Осиновский Александр Александрович : другие произведения.

Глава из романа "Лепестки его жизни" Киевские зори

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Александр Осиновский
   Глава из романа
   "ЛЕПЕСТКИ ЕГО ЖИЗНИ"
  На тумбочке возле Сашиной кровати задребезжал будильник. Саша, не открывая глаз, протянул к нему руку, намереваясь остановить его не слишком приятный и ненужный сегодня призыв. Но пальцы коснулись не будильника, а шероховатой поверхности диплома, лежавшего рядом. Пальцы на мгновение замерли на нем, потом подцепили на ладонь, рука понесла его к Сашиному лицу, и он открыл глаза. Вот он - итог пятилетней многотрудной работы! Только вчера он его получил... Не красный, нет - синенький... О красном Саша перестал мечтать еще после первой сессии: слишком огромной и тяжелой вдруг оказалась для него эта вузовская учебная ноша.
   А ведь как замечательно всё начиналось! Вступительные экзамены на этот раз он сдал почти блестяще. Чтобы быть принятым, ему даже не потребовался учет службы в армии! И это вдохновило его, вселило уверенность, что так будет и дальше. Сбывалась его заветная мечта: он стал студентом, учится в солидном, широко известном институте, живет в хорошем общежитии, имеет стипендию. Друзей сколько появилось! А сколько всего интересного в этом прекрасном городе Киеве! И всё хотелось увидеть, познать... Только где на всё надо было брать время?..
  И теперь вот как-то грустно было на душе... Не от того ведь только, что все друзья уже разъехались, и в своей комнате он остался один! Да и сам он завтра покидает и общежитие, и институт, и Киев. Жребий брошен - подъемные получены и теперь его ждет другая столица - Минск. Туда он едет на работу по распределению. Тоже хороший город. Саша уже знаком с ним, так как провел в нем целый месяц, когда проходил там со своей группой практику на радиозаводе. Но все-таки жаль расставаться с Киевом. Уж очень он привык к нему за пять лет. Да и многие Сашины друзья оставлены в Киеве. Боря Пономаренко, его еще армейский друг, вместе в КПИ поступали, год назад женился на киевлянке, и у него уже не возникало проблем с распределением. Как тут не позавидовать и не расстроиться!
  "А впрочем, поделом тебе, Сашка..." - горестно подумал он и, не выпуская из рук драгоценные "корочки", приподнялся и сел на кровати. Сегодня у него не было необходимости куда-либо спешить. Всё к отъезду уже подготовлено, билет в кармане, но не в Минск пока, а на Урал к сестре, маме и своим двум племянникам. Как ни как уже четыре года их не видел! У них в Златоусте ему удалось побывать только после первого курса. На остальных каникулах он мог позволить себе ездить только в Днепропетровск и рыбачить там с дядей Степой на Днепре... Так что завтра - в дальнюю дорогу! А сегодня вечером он встретится с хорошенькой девушкой Соней, и они вдвоем отметят его день рождения в ресторане. На этот раз без Бори, так как тот уже успел укатить со своей прелестной Маричкой в деревню к своим родителям. Уехали несколько дней назад на родину и их китайские друзья Ма Шао-мей и Чжао Дзин. Пусто и грустно стало в комнате.
  Саша сидел на кровати и вздыхал, поглощаемый мыслями о прошедшей вузовской пятилетке и о рассеявшихся друзьях. Наклонился и вытащил из-под кровати чемодан, где хранился его архив. Все эти годы он неизменно вел дневник, и заглядывать в свои записные книжки стало для него жизненно важной необходимостью. Но сколько душевных мук и волнений испытывал он каждый раз, перечитывая наугад эти торопливые записи! Сколько там запечатлено и радостей и горестей! Он открыл чемодан и взял книжку, на первой странице которой было жирно выведено: ПЕРВЫЙ КУРС. Вот они,
   " ВЫБРАННЫЕ МЕСТА ИЗ ПЕРЕПИСКИ С САМИМ СОБОЙ"!
  ...Как угорелый ношусь по коридорам института, заглядывая в аудитории, лаборатории и прочие интересные помещения и уголки. Всё восхищает, тут всюду "гулко" пахнет стариной. Истертые ступени лестниц говорят о бесчисленности студенческих ног, прошедших по ним за шестьдесят лет существования КПИ.
  На лекции ходим как на праздник. Сидим и слушаем, широко разинув рты. Записывать что-либо пока не успеваю. Но научусь! Впрочем, нам объявили, что мы скоро едем в колхоз на сельхозработы. А что, это тоже интересно!
  Каждый выход "в город", то есть поездка в центр Киева - тоже как на праздник. Боже, как красиво вкруг! Этот Крещатик, эти "схили" Днепра! Да нет, куда не глянешь - только восхищаешься. Особенно манит киевская старина: Владимирский Собор, Золотые Ворота, Печерская Лавра, Андреевская церковь...
  ...Первый выход в оперный театр. Балет "Шурале". Пришли почти всей нашей группой. И все были очарованы и спектаклем и самим театром. Только охали и ахали от восторга. Еще бы: все мы были впервые в оперном театре вообще!
  ... В колхозе работаем хорошо. Часто - на баштане. Объедаемся арбузами с белым хлебом. Один наш товарищ, мой тезка Сашка Малецкий, так и говорит: "Меня хлебом не корми - дай арбуз с хлебом!" Но все мы возмутились: нам обещали по триста рублей за весь срок работы, а дадут по двести.
  ...Мы уже в Киеве. Вечером на радостях большой компанией отправились в Оперу. Слушали "Травиату". На этот раз в восторге не все. А я - да! Арии из нее я знаю давно. Восхитился пением Чавдар, Белинника, Гришко.
  ...Стипендия - четыреста двадцать рублей. Из них сорок - вычетов. Плюс деньги, заработанные в колхозе. Плюс присланные мамой. Расходы разные, питание. Увы! - на пальто не хватает... На него нужна почти тысяча.
  ...На бюро КСМ факультета я утвержден главным редактором стенной газеты "Радист". Должен был присутствовать на партийном бюро, но отговорился, чтобы не встречаться там с нашим физруком - я не хожу пока на его занятия.
  Замечаю, что мне надо как-то тренировать память и внимание. Физическая тренировка мне тоже необходима. От занятий спортом я освобожден - слабовато сердце (а ведь в армии на это не обращали внимания...). Предписана общая физкультура. А еще мне надо стать нахальным, тогда легче будет справляться с бесцеремонными и преподавателями и однокурсниками. Хватит уже мне оставаться застенчивым и боязливым - тряпкой, одним словом...
  ...Массовая вылазка студентов четвертого общежития в театр имени Франко на спектакль "Долина слез". Ну и я, конечно! Вещь мне понравилась. Но наши-то хлопцы! - ой-ой-ой... Не пойму я их!..
  ...Увы, математику сдал только со второго захода... Преподаватель, наш уважаемый Михаил Львович Далецкий (Надо же, полный тезка моего армейского друга математика Фрумкина!) сказал мне, пристально и строго глядя в глаза: "А ведь у вас, Журавский, не математический образ мышления! Задумайтесь над этим". Ох, в какую краску он вогнал меня этими словами... Жаль, что прервалась моя переписка с Фрумкиным!
  ...Меня все-таки вовлекли в самодеятельность. Вчера мы выступали в Доме ученых на торжествах по случаю юбилея какого-то большого ученого-механика (фамилию забыл). В первом ряду сидел ... Михаил Львович... Увидел я его, и у меня во рту сразу пересохло. С трудом прочитал главу из моего любимого "Василия Теркина"...
  Чем дальше в лес - тем больше дров... А еще - болото... Если я из него вылезу, то мне можно будет ставить памятник. Я уже не человек, а тень, жалкое подобие человека. Где мои идеалы? Где мечты? Где мой энтузиазм? А был ли он у тебя? Истинный... Ужас и ... равнодушие. Спокойствие и ужас. Плюнул на всё и ... пошел на танцы, где и проторчал до четырех утра.
  ... Но начатое дело надо довести до конца! Во что бы то ни стало. Назад у меня дороги нет... А голова отказывается работать. Болит изо дня в день. И не то чтобы болит, а так ... ОТУПЕЛА... Как там у Некрасова:
   "Эх, кабы зажило плечо,
   Тянул бы лямку как медведь...",
   А что там у него ещё,
   Напоминать - не сметь!!!
  ...Автобус трясет на неровной дороге. Мальчика лет пяти мотает из стороны в сторону. Мама его уговаривает:
  - Сынок, садись же ты ко мне на колени! Или рядом садись - место же есть!
  Мальчик строго, насупившись:
  - Нет, я хочу ТЕРПЕТЬ!
  Вот это, я понимаю, формируется ХАРАКТЕР!
  
  ..."Дядя Ваня" в русском театре. С Ниной. Хорошая девочка. У меня к ней самые добрые чувства, но не любовь. Она это чувствует и грустна. А что я могу поделать? У меня перед глазами все еще возникает образ "моей" Женечки. Как жаль, что я ее потерял!
  ... Ну что же, надо отметить, что дела мои с горем пополам наладились, и у меня начался театрально-литературный "запой". Читаю Луи Арагона и Джерома. А недавно посмотрел в Октябрьском дворце спектакль грузинского театра драмы - "Царь Эдип". Впечатление - колоссальное! И это несмотря на то, что артисты играли на своем языке. Правда, все кресла были оборудованы наушниками и можно было слышать перевод на русский. Ходил один, так как туговато дело с деньгами. За неделю посмотрел фильмы "Весенние грозы" и "Последний дюйм" (в третий раз!), послушал оперу "Тарас Бульба" и побывал на концерте ансамбля "Дружба". Не жирно ли для моего тощего кармана?
  ...Ощущение сильной ревности бывает опьяняюще приятным. Это я к тому, что у Нины, оказывается, где-то есть жених. Почему она мне об этом сразу не сказала? А я уже начинал к ней привязываться... Сколько уж у меня промелькнуло этих, откровенно говоря, безнадежных любовных интрижек! Была Нина одна, потом вот - другая... Чуть раньше были две Томы. И Люды тоже было две! Одновременно. С ними вообще потеха. Это же смешно: едва я только становился более внимательным к одной, как вторая начинала тянуться ко мне; но как только я второй показывал свое расположение, она тут же отдалялась от меня. Прямо-таки какая-то игра в кошки-мышки! Этакие подружки-хохотушки издевались надо мной. Беззлобно, правда! Видел бы это мой армейский сослуживец Ломако... Эх, Женька, где ты?
  ...А в желудке сегодня - ни-че-го...
  "После чашки чаю желудок повелевает мозгу: теперь поднимайся и покажи, на что ты способен. Будь красноречив, глубок и нежен. Смотри ясным оком на природу и на жизнь. Распахни белые крылья трепещущей мысли и лети, как богоподобный дух над шумным светом, устремляясь меж длинными рядами пылающих звезд к вершинам вечности" - Джером К. Джером.
  Как же это здорово звучит! - Лучше не скажешь...
  И тут же в ушах зазвучало тоже что-то знакомое:
   "Не мои ли страсти
   Породили бурю?!
   Но бороться с бурей
   Не в моей ли власти?"
  Откуда это? А, кажется, из романса Тонеева! Тоже здорово! И для меня - программно! А жрать-то все равно хочется...
  Недавно в столовой мне казалось, что вся еда пахнет селедкой. И особенно - чай. Подошли и сели за мой стол Боря с Лёшей. "Глянь, Лёш, на Сашку! - сказал Борис. - Куда это он так вырядился? Селедку под нос повесил ДЛЯ ЗАПАХА". Я расхохотался: вот, оказывается, почему мой чай пах селедкой - на шее у меня был серебристый галстук! - Плохое расположение духа как рукой сняло.
  Боря спросил у меня, как правильно: трАпеза или трапЕза? вЕчеря или вечЕря? Я сказал, что можно и так и этак. Но вЕчеря - вычурно, а вечЕря - тепло, по-домашнему. ТрАпеза - изящно, а трапЕза - ругательно (Эй, ты, трапЕза!).
   ... В голове такой кошмар, что просто беда. Спать не могу - не идет сон. И это уже в течение недели. Что мне делать? Вот что: не сдаваться до последней капли надежды. Но ведь так мало удается!.. Взять хотя бы сегодняшний день... Чего я достиг сегодня? Да ничего! Весь день голова была забита страшным мусором, даже вспоминать стыдно... Какое-то абсолютное безволие, вялость, гнетущая душу лень.
  Как воспитать в себе энергию? Как заставить себя работать по-настоящему? Я чувствую, что я безнадежный лентяй. Но лентяй особого рода, жалкий и беспомощный, на которого со стороны и сердиться даже было бы как-то неудобно. Скорее я заслуживаю жалости, как к человеку, больному неизлечимой болезнью - бесплодной, чудовищно развитой страстью к мечтательности. Видно, это удел всех слабых людей... Образ Манилова бледнеет рядом со мной, Маниловым двадцатого века. Вот посмотрел фильм "Белые ночи". И этот мечтатель Достоевского тоже заставил меня густо краснеть за самого себя. Весь день ходил я под впечатлением фильма и старался не пропускать в голову ни одной отвлеченной мысли. Я объявляю блокаду своему воображению. Заморю свои фантазии голодом! (Ха-ха! При моем безденежьи это, в общем-то, несложно!)
  ...Ну вот, эти дни я почти не мечтал! Я говорю "почти", так как не мог же я не мечтать об успешной сдаче своих хвостов! А сегодня у меня в голове опять такой садом... что я уже стал противен самому себе. Я презираю в себе всё: свои мечты, чувства, ощущения... Я считаю теперь себя чуть ли не вместилищем всех пороков. Заниматься совсем не могу. Беда! Сейчас я сижу в моей любимой библиотеке имени КПСС. Вокруг меня сидят люди. С умными лицами они углубились в толстые научные книги. А я среди них кажусь себе круглым идиотом и вместо теории электромагнитных полей (ТЭМП) читаю роман Оскара Уайльда "Портрет Дориана Грея". Чертовски увлекательно! ("Единственный способ отделаться от искушения - поддаться ему" - пишет он, что я и делаю... На это моих мозгов хватает). А в кармане уже лежит билет в Октябрьский дворец на какие-то там никчемные танцульки под названием "Вечер отдыха". Ну так что? Я совсем безнадежен?
   Знобь, сноб... Знобить, снобизм.
   Знобить снобизмом - снобить.
   Озноб - сном бить! А сноба - палкой!
   Сногсшибательно - снобасшибательно...
   Точка!
  ...Теорию поля сдать - не поле перейти! И все же я его перешел! В ТЭМПе! Браво, Сашка! Ну что ж, я изодрал свои мозговые извилины о краеугольные камни наук. Зато у меня теперь нет ни единого хвоста и можно безоглядно отдаваться любимым развлечениям! Денег, правда, нет, однако пока успешно занимаю в счет ожидаемой стипендии и маминой поддержки. Купил билеты в русскую Драму на "Забавный случай" Гольдони, в Оперу на "Риголетто" и туда же на концерт одесских артистов. Чуть ранее сдуру побывал на опере Жуковского "Первая весна". Чухня! Рядовая современная поделка. Зато "Реквием" Верди в Октябрьском дворце - вот это здорово! Да! Мне же еще удалось побывать в филармонии на концерте Ростроповича! А... впечатление почему-то небогатое... Виолончель я, в общем-то, люблю, она созвучна моей частой меланхолии. Но, видно, я еще не созрел до понимания тех вещей, которые исполнял маэстро.
  ... В день моего двадцати пятилетия в кармане оказалось только двадцать пять копеек... Боже, как неприятно в наши дни чувствовать себя нищим! Но пришли Боря с Лёшей, поздравили и вручили мне шикарный белый галстук. Сели мы втроем и задумались: где достать денег? Решили отметить мой "Четвертак", когда получим стипендию. Отметим и разъедемся на каникулы.
  ... Осень началась пасмурная, но на редкость тихая и теплая. Две недели ходил на свидания с Ниной. Господи, опять Нина! Третья уже! Везет мне на Нин. И, главное, все они в чем-то похожи. Конечно, "знакомщик"-то один! Правда, эта Нина задумчивее других. Научила меня грустной песне, которую я слышал только от нее: "Блеснет огонек зеленый, и скроются вдаль вагоны. Вслед за тобой умчатся радость мои и мечты...". А голос у нее приятный, бархатный, солирует в фабричном хоре. На последнем свидании она сказала тихо: "Саша, зачем играть в любовь? Я же вижу, что ты думаешь о другой". А я и, правда, на свиданиях с ней часто вспоминал Женю. Уходя, я обернулся. Она стояла и, глядя мне вслед, произнесла негромко: "Иди, иди...". И печально помахала рукой.
  Когда я ушел от нее уже далеко, на душе стало как-то нехорошо, не по себе, мне подумалось, что я потерял навеки девушку, лучше которой, может быть, не встречу никогда... Идут дни, а я всё грущу о Нине. Быть может, до знакомства с новой девушкой. Ого! Мне донесли, что кое-кто уже называет меня "бабником"! Это интересно. Никогда бы так о себе не подумал. Но, значит, я становлюсь мужчиной!
  ...Меня потрясли в этом месяце два Георгия: профессор Покровский на выставке его космических рисунков и Свиридов своей "Патетической ораторией" на слова Маяковского. Вот это мастера!
  ...Опять вертятся мысли о моем истинном призвании... Нет больше уверенности, что КПИ - это моё. Я порой кажусь себе таким пустым и ничтожным, что хочется плюнуть на себя и заняться простым прожигательством жизни. Только я ведь не рантье, я советский человек, у меня нет капиталов... Но вчера осилил АФУ (антенно-фидерные устройства) и уснул сном праведника: настолько приятным было удовлетворение от этого, в общем-то, маленького успеха.
  ...Не знаю, то ли дневник не может выдержать того, о чем бы я хотел написать, то ли я не имею права доверить ЭТО даже дневнику. Случилось ужасное, потрясающее, коробящее душу событие. Слыхано ли? - со мною! Нет, с кем угодно может быть такое, но только не со мною!!! В ЭТО со мной - поверить невозможно! И вот - бац! Вот уж поистине - на бедного Макара все шишки валятся. Если это не устроится в ближайшие дни, то что же я буду делать?
  ...А, устроилось!!! У страха глаза велики! Мое больное воображение... Мне об этом врач так и сказала. Ах, как нехватает мне твердости характера!
  Начался очередной учебный год. Я равнодушно встретил это событие. Но институт-то закончить надо! Буду стараться... Как там у Достоевского? "Всё победит моя жажда жизни!" Где-то прочел я и высказывание Дзержинского: "Ощущение жизни прекрасно даже тогда, когда приходится носить кандалы" - кажется, так. Да, я знаю, что я посредственный студент, но не считаю себя посредственностью...
  ...Случайно встретил в городе Тому. Гуляли. Нам посчастливилось купить билеты в филармонию на Лисицыана. Ну что ж, через неделю сходим вместе на концерт этого удивительного певца. А пока сходили с ней на американский фильм "Всё о Еве". Изумительно! Фонтан острот просто окатил нас с ног до головы!
  ...Удивительно, но у меня появилась какая-то упорная усидчивость! Даже не верится! Надолго ли? Я ведь быстро выдыхаюсь... "То хорошее, что выпадает в жизни на нашу долю, всегда измеряется секундами" - это я встретил у Горького.
  Энергичного человека неудачи мобилизуют на борьбу. А у меня - наоборот... К борьбе меня зовет одно упрямство, дух противоречия, замеченный еще моими близкими. Может, это и неплохое качество, но если бы оно сочеталось с энергией, смелостью. А я ведь даже когда хорошо знаю предмет, не могу его достойно выразить из-за своей робости. Разве может быть успешным такой человек?! И всё это тянется за мной с самого детства. Не зря же меня уже в восьмом классе окрестили "теленком". Придумал для меня эту кличку парень, которого я сам мало уважал. Но словцо, приклеенное им мне, оказалось довольно метким. Я был теленком и остаюсь им по сей день. Горько признаваться себе в этом! И я в эту минуту задыхаюсь от негодования на самого себя.
  Я всегда стараюсь понять человека, с которым общаюсь. А понимает ли он меня? Что он думает обо мне? У меня часто возникает такое чувство, будто ему хочется сказать мне: "Эх ты, тюря, теленок!" И к моим ушам приливает кровь. А человек видит это, молчит и только едва-едва улыбается. Не хочет меня обидеть. И на том спасибо...
  ...На листе ватмана карандашами изобразил я восточную красавицу-танцовщину и влюбился в нее как Пигмалион. Повесил над кроватью. Кто ни придет ко мне - восхищается. Мне приятно. Я вспоминаю Женю. Чем-то моя Галатея на неё похожа. У Ромена Роллана в "Очарованной душе": "Он вообразил, что она - воплощение всего, что было в нем самого лучшего, чистого, гениального, и стал обожать ее".
  В актовом зале КПИ состоялся концерт Ворвулева. За пятьдесят копеек мы с большим удовольствием послушали замечательного народного артиста. А вечером я пошел в русскую Драму на спектакль "Дети солнца" Горького. Позавчера там же смотрел "Комедию ошибок" Шекспира. Хорошо!
  Дай мне только волю, и моя необузданная фантазия занесет меня куда угодно! Фантастика прямо-таки оккупирует мою голову. И она начинает трещать как спелый арбуз. Начав серьезную работу часов в девять, к одиннадцати голова уже не может бороться с "черными силами реакции", и я падаю на постель. Но "прогрессивные силы" моего сознания, выступающие под лозунгом "Даешь стипендию!" поднимают мою голову с подушки. Начинается ожесточенная борьба "партий" за власть над моей башкой. В результате в голове - полнейший беспорядок. Прогрессивная партия едва-едва удерживает власть в своих руках. Самыми опасными ее противниками являются партии "Чревоугодие" и "Фантастика". Немалую роль играют и внешние факторы. У кого бы занять денег?
  ...Опять колхоз. Жарко, пыльные ветры. Мне заткнуло грудь - приступ астмы (давно уж не было!). Но здесь добрейшие люди, отъедаемся до отвала. Руководство разрешило мне вернуться в КПИ. Буду отрабатывать "колхозный срок" на военной кафедре - рисовать огромные электрические и функциональные схемы СНР-75. Опять схемы... как в армии... Но это хорошо. Сей предмет тоже нелегкий, а таким образом я смогу его лучше усвоить.
  ...Из поэзии Луи Арагона:
   Взойду на холм, коснусь тебя рукою,
   Далекая и близкая звезда!
   Я солнце берегу в своей кромешной ночи,
   Победа в сердце у меня живет!
  
   ...УРА!!! МОЙ РОВЕСНИК ЮРКА ГАГАРИН В КОСМОСЕ!!!
  С этого дня начинается уже действительное покорение космического пространства.. И я рад, что честь открытия дороги в глубины Вселенной принадлежит моему поколению.
  Любовь бывает и с парадного крыльца, и с черного хода. Кто так определил? Или это я сам придумал? Да, я вот думаю о девчонке Алле! Странное беспокойство она вызывает во мне! Но, кажется, я всё понял: ей нужны были прелести любви, а я с ней только... философствовал... Смешно!
  Сосущее ощущение где-то под ложечкой и в области сердца. Тоска! Как трудно найти девушку, которая раз со мной встретившись, уже не захотела бы расставаться ни на минуту! Кажется, такая была... Но я так бездарно ее потерял... "Любить - значит превзойти самого себя!" - утверждал Оскар Уайльд. А ты разве превзошел?
  ...В Минске на практике мы часто голодаем, так как институт что-то долго не высылает положенные деньги. Ощутили удивительную "сладость" камсы, съедаемой с черным хлебом, густо намазанным горчицей. Ну и с чаем, конечно! На завтрак и на ужин. Обеды мы по большей части пропускаем. Я заработал на радиозаводе ... 16 р. Ребята грубо (с голодухи!) требуют взаймы. Даю, но тоже злюсь... Потом троим прислали деньги. И сразу остальные стали у них усиленно занимать. Деньги успешно распределились и - общая добрая выпивка. Гуляй, студент! Живем в общежитии тоже политехнического института. Жаль, клопов слишком много... У нас в КПИ, то есть в общежитиях, их уже успешно вытравили.
  ... На днях встретил на Крещатике нашу Франю, и мы с нею сходили в кинотеатр "Киев" на "Лесную песню". Фильм нас просто растрогал: так в нем много поэзии! Захотелось срочно почитать Лесю Украинку.
  ...Опять без денег... А есть так хочется! Да когда же это кончится?! Неужели лишь через двадцать лет, когда наступит время провозглашенного ныне коммунизма?
  ...В библиотеке имени КПСС читаю работу Ильи Эренбурга "Люди, годы, жизнь". И каждый раз, когда я выхожу после ее чтения из библиотеки, я начинаю чувствовать себя богаче в своих помыслах, одухотвореннее и чище. Кажется, что я уже не буду больше совершать глупостей, что я умудрен богатым жизненным опытом. Мои повседневные заботы и волнения кажутся такими мелкими! И я как бы возвышаюсь над всем мелочным, что есть во мне самом и в том, что меня окружает.
  Кстати, у него там есть такие слова: "Маяковский понимал, что если не надеть на технику гуманистического намордника, то она искусает человека". Слова верные. Но это не разочаровывает меня в технике. "Обсасывать" ее в гуманистическом плане - задача конструктора.
  ...Банк задерживает выдачу денег институту. Поэтому задерживается выдача стипендии... Я прямо в ярости! Для успокоения сходил на фильм "Письмо незнакомки" по Цвейгу и взял очередной том Ромена Роллана. А под вечер получил и деньги. На радостях отправился в консерваторию на "Сорочинскую ярмарку". Веселый день получился!
  ...И скучно и грустно, и некому морду набить за отсутствие в магазинах самых элементарных вещей. А через двадцать лет - уже коммунизм...
  ...Ура! я проглотил "Питание"! (Электро... - конечно). Руки развязаны. На очереди - удар по курсовому проекту.
  ...Я смотрю на ребят, собравшихся в нашей комнате, и удивляюсь их деловитости и сосредоточенности: они играют в преферанс. Все они умные хлопцы, или, по крайней мере, большинство. Они играют, они умеют. Я не умею и не играю. И я никогда не буду играть в преферанс. И не потому, что я питаю отвращение к этой игре, а просто меня не тянет к ней. Да я ее и не постигну! Там нужны беглость мысли, резвость ума, изворотливость. А у меня этого нет... И вот я думаю, если бы я мог, как они, играть в преферанс, то мог бы и учиться так же небрежно-хорошо, как это получается у них. Ведь они учатся именно небрежно! Практически не прикладывая никаких усилий, они постигают сложнейшие вещи. Но лишь те, что им преподносятся. У них не появляется желание познать что-то другое. Их манит только преферанс. И я их не осуждаю... Да, не осуждаю! Ибо от моей всесторонней любознательности нет никому никакой пользы. Я глуп, но глуп как-то по-особенному. Мою голову наводняет целый океан разнообразных идей, красочных образов, но столь же значительных, как мыльные пузыри. А они будут энергичными полноценными инженерами, без иллюзий, без фантастики, с трезвым взглядом на жизнь. Я же до конца дней своих останусь жалким недоучкой с дипломом инженера. У меня никогда и ни в чём не будет настоящих, подлинно ценных знаний... Что бы сказал мне сейчас отец по поводу той многолепестковой ромашки? Расстроился бы он ужасно...
  ... И все-таки мы с Атисом подрались! Он еще на практике в Минске стал задираться, приставать ко мне. А я никак не мог понять - почему? То ли потому, что как-то сидя в большой компании наших ребят и девчат рядом с Франей, я по-дружески обнимал ее за плечи (тесновато было!), а он к ней не равнодушен. То ли в споре о происхождении Вселенной я был слишком красноречив, и это его раздражало. Но высказал он мне совсем странную "претензию": почему я теперь не такой, каким был на первых двух курсах? Мол, тогда я был парень - что надо! А теперь - ни то, ни сё. Впрочем, он выражался в мой адрес и покрепче... И вот вчера на танцах в нашем общежитии я имел неосторожность потанцевать с девушкой, за которой он теперь волочится. Из-за этого мы и скрестили наши шпаги, а точнее - кулаки. Потому еще, что оба подвыпившими были... Ну, дали по паре раз друг другу в морду! И нас быстро разняли. Обошлось без телесных повреждений... Смех! Я ведь практически никогда в жизни не дрался... Как там у Эдгара По? "Бывают вещи до того смешные, что человек должен непременно рассмеяться, иначе он умрет". Вот, вот! Но я именно со смеху сейчас помираю.
  ...Только что сдал "Радиолокацию". Спешу зафиксировать очередную удачу. На оба вопроса я отвечал сегодня как артист - вдохновенно и убедительно, так как знал всё до тонкостей. Со мною это не так часто бывает. Этот зачет доставил мне просто-таки эстетическое удовольствие.
  ..."Передатчики" проскочил успешно, а на "Приемниках" ... провалился. "На радостях" отправился в кино и посмотрел фильм "Америка глазами француза". Отличный фильм, не зря все так рвутся на него. А вечером был в Опере и слушал "Голубой Дунай".
  Да, бывают у меня такие мгновения, когда в меня будто бес вселяется. Какая-то неоправданная радость так и прет из меня. И тогда уже ничто не кажется страшным: ни экзамены, ни замдекана, ни сама атомная бомба. Жаль, что такие состояния длятся совсем недолго! Если бы они посещали меня почаще, я бы во всем и всегда побеждал. Не знал бы я, что такое горечь поражений...
  ..."Приемники" пересдал "на государственную". И возликовал. Но, как всегда, не могу отделаться от чувства неловкости. Я часто отвечаю невпопад на самые элементарные вопросы. Знаю, черт возьми! - но нормально ответить не могу: теряюсь... От того образуется плохое настроение. Интересно, мог бы я вообще припомнить из своей взрослой жизни хоть один день, когда меня ничто бы не тревожило, не угнетало, не волновало, не приводило в смятение?
  Говорят, что в вечных волнениях - радость жизни, настоящее счастье. Может быть! И все же в голову часто приходят такие мрачные мысли, что становится трудно дышать. Ведь существуют причины очень далекие от тех, которые определяют счастье.
  ...Скрипично-симфоническая неделя. В консерватории слушал концерт симфонического оркестра с участием Давида Ойстраха - Бетховен, Моцарт, Вагнер, Хиндемит. Я возвышенно опьянел от музыки. Потом там же побывал на концерте ансамбля скрипачей Большого театра. И, наконец, в актовом зале КПИ послушал местную скрипачку Пархоменко. Впечатление, конечно, уже не то. Но "Цыганская рапсодия" Равеля у нее получилась неплохо. Я только поражаюсь, насколько нашим хлопцам безразлично кого не слушать: Пархоменко, Ойстраха или хоть самого Паганини - не идут!
  Я теперь даже не очень осуждаю себя за свою неисправимость. Разве это плохо - вторгаться хоть краешком своей жизни во всеобъемлющую огромную Жизнь? Пусть я немногого достигну, пусть я не буду чувствовать себя в ней, как дельфин в морской стихии. Но мне хочется хотя бы иметь право сказать в итоге: я ее видел!
  "Знайте, что каждый человек содержит в себе дурака и мошенника: дурак - его чувства, а мошенник - ум". Так утверждает один из героев Горького. Я думаю, они правы оба.
  Нет, я не хуже всех! Есть и похуже меня. Я знаю разных отличников. Есть "отличники" не по уровню ума, не по призванию. Они "отличники" из-за своей чудовищной ограниченности. Всё, что не касается лекций, зачетов, экзаменов, им непонятно и чуждо. На таких "отличников" я смотрю с презрением. Но есть и такие отличники, которым я по-доброму завидую: они успевают всё!
  ...Весна! Воздух прозрачен и тих. Своих легких, кажется, недостаточно. Жалеешь, что они не огромные меха, способные втягивать в себя многие кубометры этого майского чуда!
  На сдачу зачета по цветному телевидению пришло только пятеро. Сдал один я. Появилось маленькое чувство гордости за себя (!).
  ...И вот мы в армии! Военная спецподготовка в лагерях. На месяц. Живем в палатках недалеко от Шепетовки, родины Николая Островского. Музей там его, к сожалению, слабенький - всё в Сочи.
  Мне, как не служившему офицером ранее, как человеку по характеру совершенно гражданскому и привыкшему к тому, что тобой командуют, даже как-то неловко ощущать подчинение себе "нижестоящих" по званию. Хотя я всего лишь младший лейтенант. В глазах многих наших ребят-студентов я даже увидел плохо скрываемую зависть. "Одна маленькая звездочка, а как она всё меняет!" - слышал я у себя за спиной. Что ж, служба есть служба! То же самое ощущает и мой друг Боря Пономаренко. Мы с ним вспоминаем нашу службу в Калининграде, жалеем, что потеряли связь с Мишей Фрумкиным.
  ...У меня накопилось много зарисовок Киева, нашего КПИ с его замечательным парком, моих друзей и в институтской, и в колхозной, и в военнолагерной обстановке. Ребята восхищаются, а я пожимаю плечами - баловство!
  ...Читаю "Бурю" Эренбурга. Часто у него встречаются мысли, которые хочется выписать. Например:
  "Мечтала она стать актрисой, а таланта не оказалось, только та высокая настроенность, которая принуждает жить искусством".
   Это и про меня тоже... Или вот еще:
  "Бывают в жизни редкие часы, когда счастье разлито в воздухе, и человек, освобожденный от памяти, от мыслей, от всего, чем он силен и слаб, просто смотрит, дышит, улыбается".
  Мне кажется, я живу именно с таким представлением о счастье.
  Я часто думаю о музыке. Она для меня не божественный нектар, который нужно принимать едва дыша, закрыв глаза и елейно улыбаясь, а ВОЗДУХ! - чистый свежий воздух, без которого я не могу жить и работать.
  У меня какой-то сюрреалистический характер: много ярких многоцветных черт, но они не составляют сколько-нибудь понятного рисунка. К сожалению, я не представляю собой цельную, волевую натуру...
  ...Ура! Я ворвался в Киев! И сразу же накупил себе билетов на гастроли театра имени Моссовета и на одну постановку театра Сатиры. А еще - на концерт эстрадного вокального квартета из Японии и на вечер отдыха в Октябрьский дворец. Всего - на семь рублей! Почему такой размах? Да мне удалось сегодня получить стипендию!
  ...Уже побывал на спектакле театра Сатиры: "Дом, где разбиваются сердца" Бернарда Шоу. До чего же сильная вещь! И какие актеры!
  ...Японская эстрада - просто великолепна! Я не слышал и не видел более изящного исполнения песен! И японских, и русских, и негритянских...
  На спектакле театра имени Моссовета - "Бунт женщин". Превосходная вещь, но игра артистов, как мне показалось, была какая-то натянутая. Даже такие корифеи как Марецкая и Плятт, явно переигрывали. Странно, но факт!
  А вчера смотрел, как "Арфей спускается в ад". Вещь замечательная. Здесь Марецкая была очень хороша.
  Спектакль "Лизи Мак-Кейн". В заглавной роли - Орлова. Она прекрасна в свои далеко не молодые годы! Можно дать лет тридцать пять, не более. Зал то замирал, то шумно ликовал от восторга.
  ...Ах, эти девочки!.. Не умею я с ними быть самим собой... Всё как-то натянуто, робко, неумело... То ли дело - мой друг Боря! Для него познакомиться что с красавицей, что с уродиной - ничего не стоит! Свободно! А у меня не используется то, чем я владею: мои некие глубокие душевные качества. Да уж, слишком глубокие - не докопаешься... Бывают моменты, когда кажется, что я наконец достиг чего-то значительного в самом себе. Но проходит какое-то время, и всё летит к чертовой бабушке... Надоело ругать самого себя, но и не ругать нельзя - заслуживаю.
  Концерт Жаклин Франсуа в Октябрьском дворце. Ее эстрадно-речетативные песни ни на кого в зале не произвели глубокого впечатления. Но из вежливости аплодировали. Традиционно поднесли цветы и спокойно разошлись. А я на концерте был с НЕЙ... Да!- той самой... Не дает она мне покоя... Ух, я ее убью! В переносном смысле, конечно...
  ..."Вновь зима в лицо мне вьюгой дунула, но навстречу вьюге я кричу...". В тысячный (а может, десятитысячный?) раз решил я "с сегодняшнего дня" начать новую жизнь. И для начала раскрыл... том стихов моего тезки Блока: "Ты только ослепишь сверканьем отвыкший от видений взгляд...". Вспоминаю Женю. Все-таки я попытаюсь ее найти... Зачем я ее тогда потерял? Во мне сидят два человека. Как я ненавижу этого второго! Это всё он... Если бы было возможно отделить его от моей плоти, я бы перегрыз ему глотку, четвертовал, задушил... Или просто утопил бы как ненужного котенка. Трудно жить человеку с таким складом ума и характера, как у меня. Права была Женя...
  ..."Динамо" (Киев) выиграло у "Динамо" (Москва) со счетом 1: 0. И то ладно! Ведь я хотя и не болельщик, но всегда от души желаю киевлянам успеха. Потому что люблю Киев. Он мой хороший то суровый, то ласковый друг.
  Нужны брюки, нужна приличная белая рубашка, тетради нужны... Ношусь по городу в поисках и того, и другого, и третьего. И ничего не нахожу в магазинах! А еще мечтаем о коммунизме...
  "В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот..." - Замечательные слова! И вот я уже пятый год карабкаюсь по каменистым тропам. Пятый год ломаю себе ногти об острые камни справедливых замечаний о моем истинном призвании. Пятый год раздираю свою душу о краеугольные камни наук. Туман минутной передышки заволакивает опасные места. Я спотыкаюсь, падаю, калечусь, но опять карабкаюсь, карабкаюсь, карабкаюсь... И вот я уже вижу близко "сияющую" вершину. Но тут на пути встает новое грозное препятствие - Военка! Я задыхаюсь. В глазах появляется что-то фатальное и бесконечно тоскливое. Но мозг, чуть ли не теряющий рассудок, все-таки находит в себе тот единственный импульс, который заставляет меня двигаться на приступ последней твердыни.
  ...Проходит всего два дня, и твердыня эта мною уже взята! Ура мне, ура! Успешно сдать экзамен по громоздкому комплексу СНР-75 мне, конечно, помогло то, что я долгое время рисовал на военной кафедре электрические схемы этой станции наведения ракет. Так что кое-что в голове осталось! И хотя мне, надеюсь, сбивать вражеские самолеты не придется, я испытываю некоторую гордость от того, что знаю, как это делается.
  ...Продолжаю встречаться с Томой. Второй. С первой давно расстался. Та была дивчина уж больно разбитная, да и распущенная тоже. А эта - просто дичок какой-то! Люблю ли я ее? В ответ себе я пожимаю плечами. Но часто испытываю нежность к этому чрезмерно скромному существу. Как она смогла остаться такой, живя в большом городе? Ее скромность доходит до ограниченности. Отмалчивается. Трудно понять, что у нее на душе... И все-таки меня пока тянет к ней. Может, с желанием разгадать эту загадку.
  Вчера мы с ней долго гуляли по набережной Днепра, а потом целовались в подъезде ее дома. И, как всегда, Тома упорно сопротивлялась. Мне было ясно, что в ее душе борются два чувства: желание изведать неизведанное и стыд. Я не выдержал и сказал, что она какая-то странная. Тома сразу захлопнула створки своей раковины. Она обиделась, стала грустна. Сказала, что не хочет быть похожей на легкомысленных девчонок. Это хорошо. Но быть слишком замкнутой тоже плохо. Слова мои не убедили ее. Стала настойчивее обычного торопиться домой. Мне удалось очень крепко ее поцеловать, и она убежала к себе наверх. "Когда встретимся?" - крикнул я ей вдогонку. "А зачем? Ведь я странная!". Но всё же назначила свидание на воскресенье. И я ушел с болью в сердце за нее и за себя.
  Кажется, я ушел от нее навсегда. Может, я опять теряю хорошего человека? Может, я не умею разгадывать человеческие души? И вообще не умею любить? Образ Жени неизменно встает у меня перед глазами. Женю я тоже обидел, не оценив ее страстный порыв к моей душе... Эти мысли роем вьются в голове и ни на минуту не дают мне покоя.
  ...Сегодня у меня замечательный день: я сдал зачет по полупроводникам и побывал в филармонии на вечере Ираклия Андроникова. Как бы мне хотелось научиться говорить так же красиво как он! У меня челюсть отваливалась от восторга.
  ...Побывал я и на втором и на третьем вечерах с Андрониковым! Исключительно по лишним билетикам, которые добывал с большим трудом. И прямо-таки задыхался от смеха, когда он рассказывал о своем первом выходе на сцену - о том, как он провалился в молодости, выступая в филармонии в качестве музыкального лектора.
  ...Можно ли спокойно жить с такой обнаженной (а может - ободранной?) душой как у меня? Вот сегодня побывал в филармонии на музыкально-литературной композиции "Пэр Гюнт". Он меня потряс. Я увидел в нем частицу (и довольно значительную!) самого себя. Надолго ли меня хватит с такой чувствительностью? Меня или не понимают (и это еще хорошо), или тайком посмеиваются (а это уже похуже).
  Жена Грангузье родила Гаргантюа через левое ухо, предварительно объевшись требухой. Нечто подобное вышло у нас с зачетом по автоматике: мы предварительно "объелись" лабораторками. Но "родили"!..
   А я всё покупаю альбомы репродукций с картин великих мастеров. (Конечно, когда бывают "лишние" денеги). Сегодня купил Тенирса, насмотрелся на ночь, и мне снились веселые сны на сюжеты его картин.
  ...Сегодня пошел в академичку, залез в кабинет технической книги, и мне там так понравилось, что даже голова соображать стала. Я просто-таки взахлеб готовился к экзамену по конструированию радиоаппаратуры. За два с половиной часа, конечно, сделал не так уж много, но все же ушел оттуда просветленным и просто счастливым. В голове вдруг всё прояснилось, и мне стало весело. Эх, почаще бы так!
  ...Распределение!!! Все мы взвинчены до предела. Всем хочется остаться в Киеве. Но не всем повезло. Меня посылают в Минск в какой-то засекреченный "ящик". Это немного утешает. Но и закабаляет тоже: оттуда уже не вырваться! По крайней мере, в течение трех лет... Переживаю. А впрочем, что тут уж переживать? Главное - полюбить Минск... Хорошо Борьке - он успел жениться на киевлянке и остается в Киеве. Я ему завидую. ... Да, а с Атисом мы помирились! Как не помириться? Ведь его жизнь в КПИ - почти повторение моей жизни. Оба мы с ним порядочные му... Ладно, не буду выражаться!
  ...Подготовка к защите дипломного проекта стала идти лучше лишь в том смысле, что не надо бегать по улицам, тоскливо поглядывая на красивых девушек: у меня теперь есть Соня! Я с ню познакомился в нашем институтском парке. Она только что окончила школу и собирается поступать в КПИ. Разница в возрасте у нас приличная, но это, я думаю, не должно меня пугать. Главное, что она - прелесть с голубыми глазами и веселым характером. В ее смехе - "свежесть весеннего ливня", как сказал бы о ней Луи Арагон. А мы как раз под солнечным ливнем и познакомились.
  В моем сознании уже сформировались три ее портрета. Первый - в момент знакомства: веселая девочка-шалунья. Второй (в воскресенье): весенняя сказка, образ девушки, открывающей себе мир. И третий: в момент расставания поздно вечером - грусть, сомнение, неясная тревога.
  ...Защита дипломного проекта. Скучно, буднично, на заводе, где мы временно работаем. А ведь это крупнейшее событие в нашей жизни! А в моей - тем более... Ха-ха-ха! Я стал инженером! Сумел все-таки преодолеть всё! Сбылись мечты идиота... Частично. "Мечтать, надо мечтать детям орлиного племени..." - как поется в одной красивой советской песне. Вот я себе и намечтал... Только что-то орел из меня не получился...
  Как сразу отметили? Да собрали кое-какие деньги, зашли в ближайшую пивнушку и там крепко выпили. Теперь надо брать на заводе расчет, чтобы с толком погулять на выпускном балу, который состоится, правда, аж через две недели.
  ...На спектакль МХАТа "Веер леди Уиндермайер" отправился в очень скверном расположении духа. Ведь опять один... Сонечка меня сильно обидела своим недоверием, обиделась сама и не пришла. А дело в том, что она на прошлом свидании вдруг обнаружила на моей рубашке в области левого плеча едва заметную полоску губной помады. Я же никак не мог припомнить, как она там оказалась. Потом все-таки припомнил, что днем на Крещатике, зазевавшись, случайно столкнулся с какой-то низкорослой девицей. Она-то и провела своими губами по моей рубашке. А я и не заметил... Ну и мне не удалось оправдаться перед Соней - не поверила она моим доводам...
  ...Ну вот, состоялся и выпускной бал! Так, ничего особенного. Обещано было много, а получился балаган. Гуляли мы там пока без дипломов, зато с академическими значками на груди и с направлениями на работу в кармане. Жаль, не позаботились мы о выпускном альбоме... Хроническое безденежье виновато... Был с Соней. Помирились, конечно!
  ...Вручение дипломов тоже прошло как-то неинтересно: буднично, без всякой торжественности - сунули каждому в руки, торопливо поздравили и всё... Теперь мы вольные птицы - летим, брат, летим! И улетим в неизведанные дали. И мало с кем-либо из друзей потом встретимся.
  
  Саша оторвался наконец от своих записных книжек, глянул на часы. Ого! - первый час уже! Пора и на обед отправляться. Но спешить все равно не хотелось. Он нехотя встал, потянулся, сделал несколько разминочных гимнастических движений и тем ограничил свою ежедневную физзарядку.
  На круглом столе, стоявшем в центре комнаты, лежал последний выпуск институтской газеты "За радянського iнженера". Над ее названием крупными красными буквами провозглашалось: КЛИЧЕ ЗАХОПЛЮЮЧА ТВОРЧА ПРАЦА.
  - Кличе! Конечно кличе! А то как же иначе? - усмехнулся Саша и перевернул малоформатный газетный лист. А там сверху тоже крупным шрифтом значилось: ТИ ОКРИЛИВ УСIХ НАС, РIДНИЙ КПI.
  А ниже: ВIД УСЬОГО СЕРЦЯ - обращение со словами благодарности к "дорогим советским братьям" выпускника Ма Шао-мея. И далее "Марш киевской весны", написанный по-русски им же, причем с нотами:
   Киев в разгаре чудесной весны,
   Снова над нами каштаны цветут,
   Общею целью объединены,
   Вместе два брата к победе идут...
  Ма Шао-меем Саша всегда и во всем только восхищался. Вот он, этот его китайский друг, был настоящим отличником! Миша, как его запросто звали советские друзья-однокурсники, а он не возражал, прекрасно освоил русский язык и говорил на нем почти без акцента. Писал на родном языке стихи, а потом переводил их на русский. Играл в институтской самодеятельности на нескольких китайских народных инструментах, попутно осваивая семиструнную гитару и кобзу. Хорошо разбирался в классической европейской и русской музыке и очень болезненно реагировал, когда Саша, напевая какую-либо арию, вдруг начинал где-то фальшивить. Разумеется, Ма Шао-мей был убежденным коммунистом, а потому чтение партийной прессы, как китайской, так и советской, являлось для него делом святым. Об успехах коммунистического строительства в Китае всегда говорил вдохновенно, о наших недостатках и культе личности высказывался сдержанно, авторитет Мао-Цзе-дуна был для него непоколебим. Впрочем, всё китайское землячество КПИ, которое Ма Шао-мей и возглавлял, было непоколебимо в этих своих воззрениях. И это понятно!
  Ма Шао-мей был отличным организатором общественных, культурных и спортивных мероприятий в среде своих земляков, и они своим энтузиазмом часто раззадоривали не слишком податливую на инициативы студенческую среду. В трудные минуты китайский Миша охотно помогал и Саше. Сашу он понимал и ни разу не обидел его ни словом, ни взглядом.
  Второй Сашин китайский друг Чжао Дзин тоже был отличником, достойным уважения. Он отличался от Ма Шао-мея только тем, что не писал стихов и не играл на музыкальных инструментах. Зато в свободное время упорно читал на русском языке романы Льва Толстого.
  А прожил Саша с ними в одной комнате два последних учебных года. Первый год четвертым был Боря, второй год - Лёня, так как Боря, женившись, стал жить в квартире своей Марички. И вот никого их нет... Удастся ли когда-нибудь повидаться с ними? Особенно - с китайскими друзьями? Умчались ребята строить в Китае свой коммунизм. "А что, - подумал Саша, - они со своим безграничным трудолюбием построят его скорее нас!"
  КПИ устроил выпускникам-китайцам шумные проводы. На вокзале было много музыки и цветов, смеха и слез, крепких объятий и заверений в неугасающей вечной дружбе. Но китайские друзья почему-то не давали никаких своих адресов для переписки, мотивируя тем, что не знают пока, где будут работать и жить. Мол, узнаете потом наши адреса, когда мы сами вам напишем. И это как-то настораживало, так как в их глазах нет-нет, да и появлялась неясная тревога, более глубокая, чем та, что связана с чувством расставания и дальней дороги. Видно, уже тогда они знали о положении в своей стране что-то такое, чего пока не могли знать их советские друзья...
  И тут Сашу осенило: ведь внизу на вахте давно разложена по ячейкам сегодняшняя почта! Он наскоро умылся, причесался и сбежал вниз. Да, для него пришло три поздравительные телеграммы: от мамы с Надей, от дяди Стёпы с тетей Таней и от Вани Буслова. Особенно порадовался Саша телеграмме от Вани, от которого давно не было писем. Саша не знал даже, где он сейчас служит. Знал только, что где-то очень далеко.
  "А что же молчит Борька?" - с обидой подумал Саша. Но не успел он отойти от почтово-ячеечного ящика, как на вахте часто зазвонил телефон. Вахтерша сняла трубку:
  - Журавского? А вот он как раз тут стоит, почту смотрит! Журавский, возьмите трубку!
  На проводе оказался Боря:
  - Ну здравствуй, старик! Поздравляем, дорогой, с днем рождения! Чего желаем - ты сам знаешь! Главное сейчас - не горюй, что из Киева уезжаешь! Всё будет хорошо! Извини, что мы сегодня не с тобой, что так скоро уехали! Понимаешь, семейные обстоятельства! Женишься - поймешь, что это такое!
  - Да-да, Боря, помню твою любимую присказку: Нэма дурных - поженылыся!
  В трубке раздался звонкий смех Марички:
  - Саня, Санечка! Не слушай ты его, балбеса! У нас всё в порядке! Мы желаем тебе тоже жениться в ближайшее время! И мы обязательно приедем к тебе в Минск на свадьбу!
  - О, Маричка, боюсь, долго ждать придется! - вздохнул Саша. - Но уж вас-то точно приглашу на такое событие!
  - Саня! - звенел в трубке голос Марички. - А может, это произойдет в Киеве? Ведь твоя Соня тоже киевлянка!
  - Ой, не знаю, мои дорогие... Поживем - увидим! Спасибо за поздравление и добрые пожелания! Будем держать связь! Так что до свидания! Надеюсь, до скорого...
  Поднимаясь на свой этаж, Саша негромко напевал:
  - А на тому боцы, там жывэ Маричка в хатке, щё сховалась у зэлэный бир!
  Редкие ныне встречные жильцы общежития улыбались, глядя на него. А Саша напевал и думал, что вот он освоил разговорную украинскую речь, и теперь поедет осваивать белорусскую: "Ну, я прямо "полиглотом" трех славянских языков стану!"
  Войдя в свою комнату, он прежде всего взял веник и тщательно подмел мусор, состоявший из мелких клочков изорванного им вкладыша к диплому. Тем самым он как бы отгораживал себя от всего неприятного, что накопилось за пять лет. Теперь всё начинается с нового листа!
  Затем Саша быстро привел себя в порядок и вышел из общежития. Он шел по Полевой улице в сторону Брест-Литовского шоссе и уже прощальным взором окидывал ее строения, хотя ничего примечательного, кроме общежитий КПИ, на ней не было. Потом свернул в институтский парк и теперь шел по нему, привычно восхищаясь его неброской, умиротворяющей красотой. На прямой как стрела дорожке, что сбегала вниз от института к шоссе, он остановился и со щемящим чувством посмотрел на суровый, почти готический портал центрального входа. Недавно он его здесь зарисовал и сделал надпись: "КПИ! Ты - мои радости, ты - моё горе...". Сейчас он усмехнулся: "Но почему же - горе? Разве ты потом не будешь вспоминать годы, проведенные в его стенах, как самое лучшее, что было в твоей жизни?! Наверняка - буду!"
  Далее по курсу была студенческая столовая, в которой Саша плотно пообедал, на целых семьдесят копеек. И отправился пешком к центру города. На площади Победы он глянул в сторону нового здания цирка и отметил, что оно - почти копия цирка в Минске, расположенного там, кстати, тоже недалеко от площади Победы, которую у них чаще называют Круглой. "Ого! - усмехнулся Саша, - ты уже помаленьку начинаешь сращиваться с белорусской столицей! А что, может, вся дальнейшая жизнь твоя будет проходить именно там..."
  Вступив на бульвар Шевченко, Саша сразу почувствовал себя как за кулисами театральной сцены. Видно, такое приподнятое настроение создавали высокие пирамидальные тополя, формировавшие бульвар. А потом выход на Крещатик уже само собой казался выходом из-за кулис на сцену. И этот выход всегда волновал Сашу - настолько здесь всё бывало празднично, оживленно, весело. Так было и сегодня. Он присел на скамейку у памятника Ленина, чтобы немного передохнуть и понаблюдать за этим шумным театром столичной жизни. Потом зашел на Бессарабку и купил там роскошную алую розу, так как время встречи с Соней уже приближалось. Теперь он шел по Крещатику вполне довольный собой и снова мурлыкал себе под нос: "Чуешь чи нэ чуешь, чаривна Маричка, я до твого сэрця кладку прокладу...". Но тут никто не обращал на него внимания - тут все были глубоко захвачены собственными "почуттями".
  Они встретились на площади Калинина. Соня расхохоталась, увидев в Сашиных руках розу:
  - Ну вот, так кто ж кого сегодня поздравляет: ты меня с чем-то или все-таки я тебя с днем рождения?
  - Конечно, ты меня! О чем речь? А эта роза - хорошее дополнение к твоей красоте. Без нее никак нельзя было!
  Сонечка зарделась и сказала слегка смущенно:
  - Ох, умеешь ты красивые слова говорить... Ну ладно, прими мой скромный подарок. Так, пустяк, в общем-то...
  Она извлекла из своей сумочки маленький сверточек и протянула Саше.
  - Оставь его пока у себя, - сказал он. - Потом отдашь. Мне ведь некуда его положить. Я пока и знать не хочу, что ты там мне даришь. Но что бы ни подарила, всё равно это будет для меня ценный подарок.
  Он обнял ее за плечи и легонько поцеловал в щеку.
  - Ну что, отправимся в "Метро"?
  - В метро? - удивилась Соня.
  - Ну да, в ресторан "Метро"!
  - Ой, я никогда не бывала в ресторанах!
  - А, думаешь, я в них часто бывал? Но вот недавно мы отметили с другом и его женой день его рождения. В "Метро". Нам понравилось! Так что не смущайся - я там теперь "свой" человек!
  Соня тепло и иронично усмехнулась:
  - Ой-ой-ой! - свой человек! Ну ладно, пойдем. Только ненадолго. Хорошо? Погода такая замечательная...
  - Конечно! Выпьем шампанского, чем-либо вкусным закусим, немного потанцуем и - на волю!
  В ресторане, как ни странно, Сашу действительно сразу узнал официант, обслуживавший тогда их столик. Он еще издали заулыбался знакомому клиенту и его "даме", усадил их за маленький столик на двоих у огромного, во всю стену окна с видом на Крещатик и тотчас принялся расхваливать достоинства сегодняшнего меню. Потом спросил учтиво:
  - Что будем отмечать? Опять день рождения?
  - Да, день рождения, - ответил Саша.
  - Судя по розе - вашей дамы?
  - Нет - мой, - возразил именинник.
   Соня опять рассмеялась:
  - Вот видишь, какая путаница получается!
  А Саша сказал официанту:
  - В общем так! День рождения у меня, но стол нам накрывайте как для дамы: всё только самое легкое, вкусное и изящное.
  - Понял! Я всё отлично понял. Но все-таки уточним детали, - и официант склонился с меню над "дамой".
  - Нет, нет! - запротестовала, сильно покраснев, Соня. - Только не со мной. Я в этом не разбираюсь.
   Официант понимающе усмехнулся, шагнул к Саше и негромко произнес, глядя на Соню, тем самым смутив ее еще больше:
  - Как красиво краснеет ваша юная дама!
  - Она не только красиво краснеет - она вообще красивая девушка! - уточнил Саша с теплой улыбкой тоже глядя на Соню. - Однако давайте наконец займемся делом.
  Они обговорили заказ.
   Прежде всего, официант принес невысокую хрустальную вазу с водой, и Саша сам поставил в нее розу. Но роза не стояла вертикально, а всё клонилась на бок, заслоняя от Саши Сонино лицо.
  - Плохая примета, - сказала Соня, с иронической улыбкой глядя на Сашу из-под цветка. - Разлучница между нами!
  - Да ну, глупости, Соня! Роза-то твоя! Вот я ее к тебе ближе поверну!
  - Близкие подруги разлучницами и бывают...
  - Бог ты мой, ты-то откуда знаешь?
  Соня погрустнела.
  - Знаю... Моего отца лучшая мамина подруга увела.
  - Прости...
  - Да ладно! Это я так, к слову пришлось. Не будем об этом.
  - Хорошо, не будем.
  Но у самого Саши будто что-то встрепенулось в душе. Вдруг возник в памяти образ черноволосой и черноокой Жени. "Неужели между мной и любой другой девушкой всё еще будет стоять она? - подумал он, и тут же ему вспомнилось:
   "Я сидел у окна в переполненном зале.
   Где-то пели смычки о любви.
   Я послал тебе ЧЕРНУЮ розу в бокале
   Золотого, как небо, аи.
  Черная роза... Но ведь Блок посылал незнакомке красную розу! Был у него в жизни такой факт! А в стихах - черная... Почему? Нет-нет, гони ты эти мысли - не время..."
  Смогла ли Сонечка уловить Сашино смятение, не известно, но на него она смотрела сейчас с чисто женской заинтересованностью, не свойственной ее юному возрасту.
  Но вот появился снова официант и начал сервировать стол согласно уговору с именинником. Саша одобрительно кивал ему головой, контролируя его действия.Между тем ресторан стал быстро наполняться говорливыми компаниями. Появились музыканты, зазвучали блюзы и танго. Глаза у Сонечки заблестели. Было ясно, что ей здесь понравилось, и она, пожалуй, не захочет быстро уходить отсюда. "Ну и славно, - подумал Саша. - Но, тем не менее, мы, я думаю, не станем здесь слишком долго засиживаться. Тут скоро начнется такое...".
  Так оно, собственно, и складывалось. Поначалу за соседними столами разговоры шли чинные, обходительные, с некоторой скованностью. Но, слегка подвыпив, и мужчины и женщины почувствовали себя свободнее. Голоса их стали громче, развязнее, несдержаннее. К тому понуждала и музыка, которая тоже становилась всё громче и развязнее. От мужчин теперь нередко доносились сальности и в ответ - визгливое хихиканье захмелевших женщин. Весь ресторан вскоре гудел от множества пьяных голосов.
  Теперь Соня смотрела на всё это округлившимися глазами, озадаченно и с досадой.
  - Ты знаешь, Саня, мне уже стало здесь неинтересно. Может, уйдем отсюда?
  - Уйдем, конечно! Но не сейчас. Смотри, какие вкусные вещи перед нами. Такого в студенческой столовой не дают. А мы их даже еще и не попробовали. Надо же оставить их вкус себе на память! И не оставлять же недопитым шампанское!
  - Ой, шампанское я больше не буду... Я за тебя уже выпила. Теперь пей один - за... меня, если хочешь...
  - Нет, Сонечка, одному - не прилично! Ты хотя бы пригубливай.
  - Хорошо, давай.
  Они допили шампанское, приятно закусили, еще немного даже потанцевали, но пьяный ресторанный угар усиливался, и он выгнал их отсюда на воздух, в благодатный июльский вечер, который все еще никак не мог перерасти в ночь.
  На Крещатике было полно гуляющих. Саша повел Соню обратно в сторону площади Калинина. Они перешли ее, а затем и Комсомольскую площадь тоже. И, наконец, углубились в полосу приднепровских парков, где уже не было так многолюдно, как возле ресторанов и кафе. Здесь по дорожкам бродили или сидели на скамейках в уютных местах только влюбленные пары. Нашлась свободная скамеечка и для Сани с Соней. Внизу между зеленью виднелись подвесной пешеходный мост через Днепр и левее - речной вокзал. С танцплощадки "Кукушка", совсем невидимой отсюда, доносились фокстроты, твисты и танго. Но здесь сохранялось ощущение тишины и покоя. И в эту тишину совершенно естественно влились слова, тихо произнесенные Сашей:
   Ночь на землю сошла. Мы с тобою одни.
   Тихо плещется озеро, полное сна.
   Сквозь деревья блестят городские огни,
   В темном небе роскошная светит луна.
   В сердце нашем огонь, в душах наших весна.
  - Здорово! - восхитилась Саня. - И как всё точно! Только у нас тут не озеро...Кто это сочинил?
  - Мой тезка Александр Александрович Блок.
  - Понятно! А я его совсем не читала. Только так, в школе проходили. Да и то в двух словах. Ну, там поэма "Двенадцать"...
  - Это понятно. А вот послушай еще такие строчки:
   Вечер, в июльскую ночку влюбленный,
   Долго ее над Днепром поджидал.
   Радостью этой любви озаренный,
   Киев смеялся, шутил, напевал.
  - Ну, это еще точнее! Красиво! Что, разве тоже Блок7
  - Нет, это пока еще совсем неизвестный ... пиит.
  - О-о, пиит! - рассмеялась Соня. - Уж не ты ли?
  - Может, и я... Да это не важно...
  - А-а! Ладно, замнем для ясности! Но тогда я тоже прочитаю тебе стихи. Правда, только начало, остального наизусть не помню:
   День згасав за горою,
   Даль синiла кругом.
   Ми стояли з тобою
   Над широким Днiпрм.
   Чи згадала ти нинi:
   Небо в ясних зiрках,
   Ми йдемо по стежинi,
   Щастя в наших серцях.
  - Ну что ж, тоже хорошо. А это чьи стихи?
  - Не знаю. Мне их написал из армии мой сосед. Может, его? Он влюблен в меня. Пишет, чтобы я ждала его. А мне он - что-то не очень... Но стихи вот запомнились.
  Саша задумался. Потом сказал:
  - Мда... Он тебя, значит, любит...
  - А ты?
  Он опять задумался.
  - Что молчишь?
  - Видишь ли... Это очень ответственно - сказать: я тебя люблю! Вот я и боюсь...
  - Боишься?
  - Да, боюсь. Но чувствую, что непременно скажу тебе эти слова.
  - Когда? Ведь ты завтра уезжаешь!
  - Я тебе их напишу. Как и он, твой сосед-солдат. А тебе останется только выбрать одного из нас.
  Теперь они оба надолго задумались. И Соня потом спросила:
  - А скажи, Саня, ты счастлив?
  - Сейчас - да! Но бывали такие моменты, когда просто жить не хотелось!
  - Даже так! А из-за чего? Или из-за кого?
  - Ой, Соня, я сейчас не хочу об этом...
  - Хорошо, не будем. Но скажи, ты говорил кому-либо из девушек, что любишь?
  - Ты знаешь, в глаза - ни разу!
  - А как? За глаза?
  - В письмах, которые остались без единого ответа...
  - Страдал?
  - Страдал. А теперь вот не дозреваю до таких признаний.
  - Быстро расстаешься?
  - Да...
  - Вот и со мной ты расстанешься, - задрожавшим голосом произнесла Соня. - И мне ты не скажешь этих слов...
  Саша привлек Соню к себе, ощутил трепетное тепло ее тела, сердце его сжалось в необыкновенной неге, и с губ уже были готовы сорваться те самые заветные слова. И... все-таки он удержался! Удержался и мысленно обругал себя. А дальше уже ничего не смог с собой поделать - замкнулся, как замыкалась та Тамара, которая, возможно, тоже ждала от него заверений в любви. "Ах, Сашка, Сашка! Исправишься ли ты когда-нибудь? - болезненно промелькнуло у него в сознании.
  Он целовал сейчас Соню с такой нежностью, с какой, может быть, только молодая мама целует своего маленького первенца. Страсти не было... Да, не было страсти! А Соня будто ждала именно ее, и потому так доверчиво принимала его поцелуи и сама крепче прижималась к нему. Но страсти не дождалась, отстранилась и сказала почти холодно:
  - Ой, что-то голова разболелась. Видно, от шампанского. Проводи меня, Саня, домой.
  - Да что ты, Сонечка! Воздух свежий, ароматный - голова пройдет. Да и рано еще. Слышишь, в "Кукушке" еще танцы продолжаются.
  - Нет, нет, пойдем.
  - Ладно, пойдем... - нехотя согласился Саша.
  Они вышли кратчайшим путем из парка, поехали на Подол и куда-то еще дальше. Когда подходили к подъезду ее дома, в темном окне на втором этаже, где была Сонина квартира, мелькнула и исчезла светлая тень.
  - Это мама. Стесняется... Она там уже вся изволновалась. Я ведь еще ни разу не приходила домой так поздно.
  В подъезде Соня неожиданно не то рассмеялась, не то расплакалась, а скорее - и то и другое вместе. Саша растерялся:
  - Соня! Что такое? Почему ты так?..
  А она промокнула носовым платочком щеки и ответила:
  - Знаешь, Саня! Я сейчас подумала, что мы ведь с тобой больше никогда не увидимся...
  - Соня! Ты меня пугаешь! Почему не увидимся? Мы же будем писать друг другу. И приезжать! Я к тебе, ты ко мне. А потом и...
  Он не договорил, так как она поспешно прервала его:
  - Не будем загадывать так далеко! Ладно? И давай прощаться, а то мама там... Ой, я же не смогу проводить тебя завтра... Ты уж прости...
  - Да ничего! Но вот только сейчас очень не хочется с тобой расставаться!
  Саша крепко обнял ее и почувствовал, как отчаянно колотятся их сердца. Теперь он целовал ее страстно, будто спешил нацеловаться на всю жизнь, а у Сони по щекам снова потекли слезы. И это так взволновало Сашу, что из глубины души будто само собой вырвалось:
  - Я люблю тебя, Сонечка!!!
  Соня вмиг откинула голову назад, и ее голубые глаза, казавшиеся в полумраке подъезда темно-серыми, распахнулись до неимоверных размеров. Брови ее взметнулись вверх, а губы разомкнулись, будто она собиралась что-то ответить на эти замечательные слова. Но вместо слов прижала свои ладошки к Сашиным щекам, поцеловала в губы и помчалась по лестнице вверх.
  - Я буду ждать тебя! - негромко, полушепотом крикнула она, уже невидимая, со второго этажа. И тотчас за ней захлопнулась дверь ее квартиры.
  Постояв несколько секунд в счастливом оцепенении, Саша вышел из подъезда с ощущением необычайной легкости во всем теле, будто огромная тяжесть свалилась с плеч. "Выпорхнул легким па-де-зефиром", - все же иронически подумал он про себя и, прежде всего, глянул на темные Сонины окна. Одно из них тотчас распахнулось, и в нем появилась Она! Соня молча махала ему правой рукой, пальцами левой проводя у себя под глазами. Сердце Сашино вмиг сжалось: он понял, что она продолжает плакать. Ему захотелось рвануться снова в подъезд, взбежать на второй этаж и, не стесняясь, забарабанить в ее дверь. Но он удержался и, пятясь от подъезда, глядел на Соню до тех пор, пока ее фигурка в сиреневом платьице не растворилось в темном проеме окна.
  Саша посмотрел на часы. Шел уже второй час. На городской транспорт, кроме такси, рассчитывать было нечего. Да и такси не виделось поблизости. Но зато у Саши были будто крылья за плечами! И он легко и весело помчался по пустынным улочкам киевских окраин. Только вблизи Крещатика ему подвернулось такси, которое и довезло его до общежития. А когда он достучался до давно спавшей вахтерши, и та, ругаясь, соизволила ему наконец открыть, было уже три часа ночи.
  А в постель он лег и того позже. Однако сон не шел к нему: слишком много всего вращалось в голове. Какой уж тут мог быть сон! Сегодня он впервые в жизни произнес вслух эти романтичные и ответственные три слова: "Я тебя люблю!" И теперь на смену недавней радости в сердце вошла тревога. Вдруг снова вспомнилось о черной розе, о Жене, о Сонином друге-солдате. А еще мелькнуло в голове о подарке, который у Сони так и остался... "Но ничего, вернусь ведь... надеюсь..." - подумал он.
  Женя... Что вспоминать о ней? Она не написала Саше ни одного ответного письма! Ни из Москвы, где училась, ни из Орла, откуда была родом, и где жили ее родители. Правда, Саша в своих письмах поначалу не писал ей о любви... И это, как теперь понимал он, должно быть, сильно задевало ее. И она не стала Саше отвечать. Но он тогда не успокоился. После первого курса, отправляясь на Урал, Саша сделал в Москве на сутки остановку, чтобы все-таки попытаться найти там Женю, а орловского ее адреса он, к великому своему сожалению, не знал. Однако повидался он только с ее родной теткой, которая и сказала, что Женя вышла замуж и с мужем, тоже врачом, уехала на Целину. Вот и всё... Так что ж тут думать теперь о Жене? А о Сонином соседе-солдате? Почему так искренне плакала Соня? Душа ее, что ли, теперь разрывается между двух парней? И что? Может статься, что Саша потеряет и Соню?
  Жутковато стало Саше от этой мысли! И поспать в эту ночь он так и не смог.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"