Аннотация: Изверги - исторический криминальный роман
После того как вся эта теперь уже шумная компания соизволила удалиться Татьяна Ивановна - как я давеча подметил - не выдержав тяжести столь мощного психологического напряжения которое на неё вдруг навалилось, разрыдалась. Разрыдалась навзрыд, ибо никогда ещё в своей жизни не сталкивалась с таким хамством. Её женское начало: никак не могло смириться с подобным этому к её собственной персоне обращением. Не было у неё ни капельки никакой там излишней гордости или амбиций каких-то там всяческих, а просто всё, что произошло в этот день с ней - ей представлялось теперь - необычайно возмутительным и настолько оскорбительным, что даже вспоминать-то произошедшее было как-то уж очень неприятно.
И поплакав для порядка с четверть часика, она по сути дела тем временем непросто плакала и успокаивалась, а ещё пусть и хаотично, но всё-таки старательно обдумывала эпизод этой острой ситуации. И наконец, решив, что переживать-то собственно одной ей нечего, а потому ультимативно набрала номер телефона, и периодически всхлипывая носом, прижала к уху трубку, обострив своё внимание на длинных гудках в ней замерла. Вскоре там раздался щелчок, а затем грубый бас сообщил, что он якобы у телефона и при всём притом: "весь - внимание".
Через десять минут, дав некоторые распоряжения по поводу своего кабинета, то есть уборки в нём она уже мчалась в своём персональном автомобиле к Пётру Николаевичу. Опять водитель как включённое радио чего-то очень оживлённо рассказывал (он, судя по всему, ничего и не знал о случившемся). Опять он эмоционально жестикулировал руками при весьма умелом управлении автомобилем и снова Татьяна Ивановна его абсолютно не слушала. Впрочем, где-то подсознательно у неё мелькнула такая шальная мысль в связи с испытанными волнениями типа: "Опять, этот идиот чего-то там заливает", но и не более. Как ни странно, но она уже больше не тряслась всем телом от случившегося давеча - будто бы немного переболела. Хотя в теле ещё оставался некий несколько отдалённый озноб. Волнение у неё пропадало по мере передачи общей информации Пётру Николаевичу по телефону и улетучилось почти совсем. С поставленной точкой в разговоре она поставила точку и на своих об этом происшествии серьёзных переживаниях, как бы передав их по эстафете. По сути дела правильно рассудив: "Я своё отпереживала - пусть теперь попереживают другие". И то верно!
Приехав и потом, уже войдя в роскошный кабинет в четырёх комнатной квартире Пётра Николаевича (маленького толстячка) с огромными залысинами на голове и чрезвычайно шустрыми губками при разговоре она совсем как бы успокоилась. Притом сразу же было собралась, перейти к более подробному отчёту - ещё не окончательно свыкнувшись со своею новой ролью начальницы и как бы всё-таки ни совсем справившись с некогда бывшей своей подчинённостью - с лёту рассказывая эту историю. Но, несмотря на то, что она сходу повела своё сбивчивое повествование Пётр Николаевич вроде как бы слушая её, усадил её в кресло, никак не перебивая, но когда она уселась в кресло и волей-неволей остановила на мгновенье своё словоизвержение чтобы перевести дух он вдруг с широкой улыбкой на губах пропел ей совсем вроде бы как-то ни кстати:
- Чай?.. Кофе, дорогая Танечка? - вопрос его совершенно не относился к делу, так что она даже как-то поначалу растерялась вроде типа того, - "какой тут чай! кофе! Когда там уже Зимний дворец берут без нас!". И её понять сейчас, конечно же, можно было потому, как она только-только прибыла, если можно так выразиться с "поля боя". И в её душе ещё не угас ни пыл, ни ажиотаж и даже в ней ещё в некоторой степени кипели кое-какие совсем там неподдельные переживания, поэтому щекотливому вопросу, а тут: "кофе, чай... Может ещё отобедать предложат?!". Однако было явно видно, что пока он не услышит конкретного утвердительного или другого какого-либо вообще ответа на свой вопрос он так и будет её неутомимо несколько отрешённо созерцать, то есть, как бы взглядом говоря: "Успокойтесь и отвечайте на поставленный вопрос". Поэтому она невольно извинилась и несколько даже кроме того смутившись проговорила с оправдывающейся интонацией:
- Простите, давайте то, что у вас уже есть готовое, мне всё равно...
Услышав это, он энергично кивнул и вихрем, что совершенно казалось несовместимым с его плотной, хотя и невысокой фигурой моментально удалился в кухню. Видимо, у него не было ничего уже готовым и ему только вот сейчас, пришла в голову такая замечательная идея как угостить чем-нибудь Татьяну Ивановну, сделав ей этим приятное. Теперь я думаю пока он там чем-то своим занят, а Татьяна Ивановна устремив свой усталый взгляд в пол находится в состоянии глубокой задумчивости не будет ничего лишним если я воспользовавшись моментом соизволю просветить уважаемого читателя по поводу того же Пётра Николаевича. А Пётр Николаевич между тем при всей своей внешней обыкновенности и даже посредственности наоборот был человеком весьма так сказать незаурядным и отнюдь непростым как может показаться на первый взгляд.
Во-первых, хоть он и бывший функционер, но в отличие от некоторых бывших товарищей, которые как крысы спешно покидали корабль перед предстоящей его гибелью. То есть если быть более точным или выражаясь конкретнее - он коммунист. Причём истинный и верный в правильном смысле этих слов. А не тот, который узнав, что оказывается его бедного, обманывали всё это время и он теперь ни в коем случае уже не хочет в дальнейшем пачкать и даже ставить как-то рядом своё доброе имя с этим "прообразом человеческого безобразия". Можно подумать что этого "несчастного" когда-то тогда - раньше - когда он только вступал в коммунистическую партию, кто-то принуждал к этому. В компартию хоть и старались, безусловно, принимать достойных, но частенько получалось - впрочем, как всегда! Ибо лезли туда опять в первую очередь всякие рвачи и карьеристы - и выходило, что удостаивали снова зачастую кого ни попадя.
Во-вторых, он был не только интеллигентного внешнего вида, но был и по сути своей действительно интеллигентным человеком. Кроме того, был достаточно образованным и с практической точки зрения разбирался во многих вопросах жизни не понаслышке. Несомненно, мог считаться серьёзно начитанным мужем; чрезвычайно к тому же наделённым богатым жизненным опытом. Хотя он, как и все другие верил в светлое будущее и верит в него даже сейчас, но видя - что тогда что теперь - гнилую сущность некоторых людишек, поэтому поводу всегда искренне переживал. Вообще с годами к нему пришёл и философский подход к жизни, но он всё равно - чего бы ему ни устраивала судьба-злодейка - продолжал верить в гуманную чистоту души и всегда считал, что добродетель человеческая рано или поздно победит. И неважно, под каким флагом: красным или серо-буро-козявчатым.
В своё время, когда началась вся эта катавасия с перестройкой он, конечно же, как честный человек был только - за! - двумя руками. Но опять-таки по опыту своему уже серьёзно опасаясь всякой спешки в этом чересчур деликатном и очень важном вопросе боялся, что обязательно снова: чисто по-русски в правительстве непременно наделают множество поспешных (обычно уже необратимых) действий что собственно, в конце концов, и в самом деле случилось.
Поэтому когда произошла та чехарда с Гэкачепистами, он с открытой душой поддержал их. Даже надеялся, что вот теперь-то вероятно что-то разумное в этом роде обязательно и получится. То есть как-нибудь всё-таки удастся избежать всех этих глупых и опасных государственных ошибок, которые он заранее предвидел. Ведь даже дураку понятно, что не произошло великого краха и абсолютного падения страны в пропасть жуткого хаоса и наконец, той полной гибели её - как вообще какой-то ни есть страны - исключительно только из-за народа. Да русского народа! И непонятно по каким ещё другим критериям и неимоверным обстоятельствам не произошло распада великой державы. А впоследствии и полного разграбления её другими как они себя зачастую считают - цивилизованными странами, которые давно уже Россию рассматривают как некий сырьевой придаток; причём каждая страна именно своим.
- А вот и кофе! - пропел, занося поднос, Пётр Николаевич своим красивым басом который, несмотря на его низковатый рост прекрасно сочетался с ним:
- Вот теперь-то мы, пожалуй, и обсудим сегодняшнее предложение наших... товарищей (он сначала хотел сказать бандитов, но умышленно не сказал). Хотя лучше сразу скажу, тут, и обсуждать-то нечего. Надо соглашаться с товарищами, - продолжал он, тем временем расставляя чашечки с кофе и другие приборы. А затем, усевшись в кресло, напротив певуче добавил, - Да что там! надо соглашаться, милая Танечка. Скорее даже жизненно необходима нам - их защита! Завтра другие придут, послезавтра третьи... и нам так сказать никак, этого не избежать - хотим мы этого или не хотим... в конце концов. А вы что думаете, добрая моя фея? - и он с сердечностью уставился на неё в ожидании ответа.
- Я?.. Я не знаю, давайте я сначала поподробнее наверно расскажу, что же всё-таки... и главное - как! всё это произошло...
- Ну что ж если вы так настаиваете то, пожалуй, я с глубочайшим вниманием вас выслушаю, но предупрежу сразу, я всё это в какой-то степени уже себе представляю. Можно смело сказать, что ничего нового вы мне даже не сообщите, а вот я напротив после вашего рассказа - обещаю! в свою очередь вам, дорогая Танечка, тоже рассказать одну быль-небылицу. Хорошо?.. Ну что ж я готов выслушать вас. Я весь внимание!
Слушая её рассказ, он сначала в некоторых местах иронично улыбался. Иногда его лицо приобретало возмущённый или даже порой грозный вид, но ни в коем случае не выказывало какого-либо пренебрежения, а тем более неуважения к событиям или её поведению в тот или иной момент. Пётр Николаевич внешне был вообще натурален. Он просто слушал её - и всё. Когда же Татьяна Ивановна закончила своё повествование, он глядел на неё с каким-то уже даже восхищением и сочувственно (без всякой актёрской игры) покачивал головой, крепко сжав губы.
- Да милая моя девочка понатерпелись, однако ж, вы... бедная деточка... - а так как она по возрасту где-то действительно годилась ему в дочки, то это не прозвучало с его стороны как какое-нибудь издевательство над её амбициями, а он тем временем продолжал, - что же сказать? Во-первых, успокойтесь теперь. Считайте, что это всего лишь вам приснился такой маленький кошмарик. Завтра идите смело на работу и ничего не бойтесь. Я всё улажу с другими нашими товарищами... А вы, когда они пожалуют: дадите им наше полное согласие. Все вопросы с нашими соучредителями я улажу сам, не волнуйтесь. Это уже мои проблемы. А вы отдыхайте... Кстати хотите посмотреть какое-нибудь зарубежное кино по "видику" или может у вас есть свой видеомагнитофон?.. Тогда я могу дать вам кассеточку и не одну: у меня, кстати, широчайший выбор... Хотя, что я говорю! Вы домой, наверное, торопитесь...
- Пётр Николаевич! Вы мне кое-что обещали... - чуть плутовато улыбаясь (ей не хватало только выставить журящий пальчик) проворковала Татьяна, совершенно уже успокоившись.
- Не понимаю...
- Вы обещали, рассказать мне какую-то быль-небылицу. Уже забыли?
- О, помилуйте меня моя милая барышня. Вы и так сегодня столько понатерпелись, а я вам ещё тут буду такие страсти-мордасти на ночь глядя рассказывать. Вы что же меня совсем, моя деточка, за злодея держите. Нет! Это уж как-нибудь в следующий раз... Увольте!
- Пётр Николаевич! Не-е-е-е-т... Вы обещали, так и рассказывайте. Иначе я от вас... ну никак не отстану.
- Ну, хорошо-хорошо!.. - всё-таки нехотя согласился Пётр Николаевич, указывая ей на кресло, ибо они уже было встали и даже вроде как направились в сторону выхода. Молодая женщина с удовольствием плюхнулась обратно в кресло и, приняв удобную позу, приготовилась слушать. Пётр Николаевич, сначала виновато улыбнулся, но при этом отрешённо покачивая головой из стороны в сторону как бы говоря своим видом: "Эх, не надо бы - да ладно!" - вновь занял прежнее своё место в кресле:
- Видит небо, я не хотел уже вам теперь этого рассказывать. И даже уже раскаиваюсь, что пообещал вам, но да ладно... Эту историю мне ещё позавчера рассказал один мой давний товарищ. Многое мы с ним прошли вместе. Росли, заканчивали в школе мы тогда пятый год... когда потом война. Потом ещё бы доучиваться после победы - но где там! Кушать было нечего... разруха... полная разруха... Может всё-таки не надо?.. - и он умоляюще посмотрел на Таню, но та - категорически запротестовала и он продолжил. Сначала у него получалось как-то немного нескладно. Как будто он с трудом находил слова, но постепенно как бы набирая обороты - всё быстрей и быстрей - всё легче находя нужные вовремя слова, повёл свою историю:
- Когда началась перестройка Антон Валентинович, на тот период времени как раз уже был директором крупного машиностроительного завода нашего города. Ну, вы наверняка догадываетесь которого именно - тем более он один у нас. Да-да! именно этого завода... Сейчас он уже и называется-то по-другому, и статус имеет другой, да и множество других все различных изменений произошло. Стоит ли сейчас на этом заострять своё внимание: этот завод теперь - акционерное общество закрытого типа. Не буду вдаваться в административные тонкости, а перейду непосредственно к конкретным событиям. Антон Валентинович теперь уже не столько директор этого завода - как владелец основного пакета акций, то есть соучредитель. (Как и вы!) Но вы сами, наверное, догадываетесь для чего я, это вам сейчас рассказываю...
Так вот, одним прекрасным днём - в кавычках конечно - к нему так сказать заявился один посетитель. Это так сначала показалось, что он пришёл как обыкновенный посетитель. Довольно респектабельный - спортивного внешнего вида молодой человек. Но тут присутствуют некоторые весьма странные обстоятельства: во-первых, почему-то одетый в спортивный костюм (как и вы, только что рассказывали). Нет, я прекрасно понимаю, как и мой товарищ, что это естественно в настоящий момент: модно, красиво... Но, в конце-то концов, всему должен быть предел. И если человек нашёл деньги на такой костюм, который совсем недешёвый - то наверняка у него дома должно быть и настоящее светское для подобных встреч одеяние - то есть костюм и ни в коем случае не спортивный.
Но да ладно - не то всё-таки главное! В чём посетители должны приходить по элементарному этикету на аудиенции. Главное то, что он (тот молодой человек) сразу сделал ему настоятельное предложение. Причём таким своеобразным тоном и образом что вроде как Антону Валентиновичу и не оставляют (кто и что?) даже никакого другого выхода как само собой немедленно согласиться и непременно принять это предложение.
Тут я добавлю, что они только-только как раз обсуждали такой вопрос на всеобщем собрании руководства. Вопрос об организации охраны: как личной, так и производственной. В связи с обнаруживающимися за последнее время проблемами. Всякими, пусть пока ещё хоть и новыми - не особо, в общем-то, распространёнными, но вполне возможными в скором будущем: открытыми захватами-перехватами так называемыми "рейдерскими" неурядицами... Но дело-то как говорится - до самого-то дела - так пока и не дошло. Теперь, ему тем молодым человеком были предложены кое-какие другие условия, условия сразу скажу - не совсем приемлемые, но так или иначе - услуги предложены, дело сделано.
Они опять срочно собрались по этому вопросу. Только теперь уже с более казалось бы конкретными и ускоряющими процесс решениями. Но сами знаете, как у нас порой решаются вопросы на производствах такого масштаба. Охрана-то, она в принципе-то уже была, но что это за охрана была. Вы представление само собой тоже разумеется, уже имеете. Почти пенсионеры: дяденьки да тётеньки - уже давным-давно - дедушки да бабушки...
Но суть опять не в этом. Дело в том, что руководящий персонал вообще не придал всему этому серьёзного значения. Ну, пришёл какой-то так сказать мальчик, ну показал грозящий пальчик, да и всё. Все забыли об этом. У всех - сами понимаете - свои проблемы. Кому сейчас легко? Потом вообще все ходили и даже подшучивать уже начинали над этим происшествием. Вот, мол, молодёжь, дескать, какая шустрая нынче выросла! Палец в рот не клади!.. Да и вообще, даже смеяться в открытую стали над этим... И что же тут такого? Спросите вы. Да! Действительно, некоторое время это походило даже на скверную шутку, но ни несколько дней назад, когда Антона Валентиновича вдруг совершенно неожиданно - средь бела дня! - похитили...
Первое время никто, собственно говоря, и не обратил особого внимания на такую вроде как безделицу... Мало ли чего? Заболел... Решил ли отдохнуть... В конце концов, мало ли какие там семейные вопросы могут возникнуть у такого человека как Антон Валентинович. Он перед нами, дескать, не отсчитывается, да и не обязан вовсе... Потом-то конечно объявился он.
Но мне Антошка лично кое-что рассказал: где был, что с ним делалось. А отвезли его прямо в лес. Причём перед этим так скрутили, что он и пикнуть не успел, как оказался с мешком на голове. Его и связывать-то не стали (типа совсем не боятся). А молчаливые крепкие парни посадили его в машину и повезли неизвестно куда. Он поначалу попытался по дороге даже начать какие-то там вроде права свои качать: так ему так врезали! всего один раз - в печень - от чего он чуть там же не загнулся и минут двадцать вообще ничего не мог проговорить. Дышать говорит, было, нечем, а не то чтобы там чего-то ещё: возмущаться, спрашивать. Серьёзные ребята надо сказать. Всё у них так отлажено: не одного лишнего слова - не одного лишнего действия - всё чётко и конкретно.
Антошка вообще поначалу думал: "мочить" везут - даже с жизнью уже по дороге простился. Ну вот! Говорит, как приехали - его выволокли как вещь какую-то. Мешок сняли с головы и повели лесом куда-то, а уже стемнело, поэтому фонариками подсвечивали. Ну, думаю, говорит - сейчас доведут до нужного места, где там ямка уже приготовленная ждёт его, сердечного, и всё - кранты. (А то ещё может и капать могилку-то себе заставят...)
А ребята какие-то странные молчаливые и сила в них чувствуется какая-то сказочная. Жалко, что убивать ведут, а то бы я даже возгордился бы ими. Такие вот думаю, ребята, да за Русь-то матушку всегда и стояли насмерть. Эх, жалко убивать-то ведут, а то бы и правда от восхищения бы не иначе как заплакал бы, да и только. (Хотя говорит у самого и вправду ужо слёзки закапали.) Куда ведут витязи "богатыри русские"? - и спросить-то боюсь.
Вдруг, вроде остановились. Слышу где-то, кто-то - благим матом орёт - впрямь раздирается! Снова меня повели и... привели прямо на полянку хорошую такую - земляничную. Коли б лето было, а то ж весна: трава вокруг жухлая и только мелкая молоденькая еле-еле пробивается. Да в полумраке не видать особо... Хворост всякий то там, то тут валяется... Дождик видно недавно тока прошёл... Свежо, а воздух-то такой чистый - дыши, не надышишься! - жить аж прямо жуть захотелось.
Потом вижу, человеческая голова на земле стоит и в глазах у неё какое-то вроде удивление. Поначалу, я подумал даже что мёртвая, потом вижу - ан, нет! - живая... Моргает... Отплёвывается там от чего-то. И вдруг как заорёт опять: "...Не дам ничего - не подпишу ничего... Сволочи! Кровопийцы!.." и другое тому подобное. И всё чаще матом... Видно, что человек сильно, очень сильно расстроен. Голова грязная... в крови вся (пытали видимо!). А позади него - человек стоит с косой в руках - уже на изготовке. Я говорит и заметил-то это не сразу... Говорит, я хотел крикнуть ему, да и им тоже всем, мол, стойте! Что вы дескать-то делаете? Вы же убьёте его! Но не успел: тут - раз тот, что с косой-то был прям - вжить! - и покатилась голова-то... У меня ноги-то подкосились... Я уж и не помню точно, говорит, что и орал-то им - что-то типа того: сволочи!.. Мрази!.. Хуже фашистов... А голова-то прямо к ногам его подкатилась и смотрит. Так почему-то удивлённо смотрит. Вроде как на него, но и куда-то вроде бы как-то мимо - куда-то в пустоту. Но всё-таки как будто к нему имеет претензию. И у него сначала хочет спросить, как будто это он ему голову отрубил... И в тоже время вроде как жалостливо так! - мол, за что это меня убили-то? А он - заглядывает в лицо... а оно бледнеет... синеет в свете фонарей. И кровь уже изо рта вместо упрёков и звуков - тоненькой струйкой стекает... У него говорит, ноги отнялись, не чует их...
А в голове-то мысль так и суетится проклятая: сейчас же и моя очередь подойдёт... Всё - пожил своё... И хватит!.. Эх, жалко внуков... Да и сына с дочкой... Тяжело им без меня-то теперь будет... Сашка последний курс в институте-то не успел закончить, а кто теперь поможет-то ему - ему ж деньги нужны... Да и Настеньке той ещё сложней без меня-то будет с мужем-то алкоголиком. Как пацанят поднимать-то будет? Жена-то Марьюшка... Эх, прощай родимая!.. И мысли-то - так и вертятся - так и вертятся вокруг их родных... Родненьких моих!.. Да, многих в тот короткий момент вспомянул я... Как жил... Сколь добра сделал; сколько зла - всё моментом пролетело - вспомнилось! Сколько сделал; сколько бы ещё нужно было бы сделать... Эх, заборчик на даче не поправил... И понял я, нет, не время - не время ещё! - мне умирать теперь. Нет, не время! Всё сделаю, что попросят... Всё отдам... лишь бы внуков ещё поднять...