Притом юный алхимик умудрялся практически никогда не пачкать свою одежду и, будто нарошно, неизменно проливать и рассыпать свои опасные и нестойкие препараты на всех, кто случался рядом. К его счастью, большинство понимало, что он отнюдь не собирался подвергать риску и опастности ни их одежду, ни их самих, однакоже общались с ним крайне настороженно. Даже Зип, если Оська начинал размахивать руками с подозрительно выглядящими в них предметами, уже инстиктивно отпрыгивал и закрывал руками лицо.
Сначала Осип пытался обижаться, быстро сообразил, что вины собеседников здесь нет - это просто примитивный (как выражался сам Оська) инстинкт самосохранения - и махнул рукой на их выкрутасы.
- Что делать будем? - безнадежно спросил он друга.
Тот наградил его ласково-жалостливым взглядом, каким смотрят на благовидных юродивых, старательно изучил расписной свод молельной залы, но затем сдался: долго сердиться на безобидного и доброго приятеля у него не получалось.
- Слушай, - вкрадчиво начал дворянский отпрыск, - ты здесь как, до конца жизни прожить готов?
- Не знаю... - вздохнул химик.
- А сан принимать хочешь? И всю жизнь потом пахать на церковь хуже последнего крестьянина? Ты ведь алхимик!
- Не алхимик, а химик! - вскинулся тот. - Это большая разница! Не путай ложь богопротивную с наукой!
- Дружище, зови себя как хочешь, но здесь тебе любимым делом спокойно заниматься не дадут. Лишь только затронешь что серьезное - прикроют твою лабораторию раз и навсегда.
- Ну и что ты предлагаешь?
- Да уносить отсюда ноги - вот что! До принятия сана нам осталось всего три года. Всему, чему могли нас уже выучили - без работы снаружи не останемся. Не знаю, как ты, а мне от перспективы провести остаток жизни в молениях на уши встать хочется! Или мир на уши поставить - видимо он на них и должен стоять, раз так все сложилось!
- Как "так"? - не понял гений.
- Неправильно. Я- не монах! Я - дворянин. И я хочу сам распоряжаться своей жизнью, а не сидеть на камнях коленями за малейшую призрачную провинность.
- Ну, положим, не столь уж призрачную... - губы Оськи посетила неожиданная на его аскетичного вида лице лукавая улыбка, от которой вспоминалась, почему-то поговорка насчет чертей в тихом омуте. - Помнишь, как ты в кашу лягушку засунул? Дескать, прослышал, что от лягушек молоко дольше не пропадает? А она мастеру Латсу попалась - он же всех этих гадов ползучих пуще смерти боится!
- Это было шесть лет назад! - не согласился паренек, энергично мотнув черно-пепельной головой с отросшими прядями. ПОСТРИЧЬ их должны были лишь три года спустя, а резать волосы заранее - что за прок? - Ты еще вспомни, что я в годик за столом газы пускал!
- Ладно. А муха, которую ты упорно подкладываешь настоятелю в чернильницу уже третий год?
- Это традиция! - годо заявил дворянин. - И вообще, это все не к теме. Бежать надо, говорю, пока нас на все три года в молельне не заперли. Нето потом нас каждый по тонзурам этим дурацким опознает и в монастырь вернет.
Оська с досадой поморщился и покасился на прядь своих каштановых, с яркой рыжей искрой, мягких и волнистых волос, могущих стать предметом смертельной зависти любой девушки, и тяжко вздохнул. Тонзуры не нравились и ему. Уж лучше бы налысо брили! А то плешь проедят - и ходи, как молью оплеванный! С отчаяньем махнул рукой - все равно, без Зипа в монастыре ему скучно будет, а тот всерьез, видать, на волю намылился - бежать, так бежать.
И повторил мысль вслух.
Издав радостный, но слегка приглушенный из осторожности гик, младший сын покойного баронета совсем не по-дворянски полез обнимать своего товарища. Тот в ответ зашипел, как кошка, обнаружившая, что ее завтрак съели наглые мыши, и стряхнул с себя приятеля.
- Ты что, спятил?! Услышат же! Тогда весь побег насмарку! - Родных у Оськи не было и от всех этих объятий и прочих нежностей он чувствовал себя не в своей тарелке.
На самом деле Зип их тоже не жаловал, но он уж настроился на долгие уговоры и возможность, что бежать придется одному... Вот и не сдержался на радостях.
- Я боялся, что ты останешься... - тихо признался он.
- Вот теперь я еще подумаю: стоит ли мне идти с припадочным на такой серьезный шаг, как побег! - съехидничал Оська от нервов. Обычно он себе такого не позволял: едкие насмешки были прерогативой Зипа, но раз уж он от облегчения умом тронулся, легче всего этот самый ум на место вернуть как раз сарказмом.
Тринадцатый и вправду быстро пришел в себя. И удивленно покосился на друга.
- Нуда-нуда, а ты думал, ты один тут такой из себя остроумный?! - усмехнулся Оська. - Я просто язык за зубами держать умею, в отличие от некоторых. Я не костноязычен, просто, если ты не знаешь, то есть такое словосочетание, у инквиции почитаемое, "демон красноречия". И мне совсем не улыбалось быть образцово-показательно сожженым на ближайшем празднике на городской площади. Я и без остроумия не на хорошем счету в исповедальне - одна химия чего стоит!
- Так ты притворялся?! Эдаким белым овечком! И мне за все эти годы ничего не сказал?!!!
- А что я должен был сказать? - удивился Осип. - Я думал, ты и сам все чудесно понял, особенно после той-то нашей стычки. Я же вел себя отнюдь не как тихоня и паинька...
- Ну-у-у, все твои действия были именно тихими, незаметными постороненнему.. - протянул озадаченный Зиплар.
- Скорее уж рассчитанными и коварными - говори, лучше, своими словами! - усмехнулся алхимик.
При упоминании о давней вражде, которая разгорелась между выросшим в монастыре "местным? Оськой и им, тогда ершистым пришлым дворянчиком десяти лет отроду, Зип мечтательно улыбнулся. Вот это были деньки!
Осип с недоверием косился на новоприбывшего... Тот же, вообще сосланный в монастырь помимо его, зиповой, воли, шипел на всех подряд, языком обладая острым, едким и обидным. После очередного оскорбления Оська не стерпел и устроил Зиплару ХIII хорошую гадость. Неизвестно как, но еще тогда, без лаборатории и специальных ингридиентов, он наваял такие смеси, что, будучи добавлены в пищу Зипа, они вызывали у того то покраснения и чесотку, то зеленые пятнышки, то расстройство желудка...
В конце-концов под такой 'травлей' дворянчик начал следить за своей едой аки коршун за добычей - тогда в ход пошли всевозможные хлопушки, разрывные патроны и инженерные сооружения. Вреда особого не наносили, но заставляли страдать одежду и унижали непомерную гордость, или, лучше сказать, гордыню, Тринадцатого. Зип в долгу не оставался: его насмешки заставляли плакать даже иконописный лик Примадонны - бедабыла только в том, что своего пакостника он не знал! В результате доставалось всем, начиная от младших монахов и кончая откровенной малышней восьми-девяти лет отроду: более старших и самых маленьких зип не трогал, четко понимая, где нужно искать обидчика.
В один прекрасный день 'Монастырская язва', как прозвали сына баронета за ехидность, подкараулил 'шутника'. Ух была драка!
Имеющий старших братьев Тринадцатый дрался намного лучше, его, к тому же, готовили как дворянского сына к военной карьере. Оська был сильно бит, но жаловаться старшим не стал. На вопросы угрюмо отмалчивался, либо отвечал, что упал из окна на стопку дров. Интересующиеся хмыкали, но не противоречили и с интересом присматривались к подбитой губе и шишкам Зиплара.
Молчание неприятеля изрядно удивило последнего и он решил выяснить в чем дело.
Подкараулив юного инженера у его кельи, кою тот далил еще с тремя мальчишками, Зип припер того к стенке и потребовал объяснений. Оське было стыдно - он старше этого выскочки почти на год! Не справился. Позорище! Химик в доступных выражениях разъяснил дворянчику, что он, Оська не ябеда, не доносчик какой! И попытался врезать.
Дворянчик удивленно и уважительно хмыкнул... Потом заботливо посоветовал:
- Да не дергайся ты. Бить не буду! - Оська недоверчиво зыркнул в ответ, пытливо всмотрелся в наглую физиономию противника - и успокоился.
- Чего тебе?
- Ну ты даешь! - отпустив вражину, Зип хлопнул себя по коленке. - Слыш, а ты
Изобретатель неопределенно повел плечами...
- Но дерешься ты как девчонка! Стой! - вскинул руки Тринадцатый. - Это не оскорбление, это - увы! - факт!
- Всякое дело требует практики, - неохотно пояснил Оська, - у меня ее в данной сфере нет.
Зип присвистнул:
- Ни хрена себе... Ты чо образованный?!
- Да как все здесь.
- Не как все! - помотал головой дворянчик. - Остальные здесь два слова связать не могут, тем боле таких заумных. Ну кроме старши отцов, конечно, но и онитак не выражаются. Ты сколько времени библиотеке монастырской проводишь?!
- Все свободное время, когда пускают...
- Па-а-а-анятно! Ну, спокойной ночи!
И он, насвистывая, удалился в свое крыло. Оська раздражонно махнул челкой и скрылся за дверью кельи.