Есть замок на высокой горе. Над ним никогда не кружит воронье.
Горд и величественен, неприступным утесом возвышается он, твердо опираясь на плечи скалы, на которой вознесся столетия назад. Невозможно предугадать, каким он возникнет перед взором путника: гранитным ли утесом - неприступным и грозным, эфемерным ли маревом нечетких очертаний утренней дымки. Со всех сторон окружает его бездонная пропасть, и нет ни моста, ни каната, которые позволили бы перебраться через нее. Бесконечные леса, что раскинулись окрест замка, по слухам, населены яростными хищниками и мудрыми чудовищами, кроткими отшельниками и безобразными негодяями. Они таинственны, полны опасностей и приключений. Внутри замка тишина и запустение. Поблекшие, некогда роскошные гобелены, тяжелая дубовая мебель, помнящая прикосновения бесчисленных рук, камины, сложенные из грубо отесанного камня, зола в которых остыла десятилетия назад, редкие книги, пылящиеся под этими сводами многие годы, - все замерло в терпеливом, бесконечном ожидании. Замок этот - Страна. Страна, где нет места скуке и унынию, однообразию и серости. Страна, полная красоты, приключений и ярких красок. Доброты и ярости. Побед и поражений. Ярость побед здесь переходит в ласку и нежность любви, тепло уюта - в вихрь наслаждений. Это страна, где даже самая тихая минута, самое незначительное слово или жест превращаются в таинство. Таинство, доступное лишь ее обитателям. Но замок пуст. Который год он ждет своих хозяев. Дремлет и грезит о тех днях, когда они придут, и все начнется... Все начинается.
Замок спит. Спит Страна. Спит и видит сны. И те же сны видит юноша. Тот, что спит в одной из темных пещер под замком. Юноша, лежащий на хрустальном ложе в глубоком гроте под толщей скал, на которых стоит Замок. Юноша, одетый в одежду, пропыленную тысячью дорог. Юноша, сжимающий в руке тростниковую флейту. Деревья и скалы Страны, стены и духи Замка, тихонько нашептывают о нем, голосами, сливающимися с шумом ветра. О его короткой жизни и долгом сне. Назовем его Каем. Назовем его Каем и послушаем его историю.
КАЙ Взгляд его всю жизнь, сколько он себя помнил, был обращен к Замку. Стоя у его подножия, на противоположном краю пропасти, Кай смотрел на него, в мечтах переносясь через бездну, бесплотным духом подлетая к воротам, бродя по окрестностям Замка, но никогда не переступая его порога. Он смотрел на него то с тоской и мольбой, то с яростью и гневом. То просил и молил, неизвестно кого, пустить его в внутрь, то яростно требовал и клялся, что войдет туда сам. Но и в том, и в другом случае ответом ему была лишь тишина. Тишина да вид нависающей на ним громады Замка. Кай никогда не задумывался, что ждет его внутри, лишь чувствовал, что ему необходимо попасть туда, и что ничто в мире не имеет значения до тех пор, пока он находится вне стен Замка.
Однажды, когда Кай, по своему обыкновению, сидел на холме и на только что вырезанной флейте наигрывал незатейливую мелодию, он вдруг понял, что ему, такому, как он есть, никогда в Страну не попасть. Он так навсегда и останется стоять перед Замком и, как большинство окружающих его, со временем перестанет вспоминать о нем, забудет о его существовании. Все они смотрели на то место, где стоял Замок, и видели лишь скалистый утес, всегда укрытый серым туманом, да полуразвалившуюся хижину у его подножия. Эти места, в особенности хижина, имели какую-то странную притягательную силу, вызывая в то же время у людей непонятный страх, из-за чего они не только не ходили туда, но и смотреть в ту сторону редко когда осмеливались. Вот только и уйти совсем из этих мест тоже не могли. Что-то не пускало. Кай прекратил играть. Он знал, что лучше уйти в небытие, чем жить, не видя Страны, не думая о Замке. Он не желал другой цели, кроме как войти в Замок. "Помоги мне," - взмолился Кай, обращаясь к тому, о ком не имел ни малейшего представления; к тому, о существовании которого до сих пор не задумывался. На другом конце мира, Сфинкс услышал зов и посмотрел в его сторону. Тут перед взором Кая рядом с величием Замка, с красотой Страны появилось видение тоненькой, хрупкой девушки. Девушки с усталым взглядом. И эти видения, перетекая, стали накладываться друг на друга, постепенно сливаясь в единое целое, из которого возникло понимание. Понимание того, что ему никогда не попасть в Замок без Нее. И что без Нее там, внутри, та же неприкаянность и одиночество, что и снаружи. К вечеру Кай был уже в пути. На дороге, в поисках тоненькой изящной девушки. Той, что была единственной, и для которой он должен был стать единственным. Во что бы то ни стало, так как от этого зависела его жизнь.
ОНИ Далеко-далеко на краю мира жили Они. Никто никогда их не видел, но те, что знали об их существовании, звали их Тем, Что Насылает и Той, Что Дарует. В этот миг Они смотрели на Кая, бредущего по пыльной дороге в поисках Единственной и пути в Страну. Тот, Что Насылает, первым нарушил тишину Заветной пещеры: "Я закрываю глаза этого смертного недоверием и страхом, и хоть обойди он весь Мир, не узнать ему той, что ему предназначена." Та, Что Дарует, подхватила: "Но это будет продолжаться лишь до тех пор, пока его Единственная не узнает его, и сама не придет к нему." Тот, Что Насылает, бросил взгляд на подругу и, переведя его на места, бесконечно далекие, на маленькую ранимую девушку, гордо смотрящую на Мир, вновь заговорил: "Я посылаю в ее сердце ледяной осколок, не позволяющий ей любить" И вновь Та, Что Дарует, продолжила: "Но лишь, до тех пор, пока ей не покажется, что она достигла своей величайшей мечты, и не увидит за ней большего." И Та, Что Дарует, вместе с Тем, Что насылает, приготовились ждать и смотреть. Они лишь посылали в Мир свои дары. Дары, которые должны были уравновесить друг друга. А как и когда - это уже зависело от самих смертных. Для них же, Ждущих В Пещере На Краю Мира, это была лишь привычная бесконечная игра. Быть бессмертным - это скучная участь.
ГЕРДА Девушка. Тоненькая и стройная. С упрямым и вздорным нравом. Временами ей кажется, что она твердо знает, чего она хочет, и готова бороться за это. Бороться, не подозревая о ледяном осколке в своем сердце. Назовем ее Герда. Куда ты бредешь, Герда? От чего бежишь? К чему стремишься? Что бросило тебя в странствия, на дорогу, которой не видно конца? Она бежит от жизни, жить которой она устала. Бежит вперед, зная, что где-то там, впереди лежит что-то другое. Место, что станет ей домом, и где ее будут любить. Место, где никогда не будет тоскливо просто так. Она идет к своей мечте. Идет вслепую, с ледяным осколком в сердце.
КАЙ Тролли были маленькими, по пояс взрослому человеку, злобными и безобразными. Крючковатые носы, мохнатые, покрытые густой шерстью уши, когтистые лапы, свисающие почти до земли, - все это производило отталкивающее впечатление. Омерзительно хихикая, они обступили Кая, едва он появился на мосту. Некоторые разглядывали его с явным интересом, но у большинства не мелькало даже искры разума в безумных глазах. Впрочем, возможно, что за этим внешним безумием скрывалось нечто, недоступное понятию людей. "Куда идешь ты, человек?" - тролль, заговоривший с Каем, видимо представлял собой важную персону, на что указывал его гигантский рост (он доходил Каю почти до груди), почтенный возраст, о чем свидетельствовала седая, а не грязно- коричневая шерсть на груди и ушах, право говорить первым и от имени всех, да и немалый жизненный опыт, памятью о котором являлось присутствие на лице единственного глаза. "За счастьем. За мечтой. За правом войти в Замок и назвать Единственную своей." - ответил Кай, не задумываясь. Ведь этими короткими фразами была выражена вся его жизнь. Старший тролль понял. Те, что помладше да помельче, бессмысленно захихикали, и визгливыми голосами начали издеваться над ответом Кая, но главный тролль понял. Это был очень старый и очень мудрый тролль. Но ко всему этому, он был еще и очень коварный. Поэтому он повел свою речь следующим образом: "Мы - тролли" - вещал он - "И живем мы под этим мостом, заботясь о нем и охраняя его. И никто не может перейти его, не заплатив". Дальше голос тролля сделался вкрадчивым, но сохранил непререкаемость, пресекая все попытки Кая вставить слово. Впрочем, сказать тому было нечего, так же, как нечем было платить. "Мы могли бы опутать тебя чарами, заморочить наговорами, извести колдовством, но я считаю, что это было бы несправедливо," - тут тролль сделал паузу, дабы подчеркнуть значимость своих слов, выдержав которую, в полной тишине продолжал: "Да, я считаю, что справедливым будет следующее: мы не тронем тебя сейчас" - при этих словах остальные тролли недоуменно и тревожно зашумели, - "как не тронем и в том случае, если ты будешь возвращаться, достигнув своей цели. Но если ты проиграешь, если ты не найдешь ни счастья," - тут старый тролль загнул когтистый палец, а остальные дружно кивнули - "ни мечты, ни дороги к Замку, ни Единственной" - перечисляя все это он продолжал загибать пальцы, а его сотоварищи, хихикая, кивали. Когда же последний палец был загнут, они подняли страшный гвалт, правда, мгновенно прекратившийся, стоило только старому троллю злобно глянуть на них своим единственным глазом. Затем он продолжил: "Так вот, если на своем пути ты ничего не добудешь, если ни одна из твоих целей не будет достигнута, то должен будешь вернуться назад. К нам. И тогда ты будешь наш." Закончив столь непривычно длинную для себя речь, тролль щелкнул пальцами, одним глотком осушил поднесенный ему кем-то из молодых кубок, довольно отрыгнул и, сверля Кая единственным глазом, спросил: "Согласен?" Тролли злобны и коварны, но при всем этом магией они владеют слабо. Они не могут зачаровать, заморочить человека, у которого есть цель, который горит этой целью и готов идти ради ее достижения хоть на край света. Лишь человек, полный сомнений, находящийся в смятении, человек, потерпевший крах, переживший полное крушение надежд, - лишь такой человек подвластен вредной троллинной магии. Именно этим и была вызвана уступчивость троллей. Будучи все равно не в состоянии что-либо сделать с Каем, так как огонь, что пылал в нем, не позволял этим тварям даже дотронуться до него, старый тролль решил заключить сделку. Терять он ничего не терял, а выиграть мог. Кай не знал обо всем этом. Но происходящее его не волновало. Все равно будущего без мечты, без Страны, без Нее не существовало, так почему бы и не согласиться на троллевы условия? Ведь если он не найдет то, зачем идет, уже ничто не будет иметь смысла. Кай невесело усмехнулся и задумчиво кивнул, соглашаясь. Терять ему тоже было нечего.
ГЕРДА Герда все шла и шла. Она шла по пыльным дорогам мимо сел и городов, мимо самых разнообразных людей и экзотических мест. Что-то, отчета в чем она сама себе не отдавала, гнало ее вперед. Уже долгое время Герда шла, нигде не задерживаясь надолго. Первое время она пыталась понять, осознать, что же движет ею. Порой она останавливалась в местах, где ей было хорошо. Где было тепло и уютно, где она бы, наверное, могла почувствовать себя дома. Но неясное чувство беспокойства вновь и вновь гнало ее на дорогу. А она уже так устала. Временами ей казалось, что пыльным кольцам дороги не будет конца. Но она продолжала идти, пытаясь там, где-то впереди, разглядеть свою Мечту, то, к чему она идет, не очень ясно представляя себе, что это такое.
Этот день был особенно жарким. Несмотря на то что на дороге никого не было, пыль, будто бы поднятая десятками ног, необъяснимым образом висела в воздухе, закрывая все вокруг сплошным облаком, мешая дышать. А рядом ласково зеленел лес, маня тенью и прибежищем от жары. Где-то поблизости за кустами звенел ручеек, зазывая и маня. Устоять было невозможно, и Герда, свернув с дороги, вошла под сень деревьев. Вода оказалась чистой, очень холодной и безумно вкусной. Когда же Герда напилась и решила умыться, неожиданно рядом со своим отражением она увидела отражение забавной рожицы маленького гномика, стоящего на другом берегу и, наклонясь к ручейку, вовсю гримасничавшего. Строящего рожицы и показывающего ей язык. Но как только она подняла голову, он, увидев, что замечен, продолжая гримасничать, хихикая, отскочил от воды и пропел звонким голоском: "Он - да не он, тот - да не тот" и, развернувшись на одной ножке, с топотом скрылся в зарослях раньше, чем Герда успела опомниться. Рассудив, что гномика все равно не догнать, она умылась и прислонившись спиной к могучему буку, растущему у воды, стала размышлять, что могли бы значить слова маленького проказника. Но вскоре шелест листвы, журчание воды и пробивающиеся сквозь листву ласковые лучи солнца убаюкали ее и она, так и не найдя в этих словах никакого смысла, заснула.
Проснулась она резко, с чувством, что за ней кто-то наблюдает. Так оно и было. Над ней, держа на поводу спокойно пощипывающего траву коня, стоял Принц. Стоял, застыв, забыв обо всем на свете, завороженный ее красотой. Но вот Герда открыла глаза, и это вывело его из оцепенения. И он промолвил: "Не бойся. Я не сделаю тебе ничего плохого. Я - Принц, хозяин этой страны. И я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей". Герда устала. Устала от бесчисленных пыльных дорог, от стремления к чему-то неясному. А это ведь было так похоже на мечту. Осколок в сердце по-прежнему был холоден и льдист, но Принц был статен и красив. И глаза его горели любовью. К тому же он ведь был Принц. И когда он, протягивая ей руку, позвал: "Пойдем со мной" - она протянула ему свою руку в ответ.
КАЙ Кай шел и шел, нигде не останавливаясь. Шел, играя на своей флейте. И все вокруг как будто тянулось к его музыке. Не из-за непогрешимости игры и не из-за совершенства музыки, но из-за того, что звучало в ней, грез, что она навевала. Из-за видений Страны, что содержались в каждой ноте. Из-за огня, что горел в Кае, и который он выплескивал, отдавая, делясь им в каждом звуке. Однажды он лежал в лесу и наигрывал тихую грустную мелодию, когда заметил, что со всех сторон собрались звери, привлеченные его музыкой. Они подходили отовсюду, будто бы против воли, подчиняясь чарам звуков флейты. Играя, Кай заметил в тени деревьев силуэт маленького существа в ярком камзоле и колпаке с помпоном. Существа, которое не могло быть никем иным, кроме как гномиком. Которым, собственно говоря, и являлось. Он, как и другие обитатели леса, стоял, зачарованный мелодией, не смея пошевелиться, дабы не разрушить этого очарования. Когда Кай доиграл, звери еще с мгновение сидели в оцепенении, а потом, словно проснувшись, скрылись в чаще. Скрылись все. Кроме гномика, который, очнувшись, подскочил к Каю, захихикал и, пребольно дернув того за ухо, пропел: "Играешь - да не тем, играешь - да не там" Вслед за этим он, уже традиционно, показал юноше язык и убежал, скача на одной ножке. Кай усмехнулся, погладил рукой пострадавшее ухо, покачал головой и заснул. А когда проснулся, рядом с ним лежали принесенные зверьем дары. Это была еда и какой-то странный очень напоминающий скисшее вино напиток. Кай был готов биться об заклад, что знал, кого надо благодарить за то, что он скисший. Но последний подарок искупал все пакости и неудобства. Это была вырезанная руками, куда более умелыми, чем руки Кая, флейта. Сказать просто, что она была хороша, значило не сказать ничего. Разве что свирель Пана могла сравниться с ней. И Кай шел и играл.
В тот вечер приютом Каю стал замок Валентайн, замок Правителя страны, через которую он проходил. Кай, бродячий музыкант, играл Принцу и его вельможам, кавалерам и дамам. Музыка текла, и казалось, словно из флейты сочится туман, из которого ткутся картины и грезы. Гордый замок и ужасные чудовища, невиданные ландшафты и страшные драконы, неописуемо прекрасные закаты и девственная тишина озер - все это будто бы оживало в тронном зале правителя Валентайна. И лишь когда вошла госпожа этого замка и страны, что-то дрогнуло в Кае, что-то потянулось к ней. Он сбился с ритма, видения словно пошли рябью, но уже мгновение спустя мелодия полилась вновь, все также чаруя сердца окружающих, и грезы, подчиняясь ему, вновь ожили. А маленький гномик, притаившийся за балками потолка, разочарованно хмыкнул, юркнул в какую-то щель и был таков. Туман, что закрывал взор Кая, сделал свое дело. На следующее утро Кай ушел. Ушел, отклонив приглашение Принца остаться еще на несколько дней. Ушел, оставляя позади себя то, что искал.
ГЕРДА Герда вновь на дороге. И вновь сердце, пробитое ледяным осколком, влечет ее куда-то вдаль. Музыка того странного музыканта, сосредоточенного на чем-то, казалось, ведомом ему одному, что-то вновь разбудила в ее душе. И вот она вновь бредет по дороге, не зная, куда и зачем. День сменялся ночью, а ночь - днем. Ненастье и жгучее солнце, холод и благословенное тепло сменяли друг друга, а Герда все шла, и музыка, услышанная ею однажды, казалось давным-давно, в замке Валентайн, не давала остановиться. Боль, что ее уход причинил Принцу, мучила , но она ничего не могла с этим поделать. Он был красив, благороден, знатен, но он не был Единственным. Вокруг нее была роскошь, тепло и уют, и это было то, чего она так хотела, но это не было Мечтой. А какая она - Мечта, Герда по-прежнему могла лишь гадать. А до встречи с Единственным были еще дни и дни пути. И с каждым своим шагом Герда удалялась от него.
Дракон, на первый взгляд, был старый и глупый. Но это только на первый взгляд. Ведь драконы живут долго, очень долго, и редко кто из них бывает глупым. Он лежал поперек дороги, закрывая проход, не позволяя ни пройти, ни проехать. При этом он извернул шею так, чтобы каждый, кто выходил из-за поворота, сразу же встречался бы с ним взглядом. А раз посмотрев в глаза дракону, уже мало кто мог отвести взгляд без его на то позволения. Герда стояла перед чудовищем, словно замороженная его взглядом. Пыль покрывала ее одежду с головы до ног, лицо осунулось от усталости и постоянных сомнений, но в глазах горела решимость. Решимость идти до конца. Дракон заговорил первым. Голос его был чист и красив как звон хрусталя. Таким голосом должны разговаривать добрые изящные феи, а не коварные злобные драконы. "Зачем?" - спросил Дракон, - "Разве плохо тебе было в замке? Разве чего-нибудь не хватало?" Ответ Герды показался бы бессмысленным любому, не прожившему такую долгую и полную событиями жизнь, как старый Дракон. Равно, как и любому, кто, в отличие от него, не умеет читать мысли. "Не знаю." - ответила Герда,- "Я не знаю, чего мне не хватало. Но я знаю, что что-то было не так. Не было чего-то, без чего жизнь пуста. И внешняя красота лишь скрывает эту внутреннюю пустоту". Ответ девушки понравился Дракону. Он привык в любой ситуации следовать своим прихотям. Так случилось и на этот раз. "Девочка, - очарования в его голосе поубавилось, но появилось больше душевности, настолько, насколько это вообще свойственно чудовищам, - я могу тебе сообщить, что ждет тебя впереди. Хотя твоя судьба и счастье позади тебя, но найдешь ты их, только идя вперед. Кроме того, - он повысил голос, тем самым предупреждая вопросы, готовые сорваться с ее губ, - Кроме того, чтобы обрести Единственного, тебе надо будет поверить в него дважды, а также поступить вопреки предсказанию. И кроме того, - тут Дракон шумно зевнул во всю свою огромную клыкастую пасть, - не верь маленькому человечку, что вечно крутится рядом". При этих словах глаза Дракона закрылись, и он уснул, тем самым предотвращая вопросы и просьбы о толковании. Так что Герде не оставалось ничего другого, кроме как, довольствуясь этими туманными предсказаниями, продолжать свой путь.
Если бы девушка лучше разбиралась в драконах, она бы поняла, что этот жуткий оскал, застывший на его морде, когда она уходила, означает всего лишь улыбку. Ведь старому дракону так редко хотелось сделать что-то бескорыстно доброе для проходящих мимо, вместо того, чтобы просто их сожрать. И уж совсем никогда он не следовал этому желанию. И вот, когда он сделал это, какое-то новое удовлетворение стало наградой ему. Драконы живут очень-очень долго, и к старости любое новое ощущение становится дороже всяких сокровищ. Но чудовищу не пришлось долго упиваться своим благородством, так как едва Герда скрылась за поворотом, на дорогу, прямо перед носом Дракона, выскочил гномик, весь кипя от негодования. "Ах, значит, мне нельзя доверять!," - кричал он, потрясая маленькими кулачками. Он чинно выпятил живот и, передразнивая Дракона, заговорил, пытаясь придать своему голосу те же интонации: "Не верь маленькому человечку, что вечно крутится рядом". Тут голос его сорвался на визг: "Ах, ты, длинный червяк, ах, ты, жаба чешуйчатая, ах... " Дракон открыл один глаз и лениво полыхнул в сторону Гномика огнем, да так, что тот едва успел отскочить и, испуганно вереща, кинулся в кусты. Дракон же закрыл глаз и продолжил свои размышления. Но настроение было безвозвратно испорчено. И он стал с нетерпением ожидать появления нового путника.
КАЙ Кай стоял у подножия покрытой вечным льдом горы, а вокруг завывала метель. Он страшно мерз в своей сношенной на сотнях дорог, предназначенной для совсем другой погоды одежде, но единственной его заботой сейчас было сохранение самого дорогого - флейты. Она была спрятана под одеждой на его груди, и он грел ее теплом своего тела, боясь, что она растрескается на лютом морозе, стоявшем вокруг. Кай заботился об инструменте инстинктивно, как о верном товарище, с кем вместе так много было пройдено и пережито, все мысли же его были обращены к существу, сидящему на вершине горы. Существу, по воле которого он, в мгновение ока, был перенесен сюда.
ОНИ Далеко-далеко, в Пещере На Краю Мира, Тот, Что Насылает, недовольно хмыкнул: "Не кажется ли тебе, что эти смертные получают слишком много подсказок? Что это обесценивает наши дары?" Та, Что Дарует, отвечала спокойным равнодушно-холодным голосом, без тени эмоций: "Но ведь так было издавна. Мы посылали в мир свои дары, а потом лишь наблюдали за происходящим. И если судьба оказывалась на стороне смертных, что ж... " Неоконченная фраза так и осталась висеть в воздухе, но Тот, Что Насылает, уже признал ее правоту. "Да, ты права. Так было испокон веков. Но есть некоторые вещи, которые очень раздражают. Особенно этот неизвестно откуда взявшийся маленький суетливый гном." Та, Что Дарует, с улыбкой посмотрела на говорившего: "Не тебя одного. Но он служит тому, что не в нашей власти. К сожалению".
СНОВА КАЙ Еще за несколько мгновений перед тем, как оказаться у подножия горы, Кай шел по лесной тропинке, капризно петлявшей между деревьями. Все, что он знал об этой тропе, так это то, что она ведет приблизительно в нужном направлении. Этого ему было вполне достаточно. Ему казалось, что для его поисков это место подходило ничем не хуже любого другого. Последним всплеском буйства красок его окружало бабье лето. Но Кай не обращал внимания на красоту вокруг. Он был ранен. Ранен сомнениями. Уже много дней они мучили его. И уже много дней Кай не мог играть. Вместо музыки из флейты вылетали лишь разрозненные пустые звуки. Он шел на поиски своей мечты. Замок, Страна означали для него все: красоту, власть, величие. И вдруг оказалось, что все это недостижимо без Нее, без Единственной, без Желанной. И дело не в том, что недостижимо, просто без нее все это теряло смысл. Жизнь, полная силы, страсти, переживаний, нежности и любви была невозможна в одиночестве, а разделенная с кем-нибудь, вместо той, что была ему предназначена, превратилась бы в грубую подделку. Насмешку над тем, к чему он стремился. Кай замер, опершись рукой на ствол одного из деревьев. Он вдруг со всей отчетливостью понял, что идти дальше не имеет смысла. Что он может идти так всю жизнь и не встретить той, в существовании которой он уже не был так безоговорочно уверен. И поняв это, он повернул назад. Это был момент крушения всех его надежд. Он не понимал, для чего возвращается. Единственное, что знал Кай, так это то, что если он не будет идти куда - то, делать что-либо, то это будет означать для него полностью отдаться своим мыслям. Мыслям о безвозвратно утерянном. А так эти мысли, как и решение, что же делать дальше, можно отложить, отсрочить до возращения домой. Точнее, в то место, которое он когда-то называл домом. Но едва Кай сделал первый шаг в сторону, откуда он пришел, все вокруг закружилось перед его глазами, он почувствовал, что куда-то падает, проваливается, и тут какая-то волна захлестнула его. Какая-то сила, с которой невозможно было бороться, властно потянула к себе, и он полностью отдался ее власти. Все вокруг померкло для Кая. Очнулся же он у подножия ледяной горы.
Сфинкс возвышался на вершине горы, подавляя своей массивностью и величием, подобно божеству, которым он не являлся. Божественность подразумевала некое созидание либо разрушение; Сфинкс никогда не опускался ни до того, ни до другого. Он просто знал ответы на все существующие вопросы и иногда даже отвечал. Как, например, сейчас. Голос, лишенный каких-либо эмоций, столь свойственный всем бессмертным существам, звучал в голове Кая, отвечая на незаданные вопросы и порождая новые: "Лишь потеряв все, сможешь обрести. Но для этого, та, Одна, должна будет поверить в тебя дважды. Дважды и без всяких на то оснований." И едва эти слова, ради которых он был вызван сюда, прозвучали, суровый, холодный мир в диком нелепом хороводе закружился вокруг Кая. Но из последних сил цепляясь за этот кусочек реальности, он все же успел выкрикнуть единственный, совершенно глупый, но столь свойственный людям вопрос: "Почему это происходит именно со мной?" Образ непоколебимой громады Сфинкса еще на миг проступил перед мысленным взором Кая. И эта громада, досадливо пожав плечами, ответила: "Такова была чья-то прихоть. Да и собственно, почему бы не ты?" И это были последние слова, услышанные Каем от Сфинкса. Через мгновение человек вновь стоял под жаркими лучами солнца, где ничего не напоминало о лютом холоде, только что царившим вокруг.
Кай стоял под жаркими лучами солнца посередине моста, со всех сторон окруженный троллями. Большинство из них были напуганы неожиданным появлением человека из воздуха, прямо посреди них, и пронзительно вереща, и скуля, пытались скрыться за спинами друг друга. Большинство, но не старый тролль - предводитель. На своем долгом троллинном веку он встречался с чудесами куда поудивительнее, да и куда более опасными. Так что сейчас, бросив на перепуганную молодежь презрительный взгляд, без всяких колебаний шагнул вперед и, угрюмо меряя Кая взглядом единственного глаза, словно читая все переживания и сомнения, лежащие у того на душе, объявил: "Ты наш," - и, помедлив, видимо, чтобы придать своим словам большую весомость, добавил, - "Таков был уговор". И тут Кай, впервые за много дней улыбнулся. Но не ясно и радостно, как до сих пор он улыбался солнечному свету, и не задумчиво, чуть-чуть печально, как размышляя о далекой Единственной и Стране, а с облегчением. Ведь теперь не надо было принимать никаких решений, не надо было думать, как жить, а точнее, существовать без Нее, без Страны, без Мечты. И Кай ответил: "Да, я - ваш" - и задорно улыбнувшись своей прежней мальчишеской улыбкой, передразнивая одноглазого тролля, добавил, - "Таков был уговор".
Тролли несли зачарованного Кая по своим, только им известным подземным коридорам, победно хихикая и распевая хвалы самим себе. Все глубже и глубже спускались они, и все уже и темнее становились проходы. Но вдруг, неожиданно, впереди открылся естественный грот, освещенный множеством факелов. Стены, пол, своды грота были сплошь из хрусталя, и свет факелов, отражаясь от них сотнями бликов, переливался и искрился, сравнимый лишь с лучами восходящего солнца. Грот лежал глубоко в толще скал, на которых вознесся Замок. Тролли, эти грубые и дикие существа, были неуместны здесь. Они самим своим присутствием оскверняли это место, но до тех пор, пока в Замок не вошли Хозяева, никто не мог выгнать их отсюда. И тролли пользовались этим. Давным давно, роя свои бесчисленные коридоры и тоннели, наткнулись они случайно, а может быть, по чьему-либо высшему умыслу, на этот грот. Но любовь к красоте и изяществу не присуща этим существам, и они сделали из него склад для своей добычи. И теперь притащили сюда Кая. Посреди грота находилось хрустальное возвышение. Оно и стало ложем для странника. И тролли ушли. Они вообще не очень любили это место, слишком красивое и величественное для них. Ушли и оставили зачарованного юношу спать. Спать и видеть сны. Сны, где он счастлив. Сны, где рядом его Единственная.
ГЕРДА Шли дни. И однажды настал тот, когда Герда подошла к Старому Троллинному Мосту. Но теперь в ней трудно было узнать ту девушку, что вышла на поиски своей судьбы из замка Валентайн. Усталость и невзгоды преобразили ее. Она похудела, и на осунувшемся, бледном, несмотря на палящее солнце, лице еще сильнее стали выделяться огромные карие глаза. Но глаза эти теперь горели огнем, раньше лишь угадывавшемся. Затаенным в глубине. Она знала, что впереди ее ждут испытания, но теперь она не брела в потемках, как некогда, а была полна решимости достигнуть своей Мечты. Той Мечты, что пришла на смену Цели, к которой она стремилась в самом начале дороги. Но Герда устала. Так устала. Дни и месяцы в дороге. Дни и месяцы без дома. Без очага. Без тепла.
Маленький гномик выскочил из кустов так неожиданно, что едва не сбил Герду с ног. Тут же ловко ухватил ее за указательный палец руки, до которой он едва доставал, и решительно потащил в сторону от дороги, сердито пыхтя и бормоча себе под нос: "Такая здоровая, а ума - ни на грош. Пошли, пошли. Нечего здесь околачиваться, всяким злыдням глаза мозолить. А то они еще..." Вначале Герда была так ошарашена всем происходящим, что совершенно беспрекословно позволяла тащить себя, но позже, когда они уже стали продираться сквозь лес, она, опомнившись, резко остановилась и, в свою очередь, схватив существо за шкирку и слегка приподняв, спросила: "Ты кто?" Гномик, не сразу понявший, что происходит, откуда нападают, и почему он вдруг оказался в воздухе, начал так неистово вырываться, что девушке пришлось опустить его обратно на землю. Казалось, осознав, что произошло, он на какое-то время потерял дар речи, но когда способность говорить вернулась, с лихвой возместил эти мгновения. Говорил, захлебываясь, голосом, полным негодования и обиды: "Ах, ты... ты... Да как ты смеешь? Я тут гибну, разрываясь на части, чтобы все было, как надо, причем, несмотря на вашу непроходимую тупость, близорукость, а ты..." Герда сложила руки на груди и терпеливо ждала, пока маленький человечек выскажется, но, видя, что негодованию того не видно ни конца, ни края, прервала его: "Ну - ну. Ладно. Прости меня, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть. Я больше так никогда не буду". Гномик , проворчав: "А, ну тебя", - сердито отвернулся в сторону. Тут девушка легонько подтолкнула его и протянула мизинец в знак примирения. Гномик был злокозненным, мерзким, шкодливым шалуном, но злопамятностью он не отличался и, когда он протягивал свой мизинец в ответ, его маленькое личико осветила улыбка от уха до уха. Видя, что он больше не сердится, Герда вновь повторила свой вопрос: "Кто ты?" На этот раз гномик не стал упрямиться: "Ну, как бы тебе сказать. Что касается имени, то зовут меня Торопыга", - тут он, казалось, засмущался и даже покраснел, - "но тебя же интересует не это. Тебя же интересует, не кто я, а зачем я". Настроение у гномика опять испортилось, он загрустил и обиженно умолк. Герда, едва сдерживая улыбку, погладила его по поникшей голове. "Ну - ну. Меня интересовало именно, кто ты, как тебя зовут". Торопыга недоверчиво посмотрел на нее: "Правда?" Герда торжественно подняла два сложенных пальца: "Клянусь!" На лицо гномика вновь вернулась улыбка. Он так обрадовался, что по любимой привычке запрыгал на одной ножке, но вдруг, вспомнив о важности своей миссии, напустил на себя серьезный вид. "Хорошо. Тогда я, так и быть, скажу, зачем я, хотя это - ужасная тайна. Я затем", - тут он сделал многозначительную паузу, - "чтобы присматривать за вами". Здесь уж он так увлекся рассказом, что подбадривать его больше не приходилось. "Вы, большие - громадные, когда дело касается любви, становитесь ужасно бестолковыми. Можете годами бегать друг от друга, а когда - таки встречаетесь, начинаете выделывать такие глупости и гадости, что просто страх за вас берет. Вот и приходится присматривать, чтобы хотя бы рано или поздно все хорошо кончилось. Даже иногда подталкивать события, так как иногда вы проявляете просто чудеса тупости. Поняла?", - и, дождавшись кивка Герды, гномик опять схватил девушку за палец, - "ну, тогда пошли". Герда помнила предостережение Дракона по поводу этого маленького существа. Но Торопыга ей понравился. Кроме того, она так устала брести куда-то, все время одна. Так хотелось кому-то довериться, на кого-то положиться. Было так приятно, впервые за долгое - долгое время идти вслед за кем-то. И девушка последовала за Гномиком, отбросив сомнения и опасения.
Гоблинов можно было бы назвать младшими братьями троллей как внешне, так и по характеру, если бы не вредность, которой у них было куда больше, да полное отсутствие способности к колдовству. Еще тролли часто бывают свирепыми и агрессивными, особенно, когда их много. Гоблины же стараются сбежать, а потом уж напакостить из-за угла. Но при всем при этом, они не такие злые и коварные, как тролли, и вредность их, в основном, направлена на пакостничанье последним, все секреты и тайны которых они специально для этого вынюхивают. С одним из представителей этого народца, появившемся будто из-под земли, отведя его в сторону, и беседовал Торопыга. Гномик отчаянно жестикулировал, а гоблин мерзко кривлялся. По-видимому, придя в результате к определенному решению, они подошли к Герде. Гномик подчеркнуто молчал и всем своим видом показывал, что не собирается вмешиваться в разговор. Гоблин же, стоявший перед девушкой, поминутно испуганно оглядываясь и озираясь, торопливо бормотал: "Хорошая девочка, хорошая. Ты же пришла за ним?" Герда не очень понимала, о чем речь, но раз начав доверять маленькому Торопыге и поймав его взгляд, решила держаться так, будто ей все понятно. Она кивнула. "Умница, молодец", - подбодренный ее кивком, гоблин заговорил еще тише и еще быстрее. Его слова налезали друг на друга, временами терялись целые их части, так что, то о чем идет речь, Герда понимала с трудом. Тут гномик не выдержал: "Ты что, Землеполз, не видишь, что она ничего не понимает?" Голос гоблина сошел на шип, и он буквально выплюнул в сторону Торопыги: "Молчи, уговор, уговор" Гномик весь аж покраснел от возмущения. Но сдержался и только с негодованием фыркнул, отвернувшись в сторону. Землеполз же, обращаясь к Герде, заговорил медленнее: "Гоблины отведут тебя к нему. Отведут, чтобы показать проклятым троллям. Те думают, что никто не знает их пещеру. Но мы знаем. Знаем, знаем, знаем". Маленький гоблин в возбуждении запрыгал. "И ты отнимешь его у них. Отнимешь. Мы ничего для себя не хотим, лишь бы мерзким троллям было плохо. Плохо, плохо, плохо". Герда вновь кивнула. Здравый смысл кричал, чтобы она сейчас же без оглядки бежала прочь. То же советовал и Дракон, ибо понятие "маленькое существо" могло в равной степени относиться и к гоблину. Но уйти сейчас означало бы продолжение длинного, унылого, пыльного пути. И она согласилась следовать за вредным Землеползом. Согласилась, вопреки предсказанию - предостережению Дракона. Получив знак согласия, гоблин схватил ее за руку и потащил в глубину леса к тайному лазу, ведущему в троллинные пещеры. Рядом, ворча о наглости и хамстве гоблинов, при этом, не забывая, развлекаясь, пугать всяких мелких зверьков, вприпрыжку бежал гномик.
КАЙ И ГЕРДА Герда стояла посреди хрустального грота и смотрела на спящего юношу. Они были одни в этом величественном месте. Что-то тут отпугивало гоблинов. И не только близкое соседство троллей. Поэтому Землеполз довел Герду до поворота, за которым открывалась пещера и, ткнув лапой в нужном направлении, испуганно убежал, не проронив больше ни слова. А когда они вступили в пещеру, где-то в тенях и сумраке затерялся и гном. Впрочем, Герда этого даже не заметила. Она стояла и не знала, что ей делать дальше. Казалось бы, цель, к которой она так долго шла, достигнута. Она видела вокруг красоту, равной которой еще не видел глаз человеческий, и эта красота завораживала. Но девушка чувствовала себя чужой тут. И так же трудно было, среди всего этого найти место юноше с печатью вековой усталости на лице. Герде захотелось уйти. В этот миг ей не нужно было всего этого. Она не чувствовала себя частью окружающего величия. Ледяной осколок как никогда сильно холодил ее сердце. То, мечтая о чем, она вышла на дорогу, получено было еще в середине пути. Ее любили. Было все: власть, величие, общество и признание. Но она оставила все это, гонясь за призраком чего-то большего. Бесконечно большего. И вот сейчас, на пороге обретения того, за чем шла все это время, к чему стремилась, - что-то тянуло ее прочь. Тянуло бросить все, когда оставалось сделать единственный шаг. Зажечь свет и разогнать сказку и очарование ночи за мгновение до прихода того, кого она ждала. И тут взгляд ее упал на лицо Кая, и она поразилась тому ощущению усталости и одиночества, что исходило от него. Сейчас, когда юноша спал, Герда видела его беззащитность и ранимость. Он не был похож на блестящего Принца ее грез, но было в нем что-то неуловимо отличавшее от всех остальных. Доселе неведомая нежность нахлынула на Герду. Нежность к этому уставшему и заблудившемуся юноше. Она, нагнувшись, слегка коснулась губами его губ. И ледяной осколок исчез. Теперь она видела не просто спящего юношу, но человека, которого любила и искала всю жизнь. Но Кай продолжал спать. И вдруг он стал стареть на глазах. Быстро, словно за минуты проходила вся его жизнь. Жизнь, прожитая во сне. Ведь он находился под действием чар так долго. Герда заплакала. Отчаяние накатило на нее со страшной силой. Она теряла, едва обретя. Ей представилось, что придется жить как прежде, но всегда помня, как должно было быть. Соленые слезы капали на состарившееся морщинистое лицо Кая, и Герда, присев рядом, гладила его седые волосы. Гладила и шептала: "Нет, любимый, нет. Теперь я уже никуда не уйду. Я так долго шла к тебе. Слишком долго. И теперь, когда я нашла тебя, я останусь рядом". Она сжала его руку и , прошептав: "Кай", - вновь поцеловала его. Кай открыл глаза. Но их открыл юноша, тот, что давно, казалось, вечность назад стоял перед троллями. "Герда, - прошептал он и слабо улыбнулся. И тут в глазах у него появился страх. Страх, что все это - лишь продолжение сна.
ЗАМОК. СТРАНА Кай заиграл. И блестя и переливаясь, в воздухе появилась хрустальная лестница, ведущая наверх. В Замок. Кай и Герда, держась за руки и, не отрываясь, глядя друг на друга, вступили на нее. Но не успели они преодолеть ее и до половины, как прямо над ними, непонятно откуда, неожиданно появился маленький гномик: "Привет", - воскликнул он, весело смеясь, - "ну, что, все? Счастливы?" Но ему не ответили. Кай лишь осторожно прижал Герду к себе и нежно поцеловал. "Понятно", - гномик покраснел и опустил глаза. "Ну, я тогда исчезаю", - он на секунду задумался, а когда поднял глаза, в них заблестели озорные огоньки, а на лице вновь появилась улыбка от уха до уха. "А то тут один Принц мотается неприкаянный. Пора его куда-нибудь, а точнее, к кому-нибудь пристроить" С этими словами маленький гномик исчез, и вид у него при этом был хитрый-прехитрый.
Влюбленных окружала Страна. Страна, где можно было не бояться разлуки. Страна, где нет места скуке и повседневности. Она окружала их во всем своем величии и непередаваемой красоте. И вся принадлежала им, ее новым хозяевам. Но Кай и Герда не смотрели по сторонам. Это придет потом. А пока они лишь любовались друг другом, пытаясь привыкнуть к ощущению полного счастья, захлестнувшего их.
Есть Замок на высокой горе. Над ним никогда не кружит воронье. И на заре над тем Замком разносится нежная музыка. Послушаем же, о чем поет флейта.