О, Господи, дай силы мне себя не растерять, Не распылиться в суматохе серых буден, В который раз Судьба меняет стать, А я твержу все - Будет! Будет! Будет! Но будет что - не ведает сам Бог! В моей душе остались лишь сомненья, Опять меня застала жизнь врасплох, Опять я мчусь за собственною Тенью... Но, может, это вовсе и не Тень, А знак судьбы, ниспосланный мне свыше... Хочу поверить в мудрость Перемен - Я так устал быть в этом мире Лишним...
Андрей Орлов
"О, память сердца! Ты сильней рассудка памяти печальной..."
К.Батюшков
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
МАЛЬЧИК ИЗ ИРКУТСКА
( ПРЕДАННАЯ ЛЮБОВЬ )
"Предать свою любовь - это тоже самое, что предать самого себя и, тем самым, переступить через морально этические барьеры, разде-ляющие в нашем сознании понятия о добре и зле, а , значит - поте-рять себя, как нравственно целостную личность. В этом случае чело-век становиться способным на любую подлость по отношению к ок-ружающим его людям. Даже к самым дорогим и близким."
Философская фраза из неизвестного источника
"Люблю тебя и ненавижу,
Спешу к тебе и прочь бегу,
Зову тебя, но слов не слышу,
Хочу забыть - и не могу..."
А.Орлов.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Жизненный путь Андрея не отличался ясность" и прямизной. Наобо- рот, ему была свойственна достаточная странность, путаность, да - же необычность в сочетании с ужасающей нелогичностью и практи- чески полным отсутствием всякого здравого смысла в круговороте совершаемых им поступков и принимаемых в разные годы жизни от- ветственных решений.И если в начале его самостоятельного жизнен- ного пути еще просматривалась хоть какая-то мотивация в беско - нечной цепи странных, нелепых и совершенно непонятных действи- ях Андрея, то с годами, в них начинает преобладать полнейший аб- сурд и абсолютнейшая необъяснимость с точки зрения нормального, здравомыслящего и уважающего себя человека.
Вся жизнь Андрея - это длинная цепь недоуменных вопросов, недо-уменных "почему?" Что ни шаг, то вопрос. Почему? Зачем? Для че-го? Не жизненный путь, а какое-то сплошное кружево, замысловато-мудреное, непонятное, загадочное. Зигзаги, повороты, шараханья из стороны в строну, из угла в угол. Метания, метания, метания. Слов-но какой-то рок довлеет над Андреем, предопределяя его поступки и направляя его действия от одной нелепости к другой, толкая на безрассудство, на нерасчетливость, чуть ли не на глупость, уводя от выгоды, здравого смысла, перспективы и любви преданных ему женщин в обыкновенное никуда.
Такова, видно, судьба, такова - доля И можно ли винить человека за то, что жизнь его сложилась именно так, а не иначе? Не знаю Не знаю... На этот вопрос у меня нет однозначного ответа.
Тому, что быть - того не миновать, Есть время жить, но есть - и умирать, Есть время брать - есть время всем делиться. Есть время ждать - есть время торопиться. Наш каждый миг с рожденья обозначен, Мы следуем Судьбе. Но Счет уже оплачен, И радость от Любви горчит избытком Соли, И хочется кричать от Счастья, как от Боли..
И кто здесь прав, а кто нет - мне не "ведано". Хотя, порой, кажется, что ни правых, ни виноватых в этой истории нет совсем. Такова - жизнь. А жизнь всегда права....
ГЛАВА1
Первая любовь у Андрея оказалась несчастливой. Хотя, если разоб- раться, у кого она была счастливой? Лишь у очень и очень немно- гих. Здесь уж как кому повезет. Не угадаешь заранее. И подсмотреть свое будущее еще никому никогда не удавалось. Что на роду написа- но, то оно и будет. И как здесь не крути, как не поворачивайся, ниче- го изменить не удастся. Это, вероятно, и называется судьбой.
Впрочем, если разобраться, значительная доля неудачи здесь как бы запрограммирована заранее. По принципу - первый блин всегда ко- ом. И поэтому - не стоит заранее слишком уж обольщаться, но не стоит, однако, и слишком отчаиваться. Надо принимать жизнь такой, какая она есть, какой она у тебя получается. Если сможешь, конечно.
А первая любовь? Ну, что ж, это красивая сказка юности, первое очарование Женщиной, и не просто женщиной, как таковой, а Ее Величеством Женщиной, в романтическом ореоле Прекрасней Дамы, очарование ее красотой, ее загадочностью, ее тайной; первое осозна- ие влечений к Женщине, странное, непонятное, пугающее и в, то же время, такое волнующее, одухотворенно возвышенное и восторжен- ное; первые радости от общения с Женщиной и первые огорчения, первые восторги и первые разочарования, первое ощущение счастья от общения с Женщиной и первая боль от невозможности осущест- вления этого общения..
Любовь есть зло или добро,
Или всего лишь развлеченье,
В стволе запрятанный патрон,
Иль обстоятельств роковых стеченье?
Как для кого, а для меня - удар,
Под "дых", под "ложечку", под "сердце",
Иль капля яда, принятая в дар,
Под музыку прекраснейшего скерцо
Разве такое забывается?! Разве такое можно забыть?! Да как сказать. Кто-то забывает, кто-то нет. У каждого свои представления о цен- ностях жизни. И редко кто из нас ищет их в своем прошлом, вспо- минает о нем, думает о нем, анализирует его, стараясь понять и ос- мыслить. И, как бы хорошо нам в этом прошлом не было, чтобы там с нами не происходило - все это своеобразный "плюсквамперфект", то есть, давно прошедшее время, то, что ушло в небытие и никогда уже не вернется, да и никому уже не интересно.
Прошлое - это пройденный этап нашей жизни, где первая любовь - всего лишь одно из многих событий, происшедших с нами когда-то, своего рода, очередной этап нашего взросления, пробный шаг, пер- вая ступенька нашего долгого и непростого восхождения во взрос- лый мир. Мир новых для нас человеческих отношений, мир жесто- кий, грязный, продажный, бесчеловечный, с безудержным, ничем не прикрытым меркантилизмом, с цинично-пошлым взглядом на жен- щину, с особыми представлениями о чести, совести, достоинстве, порядочности и подлости, о добре и зле, с бесконечной чередой случайных, ничему не обязывающих связей между мужчиной и женщиной, их кратких союзов, мимолетных встреч, долгих разлук, скорых браков и еще более скорых разводов...
И где уж здесь помнить о какой-то давней девушке, от одного при- сутствия которой когда-то так сладко замирало сердце, что хотелось весь мир разом перевернуть и сделать его лучше, чище, радостней и счастливей. Не до того теперь, не до того. Ни к чему они нам теперь, эти бледные тени детских полузабытых сказок о принцах и принце- принцессах, о вечности их любви и вечности счастья двух сливших- ся воедино любящих сердец. Да и девушку ту теперь не так уж прос- то вспомнить. Ни лица не осталось в памяти, ни даже имени. Да и зачем теперь все это вспоминать, прошлое свое ворошить? Делать больше нечего, что ли? Надо жить настоящим, а не прошлым. Впе- ред надо идти, а не оглядываться постоянно назад. Иначе сомнут, раздавят.
Не жалей о том, что не вернется,
Не копайся в памяти с тоской...
Сколько раз тебе еще придется
Становиться к теням на постой!
В этих тенях - прожитая жизнь,
В этих тенях - преданные мною,
Все равно - кричи или молись,
Но душа ночами волком воет...
Вот именно Вот именно. Воспоминания только мешают. Они, как гири на ногах, сковывают движения, не дают нормально идти. Да и какая там разница, если уж разобраться, эта девушка или другая? Ведь незаменимых людей нет. Но есть закон природы, от которого никуда не денешься. Закон гласит: мужчине нужна женщина, а женщине - мужчина. Нужны для их нормального физиологического и психологического существования. Вот и все. Вот и все. И нечего здесь огород городить, из маленькой мухи огромного слона делать. Любовь какую-то там выдумали. Вы ее видели, любовь-то эту? Где она? .. Покажите... Вот то-то и оно...Не покажете. Нет ее в жизни, нет...И нечего голову людям морочить чепухой...
Да, в книжках она есть. И от этого никуда не денешься. Здесь приме- ров предостаточно, больше, чем нужно, как говорится, вагон и ма- маленькая тележка. На любой вкус и любые случаи жизни. Ну и что из этого?! Да ничего. Просто человеку иногда скучно становится жить. И он начинает сам себе сказки выдумывать, приукрашивать окружающую его действительность и, тем самым, уходить от реалий своего опостылевшего дня в прекрасный мир чужих фантазий. От настоящей жизни в искусственную. И... поскорее., да... почаще. То есть, пользоваться услугами искусства. Как наркотиком, для балдежа и успокоения нервов. Чтобы хорошо, "кайфово" было и чтобы душа не ныла, не беспокоила...И чтобы сны хорошие снились...
Но Андрей относился к тому типу людей, у которых все в жизни про исходит не так, как у других, все иначе, все всерьез и не слишком просто. Он рано начал читать и пропустил через себя жуткое коли- количество книг, в основном мировую художественную классику. И, наверное, потому он не мог видеть в женщине только источник для удовлетворения соответствующих потребностей собственного орга- низма. Ему надо было нечто иное. Потребность в общении с женщи- ной он испытывал больше психологическую, чем физиологичес- кую. В женщине он искал частицу себя, ту , недостающую свою по- ловинку, без которой ему было очень трудно ощущать себя полно- ценней личностью и совсем невозможно было даже представить се- бя счастливым.
Примитивизм, грубая физиологическая откровенность сексуальных отношений между мужчиной и женщиной, внешняя убогость и неэс- тетизм полового акта удручала, коробила и отталкивала его, каза- залась унизительней, оскорбительной и недостойной для существа, носящего гордое звание "человек разумный".
Первую физическую близость с женщиной Андрей испытал вскоре после окончания школы во время своей работы в геологической эк- спедиции, где его буквально затащила к себе в постель одна сим-патичная замужняя "геологиня". Она была старше Андрея на це-лых восемь лет, звала его "малышом", по матерински опекала и заботилась о нем, учила его сначала премудростям коллекторного дела, а затем уже и основам физической любви.
После первой их совместной ночи у Андрея не осталось ничего, кро- ме чувства стыда, неловкости, горького недоумения и острого разо- разочарования. Хотелось закричать от обиды на весь мир:
И это все?! Это вы называете любовью?! Об этом пишут стихи, сла-гают поэмы..?! Из-за этого люди идут на подвиг, совершают престу-пления, кончают жизнь самоубийством?! Не ве-ерю! Не может та- кого быть, чтобы нормального человека устраивали именно такие отношения. Слишком уж примитивно для человека, слишком мелко и даже унизительно...
Однако, устраивали. Его партнерша была на вершине блаженства. Маленькая, тоненькая, гибкая с черными, как смоль, жесткими воло- сами, похожая на хорошенького мальчишку, она поражала Андрея откровенной, ничем неприкрытой ненасытностью и какой-то бес- ной изобретательностью в любовных ласках. Горячая, взмокшая,сов- сем вроде бы обессилившая, улыбающаяся и довольная, она снова и снова склонялась над Андреем:
-- Еще... Еще... Хочу еще...
Она пила из Андрея, как из живого источника наслаждения, пила все больше и больше и никак не могла насытиться. Андрей похудел, осунулся, возмужал. Он добросовестно отрабатывал все ее ночи, ис- полняя беспрекословно все, что бы она не пожелала. Но отрабаты- вал он как-то равнодушно, отстранено, холодно, не загораясь, словно выполнял тяжкую, утомительную и не слишком приятную обязан- обязанность. И месяца через три она ему сказала:
-- Ну, что, Андрюша, пора и кончать Задержалась я что-то с то- бой. А ведь хорошего надо понемножку. И так чуть было не увлек- лась, - И, помолчав, с сожалением добавила, - А вот зажечь тебя у меня не получилось. Холодный ты какой-то. Аморфный, что ли, -- Усмехнулась и четко, по слогам, пропечатала, - "Ледячий"...
Потом были и другие женщины. Вообще-то, надо сказать, что Анд- рей никогда не был обделен вниманием женщин, хотя особой актив- ности в этом вопросе он не проявлял. Женщины тянулись к нему са- ми. Их привлекали его великолепные внешние физические данные в сочетании с видимой покорностью и покладистостью характера, не болтливость и нескрываемый, жадный интерес к жизни.
Однако сам он к этим женщинам ничего, кроме обыкновенного чело- веческого и мужского интереса, связанного с сексуальным пюбо- пытством, не испытывал. Он всегда был пассивной, мало заинтересо- ванной стороной в своих любовных историях, хотя и никогда не отка зывался от представившейся возможности. Он пока еще тлел только, да и то в присутствии другого источника огня, а сам - не загорался и не воспламенялся еще, только зажигал других. Время его пока еще не подошло, но он уже был готов вспыхнуть и заполыхать, морально и физически вполне созрел для этого и не только жаждал открытого огня, но и начинал уже потихонечку сам искать его источник. Воп- рос заключался лишь в том - где, когда и кто? Кому же будет сужде- но остановить бездумнее кружение Андрея по поверхности жизни и наполнит его никчемное существование хоть каким-то смыслом, зна- чимостью и самой примитивной, самой элементарной "нужностью"? Кто будет она? Кого преподнесет судьба? И где это произойдет?
После завершения сезона работ в Якутии, начальник геологической партии, где работал Андрей буровым мастером, Алексей Васильевич Комаров перевелся в Европейскую часть Союза. С полным основа- нием можно сказать, что ему повезло. Даже больше - сверх повезло. Произошло чудо из чудес, очень редкое в среде геологов Сибири. Может, дали о себе знать семнадцать лет безупречной работы в черт-те знает каких местах Восточной Сибири, может, помогли старые Министерские связи, институтские знакомства или еще что. Кто знает, кто знает. Но, так или иначе, Москва дала добро на его пере- вод. И не куда-то там на задворки опять, а в ближайшее Подмос- ковье, в самый центр России-матушки. И Комаров, наконец-то, полу- чил возможность для цивилизованного обустройства своей собст- венной жизни и жизни своей семьи.
Он-то и уговорил Андрея поехать с ним. Собственно, Андрея и уго- варивать не пришлось. В "России", как шутят сибиряки, он никогда не был, в Москве - тем более, а желание новизны в нем долго еще будет превалировать над всеми другими желаниями.
Среднего роста, полноватый мужчина с круглой, без единого волос- ка, матово отсвечивающий и загорелой чуть ли не до черноты голо- вой, Алексей Васильевич, сам того не подозревая, оказал существен- ное влияние на становление характера Андрея. С самого начала ра- боты Андрея в геологической партии он взял его под свое личное по- кровительство.
Комаров убедил Андрея не тратить время работы в геологии даром и освоить несколько дополнительных для себя профессий, получив на то соответствующие документы. И Андрей за три года своей гео- логической эпопеи действительно время даром не терял. Во времена зимнего сидения на ремонтных базах он прошел курсы обучения и сдал экзамены на все виды профессий, которые использовались тог- тогда в работе геологических экспедиций. Он заимел удостоверения мастера буревых работ, коллектора геологических работ, шофера третьего класса, дизелиста, станочника и электросварщика ручных дуговых работ. Как видите, не так уж и плохо для двадцатилетнего парня.
Комаров стал настоящим наставником и советчиком Андрея и в его "житейско-личных делах", и в его тайных литературно- историчес- ких увлечениях. Сам высоко эрудированный во многих вопросах литературы, философии, истории, великолепно знающий классичес- кую художественную литературу и поэзию, знающий наизусть мно- жество стихов виднейших мировых поэтов и целые страницы из про- изведений любимейших писателей, он буквально заставлял Андрея заниматься сочинительством, писать стихи, прозу, что придется. А потом, на досуге, детально разбирал с Андреем все написанное, ана- лизируя и доказывая необходимость постоянной работы над самим собой.
---Чтобы избавиться от искушения, надо поддаться ему, - говорил он Андрею, глядя на него голубыми, навыкат, добрейшими глаза- ми и отчаянно жестикулируя руками, - надо получить ре зультат. Какой бы он ни был, плохой или хороший, не важно, но результат должен бытьобязательно. Иначе потом всю свою жизнь будешь ма-яться или каяться, что не реализовал себя, не попробовал. Поэто-му, хочется что-то делать - делай, не сиди лопухом Хочется пи-сать - пиши; хочется петь - пой, хочется плясать - пляши, хочется командовать - командуй, хочется вкалывать - вкалывай. Но только не сиди сиднем, не плачься, не мечтай попусту, не отнимайся мани-ловщиной, будь человеком дела, а не пустых разглагольствований. И не бойся совершить ошибку. Не ошибаясь, не совершая глупос-тей, не набивая шишек, невозможно чему-нибудь научиться, че-го-нибудь достигнуть в жизни, И помни, во всем, что ты сделаешь или, наоборот, не с делаешь, успеешь или не успеешь, виноватым будешь только ты сам один и никто другой больше на этом свете.. Запомни это, пожалуйста..
.
Подобных разговоров у Андрея с Комаровым было бесчисленное множество. Их даже нельзя было назвать разговорами, эти долгие беседы и неторопливые рассуждения у вечернего костра. Обо всем, о литературе, об искусстве, о любви, о геологии, о космосе, о филосо- фии, об истории, о Сталине и культе его личности, о сложностях на- нашей современной жизни и бог знает еще о чем. Никто раньше из взрослых с Андреем так откровенна о глобальных вопросах челове- ческого бытия никогда не разговаривал и, естественно, что Андрей потянулся к Комарову всей своей открытой и не замутненной еще жизненными передрягами, доверчивой душой.
Комаров отвечал ему тем же. Хотя в его отношении к Андрею про- глядывало что-то личное. Но что именно, Андрей так и не понял. Может, в Андрее он видел молодого себя? И потому он невольно пытался повлиять на жизненный путь Андрея, чтобы помочь ему разобраться в себе и избежать тех же самых ошибок, тех же самых просчетов и промахов, которые, вероятно, когда-то помешали ему самому реализовать себя в литературе? Ведь трудно было поверить, чтобы человек с такими глубокими знаниями гуманитарных наук, с такой фанатичной любовью к литературе, никогда не пробовал пи- сать сам? Кто знает? Кто знает?
О себе Комаров рассказывал мало и неохотно, словно стеснялся че- го-то в своей биографии. И Андрей о нем не знал практически ниче-го Да и не нужны ему были эти знания. Прошлое Комарова его инте-ресовало тогда мало. Он жил пока еще впечатлениями только лишь сегодняшних дней, да красочными мечтами о будущих своих встречах, делах и свершениях. Поэтому Комарову не стоило никако- го труда уговорить Андрея поехать вместе с ним
И ехал Андрей в "Россию" с целой гаммой тайных надежд и ожида- ний в душе и сладким замиранием сердца перед грядущей встречей с Неизвестностью. Он ехал навстречу своей судьбой И ничто не могло помешать случиться тому, что должно было с ним случиться.
База геологоразведочной партии, куда перевелся Комаров и куда по- том приехал Андрей, размещалась на окраине небольшого старинно- го городка Малоярославец, известного по Отечественной войне 1812 года и находившегося в трех часах езды на электричке от Москвы. Поселился Андрей в общежитии в небольшой комнате с двумя свои- ми товарищами по работе, буровыми мастерами. Соседство оказа- лось очень удобным для Андрея. Ничего более лучшего для себя он и пожелать не мог. Оба парня почти не ночевали в общежитии, жили у своих женщин в городе. И у Андрея наконец-то появилась возмож- ность для уединения. Долгожданная, желанная, вожделенная и очень для него необходимая возможность. Побыть один на один с самим собой, с своими мыслями - об этом Андрей мечтал давно. Ему нужно было это уединение, именно сейчас, именно в этот момент, пока он не перегорел и не разуверился в самом себе. Оно ему было нужно для того, чтобы попробовать начать писать.
Взять, да и остановить этот стремительный бег времени и припод- няться хоть на чуть-чуть над обыденной действительностью собст- венной жизни, чтобы уйти наконец-то от забот сегодняшнего дня и бестолковой суеты сиюминутных проблем в чистый мир собственно- го воображения и ощутить высшую степень морального удовлетворе ния, доходившую до физического блаженства. Ведь ты создаешь мир по своему желанию, по своему усмотрению, мир, живущий и развива ющийся по твоим законам, по твоим сюжетным линиям, мир пол- ностью подвластный и подчиненный тебе. Разве не заманчиво?! Ведь ты становишься подобен богу в этом мире! И пусть этот мир всего лишь вымышленный, но он - есть! Он - существует! Его надо только зафиксировать на бумаге и тогда он будет жить по-настоящему, жить вечно, пока живут на земле люди, умеющие читать и испытывающие потребность в чтении.
Потребность в уединении стала неотъемлемой частью натуры Анд- рея уже давно, еще с детских лет, когда он частенько, вдруг, неожи- данно бросал гулять и уходил домой, предпочитая шумной компании ребятишек во дворе ласковую тишину пустой комнаты с мягкой уют ностью большого, разлапистого кресла, дополненного сонным урча- урчанием отцовского радиоприемника, желтым конусом света нас- тольной лампы и раскрытой книжкой на коленях. И бесполезно было тогда кричать, стучать или звать Андрея - он ничего не слышал и ничего не видел вокруг. Его здесь не было. Он был там, с героями своей книги, в необыкновенно красочном и увлекательном мире, рожденном фантазией человека, называемого писателем.
И с тех самых времен слово писатель стало для Андрея синонимом своеобразного божества или волшебника, творящих чудо. Ибо чудом для него всегда была книга - материализованное человеческое вооб- ражение. Поэтому, когда он начал испытывать в душе нестерпимое желание излить переполнявшие его чувства и мысли на чистом листе бумаги, он, по началу, просто-напросто испугался. Настолько неле- нелепыми и дикими показались ему такие мысли. Он, зеленый юнец, неопытный, сопливый мальчишка и - в писатели! Ишь ты, возомнил о себе!!! Да как ты смеешь! Сиди, помалкивай и не рыпайся. Туда же, с свиным рылом да в калашный ряд...Поимей совесть и побойся бога! Знай сверчок свое место, знай...
Однако, крамольные мысли не проходили. Они возвращались к нему вновь и вновь. И ночами, лежа на кровати, он прокручивал в голове целые страницы каких-то выдуманных им и почти уже готовых книг. Не вставая и не зажигая свет, он брал карандаш и записывал в темно- те в тетрадках этот сумбурный поток хаотических слов, исписывая за ночь десятки страниц. Затем днем корректировал, правил написан- ное и аккуратно заново переписывал в новую тетрадь. Потом внима- тельно перечитывал получившееся, сравнивал со страницами люби- мых книг и в недоумении пожимал плечами, не зная, что и думать:
-- Да вроде бы ничего... Не хуже, чем у них... Неужели, я буду пи- сателем?! Не-е-е-ет, чушь несусветная! Я - писатель? Да ну, глу-пости...Не стоит даже и думать об этом...
Он перерыл всю городскую библиотеку, выискивая биографии писа- телей, пытаясь узнать, как они начинали свой путь в литературу, когда они пробовали писать. Но, чем больше узнавал, тем больше терялся. У всех было по-разному. Никаких закономерностей не просматривалось. Кто начинал рано, кто поздно. И никто из них в детстве или юности никакими особыми качествами характера, отли- чающих их от обычных людей, не обладал. У них ни у кого не было этакого знака судьбы, этакого ореола исключительности - самые обычные, ничем не отличающиеся от других, люди. И все-таки они затем становились необычными людьми, становились писателями. Почему? Почему?
Андрей никак не мог освоиться с мыслью, которая уже витала в воз- духе и напрашивалась в качестве вывода чуть ли не сама собой. Мысль о том, что необыкновенные дела очень часто делают самые обыкновенные на вид люди. А становятся они необыкновенными, сами люди или их дела, уже потом, через некоторое время, а очень часто - уже после смерти этих людей. Поэтому надо просто делать то, что хочешь делать, к чему лежит душа, и делать так, как можешь, как считаешь нужным его сделать. И делать, не обращая внимания ни на что и ни на кого. А чтобы понять, будешь ли ты писателем или нет, надо излить на бумагу будоражащие тебя мысли и попытаться опубликовать их в массовой печати. А время покажет, интересны ли они, эти мысли твои, для других людей или же нет. Если интересны, значит, ты - писатель. Если же не интересны, значит, произошла ошибка и ты никакой не писатель, а элементарный графоман. Вот и все. И никаких тебе проблем. Правильно говорил Комаров: "Чтобы избавиться от искушения, надо поддаться ему". Поэтому - садись и пиши. Не ной только.
И Андрей начал писать. Начал со стихов, не с прозы. Начал неожи- данна и как-то вдруг, ни с того, ни с сего, без всякой видимой при- чины. Словно кто-то Всесильный и Всемогущий: на пульте управ- ления жизнью Андрея случайна нажал кнопку с надписью "Стихи" и Андрей, подчиняясь посланному сигналу, начал выдавать на гора за- ложенную в его памяти продукцию в виде стихав.
Эта было в восьмом классе, в дни зимних каникул. Андрей сидел до- ма, уютно расположившись в своем любимом кресле и блаженство- блаженствовал с книжкой в руках. Читал он "Американскую траге- дию" Т. Драйзера, подписку на собрание сочинений которого полу- чил в свое время отец на работе и теперь к ним начали поступать его отдельные тома. День был ясный, солнечный, морозный и на стене комнаты напротив Андрея четко отпечатывались слегка покачиваю- ющиеся тени веточек березы, стоящей в палисаднике около окна.
Андрей бездумно глянул на этот подрагивающий веточный узор, гля нул раз, другой и вдруг в его мозгу беззвучно прозвучала выплыв- шая откуда-то из глубин сознания фраза:
Рассыпал день под кронами деревьев
Дрожащих пятен трепетные блики
Фраза прозвучала настолько четко и ясно, что Андрей невольно ог- лянулся в поисках человека, ее произнесшего, хотя прекрасно знал, что в комнате никого, кроме него не должно было быть. Так оно и оказалось. Комната была пуста. И тут он опять услышал эту фразу. И понял, что фраза звучит внутри него. Откуда она взялась, он не знал. Но фраза ему понравилась. В ней была красота, поэтичность и даже некая музыкальность. Он повторил ее про себя несколько раз и тут же к ней добавилась другая:
И, словно сбросив пелену забвенья,
Вдруг ожил лес таинственный и дикий
И только тогда Андрей понял, что эти две стихотворные фразы, об- разующие получившееся четверостишье, не чьи иные, как его собст- венные. Что он только что их сочинил. Сочинил, сам того не подозре вая и совершенно не понимая, как это у него получилось. Он настоль ко удивился случившемуся, что несколько минут сидел недвижно, ошеломлено глядя на зыбкую мешанину теней на стене комнаты и повторяя громким шепотом сочиненное им впервые в жизни малень- кое стихотворение в одно четверостишие. И здесь он вновь услышал внутри себя вкрадчивый голос, медленно и ясно, чуть нараспев, про- продекламировавший ему еще одно четверостишье. Причем, все сра- зу целиком:
Лес сразу просветлел и стал необозримым , Взорвался гамом птичьих голосов А меж ветвей развесил паутины Косых лучей, изломанных в узор.
Андрей вскочил с кресла, кинулся к столу, схватил первопопавшую- ся школьную тетрадь, карандаш и на последней странице торопливо, боясь забыть, корявым почерком записал свое стихотворение. Запи- сав, прочитал его сначала шепотом, тихо, словно бы не веря самому себе, затем громко, даже не прочитал, а прокричал. И радостно, сча- стливо засмеялся, закинув голову назад и торжествующе потрясая поднятыми вверх руками. А пока он смеялся, перед его глазами вдруг словно высветилось невидимым светом третье, завершающее четверостишье. И тоже все целиком:
Легли на землю солнечные брызги, Расплылись в жарком мареве кусты, И над поляной радугой повисли Клочков тумана белые холсты...
Собственное стихотворение нравилось Андрею до безумия, до невоз можности. Оно ему казалось верхом совершенства. А в некоторые фразы и словосочетания,он буквально влюбился, готов был их повто рять про себя бесчисленное множество раз. Ему даже не верилось, что вся эта красота рождена им самим, сочинена, выдумана Андреем Орловым, сотворена им из самых обыкновенных слов, который при- думал он, Андрей. Он был на вершине блаженства. Он был по насто- ящему, по-хорошему счастлив.
С этого дня Андрея будто прорвало. Стихи потекли из него непре- рывным потоком, словно кто-то открыл внутри него специальные шлюзы, потекли легко, свободно, непринужденно, чуть ли не сами собой. На любую тему, по любому поводу и престо так, без всякого повода. Андрей писал их везде, где придётся, как придется, на чем придется. На клочках бумаги, на страницах книг, на промокашках школьных тетрадей и на сами х тетрадях, на страницах школьных учебников, на всем том, что было под руками, на чем можно было бы написать только что сочиненное стихотворение. Потому что, если его сейчас же не записать, оно почему-то очень быстро, чуть ли не мгновенно забывалось. Легко приходило, легко и уходило. Но Анд- Андрей не расстраивался. Он сочинял новые.
Но потом он всё-таки завел себе толстую общую тетрадь в дермати- новом, переплете, и начал записывать все свои стихи в эту тетрадь. Однако не прошло и нескольких месяцев, как тетрадь была полность заполнена, от первого до последнего листа. Андрей купил еще одну, потом еще, еще и к концу школы у него скопилось таких тетрадей чуть ли не с десяток, полностью заполненных его стихами, аккурат- но записанными мелким, убористым, хорошо разборчивым мальчи- шеским почерком.
Однако, как ни странно, сам Андрей к этому своему творческому увлечению серьезно не относился и поэтом себя не считал. Мешал червь сомнения, глубоко запрятавшийся где-то в душе.Поэтому каж- дый раз после очередной эйфории по поводу удачного с точки зре- ния его одноклассников стихотворения, он делал просто, он доставал с полки книжного шкафа томик Пушкина или Лермонтова, или Нек- расова, или Блока или любимого своего Симонова, открывал на лю- любой странице и сравнивал. И сражу же опускался с небес на греш- ную землю. Его стихи никакого сравнения с классикой не выдержи- вали. Не тот был уровень. Слишком не тот. С теми стихами, что пе- печатались в наших периодических журналах, его стихи спокойно можно было ставить в один ряд. Здесь сравнивать можно было. Но Андрей хотел равняться на лучших, а не на средних. Поэтому он не считал даже нужным запоминать свои стихи. Зачем засорять свою память всякой чепухой? Право, не стоит. Сочинив очередное стихот- ворение и написав его в тетрадь, Андрей тут же о нем забывал. И всю свою поэтическую деятельность насмешливо называл обыкно- венным "рифмоплетством".
Однако его школьная учительница литературы имела совершенно другое мнение о стихах Андрея и она решительно бросила все свои силы на помощь молодому, растущему таланту. Именно благодаря ее активной деятельности Андрей стал желанным гостем в редакци- ях двух областных газет: "Молодой Ленинец" и "Восточно-Сибирс- Сибирская Правда", где стали регулярно печатать стихи Андрея, в основном, лирико-патриотического направления. А в десятом классе по ее же совету и при ее содействии он составил несколько подборок лучших своих стихотворений и отправил их в редакции солидных центральных журналов Союза. И оказалось, что не впустую, не зря Некоторые его стихи были напечатаны в журналах "Сибирские Ог- ни", "Смена", "Юность". Немного, правда, всего лишь десятка полтора. Но для 17-летнего парня из провинции это было большим достижением, настоящим успехом . Надо было бы идти дальше, на- чинать всерьез работать над самим собой и развивать свои творчес- кие способности. Но Андрей неожиданно потерял всякий интерес к своей поэзии. Его потянуло на прозу. Но здесь подошло время окон- чания школы, нервотрепки выпускных экзаменов и всего остального, связанного с после школьным изменением жизненного пути Андрея. И естественно, что тогда Андрею было не до поэзии и не до прозы.
Встреча с Комаровым возродила у Андрея интерес к творчеству. Он снова начал пробовать писать. И стихи, и прозу. Но больше прозу. Однако получалось плохо. Не так, как хотелось, не так, как чувство- чувствовал, не так, как мог бы. Кое-что мешало, не позволяло рас- крепоститься, расслабиться, полностью раскрыться и отдаться люби- мому делу. И этим "кое-что" оказался он сам, некоторые особеннос- ти его собственного характера, собственной натуры, не позволяю- щие ему всерьез заниматься творчеством на людях. На людях он совершенно не мог писать. Ничего не мог, даже письма. Не получа- лось, не выходило. А здесь, в тайге он был постоянно на людях, на виду, поэтому приходилось писать украдкой, наспех, кусками, пос- тоянно прерываясь и бросая начатое. Нужно было уединение, но его не было, да и не могло быть здесь. Тайга, буровая установка с зам- замкнутым пространством общения для работающих на ней людей, конечно же не место для писательства. Это было ясно. Не помогали и советы Комарова, даже его активная помощь успеха особого не имела. И в душе Андрея росло глухое раздражение к самому себе и ко всему на свете. Необходимо было принимать решение, подходить к какому-нибудь концу. Либо бросать и думать о писательстве, бро- сать до лучших времен. Либо менять образ жизни.
Либо - либо. Поэтому предложение о поездке в Далекую "Россию" пришло как нельзя кстати. Это был знак судьбы, перст божий. Так оно и оказалось.
В Малоярославец Андрей приехал в начале февраля. Огляделся и освоился быстро. И почти сразу вечерами, после работы начал пи- сать. Писал с удовольствием, даже с наслаждением. Никто не мешал, не беспокоил, не отвлекал и Андрей быстро заполнял страницу за страницей в толстой общей тетради. Получалось что-то вроде боль- шой психологической повести из жизни школьной молодежи. Назва- ние появилось сразу, без особых затруднений, пусть немного претен- циозное и малозначащее, но ему самому оно нравилось Повесть он назвал "Золотая медаль"
Писательскому делу Андрей отдавался всю неделю, а в субботу и в воскресение ездил в Москву. Москва ему понравилась и понравилась вся целиком, как старая часть города, так и новая, отстроенная при Советской власти. Он часами бродил по городу. Просто так, без вся- всякой цели, глазея по сторонам. Устав, отдыхал на лавке в сквере или заходил в кафе, кинотеатр, а, проголодавшись, шел в ресторан, из тех что находились в центре Москвы. Что-что, а деньги у него то-гда были.. Все увиденное и услышанное пропускал через себя, жад-но впитывая новые для себя впечатления.
В апреле Андрей повесть закончил. Аккуратно переписал ее на от-дельных листах писчей бумаги, тщательно проверил ошибки и отдал перепечатывать машинистке в Москве по одному из многочислен- ных адресов, встреченных на объявлении. К маю он уже держал в своих руках отпечатанную и откорректированную рукопись. Повесть получилась объемистой, свыше двухсот листов. Андрей перечитал ее и испугался. Он ничего не почувствовал. Он не смог определить сам, хорошо получилось или плохо. Вся его былая уверенность в себе ку- да-то улетучилась, исчезла бесследно. Сначала он хотел отвести ру- копись на рецензию какому-нибудь известному писателю или отос- лать в журнал "Юность", но теперь засомневался во всем. Показа- лось вдруг стыдным отвлекать занятых людей на чтение своего тру- да, своего эпоса. А вдруг там такая чушь несусветная, что люди смеяться будут? Он готов был сквозь землю провалиться уже сейчас, заранее, не подав еще рукопись на чей-нибудь суд, не узнав еще ре- зультата.
После долгих и мучительных раздумий Андрей решил отослать ру- копись на творческий конкурс в Литературный институт имени Горь кого, благо что время для подачи заявлений в институт еще оста- валось достаточно. Ну, что ж, задумано - сделано. Придя наконец-то к оптимальному вроде бы варианту решения своей проблемы, Анд- рей успокоился. Он подготовил необходимые бумаги, упаковал все в большой пакет и отправил заказной бандеролью в Москву, в прием- ную комиссию Всесоюзного Литературного института. Отправил - и как будто гора с плеч. Все! Будь оно теперь, что будет! От самого Андрея теперь уже ничего не зависело. Надо ждать.
Во время своих многочисленных поездок в Москву Андрей несколь- ко раз был около Литинститута на Тверском бульваре. Ноги сами приводили его сюда. Очень хотелось зайти в приемную комиссию, чтобы узнать результат, но он не решился. Мужества не хватило или еще чего, но Андрей так и не смог себя заставить подойти к дверям института, ноги туда не шли, не подчинялись указаниям разума, ста- новились ватными и неуправляемыми. И он решил махнуть на все рукой. Тем более, что начинались полевые работы в геологии. Анд- рей уже закончил ремонт своей передвижной буровой установки и они вскоре после майских праздников уехали в Калининскую об- ласть под город Старица, где начали цикл буровых работ
Задача Андрея заключалась в установке буровой в заданном месте и "пробуривании" скважины глубиной в 200м. В процессе бурения из недр земли доставляли образцы находящихся там горных пород, так называемый "керн" , который затем отправлялся на основную базу геологической партии в Малоярославец для дальнейшей обработки. Времени на одну такую скважину уходило не менее 2х-3х месяцев, затем буревая установка демонтировалась и переезжала на новое место, где все повторялось вновь. Работала такая установка кругло- суточно, в три смены, обслуживала ее бригада рабочих в составе: старший буровой мастер, три сменных буровых мастера, три буро- вых рабочих и один шофер, то есть, 7-8 человек.
Такая работа и такая кочевая жизнь Андрею нравилась. Постоянно новые места, новые люди, новые впечатления. Скучать некогда. А для деревенских местных жителей приезд буровой воспринимался как чрезвычайное происшествие в их довольно убогой и небогатой на события жизни. Около буровой постоянно толпился народ.
.Начиная от ребятишек и кончая глубокими стариками. Завязыва-лись знакомства, переходящие порой в чисто добрососедские, а иногда и меркантильно близкие отношения, и центр активной жиз-ни деревни частенько перемещался в район расположения буро-вой вышки геологов. Оживала и торговля в деревне, ведь буровики геологов зарабатывали очень даже приличные по тем временам деньги.
Правда, надо отметить, что задерживались они в карманах буровиков не слишком долго. Уходили быстро. Чаще всего на выпивку. Да и что еще можно было купить тогда в деревенских магазинах? Только водку, да рыбные консервы, да еще вермишель с макаронами и хлеб в почти что каменных буханках. В сибирских деревнях к этому же ассортименту товаров добавлялись еще крабы консервированные, баночная икра и печень трески. Вот, пожалуй, и вся разница между сибирской и российской деревней, если брать магазинный ассорти- имент. Во всем остальном непохожесть была поразительная.
Сибирские деревни выглядели намного добротней, солидней, богаче и хозяйственнее. Халуп и развалюх здесь не найти. Да это и понятно, в плохих домах в Сибири не проживешь Климат не позволяет. В Ев- ропейской части Союза деревня произвела на Андрея удручающее впечатление. Убогие, серые постройки, маленькие домишки, чуть ли не по самые окна ушедшие в землю, без хозяйственных построек, по-косившиеся, подслеповаты; пустыри с остатками фундаментов сто- явших когда-то здесь домов; полуразвалившиеся, полурастасканные останки домов с заколоченными окнами и дверями и грязь, грязь, грязь кругом, да запустение. Новых домов почти нет, а если есть, то очень мало и сразу видно, что это дома местного начальства: предсе- дателя, парторга, главного инженера, бригадиров.
Андрей был просто ошеломлен. Диссонанс со всем тем, что ему го- ворили, чему его учили, о чем он читал в газетах, книгах, слышал по радио, видел в кино, был жуткий. Действительность, увиденная им в натуре, никак не хотела вписываться в готовые, трафаретные формы, внушаемые с самого детства ему официальной пропагандой. И он был просто-напросто в шоке, Жизнь оказалась совсем не такой, ка- кой она ему представлялась ранее в его комсомольско-юношеском воображении. Почему? Кто виноват в том, что он так обманулся? Кто? Он сам или..? Но на вторую часть вопроса он боялся даже ду- думать, не то, чтобы отвечать.
В середине июля к ним приехал Комаров Алексей Васильевич, ны- нешний зам. начальника Малоярославской геологической партии. Он привез с собой почту Андрея, что скопилась для него в общежи- тии геологов. Среди десятка писем из равных концов Союза от его друзей и знакомых было одно официальное с отпечатанным на пишу щей машинке адресом. Это было письмо из Литинститута. При виде его у Андрея екнуло сердце. Он торопливо распечатал конверт, дро- жащими от волнения пальцами достал ив него небольшой листок бу- маги, отпечатанный на фирменном бланке и быстро пробежал глаза- ми текст, перепрыгивая через слова, строчки, стараясь сначала лишь уловить суть, а прочитать уж потом:
-- Уважаемый, товарищ Орлов,- - та-ак, ясно, - Приемная комис-сия... Понятно, - Вашу повесть "3олотая медаль"..,-ага, так, так,- ...сооб щаем.., - вот, вот , здесь,-- Вы прошли творческий литературный конкурс и зачислены в группу абитуриентов для сдачи приемных экзаменов
Андрей опустил бланк извещения и перевел дух:
-- Вот это да --а! Ситуа-а-ация! Он, Андрей Орлов, прошел твор- ческий конкура в Литинституте и его приглашают на экзамены. Ну и ну-у-у-у! Скажи кому - не поверят! А сам-то он верит?! Или это сон?! Что же теперь делать, а-а? Ведь экзамены скоро... Когда?!
Он поднял извещение, нашел главами конец сообщения и уже внима тельно, не торопясь прочитал:--...до 31 июля Вам необходимо предо- предоставить в приемную комиссию следующие документы: 1.Заяв- ление с указанием факультета, на котором Вы собираетесь учиться. 2. Справку медицинскую по форме N286.3. Автобиографию. 4 Доку- мент об образовании: аттестат об окончании средней школы, диплом института или техникума 5.Характеристику с места последней рабо- ты иди учебы.
Прочитав это, Андрей озадаченно хмыкнул: Мнда-а-а! Задачка! Когда же это он все успеет сделать? Времени-то осталось с гулькин нос... А с работой, что делать? Воистину, не было у бабы забот, так купила себе порося... А может плюнуть на все?! Какой к черту из не- го писатель, а?!
Андрей кинулся к своему бывшему начальнику: - Александр Василь- евич, что делать?! Подскажи! Я что-то совсем запутался и не сообра- жу, как лучше?
Тот выслушал Андрея, прочитал извещение из Литинститута и расс- рассмеялся:
- - Чудак-человек! С тобой, Андрюша, не соскучишься! Мне бы твои заботы! Тебе счастье в руки привалило, а ты голову ло- маешь - брать или не брать. Конечно - брать! Здесь дилеммы нет. Только одно - брать, брать и не одной рукой, пальчиками там, а сразу двумя руками, крепко, намертво, навсегда.
Он подошел к Андрею поближе, положил на его плечи свои руки и глянул прямо в его глаза:
-- Я очень рад за тебя, Андрюша, поверь, пожалуйста, я говорю ис-кренне. Я не знаю, какой из тебя получится писатель и получится ли вообще. Такие вещи решаются на небесах, а не здесь, на грешной земле. Но в любом случае я тебе мешать не буду. Пиши заявление об отпуске в связи с поступлением в институт, я его сразу же и подпи- подпишу. А через пару дней я буду возвращаться назад на базу, сде- лаю небольшой крюк и заеду за тобой. Приедем в Малоярославец, ты сраз у же отпуск себе оформишь, пройдешь медкомиссию и - с богом в свой Литиинститут. С одним, правда, условием ,--он посу-ровел и шутливо нахмурил брови,- первую свою книжку даришь мне со своим автографом... Договорились?
-- Договорились..! - рассмеялся Андрей и облегченно вздохнул. Все стало на свои места.
ГЛАВА 2
Экзамены Андрей сдал легко. Сказалась фундаментальность школь- школьной его подготовки. Золото в его медали не было фальшивым. Зачислили Андрея на факультет прозы к руководителю творческого семинара Константину Георгиевичу Паустовскому. Андрей рассчи- расчитался с геологоразведочной партии, выписался из общежития и перебрался в Москву, тоже в общежитие, не уже студенческое.
Этот период жизни Андрея был недолгим и Андрей не любил о нем распространяться. Только самые близкие к нему знали о том, что он учился в Литинституте, да и то без особых подробностей. Он и сам не любил ни вспоминать, ни говорить об этой своей истории. Было почему-то неприятно и даже стыдно, хотя, если разобраться, стыдно- го здесь не было ничего.
Вначале все шло хорошо. Андрей свободно, без всяких проблем во- шел в студенческую среду, легко, без усилия и даже с удовольствием начал учиться. Все было внове, в диковинку и очень интересно. Анд- рей был доволен, счастлив и с наслаждением опробовал незнакомый, но такой заманчивый и притягательный для него студенческий мир. Однако немного спустя он с удивлением для себя вдруг начал заме- чать, что ему не слишком-то удалось в неге вписаться, в этот мир, что он всего лишь рядом с ним, около него, но только не внутри. Что между Андреем и студентами курса всегда находится какая-то невидимая, не очень прочная стена, граница, что он лишь входит в студенческий мир, да и те лишь на правах гостя или чужого, не сво- его, поэтому никак не может слиться с ним, и стать его неотъемле- мой частью. Студенческая жизнь проходила мимо Андрея, он не принимал в ней никакого участи, он только наблюдал ее.
И дело здесь было не в тем, что студенты, по каким-то причинам, не приняли Андрея в свею среду, совсем нет. Дело было не в них, дело было в самом Андрее, в его собственных ощущениях, в собственной оценке происходящих вокруг событий. Дело опять упиралось в пре- словутую формулу, которая будет преследовать Андрея всю его соз- нательную жизнь и согласно которой человек бывает несчастлив или счастлив только тогда, когда сам в этом убежден. Андрей не был чу- жим в студенческой среде, он себя увидел в ней чужим, почувство- вал себя ненужным и неинтересным для нее, потому что не смог вписаться в круг студенческих интересов, а он, этот круг, был доста- точно широк и разнообразен. Андрей не сумел подняться до уровня студенческого общения Литинститута, который в то время был зна- чительно выше, чем у студентов обычных ВУЗОЗ Москвы, и слиш- ком уж высок для молодого человека из провинции, окончившего самую заурядную, самую обыкновенную Советскую десятилетку. А не сумев подняться до их уровня, не сумев почувствовать себя на равных с ними, Андрей растерялся, сник и запаниковал.
Настоящая студенческая жизнь Литинститута проходила не в его стенах, а в комнатах студенческого общежития после занятий, вече- рами и ночами. Студенты группами собирались в каких-нибудь ком- атах, приносили с собой еду, выпивку, кто что мог, или же сбрасыва- лись деньгами, не учитывая, кто и сколько дал, гоняли бесконечные чаи, пили вино или же что покрепче, если находились деньги,закусы- вали мягкими, самыми вкусными в мире московскими батонами по 13 коп. за штуку с вареной колбасой по 1,7 руб. за килограмм или же жаренными кильками по 50 коп. за килограмм с обязательнейшей жаренной на подсолнечном масле картошкой на огромной чугунной сковородке, похожей больше на круглый противень, и говорили, го- ворили, говорили. Говорили все сразу и зразу обо всем. Выделиться здесь, остановить на себе внимание, заставить себя слушать - такое было под силу немногим. Чаще всего общий разговор распадался на несколько отдельных, порой даже малосвязанных с собой тематичес- кие направлений. Порой разговоры переходили в ожесточенные спо- ры. До криков, до хрипоты, до взаимных упреков, оскорблений и да- же рукоприкладств.
Господи, о чем только не говорили, о чем только не спорили тогда в 60-е годы молодые, одаренные, начитанные до невероятности, сверх- уверенные, всезнающие, все понимающие и все умеющие люди.Ка- кие только имена, фамилии, термины, понятия не звучали в насквозь прокуренных стенах студенческих комнат! Прокуренных, прокоп- прокопченных до желтизны, до неистребимого табачного запаха, пропитавшего, кажется, все и вся в этих комнатах, и одежду, и белье, и даже клопов с тараканами. Курили здесь все и помногу, не разби- рая, где и чьи лежат сигареты или папиросы. И если раньше Андрей спокойно обходился одной пачкой сигарет в сутки, то здесь очень скоро выяснилось, что теперь ему не хватает и двух, и трех пачек. Не это если покупать. Но оказалось, что покупать не обязательно, мож- можно курить, не тратя деньги на сигареты. Тебе никто никогда не откажет дать сигаретку. Дадут всегда, если у кого есть. Но считается верхом неприличия стрелять курево, имея про запас деньги.
Вообще, студенчество Литинститута представляло собой некое брат- ство, точнее, коммуну людей, объединенных высокими устремления- ми духовного общения человека, и совершенно не обращающих ни- какого внимания на материальные человеческие блага. Общежитие Литинститута так и называлось в среде студентов Москвы - студен- ческая коммуна. Личных вещей, как таковых, не считая нижнего белья, ни у кого практически не было. Все было общее. И каждый мог, при необходимости, взять, что угодно в любой комнате, не спрашивая на то ни у кого никакого разрешения. Оставлялась обыч- но только записка-уведомление примерно такого содержания: "Из- вини, старик, мне срочно понадобился твой пиджак. Верну завтра вечером. Спасибо." И подпись ставилась: "Виктор из 23 комнаты".
Точно также просто решались проблемы студенческого питания.В столовую студенты ходили редко, в основном, лишь несколько дней после стипендии, пока деньги еще шуршали в карманах потертых брюк. А затем все дружно садились на чаек с батонами, иногда с пельменями, иногда с вареной колбасой и со всем тем, что бог посы- лал в студенческие комнаты. Ведь кое-кому из дама приходили пере- воды, правда, таких было маловата. Чаще всего из дома присылали продуктовые посылки, а большинство студентов подрабатывали. Кто ночами в метре ремонтными рабочими, кто на овощных базах при- страивался и регулярно носил оттуда картошку, кто на вокзалах грузчиками, кто на мясокомбинатах раздельщиками туш или тоже грузчиками. Причем, работники различных баз на студентов- грузчи- ков смотрели сочувственно и всегда разрешали немного продуктов брать с собой. Но кое-кто из студентов уже всерьез подрабатывали своим пером в редакциях газет и журнале.
Не важно где, не важно что, не важно сколько кто достал, но все шло в общий котел, никем не контролировалось, не регулировалось, не управлялось, не командовалось, но как-то все расходилось, рассасы-валось само собой, без недовольств, обид, злоупотреблений и взаим- ного недоверия. Над студенческим общежитием витал дух бескорыс- тия, альтруизма, взаимного уважения и доверия друг к другу. Глав- ное, что ценилось, поощрялось, поднималась на щит, всячески куль- тивировалось среди студентов- это высокий интеллект, высокая раз- носторонняя образованность, глубокие знания в области культуры, неординарность мышления, профессионализм, умение спорить, до- казывать, защищать свею течку зрения в сочетании с полным беско- рыстием и полным отрицанием значимости материальных благ для творческой личности. То есть, знания, понеженные на умение и по- меченные оригинальностью, работа не ради денег, а ради самовыра- жения. Вот главное кредо студентов Литинститута. Все остальное отбрасывалось, отвергалось, считалось второстепенным, несущест- венным, низменным, недостойным внимания и вообще ненужным для творческого человека.
Такая атмосфера студенческой жизни очень импонировала Андрею и не только устраивала его, как таковая, она полностью соответство- вала как его духовным потребностям, так и его душевному состоя- нию. Одна беда - он не был здесь участником, он был только зрите- лем. И все его попытки перейти из разряда пассивных наблюдателей этой жизни в число ее активных участников терпели неудачу, жесто- ко терзая его самолюбие, внося в душу смятение, отчаяние и даже страх. Никогда еще в жизни своей он не попадал в такое унизитель- ное для себя положение.
Как же так, быть почти всегда в течении своих сознательных лет жизни на виду, быть отличником, закончить школу с золотой ме- далью, быть активнейшим комсомольцем со своей идеологической позицией, комсоргом школы, членом Горкома комсомола, перечи- тать уйму книжек, самостоятельно изучать классиков Марксизма- Ленинизма, читать в подлиннике Сталина, проштудировать чуть ли всю отцовскую БСЭ и после всего этого чувствовать себя полней- шим профаном, безграмотнейшим идиотом в сравнении со своими однокурсниками! Как же так!? Почему?! Ведь все это не выдумка, не фантазии разнервничавшегося сопляка, это действительный факт, от которого никуда не денешься и никуда не уйдешь.
Однако Андрей зря так сильно переживал и расстраивался.Пробелы в культурном и эстетическом образовании Андрея конечно же были и даже очень существенные. Но это были не его просчеты, не его упущение, это была беда всей нашей системы отечественного обра-зования с ее крайней ограниченностью, однобокостью, невероятной предвзятостью и узко классовой направленностью. Целые пласты мировой и русской культуры были признаны вредными, несущест- венными и ненужными для советского человека.
Оттепель второй половины 50-х и начала 60-х годов чуточку приот- крыла дверь в железном занавесе, отгораживающем нас от жизни мирового человеческого сообщества. Свежий ветер ожидаемых пе- ремен породил радужные надежды у целого поколения Советских людей и позволил им немного приобщиться, тайнее, лишь соприкос- снуться с частицей культурного наследия всего человечества.
Волшебной музыкой зазвучали тогда новые, неведомые до того, час- то запретные ранее имена: Моне, Корбюзье, Ренуар, Флоренский, Гоген, Бердяев, Хемингуэй, Гуттузо, Ремарк, Пикассо, Малевич, Та- иров. Мейерхольд, Михаил Чехов, Стравинский, Лещенко, Бабель, Булгаков, Есенин, Цветаева и так далее и так далее, а так же таинст- венные и загадочные слова: конструктивизм, авангард, модернизм, импрессионизм, сюрреализм и еще много, много всяких других "измов".
Откуда шла такая информация, каким образом она попадала в руки студентов, Андрей не знал, не имел никакого представления. Но ред- кий вечер в общежитии не раздавался восторженный крик:
Ребята, достал записи Стравинского! Дали на ночь!
Сейчас же появлялся магнитофон, ребята с благоговейными лицами рассматривают кассету, вертят ее в руках, шепчут восторженно:
Надо же, Стравинский... Вот это да-а-а..-
Затем ставили кассету в магнитофон и замирали. На лицах удивле- ние радость, блаженство... А Андрей сидит рядом с ними и чувствует себя дурак-дураком, круглым идиотом, б олваном и неизвестно еще кем. Он не только ничего не понимает в этой музыке, он и знать-то не знает, кто такой Стравинский и почему его надо сейчас здесь слу- шать.
Ребята, кричите ура! Открытое письмо Раскольникова Сталину... Дали на ночь. Давайте читать скорее...
Появляется папка с пачкой бумаг, отпечатанных на машинке и раз- множенных каким-то диковинным способом. Шрифт бледный, еле различимый, приходиться сильно напрягаться, чтобы прочитать, по- этому читают по очереди, читают о таких вещах, происходящих ког- да-то в нашей стране, что становится страшно даже сейчас.
Потом еще, но уже не крик, а шёпот, цепочкой по комнатам:
Ребята, принесли закрытое письмо Хрущева на 20-м съезде. Приходите слушать...
Маленькая комната красного уголка набивается битком. Сидят все тихие, серьезные, задумчивые. Вникают в каждое слово,стараются запомнить и понять то, что произошло с их страной, с их родиной.
Таким образом Андрей узнал и о статьях Бердяева о событиях 17го года, о письмах Короленко Луначарскому в Гражданскую войну, о дневниках Бунина, которые тот вел в 1917-18 годах, о письмах Горь- кого Ленину по поводу красного террора и о многом другом, о чем раньше даже и не подозревал и не догадывался, но которые давали совершенна другую картину событий тех лет, картину, которая не хотела укладываться в сознании Андрея ни коим образом. Настолько она была невероятной.
Андрей не знал, где здесь правда, а где выдумка или вымысел, не его больше поражало другое, то, что основная масса ребят, его сокурс- ников, уже знала о существовании подобных документов и даже зна- ла, о чем в них пойдет речь. Но откуда?! Откуда?!
Андрей был не просто поражен и ошеломлен всем, происходящим вокруг него, он был раздавлен этой мощнейшей концентрацией ин- теллекта, скопившейся неизвестно почему в тесных, невзрачных комнатушках студенческого общежития. И самое страшное для него заключалось в том, что он, Андрей Орлов, принять участие в этом празднике мысли не мог. Он не умел интересно рассказывать, не умел спорить, не умел доказыватьи не мог заставить слушать себя и поэтому не мог на равных выступать в их бесконечно интересных словесных баталиях.
Андрей чувствовал себя дикарем, неожиданно попавшим в цивили- зованный мир. Он не имел ни малейшего представления о большин- нстве проблем, с таким жаром обсуждаемых молодыми ребятами по ночам; не знал он и фамилий большинства писателей, музыкантов, художников, мыслителей, поэтов, ученых, военоначальников Граж- данской войны, чья деятельность и чье творчество детальнейше разбиралось здесь же на импровизированных диспутах в задымлен- ных до нельзя комнатах.
Но самым ужасным для Андрея было то, что и в литературном твор- честве он, Андрей, не смог стать с ними на равных. Он был медли- телен, тугодум, работал по настроению, вспышками, озарениями, на постоянное, ежедневное сидение за письменным столом был не спо- способен. Но главное - ему нужно было уединение для работы. Здесь же надо было все уметь делать на людях, на публике, импровизиро- вать по заданиям, делать мгновенные яркие экспромты и с блеском их защищать, доказывая свою правоту до последнего, чуть ли не до потери сознания. Здесь надо было быть больше артистом, работаю- щим на публику, чем писателем. Артист же из Андрея был плохой, людские глаза его пугали, заставляли чувствовать себя напряженно, неуютно, дискомфортно.
Андрей закомплексовал и растерялся. А растерявшись, сник, поте- рял уверенность в себе, внутренне сжался, съежился, стал замкну- тым, нелюдимым и перестал посещать студенческие сходки.
Но так долго продолжаться не могло. Быть в воде и стараться не за- мочиться, можно, конечно. Но осуществимо ли это на практике? Жить среди людей и быть не с ними? Возможно ли это? Да нет ко- нечно. Жить тихо, скромно, незаметно, в стороне от основных собы- тий коллектива не соответствовало характеру Андрея. Он не мог не быть на виду. Он привык быть на виду, хотя и не лез в лидеры. Ни- когда. Даже в школе, когда был ее комсоргом. Однако он никогда не желал быть простой пешкой, подпевалой чужих мыслей и чужих идей. Он всегда хотел быть личностью, с которой считаются даже лидеры. Другой жизни он для себя не представлял. Другого не было дано, для другого не было места. Либо - либо! И никаких с собой не не может быть компромиссов. Либо все, либо ничего.
И Андрей решил избавиться от мучившей его проблемы самым прос- тым из всех существующих на земле способов - уйдя от нее. Не раз- решить проблему, не приспособиться к ней, не обойти ее, не проло- мить, а просто- напросто уйти. Раз по моему не получается, значит, тогда и совсем не надо ничего. Как у обиженного мамой мальчишки. Как у того зятя, что решил насолить теще, выколов себе глаз. Пусть, мол, теперь говорят6 - во-он пошла та, у которой зять кривой!..Коро- че, он решил уйти из института. А решив, сразу же повеселел, расп- рямился. Выход из тупика найден. Но если выход найден, значит, надо действовать. Свои дела в долгий ящик Андрей не привык откла дывать. Сказано - сделано. Не надо теперь выжидать, таиться, прис- посабливаться. Раз - и все, и никаких тебе проблем. Решительно и круто, и очень просто. Если бы все в жизни так проблемы решались просто, как легко тогда было бы жить! Ведь от того, что отмахнулся от проблемы, ушел от нее, она не исчезла, не испарилась, она оста- лась навсегда с тобой. А от себя никуда не уйдешь, не убежишь, как не старайся. И будешь ты все свои жизненные проблемы, как улитка свой дом, носить всегда с собой, а они будут все множиться, мно- житься, пока ты совсем не погрязнешь в них и не станет тогда жить тебе совсем невмоготу Решившись на ход из Литинститута, на такой крутой поворот в своей жизни и, понимая, что вряд ли кто сможет понять,а, тем более, , одобрить подобный поступок, Андрей никак не мог осмелиться на разговор со своим творческим руководите Константином Георгиеви- чем Паустовским. Ему было просто-напросто стыдно. Но уйти, не поговорив с ним, было бы верхом непорядочности. Паустовский от- носился к нему вреде бы неплохо, хотя и ничем не выделял среди других студентов. Впрочем, он никого из их группы не выделял, дер- жался со всеми одинаково, суховато ровне, сдержанно, приветливо и внимательно.
И только в конце октября Андрей решился и подошел к нему после занятий
-- Константин Георгиевич, не уделите ли мне несколько минут для разговора?
Тот улыбнулся:
-- Пожалуйста, Андрей Миронович, с удовольствием. Я вас слу- шаю...
Андрей глубоко воздохнул, как перед прыжком в воду, и сказал:
-- Константин Георгиевич, я хочу уйти из института...
Паустовский удивленно взглянул на Андрея, помолчал немного, потом встал, взял Андрея за плечо и сказал:
-- Пошли ко мне...
Они зашли в кабинет Паустовского. Константин Георгиевич за- крыл дверь на защелку, сел на небольшой кожаный диванчик, стоявший вдоль стены, занятой книжными стеллажами, посадил около себя Андрея и сказал:
-- Рассказывай, что случилось?
Андрей замялся. Он не знал, как объяснить Паустовскому все то, что с ним происходило. Было неловко и почему-то стыдно. Ведь это было бы признанием собственной слабости, собственного неумения выйти достойно из сложившегося положения. А собственных сла- бостей Андрей себе не прощал. И он сказал то, что первое пришло ему в голову, хотя об этом он тоже много думал, но не считал сущест венным и важным для себя.
-- Какой из меня писатель, Константин Георгиевич? Вы же прек- расно все видите. Ну, чему я могу научить людей, если сам в жизни ничего не понимаю? Ни в своей собственной, ни в жизни своей страны...
Паустовский усмехнулся. Но усмешка почему-то вышла грустной:
-- Видите ли, Андрей Миронович, вопрос о том, сможет ли кто стать писателем или нет, каждый из претендующих на это по- почетнее, не нелегкое звание, решает для себя сам и никто за него. Здесь советчиков нет и не может быть. И поверьте, Литера- турный институт не готовит писателей. Выучиться на писателя невозможно. Но институт помогает стать писателями тем людям которые обладают необходимыми творческими способностями. Мы стараемся создать в институте для таких людей наиболее благоприятные условия для раскрытия их творческих потенциа- ов и выбора оптимального направления для их будущей писа- писательской деятельности. Кроме тоге, институт дает его сту- дентам великолепное гуманитарное образование, позволяющее значительно расширить их кругозор, повысить культурный уро- уровень и создать необходимую почву для выработки собствен- ного мировоззрения, своего индивидуального, осмысленного взгляда на окружающую нас действительность. Вот и все, что здесь можно сказать, Андрей Миронович , - Паустовский обе- скураживающею развел руками, - а получится из вас писатель или нет, сможет показать только сама жизнь. Только она одна. Если, конечно, вы будете пытаться , будете пробовать писать. Ведь нельзя научиться плавать, не войдя в воду. Не так ли? Но, если вы засомневались в себе, если не уверены в своем призва- нии, тогда что же, все в ваших руках, Андрей Миронович, дейст- вуйте. Каждый человек сам творит свею судьбу. Имейте это в виду...
Затем он помолчал немного, глядя задумчиво на Андрея и, в то же время, как бы сквозь него, занятый своими мыслями, неслышно вздохнул и тихо, проникновенно, словно не для Андрея, а для самого себя проговорил
-- Это хорошо, что ты засомневался в себе, Андрюша, - он так и сказал,- Андрюша.
И Андрей почему-то смутился, ему стало неловко, словно он окаэал- ся невольным свидетелем чего-то личного, интимного, не предназна- ченного для других глаз в жизни этого пожилого, усталого, одино-кого и не слишком счастливого человека, волею судьбы ставшего од- ним из самых значительных писателей 20-го столетия:
Очень даже хорошо. Значит, в тебе есть эта самая, божья искра, что называется талантом. Потому что, Андрюша, сомневаться в себе могут только одаренные, талантливые люди. Им почему то всегда кажется, что то дело, которым они занимаются, может быть выполнено гораздо лучше, чем оно получается у них. Поэ- тому весь готовый уже материал с их точки зрения, уже зара- нее никуда не годится, он сделан плохо, не качественно, не так, как надо, и потому его необходимо заново переделать. И это вот неистребимое желание - заново переделывать только что сделан- ное, оно у них постоянно.И никуда от него не денешься. Оно как перст божий, как наказание. Постоянная неудовлетворенность собой, своей работой, результатами своей деятельности посто- янное сомнение в правильности выбранного тобой пути, поиски новизны, необычности там, где ничего нового вроде бы и не дол- жно быть - они -то и являются верными признаками неординар- ности личности, талантливости человека...
Паустовский поднялся с дивана и подошел к своему громадному, темного резного дерева, старинному письменному столу, на необъят- ной крышке которого среди бесчисленного множества лежащих и стоящих в беспорядке книг, папок с бумагами, отдельных листов и целых стопок писчей бумаги монументально высился сказочно кра- сивый бронзовый письменный прибор в виде средневекового замка с бастионом подставкой для массивного, тоже бронзового пресспапье. Он взял со стола пачку папирос "Казбек", вернулся назад, раскрыл пачку и протянул Андрею. Андрей взял себе папиросу. Паустовский тоже взял папиросу, закрыл пачку, постучал в задумчивости торцом мундштука по ее крышке, затем дунул пару раз в отверстие мундш-тука, сунул папиросу в рот и вновь сел на диванчик. Андрей достал из кармана куртки спички. Они закурили. Дым от папирос пластами кружил по кабинету, создавая ощущение уюта и комфортности. Па- устовский искоса посмотрел на молчавшего Андрея, чему-то усмех- нулся и продолжил все так же неторопливо и размеренно:
-- Имей в виду, Андрюша, что не сомневаются в себе только круг- лые идиоты. А если поконкретней, то недалекие, ограниченные, невежественные, серенькие люди. Парадокс жизни - чем мень- шими способностями наделен человек, чем меньше он знает, чем меньше он умеет, тем активнее и нахрапистее он в жизни,тем наглее и самоуверенней он действует, тем безжалостнее и жест- че он поступает. Наверное, потому, что такой человек не спосо- бен предвидеть и оценить последствия собственных поступков из- за своей душевной черствости и близорукости. А талант и знания обременительны. Они как бы изначально уже обрекают человека на пассивность его жизненной позиции. Слишком мно- гое становится очевидным и страшно бывает начать действовать трудно переступить через себя. Чужая боль становится твоей болью. И каждый твой шаг идет уже по живому, по твоему раскрытому сердцу. Далеко не каждому дано такое выдержать. Вот потому-то, наверное, талант и пытается найти забвение в алкоголе. Слишком часто такое бывает, слишком уж часто. По- лучается так, Андрюша, что трудно в нашей жизни талантливо- му человеку. Очень трудно. Нелегкая это ноша - талант. Ломает он людей...
Он замолчал, глядя на Андрея усталыми, в мелкую красную клеточ- ку на белках глазами, затем мягко улыбнулся и сказал:
-- Ну, ладно, Андрюша, что-то мы отвлеклись с тобой. Не о том говорим. У тебя, наверное, совершенно другое на уме. Тогда да- вай с тобой попробуем разрешить твою проблему следующим образом. Ты сейчас, прямо здесь напишешь заявление на имя ректора об уходе в академический отпуск по семейным обстоя- тельствам. Заявление оставишь у меня. Я сам тебе оформлю ака- демический отпуск на один год. Договорились?
Андрей кивнул головой и облегченно вздохнул. Разговор с Паустов- ским, которого он так в душе опасался, наконец-то состоялся. И, слава богу, все кончилось хорошо. Можно было бы теперь и порадо- ваться. Но особой радости что-то не ощущалось. На душе было смут но. Конечно, добровольный уход из такого "сверхпрестижного" ин- ститута - это, своего рода, поступок! Здесь трудно что-то возразить. Но не поступок ли это Герострата?! Сделать что-то из ряда вон вы- хо дящего только для того, чтобы на тебя обратили внимание?! Мол, все сюда рвутся, лезут любой ценой, а я вот взял, да и ушел! Вот, мол, я какой! Полюбуйтесь на меня! Да нет, вреде бы всё происходи- ло не так. О таких вещах у него никогда даже и мысли не возникало. Так что же тогда? Что он выиграл, а что проиграл, уйдя из институ- та? Что проиграл - это яснее ясного. Это потеря узаконенной воз- можности писать и публиковаться. Что же тогда выиграл? Пожалуй, что ничего... Тогда зачем все это?! Зачем огород-то было городить? Или все гораздо проще. Убоялся Андрюха Орлов премудрости жиз- ни, струсил, смалодушничал, отступил, но... Что но? Что взамен? Себя спас? Тогда от чего, позвольте вас спросить, вы себя изволили сохранить? От дурного влияния? От избытка неожиданной информа- ции? От общения с интересными ребятами, уровень развития кото- рых значительно превышает твой собственный, да?
Вопросы, вопросы, вопросы и... ни одного на них ответа. Уход из Литинститута был первым из многих в жизни поступков, отношение к которому у него у самого было очень даже неоднозначно Сомне-ния в правильности содеянного одолевали его, мучили и не давали покоя еще долгие и долгие годы после случившегося. Однако попы- ток исправить положение и вернуться в институт или же вновь поп- робовать поступить сюда учиться, он никогда больше не предприни- мал. Даже мысли такой у него никогда не возникало. Назад он ни- когда не возвращался. Правда, надо отметить, что одну такую по- пытку он все-таки попробовал сделать. Но неудачно. Желание вер- нуться в прошлое и исправить ошибку, совершенную когда-то, чуть ли не обернулась для него полной жизненной катастрофой. Но это все у него еще только будет. Потом, через несколько лет. У него все только, только начинается.
ГЛАВА 3
Ехать назад в Малоярославец Андрею не хотелось. Не хотелось по той простой причине, что было стыдно перед ребятами, перед Кома- ровым. Получалось так, что он не оправдал их надежд. Надо было что-то делать. Но что? И тут он вспомнил, что где-то здесь, недалеко от Москвы, в Липецкой области живут сейчас его родители. Отец вышел в отставку и они с матерью уехали на родину отца, в неболь- шой старинный городишко с поэтическим названием Лебедянь, рас- положенном где-то в верховьях Дона. И тогда Андрей решил съез- дить сначала к родителям, повидаться с ними, немного развеяться, отдохнуть и уж потом, успокоившись, попробовать определиться и поставить все точки над "и" на перепутье своей жизни. Спешить ему сейчас вроде бы некуда, целый год впереди. Есть время поразмыс- слить, пообдумать и наконец-то попробовать разобраться в самом себе.
Задумано - сделано. Андрей решил не откладывать дела в долгий ящик. Он был легок и скор на подъем, новизна будущего неотвратно манила его и притягивала к себе. Линия его судьбы вдруг сделала не- ожиданно крутой поворот и он летит вперед, не зная, что его там ждет, но уже зачарованный манящим блеском неизвестного, не ду- мая и но предполагая еще, что таких крутых поворотов в его жизни будет немало и каждый такой поворот будет оставлять неизглади- мые, незаживающие рубцы то в его душе, то на сердце, а то и на со- вести.