Среди ночи страх разбудит,
да такой, что впору выть.
Что война мне мнится будет 
и ее не отвратить.
В телеса жену толкаю: 
"Не храпи, мне страшно, Мань.
Вон ты спишь, а я страдаю". 
А она сквозь сон: "Отстань".
Я вздыхаю, мне обидно,
- если только не обман, -
что совсем небезобидно
распадается уран.
Ведь недаром люди мелют, 
всего десять килотонн
без согласья переселят
на тот свет весь наш район.
Не спасешься за забором
и за стенами избы.
Окочурятся по норам даже крысы и клопы.
Эх, по-англицки б знать, Маня,
в Вашингтон письмо б послал,
в нем пять бранных заклинаний
президенту б просклонял.
По-людски едва зажили
с огорода, верно, Мань?
То да се себе купили,
возя овощи в Рязань.
Тихо капают деньжата,
резво липнет рубль к рублю,
и я, прям как губернатор,
только "Мальборо" курю.
На теплицу замахнулся,
телку в том году купил,
из тюрьмы племяш вернулся - 
на сметане откормил.
Помирать страсть неохота,
жаль себя, вдвойне добро.
"Машка, слышь?.." Молчит, мерзота,
ей не жалко ничего.
От покоя и разносит,
я ж в кручине стал как нить.
Слышал, если бомбу сбросят,
то с женой уже не жить.
Сведет все мои старанья
радиация на нет,
сохранит лишь три желанья -
пить, курить и в туалет.
Шум какой-то в огороде,
Наш кобель все гав да гав.
Мысль проклятая изводит: 
"Не летит ли "Товмагавк"?"
Президент в последней речи
нам по "ящику" сказал:
"Безопасность обеспечим,
зуб даю". И хоть не дал,
президенту доверяю,
но сомненье велико,
ведь страна наша такая -
все у нас через "очко".
Нет порядка, нет закона...
Может, Бога попросить?
"Ну-ка, Мань, неси икону" -
"Да спи, несчастье!" -  "Эх, так и быть"...