Я никуда не убегаю. Кого ты на этот раз порешил?
   Игорек отпустил мой рукав.
   - Константин Самуилович, - начал он торжественно, - Это я краду трупы.
   - Вот как?! - впервые с начала нашего общения у меня шевельнулось серьезное подозрение. Нет, конечно же Игорек никого и ничего не крал. Но может его использует кто-то другой?
   - И откуда же ты узнал про них?
   Игорек загадочно молчал.
   - Ах, да! - хлопнул я себя по лбу, - Газета "Известия". Статья о пропаже трупов. Я прав?
   - Нет, правда. Это я, - затараторил Игорек, боясь, быть не арестованным.
   Он смотрел на меня с такой надеждой.
   - Может вы меня арестуете?
   - Послушай, ну зачем тебе это надо?
   - Потому что я преступник!
   - Ты хоть знаешь, как тяжело в тюрьме? Ты хоть раз сидел в камере с отморозками и подонками?
   - В больнице еще хуже, - насупился Игорек, - Санитары над нами знаете, как издеваются?! Уйди, говорят, Портков, пока мы из тебя душу не вытрясли. А сами тащат спирт из кладовки банками, напиваются и идут приставать к нянечкам. Развлекаться на барский манер.
   Машинально, я отметил про себя его хороший, прямо-таки литературный язык. Образность выражений и так далее. Но не придал этому значения. Мало ли начитанных психов в моей стране? Взять хотя бы Белый... впрочем не важно.
   Игорек еще что-то говорил, но я смотрел на него и не слушал. В голове у меня звенела пронзительная мысль: в сущности мы с ним очень похожи. У него никого нет. Ему хочется хоть какого-то внимания со стороны. Чтобы его воспринимали серьезно. Как нормального человека. Разве я не таков? У меня ведь тоже никого нет. Ни друзей, ни родственников. И если бы не работа - я бы давно превратился вот в такого же Игорька, который пристает ко всем и просит его арестовать. Пусть будет плохо, пусть будет жестоко, но ты хотя бы знаешь, что для этих злобных тварей ты не пустое место в этой жизни. Что тебя принимают во внимание.
   - А потом взял меня и поволок, - долетел до моего сознания голос Игорька, - Я хватался за пол, но он скользкий был, все ногти себе содрал в кровь, а они смеются...
   - Слушай, - прервал я его, - Хочешь мне помочь?
   - Помочь? - глаза несчастного засветились радостью, - Конечно! Вы только скажите!
   - Поехали! - скомандовал я решительно.
   Мы зашагали по Петровке. Причем Игорек двигался как-то вприпрыжку. Словно маленький мальчик за коробкой мороженщика.
   - Ты ведь не занят этим вечером? - поинтересовался я для проформы. Какие могут быть у вольно отпущенных психов дела?
   - Нет, - с готовностью подтвердил Игорек.
   - Покойников боишься?
   - Нет.
   Я посмотрел на него с интересом.
   - Я же этих покойников и крал, - напомнил Игорек.
   - Извини, забыл.
   Я закурил, достал фляжку коньяка из внутреннего кармана и глотнул ровно два булька. Можно было и четыре, но я пока на работе.
   Игорек смотрел куда-то в сторону. По лицу его блуждало счастливое выражение от предстоящей поездки. Пусть верит в свою иллюзию преступлений, мне-то какое дело? У каждого свои маленькие радости в жизни.
   - Значит, так, - мы подошли к десятой модели служебных Жигулей.
   Кстати с этими машинами случилась интересная история. Типичная для России. Но тем не менее...
   Какое-то американское управление полиции подарило МУРу несколько настоящих сногсшибательных Фордов для нашего оперативного и патрульного состава. Радость жгла генералов ГУВД и МВД до корней волос. Начальство тут же расхватало шикарные авто себе под персональные машины с правом дальнейшего выкупа за бесценок. Оперативникам, дабы не роптали слишком громко, раздобыли по такому случаю партию Жигулей десятой модели, на которых не хватало многих запчастей. Но мы и таким машинам радовались. Согласитесь, преследовать на метро уголовников разъезжающих исключительно на Мерседесах как-то не очень удобно. Ты несешься под землей и ни фига не видишь куда надо свернуть в нужный момент.
   - Садись, пригласил я Игорька в машину.
   Несчастный так засветился от радости, что вспышка ядерного взрыва показалась бы обыкновенной свечкой. Игорька наверное никогда на равных не приглашали покататься на автомобиле.
   Не стану скрывать, мне стало стыдно за наше общество.
   Мы тронулись в ближайший морг.
   - Значит, так, - напутствовал я, - Приедем в морг, ты начнешь узнавать про своего умершего родственника Степанова.
   - У меня нет такого родственника, - с сожалением пролепетал Игорек. В его глазах я прочел опасения как бы я не выкинул его из машины за такую оплошность.
   - Это легенда такая, Игорь! - поспешил я его успокоить, - Понимаешь, мы с тобой сыщики и должны играть.
   - Ух, ты! Как в театре?! - восхитился он.
   - Как в театре, - подтвердил я, чем заслужил еще большее уважение в его глазах. Мир уголовного розыска расцветал для него новыми красками и возможностями.
   - Так вот у тебя дядя Степанов погиб, но ты не можешь его найти. Понял?
   Игорек с готовностью кивнул.
   - Я - твой адвокат Костя. Мы ездим по моргам и ищем его тело. Усек?
   - Ферштейн, - выпалил он радостно.
   Краем сознания, я отметил новое слово в его лексиконе.
   - В общем будем кататься, пока не нароем чего-нибудь интересного. Ты, кстати, где живешь?
   - Дома, - сознался он простодушно.
   - Это хорошо. А родственники у тебя есть?
   - Бабушка.
   - А мама там, папа? - спросил я неуверенно.
   Вместо ответа Игорек только пожал плечами. Это могло означать, что их нет в живых, или они его бросили.
   - На что же вы живете?
   Игорек снова пожал плечами. По его лицу, я понял, что он не хочет разговаривать на эту тему. А скорее всего - он никогда и не задумывался над этим. Значит, живут они на бабушкину пенсию, заключил я про себя.
   Долго купаться в жалости мне не пришлось. Приехали мы быстро и тотчас приступили к делу.
  
   Игорек постучал в обитую железом дверь. Я надавил пуговку звонка. Но никакого ответа или шевеления за дверью не последовало. Мы начали поочередно то лупасить в дверь, то долго и протяжно звонить. Развлекались мы этак минут пять наверное. Я даже устал. Игорьку же очень нравился наш концерт на подручных инструментах.
   Наконец дверь неожиданно и резко распахнулась. Игорь от испуга присел, я чуть отшатнулся. В нос ударил сшибающий все трупный запах. В проеме показался пьяный санитар.
   - Ошалели что ли?! - заорал он.
   - Мы по делу, - сказал я торжественно, как всего адвокаты.
   Санитар неожиданно хихикнул. И мне показалось, что он еще и покурил травки вдогонку к спирту.
   - А люди сюда без дела и не ходят!
   - Адвокат Конецкий, - я быстро махнул ксивой, - Это мой клиент. Мы ищем его погибшего дядю.
   - Фамилия? - спросил санитар и осмотрел Игорька с ног до головы. По тому, как несчастный весь сжался под этим тяжелым взглядом. Я понял, что помощи от него будет не много.
   - Степанов его фамилия.
   - Проходите, - санитар освободил дверной проем.
   Неужели я нечаянно угадал и нам покажут сейчас какого-то дохлого Степанова? - мелькнула брезгливая мысль. Но я сказал себе с укором: стыдись, ты ведь не изверг. Ты в последнем пристанище человека. Вернее в предпоследнем.
   И никто не обещал, что на пороге в рай будет смачно пахнуть, а не вонять.
   Мы прошли за санитаром по жирному кафельному полу коридора. Лампы светили тускло, как в херовеньком бомбоубежище. Свернули в какую-то такую же тусклую каморку для персонала. Вообще кругом дышал тяжелый сумрак. Словно покойники не переносили яркого света или предпочитали экономить на электричестве.
   - Никакого Степанова тут нет, - сказал санитар и сделал приглашающий жест рукой. Мы расселись по стульям.
   - Но вы уже четвертые, кто приходит искать труп какого-то мифического Степанова. Может вы объясните мне, что происходит, и чем вам всем не угодил этот несчастный Степанов?
   Такого поворота событий я не ожидал. Игорек вообще весь сжался на стуле и старался никуда не смотреть. Его наверное нещадно тошнило, впрочем как и меня.
   - Ладно, - кивнул я, решая, что дальнейший маскарад уже ни к чему, - Мы из уголовного розыска.
   - Он тоже? - кивнул на Игорька санитар и состроил хитрую гримасу.
   - Слушай, тебе какое вообще дело? - я показал свой жетон, - Видел?
   - Видел.
   - Вот помалкивай и отвечай на вопросы.
   - Так помалкивать или отвечать?
   Эта наглость меня уже достала. Я встал, прошелся по каморке. Бесцеремонно заглянул в шкафчик. На полках стояла омерзительная армия каких-то склянок и баночек. Я пошуровал там рукой. Но ничего интересного не нашел. Только подхватил на палец какую-то мерзкую то ли соплю, то ли препарат. Пришлось вытереть его о борт санитарного халата, висевшего тут же. Роясь в шкафу, сквозь трупный запашок я уже уловил еле заметное присутствие анаши. Да и санитар вел себя знакомым мне образом.
   Я тщательно оглядел нижнюю полку, где стояла сменная обувь. Вернее два здоровенных кирзовых сапога.
   - Ваши сапоги? - спросил я.
   - Не понял? - санитар чуть приподнялся на стуле, но снова сел. Опять приподнялся и снова рухнул. Словно его заклинило.
   Я запустил руку в сапог и достал оттуда пакет с анашой.
   - Ваше? - указал я на пакет.
   Санитар заметно побледнел. Весь как-то дернулся, но остался сидеть на месте.
   - Дык, я, это. Ну, не мое, конечно.
   - Покойники подбросили? - подсказал я.
   - Да мне вообще по фигу ваш Степанов, - не слезал с колеи разговора санитар, - Что хотите с ним то и делайте. Мне-то чего.
   - Вам чего? - переспросил я нагло, - Вам ломится статья за хранение наркотиков в крупных размерах! Тут на два кило, не меньше. И лет пять строгача, если докажу не только хранение, но и сбыт.
   Я демонстративно покачал пакет на ладони. Красные глазки санитара пожирали траву голодными глазами.
   - Так ваше?
   - Нет, - санитар неожиданно охрип, словно публично отказывался от близкого родственника перед сталинским трибуналом.
   - Дай-ка мне папиросу, - сказал я требовательно.
   Совсем не понимая, что он палит себя, как Жанна Д Арк перед Инквизицией, санитар очумело полез в карман и достал пачку "Беломорканала". Я быстро смастерил косяк и протянул своему несчастному напарнику.
   - Закуривай, Игорек. Ты такого небось еще не пробовал.
   Сумасшедший осторожно взял папиросу. Он наверное видел как люди курят, но сам еще ни разу не пробовал. Игорек взял папиросу, я чиркнул зажигалкой. От первой же затяжки мой напарник закашлялся.
   - Ты чего! - завопил возмущенно санитар. Наверное его задушила жаба, что так бездарно расходуют траву, - Надо задерживать дыхание! А потом только выпускать дым!
   Я протянул ему пакет.
   - Покажи ему.
   Санитар ловко скрутил себе косяк и стал учить Игорька пыхать. Вскоре у моего напарника оживились глазки. Он ошалело поводил ими по сторонам и довольно хихикал. Тяжелый запах и сумрак его больше не мучили. Да и санитар после косяка заметно расслабился.
   - Меня интересуют пропадающие покойники, - сказал я.
   Санитар стрельнул в меня глазками и ничего не сказал.
   - В городе пропадают покойники. Родственники волнуются. Хоронить нечего. Чинные похороны превращаются в грязные скандалы. Последний путь омрачается бытовыми проблемами. Вам людей не жалко?
   - Я слышал об этом, - подтвердил санитар голосом обкуренного аксакала. Наверное, сейчас он представлял себя на вершине Арарата, а меня где-то далеко внизу с законом под мышкой. Я решил немного приблизить его к земным проблемам.
   - Слушай, чем больше ты тянешь, тем дольше срок. Намек понял?
   - Такое тут дело. Попадает к нам покойник. Приходят люди, показывают бумагу. Там все честь по чести. С печатями и подписями. Надо им выдавать тело. Выдаю. Потом приходят другие и требуют с меня этого же покойника. Что я должен делать? - развел санитар руками, - Ко мне-то какие претензии?
   - А что за люди?
   - Да всякий раз - разные.
   - И скольких ты уже так сбагрил?
   Санитар задумался.
   - Ну, пятерых - семерых за три месяца точно.
   Я присвистнул.
   - А что за покойники? Ну, в смысле бомжи или кто?
   - Да, не. Приличные при жизни люди. Молодые есть.
   - Список можешь мне составить?
   - А чего его составлять? Он у меня уже готов. В журнале все записано.
   Санитар поднялся и взял со стола замызганный журнал. Я быстро переписал из него фамилии и все данные, что были на покойников. Прихватил и бумаги, по которым забирали тела.
   - Все что ли? - спросил санитар.
   - Последний вопрос: как ты думаешь, на кой им эти покойники нужны?
   - А мне почем знать? Я в эти игры не играю. Мое дело маленькое: получил по бумагам - сдал по бумагам. А ежели бумаги подложные, то это уже не ко мне.
   - А что-нибудь необычное в покойниках есть? Ну, по каким критериям их могли отбирать? Шрамы, татуировки?
   Санитар отлично понял, что я имею в виду, но взял паузу, решая говорить мне или не говорить.
   - Смеяться надо мной не будете? - выдавил он из себя.
   - А что кража покойников - это очень смешно?
   - Ну, вдруг вы подумаете будто я обкурился?
   Я посмотрел на его красные глазки, на деревянное лицо и сказал:
   - Не подумаю, не боись.
   - У тех покойников - розы из тела растут.
   - Чего? - я аж привстал.
   - Розы, цветы такие.
   - Я знаю, что розы - это цветы. Какого хрена они там растут?
   - А я тут причем? - санитар поспешно свернул себе новый косяк. Точно перед смертью.
   - Так ты заметил, что розы растут до косяка или после? - решил я уточнить.
   - Послушай, уважаемый, косяк - это для ублажения души. Косяк тут ни при чем. А вот розы растут - это точно. Это я тебе под любой присягой скажу.
   - И откуда они растут? - я все еще не верил в этот бред.
   - Из груди, - санитар указал пальцем на мою грудь. В то самое место, куда я получил укол два дня назад, - Из живота. На спине ничего нет. Я специально проверял.
   - И на всех пропавших трупах цвели розы?
   - На всех. Говорю же я проверял. Только они не совсем уж прям цвели. Букета не было, - санитар хихикнул, - Но цветки пробивались. Наверное потом вырастут.
   - Когда потом?
   - Когда в могилу лягут, - пожал он плечами и глубоко затянулся, - Я ж не биолог и не Капица. Мне эти розы не мешают.
   Я как бы невзначай опустил руку в карман и незаметно выключил диктофон.
   - Ты никуда не уезжаешь?
   - Когда? - насторожился санитар.
   - Я к тому, что ты мне можешь еще понадобиться.
   - Не уезжаю.
   - Вот и славно.
   Я взял со стола пакет анаши, отсыпал санитару горсть, забрал пачку папирос, выбросив несколько гильз на стол и разложил добычу по карманам.
   - Это моему напарнику, - пояснил я санитару, - А то у него каждое утро -настроение плохое.
   Санитар что-то промычал.
   - Или ты хочешь пожаловаться на мои незаконные действия в прокуратуру? - спросил я с иронией.
   Он ничего не ответил. И мы с Игорьком покинули это затхлое царство жирного кафеля и полумрака.
   Мой напарник совсем прибалдел и уже не выглядел таким несчастным. Он откатил окно автомобиля до упора, смачно затягивался косяком и выпускал дым на улицу. По его лицу блуждало счастье и безмятежность. Он даже напевал себе под нос, какие-то бессвязные песенки сумасшедшего.
   Объездив еще несколько московских моргов, (Игорек при этом все время сидел в машине), я везде натыкался на одну и ту же картину. Покойники пропадали по пять шесть и везде были эти странные розы. К вечеру место моего укола стало невыносимо чесаться. То ли от моей впечатлительности, то ли там и вправду начинал действовать какой-то таинственный препарат.
   Пока мы весело катались, на город накатила тьма. Зажглись фонари. Я домчал Игорька до Петровки. Он жил где-то неподалеку и дал ему на прощание пакет с анашой и папиросами.
   - Даже если его и поймает милиция, - рассудил я, - Ему ведь все равно ни фига не будет. Зато самому Игорьку какая радость.
   Напарник скомкано попрощался и побрел вдоль по улице. В этот вечер он был неимоверно счастлив.
  
   Я вернулся к себе домой ближе к полуночи. Во-первых надо было доложить о ходе расследования шефу. Во-вторых - выпить в баре и пожрать. И в третьих - впрочем это не важно.
   Компьютер на моем столе мерцал темным экраном. Я пошевелил мышкой. И тут же показалось электронное лицо моей невесты.
   - Приехал? - спросила она радостно, - Как успехи?
   - У меня для тебя сюрприз.
   Я пересказал все что узнал в этот день и проиграл ей диктофонную запись моих расспросов. Ирина жадно впитывала информацию, я жадно впитывал вискарь, пока не отрубился прямо за столом.
  

ГЛАВА

  
   Ни одна мало-мальски серьезная операция не обходится без внедрения оперативника в банду. Но этот случай нас можно сказать подкосил. Нового служащего в морг не приведешь. Он тут же вызовет подозрения. Оставалось одно, внедрить сыщика под видом покойника. Хорошо, что нам в помощь прислали человека из Инквизиции. Я понятно, внедряться не мог. Меня уже хорошо знали служащие этого заупокойного заведения. А Инквизитора никто не видел. Кое-как мы с шефом его уломали. И он согласился побыть покойником, но с условием, что ненадолго.
   - Ну, допустим сделать из человека покойника, - это не так уж и сложно, - задумчиво проговорил он, - Вот только как вы меня обратно оживите? По-моему это еще никому не удавалось.
   - А зачем оживлять-то? - я весело подмигнул.
   - Но, но, но! - вскинулся Инквизитор, - За такие дела знаете что бывает?
   - Мы шутим, шутим, - торопливо стал успокаивать его шеф.
  
   Вечером мы собрались у техников.
   Из-за маленькой зарплаты загримировать сыщика под покойника - не проблема. Они и так мало чем отличаются по внешнему виду. Но вот куда вставить голому агенту записывающую аппаратуру - это вопрос.
   - Так куда микрофон будем имплантировать? - чесал затылок наш старейший техник Михалыч, оглядывая Жмыхова.
   Михалыч, надо сказать, служил в органах еще чуть ли не при Дзержинском. И всегда, когда дело упиралось в какие-нибудь затруднения, обреченно вздыхал, и говорил, что при Феликсе, все было значительно проще. Не надо было никого колоть, разрабатывать, придумывать хитроумную технику. Решил опер, что гражданин представляет опасность для государства - и пулю врагу народа в затылок. Делов-то!
   Я понятное дело возражал. Говорил, что таким образом постреляли много хороших людей. На что Михалыч резонно возражал: хорошим людям, а раю самое место. А Земля - пристанище Диавола.
   Виктор Павлович Жмыхов стоят перед нами в трусах и крутился, как девица на подиуме. Михалыч смотрел на его упитанное тело и задумчиво чесал щетину на подбородке.
   - Не знаю, может в ягодицу, чтобы незаметнее было? - предположил я.
   - Не согласен, - возразил техник, - По двум причинам. Первое: вдруг у него несварение желудка случиться? Я эти фуги слушать не намерен. Второе: покойники не на животе лежат, а на спине. Поэтому опять же мы ничего не услышим.
   - Ну, раз на спине, - сказал я, - Тогда есть только одно место, куда никто заглядывать не будет....
   - Категорически не согласен! - запротестовал Инквизитор, - Чегой-то у вас мысли членовредительские какие-то! Не позволю себя уродовать, особенно ниже пояса!
   - Так мы незаметно, - сказал Михалыч, - Под это, под кожу. Жучок маленький. Даже не почувствуешь.
   Часа два мы уговаривали Инквизитора пойти на жертвы ради дела. Потом еще несколько часов техники возились с имплантацией. Примерно в час ночи все было готово. Мы подпоили Жмыхова водкой, чтобы он не сильно страдал морально. Отвезли на улицу, которую обслуживал морг, где работал Влас и сымитировали убийство из ревности. Инквизитор лежал как Икар, который пропил свои крылья и перед самым полетом забыл об этом напрочь. А вокруг наши умельцы разлили "кровь" и раскидали как бы остатки интеллекта в виде мозгов. Когда приехали забирать тело, то работникам труповозки мы объяснили, что лежащий на асфальте голый человек, это любовник, который выпал из окна по причине приезда законного супруга. Стандартная такая городская ситуация. Люди из труповозки равнодушно хмыкнули, поскольку таких страдальцев набирается не один десяток. Особенно летом. В сезон отпусков, и повезли нашего агента в морг.
   Правильно говорит мой шеф: на свете существует три сорта людей, которых сама жизнь делает бездушными людьми: это воспитатели в детском саду для умалишенных, наши жены, когда мы приносим им свою зарплату и работники морга, когда они встречают голых покойников из-за того, что нечего у них украсть.
   Как рассказал потом Инквизитор, в морге на него совершенно не обратили внимания. Его переложили на каталку в дальнем углу покойницкой и вышли выключив свет. Дети меня поймут, если я скажу им, что без света сидеть одному довольно неприятно. А сидеть в темноте одному, да еще среди покойников - вообще ужас. Но Инквизитор скучал недолго. Неожиданно вспыхнул свет и в покойницкую вкатили свежий труп. Инквизитор чуть-чуть разжмурил глаза и увидел тело молодой девушки. Почти вся ее нагота словно проросла бутонами свежих роз.
   - Не стоит оставлять ее до утра, - сказал кто-то.
   Его собеседник понюхал розы на теле девушки и откинулся с блаженным выдохом: - Прекрасно! Как я и ожидал! Сейчас вызову машину, к утру ее здесь не будет.
   Собеседники вышли. Снова погас свет. Инквизитор был заинтригован по самые уши. Да еще замерз до ломоты в зубах. Он вскочил и пошел осматривать девушку. Бутоны действительно росли прямо из тела. Небольшие такие, но очень пахучие. Потрогав цветок, Инквизитор почувствовал, что розы сидят довольно глубоко. Он хотел присвистнуть и матернуться от удивления, но вовремя вспомнил, где находится.
   Больше ничего интересного на теле у девушки не было. Жмыхов не был некрофилом. А вот посетители и их разговор, заинтересовали Инквизитора чрезвычайно. На цыпочках он подкрался к двери и приложился ухом. Он слышал разговор, но слов разобрать не мог. Тут он вспомнил о микрофоне в причинном месте. Замочная скважина оказалась большой и вместительной. Под старый ключ. Таких замков уже не делают, но раньше в дореволюционные времена размер не имел никакого значения. Инквизитор вставил туда свой орган, в надежде что техники, смогут усилить звук и записать слово в слово все что творится по другую сторону двери.
   Но Виктор Петрович ошибся. Очень скоро он устал стоять перед замочной скважиной на цыпочках и решил передохнуть. Не тут-то было! Его агрегат застрял там вместе с микрофоном. Мы не могли ему помочь. Так как не знали в каком положении он оказался. Звук шел отличный. Но никчемный. Работники морга разговаривали о какой-то Люсе, которая кому-то то ли не додала, то ли не дала совсем. В общем обычный мужской бред на скучном дежурстве.
   Неожиданно голоса стали приближаться. Инквизитор сделал отчаянное усилие, чтобы вырваться. Но аппаратура с органом застряла намертво. Дверь распахнулась. С криками "ой-ой-ой!" Жмыхов запрыгал вслед за дверью. Работники морга, а с ними некий господин в строгом костюме при виде ожившего покойника не стали падать в обморок. Такие люди и живых-то не особенно боятся. В воскрешение не верят. И в смерть - тоже.
   - Кто этот несчастный? - холодно спросил пожилой человек в костюме.
   Работник морга заглянул в бумаги, которые всегда держал в кармане халата: - Это неизвестный любовник. Выпал сегодня из окна. Ночью привезли.
   - Понятно, - сказал костюм и внимательно оглядел сложное положение Инквизитора, - Посмотрите господа, - обратился он к подошедшим на крики санитарам, - Несколько часов назад этот человек чуть не умер от блядства и не успел он еще как следует ожить, как что мы видим? Он снова взялся за старое! С такой настырной нацией, наша страна будет непобедима в веках!
   Инквизитора освободили из замочного плена, дали ему рваный халатик и без лишнего шума выставили посреди ночи на улицу. У Жмыхова хватило ума не хвастаться своим служебным положением и не звать милицию.
  
   Как говорил мой учитель по оперативной работе: голый человек страшен для окружающих не тем, что гол, а тем, что на нем одето. Инквизитора доставил на Петровку первый же милицейский патруль, который он встретил. Точнее сказать, сначала его забрали, а уж потом он каким-то чудом, убедил недоверчивых по жизни милиционеров в том, что между голым человеком в рваном халате и милицейским патрулем очень много общего. То есть служат они в одном ведомстве. Ему поверили!
   Утром, сразу же после доставки Жмыхова на Петровку, шеф раззвонил нам о совещании. Пришел я и техники. Инквизитор уже сидел в кабинете. Ему подыскали какие-то пляжные шорты, майку с надписью "Каждому оборотню по министру внутренних дел" и сандалии, в которых пальцы инквизитора торчали какой-то неприличной растопыркой.
   Собрание началось с гневной тишины. Я не проверял, но говорят, что когда шеф затягивает свою гневную паузу, то даже покойники начинают беспокойно озираться по сторонам.
   - Кхе-кхе, - сказал я. Таким образом гнетущие чары были нарушены.
   - Инкивзитор, э-э-э-..., запнулся шеф, - Виктор Петрович уже рассказал мне все. Это провал!
   - Что скажете в свое оправдание? - повернулся ко мне шеф.
   - Бывают и у нас ошибки и недочеты, - повинился я, - Но все это исключительно по вине техников.
   - Вот те на! - удивился Михалыч, - Можно подумать это я посоветовал ему в замочной скважине своим причинным местом ковыряться! Лежал бы себе спокойно и ничего бы не произошло.
   - Ну, хорошо, зайдем к этому делу с другой стороны, - сказал шеф и посмотрел на Инквизитора.
   - Да на мне живого места нет! - запротестовал тот, - И вообще, когда вы снимите с моего органа эту штуку?
   - Давайте завтра, - отмахнулся Михалыч, - Я сегодня в гости иду.
   - Как завтра?! Я между прочим женат!
   - Ну, хорошо, я обещаю вас с женой ночью не подслушивать, - пообещал техник.
   - Сегодня снимите! - приказал шеф, - Прямо сейчас.
   - Хорошо.
   Инквизитор с Михалычем вышли. Шеф рассматривал на столе какие-то бумаги. Я почтительно мочал, изображая свое полное отсутствие в кабинете.
   - Знаете почему министр называет нас оборотнями в погонах? - спросил шеф.
   - Потому что когда мы идет по улице, то все время оборачиваемся, проверяем: нет ли слежки? Или завидует нам, сам-то он гражданский, - предположил я.
   - Когда вас будут вешать, Лахман, то повесят не за голову, как всех порядочных людей, а за язык, - напророчил начальник.
   - Так вот объясняю: нас называют так потому что мы не умеем работать.
   Я соглашаясь кивнул. Даже если бы я отрицательно мотнул головой - эффект был бы такой же. Ведь он на меня не смотрел. И не ждал от меня ответа.
   - Придумал я тут новый интересный ход в нашем расследовании, - проговорил шеф, - Надо найти людей, которые эти чертовы розы покупают и на трупы приживляют.
   - Гениально! - я изобразил восхищение, - Осталась сущая фигня: найти этих самых цветочников.
   Шеф прищурился: - А где по-твоему, продаются самые лучшие розы?
   - Я что садовник? Спросили бы лучше, где можно достать самые лучшие наркотики - я бы сказал.
   - Ну, и где?
   - В отделе по борьбе с наркотиками.
   - Ха-ха, насмешил, - шеф нахмурился, - Еще раз пошутишь таким образом, я сам тебя упеку.
  
   Не зря говорил мой учитель по оперативному искусству: жизнь прожить милиционером все равно что добровольно с говном смешаться. Исход такой карьеры всегда один: либо нищенская старость, либо тюрьма. Каждый понятно решает сам за себя какую концовку выбрать. Я еще не решил, а потому будущее рисовалось мне не таким уж мрачным. Правда некоторые старые опера рассказывали мне, что у тех, кто так и смог определиться жизнь заканчивается нищетой в тюрьме. Судьба наказывает на нерешительность.
   Размышляя об этих отнюдь не радужных вещах я вышел на улицу. Здесь меня уже поджидал Игорек. Он был одет в новый костюмчик, какие покупают только умалишенным: короткие штанишки, ужасно клетчатая рубашка с немыслимыми цветами и курточка советского покроя. Но в целом он выглядел значительно цивильнее и опрятнее, чем раньше. В руках Игорька таяло мороженое в вафельном стаканчике.
   - Привет! - засиял он мне навстречу, - Я вас жду тут. Скучаю.
   - О! Игорек! - я постарался изобразить радость вместо удивления. Дело в том, что на правом запястье Игорька я заметил тонкую золотую цепочку. А на левом - совсем не дешевые часы. Готов поклясться всеми читательскими жизнями, что еще вчера у него этих вещей не было. Игрек неожиданно разбогател? Но как? На чем?
   Тут закралось в мою похмельную душу нехорошее подозрение. Я взял несчастного под руку и повел за собой к машине.
   - Игорек, я смотрю ты разбогател.
   Он засиял еще больше.
   - Бабушка купила.
   - Бабушка?
   Мы подошли к машине.
   - Да, - он смачно облизнул мороженое.
   - Она на пенсии?
   Игорек как-то неестественно скосил глаза и пошамкал губами по шарику мороженого.
   - Она что-то продала.
   Тут меня взорвала догадка. Наверное я даже подскочил на месте. Поскольку несколько прохожих подозрительно покосились в мою сторону. Бабуля толкнула тот здоровенный пакет анаши! Это сколько ж она за него получила? Ладно, черт с ним. Махнул я про себя рукой. Хоть этому несчастному от этой отравы радость.
   Я сел в машину. Игорек тотчас влез на соседнее сиденье. Хотя я не приглашал его. Он что возомнил себя оперативником? Я посмотрел ему в глаза. Он так счастливо улыбался от предвкушения новой поездки, что я как-то не решился его прогнать. В самом деле, он же не помешает? Просительно сказал во мне мой добрый внутренний голос. Не помешает, - вздохнул я про себя и завел двигатель.
   - Пристегнись, Игорек! Мы едем на важное дело.
  
   Мы уже битый час сидели в павильоне цветов на Новокузнецкой. Кто-то подсказал шефу, что во всей Москве здесь самые лучшие розы. Но главное сюда прислали заказ на неимоверное количество роз. И покупатель должен был появиться со дня на день. Мы предположили, что это и есть нужные нам люди.
   Когда я сказал своему "напарнику", что мы будем сидеть тут в засаде, Игорек сразу же забился в самый дальний угол павильона за кадкой с развесистой пальмой и начал сам с собой увлекательный диалог.
   В напарницы мне выбрали молоденькую, хорошенькую продавщицу Оксану. Кажется она была студенткой и подрабатывала в этом павильоне. Девушка подозрительно посмотрела на Игорька потом на меня. Я понял ее молчаливый вопрос.
   - Он мой напарник.
   - Этот ненормальный тоже из уголовного розыска? - изумилась она.
   - Во-первых, - начал я строго, - Не ненормальный, а человек с иным мышлением. В вашем институте не преподают толерантность и терпимость?
   Оксана молчала.
   - Во-вторых, это мой напарник.
   - Но он же..., - Оксана в нерешительности повела в сторону Игорька своим изящным наманикюренным пальчиком с длинным коготком, но не закончила, вспомнив о толерантности.
   - А что делать? - вздохнул я деланно, - Всех нормальных уже пересажали. Берем какие есть в наличии.
   Девушка пожала плечами. Показывая, что ей-то уж точно нет никакого дела до кадровой политики МУРа.
  
   Если женщина молчит более пяти минут, значит она мертва. Моя напарница не знала для каких целей к ней приставлен оперативник с сумасшедшим в придачу, а потому всячески пыталась меня разговорить, сама не замолкая при этом ни на минуту. Через десять минут я уже знал какие коварные крысы ее подруги. Какие мужики козлы, а пожилые преподаватели - липучие мрази.
   - Ну, а вы как здесь оказались? - закончила она вопросом свой длинный монолог.
   - Шеф прислал.
   - Менты теперь и над цветами крышевать станут? Мало вам водки, проституции и наркотиков? - Оксана рассмеялась.
   - Нет, Оксаночка, с нашим новым министром дела пошли по-другому. Теперь менты над ментами крышуют, а ваши розы на фиг никому не нужны.
   - Кстати, а вы женаты? - перескочила она на любимую тему всех женщин мира.
   Почему-то женщины при знакомстве всегда сначала спрашивают о семейном положении, а уж потом о месте работы. Как будто от первого вопроса зависит как минимум ваше будущее, а от второго - насколько оно будет прочным, если ей вздумается выйти за вас замуж.
   Эти соображения я выложил Оксане.
   - Вы какой-то неразговорчивый, - заметила она.
   - Все разговорчивые сегодня в тюрьме сидят.
   - Это почему?
   - Там свободы больше. Болтай, чего хочешь, и не надо бояться что посадят.
   Оксана надула губки и отвернулась. Это меня устраивало. Именно в такие моменты начинаешь ценить тишину и покой.
   - Я приехал получить заказ на розы. К кому я могу обратиться? - в дверях стоял молодой человек. Он был длинноволос, с женскими чертами лица и с такими же повадками.
   - Сюда пожалуйста, - указал я на подсобку, - Я помогу вам грузить коробки.
   - Секундочку, я только "Газель" подгоню, - сказал парень и вышел.
   - Оксана, - я взял девушку за локоть, - Этот подонок сейчас вернется, надо его чуть-чуть попридержать.
   - У вас ментов, все подонки, - отстранилась она, - Почему ваш напарник вам не поможет? - она кивнула на Игорька. Тот по-прежнему увлеченно беседовал сам с собой.
   - Он не может. У него важный разговор.
   - Понятно, - вздохнула девушка.
   - Это очень важно, - заговорил я сбивчиво и как можно серьезнее, - Родина того...э-э-э.
   - В опасности? - подсказал она окончание знакомой всем с детства фразы.
   - Оксаночка, это мы в опасности, а родина вообще в заднице. Я пойду...
   - Куда это? - не дослушала она и встревожилась.
   - Я через три минуты буду. Мне надо показаться на улице.
   - Вам подурнело что ли?
   - Это тебе поплохеет и подурнеет одновременно, если ты этого парня не придержишь чуток, - сказал я уже зло и строго посмотрел на девушку.
   Возражений я не ждал, а потому сразу выскочил из павильона. Мы специально не пользовались рациями, поскольку опасались, что они могут прослушивать эфир. Даже наружное наблюдение стояло в ста метрах от павильона.
   Я пробежался туда-сюда. Опытным глазом заметил, как зашевелилось на улице наше мелкое воинство. Непринужденно стали стягиваться к павильону люди и машины. Я уже спешил обратно, как увидел, что парень выскочил из павильона, запрыгнул в "Газель" и рванул с места. За ним поспешила погоня. Меня, понятно никто не ждал. Я зашел в павильон, чтобы отругать Оксану. Она оказалась в подсобке. Эта студентка что-то беззаботно перебирала в ящиках под цветочными стойками.
   - Я же просил тебя..... - начал я приближаясь к девушке.
   Оксана повернулась и направила на меня пистолет здоровенный пистолет вороненой стали:
   - Спокойно, Пинкертон, подними руки.
   - То-то я заметил, что у тебя настроение с утра плохое, - я старался смотреть на девушку как можно ласковее.
   - Заткнись, давай сюда свою пушку.
   - Я не ношу с собой оружия.
   - Не заливай.
   - Не буду, - ответил я и отвернул полы своей джинсовой куртки, - Видишь ничего нет.
   Я повернулся задом и задрал куртку.
   - Тут тоже пусто. Если надо для дела - могу и штаны спустить.
   Оксана слегка расслабилась. Все-таки я заметил, что людям с невооруженным человеком разговаривать намного легче и спокойнее.
   - Штаны можешь оставить.
   - Превед ментовский зайчег! - послышался знакомы голос.
   - Превед адский йожык! - немедленно откликнулся я.
   Оксана недоуменно крутила головой. Откуда-то из-за копны с цветами вышел пожилой мужик в костюме, - Так почему же вы не носите пистолет? - незнакомец встал рядом с Оксаной. Я тотчас узнал в нем, того типа в лесу. Который сделал мне какую-то прививку.
   - Потому что это не гуманно, - ответил я, показывая, что вспомнил его.
   - Ого!
   - По отношению к оружию, - пояснил я, - Не хочется обо всяких гадов пули марать. Кстати, Оксаночка, я не женат.
   - Ваше оповещение опоздало, - сказала она, - А теперь повернись к нам спиной.
   - Послушайте, вы даже не представляете с кем связались, - попытался я блефовать.
   - Вы нам угрожаете? - спросил главарь подонков. Его лицо растянулось в глумливой усмешке.
   - Я не в том смысле, - поправился я, - Меня ведь взяли на Петровку, только чтобы начальство не скучало.
   - То есть вы шут гороховый? - презрительно скривилась Оксана.
   - Кстати, о шутах, - я скосил глаза в сторону Игорька, - Отпустите этого человека. Он ведь вам не нужен?
   - Кто это? - главарь подонков посмотрел с любопытством на моего "напарника".
   - Дурак, - ответила запросто девушка, - Этот придурок, - кивок в мою сторону, - Таскает с собой этого умалишенного и называет своим напарником.
   - Это что-то новое, - хихикнул главарь.
   Игорек не обращал на нас никакого внимания. Он все также увлекательно разговаривал сам с собой, изредка обращаясь к цветам, словно беря их в свидетели своего спора. Несчастный не замечал нависшей опасности и я ему даже позавидовал. Вот выдержка у человека.
   - Ладно, пусть идет, - легко согласился главарь. Оксана взяла Игорька за руку. Он впервые очнулся от увлекательной беседы и посмотрел на меня.
   - Мы уходим?
   - Да, - кивнул я.
   Игорек с Оксаной дошли до дверей, но тут несчастный заартачился.
   - А как же вы? - смотрел он на меня.
   - У него есть дела, - пояснил главарь ласково.
   - Я не пойду, - Игорек надул губы и насупился.
   Мои мучители недоуменно переглянулись. Оксана подняла пистолет и выразительно посмотрела на главаря.
   - Ну что ты! - округлил он глаза, - Как можно!
   - У него есть бабушка, - сказал я, - Может дать ему цветов для нее?
   Главарь состроил участливую мину и обращаясь к Игорьку начал нараспев:
   - Ты любишь цветы? Смотри какие красивые.
   Игорек переключил внимание на бутоны роз. Оксана поняла замысел шефа и немедленно сунула Игорьку охапку душистых роз. Тот блаженно втянул воздух.
   - Отдай их бабушке, - сказал я, - Пусть порадуется.
   - Можно, да? - неуверенно спросил Игорек.
   - Конечно! - главарь от собственной щедрости широко развел руками, словно на торжествах по громкому случаю.
   - Иди-иди, - кивнул я "напарнику" как можно спокойнее.
   Игорек потоптался в нерешительности секунды две-три и вышел на улицу. В самой глубине души, где живут несбыточные и нереальные надежды человека, я надеялся, что Игорька с розами все-таки заметят мои коллеги из МУРа. Что доложат шефу, он меня найдет и выручит.
   Теперь все внимание подонков сосредоточилось на мне.
   - Скверная история, Константин Самуилович, - вздохнул главарь. Точно ему не хотелось возвращаться к тяжелой, но срочной работе.
   - Да уж.
   - Хватит скорбеть, вы не в мавзолее, - ввернула Оксана.
   - Откуда у вас столько злости? - начал я тоном праведника.
   - Повернись спиной. Подними руки! - скомандовала девушка.
   Я посмотрел на главаря. Тот безучастно нюхал бутон розы.
   - Это что, какая-то ловушка? - спросил я поворачиваясь.
   - Какой быстрый ум! - засмеялся пожилой незнакомец. Это было последнее, что я услышал. Меня чем-то укололи в шею, и я моментально вырубился.
  
   Сон был мертвецки глубок и бесчувствен. Но пробуждение произошло без долгого подъема, как это обычно бывает при таком сне. Мены выбросило на поверхность нашей реальности моментально и безжалостно.
   - Меня зовут Иван Савельевич Стариков, такая хорошая дворянская фамилия. Я разлепил глаза. Надо мной склонился недавний знакомец из цветочного павильона.
   - Вы хорошо себя чувствуете? - спросил он.
   - А вы не боитесь называть себя? - я протер глаза и огляделся.
   Меня привезли в какое-то просторное помещение, похожее то ли на лабораторию, то ли на оранжерею, то ли на то и другое вместе взятое. Насколько хватало глаз, тянулись бесконечные грядки с кустами роз. В проходах стояли столы заваленные пробирками, колбами и прочим химическим хламом. Газовая горелка давала слабый язычок голубого пламени. Это я подметил. В начале ближайшей от меня грядки с розами торчала штыковая лопата. Это я тоже принял во внимание.
   - Чего бояться? - отозвался на мой вопрос Стариков, - В свой закуток на Петровке вы больше не вернетесь. Кроме того, вам же надо знать, как ко мне обращаться. Нехорошо, когда люди окликают друг друга типа: "э!" или "эй, человек!"
   - А меня зовут...
   - Да, я заглянул в ваши документы, господин Лахман Константин Самуилович. И заглядывал как вы помните уже не один раз. Так как вы себя чувствуете?
   - А что вы мне вкололи тогда в лесу? - я приподнялся на кушетке и спустил ноги на кафельный пол.
   - Сыворотку роз. Или как это назвать по-человечески..., - он защелкал пальцами, - В общем раствор содержащий как бы семена роз. Они должны теперь расти у вас из тела.
   Я отшатнулся.
   - Как расти! Какого хрена!?
   - Обычно, - Стариков пожал плечами, - Как росли из тела тех, кого вы искали по моргам.
   - Но зачем? - спросил я недоуменно и встал. Меня тотчас качнуло сначала в одну сторону, потом в другую.
   - Как вы себя чувствуете? - озабоченно поинтересовался Иван Савельевич.
   - Вы уже спрашивали.
   - Так вы не ответили.
   - Нормально.
   - Вы спали целые сутки.
   - Ого! - я встрепенулся, - Шеф, наверное, меня уволит за прогулы.
   - Константин Самуилович, можете не беспокоится. У вас теперь будет совсем другая жизнь, - в голосе Старикова почувствовалась какая-то нехорошая настойчивость. Я еще раз огляделся по сторонам. Несмотря на пышные грядки розовых кустов, стерильно чистый кафель пола, светлые окна под потолком и яркие веселые лампы, тут творилось явно что-то нехорошее.
   - Вот что значит недосыпание, - попытался я сменить тему, - Целые сутки проспал, как ребенок. Работа у нас, сами знаете какая. Вы мне снотворное вкололи?
   Иван Савельевич кивнул.
   - Второй раз, да.
   - Где мы находимся? - спросил я, окончательно приходя в себя и разминая руки.
   - В специальной лаборатории. Я называю ее "Жизнь в цветах". La vie dans les fleurs! - добавил об по-французски, - Как у Анатоля Франса роман о детстве! Здесь меняют судьбу человека! - безумный ученый подошел к столу с химическими конструкциями и стал колдовать с растворами. В колбах что-то забулкало, задымилось. Поползла по прозрачным трубкам неугомонная жидкость. Иван Савельевич совершенно на меня не смотрел.
   - Всякая власть, Константин Самуилович - от Бога. Вы не знали?
   - Когда мне говорят, что всякая власть от Бога - мне непроизвольно хочется ударить такого человека, за то, что он так плохо думает о Господе нашем.
   Тут впервые ученый посмотрел на меня с интересом.
   - Сравните вашу власть и себя, с Господом Богом, - пояснил я, - Неужели вы думаете, что он также мерзок, жаден. Неужели он думает только о себе и собственной славе и деньгах? Неужели Господь, при всей его святости и справедливости может дать такую мерзость людям?
   - Я делаю жизнь человека вечной и прекрасной! - ученый, словно выступал перед публикой, - Что такое нынешнее человеческое существование? - спросил он бескрайние ряды роз. И сам же им ответил: - Это страдания! Любовная измена! Нехватка денег! Плохое здоровье! Мерзкие начальники! А розы! - Иван Савельевич провел рукой по бутонам роз, - Это вечная жизнь, вечная молодость, вечная гармония.
   - Удачное название, у вашей лаборатории, - сказал я, - А как называется ваша команда КВН?
   Иван Савельевич мою реплику не услышал: - Не хотите ли прогуляться? - Он протянул мне белый халат. Мое убийство явно оттягивалось на неопределенный срок. И я решил: маленький променад мне не помешает.
  
   Мы шли между розовыми рядами. Иван Савельевич непрестанно улыбался и, как мне показалось, все время слегка кланялся кустам. Словно встречал давних знакомых.
   - Видите ли, я вывел потрясающий сорт роз, - говорил Стариков, - Если бы об этом узнали мои коллеги из биотехнологий, они бы померли от зависти.
   Я понял так, что мужичок спятил и сказал осторожно:
   - Иван Савельевич, я не знаток цветов, где у вас ближайший телефон?
   Стариков посмотрел на меня внимательно. Улыбки при этом не убрал.
   - Константин Самуилович, вы хотите позвонить?
   Я энергично закивал.
   - Всему свое время, а пока выслушайте меня.
   Иван Савельевич склонился к бутонам и втянул аромат: - Вы только понюхайте! Такой запах!
   - Верю-верю, - откликнулся я.
   - Итак, послушайте, вы думаете, что это просто цветы?
   - Уверен, что не просто. Это - ВАШИ цветы! - я постарался выразить восхищение.
   Иван Савельевич посмотрел на меня строго, но улыбка цепко держалась на его лице.
   - Не стройте из себя идиота, Константин Самуилович.
   Я решил не перечить. Тем более, что один из нас уже был идиотом. И я надеялся, что это не я.
   - Так вот вы ошибаетесь, если думаете, что это простые розы. Каждый куст - это человек.
   Я невольно осмотрелся по сторонам: тысячи роз раскинулись под стеклянной крышей бесконечного ангара. Наверное, у меня было излишне озадаченное лицо. Стариков рассмеялся.
   - Потрясающе, правда?
   Мы снова двинулись по розовым рядам.
   - Что вы знаете об омоложении? О вечной молодости?
   - Ничего, - сказал я.
   - Я вам объясню. Большинство людей, особенно женщины, с ума сходят от одной мысли о приближающейся старости. Что они делают? Ну, там крема всякие, криоген, процедуры холодом. Для них изобретают всякие бесполезные таблетки, питательные жидкости, пластические операции. Но сущность-то, - Стариков провел руками по своему телу, - Сущность-то все равно стареет! Органы все равно изнашиваются. А еще смертельно больные, для которых нет лекарств, безнадежные калеки, которые потеряли смысл жизни. Да мало ли какие причины могут побудить человека поменять свою сущность? И я нашел этот путь! Розы, - Иван Савельевич протянул руки навстречу кустам, - Здравствуйте, дорогие мои!
   - Иван Савельевич, мне все понятно, можно ближе к тому месту, где вы должны рассказать мне о телефоне.
   - Да! Вы правы. Ближе к делу, - мы снова двинулись по рядам, - Так вот я начал экспериментировать. Вживлял своим пациентам под кожу ростки роз. Интересно да? Розы вырастали и становились как бы частью человека. Чем больше роз было привито, тем больше человек отдавал своего "я", своих знаний, опыта. В общем, не буду докучать вам научными вывертами, словом человеческое сознание переходило в розовый куст. Розы становились новой человеческой единицей. Но более здоровой и прекрасной. Вуаля! - Стариков снова указал рукой на обширную плантацию, - Всех этих людей я спас. Теперь они мои друзья.
   Как говорил мой учитель по оперативной работе, чтобы убедить сумасшедшего, нужны сумасшедшие аргументы. Но в целом это доказательство не должно вылезать за рамки разумной логики. В данном случае, я не мог применить это правило. Случившееся находилось где-то за гранью оперативного искусства и входило в область психиатрии. Я нервно улыбнулся и сказал:
   - Вы про телефон обещали рассказать, Иван Савельевич. Итак, это такой агрегат, с трубкой, в которую люди в случае нужды говорят "Але-але!" и им отвечают.
   - Погодите! Я вижу, вы мне не верите. Так смотрите.
   Стариков неожиданно убежал куда-то за кусты, бегал где-то минуты три и вернулся с лопатой в руках: - Держите, - он протянул мне инструмент, - По-моему сомневающийся и должен копать?
   На всякий случай я взял лопату. Если откажусь, вдруг он меня ею же и шандарахнет?
   - Копайте тут, - Иван Савельевич указал на ближний куст, у дорожки. Самый маленький по размерам, - Только будьте осторожны, нежно копайте.
   Чего только не сделаешь! Особенно, когда тебя просят буйно помешанные.
   Я чуть подналег и уперся клином лопаты во что-то мягкое и упругое. Это ощущение показалось мне знакомым. Я стал осторожно сгребать землю и от неожиданности чуть не выронил лопату. Из-под земли показалась женская рука. Скорее машинально, я сгреб землю рукой чуть в стороне и отпрянул, увидев лицо Оксаны. Ее мертвые глаза смотрели вверх на розовый куст.
   Иван Савельевич довольно рассмеялся: - А вы не верили! Каждый куст - это человек!
   Наверное, я слишком крепко сжал руками лопату. Стариков вытащил из-за спины пистолет: - Положите садовый инструмент на землю.
   Пришлось подчиниться.
   - Оксана был несчастной девушкой, - сказа Стариков, - Она болела раком печени, жила одна, замуж ей не светило. Вам бы на ее месте тоже не захотелось жить.
   - А как же трупы из морга? - машинально проговорил я.
   - Что трупы из морга?
   - Зачем вам надо было красть трупы из морга?
   - Ах, это! - Стариков почесал переносицу стволом пистолета, - Ну, это хорошая питательная среда, если вы не знаете. И потом люди сами завещали нам свои тела. Их души также переходили в розовые кусты.
   - А мне вы что вкололи?
   - Вам? - профессор улыбнулся и на всякий случай наставил на меня пистолет, - Вам я вколол тоже самое. Вам пора превращаться в розовый куст, Константин Самуилович.
   У меня язык моментально прилип к небу. Как душем окатил холодный пот.
   Спокойно! - сказал я сам себе, - Старичок наверняка шутит.
   - Кстати, о розовых покойниках. Они ведь вам завещали что-то?
   - Деньги, квартиры, машины, - с готовностью ответил ученый.
   Видимо я как-то дернулся. И Стариков тут же добавил:
   - Константин Самуилович, все ценности давно реализованы. На что-то мы ведь должны содержать эту огромную плантацию. Одни удобрения и поддержание климата знаете сколько стоят?
   - Не знаю.
   - А вам это и ни к чему, - согласился Стариков, - А теперь идемте к телефону, Константин Самуилович, - поторопил профессор. И для убедительности покивал стволом оружия в сторону дорожки, - У нас мало времени, а мне еще надо подготовить раствор для вас.
   - Раствор?!!! - изумился я.
   - Именно, он кивнул деловито, - Вам придется смириться. Пути назад нет.
   - О чем вы говорите?
   Ученый оттянул воротник моей рубашки:
   - Роза уже пробивается.
   Я глянул на свою грудь. На месте укола торчал зеленый росток. И как мне показалось, я даже разглядел маленькие шипчики. Новая волна ужаса окатила меня с макушки до пяток.
   - Все развивается очень хорошо, и даже быстрее, чем я думал, - хмыкнул довольно Стариков, - Знамо дело! У вас здоровый организм, Константин Самуилович!
   На лабораторном столе среди химических реактивов стоял ноутбук, соединенный проводами с причудливым аппаратом. Его черная панель была богато утыкана тумблерами, какими-то кнопками, лампочками, измерительными циферблатами. От агрегата, другая жмень разноцветных проводов, тянулась к прибору, напоминающему камертон. Рядом стоял на подставке микрофон и стерео динамики.
   Стариков включил компьютер: - Сейчас позвоним!
   Я с опаской осматривал этот причудливый агрегат.
   Он защелкал тумблерами, вспыхнули лампочки. Штука похожая на камертон загудела.
   - Смотрите, - Иван Савельевич склонился к микрофону, - Дамы и господа, минутку внимания!
   Камертон мелодично запел, в такт голосу. И тут случилось невероятное. Сотни тысяч розовых кустов, как по команде, повернулись к нам и некоторые даже раскачивались, словно в приветствии. Я остолбенел.
   - А теперь слушайте динамики, - Стариков щелкнул переключателем.
   Из динамиков понесся гул голосов, какой бывает на огромных вокзалах или
   в аэропорту. Отчетливо слышались разговоры.
   - Новенький! Просись к нам, здесь солнца больше!
   - Не может быть, - прошептал я.
   Стариков заулыбался: - Может-может. Этот специальный агрегат преображает мой голос в волны, которые понимают эти розы. Ставшие, теперь людьми новой формации. А из динамиков вы слышите обратный так сказать процесс. Можете поговорить с любым кустом. Пожалуйста.
   Он придвинул ко мне микрофон. Голова шла кругом. Из динамиков шелестело: - Смелее парень! Тебе понравится.
   Я ляпнул первое, что пришло мне на ум: - Соблюдайте спокойствие, ситуация под контролем! Сейчас мы вас всех спасем.
   Иван Савельевич хмыкнул: - От кого вы собираетесь их спасать?
   Из динамиков донеслись смешки.
   И тут, как райской мелодией звонко ударило и пронеслось под бесконечным потолком ангара:
   - Всем стоять!!! Милиция!!!
   Замелькали в дальних рядах розовых кустов симпатичные черные маски с прорезями. Дробно рассыпались шаги, заклацало оружие. Я посмотрел на Ивана Савельевича. Он спокойно положил пистолет. Нащупал на столе среди оборудования какую-то ампулу, отломил горлышко и быстро выпил.
   - Вы идиоты. Упускаете такой шанс. Я скоро умру. А вот вы, - он уперся указательным пальцем мне в грудь, - Погубите тысячи людей. Каждый куст - это чья-то жизнь. Помните это. Чье-то бессмертие. Ведь тело - это всего лишь оболочка. Сущность этих людей находится теперь в бутонах роз.
   Стариков неожиданно замолк и упал замертво. Из-за кустов лихо выскочили двое спецназовцев: - Ложись! Руки за голову!
   Я успел прошептать: - Братцы, - и провалился в обморок.
  
   В кабинете шефа, портрет министра снова висел вверх ногами. Но я не стал об этом говорить. Видимо ночь у следственной бригады выдалась не из легких.
   - Как вы меня нашли, шеф? - спросил я растроганно.
   - Признаюсь, сынок, мы и не искали особо. Когда выяснилось, что тот парень на "Газели", это отвлекающий маневр, то понятно "артисту" вломили по самое не могу. Но он, как выяснилось, действительно ничего не знал. Ему просто заплатили за этот спектакль.
   - Тогда я ничего не понимаю.
   - Мы сели тут вчера, наподдали слегка по водочке и давай фотки пропавших покойников, как пасьянс раскладывать. А тут техник Михалыч возьми и заметь, что на всех при жизненных фотографиях покойнички-то среди розовых плантаций сфотографированы. Навели справки, и вышли на эту подмосковную теплицу циклопических размеров. Вот собственно и все.
   - Да, дураки мы были, - вздохнул я.
   - Кто это мы? - спросил шеф подозрительно.
   Я промолчал.
   - Ладно, тебе розу случайно никуда не вставили? - спросил шеф, - Ну, и хорошо. Теперь можешь отдыхать. Пока тебя так сказать спасали, да останки несчастных из-под кустов доставали, ребята себе столько букетов нарезали. Розы надо сказать замечательные! Наверное, жены им теперь по гроб благодарны будут. Охапками вывозили. Ты, кстати не хочешь домой букетик захватить?
   Меня аж передернуло от этих слов. Я вспомнил, что говорил мне стариков перед смертью: каждый куст - это чья-то жизнь.
   - Ты чего накуксился? - долетел до меня вопрос шефа, - Розы брать будешь?
   - У меня жены нет.
   - Ну, симпатичной соседке подаришь, - хмыкнул полковник, - Наладишь так сказать контакт на будущее.
   - Нет, спасибо, - меня от омерзения опять передернуло.
   - Ну, смотри, как знаешь. А то у нас этими розами вся Петровка завалена.
   - Шеф, там оборудование на столе стояло...
   - Ах это! Да спецназовцы расколошматили его на фиг! Кому оно нужно? Дело закрыто. Покойнички найдены. Даже больше, чем ожидалось. Видимо, этот субъект давненько промышлял кражами трупов.
   - И сколько их там?
   - Не знаю, пока не подсчитали. Несколько тысяч, а может и больше. Останки-то под каждым кустом. Но это теперь пусть у прокуратуры голова болит.
   Под рубашкой, в районе груди у меня что-то шевельнулось. Я оттянул ворот и посмотрел. Наружу пробивался маленький розовый росток. Как я удержался на ногах - сам удивляюсь.
   - Мне кажется, - сказал я, - этот профессор действовал не один. Их там целая банда.
   - Банда, не банда, а дело закрыто. Нароешь еще чего-нибудь - говори, обсудим.
   Помолчали.
   Полковник плеснул мне в стакан вискаря. Я молча выпил, подарив ему только благодарственный взгляд.
   - Если у тебя все нормально, завтра заступай на дежурство, - подытожил шеф. - А я в отпуск поеду, пожалуй.
   - Куда, если не секрет? На Канары или в Париж?
   - Поеду на рыбалку, - сказал шеф, - Заграница нам теперь не поможет.
   - Не замечал за вами рыболовецких пристрастий, - ответил я.
   - А я еду в такое место, где стоит только появиться с удочкой на берегу, как рыба, говорят, сама на тебя из речки прыгает.
   - Ага, - говорю, - Я знаю, где это. Когда придете на берег, шеф, одной рукой сразу же причинное место прикройте, чтобы рыбы не откусили, а другой хватайте их на лету - и в котел.
   - Ох, договоришься ты у меня, - вздохнул шеф, - Ладно, иди, отдыхай.
   Я вышел с Петровки и побрел по улице к машине. Моего вечного спутника Игорька на этот раз не было. Наверное, его сильно напугали те типы в магазине, решил я. Хотя испуганным он тогда совсем не выглядел. И еще меня теребил один вопрос: - Какого черта Стариков не стал меня убивать? Я ведь представлял прямую угрозу его делу? И кстати, что мне теперь делать с этим растущим из груди розовым бутоном? Вырезать его на фиг? А поможет?
   С каких-то таинственных и непонятных для меня самого догадок, я знал, что Стариков действовал не один. И даже не он был главный. И больше скажу, - указал я себе мысленно, - Розы это побочный вид их деятельности. Не могли же они зациклиться на таком в сущности пустяковом деле. И наверняка с остальными членами банды я скоро познакомлюсь.
  

ГЛАВА

   Думал я вот о чем. Вот есть у нас слово "обездоленный". Лишенный некоей доли в этой жизни. То есть человек без квартиры, без работы, без денег и возможностей их заработать. На основе этого слова как сказать одним словом о человеке лишенном женской ласки? Ну-ка, знатоки словесности, что приходит на ум? Правильно. Емкое слово "опиздоленный". Человек лишенный общения с женским телом. Это слово целиком и полностью характеризовало мое состояние.
   Дома я первым делом выложил на стол закуску. Откупорил бутылочку виски. Налил себе сто грамм и хряпнул для самоотверженности.
   Потом прошел в комнату (благо это недалеко, всего лишь за стенкой) и шевельнул мышку дремавшего компьютера. Монитор тотчас засветился. Проступило лицо моей мертвой невесты.
   - Как провел день, милый?
   - У меня розы скоро из задницы расти начнут.
   Я выложил Ирине последние новости.
   - Хочешь, я пороюсь в Интернете?
   - Зачем?
   - Ну, надо же тебе как-то помочь.
   Я зевнул и положил голову на стол:
   - Делай, как хочешь, я устал.
   Она еще мне что-то говорила мне, но я уже отплывал в сонный сумрак...
  
   И снилось мне, что я на фронте. Рыкают впотьмах пулеметы. Трещат автоматные очереди. Я стою в блиндаже штаба армии перед каким-то генералом и тянусь во фрунт до хруста в позвоночнике. Генерал зло теребит рычажок полевого телефона, кричит туда что-то неистовое вперемешку с матом. Бросает трубку и обращаясь ко мне говорит:
   - Связь перебита. Положение тяжелое. Тебе надо срочно найти разрыв линии и восстановить связь со штабом фронта.
   Внутри у меня все холодеет. Потому что за этими спасительными бревнами, куда впиваются артиллерийские и минометные осколки вражеских снарядов, гремит неистовым боем ночь. Пули роями носятся в воздухе и до смерти заклевывают всякую живую плоть.
   - Идите, - приказывает генерал сурово.
   Я молча вскидываю руку к козырьку рваной кепи, поворачиваюсь через левое плечо, как учили и чеканя шаг, даже по ступенькам, выхожу наружу.
   Потом жидкая грязевая жижа лезет мне за воротник. Нитки равнодушных молний ткут на черном небе крупные узоры, я ползу и размышляю о том, что вот на гражданке - грязевые ванны считаются очень полезными и врачебными. Грязевые ванны - это удовольствие для богатых, ну или в крайнем случае для обеспеченных людей. Они прямо в очереди стоят, чтобы плюхнуться куда погрязнее и поглубже. А тут, на фронте, сплошные грязевые ванны. Каждый день и помногу. Помногу и забесплатно. И никто почему-то им не рад.
   Я ползу вдоль провода, скольжу по нему рукой и с ужасом думаю: как я найду это обрыв если провод перешибло внутри, а изоляция цела? Это же работы на месяц. Рядом плюхаются в жижу два снаряда и вышибают фонтан брызг и осколков. Ударная волна подцепляет меня ловко из лужи и раскручивая в воздухе ударят об землю. От меня летят какие-то ошметки, сумка с инструментами взрывается в клочья. Я поднимаю гудящую от удара голову и шарю по сторонам руками. Ничего. Только я, и провод. Нет при мне больше ни инструментов, ни оружия.
   Вот он! Обрыв! В моей руке болтается разрубленный взрывом провод. Кое-как я стылыми зубами зачищаю провода, скручиваю их нетвердыми пальцами и понимаю, что крепление получилось хлипкое. В любой момент его может снова порвать. Тогда я зажимаю концы зубами. Ток проходит по моей голове и шее. Я чувствую как он идет по мне маленькими конвульсиями моего несчастного тела. Потом что-то щелкает в голове. И я будто бы слышу, как за несколько километров от меня, генерал штаба армии крутит динамо полевого телефона и вызывает штаб фронта. Генерал сосредоточен и серьезен. Внутренне он благодарит меня за подвиг и даже собирается представить меня к какой-нибудь награде. Но пока еще не решил к какой именно. Наконец на том конце провода отзываются и генерал говорит в трубку:
   - Штаб фронта?
   - Да-да-да! - кричат из глубинных далей войны.
   - Два гамбургера, пожалуйста, среднюю кока-колу со льдом, одну большую картошку и пожалуй пирожок с черникой.
   Со стоном и с чувством выполненного воинского долга я клюю носом в жижу и задыхаюсь там насмерть.
   ...но умереть мне все-таки не дают. Трель телефона вырвала меня из грязи сна и вернула в реальность.
   - Да! - ответил я надоедливой трубке.
   - Ливенсон, - сказал телефон в ухо.
   - Я не Ливенсон.
   - Чудила, ты на букву "М", - ответил голос, - Это прокурор. Приехать ко мне можешь?
   - По какому делу?
   - Лахман, я тебя не на свидание приглашаю, если ты еще понял. У нас тут очередное убийство.
   - А который час? - спросил я сам себя, но достаточно громко и Ливенсон меня услышал.
   - Одиннадцать утра.
   - Во, как! - неподдельное удивление захватило меня.
   - А день?
   - Вторник. Если ты еще спросишь меня про страну и планету, я тебя посажу на принудительно лечение алкоголизма на пятнадцать суток.
   - Сейчас буду, - буркнул я и дал отбой.
   Я проспал все даденные мне шефом выходные. В ванной меня ожидал сюприз. Я долго размышлял: кто этот небритый мужик, и почему он на меня так злобно таращиться? Потом вспомнил, что это мое отражение в зеркале.
   Попеременно холодный и горячий душ возвращали меня к жизни. Липкие остатки сна смыло в сливное отверстие.
   - Ну-ка стой! - мысленно крикнул я сам себе, - А чего это я так разоспался? Ведь раньше за мной такого не водилось. Двое суток. Двое суток я валялся как убитый. И если бы не звонок Ливенсона и мое врожденное чувство долга и ответственности перед службой еще неизвестно сколько бы я так в забытьи провалялся.
   Я осмотрел свою грудь. Роза явно увеличилась в размерах. Все ясно. Она растет. Ей нужны силы, и это чертово растение отбирает их у меня. Вот почему я спал. Поганый куст борется за мое тело. Я взял нож и осторожно коснулся лезвием красного бутона.
   Как будто ничего. Осторожно резанул его под корень. И в тот же миг, нож полетел в одну сторону, я - в другую. Дикие корчи выделывали с моим телом самые невероятные фигуры. В глазах разошлись сине-зеленые круги. Цветок мстил мне за попытку убийства.
   - Твою мать! Твою мать! - орал я в ванной, - Стариков, если ты сейчас меня слышишь то я найду тебя даже на небесах и снова убью к чертовой матери!
   Я оделся и поехал в прокуратуру. Решив, что в первую же свободную минуту покажусь врачу и вырежу этот цветок к чертовой матери под глубоким наркозом.

ГЛАВА

   Я никогда еще не видел, чтобы муха с такой неистовостью и цинизмом насиловала свою подружку. Да еще на столе в кабинете у следователя!
   - Николай Петрович, посмотри, что вытворяют! - сказал я следователю Ливенсону, - Они тебе сейчас всю городскую отчетность по раскрываемости испортят.
   Следователь оторвался от бумаг. Посмотрел на мушиное порно-безобразие и сказал серьезно: - Арестуй насильника, зачитай его права и возьми показания с потерпевшей.
   Уткнулся в бумаги и замолчал.
   Этим утром всем было не до шуток. В Москве стряслось очередное ЧП. Накануне поздним вечером коммерсант Бабаянов, под усиленной охраной прибыл на улицу Пролетарская, в дом 7 к своей любовнице из Перми - Светлане Чиж. Последняя, снимала квартиру на третьем этаже и делила лестничную площадку с черным следопытом Иваном Нестеровым. Как на грех следопыт приволок в этот вечер богатый улов. Два артиллерийских снаряда он поставил у себя перед дверью и убежал вниз к машине. В этот момент, как установили эксперты, Бабаянов и его окружение вошли в подъезд и стали подниматься на третий этаж, блюдя все телохранительные предосторожности.
   Нестеров подогнал вплотную к подъезду арендованный микроавтобус и вытащил на лестничную клетку первого этажа легкое артиллерийское горное орудие.
   Бабаянов с охраной увидели снаряды и, заподозрив неладное, постарались быстро покинуть опасное место. Нестеров развернул ствол пушки в сторону лестницы. В этот момент там и появился Бабаянов. Телохранители открыли огонь, не раздумывая. Их так учили в школе охранников. Вмиг нашпигованный свинцом Нестеров повалился на бок и зацепил карманом какую-то фигульку на орудии. Эта фигулька оказалась очень важной деталью военного механизма. Горная пушка дала залп, от которого Бабаянова разорвало в клочья, ввиду прямого попадания. Телохранителей взрывная волна разложила рядом. Они смотрели на судмедэкспертов, как живые.
   В ином государстве над такой историей просто посмеялись бы. Но у нас, где под каждым кустом мерещатся шахиды, этот случай принял зловещий оттенок. При проверке совсем некстати выяснилось, что Бабаянов чей-то там родственник из числа кремлевских обитателей. Поэтому смешной случай мог обернуться милиционерам и прокурорам карьерными неприятностями. С занесением в личное дело и пинком под зад из органов.
  
   В кабинет следователя Ливенсона влетел неуправляемой ракетой Генеральный прокурор Устьянов. Мы вскочили от неожиданности. Пышнолицый генпрокурор в ярости мял в руках какие-то бумаги. Студень его щек угрожающе дрожал. Мелкие черные глазки, как дула революционных винтовок, бегали по нашим лицам.
   - В чем дело, товарищи? - спросил он, тихо повизгивая.
   Его крупно-габаритное тело упало на стул Ливенсона. Впечатленное таким высоким гостем, мебель, кажется, даже не скрипнула. Барским жестом генпрокурор пригласил нас присесть напротив:
   - У вас что, товарищи, киллеры теперь из артиллерийских орудий начинают палить по коммерсантам? Я не позволю вам здесь Чечню разводить.
   Мы ошарашено молчали.
   - Вы кто? - ткнул он в меня по-огуречному округлым пальцем.
   - Лахман Константин Самуилович, оперативник МУРа, - представился я.
   - Что вы здесь делаете? - наседал Устьянов.
   - Вот составляем бумаги об этом несчастном случае.
   - Ага! Вы значит, уже здесь спелись с московской прокуратурой и хотите все свалить на несчастный случай?
   - Я петь не умею, - сказал я, - Пробовал как-то в пятом классе, но после того, как учитель подал на меня иск о возмещении морального ущерба, я свою певческую практику прекратил. Хотите послушать, дабы убедиться лично? - добавил я.
   Генеральный прокурор забарабанил пухлыми пальцами какой-то похоронный мотивчик. Чуток помолчал и вкрадчиво спросил:
   - Что же вы выяснили, Константин...э-э-э Иосифович.
   - Самуилович, поправил я.
   - Иногда это бывает не так уж важно, - заметил генпрокурор, - Итак?
   - Выяснил, что Бабаянов - это не настоящая фамилия погибшего.
   Генпрокурор вскинул брови. А я торжественным тоном продолжил, предвкушая триумф.
   - Погибший не так давно сбил насмерть на своей иномарке старушку. Дело замяли его высокопоставленные родственники. Охраняли погибшего не простые охранники из ЧОПа, а сотрудники ФСО. Короче этот псевдо-Бабаянов является сыном...
   - Молчать!!!! - завизжал на весь кабинет Устьянов. Его тучное тело с неожиданной легкостью покинуло стул. Генпрокурор заметался по маленькому кабинету. И всякий раз когда он пролетал мимо, мне казалось он расплющит меня словно асфальтоукладчик. Наконец он немного успокоился.
   - Откуда у вас такие данные? - спросил Устьянов из другого конца кабинета.
   - Я говорил, что не умею петь, но не говорил, что не умею расследовать уголовные дела.
   - И кому вы успели рассказать про ваши успехи? - Устьянов многозначительно указал глазами на Ливенсона.
   - Нет, ему не успел.
   - А кому?
   - Никому, - пожал я плечами, - Я только что пришел. Буквально перед вами.
   Устьянов облегченно вздохнул и снова уселся на стул:
   - Вы Иосиф Константинович должны вообще молчать об этом деле. Даже своему начальству не смейте говорить о результатах своего расследования. Поняли меня?
   - А как же...? - я помолчал, - А если мой полковник спросит?
   - Это сын нашего возможного будущего президента. Я не никому не позволю распространять клевету на нашего будущего гаранта. Все ясно?
   Ливенсон заинтересованно засветился. Он обожал распутывать и раскрывать всякие тайны. И вот наверное впервые столкнулся с тем, что ему не дадут ничего расследовать.
   - Короче дело я забираю для дальнейшего производства в Генеральную прокуратуру. Возьму его под личный контроль и так далее.
   Устьянов схватил со стола папку и прижал к груди.
   - А вы оба, чтобы молчали об этом, понятно?
   Мы как можно быстрее и соглашаясь кивнули.
   Устьянов пристально посмотрел на меня своими маленькими глазками, орать не стал и тихо сказал:
   - Идите к себе на Петровку, там верно вас заждались коллеги.
   - Они арестованы, - ответил я.
   - Тем более поторопитесь, - махнул он рукой, - Не заставляйте следователей ждать.
   Прикрывая за собой дверь, я сочувствующе посмотрел на Ливенсона. Его пронзительный взгляд, просил меня пристрелить его по-дружески из соображений гуманизма. Ему предстоял нелегкий разговор...
  

ГЛАВА

   Подъезжая к Петровке, я подумал о том, что здания, как и люди, выбирают себе профессию один раз и на всю жизнь. Но дома живут дольше человека. Оттого и судьба у них интереснее. В Кёнигсберге мне показывали дом, где во времена фашистской Германии работало Гестапо. В его подвалах стреляли коммунистов и всех несогласных. После взятия города советскими войсками, сюда въехало НКВД. Оно также стало стрелять всех несогласных, но теперь еще и фашистов вместе с гестаповцами. Сегодня в этом здании работает местное ФСБ. Даже если в Москве все сначала рухнет, а потом народится новый режим, то дом 38 по улице Петровка никогда не станет детским садом или театром. Сюда обязательно въедут новые карательные органы.
   Я шел по коридорам Петровки. У всех встречных были недовольные рожи. Впрочем, если когда-нибудь, вы увидите там довольных людей, то это будет означать одно из двух: или ГУВДэшники полностью перешли на коммерческие основы работы, или вы оказались на Западе.
   - Прикрой поплотнее дверь! - сказал шеф конспираторским голосом.
   - Что случилось? - спросил я, присаживаясь на свое место за столом совещаний.
   - Ты как не в Москве живешь! - вспылил шеф, - В этом городе всегда какая-нибудь хрень случается.
   Я, соглашаясь, кивнул: - Давеча наш министр по телеку выступал. Сказал, что оказывается, мы хорошо работаем. А через десять минут всех, кто там, в ладоши хлопал - арестовали. Вот так хорошее уживается с плохим.
   - Ты министра не тронь, он с коррупцией борется, - сказал опасливо шеф, повернувшись при этом в сторону двери.
   - Да что б его пидоры украли! - воскликнул я, - А мы тогда с кем боремся?
   Шеф побледнел, оглянулся на портрет министра и перекрестился:
   - Ты мне эти заковыристые разговорчики брось. Тут вот какое дело: нам всем скоро писец настанет.
   Я хмыкнул: - Эту новость я давно уже знаю. Достаточно телевизор посмотреть.
   - Да я не про то говорю, - махнул рукой босс, - Помнишь банду "блатняков"?
   - Это, которые по антиквариату работали?
   - Да, только тебя мы к этому не подключали. А сейчас срочно нужна твоя помощь.
   Как сказал бы поэт, нехорошее чувство зашевелилось у меня в одном месте. В смысле, забился в груди колотунчик волнения.
   - Внедрили мы туда своего человека, - продолжал шеф, - Но все оказалось настолько запутанным и сложным, что пришлось внедрить еще одного. За ним третьего. Потом оказывается, ФСБ штук пять туда своих агентов внедрила. За ними Главное управление по борьбе с наркотиками тоже пяток прислало. В конце-концов бандитов там совсем не осталось. Агенты всех выдавили. Преступления меж тем исправно совершались. Как же без этого? - словно оправдывался шеф, - Они ж бандитов изображали? Изображали! Тут полумерами не обойдешься? Я прав? - неожиданно спросил он меня.
   - Насчет этого вам лучше у Инквизиции поинтересоваться, - сказал я уклончиво.
   Шеф опять оглянулся на портрет министра и осенил себя крестным знамением:
   - Ладно, они пока подождут с объяснениями. В общем, гнусности всякие исправно творились. Безобразия опять же. Преступления - одно другого краше, как на подбор. Не зря мы их ремеслу обучали. А какая клиентура у них была?! Мэры! Министры! Депутаты! Всем сбывали, никого не обделяли! Тут начальство говорит нам: пора, мол, разоблачать. Повышать статистику путем понижения числа преступников. Мы кинулись - а кого арестовывать-то ё-моё? Кругом свои люди. Одних арестуешь - ФСБ обидится. Других - ребята из наркоборьбы запротестуют. Своих - тоже жалко. Тупик, в общем. А потом ведь ниточки на следствии обязательно наверх потянутся. А там как начнешь разоблачать, так самого разоблачат до трусов и в твоей московской прописке появится слово "карцер".
   Но за преступления-то отвечать кому-то надо? А тут еще Инквизиция на закорки села и ножки свесила. Чегой-то у вас, говорят, одна банда в Москве прямо в любимчиках ходит? Неужто, говорят, справедливость в Москве захромала, и заглохло дело свободы в трясине коррупции? А может, говорят, вы тоже оборотни и помогаете бандитам?
   В кабинет ввалился наш старый знакомый из Главного управления собственной безопасности, первостатейный Инквизитор, Жмыхов Виктор Павлович.
   - Здорово! - сказал он фамильярно, - Я тут случайно под дверью стоял и все слышал.
   Жмыхов прошел к столу для совещаний, по-свойски плюхнулся на стул, положил ноги на крышку стола и выставил бутыль виски.
   Шеф слегка побледнел. Оглянулся на портрет министра. Тот по счастью висел ровно, и его глазки отечески таращились поверх усов.
   Я почему-то сразу понял, что Инквизитор опять берет нас на понт. Эти ребята всегда притворяются умнее, чем их служебные собаки.
   - Как агрегат? - спросил я, - Работает после имплантации жучка?
   Жмыхов помял пятерней причинное место: - Работает еще как! Проверял ужо не единожды.
   Инквизитор уселся за стол нормальным образом.
   - Лахман, а на тебя между прочим генпрокурор сегодня нажаловался, - довольно причмокивая губами, сказал Жмыхов, словно дегустируя меня на зуб, - Очень тобой не доволен. Ты ему надерзил что ли?
   - Мы про пение говорили.
   - О чем? - выпучил глаза шеф.
   - О пении - ля-ля, - я изобразил пение.
   - Не знаю, чего ты ему там спел, - Жмыхов просто исходил сарказмом, - Только он после вашего разговора собрал прокурорскую коллегию и уволил на фиг практически всю верхушку московской прокуратуры.
   Шеф беспокойно заерзал на стуле: - Константин Самуилович, - обратился он ко мне официальным тоном, - Я всегда говорил, что вы хреново закончите свою карьеру.
   - Слава Богу, что Лахман не заехал в посольство Соединенных Штатов и не спел там свои песни, - веско встрял Инквизитор, - Ядерной войны было бы не избежать.
   - Да я про то и говорил Устьянову, что петь совсем не умею, - начал я оправдываться.
   - Во-во! - перебил меня шеф, - Петь не умеешь, а лезешь к большим людям!
   - Так вы его хотите того? - уточнил шеф у Инквизитора и показал на меня пальцем.
   - Пока нет, пущай еще чуток помучается, - Виктор Павлович растянул губы в ухмылке. Но неожиданно лицо его переменилось. Он хищно потянул носом, оглядываясь вокруг и заметил:
   - Розами пахнет.
   Шеф тоже повертел головой.
   - Лахман ты душишься розовым одеколоном? - спросил Инквизитор.
   Я утвердительно кивнул.
   - Терпеть не могу эти цветы. Кстати, выйди на минутку за дверь. Мне надо с твоим шефом потолковать. Полковник соглашаясь сморгнул ресницами. Я вышел из кабинета.
   Это недоразумение с генпрокурором напомнило мне мои первые годы службы. Я начинал в спецназе МВД. Времена были шаткие. Недавно только прошел путч ГКЧП и революционные беспорядки осени 93-го. Как-то на политзанятиях речь зашла о новой форме. Офицер спросил меня: почему погоны и шевроны у нас не пришиты, крепятся на липучках. Подразумевалось, я отвечу мол, чтобы стирать было удобнее, и шевроны от стирки не изнашиваются. Но я почему-то ответил так: власть приходит и уходит. Одни политические режимы сменяют другие. А каратели, то есть мы, - нужны всегда. Поэтому чтобы по десять раз не перешивать погоны с шевронами намного удобнее использовать липучки. У замполита челюсть отвисла.
   Потом начальство сказало мне с глазу на глаз, что в целом я прав. Будь они бессемейными и бездетными, они бы также ответили. Но на меня уже донесли куда надо, и командиры сочли за благо перевести меня в уголовный розыск. Как подающего большие надежды по службе.
   Меня снова позвали в кабинет. На столе уже стояли три стакана с виски и не хитрая закуска с бутербродами.
   - Выпей с нами добрый человек! - благодушно махнул мне рукой Виктор Павлович. Я присел на свое место. Мы похватали стаканы.
   - Ну, раз не будете арестовывать Лахмана, и то слава Богу, - вздохнул шеф. Мы поднесли стаканы к губам.
   - А то я как раз хотел внедрить его в одну банду.
   - Это вы про "блатняков" говорите? - уточнил Инквизитор.
   - Ага, про них родимых.
   - Лахмана, внедрить в банду "блатняков"? - еще раз уточнил Виктор Павлович.
   Полковник удивленно кивнул и опрокинул стакан. Я хотел последовать его примеру, но Жмыхов ловко выбил посуду у меня из рук.
   - В чем дело?! - вскочил я из-за стола.
   - Вам не надо пить, - спокойно пояснил Инквизитор и залпом опустошил свой стакан.
   Я и полковник смотрели на Жмыхова и ждали объяснений. Инквизитор, не спеша закусил бутербродом с колбаской, придвинул мне стул:
   - Присаживайтесь, Константин Самуилович! Я выбил ваш стакан потому что перед этим подсыпал в него отраву.
   - Отраву? - не поверил я своим ушам.
   - Яд, - подтвердил Жмыхов, - Яд на основе цианида. Пять секунд и вы бы уже демонстрировали свою ксиву святому Петру на входе в рай.
   - Но зачем? - потрясенно спросил шеф, нервно сглотнул и посмотрел на свой пустой стакан.
   - О! Не волнуйтесь, полковник! - простер к нему руки Жмыхов, - С вашим стаканом все в порядке. Это касается только Лахмана.
   Все молча смотрели на меня несколько секунд.
   - Это связано с делом Бабаянова, - прервал молчание Виктор Павлович.
   - Кто это? - спросил у меня шеф.
   - Вам лучше не знать, - ответил за меня Инквизитор.
   - Ах-да-да, - охотно согласился полковник и замахал руками, словно мельница.
   - Ну, а когда я узнал, что вас готовят к внедрению в банду, то понятное дело, понял: вы нам еще здорово пригодитесь.
   - Кому это вам? - переспросил я, не скрывая злобы.
   - Нашему государству, - уклонился от ответа Жмыхов, - Так что можете поблагодарить вашего полковника. Он только что спас вам жизнь.
   - Спасибо, - кивнул я шефу. Очевидно у меня было такое лицо, что полковник начал оправдываться:
   - Я честное слово, не знал, Костя. Вот те крест, что не знал.
   Он осенил себя крестом.
   - Значит вы решили брать банду? - прервал Жмыхов раскаяние полковника.
   - Да, истинно так, - подтвердил шеф и хотел было снова перекреститься, но вовремя остановился.
   - Правильно, а то мы сегодня на совещании все гадали: чего там, в МУРе медлят с арестами?
   - И чего решили? - спросил настороженно шеф и его кадык нервно запрыгал, как ополоумевший лифт в нежилом доме.
   - А ничего, - по-простецки развалясь на стуле, ответил Жмыхов, - Прислали к вам, проконтролировать так, сказать. Коллектив я ваш знаю. Люди у вас честные. Как сейчас говорят: с антикоррупционной задоринкой.
   - Конечно-конечно, - поддакнул шеф, - Нам ли с недоверием относится друг к другу?
   - Ну, вот и будем опять вместе работать. Как раньше, - Виктор Павлович непроизвольно коснулся своего причинного места. И заметив мой взгляд - нахмурился. Точно я подглядывал за ним в душевой кабинке. Шеф сделал вид, что изучает очередной приказ министерства.
  

ГЛАВА

   Как говорил мой учитель по оперативному искусству: настоящий сыщик азы конспирации должен проходить еще в школе. Когда втайне от учителей и родителей начинает курить, пить и трахать одноклассниц. Именно из таких не разоблаченных школьников вырастают потом первоклассные оперативники и черные бухгалтера крупных российских компаний.
   Наши "бандиты" болтались где-то между этими двумя вершинами искусства. Меня могут спросить: как становятся внедренными агентами? Или как их еще называют - агентами под прикрытием. Охотно отвечу: когда начальство сомневается: доверять сыщику или не стоит, его всегда внедряют в банду. Потом при случае его можно или наградить, или посадить. Смотря в чем, обнаружится нехватка: в героях или в количестве оборотней.
  
   С первых же часов работы, выяснилось, что банда "блатняков" законспирировалась наглухо. Там служили способные ребята. Найти их было нелегко. По сведениям агентуры, банда обосновалась в Подмосковье. Где-то на окраине городка Домодедово. В частном секторе бывших колхозных дворов. Через антикварную лавку на Кузнецком мосту я вышел на торговцев, которым они сплавляли товар. Поговорив с ними по душам, я узнал, что последнюю неделю наши клиенты новых товаров не поставляли. Значит, затея с моим внедрением пока откладывалась. Чему я мог только порадоваться. Счастливая звезда семафорила мне в полную силу.
   Торговцы отзывались о "блатняках", как об исключительно честных и эксклюзивных поставщиках. Они нашли где-то уйму картин, подсвечников, часов, статуэток и прочей старины в хорошем состоянии. Словно антиквариат хранился, все эти долгие столетия в специальных запасниках и ни разу никем не использовался. Мало того, специалисты порой не только не могли указать авторство произведений искусства, но некоторые предметы вообще не поддавались анализу, из каких материалов они сделаны.
   Проваландавшись с неделю в пустых поисках, мы решили идти напролом. В Москве только один человек, а именно антиквар Зайцман, знал все про всех на этом рынке. К нему я и обратился.
  
   В темном подвале антикварной лавки, посреди ящиков и пыльных стопок зачехленных картин, торговец Зайцман, достал из бархатной коробочки золотую осу. Вместо глаз у насекомого сверкали гранаты. Все тело было окольцовано желтыми и черными полосками тончайшей работы.
   - Забавная вещица, - сказал я.
   - Забавная! - передразнил меня Зайцман, - Вы дотроньтесь до нее.
   Я осторожно прикоснулся к ней пальцем. Оса оказалась очень теплой. Ее ажурные золотые крылья прогнулись, словно я потрогал живое существо. Оса повернула голову в мою сторону, и ее глаза неожиданно стали изумрудными. Я отпрянул. Зайцман захохотал:
   - Не ожидали, да?! Какова вещица, а?!
   Я перевел дух: - Думал у меня галлюцинации.
   Оса лежала на бархатной подушке, как ни в чем, ни бывало, и поблескивала глазами-рубинами.
   - Она что живая? - кивнул я на ювелирное чудо.
   - Какой там! - махнул Зайцман, захлопнул коробочку, и спрятал ее поглубже в карман:
   - Мертвая, как совесть прокурора. Но металл, почувствовали какой?
   Я кивнул.
   - Горячий и податливый, словно живой, - продолжал восхищенно Зайцман, - А глаза видели, как поменяли цвет? Ну, скажите, какой еще драгоценный камень может вдруг менять цвет? Ведь не может рубин стать изумрудом, и вернуться в первоначальное состояние. А этот - МОЖЕТ!
   - Это что, они все достали? - спросил я.
   Зайцман кивнул.
   - А откуда? Хотя бы какие-то намеки на местность?
   - Константин Самуилович, - Зайцман спрятал коробочку в карман, - Я уважаю вашу работу и понимаю ваш отнюдь не искусствоведческий интерес... Но даже, если бы я знал, то все равно не сказал бы вам. Вы понимаете меня? Эти вещи стоят дорого. Похоже, они где-то напали так сказать на золотую жилу.
   - Да, но мы не знаем, как и у кого, они это добывают, - возразил я, - За этими антикварными безделушками могут скрываться кровавые преступления.
   Зайцман улыбнулся: - Константин Самуилович, вы получше меня знаете, милицейские сводки о преступлениях, скажите: в последнее время грабили кого-нибудь или убивали по-крупному? Может музеи или коллекционеров обчищали?
   Я пожал плечами, не припоминая ничего похожего.
   - Вот и я не слышал, - подтвердил Зайцман, - Значит эти безделушки, как вы изволили выразиться, достались им бескровно. Кроме того, боюсь, когда вы нападете на их след, то можете нечаянно прервать эти эксклюзивные поставки. Поверьте, - Зайцман приложил руку к сердцу и витиевато продлил свою мысль, - Я всей душой за борьбу с криминалом, но когда вместе с преступным элементом под паровоз законности попадают предметы старины, меня бросает в жар от невосполнимой утраты научных артефактов. Надеюсь, вы меня понимаете?
   - Вполне, - ответил я, - А когда они в первый раз предложили такой чудной товар?
   Зайцман на секунду задумался:
   - Когда? Да, где-то с полгода назад.
   Он позагибал пальцы, пошептал что-то про себя и подтвердил.
   - Точно полгода.
   - И много покупателей было? Ведь безделушки-то небось не дешевые.
   - Весь товар, Константин Самуилович, скупали не простые любители... - ювелир умолк.
   - А, э-э-э? - сказал я, выставив указательный палец на Зайцмана.
   - А большое начальство нашей многострадальной родины, - продолжил он свою мысль.
   - То есть? - допытывался я.
   - Константин Самуилович, вы как маленький! - всплеснул ювелир руками, - Знаете сколько стоит брошка осы?
   Я отрицательно мотнул головой.
   - Миллион!
   - Рублей?
   - Долларов! Чудак, вы ей-богу! Долларов! Эта вещь неимоверно старинная, очень редкая и металл драгоценный с необычайными свойствами. Когда барышня надевает брошку на кофточку, то глаза осы, от человеческого тепла, меняют цвет. Иногда она даже крылышками поводит.
   - Бред какой-то, - хмыкнул я, - Живые ювелирные изделия.
   В подвал заглянул инквизитор Жмыхов:
   - Ну, скоро вы там? - проорал он с лестницы.
   Зайцман откуда-то знал Инквизитора. Антиквар изменился лицом и скороговоркой прошептал: - Только не говорите ему ничего, ладно?
   Я удивленно посмотрел на него и крикнул в сторону лестницы:
   - Сейчас идем Виктор Павлович!
   Потом повернулся к Зайцману:
   - Фамилии тех, кто покупал эти украшения?
   Ювелир сделал страдальческое лицо:
   - Константин Самуилович! Вы меня под монастырь подводите. Какие фамилии? Я же вам сказал: очень большое начальство.
   - А все же?
   - Правительство, администрация. Вас это устроит?
   Меня это совсем не устраивало. Получалось, как-то скверно. Банда "блатняков" торговала ювелиркой и антиквариатом. Очень редким и дорогим. Банда имела очень крупных государственных клиентов. Когда они исчезли, на поиски банды отправили меня. Спрашивается: зачем? Нет, не арестовать они их хотели, а разыскать и продолжить поставки на рынок. Я нужен только для того, чтобы найти, связать воедино разорванную цепочку бизнеса. А от меня они потом завсегда смогут по-тихому избавиться. Кто я такой против правительства или того хуже - против администрации?
   Видя мое удрученное состояние, Зайцман участливо похлопал меня по плечу.
   - Если возникнут трудности с карьерой, Константин Самуилович, всегда обращайтесь.
   - Думаю, дела обстоят намного хуже, чем вы себе это представляете, - проговорил я.
   Мы поднялись наверх.
   Я хотел расспросить Зайцмана: откуда он знает Инквизитора, но нам так и не удалось остаться наедине еще раз. Пока мы осматривали предметы старины, выставленные на прилавок, Жмыхов назойливо вертелся поблизости. Пришлось оставить все расспросы на потом.
   - Ну, вы наконец, закончили? - спросил нетерпеливо Жмыхов.
   Зайцман в этот момент увлеченно рассказывал, за что Венере оторвали руки и вертел при этом статуэткой античного Аполлона, держа ее за причинное место.
   Я быстро свернул историческую лекцию, распрощался с антикваром и мы вышли на улицу.
   Возле машины я выбил из пачки сигарету и собрался было закурить, но Жмыхов меня остановил.
   - Погодите! Потом покурите. Что удалось выяснить.
   С незажженной сигаретой во рту я начал рассказывать про "блатняков". Про поставки ювелирных украшений на самый верх. Про коррупцию и так далее. Упомянул, что в преступном бизнесе задействованы крупные чиновники из правительства и администрации. Жмыхов внимательно меня слушал и впитывал информацию, как губка. Наконец, я закончил доклад. Прижег кончик сигареты и затянулся.
   - И вы знаете, где искать этих "блатняков"? - спросил Инквизитор.
   - Конечно.
   - Выбросьте сигарету, - сказал он зло.
   - Чего? - я удивленно на него уставился.
   Виктор Павлович выхватил из моей руки сигарету и затоптал ее ногой.
   - Она отравлена. Я подменил вам пачку пока мы ездили.
   - Отравлена? - я выхватил из кармана пачку, - Но почему?
   - Вам везет, - сказал Жмыхов, садясь в машину, - Когда выяснилось, что внедрение в банду вам не светит, было принято решение ликвидировать вас. Вы очень много знаете. Но сегодня вы снова напали на след "блатняков", и нужны нам.
   - А если бы... - я не договорил.
   - В середине сигареты специальная капсула, - охотно пояснил Жмыхов, - При очередной затяжке в легкие попадает отравленный дым, парализуется нервная система, человек не может дышать и задыхается.
   - Ну, и козлы же вы! - бросил я в сердцах и швырнул пачку на тротуар.
   - Вы с ума сошли! - заголосил Жмыхов, выскочил из машины и подобрал сигареты, - А если дети подберут? И потом такие сигареты мне еще понадобятся по службе.
   Я только головой покачал и тронул машину с места.
   Мы ехали в сторону области. В подмосковный городок Домодедово. Вторая попытка отравления меня окончательно доконала. Это напоминало мне путешествие по минному полю. Никогда ведь не знаешь какой твой шаг станет последним. Пока я успешно веду расследование - они меня конечно же не тронут. Но на каком-нибудь этапе я все равно окажусь бесполезным и от меня тотчас избавятся.
   Это угнетало и злило одновременно. Самое лучшее - держаться от них подальше. Это даст мне время незаметно смыться из их цепких лапок.
   Я усиленно размышлял, под каким бы предлогом отвязаться от Инквизитора. Но видимо в это день все умные мысли старательно меня избегали, а квота на оригинальные идеи была исчерпана.
   - О чем вы так сосредоточенно думаете? - поинтересовался Жмыхов.
   - Виктор Павлович, - сказал я, руля машиной, - Мне надо ехать в Домодедово. Там может быть опасно. Предлагаю вам остаться на Петровке, так сказать для связи. Вы будете знать, где я и в случае чего завсегда сможете мне помочь.
   Инквизитор хитро улыбнулся:
   - Хотите отвязаться от меня?
   - Я!? Нисколько. Просто волнуюсь о вашей безопасности. А вдруг мы нарвемся на "блатняков"?
   - Ничего, - успокоил Жмыхов, - Вы пойдете вперед, а я вас прикрою и вызову подмогу.
   - Как хотите, - не стал я настаивать, чтобы он чего не заподозрил лишнего.
   - Чего вам там Зайцман показывал в подвале?
   И снова появилась его хитренькая улыбочка.
   - Да так с вещдоками знакомил.
   - Понятно. Но я все равно еду с вами. О чем бы вы там с Зайцманом ни договорились. Все-таки я курирую это дело, - и снова хитрый взгляд кольнул мое лицо.
   Я решил наплевать на его подозрения и промолчал. До Домодедова мы не проронили ни слова. В новостях по радио передавали прямой репортаж о задержании новых "оборотней в погонах" из МУРа. На сей раз это были ребята из подмосковного управления. Их арестовали прямо в приемной министра внутренних дел. Куда пригласили, якобы на рабочее совещание.
   Судя по репортажу, телевизионщиков и прочие медиа, предупредили заранее. Журналисты успели расставить свет. Разместить видеокамеры по выгодным точкам. Печатную прессу разместили на подоконниках. Чтобы они не лезли в камеру и не мешали арестовывать. После того, как сотрудники зашли в кабинет, их очень красочно уложили ребята из спецназа.
   Пока шел репортаж, Жмыхов пялился в окно и чему-то сладко улыбался.
  

ГЛАВА

   Найти дом "блатняков" оказалось нелегко. По словам агентуры, двухэтажный особняк стоял где-то на отшибе Домодедово, возле кромки леса. Пока мы ехали среди покосившихся домишек, я размышлял о том, как все же неуютно и безутешно на Руси. В таких кособоких домиках непременно найдется портрет предка в гимнастерке и пилотке, обрамленный в деревянную рамку. На груди этого предка висят медали Второй мировой войны. А то и георгиевские солдатские кресты. У каждого обязательно вылезает чуб из-под заломленной фуражки. А вот красноармейцы, я заметил, наоборот, всегда почему-то суровые, затянутые в униформу и ремни. Взгляд такой нехороший. Сравнение царских вояк и ленинских не в пользу последних. А нам рассказывали как туго служилось при царе. Тогда почему - на тамошних фото - они выглядят лихими и безбашенными, а на советских - словно им кол в задницу загнали или пистолет к затылку приставили?
   В таких кособоких домах, (кособоких настолько, что даже есть сомнения, а были ли они когда-нибудь новыми?) - так вот в таких кособоких лачужках, обязательно найдется куча позаброшенных, ненужных предметов по углам. Затхлая печка, телогрейки, дырявые валенки. Какая-нибудь старушка слезящимися, подслеповатыми глазами, выходит каждый вечер на скамеечку перед домом и провожает взглядом редких прохожих.
   Только ожидание можно прочесть в ее глазах. Она ждет, когда приберет ее Господь.
   От всего этого у каких-нибудь впечатлительных туристов щемит сердце, и они скорее пытаются покинуть эту страну. По соседству со старой Россией, растут кирпичные особняки людей хорошего достатка. Но и тут чувствуется некоторая особенность и напряженность в архитектуре. Каждый пытается совместить современную планировку своего просторного дома с крепостью. Ведь такие маленькие окошки вряд ли хорошо освещают огромные комнаты даже в самую солнечную погоду. А веранду или балконы отгораживают от мира пуленепробиваемыми стеклами. Такие дома словно рассчитаны не на отдых, а пережидание внезапной и длительной осады.
   И старое время нехорошо и новое - неприглядно.
   Я вздохнул. Жмыхов по-прежнему пялился в окно, изучая местность. А может, придумывал новую гадость.
   Мы проехали мимо дома, по приметам, похожим на усадьбу "блатняков". Внимательно осмотрели окна. Ничего. Дальше дорога вела в лес. Проехали по мосту через речку. Навстречу попалась местная старушонка. Я остановил машину.
   - Простите, вы ненароком не знаете, мы тут друзей ищем, они антиквариатом торгуют?
   Старушонка оценивающе оглядела нас и заметила:
   - А шо, друзья вам не сказали, где живут?
   Я сделал вил, что замялся:
   - Да понимаете, выпили мы тут намедни крепко, они мне рассказали, как доехать, да я позабыл. Все туманом проплыло...
   - Ну, дело молодое, господа гуляют, а у дворовых похмелье, только проехали вы.
   - Да, ну! - удивился я.
   - Ага, повертай назад, да меня подбрось заодно.
   Старушка без церемоний залезла на заднее сиденье.
   Я только порадовался такому обороту. По дороге я рассчитывал побольше узнать местных новостей и, особенно о житейских подробностях "нашего" дома. Попутчица оправдала мои ожидания. Как следует всякой старушке, она пристально следила за распорядком дня своих соседей из особняка. Сначала, по ее словам, там было неугомонно. Нарядные дорогие машины сновали толпами. Веселье, смех, музыка и пьяные песни то и дело рвались на улицу поверх забора. Но, примерно, с неделю обитатели особнячка словно вымерли. Поначалу деревенские думали, что хозяева отсыпаются с похмелья или уехали. Но малолетний внучок старушки заглядывал за забор и видел, что роскошные машины стоят на месте. Поскольку местные жители принимали "блатняков" за новых русских, то нарушить их одиночество никто не решался.
   Высадив старушку возле ее дома, я поблагодарил за помощь. Постаравшись вложить в слова как можно больше теплоты и сердечности.
   - Всегда рада помочь родной милиции, - ответила она благодушно и махнула на нас ладошкой.
   - Как это вы узнали? - удивился я.
   - А вот по нему, - старушка указала на Жмыхова, - Задумчивай, бритай, - она вздохнула, сопереживая милиционерам, - Так косють вас нонче, так и косють, все по тюрьмам, да лагерям рассылают точно в 37-м году. Только зря они так зверствуют.
   - Отчего же зря? - поинтересовался Инквизитор.
   - А того, что потом самих этих карателей будут заарестовывать и стрелять, - охотно ответила старушка, - Мы это ужо проходили. Вот увидите, - добавила она грустно и пошла прочь.
   Жмыхов снова молча улыбнулся. Я улыбнулся ему в ответ.
  
   Мы осторожно перелезли через забор. Во дворе действительно стояли дорогие машины. На газоне распласталась разноцветными пятнами разбросанная одежда. Пустые бутылки из-под водки, пива и минеральной воды плавали в бассейне.
   Пригибаясь, мы побежали к дому. По пути Инквизитор зацепился ногой за шланг и проехался на пузе пару метров.
   Присев под окнами, я прошептал Жмыхову, что надо обежать особняк кругом. Может, найдем незапертое окно или дверь. По счастливой случайности, которую в критические моменты от судьбы не дождешься, мы нашли распахнутое окно. Словно его специально открыли к нашему приходу. Мне это не понравилось. Жмыхову не понравилась вообще вся затея с проникновением в дом. Во-первых - это незаконно, во-вторых - открытое настежь окно, оченно напоминает западню. В-третьих - надо вызвать подкрепление. Потому, как если нас там ждет засада, то мы с ней не справимся, а только зазря погибнем.
   Я резонно возразил, что засада не может ждать нас несколько дней к ряду.
   - Виктор Павлович, - прошептал я, - Прикройте меня, покуда я туда залезу.
   Инквизитор облегченно вздохнул. По его разумению из нас двоих дураком оказался именно я. Инквизитор дослал патрон в патронник и кивнул мне.
   Одним рывком я подтянулся на подоконник и перевалился в комнату. Сразу же раздался выстрел. Пуля с визгом расщепила надо мной оконную раму. Мелким звоном посыпалось стекло.
   - Надо же! - мелькнуло в голове, - Подонок Инквизитор оказался прав!
   Я шустро переполз на четвереньках за диван. Вторым выстрелом разворотило его спинку. В горячке так сказать боя, я схватил себя за член и взвыл от боли и досады. Пистолет висел рядом. Выхватив, наконец, оружие, я передернул затвор и пополз к дальнему концу дивана. Невидимый стрелок предугадал мой маневр. Третья пуля раздробила паркет прямо перед моим носом.
   Тут одна за другой защелкали по потолку пули. Визгливо засвистел по комнате рикошет. Я сообразил, что это Жмыхов, таким идиотским образом, прикрывает меня с улицы. Но поскольку окно находится довольно высоко от земли, то он со всей дури лупит в потолок. Ответом ему стало не менее стремительная очередь уже из двух пистолетов.
   Ого! - сказал я сам себе, - Бой похоже разгорается не на шутку.
   Все также на четвереньках, с прытью маленькой лошадки, я выскочил из-за дивана и проскакал за кресло. Мельком заметил человека с пистолетом. Вид его мне показался странным. Но времени на детальный осмотр совсем не было. Как не было и времени рассуждать, кто как выглядит. С точки зрения моего противника я тоже выглядел довольно странно, проскакав галопом под его носом.
   Обнаружив мою передислокацию, стрелок взбесился, страшно закричал и принялся палить в кресло, не переставая. Пули прошивали спинку кресла насквозь и вгрызались в стену напротив. Через каких-нибудь три секунды, я уже был весь в бетонной крошке.
   Вжавшись в пол, я лихорадочно соображал, когда же у него закончатся патроны и дадут ли мне сделать хоть один выстрел прежде, чем убьют?
   - Убирайтесь в свою преисподнюю, - заорал истошно стрелок. В спинку кресла ударили еще три пули. Измочаленная спинка надломилась и упала.
   По голосу стрелка я понял, что он сильно напуган. Но я был напуган не меньше! Неведомым образом, я вскочил и перелетел из-за кресла за напольные старинные часы. Позади снова ударили выстрелы.
   Судя по молчанию со стороны окна у идиота Жмыхова закончились патроны. И он то ли убежал, то ли ждал когда меня убьют.
   Если вы никогда не прятались за напольными часами, то я вам скажу честно. Скрываться там от обстрела - это не самый лучший вариант. Долго вы там не продержитесь. Я вспомнил совет нашего служебного психолога: если неприятность нельзя победить или исправить тотчас, можно просто отрешиться и не замечать ее. А думать о чем-нибудь приятном. Я попытался применить его совет на практике. Но выстрелы быстро вернули меня к реальности. Лох, этот психолог, - решил я, - Никогда больше не пойду к нему на прием.
   Я осторожно высунул ствол пистолета из-за деревянного угла, и тут же начался кошмар. Звуки выстрелов смешались со звоном битого стекла. В часах что-то хрипело и умирало под ударами пуль, рвались какие-то струны, как в рояле и наконец старинная вещь рассыпалась чуть ли не в прах прямо у меня на глазах. Посылая по матери часовых дел мастера, который не смог сделать массивные часы на века, я срочно поменял боевую позицию.
   Обогнув по дуге комнату я успел перевернуть стол и спрятаться за него. О чем сразу же пожалел. Теперь, когда я жив, и смотрю иногда вестерны, я ржунимагу. Докладываю всем заинтересованным лицам. Прятаться за столом, как я показывают в кино - чистейшее самоубийство. По прочности, дерево ничуть не лучше бумаги. С таким же успехом, я мог прикрываться ордером на арест или протоколом допроса. Пули оставляли аккуратные дырки в крышке и ничем более не задерживаясь летали по комнате, как очумелые.
   - Убирайся в ад! - послышался новый вопль стрелка.
   Сейчас или никогда, - решился я.
   Вскочив из-за стола я начал стрелять в противника. Тот свалился с дивана. Не давая ему высунуться, я бежал к дивану и методично всаживал в его спинку пулю за пулей. На ходу моля своего ангела хранителя о том, чтобы патроны не кончились раньше, чем я окажусь рядом. Ангел внял моим скоротечным молитвам.
   - Руки вверх! - заорал я страшным голосом.
   Стрелок сел на пол и попытался поднять пистолет. Я собрался сделать предупредительный выстрел. Но в этот момент мой ангел хранитель на что-то отвлекся. Послышался сухой щелчок. Я рванул затворную раму и поганый патрон вообще заклинило. Стрелок видя мои затруднения ухмыльнулся дикой улыбкой и направил на меня пистолеты. От отчаяния швырнул свое оружие ему в лоб. И попал очень удачно. Хрюкнув, стрелок повалился в обморок.
   Не теряя времени, я подскочил к противнику, вырвал у него из рук пистолеты и со вздохом облегчения уселся на диван. Рядом на журнальном столике лежало штук двадцать снаряженных магазинов с патронами. Я понял, что если бы перестрелка затянулась, он бы легко переиграл нас по боеприпасам. Мы-то по-старинке
   до сих пор ходим с двумя магазинами в шестнадцать патронов.
   Вид стрелка ужасал. Одежда свисала с него клочьями. Он был грязен, в разводах крови, не брит, словно месяц валялся в какой-то канаве, а чужеземная армия утюжила его танками и коваными сапогами. Наверное, даже защитники Брестской крепости смотрелись бы на его фоне джентльменами из английского королевского клуба. Я вытащил из своего пистолета перекошенный патрон. Перезарядил обойму и огляделся. Врагов в доме вроде бы больше не было.
   Тут очнулся стрелок. Это чумазое, рваное создание обнаружив себя
   - Убирайтесь к себе в преисподнюю, - заскулил он.
   - Сынок, - начал я примирительным тоном и как можно дружелюбнее, - Если ты под словом "преисподняя", подразумеваешь Петровку, 38, то спешу тебя огорчить: ее больше нет. Всех чертей уже разогнали и арестовали.
   - Так ты из милиции, - облегченно выдохнул он.
   - Сынок, - сказал я теперь уже нравоучительно, - Ты как не в России живешь. Ты разве не знаешь, что в это стране есть только два сорта людей, которые не спросясь вламываются в частные жилища: это менты и бандиты. Но бандиты за твое поведение, тебя давно бы уже пристрелили, а ты, заметь, сидишь тут пока живой и задаешь дурацкие вопросы.
   Моя небольшая лекция вызвала новый вздох облегчения. Этот парень милиции не боится. Это точно. Тогда кого? Стрелок всхлипнул. Прилег на пол и закрыл глаза.
   - Эй, - окликнул я, - Если ты не заметил, то мы еще разговариваем.
   - Да, - согласился стрелок не открывая глаз.
   - Стоять! - заорал в дверях Жмыхов, - Константин Самуилович, не волнуйтесь, я держу его на мушке.
   - Что это за идиот? - флегматично спросил стрелок.
   Я посмотрел на Виктора Павловича. Тот обиженно оттопырил нижнюю губу.
   - Он с тобой?
   - Нет, не со мной, - соврал я, - Он из надзирающих органов.
   - Понятно.
  
   Я поднялся с дивана. Инквизитор по-прежнему держал на прицеле стрелка.
   - Присаживайся, - кивнул я на кресло Жмыхову, - Этот парень уже не опасен.
   Стрелок тоже пересел в кресло. По лицу его потекли слезы, оставляя на щеках белые дорожки. Я достал удостоверение и показал ему:
   - Вот смотри, я тебя не обманываю. Я из уголовного розыска. Вернее из того, что от него осталось. А ты из команды "блатняков"?
   Я специально не употребил слово "банда". В нынешних условиях это выглядело бы по-хамски. А ведь еще мой наставник по оперативному искусству вколачивал нам в голову: никогда не хамите подозреваемым! Можете ударить, но не смейте хамить или грубить. Хороший удар в печень только изящно подчеркнет всю серьезность положения и важность вопроса, а вот хамство - тут же настроит подозреваемого против вас. Он обидится. А обида - страшная штука. После этого можете долбить подозреваемого сколько угодно. Обида не даст ему говорить правду.
   На мой вопрос о "блатняках", стрелок ничего не ответил, только еще пуще заплакал.
   - А вы где были все это время? - спросил я Инквизитора.
   - У меня патроны кончились. Тогда я за подмогой побежал, в сельсовет.
   - И как?
   - Позвонил. Сейчас приедут.
   Жмыхов подобрал пистолет стрелка. Убрал свой ствол в кобуру, и снова уселся напротив, внимательно наблюдая за голодранцем. С улицы донеслись какие-то вопли. Загромыхало искореженное железо. Мы со Жмыховым удивленно переглянулись.
   - Пойду, посмотрю, - сказал я, и выскочил на крыльцо.
   Особняк напротив занимался пламенем. Стоявшая у забора иномарка была перевернута и смята. Вокруг толпился народ с косами, вилами и дубинами. Какой-то несчастный, толстый дородный дядька, голый по пояс и весь в наколках, визжал пока его ноги привязывали к согнутым верхушкам двух берез.
   - Что происходит?! - заорал я с крыльца.
   - А что у вас?! - крикнули из толпы.
   Судя по виду, крестьяне были настроены очень серьезно. Теперь толстый дядька торопливо причитал: братки, братики, братки, братушки. Люди расступились. Березы стремительно выпрямились и жертву разорвало напополам. Никогда не думал, что в человеке столько крови. Только стволы берез стали красными. От этого жуткого зрелища меня передернуло. Но я взял себя в руки, достал свой милицейский жетон и поднял над головой.
   - Мы из милиции! Уголовный розыск. Брали бандитов, - проорал я.
   - Мы тоже одного только что взяли! - прокричали мне в ответ и кто-то добавил: - Тащи своего сюда! Деревьев на всех хватит.
   - Спокойно, это разовая акция!
   - Тфу-ты! - сплюнули крестьяне, - А мы-то думали, по всей стране началось!
   Разочарованная толпа бросилась тушить особняк и ставить покореженную иномарку на колеса. Кто-то полез на березы снимать куски мяса.
   К крыльцу подошел дедок.
   - Что там? - спросил он пытаясь заглянуть за мою фигуру в глубину дома.
   - Вам какое дело? И вообще - вы кто?
   - Дед пехто.
   - Ты позубоскаль у меня еще! Давно в камере не сидел? - прошипел я злобно.
   - Да, ты не серчай милок, - испугался дед, - Я же не вру. Вот и пачпорт таскаю с собой все время.
   Он протянул мне красную книжицу и я с удивлением там прочел:
   "Юрий Владимирович Пехто". 1913 года рождения. Уроженец Московской области, села Домодедово.
   Видимо на моем лицо отразилось нечто такое, что дед немедленно начал свои пояснения.
   - Понимаешь, когда мальчиком был - все ничего. Когда подрос и возмужал, - то еще туда-сюда, но сходило с рук. А вот когда дедом стал. Так намучился. Хоть помирай и больше не живи. Меня уж и в милиции московской били пару раз, когда я паспорт дома забывал и не мог доказать, что Пехто - это моя фамилия. Они тоже думали, что я издеваюсь над ними.
   Он задумался, точно напали на него воспоминания. Потом проговорил еле слышно.
   - Немцы били, теперь наши бьют. Один хрен. Ничего не меняется.
   - Вы их сосед?
   - Я напротив живу, - кивнул он в сторону избушки через дорогу.
   - А давно ваши соседи тут поселились?
   - Да примерно год назад.
   Я прикинул в уме. Зайцман говорил, что "блатняки" стали торговать антиквариатом полгода назад. Сами они поселились в этом доме - год назад. Если верить агентуре свой товар они доставали неизвестно где. Старуха сказала, что кутили в доме чуть ли не каждый день. Когда же они работали? В смысле, когда они успевали доставать свои сокровища? Этому несовпадению было только одно объяснение: "блатняки" добывали антиквариат прямо в доме. Может, нашли какой-то клад?
   - А раньше на месте этого дома что было? - спросил я.
   - Раньше-то? - хитро прищурился дед, и не без смакования сказал:
   - Раньше на ентом месте обчественный туалет номер два стоял.
   - Почему номер два?
   - Потому что туды не пускали. А пускали в туалет номер один.
   Я совсем запутался.
   - Погоди, на фига в деревне общественный туалет?
   - Молод ты еще, - отвечал дед, - Потому и не знаешь ничего. Раньше-то ведь как было? Все поотымали у крестьян: коров, лошадей, лопаты с граблями и топорами. Особенно топоры отымали. Ну, и запретили туалеты во дворах. Чтоб значит не было никакой у народа частной собственности. Даже говна, чтоб своего не было. Построили тоды ентот туалет очественный. Только его строили как-то странно. Вся стройка под охраной НИКВД. Ночью копали. Землю машинами вывозили за несколько верст отседова в лес. А как построили туалет-то обчественный - то никого туда не пускали. Ну, мы конечно все этого время по кустам значит ходили. А потом, как видим, что туалет не нам стоит, с горя сами, своими руками себе построили туалет обчественный - номер один. Прискакал значит парторг наш, да как разорется: зачем демаскируете село? Мы ему: - Так ходить по нужде-то некуда. Нешто мы собаки со свиньями, чтобы все по кустам, аль под себя ходить. А он: чтоб сейчас же снесли уборную. А ходить будете, как прежде по своим прежним ямам. Только чтоб ночью, значит и чтобы никаких надстроек деревянных. Так и мучились мы с ентими коммунистами, пока они не свалили из Кремля, значит.
   - Постой-постой! - говорю я, - Ты мне про этот странный туалет номер два давай. Зачем его построили-то?
   - А мне почем знать? Он всегда под охраной был. Приезжали туда какие-то важные парторги в котелках и комиссары в ремнях с наганами. А больше и знать не знаю. Может это резервнай туалет был для верхушки?
   - Может, - сказал я задумчиво.
   - Ну, тоды понятно, - вставил дед.
   Мне эта история напомнила почему-то говеную историю с покупкой дерьма, цистерны с говном, что я проверял в лесу. Но какая между ними связь? Да скорее всего никакой - решил я. Говно он ведь сопутствует человеку до самой смерти. Вот и вся связь.
   - Сидите пока дома, - сказал я деду, - Ваши показания могут понадобиться следствию, - и вернул ему паспорт.
   Дед Пехто спрятал его во внутренний карман фуфайки и засеменил через дорогу прочь.
   Я вернулся в дом. Виктор Павлович, видимо не проронил ни слова после моего ухода. Предоставляя вести допрос мне.
   - Кто вы? - спросил я стрелка, поудобнее устраиваясь на диване.
   Тот уже успокоился и тупо смотрел на узоры ковра.
   - Я офицер ФСБ, - проговорил он после паузы, - Работал по заданию руководства. Сообщите на Лубянку.
   - Хрен тебе, - сказал я, - Мне знакомы эти фокусы. Приедут все перепутают, напортачат, застрелят кого не надо, потом всю вину свалят на нас, а себе оставят медали. Постарайся, сынок, вникнуть в наше положение и отвечать на вопросы. Где остальные?
   - Убиты.
   Мы обменялись с Инквизитором взглядами. Виктор Павлович достал потихоньку пистолет и, держа его наготове, стрелял по сторонам глазками.
   - Кем убиты? - спросил я.
   - Не знаю, - все также глухо сказал агент ФСБ.
   - В доме кто-нибудь еще есть?
   - Нет, я один.
   - Слушай, парень, так мы далеко не уйдем. Давай рассказывай все по порядку.
  
   Стрелок посмотрел на меня жалобным взглядом и понес какую-то околесицу. Несколько лет они торговали антиквариатом. Однажды, расширяя подвал для новых ящиков со стариной, рабочие провалились в подземный лабиринт. Строителей сразу выгнали. "Блатняки" исследовали коридоры, которые оказались древней подземной каменоломней по добыче белого камня. Неизвестно за каким чертом, кто-то из "блатняков" решил не останавливаться на достигнутом. Во время странствий с фонариками по коридорам они нашли несколько старинных статуэток и медальонов. Настроение у них поднялось. На рынке антиквариата эти вещи приняли с восторгом. Платили больше обычного и требовали еще. Ни по каким каталогам находки не проходили, и их можно было почти легально вывозить за границу.
   Подземные коридоры тянулись на многие километры. И только один из них они прошли до конца. Штольня оканчивалась широким низким залом. Со стародавних времен здесь валялись несколько вырубленных блоков. На одной из стен, проступал широкий серебристый экран. По всему выходило, что древние рабочие наткнулись на него когда распилили стену на очередную порцию блоков.
   Дальше я отказывался верить рассказу стрелка. "Блатняки" стали встречаться с людьми, которые выходили из экрана. По ночам он словно покрывался росой. Размягчался и становился клейкой и упругой массой. Люди из-за экрана приносили отличные старинные вещи, а взамен просили овощи, фрукты, мясо и прочую снедь. Торговые сделки совершались довольно долго. Но неделю назад загадочные торговцы пригласили "блатняков" на свою сторону экрана. Они похватали ящики со свежими овощами, мясом и проникли внутрь. Там на них кто-то напал. Какие-то существа со свиными рылами. Причем нападавшие убивали и неизвестных торговцев и "блатняков". В суматохе стрелку удалось прорваться на свою сторону экрана. Его пытались преследовать, но ему удалось отстреляться. К счастью, нападавшие побоялись преследовать его в глубине коридоров. Всю эту неделю стрелок ждал или возвращения своих товарищей или вторжения неизвестных убийц. Выходить на улицу он просто боялся.
   - У них там что, голод? - осклабился Жмыхов.
   - Не знаю, может и голод, - не замечая иронии, ответил стрелок.
   - Хороший обмен у вас получался, - подвел итог Инквизитор, - За ведро картошки, ведро золота. Миллионный навар. Извини, сынок, но такого не бывает.
   Стрелок промолчал.
   За окном летний вечер окрасился бликами милицейских сигналов. Судя по возникшей толпе бесполезных людей вокруг дома и внутри, приехало высокое начальство. Я подарил Инквизитору недовольный взгляд. Он ответил тем же, словно говоря, что это я позвонил начальству. Пришлось встречать высокую депутацию. Навстречу уже поднимался по ступенькам шеф. Лицо его как всегда выражало озабоченность и недовольство окружающим пространством.
   - Добрый вечер! - приветствовал я.
   Шеф не ответил. Подойдя поближе, он кивнул на опаленный особняк напротив:
   - Это что за Сталинград вы тут устроили?
   Я опешил:
   - Вообще-то задержанный находится в этом доме. И его арест мы проводили здесь же.
   - Понятно, - буркнул шеф, - Приятно слышать, что хоть к этому безобразию вы не имеете никакого отношения, - и прошел в дом.
   Как только я пересказал шефу фантастическую версию стрелка, босс уехал в сельсовет, всех оттуда выгнал и созвонился с ФСБ. Кратко пересказал в трубку историю нашего стрелка, выслушал какие-то указания. И вернулся в дом злее прежнего.
   - Пусть они сами разбираются со своими сумасшедшими! - возмущался полковник, - Наберут людей по объявлению, завербуют всякую шваль, а мы разгребай за ними!
   - Может доля истины в его рассказе все же есть? - спросил я неуверенно.
   - Какая истина!? Он с ума сошел! Или уже был сумасшедшим, когда его завербовали, вот и вся тебе истина! - не успокаивался шеф, - Ты его хоть не бил?
   - Нет.
   - Прекрасно. А то могли бы его сумасшествие на нас повесить. Кстати, как тебе Жмыхов?
   Я огляделся и не увидев Инквизитора поблизости сказал откровенно:
   - Этот гад опять пытался меня убить.
   - Вот как?!
   - Сигареты отравленные подсунул.
   - Скоты, - пробормотал шеф.
   Лубянские постояльцы примчались неестественно быстро. Словно сидели в лесу за деревьями. С ними приехала и знаменитая группа "Альфа". Я только подивился, насколько серьезно контрразведчики восприняли бред своего коллеги. Впрочем, в делах государственной безопасности я мало что понимаю. Может, у них там и похлеще вещи случаются. Недаром все чекисты круглосуточно имеют вид пасмурный и недоверчивый. Словно они с рождения сомневаются в окружающей их реальности.
   ФСБэшники о чем-то втихую посовещались, еще раз допросили стрелка, но уже без нашего участия и ушли к машинам. В их действиях сквозила таинственность и серьезность момента. Я посмотрел в окно. "Альфа" экипировалась по-боевому. Рядом возник шеф: - Сейчас они проверят ту дырку. Вот ребята! Мне бы таких.
   Я покосился на шефа. Интересно понял ли он, что оскорбил своим замечанием весь наш отдел? Впрочем, самому отделу это уже все равно. В тюрьме Лефортово им сейчас иные мысли приходят на ум.
   Вскоре все было готово для вторжения. Отряд "Альфы" спустился в подвал и зашагал к серебряному квадрату. Из чистого любопытства, мы хотели пойти следом, но какой-то чин в штатском, остановил нас: - Ребята, не стоит туда идти. Это секретная операция. Кроме того, мы взяли расследование в свои руки. Так что отдыхайте.
   Мой шеф насупился, но видимо ФСБэшный чин, был очень крупным, поэтому гневной реакции не последовало. По-мне так вообще все было здорово! Гора с плеч. Мне уже надоело это дело, за неполных пять часов меня чуть не убили, заставили выслушать бредовую историю свихнувшегося агента, оскорбили сравнив с "Альфой". Поэтому я мечтал поскорее вернутся домой. В комнату вошел Жмыхов.
   - Кстати, обратился к нему чин из ФСБ, - Вы Жмыхов Виктор Павлович?
   - Да, - сказал осторожно Инквизитор, - А в чем собственно....
   Договорить ему не дали. За его спиной буквально в воздухе сгустились две тени и превратились в зловещие фигуры в штатском.
   - Вы арестованы, - сказал Жмыхову чин из ФСБ.
   Инквизитора тотчас вежливо, но крепко взяли под локотки.
   - За что?! - пробормотал Виктор Павлович.
   Мы с шефом смотрели на него со злорадством.
   Чин из ФСБ поморщился, словно увидел мерзкого таракана:
   - Ну, это вы сами придумаете, за что. Вот вам ручка, бумага, - Жмыхову сунули в руки и то и другое, - Времени у вас мало, поэтому напишите все в машине, по дороге в тюрьму. Все поняли?
   Инквизитор нервно сглотнул и кивнул. В его глазах метался ужас.
   - И поторопитесь, - добавил чин из ФСБ, - Ваше начальство уже пишет и может вас обогнать с признаниями.
   - Да-да, конечно, сейчас же, - бормотал Жмыхов, когда его на ватных ногах волокли к выходу. Дверь захлопнулась и стало тихо.
   - О чем это мы говорили? - спросил нас чин из ФСБ.
   - Мы говорили о том, что расследование теперь под вашим контролем.
   - Ну-да, ну-да, - вспомнил контрразведчик, - Свидетели, соседи этих "блатняков" уже допрошены.
   Шеф бросил мне вопросительный взгляд.
   - Так точно, - сказал я, - Допрошен сосед.
   - Кто?
   - Дед Пехто.
   - Что!!!! - возмутились в одни голос полковник и шеф из ФСБ. Причем мой шеф продолжил:
   - Ты Лахман с ума сошел?! Ты хоть понимаешь с кем шутишь?
   Полковник опасливо посмотрел на чина из ФСБ. Тот стоял молча. Переливался от гнева багровыми тонами и от возмущения пыхал ноздрями. Шеф посмотрел мне за спину и глаза его округлились от ужаса. Я же спиной почувствовал, как сгущаются там тени.
   - Я не шучу, - сказал я поспешно, - Фамилия у соседа - Пехто. По возрасту - он дед. Отсюда и дед Пехто.
   Чин из ФСБ выдохнул, кивнул возникшим фигурам и они выскочили за дверь. Две минуты мы провели в полном молчании, покуда не появились недавние фигуры. Они пошептали чину на ухо и тот кивнул. Фигуры снова растворились в сумраке. Чин из ФСБ сверлил нас глазками.
   - Ваш дед Пехто, только что пропал, - разлепил он губы.
   Мы с шефом пожали плечами.
   - История чересчур загадочная. А мне это не нравится.
   Мы снова пожали плечами: а мы-то тут при чем?
   - Этот ваш дед Пехто говорил что-нибудь интересное?
   Тут я напрягся. И стремительный ход моих мыслей был вот какой: дед мне рассказывал про секретный объект, который замаскировали под общественный туалет. Далее - эта база куда-то пропала. Исчезла. На этом загадочном месте "блатняки" выстроили себе дом, что-то тут отыскали. А потом и сами пропали. Может все дело в том самом секретном объекте? Если я сейчас выдам, что знаю про секретный объект, то меня могут за это запросто прибить. Ну, хотя бы для того, чтобы сохранить тайну. Я решил ничего не говорить.
   Чин из ФСБ вышел из комнаты.
   - Я поеду, пожалуй? - спросил я у шефа.
   Он кивнул. Только я двинулся к двери, как она распахнулась мне навстречу.
   - Никуда вы сейчас не поедете, - встрял все тот же ФСБэшный начальник. Я решил подслушать под дверью о чем вы тут будете говорить, но вы я вижу крепкие орешки и просто так не колитесь.
   Мы с шефом удивленно на него уставились. Нас конечно же, возмутило не его нахальство с подслушиванием. А совсем другое. Кто он такой, чтобы командовать Петровкой, 38? Понятно, когда какое-нибудь важное дело уходило под контроль ФСБ. Так было заведено с незапамятных времен. И всегда считалось нормальным, чем-то вроде древнего обычая. Когда оперативники с Петровки раскапывали что-нибудь стоящее, тут же возникали опера ФСБ и забирали успешно раскрытое дело. Вместе с орденами и повышениями по службе, которые полагались за эту работу. Но никогда опера с Петровки не спрашивали ребят из ФСБ: можно ли им ехать домой.
   - Дело секретное, - продолжил чин из ФСБ, - Вам какое-то время придется побыть здесь. Кроме того, Константин Самуилович, - контрразведчик нацелил на меня палец, - Вас еще надо допросить. И вообще, советую вам забыть о том, что здесь было, и о чем вы узнали.
   - С радостью выполню ваш приказ, - сказал я.
   - Кто-нибудь еще помимо вашего шефа и Жмыхова общался со стрелком? Может, он звонил кому-нибудь?
   - Я хотел звонить.
   - Кому? - тот час напрягся ФСБэшник.
   - В Скорую помощь.
   Он понял, что над ним издеваются, и сказал строгим голосом: - Я смотрю, вы больно разговорчивы, Константин Самуилович.
   - Живу в одиночестве, пожал я плечами, - Много слушаю радио, а с ним не больно-то поболтаешь. Вот и облегчаюсь разговорами на службе.
   - Смотрите, как бы я не облегчил вас на вес ваших погон и удостоверения. Еще раз предупреждаю, все, что вы здесь видели надо забыть.
   Я притворно оглянулся по сторонам и просил: - Где я? Кто эти люди, что снуют вокруг?
   Шеф улыбнулся. Он уже привык к моим выходкам. Тем более ему понравилось, как я подколол конкурента из ФСБ.
   - Хватит паясничать, - сказал уязвленный моей непочтительностью контрразведчик и ушел в другую комнату.
  

ГЛАВА

   Очень скоро мы поняли, что застряли в этом доме надолго. Повсюду сновали суровые люди в штатском. На наши вопросы никто не отвечал и всяк делал вид будто страшно загружен государственными делами.
   Что ж, такова сущность всех ФСБэшников. Они даже в туалет ходят с государственно-важным видом. Привычка.
   Мы отыскали себе на первом этаже особняка подходящую комнатку с телевизором и диваном. Я отправился за съестным и выпивкой. Шеф пристал к телевизору, щелкая пультом по всем каналам.
   Проходя через двор, я видел, как экипируется "Альфа", снуют туда-сюда люди в штатском при этом у каждого в обеих руках по рации. У некоторых на шее висела еще и третья рация.
   Куда им столько? - обронил я мысль. Мелко вякнула сиреной шикарная машина и заехала во двор. Их автомобиля вышел какой-то важный тип в дорогом костюме.
   Выйдя за забор, я поинтересовался у прохожего, где магазин и пошел в указанном направлении. Идти было не долго. Сельпо выглядело покинутым. Однако работало. Скучающая продавщица отпустила мне товар. И с полными руками покупок я отправился в обратный путь. Возле сельпо торчал одиноко деревенский дощатый туалет. Как только я с ним поравнялся, мне навстречу вышел из туалета дед Пехто. Мы чуть не столкнулись.
   - О! Дед! А тебя тут все ищут, - сказал я весело, - А тебя значит понос пробрал.
   - А кому я вдруг спонадобился? - он подозрительно сощурился.
   - Органам.
   - ФСБ что ли?
   - Им самым. Может, пойдем со мной? Они тебе вопросы хотят задать.
   - Да, мне некогда, мил человек, - сказал дед Пехто, дела у меня. А ты значит все при деле?
   - А тебе чего? - теперь уже я подозрительно сощурился.
   - У нас тут такое дело, - дед помялся, - Подарок у меня тут для тебя.
   - Подарок? - удивился я.
   - Да, - он протянул мне значок, - Это я нашел еще при коммунистах, возле того обчественного сортира номер два, - пояснил дед, и снова скрылся в туалете.
   - Эй, погоди! - я попытался его остановить, но мешали продукты.
   Дед же быстро захлопнул передо мной дверь.
   - Слышь? - я постучал по доскам, - Кончай дурить. Выходи, поговорить надо.
   Каким-то шестым чувством я понял, что деда в туалете уже нет.
   Я положил продукты на землю и открыл дверь. Сортир был пуст. Спрятаться там невозможно. Разве что нырнуть в очко. Я заглянул туда, но там все выглядело также как и в любом другом деревенском сортире. Не растворился же он в говне право слово? - подивился я.
   Значок представлял из себя какую-то неизвестную мне эмблему: на фоне зеленого треугольника с отсеченными углами сияла золотая спираль. Верхний срез спирали оканчивался тремя серебряными штрихами отрезками, расходящимися в разные стороны.
   Ничего не понимая, я нацепил значок на карман рубашки, поправил куртку, подхватил продукты и вернулся в дом.
   Отсутствовал я недолго. Вскоре на низком столике с инкрустацией (все-таки любили "блатняки" комфорт!) оказались колбаса, помидоры, огурцы, хлеб, разные рыбные консервы и несколько пузыриков водки. И все это! - на двоих. Жизнь обещала стать прекрасной уже через несколько минут. Как говорил мой учитель по оперативному искусству, вечно странствующие сыщики уголовного розыска первыми открыли закон телепортации в пространстве: открыл бутылку водки - и ты уже дома.
   Поначалу, правда, шеф засомневался: стоит ли пить, когда в подземелье, под нами идет секретная операция, а за стенкой снуют агенты ФСБ? И вроде, как время еще служебное. Но я напомнил ему, что наша миссия уже закончена. И сидим мы здесь исключительно по просьбе высокого руководства. А на счет выпивки в служебное время, то на это есть доходчивые пояснения в законе "О милиции". Во-первых там ни одного запретительного слова про водку - не сказано. А во-вторых:
   - Вы закон читали? - спросил я, разливая по пластиковым стаканам.
   - Издеваешься?
   - Не издеваюсь, а напоминаю, - проговорил я мягко, - Согласно закону "О милиции", сотрудник находится на службе в любое время суток. Он не может быть милиционером с восьми утра до пяти вечера. Если на его глазах совершается преступление в так называемое неслужебное время он все равно должен принять меры по пресечению. Значит состояние милиционера - пожизненно, непрерывно во времени и пространстве. Этот как постоянная беременность.
   Шеф остался доволен тем, как ловко я его убедил и все обосновал. Мы с наслаждением выпили. Холодная водка пошла легко и быстро очутилась в желудке. Огурчики, помидоры и хлеб пошли нарасхват.
   - Ты сюда не жрать пришел, Лахман, - буркнул шеф, кивая на бутылку.
   Я понял, что чуть не допустил промашку. Быстро налил по-второй и мы снова хлопнули.
   После третьей бутылки водки, шеф расслабился, почувствовал себя уютно и стал рассказывать байки своей юности:
   - Однажды, во времена еще крепко застойного СССР, когда я был совсем маленьким оперативником, - говорил он, попыхивая сигаретой "Лаки Страйк", - Мы расследовали аналогичное дело. В одну банду тоже внедрили много агентов из разных ведомств. Они ковырялись там очень долго. Много лет к ряду. Каждый раз арест банды откладывался, потому что ниточки вели наверх, вскрывались все новые и новые связи этой банды, все новые чудовищные преступления. Ее деятельность затрагивала многие сферы жизни. От свиноводства и легкой промышленности, до нефти, алмазов и урановых рудников. И вот настало время громкого разоблачения. Пришли мы кое-кого арестовывать, да не тут-то было. Пока эти агенты вели расследование, они сделали неплохую карьеру: одни из них стали членами ЦК КПСС, другие членами Политбюро, кто-то даже занял руководящий пост в КГБ и в МВД. И понятно им так понравилось работать под этим прикрытием, что возвращаться на Петровку, они уже не хотели. Вот с тех пор КГБ и берет под свой контроль сложные, запутанные дела.
   - А я читал книгу, в которой доказывалось, что сам Сталин, был агентом царской охранки! - обнаружил я свои крохи познания.
   - Ну, а я про что говорю? - откликнулся шеф, - Мало ли таких агентов обнаружится еще, когда вскроют архивы Лубянки? Поэтому я всегда скептически отношусь к делам типа оборотней. Завтра глядишь, а он не оборотнем окажется, а секретным агентом, а его следователь - врагом народа.
   Это была шпилька в сторону инквизитора Жмыхова. Судьба которого в точности повторила предостережения шефа.
   - Иные сами себе карьеру портят, - продолжал полковник, - Лахман, вот зачем ты пару дней назад, сказал нашему министру, что пришел в милицию, чтобы людей грабить и бизнесменов крышевать?
   - Хотел сделать ему приятное, - сказал я понуро, - Ответить в струе, так сказать текущих событий.
   - А он, между прочим, жутко расстроился.
   - Да, этих начальников - хер поймешь! - обиделся я, - Им что не ответь - все не по нутру.
   - И меня тоже не поймешь?
   - Нет с вами у нас полный так сказать аккорд.
   - Запомни, Костя, - продолжил шеф свою прерванную мысль, - Пуще огня и чумы бойся агентов под прикрытием. Это всеобщее и непреложное правило. Вот ты про Сталина заговорил. Да, он был агентом охранки. Но сумел подняться до таких высот, что разгромил и охранку и государство. Но это все история. А есть и более свежие примеры. Вот служил один наш агент под прикрытием в Дрездене, в должности директора ансамбля песни и пляски КГБ СССР, а потом дослужился он до....
   - Не надо, не надо! - замахал я на шефа руками, - Дом нашпигован ФСБэшниками, а вы такую крамолу развели.
   В комнату заглянул знакомый нам чин из ФСБ:
   - Прохлаждаетесь?
   - Просим к столу! - шеф подобрел от водки и стал щедрым.
   Контрразведчик хоть и не пил до этого, стал теперь намного дружелюбнее. Это не предвещало ничего хорошего. Когда ФСБэшник приходит к вам в хорошем расположении духа - готовьтесь к очередной подлянке.
   Он сел за столик. С достоинством выпил предложенный стаканчик, закусил. Мы с шефом молча смотрели на него, ожидая пока он прожует, и что-нибудь скажет. Не пить же он пришел. А, говоря служебным языком, налаживать взаимодействие.
   - Друзья! - тихо, но торжественно произнес ФСБэшник.
   Надо же! - подумал я. Какая сентиментальность! Точно стряслось что-то непоправимое. Я оказался прав.
   - Друзья, группа "Альфа", пропала! - сказал еще тише контрразведчик.
   Шеф налил ему еще водки. Контрразведчик опрокинул стакан и продолжил шепотом:
   - Ей было поручено зайти в квадрат, провести легкую разведку и через десять минут вернуться. Когда прошло положенное время, за ними вышла вторая группа. Но и она пропала. Мы не хотим думать, что они погибли. Возможно, их взяли в плен. Как бы там ни было, мы оказались в трудной ситуации.
   - Мы? - переспросил я, - Это, извиняюсь, вы оказались в ситуации. А мы, когда допьем, поедем домой. Тут у вас я гляжу, некоторая заминка образовалась с расследованием. И я, например, тоже с удовольствием пропаду без вести в горячей ванной.
   - Помолчи, - сказал шеф, и насупился: - Что вы от нас хотите?
   - Вот это разговор! - одобрительно крякнул ФСБэшник, - Вот это я понимаю, настоящее взаимодействие между родственными структурами. Он самостоятельно плеснул себе водки до краев и поднял стакан:
   - За содружество родов войск!
   Мы нехотя присоединились.
   Я уже догадывался, что чиновник от контрразведки, неспроста стал таким добрым и душевным парнем. Словно это не он два часа назад держал себя с нами высокомерно, словно муха на потолке. Как говаривал мой шеф по оперативному искусству: если КГБшник добр с тобой, значит только твоим расстрелом, дело не ограничится. Придется еще помучаться.
   - Так вот мы предлагаем объединить наши усилия и послать в дыру кого-нибудь из ваших.
   И он ткнул в меня пальцем.
   Я удивленно оглядел своих собутыльников: - Позвольте, "кого-нибудь из наших" - это меня что ли?
   Все дружно кивнули.
   - Понимаете, Константин Самуилович, - заговорил мой шеф официальным тоном, - Я не могу идти с вами, поскольку нужен здесь для организации совместных усилий и взаимодействия с ФСБ. Наш коллега из органов - тоже работник штаба. Остается только ваша кандидатура.
   - А почему не привлечь к поиску "Альфы" армию? У них танки есть, спецназ.
   - Пригласить сюда ГРУ? - рассмеялся чин из ФСБ, - Да, вы представить не можете, что они там натворить могут! А кроме того, не забывайте, - он вздернул палец, налил себе еще стакан и хлопнул его залпом, - Наша операция - супер секретна. О ней знают только мы и президент.
   - Президент?! - подобострастно выдохнул шеф. И мне стало противно. Хотя я понимал, что демонстрация верноподданнических чувств - это маскировка. Желание подольше усидеть в своем служебном кресле.
   Я вздохнул:
   - Может мне прямо здесь написать заявление об увольнении?
   - Ты не об увольнении своем должен сейчас думать, а о возможном аресте, - неожиданно сказал чин из ФСБ. Его лицо прямо-таки вспыхнуло садистским светом.
   - Это еще почему?! - вспылил я.
   Чин из ФСБ театрально поднялся, отставил ножку, вытащил из внутреннего кармана бумажку, прочел там что-то и заявил официальным тоном:
   - Лахман Константин Самуилович, вы присутствовали на встрече министра с личным составом Петровки?
   Я кивнул. Эта встреча прошла аккурат после арестов сотрудников уголовного розыска. Этой встречей министр хотел подчеркнуть, что недобросовестные сотрудники - это нонсенс, а в целом служба тащится и тянется хорошо.
   - Поясни тогда, зачем ты сказал министру, что пришел в милицию, чтобы людей грабить и бизнесменов крышевать?
   - Я уже объяснял, что хотел сделать ему приятное.
   - Министр оценил ваш юмор, - хихикнул чин из ФСБ, - В этой официальной бумаге сказано, - он помотал в воздухе листком, - Что в случае нового нарушения дисциплины отправить вас с повышением, старшим участковым по Чукотскому федеральному округу. Там сейчас бродит просто дикое количество северных оленей. И все - без регистрации. А как говорит наш министр (кстати тоже бывший чекист): демократическая Россия - не проходной двор, чтобы шляться туда-сюда без прописки и регистрации. Каждая единица нашего свободного и демократического общества, должна быть учтена и записана в милицейский каталог. Вот вы этим там и займетесь.
   Я посмотрел на шефа. Его челюсть безвольно висела на груди.
   - Вот это да! - сказал я и чуток подумал, - Но вообще-то я не хочу никуда переводиться, а хочу просто уволиться из органов. На граданку.
   Представитель ФСБ злорадно хмыкнул:
   - Уволиться?
   - Уволиться, - кивнул я.
   - Константин Самуилович, - начал свои объяснения ФСБэшник, - У нас, как вы знаете, демократическое государство. Демократия - это свобода выбора. Мы понятно не можем посылать на государственно важное задание подневольных людей. От этого пострадает прежде всего дело. То есть пострадают государственные интересы. Поэтому для выполнения предстоящей миссии, нам нужны исключительно добровольцы. Итак у вас, как у свободного гражданина, свободной страны есть выбор: или мы вас сейчас арестовываем за неповиновение или вы добровольно идете выполнять задание.
   Меня аж передернуло от злости:
   - Вот значит как?! То оленей регистрировать посылаете, то арестом грозите?!
   - Давайте выпьем и обсудим все спокойно, - вмешался шеф.
   Снова забулькала по стаканам водка. Все молча выпили. Полковник пожевал губами, словно разминал их перед выступлением и начал:
   - Ты, Костя, не верно смотришь на вещи. Тебе выпал шанс отличиться в масштабах страны. Тебе выпал шанс совершить бессмертный подвиг. Не об этом ли мечтают юноши и девушки твоего поколения?
   Я прямо-таки онемел от такого пафоса. Никогда не подумал бы, что мой шеф знает такие слова.
   - Вспомни Зою Ксмодемьянскую, вспомни Рихарда Зорге или хотя бы Павлика Морозова...
   - Ага, - прервал я полковника, - Одну повесили, другого в топке сожгли, третьего топориком по головке рубанули. Хорошие воспоминания.
   - Ну, тогда не вспоминай, не надо, - пожал плечами шеф и беспомощно посмотрел на ФСБэшника. Словно говоря: я сделал все что мог.
   В дело вступил чин из ФСБ. Он немного оттаял и говорил уже отеческим тоном:
   - Константин Самуилович, знаете, почему вас не арестовали подобно вашим товарищам?
   - Потом что на меня ничего нет, - буркнул я.
   - А знаете, почему на вас ничего нет? Потому что ваша фамилия, на букву "Л", стояла в конце списка. Пока мы до вас дошли, думать уже было лень. Но мы это дело можем запросто исправить. Наши следователи под рукой, - он указал в сторону двери, - Одно слово, и каменные коридоры подземелья покажутся вам бальным залом, по сравнению с камерой в Лефортово.
   - Костя, не бузи, - перешел на дружеский тон мой шеф, - Вернешься, клянусь, я дам тебе два дня, нет ТРИ! дня отгула и представлю к награждению почетной грамотой. Хочешь, я сам сфотографирую тебя на фоне знамени Петровки? Вот твоим родителям и детишкам будет радость!
   - На фоне знамени - это в гробу что ли? - заметил я.
   - Почему в гробу? - удивился шеф.
   - Гроб обычно знаменем укрывают.
   - Ладно, хватит пререкаться, - чин ФСБ поднялся из-за столика, - Пошли, мы тебя экипируем, а заодно представим твоей новой напарнице.
   При этих словах я нахмурился. Не хватало мне еще баб за собой таскать. Самому бы выжить.
  
   В зале, где пылал камин, в глубине широкого кресла, сидело очаровательное создание в черном военном комбинезоне. Множество накладных кармашков оттопыривалось от военных припасов. В ногах стоял небольшой автомат с глушителем. Я честно сказать залюбовался этой картинкой. Мне всегда нравились своей тупостью военные плакаты. Какая-нибудь голая куртизанка на фоне танка, в шлемофоне. Эта картинка походила на один из них. Отблески пламени на оружии, ладно подогнанная форма. Ниспадающие каскадом светлые волосы.
   - Куда вы смотрите, - послышался недовольный девичий голосок.
   - Вот и я думаю - куда? Смотреть-то ровным счетом не на что, - начал я наше знакомство.
   Девушка вспыхнула и поджала губки.
   - Когда вы появились, - продолжил я, - То все вокруг озарилось светом, - голос мой был шепотом теплого прибоя, - Глядя на вас, я подумал, что это вы владеете РАО "ЕЭС" вместо Чубайса.
   - А что же сейчас? - заинтересованно спросили девушка и чин ФСБ в один голос.
   - Только что я видел по телевизору Чубайса и понял, что ошибался.
   - Хамло, - сказала она и отвернулась.
   Чин ФСБ решил пресечь назревающую ссору. Он встал рядом с креслом и представил барышню:
   - Лера Шахова. Наш сотрудник. А это Лахман Константин Самуилович.
   Когда он произносил мое имя, я слегка поклонился в разные стороны.
   - Ты не в театре, - буркнул мне в спину шеф.
   Но я сделал вид, что не услышал.
   Очевидно, чин ФСБ уже рассказал обо мне Шаховой. По крайне мере никаких вопросов о моем боевом прошлом или об оперативной работе она мне не задавала.
   ФСБэшник начал говорить о том, что специально скомпоновал нашу группу. Поскольку силовая составляющая операции, по-видимому, провалилась, он посылает теперь интеллектуальную составляющую, то есть нас двоих. Кому, мол, нужна сила без мозгов? А, там, судя по всему, требуется проявить смекалку, изворотливость, гибкость ума, умение перевоплощаться.
   - Не могу понять, - оборвал я чиновника, - Вы, о чем говорите? Шахова должна выйти за кого-то замуж?
   - С чего вы взяли? - удивился ФСБэшник.
   - Ну, вы же сами только что сказали про изворотливость, гибкость ума, умение перевоплощаться и все-такое....
   - Нет, я его все-таки пристрелю, - сказала Лера, хватаясь за автомат.
   - Ну-ну-ну, - остановил ее рукой чиновник, - Вам еще представится возможность. Да! - он помахал пухлой ручкой, - Я решил назвать нашу операцию кодовым словом: "Ураган".
   Я поперхнулся. Чиновник нахмурил бровки и надул щечки:
   - Не вижу ничего странного или бранного в этом слове.
   - Видите ли, - начал я издалека, - Это слово пришло в русский язык совсем с другим смыслом.
   - Да? - недоверчиво проговорил ФСБэшник, явно ожидая продолжения. Мой шеф за спиной чиновника изобразил мне гримасу и закатил глаза. Показывая, чтобы я не нарывался. Но я все равно продолжил:
   - У индейцев племени киче было такое божество по имени "Ураган". Переводится это слово как "одноногий". Не вижу среди нашей команды ни одного инвалида в честь которого можно было бы назвать нашу операцию этим словом.
   - За инвалидами дело не станет, - хихикнул чиновник, - Боевые операции без потерь не обходятся. Я сказал свое слово и изменить его теперь не могу. Пусть останется как есть. А теперь пойдемте-ка лучше экипироваться.
   - Ты своей образованностью, Лахман, только смущаешь высокое начальство, - буркнул мне босс, когда мы выходили из помещения.
   Со стороны Леры и ФСБэшника донесся до меня девичий шепоток:
   - Если он и там станет умничать, я его пристрелю.
   - Ну, это уже смотрите сами, по обстановке, - буркнул чин из ФСБ.
  
   Как сказал бы мой учитель по оперативному искусству, мне эта затея активно не нравилась. Помню, заговорили мы о милицейском героизме. И учитель настаивал на том, что геройствовать никогда не надо. Наш человеческий разум настолько забит всякими лживыми сведениями по нашей и всемирной истории, что мы всегда делаем неверные выводы, отчего всегда вынуждены совершать неверные поступки. Даже я, его лучший ученик - обыкновенный невежда и не смогу правильно ответить ни на один простенький вопрос. Тут уж я был уязвлен и потребовал проверки. Сразил он меня таким вопросом:
   - Кто был первым космонавтом планеты Земля?
   - Юрий Гагарин, - ответил я без колебаний.
   - А если подумать? - настаивал учитель.
   - Тут и думать нечего, - обиделся я, ожидая подвоха.
   - Вот видишь, - вздохнул учитель, - Первыми космонавтами были мыши. Именно они проложили дорогу в космос землянам. Только кто теперь это помнит? Всем велено говорить о Гагарине. О мышах, настоящих героях и первопроходцах - все давно забыли. Лавры победителя, очень редко достаются тем, кто их действительно заработал. Да возьми, хоть тех же собак Павлова! Сколько кобелей и сук пожертвовали буквально всем ради профессора, а как их стали называть? Не героями, а собаками Павлова. Никому и голову не пришло сказать о профессоре - Павлов собачий, или Павлов сучий. Нет. А если повернуть эти факты другой стороной, то высветится еще более гнусная и несправедливая картина. Ни мыши-космонавты, ни подопытные собаки - не собирались становиться героями. Их даже никто не спрашивал. Пульнули на орбиту - и все, вставили электроды в уши - и терпи.
   Я вздохнул. Похоже нам с Лерой отводится роль этих самых мышей первопроходцев. А Гагариным станет пухлый чиновник из ФСБ.
  

ГЛАВА

   Во дворе дома стоял желтый фургон. Все что осталось от альфовцев. Поодаль от фургона слонялся в одиночестве оружейник спецназовцев. По знаку чина из ФСБ, все собрались позади машины. Когда открыли задние дверцы фургона, у меня глаза разбежались. От пола до потолка - стены были увешаны гранатометами все видов и подвидом, автоматами всех систем и мастей, пистолеты последних разработок наших и зарубежных оружейных мастерских, гранаты, бронежилеты. Настоящий оружейный магазин на колесах. Лера стояла рядом, и как мне показалось, с интересом наблюдала, какое оружие мне приглянется. Судя по ее глумливому лицу, она уже готова была сделать пару едких замечаний.
   Я окинул взглядом арсенал, и прибежала ко мне мыслишка: если "Альфа", загруженная под завязку таким оружием не смогла вернуться, то мне этот оружейный магазин не поможет и подавно. Из автомата я стрелял в девятом классе средней школы на уроке Начальной военной подготовки. Про гранаты и прочее хозяйство вообще лучше не заикаться. Бронежилет? Но "Альфа" тоже была в бронежилетах. И чего? Где она теперь? И кто сейчас носит их бронежилеты? От этих нерадостных мыслей я даже плечами передернул. В дальнем углу фургона я заметил робота-сапера.
   - О! Может его послать? - спросил я с надеждой.
   - Ты соображаешь, сколько он стоит? - воскликнул негодующе ФСБэшник, - Давай выбирай поскорее оружие. Время не ждет.
   И для наглядности он посмотрел на свои золотые часы Роликс.
   Я повернулся к шефу, достал из кобуры свой пистолет и протянул ему:
   - Возьмите, на хранение. Если я не вернусь, у вас будет что положить в музей на Петровке. Если спецназу не помогли их автоматы-гранаты, то я думаю, что и мой пистолет мне не поможет.
   - Ты спятил? - удивился шеф.
   - Наоборот, я предельно собран. Пистолет я отдаю только для того, чтобы у меня не было искушения и возможности застрелиться.
   Лера Шахова презрительно фыркнула и отвернулась.
   - А вообще у вас есть кусок фольги? - обратился я к оружейнику.
   Тот посмотрел на меня с интересом.
   - Вообще-то да.
   - Давайте.
   Он порылся в фургоне и протянул мне оттуда рулон фольги.
   - Нет мне всего лишь кусочек.
   Я оторвал сколько надо.
   - Это все?
   - Еще бы я хотел маленький ножичек. Такой знаете с кучей лезвий.
   Мне передали ножик.
   - Небольшой пакетик стирального порошка, - продолжил я перечислять, - Кусок медной проволоки длинной со средний палец, гвоздь без шляпки такого же размера, маленький рулончик скотча, бечевку темного цвета длинной пять метров, электронные часы без батарейки, две небольших иголки, две магнитные стрелки от компаса, катушку черных ниток.
   Пока стая мелких чинов ФСБ и оружейник таскали мне заказанные вещи, остальные смотрели на меня, как на сумасшедшего.
   - Это все? - скептически поинтересовалась Лера, когда я распихивал по карманам предметы.
   - Ах, да! - хлопнул я себя по лбу, - Еще химический карандаш, которым можно писать, где угодно и маленький фонарик брелок.
   Мне принесли и эти предметы.
   - Костя, ты не спятил? - поинтересовался в полголоса шеф.
   - Хватит уже, - бросил я, - Не мешайте мне готовиться.
   Я засунул одну стрелку компаса с иголкой в шов манжеты кожаной куртки, другую пару: иголку и стрелку - в шов воротника у рубашки. Ремень, я снял, замотал вместо него бечевку и застегнул пряжку. Бечевка приняла вид этакого необычного ремня. Железный и медный куски проволоки я ухитрился засунуть в швы на джинсах. Все остальное я просто распихал по карманам.
   Никто больше не проронил ни слова. Когда я закончил приготовления, наша процессия двинулась в казематы. Путь к серебристому квадрату был хорошо освещен. ФСБэшники расставили по коридору множество небольших прожекторов. Все они светили в сторону "квадрата". Если бы пришельцы попытались выйти из неизвестной зоны, они никогда бы не заметили расставленных за прожекторами часовых.
   Мы молча подошли к пункту моего убытия. В небольшой пещерке также ярко светили в "квадрат" мощные прожектора. За ними скрывалось пулеметное гнездо, обложенное мешками с песком. Возле самого "квадрата" какие-то люди возились с бронированным листом. Очевидно, они собирались заварить этот проход.
   - Не бойтесь, Константин Самуилович, - чин из ФСБ похлопал меня по плечу, - Вам надо всего лишь выйти на другой стороне, оглядеться насколько это возможно, и сразу бегите сюда. Потом мы закроем квадрат, а вы расскажете нам, что видели. Ведь это так просто, не правда ли?
   Я хотел заметить: а не попробовать ли ему самому, выполнить такую нехитрую задачу, но промолчал.
   - Ну что же! - сказал мой шеф, - Ни пуха тебе Костя, ни хера!
   - Ни пера! - тихо поправил его мелкий чин ФСБ.
   - Он что, индеец? - спросил его сурово босс.
   - Нет.
   - Тогда причем здесь перья?
   Затягивать прощание было бессмысленно. Я молча всем кивнул и шагнул в серебристый квадрат. Лера шла за мной.
   В этом желе я успел сделать всего пару шагов и вывалился наружу. Точнее сорвался вниз. Серебристый квадрат оказался висящим над пропастью. Летел я недолго, но за это время успел представить, с каким железным грохотом шмякнулись спецназовцы. Почти у самой земли меня поймала мягкая паутина. Я перевернулся на спину и увидел, как нелепо загребая руками и ногами, в меня летит Лера. С большим трудом, проваливаясь в мягких нитях, мне удалось увернуться от столкновения. Лера упала и беспокойно задергалась, не переставая кричать. Пока я пытался подняться, или хотя бы перевернуться на живот, чтобы посмотреть вниз, то запутался в паутине окончательно. Мы с Лерой превратились в один большой кокон. Паутина стала медленно опускаться. Не хватало еще встретить паука, подумал я. Хотя ребята из "Альфы" должны были его прикончить. Или взорвать на худой конец. Ведь русские никогда не сдаются.
   Как только паутина коснулась земли, к нам бросились вооруженные люди. Десятки рук резали кокон, освобождали нас от паутины, а заодно обыскивали, выворачивая наши карманы.
   Стряхнув с лица остатки мелких нитей, я огляделся. Вокруг стояли обычные люди в одежде старомодного покроя. Словно они до сих пор отоваривались в магазинах советской легкой промышленности. В руках незнакомцы держали автоматы ППШ. У старшего по званию, я заметил пистолет ТТ. Он с интересом разглядывал спецавтомат Леры. Мелькнула догадка, что это могут быть черные археологи, либо любители старины. От этой мысли на душе заметно полегчало.
   Леру поставили рядом со мной. Она со страхом оглядывалась по сторонам. Очевидно, не до конца веря в то, что при ее спецподготовке, наша операция провалилась даже не начавшись. Один из незнакомцев заметил нож, на поясе Леры и потянулся к нему, чтобы снять.
   Ловким движением руки, она сбила его с ног. Тут же началась потасовка.
   Я спокойно стоял, там где стоял и не сделал ни одного движения. Как говаривал мой учитель по оперативному искусству, в потасовках не следует суетиться и делать резкие движения. Вообще никаких движений делать не стоит. Тогда есть шанс выпутаться из передряги. Поскольку у людей дерущихся моментально включаются собачьи рефлексы. Они начинают бить и крушить все что движется. Любое неосторожное движение, даже передергивание плечами или чесание носа - моментально будет истолковано, как прелюдия к нападению. Поэтому я расслабился и спокойно смотрел, как Лера расшвыривает своих противников одного за другим.
   Человек с ТТ, стоящий рядом со мной поначалу напрягся, но видя мое полное равнодушие, тоже не стал дергаться.
   - Вы археологи? - спросил я человека с ТТ самым обыденным тоном.
   - Мы Государственная полиция надзора и внутреннего распорядка, - ответил он, - А вы кто такие?
   - Я сыщик уголовного розыска, вот мое удостоверение, - я пошарил по карманам, но документа не нашел. Один из автоматчиков, не занятый в драке, передал старшему мою ксиву. Он внимательно ее рассмотрел и заметил:
   - Хорошая подделка.
   Я удивился:
   - Как это?! Я официальный работник МУРа, можете проверить.
   - Люди, которых мы арестовали до тебя, тоже показывали всякие ксивы. Божились, что работают на какое-то там государство.
   Полицейские засмеялись.
   - А она кто и что здесь делает? - человек с ТТ кивнул в сторону Леры. Девушка ловко ударила наотмашь ногой парня в челюсть, крутанулась и влепила снизу кулаком по яйцам, следующему противнику.
   - Она просто не замужем, - сказал я.
   Человек с ТТ улыбнулся:
   - Это многое объясняет, - и закинул автомат Шаховой себе за спину.
   На Леру накинулся со спины еще один полицейский. Другой в это время попытался подойти с фронта. Но получил расчетливый удар ногой в челюсть. Полицейский был шокирован ударом, но остался стоять. Второй ногой Лера уперлась ему сверху в плечо перевернулась в объятиях обхватившего ее противника и ударила того лбом по переносице. Ноги нападавшего подогнулись, Лера упала вместе с ним, кувыркнулась на нем же и снова очутилась на ногах.
   Все участники драки остановились, тяжело дыша и осматривая друг друга. Лера безусловно могла бы их всех победить. Если бы дралась с теми, с кем дралась и рядом не было бы еще человек пять вооруженных автоматчиков.
   Главный с ТТ, поднял пистолет и выстрелил. Все обернулись к нему.
   - Хватит, - сказал старший, - Деретесь вы, барышня, отменно, однако еще одна такая попытка, и я вас пристрелю.
   Лера в бессильной злобе опустила руки. Позволила снять со своего пояса нож.
   - Почему вы не помогли мне? - спросила она, подходя ко мне.
   - Зачем попусту махать руками? - пожал я плечами, - Изначально было ясно, что нам их не одолеть. Так чего зря потеть?
   - Если бы не эта ситуация, я бы вас прибила, - зашипела на меня Лера.
   Я снова пожал плечами. Человек с ТТ рассмеялся, - Теперь я вижу, что, по крайней мере, насчет ее семейного положения вы не соврали.
   - Мы прибыли сюда, чтобы арестовать наших людей, которые незаконно к вам проникли, - сказал я, - Сюда даже спецназ присылали, чтобы их взять.
   Все расхохотались пуще прежнего. Но смех был какой-то не добрый.
   - Хватит заливать, - сказал старший, - Ваша спецкоманда устроила здесь бойню. Кто-нибудь еще появится из квадрата?
   Я не знал, как лучше ответить. С одной стороны нужно было сказать, что нас обязательно будут искать. Чтобы они не думали, будто могут расстрелять меня и Леру без всяких последствий. С другой - я никак не мог понять, куда подевался наш спецназ? Поэтому ответил вопросом на вопрос:
   - А где наш спецназ, который мы посылали несколько часов назад?
   - Он убит, - спокойно ответил старший, - После появления и расстрела вашей группы, мы попросту взорвали пещеру. Теперь любой, кто попытается проникнуть сюда - сразу же попадет в наши сети.
   Я был подавлен.
   - Почему ты без оружия? - спросил в свою очередь старший.
   - Я же сказал, что пришел не воевать, а арестовать преступников. Лера Шахова должна была мне помочь в случае вооруженного сопротивления.
   Старший с ТТ протянул мне значок, сорванный у меня с рубашки во время задержания.
   - Откуда у тебя это?
   Я посмотрел этому человеку в глаза и понял, что от моего ответа сейчас очень много будет зависеть. Пришлось красиво соврать.
   - Это подарок моего деда. Перед тем, как сюда попасть, он подарил мне его.
   - А где живет твой дед? - голос незнакомца чуть потеплел.
   - В Домодедово.
   - Ладно, разберемся, - ответил старший. И обратился к одному из солдат, - Подай мне "коченелку".
   Вскоре я узнал, что скрывается за этим словом. Старший ткнул в меня какой-то палкой, похожей на зонтик в чехле. Мое тело вмиг окоченело. Словно его заморозили. То же самое проделали и с Шаховой. Я хотел запротестовать, но не смог и рта раскрыть, словно забыл, как произносятся звуки. Сознание между тем оставалось ясным. Нам вкололи в шею из маленьких медицинских тюбиков какой-то препарат. Но его действия я не почувствовал.
   Двое солдат подхватили нас под руки и потащили в машину. Автомобиль напоминал чем-то милицейский УАЗик. Только выглядел намного старше. Солдаты согнули мне колени, усадили в собачник, прислонили ко мне Шахову, захлопнули дверь и заспорили: кому вставлять какую-то карточку в прорезь. Подошел тот, что с пистолетом и вставил свою карту в щель, рядом с моей дверью. Спор мгновенно прекратился. Машина тронулась.

ГЛАВА

   Спустя какое-то время мы въехали в город. Это было очень опрятное и добротное поселение. Гладкий словно стол, асфальт на улицах. Подстриженные вдоль тротуаров деревья. Хорошие кирпичные дома. На железных оградах каждого балкона висели лотки с цветами. Чистые панели домов, мозаичные площади, белопесочные детские площадки. От всего этого городок, выглядел отчаянно хорошим и уютным. Судя по всему, машина свернула на центральный проспект. Улица значительно расширилась. То, что я здесь увидел, потрясло меня не меньше, чем развязка дела "о розах", когда один сумасшедший питал розовые кусты человеческими трупами. Но это, пожалуй, выглядело почище "роз". По тротуару маршировали бесконечной колонной овощи. Росточком они были в свою натуральную величину. Но у них росли маленькие ножки. Не человеческого вида, но похожие на белые отростки у картофеля.
   Чеканным шагом, картошка, морковка, лук, помидоры, огурцы и бог знает, что еще маршировали походной колонной вдоль улицы и по чьей-то неслышной команде, часть из них сворачивала и уходила вглубь дворов. Этот процесс шел безостановочно. Прохожие, одетые по моде советского кино, не обращали на это чудо никого внимания. Овощи движению не мешали, поскольку шли у самой кромки домов.
   Машина остановилась возле приземистого серого здания с облупленным фасадом. В нем я сразу же признал милицейский околоток. Те же солдаты вытащили нас, перешагнули через поток овощей и занесли в клетку, возле стола дежурного офицера. Пока нас несли, я заметил на фасаде дома золотую табличку с надписью "Государственная полиция надзора и внутреннего распорядка". И герб: на золотом щите, полосатый черно-белый медведь одной рукой держит за горло черного козла, в другой руке - у медведя тяжелая палица с аббревиатурой "ГОПН".
   Солдаты достали "коченелку", в тело ударил новый заряд, по рукам и ногам пробежались тысячи иголок. Конечности словно затекли. Потихоньку я начал их растирать и наконец смог пошевелиться. Наши пленители заперли клетку и сказали, чтобы мы походили немного, дабы поскорее разогнать действие заморозки. Кое-как я встал и, держась слабыми руками за прутья решетки начал обход обезьянника. (Именно так в наших отделениях милиции называют клетку для временно задержанных). Лера, не обращая ни на что внимания, лежала на скамейке. Дежурный офицер даже не посмотрел на нас. Я пробовал заговорить с ним. Надеясь, побольше разузнать о том месте, куда мы попали. Но офицер, словно не слышал моих вопросов. Он что-то писал в журнале, кому-то звонил и справлялся о каких-то позорных козлах. Сначала я думал, что он ругается, но постепенно пришел к выводу, что "козлы позорные" - это вполне профессиональное наименование какой-то категории людей.
  
   Минут десять я ходил по клетке и когда более-менее оклемался, пошарил по карманам. Наши пленители оставили мне сигареты, зажигалку и брелок-фонарик. Видимо не посчитали эти предметы опасными. С особой благодарностью я отметил этот момент, и все больше склонялся к тому, что здешнее общество гуманнее нашего. Московская милиция отобрала бы все. Кроме того, нас не били при задержании. Носили можно сказать на руках. Оставили сигареты. Я с блаженством закурил.
   Почуяв запах дыма, дежурный офицер впервые посмотрел на меня и изрек, что-то о вреде курения перед обедом. В отместку я решил, так же как и он не обращать на него внимания и выпустил в его сторону большой клуб дыма. Но тут упавшая от волнения и удивления сигарета, чуть не прожгла мне штаны. В дежурку зашел на задних копытах баран. Среднему человеку он доходил бы до пояса. Баран был стрижен под ноль. На его нежно-розовой коже проступали синие жилки. Он прошел в комнату дежурного, залез в какой-то здоровенный железный ящик, наподобие микроволновой печи, только значительно больше и закрыл за собой дверцу. Через стекло я увидел, как заостренным передним копытом он ловко перерезал себе глотку. Кровь тугим фонтаном брызнула на стекло. Большая микроволновка довольно заурчала и весело замигала лампочками. Баранья туша пропала в клубах пара.
   Произошедшее ничуть не удивило офицера. Он только посмотрел на печку, нажал на панели пару кнопок, очевидно, переключил режим готовки, и снова углубился в служебную писанину. Я понял, что в этом городе, генная инженерия достигла небывалых размахов. Ученые вывели, баранов, у которых вместо одного переднего копытца вырастало нечто наподобие острого клинка. Когда приходил срок, барана кто-то брил, потом он сам приходил к покупателю, залезал в специальную духовку и перерезал себе горло. Словом максимум удобств и никаких хлопот.
   Очевидно, овощи-фрукты, которые я видел, также сами спрыгивали с деревьев или с грядок, и по сигналу с фермы бежали строго рассчитанным весом к своим покупателям. Вот зачем они сворачивали во дворы. Они шли в квартиры. Чудеса и удобство поджидали людей повсюду.
   Коммунизм! - мелькнуло у меня в голове. Я потряс Леру за плечо.
   - Ты видела? Видела?
   - По-моему мы с вами на ты не переходили, - откликнулась она с лавки страдальческим голосом и отвернулась к стене.
   В дежурку забежали два помидора и два огурца с луковицей. Они ловко взобрались по ножке стола своими бледными ножками-отростками на крышку. Отыскали специально приготовленную для них глубокую тарелку, забрались туда и к моему еще большему удивлению тотчас распались ровными дольками, словно невидимый нож обработал их в доли секунды. Салат оставалось только перемешать. Что офицер и сделал. Видимо в этом городе было не принято ходить в столовые. Еда приходила сама.
   Когда баран хорошенько прожарился, офицер отрезал большой кусок, положил его в тарелку, ссыпал туда салат и протянул мне через специальное отверстие в решетке. Столовые приборы арестантам не полагались. Поэтому пришлось есть руками. Лера от своей порции отказалась.
   К концу обеда заглянул знакомый командир с ТТ на поясе. Он зашел в обезьянник и достал из кармана небольшую бархатную коробочку синего цвета, в которых в нашем мире обычно держат драгоценности.
   - Меня зовут Никита, - представился он, - Сейчас мы поедем в суд. Поскольку у нас только судья может выписать санкцию на арест. И он уже определит вашу судьбу.
   Я отложил тарелку:
   - А за что мы арестованы?
   - За незаконное проникновение.
   - Проникновение куда?
   - В Вертоград.
   - Этот город называется Вертоград?! - вскочил я и зашагал по обезьяннику.
   - Вертоград! Вертоград! Священный город Вертоград! - повторял я взволнованно на все лады.
   Лера села на лавке и спустила ноги на пол.
   - Не вижу ничего восторженного, - сказала она раздраженно.
   - Ну, как же, Лера! Это же по поверьям - город рай. Земля блаженных. Город, где нет времени. Где никто не стареет и ни в чем не нуждается. Где нет страданий и унижений. Древние много спорили о его существовании. Говорили он создан в Начале времен, другие утверждали, что он появится только в Конце времен. Третьи были уверены, что Вертоград вообще находится не в нашем мире, а в другом измерении. Или где-то за пределами Земли, в другой галактике. И когда простые люди попадают в него, то заканчивается это для них очень плохо.
   Последнее воспоминание об этом городе несколько охладило мои восторги.
   Когда обычные люди попадают в Вертоград, это заканчивается для них плохо. Я напряг память: как именно плохо это заканчивается? В чем это плохое заключатся.
   - Я прав? - спросил я Никиту.
   Он хмыкнул:
   - Вы так много знаете. Даже страшно вас оставлять одного, вдруг вы что-нибудь еще придумаете.
   - Да и еще говорили, будто когда простой человек через месяц возвращался из этого города на Землю, то оказывалось, что он отсутствовал целое столетие. Люди там воспринимают весь мир одномоментно. Там не существует ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. События там происходят все сразу. Как бы в одно и тоже время. Поэтому для них не представляет труда дотошно знать не только прошлое, но они великолепно знают и будущее. Для них оно уже свершилось, как для нас свершилось наше прошлое.
   - А что за люди населяли этот ваш город? - спросила меня Лера. Видимо моя лекция ее и впрямь заинтересовала.
   - По поверьям там жили боги, души мертвых и сверхъестественные существа.
   Лера глянула на Никиту:
   - На бога этот человек не тянет.
   - На сверхъестественное существо тоже, - заметил я.
   - Впрочем и мертвым его не назовешь, - снова Лера.
   - Вот впаяют вам лет пятнадцать лагерей, - тогда быстро определитесь с кем имеете дело, - заявил Никита обиженно, - Выходите! Живее!
   - Каратели, - пробурчал я.
   Вместо ответа, Никита открыл коробочку. Там сидели две золотые осы. Я чуть не подпрыгнул. Точно такое же насекомое я видел у Зайцмана в антикварной лавке! Так вот откуда они брали свои драгоценности. Значит и в священном городе Вертограде существует преступность и коррупция. А также контрабанда. Ну, конечно же тут есть преступность, иначе зачем им полиция?
   - Что это? - спросил я кивая на переливчатых насекомых.
   - Ваша охрана, - ответил Никита, - Или конвой. Вы же не думаете, что мы будем вечно за вами ходить?
   Я ничего не понял из объяснения.
   - Не двигайся, замри, - сказал Никита и направил на меня коробочку. Глаза насекомых неожиданно засветились красным. Их крылья завибрировали. Никита отошел чуть подальше и снова замер. Словно давал осам возможность разглядеть меня получше. В сущности, так оно и было. Осы неожиданно взлетели и стали кружить у меня над головой. Никита достал вторую коробочку и тоже самое проделал с Шаховой. Лера опасливо озиралась на кружащих ос, но молчала.
   Я тоже заметил, что стал как-то неестественно пригибаться. Не люблю насекомых. Особенно кусачих. Никита улыбнулся:
   - Не бойтесь, они просто будут за вами присматривать.
   - Как это? - буркнул я.
   - Очень просто. Пока ты считаешься арестантом, осы будут постоянно следовать за тобой. Попытаешься их убить, - будешь наказан. Да и они себя обычно в обиду не дают. Очень хитрые твари. Лучшее, что ты можешь сделать, это просто не обращать на них внимания. Впрочем, скоро ты сам все поймешь.
   - А если я убегу?
   - Из тебя прет такой поток вопросов, как на экскурсии в музее, честное слово.
   - Ну, а все же? - настаивал я.
   - Не настырничай, "коченелку" помнишь? Их укус производит точно такой же эффект.
   Никита повел нас на улицу. Поток марширующих овощей значительно иссяк. Видимо обеденное время уже кончилось. Прохожие останавливались и, не скрывая любопытства, разглядывали меня и Леру. Никите это не понравилось, и он торопливо усадил нас в машину.
   Здешние жители наверняка знают друг друга в лицо. Любой чужак на улице сразу же бросается в глаза. На то чтобы удрать, и затеряться в толпе, можно было не рассчитывать.
   Суд находился через пять кварталов от полицейского околодка. Перед зданием выстроилась очередь. Как я понял, здешние судьи скопом рассматривали и мирские, и уголовные дела, и как у нас, их вечно на всех не хватало. Мы прошли без очереди. Но пришлось немного подождать, пока назначенный нам судья закончит разбирательство с одним из горожан. Вопреки нашим судебным обычаям, мы сразу вошли в зал, уселись на зрительские места. Втайне я надеялся, что именно суд разберется в обстоятельствах нашего дела, и уже сегодня я вернусь домой. Но то что я услышал не оставляло нам с Лерой никакой надежды.
   Слушалось дело какого-то гражданина, который подал на улице милостыню. Точнее поделился своей картофелиной с бродягой.
   - Необходимо уяснить всем присутствующим, - гундосил прокурор, - Что подсудимый нанес своим подаянием тяжелое интеллектуальное и моральное увечье несчастному бродяге! - прокурор промокнул салфеткой вспотевший лоб, - А также подал неблаговидный и преступный пример окружающим людям.
   - Как это? - не согласился горожанин, - Он умирал с голоду, в чрезвычайных обстоятельствах, по-моему, закон дозволяет делиться продуктами.
   - Дозволяет! - передразнил прокурор, - Бродяга не зарегистрировался в центре миграции. Он уклонялся от переписи. Фактически вы помогали ему нарушать закон! Вы его сообщник! Вы ввергли в пучину безнравственности его душу, позволяя ему лениться и дальше. Вот в чем я уверен. И надеюсь, к такому же выводу придет суд. Что касается чрезвычайных обстоятельств, то таковые обстоятельства вводятся указом президента. Вы слышали о таком указе?
   - Я говорил о мирских чрезвычайных обстоятельствах, - поправился подсудимый.
   - Мирских! Вы должны руководствоваться законом, а не ложной моралью.
   Прокурор снова взмок от собственной гневной речи. Он достал новую салфетку, промокнул ею лысину и сел на место.
   - Сколько продуктов вы ему дали? - обратился судья к горожанину.
   - Картофелину.
   - Вы видели, как он ее съел?
   - Честно говоря, нет.
   - А если он пошел и пропил ваши продукты? Или поделился с другими бродягами? Это уже тянет на групповуху.
   - Помилуйте, одну картофелину и есть то нечего. Не то, что с кем-то делиться! Она ж маленькая была, - оправдывался подсудимый и скрутил из большого и указательного пальца предполагаемые размеры той картофелины.
   - Так я вам докладываю! - заговорил с нажимом судья, - Он пошел и пропил вашу картофелину. Потом от подстрекательства алкоголя, впал в пьяное буйство. Оскорбил патруль, разбил витрину, наблевал в телефонной будке. За последовательность событий не ручаюсь, но их достоверность зафиксирована в протоколе. - Судья потряс бумагой перед залом.
   - Не понимаю, я-то тут при чем? - попытался оправдаться горожанин.
   - Он не понимает! - судья аж подпрыгнул на стуле от раздражительности, - Вашим так называемым добрым поступком вы открыли целую череду особо опасных преступлений! Ваш так называемый добрый поступок, сопряжен с особым цинизмом и опасностью для общества. До 20 лет заключения, - судья поднял раскрытый уголовный кодекс, так чтобы его было видно горожанину, - Теперь понимаете?
   Я поперхнулся и подался вперед:
   - 20 лет тюряги за милостыню?
   - Не тюряги, а урановой каторги, - встрял прокурор и покосился в мою сторону.
   Никита дернул меня за рукав, чтобы я помалкивал. Стараясь не думать о том, какая кара грозить нам с Лерой за нарушение местных законов, я стал разглядывать помещение и нашел, что оно ничем не отличается от наших судов. За исключением, пожалуй, того, что над судьей висел не флаг России, а замысловатый герб города. Весь в виньетках, с очертаниями высоких строений. Внизу перекрещивались медицинский шприц и спираль ДНК. По крайне мере, я видел ее такой в одном научно-популярном журнале. То ли в "Плейбое", то ли в "Вестнике природной химии".
   Все-таки прав был мой учитель по оперативному искусству, когда говорил мне: "Даже, если ты украдешь на Байконуре ракету и улетишь из этой вселенной к чертовой матери, то запомни, Лахман, в другой вселенной ты предстанешь точно перед таким же подозрительным судом. И еще неизвестно какое наказание тебе положат. Заорешь как миленький: мол, требую российского правосудия!". Вспомнив это, мне так стало жалко самого себя. Потом я подумал, как же плохо должно быть Шаховой. И я решил ободрить ее:
   - Не унывай, Лера, ты не за мужем, еще можешь неплохо здесь устроиться.
   - Скотина, - просвистела она тихим шепотом.
   Ну, не умею я утешать женщин!
  
   После препирательств и судебных раздумий, бедняге впаяли два года принудительных работ на фабрике удобрений. Подсудимый упал в обморок. Его вынесли.
   Прежде чем слушать мое дело, судья приказал всем не участвующим в этом процессе покинуть зал. Чтобы никто не мог подслушать, по обе стороны двери встала охрана.
   - Слушается дело Лахмана Константина Самуиловича и его компании, - торжественно проговорил судья, - Что вы можете показать в свое оправдание?
   Я встал и поклонился в пояс. Судья посмотрел на меня строго:
   - Не знаю, как там принято у вас, но судя по вашему глумливому лицу, вы издеваетесь над правосудием.
   - Что вы! что вы! Ваша честь! - запротестовал я, - Даже в мыслях не имел! Я сам работник правоохранительной системы. Мое действие проистекает из желания продемонстрировать вам свое глубокое уважение и почтение.
   - Да знаю я! - махнул рукой судья, - У вас там одни оборотни в ментовке служат. Небось, и ты таков. Дача, наверное, карябает вершинами облака, дорогая машина, а сам на работе, поди, все на мизерную зарплату жалуешься?
   У меня глаза полезли на лоб: откуда он так хорошо осведомлен? О тех же дачах, машинах и оборотнях? И потом - далась им моя дача с зарплатой!
   Я быстро сообразил, что кто-то из наших наверняка здесь. Может это те самые агенты, а может кто-то из бойцов "Альфы" попал в плен.
   - Ваша честь, - сказал я как можно более елейным голосом, - Я знаю, откуда проистекает эта ошибка. Рядом с моей дачей построил себе хоромы один высокий начальник по моему министерству. Так его сторожевые собаки, когда увидели, где я живу, и, сравнив это со своими собачьими будками, прослезились и носили мне пожрать из милосердия.
   Судья хмыкнул:
   - Все вы так говорите. Ну да ладно. Приступим к делу. Что вам нужно в нашем городе?
   Я обрисовал положение вещей, из-за которых мы с Лерой оказались в этом мире. Не забыл, конечно, добавить, что у себя на родине, я стойко боролся с коррупцией. Что моя задача здесь состоит исключительно в аресте тех подонков, которые пытаются скрыться от нашего правосудия.
   - А она? - прервал меня судья, и указал на Шахову.
   И тут произошло невообразимое. Лера встала и громко произнесла:
   - Я жена Лахмана. Он взял меня с собой для страховки так сказать. Боится, что я ему изменять буду пока он в командировке.
   Никита прыснул в кулак. Судья расплылся в улыбке, но тут же нахмурился:
   - Это правда? - спросил он меня.
   - Ложь первостепенная! - взнегодовал я.
   - Значит, правда, - резюмировал судья, - Ваша жена красива, Лахман. Я сам это вижу. И на вашем месте, я тоже хрен бы оставил ее одну. В данном случае вы правильно поступили. Хвалю.
   - Но Ваша честь! - не переставал я бороться за свой холостяцкий образ жизни, - Я увидел эту женщину за пять минут до того, как попал в ваш город. Я знать ее не знаю. Вот спросите меня о ее особых приметах, я же ни одной не назову!
   - Она красива Лахман? - поинтересовался судья.
   Я глянул на Леру.
   - Ну, вообще-то да.
   - Это и есть ее главная примета, Лахман. И вы ее назвали. Так что давайте больше без пререкательств на этот счет.
   Мне оставалось только заткнуться. Я посмотрел на Леру. Она демонстративно отвернулась.
   Судья перелистал дело и задумчиво, разговаривая как бы сам с собой, подвел итог:
   - Думаю, что вы оба не врете. Но как вы сами понимаете, отпустить я вас не могу. Ваш поганый город далеко известен своим беспокойным нравом и смутьянскими наклонностями. Часть ваших граждан уже попыталась проникнуть сюда. Мы их окоротили. Теперь вот вы. Если вы вернетесь, по вашему следу придут другие. Отнюдь не сторонники правосудия. Да и сторонники правосудия у вас ничуть не лучше. Так что не могу поступить иначе, нежели определить вас на ферму на неопределенный срок.
   - Ваша честь! - воскликнул я, - Вы что-то там о рудниках говорили, нельзя ли меня туда отправить?
   - Подальше от жены? - спросил он со смешком, - Мне знакомо это чувство. Поэтому вы отправитесь на ферму вместе с ней. Это будет частью вашего наказания.
   Прокурор и Никита захохотали.
   Я не знал, насколько сурово наше наказание, а потому пропустил ферму и начал о наболевшем:
   - Ваша честь! Меня ждет дома начальство.
   - Здесь вы начинаете завираться, Лахман, - возразил судья, - Вашему начальству по фиг, где вы. И вообще я устал. Вы поели, а я вот еще не обедал. Отложим этот разговор.
   Судья ушел в совещательную комнату. Никита повел нас к выходу.
   Я покорно шел и грустно размышлял.
   Что такое Предопределение? Существует оно или человек все же свободен в своих поступках и в своей Судьбе?
   Древние долго бились над этой загадкой и безуспешно. Люди верят в Предопределение и говорят, что все уже решено за нас. С другой стороны наше прошлое, было когда-то нашим будущим. Теоретически в каждое текущее мгновение мы можем выбирать множество вариантов, как поступить и куда нам идти в будущем. Но на самом деле из всех данных нам вариантов мы всегда выберем только один. Тот КОТОРЫЙ УЖЕ ПРЕДОПРЕДЕЛЕН. Допустим утром вы спускаетесь к машине и вдруг решаете, что работа вам осточертела и вы не хотите туда ехать. Теоретически вы можете поехать например, к любовнице или поехать к друзьям и напиться водки. Или остаться дома почитать умную книжку. Размышляя над вариантами вы придете к выводу, что вариантом у вас в сущности нет. Любовница на работе, друзья или в отъезде или тоже работают. А может вы напьетесь и лишитесь водительских прав. Книжки интересной у вас нет. А кроме того, за этот прогул вы запросто можете потерять работу. В результате, перебрав все варианты вы приходите к выводу, что лучше все-таки поехать на работу. СУДЬБА ПРОСТО НЕ ОСТАВЛЯЕТ ВАМ ШАНСОВ ПОСТУПИТЬ ИНАЧЕ. Вместо свободы действий, вам дается лишь видимость выбора. Но даже если вы решите наперекор всему изменить ход своей судьбы, то где гарантия, что ваш поступок НЕ ЕСТЬ ТЕМ САМЫМ ОПРЕДЕЛЕННЫМ СУДЬБОЙ ПОСТУПКОМ?
   Вот мне пришлось пожениться на Лере. Теоретически я имел множество вариантов изменить Судьбу. Мог отказаться от нее. Задушить ее в зале суда. Убить себя. Но все эти варианты либо безумны, либо глупы. Вот и выходит, что мне ПРЕДОПРЕДЕЛЕН только один выход, один вариант - мнимая женитьба. Все остальное - фальшь. Видимость свободного выбора.
  

ГЛАВА

   Перед отправкой на ферму, нас с Лерой разделили. Я попал в местный изолятор на карантин. Очевидно, здесь готовили осужденных к пересылке. Однако, в сравнении с нашей родной системой, нашлись поразительные различия.
   Перед отправкой в камеру, меня никто не обыскивал. Более того, мне вернули все мои вещи изъятые при задержании. Это меня еще больше удивило.
   В камере куда меня привели, было немноголюдно. В отличие от московских изоляторов, я бы сказал, что места всем хватало в избытке. Интерьер, также не походил на родные тюрьмы. Повсюду сверкал чистотой кафель. Сама камера напоминала скорее комнату в образцовом общежитии. Ореховые панели на стенах. Кровати с белоснежными простынями. Их меняли два раза в неделю. В углу - примостился на тумбочке здоровенно-широкий телевизор. В другом углу, специально отгорожено панелью закуток для душа и туалета.
   Мои сокамерники, человек десять, встретили меня радостно. Гул их голосов мешался с жужжанием осиного роя под потолком. Этим несчастным тоже приставили насекомых охранниц. На ос, впрочем, никто не обращал внимания. Все уже привыкли.
   Я перешагнул порог камеры и дверь за мной просто прикрыли. Я удивленно обернулся, не услышав за собой ни лязга запоров, ни клацанье замка. Оказалось, что дверь вообще никак не запиралась и никаких запорных устройств на ней не было.
   - Гопники еще одного потустороннего привели! - пронеслось по камере.
   Я присел на свободную койку и огляделся. Люди вокруг не производили впечатления неискоренимых преступников.
   - Почему "гопники"? - спросил я.
   Камера расхохоталась.
   - Он с Луны свалился, - сказал заключенный рядом со мной, - Тебя кто задерживал паря? Государственный полицейский надзор?
   Я кивнул.
   - Ну, вот отсюда и ГОПники. Как малый ребенок честное слово.
   Мои сокамерники просто жмурились и хихикали от удовольствия, когда я рассказывал им о наших преступниках. О том, как с ними борются. Какие наказания существуют за преступления. Рассказывал я все по-честному и люди приходили в ужас от условий в которых жили задержанные. От быта и взаимоотношений. Затем, я стал интересоваться, кого еще из моего мира они могли видеть в тюрьме. И выяснилось, что сколько-то там времени назад, попадали сюда двое. В камеру их засунули всего на сутки. Пообщаться с ними никто так и не смог. Поскольку они все время молчали, а на следующее утро их перевели. Как их звать никто не помнил, да и не знал скорее всего. Оба были запуганы и словно парализованы. Глаза навыкат, ручонки потеют. В общем, я не сомневался, что это были ребята из банды "блатняков". Но куда они пропали - выяснить так и не удалось.
   Я тоже немало узнал об этом мире.
   Сокамерники рассказали, что в здешнем городе деньги не водятся. У каждого человека есть что-то вроде идентификационной пластиковой карточки. Одновременно она же является и кредитной картой. Люди работают. Взамен продукты приходят к ним домой сами. Два раза в день. На завтрак и ужин. Обедают все на своих рабочих местах. Еда приходит из расчета заработанного. Если человек терял работу, об этом сразу становилось известно банку. Кредит сначала ополовинивался. Затем, если в течение месяца, страдалец не находил работы - он пополнял бесчисленные отряды бомжей, которые бродят вокруг каждой фермы близ города. Из-за этого уклада жизни, в квартирах нет холодильников. Хранить там нечего. Продукты ведь приходят каждый день или не приходят вообще.
   - А если украсть продукты на улице? - спросил я.
   Под дружный хохот мне ответил пожилой мужик по имени Гаврилыч, судя по виду - потомственный фермер:
   - Не вздумай этого делать. Кража продуктов на улице - рассматривается, как одно из самых тяжких преступлений. Кроме того, все овощи как бы запрограммированы. Если схватить их раньше времени, до того, как они попали к месту назначения, то продукт моментально распадается на фракции. А виновного быстро находят и страшно наказывают.
   - Но каково это ходить голодным среди продуктов?
   - Привычка, - ответил фермер, - А у вас там голодные не видят продуктов что ли?
   - Видят.
   - Ну, вот также и тут.
   Я спросил о недовольных. О революциях. О классовой борьбе на худой конец? В ответ сокамерники опять смеялись. Оказывается, раньше, лет семьдесят назад, революционеров было полно. Но их быстро извели при помощи все той же генетики. Ни один террорист или революционер не уходил от возмездия. Согласно местным легендам, раньше в камерах сидели преступники, которых приговаривали к трем казням и десяти пожизненным срокам. Я только смеялся: это все равно, что три дня расстрела. Чушь какая-то. На меня накинулись:
   - Ты хоть знаешь, каково это было терпеть революционерам?!
   - Да не может такого быть, - хохотал я.
   - Ты откуда приехал, парень? Они могут любого восстановить даже по волоску, даже по капле крови. Потом тебя выращивают и как только ты готов, медленно тебя убивают, со всеми мучительными прелестями. Затем опять воскрешают и так до положенного количества раз. Были умельцы, пытались соскочить и взрывали себя в пыль! Но что такое генная инженерия! Судьи брали кровь террориста в банке данных. Пробы крови доставляются туда сразу же после рождения человека. И таким образом мучения все равно никто не избегал.
   - Раньше преступникам все же полегче было, - согласился я.
   Говорят, правители города хотели даже путем генетики искоренить плохие мысли у своих сограждан. Но для этого человеческую волю надо было взять под полный контроль. Руководство разработало целую великолепную генную программу контроля. Но выяснилось, что человек от полного контроля либо погибает, либо становится безвольным зомби. Отчего это происходит - никто объяснить так и не смог. И ученые забросили эту затею.
   Несмотря на такие жуткие карательные меры, противники правительства борьбу не прекращали. Ибо всегда найдутся люди, которые искренне полагают, что уж их-то не поймают никогда.
   Генетики из числа террористов-революционеров нашли новые средства борьбы. Они стали обучать свиней нападать на полицию. Подрывать себя возле зданий администрации. Но генетики городского правительства научились по остаткам мозга животных восстанавливать их зрительные образы и получали фотографии людей, которые готовили свиней к терактам. Вычислить повстанца по фотографии было уже делом техники.
   Таким образом, революционная борьба заглохла навсегда. Власти полностью подчинили себе население. Я представил себе, что случится, если эти технологии попадут в Москву - и меня аж передернуло от ужаса. Наверное, здешние правители правы в том, что ограждают себя от остального мира.
   - Кстати, а у тебя какое наказание? - спросили меня сокамерники.
   - Работа на ферме.
   - Это самый хороший приговор, на какой только можно рассчитывать. Будешь коров пасти или овец. Работенка не пыльная. Правда не увидишь ничего. Со скуки помрешь.
   Тут я вспомнил парня, которого судили за милостыню.
   - А вот предыдущему человеку дали два года принудительных работ на фабрике удобрений.
   - Кошмар! - откликнулся кто-то.
   - Да, не повезло, - заметил фермер Гаврилыч.
   - Да в чем дело-то? - закрутил я головой, ожидая объяснений.
   - А дело в том, что теперь этого несчастного будут два года, каждый день четыре раза в сутки кормить на убой и выгребать из-под него дерьмо на удобрения. Фактически он будет сидеть в специальном загоне, и два года только жрать и срать. Все.
   - С ума сойти! - воскликнул я.
   - Он и сойдет там с ума. Можешь не сомневаться.
   Мне опять вспомнились цистерны с дерьмом и вся эта говенная история. Уж не эти ли правители Вертограда тайно скупали в Москве дерьмо?
   - Но страшнее всего - стать больничным добровольцем.
   - Это за больными ухаживать? - не понял я.
   Все снова заржали.
   - Ага! За больными!
   - Слушай, - наклонился ко мне фермер, - Ты знаешь о том, что органы у человека стареют и время от времени приходят в негодность?
   - Да.
   - Так вот осужденного привозят в медицинский центр. Там ему вырезают, допустим, печень, подключают к аппарату искусственной печени и взамен удаленного органа сажают специальную почку, которая вырастает в новую печень. Затем свежий орган опять вырезают и пересаживают нуждающимся. А приговоренному снова сажают специальную почку. И так несколько лет.
   - Получается медицинский доброволец служит как бы инкубатором для свежих органов?
   - Ты быстро схватываешь, - похвалил фермер.
   - А как с мозгами? - вырвалось у меня.
   - Что с мозгами?
   - Ну, мозги ведь тоже стареют? Как они переносят сознание?
   - Мозговая ткань заменяется постепенно. На клеточном уровне, - ответил фермер. Больше он ничего не знал про эту технологию.
  
   Кстати, продукты сами приходили в камеру и распадались в тарелках на ровные дольки. Тут были огурцы, помидоры, лук. В окошко нам подавали горячий хлеб, приправы и сыры. Вот мяса арестованным не полагалось.
   Пили все только воду. Никаких газировок, лимонадов и соков тут не знали.
   Однажды у меня на рубашке заметили значок деда Пехто. Никита мне его тоже вернул вместе с остальными вещами.
   - Откуда он у тебя? - насупился фермер Гаврилыч.
   - Подарили в Москве. А что?
   - Это знак посвященных правителей города, - объяснил сокамерник.
   - Может ты их потомок? - спросил кто-то с угрозой в голосе.
   - Сидел бы я тут тогда с вами, - улыбнулся я, - Просто подарили значок. Положить мне его было некуда. Вот и пришпилил на рубашку.
   Больше мы этой темы не касались. На вопросы о правителях Вертограда сокамерники не отвечали. Подтверждали правда, что да - в городе время вроде бы стоит. Никто не стареет. Все живут очень долго. И ни у кого на памяти нет похорон или потерь близких людей. В общем живи себе да и только. Однако, скучно так единообразно жить.
   В целом мои сокамерники попали сюда за незначительные преступления. Тот самый фермер Гаврилыч, например, перепутал грядки и вместо помидоров высадил огурцы. Чем внес путаницу в снабжение одного из районов города.
   Другой укрыл от статистиков часть урожая и перегнал его в спирт. Хватил лишнего и был раскрыт. В общем такие дурацкие и нетипичные для Москвы преступления.
   Я попытался выведать у сокамерников о судьбе "блатняков". Но никто ничего не знал об этой истории. На мое предположение, что осы, могут служить антиквариатом - они только рассмеялись.
  

ГЛАВА

   Однажды утром, меня вызвали из камеры и повели по светлым кафельным коридорам в служебный бокс.
   В дежурке меня поджидал Никита. На этот раз полицейский был настроен благодушно. Одет в гражданку и пах духами. Он подал дежурному бумагу, тот расписался, выдал Никите какой-то бланк и мы с ним покинули тюрьму.
   На черном старинном лимузине Никита привез меня к какому-то величественному зданию в глубине огромного парка. На фронтоне горели золотом аршинные буквы "СЛАВА! НУ НКВД!"
   - Что это? - спросил я, - Что за "ну, НКВД"?
   - Не "ну", а Научное управление НКВД, - пояснил с улыбкой Никита.
   - Так мы можно сказать коллеги? - изумился я, - Ведь НКВД - это...
   - Почти, да, - перебил меня полицейский, - С одной только разницей, наше НКВД ничем не походило на ваше НКВД.
   Тут я запутался.
   - Какое ваше-наше? Мы все кажется в одной стране выросли.
   - Не в одной, - не согласился Никита, - Я тебе покажу.
   Он толкнул парадную дверь огромного особняка. Та распахнулась легко и бесшумно.
   - Заходи, - Никита пропустил меня вперед.
   Входная дверь вела в обширный мраморный зал с колоннами фигурами. Каждая фигура изображала человека какой-нибудь специальности. Полицейского, крестьянина, рабочего, инженера, врача и так далее. В центре зала горела чаша с огнем, за ней, в дальнем конце зала возвышалась высоченная скульптура человека в халате. В одной руке он держал генную спираль, в другой - земной шар.
   - Кто это? - прошептал я, пораженный величественным зрелищем.
   - Основатель города Наукоми Иннокентий. Генная спираль в его руке символизирует базу человеческой сущности. Праматерь всех людей, - он указал на статуи-колонны, - Земной шар - думаю понятен без объяснения.
   - Наукоми Иннокентий? - подивился я диковинному имени, разглядывая грозное, высеченное из камня лицо.
   - Научный комиссар, - пояснил Никита.
   - Чудно, - прошептал я, - Все как у нас.
   Никита хмыкнул.
   - Ну, почти все, - поправился я.
   - Пошли дальше, - Никита указал в сторону статуи Иннокентия.
   - Кстати, на вашей эмблеме полицейской я видел странного медведя.
   - А, это! - махнул Никита рукой.
   Мы прошли за статую и углубились в коридор, обитый со всех стороны кроваво-красным бархатом.
   - Дело в том, что медведь символизирует у нас силу и справедливость.
   - А тот козел?
   - А козел - это символ всяких пороков и преступлений.
   - А почему медведь в черно-белых полосах, точно в тельняшке?
   - Ты почти угадал, - ухмыльнулся Никита, - Это и есть тельняшка. Революционные матросы всегда считались у нас главными защитниками завоеваний революции.
   В стенах кроваво-красного коридора стали попадаться специальные углубления подсвеченные лампочками. В этих нишах помещались прозрачные сосуды, размером и формой кастрюлю. И там, в спиртовом растворе плавали отрезанные людские головы. Глаза у всех были открыты и полны последнего посмертного ужаса.
   - Мать честная! - отшатнулся я.
   - Это коридор боевой славы, - пояснил Никита.
   - А чьи это головы?
   - Да, всяких смутьянов и главных контрреволюционеров.
   - А зачем это надо было делать?
   - А чтобы люди видели, что их НКВД не зря есть свой хлеб. Наглядное пособие так сказать.
   Меня чуть не вырвало от этого пособия. И я более-менее свободно вздохнул, когда мы вышли их этого коридора и попали в новый просторный зал. Отделанный белым и розовым мрамором.
   По стенам стояли различные диковинные экспонаты и чучела животных. В стеклянных витринах лежало на бархатных подушках оружие прошлого столетия: винтовки, наганы, маузеры. Я подошел чучелу лошади и прочел на пояснительной табличке.
   "Чучело знаменитого коня комиссара Буденера по кличке Генинж". Я не знал, кто такой комиссар Буденер и хорош ли был конь Генинж, поэтому никакого впечатления на меня это чучело не произвело. Я сделал шаг, чтобы идти дальше и застыл. За конем скрывалось новое чучело, поменьше коня и потому не замеченное мной раньше. Я прочитал пояснительную табличку и покрылся холодным потом.
   "Чучело комиссара Буденера, подаренное музею женой Ганой". Желтое лицо покойника заострилось до неправдоподобия. Глаза светились непреклонной решимостью и жестокостью. Он словно молча негодовал, что его выставили в музее.
   - Это, правда? - только и смог выговорить я, указывая рукой на экспонат.
   - Да, это сам он и есть, - подтвердил Никита обыденным голосом. Кажется он уже насмотрелся на эти чудеса и они его ничуть не трогали.
   - Нет, вы меня не поняли. Вы взяли человека и сделали из него чучело?!
   - Да, а что тут такого? - пожал он плечами.
   Я оглядел зал. Чучела людей были повсюду. Они стояли за трибуной, сидели в кресле у стола, лежали на диванах с газетой. В общем изображали какую-нибудь сценку из своей прошлой жизни.
   Я подошел к тому, что лежал с газетой и прочел пояснительную табличку.
   "Ученый комиссар Трубистов. Один из видных научных деятелей Вертограда. Основатель генной инженерии бессмертного города". Оказалось в руках чучело держало не газету, а специальный некролог по комиссару Трубистову, со статьями его соратников и родных. Получалось мертвый комиссар лежит и читает о себе посмертные статьи.
   Нервно сглотнув я решился еще на один вопрос.
   - А его тоже жена сюда сдала?
   - Да, конечно. Это очень почетно.
   Я опять нервно сглотнул уже предвидя сокрушающий ответ на мой следующий вопрос.
   - А где сейчас эти жены?
   - Чучело жены Буденера Ганы и комиссара Трубистова - Вера, стоят в соседнем зале, - заученным тоном отозвался Никита, - В зале комиссарских жен.
   - А их кто туда сдал?! - я уже чуть не визжал от волнения.
   - Дети, - спокойно сказал Никита.
   - Кажется пока я бегал за преступниками, то многое пропустил в этой жизни.
   Возбужденность необычным зрелищем сменилась во мне тупой обреченностью.
   - Будете дальше осматривать экспонаты?
   - Нет, пожалуй мне пора.
   - Еще не пора, - возразил Никита и повел меня в другие двери.
   В этом смежном зале, зловеще зеленого цвета, меня подстерегали еще более ужасные вещи. Тут стояли огромные колбы с обнаженными человеческими телами в разрезе. Сосудов было такое множество, что между ними приходилось буквально протискиваться. Не смотреть на это чудовищное зрелище было невозможно. И вот, что я видел.
   Нож неизвестного садиста и исполосовал их вдоль и поперек. Нетронутыми остались только лица. Все они выражали беспредельное страдание и муку. Здесь были мужчины и женщины, самых разных возрастов. Попадались даже колбы с детьми.
   Новая волна тошноты подкатила к горлу. Жутко разболелась голова. Никита равнодушно молчал, ожидая моих вопросов.
   Я всмотрелся к таблички. Имена этих погибших людей ни о чем мне не говорили. Только вот на разных колбах, с разными по виду людьми попадались одинаковые надписи.
   - Почему некоторые колбы названы одним и тем же именем?
   - Хороший вопрос для полицейского, - похвалил Никита, - Большинство посетителей, этого не замечает и страдает молча.
   - Так почему?
   - Видите ли, ваши сокамерники уже говорили вам, что некоторых преступников и контрреволюционеров приходилось оживлять так сказать из праха.
   - Это когда они уничтожали себя, чтобы избежать наказания?
   - Да, именно так. И вот что мы заметили. Заново выращенные люди, по неизвестным нам пока причинам, могут иметь другую внешность. Допустим перед смертью преступник был высок, голубоглаз, мускулист и черноволос. Когда его выращивали заново он вдруг оказывался среднего роста, обычного телосложения, зеленоглазым шатеном. Это привело наших ученых в тупик. Ведь при клонировании должно достигаться стопроцентное сходство с оригиналом. Но видимо у природы свои законы, пока неизвестные нам. Так вот убивая этого двойника по приговору суда, мы заново выращивали то, что от него осталось и получался третий тип внешности человека. Интересно да?
   - С точки зрения садиста, да, - подтвердил я.
   Никита поморщился:
   - Не надо банальностей. Мы говорим о науке. Так вот у преступника был, например, приговор: пять смертных казней. Пять раз его убивали и выращивали, и каждый раз новая выращенная личность кардинально отличалась по внешности от предыдущей. Нам кажется, что каким-то образом, природа или что-то там еще таким вот образом старалась вывести личность из под удара. То есть срабатывали какие-то неведомые нам защитные генные механизмы и на свет появлялся другой тип человека. Иногда у преступников даже менялся пол!
   - И что же вы? Зачем эти экспонаты?
   - Все просто. Наши ученые выяснили, что хотя преступник и меняет внешность - его повадки, наклонности, в общем вся совокупность характера остается неизменной.
   - Вы хотите сказать, что эти экспонаты, что-то вроде рисунков Ламброзо - типы преступников?
   - Вот именно. Наши ученые сейчас работают в этой области и приходят к одному интересному выводу...- Никита остановился и внимательно на меня посмотрел.
   - Не томите, и пойдемте отсюда скорее, - проговорил я с досадой.
   Никита взял меня под руку и повел дальше, меж страшных колб в глубину зала.
   - По внешности человека, - говорил на ходу Никита, увлекая меня все дальше и дальше, - Можно со стопроцентной вероятностью определить, кто именно перед вами: потенциальный преступник или благонадежный гражданин. И такие преступные типы нами уже описаны и взяты на заметку. Человек еще ничего не совершил, но мы уже точно знаем: ничего хорошего ждать от него не следует.
   Никита резко развернул меня к колбе, я вгляделся в лицо экспоната и оторопел. В колбе плавал я сам! Плавал изрезанный скальпелем.
   - Не может быть! - вырвалось у меня.
   - Это ваш тип, Лахман. Вы преступник на генном уровне!
   Я еще больше расстегнул ворот рубашки, так как стало совсем трудно дышать. Пот градом тек по моим вискам и спине. Заливал и щипал глаза.
   - Вы Константин Самуилович, можно сказать, уже побывали в руках нашего правосудия. И понесли наказание.
   Никита схватил меня за руку и потащил дальше по ряду.
   - Это - вы, это - вы, - указывал он на колбы с телами, - И это - тоже вы.
   - Но тут другие имена! - пытался я возражать, - Тут написано "Загорский"!
   - Какая разница?! - уже кричал полицейский, - Фамилия значения не имеет! Только внешность! Тип личности! Генетическое строение! Все эти женщины и мужчины - ваши воплощения! Поэтому вы никогда не вернетесь домой и останетесь у нас!
   - Это преступление! - заорал я в ответ и попытался вырваться. Возникла небольшая свалка. Я толкнул Никиту на колбу и та угрожающе накренилась. Никита состроил гримасу ужаса и повернулся, чтобы поддержать сосуд. Я не стал строить из себя благородного джентльмена и двинул ему кулаком по почке. Он охнул, но колбу из рук не выпустил. Однако, расправиться со здешним полицейским мне не дали.
   В то же мгновение, две осы-охранницы, о которых я уже позабыл, пребольно ужалили меня в шею. Заряд удара был строго рассчитан. Я не выключился, не упал. Меня всего лишь парализовало на пару секунд и снова отпустило. Но и такого времени шока, мне хватило, дабы успокоиться и прекратить атаку.
   Мы тяжело дышали и смотрели друг на друга. Никита оправился первым. Одернул костюм, поправил сбившийся галстук и кивнул мне на выход.
   - Идемте, это была последняя экспозиция.
   На этот раз мы шли обычным коридором. По правой стороне тянулся рад дверей с табличками непонятного названия.
   "Комисспище", "Комоде" и прочая лабуда, которую я, сколько ни силился, так и не сумел расшифровать.
   - А там что? - спросил я Никиту.
   Он отмахнулся, и продолжал быстро шагать к выходу:
   - Продолжение экспозиции, другие залы музея.
   - Тоже страшные?
   - Отнюдь. Там собрано все самое безобидное. Одежда, образцы питания.
   - Ну, да, - хмыкнул я. Однако, про себя решил, что эта информация мне когда-нибудь пригодится. И запрятал эти сведения под равнодушным взглядом.
  
   На улице я отдышался свежим воздухом и окончательно пришел в себя. Никита снова одел маску дружелюбия и непринужденности и уже ничто не напоминало о недавней потасовке.
   Где-то за зеленью кустов и деревьев проблескивала вода. То ли пруд, то ли фонтан. Тянуло прохладой и сладким запахом травы. Я глубоко вздохнул и замер. Никита завел автомобиль. Только сейчас я вдруг заметил, что работает он совсем неслышно.
   - Здорово! - выдохнул я, - Люблю природу.
   Никита не откликнулся, открыл переднюю дверцу и ждал пока я усядусь.
   - А что у вас двигатели работают так тихо? - уселся я на свое место, - Он электрический?
   - Он биологический, - пояснил Никита и тронул автомобиль с места, - В моторе происходит сильная химико-биологическая реакция и крутит колеса. Вам, впрочем, с вашим уровнем развития этого не понять.
   - А что на выхлопе? - поинтересовался я, не замечая обидных слов.
   - На выхлопе кислород. Воздух, которым мы дышим.
   - Оригинально, - похвалил я местных конструкторов.
   Никита уловил в моем голосе полоску иронии, скосил взгляд, но ничего не ответил.
   По пути, на просторных, благоухающих улицах, встречались редкие прохожие. Все также маршировали овощи. Попадались и стриженные бараны, пухлые свиньи, а также молодые бычки. Лимузин наш в тюрьму не вернулся, а снова зарулил в суд. Из дверей вышла Лера. Увидев меня, девушка заулыбалась, и даже как мне показалось, облегченно вздохнула.
   Я тоже вздохнул. Но вздох мой был исполнен грустен. Никита заметил это и саркастически хмыкнул.
   - Я так рада тебя видеть, - защебетала Лера, усаживаясь на заднее сиденье.
   - Куда на этот раз? - спросил я Никиту, игнорируя приветствие своей напарницы. Но она этого, кажется, не заметила.
   - Едем к месту отбывания наказания. На ферму.
   Машина снова вырулила на полосу движения и понеслась вон из города.
  
   Я отвернулся к окну и делал вид, что с интересом разглядываю прохожих. На самом деле, мне удалось тайком достать из манжеты иголку и стрелку компаса. Пришпилить одно на другое и воткнуть иголку в сиденье. Стрелка крутанулась и замерла указывая на север синим кончиком. Все также осторожно, я извлек из кармана химический карандаш и стал делать пометки на руке. Говоря проще, легендировал дорогу по компасу. Лера хорошо зацепилась языками с Никитой и они увлеченно болтали о всякой чепухе не обращая на меня внимания. Это мне здорово помогло.
   Постепенно дорога пошла под уклон. Потом стала поворачивать серпантином и уходила все дальше вниз и вниз. Делая пометки на руке,
   я стал размышлять над словами судьи. Откуда ему известно, по каким принципам живет наше начальство? И где вообще находится это место, куда я попал? Как лихо здесь справились с преступностью и почему все же до сих пор остались недовольные? Вроде бы исчезли такие понятия как деньги, классовая борьба, подневольный труд. Кроме того, от своих сокамерников мне так и не удалось выяснить, где вообще находится этот город? Откуда он произошел? Почему здесь все говорят по-русски? Вопросы, вопросы, вопросы. Хотя осведомленность местного судьи можно объяснить только одним: он самолично и не один раз допрашивал пленных из нашего мира, либо у судьи есть постоянная связь с нашим миром. Кто-то из нашего руководства Петровки или ФСБ состоит с ним на агентурной связи. А может у них есть свои агенты в Москве? Судя по тому, что все здесь говорят по-русски и одеты в какое-то рванье, взятое из советских времен, то можно предположить, что мы по-прежнему в России. В каком-то секретном месте. Или это другое измерение? Параллельная Россия так сказать?
   Но сколько я не силился определить, кто это может быть, на ум ничего не приходило. Да и вообще, я был переполнен впечатлениями, как старый деревенский нужник. Мне надо проветрится, и отдохнуть на природе.
   Отвалили назад последние дома обширного пригорода. Машина теперь неслась по добротному шоссе среди полей. Веером разбегались нескончаемые грядки фермерских угодий, если смотреть на них из окна в упор. Вдали виднелись опрятные фермерские домики. Паслись коровы. Машина разогналась до двухсот километров в час и ветер затрещал в приоткрытые окна. Я поглядывал на стрелку компаса, делал тайком пометки, с наслаждением закурил и осекся, подавившись дымом.
   Стрелка компаса закрутилась каруселью. Она потеряла ориентир. Я огляделся. Внешне ничего не изменилось. Все также тянутся поля, дорога бежит под уклон, светит солнышко.
   Я глянул на стрелку компаса. Она приостановилась. Затем замерла и стала показывать "север" в противоположном направлении. Что это? Мы едем в обратную сторону? Но дорога никуда не сворачивала. Сменился магнитный полюс Земли? Это невозможно.
   И тут выскочила яркая, отточенная мысль: мы проехали какую-то здоровенную магнитную глыбу. Или что-то такое, что приводит в бешенство компас. Я начал припоминать когда компас будет врать. На ум приходило только одно: близость огромного количества железа. Вторая мысль показалась мне вообще фантастической: компас врет под землей. Из-за близости железных пород.
   - Что вы там возитесь, Лахман? - окликнул меня Никита.
   - Смотрю в окно, - улыбнулся я как можно непринужденнее.
   - Мне показалось, вы так елозите на сиденье, словно в туалет хотите.
   - Не отказался бы.
   Машина сбавила ход и остановилась на обочине. Я вышел из лимузина и направился за ближайшие кусты. Мои осы-охранницы, конечно же вылетели следом.
   Присев за кустами, я снял для убедительности штаны и снова воткнул иголку со стрелкой компаса в лежащую на земле ветку.
   Компас опять закрутился, как бешеный. Да, что же это такое? Бред да и только. Я поскреб руками землю и наткнулся на что-то железное. Потом переместился осторожно в сторону и еще раз поскреб руками. Подо мной был люк. Я нащупал ручку и потянул на себя. Люк легко подался и приоткрылся без скрипа и шума. Словно его каждый день смазывали. Ого! - сказал я сам себе. Подземное сооружение в поле. Тайный бункер. Надо бы его разведать.
   Раздался гудок автомобиля и полетел следом голос Никиты:
   - Лахман, кончайте там возиться! До фермы совсем чуть-чуть осталось. Потерпите, если что.
   Я засунул иголку и стрелку обратно в манжету куртки, быстро натянул штаны и скорым шагом двинулся к машине, уже на ходу одаривая всех такой смущенной извинительной улыбкой.
   Очевидно Лера не любила засранцев попутчиков, и потому брезгливо отвернулась. Никита хмыкнул и завел двигатель:
   - Желудок иногда плохо принимает модифицированную пищу.
   - Да, что-то приперло, - согласился я.
  
  

ГЛАВА

   Ферма ничем примечательным не отличалась от виданных мной ранее. Обычный деревенский, добротный дом. Ну, разве что было в нем что-то от американской архитектуры техасских ранчо. Ухоженные амбары и загоны для скота. Колодец и колонка с питьевой водой. Мастерская, гараж. Единственная разница с нашими хозяйственными дворами: необычайная чистота. По двору ходили куры и гуси, я заметил даже следы свиней - но дерьма не было. Словно вся птица и животные ходили в туалет. На крыльцо вышел фермер-дедок. Он не удивился нашему появлению. Видимо был предупрежден.
   - Василий Кузьмич Баргасов, - представился он.
   Мы с Лерой назвались в ответ. Фермер и Никита отошли в сторонку и о чем-то совещались.
   Первое же что мне пришло на ум: как можно отсюда смыться? В каком направлении бежать до города, минуя дорогу, я смогу составить по своим записям. Но вот где находится "экран" ведущий к нам домой? И что делать с осами?
   Положим тех четырех ос, которые летают надо мной и Лерой, я как-нибудь исхитрюсь и уберу. Хотя Никита говорил: стоит убить ос - и поднимется тревога. Ладно с этим как-нибудь разберемся. Дедок - тоже не помеха. Перетянуть ему дрыном по хребту, если будет мешать, и он надолго потеряет к нам всякий интерес. Вопрос только кем еще охраняется ферма? И как дедок может послать сигнал тревоги? Должен ли он каждый день выходить на связь с пультом дежурного и как вообще как часто он должен выходить на связь?
   И тут все мои надежды рассеялись, как представления первоклассника в гинекологическом кабинете. За спиной кто-то хрюкнул. Я обернулся и оторопел. Передо мной стояли на задних копытах две здоровенные свиньи. Ростом мне по плечо. В руках (вместо копыт у них были маленькие, почти детские ручонки) свиньи держали по здоровенному дробовику. Если бы они заговорили, я бы упал в обморок. Но свиньи, только похрюкивали, тяжело сопели пятачком, сверлили нас с Лерой темными глазками и не двигались с места. Я почувствовал, что чудеса генной инженерии начали меня уже доставать. Судя по всему, наши новые конвоиры стрелять не собирались, а потому я повернулся к ним спиной.
   Дедок и Никита по-прежнему обсуждали какие-то насущные проблемы.
   - Лера, а почему вы сказали, что я ваш муж? - спросил я, чтобы развеяться разговором от плохих мыслей.
   - Вам это до сих пор покоя не дает? - спросила она вместо ответа.
   - Да как вам сказать..., - пожал я плечами, - Странно. По вашим глазам я то замечаю, что вы меня ненавидите, то неожиданно радуетесь моему появлению.
   Шахова впервые улыбнулась:
   - Просто не хотела, чтобы нас разлучали.
   Я удивленно вскинул брови.
   - Вместе нам будет легче организовать побег. Я только это имела в виду, - пояснила она.
   Я кивнул:
   - Ну-ну. Ничего другого я тоже не имел в виду. Только побег мне легче организовать самому. Без вас.
   Я насмешливо посмотрел на девушку. На щеках у Леры вспыхнула краска негодования. Однако, она ничего не сказал.
   Фермер с Никитой вдоволь насекретничались и подошли к нам.
   - Я поеду, буду навещать вас каждую неделю, - сказал Никита, - Василий Кузьмич объяснит вам, что к чему. Бежать отсюда - даже не пытайтесь, - Никита подарил мне пронзительный взгляд, - Во-первых - осы передадут сигнал тревоги на пульт дежурного. Начнется облава и вы очень сильно потом пожалеете. Во-вторых, если вы не оставите попыток, то охранники с дробовиками уложат вас наповал без всяких сантиментов. В третьих - подкупить охрану вы не сможете. Они тупы и не разговаривают. Зато хорошо охраняют и еще лучше стреляют по движущимся мишеням. Я доходчиво объяснил?
   - Лично мне, - начал я благожелательно, - Очень нравится жить на природе. Я все время мечтал уехать в деревню и начать спокойную жизнь.
   - Вот и чудно! - подхватил Никита и лицо его расслабилось. Он посмотрел на Леру.
   - Что? - спросила она.
   - А вы?
   - Что я?
   - Будете бежать?
   - Было бы куда, - ответила она горько.
   Никита довольно хмыкнул и уехал. Мы молча смотрели вслед машине. Когда она скрылась, Баргасов пошел в дом:
   - Идемте, товарищи, чаем вас попотчую, - сказал он на старосоветский манер.
   Я заметил, что здесь все говорят по старорежимному. Словно октябрьская революция застыла тут навечно.
   Свиньи двинулись за нами и остановились у входа, как часовые, аккредитованные при мавзолее Ленина.
   - И много у вас таких очаровательных хрюшек? - спросил я Баргасова, - Как их зовут? Ниф-Ниф и Наф-Наф?
   - Хрюшек у меня достаточно, Константин Самуилович, так что не пытайтесь бежать, - он сказал это так обыденно, словно с детства читал чужие мысли, - А зовите их как хотите. Они все равно реагировать не станут. Они только меня слушаются.
   - Вы так озабочены побегом, - проговорил я радушно, - Словно это вы в плену, а не я.
   Баргасов разлил из самовара чай. Мы уселись за стол, и приняли от деда горячие чашки.
   - Распорядок у меня такой, - говорил Василий Кузьмич, прихлебывая из блюдца, - В шесть подъем, выгон скота на пастбище. Будете Константин Самуилович вместе с супружницей коров пасти. В двенадцать обед, но не раньше пока скотину пригоните и накормите. Затем опять в поле - и до вечера. Распорядок понятен?
   Я посмотрел на четырех ос, которые сидели на потолке и пялились на нас своими сетчатыми глазками:
   - Понятно. Работенка, не ахти какая сложная.
   Баргасов кивнул:
   - Да вы все равно ничего больше не умеете по-хозяйству. Чего с вас взять-то?
   - Ну, я еще дрова колоть умею.
   Старик подарил мне подозрительный взгляд:
   - Это топориком-то?
   - Ну, не рукой же! Я не каратист какой-нибудь.
   - Топориком я и сам умею, - крякнул дед.
   Я уловил направление его мыслей. С топориком по мнению деда, я могу много всякого натворить. А потому колоть дрова мне не придется.
   - Еще могу траву косить, - подначил я Баргасова.
   - Константин Самуилович, к чему это разговоры? Я сказал вам, что будете скотину пасти - и нечего инициативу искать. Делайте что вам положено.
   Больше мы не разговаривали. Чай оказался вкусным, с привкусом мяты. После чашки, мне жутко захотелось спать. Глаза немилосердно слипались. Хоть пластырем приклеивай веки. Лера тоже откровенно зевала. Баргасов заметил это и отвел нас наверх. В отведенную нам комнату.
   Она оказалась даже лучше, чем можно было предположить. Широкая кровать, большая даже для двоих. Отдельная ванная комната с туалетом.
   - Сосните чуток до завтра, - сказал Баргасов, стоя в дверях.
   Лера без сил упала на кровать и закрыла глаза.
   - Василий Кузьмич, - сказал я, - До уголовного розыска мне довелось послужить в отделе по борьбе с проституцией. Так что попрошу при мне таких слов больше не употреблять.
   - Ах ты, Господи! С проститутками общался! - Баргасов возвел глаза к потолку, меленько перекрестился и заскрипел ступеньками вниз.
   Вооруженные свиньи встали в коридоре. По бокам двери. Осы доносчицы тоже уже караулили нас на потолке. Я смотрел на Леру, размышляя, что делать дальше. Она легла поперек кровати.
   - Я сейчас встану, - сказала она, не открывая глаз, - Я так устала за эти последние дни. Это первая человеческая кровать, которую я вижу.
   - Кстати, меня держали в камере, а тебя? - поинтересовался я.
   - В какой-то комнате. С матрасом и тумбочкой, - он по-прежнему не открывала глаз.
   - С тобой кто-нибудь разговаривал? Ну, какие-нибудь беседы профилактические?
   - Вообще ничего.
   Я пошел в ванную. Вообще, если это наказание, то мне оно нравится. В трубах была горячая вода. На полках мыло, банные полотенца, халаты. Словно мы были не в плену, а на курорте.
   Я вышел из ванной посвежевший и ободренный. Лера сидела на кровати, тупо уставившись в пол.
   - Ванная свободна, - сказал я.
   Она встала, как на автопилоте и поплелась мыться. Я оглядел поверхности ее тела. Зацепиться было не за что. Никаких тебе возбуждающих выпуклостей, вогнутостей и тэ, дэ. А что ты хочешь собственно? - сказал я себе. Стыдись. Ты ведь в плену, а не в борделе. На потолке сидело четыре осы.
   Ага! - заметил я про себя. В ванную они не лезут. Похоже эти твари боятся сырости. Это надо обязательно учесть. Ну-ка что там говорил Никита? Они подзаряжаются от тела заключенного. Но пока я бодрствовал, они никогда на меня не садились. Значит они прилипают к моему телу ночью. Когда я сплю. Интересная особенность. Но все эксперименты можно отложить на потом. План побега еще должен созреть.
   Я вздохнул, снял халат, залез под одеяло и мгновенно уснул. Как будет спать Лера, меня мало интересовало.
  
   Утром я проснулся оттого, что почувствовал на себе пристальный взгляд. Я продрал глаза. Лера сидела в кресле напротив и сверлила меня своими хорошенькими глазками.
   - Что случилось? - спросил я спросонья, тревожно оглядываясь по сторонам,
   - Началась война или я потревожил чью-то невинность?
   - Многое, - отчеканила она, - Во-первых, вы храпите. Во-вторых, вы заняли собой всю кровать. В-третьих, вы всю ночь меня обнимали. Я постоянно сбрасывала с себя ваши руки, ноги, но вы даже не проснулись.
   - Извините, - начал оправдываться я, - Привык дома спать в обнимку с мягкой игрушкой.
   - Извращенец, - воскликнула Лера.
   - А может это любовь?
   - Это не любовь, а Пёрл Харбор какой-то! И я не смогу сражаться с вами каждую ночь.
   - А может, стоит просто капитулировать? - предположил я, - Или временно сдаться?
   - Если вы станете меня домогаться я..я...я не знаю, что я с вами сделаю! - вспыхнула она от гнева.
   Снизу донесся голос Баргасова. Василий Кузьмич звал нас к завтраку.
  
   Вообще я по утрам не ем. Пища просто не лезет в глотку. Но Баргасов настоял на том, чтобы я съел хотя бы пару бутербродов, что он для нас приготовил. Мне показалась подозрительной его настойчивость. Тем более что после завтрака мне стало хорошо на душе и беззаботно. Такого состояния по утрам я за собой не припомню. По утрам мне обычно сразу хочется дать кому-нибудь в морду и нахамить. Стоит мне утром поесть, как меня потом пол дня мутит и тяжесть в желудке такая, словно туда камней наложили. Старик что-то несомненно подсыпал нам в бутерброды.
  
   Под конвоем двух свиней с дробовиками мы с Лерой вышли в поле, вслед за небольшим стадом коров. Как я к ним не присматривался, ничего необычного в них не нашел. Видимо фантазии на коров у здешних ученых не хватило. Их никак не модифицировали, видимо, посчитав дополнять природу новаторством - абсолютно излишним.
   Я заметил, как Лера стала благодушней и раскованнее, чем полчаса назад. Это меня снова насторожило. Хотя выискивать истину по настроению женщины - гиблое дело. Еще мой учитель по оперативному искусству говорил мне: "Костя, на свете есть только три вещи, которые не поддаются прогнозу - это женщина, смерть и погода. Со всем остальным еще можно как-то совладать и предугадать события".
   Мы отошли от дома на пару километров и остановились. Вернее остановились коровы. А уж мы за ними. Видимо скотина была ученая и сама знала, где ей надлежит пастись.
   Усевшись на сочную траву, посреди ромашек Лера начала рассказывать мне о своей жизни, о подругах, о маме, о подарках какие она получала от мужчин. В общем, обо всем том, что составляет истинный мир каждой женщины. Я слушал ее в пол уха. Беспокойной мышью грызла меня мысль: наше поведение, наши симпатии и черт знает что еще - все это почему-то меняется. Еще вчера Лера терпеть меня не могла, а сейчас посвящает меня во все семейные тайны, как своего жениха. Началось это прямо с утра. Значит точно все дело в пище. Хренов старик. Осы-охранницы, свиньи-ковбои, да еще порошок. Нас прямо взяли в плотное кольцо.
   Поглядывая на прожорливых коров я вспомнил свое босоногое детство у бабушки в деревне. Теплая грусть нахлынула в душу. Мы опустились в траву. Лера по-прежнему что-то щебетала. Я положил руки за голову и задремал. Появилась смешная мысль: мы пасем коров, свиньи пасут нас, а всех вместе пасут осы-доносчицы. Но и от них есть польза. Я заметил, что мухи и всякие мошки боялись к нам даже приближаться.
  
   День прошел незаметно и скучно. Однако никаких сожалений или желаний во мне больше не было. Вечером, после сытного ужина, Лера стала еще ласковее со мной. Это чувствовалось по ее интонации, разговору. Когда мы поднимались в свою комнату, она неожиданно взяла меня за руку и заглянула в глаза. Ее зрачки заметно расширись. Хлопали по-детски ресницы. Призывно зазвучала томная глубина ее глаз.
   Я замечал все эти разительные перемены, но молчал. Наверное, боялся чего-то (или кого-то) спугнуть.
   После душа я как всегда растянулся на кровати. Но уснуть не успел. Когда Лера нырнула под одеяло, я привычно прижался к ней. Она тоже в ответ, как-то так интересно и податливо прижалась ко мне.... Тут-то все и произошло. Моя догадка подтвердилась. Нас опаивали или окармливали. Или как там это можно назвать?
   На следующее утро, когда Баргасов, опять наготовил нам бутербродов, сунул в руки бутылки с молоком и выпихнул за дверь.
   Шагая по траве я и сонно размышляя, я пришел к выводу, что нам в пищу подсыпают какие-то транквилизаторы, которые дают ощущение безмятежности, подавляют волю и отбивают у нас всякую охоту к действию или к побегу из плена. Мне как-то приходилось конвоировать экстрадированных из-за границы преступников. Чтобы они не бузили в полете, ребята из Интерпола накачивали их транквилизаторами. Отчего они выглядели сонными и вялыми. Вполне возможно, что нас пичкали более совершенными препаратами.
   Когда мы вышли к нашему любимому месту у реки, я выкинул всю провизию в воду. И вылил туда же молоко.
   - Что ты делаешь? - встрепенулась Лера.
   - Спасаю нас.
   - А как же... - она запнулась. И на глаза навернулись слезы. Губки подрагивали.
   Я не ожидал такой реакции и немного испугался.
   - Ты что, Лера? Это всего лишь бутерброды и молоко.
   - Я есть хочу, - пролепетала она.
   - Это нельзя есть, - утешал я, и принялся гладить ее по плечу, - Это отрава. И чем меньше мы будет ее потреблять, тем лучше.
   - Я все равно хочу есть, - она насупилась, как ребенок.
   Я вздохнул:
   - Ладно. Сейчас чего-нибудь придумаю.
   Снова пришлось вспоминать свое босоногое детство. Я решил подоить корову. Намучился изрядно. Вы никогда не пробовали подоить корову в бутылочное горлышко? И не советую. В общем спустя час возни, я успел надоить половину бутылки и протянул ее Лере. Как мне казалось, молоко из коровы не могло выходить уже отравленным транквилизаторами. И я оказался прав.
   Моя напарница уснула. Я оставил Леру, и двинулся к замеченному мной огороду. Мой взгляд там привлекли белые мешки. Как оказалось с селитрой. Конвоир-свинья двинулась за мной следом. Впрочем, как и две моих осы. До поры они никак не реагировали на мое передвижение, но при подходе к огороду заметно заволновались. Свинья переложила дробовик наперевес. Осы зловеще загудели над самым ухом. Я не стал углублять в огород и набрал селитры по карманам у самой кромки. Потом поспешно вернулся назад.
   К вечеру в животе у меня нещадно урчало от голода. Слюна набегала в рот предательскими волнами. Я смотрел на наших свиней и представлял себе шашлык. Лера, тоже выглядела неважно. И даже начала хныкать. Я успокоил ее, сказав, что ужин уже близко. Зато голова у меня стала светлей. Мысли скакали мячиками, а не ходили вразвалку по ленивым мозгам. Да и Лера стала приобретать свой привычный сложный характер с замысловатыми узорами претензий.
   Вскоре коровы сами зашагали домой. И я облегченно вздохнул. Похоже никто не заметил мою недолгую отлучку. А свиньи о ней все равно никому не расскажут.
   Старик Баргасов проследил, чтобы мы хорошо поужинали и все началось снова. По телу разлилось равнодушие. Лера опять смотрела на меня зазывно с нестерпимым любовным предвкушением. Я знал, что этой ночью все повторится и всякое желание сопротивляться и бежать у меня моментально улетучилось.
   Единственное, на что хватило сил, перед тем как упасть в койку с любимой женщиной, - это смешать селитру со стиральным порошком, алюминиевой стружкой от ванной полочки, добавить туда кое-каких растительных компонентов, высушить все это феном и ссыпать в полую металлическую колонну проходящую через весь дом. От крыши до подвала.
  
  

ГЛАВА

   Примерно неделю мы жили с Лерой, как муж и жена в отпуску. За коровами следить не было никакой необходимости. Они сами послушно паслись, где надо, сами вовремя возвращались домой. Мы же гуляли на природе (под охраной свиней, но быстро к этому привыкли и не обращали на них внимания). Валялись в стогу сена. Купались в реке. Блаженство, да и только. Я чувствовал себя лениво и успокоено. Лера тоже вела себя так, словно нашла свое счастье в жизни.
   Но эти чудесные перемены, произошедшие с нами, как по мановению волшебной палочки, все больше и больше беспокоили меня. В жизни так не бывает. Если судьба дает тебе счастье на халяву, значит, потом она вернет с тебя сторицей всякими непредвиденными несчастьями.
   Поэтому, я каждый день заставлял себя ходить к огороду и красть селитру. Похоже свинья с осами уже привыкли к моим походам и к концу недели не реагировали так остро на мои отклонения от маршрута. Каждый вечер я приготовлял раствор и вновь ссыпал его в полую колонну дома. Надо было видеть с какой счастливой рожей я приготовлял огромную пакость этому дому.
  
   За те дни пока мы жили на ферме, я узнал, что здешние жители старались съедать все пришедшие к ним продукты подчистую. В противном случае они обязаны были складывать объедки в специальную камеру. Напоминающую обычную СВЧ-печь и вставлять свои идентификационные карточки. Объедки распадались, а в центральный продовольственный офис поступала информация о недоедании. В следующий раз, распределительный отдел присылал меньше пищи. Конечно, моего фермера Баргасова это мало касалось. Он ведь не только сам жил своими огородами и скотоводством, но и поставлял свою продукцию горожанам. Однако, старикан и тут старался придерживаться заведенных правил, дабы не гневить власти и не выбиваться из общего строя.
   Местные жители, которых мне удавалось заприметить, всегда обходили нас стороной, едва мы оказывались у них в поле зрения.
   Однажды повстречался нам местный дурачок. Мы прозвали его Яша. Это был настоящий подарок судьбы. Вот уж кто не уйдет ни от каких ответов. Помню в детстве, с нами по соседству проживал один такой парень. Память у этих умственно отсталых бывает просто феноменальная.
   Из уст Яши информация лилась непрерывным потоком. Он пересказывал нам чьи-то речи о поднятии производства, о наступлении коммунизма, о счастье, о сознательности трудовых и ученых масс. Об особой миссии ученых-патриотов. Когда я научился выхватывать из этих потоков речи, ценную информацию, то без труда сложил эту мозаику.
   Город, в который мы попали, и который я принял поначалу за Вертоград, на самом деле начинался, как секретный подземный городок ученых-генетиков. С каких-то глубоких советских времен, что-то около 1922-23 годов, они занимались проблемами генной инженерии и весьма в этом преуспели. Наверху, в надземном мире, генную инженерию громогласно объявляли лже-наукой. Сажали и расстреливали ученых. Разгоняли целые научные коллективы, а тут этой наукой занимались вплотную и с огромным энтузиазмом. Потом по каким-то неведомым причинам связь с внешним миром прервалась. Может тут сыграли свою роль гонения наверху? Городок стал развиваться самостоятельно. И мало-помалу здешнее население забыло, откуда оно родом и всецело занялось своими внутренними проблемами. А поскольку к тому времени они уже достигли немалых успехов в манипуляции с генами, то ученые смогли вдоволь обеспечивать население продуктами, немного вещами и во внешнем мире здешние горожане уже не нуждались.
   Почему ученые остались под землей и скрывались от остального мира, мне достоверно узнать так и не удалось.
   Яша наведывался к нам каждый день. Он садился поодаль, и что-то бормотал про себя, не обращая на нас никакого внимания. Наверное, воображал, что именно так приходят в гости. Наш Яша вслух с кем-то беседовал, спорил и улыбался. Мы с Лерой жалели его. Каждое утро тайком от Баргасова, мы собирали для Яши бутерброды и кое-какие фрукты. От Василия Кузьмича это все же не укрылось. И хоть по местным законам - подаяние считалось преступлением, он ни разу нас не упрекнул и никуда не донес. Баргасов заметил только, что Яша живет один. В заброшенном фермерском домике. Родители его давно умерли. И он в принципе кормится исключительно подаянием, которое тайком приносят ему все местные фермеры. Его называют даже - "золотой дурачок". Люди верят, что Яша приносит им счастье и процветание хозяйств.
   Видимо с Яшей, помимо нас, мало кто общался все эти годы. И мы стали для него настоящими друзьями. Он привязался к нам. Иногда мы пробовали разговаривать с ним, как с малым ребенком. И он в благодарность снова заводил слышанные когда-то речи коммунистических работников.
   - Яша, а как зовут вашего правителя? - спрашивал я.
   - Иннокентий, - гундосил он.
   - Так он вроде умер давно, - возражал я, - В музее стоит его статуя.
   - Не-е-ет, - тянул недоверчиво дурачок, - Он всегда жив.
   - Яша, а ты еще таких людей, как мы видел тут? - спрашивал я с надеждой.
   Но он только головой мотал и пускал слюну. Это означало, что больше никого в округе нет. Только мы. Потом я попросил Яшу принести мне большую картофелину.
   - Чтобы есть? - спросил он улыбаясь.
   - Да, - кивнул я, - Хочется картошечки.
   Сумасшедший не стал меня расспрашивать зачем мне, кормящему его бутербродами и прочим, понадобилась картофелина. И это было, то что нужно.
  
   В один из вечеров я заметил, как Баргасов складывает в подвал дома мешки с мукой. Я вызвался помочь. Старик нехотя, с подозрением, но все же принял мое предложение. Таскать одному тяжеленные мешки ему нравилось меньше. Я носил муку в подвал, и выяснил очень много важных для себя вещей. Полая труба, куда я каждый день ссыпал свой порошок, действительно проходила по всему дому и упиралась основанием в бетонный пол подвала. Меши с мукой складывались аккурат вокруг нее. Это несколько изменило и даже улучшило мой план.
   Закончив помогать Баргасову, я предложил ему и впредь не стесняться и обращаться ко мне за помощью. Старик что-то непонятно прошелестел в ответ и закрыл за мной дверь.
   Наша жизнь продолжалась как ни в чем ни бывало. Мы пасли коров. Я крал селитру с огородов, готовил раствор и ссыпал в трубу. В один из дней Яша принес мне здоровенную картофелину.
   - Ну, и зачем она тебе? - равнодушно поинтересовалась Лера.
   - Кушать буду, - засмеялся я и состроил для Яши забавную рожицу. Сумасшедший покатился со смеху.
   Вечером того же дня я намочил две простыни под краном и сказал Лере, что отныне мы будем каждую ночь укрываться с головой мокрыми простынями. Ей это не понравилось, но я настоял. Вообще я старался ограничивать себя в питании, чтобы розовые мечты транквилизаторов не мешали мне думать. Лера такими заботами себя не обременяла и с каждым днем становилась все податливей. Видимо, поэтому мне и удалось убедить ее спать под мокрыми простынями. Это был первый ход моего плана.
   Через два дня осы-охранницы стали вялыми и летали теперь не столь убедительно. Они боялись воды, и мокрые простыни не давали им по ночам запитываться от нас как от розетки.
   На третий день я достал свои электронные часы, достал из шва на джинсах два провода: медный и стальной. Воткнул провода в картошку, и запитал на часы. Они исправно затикали.
   Я выставил таймер на нужное время, и запитал часы на приготовленный детонатор, что лежал уже в трубе.
   Потом размотал пять метров бечевки с пояса. Отрезал кусочек, пропитал его селитрой и засек по часам время горения. Отрезал необходимую часть и снова пропитал ее селитрой.
   Ночью, спустился по бечевке из окна нашей комнаты на землю. Пролез через окошко в подвал, и соорудил там при помощи мышеловки, замечательный детонатор. Не забыв при этом выбросить из мышеловки приманку. Мне не хотелось, чтобы мышка подорвала нас раньше времени.
   Горящая бечевка была самым уязвимым звеном в сооруженной цепи. Но большей точности и твердости плана достичь в моих условиях все равно было невозможно.
   После ночи любви Лера неожиданно повернулась ко мне под простыней и спросила:
   - Чего это там нахимичил?
   - Хочу преподнести сюрприз этому дому, - ответил я уклончиво.
   Она все поняла:
   - А ты уверен, что хочешь покидать это место? Разве тебе не хорошо здесь?
   - Лерочка, это искусственный рай. Мы живем на транквилизаторах, понимаешь? Я сильно подозреваю, что видим мы совсем не то что есть на самом деле.
   - А что есть на самом деле? - принялась она с жаром спорить, - Наша дурная, паскудная работа? Наша жизнь в угоду сильным и хамовитым начальникам? Служить им подстилкой? Делать карьеру? Что есть на самом деле твоя жизнь? И чем она лучше здешней? Тут тебя по крайней мере никто не трогает.
   Я чуть не крякнул: вот те на!
   - Послушай, я привык жить иначе и хочу вырваться из этого плена.
   - А я не хочу! - воскликнула она, - Это не плен!
   - Тише! - я приложил палец к ее губам, - Не хватало нам еще поссориться накануне грандиозного бума.
   Но мои худшие опасения все же оправдались. Лера не хотела успокаиваться.
   - Утром я все расскажу про твои приготовления, - произнесла она уверенным тоном. Внутри у меня словно разлилась заморозка.
   - Ты соображаешь, чем это кончиться? - спросил я как можно спокойнее, чтобы не давать повода к крикам и истерике.
   - Я все соображаю. И возвращаться не хочу.
   - Послушай, тебя что дома, сильно били? Ты вспомни, как ты там жила. Ты в ФСБ на хорошем счету. Не знаю из какого ты отдела, но тебя провожал один из самых больших начальников этого ведомства.
   - Дурак! Ты ничего не понимаешь, - горько произнесла она.
   - Что не понимаю?
   - Власти нужны только драгоценности, которыми торговали "блатняки". Больше ничего. Я должна была проследить откуда они их брали и наладить бесперебойные поставки этих диковин чиновникам. Твоя же роль, вообще тупая. В случае осложнений принять весь удар на себя, и как только канал поставок наладится - я должна буду тебя убрать.
   Последние ее слова мне совсем не понравились. Ее начальство действовало точно также как инквизитор Жмыхов. Тот тоже все время пытался меня убрать. Теперь и эти туда же.
   - А как же Альфа? Как же сами "блатняки"?
   - Их судьба никого не интересует. Властям нужны технологии и драгоценности. Знаешь, где на самом деле я была когда нас разлучили.
   Я напрягся в ожидании новых неприятностей.
   - И где же?
   - В командном центре города. Меня связали с начальством. Я примерно им объяснила положение дел. И они решили сделать так: никаких претензий по Альфе, по "блатнякам" наша власть не имеет. Но взамен она просит возобновить торговлю драгоценностями и дать некоторые технологии по генной инженерии.
   Снова накатила холодная волна дурных предчувствий.
   - А что именно их интересовало в генной инженерии?
   - Выращивание донорских органов у преступников. Слышал о таком?
   - Да, - кивнул я и высунул нос из-под простыни. Мимо прошелестела обессиленная оса. Я поглубже затянулся мокрой простыней. Отказываться от своего плана я все равно не хотел.
   - Значит, поставки налажены и теперь ты меня должна ликвидировать? - спросил я.
   - Не совсем так. Это был первоначальный план. Сейчас дело обстоит иначе: мы у них находимся в роли заложников. Мы - как гарантия безопасности этого города.
   - Хороша гарантия, - хихикнул я, - Меня им не жалко. Тебя думаю - тоже.
   - Вот-вот, - подтвердила Лера, - Это был обыкновенный блеф со стороны властей. Они специально обставили дело так, будто мы какие-то важные персоны. И нас вполне можно оставить заложниками. То есть гарантией своей лояльности. Но в случае обострений отношений - нами очень легко пожертвуют.
   - Погоди, - остановил я поток признаний, - А наши власти что им дают взамен?
   Лера задумалась. И по ее молчанию, я понял, что она не хочет мне отвечать.
   - Так что взамен? - подтолкнул я.
   - Понимаешь они очень бедны ресурсами.... - снова повисло молчание.
   - Каким ресурсами? Бензин им не нужен. Продуктов вдоволь.
   - Людскими ресурсами, - обронила она.
   - Не понял!? - я даже приподнялся на локте. Но тут одна из ос, сделала слабую попытку усесться на оголенный локоть. Я вновь поспешно спрятался под простыню.
   Лера вздохнула и выпалила шепотом:
   - Они будут поставлять им пожизненных заключенных, психически больных, и бесхозные трупы. Они нужны этому городу для опытов и получения некоей биомассы. Меня не посвящали в это дело, как ты понимаешь.
   Нет, надо обязательно бежать, - решил я про себя, а Лере сказал совсем другое:
   - Давай все завтра утром обсудим. Выйдем в поле, чтобы никто не подслушал и решим как быть дальше.
   Она согласилась и повернулась на другой бок. Лера не знала, что остановить уже ничего невозможно.
  

ГЛАВА

   Как я и предполагал, наши осы-охранницы ослабели окончательно. Утром во время завтрака, одна из них свалилась с потолка прямо мне в чашку с чаем. Шевельнула ажурными крылышками и затихла окончательно. Вслед за ней на стол попадали и остальные три.
   Старик Баргасов удивленно оглядел насекомых. Достал носовой платок, и осторожно завернул в него маленьких хищниц. Потом долго и подозрительно смотрел нам в глаза. Словно ощупывал взглядом наши лица.
   - Да, я и сам удивлен, - ответил я на его вопрошающий взгляд.
   Но дедок уже почуял неладное.
   - Раньше такого никогда не происходило, - проскрипел он.
   - Все когда-нибудь происходит в первый раз, - заметил я равнодушно.
   - Какие планы? - спросил старик.
   - А какие у нас могут быть планы? - вяло ответил я, отправляя кусок хлеба в рот и запивая чаем, - Можно подумать у нас такая разнообразная жизнь.
   Старик ничего не ответил. Мы доели завтрак, взяли с собой обед и пошли привычной уже дорогой за стадом коров.
  
   Остановились мы на привычном месте. Растянулись в траве и некоторое время смотрели в небо. Свиньи с дробовиками также привычно остановились поодаль и не спускали с нас взгляда. Я посмотрел на ходячий бекон и подумал: этот пункт плана тоже непрочен. Пятьдесят на пятьдесят. Подошел сумасшедший Яша и плюхнулся в траву поодаль. Нанес нам дружеский визит, - усмехнулся я.
   - Что надумал? - спросила меня Лера.
   Мне почудилось, что кто-то едет к фермерскому дому. Я привстал и увидел машину. Поднимая в жарком дне облака пыли они неслась от дома Баргасова к городу.
   - Старик едет за помощью к Никите, - сказал я.
   Лера приподнялась и посмотрела вслед машине.
   - Ты этого ждал? - спросила она, делая ударение на втором слове.
   - Да, в городе ему будет безопаснее.
   Машина скрылась за холмами. Лера нахмурила свои изящные бровки:
   - О чем ты? Пришлют новых ос. Какая разница?
   - Больше не пришлют, - усмехнулся я. И действительно: вышло как по волшебству. Сразу после моих слов в подвале сработало первое взрывное устройство. Ударная волна распорола мешки лежащие вокруг и как я рассчитывал, подняла в подвале хорошее мучное облако. Секундой позже рванул второй заряд. И облако муки детонировало со страшной силой. Это был самый настоящий объемный взрыв.
   По неумолимым законам физики, ударная волна напиталась такой силой, что вышибла к чертовой матери весь первый этаж. Второй этаж дома рухнул вниз и рассыпался.
   Мы вскочили на ноги. Обломки дома загустели от черного дыма. Кое-где стали подниматься язычки пламени. И вскоре пожар охватил руины целиком.
   - Какой же ты дурак! - бросила мне Лера. Яша что-то нечленораздельное завизжал и замахан руками, показывая какой был взрыв.
   Свиньи с дробовиками, стояли к нам спиной и как заколдованные смотрели на пожар и развалины. Я подскочил к одной из них и со всего размаху долбанул ей по голове кулаками. Свинья покачнулась, но не упала. Ее даже не оглушило. Это меня озадачило. Тварь с дробовиком повернулась ко мне лицом. Я ухватился руками дробовик, чтобы не получить заряд дроби в живот и со всех сил начал вырывать оружие их детских ручек.
   Не тут-то было. Вооруженная сволочь оказалась сильнее меня. Мы скакали, словно в вальсе перетягивая дробовик в разные стороны. Вторая свинья уже изготовилась к стрельбе и старательно ловила меня на мушку. Я же танцевал так, чтобы прикрываться от нее тушей противника.
   Звери не высказали ни удивления моим нападением, ни злости. Они просто старательно пыхтели и пытались с тупой рассудительностью и спокойствием прикончить меня.
   - Ты-то хрен ли стоишь! - зло крикнул я Лере.
   Хотя чем она могла мне помочь?
   Но девушка ударила вторую свинью ногой в спину. Та покачнулась от удара и нечаянно нажала на спусковой крючок. Грохнул выстрел.
   Мы со свиньей застыли на месте. Пару секунд я мысленно ощупывал себя с головы до ног, в поисках ранения. Но ничего вроде бы не болело. Неожиданно, свинья выпустила из рук дробовик и стала оседать. Вторая свинья уже целилась мне в голову. Падая на землю, я подцепил пальцами оружие и пальнул в ее сторону. Попал я этой свинье очень удачно. Прямо в голову. Я вздохнул с облегчением и опустил дробовик. Лера смотрела меня полными ужаса глазами. Чего это она? - подумалось мне. Свиней жалко? Да вроде не похоже. Меня боится? С чего бы? Твою мать! - стрельнула мысль. И тут же взвизгнула над ухом пуля. Треснул сухой звук выстрела. Словно надорвали брезентовую ткань. Я упал и крутанулся волчком на сто восемьдесят.
   Откуда-то из травы поднялись еще два окорока с дробовиками. Этих я вообще в расчет не принимал. Я даже не предполагал, что за нами следят еще две свиньи. Как бы там ни было, пришлось принять и этот бой. Свиньи снова ловили меня на мушку. Вторая пуля вышибла рядом со мной комья земли. Мешая им прицелится, я покатился по земле, стреляя то с живота, то со спины. Где-то на пятом выстреле, вооруженные свиньи попадали в траву. Я поднялся недоуменно разглядывая свой дробовик. Прежде, я никогда в жизни не стрелял из дробовика. Тем более таким ковбойским манером. И надо же! Попал!
   Но гордился я собой не долго. Я повернулся к Лере. Она глядела на меня во все глаза и рот ее растянула такая улыбка, что я испугался за целость ее лица. Прежде она никогда мне так не улыбалась. Яша наоборот. Сидел покачиваясь в траве, зажав уши ладонями.
   - Ну, ты паря стрелок! - услышал я позади насмешливый голос. И все вмиг стало определилось: и от чего я такой меткий и отчего так улыбается Лера. Передо мной стояли спецназовцы из Альфы. Они рассыпались полукружьем, разговаривали с нами и одновременно вертели головами по своим секторам наблюдения.
   - Ты нас чуть не перестрелял из этого долбанного дробовика! - продолжил боец. Пришлось нам самим свиней завалить.
   - Армагеддон, мля! - подтвердил второй боец.
   Подошел старший группы. Среди бойцов он выглядел самым важным:
   - Присядь, потолкуем. Нечего посреди поля торчать.
   Все вмиг залегли.
   - Откуда вы узнали где мы? - я ошарашено пялился, то на мертвых свиней, то на альфовцев и лихорадочно соображал, во что теперь превратится мой блестящий план? Лера чуть ли не визжала от нежданной радости и лезла к бойцам обниматься. Многих она знала по именам и теперь льнула к ним с неуместными нежностями.
   Как говаривал мой учитель по оперативному искусству: "людей сплачивает война, невыплата зарплаты и очередь в кабинет к зубному". Первое условие союзничества было на лицо. Я понял, что мы вновь очутились на войне. Ее на своих плечах принес спецназ.
   - А мы вас и не искали, - сказал старший, - Кстати меня Сергей зовут.
   Я тоже представился.
   - Мы шуруем значит по лесопосадке, кругаля нарезаем в поисках этого долбанного выхода, и тут слышим хороший бабах! Потом выстрелы. Ну, думаем, раз там война, значит там наши.
   - Логично, - сказал я, - Только у меня вас в планах не было.
   - Теперь будет, - неумолимо заметил Сергей.
   - И долго вы здесь собирались прохлаждаться? - спросил какой-то альфавец.
   - Да брось Жень! - встряла Лера, - Мы так замечательно живем.
   Спецназовцы удивленно переглянулись.
   - Не слушайте ее, она немного не в себе, - подкорректировал я замечание Леры.
   - Вас вообще, зачем сюда послали? - спросил кто-то из них.
   - Вас искать, - ответила Лера.
   - Ну, считайте, что нашли, - хихикнули в группе, - Таперича, что делать будем?
   Тут уж я вышел из легкого оцепенения:
   - Спокойно, ребята. Во-первых нам сказали, что вас убили.
   - Кто это сказал?
   - Никита, полицейский.
   Бойцы захихикали:
   - Да у нас тут такая бойня была! Со свиньями! Точь-в-точь, как ваши. Только с автоматами.
   - Мальчики, я так рада вас видеть! - не унималась Лера.
   - Да брось ты мать! - бросил кто-то из травы, - Дел невпрогреб.
   - У тебя был какой-то план? - спросил меня Сергей.
   - Да, после взрыва хотел отсидеться немного у этого парня дома, - я указал рукой на Яшу.
   Сумасшедшего буквально облепили цепкими взглядами.
   - Он не опасен, - пояснил я, - Обычный деревенский сумасшедший. Живет подаянием. И вообще добрый парень.
   - Это мы уже поняли, а потом?
- Потом используя составленную карту вернуться в город и уже там найти вход в эту дырку.
   - С виду все очень просто, - хмыкнул Сергей, - А откуда у тебя местная карта, парень?
   Я вытащил из кармана листок со своими расчетами.
   - Вот она. Это легенда дороги, составленная в обратном порядке.
   - Круто, - сказал кто-то.
   - Только это вряд ли поможет, - добавил другой голос.
   - Да, тут по периметру все упирается в скалу, - подытожил Сергей, - По-видимому, нам придется прорываться через тот же выход, откуда мы и пришли. Через тот же город.
   Я огляделся, ожидая с минуты на минуту каких-нибудь неприятностей. Но все было тихо. Единственное, чего я опасался, так это если Баргасов решит вдруг вернуться раньше времени. Обнаружит, что остался без дома и нагрянет в поле, посмотреть как мы тут. Не увидит привычно стоящих в поле свиней. И затем поднимет тревогу.
   - Зачем куда-то бежать? - спросила Лера, - Здесь так здорово! Еда сама приходит и готовится! У нас такой дом шикарный! Зря вы, наверное, хрюшек постреляли.
   - Был дом, - бросил я девушке, - А сейчас, я предлагаю собрать это стало коров и двинуть к Яше домой. Ночью пойдем в город.
   - Ты сдурел? - спросил Сергей, - Коровы тебе на фига? Это же палево такое. Их за километр видать.
   - Потом поймете, - возразил я и добавил, - У меня есть план. И составлен он отлично. А сейчас не времени читать вам лекции. Если вы со мной - тогда вперед.
   Я встал и начал стаскивать свиней в одно место.
   - Это зачем? - удивился Сергей.
   - Жрать что-то надо? - ответил я вопросом, - Ты знаешь, что тут вся пища напичкана транквилизаторами?
   - Дык вот она чего вся такая распрекрасная и жизнь ей в самую пору! - присвистнул спецназовец Женя.
   - А этих хрюшек, я уверен, такой дрянью не пользуют. Отсутствие транквилизаторов даст нам возможность реально смотреть на вещи.
   Ребята помогли мне погрузить свиные туши на коров. Хотя эти жвачные отчаянно сопротивлялись. Когда все было готово, я погнал стадо перед собой.
   - Яша мы идет к тебе в гости!
   - В гости?! - лицо сумасшедшего просветлело, он обрадовался и заскакал во всю прыть, - В гости! В гости! В гости!
   Альфовцы нехотя поднялись и потрусили следом, прихватив под руки Леру.
   Километра через три Яша запыхался и перешел на шаг. Мы тоже сбавили темп. На краю поля, возле кромки леса показалась избушка.
   - Коров мы спрячем за деревьями, - сказал я, - Потом также лесополосой двинемся к городу.
   Где-то за полями раздались звуки полицейских сирен. К небу поднимался столб черного дыма от баргасовского дома. Мы снова прибавили шагу. Сейчас вся округа закишит свиньями и полицией. Я надеялся, что им не придет в голову заглянут к Яше домой.
  
   Назвать обстановку этой хижины скромной, мог бы только точно такой же сумасшедший, как Яша. На полу дома из трухлявых бревен, чернели куски сгнившей циновки. У дальней стены была навалена куча сгнившей соломы. Судя по тому, как радостно Яша стал на ней пристраиваться - его была его постель.
   - Какой кошмар! - пробормотал я, и стащил Яшу с этой кучи гниющей гадости. Мне стало нестерпимо жаль бедолагу. Спецназовцы захихикали.
   А я припомнил Игорька, который всякий раз поджидал меня у ворот Петровки и сказал сам себе, что обязательно заберу Яшу на поверхность. Чего бы мне это ни стоило.
   - Чего дальше? - спросил меня Сергей.
   - Роем пять больших ям, - сказал я, - Разводим там костры. Потом кидаем в четыре ямы свиней и присыпаем углями из пятой. Все просто.
   Сергей начал отдавать распоряжения. Все пришло в движение. По периметру выставили боевое охранение. Спецназовцы сразу вспомнили свой опыт по готовке на углях и дело задвигалось споро.
   Коров мы отогнали подальше в лесопосадку и каждую привязали к дереву. Чтобы под вечер они не смылись на ферму.
   До самой ночи нас никто не потревожил. В округе не появилось ни одного человека, ни одной свиньи с дробовиком. Казалось нас никто не искал. Когда стемнело, мы поужинали свининой, собрали факеты и стали экипировать ими коровьи рога.
   - Когда я был маленький, - рассказывал я спецназовцам за работой, - Читал одну интересную книжку про средневековье. Там полководец, у которого войска было с гулькин.... нос, скажем так, собрал коров, привязал им факелы на рога и поджег. А потом кинул стадо на войско неприятеля. Со стороны это выглядело весьма внушительно. И пока неприятель воевал со стадом, войско хитрого полководца напало на него с другой стороны.
   - И что? - хмыкнул Сергей.
   - Победа была обеспечена, - добавил я.
  
   Ночью, прихватив припасы свинины и тщательно заметав следы, мы вышли по составленному мною маршруту. Мы то бежали, то шли пешком и гнали перед собой стадо коров. Эти бестии все время норовили разбежаться, поэтому пришлось их связывать между собой и подгонять их пинками. Мало того, они норовили мычать. И этим самым устраивали нам демаскировку. Но я надеялся, что катастрофы не случиться и мы дотянем до города без проблем. К утру все выбились из сил. Коровы тоже. Отряд повалился отдыхать, не забыв привязать коров. До следующей ночи все спали, словно убитые, сменяя друг друга на посту через каждые два часа.
   С наступлением первых сумерек отряд снова занял походный строй и бегом двинулся на Вертоград.
  

ГЛАВА

   Получилось все очень глупо.
   Коровы с горящими факелами на рогах кинулись по дороге в центр. Туда где находились административные здания. Несколько спецназовцев, что бежали среди стада должны были открыть огонь по противнику, создать видимость огромной неизвестной армии и тем самым внести в ряды неприятеля панику. Не тут-то было. Стадо не встретило на своем пути ни одной баррикады. Никакого сопротивления. Вообще ничего. Постепенно коровы разбежались по улицам и бойцы пошли к точке сбора основного отряда.
   Этот основной отряд, по моему предложению решил захватить для начала тот самый музей НКВД. Там мы надеялись пополнить наш арсенал оружия, боеприпасов, а также захватить важную научную документацию. (Последнее, захотел взять Сергей).
   Как только заскакало эхо по обширному залу от топота ботинок, откуда-то сверху, со всех сторон ударили в отряд прожектора. Нас ждали.
   - Лахман!!! - заорал в матюгальник голос Никиты. Я узнал его сразу, - Сдавайтесь, иначе вас перестреляют!
   Ни обдумать положение, ни ответить я не успел. Отряд спецназа моментально огрызнулся огнем из автоматов. Били первым делом по прожекторам. Мы рассыпались за колонны, за фонтан и статуи. Нам ответили не менее массированными очередями. Пули с визгом проносились над головой. Выбивали крошку из мраморных плит, оставляя короткие вспышки рикошета. Никого не убили просто чудом. Прожектора погасли. На зал навалилась непроглядная тьма. Вырисовывались только очертания огромной статуи.
   - Вперед! - заорал Сергей. Колонны бойцов по обе стороны зала кинулись за монумент Иннокентия. Туда, где находилась дверь в коридор.
   По-видимому бойцы Никиты не ожидали такого хода и рассчитывали, что мы повернем назад, где они нас и накроют. Поэтому никакого сопротивления мы не встретили. Пробежав по коридору, отряд рассыпался по залу, где стояли чучела комиссаров. В другое время я бы испугался этих засушенных покойников, но сейчас не обращал на них никакого внимания. Все-таки бояться надо живых. Моментально разбив несколько витрин с именным оружием, бойцы расхватали автоматы и маузеры. Распечатали пачки лежащих на бархате патронов. Но этого все равно было мало. Еще неизвестно, сколько нам придется воевать. Мне сунули в руку маузер и две обоймы. Холодный металл придал изрядную долю уверенности. Я оглянулся на Леру и Яшу. Они стояли держась за руки и тяжело дышали. Я послал им ободряющий кивок.
   Что дальше делать, куда бежать, никто толком не знал. Надо было занимать оборону, но опять же - где и как? Все эти вопросы метались у меня в голове. Но от меня уже мало чего зависело. Командование операцией взял на себя старший спецназа.
   - Где оружейная? - подскочил ко мне Сергей.
   - А мне почем знать? - пробормотал я запыхавшись.
   - Твою мать! - бросил он, и тут же устремился в какие-то двери, крикнув:
   - Вперед!
   Бойцы кинулись в двери и вскоре рассыпались по залу. Вдоль его стен находились чучела комиссарских жен. Я вспомнил, как о них говорил Никита. Этот зал оказался с окнами и сквозь стекло лился мерным потоком лунный свет. Чучела стояли словно, живые.
   Первоначальная горячка спала. Нас вроде бы никто не преследовал. Не доносилось никакого шума погони и не слышно было стрельбы. Пораженные зрелищем бойцы разглядывали экспонаты. Вот светловолосая женщина, лет тридцати на вид, сидит за прялкой. По правую руку от нее столик, покрытый красной парчой. На ней белеет квадрат газеты революционных времен. Чуть дальше - блондинка занесла над головой кувалду. Момент забивания железнодорожного костыля. Причем перед ней лежал кусок шпалы с торчащим костылем.
   Чуть поодаль - черноволосая жница с серпом. Крестьянское орудие занесено в сторону, словно комиссарская жена собирается наотмашь резануть по кадке с колосьями, что стоят перед ней. Чучело другой комиссарши сидит в кресле качалке и вяжет носок для мужа.
   - Обалдеть! - рядом снова оказался Сергей, - Музей восковых фигур!
   - Это настоящие человеческие чучела, - пояснил я.
   - Что?! - вытаращился он на экспонаты.
   - Так мне объяснили здешние обитатели, - пояснил я, - У них здесь так принято, из каждой выдающейся личности делать чучело.
   - Да, они маньяки, - покачал головой спецназовец.
   - Не буду спорить, - отозвался я.
   Сергей помотал головой, прислушался, принюхался и произнес:
   - Странно, почему они нас не преследуют?
   - Может, перегруппировываются? - предположил я.
   Внезапно по ушам полоснул вопль ужаса. Чучело вязавшее носок неожиданно ударило одного из бойцов спицей в ногу. Тот упал и пополз на заднице назад. Чучело комиссарши выскочило из кресла и атаковало его второй спицей. Один из бойцов вскинул автомат, чтобы помочь другу, но тут же получил от блондинки кувалдой по каске и с железным грохотом распластался на полу. Еще одному досталось серпом по горлу. Кровь хлынула на мрамор. Боец зажал рукой рану и повалился навзничь. Завизжала от ужаса Лера. Яша беспокойно забормотал что-то, молотя себя руками по голове.
   Нас пока не атаковали, поскольку мы стояли в середине зала. Какого-то бойца ловок припечатали к полу сковородой по лицу.
   Чучела оживали одно за другим и бросались в рукопашную. Началась свалка, с криками, вспышками выстрелов, ударами ножей.
   - Огонь!!! - заорал Сергей. Он вскинул автомат и резанул по первой же цели. Рыженькая стерва с отбойным молотком наперевес попыталась проткнуть командира отряда. Очередь отбросила ее назад и швырнула на пол, но бестия тут же вскочила и кинулась на него с новым неистовством.
   - Мать честная! - заорал я, стреляя в другую сторону. Откуда бежала на нас довольно знойная брюнетка с топором лесоруба.
   В моих руках лаял маузер, чучело замирало, снова кидалось, опять замирало после очередного выстрела и снова бросалось вперед. Комиссараша неумолимо приближалась.
   Лера с Яшей спрятались за мою спину и орали в два горла.
   Растратив всю обойму я отбросил бесполезное оружие и бросился навстречу брюнетке. Она замахнулась от души топором. Я подскочил к ней вплотную и чуть пригнулся. Оружие опустилось за моей спиной. Я обхватил комиссаршу за талию и выпрямился. Она перелетела через мое плечо и рухнула на мраморный пол. Ее топор отлетел в сторону, под ноги Лере. Девушка схватила оружие. Чучело встало на четвереньки. Лера замахнулась и ударила ее по шее. Голова брюнетки покатилась по полу. Тело обмякло. Суставы погнулись и чучело рухнуло на мрамор.
   Этот маневр не остался незамеченным.
   - Головы им руби! - заорал Сергей. Замелькали ножи в руках бойцов. Каждый старался отрезать голову у чучела. Но с этим пришлось изрядно повозиться. Комиссарши оказались на редкость резвыми и юркими. Это вам не зомби из кинофильмов. Через десять минут ожесточенной рукопашной с противником было покончено. Сергей снова взял командование, и повел отряд в другой зал. При этом пришлось выбить массивные деревянные двери.
   Помещение оказалось "Залом боевой славы" города. То что нужно. Тут мы нашли прекрасно смазанные автоматы ППШ с магазинами. Винтовки Мосина. Кучу боеприпасов. Было даже три пулемета Максим и двадцать коробок с лентами. В ящиках стоящих вдоль стен, хранились гранаты. Разбирая все это вооружение отряд заметно повеселел.
   - Смотрите-ка! - воскликнул один из бойцов приподнимая крышку одного из ящиков, - Снаряды!
   - Толку-то от них.
   - Толк будет, - раздался голос Сергей с другого конца зала. Все повернулись к нему. Командир сбросил брезентовый чехол и все с радостным изумлением уставились на легкую горную пушку. Этот тип орудия, был разработан советскими оружейниками накануне Второй мировой войны. Как из него стрелять - разобрались очень быстро. Главное преимущество советских систем - простота и доступность. Дабы каждый крестьянин не тратил много времени на обучение, а поскорее отправлялся в бой. Трое бойцов легко оттащили орудие от стены и принялись разглядывать механизм. Все было в рабочем, прямо-таки идеальном состоянии.
   - С этой штукой, мы теперь точно пробьемся, - проговорил кто-то.
   Кругом одобрительно закивали.
   - Определяю расчет орудия, - вмешался Сергей, - Мы все спецы по тактике, поэтому заправлять пушкой будет Лахман. Лера и Яша - станут подносить снаряды. Вопросы?
   Мы помолчали.
   - Вопросов нет, - одобрительно кивнул командир, - Помогите им дотащить орудие до первого этажа, - приказал спецназовцам Сергей, - Снаряды тоже.
   Все заработали с азартом. Вскоре пушка оказалась в коридоре за статуей Инникентия. И тут раздались первые выстрелы. Вражеский стрелок засел на голове монумента и стрелял из автомата вглубь коридора, не давая нам выйти. Я дослал снаряд в орудие. Трое спецназовцев подхватили пушку и под прикрытием щитка, установили ее в коридоре напротив статуи. Стрелок посыпал нас короткими очередями, но вреда никому не причинил. План у нас был такой: сбить статую снарядом. После чего штурмовые группы просачиваются в зал. Дальше - по обстановке.
   Очевидно, противник понял что мы собираемся прорваться, поэтому не успел я прицелиться, как в коридор хлынула неприятельская группа. Ими оказались свиньи-мутанты с ППШ. Я дернул рычаг и от выстрела мне моментально оглохли. Можете себе представить, как стреляет орудие в коридоре. Однако результат был ошеломляющий. Противника разнесло в клочья.
   - Снаряд! - заорал я, увлекаемый азартом боя.
   Кто-то дослал снаряд в казенник. Я снова ударил по рычагу. Орудие подпрыгнуло, посылая болванку в статую Иннокентия. Взметнулось облако пыли. Статуя накренилась и рухнула на бок открывая обзор до самой двери. Перед ними противник успел навалить из мешков с песком нечто вроде баррикады. Вся она ощерилась стволами автоматов. Но выстрелить никто из них не успел.
   - Снаряд! - снова завопил я. Лязгнул механизм затвора. Рычаг. Новый выстрел и мешки, автоматы, куски тел - разлетелись в разные стороны. Послышался визг и стоны. Противник запаниковал. Замелькали по залу безумные тени, огрызаясь огнем автоматов.
   - Снаряд! - орал я.
   Вскоре парадные двери музея НКВД швырнуло на улицу.
   - Вперед! Вперед! Вперед! - заорал Сергей. Рядом со мной замелькали спецназовцы. Они обтекали меня с двух сторон и друг за другом вырывались в зал. Дробно полыхнула стрельба. Противник смешался и был деморализован. Они не ожидали от нас артиллерийского налета. Спецназовцы выбили свиней с первого этажа за пять минут. Я с двумя бойцами покатил орудие к парадным дверям.
   Лера и Яша волокли за нами снарядные ящики. Вскоре мы присоединились к ним и перетаскали все боеприпасы к орудию.
   - Что дальше? - спросил я Сергея, задыхаясь от беготни.
   - Надо вырваться на простор, а там посмотрим.
   - На просторе, нас сметут в два счета, - возразил я, - Лучшая оборонительная позиция - это здесь.
   - Мы не обороняемся, Лахман, а наступаем, - пояснил Сергей, - Нам надо вырваться из этой пещеры.
   Он выслал из здания разведгруппу. И та скрылась в серых рассветных сумерках. Мы с Сергеем уселись возле орудия. Я дослал в казенник новый снаряд.
   - Кстати, а чего это там чучела ожили? - спросил командир.
   - У них тут генетика на таком уровне, что нам и не снилось, - ответил я, - Мне лично уже надоело удивляться. Они могут клонировать людей. Выращивать новые органы. Запчасти для любого человека.
   Постепенно я рассказал Сергею обо всем что узнал сам. Тот только глаза таращил.
   - Слушай, - взял он меня за рукав, - Надо обязательно захватить их научный центр.
   - Это еще зачем?
   - Ты представляешь сколько научных открытий мы могли бы принести домой? Это же такой прогресс начнется!
   - Да, вы, батенька, еще и альтруист! - засмеялся я.
   - Хрена, ты, Лахман, понимаешь!
   Вернулась разведгруппа и доложила, что противника поблизости нет. Мы удивленно переглянулись.
   - Вы уверены? - хмыкнул Сергей.
   Разведчики сделали обиженные мины.
   - Если атака проходит гладко, значит где-то сидит засада, - напомнил я старую армейскую поговорку.
   - Да, - согласился Сергей, - Какую-то подлянку надо ожидать от них несомненно. Но орудие бросать нельзя. Это наш козырь.
   Я вздохнул. Придется теперь изрядно помучаться. Катать орудие по мраморному полу - это одно. А вот через лес - не очень-то и разбежишься.
   Мы подхватили с бойцами орудие и выкатили его на улицу. Перед нами шли разведгруппы и высматривали врага.
   - Может по асфальтовой дороге покатим? - подала голос Лера.
   - Ты чего, мать? - скептически заметил Сергей, - Хочешь чтобы они нас за километр увидели и накрыли?
   - Он прав, Лера, - подтвердил я с сожалением, - Надо идти лесом.
  

ГЛАВА

  
   Описывать наше продвижение не имеет смысла. Оказалось, наши предки, прошедшие Вторую мировую войну, значительно сильнее нас. Мы тащили орудие по лесу и чуть не сдохли, а они таскали эту пушку по горам. И таскали не один год.
   Ее правда можно было разобрать и нести по частям. Но кто знает, с кем мы столкнемся на пути и успеем ли собрать орудие до того, как нас прикончат?
   Особенные мучения доставили снарядные ящики. Для удобства у них по бокам были приделаны ручки. Но сами ящики весили столько, что нести их можно было только с частыми передышками.
   Как и в прошлый раз, ориентировались мы по моим записям. И добрались до административного квартала только к ночи.
   Разведка вышла на кромку леса и из-за деревьев наблюдала за противником. В городе шла обычная жизнь. Никаких тебе блок-постов, баррикад, патрулей.
   - Не пойму ничего, - хмыкнул Сергей, заслушав доклад разведки, - Какая-то идиотская беспечность. Может они нас не бояться?
   - Может это хитрость? - встрял я в разговор, - И вообще, какие у нас планы?
   - Простые, - ответил командир, - В административном здании наверняка мы сможем взять в плен какую-нибудь шишку, выпытать у нее, где находится выход из этой дыры, а заодно он покажет нам научный комплекс. Берем там документацию и валим на родину.
   - Послушай, - начала я свою речь, которую обдумал еще по дороге, - Дело в том, что это тоталитарное общество.
   - И что?
   - А то. Все эти осы-мутанты, свиньи-охранники, продукты на ножках, вся их технология рассчитана только на тотальный контроль над обществом. Если мы притащим все эти разработки наверх, то кому они достанутся?
   - Нам, - удивился спецназовец.
   - Хрен те в сумку, - возразил я, - Они достанутся властям. Никто не даст тебе воспользоваться этими открытиями в своих целях. В крайнем случае у тебя их просто купят, а скорее всего дадут тебе медаль "За боевые услуги", отберут документы и велят заткнуться.
   - Тогда что ты предлагаешь?
   - Уничтожить все к чертовой матери. Представь только, что начнется у нас в стране, если правительство получит эти материалы? Деньги отменят. Продукты будут доставляться в дом из расчета достаточной необходимости. Каждый недовольный окажется под контролем государства. Все станет точь-в-точь, как здесь. И разгонять демонстрации будут свиньи-охранники у которых ни совести, ни сознания. Правители станут жить чуть ли не вечно. Органы им будут поставлять заключенные.
   - Да, кошмар! - закивали спецназовцы.
   - И все же можно не все захватить, а только то, что касается выращивания органов и частей тела, - возразил Сергей. Но голос его звучал несколько неуверенно.
   Я пожал плечами:
   - Посмотрим, удастся ли нам вообще что-нибудь захватить.
  
   Все настолько устали после дневного перехода, что решено было атаковать административное здание с утра. Когда чиновники придут на работу и появится шанс застать врасплох главарей города.
   Расставив часовых мы завалились спать. Не успел я прислонить голову к земле, как меня задергали за плечо:
   - Вставай, вставай, - зашептал голос. Я разлепил глаза. Передо мной сидел Сергей. Сквозь листву пробивались украдкой первые лучи солнца. На город накатывал рассвет. Спецназовцы уже встали и готовились к атаке. Я разбудил Леру и Яшу.
   - Вставайте ребята, нас ждет работа.
   - Господи, - простонала спросонья девушка, - Когда же это все закончится!
   - Сегодня, - пообещал я.
   Лера моментально проснулась и посмотрела на меня широко раскрыв глаза.
   - Если атака пройдет удачно, то уже сегодня мы можем выбраться из этой пещеры, - пояснил я.
   Мимо прошел Сергей. Вполголоса он отдавал распоряжения. Бойцы растянулись в боевую линию. Я, Лера и Яшка взялись за орудие и подкатили его к самой кромке поляны. Через двести метров, на другом конце высилось здание мэрии. По крайней мере мне так представилось. Над зданием развевался флаг города-государства. Здание выглядело пустым. Возле него тоже никто не ходил. Улицы начинались с обратной стороны.
   Вперед поползли снайпера. Они осторожно крались в траве. И настолько ловко, что через пять минут я уже потерял их из виду. И даже не мог определить насколько далеко они продвинулись.
   Я подошел к Сергею.
   - Когда начинаем?
   - Когда ребята займут позицию и проведут разведку.
   Рация на груди командира ожила. Это включились в эфир снайпера.
   - Ориентир 2, в доме есть движение, - сказал первый голос.
   - Ориентир 5, с торца заехала в ворота представительская машина с флагом, - доложил второй.
   - Ориентир 4, в моем секторе - чисто, - отозвался третий.
   - Подождем еще минут десять. Наблюдать, - сказал Сергей.
   - Есть - откликнулись голоса, как по команде.
   - Сдается мне орудие тут бесполезно, - начал я отмазываться от тяжелой работы.
   - Тебе плохо сдается, Лахман, - весело отозвался Сергей, - Давай лучше я сейчас буду думать, а ты будешь выполнять приказы, окей?
   - Как скажешь, - согласился я.
   - Нужен транспорт, - сказал в рацию командир.
   - Лимузин подойдет? - ответили со смешком.
   - Пойдет. Начинай.
   Пять минут ничего не происходило. Затем со стороны поля показался лимузин с отрытым верхом. Автомобиль несся на всех парах в сторону леса. И резко развернувшись встал к нам кормой. Спецназовец за рулем улыбался во всю ширь своего лица.
   - Президентский карета подана! - сострил он с кавказским акцентом.
   - Цепляйте орудие! - приказал Сергей, и все тотчас кинулись налаживать буксир, бросали снарядные ящики в салон.
   Со стороны здания показалась цепочка свиней-охранников с автоматами. Они развернулись в боевую линию и бежали трусцой.
   - Пропустите их, ударите с тыла, - проговорил Сергей в рацию, - Без моей команды не стрелять! - приказал он остальным.
   Спецназовцы залегли за деревьями и приготовились к бою. Свиньи заметили движения в лесу и открыли беглый огонь.
   - Одиночными огонь, - скомандовал командир нашей боевой линии, - Патроны беречь.
   Послышалась беспорядочная стрельба.
   - Снайперам огонь, - сказал Сергей в рацию.
   Стрелки стали укладывать свиней с тыла. Почти в упор. Поскольку наступающие не сообразили откуда их поражают, то продолжали свое бессмысленное наступление на лес.
   - В машину! - крикнул мне Сергей.
   Я запрыгнул в автомобиль. Со мной рядом плюхнулись еще два человека.
   - Доедете до ворот и снесите их к чертовой матери! Пошел!
   Машина рванула к зданию.
   Мы проскочили изрядно поредевшую линию противника без приключений. Они бежали к лесу и не обратили на нас внимания. Мне это не понравилось. И не зря.
   Как только мы оказались в досягаемости, окна в здании распахнулись и нас начали обстреливать из автоматов. Водитель неистово петлял по полю, и наконец мы развернулись возле ворот. Мы кинулись отцеплять орудие. Пули щелкали рядом по асфальту, добавляя нам изрядную долю прыти.
   - Давай! - рявкнул боец.
   Я дослал снаряд и дернул рычаг.
   - Снаряд разнес ворота в щепки. За ними оказалась хорошо укрепленная позиция противника. Мы ударили с поспешностью два раза по баррикаде и разнесли ее на куски.
   Обстрел сверху не прекращался.
   - Орудие на машину! - завопил я в ужасе.
   Нечеловеческими усилиями нам все же удалось поставить пушку на автомобиль. Потом мы задрали ствол кверху и долбанули снарядом по окнам. Орудие прыгнуло, сильно качнув машину, но удержалось на месте. Сверху посыпались тучи песка со стеклом.
   Водила прыгнул за руль и отогнал машину от здания метров за сто. Мы снова заняли позиции за орудием. Теперь было полегче целиться. Не надо так было высоко задирать ствол. Обстрел еще больше усилился. Щиток орудия зловеще вибрировал под ударами пуль.
   - Снаряд! Огонь!
   Несмотря на дилетантство нам сразу же удалось попасть в окно. Раздался оглушительный грохот. Вылетели клубы пыли. Из соседних окон ударной волной выкинуло несколько свиней-охранников. С диким визгом они шмякнулись об асфальт и затихли.
   Новый снаряд пробил ударился в панель. Мы работали не переставая. Над позициями только и летало.
   - Снаряд! Огонь! Снаряд! Огонь! Снаряд! Огонь!
   Под ударами отдачи, машина бешено раскачивалась на рессорах, но стояла. Вот что значит президентский лимузин!
   Вскоре всю панель дома затянуло тучами пыли. Она клубами расходилась в стороны, поднималась наверх и сползала на землю. Следующих два снаряда мы выпустили наугад.
   - Стреляй нах! - весело кричал спецназовец, - Виноватого Бог сыщет!
   В пыляной стене показались яркие точки выстрелов.
   - Ага! - завопил я, загоняя снаряд в казенник, - Огонь!
   На каждую вспышку выстрела мы бойко отвечали снарядом. Не знаю насколько точно мы попадали, но вскоре на наше счастье все здание прекратило огрызаться огнем. Боеприпасы наши иссякли. В последнем ящике осталось только два снаряда.
   - Все, кранты! - подытожил я.
   Из окна дома показался Сергей:
   - Поднимайтесь! Мы тут всех добили!
   Мы побежали в ворота. Спецназовцы успевали при этом крутить по сторонам автоматами. Я достал свой маузер и старался от них не отставать.
   По счастью противник оставил позиции, и никакого сопротивления мы не встретили. Поднявшись на пятый этаж наша группа соединилась с основными силами отряда. Повсюду валялись трупы свиней-охранников, оружие, патронташи.
   - Из пулеметов тут всех покосили, - пояснил кто-то.
   - Ну, вы даете! - хлопал нас по спинам Сергей. Он весь лучился от удовольствия, - Вы им такой Сталинград устроили! Они бросили на вас все силы. Так что мы спокойно зашли с тыла и потом все прикончили. Знатная операция приключилась!
   Бегло осмотрев здание, спецназовцы нашли на третьем этаже потайной ход в лаборатории. Оставив на входе троих бойцов с пулеметами, мы ступили на резиновую дорожку. Она тотчас тронулась и мы поехали вниз. Лера подошла ко мне и взяла за руку.
   - Я волновалась, - услышал я ее шепот.
   - Я тоже, - улыбнулся я в ответ.
   Ехали мы достаточно долго. Наверное, эта лестница уходила под землю. Перед железной дверью лента автоматически остановилась. Мы осмотрели электронный замок с кнопками и панелью.
   - Нужен пароль, - сказал я.
   - Да, где ж его взять, - Сергей поднял автомат.
   - Погоди, - остановил я и набрал на панели "Хуй вам".
   Дверь бесшумно отползла в сторону.
   - Откуда ты узнал? - восхитились бойцы.
   - Логика, - скромно ответил я на восторги, - Просто я бы сам такой пароль придумал для врагов.
   Отряд втянулся в лабораторию. Это было обширное по площади помещение, сплошь заставленное столами с химическими приборами, электронными микроскопами, экранами, и еще черт его знает чем.
   Все благоговейно прохаживались по храму науки, боясь что-либо тронуть. На одном из столов Сергей заметил пачку документации. Вытащил из мусорного бака под столом мешок. Вытряхнул из него мусор и стал набивать туда документы.
   - Зачем париться? - хмыкнул я, как наиболее продвинутый в этих делах человек,- Можно просто взять жесткие диски компьютеров и сваливать домой.
   Ко мне подошла Лера: - Знаешь, что меня больше всего настораживает? За все это время к нам на связь ни разу не вышел никто из правителей этого города. За все время с нами никто не пытался вступить в переговоры и мы вообще не видели ни одного здешнего начальника.
   - И что? Мы воюем, они - воюют, - попытался я отмахнуться и занялся ближайшим компьютером.
   - Такое впечатление, будто с нами играют в поддавки, - не сдавалась девушка, - Мне кажется мы делаем ровно то, что нужно этим ребятам.
   - Да, брось, ты! - вмешался Сергей, - Просто кишка тонка у них, чтобы с нами тягаться. Они тут разнежились и настоящей войны не видели. Вот и струсили. Свиней воевать заставляют.
   - Успокойся, детка! - посоветовал другой спецназовец.
   Я снова склонился над клавиатурой компьютера и мне легко удалось войти в рабочую систему лаборатории. В общей папке лежали файлы презентации под названием: изделие 2, изделие 2\3 и так далее. Я начал открывать один файл за другим. На экране появились свиньи-охранники, осы, овощи, какие-то голые люди в полный рост. Рядом с каждым рисунком и фотографией, располагались столбцы незнакомых научных сокращений, колонки цифр и прочего научного хлама.
   - Я думаю, нашел, что нам нужно. Тут куча рабочих файлов по генетическим изделиям.
   В этот момент послышался шум автоматической двери. Я поднял голову. Спецназовцы напряглись и вскинули оружие. Из дальнего конца лаборатории показалась женская фигура. Она приближалась и тут я с изумлением узнал в ней свою погибшую жену.
   - Ира! - проворочал я пересохшим языком самое дорогое мне имя, - Ира!
   Моя невесте медленно приближалась и улыбалась так очаровательно, как могла улыбаться только она.
   Спецназовцы нервничали все больше.
   - Не стреляйте, - прохрипел я, - Это моя невеста, - и я двинулся ей навстречу.
   - Какая невеста? Он спятил? Погоди! - носились вокруг меня голоса. Но я ничего уже не видел и не соображал. Я смотрел на Иру, на живую Иру и шел к ней в объятия.
   - Костя, - сказал она нежным голосом, как могла сказать только моя невеста, - Ты вернулся ко мне. Забери меня.
   - Лахман стой! - заорали сзади. Послышался лязг затворов.
   - Стой, опер!
   - Ты возьмешь меня с собой? - спросила Ира.
   - Конечно.
   Наши руки встретились. Мы неотрывно смотрели друг другу в глаза и улыбались.
   - Я так по тебе скучал, - прошептал я и горький ком подкатил к горлу, - Я не мог жить без тебя. Я, я умирал, правда.
   - Я тоже тебя люблю поверь, - сказала она.
   Тут в ней произошла какая-то неуловимая перемена. То ли черты лица стали резче, то ли еще что-то такое. Но я это не заметил, а скорее почувствовал.
   - Верь мне, - сказала Ира и внезапно ее рот расширился до невероятных размеров. Показались ряды неимоверно острых зубов. Она откинула голову и бросила ее перед, чтобы вцепиться мне в горло. В этот момент меня ударили вбок, я отлетел и мутант пусто щелкнул зубами.
   Вторую попытку ей не предоставили. Зал буквально взорвался от автоматной стрельбы. В секунду свинцовые очереди буквально выпотрошили Иру, забрызгав кровью все вокруг.
   - Ты, в порядке? - гладила меня по щеке Лера. Я смотрел на нее и все еще не мог придти в себя.
   - Ты, в порядке? Ответь! - девушка стала меня тормошить.
   - Но как же так! - я пытался сбросить недавнее наваждение, - Это ведь была она. Моя Ира. Как она могла?
   - Какая Ира? Это клон!
   Я подбежал к компьютеру, где только что просматривал файлы.
   - Значит все это просто игра для них. Значит Лера права, - причитал я вслух.
   - В чем права? Чего ты несешь? - все больше заводились спецназовцы. Они уже нутром поняли, что отряд попал в ловушку. Лера была права. Мы не сделали ничего такого, что бы не вписывалось в планы отцов этого города. И вот теперь по своей беспечности оказались там, где и планировал противник. Нас перехитрили.
   Я нашел нужный файл и кликнул по нему мышкой.
   - Вот смотрите.
   Бойцы поочередно, с некоторой опаской косили глаза на фотографию Иры. И сразу же возвращались к обзору своего сектора. Оружие никто не опускал. Надпись над фотографией Иры гласила: "Изделие 73/69-zy".
   - Они каким-то образом достали частицы ДНК моей невесты, клонировали ее и сделали этого монстра. Но откуда они про нее узнали?
   - Не знаю, опер, - злобно откликнулся Сергей, - Но нам надо срочно удирать отсюда.
   Тут я вспомнил, как электронная Ира в моем компьютере, сказала мне, что готовит для меня некий сюрприз. Она связалась с одной научной лабораторией по Интернету и что-то должно произойти. Вот с кем она связалась.
   - Эти гады уже тогда готовили вторжение на поверхность! - закричал я, - И наше расследование было им только на руку. Все с самого начала было запланировано. И очень последовательно, под видом хаотичных событий воплощалось в жизнь.
   - Лучше помоги нам! - крикнул в спешке Сергей.
   Дверь через которую мы вошли не поддавалась. Сделанные на пробу несколько выстрелов ничуть ей не повредили. Я попытался совладать с электронным замком, но тот просто отключился.
   Все снова вернулись на свои места.
   - Есть только один выход, через ту дверь откуда появился этот монстр, - сказал я.
   Внезапно заиграл компьютер. На экране выплыла надпись:
   "ПРОСТО ВЫ НЕУДАЧНИКИ. УБЕЙТЕ СЕБЯ!"
   Спецназовец тоже прочел эту надпись и смачно плюнул на пол.
   - Это мы еще посмотрим! Десант не сдается!
   - Вперед! - приказал Сергей.
   Мы осторожно двинулись вглубь лаборатории. Снова послышалось шуршание автоматической двери. Из проема дверного проема вышел.... Наш отряд! Клоны, за исключением меня, Яши и Леры, точь-в-точь копировали спецназовцев. Даже оружие и элементы экипировки совпадали. За первой группой клонов - вышла вторая.
   Какая-то очень важная мысль заколотилась в моем мозгу, но разглядеть мне ее не дали. Обе стороны неистово зарычали и бросились друг на друга врукопашную. Дрались молча, с каким-то звериным остервенением. Летали приклады, мелькали ножи, хлестала кровь. Это была настоящая бойня. Постепенно драка переместилась в коридор, распалась, оставив трупы и устремилась на выход. Мы с Лерой и Яшей бросились за ними следом.
   Выскочив на улицу, в отряде спецназа я увидел двух Сергеев, еще трех одинаковых бойцов, но каждый имел по паре своих клонов. Драться они перестали, поскольку уже перемешались и неясно было кто есть кто.
   - Вперед! - орал один Сергей.
   - Вперед! - вторил ему другой Сергей.
   - Стойте! - заорал я, - Нам нельзя появляться на поверхности! Это приведет к чудовищным последствиям!
   - Это почему?! - заорали на меня оба Сергея.
   - Мы не знаем, кто из вас настоящий!
   - Я! Я! Я! - закричали вокруг, - Нет, я! Нет, я!
   - Сейчас узнаем, - Лера развернула меня в сторону.
   В нашу сторону легкой трусцой бежала цепочка свиней. Свиньи держали автоматы ППШ наперевес. Ее расчет был верен. Клоны не станут воевать с такими же монстрами как они. Расчет был верен, но не оправдался.
   - Ну вот, дождались вашу мать! Уходим! - заорали альфавцы и клоны, - Прорываемся прямо сейчас!
   Каким-то неизъяснимым образом все поняли куда именно надо бежать, чтобы покинуть это гиблое месте и вернуться на поверхность. Так ведет себя толпа, когда несколько знающих человек вдруг увлекают своим порывом остальных. При этом всякому кажется будто он и сам знал дорогу.
   Мы ринулись навстречу неприятелю. Свиньи отрыли стрельбу. Я подхватил Леру и повлек ее за собой.
   - Яша, - крикнул я, нашему дурачку, - Не отставай!
   Яша засеменил следом. Альфавцы вперемешку с клонами отстреливались. Патронов уже никто не жалел. Это была отчаянная и безумная схватка. Мы прорвали цепь свиней, причем дрались с ними все. Потом уходили какими-то огородами, закоулками, задворками, перелезали через заборы, хоронились за кустами. Преследователи нас все же потеряли. Примерно через полчаса мы вышли на окраину города.
   - Ничего не понимаю, - сказал я на бегу, - Получается, нас везли сюда окружными путями, чтобы создать иллюзию огромных пространств. Здорово придумали генетики.
   - Заткнись, дыхание собьешь, - ответили мне.
   То ли клон ответил, то ли настоящий спецназовец - я так и не понял. Теперь группа вела себя как единое целое. И стоило кому-то начать утверждать, что он настоящий, как его двойник делал тоже самое. Разобраться в этом не было никакой возможности. Вот почему драка прекратилась сама собой, - дошло до меня, - Клоны поменяли тактику. И теперь стрелять друг в друга не имеет смысла. Никто не знает, кто настоящий, а кто нет.
  
   По улицам все также маршировали овощи и фрукты. Завидя нашу группу, редкие прохожие шарахались по углам или бежали во дворы. Никто не препятствовал нашему побегу. Мы выскочили к комиссариату ГОПНиков, куда нас привозили после задержания. Альфавцы с ходу его атаковали. Дежурный офицер даже не успел протянуть руку к оружию. Тяжелая пуля из короткой спецназовской винтовки снесла ему полчерепа. Мне бросили его автомат ППШ и группа, выскочив черным ходом, двинулась к пещере. У каких-то гаражей с машинами, нам попался тот самый Никита. Увидев нас, он не стал убегать. Наоборот, офицер остановился, хитро улыбнулся и произнес:
   - ПРАВКАВас теперь так много!
   Спецназовец свалил его короткой очередью. Никиту обшарили, достали пистолет и отдали Лере. Она взяла оружие, как на автомате. Мы побежали дальше. Оказалось до заветного выхода всего 10 минут бегом.
   Возле заветной скалы, мы поняли, почему нас не преследовали. Свиньи и так прекрасно знали, куда мы идем. У скалы залегла цепь свиней-автоматчиков. Как только мы показались из-за камней, они открыли по нам беглый огонь.
   Мы залегли. Длинными очередями я отвлекал внимание свиней на себя. Альфавцы разделились на две группы и постарались атаковать свиней с флангов. Но это не удалось. Судя по длинным пулеметным очередям на флангах, спецназовцев крепко прижали к земле. Ситуация становилась критической. Теперь весь вопрос был в том, у кого больше патронов. Можно было смело полагать, что свиньи окопались хорошо. И что-то мне говорило, что о боеприпасах они не заботятся.
   Неожиданно Яша вскочил и побежал к свиньям. Я заорал ему, чтобы он падал и ринулся следом. Лера побежала за мной. Получилось, что мы вроде как в атаку пошли. Наш дурной пример подействовал на альфовцев. Спецназ ударил с флангов. Через считанные минуты со свиньями было покончено. Да они и не сопротивлялись. Молча умирали под пулями, даже не делая попытки выстрелить в ответ. Я никак не мог понять, что произошло. Но ажиотаж не располагал к долгим раздумьям. Альфавцы чуть ли не пинками погнали нас дальше. У стены с "экраном" нас ожидал новый сюрприз. Пещера насколько я помнил, находилось на высоте примерно десяти метров. И охранялась прочной паутиной. Сейчас ее почему-то не было. Ко входу тянулась добротная железная лестница.
   Но опять же поразмышлять мне не дали. Перебирая руками и ногами, как в горячке, группа потянулась наверх. Мы выскочили на другой стороне квадрата и были встречены радостными воплями. Оказывается, в пещере ФСБэшное начальство организовало круглосуточное усиленное дежурство из бойцов армейского спецназа. Наше появление говорило им, что мучения с караульной службой закончились.
  

ГЛАВА

   Нас с Лерой сразу же провели в дом. С момента нашего исчезновения, здесь постоянно дежурили штабные офицеры МВД, ФСБ и врачи. Первым делом у нас взяли кровь на анализ. Измерили давление. Потом отвели в каминный зал, накрыли одеялом и принесли горячего чаю. Яша молча сидел рядом с нами. Я отхлебнул из стаканчика и поморщился. Понемногу приходя в себя, у меня появилось желание потребовать и чего-нибудь покрепче чая.
   Дежурный офицер проникся сочувствием к моей просьбе, и через минуту на столе стояла бутылочка.
   - Кстати, - обратился я к офицеру, - А куда дели спецназовцев.
   Тот кашлянул, размышляя: говорить нам или нет стоит, потом видимо решился:
   - Их разоружили и заперли.
   - Зачем?
   - Ну, вы же сами знаете, что среди них полно похожих друг на друга бойцов. Как из отделить - мы пока не знаем.
   - А допросить об их прошлом, ну, клоны ведь не могут знать того, что знает оригинал.
   Офицер печально вздохнул:
   - В том-то и дело, что они даже по этим параметрам неотличимы.
   С меня достаточно, - решил я и прекратил расспросы.
   Только я разлил по порциям на троих, как в зал ворвался мой шеф.
   - Лахман! Ептать! - шеф полез обниматься, - Я уж и не чаял, на ком теперь злость срывать!
   - Выпьете с нами? - предложил я.
   - Ха-ха, вижу, что ты в полном порядке, а? - сказа шеф, хватая мой стакан.
   Я протянул стаканчик Лере. Она посмотрела на меня каким-то странно-задумчивым долгим взглядом и отрицательно помотала головой. Яша схватил свою порцию и, не дожидаясь тостов махнул.
   Мы переглянулись с шефом и тоже выпили.
   - Кто это? - спросил босс, кивая на Яшу.
   - Он слабоумный. В плену привязался к нам. Вот мы его и вытащили.
   Разлили еще по одной. В комнату заглянул врач: - Можно вас на минуточку? - поманил он шефа в коридор.
   Как только мы остались одни, Лера наклонилась ко мне и скороговоркой прошептала:
   - Обещайте, как приличный, совестливый человек, что вы ничего никому не скажете.
   - Что не скажу? - не понял я, - Меня ж все равно заставят рапорт писать.
   - О том, что между нами было, - залилась она краской, - В рапорте, между прочим, об этом можно и не упоминать.
   В груди у меня неприятно кольнуло. Наверное, я даже поморщился, но, тем не менее, кивнул головой, давая обещание молчать.
   - Кстати, услуга на услугу, - тихо проговорила девушка, - Когда вам предложат лимон, не берите.
   - Что это значит?
   - Это значит, что я только что спасла вам жизнь, - и девушка отвернулась.
   В зал вошел шеф:
   - Врач сказал мне, что вас постоянно пичкали каким-то галлюциногенным препаратом.
   - Я знаю, - сказал я и посмотрел на Леру. Она покраснела.
   - Откуда? - поинтересовался шеф.
   - Да уже успел догадаться. Уж больно нам там все красивым и хорошим казалось. Какие-то надежды брезжили на горизонте.
   Лера отвернулась и молча смотрела на огонь.
   - Ха! Ну, ты Лахман, вечно как загнешь красиво, хоть кипятком писай, - заорал шеф.
   - Книг много читаю, - скала я грустно, - Вот и проникаюсь романтикой.
   - Ты бы лучше больше приказов от начальства читал, - шеф хлопнул меня по колену и разлил по стаканам.
   - Ладно, вашего сумасшедшего решено отправить в нашу ведомственную больницу, - сказал мой начальник, - Пусть его там хорошенько обследуют.
  
   Зашли санитары. Яша казалось, все понял. Он снял с шеи золотой медальон, которого я на нем прежде не видел, и протянул его мне.
   - Спа-си-бо, - пролепетал Яша.
   Я посмотрел ему в глаза и поразился. В них не было и тени сумасшествия!
   Санитары взяли Яшу под руки, и он поплелся с ними, чуть подволакивая ноги, покрасневший от водки, и все, также весело разговаривая сам с собой.
   - Я скоро обязательно тебя навещу! - крикнул я вслед.
   Яша не обернулся.
   В комнату заглянул знакомый чин ФСБ и вызвал Леру на разговор. Мы с шефом занялись пьянством.
   - Так откуда ты все-таки узнал про галлюциногены? - упорствовал начальник.
   - Я все в рапорте опишу, - сказал я, - Но чтобы не томить вас поясню: когда мы туда попали, нам казалось, что над нами настоящее небо. Нас поселили в хороший двухэтажный дом. По крайне мере нам так казалось. А вот альфавцы, которые жили там на подножном корму, видели вместо дома - обыкновенный сарай. Понимаете?
   Шеф состроил удивленную мину и покивал головой.
   Вернулась Лера.
   - Наше ведомство решило направить в город несколько отрядов спецназа, усиленных роботами со взрывчаткой. Будут это место зачищать, так сказать. Константин Самуилович, мое начальство спрашивает: не хотите поучаствовать в экспедиции?
   Я замахал руками: - Нет! Нет! Нет!
   - Тоже самое сказала и я, - Лера присела рядом, - Давайте выпьем, мы с вами ребята, верно уже никогда больше не увидимся.
   Я понял, на что она намекает. Шеф только плечами пожал и с готовностью разлил по стаканам. Зашел какой-то чин ФСБ с порезанным лимоном на блюдечке. Поставил на столик и молча удалился.
   Шеф потянулся было к долькам, но я ловко перехватил у него под рукой блюдце и выкинул его в распахнутое окно. Шеф удивленно посмотрел на меня, потом на Леру, но ничего не сказал.
   - Да, много чего еще я там видел и испытал, что на поверку оказалось совсем не тем, за что я это принимал - говорил я как ни в чем ни бывало.
   Я покосился на Леру, но она старательно не смотрела в мою сторону.
   - Например, - увлеченно спросил шеф.
   - Ну, например, мне теперь кажется, что народа там было совсем не много. Когда мы удирали, никто из людей нас не преследовал. Только свиньи. Люди наоборот куда-то разбегались. Потом странно, что мы так легко выбрались из западни. Я вот сейчас подумал, почему свиньи прекратили стрелять, когда мы оказались возле пещеры? Ведь они нас запросто там положили бы.
   - Свиньи? - переспросил шеф удивленно, - В смысле животные?
   - Ну, да.
   - Ептать, я думал ты этим словом людей каких-то ругаешь.
   - Настоящие свиньи, говорю вам. Только ходят на задних копытах, а передние с помощью генной инженерии переделаны в руки.
   - Во, мля! Наука! - шеф опрокинул стакан и мы вместе с ним.
   Лера распрощалась с нами и вышла. Я снова налил себе и шефу, глядя как закрывается за Лерой дверь.
   - Нас сторожили там только свиньи, - продолжал я, - Когда настал критический момент Яша, которого вы только что видели, вышел из укрытия, и свиньи разом прекратили стрельбу. Потом кто-то убрал к нашему приходу хитроумную паутину-ловушку. Да еще заботливо приладил к пещере лестницу.
   Я замолчал. Шеф переваривал услышанное. Какая-то деятельная и важная мыслишка летала в мозгу, но я никак не мог ухватить ее.
   - М-да, действительно странно, - промямлил шеф, - Вся эта пещера попахивает одной большой государственной изменой.
   - Измена! - вскричал я.
   Лера и шеф даже отпрянули от меня.
   - Я понял! Когда мы наткнулись на одного из наших пленителей, некоего Никиту, он увидел Яшу и сказал слово "ПРАВКА". Он ведь Яшу имел ввиду.
   Пораженные одной мыслью мы молча смотрели друг на друга.
   - Яша, ёб его мать! - заорали мы с шефом одновременно.
   Я вытащил из кармана медальон и внимательно его осмотрел. Вещица оказалась с сюрпризом. На ребре медальона чуть заметно выступала кнопочка. Я осторожно надавил на нее. Крышка у медальона откинулась, и мы увидели на одной стороне - фотографию нашего "Яши", а на другой - гравировку серебром:
   "Директор научно-исследовательских учреждений генной инженерии НКВД СССР, глава исполкома города Москва-18. Копылов Дмитрий Витальевич".
   Дверь отворилась и я быстро спрятал медальон в карман. В комнату зашел какой-то человек в штатском, и что-то быстро зашептал шефу на ухо.
   - Говори открыто, - отстранился от него начальник, - Поздно уже секретничать.
   Но я уже все понял.
   - Ваш сумасшедший Яша, - чеканил человек в штатском, - Ткнул в машине санитаров какой-то штукой, чем парализовал их. Потом выбросил санитаров из машины и укатил в неизвестном направлении. Машина уже объявлена в розыск. Но я думаю, где-нибудь в лесочке под Москвой он ее бросит. Никто из вас случайно не знает, где он жил? или, по крайне мере, как его найти?
   - Сожалеем, но расследование этого дела больше не входит в нашу компетенцию, - сказал шеф и, как ни в чем не бывало, разлил по стаканам.
   - Уверен это один из ваших бывших агентов под прикрытием, - добавил я.
   Мы с шефом чокнулись и подмигнули друг другу.
   Человек недовольно поджал губы и вышел.
   - Ты не говори никому, не надо, - сказал шеф.
   - Не буду.
   - Если узнают, что этот парень самый главный, а ты его между прочим вытащил сюда, они, - тут шеф покосился на дверь, - Спустят с тебя семь шкур и все свои просчеты свалят на тебя.
   - Это я уже понял. Я понял и еще кое-что, - загадочная улыбка пробежала по моему лицу.
   - Что?
   - Все эти подонки, сумасшедшие - все это один человек - Копылов.
   - Не понял, - шеф оставил в покое закуску.
   - Дурачок Игорек, Борис Яковлевич, похитивший меня у дурдома, все остальные злодеи и тот же Яша - это все один человек. Мы гонялись за разными бандами и думали, что их много. А это была одна так называемая "научная группа", которая рисовалась под множество банд. Вот почему они все так неожиданно пропадали и дело заходило в тупик.
   - Дела, - вздохнул шеф, - Кстати, а чего ты лимон выкинул?
   - Лера предупредила, что не надо его брать.
   - Понятно, - кивнул шеф, - Опять эти суки пытаются нас убрать.
   - Не вот только одно не понятно.... - произнес я задумчиво.
   Шеф вскинул брови ожидая продолжения.
   - Почему Лера меня спасла, но порвала со мной?
   - Может, любит?
   Я неопределенно хмыкнул показывая всю несерьезность такого предположения.
   - Любить она меня стала только там, в пещере.
   Тут новая догадка сверкнула в мозгу. Шефа видимо, рикошетом, посетила та же мысль.
   - Думаешь она клон? - осторожно спросил мой полковник.
   Вместо ответа я кивнул. Шеф шумно выдохнул.
   - Об этом тоже никому не говори. Пусть сами разбираются со своим агентами, с их делами и прочим.
   - Согласен.
   - Знаешь, Костя, - сказал шеф задушевно, - Вскоре они и сами все про всех поймут. Затем до них дойдет, что мы им еще здорово пригодимся. И там, - палец начальника указал на потолок, - Решат оставить нас в живых. Это наша гарантия.
   - Я подумал о том же самом, - ухмыльнулся я.
   Мы снова выпили.
   - Даю тебе отпуск на неделю, - благодушно заметил шеф, закусив огурчиком, - Куда поедешь?
   Я откинулся на диване и мечтательно произнес:
   - Хочу туда, где гремит патефон и выплясывают непристойно благочинные бляди, украшенные фальшивыми бриллиантами. А в глазах у них стоит обещание фальшивой любви за двести баксов ночь. Иная попросит и триста-четыреста. Но это если только вы будете подозрительно выглядеть.
   - Это тебе надо на Рублевку ехать, - лукаво заметил шеф, - Был я как-то в гостях у министра. На доклад ездил. Из приемной подглядывал, - он махнул рукой, отгоняя воспоминания, - Только вот не пустят тебя туда, Костя. Там гуляют люди рангом не ниже министра или магната в денежном эквиваленте.
   - М-да, - задумчиво пожевал я губами.
   С самого начала отпуск не складывался.
  
   Алексей Оверчук
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"