Аннотация: Это еще только начало. Здесь даже не все уже написанное - не обессудьте, но пока не набрала...
Химия - наука сложная!
- Как ты думаешь, он заметит?
- А ты как думаешь?!
- Ну не рассчитал я!
- А отвечать вместе будем! Не рассчитал он...
Присев за перегородкой Оська и Зип, два молодых монастырских послушника, переругивались подобным образом уже минут двадцать. Шепотом.
- Тебе чего говорили, а? Выбить этот клятый ковер!
- Не ковер, а...
- Знаю-знаю... Не суть важно! Ты что сделал?!
- Но это же святыня! Ее нельзя выбивать!
- Ага, раз святыня, значит пылиться должна! Либо придурки вроде тебя, алхимик доморощенный, ее кислотой травить станут. От нее тогда только пыль и останется!
- Не кислотой, а специальным бальзамом для чистки материи! Я его недавно изобрел! Просто он кончился, а во второй раз я что-то неправильно добавил...
- Ну да. Добавил он. Кислоты...
- Да не кислоты,-отмахнулся Оська, - кислота, она уже там образовалась... В ковре... Ой, я уже как ты изъясняюсь...
Тут Зип зашипел на приятеля и Оська смолк. В зал вошел настоятель. Пока он не обращал внимания на оклад и правильно сделал, если б не обратил вовсе - нервы были бы целее. Теперь уже неведомо, что раньше представляла собой святыня, однако сейчас как раз ковер-то она и напоминала... Остатки ковра, побывавшего на банкете у моли - судя по зияющим и многочисленным дырам, плешам и подпалинам, она его не только ела, но и устраивала на нем салюты и кострища. К сожалению, тревожным советам нервов отец Мавроний не внял, за что его несчастные отростки-нейроны и поплатились жизнью. Он развернулся на пятках и проследовал в дальний конец залы, где располагалась вышеозначенная святыня, чтобы проверить работу этих юных лоботрясов, которую он им поручил вовсе не от избытка доверия, а для развития большего почтения к церкви и ее догматам. Вчера он счел их моления недостаточно рьяными и назначил вот эту 'трудотерапию'. К несчастью оба отрока попали в монастырь отнюдь не по собственному желанию: двухлетнего Осипа нашли у ворот монастыря шестнадцать лет назад и с тех пор он не покидал территории монастырского двора и его окрестностей; ну а Зип - аж тринадцатый ребенок мелкого дворянчика, нынче семнадцати лет отроду - угодил к ним семь лет назад, после кончины батюшки, когда при разделе имущества упокоившегося отца, старшие братья решили, что им самим мало - а еще сестер замуж выдавать надо. Теперь довольно часто отец Мавроний поминал тот день незлым, так сказать, тихим словом. И часто с тоскою говаривал: 'А что ж ожидать-то надо было? Тринадцатый он и есть. Тьфу, чертова дюжина!' мальчишки получили рясы послушников совсем недавно и им предстояло еще три года обучения и подготовки к тяжелому грузу сана и пострижению в монахи. Только вот, не больно-то тихий и поначалу Оська, как связался с этим чертом (Прости, Господи!) так и принялся 'богопротивными' опытами этими заниматься! (Как раз тогда Оська добрался в монастырской библиотеке до раздела по химии и увлекся ею всерьез и надолго и, хотя сперва побаивался по-настоящему учиться непопулярной в церкви науке, уступив уговорам Зипа, принялся вовсю заниматься любимым делом.) Теперь настоятель не знал, как можно этих двоих приструнить и призвать к порядку, и принялся изобретать для них всякие способствующие смирению монастырские дела. С большинством парочка справлялась 'на ура', однако оставшиеся проваливала с таким треском, что монастырь потом неделями стоял на ушах.
Вот и сейчас, взглянув на результат задания, Мавроний ухватился за голову и издал вопль, сделавший бы честь любой летучей мыши по уходу в верхние регистры ультразвука. Расшитый преподобной мученицей Оливией Сактонской более двухсот лет назад полог превратился в рыболовную сеть - по крайней мере, преподобный отец не смог припомнить для сравнения ничего, более приближенного по количеству дырок к пологу после 'чистки'. Окинув помещение блуждающим полусумасшедшим взором и не заметив благоразумно спрятавшихся заранее 'святотатцев', отец-настоятель на крейсерской скорости покинул залу.
Когда бессвязные вопли, призывавшие на головы неразлучной парочки все кары небесные и земные, затихли в глуши каменных коридоров, парни перевели дух, расправили затекшие ноги-руки и взглянули друг другу в глаза. Не найдя в темных очах приятеля ничего обнадеживающего, Оська вздохнул и боязливо вздрогнул: вне зависимости от того, когда же Мавроний отыщет вредителя (то есть Осипа), его все равно не ждет ничего хорошего. Добро, если выпорет на заднем дворе (не отказав себе в удовольствии сделать это собственноручно) и на хлеб с водой посадит - поститься, а то ведь с настоятеля станется подыскать более 'мягкий' вариант наказания вроде еженощных молений на коленях на холодном каменном полу дальней часовни перед алтарем Предвечного в течении того же месяца и с тем же повинным постом. К тому же ни в чем не повинного Зипа привлечет к ответственности... Нет, не за пособничество - ни-ни - общеизвестно и не требует подтверждения, что химик из Зиппара аховый и он за это дело никогда не берется, пока ему десять разных людей десять раз не подтвердят, что данное вещество или смесь дает такой-то результат и никакого другого. Нет, за это его привлекать не станут, а вот обвинить в недосмотре за непутевым товарищем и наказать за компанию - это запросто и даже всегда пожалуйста.
Оська же, в противоположность другу, в химии был почти (или без всякого 'почти')
гениален, за что ему порою многое прощалось. К сожалению юный гений столь небрежно и быстро смешивал компоненты и реактивы 'на глаз', что находиться рядом с ним в лаборатории не осмеливался никто, поскольку никому не хотелось раз за разом латать обожженные дыры в новеньких мантиях. Исключение составляли лишь настоятель (как самый смелый и глупый) и Зип (как не имеющий выбора друг), но и те долго не задерживались, дышали через раз и шарахались в сторонку от экспериментатора все время визита.