Полтора часа в спертом воздухе "пазика". Обшарпанное здание, торчащее посреди бараков. Грязно-белые стены и потертые кушетки. Очереди.
Невероятные, невообразимые очереди, начинающаяся у самой регистратуры; темная кишка коридора, забитая людьми.
Кашель, детские крики, болтовня, кряхтенье и постанывания. Детская больница, но с детьми приходит родня всех возрастов.
Детей еле-еле рассадили по кушеткам, взрослые стоят. На каждого человека приходится как раз квадратик паркета. Те, кому не посчастливилось занять место у стенки, причудливо выгибаются, пытаясь хотя бы ладонью опереться обо что-нибудь, пристроить свое ставшее невероятно тяжелым тело, получить возможность спасительной дремы.
Она - хотя бы у стенки.
- Ну пожалуйста! Я осторожно, честно! У меня получится!
Ей кажется, что она... сложно подобрать сравнение. Возможно, это похоже на сон, один из тех тоскливых и безысходных снов, которые никак не удается прекратить усилием воли, и приходится смотреть - до тех пор, пока не уходит понимание, что это сон.
Когда оно уходит, начинается совсем другая история.
Она пытается глубоко вдохнуть носом, но того затхлого воздуха, что проникает в ее легкие, недостаточно. Тогда она начинает судорожно хватать его ртом, закинув голову, встает на цыпочки, словно пытаясь дотянуться до тусклой лампочки, начинает смеяться от радости, что может дышать - но дыхание тут же перехватывает.
- Нет, нельзя. Это слишком опасно.
Она видит черные и малиновые круги, пляшущие и сливающиеся в разные фигуры, как в каком-то безумном калейдоскопе, и не может понять, открыты ее глаза или нет.
Она падает на корточки, зажимает рот рукой, изо всех сил стараясь подавить приступ тошноты. Круги исчезают, теперь она видит грязные квадратики паркета, которые плывут, превращаясь в кубы и прямоугольники, вертясь и складываясь в обманы зрения из книжки Перельмана - "сколько кубиков на этой картинке?"
Ей кажется, что сейчас она вывернется наизнанку.
- Уйди из меня...
- Ты и правда на это надеешься?..
Она чувствует, что шепчет ей это существо. Она знает.
Скучающие наверное глядят на нее и недоумевают - что это за странная девушка и что она забыла в детской больнице?
Ей семнадцать. Годом больше - и она не видела бы всех этих детских глаз. Которые смотрят на нее. Неотрывно смотрят.
Голубые глаза неотрывно смотрят на нее.
Она знает.
И боится.
Она вытирает рот рукой и поднимает глаза. Прямо перед ней на кушетке сидит девочка в зеленом шарфе. Ее голова низко опущена, а руки сложены на коленях.
Она понимает, чего боится. Эта девочка не должна поднять голову. Не должна.
- Ты не сможешь этого сделать.
- Вот увидишь! Мама купит мороженое, придет - а я буду уже махать ей рукой во-о-о-он оттуда!
Ей кажется, что... возможно, что она падает. Головокружительное падение... только вот некуда. Ни одного свободного миллиметра. Люди. Люди. Люди.
Она роняет голову на руки, надеясь просто заснуть. Просто подождать, пока пройдут эти пятнадцать человек. Среди них - парочка беспечных простудившихся школьниц.
Она тоже школьница. Ей семнадцать лет.
"Вы уверены, что... Слишком рано... может, всё-таки аборт?"
Сегодня надо уладить дела с карточкой.
- Уйди из меня, черт тебя подери! Ты не видишь, как мне хреново?!
Боль протыкает ее тупым ножом, в глазах вспыхивает красное марево.
Два месяца без сна. Два месяца без мыслей. Два месяца без.
- Мы же уезжаем завтра, я в последний ра-а-азик, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
- Мама сказала следить за тобой и не подпускать к морю.
-Пожалуйста, сестреночка, милая, я тебя люблю! Ну пожалуйста! Я только доплыву вон дотуда, видишь?..
- Эй, ты идешь?
- Мне нужно сидеть с сестрой.
- Ну и сиди.
Она вдруг с ужасом понимает, что повторяет позу существа, которое удобно расположилось внутри нее, и, будто ужаленная, дергается, пытается выпрямиться и - замирает.
Прямо перед ней синее лицо девочки в шарфе.
Да это и не шарф вовсе, это обмотавшаяся вокруг шеи водоросль - как это она раньше не заметила!
Она застывает, не в силах пошевельнуться, и в ту же секунду понимает, что в коридоре давно пусто - остались только они вдвоем.
Спокойные голубые глаза неотрывно смотрят на нее.
Кривая усмешка.
- Хреново, а, сестренка?
- Заткнись.
- А кто счастливый папаша? Тот, с кем ты, отделавшись тогда от меня, ушла миловаться под тент?
- Заткнись.
Она вдруг понимает, что ей казалось всё это время. Она не спит и не падает.
Она тонет.
Она слишком глубоко.
- Знаешь, а сквозь водную рябь я видела солнце. Я уходила вниз и видела его. Видела, как оно всё уменьшается и уменьшается. Мне казалось, что я шевелю руками, что я поднимаюсь вверх, но оно всё уменьшалось и уменьшалось. А потом стало темно.
- Хватит...
- Твоя дочь тоже скоро увидит солнце.
- Следующий!..
- Девушка, вы за кем?
Она пытается отвернуться, но не может. Голубые глаза всегда перед ней.
- Уйди... Зачем ты здесь?
- Поглядеть племяшку. А ты ее повезешь на море?
- Уйди!
- Ты и правда на это надеешься?
- Что?! Ч-что ты сказала?
Понимание приходит внезапно, как вспышка боли. Собрав последние силы, она, будто спружинив, подскакивает, и солнце, то самое солнце бьет ей в глаза беспощадным светом.
А может, не солнце, а сороковаттная лампочка больничного коридора.
- Уйди из меня!
- Эй!..
- Уйди из меня! Я знаю, ты там! Ты думаешь, это - способ всегда быть со мной? Не выйдет.
Да-да. Яснее ясного.
Через семь месяцев она, измученная, истерзанная последним усилием, безумно устав и больше всего на свете желая заснуть и не просыпаться, услышит детский плач.
А потом на нее взглянут голубые глаза. Взглянут и будут смотреть всегда.
- Уйди из меня! Я не виновата, слышишь?
- А кто виноват, родная?
- Ты сама просилась, черт тебя побери!
- А ты позволила, милая.
Да.
- Ладно, черт с тобой. Плыви, зануда.
- Ты разрешаешь?
Боль уже не пронзает всё тело, она вращается где-то там, внизу живота.
- Я разрешаю.
- Девушка, девушка! Вы...
- Врача, врача сюда!
- Смотрите...
- Уйди из меня! Уйди!
По кубикам Перельмана растекается красное пятно. Пол почему-то мягкий, он тает, как масло, и затягивает ее.
Прямо над ней - лампочка. Всё уменьшается и уменьшается.
Она пытается шевелить руками и ей кажется, что она поднимается вверх.
Но лампочка всё уменьшается.
Уменьшается и уменьшается.
- Неплохо, сестренка. Посмотрим, сможешь ли ты доплыть до меня.