- Чёрт, если бы ты был настоящим, эти фразы приходили тебе в голову только минут через десять. Когда дверь закрывается, и ты, стоя на лестнице, придумываешь отличные остроты в ответ - называется "лестничное остроумие". Нет, ты не мой воображаемый друг, ты письменный. Существуешь только в моей книге. На бумаге. И над каждой твоей остротой я думаю по полдня.
- Ну если бы ты думал над ними по полдня, ты бы давно забросил эту затею. Тебе было бы просто лень писать то, что мало кто прочтёт, да ещё и бесплатно, да ещё и размышлять над остротами по полдня. Я же знаю, что ты пишешь их сразу, по ходу. Но вообще да, ты прав. Я всего лишь письменный образ, мысли мои - не мои, а твои, а раз я не мыслю, то, значит, и не существую.
И тут Шут испарился, так как был всего лишь воображаемым.
- Читатели будут несколько ошарашены, особенно после того моего монолога, - продолжил Шут, развивая тему. - И когда следующим же предложением будет моя реплика, они всё ещё не будут понимать, что никакой я не воображаемый. И эта интрига останется до конца книги. И бедные школьники будут гуглить сочинения на тему "Был ли Шут воображаемым?"
Вот и нет, я так и напишу: фраза про то, что Шут испарился, всего лишь была написана по настоянию Шута, который не хотел кататься на паровозике, пока я не пообещаю, что вставлю её в этом месте книги. Приношу свои извинения Вашим ожиданиям, мой терпеливый читатель. В тот момент я отказался вставить этот идиотизм в книжку.
- И не уговаривай, я не буду этого делать. Это нарушит весь сюжет.